Бархатный ангел

Глава 9

Элизабет находилась в замке Мак-Грегора, одна в большой комнате за дубовой дверью, запертой на засов. Комната была почти пуста, если не считать огромной кровати, комода и трех стульев. Вдоль одной из стен располагался камин, заполненный поленьями, но огонь почти не согревал холодные камни.

Съежившись, Элизабет устроилась на одном из стульев, закутавшись в плед Бронуин и подтянув свои ободранные коленки к груди. Прошло несколько часов с тех пор, как Мак-Грегор втолкнул ее в комнату, даже не удостоив взглядом на прощание. Ей не предложили ни пищи, ни воды, чтобы умыться… Даже Рэб, едва завидев крепость Мак-Грегора, исчез в одно мгновение. Элизабет слишком устала, чтобы заснуть, а душевное смятение не позволяло ей как следует расслабиться и отдохнуть.

Впервые за долгое время услышав знакомый голос, доносящийся из-за закрытой двери, она сначала почувствовала облегчение, но, опомнившись, взяла себя в руки. Майлс Монтгомери являлся для нее таким же врагом, как и все остальные.

Когда Майлс открыл дверь и бесцеремонно вошел в комнату, Элизабет была готова к его появлению. Она запустила ему в голову серебряный кубок, стоявший на камине. Поймав кубок левой рукой, Майлс медленно приближался к девушке. Она метнула в него небольшой щит, висевший на стене, но и его он поймал — другой рукой. Победно улыбаясь, Элизабет схватила с камина старый шлем и занесла руку, чтобы швырнуть очередной предмет. Руки Майлса уже были заняты, и он был не в состоянии отразить очередную атаку. Но прежде чем она успела бросить шлем, Майлс оказался прямо перед пленницей, притягивая ее к себе.

— Я очень беспокоился о тебе, — прошептал он, касаясь лицом ее щеки. Почему ты сбежала? Шотландия — далеко не Англия. Это коварная страна.

Он обнимал девушку, но не так крепко, чтобы ей нужно было сопротивляться. Наоборот, ей хотелось, чтобы он прижал ее сильнее. Элизабет пришлось стоять очень тихо, не шевелясь, иначе его руки просто соскользнули бы с ее талии. Услышав его идиотские слова, она все же отодвинулась от него.

— Сперва на меня нападают волки, я чуть не сваливаюсь в море, затем какой-то мужчина швыряет меня, как мешок с зерном, а вы только теперь говорите мне о коварстве этой страны!

Майлс коснулся ее виска, но и на этот раз она не отпрянула. Его глаза светились необычным светом.

— Элизабет, ты же сама создаешь себе проблемы.

— Я никого не просила отдавать меня в руки моего врага, как и не просила привозить меня как пленницу в эту враждебную страну, а что касается того мужчины…

Майлс прервал ее:

— Мак-Грегор очень разозлился за то, что ты набросилась на него с кинжалом. Несколько месяцев тому назад он чуть не погиб от ножа Бронуин.

— Но мне показалось, что они друзья. Не успела она вымолвить эти слова, как открылась дверь и в комнату вошли два загорелых шотландца, внося дубовую ванну. За ними следовала дюжина женщин с ведрами горячей воды. Последняя из них держала поднос с тремя графинами и двумя бокалами.

— Зная твою привычку избегать купания, я, тем не менее, взял на себя смелость и приказал приготовить ванну. — Майлс улыбнулся Элизабет.

'Она ничего не ответила, а только вздернула носик и отвернулась к холодному камину.

Когда комната опустела, и они остались наедине, Майлс положил ей руку на плечо:

— Прими ванну, пока вода еще не остыла, Элизабет.

Она резко повернулась к нему:

— Почему вы вообразили себе, что я сделаю для вас то, что никогда не делала для других мужчин? Я убежала от вас из Лэренстона, а теперь вы, кажется, думаете, что я брошусь в объятия к вам только потому, что вы появились здесь. Какая разница, кто держит меня в плену: Мак-Грегор или Монтгомери? Если уж на то пошло, я предпочитаю Мак-Грегора.

Майлс напрягся, глаза его потемнели.

— Думаю, нам пора уже кое-что прояснить. Я был более чем терпелив с вами. Я молча стоял рядом, когда вы ранили сэра Гая. Я разделил с вами радость общения с сыном. Я спокойно наблюдал, какой бедлам вы устроили у Мак-Арранов, а теперь вы едва не ранили Мак-Грегора. Между Мак-Грегорами и Мак-Арранами совсем недавно воцарился мир, но он еще слишком хрупкий. Вы могли разрушить то, на что Стивен потратил целый год. Вы только посмотрите на себя, Элизабет! Видели ли вы себя? Ваше тело покрыто сплошными струпьями, вы, совершенно очевидно, устали до предела и к тому же страшно осунулись и похудели. Думаю, мне пора уже запретить вам вести себя как заблагорассудится.

— Запретить мне!.. — гневно выкрикнула она. — Я не хочу больше находиться в плену! Вам понятно? Могу ли я донести хоть какую-нибудь мысль до ваших глупых мозгов? Мне хочется домой, к братьям, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуться туда.

— Домой! — процедил Майлс сквозь зубы. — Разве вы имеете хоть малейшее представление о том, что означает это слово? Где вы научились так умело ломать мужчинам пальцы ног? Так мастерски владеть ножом? Что заставило вас считать, что все мужчины — злобные твари? Почему вы боитесь прикосновения мужских рук?

Элизабет лишь молча и угрюмо смотрела на него. — Эдмунд мертв, — проронила она через некоторое время.

— Ты что, всегда будешь жить в шорах, Элизабет? — прошептал он, нежно глядя на нее. — Неужели ты всегда будешь видеть только то, что тебе хочется видеть? — Глубоко вздохнув, он протянул ей руку. — Иди искупайся, пока вода еще горячая.

— Нет, — медленно ответила она. — Я не хочу купаться.

Элизабет пора было уже привыкнуть к необычайно быстрой реакции Майлса, но, как всегда, она оказалась не готова к этому.

— Довольно, Элизабет, — сказал он, прежде чем сорвать с нее влажный плед. — Я был достаточно терпелив и добр, но с этого момента тебе придется хоть чуточку научиться послушанию и… доверию. Я не собираюсь причинять тебе зла; я никогда еще не причинил зла ни одной женщине, но я не могу находиться рядом с тобой и наблюдать, как ты сама делаешь себе больно.

С этими словами он разорвал лиф ее платья, обнажив грудь. Элизабет ойкнула, скрестила руки на груди и отскочила в сторону. Без усилий поймав ее, двумя легкими движениями Майлс сорвал остатки платья, обнажив тело девушки. Не обращая внимания на ее наготу, он подхватил девушку на руки, понес к ванне и осторожно опустил в воду. Не говоря ни слова, взял кусочек ткани, намылил его и начал нежно обмывать ее лицо.

— Только попробуй вырваться, мыло тут же попадет в глаза, — сказал он, принуждая девушку оставаться недвижимой.

Элизабет отказывалась говорить с Майлсом, пока тот намыливал верхнюю часть ее тела, довольная тем, что мыло скрывало покрасневшее от стыда лицо, когда его руке медленно скользило по высокой упругой груди.

— Как ты умудрилась так разбиться? — пытаясь завязать разговор, спросил Майлс, осторожно обмывая ее левую ногу и стараясь не касаться рваных ран и царапин на колене.

Горячая вода так расслабляюще подействовала на Элизабет, что она больше не видела причин скрывать происшедшее с ней. Откинувшись в ванне, она закрыла глаза и поведала ему о ночи, проведенной на горной дороге. Когда она дошла до середины своего рассказа, ее рука наткнулась на бокал с вином, и Элизабет жадно осушила его. Хмель туг же ударил в голову, но она продолжила свое повествование, несмотря на охватившее ее желание погрузиться в сон.

— Со мной остался Рэб, — закончила Элизабет свою историю, выпив еще вина. — Собака поняла, что я не хотела возвращаться к Бронуин, и привела меня к ее другу.

Вино успокоило ее до такой степени, что она уже больше не сердилась ни на собаку, ни на Мак-Грегора, ни на кого бы то ни было вообще.

— Майлс, — перевела она разговор на другую тему, не догадываясь об удовольствии, которое доставила ему, назвав по имени. — Почему ты не поднимаешь руку на женщин? Мне трудно поверить, что я повстречала мужчину, который не пользуется силой для достижения своих желаний.

Он намыливал ступни девушки, нежно прикасаясь к пальцам ног.

— Наверное, я использую для этого совсем иную силу.

Это было все, что он смог сказать. На некоторое время оба замолчали. Элизабет не обращала внимания на то, что он постоянно подливал ей вина в бокал, и практически одна выпила почти целый графин.

— Почему ты не захотел поговорить со своим братом сегодня утром? Или это было вчера утром?

На мгновение Майлс замер. Мимолетное замешательство свидетельствовало, что он понял ее вопрос. Никогда прежде Элизабет не задавала сугубо личных вопросов, и ему показалось, что теперь это ей действительно интересно.

— Мои старшие братья упрямы как ослы. Гевин никогда не прислушивается к чужому мнению, только к собственному, а Рейн любит воображать себя мучеником.

— А Стивен? — осведомилась она, делая еще один глоток вина и наблюдая за Майлсом из-под опущенных ресниц. Она чувствовала его руки у себя на теле, и это ощущение было более чем приятным.

— Стивен обманывает людей, заставляя их поверить, что готов пойти на компромисс, но, когда доходит до дела, всегда настаивает на своем. Только для Бронуин он был готов сделать исключение и посмотреть на вещи чужими глазами. Правда, ей пришлось сражаться с ним из-за каждой мелочи. Она до сих пор участвует в этой битве. Он старается показать ей разницу между жизнью и смертью.

Некоторое время Элизабет раздумывала над его словами.

— Ты их младший брат, и не удивительно, что они считают своим долгом постоянно наставлять тебя и заботиться о тебе.

— А к тебе такое же отношение? — почти шепотом спросил Майлс.

Вино и горячая вода развязали ей язык.

— Роджер считает, что у меня ума лишь на четверть. Половина отсутствует, так как я женщина, а еще одну четверть я растеряла, качаясь в люльке. Когда я рассказала ему о том, что Эдмунд делал со мной, он не знал, верить мне или нет. А может, он просто не хотел думать о том, что вытворял его родной брат. Проклятье! — воскликнула она, приподнявшись наполовину в ванне, и с неимоверной злостью швырнула бокал через всю комнату, угодив им в каменную стену. — Я на самом деле только наполовину женщина. Знаешь ли ты, что я чувствую, глядя на Бронуин и твоего брата, которые, хотя и подшучивают один над другим, но любят друг друга? Когда они думают, что никто не смотрит на них, они украдкой прикасаются друг к другу. Когда же мужчина дотрагивается до меня, я…

Она замолчала на полуслове, глаза ее расширились, голова кружилась от выпитого…

— Займись со мной любовью, Майлс Монтгомери, — шепотом произнесла она. — Сделай так, чтобы я больше не боялась.

— Именно это я и собирался предложить тебе, — вымолвил Майлс охрипшим голосом и обнял ее.

Когда Майлс коснулся губ Элизабет, она ответила ему со всей страстью и одновременно злостью оттого, что была обманута и лишена нормального отношения к любви. Пока другие женщины учились флиртовать, ее брат заключал пари, обещая в награду победителю девственность младшей сестры. По этой причине она вынуждена была познавать не искусство любви, а мастерство владения ножом. Она сохранила свою девственность, но ради чего? Уйти в монастырь? Влачить жалкое существование, становясь с каждым годом суровее и злее, пока совсем не окаменеешь и не превратишься в никому не нужную, ни на что не годную старуху?

Слегка отстранившись от Элизабет, но продолжая целовать ее, Майлс старался уберечь ее губы, чтобы она не поранила их в порыве страсти о его зубы. Его руки скользили по ее мокрой спине, нежно лаская кончиками пальцев каждую ложбинку. Майлс коснулся языком уголков ее рта, провел им по щеке, и, продолжая целовать, нежно ласкал руками ее тело. Элизабет запрокинула голову, а Майлс, нежно покусывая, прошелся поцелуями вдоль шеи к плечу.

Наверное, именно по этой причине она не позволяла мужчинам прикасаться к ней. Скорее всего, она всегда знала, что если не будет сражаться как дьявол, то не устоит и поддастся искушению — бесстыдному и безудержному.

— Майлс, — прошептала она. — О Майлс!

— Всегда буду с тобой, дорогая, — промурлыкал он, покусывая ее за ушко.

Легким движением Майлс поднял девушку из ванны и понес на кровать. Ее тело было мокрым, холодные волосы облепили ее со всех сторон, и Майлс, завернув Элизабет в полотенце, начал ее растирать. Его энергичные движения согрели ее, и по всему телу вновь разлилось тепло. С каждым прикосновением его рук желание в ней нарастало. Она обязана восполнить пробел, который образовался в ее жизни: никому и никогда не позволяла она ласкать себя.

Неожиданно Майлс оказался рядом с ней. Его обнаженное тело с восхитительной смуглой кожей манило и притягивало к себе.

— Я — твой, Элизабет, а ты — моя, — прошептал он, кладя ее руку себе на грудь.

— Какая волосатая, — прыснула она от смеха. — Ужасно волосатая.

Запустив пальцы в короткие черные вьющиеся волосы, она потянула за них. Майлс послушно придвинулся ближе и прижался всем телом к ее золотистой коже.

— Какое оно, это чувство? — спросила она с интересом.

— Немного терпения, и ты узнаешь. — Он улыбнулся. — Как только мы сольемся в одно целое, страх покинет твои глаза.

— Сольемся в одно целое, — повторила Элизабет шепотом, и Майлс снова стал целовать ее.

Он целовал и целовал ее шею, руки, затем кончиком языка принялся ласкать изгиб локтя. Казалось странным, почему ее тело содрогается от легкой дрожи: от кончиков пальцев до сосков. Она лежала совершенно неподвижно, закрыв глаза, раскинув руки и широко раздвинув ноги, наслаждаясь ласками Майлса. Его сильные руки, умеющие владеть мечом, способные защитить ребенка и усмирить разгоряченную лошадь, медленно и нежно воспламеняли ее тело.

Майлс коснулся рукой щеки девушки. Элизабет повернула голову и, поцеловав его ладонь, начала осторожно покусывать ее зубами, одновременно лаская кончиком языка. Майлс застонал от удовольствия, что наполнило ее чувством радости в заставило еще сильнее биться сердце.

— Элизабет, — простонал он. — Элизабет, как долго я ждал этой минуты.

Элизабет поняла, что больше не в силах сдерживаться. Поддавшись порыву, она попыталась оказаться под Майлсом, но он не позволил. Поцелуями он ласкал ее груди, и Элизабет, извиваясь от возбуждения, едва не упала с постели. Заметив это, Майлс тихо засмеялся, и она ощутила его смех всей своей плотью. «Любовь и смех», — подумала она. Вот то новое, что Майлс привнес в ее жизнь.

Губы Майлса, скользившие по груди, отвлекали от рассуждений. Широко раздвинув ей ноги, он опустился на колени и, нежно сжимая за талию, принялся осторожно помогать ей уловить бедрами медленный волнообразный ритм. Она легко вошла в этот ритм, дыхание стало глубже. Элизабет изо всей силы сжимала руки Майлса, впиваясь пальцами в его мускулы. Начав двигаться с еще большей страстью, она видела перед собой лишь его упругое, мускулистое тело.

— Майлс, — прошептала она, запустив пальцы в его волосы… Довольно резко и грубовато она притянула к себе его лицо, отыскала губы и поцеловала с такой страстью, о какой никогда прежде не могла и подумать.

Капельки пота, соленого, горячего пота, блестели на их телах. Подтянув колени, Элизабет крепко сжала бедра Майлса, давая ему возможность войти в нее. Боли она не почувствовала, будучи более чем готова к слиянию с ним, хотя на какое-то мгновение, под влиянием неизведанных чувств, ее охватила дрожь. Майлс замер, слетка вздрагивая, как и Элизабет, ожидая, когда она возобновит ритмичные движения, которым он обучил ее.

Не торопясь, наслаждаясь, друг другом, они занимались любовью. А спустя мгновение Элизабет потерялась в океане страсти, о существовании которой даже не подозревала. Когда Майлс начал ускорять темп, она скрестила ноги у него на спине и полностью отдалась своим ощущениям. Словно ослепительный разряд молнии вдруг поразил ее тело, и она содрогнулась в экстазе наслаждения.

— Ничего не говори, — попросил Майлс, приподнявшись на локте и погладив ее по виску. — Тихо, мой ангел. Все хорошо. Тебе ничто не угрожает.

Он слегка откинулся назад, затем снова заключил ее в объятия. — Мой долгожданный ангел, — прошептал он. — Мой ангел дождя и молнии.

Совершенно не уловив смысла его слов, Элизабет, пожалуй, впервые почувствовала себя в безопасности. Она тут же заснула, тесно прижавшись к Майлсу.

Проснувшись, Элизабет с наслаждением потянулась, ощущая каждую частичку своего тела. Первое, что она увидела, открыв глаза, был длинный стол, уставленный дымящимися яствами. Она была уверена, что еще ни разу в жизни не испытывала такого сильного голода. Схватив с пола плед Бронуин и быстро накинув его на себя, Элизабет приблизилась к столу.

Когда открылась дверь и Майлс вошел в комнату, девушка уплетала отварную рыбу. Рука ее застыла на полпути ко рту. Элизабет замерла, вспомнив прошедшую ночь. Темные глаза Майлса выражали такую самоуверенность, что Элизабет начала сердиться. Прежде чем она успела разобраться в своих чувствах, привычным жестом Майлс начал скидывать с себя шотландскую одежду.

«Какое он имеет право!..» — подумала Элизабет, чуть не подавившись куском рыбы. А почему бы и нет? После ее поведения прошлой ночью, он, естественно, имел право думать о ней самое дурное. И все же ей захотелось убрать выражение самодовольства с его лица. Элизабет особо не раздумывала, что делать: перед ней на двух подносах возвышались свежие, еще теплые тарталетки, поджаренные до золотистой корочки и наполненные летними фруктами. Мило улыбаясь, глядя в глаза Майлсу, она схватила пирожное и, не переставая улыбаться, швырнула в него.

Он был готов ко многому, но только не к подобной выходке и уж тем более не ожидал такого точного попадания. Пирожное, ударившись о его жесткий воротник, заляпало ему щеку и потекло по груди теплым месивом из вишен и сока.

Элизабет знала, что теперь можно ожидать любой ответной реакции Майлса, но он был совершенно ошеломлен. Прикрыв рукой вырвавшийся смешок, Элизабет метнула в него еще два пирожных, попав одним в его голую ногу, а другим — в кресло за его спиной. Странно взглянув на Элизабет, Майлс снял с себя остатки одежды и направился к ней.

Плед, в который завернулась Элизабет, соскользнул на пол, и, широко раскрыв глаза, девушка начала швырять в Майлса пироги уже всерьез и обеими руками. Она не была уверена, но ей показалось, что в его серых глазах промелькнуло что-то кровожадное.

Майлс, не останавливаясь, приближался, когда сладкое фруктовое пирожное угодило ему в лицо. С головы до пят он был облеплен смесью из персиков, вишен, яблок, фиников, слив, и все это стекало по его мускулистому телу, переливаясь великолепием красок и запахов.

Добравшись наконец до стола, он пристально посмотрел на девушку, и Элизабет не осмелилась даже шелохнуться. Быстро обогнув стол, он встал рядом, и она, затаив дыхание, подняла на него глаза. Взглянув на Майлса, она уже не могла сдержаться и тихо засмеялась, наблюдая, как вишнево-сливовая сочная масса сползала со лба на нос, чтобы через секунду шлепнуться на пол.

Медленно, нежно Майлс притянул ее к себе.

— Ах, Элизабет! — воскликнул он. — Какая же ты прелесть!

Как только он прикоснулся к ней губами, она закрыла глаза, отчетливо вспоминая наслаждение прошлой ночи. Поддерживая девушку, он слегка наклонил ее назад, и Элизабет полностью подчинилась его воле. Он явно обладал какой-то властью над ней. Стоило ему лишь дотронуться, как ее сразу охватывал трепет.

Но его губы так и не коснулись ее кожи. Вместо поцелуя он залепил ей в лицо сладким сочным пирожным из персиков. Потрясенная, Элизабет моментально открыла глаза. Задыхаясь от испуга, она взглянула в лицо Майлса, принявшее дьявольское выражение. Не успела. Элизабет подумать об ответной мести, как он подхватил ее и, плутовски улыбаясь, посадил на стол… прямо в середину второго подноса с пирожными. Фруктовый сок потек по ее ногам, руки были перепачканы, с подбородка свисали остатки персиков, а волосы прилипли к телу.

С невыразимым отвращением вытянув перед собой руки, она попыталась вытереть их, но увидев, что из этого ничего не выходит, чуть подумав, слизнула с запястья ломтики яблока.

— Слишком приторно, — сказала она серьезно, глядя на Майлса. — Может, стоит пожаловаться на повара?

Стоя перед ней обнаженным, Майлс намекнул, что его мысли заняты отнюдь не поваром. В притворном смятении Элизабет широко раскрыла глаза. Было очень трудно, почти невозможно сохранять серьезность, сидя среди кучи фруктовых пирожных. Приглашая в объятия своего липкого любовника, девушка широко раскинула руки, и Майлс подошел к ней.

Поцеловав его в шею, она чуть не поперхнулась, проглотив косточку от вишни, и они оба расхохотались. Майлс начал шумно поглощать персики с лица Элизабет, а она слизывала с его плеча сливы.

Притянув к себе Элизабет, Майлс опрокинулся на спину среди звонко звякнувших тарелок и подносов и прижал ее к своему воспламененному неистовым желанием телу. Перестав смеяться, они со всей серьезностью необычайной страсти с наслаждением предались утехам любви, дважды меняясь местами, и закончили, когда Майлс вновь оказался под Элизабет.

Не выпуская девушку из объятий и бормоча что-то, Майлс приподнялся с их импровизированного ложа, вытащил из-под спины небольшую глиняную чашу какого-то соуса и швырнул ее на пол.

Привстав, Элизабет рассеянно почесала бедро.

— Ну и видок у тебя, Майлс Монтгомери, — улыбаясь, произнесла она, смахивая с его головы остатки сваренного всмятку яйца.

— Да и тебя, пожалуй, вряд ли можно представить ко двору. — И, в очередной раз застонав от боли, он вытащил из-под зада вилку.

— Как ты думаешь, что подумает твой Мак-Грегор, увидев все это? — спросила Элизабет, сползая с Майлса. Сев по-турецки рядом с ним, она осмотрела комнату. Стены, пол, мебель — все было заляпано остатками пирожных. Стол представлял собой ужасную картину: тарелки перевернуты, кушанья перемешаны, и все это текло и капало на пол. Исключение составляли, пожалуй, лишь два подноса на дальнем конце стола. На четвереньках Элизабет поползла к сохранившейся еде, взвизгнув попутно от удовольствия, когда Майлс нежно ущипнул ее за ягодицы. Затем она вернулась, прихватив блюдо с цыпленком в миндальных орехах и булку пшеничного хлеба.

Лежа на столе, Майлс приподнялся, опершись на руку.

— Неужели не наелась? — поддел он.

— Просто умираю от голода.

Вытащив из-под ноги Майлса вилку, она воткнула ее в жаркое и, когда он обратил к ней полные печали и отчаяния глаза, принялась его кормить.

— Только, смотри, не привыкни, — предупредила она, засовывая ему в рот очередную порцию.

Молча улыбаясь, Майлс изредка целовал кончики ее пальцев.

В итоге они обнаружили на столе достаточное количество нетронутой пищи. Свесившись со стола, благо Майлс поддерживал ее, — Элизабет извлекла уцелевшую жареную куропатку, свалившуюся на подставку для ног. Так как Майлс упорно отказывался есть сам, Элизабет «пришлось» покормить его, разорвав куропатку на части.

— Какой же ты неумеха, — заметила она, почесываясь: остатки еды на теле начинали подсыхать, вызывая зуд.

— Что тебе нужно, — пробормотал Майлс, лаская ее руку поцелуями, — так это…

— Ничего не хочу слышать ни о каких твоих предложениях, Монтгомери! — предупредила она. — Подпоив меня вчера ночью, ты набросился на меня прямо в ванне, а сегодня… это! — Девушка была не в силах описать словами царивший вокруг кошмарный беспорядок. — Проклятье! — вырвалось у Элизабет, когда она попыталась обеими руками почесать бедра. — Неужели ты всегда такой ненормальный?

— Всегда, — заверил он, лениво слезая со стола и начиная одеваться. — Здесь недалеко есть озеро. Как насчет того, чтобы искупаться?

— Я не умею плавать.

Поймав девушку за талию, Майлс снял ее со стола.

— Я тебя научу, — произнес он таким похотливым голосом, что Элизабет расхохоталась и оттолкнула его.

— Под водой? — переспросила она и, пока Майлс вполне серьезно обдумывал ее слова, хотела было убежать от него, но поскользнулась на печени трески и чудом устояла на ногах, уцепившись за край стола.

В считанные минуты Элизабет облачилась в клетчатую юбку, шафранового цвета блузку, набросила на плечи плед. Юбка была сильно испачкана пирожными из творога.

— Неужели я выгляжу так же ужасно, как и ты? — поинтересовалась она, вытряхивая из головы остатки еды.

— Еще хуже. Впрочем, нас никто не увидит. Произнеся эти слова загадочным тоном, Майлс подошел к висевшему на дальней стене гобелену, откинул его, и Элизабет увидела лестницу, скрытую в толще каменной стены. Взяв девушку за руку, он повел ее вниз по темным холодным ступеням.