Барин-Шабарин 3

Глава 16

Федор Иванович Фелькнер взял в руки револьвер Кольта, покрутил его…

— Кольт. Я знаю этот револьвер. Мы хотели создать нечто похожее, но в Департаменте не одобрили, нам указали на то, что Россия не будет нарушать английские патенты, — Фёдор Иванович всплеснул руками. — Вы представляете, господин Шабарин, мы не должны нарушать патенты, которые выданы в Англии! У нас вовсе все оружие не защищено никаким правом! И я определённо не понимаю, почему мы должны подчиняться английскому законодательству.

Фелькнер посмотрел на меня с некоторым испугом, видимо, понял, что сболтнул лишнее. Всё же критиковать своё руководство — это не самое то, что принято в обществе.

— Вы можете не беспокоиться. За пределы этого кабинета не выйдет ни единого слова, что будут здесь произнесены. Что же скажете, о двух других револьверах? — спросил я, стремясь переменить тему.

Со слов своего мастера-оружейника я знал, что идея начать производство револьверов, а также новых образцов ружей, по крайней мере, охотничьих, принадлежит именно управляющему Луганского завода Фёдору Ивановичу Фолькнеру. Ещё когда этот известнейший инженер переехал в Луганск, он хотел, насколько я могу судить, исходя из тех данных, что я имел, создать в Луганске небольшие производства, которые могли бы не только повышать квалификацию рабочих, но и, так сказать, диверсифицировать производства завода.

Если Черноморский Флот не собирается становится главным заказчиком продукции завода, то, на мой взгляд, это очень здравая идея, когда все яйца не складываются в одну корзину. Если раньше, в начале века Луганский литейный завод работал только на русский флот, то теперь русскому флоту такое большое количество пушек и снарядов просто не нужно. Попытки же переключиться на производство сельскохозяйственного инвентаря частично помогли заводу не упасть в пропасть.

Однако, Российская империя нынешняя — это не про товарное производство. Кроме того, здесь процветает кумовство, статусность, чуть ли не местничество, ну или отголосок этого явления позапрошлого века. Нынче тот же самый товар, пусть даже и худшего качества, скорее купят у человека знатного, чем на заводе. Так что Луганский завод просто не выдерживает конкуренции с тем же самым графом Бобринским. Любой помещик будет покупать именно у графа плуги, косы, всё, что необходимо для сельского хозяйства, чтобы, так сказать, засвидетельствовать ему свое почтение. А кому свидетельствовать это самое почтение на заводе? Правильно, особо некому. Так что и покупать заводское не нужно.

— Простите, но вот это не жизнеспособно. Не хотелось бы обидеть создателя подобного револьвера, но такие большие барабаны ни к чему, — сказал Фолькнер, указывая на двенадцатиразрядный револьвер.

Я не знал, кто создал подобное оружие, просто получилось по случаю найти двенадцатиразрядный револьвер в Екатеринославе, естественно, купил. Нужно же знать, куда оружейная мысль может занести, в какую яму. Я знал, что в истории были вполне себе компактные револьверы с двенадцатью зарядами. Если правильно помню, то подобный револьвер был или будет придуман изобретателем Джоном Вальхом. Там была сложная система подачи патронов, которую нам осмысливать даже нет резона. Зачем максимально усложнять конструкцию, если нужно производить много, качественно и понятно? Тем более, что стоить такое оружие будет очень дорого и оттого сложнее продаваться. Да и пружины… Опять они, эти чертовы пружины!

— А что скажете насчёт этого револьвера? — спросил я, указывая на оружие, которое, конечно же, украл у Смит и Вессон, но они об этом даже не догадываются, потому как, насколько я помню, до их изобретения ещё относительно далеко.

— Он представляет интерес. Знаете, я совершал попытки наладить производство револьверов на Луганском заводе, но мне ударили по рукам, а также это оказывалось слишком дорого и сложно. Нам нужно было некоторые детали осваивать заново, с пружинами так и вовсе не мог придумать, что делать. Да и патенты… Я говорил об этом, — сказал Фёдор Иванович, взял в руки револьвер, начал его крутить, разбирать.

— Вы любите оружие? — с нотками удивления спросил я.

Всё же управляющий Луганским заводом никогда не служил в армии, да, и насколько я знаю, не отличался буйным нравом, чтобы готовить постоянно себя к дуэлям.

— Нет, я не люблю оружие, в том привычном, вероятно, для вас понимании. Я лишь нахожу в оружии некое совершенство, грацию, ведь именно в него люди вкладывают большую часть своей фантазии, энергии. Так что, я люблю оружие, как творение искусства, — сказал Федор Иванович, пристально рассматривая мой револьвер.

А он ещё и философ!

— Так что, сие творение достойное? — спросил я по прошествии уже минут десяти, как управляющая изучал именно мой револьвер.

— Безусловно. Вот смотрю, и поражаюсь, ведь мы в России тоже можем и должны выпускать подобное оружие. А всё производится в Англии или во Франции, в Бельгии ещё могут хорошие пистолеты делать. Вот, кто изобрёл подобный револьвер? Вы знаете? — с неким раздражением говорил Фёдор Иванович. — Уверен, что европеец. Потому как у нас просто не дают их производить.

— Я, — нарочито спокойно, тихо, произнёс я. — Это конструкция моя.

— Вы? — не веря спросил Фёдор Иванович.

— Не нужно пробовать оскорблять меня неверием. Да, это мой револьвер. Я его начертил. Мастер, который ушел некогда с вашего завода, большую часть выточил детали револьвера. Пружины заказывали на Тульском заводе. Конструкция не защищена никаким патентом. Но это не Кольт, это оружие новое, — сказал я, наконец, рассмотрев стабильный огонь в глазах управляющего Луганским заводом.

— А ну-ка, сударь, давайте нынче поподробнее, с чем вы ко мне прибыли. Я слушаю вас предельно внимательно! — сказал Фёдор Иванович Фолькнер, подобрался, даже положил лист бумаги, пододвинул к себе чернильницу.

Вот, наконец-то, и начался предметный разговор, именно за коим я приехал в Луганск. Наверное, прежде чем появилось всё остальное моё тело, в кабинет должна была ворваться рука, в которой был бы револьвер, чтобы разговор с первых слов пошёл в нужном русле.

Но пока что я только в общих чертах собирался посвящать в свои планы управляющего. Нужно было бы понять и настрой Федора Ивановича, наличие у него желания изменять завод.

Луганский завод — это лишь общее название. На самом деле, это огромный комплекс различных предприятий. Здесь и два кирпичных завода, и угледобывающие шахты, лесопилки, мельницы, заводская школа, лазарет. Ну, и, конечно, производственные цеха и домны. По сути, — не завод, а город-завод.

Если разобраться в том, какую огромную номенклатуру товаров производит Луганский завод, то у меня, конечно же, возникал серьёзный вопрос, почему завод всё ещё нерентабельный? Косы, пилы, топоры, остальной сельскохозяйственный инвентарь, ножи, пробовали здесь изготовлять и паровые машины.

Более того, это мне было известно из послезнания, и подтвердил сам управляющий заводом, в Луганске был построен полностью металлический пароход [реальный факт]. Кстати, его так никто и не купил, что стало одной из статей в графе убытков завода. Флотские отказались от такого подарка судьбы, ещё бы разобраться, почему именно. Да и купцам цельнометаллический корабль был абсолютно не нужен. Зачем? Если они неохотно покупали даже деревянные пароходы.

И тут сыграла злую шутку бюрократическая коррупционная система. Фёдор Иванович рассказал мне, что он писал письмо самому императору в надежде, что Его Величество захочет купить такой пароход себе, пусть даже в качестве игрушки. Но письмо до императора не дошло, кем и когда оно было перехвачено, естественно, управляющий не знал.

— А в каком состоянии нынче этот пароход? — спросил я заинтересовавшись.

Фёдор Иванович махнул рукой, а мосле «махнул» и рюмку водки.

Мы обедали, причём, стол у Фелькнера был достаточно простой, без намека на изыски, что меня не смущало, но говорило о том, как и всё убранство дома управляющего Луганским заводом, что он явно не входит в когорту богатых людей России. Вареная говядина, пшенная каша, огурцы соленые, да моченые яблоки. Ну и хлеб. Как-то скудно, но сам управляющий объяснял, что привык с малых лет и редко изменяет вкусовым предпочтениям.

— Ржавеет наш пароход, — после продолжительной паузы, в ходе которой Фёдор Иванович успел выпить еще одну рюмку водки и снова ее наполнить, с сожалением в голосе, сказал управляющий.

Фёдор Иванович Фелькнер был немцем по происхождению, в чём он сам признался, но вот вёл себя, словно исконно русский человек — топил раздражение и бессилие в алкоголе. Впрочем, вроде бы родился он уже в России.

Нет, я не стал бы однозначно обвинять руководство Чёрного Флота в том, что они не купили перспективный пароход. Хотя, если бы знало то самое руководство, какие испытания у России впереди, то наверняка не только купили бы пароход, но и жёстко требовали от Луганского завода произвести таких ещё с десяток. Здесь же вопрос не только в цене, которая, действительно, не маленькая, составляет порядком восьмидесяти тысяч рублей, вопрос о качестве, мореходности, скорости, иных характеристиках, нужных для флота. Да и то, что конструкция первоначально не предполагала наличие массового вооружения, говорило не в пользу этого корабля.

Но… Пароход в металле! Разве это не перспектива? Или тут дело еще в конкуренции с Николаевскими верфями? В любом случае, был бы я миллионером, то попробовал бы вложится в пароходы. Уверен, что перед началом Крымской войны флот купил бы все и попросил бы еще. Может тогда, если были бы еще с десяток пароходов в составе Черноморского флота, не пришлось бы топить флот в бухте Севастополя и получилось дать достойное сражение нагло-галлам?

— Закроют мой завод, — сказал Фёдор Иванович, с тоской посматривая на полную рюмку водки.

— Не закроют, — с уверенностью в голосе отвечал я.

В прошлой жизни я был в Лисичанске, в Луганске. Да, я находился в этих городах не для того чтобы узнавать их историю, хотя мне всегда было присуще любопытство. Там я воевал и проходил лечение. А в целом, если я проезжал какой-то город, тем более, если останавливался там хотя бы на один день, то я в интернете, как минимум, искал информацию, где я нахожусь, что здесь было раньше и всё в этом духе. Так что я знаю, что Луганский завод закрыли где-то ближе к концу XIX века. Знаю я и о том, что закрывать его собирались неоднократно. Завод так и не стал прибыльным предприятием, несмотря на всю его перспективность, а сейчас, к середине XIX века, в нём большая часть оборудования устаревшая. И вкладываться в завод никто не хочет.

— Вот так мы и живём! — сказал Фёдор Иванович и потянулся за рюмкой с водкой.

— А нужно жить лучше! — сказал я и, опережая Фолькнера, забрал рюмку, оставляя её в сторону.

Фёдор Иванович посмотрел на меня с недоумением, даже с какой-то похожей на детскую обидой.

— Александр Петрович, не уподобляйтесь моей супруге, — сказал Фёдор Иванович, решительно поднявшись, подойдя к рюмке с водкой и моментально его выпив.

— Ни в коем разе, любезный Фёдор Иванович, я не стану уподобляться вашей жене, с которой с удовольствием познакомился бы, будь она на месте. Однако же, у меня к вам есть вот что. Ознакомьтесь, — сказал я, достал из портфеля папку с бумагами и протянул её Фелькнеру.

— Уместно ли нынче с бумагами возиться? — спросил управляющий, демонстрируя мне отсутствие желания продолжать серьёзный разговор. — Мы же с вами уже обо всём поговорили.

— Не обо всём, — сказал я и решительно подвинул поближе к Фёдору Ивановичу, чуть не задев при этом, графин с водкой. — Наш разговор был лишь стенаниями на тему, что все плохо. А теперь пора бы подумать, как сделать, чтобы все было хорошо.

Взяв салфетку, обтерев ею руки, протерев стол, нехотя, с ленцой, Фёдор Иванович всё-таки раскрыл папку. Бросил на меня полный раздражения взгляд, тяжело вздохнул и стал перекладывать листы.

— Раздел шестой. Сотрудничество с Луганским заводом, — прочитал вслух управляющий, с интересом посмотрел на меня, хмыкнул, после окунулся в чтение бумаг.

По мере того, как управляющий читал раздел в перспективном плане развития Екатеринославской губернии, главу, названной 'Луганской", выражение лица Фёдора Ивановича менялась от задумчивого, до полного скепсиса, вновь лицо становилось задумчивым, даже озадаченным, и снова скепсис проявлялся в мимике управляющего Фолькнера. Он, то качал головой в несогласии, то кивал каким-то своим мыслям, но от чтения не отвлекался, лишь один раз, с некоторой тоской, бросил быстрый взгляд на графин с водкой.

— Знаете, Алексей Петрович, ваш облик не похож на человека, который может предложить нечто дельное. Вас выдают лишь умные глаза. А вот, как начинаете говорить, будто с ровесником своим разговариваю, так и хочется поведать вам про себя, про примочки, что прикладываю на спину, и травы, которые я пью от своих хворей. Теперь вот это, — сказал Фёдор Иванович, указывая на папку.

Управляющий посмотрел на графин с водкой, решительно ударил кулаком по столу.

— Фёкла! А ну-ка унеси вот это вот! — выкрикнул Фолькнер, указывая на графин.

— Так что вы по делу скажите? — спросил я, давя в себе улыбку.

Даже не пришла, а прибежала, средних лет служанка, схватила графин с водкой и понесла его прочь, под тяжелый вздох сожаления хозяина дома.

— То, что вы предлагаете, всё то, что написано в этих бумагах, было бы неплохо более подробным образом изучить. Вместе с тем, Алексей Петрович, я вижу, что нечто толковое во всем этом есть, — Фёдор Иванович показал на мой револьвер, так и лежавший на краю стола. — Вот пример того, как может быть. Вы, как дворянин, не можете мне лгать. Потому я верю, что сие оружие начертаное вами.

— Так и есть, а иные проекты вас не заинтересовали? — спросил я.

— Уж простите, но здесь я вижу то, что уже сделано, что я пробовал ранее, и то, что никоем образом не станут покупать. Механические сеялки? Это же, как пугало для крестьян, да и помещиков. Такого будут боятся по незнанию, как с подобным работать. А мы никогда не производили механических сеялок, с чем трудности будут и… — управляющий развел руками. — Не извольте серчаться, Алексей Петрович, и поймите меня правильно. В тот день, когда я приехал в Луганск, чтобы вступить в должность управляющего всем этим превеликим хозяйством, я был преисполнен желанием что-то менять. Мы сделали пароход, мы начинали ладить револьверы, сильно хуже, чем у вас, но вместе с тем… И всё равно завод убыточен.

Я прекрасно понимаю Фёдора Ивановича, возможно, я несколько витаю в облаках и не до конца понимаю существующие реалии. Может быть, большинство из моих затей и вовсе неудачные. Да, нет же! Даже не имея большого количества данных, я смог рассчитать рентабельность. Большая часть тех проектов, которые я предлагаю — это достаточно быстро окупаемые проекты. Даже с учетом угроз и рисков, прежде всего, связанных с коррупционной составляющей и с плохо функционирующим, а, может, даже и отсутствующим, внутренним рынком, прибыль должна быть.

Пусть некоторые проекты окупятся не сразу, а через три или шесть лет, это при негативных факторах, но они окупаются!

Более того, есть мысли о том, чтобы договориться с Бобринским. Почему бы ему не торговать плугами из Луганска. Ведь, насколько я понял, у меня плуги закупаются только потому, что бобринское производство не справляется. Все же просто: создается марка, завод и граф делятся технологиями, появляется бренд, который можно двигать, используя имя Бобринского, дальше и всем иметь прибыль. Гибче нужно быть.

Более того, реклама в России пока еще дело малоиспользуемое. Но я-то понимал, как можно давать не только прямую рекламу, но и скрытую, с подтекстом, что порой эффективнее. Вот, к примеру… Заказываем статью в Екатеринославских ведомостях. Пишем, что такой-то крестьянин молодец, он освоил плужное земледелие и собрал урожай… Большой, заведомо больший, чем принято собирать. А все почему? Это плуг у него такой, что чуть ли не сам пашет, да семена он покупал у… Пусть будет, что у помещика Кондратьева, чьи земли там-то. Молодец крестьянин!

И подобных хитростей я пока еще не встречал в этом времени. Можно быть первопроходцем. А еще использовать медийных личностей для рекламы, мол они предпочитают только табак, изготовленный на землях Шабарина. И все в этом духе. Вот раскрутится Миловидов, пусть и рекламирует все, что ни скажу. Нужно его уже вытягивать из Одессы. У меня теперь намного больше возможностей продвигать его и свои песни, если только в Екатеринославской губернии.