До ведьмы доносились предсмертные вопли гномов. Воздух пропитался железным запахом крови. Она сосредоточилась на портале. Сейчас Амелия предельно точно представляла себе, какую судьбу стоит избрать. Ладонь девушки прислонилась к липкой земле. Кольцевой проход был создан. Выжившие перенеслись за удерживающий купол.
Бофур, в помятых доспехах, тяжело дыша, оглядывался по сторонам дикими от битвы глазами. Бороду покрывала кровью его соратников. Видимо, она очутилась там в тот момент, когда повелитель хаоса принялся разрывать всех на куски. Дож не видел своего родственника, Ормонда, среди остальных ошарашенных от ужаса гномов. В головах у всех творилась настоящая суматоха. Они были готовы к смерти, но не знали, насколько это сражение выйдет чудовищным.
— Амелия! — наёмник исступленно кричал.
Глаза Конрада судорожно бегали по толпе, ища девушку. Мужчина несся вперед и наконец заметил её.
Чародейка осталась в куполе вместе с Узгулуном. Девушка глядела на друга из тьмы, подойдя к границе волшебной стены. Она подняла вверх ладонь в знак прощания.
— Что ты делаешь? Уходи оттуда! — Конрад бросился к ней, но магия его не пропускала.
За спиной волшебницы вспыхнули глаза Узгулуна. Мгла набросилась на её плечи. И наëмник лишь успел заметить, как ведьма щелкнула пальцами в воздухе, и затем всех отбросила ударная волна. Гномы и Конрад повалились на спины. Купол исчез, и тьма рассеялась, словно дым. Но Амелии и повелителя хаоса больше нигде не было видно.
Из многотысячной армии уцелела лишь жалкая горстка во главе с Бофуром. От Ормонда нашли только его ногу в сапоге и половину головы со стекающими мозгами и одним глазом. Землю усеивали куски гномьей плоти и медвежьих голов. Оставшихся в живых, но серьёзно раненых животных добивали на месте. Им уже невозможно было помочь.
Дож подошёл к своему черному медведю. Тот лежал на боку, полуприкрыв глаза. Когда зверь заметил хозяина, он попытался подняться, но ничего не вышло. Из-под его брони торчали кишки. Зверь издал жалобный рык и влажным носом уткнулся в ладонь Бофуру.
— Ты был верным другом, Иту, — гном снял железную перчатку и погладил его по голове. — Покойся с миром, — попращавшись, он всадил ему в висок свой кинжал.
Медведь едва успел открыть рот и выпучить глаза и тут же замер, уснув вечным сном.
Конрад сидел на коленях посреди боевого поля. Голова наёмника была угрюмо опущена вниз. Он пытался понять, что случилось. Всё говорило о том, что Амелии больше нет в живых. Но как же Узгулун? Куда она его утащила? И надолго ли?
Дождь всё ещё шёл, но уже не с прежней силой. Небольшие капли реже ударялись о кожу и окрашивались в красный. Нечто в груди наëмника оборвалось. Он вновь ощутил себя совсем одиноким, как в прошлые времена. Сердце медленно начало обрастать ледяным панцирем.
Конрад поднялся и не спеша побрёл к конюшне. Он думал о гибели Грегори и Амелии. И задавался вопросом о том, почему пали они вместо него. Единственные люди в его судьбе, с кем он чувствовал себя по-настоящему живым. Наёмник больше ни о чëм не мечтал и ничего не желал. Будто весь смысл разом пропал. Осталась лишь его оболочка, которой предстоит пройти путь в полнейшем одиночестве. Нужно вернуться в Остбон и встретиться с Тарой, чтобы обсудить дальнейшие действия. Ведь Амелия явно не могла уничтожить Узгулуна. Необходимо узнать, что всё это могло значить.
Тем временем в столице Дормана король уже давно освободился от пут и обнародовал эдикт о внесении Тары Уиллгармской и Иорика Бэбкока в проскрипцию. С той минуты они оба стали считаться вне закона, ибо дерзновенно посмели оскорбить правителя, который всегда являлся священным гарантом прав для всего народа. Никто и никогда не может безнаказанно попирать неприкосновенность Его Превосходительства. За выдачу или за убийство нарушителей назначили большую награду, а за их укрывательство — казнь.
Розгальд решил убить одним выстрелом сразу двух зайцев. Унять назревающий против него бунт и отомстить наглецам. Он выступил на площади перед дорманцами и объяснил им, что великий артефакт украла ведьма. И что именно она подвергает сейчас жизни людей опасности. Подданные закипели от ярости. Только теперь она была обращена не на короля, а на ведьму и её друга Бэбкока. Розгальд смог вернуть доверие жителей и мирно обезопасить правление.
Гнев страдающего народа был спущен с цепи. На ком-то нужно вынести недовольство. Тара и Иорик стали великолепной мишенью. Личная стража Его Высочества, обедневшие рыцари, простые крестьяне, корыстные бюргеры и разбойники: почти все представители слоёв ломанулись ради крупного вознаграждения разыскивать лиц, находящихся у короля не в фаворе.
Первым делом обследовали Транкевальский лес, но там не удалось никого обнаружить. Лишь возле той самой ели, где Розгальд скрыл кольцо, нашли вырытую руками ямку и на примятой траве небольшие пятна свернувшейся давно крови. Но на этом весь след и оборвался.
А ночью за городом орудовали отъявленные головорезы в надежде получить лёгкую добычу. В двухэтажном доме свечи были уже потушены. Четыре кривых тени проявились на двери при свете луны. Её тихо вскрыли умелыми пальцами. И те осторожно пробрались в тёплую прихожую. Неподалёку, на уютном коврике открыл глазки пушистый пятнистый щенок. Тот был совсем мал. Вся жизнь для милого создания представлялась забавной игрой. Пушистик еще не ведал никакого зла. Он весело засеменил по полу своими короткими лапками, виляя скрюченным в форме каральки хвостиком. Щенок чуть ли не пританцовывал в предвкушении, слегка подпрыгивая передними конечностями. В довольном детском взгляде через окно отражались далëкие яркие звëзды. Он игриво открыл рот с коротенькими острыми зубами и ласково тявкнул, чтобы люди его погладили.
— Тварь! — вырвалось у одного из мужчин, и он своим рваным сапогом со всей силы пнул по маленькому пушистому тельцу.
Щенок далеко отлетел, ударившись о стену, но от испуга он успел один раз громко взвыть и разбудить кухарку Терезу, спавшую на первом этаже в крайней комнате. Пушистик умер не сразу. Он долго задыхался, глотая свою кровь из проткнутых лёгких. Крошечное животное лежало на боку, и в его взгляде читалось непонимание вперемешку с болью. Бедолага не представлял, за что с ним так обошлись. Чем он так разозлил людей? Он ведь просто хотел порезвиться и чтобы ему почесали пузо.
— Пушистик, ты опять с дивана упал? Зачем, проказник, на него взобрался? — Тереза зажгла переносной светильник на китовом жире и, шаркая тапками по полу, отправилась на звук.
Несчастное животное услышало добрый родной голос и в последний раз вильнуло хвостиком. Некогда розовый язык щенка больше не трепетал при дыхании.
Тереза увидела в темноте сальный поношенный камзол и, застыв на месте, подняла масляную лампу повыше. Перед ней вырисовалось с жуткими шрамами лицо. Позади грабителя она заметила ещё троих. Вскрикнув, кухарка ринулась бежать к задней двери через кухню, которая выводила в большой сад и огороды. Но преступники были куда ловчее неповоротливой женщины. Один из них на ходу ударил кулаком ей в челюсть. Та повалилась на пол. Сердце её выпрыгивало от ужаса из груди. Она приложила к горящей щеке свою морщинистую ладонь и всхлипнула.
— Забирайте всё, что есть в моей спальне и убирайтесь! — дрожащим голосом заявила Тереза. — Всё остальное принадлежит моим хозяйкам. Если они узнают о вашем вероломном вторжении, то не пощадят вас. Они очень сильные ведьмы из ковена.
— Так значит, ты одна в доме? — плотоядно улыбнулся тощий и полубеззубый разбойник.
У кухарки кровь застыла в жилах от этой улыбки.
Зажигайте свечи! — самодовольно приказал своей шайке коротковолосый белокурый главарь в коричневом жилете. — Здесь всё равно никто ничего не увидит и не услышит, коли баба одна. Вытрясем из неё, где скрывается эта Тара со своим дружком, и за одно приберëм к рукам всё добро, что тут есть. За работу, черти!
Терезу схватили под руки и потащили в гостиную. Её толкнули в кресло. Двое грабителей сваливали в мешки серебряную посуду и обследовали шкафы и полки. А главарь и ещё один приступили к допросу.
Женщина съëжилась. Руки и плечи её дрожали, но она глядела на них прямо, не опустив головы.
— Жаль, что ты толстая и старая, так бы мы с тобой порезвились, — сплюнул коренастый мужчина со шрамами, вынимая нож.
Брови Терезы съехались вместе после таких слов.
— Славный Дахман покарает вас за ваши грехи! Правду говорят: чем меньше у тварей разума, тем больше в них злобы.
Преступник воткнул ей в руку лезвие. На лимонное покрытие кресла хлынула алая кровь. Но кухарка не просила пощады. Она не сдвинулась с места.
— Где твоя хозяйка Тара? — спокойным голосом спросил голубоглазый главарь. — Если не скажешь правду, то мой приятель отрежет твои груди. Должна же ты, в конце концов, старуха толстозадая, повеселить столь достойных мужей.
— Я никого из моих хозяек уже давно не видела. В последний раз они были здесь, когда отправлялись выполнять поручения короля. Пусть будет проклят этот вурдалак! До меня из замка дошли слухи, что Карлин тяжело чем-то больна. А Тара… Она пыталась просить у правителя помощи, но с того момента, как он стал вампиром, от него уже ничего не осталось. Видимо, у моей леди не было иного выбора, вот она и поступила с ним так. Я сама искала своих хозяек. Жутко за них волновалась, — Тереза приложила свободную ладонь к сердцу. Грудь прожигала острая боль. Ей становилось дурно. — Но в ковене мне никто не дал ответа. Так что мне ничего неизвестно, кроме того, что благородную Тару ищут такие головорезы, как вы, — женщина тяжело задышала. У неё случился приступ.
— Чёртова корова! — выругался главарь. — Решила помереть раньше времени! Переверните здесь всё вверх дном! И уходим.
Тучное тело Терезы сползло бы полностью на пол, если бы не нож, приковавший одну из её рук к подлокотнику. Разбойник со шрамами вынул его, чтобы не забыть. У кухарки остановилось сердце. И тот, разозлившись, что так и не удалось поиздеваться над ней, со всей силы наступил на её лицо. Что-то под подошвой хрустнуло. Когда он ушёл помогать своим дружкам грабить дом, то можно было прекрасно разглядеть, как при свете свечей у погибшей Терезы над бледной кожей торчит кровавая носовая кость.
Утром во дворце супруга Розгальда пришла в себя. Её тело больше не лихорадило. Но глаза глубоко осели в глазницах. Всего лишь за пару дней она сильно похудела. Все очень волновались за её дитя. Лекарь и придворные дамы не отходили ни на шаг.
— Слава богам! — вскинула к небу ладони фрейлина Оливия. — Вам уже лучше, миледи, — радостно прощебетала она.
Тисса отбросила с себя одеяло и захотела подняться. Но дамы набросились на неë, словно кудахтающие куры на зерно.
— Королева, вам ещё рано вставать на ноги! — залепетали все они в один голос. — Вы ещё не так достаточно окрепли. Сейчас мы принесем вам в постель самый вкусный завтрак, — женщины нежно гладили её руки и целовали край ночной сорочки.
— Его Высочество… — Тисса сначала вяло, затем резко отталкивала их от себя. — Что с королём? Почему он до сих пор не навестил меня? — в еë оленьем взгляде с пышными ресницами мелькали недоумение и страх.
Наступила тишина. Все боялись сказать ей правду. Королева встала на ноги.
— Милорд ранен? — она яростно глядела на поникшие перед её коленями головы. Теряя терпение, Тисса крепко вонзила свои пальцы в подбородок одной из служанок. — Отвечай! — голос её рубил душевный покой, будто клинок боевого меча.
Юная девушка в сером шерстяном платье и чепчике подняла к ней лицо.
— Ваше Сиятельство, король не ранен. Он в здравии. Только…
— Что? — одна бровь Тиссы поползла вверх.
— Король больше не человек. Он вампир. Его обратил кто-то из союзников во время битвы.
— Мой супруг сейчас во дворце?
— Да, миледи.
Королева задумалась. Она была безумно рада, что муж вернулся живым. Но совершенно не понимала, как сейчас себя с ним вести. Все эти несколько дней Тисса металась в бреду по постели. В голове роились постоянные переживания о Розгальде. Но теперь она узнала, что он находился рядом и ни разу к ней не вошёл. Конечно, жена правителя догадывалась о терзаниях супруга. И ей хотелось одного: увидеть его.
Миледи приказала наполнить ей ванную и смыть с её тела зловонный пот. Служанки намыливали её душистыми отварами цветов. Расчесывали её прекрасные, но спутанные за эти дни волосы. Надели на королеву шелковое пышное платье с подъюбником. И нарумянили бледные щеки. Голову увенчали переливающимся обручем из насыщенного фиолетового агата. Он идеально сочетался с пепельными локонами и с глазами кофейного оттенка. Фиолетовый всегда был ей к лицу, так как придавал внешности величавость. Тисса посмотрелась в большое зеркало, положила руку на ещё не такой явный живот:
— Ну что, малыш, — прошептала она вслух, — пойдём, узнаем, как там твой отец? И почему он не навестил нас с тобой?
Миледи направилась к двери. За ней тут же засеменили фрейлины с веерами.
— Не нужно меня сопровождать. Ничего со мной не случится! Это дворец или проходной двор? Я хочу поговорить с Его Высочеством наедине! — она метнула на них предупреждающий взгляд.
Дамы присели и поклонились перед её уходом. Что было делать… Никто не имел права ослушаться жену короля, поэтому пришлось остаться на своих местах и упустить такую желанную возможность: подслушать новую информацию для будущих сплетен.
Королева спешным шагом передвигалась по глянцевому полу из синего халцедона. Еë сафьяновые изысканные туфли с перлами отважно и гордо цокали. Пажи и прочая дворцовая челядь приветствовали свою госпожу.
— Арнульф! — она подозвала к себе слугу. — Почему портьеры задернуты? Мы что, в склепе?
— А… Я… Что? — от неожиданности тот чуть не забыл слова.
— Тсс, — миледи его перебила. — Молчать! Устроили здесь балаган! Такой холод стоит! Откройте окна! Затопите камины! И чистоту я сама лично проверю! Прикажу с тебя шкуру живьём спустить, если всё не будет, как прежде. Стоило мне только приболеть, как все перестали исполнять свои обязанности! Прихлебатели тут одни собрались, — она ласково улыбнулась.
Арнульф чуть было не пустил от умиления слезу. Если супруга короля по-доброму бранится, значит всë в замке будет хорошо. Все придворные чувствовали себя прискорбно, когда ей нездоровилось, а король стал затворником-вампиром. Но звонкий голос королевы вселял надежду на вновь спокойную и мирную жизнь.
Народ обожал супругу короля. Она всегда была благосклонна, хоть и порой сварлива. Но каждый прекрасно знал, что добрее неё не сыскать ни одного святого или ангела. Тисса могла строго отчитать слуг, но в то же время осыпать их серебром. Если кто-то тяжело болел, с кем-то случалось несчастье, она всегда сочувствовала и помогала, чем могла. Многие дивились её характеру. С королём на людях она всегда вела себя смиренно и тише воды, и ниже травы. Но стоило ей только остаться одной, как в миледи просыпалась задорная и болтливая женщина. Однако никто не сомневался в том, что она любила правителя, ведь так оно и было. Родная мать и то не так переживала за него, как его жена. Стоило Розгальду заболеть, так она не спала ночами и не отходила от его постели. Готова сама броситься вместо него в любое пекло, только бы не терять супруга. Тисса была истинной женщиной: при короле и на людях представала нежной и робкой, дабы так подобает, а в одиночестве являла властную, мужественную личность.
И сейчас она жаждала столкнуться с новым Розгальдом. Ей не терпелось узнать, сильно ли его переменило обращение в вампира. Миледи готова облегчить любые страдания мужа, если сможет. Но королева также жутко боялась того, что её может ожидать в покоях Его Высочества. Тисса шла в самый настоящий бой. В бой за семейное счастье… Она настроилась вырвать его хоть из рук самих богов, если это понадобится.