Карлин ворочалась дома в постели. Через боковой разрез сорочки виднелась загорелая кожа на бедре. Ткань же одеяния была вся замызгана пятнами из-под разлитого вина. Светлые, с отекшими веками глаза казались очень яркими, так как за пределами радужной оболочки расползались, извиваясь, словно черви, кровяные капилляры.
Молочно-миндальные предрассветные тени расползались по стенам комнаты. Сердце её курило трубку, закинув ногу на ногу и подперев подбородок рукой. Все органы ведьмы, вся плоть будто понимали, что гложет мысли носительницы.
По всей поверхности чистых душистых волос выпирали вихри, придавая лицу воздушную нежность.
Чародейке совершенно не хотелось подниматься, но голодный желудок ударял ту изнутри, недовольно ворча и сотрясать в нетерпеливых припадках.
Она не понимала, как жить эту серую жизнь дальше… Кромешная тишина дома сводила с ума… А ведь когда-то у неё для счастья имелось абсолютно всё. Рядом находились люди, дарующие тепло и уют. Они разноцветными красками раскрашивали однотонное мерзкое однообразие. Тогда ей хотелось дышать и смеяться. Ради них Карлин не желала стоять на месте.
Сейчас же волшебнице требовался духовный толмач, способный объяснить речь остальных. Ибо ей чудилось, что она забыла человеческий язык из-за ненадобности. Карлин надула сухие потрескавшиеся губы и всерьёз задумалась над тем: а к чему слышать других. К чему теперь ей что-то знать о всех остальных? Что такого важного она получит от народа, когда Тары больше нет. Они же с детства строили планы на жизнь вместе… Мечтали, как найдут себе хороших мужей… Как поселятся в соседних домах… О том, как их дети будут крепко дружить… Неужели все такие искренние и простые мечты пришло время разбить? Но за что?
Из углов глаз покатились солёные капли. Они закатывались в ушные раковины и пробирались через каналы в нос, заставляя ведьму шмыгать. Отвратительное состояние беспомощности…
Чародейка разразилась безысходным смехом. Ей предстояло поставить перед собой задачу: отыскать в этом мире нечто важное. А в руках для поисков, словно маленькая ложка… И этой ложкой Карлин предстоит перерыть горы, водное дно и небо! Сможет ли она сама себе помочь? Сможет ли спасти себя? Если бы сестра была жива, то сказала бы, что для Уиллгармских нет ничего невозможного.
Ведьма поднялась и босиком по медвежьим бурым шкурам подошла к зеркалу, встав анфас. Она ловко сбросила через голову грязную одежду. Крошечные волоски на груди и животе засветились оранжевым оттенком из-за упорно прорывающегося сквозь тучи солнца. Шоколадный лёгкий загар заканчивался возле ключиц. Мраморные же груди покрывались розовой дымкой при лучах, бьющих через окна.
Явная заметная талия делала её тело похожим на хрустальный бокал, из которого пил воду, утоляя жажду, первый бог. Когда, покрывшись благородным потом, взирал на творение своих мыслей. На бескрайние океаны и сочные зелёные луга. Только в области пупка у волшебницы выпирала мягкая небольшая прослойка кожного жира.
Чёрные, коротко подстриженные волоски на лобке послушно лежали каждый на своём месте, образуя своими изгибами узоры, словно с картины, посвящённой древнему мудрому лесу.
Карлин аккуратно расчесала гребнем копну волнистых волос, достающих ей уже до самых бëдер. После чего, воскресив в голове образ Тары, потянулась за большими серебряными ножницами. Локоны, скручиваясь, повалились на широкие доски. Короткая стрижка, едва достигающая края плеч, как у сестры, обострила её черты и подчеркнула гетерохромные глаза.
Красивые притягательные губы расплылись в довольной улыбке. Ведьма надела шерстяные подштанники и широкие, горчичного цвета брюки. Поверх накрахмаленной рубашки с рюшами пристроила кожаную куртку, с наружной стороны покрытую серым длинным мехом.
Она натянула на тёплые носки сапоги с высокими голенищами. И быстрым шагом сбежала по лестнице. Взяла с не успевшей ещё остыть печи ячменную лепёшку. Насыпала в корзину кедровые шишки и орехи. Распахнула дверь, ведущую на задний двор, и уселась на брикет сена, валяющийся под навесом. Возле маленькой ёлки покоился труп щенка. Чародейка откусила лепёшку и рассыпала над крошечной могилой орехи и цельные шишки. Малиновые клесты слетелись на её дары. Они принялись радостно поглощать угощения и выковыривать пищу из шишек своими приспособленными клювами.
Волшебница самодовольно уставилась вдаль. За невысоким забором огорода, на опушке кривились оголённые ильмы.
— Ну что, суки, каждому воздалось! Каждому… — прошептала она вслух.
Слова её были обращены к мертвецам, закопанным на той самой опушке. Ими являлись разбойники из шайки, что ворвались в дом и убили Терезу. Леди Эрлин сдержала обещание, разговаривая некогда с Конрадом на данную тему. Маги разыскали преступников, орудующих в доме сестер Уиллгармских. Смерть их была страшной… С них сдирали кожу сантиметр за сантиметром. С помощью заклинаний преступникам не давали погибнуть несколько дней. Дни для тех стали кровавой вечностью. Они молили о пощаде, но было поздно… Терезу и Пушистика уже не вернуть. В ковене же к врагам друзей никогда не знали прощения. Директриса струнами играла на пульсирующем мясе убийц, будто на скрипке. Ведьмы умеют со сладострастием упиваться болью и муками отвернувшихся от собственной совести людей.
Карлин не знала, что Амелия жива. Об этом никто не ведал. Единственное, что ей удалось услышать о ком-то из друзей. Так это то, что Конрад и Бэбкок отправились в странствие на север.
Волшебница зашла обратно через кухню и чуть не запнулась о лохань, заполненную грязной посудой. Она взмахнула пальцами. Тарелки взлетели, закружившись в пространстве. Скребки, губки прилипли к ним и начали очищать от кусочков пищи. Карлин, занимаясь магической уборкой, затянула песню, которую они с сестрой частенько напевали, возвращаясь из битв:
— Я не вернусь уж боле к водам,
Где мы рыбачили с тобой.
И не увижу взор под сводом
Нашей матери родной.
Не смоешь кровь, она везде.
Прошу тебя, беги скорей.
Ты не ищи меня уже нигде!
Скажи отцу: слезу не лей.
Ведь сын твой с честью пал.
Вина ты за него отпей.
Его Валькирия ведёт на бал.
Среди божественных теней.
Меня накормят и напоят там,
И возле звëзд уложат спать.
Я ветром прошепчу на ухо вам:
Не стоит по душе моей страдать.
Я правдой жил, ценил, что было.
Я вас любил, друзьям я верил.
И пусть уж всё теперь уплыло.
Но не горюй, отец, среди могил.
Ведь сын твой с честью пал.
Вина ты за него отпей.
Его Валькирия ведёт на бал.
Среди божественных теней…
До носа чародейки донёсся пленительный аромат благоухающей сирени с древесными нотами дорогостоящей амбры. И только засим последовал стук в гостевую дверь. Ведьма щелчком пальцев поставила посуду вертикально, чтобы та обсохла.
— Здравствуйте! Кто вы? — она вышла на крыльцо.
Перед ней в пышном бархатном плаще с капюшоном, склонив голову, стояла некая женщина.
— Карлин, я рада видеть вас в здравии, — добродушно прозвенел голос незнакомки. — Особенно после тех слухов, что мне известны насчёт вас, — она, наконец, открыла своё лицо.
— Ваше Величество, — угрюмо выдавила волшебница, но меж тем невольно поклонилась.
— Ты одна дома? — серьëзным тоном спросила Тисса.
«Конечно, одна… Кому же тут ещё быть? Ведь по милости вашего обезумевшего проклятого мужа Тереза мертва! И Тара, возможно бы не погибла, если бы им не пришлось вдвоем бежать из столицы и спасать магов самим!» — Карлин так и хотелось выкрикнуть всë это королеве. Злость до сих пор не отпускала её. Но она понимала, что вины самой миледи в данной ситуации совсем нет. Поэтому чародейка лишь натянуто произнесла:
— Да.
— Что ж… В таком случае, ты не против, если я войду? Я явилась к тебе келейно для одного слишком важного разговора.
— Тайно? — удивилась ведьма. — Простите, Ваше Превосходительство, но ваш парфюм за милю учует любой дорманец. Такой только вы можете себе позволить.
Щеки Тиссы зарделась от стыда. Карлин всë верно подметила.
— Проходите, пожалуйста, — хозяйка пригласила её. — Сделать чай? Или кофе?
— Нет. Ничего не нужно. Благодарю! — остановила её рукой правительница.
— Тогда прошу в новую библиотеку. Только не обращайте внимания на строительный мусор. Я решила многое здесь изменить, чтобы…
— Чтобы стало хотя бы немного легче, — продолжила за неё гостья. — Я тоже попросила сменить облицовку во дворце после казни Розгальда. Это как побег от счастливого сна, который уже не вернешь. Пытаешься окружить себя новыми декорациями, будто через них не просочатся любимые запахи. И до последнего надеешься, что тоска по потерянному человеку прекратит раздирать сердце в клочья. Но только кровь свернется, как память принимается раскрывать свою пасть с клыками, — она уселась в кожаное кофейное кресло.
Стеллажи с книгами достигали самого потолка. Всюду витал воздух, пропитанный сладкой стружкой, оставленной от работы мастеровых. Трапециевидный камин был облицован новыми керамическими изразцами. На них изображались выпуклые серые попугаи на оранжевом фоне.
Сама ведьма пристроилась на краю дубового стола, скрестив руки на груди.
— Я слушаю вас, миледи.
— Для начала прими вот это, — Тисса вынула из-под плаща очень увесистый коричневый мешочек, обшитый золотом. — И отказа я не приму! Этих монет должно хватить на возмещение материального ущерба. Я имею в виду грабёж, проведённый разбойничьей шайкой в вашем доме. Если бы не указ бывшего короля, то, скорее всего, ничего бы не случилось. Но и ты пойми, Карлин… Розгальд правил Дорманом. Твоя сестра с другом ворвались к нему в покои и связали его. Я думаю, что обращение к проскрипции на тот момент имело веские основания. Если кто-то вломится ко мне во дворец и свяжет меня, как поросёнка перед забоем, то головы тех людей сразу же полетят с плеч! И меня не должны волновать причины смельчаков, толкнувших их на это. Как мы уже знаем, Розгальд, будучи вурдалаком, потерял над собой контроль. Договориться Таре и Бэбкоку с ним точно бы не получилось. Но если бы они решили попросить о помощи меня. То я бы ввязалась в это дело. Я бы приняла сторону твоей сестры. Даже если пришлось бы испытать на себе безумный гнев мужа. Я лишь хочу, чтобы ты понимала… Что всегда можно всё обсудить. Хоть я и королева, но я же такой же человек, как и все остальные. У меня есть чувства… Я умею любить. Но не дикой, больной любовью, а истинной. Я бы легко поняла, что означало для Тары твоё спасение. Говорят, что бремя правителя тяжело тем, что ему приходится кем-то жертвовать ради всеобщего блага. Что правитель обязан выбирать большинство… Но я тогда отказываюсь находиться в таком мире, где судьбы множества перевешивают судьбу одного. Потому что само по себе это уже глупость! Это путь животного выживания, не более того.
Чародейка терпеливо выслушала сердечный поток мыслей Её Превосходительства. После чего хрустнула шеей.
— Сейчас, я полагаю, перейдем к аверсу? Почему вы скрытно приехали ко мне?
Королева быстро сняла длинную перчатку и почесала затылок. Парфюм её вскружил голову Карлин. Та сжала руку, и створка у окна позади отворилась.
— Леди Эрлин сообщила мне, что вы одна из сильнейших ведьм. Я ездила в ковен на днях под предлогом того, чтобы просмотреть старинные карты в хранилище. Но на самом деле там я читала книгу сказаний Беренгарийя Гунфрида. Не без помощи директрисы, само собой. Ибо мне не знаком язык мёртвого колдовского племени из равнин Табольда. Ты, скорее всего, посчитаешь, что я лишилась рассудка… — Тисса сжала губы зубами. — Но я ничего не утверждаю. Я просто-напросто пытаюсь проверить нечто серьëзное. И, к сожалению… Такие размышления только сейчас пришли ко мне в голову. Потому что раньше поводов не имелось.
— Сказания Гунфрида? Это же сказки и страшилки для детей, — волшебница совершенно не догадывалась, к чему всё идёт.
— Карлин, я попытаюсь объяснить тот странный водоворот, который душит меня. Тебе ведь известно, что эльфы убили нескольких дорманцев и украли наши залежи Илайя?
— Да. Про это во всех тавернах сутки напролëт идут пересуды.
— А насчёт силы самих камней тебе стоит рассказывать?
— Не стоит. Я изучала все магические породы еще в школе. Так какая официальная позиция у лирианцев?
— Эриндел даёт честное слово, что ничего об этом не знает.
— Полагаете, что их правитель не такой благородный, как кажется на самом деле?
— Внешность и манеры всегда очень обманчивы, Карлин.
— Здесь и не поспоришь, — ведьма расстегнула куртку. — Вы уже задавались вопросом: зачем ему такие запасы Илайя! И я даже догадываюсь, к какому выводу вы пришли.
Миледи ждала, когда та продолжит свою мысль.
— Эриндел в первую очередь мужчина. И, как и большинство из них, он падок на славу. Причём на безоговорочную. Это я, конечно, не про всех представителей мужского пола говорю, а только про глупых. Умный мужчина никогда не будет делать что-то только ради признания. Умный мужчина двигает горы с места только в одном случае: ради тех, кого любит, — взор волшебницы потускнел. — Ему явно давно не нравились успехи дорманских правителей. Улфгард и Розгальд пользовались огромным почётом среди народов и рас. Но не Эриндел. И кто же виноват в этом, кроме него самого?
— Если говорить кратко, то да… Мне кажется, что он хочет вызвать нас на атаку. Заманив тем самым в ловушку. И тогда Дорман будет принадлежать эльфам. Эриндел науськал своих приближённых, а те и рады. Им же есть выгода. Но вот насчёт остальных лирианцев я уверена, что они ни о чем подобном не знают. Это всё же разумный и хороший народ. Они не похожи на дерзких захватчиков. Если бы я отдала приказ коннетаблю выступить с армией, то, само собой, им бы пришлось защищаться. Кто знает, что бы нашептал эльфам Эриндел о нашем походе.
— Это я всё поняла… Но как со всем этим связана я и сказки Гунфрида?
— В сказаниях говорилось о таком лесном народе, чья кожа была цвета манго…
— О баньянах! — воскликнула Карлин и широко улыбнулась, оголив нечищенные желтоватые зубы. — Отец в детстве меня ими пугал в шутку. Они были злые, с острыми клыками. По ночам баньяны похищали путников, и больше тех никто не видел.
— Да, — поднялась с кресла Тисса и направилась к окну. — А потом в леса явились эльфы и уничтожили опасных людоедов — баньянов, за которыми никто никогда не мог угнаться, кроме них. Красивая история? — не оборачиваясь, спросила она.
— Кое-кто недавно научил меня не верить полностью тому, о чем говорят все, — ведьма засунула руки в карманы брюк, уставившись взором в пол.
— Полностью поддерживаю эту позицию! Так кто-нибудь знает, сколько точно лет Эринднлу? И прочим его советникам?
Чародейка не стала отвечать на риторический вопрос. Правительница Дормана продолжила:
— Что если баньяны не ели людей и эльфов? Что если это был хороший народ? А сейчас они сидят в каких-нибудь лесных подземельях, работая веками на лирианцев.
— Никто из нас не может этого отрицать, — Карлин приблизилась к ней, прислонившись к оконной раме. — Вы с кем-нибудь говорили о своих чокнутых мыслях?
— Нет… Только Леди Эрлин всë знает об этом.
— Это хорошо, — кивнула волшебница. — Ваши приближенные бы посчитали всё это просто причудой женской фантазии.
— Да, я тоже так подумала, — она повернула голову на собеседницу. — Карлин, я хочу попросить тебя о том, о чем вообще не смею просить. Но я не хочу решать проблемы кровопролитием. Директриса сказала, что когда-то давно у тебя у одной получалось использовать магию, чтобы оставаться невидимкой.
— Это было в детстве… Я не знаю, как у меня выходило. Всё случайно получалось. Мы пытались затем с учителем тренироваться в этом, но безуспешно.
— У тебя есть несколько недель, чтобы вновь научится делать это, — королева нервно усмехнулась.
Карлин обожала такие ситуации в жизни, когда всё кажется совершенным безумием.
— Допустим, я рискну осуществить это. Что же дальше? — глаза ведьмы довольно заискрились.
— Среди приближённых Эриндела в Совете есть только две женщины-эльфийки. Это Маргарита Лафф. Её, думаю, все знают. Увидев взгляд чёрных глаз с медными волосами хотя бы раз, их уже невозможно забыть никогда. Она как-то приезжала к нам в Остбон пять лет назад. Вторую зовут Мабалия Тью. Ты, скорее всего, видела её на всеобщем празднике Луны.
— Да, у неё ярко-жёлтые волосы с розовыми косами по бокам. И глубокие синие глаза. Тоже очень запоминающаяся внешность. Дайте угадаю, Ваше Величество… Вы хотите, чтобы я проникла незаметно на земли лирианцев. И чтобы с помощью магии скрывалась в городе, полном эльфов. И затем выкрала одну из советниц. Передала её вам, а сама заняла бы место той. И всё это для того, чтобы я настроила эльфийцев против Эриндела? Чтобы я свергла его без крови? Чтобы я раскрыла тайны ублюдка?
Королева только раскрыла рот, дабы подтвердить сказанное Карлин. Но чародейка не стала дожидаться:
— Я в деле!