Башмачник

Метро:

К тебе, Кердон, я привожу подруг юных, –

Те, что получше, покажи ты им вещи,

Изделья рук твоих.

Кердон:

Ценю тебя, Метро!

Рабу.

Эй, ты, для них – слышишь? –

Большую вынеси скамью. Тебе, что ли,

Я говорю? Вновь спишь? Хвати в морду

Ты, Пист, его, а то не скинет он дрёмы.

Нет, лучше шею ты ему пинком славным

В хребет на место вправь! Ну, ротозей, ноги

Быстрей ворочай или за собой следом

Потащишь памятку, что позвончей этой.

Ишь белозадый, ты теперь скамью чистишь

И гладишь? Вот прочищу я тебе зад твой!

Метро, присядьте! Ну-ка, Пист, открой шкап мне,

Двухстворный шкап, не тот – ты открывай верхний

И вещи дельные – хозяин твой сам их

Сработал – ты достань живей. Метро, диво

Сейчас увидите… Ты, дуралей, тише

С сандалиями ящик открывай! Прежде

На это глянь, Метро… Подмётка на славу!

Да чисто как прилжены в ней все части!

Вы тоже, женщины, взгляните, как плотно

Носок сидит, как он ремнями весь убран!

Не скажешь: «Это – хорошо, а то – худо»,

Нет, всю сандалию сработал я ладно.

А цвет? Дарует пусть царица вам Пафа[1]

От жизни так вкусить, как это вам любо!

Подобный цвет, скажите, был ли где видан?

У злата цвет такой? Такой ли у воска?

За кожу три статера[2] я, Кердон, отдал

Кандату, чтоб её окрасить в цвет этот

И в цвет другой! Смеётесь? Всем, что на свете

Святого есть, божусь, что говорю правду:

Ни разу я не лгал, хотя бы на волос!

А если лжёт Кердон, не видит пусть счастья

Ни в жизни он, ни от детей. Пришлось мне же

Ещё благодарить Кандата. Ведь ныне

Кожевник, чуть трудясь, барыш сорвать больший

Не прочь, – в его руках всё дело рук наших!

Сапожник же нелёгкую несёт долю:

И днём и ночьюгрею я своё место.

До поздних сумерек во рту нет ни крошки,

Не сплю я до зари, и, мнится, так долго

И свечи Микиона[3] не горят даже!

Уж я не говорю, что содержать надо

Тринадцать мне рабов и что рабы эти

Баклуши бьют и повторять одно знают,

Хотя бы дождик шёл: «Дай да подай», сидя

Без дела, как птенцы, что лишь зады греют!

Но рынку не слова, как говорят, нужны,

А деньги… Эта не по вкусу вам пара?

Он принесёт ещё, потом ещё, – лишь бы

Вы поняли, что говорит правду

Кердон вам… Ну-ка, ящики все, Пист, вынь ты

С сандальями, – хочу, чтоб, усладив сердце,

Довольными к себе вернулись вы, жёны!

Смотрите же: новинки все, – сортов разных…

Вот Сикион, вот Амбракия,[4] – два сорта!

Вот желтоватые, вот – попугай цветом;

Вот конопляные, вот без задков туфли,

Вот просто спальные, вот на шнурах мягких –

То из Ионии – босовичков пара;

С задком высокие; вот с пузом, как раки;

Сандалии из Аргоса, а здесь вот вам

Червлёные, «эфебы», – ишь, что за туфли!

Дорожные сапожки… Что душа просит,

Пусть скажет каждая! Поймёте вы ныне,

Почто, о женщины, собак влечёт к коже!

Метро:

А сколько взял бы ты ну вот за ту пару,

Что первой показал? Да не греми слишком.[5]

Не то, пожалуй, нас ты обратишь в бегство!

Кердон:

Сама и оцени сапожки, коль хочешь,

И цену ту назначь, чего они стоят,

На это коль иду, – знать, не вожу за нос!

Башмачной подлинной работы коль надо,

Ты столько можешь дать мне, – я божусь этой

Седою головой, где на висках норку

Лиса устроила![6] – чтоб был Кердон сытым!

Гермес, бог прибыли, и ты, посул хитрый,

Коль ныне в нашу сеть не попадёт рыбки,

Не знаю, щей горшок как мне солить надо!

Метро:

Чего бормочешь зря, – ты говори толком,

Что взять хотел бы сам за сапоги эти?

Кердон:

Не меньше мины, женщина, цена паре,

Хотя б глядела ты иль в небо, иль в землю!

Сама Афина если б покупать стала,

И то не скинул бы ей я ни полгроша!

Метро:

Понятно, почему, Кердон, весь твой домик

Вещами дивными завален так плотно!

Храни их про запас! Придёт тавреона[7]

Двадцатое число, и брак справлять станет

Геката Артакене, – им нужна обувь!

К тебе Удача их направит, быть может, –

Направит, спору нет! Мешок сшей на случай.

Чтоб мин не стибрили, того гляди, ласки.

Кердон:

Ни Артакена, ни Геката не купят

Дешевле, чем за мину, знай вперёд это!

Метро:

Должно быть, не даёт тебе благой случай

Кердон, касаться ног, которых сам Эрос

И Страсть касаются? Зараза ты, дрянь ты!

И вот дерёшь безмерную ты с нас плату…

Но ей уступишь ты! – А как цена этой,

Ну, этой, паре? Выдыхай опять слово,

Тебя достойное!

Кердон:

Ну вот же, ей-богу,

Что каждый день сюда заходит флейтистка

Эветерида, пять статеров за пару

Давала мне, но хоть дала б она мне сразу

Четыре дарика,[8] – я на неё злоблюсь

За то, что дерзкой речью задевать смеёт

Она жену мою! – Так вот, коль угодно

Бери сандалии… За них возьму только

Три дарика… Отдам и эти три пары

Вам за семь дариков, но лишь Метро ради!

Да, да, – хоть твёрд как камень я ко всем прочим,

Твоими чарами я вознесён к небу!

Не ротик у тебя, живой родник неги.

Ах, близок тот к богам, кому даёшь ночью

И днём уста твои, запрета не зная!

Ты ножку протяни! На след поставь! Ловко!

Ни сбавить, ни прибавить, – точно кто мерил!

Красавицам красивое всегда впору!

Афиной сточена подошва, ты скажешь!

Теперь дай ногу ты! копыто со струпом,

А не сапог, – подмётку, видно, бык сделал!

Коль по следку ножом обвесть, и то, право, –

Кердона домом я божуся! – так дивно

Сидеть не стала б обувь, как сидит эта:

А ты семь дариков не дашь мне за обувь,

Ты что ж, кобылка словно, ржёшь там у двери?

Коль будет, женщины, вам что-нибудь нужно,

Будь то сандалии, иль, может быть, туфли,

Что дома носите, рабу за мной шлите!

Девятого, Метро, зайди – тебе дам я

Ту пару «раковых»! Кожух, что нас греет,

Чини своей рукой, коль в деле ты смыслишь!