Глава 7. День дождя

Утром Гиб Аянфаль покинул сонные волны под шум сильного дождя. Небесные мастера c атмосферных замков не часто потчевали жителей Рутты таким явлением несколько дней подряд. Строитель прошёл в галерею, через прозрачные стены которой был виден сад. Кроме дождя сегодняшний день принёс раскаты грома и ураганный ветер. Всё за стенами обители окутано густым рыжим туманом из бешено сыплющихся капель. Гиб Аянфаль прислушался к лёгкому шелесту волн. Голос предупреждал, что в такой день любому асайю независимо от рабочей точки нежелательно выходить на улицу, а для передвижения между замками лучше использовать малые трансферы. Сильные затяжные дожди нередко считались на Пятой твердыне настоящим стихийным бедствием – большие количества выпавшей через них атмосферной пыли повреждали растения и даже стены обителей, а асайи, попавшие под дождь на долгое время, отделывались неприятными ожогами на пурной коже, которые потом приходилось залечивать в купальнях под присмотром белых сестёр. Раздумывая над причинами такой немилости небесных, Гиб Аянфаль ощутил чьё-то приближение. По галерее к нему шёл Ае.

– Вижу, сегодня тебе не придётся трудиться, – проговорил он, останавливаясь рядом с младшим родичем и тоже бросая беглый взгляд на улицу.

– Не знаешь, почему это происходит?

– Говорят, наши мастера неба решили похвастаться своей мощью перед мастерами соседних городов. Слишком долго они давали нам изо дня в день наслаждаться светом Онсарры – Ае слегка улыбнулся, а потом деловито сообщил, – В замке будет сегодня малое торжество, поэтому даже хорошо, что все останутся дома.

– В честь чего? – хмуро спросил Гиб Аянфаль.

– Жители одной обители должны собираться вместе время от времени, Янфо. Прежде у тебя это никогда не вызывало вопросов.

– А сейчас вызывает. Тут произошло исчезновение!

Лицо Ае не дрогнуло.

– Вот это место исчезновения как раз и даёт повод, – непреклонно сказал он, – с момента события уже прошло время, а асайям вредно долго испытывать то настроение, которое сейчас витает тут. Волновые потоки слишком запутаны, давно пора ими заняться. Наше информационное пространство нуждается в свежем веянии.

– Ты тоже будешь в этом участвовать?

– Конечно. Я как ведущий возглавлю танец. Кстати, Голос подсказывает, что нашей общине, возможно, выдастся честь принять нескольких гостей.

Ае немного помолчал, вновь обращая взгляд к шумящему за прозрачной стеной дождю.

– Аба Альтас просил, чтобы ты к нему явился, – заметил он, – Сегодня он прямо-таки сияет. Думаю, ваше дело у консула Сэле наконец-то пошло на лад.

Ае ещё раз улыбнулся так, что вся холодность, которой так и веяло от него в это утро, на мгновение исчезла, после чего направился к общей зале.

Гиб Аянфаль посмотрел ему вслед, думая, что не хочет участвовать в торжестве. Конечно, замковые волны продолжали сохранять в себе тревогу, отпечатавшуюся в них с момента исчезновения. Но именно эта тревога для него самого и была причиной не предаваться радости. Хотя, с другой стороны, у него снова появлялся шанс увидеть танец. Если раньше это было слепым погружением, из которого он выносил только лёгкое приподнятое настроение, то теперь… Может быть, Ае прав? Погрузившись в общее сознание, он увидит то, что не в состоянии увидеть в одиночку. Так же, как управляющие мыслетоки значительно расширяют возможности каждого отдельного строителя, танец расширяет возможности индивидуального сознания, позволяя понять то, что не может быть понято отдельным умом. Или напротив следует держаться особняком, наблюдая за коллективным разумом жителей замка? Раздумывая над тем, как лучше поступить, Гиб Аянфаль побрёл в сторону покоев мастера обители и по пути наткнулся на самого абу, даже не сразу заметив.

– Вот ты где! – воскликнул аба Альтас, беря его за плечо, и тем самым отвлекая от мыслей, – Ае ведь сказал, что ты мне срочно нужен. Почему ты в таком случае не спешишь?

– Я просто… задумался, – попробовал оправдаться Гиб Аянфаль.

Аба Альтас, не вдаваясь в лишние разговоры, повёл его за собой в залу мастера. Он, судя по всему, был в отличнейшем расположении духа, несмотря на дождь, который всегда вызывал у городских строителей вполне справедливое недовольство.

В зале все было как обычно, только арочные проёмы, всегда простиравшиеся от пола до потолка, сжались в узкие затенённые щели. Асайи расположились на центральном подиуме напротив друг друга, и аба Альтас, выдержав небольшую паузу, протянул Гиб Аянфалю малую информационную карту.

– Вот. Консул Сэле был у нас в замке, всё видел и пришёл в восторг.

Гиб Аянфаль взял карту в руки и считал её погашенным взглядом. В его воображении предстал лишь образ – белый силуэт башни, почти невесомо парящей в воздухе. Три тонких ноги образуют исполинские арки, а вершина возносится выше облаков. В общем-то, для строителей Онсарры работа посильная. Гиб Аянфаль устремил на абу Альтаса вопросительный взгляд.

– Форма, конечно, проста, – проговорил аба Альтас, – ты поймёшь всю суть, только когда она будет построена и пробуждена. Тебе понадобится сотня строителей, чтобы управиться с ней до конца этого оборота. Консул пожелал, чтобы пробуждение её состоялось в грядущее Торжество Праматери. Как только небесные усмирят бурю, мы без промедлений приступаем к делу! Карту можешь оставить при себе.

Гиб Аянфаль положил карту за пояс туда же, где хранил карточку родственности.

– Как же я буду её строить? На карте ведь нет никакой точной строительной информации, только образ, – сказал он, но архитектор жестом остановил его.

– Я всё поясню, но сначала мы должны соблюсти некоторые формальности, Янфо. Башня Сэле – объект очень серьёзный, и потому трудясь с ним, ты должен соблюдать новые для тебя правила.

Аба Альтас сложил руки перед лицом, и глаза его погасли. В то же мгновение волны вздрогнули и замерли, образуя глухое пространство. Комната погрузилась в тишину. Гиб Аянфаля это несколько удивило, он почувствовал себя точно на вершине старой башни. Аба Альтас опустил руки.

– Как ты знаешь башни наравне с аренами, транспортными порталами и другими строениями служат не одной общине, а целым городам и твердыням, – начал он, – поэтому на их строителей ложится большая ответственность чем та, какую тебе уже доводилось нести при возведении обителей. Помимо простой аккуратности в труде, строителю приходится выполнять и определённые обязательства, налагаемые Голосом. В нашем случае я пообещал Сэле соблюсти в этом деле секретность. Он так и не поведал мне о своём замысле, но мы договорились, что широкие круги не будут знать об особенностях башни до той поры, пока она не будет завершена. Ты уже дважды побывал в его тайном дворце, как я знаю, поэтому должен понимать, что для Сэле такая скрытость бывает очень важна.

– И… как мне это соблюсти? – осторожно спросил Гиб Аянфаль.

– Достаточно просто. Ты не должен доверять строительную информацию башни Сэле никакому другому асайю с рабочей точкой городского строителя и мастерством архитектора. В былое время я бы не стал тебя волновать этим, сохранив информацию самостоятельно, а тебе выдавая её лишь по мере необходимости в виде обычных моих распоряжений. Однако сейчас я намерен передать тебе данные в полном объёме, наложив на тебя обязательства неразглашения. Для твоего обучения опыт столь ответственного труда будет весьма полезен.

– Хорошо, я буду соблюдать этот порядок. Но мы ведь вместе будем трудиться?

Во взгляде абы Альтаса на мгновение проскользнула непонятная грусть.

– Да, конечно, вместе, – уверенно ответил он, – Всё останется так же, как и всегда, Янфо. Я, как и прежде, буду давать тебе задания, разделяя весь объем труда на ежедневные этапы. Проект очень сложен, потому ты не сможешь с ним справиться самостоятельно. Ты же должен просто хранить полученную информацию, никак не оперируя с ней.

– А карта для этого не подойдёт?

– Карты – одни из немногих вещей наряду с трансферами и одеждой, которые пока ещё остались у асайев и имеют практическую ценность. Но ни одна вещь не сможет сравниться с живой памятью, которой я хочу доверить столь значимые для меня сведения.

Гиб Аянфаль послушался. Аба Альтас наклонился и прижался лбом к его лбу, беря за плечи, и в память Гиб Аянфаля устремился настолько мощный поток, что он забылся, будучи не в состоянии управлять собственным сознанием. Когда он очнулся, аба Альтас уже отпустил его, а большой блок строительной информации плотно осел на безопасной глубине памяти.

– Не обращайся к ней слишком часто, – назидательно сказал аба Альтас, – чтобы волны не потревожили. Ты теперь владеешь ей так же, как я. И, если со мной что случится, или моя память будет повреждена, то ты всё сможешь сохранить.

– Хорошо, – проговорил Гиб Аянфаль, – но что с тобой может случиться?

Аба отвёл взор в сторону. Ему очень не хотелось отвечать на прямой вопрос, и вместе с тем что-то мешало скрыть это намерение.

– Простая осторожность, Янфо, – наконец проговорил он, – Я всегда стараюсь действовать максимально аккуратно, ты ведь сам это знаешь.

Гиб Аянфаль с непониманием взглянул на абу. Такое странное объяснение только больше сбило его с толку.

– Не бери в голову и не беспокойся, просто храни информацию и всё! – строго произнёс аба Альтас, заметив недоумение у него на лице, – я должен, наконец, привить тебе культуру создания более величественных сооружений, чем простые обители! Придёт время, ты выучишься, обретёшь должное число энергометок и сможешь получить такую же просьбу Голоса, уже как архитектор. Наконец, тебя однажды призовут и в храмы, а там требования к строителям ещё более серьёзные! Ты должен быть к этому готов.

Хотя такой ответ и был вполне в духе абы Альтаса, Гиб Аянфаль понял, что аба во многом был с ним не откровенен. А волны с лёгким всплеском вновь наполнили комнату.

– Можешь быть свободен, – сказал архитектор, – тебе лучше пойти отдохнуть, чтобы успокоить память. Эта информация тяжела для восприятия.

Гиб Аянфаль не стал возражать и, склонив голову в знак прощания, послушно вышел из залы. Поведение абы Альтаса его встревожило, пробудив в душе неясные предчувствия. Он уже хотел отправиться к себе, чтобы в покое поразмыслить над этим, и может, попытаться вникнуть в сведения о башне, когда ощутил приближение того, кто явно хотел с ним поговорить.

– Яфи!

К нему шла Гиеджи. Как раз в это же время мимо проходили двое других замковых сеятелей. Рядом с их рослыми и немного грубоватыми фигурами были особенно заметны грация и изящество младшей сестры, делавшие её похожей на танцующего или техника волн, с которого сняли просторные одежды. Аба Альтас, отметивший эту особенность ещё в первые обороты жизни Гиеджи, порой высказывал мысли о том, что после познания искусства сева его младшее дитя непременно примется за что-нибудь ещё. Но пока всё дело не заходило далее таких полушутливых разговоров.

Гиеджи, улыбаясь, слегка приобняла своего родича и сказала:

– Я соскучилась по тебе! Пойдём в сад, хочу показать кое-что интересное.

– Ты не хочешь дождаться, пока дождь кончится? – поинтересовался Гиб Аянфаль, косясь в сторону арочных окон галереи. За время его беседы с абой стихия, кажется, набрала новые обороты беспощадного гнева.

– Мы пойдём во внутренний, – ответила Гиеджи, – Там теперь не всё так просто. Не могу тут про это говорить. Идём же!

Гиеджи взяла его за руку и слегка потянула за собой. Через это прикосновение Гиб Аянфаль невольно ощутил, что её переполняют крайне противоречивые чувства – с одной стороны она была чем-то обрадована, с другой – крайне расстроена. А за всем этим как будто стелилась призрачная полоса страха…

– Пошли, – согласился он и последовал за сестрой, не отпуская её руки.

Они прошли несколько коридоров с жилыми комнатами и вступили во внутренний сад. Он был очень просторен. От внешней среды его сберегал прозрачный купол, опирающейся на тонкие белые столбы, как бы невзначай расставленные среди пасочников. Такие сады служили источником пищи в ненастные дни, подобные сегодняшнему, потому, войдя внутрь, Гиб Аянфаль и Гиеджи встретили троих замковых сборщиков пасоки, неторопливо сгонявших густой алый сок в корзины. Обменявшись с ними приветственными поклонами, они направились в глубину сада, окутанную лёгким уютным полумраком.

Гиб Аянфаль давно там не был. Он помнил, что дальняя часть сада была лишена растительности: аба Альтас всё раздумывал не расширить ли за её счёт обитель, выстроив ещё несколько жилых комнат или залу для ткачей. Эти планы не были реализованы – Гиеджи вывела его к огороженному высоким кустарником участку, на котором росло несколько странного вида деревьев. Ветви их покрывали плоские овальные листья сине-зелёного цвета, среди которых желтели небольшие круглые плоды. А вокруг ощущалось полное отсутствие волн, почти как на башне.

– Это пасочные деревья с твердынь звезды Сативары, – пояснила Гиеджи, на миг останавливаясь, – у них другая пыль, потому они излучают иные волновые частоты, которые заглушают наши. Здесь слышны только те слова, которые ты сам хочешь услышать. Попробуй приглушить своё внутреннее поле, когда мы подойдём к ним. Они должны к тебе привыкнуть, и тогда сможешь оставаться тут сколько захочешь. Такие возделывали ещё во времена Праматери. Некоторые твердыни Сативары похожи на ту, с которой некогда она пришла. Асайи Сативары её чтят больше, чем мы, и создают у себя особые заповедные зоны в память о ней.

– Удивительно! – проговорил Гиб Аянфаль, стараясь замедлить течение пыли в теле и тем самым ослабить поле, – как они здесь оказались?

– Аба Альтас смог раздобыть. Он привёз их пыль оборотов пять назад и поместил её в недра под садом, а мой мастер помог их вырастить.

Поле Гиеджи почти не ощущалось – толи это растения прятали её, толи она сама была так тиха. Из осторожности Гиб Аянфаль не стал подходить близко к странным деревьям, зато Гиеджи решительно прошествовала за зелёную завесу ветвей. Она вскоре вернулась, неся в ладонях несколько плодов, похожих на обычные пасочные ягоды только более крупного размера. Взяв Гиб Аянфаля за руку, она положила ему на ладонь один.

– Возьми.

Гиб Аянфаль неловко сжал пальцы. Круглые гладкие бока плода тут же с шипением сморщились и потемнели.

– Почему оно так странно реагирует на меня? – удивился строитель.

– Твои пальцы слишком горячие, – ответила Гиеджи, – сделай их немного прохладнее.

Гиб Аянфаль замедлил течение пыли, чувствуя, как кожа послушно остывает, и Гиеджи, забрав остатки плода, осторожно дала ему второй. Гиб Аянфаль невзначай прикоснулся к её руке. Тело Гиеджи гораздо холоднее, чем его собственное, впрочем, как и у любого сеятеля. А сами ладони мягкие, точно не способные разрушать.

– Пра-асайи питались такими, – проговорила Гиеджи, – а сейчас даже не каждый сможет просто взять в руки.

Гиб Аянфаль покосился на свой плод. Хоть пальцы его и остыли, пасочная ягода продолжала понемногу морщиться, испытывая на себе некое разрушительное воздействие. Гиеджи, улыбаясь, забрала и её. Она опустилась на колени, кладя остатки на пришедшую в движение почву, тут же втянувшую их в себя.

– Да уж, – проговорил Гиб Аянфаль, – а этот сад такое уединённое место! Тут прямо как на старой башне.

– Я знаю, – улыбнувшись, ответила Гиеджи, – я специально попросила у абы, чтобы у меня тоже было тихое место. Деревья своими полями, конечно, заглушают большую часть общедоступных волновых потоков, но всё же мне ещё помогли замковые техники волн. Они поставили перед этой частью сада барьер, чтобы остальные асайи не слишком часто сюда заглядывали. Яфи, пусть это станет наша с тобой тайна. И не только из-за того, что лишнее присутствие может повредить растениям Праматери. Просто, у меня теперь тоже есть мысли, которые я не хочу доверять широким волнам.

Гиб Аянфаль взглянул на сестру, чуть склонив голову на бок.

– Хорошо, – проговорил он, – я никому не расскажу. Но Ае тоже знает об этом?

– Ае? – переспросила Гиеджи и её лицо неожиданно подёрнул ореол скрытого недовольства, – нет. Даже если он сам обнаружит здесь волновую дыру, то не говори ему о том, что мы тут встречаемся. Я не хочу, чтоб он знал.

Эта реакция немало удивила Гиб Аянфаля. Он мог понять, если бы Гиеджи захотела утаить что-нибудь от властного в семейных отношениях абы Альтаса. Но Ае-то всегда был на стороне своих младших родичей!

– Почему так? – спросил он, искренне встревоженный.

Гиеджи поджала губы, точно желая промолчать, но потом подняла глаза и решительно сказала:

– Мы с ним поссорились. Волны что-то нашептали ему, и он начал вмешиваться в то, во что не должен. Он решил, что я сама не смогу разобраться в том, что меня касается, и считает некоторые мои связи в волнах опасными. Поэтому тут я хочу быть в покое. Чтобы он не смотрел за мной.

Гиб Аянфаля огорчили такие слова. Он привык к тому, что его родичи ладят друг с другом и никогда не наблюдал между ними каких-либо конфликтов. Напротив, на его глазах Ае всегда окружал Гиеджи особенно деликатной заботой. Объяснения Гиеджи казались ему слишком путаными. Она явно скрывала истинную причину конфликта, считая собственную правоту непоколебимой. Интуиция Гиб Аянфаля, обострённая родичной связью, пробудила в его душе тревогу за сестру и подсказывала, что ему следует позаботиться о том, чтобы эта ссора как можно скорее загладилась. Но, зная Гиеджи, Гиб Аянфаль решил провести примирительную беседу несколько позднее, когда она хоть немного остынет.

– И давно вы в ссоре? – поинтересовался он.

– Дней пять. Яфи, пожалуйста, не расспрашивай меня сейчас! Думаешь, я рада раздору с ним? Нет! Мне жаль, что так вышло. Но… в моей жизни теперь есть некоторые вещи, о которых ему не следует знать. А если он и знает в силу своей прозорливости, то пусть предоставит мне право самой разрешать их.

Гиеджи замолкла, но её мысли и настроения продолжали напряжённо роиться, вмещая в себе невысказанные волнения. В полном отсутствии волн чужие мысли слышны как глухой гул. Так как Гиб Аянфаль был управляющим, то его рабочая точка была дополнена способностью понимать волны внутренних полей, носящие в себе мысли, и незаметно входить в их звучание. Во время труда ему постоянно приходилось вслушиваться так в десятки разумов одновременно. Подобные умения требовали от своего носителя определённой ответственности. Гиб Аянфаль никогда не пользовался ими вне строительного труда, но сейчас испытывал очень сильный соблазн прислушаться к сознанию Гиеджи, чтобы узнать, что же может её так тревожить. Однако, он удержался, уже наученный горьким опытом в прошлом – однажды он получил от Гиеджи весьма сильный волновой удар за случайно услышанные мысленные обрывки. Это были неясные мечтательные видения, сопровождаемые перепадами настроения, за которыми обычный асай даже не следит, позволяя волнам свободно разносить их прочь. Но Гиеджи сочла подобное посягательство на её внутренне поле непозволительным. На справедливое возмущение Гиб Аянфаля о том, как же она может трудиться в команде, если не желает ничьего вмешательства, сестра сказала, что аба Альтас специально беседует с мастерами-сеятелями, прося их обращаться с его воспитанницей «по-особенному».

Заглушая внутренний слух, Гиб Аянфаль опустился на траву и устремил отстранённый взор на высокий купол, через который в сад проникал приглушённый свет, придававший ему чарующую таинственную атмосферу. Рыжие капли дождя сыплются на него бешеным градом, скатываясь вниз, но ни одна из них не попадает внутрь, где в прохладном безветрии застыли десятки деревьев. Гиеджи, успокоившись и придя в умиротворённое расположение духа, села рядом. Возложив его голову к себе на колени, она начала заботливо перебирать алые волосы тонкими белыми пальцами. Это была та степень близости, которую большинство асайев восприняло бы как непозволительную. Гиб Аянфаль и Гиеджи допускали её только по отношению друг к другу как выражение тёплой привязанности и держали её в секрете даже от Ае и абы.

– Какой-то просто катастрофический дождь, – проговорил Гиб Аянфаль спустя некоторое время.

Гиеджи слегка пожала плечами, а потом грустно ответила:

– Мне жаль молодые пасочники, которые мы вытянули в саду консула Сэле. Растения ещё не окрепли и вряд ли уцелеют. Но ничего не поделаешь. Такой дождь нужен, чтобы смыть все следы.

Гиб Аянфаль внимательней взглянул на склонённое лицо сестры, чувствуя за её словами более масштабный контекст.

– Следы чего? – осторожно спросил он.

– Не знаю, – ответила Гиеджи, невесомо скользнув пальцами по его высокому лбу, – просто так говорят.

Гиб Аянфаль почувствовал, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут и решил просто принять её слова к сведению. Гиеджи тем временем тревожно пригляделась к окружавшим их деревьям.

– Яфи! Мне, конечно, хорошо тут с тобой, но, похоже, пора уходить. Я чувствую, меня зовут. Наверное, мастер пришёл, чтобы поговорить о завтрашнем труде. Ты тут ещё побудешь?

Гиб Аянфаль поднялся, поправляя на себе одежду.

– Нет, пойду к себе. Аба Альтас передал мне новый проект для Сэле. Надо немного его изучить.

– А! Наверное, там вновь что-то сложное, – понимающе кивнула Гиеджи.

Они вместе направились к выходу, когда Гиб Аянфаль вспомнил просьбу абы.

– Гиеджи, – окликнул он сестру, – ты в последнее время не видела Эньши?

– Вчера в саду, когда он, кажется, убегал от Тэти.

– Аба тебе ничего про него не говорил?

– Нет. Янфо, ты ведь пойдёшь сегодня вечером на торжество?

Гиб Аянфаль пожал плечами.

– А я пойду – в противоположность бодро ответила Гиеджи, и потрясла Гиб Аянфаля за руку, – ты тоже приходи. Я тебя буду ждать!

Они хотели уже кивнуть друг другу в качестве прощания, как вдруг Голос Ганагура разнёс по волнам радостную весть. Родичи одновременно погасили глаза и вслушались. Голос сообщил, что новая звезда, долготворимая Эртань-Онсарра наконец-то воссияла! В течение следующей тысячи оборотов движение её согласуется с общим движением Кольца Светил, в которое она войдёт, ведомая Онсаррой, а уже потом начнётся творение её твердынь.

Родичи вынырнули из волн.

– Значит, количество асайских звёзд всё-таки вырастет до двадцати одной, – сказал Гиб Аянфаль, думая, что Гиеджи захочет ещё с ним поговорить.

Но сестра только пожала плечами.

– Так и раньше бывало. Ладно, Яфи, мне пора.

Она склонила голову, а потом быстро зашагала прочь в глубины обители. Несмотря на столь прозаичное заявление, сестра никогда не наблюдала появления новых звёзд как и сам Гиб Аянфаль. Он знал об этом только из рассказов Голоса и абы Альтаса, который в начале прошлого цикла проводил многих учеников, ушедших на твердыни сотворённой тогда Нео-Сативары. Кроме них твердыни Онсарры и других звёзд покинули миллионы асайев, ведомые величайшими патрициями и матриархами. Их объединённое сознание породило новых сверхсуществ, подчинённых новым правителям. Проводы отделявшихся отмечались обширными торжествами, во время которых асайи все вместе уносились сознанием к новой звезде и её пока ещё неосвоенным окрестностям. А волновые поля асайских звёзд под управлением распространителей внешних волн мощными потоками устремляясь к новоявленному светилу и вводили её в глобальное информационное поле всего Анисана.

Анисанских распространителей внешних волн, так же называемых танцующими, Гиб Аянфалю тоже доводилось встречать. Даже в их замке жил один. Если для простых асайев танец был атрибутом великих и малых торжеств, то для распространителей танец был трудом. В каждом городе есть арены, на которых они вступают в нескончаемый танец, создавая из гудящих волн твердыни и звезды потоки, наполненные осознанной энергией. Плодом их трудов были срединные волны асайского происхождения, способные носить в себе мыслетоки и глобальные эмоции. Для Гиб Аянфаля это изящное ремесло было загадкой. Арена Рутты была скрыта от посещений на протяжении вот уже ста оборотов. Голос, конечно, говорил, что придёт время, и он получит право вступать туда и наблюдать за искусством танца, но Гиб Аянфалю казалось, что ждать придётся слишком долго.

Погрузившись в размышления, Гиб Аянфаль забрёл в галерею, за прозрачной стеной которой виднелась его башня. Голос шепнул, что, как и утром, сейчас нежелательно выходить на улицу. Все буйство стихии – точно хорошо спланированное зрелище, и Голос заботился о том, чтобы это действо никому не причинило вреда. Впрочем, Гиб Аянфаль и не собирался с ним спорить.

Но вот до внутреннего слуха донеслось ощущение опасности. Только угроза нависла не над ним, а над кем-то другим. Волны приносили подобные веяния, когда нужно было срочно оказать помощь, а он со своей рабочей точкой мог бы справиться с этим. Гиб Аянфаль пригляделся к башне и сквозь стену дождя рассмотрел крошечную фигурку на её боку. Кто-то, обладающий огненно-рыжими волосами, пытался взобраться наверх.

Не тратя времени, Гиб Аянфаль приложил руки к прозрачной стене, беря под контроль управляемое вещество. Пластичные плоские стебли быстро образовали перед ним ход на улицу. Тело обдало холодным ветром. Гиб Аянфаль выпрыгнул наружу, и тут же лицо и руки его обожгли неистовые удары капель, пересыщенных атмосферной пылью. Он по колено оказался в оранжевом пылевом потоке, нещадно щипавшем пурную кожу. Замок и все строения, кроме старой башни, приподнялись над поверхностью твердыни, опираясь на корневые стебли, из-за чего перед бурными ручьями не было никаких преград. Жгучий дождь разъедал нежную траву, обращая её в топкое месиво. Деревья сносили удары стихии более стойко, но всем сеятелям после завершения бури явно светило солидное прибавление труда.

Подбежав к башне, Гиб Аянфаль с ходу высоко запрыгнул на стену и начал проворно взбираться наверх. Голос шептал, что ему следует быть осторожнее, но он не обращал на него внимания. Он уже знал, кому идёт на помощь, и тут же припомнил недавнюю просьбу абы Альтаса. Что ж, хоть не пришлось отдельно разыскивать ребёнка.

На высоте верхнего уровня замка Гиб Аянфаль закончил подъем и подобрался ближе к Эньши. Тот беспомощно повис на стебле. Босые ноги скользили по гладкому камню, и он не находил в себе сил, чтобы или продолжить подъем, или спуститься вниз. Его спину и плечи покрывали светло-серые полосы, оставленные безжалостными дождевыми каплями. Гиб Аянфаль не знал, какая у него будет рабочая точка, но, похоже, она не наделяла своего обладателя достаточной ловкостью для лазанья по отвесным стенам. Строитель крепко стиснул рукой детское плечо и громко сказал:

– Пошли домой!

Эньши взглянул на него. Он, похоже, был испуган, хотя совершенно не потерял своей обычной строптивости, которая так и подталкивала его ответить, что помощь не требуется. Но неожиданно страх взял над ним вверх. Он осторожно обхватил рукой шею Гиб Аянфаля и, повиснув на нём, зашептал:

– Пожалуйста, давай убежим от белых!

Гиб Аянфаль прислушался к чувству присутствия. Кажется, не он один поспешил на помощь ребёнку. Голос подсказывал, что ему следует спуститься и отвести дитя к белым воспитательницам. Да и не будь просьбы абы, он и без подсказки Голоса поступил бы так же. Но что-то побудило его прислушаться к просьбе Эньши.

– Держись, – кратко сказал он, и с силой оттолкнувшись от башни, спрыгнул вниз.

Почти безболезненно приземлившись на ноги, юный асай помчался обратно к замку, заглушая в себе звучание Голоса. Эньши, вцепившись в плечи, расположился на его спине точно наездник.

Гиб Аянфаль запрыгнул в недавно им же проделанный проход и только тут остановился, слыша, как стебли вновь пришли в движение, возвращаясь к целостности. Одежда на его теле с шипением становилась сухой, испаряя влагу с атмосферной пылью. Только на густых волосах поблёскивала россыпь оранжевых капель, выдавая его недавний визит на улицу.

Эньши пока не думал сходить с него, беспокойно глядя в сторону башни сквозь прозрачную стену. На твердынях Онсарры дети часто просили взрослых из своей обители взять их на руки и помочь добраться в то или иное место, но Гиб Аянфаль подобного никогда не допускал. И дальше тащить Эньши на себе он не собирался.

– Слезай, – сухо сказал строитель и сам поставил ребёнка на пол. Он тут же взял его за руку, намереваясь отвести к абе Альтасу, но Эньши вдруг затормозил ногами, упираясь.

– Куда ты меня ведёшь? – воскликнул он, словно забыв о том, что всего мгновение назад они вместе пошли наперекор воле Голоса.

– К мастеру замка, – ответил Гиб Аянфаль, не вдаваясь в подробности.

– Отпусти! Немедленно! – закричал Эньши, – скажу на тебя самой матери Онсарре!

Гиб Аянфаль бросил на него сердитый взгляд. Он, не напрягаясь, слышал открытые детские мысли, заполненные сейчас опасением разоблачения и стыдом. С ними обращаться куда проще, так как дети имеют очень слабое волновое сопротивление. Да и простая физическая сила позволяла ему легко справиться с ребёнком. Но всё это было бы проявлением насилия, а он не мог себе такого позволить.

Эньши дёрнулся ещё раз, почти вырываясь, и в это мгновение взгляд Гиб Аянфаля упал на его шею. Чуть выше голубой детской ленты на белой коже проступало странное тёмное пятно. Оно было совсем не таким, как те следы, которые оставлял жгучий дождь. Гиб Аянфаль, не выпуская маленькой руки, присел на корточки и прикоснулся к нему, улучшив момент, когда строптивый ребёнок на мгновение замер на месте. Это были сосудики пыли. Строитель не знал, что послужило истинной причиной, но волны шептали, что такие пятна – явные признаки болезненного состояния, когда пурное тело не выдерживает движения пыли. Эньши на мгновение удивлённо уставился на него, а затем тряхнул головой так, что прядь рыжих волос закрыла пятно.

– Ты не здоров, – проговорил Гиб Аянфаль, убирая руку, – и мастер Хосс об этом знает. Он попросил меня привести тебя как раз из-за этого. Глупо убегать от него после того, как он был к тебе так добр. Он ведь хочет тебе помочь!

Эньши, собиравшийся было снова дёрнуться прочь, замер на месте.

– Не хочу, чтобы меня считали больным, – проговорил он, поднимая на Гиб Аянфаля глаза и прикладывая руку к пятну, – и потому не хочу, чтобы аба Альтас увидел это!

Строителя удивило это слово, которое не использовал никто кроме родичей и Росер. Даже все дети в замке звали мастера просто по имени.

– Почему ты так назвал его? – тут же спросил он.

Эньши его вопрос не понравился.

– Тебе не всё ли равно?

– Нет. Хотя бы потому, что у меня есть право так его называть.

С этими словами Гиб Аянфаль вытащил из-за пояса карточку родственности и протянул её ребёнку. Он обычно никому не показывал свою единственную вещь, но тут не удержался. Эньши, не без удивления взглянув на него, взял её и, погасив глаза, считал. Потом он отдал карту обратно. На лице его так и светилось любопытство.

– Аба Альтас сказал, что будет меня опекать. Я – его дитя, хотя и карточки нет, – сообщил он, – он собирался в скором времени познакомить меня с другими родичами, но пока ни про кого конкретного не рассказывал.

Гиб Аянфаль недовольно поморщился.

– Поменьше говори об этом, – строго сказал он, – родство обсуждать не принято, если ты не знаешь.

Сообщение Эньши его изумило, хотя он догадывался, что аба рано или поздно сам выскажет нечто подобное. Но его занимал вопрос – почему именно Эньши? Почему таковым оказался выбор Звезды? То, что его родичами были Ае и Гиеджи, казалось ему само собой разумеющимся. А Эньши… Гиб Аянфаль чувствовал, что впервые воля Звезды его не радует.

В это время колебание волн прервало его раздумья. Кто-то вот-вот войдёт в галерею. Не тратя больше времени, Гиб Аянфаль крепче ухватил Эньши за руку и быстро зашагал прочь. Ребёнок послушно шёл с ним, видно так же ощутив приближение и не желая встречи.

– Куда мы? – запоздало спросил он.

– К абе. Не противься, пожалуйста, ему всё равно известно, что с тобой что-то не так.

Гиб Аянфаль чувствовал, что Эньши побаивается открывать свою тайну, но всё ж идёт сам. Аба Альтас был для него более приемлемым вариантом, чем воспитательницы.

Мастер замка всё ещё был у себя. Более того он, похоже, ждал, что Гиб Аянфаль придёт.

– Вы вместе! Ну наконец-то! – обрадованно воскликнул он, едва строитель вошёл, подталкивая Эньши вперёд себя.

Эньши несмело взглянул на него. Аба Альтас подошёл и, склонившись, прикоснулся к пятну на его шее.

– О, ну это не страшно! – проговорил он, – совсем не повод опасаться исправления! Такие пятна порой появляются у детей, обладающих очень тонкой телесной организацией, и с возрастом это проходит само. А сейчас нам понадобится только немного чистой пуры… Из-за этого ты, Эньши, убегал от меня? Это никуда не годится! Родичи всегда доверяют друг другу, даже больше, чем Голосу Ганагура. Доверие – основа любых отношений для асайя, родичу можно доверить даже то, что вынуждает тебя испытывать стыд. А родич в свою очередь должен это доверие оправдать. Хорошо запомни это. А сейчас немного подожди.

Ребёнок, промолчав, опустил голову. Аба, взяв его за руку, повёл в глубину залы и усадил на своё ложе. Затем он обернулся к стоящему у входа Гиб Аянфалю.

– Я рад, что ты выполнил мою просьбу, – с удовольствием сказал он, – хорошо было бы, если бы ты, Янфо, всегда теперь старался заботиться об Эньши. А тебе, Эньши, стоит слушаться Янфо.

Эньши обернулся, обращая к Гиб Аянфалю удивлённый взгляд. Он явно не собирался допускать в свои воспитатели новоявленного родича.

Гиб Аянфаль вернулся к себе. Больше всего хотелось глубоко нырнуть в волны, скрывшись в информационных глубинах до следующего утра. Гиб Аянфаль лёг, вытянувшись на ложе, и закрыл глаза. Спустя несколько мгновений волновые отражения его унеслись далеко, оставив замершее пурное тело. Однако покинуть волны пришлось гораздо раньше, чем он собирался. Спустя некоторое время Гиб Аянфаль ощутил, что невольно возвращается в сознание. Волны в замке, прежде тихо шелестевшие, начали мерно колебаться, призывая пойти в общий зал. Этот зов был гораздо слабее того, который звучал на Торжестве Праматери. Гиб Аянфаль по-прежнему сомневался в необходимости принимать в этом участие, и потому решил попытаться воспротивиться общим настроениям.

Однако волны продолжали звать. И чем больше асайев собиралось в зале, тем настойчивей становился зов. Да и Голос Ганагура подсказывал, что Гиб Аянфалю танец пошёл бы на пользу. Сегодня во многих обителях проводятся малые торжества. Все они будто бы предназначены для общей цели, известной только сверхсуществам.

Но Гиб Аянфаль оставался лежать, закрыв глаза и игнорируя призывы. Время от времени он слышал шаги асайев, проходивших по галерее. Он старался обращать на это поменьше внимания, чтобы не отвлекаться от борьбы с настойчивыми волнами. И вот кто-то, кто непременно должен был пройти мимо, вдруг остановился перед входом в его комнату. Гиб Аянфаль услышал, как стебли стены с лёгким шорохом расползлись, открывая проход. Снова шаги. Чужое внутреннее поле зазвучало совсем рядом.

Гиб Аянфаль открыл глаза – перед ним стоял один из замковых техников волн в светло-зелёных одеждах, под которыми скрывалось длинное до пят бело-голубое платье. Голову его покрывал капюшон, а на груди, видневшейся за широким треугольным воротом, красовались две энергометки. Гиб Аянфаль знал, что он пришёл в замок незадолго до нынешнего оборота, но узнать его имя у строителя пока не было повода. Всех строителей обители он знал поимённо, а вот замковые техники всегда казались ему довольно отстранёнными асайями, и потому он не стремился к знакомству с ними. Слишком разной деятельностью были заняты их рабочие точки.

Нежданный гость стоял посреди комнаты и спокойно взирал на него, похоже не собираясь заговаривать первым. Гиб Аянфаль сел на ложе, вопросительно на него глядя. Что-то в комнате изменилось с приходом техника, и лишь спустя несколько мгновений он понял, что более не слышит настойчивого зова волн.

– Это ты сделал? – тут же спросил Гиб Аянфаль, расслабляя зажатое сознание, – я больше не слышу зова!

Техник молча склонил голову, а затем подошёл ближе и опустился на ложе рядом со строителем, складывая на коленях аккуратные руки. Во всех его движениях просматривалась присущая всем техникам сдержанность, как будто бы им было отведено строго ограниченное количество телодвижений, которые они расходовали расчётливо и экономно.

– Ты стойкий, – с непоколебимым спокойствием в голосе произнёс он, – но с призывными волнами обращаются не так. Пропускай их сквозь себя, а не сопротивляйся.

И он повернул голову, вновь устремляя на Гиб Аянфаля внимательный взгляд живого светло-голубого глаза.

– Благодарю. А ты тоже не собираешься идти на торжество?

– Вообще-то я туда и направлялся. Но наткнулся на тебя, – губы техника тронула едва заметная улыбка, не находящая ни малейшего отражения в по-прежнему спокойных глазах, и он продолжил после небольшой паузы, – Все знают, что ты в очень хороших отношениях с мастером замка. К тому же был другом пропавшей белой матери. И потому некоторые думают, что ты знаешь об исчезновениях больше, чем кто-либо, не обременённый большим количеством энергометок.

Гиб Аянфаль невольно напрягся. Тому, что почти незнакомый асай заговорил с ним об исчезновениях, он не удивлялся – сейчас многие продолжали обсуждать это, жалея пропавших. Но ему вспомнился разговор с Лийтом. Неужели какие-то обрывки информации попали в общие волны и теперь не являются его сокровенной тайной?

– Странный вывод, – произнёс он, – если бы я был прямым свидетелем! Но ведь я всё узнавал лишь через такие же разговоры, что и другие. А мастер обители так и вовсе отказывается обсуждать со мной это.

Его ответ, однако, нисколько не обескуражил пришедшего.

– Это мнение, сложенное волнами, – ответил он, – их слова могут казаться странными и непонятными, но волны составляют их из отголосков событий и мыслей, которые многими считаются тайными или пропавшими в забытом прошлом. Ведь я сказал тебе то, что думают по этому поводу техники волн.

Гиб Аянфаль примолк, осознавая, что этой стороной вопроса он досель не интересовался. Ему хорошо были знакомы мысли строителей, сеятелей, жнецов и других асайев с созидательными рабочими точками. Но он никогда не беседовал об исчезновениях с техниками. Он знал, что в праве сейчас не произносить ничего, ответив, чтобы техник не вмешивался в его личные дела. Однако его нежданная помощь настраивала на совершенно иной лад, и Гиб Аянфаль решил осторожно открыть ему часть своих мыслей и вместе с тем получить ответы на некоторые вопросы.

– Исчезновение совсем не дело рук искажённых, – произнёс он, – оно подобно пути в некое пространство, возможно существующее за пределами Анисана. Так я думаю. И, пожалуй, это и всё, что я могу сказать.

Техник волн, несмотря на скудость его слов, по-видимому, принял их к сведению. Он склонил голову и негромко произнёс:

– Интересное мнение…

– А ты что думаешь? – в свою очередь спросил его Гиб Аянфаль, – мы можем обменяться мнениями обоюдно?

Техник кивнул. На мгновение и второй глаз его погас, а волны, заполнявшие комнату, начали звучать ещё более приглушённо.

– Можем, – сказал он после затихания, – предположений у меня много, но одно знаю наверняка и я, и другие техники срединных волн. Исчезнувших на самом деле больше, чем говорят волны. По крайней мере, на одного асайя.

– Как так? – тут же спросил изумлённый Гиб Аянфаль, – когда это случилось, и почему волны умолчали? Ведь исчезновение вызывает в них целую бурю, как могло скрыться такое?

– Это произошло в месте, отрешённом от общих мыслетоков. И рядом были те, кому по силам справиться с мощными волновыми всплесками. Исчез один из нас. Техник срединных волн.

Всех техников связывает воедино Общее дело. Служение ему очень важно, так как срединные волны, волны Силы, способны принести с собой разрушения и испепеляющий жар, если с ними не обращаться как следует. Нас много, мы чувствуем друг друга сквозь расстояние, даже если нам никогда не доводилось встречаться. Исключение составляют лишь те, кто покидает общие волны. И хотя они могут служить делу, где бы они ни были, большинство тех, кто состоит под покровом Голоса Ганагура, не может связаться с ними. Исчезнувший техник был вне Голоса Ганагура на протяжении почти двух циклов. Он служил другим. Никто не ожидал увидеть его вновь внимающим к Голосу, потому что его имя было скрыто из общих волн: такое бывает, когда асай отрекается и уходит…. Но некоторое время назад он внезапно объявился, чтобы исчезнуть спустя несколько дней. Имя его так и осталось скрытым, а потому мы не разглашаем его.

Комнату наполнила тишина. Техник всё так же бесстрастно смотрел на строителя, а Гиб Аянфаль молчал, поражённый услышанным.

– Почему же ты решил поделиться со мной настолько скрытой информацией? – спросил он наконец.

Техник слегка наклонил голову.

– Ты имеешь определённое отношение к происходящему. Тебе важно будет об этом знать, – загадочно ответил он.

Гиб Аянфаль сидел, почти не двигаясь и не сводя взгляда с собеседника.

– Отрекается и уходит… – повторил он, – но каким «другим» он мог служить? Я кое-что слышал. Ведь те, кто находится вне Голоса, служат Малкириму, так? Он из тех, кого зовут неслышащими?

Он тут же смолк, запоздало вспомнив, как Ае предупреждал его: ни с кем не заговаривать о подобном. Должно быть этот осторожный страх отразился на его лице, потому что техник приподнял руку в жесте призыва к покою.

– Не надо волноваться, – быстро сказал он, – мы, техники, относимся к этому иначе. Зов Малкирима слышен многим техникам и вестникам, но лишь потому, что по воле патрициев Онсарры мы должны заглушать его в мирных поселениях и городах, дабы он не смущал простых асайев, таких как ты. Но Зов Малкирима очень силён и иногда пробивается, внося в чистые умы смуту. Ты не один знаешь его имя, поверь мне. Что касается исчезнувшего, то да, его можно считать близким к, как выражаются под покровом Голоса, «неслышащим». Но он был в первую очередь техником волн, а мы в любом случае верны госпоже Гаэ. А теперь я хочу задать тебе последний вопрос. Не сочти его опасным для себя: мне, как технику, просто хотелось бы знать, как Зов Малкирима в очередной раз проник в волны Рутты. Когда ты услышал его?

Гиб Аянфаль помедлил, прежде чем ответить, и смерил техника внимательным взглядом, особенно вглядевшись в его серебристые глаза. Удивительно спокойные, у созидателей таких нет… Они успели поговорить о многих вещах, которые полагалось бы держать в тайне что ему, что этому технику. Быть может, если он откроется ещё чуть больше, то ответ техника откроет ему дорогу к преодолению забвения?

– Это случилось за три декады до Торжества Праматери, – ответил он, – Я должен был возвращаться Рутту из Лэрвинда поздно вечером. Но я не помню дороги. Со мной случилось нечто, о чём я не могу рассказать из-за забвения. А на следующий день во время труда слово «Малкирим» как-то само собой возникло в сознании. Вот и всё. Ты случайно не знаешь, может асай восстановить память, если она очищена на уровне пылевой структуры? Я пытался обратиться к Глобальной Памяти, но у меня ничего не получилось.

– Да, это довольно трудно для таких, как ты, – ответил техник, – для созидателей. Да и мне, к примеру, далеко до такого мастерства, позволяющего легко вычленять из неё нужные цепочки событий. Быть может, если ты однажды встретишь мастера волн, которому сможешь открыться, то вспомнишь. Иногда случается так, что асайи вспоминают прошлое, даже после того, как перестают быть собой. Если, конечно, пережитые тобой события находятся в волнах, доступных Ганагуру, а не подконтрольных тайным общинам. В таком случае тебе сможет помочь только некто, подобный исчезнувшему мастеру.

После этих слов разговор завершился, и Гиб Аянфаль ощутил, что комнату заполняет прежнее звучание волн. Техник тем временем поднялся на ноги.

– В нашу обитель прибудет Гэрер Гэнци, – проговорил он, – может быть, ты переменишь своё решение относительно торжества?

Гиб Аянфаль нахмурился. Самому ему не хотелось лично встречаться с правителем, так как он чувствовал себя не готовым к такому визиту. Но он подумал, что аба Альтас непременно обрадуется именитому гостю и поспешит завести с ним беседу. А если речь зайдёт об их труде, то его присутствие вполне может понадобиться абе. Следует быть неподалёку.

– Что ж, я пойду, но только потому, что я сам так решил, а не волны призвали меня, – проговорил он, решительно поднимаясь.

– Конечно, – заверил его техник, и оба асайя покинули комнату.

Вместе они дошли до зала, а там знакомый его незаметно затерялся среди прочих асайев, пришедших на торжество. Видимо, он счёл дальнейшее присутствие излишним – тщетно Гиб Аянфаль старался найти его в толпе. Известие об ещё одном исчезновении не вызывало у него никаких тяжёлых чувств, только жгучее любопытство. Истории, которые нельзя услышать в общих волнах, обычно имеют особенную ценность, и Гиб Аянфаль был рад, что малознакомый техник позволил ему приобщиться к этому. Такая откровенность удивляла его, но он подозревал, что некоторые техники волн обладают прозорливостью, позволяющей им, если не знать, то хотя бы догадываться о событиях прошлого и будущего. Из уважения к этому, он решил, что дальше него рассказанное не пойдёт.

Тем временем в общей зале асайи пока занимались вполне обычными делами. Некоторые брали пасоку из большой чаши, другие, собираясь небольшими группами, обсуждали последние события вслух или через волны. Среди бегавших меж взрослых детей Гиб Аянфаль разглядел рыжую голову Эньши. Похоже, аба Альтас успел полностью излечить его, так как Эньши был, как и прежде, всецело вовлечён в жизнь замка, никого не сторонясь. Грядущее торжество предвещало только витавшее в волнах настроение ожидания, подогреваемое тем, что все ждали визита представителей Триады.

Сам аба Альтас в это время вёл беседу с группой патрициев, пришедших из соседних обителей. Гиб Аянфаль знал, что он любит такие многочисленные встречи, хотя сам танец, ради которого все и пришли, его мало интересует. Аба Альтас не умеет вести танцы и всегда предоставляет этот труд Ае. Неподалёку увидел он и старшего родича, разговаривавшего с архитектором Зоэ. Гиб Аянфаль хотел уже было подойти к ним, чтобы влиться в беседу и познакомиться с этим Зоэ поближе, но в это время кто-то потряс его руку, взяв за локоть.

– Я уже подумала, что ты и правда не придёшь! – проговорила обрадованная встрече с ним Гиеджи.

– Всё-таки решился, – ответил Гиб Аянфаль, – надо быть поближе к абе. Я слышал, нашу обитель посетит сам Гэрер.

На лице Гиеджи отразилось удивление, но она не успела ничего ответить, так как усиленные многочисленными внутренними полями волны вдруг торжественно призвали к тишине. Асайи оставили свои дела и поднялись на ноги, оборачиваясь ко входу. Даже аба Альтас был вынужден прервать беседу. Врата залы неторопливо открылись, и внутрь бесшумно вошёл, окружённый лёгким ореолом света, правитель. Волны заполнили покой и умиротворение. Все, кто был в зале, смотрели на Гэрера Гэнци, и Гиб Аянфаль тоже. Он даже не заметил, как совершил приветственный поклон в ответ на поклон правителя. А следом за Гэрером вошла консул Гейст. Она встала по правую руку правителя и повела головой, осматривая зал, если, конечно, что-то видела из-под чёрной кибахи. Гиб Аянфаль, смело взглянувший на неё, невольно содрогнулся от пронизывающего пыль холода, когда бесстрастное лицо повернулось в его сторону. Консул Гейст явно прекрасно видела всё, и её взор как будто бы задержался на Гиб Аянфале, но уже через миг он понял, что не на нём одном – стоящая рядом Гиеджи вдруг впилась в его плечо, едва не падая с ног.

– Ты в порядке? – тут же обратился к ней Гиб Аянфаль. Но Гиеджи не ответила, она только нерешительно кивнула, не сводя взора с консула Гейст, которая обратила своё внимание в другую сторону.

Тем временем Ае подошёл к высоким гостям и беззвучно обратился к Гэреру. Правитель так же ответил ему, лишь приподняв руку, после чего волны в зале вернулись в прежнее состояние. Асайи мало-помалу начали приниматься за прежние дела, и только дети, да самые любопытные продолжали наблюдать за гостями. Гиб Аянфаль, решивший держаться поближе к абе Альтасу, невольно оказался в их числе вместе с Гиеджи.

Правитель и Гейст в сопровождении Ае подошли к мастеру замка.

– Гэрер Гэнци! Как хорошо, что вы решили присоединиться к нашему торжеству! – проговорил аба Альтас, выступая вперёд.

– К сожалению, нет, мастер Хосс, – ответил Гэрер, – мы пришли по другому поводу. Нас с консулом Гейст интересует ваш труд. А именно – башня, волю на строительство которой до вас донёс консул Сэле. Такое строение очень важно для города, и мы не можем не уделить этому внимания.

Аба Альтас тут же расцвёл в исполненной достоинства улыбке и важно произнёс:

– Конечно, мне ясен ваш интерес. Консулу Сэле было очень непросто угодить, но всё же нам это удалось!

Гиб Аянфаль заметил, что Ае во время этого разговора встал рядом с абой, наблюдая за всем. Патриции, оставшиеся в стороне, не вмешивались, но бросали в их сторону заинтересованные взгляды.

Правитель изысканно улыбнулся:

– Сэле привёл вас к тому решению, которое было необходимо самому Ганагуру, – сказал он, – Полагаю, вы не сам ведёте строительство, и у вас есть управляющий. Хотелось бы взглянуть на него. Башня – сложный и ответственный труд.

– О, не сомневайтесь в нём, он справится! – проговорил аба Альтас, – тем более, что консул сам одобрил его участие. Он – мой ученик и одновременно воспитанник, я представлю вам его с превеликим удовольствием! – и аба громко позвал, – Янфо! И ты, Гиеджи тоже, идите сюда!

Гиб Аянфаля охватило смущение. Уж лучше бы на торжество заявился консул Сэле, с которым он привык иметь дело. Гиеджи рядом испытывала сходные чувства, однако заставлять старших асайев ждать было дурным тоном, потому они вместе подошли к абе Альтасу становясь рядом. Гиб Аянфаль оглянулся на Ае, ища поддержки, и старший родич молча кивнул ему.

Широкая ладонь абы Альтаса покровительственно опустилась на плечо.

– Это Гиб Аянфаль, – представил он, – я воспитываю его с момента пробуждения, и передаю ему все свои знания. Поэтому будьте уверены – скоро твердыни Онсарры встретят в его лице нового достойного патриция.

Гиб Аянфаль почувствовал себя так, как будто его насильно вернули в детское состояние. Аба очень доволен тем, что Гэрер Гэнци заинтересовался его семейством, и ни за что не отпустит эту ситуацию, пока не представит правителю своих детей, попутно расхвалив их на все лады. А ему же было неловко. Не решаясь взглянуть в лицо Гэреру, он рассматривал его знак – восьмиконечную звезду.

– Волны доносили до меня вести о вашем семействе, – тем временем проговорил Гэрер Гэнци, – Но я знаком только с мастером Ае. Очень приятно узнать и Гиб Аянфаля, будущего мастера строительного искусства.

– Я рад, – ответил аба, и продолжил – а это Гиеджи, сеятельница с очень большим будущим. Я пока не нашёл для неё постоянного учителя, так как подхожу к этому выбору с большой ответственностью, и потому она сейчас учится у разных мастеров. Но не сомневайтесь, путь Гиеджи будет не менее блистательным!

Гиеджи во время этой речи молча стояла рядом с Гиб Аянфалем и, казалось, была смущена ещё больше него. Напротив неё возвышалась фигура молчавшей Гейст, которая по-прежнему никак не участвовала в беседе.

– Я привык видеть семьи, состоящие из равных асайев, или же мастера, подобного вам, с воспитанниками-учениками, – проговорил Гэрер Гэнци, – А тут – трое с совершенно разными путями и рабочими точками. Может быть, на этом ещё не всё, мастер Хосс?

– Честно говоря, я действительно подумываю об этом, – проговорил аба Альтас, – и у меня на примете есть один маленький асай, которого мне хотелось бы принять. Вот только, когда я осторожно рассказал о своей воле белым сёстрам, то получил от них весьма неутешительный ответ. Но может быть вы, уважаемый Гэрер, могли бы как-то посодействовать мне в этом деликатном деле?

Просьба абы Альтаса, озвученная самому правителю, уже не могла удивить Гиб Аянфаля после сегодняшних событий, но Гиеджи незаметно потрясла его за руку и в мыслях прозвучал её голос, переданный через прикосновение:

«О каком ещё новом родиче говорит аба?!»

Гиб Аянфаль вопросительно оглянулся на Ае, но тот сделал им предупредительный знак рукой и беззвучно сказал, чтобы они пока не вмешивались, и лучше всего будет поговорить с абой об этом новом обстоятельстве после того, как именитые гости удалятся.

А Гэрер Гэнци тем временем ответил:

– К сожалению, мастер Хосс, моё влияние на белых сестёр ничем не отличается от вашего. Но рядом с нами сейчас та, чьё слово для них – один из законов. Гейст, ты могла бы помочь мастеру Хоссу в его намерении?

Все обратились к синему консулу. Гиб Аянфаль снова ощутил уже подзабытый трепет и понял, что консул Гейст впервые за всю беседу обратила на них взор, скрытый под чёрной кибахой. А через миг раздался её холодный голос, звучание которого казалось чужеродным для исполненной суетливым движением жизни обители.

– Белые сёстры не дадут одобрения. Но нужно согласие. Тогда уже тонкие волны решат всё сами.

– Однако же… – начал, было, аба Альтас.

Но консул Гейст прервала его, выступая вперёд и поднимая правую руку. Волны тут же грозно всколыхнулись. Аба замолк и бросил на неё недовольный взгляд. Ему не понравилось, что его остановили таким образом, но возражать синему консулу он не смел.

– Что ж, мы, пожалуй, слишком углубились в тему родства, – проговорил Гэрер Гэнци, бросая взгляд на консула Гейст, – а ведь я хотел ближе познакомиться с вашим учеником. Гиб Аянфаль подойдите ко мне.

Этого строитель никак не ожидал. Его вдруг точно охватила чужая воля и он, сам не понимая, что делает, подошёл к Гэреру Гэнци, покидая безопасную сень абы. Он поднял голову, скользнув взором по вновь ставшей безучастной консулу Гейст, и взглянул правителю прямо в лицо.

Глаза Гэрера Гэнци свело-серебристые. Гиб Аянфаль теперь не мог оторваться от них, и ему вновь показалось, что они с правителем в зале одни. Рядом нет ни абы, ни родичей, ни Гейст, ни всех остальных асайев. Гул волн остался где-то далеко, а его всего охватило гармоничное звучание фиолетового внутреннего поля. Ему даже удивительно стало, чего он смущался прежде. Странным показалось только то, что Гэрер ни о чём не спрашивал, а только смотрел. Его взгляд замещал всё, делая слова излишними. И вдруг Гиб Аянфаля охватило осознание того, что его собственное внутреннее поле и сознание открыты как никогда. Спохватившись, он попытался закрыть их, но это оказалось непросто. Пыль не слушалась и весьма неохотно ускорила своё движение, вновь утонув в умиротворённом покое, очень похожем на Белую Вечность. У Гиб Аянфаля появилось сильное желание прекратить эти попытки обособиться от Гэрера и отпустить сознание, позволив ему безболезненно слиться с чужим полем, которое с каждым мгновением становилось донельзя похоже на его собственное. Его начало преследовать стойкое ощущение, что он все больше видит в Гэрере самого себя, то, каким он хочет стать, или какой он уже есть в самой глубине своего существа. Асай, стоящий перед ним – точно зеркальное отражение, отрешённое, иное, но содержащее все его черты. И снова лишь крошечная часть внутри него была способна противостоять всему; ведь то, что правитель сейчас делает с ним – испытание, и он непременно должен его пройти.

Завораживающее воздействие внезапно отступило. Внутренний слух прорезал привычный гул, и словно из небытия перед взором появились фигуры остальных асайев. Гиб Аянфаль вздохнул, ощущая, что ему не хватает воздуха, чтобы справиться с теперь уже слишком сильно воспылавшим внутренним жаром. Рука родича Ае лежала у него на плече, сберегая его от чрезмерного воздействия волн.

– Стойкий асай, – проговорил Гэрер Гэнци, – я вижу, что вы справитесь с башней.

– Конечно, он справится! – вмешался аба Альтас, – я это вам сразу сказал.

Гэрер Гэнци согласно кивнул.

– Я думаю, нам стоит продолжить беседу в другом месте, – проговорил он и вопросительно взглянул на Гейст.

Синий консул никак не отреагировала на его взгляд, только сложила руки на груди.

– Да, так будет лучше, – согласился аба, – Ае, думаю, ты и без меня тут прекрасно со всем справишься. Передаю обитель в твоё ведение.

– Конечно, мастер, – заверил его Ае, не убирая руки с плеча Гиб Аянфаля.

– Вот и хорошо, – произнёс Гэрер.

Он отступил и, снова на мгновение привлекая всеобщее внимание к себе, совершил прощальный поклон. Получив такой же поклон в ответ, он кивнул абе Альтасу, и они вместе направились прочь из залы. Консул Гейст последовала за ними, ни на кого не взглянув.

Старший родич наконец отпустил Гиб Аянфаля. Строитель обернулся к нему, но Ае быстро приложил палец к его лбу.

«Потом поговорим, Янфо, сейчас пришло время танца» – прозвучало в мыслях, и Ае отошёл.

Волны в зале всколыхнулись, переходя под его управление. Все асайи, и простые, и патриции, выстроились кольцом, обращая взгляды к ведущему. Ае смотрел на них, не говоря ни слова, и только взглядом призывая присоединиться к начинающемуся действу. Внутреннее поле его, обычно невидимое как у всех, приобрело мягкий белый оттенок. Он приподнял руки, стягивая к себе внимание, после чего его тело плавно вознеслось над залой. А следом за ним всколыхнувшиеся волны кругами пошли по доступному им пространству, увлекая асайев в огромный хоровод.

Этот танец не был таким глубоким, как на Торжестве Праматери. Никто не сбросил одежд, а Гиб Аянфаль, вновь сохранив каплю собственного сознания внутри общинного сверхсущества, мог наблюдать за действом. Ступни его совсем не касались пола, пока тело без всяких усилий неслось по воздуху, следуя за всеми. В центре танца – старший родич. Он двигается настолько быстро, что его фигуру, окружённую сине-белым ореолом, и не разглядеть. Сияющая дымка заволакивает залу, собираясь в мощный столб белого света, устремляющегося вверх над Ае. Своды обители расступились, выпуская свет наружу. Создаваемый танцем поток волн настолько горяч, что капли атмосферной пыли с шипением распадаются, едва коснувшись его. Волны заполнены ощущением небывалого единства: кажется, что вся Пятая твердыня сейчас танцует, только асайи собрались отдельными обителями и тысячи белых потоков устремляются в небо в разных её уголках.

Танец доставлял Гиб Аянфалю наслаждение. Но он совсем не чувствовал в нём приподнятой радости. Эмоции, заполнявшие волны, носили на себе печать возвышенной печали. Гиб Аянфаль радовался только тому, что он может осознанно наблюдать всё это, сохраняя возможность высвободиться из общего сознания. Не прекращая танцевать, он взглянул вниз, сквозь светящуюся дымку. Там темнела чья-то фигура. Кто-то вперёд него вырвался из замкового действа. Стараясь целиком не раствориться сознанием в мыслетоках, Гиб Аянфаль прислушался к волнам – это оказалась Гиеджи. В памяти тут же всплыло совсем свежее воспоминание о разговоре с правителем и Гейст, и Гиб Аянфаль почувствовал, что должен сейчас быть рядом с сестрой.

Собравшись с волей, он замедлил движения, и его тело тут же пошло вниз, точно проваливаясь в воздушную яму. Лоб полоснула резкая боль, когда он с силой захлопнул сознание, изолируя себя от общей воли. И тут же он упал на пол, ничем не удерживаемый.

Гиб Аянфаль сел и посмотрел вверх – танцующие уже поднялись выше разверзшегося потолка. Чья-то рука сжала его плечо. Гиб Аянфаль обернулся и увидел Гиеджи.

– Почему ты покинул танец? – спросила сестра.

– А ты почему его покинула? – вопросом ответил Гиб Аянфаль.

Гиеджи пожала плечами.

– Мне было как-то не по себе после этого разговора, потому я даже не смогла вступить в него. Яфи, пожалуйста, пойдём!

Гиб Аянфаль и не думал возражать. Пригнувшись, они вместе двинулись к выходу. Подниматься во весь рост было опасно – волны сгущались невысоко над полом, оставляя внизу очень узкую спокойную зону. Гиб Аянфаль чувствовал, что если снова попадёт в них, то невольно вернётся в танец, и выбраться прежде времени во второй раз будет сложнее. Но неожиданно волны сами приподнялись, позволяя им свободно покинуть залу. Гиеджи немедленно этим воспользовалась, распрямляясь во весь рост, и увлекая за собой Гиб Аянфаля. Строитель же оглянулся, бросая быстрый взгляд сквозь белую завесу потока, образуемого танцем. Он увидел пятерых замковых техников волн. Они не участвовали в танце как все, а стояли на самой границе волн, приподняв руки и медленно двигаясь. Среди них Гиб Аянфаль различил и своего нового знакомого – техник в ярко-зелёном одеянии стоял с самого края и, заметив внимание строителя, устремил на него ответный взгляд. Но в это время Гиеджи сильнее потянула его за руку, и Гиб Аянфалю пришлось прервать свои наблюдения.

– Пойдём ко мне, у меня там тихо и есть немного пасоки со вчерашнего дня, – предложил он сестре, когда они вышли залы и двинулись в глубину замка. Галереи, малые залы и жилые комнаты, мимо которых они шли, были тёмными и холодными. Вся сила обители сейчас собралась там же, где и танец. Комната Гиб Аянфаля оказалась такой же остывшей. Стебли стен лишь слегка засеребрились, когда родичи расположились у образовавшейся прозрачной арки от пола до потолка. За ней было уже темно. Дождь прекратился, и асайи созерцали ясное небо, пересечённое линиями твердынных колец с сияющими звёздными вихрями.

– Думаю, танец скоро закончится, – проговорила Гиеджи, подавая старшему родичу пиалу с пасокой.

Гиб Аянфаль отпил сразу почти половину. Преждевременный выход из общего сознания забрал у него много сил.

– Так ты не знаешь, что за родича решил принять аба? – Гиеджи вновь задала волновавший её вопрос.

Гиб Аянфаль оторвал взгляд от неба.

– Честно говоря, сегодня я имел возможность об этом узнать, – сказал он, – это тот рыжий Эньши, наш сосед.

– Всё-таки он? – переспросила Гиеджи, – а меня ещё не оставляла надежда, что окажется кто-нибудь другой!

– А я, напротив, не удивлён, – ответил Гиб Аянфаль, – в последнее время это было очевидно.

– Просто меня что-то в нём настораживает. Я не знаю, как объяснить, но я чувствую, что он не тот, кем кажется. Он и сам пока не подозревает об этом, потому что мал, но это так. Мой внутренний голос говорит.

Гиб Аянфаль только пожал плечами. Сам он воспринимал Эньши так же, как остальных детей в обители и не видел в нём никакой особенности. Пробежавшись мысленно по событиям сегодняшнего дня, он припомнил визит техника волн, произошедший перед торжеством. Результаты его всё ещё были ощутимы в виде приглушённых волн внутри комнаты.

– Кстати, Гиеджи, а какой техник помогал тебе изолировать сад? – спросил он.

– Я не знаю его имени, – немного помедлив, ответила Гиеджи, – мы пока слишком мало общались, а техники редко представляются сразу другим рабочим точкам. Но он был в светло-зелёных одеждах. В нашем замке он один носит такие.

– Понятно, – кивнул Гиб Аянфаль, и признался: – я вот тоже имел сегодня возможность с ним познакомиться. Боюсь, не много ли я ему рассказал… Про забвение.

На лице Гиеджи отразилась беспокойство. Гиб Аянфаль уже давно рассказал ей о случившемся, несмотря на желание абы не тревожить её.

– Он тебе что-нибудь подсказал? – тут же спросила она.

Гиб Аянфаль кивнул.

– Нужно искать мастера волн. Но мне, если честно, хотелось бы как-то справиться самому.

В комнате тем временем потеплело, а волны начали возвращаться в привычное мирное состояние – замковый праздник завершался. Голос начал тихо призывать к ночному отдыху. Гиеджи допила пасоку и устремила взгляд на улицу.

– Я останусь на ночь в твоей комнате? – спросила она, оборачиваясь к Гиб Аянфалю, – не могу быть сейчас в одиночестве – мне до сих пор как-то не по себе от встречи с консулом Гейст. Уж лучше бы аба ничего у неё не просил!

– Это ты верно, – задумчиво ответил Гиб Аянфаль, – Оставайся конечно. Почему ты спрашиваешь?

Гиеджи потупила взгляд.

– В последнее время я как-то беспокойно погружаюсь в сонные волны, – проговорила она, – ты не обращай внимания, если что.

– Может быть, тебе поговорить об этом с абой?

– Я думаю, что это скоро пройдёт, и не хочу, чтобы это кого-нибудь ещё беспокоило кроме меня. Если бы только Росер до сих пор была с нами… Ей бы я сказала. А ты просто будь со мной, ладно?

Гиб Аянфаль согласно кивнул.

Они ещё немного посидели рядом, пока замок приходил в своё обычное состояние. Гиб Аянфаль вспомнил утренний разговор с Ае и подумал, что торжество действительно пошло общине на пользу – остатки напряжения, бродившие в волнах после исчезновения, рассеялись без следа. Может быть, Гиеджи беспокоилась именно из-за них? Но тогда сегодня с ней должно быть всё в порядке.

– Пора на отдых, – сказал он, перебираясь на ложе, которое тут же расползлось в стороны, чтобы на нём могло поместиться двое асайев.

Родичи легли лицом друг к другу. Так и раньше бывало – они часто засыпали рядом, чтобы проще было встретиться в волнах во время сна, когда внутреннее поле очищается, предоставленное самому себе.

Гиеджи сразу погрузилась в сон, оставляя своё пурное тело и пыль, а Гиб Аянфалю это никак не удавалось. Сонные волны обтекали голову, а пыль не хотела замедлить движение. Он чувствовал себя так, как будто бы всё ещё стоял перед Гэрером Гэнци, снося тот странный экзамен. Лёжа на боку, Гиб Аянфаль рассматривал лицо сестры, прислушиваясь к шелесту замковых волн. Обитатели его сейчас так же укладываются на покой до утра, кроме дежурящих белых сестёр и техников волн.

Ход его мыслей неожиданно прервал всплеск волновой тревоги. Строитель приподнялся на ложе, прислушиваясь. Неужели снова исчезновение? Нет, тревога совершенно другая. В это время колебание повторилось, и Гиб Аянфаль понял, что исходит оно от лежащей рядом сестры. С виду с Гиеджи всё в порядке. Только её сложенные руки слегка вздрогнули.

Гиб Аянфаль осторожно накрыл её руку своей и едва не отпрянул – такой она была горячей. Внутренне Гиеджи вся трепещет от быстрого течения пыли. Сестра пошевелилась. Тонкое лицо её на мгновение болезненно сморщилось, но потом вновь стало спокойным, хотя пыль в нутре ускорилась ещё больше. Гиб Аянфаль осторожно коснулся пальцами её лба и услышал напряжённый трепет мыслей, мечущихся как в кошмаре.

Если бы в замке была Росер, то Гиб Аянфаль не помедлил бы позвать её, а теперь без поддержки доверенной белой сестры чувствовал себя бессильным. Не зная, как помочь Гиеджи, Гиб Аянфаль сделал единственное, что мог сам: он подвинулся ближе и прижался лбом к её лбу. Если причиной всему некий дурной мыслеток, который она случайно уловила, то можно нырнуть следом и вывести её в более тихое течение сна. Гиб Аянфаль пригасил глаза и вслушался в поток чужих мыслей, тут же устремившийся в его собственное сознание.

Первыми мимо внутреннего взора пронеслись скудные сонные эмоции, за ними – обрывки разрозненных мыслеобразов. Они были так быстры, что Гиб Аянфаль совсем не успел вникнуть в их содержание. И вот сознание заполнил широкий поток информации. Гиб Аянфаль перестал ощущать своё тело и против воли погрузился в глубокое волновое поле.

Он увидел себя стоящим на белой плоскости, похожей на крышу протяжённого замка-лабиринта. Внизу под ним в красноватом тумане простирается неизвестная бездна, а рядом – сама Гиеджи. Сестра не без страха смотрит на горизонт, над которым повисла огромная багровая Онсарра. Её вид немало испугал Гиб Аянфаля. Такой цвет звезды – признак близкого конца эпохи, наступающего времени хаоса, а он, как и многие молодые асайи, в глубине души очень боялся первого перерождения материнской Звезды, которое ему предстояло увидеть и пережить. Гиб Аянфаль совершенно не знал, что делать. Разве что убежать куда-нибудь и спрятаться, чтобы ставшие вскоре губительными лучи не причинили ему и Гиеджи боли. Он обернулся к сестре, чтобы окликнуть, но в разуме неожиданно вспыхнуло осознание – Гиеджи не услышит его, что бы он ни сказал.

Он снова глянул на мрачную звезду и обомлел – невдалеке над красной дымкой возвышались исполинские фигуры семерых асайев. Ростом, они, казалось, были с башню в их обители, бесстрастные белые лица у всех пересекают чёрные повязки, тела, укрытые под тёмно-синими одеждами, оплетают многочисленные ленты. Ни в общих волнах, ни в обычном пространстве Гиб Аянфаль никогда не видел никого из них и вообще не был уверен, что они принадлежат к миру живущих в пурных телах жителей Онсарры. Нет, их место только здесь, в этом глубочайшем и никому не известном слое волн.

Всё существо его обуял ужас, когда он заметил, что колоссальные фигуры медленно двинулись к ним навстречу. Если он сейчас не спрыгнет в слепую бездну, то они просто растопчут и его, и Гиеджи. А тела их будут испепелены обжигающими внутренними полями.

Гиб Аянфаль хотел взять Гиеджи за руку, чтобы потащить за собой, но она сама обернулась и схватила его за запястья, удерживая на месте. Она боялась. И как казалось Гиб Аянфалю, почему-то просто не могла отсюда уйти. Строитель дёрнулся прочь, всем существом желая только одного – поскорее покинуть жуткое место. Исчезнуть так же, как исчезали Росер и Лийт. Волны оплели его разум, на мгновение ослепив, и в следующий момент он вновь оказался внутри себя. Раскалившийся лоб прижат ко лбу Гиеджи, а внутри всё трепещет от только что пережитого путешествия. Немедля Гиб Аянфаль отстранился от сестры и лёг на спину.

Первое время он просто лежал, глядя в тёмный потолок и стараясь ни о чём не думать, а затем, когда тихий шелест волн успокоил его, он осторожно взглянул на Гиеджи. Сестра спит точно в такой же позе, в какой и была, но внутренне она там, откуда только что вернулся Гиб Аянфаль.

И как только вечно бдящий Голос Ганагура допускает, чтобы асайям являлись настолько дурные видения? А если и допускает, то почему всё это видится именно Гиеджи? Гиб Аянфаль решил расспросить её утром, но быстро отказался от своей идеи – сестре очень не понравится, что он без спроса проникал в её сознание. Лучше бы Гиеджи никогда об этом не узнала, а их встреча под угасающей звездой может показаться ей просто частью сна. Гиб Аянфаль отвернулся и постарался увести неприятные воспоминания глубже в память, чтобы не натыкаться на них слишком часто. Он не любил стирать из памяти какие-либо события, но с этим местом не хотел иметь ничего общего.

Загрузка...