Башня страха

Глава 9

Завидя Миш в компании дартарина, Аарон сбился с шага. Он взглянул на бледных потрепанных пленников, на воина, который охранял их. Тот приветливо улыбнулся в ответ Ариф и Стафа с воплями скакали вокруг. Аарон посадил меньшого на левое колено, взял Арифа за ручку. Упаси Арам, Миш с молодым дартарином догадаются о его чувствах. Ариф болтал без умолку, спешил рассказать папочке о своем чудесном новом друге и его семье.

– Это Йосех, Аарон, – представила нового знакомого Миш. – Он один из тех, кто пострадал, пытаясь схватить похитителя Зуки.

Дартарин смутился. А в голосе Миш Аарону послышалась усталость.

– Зачем? – спросил он. Что тут еще скажешь?

– Зачем? – удивленно переспросил дартарин.

– Зачем вы пытались спасти ребенка?

Дартарин совсем смешался. Товарищ пришел ему на выручку.

– Такое странное варварское извращение, кушмарраханин. Мы, дикари, любим детишек, заботимся о них. Вам этого, наверное, не понять. – Он говорил медленно, стараясь не потерять смысла из-за плохого знания языка, и в подкрепление своих слов указал на Арифа и Стафу.

Аарон с примиряющей улыбкой повернулся к молодому дартарину.

– Спасибо. Тот парнишка – сын наших друзей. Надеюсь, вы не очень пострадали.

– Хуже, что я потерпел неудачу.

Аарон замялся. В людском потоке образовывались маленькие водоворотики – горожане останавливались взглянуть на необычную сцену. Аарон покосился на Миш; та смотрела на юношу с изумлением, почти с восхищением.

– Когда вернется твоя мать? Ты что-нибудь приготовила?

– Ох, забыла! – Она кинулась к двери.

– Йосех, расскажи папе, как твой отец с Фа'тадом… – гнул свое Ариф.

– Ему будет неинтересно.

– Папа был солдатом. Правда, папа?

– В те дни все были солдатами, Ариф. Нечем тут хвастаться. Стафа, заливаясь смехом, играл в прятки со вторым дартарином. Мальчуган прятался за спиной Аарона, а дартарский воин притворялся, что прячется за своей маской.

У Аарона голова шла кругом. Этому человеку поручена охрана пятерых пленных, в руке у него копье, и стоит кому-нибудь из них шевельнуться, дартарин без малейших угрызений совести заколет его. И при всем при том он преспокойно играет в прятки со Стафой.

Йосех опять почувствовал неловкость. Ему хотелось, чтоб вейдин наконец ушел. Он жалел, что вовремя не прогнал мальчишку. Но тогда не удалось бы поговорить с девушкой…

Юноше не приходило в голову, что кушмарраханин просто не знает, как вежливо распрощаться.

– Гм… Еда в бараках, полагаю, неважнецкая… – с запинкой начал Аарон, – насколько я помню…

– Хуже не придумаешь, – подтвердил Йосех, удивленный неожиданным оборотом разговора.

– Может, Миш что-нибудь вынесет вам. Ну, как бы в благодарность за попытку спасти ребенка. Если, конечно, все не сожжет и не расколошматит по дороге.

Йосех улыбнулся, но вейдин не мог этого видеть. Что тут скажешь? Но отвечать ему не пришлось.

Из переулка вышли Махдах и Косут. Они несли труп. Убили этого человека не они, он умер какое-то время назад. От лица осталась кровавая каша, от одежды – одни лохмотья, из-под них виднелись развороченные внутренности. Дартары опустили тело на землю рядом с пленными.

Вейдин – Аарон, кажется, – схватил старшего сына за плечо и поспешил увести его в дом.

Махдах с Косутом проводили его взглядом.

– Это еще что? – спросил Махдах.

– Долго объяснять, – отозвался Меджах. – Вы скажите, что это?

Косут был явно не в духе.

– А на что это, черт побери, похоже? Меджах был настроен более общительно.

– Из того же гнездышка, что эти вот красавчики. Они, видать, славно позабавились нынче ночью.

Меджах приставил острие пики к носу одного из пленных, державшегося посмелее других, – видимо; вожака.

– Эй ты, лучше помогите нам добром, а то позабавиться мы тоже сумеем.

Пленник плюнул Меджаху в лицо. Острие прошлось по его щеке. Потекла кровь.

Йосех отвернулся, чтоб не видеть этой ненужной жестокости, – и вопль изумления вырвался из его груди.

– Меджах! Тот человек, что похитил ребенка! Черт побери, он уходит…

Меджах шепнул что-то Махдаху и Косуту, подошел к Йосеху.

– Тот самый, который нужен Фа'таду?

– Да. Я видел его на улице, там, повыше. Но он скрылся в толпе.

– Пошли пройдемся, поглядим, может, чего и увидим. – Меджах слегка подтолкнул Йосеха. – Ты иди по той стороне.

Они прошли почти полпути к акрополю, ничего не увидели и отказались от дальнейших попыток. Время истекло. Накопилось много других дел. Пришли каменщики с глиной и инструментами – надо было, чтоб кто-нибудь показал им два хода в лабиринте, которые Ногах решил замуровать.

Джоаб тем временем тоже поднимался на холм, останавливаясь дать указания воинам, охранявшим входы в переулки.

Мать и сестра Тамисы возвращались с рынка. Йосеху трудно было представить, что и Миш когда-нибудь станет такой старой. Он вполуха слушал Джоаба, который велел Меджаху передать Ногаху, что три человека из его отряда должны оставаться на посту всю ночь. Целое утро Фа'тад вводил и выводил за Осенние ворота разные подразделения. Ферренги теперь нипочем не догадаются, сколько дартар находится за городскими стенами, а сколько в самом Кушмаррахе. Йосех дивился на Фа'тада. Интересно, знает ли хотя бы Джоаб, что у их командира на уме?

Меджах тоже позабавил Йосеха: брат использовал его утреннее наблюдение и выдвинул свежее предложение – некоторых воинов, мол, можно переодеть в одежду вейдин. Впрочем, Джоаб скорчил такую гримасу, точно отродясь не слышал подобного бреда.

Садат Агмед караулил жертву шесть дней и все безуспешно. Он выходил из себя. Не сказать, чтоб девчонку как-то особо охраняли. Не больше, чем любого другого ребенка из хорошей семьи в округе Эстан. Но подступиться к ней Садат не мог. С того дня, как Чаровница поручила ему это дело, он видел девочку всего три раза.

Садат ненавидел красть девчонок: хлопот не оберешься. На эту уже потрачено чересчур много времени. Он слишком долго шляется вокруг, соседи запомнят. Следовало бы доложить обо всем Чаровнице и признать, что задачка ему не по зубам, пусть посылает кого-нибудь другого. Но до сих пор Садат не знал подобных неудач. На карту была поставлена его гордость.

Из дома вышла женщина – наверное, мать, – она вела за ручку маленькую девочку. Они выбрали обычный свой маршрут, свернули на безлюдную улочку, ведущую наверх, в гору. Значит, пройдут метров двести, а затем постучатся в дом столь же зажиточного, почтенного семейства. Там они останутся часа на три, потом возвратятся домой. По-видимому, было в этих визитах нечто недозволенное, предосудительное. Насколько Садат мог судить, женщина не хотела, чтоб кто-нибудь проведал об их отлучках: она выходила, лишь когда больше никого дома не было.

В этом чванном богатом районе женщинам не положено покидать стены дома без сопровождения мужчин.

При данных обстоятельствах был лишь один способ выполнить поручение. А изменить обстоятельства, сдавалось Садату, он не в силах.

И вот он крался по улице, притворяясь равнодушным безобидным прохожим, которому просто по пути с ними и который идет чуть быстрее женщины с ребенком.

Садат прорепетировал свою роль с дюжину раз и точно рассчитал время. Он нагнал их у единственного перекрестка. При звуке шагов женщина обернулась. Глаза ее расширились от ужаса, она попыталась увернуться, на удар Садата свалил ее на землю. Он схватил девочку.

Ребенок завизжал. Кто-то закричал. Женщина запричитала. Садат бросился в переулок; девочку он нес на руках, благо была она совсем не тяжелая. Садат припас кусок мокрой ваты, теперь он прижал его к лицу ребенка. Еще несколько кварталов – и он пойдет степенным шагом, как отец семейства со спящей дочуркой на руках.

Но он недостаточно сильно ударил мать. Пошатываясь и стеная, она тащилась следом. К ней подошли двое мужчин, начали расспрашивать, что стряслось.

Садат Агмед побежал. Но ребенок замедлял его бег. Он оторвался от женщины, но не от мужчин, которые тоже пустились в погоню. Их становилось все больше, злее становились их лица, громче крики.

Садат перепугался, потерял голову. Наконец он сообразил, что с ребенком ему не спастись, бросил девочку и побежал по направлению к Хару. Он выбрал кратчайший путь, но в панике пропустил поворот, запутался и очутился в тупике.

Толпа стащила Садата со стены, на которую он судорожно карабкался. А состояла эта толпа в основном из мужчин, имевших маленьких детей, мужчин, встревоженных слухами об участившихся кражах детей. В сердцах их не было места жалости к похитителям, им в голову не пришло задавать вопросы. Они были безоружны, но какое это имело значение?

Садат опорожнил два пакета с огненным порошком – и оба раза ему почти удавалось освободиться. Почти. Садат отчаянно орудовал ножом – пока кто-то не выбил его ногой. Порезы только пуще разъярили врагов. Они били, пинали, топтали Садата, хотя тот уже несколько минут как умер.

Затем, сами напуганные своим зверством, они разбежались и постарались поскорее забыть об этом случае.

Дартарский патруль прибыл на место происшествия, когда все уже было кончено и оставалось лишь убрать останки.

Эйзел доложил Генералу результаты переговоров с Торго На сей раз старик не мог скрыть свое состояние: боль одолевала его – Так он разрешил тебе привести шпиона и согласился показать мальчика?

– Был настолько любезен.

– Полагаю, что тебя инкогнито заботит не меньше, чем Торге. Ты знаешь, как это устроить?

– Пусть кто-нибудь доставит шпиона с завязанными глазами в третий переулок к югу от заведения Мумы. Как только посланные уйдут, я подберу его там, а когда все будет кончено, доставлю обратно.

– Когда именно?

– Как стемнеет. После захода солнца переулок совершенно безлюден.

– Будь осторожен.

– Я всегда осторожен.

– Знаю. Удачного дня.

– Вам того же.

Эйзел убедился, что слежки нет, и захлопнул за собой дверь. И в ту же секунду ощутил непонятное беспокойство.

Похоже, сейчас…

До него донесся крик. Эйзел удивленно глянул вниз – какой-то дартарин указывал на него пальцем. Появился второй, посмотрел, кивнул, оба направились к Эйзелу.

Эйзел на минуту опешил. Как они его вычислили? Наверное, один из них преследовал его в лабиринте. Тысяча чертей!

Эйзел нырнул в толпу – из-за маленького роста заметить его там было нелегко. Он лихорадочно обдумывал ситуацию, прикидывая пути отступления: вполне вероятно, они всерьез намерены преследовать его. Любимый путь Эйзела – лабиринт – отпадал: туда набежала целая свора этих ублюдков, со всеми ему не справиться.

За спиной у него затрубили в рог. Крепко он влип – это же сигнал тревоги.

Но почему? Какая муха их укусила? Чего им от него надо? Чего они так всполошились из-за похищения ребенка? Неужели Фа'тад сопоставил факты и о чем-то догадался?

Эйзел оглянулся. Эге, его маленький рост дартарам уже не помеха. Один из них взгромоздился на верблюда и не выпускал преследуемого из виду. Двое других пробирались через толпу пешком.

– Ну погодите, проклятые предатели, сукины дети.

Эйзел принялся энергично проталкиваться на северную сторону улицы, подальше от лабиринта и дартар. На ходу он, не повышая голоса, повторял: “Пожалуйста, пропустите члена Союза Живых. Преследуют Живого, помогите”.

Гм… остается надеяться, что хуже от этого заклинания не будет.

Снова затрубили в рог. Сверху и снизу слышались ответные сигналы.

Толпа забурлила, заворчала. Кто-то ставил подножку одному из дартар. Началась драка, грозившая перерасти в общую свалку. Дартарин, что ехал верхом, раздавал удары направо и налево толстым концом пики.

Эйзел ухмыльнулся – риск себя оправдал.

Дорогу ему преградил спускавшийся с холма дартарин с копьем, которым он орудовал, как дубинкой. Эйзел не замедлил шаг, но, когда дартарин взмахнул копьем, схватился за него, сильно дернул, лягнул воина в, пах, боднул головой и оттолкнул в сторону.

А вот и поворот.

Эйзел еще раз оглянулся. Всадник на верблюде беспомощно смотрел вслед: он безнадежно отстал. Эйзел помахал на прощание рукой, скрылся в переулке и, уверившись, что никто не следит, взобрался на крышу.

Но и тут он двигался с чрезвычайной осторожностью. В Старом городе, где дома стояли вплотную друг к другу, их крыши были особым, отдельным миром, как лабиринт квартала Шу. Но лабиринт Эйзел знал не в пример лучше, а здесь, на крышах, он вполне мог встретить врагов.

Аарон опоздал – он вышел слишком поздно, и толпа уже рассеивалась. Кушмарраханам не хотелось торчать перед носом такого количества дартар.

Два дартарина остались лежать в дорожной пыли. Один из них напомнил Аарону парнишку, что недавно беседовал с его сыном.

Не раздумывая, Аарон кинулся вперед. Он подбежал, когда сидевший верхом на верблюде дартарин заставил своего скакуна опуститься на колени. Аарон узнал и его – этот тип присматривал за пленными, пока они с Миш разговаривали с младшим. С Йосехом?

Оба раненых тяжело дышали.

– Что случилось? – Аарон склонился над ними.

– Йосех увидел похитителя детей, того, из лабиринта, – ответил всадник, – мы погнались за ним. Но мерзавец что-то шепнул людям, и они набросились на нас.

Молоденький дартарин открыл глаза, попытался встать. Аарон протянул ему руку. Юноша вздрогнул, отшатнулся, но потом принял помощь. Аарон поднял его, и, поддерживая, довел до места, где они сидели прежде. Он не замечал, что вокруг, точно черные вороны, собираются дартары. Не замечал хмурых взглядов Лейлы и тещи, наблюдавших за этой сценой с порога.

Он усадил мальчика и оглянулся, не нужна ли помощь второму раненому. Того уже окружили дартары. Аарон снова воззрился на паренька – теперь, когда он был без маски, стали видны диковинные рубцы и татуировки на лице.

– Спасибо, – пробормотал Йосех.

– С тобой все в порядке?

– Синяки и царапины, а так все ничего.

– Ты, видно, хотел расквитаться с тем парнем… – неуверенно предположил Аарон.

– Он от нас не уйдет, еще повстречаемся.

В доме Аарона кто-то истошно вопил. Старушка Рахеб так разошлась, что сорвала себе голос. Аарон с удавлением увидел, что в дверях показалась Миш с тазиком, тряпками и снадобьями из их домашней аптечки. Она опустилась на колени рядом с юношей, намочила тряпку и начала обтирать с его лица уличную грязь.

Аарон присел на корточки. Любопытно, какое впечатление произведут на девушку шрамы и татуировки? Он с улыбкой наблюдал, как она пытается смыть и их тоже.

Опять женский вопль – на сей раз Лейла. Ариф очутился рядом с отцом и положил ручонку ему на плечо. Аарон приобнял сынишку. Где-то на заднем плане ручьем разливался Стафа: мать успела перехватить и запереть его.

Аарон смотрел на Миш, а сам думал, с чего вдруг взбесилась толпа. Знай люди, кто перед ними, на него, а не на дартар, обратился бы их гнев.

Над ними нависла тень всадника. Аарон поднял глаза – и встретился с другими глазами, влажными серыми глазами старого ястреба. Джоаб.

Что-то треснуло в Аароне, как яичная скорлупа. Ядовитая ненависть выплеснулась наружу.

Конница Джоаба смяла ряды кушмаррахан в долине Чордан. Отец и братья Аарона не вернулись из того боя, Аарон затрясся, руки и ноги не слушались его. Он медленно поднимался, готовясь к прыжку. Из горла вырвался звук, похожий на тот, что издает кошка, проглотившая клубок шерсти.

В серых глазах промелькнуло удивление, почти страх.

Аарон поймал не себе взгляд бел-Сидека. Калека стоял в стороне и с недоумением смотрел на него.

Темная, застилавшая взор пелена распалась. Аарон передернул плечами, заставил себя оторваться от Джоаба, схватил Арифа и потащил к дому. – Пошли, Миш, – бросил он на ходу.

Миш безропотно последовала за ними, по тону Аарона почувствовав, что не стоит пускаться в излюбленные ею пререкания.

Йосех проводил девушку печальным, удивленным взглядом.

– Что стряслось с этим человеком? – спросил Джоаб. – Я подумал, он вцепится мне в глотку.

– Наверное, вы как-то обидели его, – отозвался Меджах, – годков этак шесть назад.

Джоаб сердито взглянул вслед чудаку-вейдин.

– Что тут вообще-то происходит? Тяжело ранены?

– Несколько тумаков, в остальном – полный порядок, – ответил Йосех.

Он рассказал Джоабу о стычке с похитителем детей. Из переулка вынырнул Ногах и, слушая доклад брата, беспокойно переминался с ноги на ногу.

Генерал наконец закрыл широко распахнутую дверь. Он был вне себя от возбуждения и бормотал проклятия. Эйзел чисто случайно избежал гибели. Кроме того, эти ублюдки Джоаб с Фа'тадом через какое-то время могли заинтересоваться, что понадобилось преступнику на улице Чар.

Эйзел никогда не допускает ошибок. Во всяком случае, не допускал на памяти старика. С ним самим ничего не случится. Но порыв, побудивший Эйзела в тактических целях воспользоваться именем Живых, мог с точки зрения стратегической обернуться сущим кошмаром.

Эйзел не виноват. Виноват он, предводитель Живых, который слишком часто стал прибегать к услугам лучшего своего бойца. Возможно, кто-нибудь уже обратил внимание на постоянные посещения Эйзела. Это надо прекратить, невзирая на все неудобства. Нельзя допустить, чтоб похитителя детей связывали с домом бел-Сидека или с Союзом. Дурная слава чревата провалом движения. Живым следует отречься от Эйзела, осудить его и требовать наказания наглеца, посмевшего запятнать их честное имя. Эйзел ловок, он сумеет избежать неприятностей.

Генерал взглянул на свой письменный стол. Для него это как другой конец света: стол стоял у противоположной стены. Надо написать Эйзелу, предупредить его, что придется потерпеть, что на какое-то время он будет объявлен вне закона.

Потихоньку, по стеночке, старик начал пробираться к столу. Жаль, что не на кого опереться. Слаб он стал, бремя слишком тяжело для его старых плеч. Но разве решится он на откровенный разговор с атаманами? Многие из них будут напуганы, даже оскорблены – правда, все по разным причинам.

Зенобел или Карза? Может быть. Если поговорить с ними не спеша, обстоятельно, развернуть план во всей красе, раскрыть двойной смысл всех уловок – тогда их не отвратят некоторые непривлекательные, отвратительные даже средства, к которым прибегает Союз в настоящий момент.

Слишком много сил отнял у старика путь до двери. На обратную дорогу их не хватило.

Бел-Сидек впервые не жалел о своей искалеченной ноге. Будь он здоров, пришлось бы кинуться в гущу свалки, не ждать, пока поостынут страсти, хаос отступит и участники драки начнут прислушиваться к доводам разума.

Но хотя волнение несколько поутихло, состояние толпы немало обеспокоило бел-Сидека. Люди продолжали злиться. В глубине души они стыдились и потому отказывались признать, что позволили разбойнику одурачить себя. Уверения бел-Сидека принимались в штыки.

Он не посмел настаивать и заковылял к дому. Ортбал Сагдет доказал, что участники движения могут наживаться на нем, но чтобы подобные злодеи в собственных грязных целях… Нет, это уж из рук вон.

Бел-Сидек ворвался в дом с твердым намерением произнести перед Генералом целую гневную речь.

– Сэр! Арам милостивый! – Бел-Сидек выронил кастрюлю с кашей, которую нес на ужин, и опустился на колени. – Сэр?

– Бел-Сидек? – прохрипел старик.

– Да, сэр. Я здесь, сэр.

– Плоть изменила духу. – Старик задыхался. – Отведи меня к письменному столу.

Бел-Сидек поднял его – старик был легонький словно перышко.

– Что вы собираетесь делать, сэр?

– Выглянул на улицу… услышал крик. Подумай только, бел-Сидек, тот зверюга, похититель детей, воспользовался нашим именем, чтобы избежать дартарского правосудия. Куда мы катимся? К чему это приведет? К письменному столу, я сказал.

Бел-Сидек опустил его на кровать.

– Слишком много говорите, сэр. Молчите и отдыхайте.

– К письменному столу. Это приказ.

– В таком случае считайте, что я взбунтовался. По крайней мере до этого вы дожили, радуйтесь.

– Мы должны выразить свое отношение. Этого человека необходимо схватить. Люди и так готовы обвинить нас во всех злодеяниях.

– Диктуйте, я обо всем позабочусь.

Старик продиктовал приказ и лишь тогда отвернулся к стене. Упрямый старый придурок. Надо же выдумать такое – встал без посторонней помощи. В лучшем случае он, мог переломать свои хрупкие старческие косточки.

Бел-Сидек занялся ужином. Беспокойство не оставляло его. Сегодня ночью ему опять нужно к Мериэль. Но очевидно, что кто-то должен пасти Генерала: у старика определенно мутится в голове, его нельзя оставлять без присмотра. Однако встретиться с Мериэль тоже необходимо. Он должен распорядиться размещением оружия на ее складе. Опасно хранить его в одном месте.

Хадрибел. Новый атаман Хара еще не переехал из Шу. И в затруднительной ситуации с геродианским агентом, занявшим высокое Положение в Союзе, он кое-чем помог.

Да, Хадрибел. Он отлучится на несколько минут и приведет Хадрибела.