Бастард

Глава 8

Бастард не помнил, как они выбрались из той комнаты, увешанной портретами, не помнил, как им удалось избежать падающего потолка и стен, которые из-за своего возраста уже не выдержали такой встряски, что устроил им Дезард. Отрывками потом в его сознании всплывали картины того, как они садились на лошадей, как скакали галопом по той же дороге, стараясь как можно быстрее убраться от этого жуткого места. Но и даже через много лет это проявлялось лишь в кошмарах, даже тогда он по-прежнему чувствовал ту жуткую боль, которая захлестнула его с головой, мешая трезво мыслить, да и вообще делать хоть что-то, кроме как элементарно бежать вперёд, выполняя такие привычные, рефлекторные, машинальные действия, не требующие особого напряжения мозга. У Скитальца просто-напросто не хватило больше сил, чтобы снова уничтожить боль, которую доставляли Адриану раны, полученные во время боя с «крикуном», однако не позволил ему свалиться без сознания, ведь тогда бы принц точно остался погребённым под завалом. Маг просто не мог нести его, не теряя при этом скорости необходимой для выживания, а Лиард и вовсе погрузился в непробиваемую апатию, не реагируя ни на что, кроме громких криков Бродяги. Да и то, скорее всего, делал он это, лишь элементарно повинуясь инстинкту самосохранения. И принцу приходилось терпеть эту почти невыносимую боль без возможности уйти в спасительное забытье. Всё-таки у заклинания, которое так быстро заштопало его, были минусы, весьма, надо сказать, ощутимые. Но когда они уже оказались в сёдлах, то маг сжалился и отключил колдовство, до сих пор позволяющее Адриану идти и хоть как-то думать. Бастард был ему за это безмерно благодарен. По крайней мере, боли во время скачки он совсем не чувствовал, потому что отключился. Изредка он, конечно, приходил в себя. На несколько мгновений перед ним проносились отдалённо знакомые поля, дуб, который крестьяне не захотели выкорчевать, хоть тот был уже неимоверно стар и пережил уже не один десяток их старост. Но потом снова его поглощала непроглядная тьма. Оставалось только удивляться, как он умудрился не свалиться с лошади и не сломать парочку рёбер. Хотя, может, он и упал несколько раз, только не мог помнить этого, ведь через эту пелену ему казалось иногда, что они вовсе остановились или летят по воздуху, подобно прекрасным эльфийским воинам на пегасах из древних легенд остроухого народа. Хотя, кто знает, может, это и не просто легенды, а где-то глубоко в лесах ещё остались загоны и пастбища для этих сказочно красивых животных? Ведь, как-никак, единороги в лесах востока действительно водились, хотя и были уже давно отнесены к виду вымирающих животных. При чём никто не мог объяснить этого феномена, ведь охота на них была запрещена давным-давно, а кара для нарушителей была настолько жестока, что желающих побраконьерствовать в лесах эльфов желающих не находилось никогда, даже сейчас. Но, тем не менее, популяция этих магических животных уменьшалась с такой стремительной скорость, будто бы сезон охоты на них был открыт круглый год. Многие в этом видели страшные предзнаменования. Многие с этим соглашались. И мнения эти были отнюдь не безосновательными. Ведь несколько столетий назад так же внезапно стали вымирать драконы. По сей день их остаётся совсем немного, можно по пальцам пересчитать. Потому эти гигантские рептилии и перестали показываться на глаза человеку, который уж очень жаждал по непонятным причинам повесить голову дракона у себя над кроватью, особенно если это был человек в латах. Из-за этих мимолётных мыслей Адриану снова приснился тот жуткий кошмар, в котором ему приходилось убегать от дракона по неживым просторам Ледяной Пустыни. Он, наверняка, кричал во время этих жутких видений, но даже если так, то ему об этом весьма тактично и деликатно никто не сказал. Никто, даже бард, которого он первым делом увидел, когда очнулся уже окончательно.

В себя он пришёл в уже знакомой таверне «Кость и Стрела». Странно было лишь то, что не слишком удобные и изысканные соломенные тюфяки сменила весьма себе презентабельная деревянная кровать, на которой даже почти не было клопов, блох и прочей мелкой живности, которая является настоящим бичом для усталых путников в средней руки тавернах. Видимо, это заведение, хоть и являлось пристанищем для тех, кто привык к тяжёлой походной жизни солдата удачи, не стремилось меж тем понизить свой класс, сделав его привлекательным для всякого сброда. Ведь тут всё-таки для себя находили временное прибежище не кто-нибудь, а весьма именитые воспитанники Зала Мечей и Гильдии Вольных Стрелков, которых вряд ли бы привлекло что-то из того, что попадалось так часто принцу во время его странствий. И среди всего этого люда неожиданно затесался вот этот молодой бард, который, казалось, здесь совершенно неуместен. Все при оружии, сильные, мужественные, со своей историей, знающие, чего они хотят в этой жизни, знающие, как добиться этой цели. И этот маленький бард, тщедушный музыкант, у которого не хватало денег даже на чердак и самый скудный обед. Да что там говорить? У него не было даже своей лютни. Это был очень странный музыкант, но именно с ним Фортуна решила свести Адриана. Наверняка ведь она сделала это не просто так.

Бастард не верил в случайности. Для него всё то, что казалось обычному обывателю чем-то совершенно необъяснимым, простым стечением обстоятельств между собой совершенно никак не связанных, для принца было уже давно предопределено волей Госпожи Фортуны, волей Судьбы. Этот взгляд на мир, эту психологию он перенял от Вольных, которые не раз ему встречались во время частых путешествий по государственным делам. Это были действительно необыкновенные люди. Жёсткие, но при этом невероятно дружелюбные. На первый взгляд сухие, как те пески, что были их родиной, но стоило лишь капнуть немного глубже, и даже незнакомцу они готовы были открыться неиссякаемым источником преданий, притч и поучительных историй, которые когда-то давно им рассказывал тот, кто готовил их в вечный путь, который никогда не должен был закончиться, ведь говорят, что даже после смерти Вольные продолжают бродить по дорогам, ведь вся их жизнь — это путь. Но они не становятся приведениями или прочими духами, которых так боятся крестьяне, да и более высокопоставленные личности. Они превращаются в ветерки, поэтому знайте, что если у вашего дома неожиданно закружилась небольшая метель, хотя уже несколько дней стоит совершенно безветренная погода, то это всего лишь кто-то из погибших на своей дороге просится к вам в дом, чтобы погреться в этот холодный день. Откройте дверь, впустите его. Эти чернокожие светловолосые люди никогда не остаются в долгу, будьте уверены, что очень скоро вам начнёт сопутствовать удача, а из следующего своего путешествия вы обязательно вернётесь живым, здоровым и невредимым.

Фельт так и не заметил, что Адриан уже пришёл в себя. Он по-прежнему задумчиво смотрел на обыкновенную для городских постоялых дворов тяжёлую деревянную дверь, по-видимому, пребывая в том романтичном настроении, в которое так часто погружаются действительно талантливые творческие личности, предпочитая недра своего разума и фантазии той праздной суете, которую выбирают многословные пустозвоны, по сути своей ничего не стоящее, но именно из-за своего вызывающего поведения и дерзких слов, долго гремящих во всей округе и опережающих их самих, они быстро становятся известными. И это, по мнению многих умудрённых годами и своим собственным жизненным опытом культуроведов, в скором времени должно было привести к абсолютному упадку искусства, сделав его уже не достоянием интеллигенции, а более широких масс, что так же автоматически предполагает под собой ухудшение качества всех его составляющих от литературы до изобразительного искусства. Это стало бы настоящей трагедией для всех тех, кто посвятил свою жизнь служению высшим идеалам, ведь тогда бы им пришлось подстраиваться под мнение большинства, а большинство людей, как известно, являются круглыми дураками и упрямыми болванами, которых не переубедить даже самой железной и нержавеющей логикой, если они что-то вбили себе в твердолобые головы. Конечно, это могло помочь сделать крестьян менее грубыми и необразованными, но ведь если у простого мужика есть талант, то эта «массовая культура» создаст у него иллюзию, что и он и так уже приобщён к высокому искусству настолько, насколько это вообще возможно, не позволит ему развивать свой, возможно, уникальный талант скульптора, художника или музыканта. Люди совсем перестанут понимать настоящее искусство, и рано или поздно вырастет поколение идиотов, которое будет спорить обо всём на свете, считая себя великими специалистами во всех областях, не прожив и трёх десятков лет, не зная в действительности даже саму маленькую толику того, что следовало бы знать, но считая при этом, что весь мир должен покориться им. Век золотых корон с драгоценными камнями у великих гигантов мира сего сменится веком корон у блох. Разница состоит ещё и в том, что короны то эти будут уже картонные. Они начнут внимать музыке и стихам тех, у кого нет даже подобия таланта и голоса. Они будут выдавать за величайшие шедевры мазню, на которую способен даже годовалый ребёнок. Хотя если у него есть хотя бы задатки каменщика или кирпичника, то и у него даже будет получаться лучше, чем у этого псевдо художника. Они будут читать совершенно бездарные романы, повести, рассказы, поэмы и стихотворения, называя их при этом шедеврами. Но хуже всего то, что люди всё-таки сохранят столь замечательную свою черту, как понимание и вечный поиск тайного смысла. Почему же это так плохо будет в то время? Потому что эти «великие деятели искусства» просто разучатся вкладывать его в свои творения, из-за чего его придётся выдумывать, порой даже доходя в этом до полнейшего абсурда. Это будет время, когда на умных, вежливых и просто интересных выделяющихся людей будут смотреть, как на каких-то монстров, как на тех, кого просто не должно быть в этом бесконечно ничтожном и глупом обществе, где больше всего будет цениться умение драть глотку, а не мыслить, где люди с деньгами будут делать всё, что хотят, а те же, кто не имеет ничего, будет бесправным рабом, несмотря на все личные качества. Время людей, которые будут безразличны ко всему, которые будут идти лишь, если их пинать самым беспощадным образом, время людей, которые будут умирать, ничего не достигнув, время людей, не встающих с кровати, жалких и глупых. Нереализованные потенциалы, жажда наживы, непроходимая тупость, всё больше накапливающаяся злость из-за врождённой тяги к радостной жизни — всё это приведёт к тому, что звезда человечества угаснет навсегда. Оно умрёт в ужасной агонии, долго трепыхаясь в предсмертных муках, всё ещё пытаясь выбраться, но выгребная яма, где оказались люди, будет слишком глубокой. Они захлебнутся во всём этом и умрут. Умрут по тому, что не сделали того, что советовал им один мудрый эльф по имени Нартаниэль: отбросить все материальные ценности, власть, жестокость и просто стремиться к лучшей жизни, скинуть с себя оковы пределов, чтобы достичь тех вершин, до которых людям на самом деле не так уж и трудно добраться, несмотря на то, что эти пики кажутся такими далёкими и неприступными. Умрут, потому что перестанут ценить то, что действительно важно, заменив это какими-то мнимыми идеалами. Это будет жуткий век упадка, вряд ли кому-то захочется жить в это время, но, к сожалению, человеку не приходится выбирать, когда жить, за него это делают родители, боги, Фортуна, Судьба — смотря кто во что верит.

Бард, наконец, повернул голову в сторону лежащего на кровати принца. Его лицо мгновенно озарилось искренней доброй улыбкой, как-то более подходящей его образу парня в странной одежде, нежели та задумчивость, которой уж слишком не хватало длинной бороды и седины в волосах.

— Вы посмотрите, кто проснулся! — Фельт буквально вскочил со стула и быстро подошёл к кровати принца. — Неужто сюда пробрался какой-то принц и поцелуем разбуди нашу спящую красавицу? — бард некоторое время ещё смотрел на недоумённое лицо Адриана, а потом рассмеялся, легко и весело, сразу стало понятно, что у него прекрасное настроение, несмотря на то, что ещё минуту назад заметил бастард, хотя, может, именно благодаря этому у юноши и было такое чудесное расположение духа. — Вижу, что ты ещё не до конца пришёл в себя, но выглядишь уже куда лучше, чем когда тебя сюда привезли. Клянусь всеми богами, ты был бледен, как сама смерть! С твоими-то шрамами это смотрелось и вовсе жутко! А сейчас снова вон румянец появился. Хоть меня и уверяли, что ты выживешь в любом случае, я всё ещё сомневался, думал, что ты вот-вот коньки откинешь, но, как видишь, оказался полностью не прав, в отличие от того мага, который тебя сюда приволок и заплатил за комнату. Представь себе, он даже мне несколько монет отсыпал за то, что я тут за тобой понаблюдаю! Видимо, заметив нас вместе в общем обеденном зале, поэтому и искал именно меня. Да и проживание с обедами он тоже взял на себя. Удивительной доброты человек, несмотря на свою кажущуюся суровость и циничность. И вот почему у меня раньше не хватало смелости подойти и поговорить с ним? Я был просто круглым идиотом, не иначе! Однако о чём это я? Ах, да! Он просил приглядывать за тобой и сказать ему сразу же, как только ты проснёшься. Вернее, не совсем сказать, скорее, передать. Он оставил мне свою почтовую голубку и даже заготовил письмо, мне осталось лишь подписать дату такого славного события, как твоё пробуждение, для летописи и отправить это сообщение нашему общему другу, чем я сейчас и собираюсь заняться, — Фельт поспешил выполнить своё обещание и подошёл к добротному, но небольшому столу, где лежал испещрённый неразборчивым почерком лист бумаги, и стояла чернильница с торчащим из неё пером.

Бард сел на стул и по привычке долго переводил взгляд с кончика пера на почти законченное письмо, будто бы сочинял поэму, а не собирался просто лишь пометить число отправки этого послания. Так он просидел довольно долго и, казалось, мог бы пробыть в таком состоянии весь день, а то и не один, если его не вырвал из раздумий слегка хрипловатый из-за долгого молчания и сна голос Адриана:

— Письмо? Зачем отправлять ему письмо? Разве он уже не в городе? — принц сел на кровати, подставив под спину мягкий свёрток, заменявший здесь подушки.

— А? — бард повернулся к принцу, выходя из своего внутреннего мира и хлопая глазами с таким видом, будто бы бастард вырвал его из сна, не дав поэту полностью насладиться этим блаженным состоянием. — Ты о ком вообще? — уже невероятно удивлённо спросил у Адриана молодой бард.

— О маге. Скитальце, с которым, судя по твоим словам, я сюда вернулся, — теперь уже пришла очередь принца удивляться такой реакции своего соглядатая и стража.

— А! Точно, прости, вряд ли ты мог спрашивать ещё о ком-то, я просто задумался, — бард смущённо улыбнулся, — он уехал из города в тот же день. Сказал, что его ждут какие-то важные дела среди других магиков, я не особо спрашивал, потому что он действительно очень спешил, это было сразу понятно по его всклокоченному виду и бегающим глазам. Написал это письмо, уплатил на целый месяц вперёд и умчался на том же коне, что и приехал сюда, даже сменных не попросил, поэтому, думаю, что он не сразу в башню отправился к магам, заедет по дороге ещё куда-нибудь. Говорят, что много его коллег по цеху сейчас собрались совсем недалеко отсюда. На это собрание, думается мне, он и спешил так, что даже денег не пожалел для нас. Печально, конечно, что не получится эти деньги забрать и уехать пораньше. Старина Лерджи снова заведёт свою старую шарманку про то, что, мол, мы отбили у него массу посетителей, а теперь он просто так и вернёт нам деньги? Да ни за что на свете не бывать этому! Эх, Лерджи-Лерджи, старый скупердяй, — качая головой, беззлобно сказал музыкант и весело улыбнулся, — но что это я? — он быстро, но аккуратно вывел на бумаге числа. Перо знакомо заскрипело, оставляя за собой чернильный след.

Парень даже не стряхивал капли обратно в чернильницу, но ни одной неприятной кляксы не растеклось по немного уже слегка желтоватому листу. Сразу было видно, что этот юноша имеет дело с приспособлениями для письма совсем не в первый раз, да и вообще, скорее всего, пользовался ими ежедневно, чтобы не давать своему таланту простаивать без дела и ржаветь, как хорошему гномьему, но доверенному плохому хозяину, мечу. После Фельт свернул письмо в трубочку, спрятал его в небольшой футлярчик и привязал к лапке голубя. Выглядело это весьма компактно, к тому же сразу стало понятно, что эта почтовая птица принадлежит не простому человеку, а магу, потому что тут же письмо поблекло и вовсе растворилось в воздухе. Так что теперь вряд ли кому-то придёт в голову заподозрить одиноко летящего голубя в переносе писем, а если кто-то его и поймает, то вскоре отпустит, ведь послания не найдёт. Да и кому вообще взбредёт в голову искать и перехватывать письмо от молодого совсем ещё начинающего барда без лютни к магу? Разве что какому-нибудь параноидальному шизофренику, который страдает алкоголизмом. Таких, к счастью, ни Фельту, ни Адриау ещё не встречалось. Юноша открыл окно и выпустил птицу на волю, та быстро скрылась из виду, пролетая над крышами домов. Поэт залюбовался этим полётом, но вскоре ему пришлось закрыть окно. Вечерняя прохлада пробралась сюда, а в лёгкой одежде стоять на сквозняке было не самой удачной идеей. Не хватало ещё простудиться и сорвать из-за этой нелепой случайности голос. Прямо таки трагичный конец комичной истории жизни молодого музыканта, который очень хотел стать известным и улучшить своё искусство, но потерял голос и поэтому умер глупой смертью в бедности и отчаянии. Нет, такого сценария для своей жизненной пьесы Фельт точно не хотел, поэтому закрыл окно, прервав своё, безусловно, интереснейшее занятие, и вернулся на облюбованный им стул. Хотя, скорее всего, он сделал это просто по той причине, что больше тут сидеть было не на чем. Этот номер вряд ли можно было даже с натяжкой назвать большим. Бард снова замолчал, но сейчас смотрел уже не куда-то в пустоту, а на Адриана. Принца не покидало чувство, будто бы юноша пытается что-то вспомнить и сказать ему, либо просто подбирает слова, но ему никак не удаётся сделать это правильно, поэтому он и молчит. Бастард даже слегка улыбнулся, но вряд ли молодой поэт мог это заметить из-за шрамов, о которых Адриан с такой лёгкостью каждый раз забывал, но болезненным напоминанием ему до сих пор являлись удивлённые и даже испуганные взгляды в его сторону, когда ему приходилось снимать капюшон. Хотя нельзя было сказать, что он уж очень сильно переживал по поводу своей испорченной внешности, он никогда не считал эту наружную красоту поводом для беспокойства и переживаний, хотя знал, что другие придерживаются совершенно иного мнения, и поэтому научился многое подмечать о людях благодаря их одежде. Но далеко не всегда эти выводы были полностью верными. Не все ведь люди, с которыми встречался принц, были полностью пустыми и состояли личностью только из своей одежды. Тогда это было бы просто ужасно, жуткий мир людей безликих, зато в красивых камзолах и бальных платьях. Были и те, чья одежда совершенно не подходила их внутреннему миру. Эти люди просто не умели подбирать себе нужную одежду, да и вообще в пышных дорогих нарядах чувствовали себя очень неуютно. И таких персон Адриан любил больше всего, ведь уже давно заметил, что именно они являются самыми талантливыми и умными из тех, кто обычно приходил на приёмы и балы, которые так часто проходили в королевском дворце. Вообще уже давно бастард отметил странную особенность людей творческих и более того обладающих весьма не маленьким талантом. Они всегда стремились больше погрузиться в свой внутренний мир, находя его куда более привлекательным, чем даже самый яркий и живописный из праздников. Их всегда больше увлекали другие типы красоты, не столь экстравагантные, зато более изящные. Красота природы, красота девушки, красота звёзд в чистом ночном небе и луны в пруду — всё это они чувствовали куда более тонко, нежели те, кто кричал на каждом повороте о том, какой великой личностью он является. Жаль, что именно из-за этой своей отрешённости далеко немногим истинным талантам удавалось в полной мере проявить себя. Для этого им всегда требовался человек, который толкал бы их вперёд, не давая при этом и упасть от неудач, всегда вовремя подставляя своё надёжное плечо, чтобы эта талантливая личность не загремела ещё глубже в пучину своего по-настоящему творческого отчаяния. Только вот парадокс заключался в том, что они не старались искать для себя этой поддержки, а если кто-то предлагал её сам, то они тут же с многочисленными скандалами и колкими выпадами отвергали её, что оставляло их чаще в одиночестве, ведь сейчас редко можно найти того, кто, даже несмотря на все эти капризы, останется и станет меценатом таланта. Но это был далеко не единственный минус современных творческих людей. Был у них ещё один весьма существенный недостаток, который заключался в том, что из-за своей асоциальной натуры они отрицали общество и творили в большей степени лишь для себя и для узкого круга людей, с которыми они по-прежнему общались и считали их своими близкими друзьями. Их произведения видели свет лишь уже после смерти или же полного банкротства, а в связи с этим они уже устаревали на тот момент, были лишь прекрасным отражением прошлого в глазах людей, а они никогда не воспринимали подобное всерьёз, думая, что это станет отличным украшением их дома или замка, но не задумывались о смысле, который автор вкладывал в свою картину, поэму или же сонату. И поэтому искусство уже давно перестало тянуть общество вслед за собой вверх, став лишь дополнением к интерьеру, тем, что сейчас модно знать, не более этого. К счастью, Фельт хоть и был талантлив, что было понятно принцу с первого взгляда в его восторженные глаза, на его необычную одежду, послушав его речь, он, тем не менее, был не из того типа людей, что постоянно ищут полного уединения и не собираются показывать свои гениальные творения миру лишь из-за этой мании одиночества. И поэтому Адриан действительно надеялся, что этот юноша будет далеко не единственным в своём роде, а лишь одним из многих. Может быть, даже самым первым из них. Думал, что именно он откроет поколение творческих людей, которые не пытаются убежать от общества, а смело предоставляют своё искусство ему на глаза, чтобы люди видели и понимали, что это действительно актуально сейчас, что именно здесь стоит искать ответы на свои вопросы, именно здесь стоит пробовать найти решение своих личных и также глобальных проблем, а не воспринимать произведения только как какой-то жалкий показ прошлого или диковинный и необычный элемент, украшающий их гостиную. Этот немного странноватый парень действительно мог стать родоначальником поколения людей куда лучших, чем живут сейчас. Но мало того они ещё могли бы сделать лучше и всех тех, кто их окружал. Это было бы действительно замечательно, ну или, по крайней мере, так казалось на первый взгляд, хотя в любом случае Адриан сомневался, что когда-либо он поменяет своё мнение на этот счёт.

Но это молчание уже затянулось куда больше, чем то было необходимо. Вообще когда люди слишком долго молчат, это значит, что им пора уже, наконец, выяснить отношения между собой, чтобы понять, как они на самом деле друг к другу относятся. Конечно, сейчас был случай совсем не из этой оперы, но у принца всё равно уже накопилось много вопросов к молодому музыканту и не терпелось их задать. К тому же, сведения, которые он мог получить в ходе этих расспросов, были для него действительно важны, он чувствовал это, да и без интуиции об этом было догадаться не так уж и сложно.

— Фельт? — позвал барда бастард.

— Да? Я слушаю тебя, — юноша повернулся лицом к собеседнику и улыбнулся. Улыбка эта была действительно искренней, но какой-то странной, даже показалось, что в ней сквозит потаённая печаль.

— Как долго я уже тут лежу без дела?

— А я всё думаю и жду, когда же ты задашь этот вопрос! Не беспокойся, в кому ты не впадал, всего-то пару дней. Обычно это не такое уж большое количество времени, чтобы пропустить нечто на самом деле важное, но ты всё-таки умудрился это сделать!

— Что ты имеешь в виду? — Адриан нахмурился и сел на кровати уже полностью, поставив ноги на пол. Это известие совсем ему не понравилось, он всё-таки надеялся, что в его, так сказать, отсутствие ничего стоящего не произойдёт, он глубоко ошибался.

— О, новостей, на самом деле, всего-то три, да и то одна из них напрямую связана с другой, но всё же хочется рассказать о них обеих. Для начала хочется сказать…о, да! Не знаю как тебя, но меня это событие обрадовало просто безмерно! Тебя приглашает на ужин сам король, который прибыл сюда на Праздник Музыки! Это просто невероятная удача. Ты так смотришь на меня, понимаю, что хочешь спросить у меня. Ага, теперь понимание. Всё верно, я иду туда с тобой, это мой шанс открыть себя миру. К счастью, мой друг одолжил свою лютню, а в моих записях уже давно есть замечательная поэма, которая только и дожидается своего часа, чтобы заблистать на небосводе в славном созвездии других именитых произведений, которые читает весь мир! Вот только для тебя эта встреча будет куда менее приятная, — Фельт сразу же нахмурился, с его лица в мгновение ока сошла радостная улыбка, а блеск в глазах сменился тлеющими огоньками где-то в самой глубине, — Его Величество, скорее всего, будет спрашивать тебя о вашем предприятии. Обо всём, что там произошло, с кем вы там встретились, почему от руин осталась лишь гора щебня, почему не вернулся Дезард. Вот, как мне кажется, вопросы, над которыми тебе стоит сейчас подумать. Почему именно тебя? Да это же проще простого! Скитальца сейчас нету в городе, вот потому король и не может с ним поговорить, хотя, безусловно, предпочёл бы именно его. Лиард сейчас и вовсе ни с кем не разговаривает. Сдаётся мне, что в память о своём брате, он примет такой же обет молчания. Хотя мне ли знать о том, что творится в голове у таких великих людей, как этот рыцарь? Вряд ли. Думаю, что я для этого слишком мелочный и ничтожный, но сейчас всё-таки не об этом. Я ещё не поведал тебе другие две новости. И если первая тебе показалась не слишком радостной, то эти и подавно могут привести к тому, что ты сейчас снова отключишься, но изволь хотя бы дослушать меня до конца и только потом уже падать в обморок или отгораживаться от окружающего мира! Обещаешь дослушать меня до конца, даже если это тебе не понравится? А я уже почти полностью уверен, что именно такую реакцию у тебя эта новость вызовет.

— Хорошо, я обещаю, — не думая ни секунды, кивнул головой бастард. Фельт смерил его подозрительным взглядом, но, видимо, поняв, что Адриан не собирается размышлять над своим обещанием по настоящему, вздохнул, покачал головой и продолжил свой рассказ.

— Так вот, новость заключается в том, что в Ланде началось восстание.

— Что?! — принц вскочил с кровати, но тут же пожалел об этом, у него закружилась голова, заболела раненая каменным осколком нога, и поэтому пришлось снова лечь обратно. Бастард поморщился, тут же упрекая себя за вспышку эмоций, на которые он сам себе уже давно наложил табу, хоть и сам вряд ли знал точную тому причину.

— Вот видишь! — торжествующе хлопнул в ладоши юноша, за что тут же удостоился не самого дружелюбного взгляда голубых глаз бастарда. — Говорил же, что эта новость всколыхнёт у тебя что-то внутри! Ты ведь сам оттуда, верно?

— Да и, кажется, я тебе уже об этом говорил, — недовольно проворчал Адриан.

— Не помню! — бард легко махнул рукой. — Но слушай меня дальше и на этот раз, прошу тебя, без перебивания, — Фельт шутливо нахмурился, как преподаватель в Академии, которого прервали на самом интересном (по его личному мнению, конечно) месте лекции.

— Я весь внимание.

— Вот и отлично, — с тем же видом кивнул бард, но тут же снова снял маску, — так вот, восстание это началось внезапно, как обычно ночью в тебе в дом вламываются бандиты. И, как ни странно, не где-нибудь в захолустье оно начало набирать свои силы, а сразу в столице. Вряд ли кто-то этого ожидал так скоро, но ландестеры всегда славились у нас тем, что не любят несправедливости и каких-то утаек, а так же своим просто невероятным, я бы даже сказал немного через чур уж фанатичным, патриотизмом. Это была первая, вернее, уже вторая, но первая из тех двух связанных новостей, о которых я тебе говорил. Вернее, это ещё не совсем её конец, поэтому я и продолжаю. Это восстание быстро переросло не много не мало в борьбу против другого мятежа, потому что на трон взошли какие-то новый король с королевой, неожиданно устроившие всех в Ланде, потому что, во-первых, происходят из какого-то рода, который правил на этих землях давным-давно в дремучих и бородатых годах; во-вторых, они тут же объявили о снижении налогов и разных вольностях не только для дворянства, но так же и для крестьян. Уменьшили объём их работы, ну и так далее и тому подобное. Я, конечно, не очень разбираюсь в политике, но что-то мне подсказывает, будто сделали они это, потому что знали о другом мятеже, и им нужно было срочно заручиться поддержкой простых людей. В общем, история эта весьма и весьма запутанна и тем более что-то сложно сказать, наблюдая за всем этим отсюда, но я чувствую, как ветер приносит с запада запах войны. В любом случае, мне понятна одна вещь — с этими личностями на троне всё не так просто, как кажется на первый взгляд, потому что просто не бывает такого, что бы люди, ещё пару минут бунтовавшие, так быстро перешли на их сторону и сплотились против нового врага уже под руководством «врага старого». Это как-то противоестественно, хотя было бы неплохо, если бы новые восставшие тоже примкнули к новым порядкам. Это позволило бы избежать кровопролития.

— В этом я полностью с тобой согласен, но, к сожалению, люди слишком уж склонны к уничтожению себе подобных, поэтому эти две волны обязательно схлестнуться.

Фельт кивнул и с досадой закусил губу. Как бы ни неприятно ему было это принимать, но принц был абсолютно прав. Иногда даже в голову барда закрадывалась идея, что люди даже кровожаднее всех тех существ, что ежедневно пытаются испортить жизнь жителям Сарта, включая и самых жестоких из них — минотавров. Но юноша никогда не говорил этого вслух, потому что где-то в глубине его творческой души ещё теплилась надежда на то, что когда-нибудь это изменится, и что именно он сам сделает для этого что-то решающее. Сожалел он сейчас лишь о том, что не может ничего сделать для предотвращения войны, которая была готова вот-вот разразиться в Ланде и смести всё живое и не очень на своём пути, подобно бурям прошлого, о которых барду часто читала мама в детстве долгими зимними вечерами, когда за окном завывал ветер и бушевала метель, а в доме тихонько потрескивали дрова в печи. Но Адриан, снова замечая по взгляду юноши, как мысли его уносятся куда-то далеко отсюда, решил его вновь вернуть к реальности, он спросил Фельта ещё не обо всём:

— Ты не знаешь, кто встал во главе восстания?

— А? — бард тряхнул головой. — Какого из двух? — как-то безразлично задал встречный вопрос юноша.

— Последнего. Вряд ли ведь у первого был какой-то явный лидер.

— Верно мыслишь, это вообще больше, как мне кажется, походило на абсолютно стихийное явление, нежели тщательно подготовленный переворот. У них, скорее всего, даже претендента на трон своего то и не было. Вот и ещё одна причина, по которой они так быстро приняли новых правителей.

— Да, это вполне возможно, — кивнул бастард.

— Но ты спрашивал о лидере второго, поэтому я быстро перехожу именно к нему. И вот, что я тебе скажу, дорогой мой инвалид, о нём знаю не только я, не только весь наш город, не только всё королевство Сарт. Об этом человеке уже говорит весь восток, а очень скоро заговорит и запад!

— Ты в этом так уверен? — Адриан вскинул бровь.

Он не припоминал в Ланде совершенно никого, кто мог бы претендовать на такую роль, ведь со смертью Клохариуса и королевской четы в этой стране не осталось никого известного за пределами королевства. Ни полководцев, ни дипломатов, ни оружейников, ни кого-то там ещё. Разве что Глава Гильдии Сейрам, но он всегда предпочитал держаться в тени, исполняя лишь скромную роль серого кардинала.

— Я в этом больше чем уверен! — Фельт снова вскочил со своего стула и начал широкими шагами мерять комнату, при этом постоянно размахивая руками. — Во-первых, как-никак, именно он стал поводырём этого мятежа, уже охватившего как минимум половину Ланда, во-вторых, он даже не пытается скрываться и во всех крупных стычках, что успели произойти за то время, пока до нас шла эта новость, он участвует сам, если, конечно, верить слухам. Да и о свих лозунгах он говорит, совершенно не стесняясь. Да что там говорит! Он кричит о них! В населённых пунктах, где уже разгорелся его огонь, на каждом углу распевают песни во славу его правого дела. Песни я сам, конечно, не слышал, но уверен, что он не поскупился на финансирование музыкантов и поэтов. В-третьих, благодаря то ли своей врождённой харизме, то ли невероятно долгому обучению искусству дипломата, он уже смог привлечь на свою сторону не много не мало весь Даргост и север Ланда, что хотя бы позволит избежать полного раздела территории и ещё более кровопролитной национальной борьбы за освобождение.

— Ты хочешь сказать, что на стороне новых королей остался запад, центральные владения и какая-то часть восточных земель Ланда? Не слишком-то много шансов у этих новых мятежников, учитывая, что теперь против них выступит кроме армии ещё и народное ополчение из их бывших «коллег».

— Сначала я тоже так подумал, но когда узнал, кем является их лидер, то сразу же понял, что шансы примерно равны.

— Я внимательно тебя слушаю, — Адриан кивнул, он был действительно заинтересован. Всё-таки этот бардак творился в стране, где он когда-то занимал далеко не последнюю ступень в иерархической лестнице. В его родном королевстве. Какой ужас!

— Ты наверняка слышал о ещё одной Гильдии Тайных Услуг, которая очень сильно расширила своё влияние на восточных землях, став там почти наравне с законной властью. А уж местные крестьяне тем более шли к ним куда охотнее, чем к своим угнетателям-баронам. Их сразу же окрестили храмовниками, потому как они вели скрытный и аскетический образ жизни, больше похожий на жизнь каких-нибудь паладинов, но никак не наёмников. Отчасти именно поэтому за ними сразу закрепилась невероятно хорошая репутация, да и выполняли они не только типичную для Гильдий работу, вроде убийств, подстав, краж и прочих «грязных делишек». Они с радостью помогали крестьянам уплачивать их долги, оказывали поддержку продуктами питания, инструментами и прочим. Грубо говоря, занимались благотворительностью в свободное время и при любом удобном случае. Конечно же, при таком раскладе простой люд невероятно быстро растерял свою лояльность к слишком уж разошедшимся в восточных провинциях королевским подданным. Многие хотели вступить в ряды храмовников, но те принимали далеко не каждого, и где-то на два десятка желающих приходилось максимум три прошедших первоначальный отбор. Полноправным же членом этой Гильдии и вовсе становился лишь один из них. Больше я ничего тебе сказать не могу, потому что сам я и не из Ланда, а случайные заработки не дают возможности расслабиться и насладиться слухами, но вот что я тебе ещё скажу. Как только в королевстве воцарилось безвластие, храмовники сразу начали вести активную пропаганду своих идей о мире между народами, свободной торговле, отмене крепостного права и прочего. Некоторые, конечно, с подозрением отнеслись к последнему пункту, так как не знали и даже представить не могли, что им нужно будет делать с внезапно полученной свободой, но, тем не менее, проглотили эти наживки. Они тут же начали искать среди известных деятелей достойного кандидата на трон, но их было, видимо, не так уж и много, потому они остановились на главе их гильдии, который, к сожалению, скончался спустя неделю после этого судьбоносного решения. Будущие бунтовщики невероятно опечалились такой потере, но тут на сцену и выходит тот, кому Судьба доверила вожжи повозки Ланда. Новый молодой лидер встал во главе храмовников, и в их Цитадели началась полномасштабная подготовка к войне. Вот мы и подошли, наконец, к четвёртому пункту моей уверенности в том, что о нём скоро заговорят абсолютно все и сложат как минимум одну балладу. Или только к третьему? А, не суть! К следующему, в общем, пункту подобрались. Он знал покойного нынче младшего принца Ланда, которого во всеуслышание объявили бастардом во время знаменитого суда по делу об убийстве королевской семьи. Причём знал весьма и весьма близко. Именно он был одним из тех, кто отправился с ним в Султанат и остановил чуть было не удавшееся покушение на Султана. Этой операцией и браком они, как известно, установили крепкий союз между государствами, который уже сейчас потихоньку начинает трещать по швам, благодаря тому хаосу, что сейчас творится в Ланде. Но ты, наверняка, знаешь об этом событии, поэтому не стоит здесь останавливаться слишком подробно, ведь и ты сам, если мне не изменяет память, принимал в том бою участие. Я прав? Отлично, тогда продолжим о лидере восстания! Так вот мало того, что он с ним знаком, так и утверждает ещё, будто бы этот парень жив и что он не невиновен. Не знаю я, сошёл ли он на самом деле с ума или просто таким способом подбадривает тех, кто готов стоять за него до последнего, но это, Бартас его дери, работает невероятно хорошо! Уже все земли на востоке, прилегающие к Даргосту и северу на его стороне. Меня вообще такое чувство, что вскоре его идеи поглотят весь восток и тогда Ланд окажется разделённым напополам. Главное, что бы у этого парня во главе не поехала крыша вот и всё. Так-то он борется за правое дело, да и не сразу в ход пускает мечи. Если кто-то не хочет к нему присоединиться, но при этом объявляет нейтралитет, а не присоединяется к, как ты сказал, «народному ополчению», то его люди их не трогают, просто проходят мимо, при этом не задерживаясь даже на ночь. И, кстати, на счёт того принца. Он говорит, что сейчас этот человек скрывается где-то у нас в Сарте, находясь здесь совершенно инкогнито. Да и не узнать его сейчас. Удивительное совпадение, не правда ли? — бард остановился и весело взглянул на Адриана.

Бастард, незаконнорождённый принц короля Ланда, но сейчас единственный имеющий права на престол этого королевства, владелец известного и необычного меча, названного в честь него, выдавил из себя ответную улыбку и прошептал:

— Да уж, действительно забавное совпадение. Кому расскажешь, так и не поверят.

За окном начинало светать. Пора было подняться и спуститься в обеденный зал, чтобы набить уже урчащий живот. А потом весь день потратить на приготовления к визиту на королевский ужин. Лучик солнца скользнул по лицу Адриана, от чего его глаза стали ещё больше напоминать две холодные звезды.

Знаете, я был бы безмерно рад, если бы война была настолько простой штукой, как о ней думает большинство людей, даже несмотря на многовековой опыт человечества в подобных заварушках. Было бы просто замечательно, если бы было только две стороны, армии выходили в чистое поле и бились там на смерть за свои идеалы, за власть, деньги, ну или за что там ещё обычно ведутся войны? Солдаты спокойно и мирно рубят друг друга, не трогая при этом никого постороннего, не сжигая ни деревень, ни городов. Не вешая никаких воображаемых доносчиков. А ещё лучше было бы, когда сами не поделившие что-то между собой властители или просто какие-нибудь большие шишки бросали друг другу вызов и решали всё именно так, только с глазу на глаз, без каких-либо третьих лиц, ведь эти неудачники могут всё испортить! Но, к сожалению, к моей невероятно сильной и глубокой печали, короли считают, что за них всё должен делать кто-то другой. Они ведь не могут запачкать своих белоснежных монарших рук! Поэтому за них на поле боя гибнут люди, которые могли бы стать цветом его народа, но они решили пустить их в расход, думая, что их цели куда важнее жизней каких-то никчёмных людей, копошащихся так далеко внизу у подножия его трона, что он даже не разбирает их лиц, от чего часто считает себя подобным богам. За это я и ненавижу большую часть современных правителей. За все эти раздоры, которые они учиняют, за все те беды, что всегда приносит с собой война. Но в любом случае дуэли между королями не случится никогда, разве что в каком-нибудь другом мире, уж точно не в нашем, но помимо отсутствия этой утопической детали и стравливания между собой целых армий, они ещё и ежедневно подписывали сотни смертельных приговоров тем, на кого падало хоть малейшее подозрение в измене, доносах и прочих нелицеприятных вещах. Патриоту не подобает такого, особенно в час войны! Как ты смеешь называть себя гражданином страны N?! Тьфу! Я, конечно, ни разу не попадал в подобную ситуацию, но уверен, что плюнул бы в лицо не только господину следователю, пыточных дел мастеру, но и всем остальным, кто будет даже просто стоять рядом и наблюдать, потому что именно к таким людям я всегда испытывал что-то, что можно назвать настоящей неприкрытой ненавистью. Но вряд ли бы у меня столько негативных эмоций это вызывало, если бы всё ограничивалось бы просто стычками армий двух враждующих сторон, как я уже сказал, в чистом поле и без лишних свидетелей, которые, присутствуй таковые, автоматически превратились бы в невинных жертв этого всегда глупого раздора, потому что война по определению не может быть умной. Вообще любой событие, где погибает хотя бы один человек, я сразу же назову глупым. Жаль только, что люди с самого начал своего существования разучились обходиться без убийств, подлостей, подстав, шантажа и прочей гадости. Поэтому я, несмотря на все свои таланты и способности, отказался от перспективы вступить в какую-нибудь из Гильдий Тайных Услуг, предпочитая куда более безобидную, по моему мнению, работу время от времени. Что-то послушать, кому-то что-то передать, но исключительно без вреда для хороших людей, это было одним из моих главных, «золотых» правил, которые я не нарушал никогда. Однако сейчас я не хочу задерживаться на своей биографии, поэтому вернусь, пожалуй, к самому началу, а если быть точнее, то к силам, которые принимают участие в вооружённых конфликтах, то бишь в войне. А то я снова рискую слишком глубоко погрузиться в свою извечную философию, но с другой стороны это ведь не так уж и плохо, да? Это помогает мне быть умнее остальных, но, кажется, где-то подобное уже всплывало, а думать дважды об одной и той же вещи до ужаса скучно, поэтому продолжим о политике, ну, или хотя бы сделаем вид, что говорим о ней.

Так вот, всегда, в абсолютно любой войне помимо двух явных движущих сил есть ещё и две не столь явные, но, тем не менее, играющее свои роли наравне с главными действующими лицами и влияющие на ход событий не меньше них. Как я уже сказал, сил этих две: это торговцы и бандиты. Сейчас я расскажу, почему пришёл к такому выводу. Начну, конечно же, с первых в этом импровизированном списке.

Торговцы — в наше время это люди, которые влияют на судьбы мира порой наравне с королями, а то и больше их, потому что у последних не всегда бывает много денег для подобных штучек, у первых же их всегда предостаточно. Именно деньги, деловая хватка и полное отсутствие такой несъедобной вещи, как мораль дали им то место на глобальной мировой арене, которое они занимают сейчас. Первое они получили, благодаря второму, а это второе просто было бы невозможно приобрести без третьего, ведь эти люди не гнушаются одновременного сотрудничества с обеими враждующими сторонами, да ещё и с бандитами в придачу. Да и способы даже с огромной натяжкой невозможно назвать лицеприятными: здесь работает всё, от простого и безобидного подкупа, до пыток и устранения опасно болтливого клиента ил же конкурента. Вот такая вот торговая взаимосвязь. И именно на этих людях сейчас Султанат заработал ключевое место в мире, позволяющее ему диктовать свои условия всем ближайшим к нему землям, независимо от того, в какое королевство они входят и чьими владениями официально являются. Именно благодаря этим паразитам он сейчас процветает. Причём слово «паразиты» я употребляю сейчас не просто так, а по вполне логичным причинам. Ну, во-первых, в отличие от бандитов, о которых я буду говорить чуть позже, эти «бизнесмены» не создают проблем сами, зато с огромной охотой наживаются на чужих бедах, при том, рассматривая их исключительно в таком свете, без каких-либо ненужных и мешающих им сантиментов. У тебя убили мужа, и теперь ты не можешь прокормить семью? Что же, пожалуй, он даст деньги, но под такие же огромные проценты, как и всем, а о скидке на его товары можете и вовсе даже не мечтать. Что? Говоришь, что не сможешь отдать? Ну, милочка, тогда уж простите, но и денег вы не получите. Ты пилигрим, идущий к священному для тебя месту, но уже совсем не хватает денег даже на кусок хлеба и кружку воды, к которым ты так привык во время этого кажущегося бесконечным путешествием к просветлению? Ну уж нет, ничего ты не получишь от купца, потому как он знает, что прибыли с тебя никогда не сдерёт, да и вряд ли когда-нибудь удастся ещё тебя найти, чтобы взыскать долги, поэтому, извиняй, дружище, но придётся тебе помереть с голоду. Зато вот если ты главарь какой-нибудь весьма успешной разбойничьей шайки, то тогда тебе всегда рады. Хочешь купить оружие для своих молодцов? Да пожалуйста, с таким предложением ты всегда желанный гость! И вот именно из-за этих своих принципов самый расцвет торговцев приходится именно на военные годы, потому что обеим сторонам нужно оружие, продовольствие и прочее, а это значит, что в кошелёк никчёмного жирдяя отправится очередная порция так сладко звенящих монет. Они с радостью сделают вид, будто бы помогают, надев маску самого добродетельного человека в мире, но с ещё большим восторгом они её снимут и сдерут с тебя всё до последней копейки, а то примутся и за одежду с кожей. Думаю, что теперь понятно, почему я назвал их паразитами, и почему ненавижу таких беспринципных торговцев-ублюдков? Отлично. Хотя, справедливости ради должен отметить, что не все купцы являются такими. Среди них есть и те, у кого есть свои установки, которые они не переступают даже находясь на грани банкротства, что очень роднит с ними меня самого. Например, мне в качестве примера сейчас вспоминается случай, когда купец отказался продавать и показывать свой тайник с товаром лидеру местных бандитов, за что тут же лишился головы. Зато настоял на своём и не стал причиной смерти других людей, что для него было бы, в отличие от первого типа (они считают, что вышедший из их рук товар уже к их персоне никакого отношения не имеет, что неправильно ни с точки зрения трезвых законов, ни с точки зрения морали, потому что в первую очередь надо наказывать именно тех, кто продаёт, а не тех, кто этим пользуется, ибо именно они являются корнем проблемы), стало бы настоящей трагедией, а угрызения совести мучали бы беднягу всю оставшуюся жизнь, из-за чего он, скорее всего, в конце-концов покончил бы с собой, облегчив собственные страдания души. Были и не столь фанатичные, но от этого не менее честные, торговцы, которые, например, вели дела только с одной стороной или отказывались поставлять оружие, иногда и вовсе объявлявшие о полном прекращении торговли на время войны, не желая «вмешиваться в такое грязное дело, как политика». Жаль только, что такие люди были скорее исключением, лишь подтверждающим правило. Правило, которое гласило, что все, кто вступает на дорогу наращивания собственного капитала (а заодно с ним брюха и количества подбородков), рано или поздно становятся отъявленными сволочами, причём такими, которые из-за своего влияния причиняют куда больше серьёзных бед, нежели те, о которых сейчас я буду говорить, вернее, размышлять. Собственно, именно поэтому я поставил торговцев на почётное третье бронзовое место.

Как вы уже догадались, это бандиты, разбойники, головорезы, рубаки, сорвиголовы, вольные люди, крысы — в общем, все те представители лихого народа, которые выходят из лесов и начинают на всю катушку развлекаться в своё удовольствие, когда приходит военное смутное время. И зачастую эти самые их гульбища ну вот никак нельзя назвать безопасными, мирными и интеллектуальными, потому как к столбам пожаров, вздымающимся к самому небу и красившим его в чёрный, трупам женщин, детей и стариков, не говоря уж о хоть как-то сопротивляющихся мужчинах, работорговле, разграбленным домам и целым деревням, пыткам и побоищам даже мне никогда не приходило в голову применить подобные определения, ибо именно они являются показательным примером того, как самые худшие человеческие качества не только пробиваются в конкретных индивидуумах наружу, но и полностью руководят им, вытесняя всё то немногое хорошее, что, возможно, ещё в нём оставалось, пусть и где-то очень глубоко внутри. Так глубоко, что это просто не представлялось возможным рассмотреть за медведеподобной фигурой (обычно как сложением, так и волосатостью они его напоминают), тупыми и злыми глазами, да невероятно косматой и спутанной бородой. Именно эти ребята являются теми хищниками, которые разрывают страну на куски физически, нежели собственно противостоящие друг другу армии, чьи интересы ограничиваются зачастую лишь политикой. Именно они зачастую творят все те ужасные вещи, которые кое-кто выставляет в качестве бесчинств, творимых на родных землях чужими мародёрами, чтобы в сердцах воинов воспылала ненависть к врагам, которые смеют так издеваться над их женщинами и землёй. Конечно, случается и так, что это действительно числиться на счету солдат из армии напротив, но снова вынужден вспомнить об исключении, потому как это либо просто совпадение, либо просто разбойники ещё не успели добраться до этого места и в это время развлекались где-то не здесь, но всё-таки развлекались, ибо не проходит ни одного дня войны или же просто мятежа и беспорядков, чтобы лихие люди не натворили что-нибудь, что так же печально, как и бесчестность торговцев. Однако всё-таки бандиты являются, как я уже наверное, сказал выше, именно хищниками, а не паразитами, потому что, как-никак, они сами создают неприятности, сами дерутся за них и сами погибают за своё, пусть и не правое, но дело. Ведь, кто знает, может ещё не повывелись в этом мире так называемые «благородные разбойники», которые грабят богатых и отдают всё бедным? Хотя в последнее время я заметил странную тенденцию в вырождении рассказов и легенд о них. Видимо, хоть где-то в крестьянской голове, наконец, начала реальность вытеснять разные домыслы и сказки, хотя было куда лучше, если бы хоть эти байки не были просто байками. Но, к сожалению, это не так, далеко не так, ибо я всё чаще ловлю себя на мысли, что люди перестали расти вверх, а сейчас лишь постоянно падают вниз. Не все, конечно, но в своём подавляющем большинстве почему-то делают именно так, а те, кто ещё лезет вверх, падая, ломая руки, рёбра и голову, сбивая в кровь ноги, просто уже не могут тянуть за собой всех остальных, потому что сейчас и им одним подняться было очень и очень сложно, потому что уже не хватает сил даже на своих самых близких, и остаётся лишь печально смотреть со своей одинокой горы, как внизу беснуется живое море грязных, жестоких, жрущих друг друга людей то ли от голода, то ли в диком приступе алчности, которая уже и сейчас грозится вот-вот стать тем главным, что руководит человечеством, задвинув при этом на второй план то, что раньше было так важно для каждого: любовь, честь, самосознание. Просто ужасно.

Особенно ужасно, когда тебе приходиться уже в течение примерно двух часов созерцать рожи «лучших представителей» четвёртой силы, которые каким-то совершенно немыслимым образом сумели пробраться в замок с помощью потайных подземных ходов, о которых не знал не то что, но даже хозяева не имели об этом чуде архитектуры ни малейшего представления и были удивлены не меньше меня, когда в обеденный зал, прервав при этом самым безобразным образом разговор умных и образованных людей (я решил остаться в замке барона на несколько дней, чтобы вместе с Рилианом отправиться в путь, именно тут меня и настигли вести о подавленном восстании и выступлении храмовников против нового короля и королевы, а, следовательно, и установленных ими порядков), ворвались эти типы, грозясь при этом прирезать всех, если хоть кто-то двинется с места…ну или только того, кто двинется. В их беспорядочном рёве и ругательствах этой детали я, к величайшему моему сожалению, не разобрал и считаю это просто ужаснейшей потерей для своего ума и эрудиции. Кстати, говоря о телодвижениях и нелитературных выражениях. Кое-кто из сидевших за столом в этот момент людей всё-таки рискнул встать и проверить, сдержат ли славные лихие ребята своё данное второпях обещание. Эти гады, мало того что были немытыми, грубыми и вообще неприятными, оказались ещё в придачу и жуткими лгунами. Хотя, может, это так мне показалось, и им просто-напросто не хватило упорства? Что же, это вполне может и так, но в любом случае они не прирезали не то что всех, им не удалось даже справиться даже конкретно с тем, кто проявил непослушание, а, если быть точным, с Рилианом, который, будучи хоть и молодым начинающим, но всё же паладином, а потому был по долгу, так сказать, службы обязан всегда носить с собой меч, который он тут же поспешил пустить в ход, ловко отразив направленные в него выпады. Надо сказать, что за то время, пока мы с ним не виделись, он развился не только духовно, но и его умения фехтовальщика теперь тоже были на высоте. Всего лишь несколькими быстрыми движениями ему удалось обезоружить троих. Четвёртый, стоявший в дверях, уже чуть было не всадил Рилиану арбалетный болт в спину, но тут уже пришёл мой звёздный час. Хотя, справедливости ради надо отметить, что бросок этот был не самым выдающимся из тех, что мне посчастливилось исполнить в своей жизни, а было их не так уж и много. Но, тем не менее, должный эффект возымел и он. Тяжёлый бокал врезался ему точно в лоб, он пошатнулся, а этого времени было достаточно, чтобы лишить оружия и стрелка. Хотя тот сразу же потянулся к кинжалу на поясе, но юный паладин легко срезал кожаный ремень, штаны упали вниз, утянув вместе с собой и спасительное оружие. Я уже тоже стоял на ногах и держал в руках то, от чего так ловко избавил мой друг этих типов, они же, видимо, поражённые до глубины души, не торопились пока оспорить обладание этими железками, хотя их было двое и ростом, как и весом, они превосходили меня едва ли не вдвое. Не то что бы я был каким-то маленьким и хиленьким, нет, для своих лет я был развит весьма и весьма хорошо, просто эти парни действительно походили на гигантов. Видимо, главарь банды осчастливил владельцев замка, послав на их захват своих лучших ребят. Вот только вряд ли он ожидал. Что какой-то парнишка с лёгким мечом (помнится, раньше Рилиан и вовсе предпочитал только рапиры и шпаги, которые, тем не менее, годились разве что для дуэлей, ибо были крайне неэффективны даже против лёгкой кожаной брони) так ловко и быстро разделается с ними. Я тут же отметил про себя сообразительность моего друга, ведь он мог убить этих бандитов прямо тут, но не сделал этого, поскольку их можно было использовать в качестве спасительного ключа, который позволит нам выбраться из этой ловушки. Хотя, вполне возможно, что сделал он это не из этих глубоко корыстных рассуждений, а из чисто паладинской чистоты, что теперь мне казалось более вероятным, но ведь в любом случае теперь они всё равно могли выполнить свою роль, так какая к Бартасу разница, почему он оставил их в живых? Вот теперь их ещё неплохо было бы чем-нибудь связать. О! Какое замечательное совпадение — у одного из слуг, который по счастливой случайности…а нет, он упал в обморок, так и не договорив, очень и очень жаль. Хотя я всё равно был не уверен, что эти громилы подпустят кого-нибудь к себе на расстояние вытянутой руки без попытки этой самой рукой выбить приблизившемуся к дикому зверю все зубы, сломав попутно нос, оставив фингалы под глазом и рассечённую губу с бровью. Поэтому пока придётся обходиться тем немногим, что у нас есть — а если быть точным, то самострелом, которым вооружился какой-то ещё один старый слуга, видимо, личный дворецкий самого барона Танруда, и двумя мечами, которые мы отобрали. Заставили их отойти куда-то в угол, оставив под пристальным вниманием слуги с арбалетом, мы с Рилианом вернулись к столу, подойдя ближе к обнявшимся матери и дочке. Барон как раз пытался их успокоить. Думаю, Рилиан тоже бы это сделал, но, поймав мой взгляд, сразу же понял, что сейчас это не самая лучшая и рациональная трата времени. В данный момент надо было действовать как можно более решительно и быстро. Каждая секунда промедления могла кончиться тем, что сюда ворвутся остальные члены банды, заждавшись своих дружков, и вот тогда уж точно «поминай как звали». Никто из нас этого не хотел. В голове моей лихорадочно заработал механизм, который на выходе должен был дать мне идеальный план освобождения, но вот то ли я шестерёнки давно не смазывал, то ли попало туда что-то, но я никак не мог ничего придумать, и это чувство беспомощности по-настоящему злило меня. Но, пока ничего я с этим поделать не мог, а значит, всё-таки немного время потянуть придётся, иначе они точно что-нибудь сделают не так и в итоге погибнут. К тому же, кое-какие идеи всё-таки мой механизм выработал.

Рилиан выглянул в окно, которое выходило во внутренний двор замка. Увидел, как несколько бандитов сторожат лошадей собственных и своих товарищей, при этом лениво о чём-то переговариваясь и изредка ругаясь на нескольких слуг, которых зачем-то оставили связанными сидеть около столба, на котором висел старый масляной светильник. Его каждую ночь зажигал старик, отсчитавший уже куда больше лет, нежели личный слуга барона, которого Танруд не пожелал во время бунта в Харосе оставить на волю мятежникам и взял с собой. Именно поэтому старик знал все привычки своего хозяина, а молодой лакей бы слишком часто бывал битым из-за вспыльчивого характера барона, который, кстати, судя по его виду, совсем неловко чувствовал себя, будучи под защитой своего сына и ещё какого-то вовсе незнакомого ему человека, то бишь меня. Немного поразмыслив, я решил, что действительно неплохо было бы нашему грозному барону вручить один из мечей, которых так ловко Рилиан лишил наших незваных гостей. Неужели им никто не говорил, что являться в подобные дома с оружием, если ты не рыцарь, верх всякого невежества? Что же, видимо, они не усвоили даже этой небольшой детали к школе жизни, за что и платили сейчас, оказавшись в ситуации, позволявшей им разве что бросать беспомощно злые взгляды на всех здесь присутствующих поочерёдно. Танруд вежливо поблагодарил меня кивком головы. Он был мрачен. Понятно почему. Разыгравшаяся здесь пьеска вызывала у него весьма неприятное чувство дежавю, но что-то мне подсказывало, будто бы на этот раз барон сделает всё, чтобы финал у представления оказался другим. А своим предчувствиям я привык доверять почти так же, как собственным глазам, если, конечно, исключить случаи лихорадки и белой горячки, которые пару раз со мной приключались. Рилиан тем временем отошёл от окна. По лицу его было понятно, что недавно увиденное, его радует примерно так же, как если бы прямо тут в зале разверзнулся портал в Бездну.

— Сколько их там? — сразу перешёл я к делу. Самому подходить к окну было опасно. Меня могли заметить и тут же напичкать различными острыми предметами, которым ну вот никак не должно быть в моём теле.

— Как мне показалось, не меньше пятнадцати, но я точно не успел сосчитать. К тому же, сразу понятно, что это ещё не все, потому что того, кто там кричал и отдавал приказы, эти разбойники слушались совсем неохотно, а, значит, это точно не их главарь. Скорее всего, он как раз на пути сюда. Думаю, нам стоит его встретить либо баррикадой, либо сразу в лоб, поставив свои жизни на неожиданность. Но для выбора мне нужно знать, как хорошо ты обращаешься с мечом.

— Думаю, что мы сможем обойтись без жертв, хотя идею с баррикадой ты придумал отличную, — я щёлкнул пальцами, мне в голову пришла отличная мысль.

— Значит, фехтовальщик из тебя так себе? Что значит без жертв? Сейчас в нашем доме бандиты, они не пощадят нас, когда сломают заграждения, и вот тогда нас, как защитников этого замка, скорее всего, просто превратят в ежей, а с матерью и Линой…я даже боюсь представить, что они с ними сделают! И поэтому я не намерен сидеть, сложа руки, пока эти головорезы подбираются сюда всё ближе и ближе. Я собираюсь дать им бой! — молодой паладин вскинул руку с мечом вверх.

— И что ты собираешься сделать? — мой голос показался даже мне слишком уж холодным в этот момент. — Просто выбежать к ним со своим боевым кличем и ринуться в бой, подобно сказочному герою? — Рилиан с вызовом глянул на меня. — Это глупо и иррационально. Так ты сделаешь даже меньше, если останешься за баррикадой и дождёшься их прихода, чтобы, как ты выразился, «превратиться в ежа». Хотя, да что я несу? Так ты вообще ничего не сделаешь, потому что эта метаморфоза с тобой произойдёт в несколько раз быстрее, потому как ты им покажешься не только глупым, но ещё, в придачу, и больным бешенством. Вряд ли они захотят подхватить от тебя этот чудесный вирус.

Рилиан уже готов был вспылить, это сразу стало понятно по его горящему взору, в котором просто невероятно сильным огнём полыхала сейчас неуёмная жажда действий молодого человека, желавшего проявить себя, но в кажущийся удачным момент ему не дают этого сделать. Он негодует и злится на того, кто его сдерживает, не понимая, что трагедия таких, как он, заключается как раз в том, что из-за своей бьющей ключом энергии, они зачастую не видят действительной опасности и риска, в результате чего складывают свои молодые шальные головы на пути к своему великолепному триумфу. О, нет, я ни в коем случае не говорю, что двигаться вперёд и действовать это плохо. Я, как раз-таки, всегда утверждал, утверждаю и буду утверждать обратное, но при этом всегда оговариваясь, что нужно всегда оценивать риск. Если, конечно, у вас всё ещё осталось то, что вы можете потерять. В противном случае можете вообще делать всё то, что вам угодно, вплоть до прыжков с башен одиноких магов-отшельников головой вниз и без стога сена внизу, ведь, ходят слухи, что он спасает от смерти при выполнении подобных акробатических трюков. И Рилиану, кстати, было что и кого терять, поэтому я просто считал своим долгом осадить порывистого юношу, чтобы он не нарубил дров, не успев даже зайти в лес. К счастью, барон был со мной полностью согласен и предупредил взрыв своего отпрыска тяжёлым взглядом, который мог по своему действию сравниться не только с ушатом ледяной ключевой воды, но и с кое-чем более действенным в таких ситуациях.

— Я понимаю, что тебе не хочется снова потерять свой дом, но, судя по голосу и взгляду твоего друга, он знает, что делать в такой ситуации. Лучше всего сейчас будет довериться ему, потому что мы действительно не сможем сделать против этой банды ничего, если полагаться только на силу своего клинка и умения фехтовальщика. Нас самих быстро порубят.

— Хорошо, — с досадой закусив губу, ответил Рилиан, — действуй. Надеюсь, ты действительно знаешь, что надо сделать, чтобы они убрались отсюда и вообще пожалели, что посмели сунуться, иначе я приведу в исполнение свой собственный план, — хмуро добавил он, глядя на вход в зал. Видимо, он всё же был готов в любую минуту встретиться с противником в честном бою. Даже немного жаль было лишать его такой возможности, но ещё обиднее будет, если он поляжет в этом самом поединке во славу своей гордости и честолюбия, а это непременно случится, если мы ничего не успеем сделать, чтобы оградить себя и выпроводить незваных гостей из замка господина барона.

— О, ты меня плохо знаешь, если думаешь, будто я отверг бы твой замечательный план, если бы не имел своего собственного. Он, конечно, не столь идеален и превосходен, как твой, но всё же моё скромное слово и действие всё-таки возымеет нужное действие, Ваше Величество, — я изобразил у себя на лице раболепную улыбку и поклонился.

— Сейчас не самое время язвить и показывать своё остроумие, — сухо заметил мне барон. В данной ситуации я вынужден был с ним согласиться.

— Верно, мне уж давно пора бы избавиться от этой вредной привычки, но у меня всё никак не получается, — я развёл руками и пожал плечами, состроив при этом какую-то странную гримасу, — а пока вам стоит заняться делом. В частности, нам всё-таки придётся соорудить баррикаду, но такую, которая не должна выглядеть оборонительным сооружением. Скорее, как просто завал старых вещей, который не должен позволить сюда войти любому желающему, но при этом он должен поддаться, когда эти парни начнут сюда ломиться. Нам обязательно нужно, чтобы они сюда попали. Ещё не плохо было бы оставить какую-нибудь лазейку, чтобы сразу стало понятно, как их товарищи сюда пробрались. Тут не такой уж и широкий проход, главное, закройте двери, а там рядом и шкаф стоит, его можно сразу же привалить.

— Но там же дорогая посуда из Султаната! Она очень старинная! — вскрикнула жена барона. Даже на секунду показалось, что эта умнейшая женщина действительно боится за посуду больше, нежели за безопасность своей семьи, но потом я понял, что это был не более чем просто рефлекс, потому как она сразу пристыжено замолчала. Я решил никак не комментировать этот неловкий инцидент.

— А дальше в ход пойдут стулья, кресла, тумбочки. Но помните, что они должны сюда заявиться. Это обязательно! Иначе они просто разграбят тут всё, а так они сначала пойдут сюда, думая, что именно здесь застанут владельцев замка. Им всегда доставляет странное удовольствие совершать свои злодеяния на глазах у друзей, близких или даже просто незнакомых людей. И как можно быстрей!

— А ты что собрался делать, а? — спросил Рилиан, с сомнением глядя на меня.

— Почему ты ещё стоишь? — я вскинул руку с поднятым указательным пальцем. — Работать, лентяи, быстрее!

Барон никак не отреагировал на это. Ну, вернее, он действительно аккуратно закрыл двери и туту же привалил туда шкаф. Уж не знаю, как он догадался, что всё надо делать не только быстро, но и ещё и тихо, ведь об этом я упомянуть забыл. Но, видимо, у него и самого неплохо крутились те же шестерёнки в голове. Рилиан же фыркнул, закатил глаза, но тоже быстро начал помогать отцу, потому что, несмотря на все его возмущения и недовольства, показное недоверие, он всё же верил мне. Не знаю, справедливо это или нет, если говорить о таком моменте времени как «всегда», но сейчас я действительно не хотел подвести ни его, ни барона, ни тем более его жену с дочкой, у которых уже прошёл первый шок, но они всё ещё были испуганы. Я быстро сел на пол и достал из кармана небольшой медальончик, который был покрыт множеством мелких эльфийских и гномьих рун. Весьма забавная вещичка, доставшаяся мне по чистой случайности. Я никогда бы не подумал, что она может мне когда-нибудь пригодиться, но случилось как всегда именно то, чего я ожидал меньше всего. Простая суть действия этой вещицы заключалась в том, что она создавала иллюзию, будто бы место, где оно используется, уже давным-давно заброшено и здесь не ступала ничья нога. Зато вот призраки, которые, как известно, не ходят, а парят над землёй, от чего следов совершенно не оставляют. Зловещий слой пыли, скрип не смазанных петель и половиц, паутина, несколько дыр в полу и облезшие стены с небольшим беспорядком — всё это создавало просто невероятно эффективный коктейль для того, чтобы отвадить человека приходить сюда во второй раз. Я, конечно, не был магом, иначе смог бы добавить к этому ещё парочку простых иллюзий, но не судьба, придётся обходиться тем, что есть, хотя и этого обещало быть вполне достаточно, ведь о бандитах всегда говорили, как о людях очень суеверных, а небольшие декоративные работы, которые я тут собирался устроить, как раз попадали к категорию «жуткие россказни и толки». Хорошо хоть, что эта вещица ничего не преображает для тех, кто в момент срабатывания оказался внутри, иначе резкий крик кого-нибудь из дамочек мог нас сразу же выдать, а старый слуга и вовсе мог отправиться к своим праотцам из-за столь внезапно сменившейся атмосферы. Вот действительно жаль, что я не вижу своей работы, надеюсь, этот артефакт сделал меня достаточно похожим на призрака, зомби ну или ещё какого-нибудь мертвяка, отлично вписывающегося в здешний, так сказать, пейзаж, а то было бы обидно. Что же, осталось только мне, как главному постановщику, раздать текст славным актёрам и объяснить ту важную роль, которую они будут играть в этой пьесе. Кстати, было бы не плохо придумать этому чудесному представлению какое-нибудь название, которое войдёт потом в историю мирового искусства драмы. Жаль вот только сейчас в голову не приходило ничего дельного. Видимо, я и так уже слишком перетрудился, придумав такой весьма оригинальный и остроумный выход из сложившейся очень непростой ситуации. Ничего, это не такое уж и большое упущение. Ведь я знаю слишком уж много людей, вкладывающих в название больше, чем в само произведение, и очень мало тех, у кого именно содержание стоит дороже красочной и кажущейся глубокой обложки. Но я снова ушёл как-то далеко от темы, а времени в обрез, в обрез! Надо действовать, а не разглагольствовать, этим можно заняться уже как-нибудь потом! Ведомый этими соображениями, я быстрыми шагами направился к проявляющим всё большую активность пленникам. Именно им, как ни странно, я решил доверить роли первого плана.

— Ну что, как вы тут поживаете? Удобно? Нравится приём, которого вас удостоили? — я улыбнулся.

И мне снова стало интересно, как это выглядело со стороны. Бартас, а в зеркале я таким же останусь или мне покажут всё-таки изменённый облик? Хотя ведь тогда в любом случае почти ничего не удастся увидеть, особенно, если я принял облик призрака. Я досадливо закусил губу. Хотя с другой стороны это давало огромный простор для моей фантазии.

— Провались в Бездну, ублюдок, — сказал один из них. Каких-то подробностей для отличия его от другого бандита я дать не могу, ибо они были мне оба одинаково отвратительны. После недолгих раздумий он решил ещё и дополнить свою фразу смачным плевком, который должен был попасть мне на новую обувь, но я успел убрать ногу в сторону.

— Хм, хорошо, намекаешь, что хочешь сразу перейти к делу. Похвально, ты, видимо, проникся нашим духом, потому что времени у нас действительно очень и очень мало.

— Я не собираюсь ничего для вас делать. Вас порубят, как только войдут сюда, у вас нет ни единого шанса, — прорычал второй бандюга, глядя на меня ну точь-в-точь так же ненавидяще, как и его «брат по оружию».

— О, что вы, что вы, дорогой гость? — наигранно удивился я. — Как можно заставлять вас делать что-то против воли? Ни в коем разе! Это же нарушение всех человеческих прав, как и то, что мы посмели держать вас здесь. Вы с лёгкостью можете выйти отсюда, когда вам это будет угодно. Жаль только, что главный выход отсюда по нелепой случайности оказался перекрыт, а осталось только окно, — я с ещё более фальшивой досадой и глупой улыбкой пожал плечами.

Разбойники гневно засопели в унисон. Казалось, вот-вот они готовы были кинуться на меня, упустив из виду тот факт, что я, в отличие от них, был вооружён, да и на моей стороне был ещё старик с арбалетом, который он, несмотря на свой возраст, держал весьма уверенно, и я каким-то шестым чувством понимал, что у него не дрогнет рука нажать спусковой крючок. Это меня успокаивало, ибо фехтовальщик из меня, как уже верно подметил мой друг Рилиан, был не ахти какой, а эти парни были уж слишком здоровыми. Настолько, что на какое-то мгновение перед моими глазами появилась весьма чёткая картина: вот я замахиваюсь на вскочившего бандита, клинок стремиться навстречу с телом, готовый рассечь плоть и напиться крови, но как только соприкасается с этим гигантом, то рассыпается на тысячи мелких металлических осколков, которые тут же разлетаются в разные стороны, а разбойник гнусно ухмыляется в свою нечёсаную грязную чёрную бороду. Я тряхнул головой, отгоняя этот поистине жуткий мираж, не дав ему продолжить развиваться в своей голове. Тем более стоит отдать должное Рилиану, которому удалось так быстро совладать с этими здоровяками, кои с лёгкость бы скомкали любого прославленного рыцаря, пойдя он на них с надеждой на свою силу и только. Говорить, тем не менее, бандиты пока не собирались, и поэтому я решил продолжить уведомлять их о том, что предстоит им сегодня сделать:

— Но если вы решите пренебречь моим предложением, то для вас у меня всегда есть второй вариант, дорогие гости, который позволит вам вернуться к своим товарищам и снова попытаться сделать то, что вам не удалось ранее.

— Катись в Бездну, — прорычал второй.

— С радостью, но только лишь после того, как удостоверюсь в том, что всё прошло именно так, как надо, без сбоев, гладко, — осклабился я, — к тому же, у вас в любом случае просто нет иного выхода, потому что иначе придётся вас оставить тут связанными навсегда, в шкафу, например, по которому так вдохновенно вскоре заколотят ваши товарищи. Вроде бы и не мы вас пришибли, а время, но с другой стороны вы уже и никому мешать не будете, бед не натворите, справедливость восторжествует, так сказать.

— Кишка тонка, — скривился в странной гримасе первый.

— Ошибаешься, ты даже не представляешь, как глубоко и сильно, поэтому всё-таки предлагаю вам либо согласиться, либо, пожалуйста, путь через окно всегда открыт для вас, — я сделал небрежный жест рукой в вышеуказанном направлении.

— Бартас тебя дери, ублюдок. Давай, выкладывай, что у тебя там, а то чудится мне, что не просто так ты, подонок, так легко нас отпустишь, — первый подтвердил свои слова ещё одним плевком в мою сторону.

— Хм, а вы смотрите в самую суть, сэр, остаётся только удивляться, как столь учёная личность ступила на столь грубый путь, лишённый абсолютно всякой романтики, да и ещё в придачу и стало частью такого жестокого и тупого общества.

— Заткнись, а то, клянусь, я не погляжу на то, что у тебя в руке моя железяка, и выпущу тебе кишки, — его голос снова перерос в утробный рык, который с обликом вязался как нельзя лучше.

— Хорошо-хорошо, прошу прощения за свою невежливость и непростительные в нашей ситуации отступления, на которые я трачу драгоценные песчинки времени, — я шутливо поклонился, вместе с этим одновременно делая шаг назад.

Всё-таки очень не хотелось, чтобы этот громила привёл в исполнение вынесенный мне без суда и следствия приговор. Я как-никак был сторонником честных процессов. Причём как можно более продолжительных, если дело касалось меня, и как можно менее протяжённых, когда шла речь о каких-нибудь отпетых мошенниках, убийцах и прочем сброде, в чьих преступлениях не стоило сомневаться ни на секунду.

— Так вот, вернёмся к нашей сделке. Суть её проста, как азбука хотя о таком предмете вы вообще вряд ли когда-нибудь слышали, поэтому признаю, что это не слишком удачное сравнение в данной ситуации, однако я снова отвлекаюсь. Всё, что вам нужно сделать, это, как я уже сказал, вернуться к свои товарищам. Но подойти к ним образом особым, ради моего развлечения, не более. Медленно, лучше даже, чтобы вы прихрамывали. Это будет просто идеально. Тогда, может быть, я даже потом найду вас и отблагодарю звонким золотом, за которое вы уже убили далеко не одного человека, хотя, не буду врать, шанс нашей повторной встречи весьма и весьма иллюзорен по ряду определённых причин, которые я не собираюсь сейчас вам перечислять, потому как ваши друзья уже стучатся к нам в гости. Помните о своих ролях и золоте, которое может вам перепасть, да и о своих жизнях. О каменный двор вы точно разобьётесь насмерть, так что…а, впрочем, это уже неважно, — я резко развернулся на каблуках, — как только они зайдут, вы уже должны быть на ногах и ковылять к ним. Старик, встань от них подальше, а то ещё затопчут ненароком.

— Рилиан! Господин барон и вся его славная семья! Всем быстро за стол и замереть! Некогда объяснять! — я кричал, чтобы мои слова возымели как можно больший эффект.

К счастью из-за грохота, который учинили ломящиеся сюда бандиты, они меня не могли услышать, а, значит, ничего и не заподозрили. И так же весьма кстати оказалось то, что мои «актёры» в этой ситуации оказались сообразительными и быстро реагировали на команды, отданные постановщиком, и поэтому столь неожиданный обращённый к ним возглас не сбил их с толку. Баронесса и Лина тут же вернулись на свои места и замерли в позах, будто как раз собирались приняться за еду. То же самое сделали и Танруд со своим сыном, которые уже несколько минут назад закончили возведение нашего нехитрого сооружения. Как оказалось, весьма вовремя, иначе эти разбойники могли всё увидеть и тогда бы уже вряд ли удалось привести в исполнение наш, вернее, мой план, после свершения которого, бандюги должны были тут же убраться восвояси. Хотя это сработает лишь в том случае, если лихие люди действительно так суеверны, как о них говорят в народе. Что же, сейчас мне достанется случай проверить все толки путём экспериментальным, отбросив в сторону те, что окажутся не больше чем обыкновенными сплетнями бабушек у колодца, и, оставив для себя те, что окажутся правдой. Хотя никто не исключал тот факт, что эта банда может оказаться какой-то уникальной и исключительной, тогда в следующий раз при встрече с обыкновенными разбойниками, мои выводы и методы дадут сбой. Как говориться, век живи, век учись. В этом случае работало как раз-таки конкретное правило, однако я всё же надеялся, что эти парни окажутся просто ещё одной стаей хищников, вышедших на охоту в преддверии грядущего хаоса, который вот-вот грозил воцариться на землях, принадлежащих пока ещё Ланду, если так называемые храмовники и приверженцы нового порядка всё-таки встретятся лицом к лицу в бою, что станет самым настоящим знамением о начале войны. Да и, на самом деле, в королевстве уже давно не было даже хоть какого-то подобия порядка, начиная с того самого момента, как казнили принца-бастарда. Хотя эти безумцы под предводительством юнца кричат о том, что Адриан смог каким-то немыслимым образом выжить, и что даже глава стражи Дашуара видел его своими собственными глазами, и самолично отправил его пока переждать в Сарт. Странное совпадение с тем, что я уже давно ощущал. Да и вообще с того момента, как я начал носить этот дешёвый обруч, я начал замечать за собой много самых различных странностей, которых до того никогда не было. Однако мне уже пора встречать наших гостей.

Как и ожидалось, наши пленники-медведи забыли о договоре тут же, стоило лишь их товарищам сломать выстроенную непосильным трудом баррикаду, они кинулись к ним навстречу. То, что отразилось на лице остальных бандитов, было достойно тысяч и тысяч картин. Но именно то, что медведи так резво кинулись к хозяину, спасло их от неминуемой гибели, потому что разбойники были действительно ошеломлены, ведь не будем забывать о том, что сейчас эти двое громил выглядели ни чем не лучше свежевытащенных из могил трупов, а возгласы, ими издаваемые, напоминали для банды больше какой-то странный заунывный вой, от которого кровь стыла в жилах, и хотелось поскорее убежать отсюда. И это как нельзя кстати играло нам на руку, иначе эти многословные здоровяки могли бы с лёгкостью выдать всю суть нашей маленькой аферы. Как только громилы приблизились к своим братьям по оружию, те тут же повытаскивали мечи и кинулись на них, но с искусством Рилиану они сравниться не смогли и поэтому завязалась продолжительная драка, в которой было сломано, как минимум, пять различных конечностей и выбито, по меньшей мере, два десятка зубов, это ещё не считая тех, что уже шатались, в любой момент готовые покинуть насиженные места. Вскоре здоровяки оказались в центре, а их плотно окружили, таким образом повернувшись спинами ко мне, ибо, скорее всего, просто-напросто не заметили моей одиноко стоящей у стены фигуры, что ещё больше радовало меня. Этой оказией я поспешил воспользоваться, чтобы усилить эффект иллюзии того, что на этот зал будто бы наложено страшное проклятие, которое якобы превратило уже двух из напавших в страшных уродливых мертвецов. К сожалению, в этот раз вряд ли удастся обойтись без кровопролития, но я буду считать это не более чем обыкновенной жертвы ради великого искусства драматургии. Как раз моё умение фехтовальщика подойдёт для неуклюжего трупа или призрака, которому и вовсе непривычно держать в руках земное оружие. Я издал глухой стон, который одновременно мог быть и нечленораздельным бормотанием зомби, и тихим плачем призрака, который уже устал скитаться в этом измерении, ведь ему уже давно пора бы вернуться туда, где ему положено быть. Несколько раз взмахнул мечом, чтобы привыкнуть к нему и в случае чего хоть как-то себя защитить, однако это не потребовалось, потому как эти парни действительно оказались очень и очень суеверными. Я лично никогда не понимал досужих слухов и страха перед ними. Знал, конечно, что и призраки и разные прочие мертвяки существуют при чём в довольно впечатляющих количествах, но уж слишком много разного связанного с ними бреда придумали для себя люди, загнав тем самым в клетку собственного страха настолько, что некоторые даже боятся сходить на кладбище, чтобы почтить память своих родственников, опасаясь как бы то, что они не воткнули своему прадедушке по маминой линии железный кол в сердце, не обернулось тем, что он вылезет из могилы в образе стригоя и выпьет их кровь. Или проверка на наличие упыря в могиле посредством проведения через неё лошади. Это же просто невероятно глупо, потому как над кладбищами всегда витает запах смерти, который инстинктивно вызывает у животных страх и отвращение, а конкретные захоронения являются своеобразным магнитом для этой энергии, концентрируя её близ себя, из чего следует, что при проходе через любую могилу лошадь заупрямится и не захочет идти. Поэтому получается, что лежит ли в могиле стригой или нет, определяется отнюдь не на самом деле, а просто смелостью и покладистостью лошади, с помощью которой это пытаются выяснить, что, согласитесь, не может быть надёжным способом по вышеперечисленным причинам. Так же хочется упомянуть о кругах, то ли начерченных мелом, то ли высыпанных солью. Когда мне выдалось не слишком приятное свидание с кем-то из неживого семейства, я посчитал своим долгом проверить этот народный способ, если верить молве, помогающий в ста процентах случаев абсолютно от любой нечистой силы. Мягко говоря, он совсем не сработал. Если же говорить грубо, то мне придётся выразиться некультурно и помянуть при этом всю родню того, кто начал распускать этот безосновательный и по-настоящему бредовый слух, поэтому лучше воздержимся и остановим вот-вот готовый вырваться наружу поток моего невероятно богатого словарного запаса, в котором весьма удачно сочетаются нецензурные выражение многих народов. Вернёмся лучше к делам более насущным, а именно к тем, кто не обладал моим рациональным мышлением и был полностью ослеплён домыслами и досужими сплетнями. Тот, кто стоял ближе всех ко мне, резко обернулся. Это оказался весьма щупленький тип с крысиным лицом, который ну совсем не смотрелся рядом с остальными весьма впечатляющими своим телосложением парнями, которые всё ещё пытались достать двух здоровяков своими мечами, но у них это получалось не очень, потому что кому-то из них удалось достать нож, а второму и вовсе меч, обезоружив сильным ударом по руке своего товарища. Я же в свою очередь выдавил самую жуткую улыбку из тех, на какие был способен. Этого хватило, чтобы крысо-человек сначала побледнел, потом посинел, а после и вовсе, закатив глаза, свалился в совсем не театральный обморок, грузно бухнувшись на пол, что совсем не вязалось с его фигурой. Этот звук просто не мог не привлечь внимание остальных. Несколько человек обернулись, за что тут же получили сокрушительные удары кулаков двух громил. Тех же, кого справедливая кара за свои злые деяния не настигла, увидев меня, приобретшего вид неведомо кого, да ещё и хрипящего да размахивающего во все стороны бандитским мечом, который, кстати сказать, больше напоминал то ли широкую саблю, то ли и вовсе тесак, тут же растеряли желание дальше продолжать бой. Заметив моё странное поведение и стараясь ему подражать, со стула поднялся и барон с Рилианом, которые тоже медленно, хромая, поплелись в сторону бандитов, обнажив свои мечи. Этого стало достаточно для того, чтобы те, кто ещё оставался и сохранял самообладание, растеряли его жалкие остатки, побросали своё оружие и кинулись наутёк, крича что-то про жуткое проклятие, про ходячих мертвецов, вплетая в это всё какие-то странные молитвы, анафемы и экзорцизмы, призванные, видимо, отгородить их от зла, скрывающегося в этом зале. Что же, я не был удивлён, потому что именно на это и рассчитывал, именно это и должно было стать финалом моего представления, столь удачно разыгранного благодаря несуществующим декорациям. Это был несомненный успех. Аншлаг! Полный зал! Толпа ликует и аплодирует, что есть мочи! Но кто мог знать, что слишком уж порывистый актёр решит, что этого недостаточно? Что подумает превратить эту пьесу из лёгкой комедии в трагедию? Наверное, он слишком уж хорошо знал людей и их вкусы. Понимал, что без крови у этого произведения нет шансов быть когда-нибудь поставленным на большой сцене, а судьба его по-прежнему оставаться шедевром лишь для маленьких и грязных театральных подмостков. О чём, вернее, о ком я? О том человеке, который не убежал, увидев меня, громил и приближающуюся мужскую часть баронского семейства. Который двумя резкими ударами отбил почти одновременные выпады обоих бандитов в «маскировке» и тут же прикончил их одним широким взмахом меча, который оставил за собой в воздухе и на полу кровавый след. Он наверняка пришёлся ровно по шеям обоих головорезов. Точный, действительно просто невероятно точный и замечательный удар, который мог выйти только у человека, понимающего, что пути к отступлению у него нет. Видимо, он был ещё суевернее, чем всего товарищи, думая, что потревоженная по незнанию злая сила не оставит его в покое, даже если он просто убежит отсюда в страхе. Но эта слепая вера в домыслы сочеталась в нём, видимо, с недюжинной храбростью, раз он решил кинуться в бой, а не просто сложить оружие на землю и ждать своей смерти.

Дальше всё произошло невероятно быстро, как мне показалось. После я не мог вспомнить это в подробностях никогда, но момент этот часто приходил ко мне в кошмарах. Всегда я после него просыпался в холодном поту и потом уже не мог заснуть, как ни старался. Высокий бандит одним скачком преодолел расстояние, разделявшее нас, так быстро, что я едва смог отреагировать на это движение, но каким-то чудом мне удалось отбить его удар. Жёстко, от чего у меня тут же заныла кисть. Но и мой противник покачнулся от этого, остался открытым. Во мне сработал обыкновенный рефлекс, заговорил инстинкт самосохранения, ибо я тогда всё-таки понимал, что если не я сейчас нанесу удар, то не увижу уже заката, который обещал сегодня быть невероятно прекрасным, не смогу уже насладиться вином и горячей пищей, не смогу вновь повидаться со своим другом эльфом, которого не видел уже так давно, потому что этот человек без промедления и жалости прикончит меня. Сам не помню, как я поднял меч, как в быстром взмахе запела сталь, как клинок прошил его плоть, сердце и вышел из спины. Помню только пелену перед своими глазами и жуткое ощущение тёплой крови на своих руках, ещё сильно сжимавших рукоять меча, помню предсмертный хрип бандита и то, как мы вместе с ним осели на пол. Как я всё же выпустил из рук меч, как уже бездыханное тело повалилось на пол, как растекалось постепенно под ним красное пятно, пропитывая мою одежду. Как Рилиан и барон трясли меня, пытаясь вывести из шока, я уже не помнил, хотя оба они мне потом говорили об этом не раз.

В голове сейчас разразилась буря, устроенная лишь одной мыслью: «Я убил. Убил. Вот и стал я теперь таким же глупцом, как и все остальные. Убил, убил. Не может быть». Знаете, я слушал многих, кто рассказывал о своих чувствах после первого совершенного убийства. Торжество, ярость, застилающая глаза, пафос, пустота, грусть, отрешенность — все эти возвышенные чувства составляли дивный букет для новоявленного убийцы, но, как ни странно, я не ощущал ничего из этого. Наверное, это случилось по тому, что на самом деле нет ничего пафосного и великого в том, что бы стоять на коленях в луже крови человека, которого ты только что убил. Ты не чувствуешь ничего, кроме того, что ты будто бы весь покрыт грязью с ног до головы и хочется срочно её с себя смыть.

Дальше воспоминания обрываются совсем, но не верю, что бы я потерял сознание. Думаю, что просто не хочу это вспоминать.

Не было ни торжественного приветствия, ни фанфар, не герольдов, выкрикивающих имена тех, кто явился сегодня в Каменный Цветок, чтобы лично встретиться с королём. Не было и торжественного пиршества в огромном зале, где стол ломился бы от выставленных на него яств. Не было музыкантов, играющих весёлую живую музыку для того, чтобы взбодрить гостей. Не было и высокопоставленных людей, которые постоянно спрашивают о природе да погоде, о самочувствии и о еде, об искусстве и науке, в которых ровным счётом ничего не смыслят. Ничего этого не было, зато Адриан хорошо запомнил тёмные коридоры, едва освещённые сильно чадящими факелами, которые вокруг себя щедрыми жменями разбрасывали тени, в живом воображении принца превращающиеся в никогда не существовавших животных. Запомнил он также и неразговорчивого типа, ведшего его по этим переходам. У него на поясе висел меч, который периодически позвякивал ножнами. Помнил он и маленькую комнатушку, в которую вела неприметная дверь, едва различимая из-за недостатка света, в которую его пропустил провожатый, после этого закрыв за ним дверь. Помнил то, как сглотнул идущий рядом с ним молодой бард. Он ведь ожидал совсем не этого и, наверное, успел уже тысячу раз пожалеть о том, что по собственной воле навязался в спутники к бастарду. Звук двери, которую закрывали на ключ и с трудом сдерживаемое желание потянуться к рукояти меча, который он никак не пожелал оставить на постоялом дворе, хоть Лерджи и уверял его в том, что оружие останется в полной сохранности и что если понадобится, то он выставит у их с Фельтом комнаты караульных. Но нет, Адриан был непреклонен. Хорошо запомнил он и того человека, который стоял у небольшого окна, выходящего на улицы города, где уже вовсю развернулись празднования. Шли разодетые толпы. Лилась музыка. Распродавали разные безделушки ремесленники-люди и кузнецы-гномы. Все радовались той беззаботности, которая всегда настигала их во время Праздника Музыки. Сейчас никто из них не думал о том, что в Ланде вот-вот реками польётся кровь, что может развернуться война, которая грозит поглотить весь мир, если туда ввяжется амбициозный Мортремор, если начнёт предъявлять свои права на территории Ланда Великое Княжество Шан. Уже никто сейчас не помнил о том, что ещё неделю назад все смертельно боялись нечисти, которая готова была полезть из всех щелей и углов, чтобы убивать всё живое на своём пути. Нет, сейчас все были полностью поглощены праздником. Все напрочь забыли о своих проблемах, но ведь именно на это и был рассчитано это торжество изначально, разве не так? Если, конечно, исключить поднятие экономики, прибыль, политику и так далее, то именно так и было. А человек, придумавший эту систему, стоял сейчас и смотрел на этих людей, но не улыбался. Не улыбался, потому что знал, какой ценой было достигнуто то, что сейчас людям не надо опасаться никаких сверхъестественных тварей. А цена эта была действительна велика, ведь королевство Сарт потеряло одного из лучших своих людей. Пусть никто об этом никогда и не узнает, но вклад Дезарда в то, что эту страну ещё ни разу не встряхивали недовольства, был просто необычайно огромен. Хотя именно благодаря этому вкладу вокруг него и ходило столько портящих репутацию слухов. Жаль, что король не имеет шанса отмыть её даже после смерти своего верного слуги. От этой мысли у него больно стискивало сердце, хотелось скрипеть зубами, схватить меч и тут же проткнуть манекен, стоявший в этой комнате, видимо, как раз для таких случаев. Но сейчас король отвлёкся от кавардака в своей голове, «разбуженный» звуком захлопнувшейся двери. Он повернулся лицом к пришедшим, от чего свет, падающий из-за спины монарха, сделал невозможным разглядеть его лицо, однако на минуту Адриану показалось, что в темноте блеснули кошачьи зелёные глаза, но это продлилось лишь мгновение. Единственной деталью внешности, которую удалось разглядеть принцу, были медовые волосы, которые король хоть и не любил отращивать, сейчас же, тем не менее, почти достигали ему плеч. Пару минут они просто смотрели друг на друга, после Адриан и Фельт почти одновременно склонились в глубоком поклоне.

— Мы приветствуем вас, Ваше Величество.

— Не стоит кланяться, во-первых, это не официальный приём, как было задумано сначала, а, во-вторых, это не моей заслугой люди без опаски ходят сейчас по улицам и празднуют, — у него был глубокий, успокаивающий голос очень усталого человека, причём действительно уставшего по-настоящему, не больше и не меньше, — думаю, вы знаете, о чём мы будем говорить. Оба. Раз сюда пришёл и господин бард, то не думаю, что будет разумно потом ещё раз вызывать его к себе. К тому же, вы же не собираетесь ничего скрывать или врать? Хотя, зачем я спрашиваю?

— Верно, Ваше Величество, — Адриан кивнул, Фельт же немного опешил от того, что сейчас с ними говорит сам обожаемый им король Сарта, ведь юноша не был так привычен к светскому обществу богатых и известных людей, как бастард.

— Тогда перейдём сразу к делу, потому что я всё же надеюсь, что вы ещё успеете оценить все прелести Праздника Музыки, — он сказал это, как заботливый отец, столько тёплых ноток было в этом голосе, принц был почти уверен в том, что сейчас король улыбнулся, хотя и не мог увидеть этого, — что там произошло? Подробно. Я должен знать, с чем, может быть, придётся иметь дело тем, кто решил, что его дорога идёт в Зал Мечей или в леса Гильдии Вольных Стрелков, — теперь в голосе славного монарха, возраст которого точно определить вряд ли было возможно даже при ярком свете, прорезалась властность и каменная сила, присущая многим самым достойным представителям правящих семейств прошлого.

— Это будет правильнее всего. Начать с того, как мы туда прибыли или о том, как в нас закрались сомнения по поводу природы того, что выбрало своим обиталищем баронский замок?

— С самого начала, — король слегка кивнул.

— Фельт, — бастард слегка подтолкнул нерешительного юношу, тот вышел вперёд, прокашлялся.

— Как скажете, ваше величество, — голос у барда не дрожал, всё-таки он уже был знатоком своего дела, несмотря на возраст, — думаю, мне стоит опустить некоторые подробности, чтобы не вовлекать в эту ситуацию некоторых…кхм, — Фельт неловко кашлянул, принцу даже показалось, что юноша покраснел, в этой темноте действительно многое кажется, и ни о чём нельзя говорить с уверенностью, — если, Вы, конечно, позволите мне такую вольность, Ваше Величество.

— Конечно, меня не очень интересует судьба, как вы выразились, нежелательных личностей в этом повествовании, — король точно улыбнулся, потому что в его голосе явно послышалась весёлость.

— Рад, — юноша тут же оживился, судя по всему, он был готов вот-вот разразиться потоком красочных слов, но вовремя вспомнил, что сейчас лучше быть как можно более кратким, а не показывать своё красноречие, для этого, был уверен Фельт, всегда найдётся своё время, но оно явно было не сейчас, — я постараюсь уложиться как можно быстрее. За пару фраз. Так вот. Случилось так, что мне довелось дважды побывать в замке, где позже поселилась нечисть. Впервые я туда попал по…некоторым обстоятельствам и очень хорошо запомнил одну деталь, которая в последствии, как оказалось, стала ключевой, хотя в тот момент я уж никак не мог подумать об этом, честное слово. Это были статуи крылатых монстров, которых многие знают под именем горгулий. Во время же следующего посещения мною памятника местной архитектуры я их уже не обнаружил. А имея, так сказать, в кармане сведения и просто слухи о том, что в этом районе где-то поселилась какая-то злая сила, а так же знания о вампирах и некоторых их способностях, я сделал логический вывод, что именно один из таких кровопийц и поселился в замке, который раньше служил обиталищем барона. Об этом своём наблюдении я, когда представилась оказия познакомиться с тем, кто сейчас имеет честь, как и я, общаться с Вашим Величеством, рассказал уже упомянутой личности, потому что какое-то неведомое мне шестое чувство подсказало, что это может ему пригодиться. Как показало время, я был полностью прав, а о дальнейшем ходе событий мне известно крайне мало, так как наш друг проснулся совсем недавно и ещё не успел мне ничего рассказать. Ваше Величество будет первым, кто услышит эту историю и для меня так же является великой честью войти в почётный узкий круг тех, кто её знает, — судя по неясному движению и шелесту одежды, Фельт поклонился, но это снова была лишь догадка, с таким же успехом он мог и снять свою странную шляпу.

В комнате настала полная темнота, потому как небольшой огонёк в масляной лампе, стоявшей на столе, заваленном какими-то книгами и пустыми чернильницами, уже совсем выдохся и погас. Но это, казалось, совсем не смутило короля, который уже давным-давно задёрнул шторы на небольшом окошке, в которое смотрел до прихода своих гостей. Зато вот у Адриана это вызвало весьма неприятные воспоминания. На мгновение даже показалось, что снова заболела раненая нога и где-то слева блеснули жуткие вампирские глаза и клыки, что вдалеке раздался приглушённый вопль «крикуна». Да, кажется, эта авантюра ещё долго будет приходить к нему в воспоминаниях, снах и ассоциациях. Ведь такое не забывается никогда, оставляя на сознании вечный шрам.

— Хорошо, что поменялось после того, как вы узнали о том, что вас может там поджидать вампир? Причём не простой, а тот, который способен оживить множество каменных изваяний.

— Я не могу вам сказать об этом, Ваше Величество. Не по той причине, что это секрет или ещё что-то. Нет. Просто я не знаю, какой план у них был до этого, потому что познакомился с ними всего-то за полдня до того, как они отправились в путь. Но по счастливой случайности именно от меня они узнали эту догадку.

— Как же так случилось, что вы стали одним из тех, кто отправился в замок? Раньше я не замечал, что бы кто-то из тех троих так легко принимал в свою группу новичков.

— Я принял вызов на кулачный бой и едва не победил Лиарда. К тому же, думаю, свою роль сыграла моя внешность, Ваше Величество.

— О, да, я понимаю и прошу простить за такую бестактность.

— Не стоит, Ваше Величество, я уже привык, — он сказал это не слишком сухо, но и не слишком мягко, ровно так, как это было нужно, равнодушно, но без перебора, однако, в любом случае, это было неестественно, неестественно, но как-то уж очень гармонично сочеталось с образом принца. — С вашего позволения, я начну рассказывать. Мы выехали рано утром…

Когда Адриан закончил рассказ, король уже стоял к нему спиной, скрестив руки на груди. Принц ждал, пока властитель Сарта хоть как-то отреагирует на это повествование с весьма печальным концом, но монарх пока молчал. Молчал и не двигался, будто бы был тут вовсе и не он, а манекен, на который просто напялили парик, маску и королевскую одежду. Вот только от бездушной куклы венценосного мужчину отличало то, что он ещё дышал. Дышал тяжело, но спокойно, грудь его вздымалась крайне размеренно. Молчание затянулось и уже начинало звенеть в тёмной тишине маленькой комнаты-приёмной, как вдруг король пошевелился, обернулся от зашторенного окна к своим гостям. Долго смотрел на них, его внимательные зелёные глаза бегали по их фигурам в темноте, пытаясь выловить самые мелкие детали в их наряде, лицах, взглядах, несмотря на плохую видимость, будто бы и вовсе её не замечая. Прежде чем Адриан и Фельт начали строить на счёт этого самые фантастические и невероятные предположения, король заговорил:

— Это не слишком хорошие новости, которые могут стать предзнаменованием конца.

— О чём Вы, Ваше Величество? — удивлённо воскликнул Фельт, которому молчание уже надоело жутко, потому он и поспешил воспользоваться первым же подвернувшимся случаем, чтобы хоть как-то подать голос и для себя разорвать тяжёлый давящий занавес тишины.

— О том, что то природное зло, обитавшее здесь задолго до прихода людей, вот-вот готово снова предъявить свои права на эти земли. Всё чаще до меня доходят сведения о горных великанах, спускающихся вниз, обваливающих шахты и целые районы гномьих подземных городов, об элементалях, которые всё дальше отдаляются от «гладких камней», причиняя всем вокруг множество всевозможных неудобств, о чрезмерной активности порталов, о нежити, которая выходит далеко за пределы кладбищ и некрополей. С севера не раз уже приходили вести о том, что морозы крепчают всё сильнее, что всё чаще происходят очень странные события, что в небе даже несколько раз видели дракона. В последнее я не верю, ведь эти огромные рептилии вымерил уже много лет назад, но я многое знаю о Ледяной Пустыне. Там нет никаких явных опасностей: ни хищников, ни каких-то враждебных государств, ни варваров. Она страшна именно тем, что в ней таится какой-то неведомый нам ужас, угроза, которую изо дня в день я ощущал, когда гостил в Дашуаре по государственным делам. Но до этого от неё нас защищал Ланд. Страна, уже свыкшаяся с соседством этих мертвых и замёрзших краёв, которые многие называют местом, где встречается наш мир и Бездна. Страна, научившаяся уже защищать и себя, и соседей от ледяного дыхания заснеженных просторов, закованных в морозной клетке. Но теперь тюремщики из Дашуара перестали следить за своим заключённым, слишком увлёкшись раздорами внутри страны, обратив свой взгляд от пустынного севера к югу. И узник воспользуется этим. Он уже начинает потихоньку тянуть свои руки через каменные решётки гор, он уже нащупывает земли Сарта, а эти жадные пальцы загребут всё, что посчитают нужным, всё то, что посчитают своим по первобытному праву сильного, потому как у Ледяной Пустыни нет чувства меры, ведь она бездушна совершенно. Даже странно, что сейчас я говорю о территории на карте, как о чём-то одушевлённом, но это лишь подтверждает её уникальность, странность и могущественность. Я слышал, как однажды она уже предъявила свои права на земли близ Дашуара. Помню последствия этих притязаний, помню холодок, пробежавший у меня по спине, когда я читал то письмо, помню странное ощущение взгляда в спину и липкого вязкого страха перед неизвестным. Я не хочу, чтобы трагедия баронской резиденции повторилась уже на моих землях. Не хочу оказаться один на один с хищником, чей оскал предоставляет на всеобщее обозрение белоснежно-совершенные зубы. Но для того, чтобы избежать этого, мне каким-то чудом надо содействовать подавлению конфликта в Ланде мирным путём. Так, чтобы это не выглядело интервенцией. Так, чтобы Сарт смог остаться за кулисами, чтобы никто не знал о том, что я приложил к этому руку. Я уже был готов, знал, как провернуть эту хитрую аферу, выбрал нужного человека и сторону, которую принял бы в данной ситуации, в руках у меня были все средства, но в один миг я потерял всё! Потому что один тщеславный болван отказался сидеть сложа руки, когда его брат и друг идут сражаться с опасной нечистью, и как зелёный юноша кинулся в разрушенный замок, чтобы свершать подвиги! — король зло распахнул шторы. Свет, хоть он был и весьма тусклый — за окном вечерело — больно резанул глаза принца и барда, заставив их сощуриться. На мгновение стало различимо раскрасневшееся от искреннего гнева лицо монарха, но после оно снова погрузилось в таинственную темноту.

— Дезард. Должен был отправиться в Ланд именно он, я прав? — зачем-то задал вопрос Адриан, хотя ответ.

— Да, ваша догадка абсолютно верна, — король уже почти успокоился, его резко повысившийся голос снова стал спокойным, снова в нём зазвучала странная заботливость. Бастард помнил, что у его отца голос тоже часто становился таким. Видимо, это было отличительной чертой всех хороших королей. — А если вы так быстро поняли это, хотя, право, было и не очень сложно, но всё равно должны понять, как меня сильно потрясло сообщение о том, что он погиб. Я знал его не только как своего верного подданного, как лучшего из наших «людей из тени», но и как человека, он действительно был моим другом. Я несколько дней не говорил ни с кем. Если честно, то вы первые. Первые, потому что именно вы смогли пролить свет на причину его смерти. Ещё где-то в глубине души я боялся, что он умер бесчестно, так, как не заслужил, потому что был действительно хорошим человеком. Но теперь вы успокоили мою душу хоть немного. Он пожертвовал собой, очень благородно.

— Замечательно, но теперь нам стоит вернуться к насущным делам, — на этот раз слова Адриана звучали куда более сухо, чем то позволял этикет, но, всё ещё следуя некоторым традициям Вольных, не любил, когда кто-то много говорит об умерших, восхвалял их. Мёртвым нужен покой и ничего более. Чем больше плача и страданий, тем сложнее им покинуть мир живых. Люди, сами того не зная, преумножают популяцию призраков и духов, которых боятся и ненавидят всей душой, не давая им уйти восвояси.

— Да, вы, несомненно, правы, — король снова стал серьёзным, кажется, даже нахмурился. Он вновь предстал тем самым сильным, волевым королём, который смог поднять на ноги новое молодое королевство после долгих и тяжёлых лет войны, смог сделать так, чтобы Сарт стал настоящим примером терпимости и культурного процветания, невероятно мудрого короля, которым он, безусловно, и являлся.

— Тогда я, как человек, родившийся в Ланде и переживающий за его судьбу, считаю своим долгом спросить о том, какую сторону Ваше Величество выбрало в конфликте, который там имеет место?

Все напряглись. У принца возникло трудно преодолимое желание снова потянуться к Диарнису, висевшему на поясе. Но король, казалось, не был взволнован, потому что, вроде бы, на его губах плясала лёгкая улыбка человека, который знает больше, чем его собеседники и вот-вот собирается выложить все свои карты из рукава на стол.

— Неужели вы не догадываетесь? — он сложил руки за спиной.

— Нет. Я не знаю вас, Ваше Величество, поэтому и не берусь предполагать.

— Очень правильная, я бы даже сказал, мудрая позиция, чего и следовало ожидать. Тогда тем более понятно, какую сторону я собираюсь избрать.

— Я не совсем понимаю, — желание всё-таки пересилило его сдержанность и показную холодность, в ладонь как влитая легла рукоятка полуторного меча.

Заметивший этот непроизвольный жест, Фельт закусил губу и шумно выдохнул. Его Величество же, то ли действительно не увидело этого, то ли притворилось. И снова факт, который нам никогда не удастся узнать достоверно, остаётся лишь строить догадки и выдвигать гипотезы. Как и в большинстве случаев, в принципе, когда дело касается каких-то исторически важных или же просто древних событий. Всегда есть лишь бесчисленные теории и всегда за истину принимают ту, создатель которой кричит громче всех.

— Я выбираю сторону тех, кого люди называют «храмовниками». На чём основывается это решение? Да на том, что их идеалы мне как-то ближе но, мало того, их крики о том, что жив человек, способный продолжить внезапно исчезнувший королевский род, не такие глупые и безосновательные, как это могло показаться на первый взгляд.

Адриан выдернул меч из ножен и начал оглядываться по сторонам, ожидая, что маленькую комнату должны были наполнить агенты Гильдии Сейрам. Может, даже сам Глава выйдет, чтобы словить того, кто мог так беспардонно вторгнуться и нарушить его столь далеко идущие планы. Но никого не было. Никто не появился, никто не нападал, не размахивал мечами и кинжалами, не наводил на него самострелов, из желобов которых на принца хищно щерились бы калёные наконечники болтов. Здесь по-прежнему находилось лишь три человека: Адриан, уже опустивший меч, Фельт, в глазах которого читался лёгкий испуг, и король, глядящий на своего гостя весьма и весьма удивлённо.

— Что заставило вас так беспокоиться, принц?

— Принц?! — у Фельта буквально отвалилась челюсть, о чём можно было судить по блеснувшим в темноте идеально белым зубам юноши.

— Именно так, — король утвердительно, — сейчас вы, господин бард, действительно находитесь в необычайно высоком обществе, в котором вряд ли кому-нибудь ещё удавалось остаться наедине с представителями, так сказать, элиты.

— Вот уж никак не мог подумать! — воскликнул молодой поэт, переводя удивлённый взгляд со своего спутника на короля и обратно. Эта новость действительно поразила его живое воображение и пламенное сердце. — Даже не верится, хоть это и сказали это мне вы, Ваше Величество!

— Как вы догадались? — пока что прятать меч обратно в ножны Адриан совсем не спешил.

— Очень просто. Невероятно просто. Твой меч, ставший легендарным в Ланде, однако ты не боялся его обнажать и носить везде тут, в Сарте, ибо справедливо думал, что здесь о нём никто и слыхом не слыхивал, и уж тем более не узнает его.

— Если я правильно понял ход ваших мыслей, то оказался в этом не прав, верно?

— Я бы сказал, не совсем прав, потому что забыл о людях более образованных, которые имеют дурную привычку знать больше, чем все остальные. Я сразу узнал этот меч. И решил столь важную деталь предстоящего именно сейчас, несколько минут назад, в этой самой комнате. Думаю, кто-нибудь через много-много лет узнает об этом разговоре и напишет картину в тёмных тонах, на которой будет изображён освещённый со спины светловолосый мужчина в богатой одежде, юноша в новеньком камзоле, взгляд которого блестит удивлением из темноты, но свет, падающий из окна, всё-таки выхватывает часть его лица, и там будет ещё третий человек, но эту личность из эстетических соображений художник не включит в основную композицию, лишь кратко обозначив её силуэт во мраке. Единственным же явным свидетельством того, что здесь точно есть кто-то третий, будет изумительный меч, который, казалось бы, светится, являясь самым ярким предметом на всей картине. Это будет действительно неповторимое полотно, если за него возьмётся талантливый человек. Жаль только, что мы с вами, господа, вряд ли доживём до того момента, когда это чудное творение увидит свет, потому что об этом разговоре, если и узнают, то узнают очень и очень не скоро.

— Зачем вы сказали мне о том, что догадались? Могли ведь просто использовать. Сказать, что я стану заменой для Дезарда, — Диарнис отправился в ножны. Адриан справедливо рассудил, что если бы король хотел его схватить или убить, то уже давно сделал бы это, а не размышлял о ещё ненаписанных картинах.

— Потому что моё королевство держится именно на том, что я не использую никого просто так, без его ведома и согласия, потому что рано или поздно это всплыло бы, народ поднялся, как сейчас в Ланде, а я не смог бы жить спокойно, всё время строя вокруг себя теории заговора.

— Это действительно достойно уважения. И именно то, что вы сразу же, так сказать, вывалили колоду из рукава, заставляет меня верить вам. Вы говорите, что знаете, как помочь сделать так, чтобы в Ланде всё разрешилось мирно? Я клянусь в том, что помогу вам, чего бы это мне не стоило, — Адриан не кланялся, он просто приложил сжатый кулак к груди, как это было принято у Вольных.

Он почему-то верил в то, что бескорыстный замысел этого весьма странного в народном понимании миролюбивого короля, должен удастся, потому что однажды этот правитель уже совершил невозможное, научившись защищать своих людей от тех многочисленных напастей, что поджидали их на землях Сарта. Вот и теперь бастард надеялся, что чудо случится во второй раз, что с его помощью монарх, гордо восседающей на троне Королевства Тысячи Несчастий, сможет остановить надвигающуюся на Ланд войну, пока ещё не полилась кровь.

— Но, несмотря на это, должен признать, что данное предприятие будет весьма непростым, потому что обе стороны, если верить тому, что мне рассказал мой друг, уже вот-вот готовы пустить друг другу кровь.

— Ваш друг действительно прав и доносит информацию верно, без искажения фактов, за что ему выражаю искреннюю благодарность, — король слегка поклонился в сторону Фельта, тот, как было положено по этикету, склонился в глубоком поклоне.

— Тогда как вы собираетесь предотвратить невинные жертвы, да и вообще любые жертвы, Ваше Величество?

— У меня есть сведения о предмете, который имеет связь с историей королевства Ланд. Причём связь весьма тесную, ибо отыгрывает в этой истории весьма немаловажную роль. Я знаю, где он находится, и если мы сумеем им завладеть, то, как бы странно это неправдоподобно ни звучало, сможем предотвратить настоящую войну. Я вижу скептицизм на ваших лицах. Не стоит. Может, с одной стороны, это и кажется наивным, даже немного глупым и недостойным короля, но когда я устраивал Всекоролевскую Ярмарку, мне тоже многие говорили, что на всевозможные приготовления уйдёт куда больше, чем потом составит прибыль и выгода не только денежная. Они были не правы, поэтому прошу дослушать меня до конца, ведь другого варианта всё равно пока я не вижу.

— Хорошо, мы внимательно слушаем вас, — после недолгого молчания ответил Адриан. Он, кажется, начинал понимать, о каком древнем артефакте говорит сейчас король Сарта, но всё ещё нужно было убедиться в том, что его догадка верна.

— Этот предмет находится в Ланде. Если быть более точным, то где-то в болотах Даргоста. Точное его местоположение установить не удалось, зато совсем недавно я узнал, благодаря, конечно же, нашей разведке, о том, что в том же королевстве объявился родственный артефакт, с помощью которого любой маг среднего уровня сможет установить, где находится именно тот, нужный нам предмет. Вы всё ещё не слишком верите в успех. Вспомните, что на стороне новых королей в основном простой люд, который очень легко будет угомонить не совсем обычным происхождением и славным прошлым, да армейцы, которым, по большей части, всё равно за кого биться. Они встанут на сторону тех, у кого будет преимущество, у кого сейчас будет больше прав на престол, да и законности в этом плане больше именно у вас, дорогой принц, нежели у тех, кто сейчас занимает трон. У новых короля и королевы вряд ли уже успели появиться фанатично преданные верноподданные. Аристократия, конечно же, быстро перешла на их сторону, чтобы избежать кровавой, но тихой расправы, которую бы им учинила Гильдия Сейрам, несомненно, приложившая руку к восхождению на трон этих личностей, однако также быстро дворяне снова присягнут вам на верность, если хоть чуть-чуть пригрозить им. Стыдно это признавать, но именно самые высшие слои прогнили больше всего, хотя наоборот должны нести сверху просветление вниз, как эти люстры со свечами в их бальных залах. Да и чётко сформированных идей, лозунгов и направления новые правители ещё не сформировали, поэтому это даёт нам немного времени, но так же и заставляет делать всё как можно быстрее, чтобы не допустить появления тех, кто будет стоять за короля и королеву до самого конца. Вряд ли кто-то одобрит то, что после нашей победы, все возможные и известные темницы наполнятся знатными «постояльцами». Тогда сразу возникнет угроза реванша со стороны обиженных родов, а это ещё хуже, чем народное восстание, ибо у них есть деньги и власть, благодаря которым они смогут купить кого и что угодно.

— Вы так говорите, будто бы полностью уверены в том, что нам удастся всё сделать в лучшем виде, Ваше Величество.

— Потому что именно так и есть. Я верю в успех этого предприятия.

— Мы даже не знаем, где точно находиться нужный нам предмет. Если быть точным, то корона, которая пропала, когда мой дед взошёл на трон, так ведь?

— Всё верно. Она являлась символом власти и могущества королевской династии Ланда. Нужно лишь отыскать её и предъявить народу после столь долгого отсутствия и предшествующего ему неожиданного исчезновения при таинственных обстоятельствах, тогда они точно поверят и в то, что казнённый принц вернулся, чтобы спасти их, и в то, что это провидение или воля их богов. Это уже, как говорится, каждому на свой вкус.

— Мы не успеем ничего сделать. Чтобы перебраться в Ланд, нужно, как минимум пересечь Великий Ильред, а это сейчас будет не просто. Это быстрая и полноводная река, поэтому на самодельном челне этого не сделаешь, а паромы уже перегружены пилигримами, путешественниками и купцами, которые едут в Ланд и Княжество Шан по своим невероятно важным делам. К тому же, даже Ваше Величество никак не может влиять на них подорожными и прочими документами, потому что они не смотрят на них, это вносит ещё больше сумбура в их и без того непростую работу. При всём желании нам ни за что не пересечь границу Ланда как минимум до следующего месяца. Если, конечно, отправиться в путь прямо сейчас.

— Не обязательно форсировать Ильред, чтобы добраться в Ланд. Это действительно будет не самым лучшим вариантом, поэтому его я вычеркнул из списка в самом начале.

— Если мне не изменяет память, то Даргост находиться ближе всех других провинций к Сарту на юге, так?

— Да, однако, эта граница весьма условна, так как очень мало картографов решаются рисковать своими жизнями ради того, чтобы нанести на карту эти малозначимые заболоченные территории на юге Ланда. Да и сами даргостцы, по правде говоря, не очень-то любят чужаков. Не выгоняют их, но всё равно будут весьма понятно намекать на то, что они тут совсем нежеланные гости.

— Ущелье, где стоят Охранные Башни Сарта! — догадался молодой бард.

— Верно, — король снова утвердительно кивнул, — в Даргост можно попасть прямиком, пройдя через Ущелье Двух Башен, после чего пересечь границу с Султанатом, проделать день пути, огибая ущелья, и тогда сразу же вы окажетесь на самых южных болотах. Они имеют тенденцию высыхать и при ветреной погоде, когда разносится торфяной слой почв, полыхать пламенем, но в этом плане нам как раз-таки время играет на руку — ещё не наступила летняя жара, которая высушит верхний слой и доставит нам и Султанату массу проблем в этом году. В ущелье вас не задержат, дадут сменных коней. Если пожелаете, то выделят комнаты. Но всё же я рекомендую проехать этот участок пути как можно быстрее, потому что минотавры будто бы устроили нам затишье перед бурей, уж слишком долго не поступает никаких вестей об их нападениях. Наши маги, по мере своих возможностей, будут отводить от вас непогоду, которая может замедлить в пути. В Султанате вы можете запросто представиться срочными гостями, но вряд ли вы встретите там хоть кого-нибудь, потому что Султан как раз решает вопрос о том, что бы отдать этот участок земли нам. Так сказать, окончательно отделаться от проблемы минотавров, свалив полностью её на нас, зная, что мы изобрели весьма действенную систему обороны против них. Да и не живёт там никто уже много лет. Если же ещё Султанат решит нам доплатить за то, что мы будем охранять их от этих монстров, то это снова станет весьма неплохой выгодой, да и наладит пока не слишком тёплые отношения между нашими государствами.

— Смею напомнить, что наша проблема всё ещё не решена. Мы знаем, как добраться до Даргоста быстрее, это хорошо. Однако, исходя из ваших слов, я подумал, что это не будет нашей первоначальной целью, поскольку всё ещё у нас нет «компаса», который укажет дорогу к короне.

— Пока что он действительно ещё не в наших руках. Относительно, конечно. Но в любом случае его заполучение уже не ваша забота. Завтра утром к вам приедет гонец, который выдаст вам карту с обозначенным на ней местом встречи. Советую ехать сразу же, потому что время, как неоднократно вы уже замечали, играет не совсем на нашей стороне, если речь не касается погоды.

— Это хороший план. Остаётся только надеяться, что в Ланде противоборствующие стороны не успеют перегрызть друг другу глотки, пока мой товарищ будет добираться до этой самой короны, — Фельт улыбнулся и слегка хлопнул принца по плечу, — да ещё верить, что простой люд до сих пор не избавился от своих предрассудков по поводу разных исчезающих неведомым образом предметов, обладающих магической силой. Да и всё-таки храмовники тоже должны укрепить свои позиции среди хоть какой-то части населения, иначе все наши хлопоты могут пойти коту под хвост, — начал размышлять юноша дальше, однако взгляд, косо брошенный бастардом в его сторону, обрубил поток красноречия.

— Ты прав, Фельт, абсолютно, — после принц вновь обратился к королю, — всё будет сделано, Ваше Величество, — Адриан снова не кланялся, приложил, как и прежде, кулак к сердцу, — позвольте только задать последний вопрос.

Король промолчал, но кивнул.

— Эта корона, — принц ненадолго замялся, но потом продолжил, — я довольно много слышал и читал о ней, но нигде точно не говорится ни о её свойствах, ни о происхождении. Даже приблизительно, будто это вещь значит не больше, чем обыкновенное изделие золотых дел мастера.

— Потому что так и есть, — беззаботно отозвался монарх.

— Но ведь… — теперь Адриан запнулся и молчал долго.

Поняв, что бастард уже не может продолжать, король снова заговорил:

— Это действительно самая обыкновенная корона. К тому же, мягко говоря, не самая роскошная из тех, что мне доводилось видеть своими собственными глазами, несмотря на то, что династия королей Ланда по своему существу самая необычная династия правителей во всём современном мире. Но именно то, что эти короли были столь необычны, символ их власти стал таковым в народе. Только поэтому. Иначе бы она и оставалась просто пустышкой на голове очередного пустозвона на троне. Запомни это, принц. Не вещь делает человека известным, потому что это просто вещь, ничего более. Неживой предмет, пусть он и будет невероятно красивым и дорогим. Зато вот человек может сделать вещь известной, подарив ей толику самого себя. Запомни это. Ведь с твоим мечом произошло точно так же.

Адриан на этот раз молчал ещё дольше. Слова короля действительно заставили его задуматься. Фельт начал тихо насвистывать весёлую мелодию, которая вскоре стала единственным звуком, который было слышно в этой тёмной, едва освещённой комнате, где собрались три человека, которые собирались спасти далёкую для двоих и родную для одного из них страну. А за окном во всю уже развернулись вечерние гулянья, романтика и весёлость которых, говорят, способна растопить самое холодное сердце, способна заставить человека забыть о самом большом горе.

Лиард тоже был среди тех, кто праздновал. Он танцевал. На сердце ещё немного скреблись кошки, но и они постепенно уходили. Становилось легко и радостно. Он знал, что брат не одобрил бы долгой по нему печали. Знал, что это обидело бы его. Поэтому он решил жить дальше, радоваться той жизни, которая ему была подарена, которую он сумел сохранить. Может, даже немного её поменять. А, как известно, нет лучшего начала новой жизни, как Праздник Музыки в славном городе Тирнаде!

Я молча стоял у окна и ждал. Ждал, когда уже, наконец, ко мне заглянет Рилиан и его сестра. Почему ждал? Ждал, потому что знал, что они просто не могли не прийти. Вот уже несколько дней они смотрят на меня со всё нарастающим беспокойством. Всё чаще сводят разговор к его окончанию. Как и всегда в таких ситуациях напряжение копилось долго. Я бы даже сказал, что слишком долго, ибо уже начинало раздражать и даже злить меня это дурацкое ожидание и я безмерно радовался, когда, наконец, почувствовал, что они подготовились к разговору со мной. Не знаю как, но понял я это сразу же. По одному единственному взгляду, который бросила на меня Лина сегодня за завтраком. Чувствовал, что это, скорее всего, будет очень длинный разговор. Приятный он станет для нас или нет, поймём мы друг друга? Хорошие вопросы, которые всегда стоит задавать себе перед началом, но их злая ирония состоит в том, что получить ответы на них можно только в самом конце, когда один из участников беседы покинет место, где она, собственно и проходила. Жаль, что я не умею смотреть в будущее. Хотя, так ли это на самом деле было бы мне нужно? Нет, думаю, вряд ли. Но всё же иногда очень хочется знать, что будет спустя минуту, час, месяц, год, целое столетие. Знать, чтобы всё сделать правильно, чтобы понять, как надо действовать, чтобы всё было правильно, так, как должно быть.

Они оба вошли без стука. Наверное, потому что дверь была открыта, а, может, потому что тоже понимали, что я жду их. Причём жду уже довольно давно. Рилиан остановился в нескольких шагах за моей спиной. Ближе он подходить явно не собирался. Лина же стояла ещё дальше. Её каблучки перестали цокать по полу ещё за две секунды до того, как остановился молодой паладин. Я не спеша повернулся к ним лицом. Солнечный зайчик от обруча, который как всегда был на мне, весело заскакал по потолку, подрагивая в такт моему дыханию. Я долго смотрел в его умные, но всё ещё по-юношески наивные глаза. Он взгляда не отводил. Был полон решимости. Я знал, о чём он хочет меня спросить. Знал, что задаст он этот вопрос как всегда прямо, без вступления, но нисколько не бестактно. В этом было его особое умение: быть одновременно и жёстко прямолинейным, и до безобразия тактично вежливым в то же самое время. Вряд ли когда-то мне удастся провернуть что-нибудь подобное, но я никогда не жаловался на то, как люди относятся к моей язвительности и немного странному поведению. Мне, по большому счёту, было плевать на них всех. Всех, кроме тех нескольких людей, чьё мнение я ценил дороже всего, но они, в свою очередь, уже давно привыкли ко мне, моему пренебрежению к титулам и деньгам, моей ненависти к глупым людям, которые пытаются казаться образцовыми интеллектуалами, некоторая зацикленность на себе и постоянные напоминания всем подряд о том, как мало они ещё сделали в своей жизни, несмотря на весьма солидный возраст и положение в обществе. От всего этого, конечно, из соображений собственной безопасности мне следовало бы отказаться, но это было не так просто, как могло показаться на первый взгляд, потому что уже давно стало такой же неотъемлемой частью моего характера, как у Рилиана, к примеру, постоянное стремление помочь всем и вся, невзирая ни на какой риск, и уже упомянутая мной прямолинейность. Я, однако, не желал, чтобы разговор так резко начался. Так сказать, общение в стиле «с места в карьер» не слишком мне нравилось, поэтому я не дал начать своему другу, и первая реплика прозвучала именно из моих уст:

— Рилиан, Лина, — я слегка кивнул обоим по очереди, — вы даже представить не можете, как я рад вас видеть. Сегодня прекрасная погода, не правда ли? Не хотите прогуляться со мной в парке после обеда? Это, говорят, помогает пище лучше усваиваться, да и способствует быстрому приходу столь любимого вашими родителями послеобеденного сна, — я слегка улыбнулся.

Радостная спокойная и беззаботная жизнь, которую я вёл в замке барона Танруда, нравилась мне безмерно. Пожалуй, одной из причин такой любви к этому месту была именно традиция сна днём. Ещё никогда раньше я не позволял себе подобного. Если так продолжиться, то я рискую заплыть жиром и разучиться думать. Благо, этот разговор вполне можно было счесть сигналом к тому, что Рилиану, наконец, нужно будет скоро выезжать, а, значит, вместе с ним отсюда уеду и я.

— Мы с радостью примем твоё предложение, но до обеда ещё довольно много времени, поэтому сначала нам нужно поговорить.

— Ты уверен, что это так необходимо? — я поморщился. От разговора всё равно было не уйти, но вот это отдаление не слишком приятного момента доставляло мне какое-то странное, близкое к эстетическому, удовольствие.

— Абсолютно уверен, — жёстко отрезал всякие пути к отступлению Рилиан.

— Ну хорошо-хорошо, — вздохнул я и махнул рукой, — валяй, выкладывай, что там у тебя?

— Я думаю, что ты знаешь, о чём пойдёт речь, — паладин нахмурился.

— Не буду спорить с этим утверждением. Я действительно догадываюсь, но не могу знать точно, всё-таки, я не умею читать мысли, — на моём лице расплылась широкая улыбка. Мысли я, конечно, читать не умел, зато вот ложь с недавнего времени распознавал со стопроцентным попаданием в яблочко.

— Хорошо, тогда я развею твои сомнения полностью. Обруч, который ты в последнее время носишь, не снимая. Речь пойдёт о нём.

— Ты действительно развеял мои сомнения. Что с ним не так? В этом замке мужчинам запрещено носить украшения в стиле эльфов? Прости, я не знал, сейчас же исправлю свою ошибку. Это больше не повторится, — я старался придерживаться самого серьёзного и официального тона, который до жути неуместно смотрелся в этой неофициальной беседе.

— Не надо этого представления, в котором ты разыгрываешь из себя незнающего, — Рилиан поморщился. Он, конечно же, был как раз одним из тех, кто привык к подобному, но я ведь не говорил, что им это начинает нравиться, так?

— Я действительно не понимаю тебя, — продолжа я гнуть своё, изобразив на лице искреннее изумление. В пределах разумного, конечно же.

— Этот тот самый обруч, о котором ты расспрашивал меня несколько лет назад в таверне? Тот, который я получил от человека, вставшего во главе мятежа в Харосе?

— Да, — не думая ни секунды, ответил я, — да, это именно он и есть.

— Почему ты тогда не вернул его принцу, зная, что он из себя представляет? Зная, что для того человека с равнин Даруана это был какой-то символ? Может, даже условный знак к определённым действиям.

— Я что похож на идиота, чтобы отдавать принцу неизвестный артефакт явно магической природы, учитывая то, что до этого я пообещал его защищать всеми своими силами? Он лишь по счастливой случайности не сумел причинить ему вреда до того, как попал ко мне.

— Тогда почему ты сам с ним не расстаёшься, если считаешь его столь опасным? — Рилиан опасно сощурился, глядя мне в глаза.

— Потому что ненавижу себя, — я усмехнулся, — но на самом деле я не верил, что в нём есть действительно что-то уж очень опасное. Думал, что отделаюсь простецким ухудшением своего самочувствия и так далее, от которого меня с лёгкостью избавит любой знахарь или маг.

— Неужели ты оказался неправ? — теперь уже настала очередь молодого паладина усмехаться.

— Да, — кивнул я ему в ответ, — хотя я ещё не понял в чём именно. Этот артефакт, безусловно, оказывает на меня какое-то воздействие. Не могу точно понять какое, благоприятное или не очень. Могу лишь сказать, что несколько раз я уже пытался от него избавиться. Один раз это вышло совершенно случайно. Когда я ехал в столицу, на меня напала бандитская шайка. Вот одна из таких, которая недавно объявилась здесь, — я запнулся, снова будто бы ощутив, как липкая тёплая кровь покрывает мои руки, вздрогнул, потёр одну ладонь о другую, даже быстро опустил взгляд, чтобы проверить, так ли это на самом деле, хотя и знал, что сейчас они совершенно чисты. Глупо и странно, но это преследовало меня всё время с того момента, как я убил разбойника.

Видимо, молчание и неловкость, по мнению моего друга, затянулись слишком надолго, а Лина пока и вовсе, судя по всему, не собиралась вступать в наш разговор, поэтому он решил подтолкнуть меня к продолжению рассказа:

— Ты говорил о том, что напали на тебя. Забудем на время о том, что произошло здесь, настало время заглянуть в прошлое.

— Верно, иногда это делать весьма полезно, главное не слишком часто и не слишком усердно прибегать к этому приёму, — решив ещё немного помолчать, всё же после ответил я, — так вот, мне удалось скрыться от нападавших, однако один из них всё же сумел каким-то немыслимым образом срезать суму с моей лошади, от чего та понеслась ещё быстрее, а возвращаться за своими вещами было совсем небезопасно. Среди моих скудных припасов был и тот обруч, который до этого я надевал лишь два раза. В первый раз на какой-то приём, а во второй, чтобы слишком длинные тогда волосы не мешали мне разбирать кое-какие записи в библиотеке. Вы не представляете, как велико было моё удивление, когда я снова обнаружил его у себя спустя месяц. Он преспокойно лежал на столе в комнате, которую я снял в одном из тех постоялых дворов на Старом Тракте, что ещё каким-то чудом не разорились, после того, как им перестали пользоваться торговцы. Хотя, возможно, именно поэтому там были такие дикие цены, но сейчас мы ведь не об алчности этих «частных предпринимателей», так ведь? Задумчиво крутя вещицу в руках, я спустился вниз, благо там не было в то время кроме меня больше никого, ибо погода была отличная и большая часть путешественников, по не слишком счастливой случайности попавших на эту дорогу, предпочитала ночевать под открытым небом и довольствоваться прихваченной в дорогу едой, чем платить за ночлег и тёплый обед. Весьма разумный, кстати сказать, выбор. В следующий раз я сделал именно так, наученный горьким опытом, но я снова зачем-то ухожу от темы, будто бы она мне неприятна. Но это не так, у меня нет от вас секретов, поэтому я всё рассказываю без утаек и недоговорок.

— Да-да, особенно «кое-какие записи в библиотеке». Ты абсолютно нам доверяешь, — Рилиан усмехнулся.

— Какой уместный сарказм, — скривился я, хотя сам частенько использовал его не в том месте и не в то время, — но это я могу объяснить по-другому, если желаете. Скажем так, то предприятие касалось не меня одного, а не считаю себя вправе выдавать чужие секреты и распространять сплетни, — я снова почему-то перешёл на официальный тон, но быстро исправился, — снова вернёмся к тому, как я спустился в общий зал, где, как я уже успел сказать, не было абсолютно никого. Я спросил у владельца той дыры, кто приходил сюда ещё, и как эта вещь оказалась у меня. Он бормотал что-то невнятное про какого-то человека, который попросил отдать эту вещь мне и всё в таком же духе. Уже тогда ко мне в душу закрались сомнения на счёт «обыкновенности» этого украшения. Однако, после одного инцидента, когда я случайно утопил обруч, а он после самым непостижимым образом оказался снова у меня уже даже без посредников, эти сомнения улетучились окончательно. На смену им пришла полная уверенность в том, что я завладел очень странным предметом. Немного поразмышляв, я сделал вывод, что, скорее всего, он относиться к «злым», то есть проклятым предметам, ибо обычно просто магические предметы не имеют такой противной привычки, как преследование того, кого они посчитают своим владельцем, пусть он этого и не желает. Но мне не известно буквально ничего из его свойств, кроме, разве что, того незначительного факта, что они у него, безусловно, присутствуют. Хотя, здесь есть тот, кто может пролить на это свет.

— Я ничего не знаю о нём. Фактически, я даже видел его всего несколько раз. Большую часть времени он пробыл в моей походной суме.

— Знаю это, поэтому и не говорил о тебе.

— Лина? — паладин повернулся к своей сестре и тут его осенило. — А ведь ты верно мыслишь. Она была у него в плену несколько дней. Общалась с ним больше, чем кто-либо другой, ибо во время дуэли, о которой я тебе рассказывал, у нас не было особо времени поболтать, потому что тогда пришло время действий.

От упоминания своего имени девушка вздрогнула, будто бы сжалась и уставилась в пол, чтобы не видеть, как наши взгляды обращены на неё. Как в наших глазах читается просьба рассказать о том, что произошло уже почти четыре года назад. О том странном человеке, который похитил её, но не сделал ничего дурного. Как вечером он рассказывал ей о своей жизни. Вспомнила его умные, печальные глаза, светлые волосы, лицо, по которому нельзя было точно определить возраст. Снова у неё перед глазами встал тот дом посреди леса, в котором они жили. Вспомнила звук его шагов, когда он каждое утро уходил на охоту. Она это вспомнила, но почему-то не имела ни малейшего желания рассказывать это ни мне, ни даже своему брату, а тем более и двоим сразу, будто бы думая, что это тот самый «секрет, который касается не только её». Но всё-таки она была умной девушкой и ясно осознавала то, что теперь эта история касается ещё и меня, потому что именно я стал тем, к кому то ли по случайности, то ли по воле Судьбы или богов попала эта вещь, ранее принадлежавшая страннику с равнин Даруана. И, может, она даже видела его во мне, хоть я и не знаю, сильно ли мы были похожи внешне. Лина понимала, что не может не рассказать. Пора было уже посвятить нового человека в суть этой истории, чтобы он не наделал ошибок и знал о том, в чём состоит сила этого обруча. Пусть она и знала не так много, как хотелось бы мне и Рилиану, но она могла хоть немного пролить свет на эту странную и запутанную историю, в которую, как в клубок, с которым часто играют котята, вплелись множество судеб, но главная, светящаяся и выделяющаяся нить была всего одна. Ранее это была судьба человека, за которым пошли свободолюбивые люди из лесов Хароса, теперь же эту линию кто-то обрезал и прилепил новую. Мою.

— Лина, ты же понимаешь, что нам нужно это узнать, — мягко начал Рилиан, но тут же прервался, когда его сестра подняла голову, и он посмотрел ей в глаза. Уразумел, что девушка расскажет всё сама.

— Он почти ничего не рассказал мне о нём. Он мало говорил со мной, но я точно знаю, что с ним происходило так же, как сейчас с твоим другом, Рилиан. Этот артефакт будет возвращаться до тех пор, пока сам не решит, что пора искать себе нового хозяина или пока не почувствует близкую смерть старого владельца. Он и к нему возвращался множество раз, несмотря на все попытки избавиться от артефакта, часто при этом оставляя за собой трупы и кровь, — Лина сжала свои изящные ручки в кулачки, сглотнула, будто бы ей приходилось силой выталкивать слова из горла, она чувствовала невероятно тонко для человека, ей было жалко тех людей, что погибли из-за обруча на моей голове, хоть она и не знала ни одного из них, — он рассказал мне, что нашёл его где-то в пещерах Срединных Гор. Говорил о плохом предчувствии, которого он не послушался, за что и поплатился. Думал, что это просто красивая вещица, но вскоре понял, что это не так.

— Как забавно, какая ирония и цикличность! — я горько усмехнулся. — Я думал точно так же, хотя во мне и жило то самое предчувствие беды. Но не только оно предостерегало меня. Мой друг эльф мне тоже говорил, чтобы я не надевал его, а он маг, но я всё равно не послушался. Вот и мне теперь придётся так же, противные ошибки прошлого снова возвращаются, наверное, мы никогда не научимся учиться на них, — я поморщился, будто бы только что мне дали самый кислый лимон из тех, что я когда-либо пробовал, хоть никогда и не брал в рот эти жёлтые фрукты с юга, — но прости, что я тебя прервал, Лина. Пожалуйста, продолжай, нам нужно знать ещё больше.

— Нет, ничего страшного. К тому же, я почти закончила. Ничего больше я не знаю, но всё же он поведал мне одно из его свойств. Оно заключается в том, что человек, которого обруч выбрал хозяином, живёт очень долго. Даже дольше человеческих магов и гномов. В этом и состоит его главное проклятие, в купе с тем, что предмет постоянно возвращается к владельцу. Думаю, тот человек был очень и очень старым, это было видно по его глазам, но не мог умереть, даже когда ему не удалось освободить свою страну, когда все его друзья и близкие погибли. Когда он остался один во всём мире, не принадлежащий ни одному народу, не живущий ни в одном из домов, не исповедующий ни одну из религий. Вечно живущий скиталец, которому опостылела жизнь. Мне жаль, — немного погодя, добавила она и взглянула на меня.

Её полный искренней заботы и жалости взгляд что-то кольнул у меня внутри. Я поспешил отвернуться обратно к окну, не столько поражённый рассказом, сколько не желая смотреть на эту чистую и добрую девушку. Мне почему-то было стыдно перед ней из-за этого взгляда, которым она меня одарила. Стыдно, потому что я знал, что не заслуживаю его, что я не уместен здесь со своим извечным сарказмом, категоричностью, жаждой знать всё о незнакомых мне людях, навязчивым любопытством и состязательным духом. Может, кому-то это и покажется глупым, но мне всё равно, потому что я знал, что действительно не по праву достался мне этот взгляд. Рилиан стоял. Его глаза бегали из стороны в сторону. Молодой паладин не знал, что сказать в ответ на ту судьбу, которую предрекла мне со слов Лучника из Хароса его сестра. Но эту затянувшуюся паузу нужно было прервать, наконец, потому что помолчать всегда успеется, а кое-что для себя я ещё не уяснил.

— Что же, вечная жизнь и замороженность во времени это не так уж и плохо, — развернувшись снова лицом к своим собеседникам, пожал плечами я, — за такую долгую жизнь можно многое узнать, увидеть и понять, а там, глядишь я и сам надоем этой вещице. Так что не стоит пока строить наперёд грустные предположения и рисовать в своём воображении пессимистичные картины из моего предполагаемого будущего. В нём может быть всё далеко не так печально, как вам кажется, поэтому вернёмся пока в близкое нам настоящее. Мне интересно, почему вы решили вдруг завести со мной этот разговор. Не буду строить из себя дурака и врать. Я ждал его, но ничего в этом мире не происходит просто так, поэтому должен был появиться повод.

— Мы тоже не будем врать. Подпишем, так сказать, негласное соглашение о полной правдивости, — Рилиан улыбнулся, без слов благодаря меня за то, что разорвал тишину своими словами, — и причина эта заключается в том, что нам нужен этот обруч. Вернее, он нужен мне.

— Что? — я поднял брови, вот такой новости я никак не ожидал.

— У меня нет времени тебе объяснять. Это займёт слишком много времени. Думаю, нам стоит поговорить в пути.

— В пути? Ты, наконец, уезжаешь?

— Да, именно так и есть. Отправлюсь прямо сейчас. Наших коней уже седлают.

— И куда же мы отправляемся, позволь узнать?

— В Даргост, там нас будут ждать.

— И кто же?

— Я говорю, нет времени. Всё в пути. К тому же, нам нужно будет встретить ещё одну личность, которая разделит с нами дорогу к южным болотам.

— Хоть кто эта…личность? — я вышел из комнаты вслед за Рилианом.

— О, как же много ты задаёшь вопросов! — воскликнул юноша. — Но на это я могу тебе ответить с лёгкостью. Ты знаешь его. Это эльф. Нартаниэль, ты много говорил о нём. А теперь иди и переодевайся в походную одежду. Путь предстоит неблизкий, а спешить нужно изо всех сил.

Что же, хорошая новость всё-таки была. Я снова повидаюсь со своим другом.

Мы выехали из замка и уже час неслись от него галопом, будто не только мне, но и Рилиану тоже до колик в животе надоела безмятежность семейного гнезда под неустанной родительской опекой. Лошади хрипели, их бока покрылись соляным налётом испарившегося на солнце пота, казалось, вот-вот у них изо рта пойдёт пена. Я не понимал, зачем он так рискует, ведь такая дикая скачка в очень скором времени грозила нам тем, что мы останемся без лошадей на безлюдье, а на большую дорогу, где можно натолкнуться на странствующего торговца, мы пешим ходом отсюда попадём только дня через два (да-да, баронский замок стоял в самом настоящем захолустье, даже ближайшие деревни, которые принадлежали Танруду и его семье, не находились прямо под стенами, как это обычно бывает). Таким образом, мы потеряем время, довольно много времени, которым, судя по этому бешеному началу нашего путешествия, мой друг очень и очень дорожил. И я уже хотел было ему об этом напомнить, осадить юного разгорячившегося через чур паладина, но этого не потребовалось, он и сам опомнился, когда лошадь под ним протяжно захрапела и начала прихрамывать, всё чаще спотыкаясь на не слишком ровной дороге, которая, тем не менее, была единственным выходом из замка во внешний «большой» мир. Лошадь пошла рысью, чему обрадовалась и сама скотина и я, ибо к галопу я был не слишком привычным, предпочитая немного опоздать то тут, то там, чем отбивать себе зад на бесконечных кочках, колдобинах, ямах и неровностях, которые все мои «бравые скакуны» почему-то норовили именно перепрыгнуть, а не обогнуть, как это делают все их нормальные собратья. Я поравнялся с Рилианом, который вырвался немного вперёд. Молодой паладин запыхался, на его щеках выступил румянец, будто несла в диком галопе не лошадь его, а совсем наоборот, но, несмотря на это, он счастливо улыбался тому, что, наконец, снова оказался на такой желанной свободе, далеко от людей, среди природы, что снова перед ним стоит какая-то наверняка важная цель, от которой, может, будут даже зависеть жизни людей. Но именно такую важную деталь, как цель его задания и то, почему он перед этим начал расспрашивать меня об обруче, Рилиан решил пока утаивать от меня, отделываясь какими-то жалкими отмазками, вроде «потом поговорим», когда мы только готовились в путь, а потом у меня просто-напросто уже не было возможности его спросить хоть о чём-то, ибо при даже малейшей попытке это сделать, я рисковал наесться до отвала мухами и прочей мелкой насекомовидной живностью ещё даже до того, как придёт время настоящего обеда. Благо, припасов с собой Рилиан и я взяли довольно много, что, скорее всего, объяснялось очень просто: мой друг вовсе не собирался нигде останавливаться, чтобы пополнить запасы провизии или ещё чего, поэтому и взял с собой всё необходимое для дальнего странствия. Но теперь у меня представилась прекрасная возможность с ним поговорить обо всём, узнать всё то, что мне хотелось узнать. Вряд ли ему сейчас бы удалось сбежать от этого разговора, а если и удалось бы, то ненадолго, потому что лошадь его выдержала бы галоп ещё недолго, а там я бы неспешной рысью догнал его. В общем, во всех возможных вариантах и сценариях развития событий я получал ту информацию, которая была мне нужна. Я просто обожал такие расклады, они доставляли мне несказанное удовольствие, заставляя думать, будто я настолько умён, что мог выстраивать такой мат, не прилагая к этому даже видимых усилий. Главное в этом было не слишком переусердствовать именно с обожанием, ибо это было слишком рискованно, могло расслабить меня больше, чем то было нужно и допустимо, дав чудесный шанс всем моим злопыхателям и, конечно же, тому, кто попал в такую чудесную выстроенную по чистой случайности ловушку. О, да, верно, такие моменты были не более чем вовремя возвратившейся мне хорошей кармой, потому как без нужных планов, анализа и вычислений невозможно было подстроить такое чудесное положение дел в данной игре.

— Рилиан, — слишком уж слащавым голосом начал я, паладин покосился на меня и недовольно что-то пробурчал, после чего тяжко вздохнул, понимая, что от этой беседы ему никаким чудом не удастся снова умчаться, но он всё же предпринял ещё одну весьма вялую, надо сказать, попытку.

— Слушай, может, помолчим пока? Сейчас такая хорошая погода, не хочется нарушать идиллию, — он очень по-доброму, но оттого ещё более неестественно улыбнулся. Этот парень просто не умел притворяться, но именно это мне в нём и нравилось.

— Погода, ты прав, конечно, замечательная, но мне кажется, что смогу воспринимать эту красоту ещё более тонко, и она мне будет доставлять куда больше удовольствия, если ты соизволишь, наконец, рассказать мне, какого Бартаса мы сорвались в такую дикую скачку, чуть не загнав лошадей? Что это за цель, с которой нам понадобилось обратиться за помощью к такому сильному магу, как Нартаниэль? М? Может, ты уже ответишь мне на эти элементарные вопросы, которые я успел задать тебе множество раз? Может, перестанешь, наконец, отговариваться, отмахиваться от меня? — я немного повысил голос и зло глянул на него исподлобья. Сейчас я, наверное, сильно походил на ребёнка, обиженного тем, что ему не рассказывают какие-то свои секреты взрослые.

— Хорошо-хорошо, — снова вздохнул он, — я и сам-то, по правде говоря, не знаю, почему не сказал тебе всё сразу же. Видимо, я действительно торопился, да и требовательный тон письма, полученного мною вчера вечером, требовал, чтобы я выехал в путь, не медля ни секунды. Я и так нарушил этот полу приказ, дождавшись сегодня столь позднего часа. Он, конечно же, поздний только в нашем положении.

— Постой-постой, — быстро прервал я его, — либо мне послышалось, либо ты действительно упоминал о том, что ехать надо было тебе. Тебе одному.

— Верно, так и есть, — Рилиан кивнул, ненадолго замолчал, залюбовавшись полётом какой-то птицы в лазурном, почти безоблачном небе, потом снова заговорил, — мне нужно было взять с собой артефакт, который, как им удалось узнать, находился в замке и был им просто жизненно необходим по какой-то причине. Кажется, операция эта была спланирована недавно, потому что письмо дошло до меня с большим опозданием, тем более плохо, что я так долго задержался.

— Кому им? И что вообще за письмо, о котором ты говоришь?

— У меня нет его с собой, — весьма деликатно ставил без внимания мой первый вопрос Рилиан, — да и даже если бы было, то я не был бы вправе показать тебе его, ознакомить с содержанием.

— Такое чувство, что мы собираемся мир спасать, — с сарказмом ответил я.

— Вполне возможно, что так и есть. Если под миром понимать Ланд, — я узнал этот голос, эльф как всегда не понял моей шутки и ответил серьёзно.

Он ехал к нам на вороном жеребце. Явно не слишком чистых кровей, но всё равно он был куда лучше тех лошадей, что мы раздобыли в далёком от цивилизации замке. Как всегда в подобных путешествиях на нём была простая грубая обычная для людей одежда, но даже она не могла скрыть того, как эльф прямо сидел в седле, какими плавными были все его движения, какими чёткими и сдержанными они были. Его красивые волосы были специально приведены в весьма художественный беспорядок, свойственный людям, которые долгое время уже пробыли в пути. Эти грязные, кое-где и вовсе свалявшиеся засаленные пряди скрывали от взглядов слишком любопытных его остроконечные уши, но не могли скрыть бархатной идеальной и по-аристократически бледной кожи, тонких, всегда слегка поджатых губ, его слишком идеальных черт лица, умных и глубоких зелёных глаз, всегда взиравших немного свысока. И отнюдь не по тому, что он был выше многих людей. Не могла его показная неряшливость скрыть и его красивого голоса. Ничто не могло скрыть в нём представителя народа лесов востока, потому что он были им и останется до конца своей долгой, очень долгой жизни, потому что он один из лучших. Эльф подъехал ближе, вежливо поприветствовал Рилиана кивком головы, потом настал мой черёд. На его лице как всегда была идеальная каменная маска, сделанная будто бы специально для него на заказ лучшими мастерами гномов, но я уже слишком долго знал его, чтобы обмануться ею. Я знал, зачем он носит её постоянно, знал, что к этому привели его через чур уж частые выступления на политических подмостках. Но он с самого начала допустил ошибку, если хотел, как всегда казаться равнодушным, спокойным, ледяным, как просторы севера. Он не промолчал, не начал разговор только тогда, когда подъехал и поздоровался уже с нами обоими. Сразу же заговорил с нами издалека, что в понимании эльфов было высшей степенью нарушения этикета. Он был рад меня видеть. Понял свою ошибку по хитрым огонькам в моих глазах, но, надо отдать ему должное, почти не показал этого, если не считать, конечно, быстрого, едва заметного взгляда, брошенного им в сторону, прежде чем он протянул мне руку — знак того, что со мной он знаком дольше и ближе, чем с моим молодым спутником. Едва заметный взгляд, но я его заметил, и оттого маленькие бесы заиграли ещё оживлённее.

— Приветствую тебя, Kaarmeil, — последнее слово прозвучало напевно, красиво, особенно из его уст. Как давно я не слышал, что бы он говорил на своём родном языке!

— Что это значит? — переводя взгляд с меня на эльфа, спросил Рилиан.

— На его родном языке это слово обозначает «змей». Польщён такой характеристикой, — я ядовито усмехнулся.

— По мне, так она подходит тебе как нельзя кстати. Я запомню её, — переливисто рассмеялся молодой паладин. Глядя на него мне невольно захотелось улыбнуться, но я сдержался.

Мы тронулись. Всё так же рысью. В молчании. В присутствии эльфа мне почему-то не хотелось ни о чём расспрашивать уже молодого паладина, хоть я и знал, что мне придётся это сделать, но точно не сейчас, потому что чувствовал, что эльф хочет мне ещё кое-что сказать. Кое-что, чего я ждал.

— Nuakave nahadir a teneil, — повернувшись ко мне, сказал он, наконец, коротко, после чего снова замолчал.

— Я тоже, дружище, я тоже.

Мы снова замолчали. Ехали дальше. Не знаю, сколько точно прошло времени в этой тягучей тишине. Очень странно, даже птицы и кузнечики не давали знать о себе вечным шумом, который их всегда окружает. Место здесь будто бы вымерло. За тонкой оградой деревьев простирались поля, на которых уже понемногу начали расти золотые колосья. Ветер, изредка прилетавший с запада, шелестел ими, пуская по полям волны. Но и это не придавало живости, до сих пор всё здесь казалось застывшим и неживым, вызывая не слишком приятные ассоциации. Несмотря на прекрасную погоду, я поёжился. Лошадь подо мной тревожно всхрапнула. Я видел, что и эльф с Рилианом чувствуют себя не лучшим образом, иногда паладин даже оглядывается по сторонам, но ничего там не увидев, продолжает ехать вперёд, хоть рука сама так и норовит потянуться к мечу. На руке же Нартаниэля слегка мерцал его перстень. Я знал, что такое случается лишь тогда, когда рядом находится какой-то сильный источник магической энергии. Эта вещица никогда не подводила его, потому что была настоящим произведением искусства эльфийских чародеев и мастеров ювелирного дела. Когда перстень начал ещё и немного вибрировать, эльф не выдержал и повернулся к Рилиану:

— Что это за место?

— А? — молодой паладин слегка удивлённо посмотрел на него молодой паладин.

— Что нас окружает? Что это за место? — ни сколько не раздражённый повторил Нартаниэль свой вопрос.

— Это поля. Владения моего отца. Я уже не помню, что здесь растёт, надо будет потом спросить об этом, — парень нахмурился.

— Я понял это и сам, но благодарю за информацию. Однако меня всё же больше интересует история этих мест. Здесь когда-нибудь проходили крупные битвы? Может, ритуалы?

— Ах, вы об этом, господин эльф! — после возгласа Рилиан нахмурился ещё больше, силясь припомнить хоть что-то. — Нет, прошу прощения, но ничего такого здесь не происходило. В этом я уверен полностью, потому что знать историю своих мест — это одно из первых. К чему нас призвали, когда возводили в паладины.

— Это замечательно, советую вам не пренебрегать этим советом.

— А к чему был этот вопрос, господин эльф?

— Это может показать странным, но я чувствую, что вокруг нас творится какая-то странная магия. Я не уверен, что смогу точно определить её вид, потому что кто-то всё-таки пытается замаскировать следы, но у него это получается очень плохо.

— Здесь поэтому так тихо и странно?

— Да, ты это тоже чувствуешь, благодаря обручу, он легко, но всё же реагирует на это, как и любой другой магический артефакт.

— Что это может значить?

— Вряд ли что-то хорошее, потому что безвредная магия не отпугнула бы отсюда всех животных.

Мне снова пришлось признать правоту эльфа. Он был не только умён, но и прекрасно разбирался во всём, что касалось магии, природы и взаимодействии магии с природой. А то, что он так беспокоился по поводу того места, где мы оказались, заставило и меня, и Рилиана действительно опасаться. Мы, не сговариваясь, подогнали лошадей, которые всё больше и больше храпели. Из их ноздрей почему-то начинал валить пар. Меня бросало то в жар, то в холод. Судя по мелким вздрагиваниям молодого паладина, с ним творилось такое же непонятно что. Становилось всё тревожнее, а долгожданный шум большака всё никак не желал приближаться или хотя бы появиться. Ещё больше стали беспокоиться лошади. Ко мне закралось весьма неприятное чувство, что вот-вот какая-нибудь из них взбрыкнёт, скинет одного из нас, а её примеру последуют и все остальные, оставив нас на дороге с ушибами и, возможно, даже переломами. Но эта волна прошла также быстро, как и появилась. Животные полностью успокоились и пошли так же ровно и бодро, как до этого, но напряжённость эльфа, выражавшаяся в губах поджатых сильнее, чем обычно, не давала мне успокоиться полностью, потому как я знал, что Нартаниэль никогда не переживает и не беспокоится по пустякам, а, значит, эта странная магия действительно представляла из себя довольно серьёзную для нас опасность и, скорее всего, не пропала бесследно. Эльф был крайне восприимчив к любому применению магии всех видов, мог определить её вид и даже назвать заклинание, если, конечно, волшебник не применял маскирующих чар. То же, что мой друг не мог даже точно понять, откуда она исходит и что из себя представляет, заставляло меня сильно задуматься и оставаться настороже, в отличие от Риилиана, который немного вырвался вперёд и уже вовсю насвистывал какую-то походную песню. Как оказалось, расслабился он слишком рано, потому что источник не заставил себя долго ждать, решив развеять все догадки, успевшие возникнуть в голове эльфа, и предъявить нам неоспоримый факт.

Эльф резко дал шпоры коню, обогнал Рилиана, который послал ему вдогонку удивлённый взгляд, после чего в седле обернулся ко мне. Я на его немой вопрос только и мог, что пожать плечами, потому что не знал, какая муха укусила нашего спутника, но вскоре это выяснилось. Отдалившись от нас на некоторое расстояние, он остановил коня, тот нехотя ещё какое-то время погарцевал на месте, явно он был ещё полон сил и совсем не желал останавливаться, но быстрая реплика Нартаниэля успокоила его, позволив эльфу свеситься с седла, будто бы рассматривая какие-то следы там. Я видел, как шевельнулись его губы, а потом буквально за пару мгновений по его лицу пробежало множество теней самых разных эмоций, после чего, однако снова появилась гранитная непробиваемая маска. Он снова выпрямился в седле, развернул коня к нам и поднял руку в знак того, что бы мы остановились. Доверяя его опыту, чутью и таланту, мы тут же послушались, чему наши «бравые скакуны», в отличие от жеребца эльфа, были несказанно рады и тут же принялись пользовать эту возможность всеми доступными способами. Если быть точнее, то вовсю ощипывали придорожную травку. Кричать никому из нас не хотелось, поэтому мы подождали, пока эльф, так сказать, вернётся в наши ряды, что и поспешил сделать. Мы несколько минут переглядывались с ним, но это не дало почти никаких ответов на вот-вот готовые вырваться вопросы, поэтому Нартаниэль решил их опередить, начав говорить первым:

— Нас не пустят дальше, мы попали в ловушку.

— Что?! — паладин оказался быстрее меня, глаза его тут же стали невероятно большими и ещё более детскими, чем раньше. — Нам нужно спешить! Мы не можем задерживаться ни на минуту!

— Боюсь, нам просто не оставили выбора.

— Но вы же маг, так ведь? Именно поэтому мы и должны были вас найти, пусть вы и сами поехали нам навстречу. Это вы же должны были определить место того предмета, который нужен другой группе.

— Верно, — эльф медленно кивнул, — именно поэтому, а ещё по тому, что я просто оказался под рукой, но это не важно в данной ситуации. Магия, отгородившая нас от преследуемой цели, имеет такую природу, что я не могу её разрушить.

— Неужели тот, кто её сотворил, настолько силён? — Рилиан оглянулся по сторонам, но в его глазах, уже переставших казаться такими большими не было страха, напротив он был очень решителен, готов принять бой от кого бы то ни было.

— Нет, не поэтому, — если бы я не знал Нартаниэля, то мне бы показалось, что эльфа задели эти слова и недооценка его способностей.

— Тогда что же мешает вам разрушить это заклинание? Сломать там печати, стереть руны, посыпать волшебным порошком, ну или как это там у вас делается? — я усмехнулся, знал, что Рилиан говорит это не всерьёз, но всё равно было забавно услышать снова эти предрассудки, сохранившиеся ещё с тех времён, когда магию не признавал как науку, а тех, кто пытался доказать обратное, заживо сжигали на кострах в назидание другим «умникам».

— Договор, заключённый много лет назад, где есть пункт о том, что в качестве доказательства своего нейтралитета эльфийские маги не имеют права хоть как-то вмешиваться и уж тем более отменять заклинания ваших жрецов.

— Я не помню ни о чём таком, что ещё за глупость?

— Эту глупость придумали не мы, но не подписать не могли, потому что иначе это могло потом нам аукнуться, как вы любите говорить.

— Я прекрасно помню этот договор, но если ты вдруг о нём вспомнил, то это значит, что нас зачем-то хотят удержать тут жрецы? Зачем? — я просто не мог ничего понять, этим старикам в странных одеждах не должно быть до нас никакого дела.

— Видимо, кому-то уж слишком перестал нравиться твой атеизм и отрицание всевозможных богов.

— Рилиан, на недавнем приёме я случайно не говорил ничего лишнего, когда выпил?

— Нет, ты тогда вообще странно мало говорил, — паладин улыбнулся этой беззлобной само ироничной шутке.

— Это хорошо, но тогда не даёт нам ответа на вопрос, почему они смеют нас задерживать, учитывая, что в нашем отряде помимо эльфа, который является послом, чья личность, как известно, пользуется абсолютным правом неприкосновенности, есть ещё и паладин.

— Значит, у них на это есть очень и очень серьёзные причины, — Рилиан нахмурился.

— Либо они действуют тайно, не пользуясь при этом никакими договорами.

— Тогда что мешает тебе точно так же «тайно» разворотить их барьер? — я немного недовольно глянул на эльфа.

— Потому что мы ещё не убедились, что это так. Нужно сначала быть уверенным, чтобы по незнанию не нарушить уже упомянутый договор.

Он как всегда был просто до тошноты предусмотрителен и логичен в своих суждениях, словах, выводах и действиях. Хотя в этот раз я мог лишь поблагодарить его за то, что не дал нам отвлечься на различные разговоры, которые потупили бы наше внимание, не дали бы вовремя увидеть личностей, которые как тени выплыли из-за деревьев, по-прежнему отделявших нас от полей. А они были, надо сказать, весьма занимательны и выглядели, очень мягко говоря, недружелюбно. Взять, к примеру, их одежду, по которой сразу можно было понять, кто они и откуда, а, как известно, появление членов Гильдии Сейрам на твоём пути в безлюдном месте вряд ли могло означать хоть что-то хорошее, не говоря уж о том, что их сопровождали никто иные, как жрецы Новых Богов — старики в длинных и неудобных робах, расписанных какими-то странными символами, являющихся, по-видимому, каким-то известным лишь им одним наречием. Они окружали нас медленно, не торопясь, зная, что нам уже просто некуда бежать из-за их заклятия. Жрецы смотрели на нас зло, исподлобья, из-под своих кустистых уродливых бровей с явной ненавистью, что совсем не делало им чести. Из-за этого они напротив становились ещё более отвратительными в моих глазах. А на лицах и в глазах гильдийцев не было написано абсолютно ничего, и я был уверен, что дело не только в тканевых масках, которые как всегда закрывали половину их лица, чтобы никто не мог узнать их, просто встретив на улице, чтобы оградить своих близких от опасностей, которые влекла за собой служба в Гильдии. Они были профессионалами, закалёнными, матёрыми, побывавшими во множестве подобных операций — это было видно по каждому их движению, даже по тому, как ровно и спокойной они дышали, как смотрели на нас, не предпринимая ничего сейчас, но готовые в любой момент сорваться с места, чтобы успокоить раз и навсегда того, кто хоть как-то мешает претворению в жизнь планов их Главы. Или, наоборот, в этот раз их задача заключалась в том, что бы устранить того, кто собирался выполнить его поручение, но вдруг стал не нужен. Я машинально сглотнул и сжал кулаки, поскольку никогда не носил меча или какого-либо другого оружия. Да и вряд ли бы сейчас оно хоть как-то защитило бы кого-то из нас, если, конечно, Рилиан не умел отбивать маленькие арбалетные болты, в чём я очень сомневался, а способность эта могла бы пригодиться, поскольку я уже насмотрелся на тот весьма впечатляющий арсенал, который они скрывают под своими бесформенными серыми плащами. Были там и ножики разных калибров, и склянки с ядами, и даже пришедшие с юга в нашу страну катары. Но всё-таки чаще всего гильдийцы предпочитали решать свои проблемы, не в рукопашной (нет, они были непревзойдёнными мастерами и в этом деле, но это уже, как говорится, что-то вроде профессиональной традиции, которые есть у всех мастеров, будь то каменщик или кто-нибудь из мэтров воровства Лейтанской Гильдии[12]). А в этом кроме ядов было всего два надёжных товарища: метательные ножи и складной самострел — настоящее чудо в области изготовления всегда полезного, дешёвого, удобного и надёжного оружия, порождённое на свет самыми светлыми головушками достопочтенных инженеров из народа гномов — и последним, надо сказать, члены Гильдии Сейрам пользовались куда охотнее, нежели первым способом, поскольку, как уже я сказал чуть выше, этот самострел был невероятно надёжен и удобен, а для того, чтобы освоить искусство метания ножей, нужны были годы тренировок и последующей практики. Но почему-то, глядя в глаза тех. Кто вышел из-за деревьев, я не сомневался, что таковая практика и опыт у них имеются, причём имеются в избытке, что заставило меня ещё больше нервничать и поёрзать в седле. Наверное, со стороны я сейчас выглядел весьма глупо, так сильно опасаясь за свою жизнь, хотя ещё даже и не стало понятно, чего конкретно хотят от нас эти типы, но сейчас я почему-то вдруг очень ясно для себя осознал, что просто категорически не хочу пока умирать. Если бы сейчас заговорил, то, могу дать голову на отсечение, мой голос бы предательски задрожал, может, даже и сорвался, но от этого неловкого положения в глазах возможных палачей меня снова спас эльф. Он вообще имеет безупречное чувство такта и драматизма, всегда приходя на выручку ровно в тот критический момент, когда уже, кажется, что всё потеряно и вот-вот полетит твоя голова. Нартаниэль уже не единожды вытаскивал меня из подобных передряг, когда словом, а когда своей магической мощью. И сейчас я надеялся, что всё обойдётся лишь первым, без применения второго.

— Приветствую вас, — он в вежливом поклоне склонил голову.

Во второй раз он своей ошибки, повторять не собирался. Конечно, мог бы начать сразу же с вопроса, без приветствия, которое в данной ситуации было простой формальностью, в которой совсем не было необходимости. Мог, но почему-то не хотел, либо в нём снова заговорил дипломат, которым он являлся, что всё-таки давало мне надежду на то, что всё разрешится мирно, без кровопускания, но мрачные злые лица жрецов и всё такие же бесстрастные маски гильдийцев почти сразу же задавили её. Ненадолго воцарилось гнетущее молчание, ставшее преследовать нашу компанию уж что-то слишком часто, а это не могло не беспокоить, хотя вряд ли сейчас было самое подходящее место и время для того, чтобы думать об этом. Можно заняться, конечно, как-нибудь на досуге, но точно не сейчас. Хоть и не факт, что этот досуг для меня вообще наступит когда-нибудь, но, помните, я всё ещё надеялся, а эта надежда подпитывалась верой в силы моего остроухого друга, который тем временем обводил всю эту разношёрстную братию взглядом своих красивых зелёных глаз.

— Что же, не хотите отвечать, пренебрегая законами вежливости? Ваше дело, которое, должно быть очень важным, если вы осмелились преградить нам путь, — то, что Нартаниэль слегка нахмурился, вряд ли могло сулить хоть что-то хорошее, но это, как оказалось, их совершенно не смутило.

— Да как ты смеешь, иноземное отродье, в таком тоне разговаривать с посланниками воли Богов? — тут взвился самый противный и самый злой старик из тех, что, к несчастью, пришлось сегодня лицезреть так близко. — Мы здесь…

— Прошу говорить со мной в более уважительном тоне, иначе, видимо, мне всё же придётся напомнить, кто я такой, — не терпящим возражений тоном проговорил эльф и от его голоса у меня по спине пробежали мурашки, а воздух будто бы наэлектризовался. Кажется, это почувствовал не только я, потому что Рилиан тоже вздрогнул в седле, а жрец тут же сбавил обороты, хотя всё ещё был зол. Очень зол, а потому вряд ли разумен.

— Я знаю, кто ты, Бартасов эльф! Ты связался с мятежниками, которые смеют посягать на священное право правления королей Ланда, поэтому все твои права и неприкосновенность уже ничего не значат. Ты теперь такой же мятежник и безбожник, как все остальные, кто пошёл за этими «храмовниками», — последнее слово старик выплюнул, будто бы это было какое-то жуткое ругательство, — а, значит, и судить мы тебя будем так же, как и всех остальных!

— То есть вообще не судить, так я понимаю? Это, кажется, в вашем стиле — без следствия и доказательства вины бросать в темницы и там пытать? Отличный способ, надо сказать, чтобы заставить человека сознаться во всех грехах, даже тех, которых он не совершал или тех, которые вас не касаются, — всё-таки я решил заговорить, потому что раздражение и отвращение к этому старому хрычу в глупой робе пересилило во мне страх и беспокойство.

— О, а ты ещё хуже всех остальных. Ты ещё посмел…

— Хватит этого дешёвого спектакля, — на этот раз старика прервал уже не эльф, а один из гильдийцев, который, по-видимому, хотел перейти сразу к делу, избежав перед этим каких-либо продолжительных дискуссий о праве и морали, вот-вот готовых тут разразиться.

— Это действительно будет лучше всего. Что вам нужно от нас? — обратился эльф к этому человеку, поняв, что от жреца он вряд ли добьётся хоть чего-то, кроме верещания. Я уже догадывался, какую роль ему придётся тут выполнять. Причём не сейчас, а в будущем. Тут же он являлся таким же важным, как куст или дерево.

— Вряд ли имеет смысл снова начинать ходить вокруг да около. Вы объявлены личностями, которые могут быть опасны для королевства Ланд. Нам приказано вас ликвидировать по этой причине и ни в коем случае не дать добраться до места, куда вы собираетесь, хоть нам и неизвестно, что это за оно.

— А если мы будем оказывать сопротивление? Так, чисто теоритически вы предполагали такую возможность? — в моём голосе была издёвка. Вряд ли можно описать, каким титаническим трудом мне удалось её добиться, сделав при этом так, чтобы слова не застряли в горле, как комок шерсти.

— Я бы не советовал вам этого делать, потому что тогда нам придётся убить вас.

— А так вы не собирались этого делать? — а вот сейчас моё удивление было искренним настолько, насколько вообще оно может быть искренним.

— Ликвидировать не всегда значит убить. Остаток жизни вы проведёте в темнице.

— Ха-ха! Вот это предложение, так предложение! Даже невооружённым взглядом можно увидеть выгоду для себя и для своих товарищей!

— Я не советовал бы так саркастично к этому относиться. Я уже сказал, что вас ждёт, если будете оказывать сопротивление.

— Забавно, казалось, ещё совсем недавно ваш Глава посыла меня с каким-то заданием, говорил, что у меня неограниченно время и полная свобода действий.

— Нет нужды посылать кого-то за ценной вещью, если сам можешь до неё дотянуться.

— Это он попросил передать?

— Да, с наилучшими пожеланиями.

Если бы не маска и его по-прежнему мёртвые глаза, то я готов был поклясться, что на его лице сейчас противная усмешка искривляет губы. Он сделал шаг вперёд, я уже хотел было слезть с коня и, так сказать, покориться своей несчастливой судьбе, снова отправиться в ненавистные казематы Гильдии Сейрам, но что-то заставило меня специально замешкаться на секунду, а после я уже и вовсе ничего не собирался делать, потому что заметил, как в седле напрягся эльф. Как окружающее пространство прямо-таки завибрировало от концентрирующейся с помощью его воли природной магической энергии. Я, конечно, заранее почувствовал, что Нартаниэль не даст просто так взять и увести себя в темницы, но уж слишком долго он что-то тянул с хоть какими-то действиями. Причина этого была проста, как схема изготовления бумажного самолётика: у него была любящая семья, пусть и не слишком большая, но она у него была, был и собственный дом, в отличие от меня, у него ещё оставалось то, ради чего стоило каждый раз идти обратной дорогой, ради чего работать и рисковать своей жизнью. Я знал, что мой друг любил свою жену и души в ней не чаял. Знал, что ни за что не оставит её одну, без защиты при живом муже. Поэтому собирался либо вырваться из цепких лап гильдийцев, либо умереть прямо здесь и сейчас, но в любом случае попытавшись сделать хоть что-то, потому что без этого он не смог бы даже смотреть в глаза своим родным. Да и ему не давало покоя то, что сейчас рядом с ним ещё и я, его друг, а также почти незнакомый ему молодой Рилиан, который вряд ли смог бы один выстоять против стольких идеально подготовленных бойцов из Гильдии. Жаль только, что ему не удалось утаить от этих людей, устроивших на нас засаду, сотворение заклинания. Они это ощутили, что и не мудрено на самом деле, потому что эльф действительно собирался применить что-то на действительно мощное.

— Я снова вам напоминаю о том, что не стоит оказывать сопротивление. К тому же в вашем положении.

— И чем же моё положение отличается от положения моих товарищей? Кажется, мы все в одинаково невыгодной ситуации. Или я ошибаюсь? — взгляд эльфа пронзил гильдийца так, что мне показалось, будто бы он сейчас рухнет замертво, но человек даже не дрогнул, хоть и не посмел взглянуть в два зелёных омута. Видимо, слухи об эльфах в нём всё ещё были сильнее профессионализма. Хотя тут нечему удивляться. С людьми это случается чаще, чем с кем-либо. Мы слишком верим россказням и бредням, давая им затуманить наш светлый разум.

— Намного хуже, чем вам думается. Помните, вы всё ещё являетесь послом и если нападёте, то это уже будет прямым нарушением договора. Вряд ли ваши короли захотят рисковать и защищать вас после такого. Они отдадут вас под наш суд или заберут и будут судить уже там. Я слышал, что из-за этого позор ложится на весь род, включая и предков. К тому же вряд ли он будет так же снисходителен, как наш.

На какое-то мгновение мне показалось, что эльф вот-вот готов насмешливо улыбнуться, поджать губы, отвернуться в сторону, опустить и потупить взгляд, жестоко усмехнуться — в общем, сделать хоть что-нибудь, говорившее о тех эмоциях, что вызвали в нём слова гильдийца. Но я ошибся. Что-то я слишком часто стал ошибаться, но, как я всегда себе говорил: «Трудно предугадывать действия того, кто живёт вечно!». Так случилось и в этот раз.

— Кажется, ваш друг сказал, что я уже не имею никаких полномочий. Я теперь такой же по положению и социальному статусу, как и мои спутники, а, значит, вряд ли меня вообще захотят судить и разбираться со мной. Поэтому вряд ли для меня этот аргумент имеет хоть какое-то значение. И, да, ещё одно: у меня нет рода, а, значит, и позору не на кого ложиться.

Он слегка повысил голос в конце своей фразы. Это было сигналом, который поняли не только мы, но и те, кто решили помешать нам добраться в Даргост. Гильдиец, разговаривавший с нами, тут же кинулся к эльфу, который был к нему ближе всех, но не успел, как и все его товарищи, потому что всё-таки Нартаниэль был невероятно сильным и опытным магом. Прочтение заклинания на мелодичном магическом эльфийском наречии заняло у него гораздо меньше времени, чем потребовалось гильдийцам, чтобы вскинуть свои складные самострелы, пусть это и кажется невероятным, учитывая то, что здесь действительно были настоящие мастера удавки, кинжала и колбы. Тем более не успели ликвидировать волшебство эльфа жрецы, да и вряд ли им бы хватило на это силёнок. Не буду врать, я всё же боялся получить шальной болт куда-нибудь в плечо или грудь, поскольку не знал, что именно сделал эльф с помощью своего заклинания, но я напрасно опасался, потому что мой друг как всегда проявил чудеса предусмотрительности и здравомыслия, весьма трезво рассудив, что защита в нашей ситуации куда важнее эффективной и сокрушительной атаки, потому как наши противники с лёгкостью могли так же разделаться с нами, хоть и менее эффектным способом. Магический щит, который полусферой отгородил нас от неприятеля, тут же принял на себя первый удар. От него отлетели арбалетные болты и несколько каких-то особенно ярких, но вряд ли мощных заклинаний, пущенных в нас жрецами. От них щит пошёл рябью, но по совершенно спокойному взгляду Нартаниэля я понял, что это в порядке вещей и нам не о чем беспокоиться, хотя Рилиан всё-таки нервно выхватил меч из ножен и приготовился к бою. Может, кому-то и покажется глупым, что я определял степень опасности по взгляду такого спокойного эльфа, как Нартаниэль, но всё-таки кое-что в общении с ним я понял: он всегда будет опасаться за жизнь своих товарищей и это всегда, без исключений, будет отражаться в его взгляде, ведь глаза, как говорится, зеркало души, а сейчас он преспокойно смотрел на самого главного и сейчас ещё больше разъярившегося жреца, нашёптывая слова заклинаний и чертя в воздухе руками какие-то символы. Сейчас спешка уже была не нужна и могла лишь помешать, нарушить сложную формулу заклинания, сделать так, что действие его окажется не тем, что нам было нужно, а этого нельзя было допустить, поскольку ситуация была действительно критическая. С той стороны что-то зло кричал этот противный старикашка, отдавал приказания своим подчинённым главный из членов Гильдии, они кивали в ответ и что-то там делали, жрецы же беспорядочно бегали и осматривали непонятно что по краям дороги, видимо, проверяли сохранность удерживающих нас заклинаний, но какое-то шестое чувство настойчиво твердило мне, что если они ещё и на месте, то недолго им осталось исполнять свою роль. А к своим предчувствиям я в последнее время относился крайне серьёзно, потому что они перестали издеваться надо мной и обманывать самым подлым образом. На этот раз они снова сработали просто идеально. Свидетельством этого стали непонимающие лица сразу нескольких жрецов, потом на них появилось подозрения и уже после, самым последним их поразил страх, потому что они почувствовали, как их конечности и тела медленно деревенеют, как их кожа превращается в непробиваемую твёрдую кору, а волосы и ногти — в листья. Они все пытались бороться с этим по-своему: жрецы выкрикивали экзорцизмы и молитвы, гильдийцы же сжимали свои защитные амулеты, которые, по их представлениям, должны были защитить от ворожбы и вообще любой магии, направленной на них, но колдовство эльфа было неумолимо. Вскоре всё было кончено и прямо посреди дороги возвышалось несколько молодых и не очень деревьев, в которых никто не смог бы узнать людей, как это обычно бывает в каких-нибудь сказках и легендах. Щит исчез, о чём нам сказал едва слышный хлопок и разлившаяся в воздухе блестящая пыльца. Рилиан подъехал к одному из деревьев и провёл рукой по шершавой поверхности.

— Неужели нельзя было по-другому? — в его голосе была печаль.

Эльф даже не смотрел в эту сторону, он уже направил коня вперёд. Я последовал его примеру, потому что знал, как он ответит на это.

— Это лишь на время, чтобы они не смогли догнать нас, — сухо бросил он через плечо.

Улыбку радости и облегчения, появившуюся на лице Рилиана, было просто невозможно описать словами, по крайней мере, нашего языка уж точно. Он тут же подогнал коня и вскоре вырвался вперёд.

И почему самыми человечными всегда оказываются не люди?

Они сидели на предпоследнем этаже одной из Охранных Башен Сарта, где располагались комнаты тех, кому зачем-то взбрело в голову проехать через ущелье, где стоят эти поражающие воображение сооружения. Наверное, именно поэтому они были здесь единственными посетителями, поскольку те, кто нёс здесь службу (другими словами, проводил всю жизнь), жили в казармах, выдолбленные настоящими мастерами обработки камня прямо в скалах, что было не только выгодно в плане того, что эти жилые помещения были незаметны и труднодоступны для возможного врага, но и укрывали солдат Его Величества от жуткого ветра, который не утихал почти никогда. Да и к тому же позволял иногда отменять круглосуточные вахты в самих Башнях во время особенно напряжённых дней, когда минотавры могли пойти на штурм в любой момент, потому что выдолбленные в камне плацдармы, использовавшиеся обычно для тренировок, прикрытые изготовленными специально для таких случаев кустами, отлично выполняли функцию наблюдательного пункта, при этом, не подвергая опасности ни одного из тех, кто лежала в этой засаде, пусть на холодных камнях это наблюдение и трудно было назвать удобным, зато оно было невероятно эффективным, что ещё больше затрудняло задачу, которую ставили перед собой враги: взять Охранные Башни штурмом и разрушить их, чтобы они больше уже никогда не мешали армиям идти через это ущелье, которое было единственным на многие мили способом попасть из Султаната в Сарт. Хотя какой бы гениальный план ни придумывали недруги, им всё равно так ни разу и не удалось исполнить его до конца. Может, это, конечно, и связано с тем, что хорошо подготовленные и организованные армии ещё ни разу не пытались осуществить взятие Башен, пока что эта инициатива была полностью в лапах всё ещё полу диких минотавров, однако вряд ли бы даже такой мощной армии, как мортреморская, удалось бы разрушить или хотя бы добраться до Охранных Башен Сарта, потому что мало того, что сами эти строения были вершиной гения защитной архитектуры, так ещё и находились они в таком месте, что легко и без потерь добраться до их основания было просто невозможно. На этом стоит остановиться, пожалуй, подробнее. Сами Башни, как и казармы, где проводили своё свободное от службы время дозорные, были буквально высечены в камне, и потому являли собой огромные монолиты почти природного происхождения, нависавшие над узким ущельем, где при очень большом желании могло разместиться разве что десять человек не самого впечатляющего телосложения. Чтобы попасть к их подножию, нужно было пройти по очень узкой тропе, всё время петляющей как змея и всё время норовившей осыпаться прямо под ногами у незадачливого путника. Согласитесь, весьма проблематично будет провести вверх по этому жалкому подобию дороги вверх группу захвата, которая мало того, что должна быть многочисленна, так ещё в придачу обязана и нести на себе большие щиты, чтобы прикрывать себя от летящих стрел, камней и кухонной утвари, которую защитники границ Сарта тоже активно используют в особенно отчаянных ситуациях. Стоит к этому прибавить ещё несколько факторов: во-первых, в ущелье просто невозможно разместить много осадных машин, которые смогли бы пошатнуть боевой дух, численность и уверенность противника, во-вторых, по давно известным законам военного дела малочисленный отряд хороших бойцов на узком участке пути может удерживать точку невероятно долго, что в разы повышает эффективность обороны, учитывая, так сказать, местный пейзаж, в-третьих, в Охранных Башнях и были только хорошие, проверенные бойцы, поскольку король Сарта совсем не бы дураком и, принимая во внимание предыдущий пункт, с некоторых пор стал делать упор именно на качество подготовки воинов, а не на количество «выпускников», потому что много людей здесь всё равно не разместишь, а вот именно умелые бойцы будут просто незаменимы, принимая во внимание ещё и то, что чаще всё-таки несущим в Охранных Башнях службу солдатам приходилось биться не с такими же, как и они сами, людьми, а с представителями воинственного племени минотавров, которые буквально живут боем и пролитой кровью своих противников; и, наконец, в-четвёртых, снова стоит упомянуть гениальность архитекторов, придумавших этот почти совершенный оборонительный комплекс. Проект Башен предусматривал в них шесть наземных этажей и три этажа, которые находились полностью внутри скал: первый наземный этаж имел самые крепкие стены, дополнительно укреплённые деревянными подпорками и заклинаниями, чтобы врагу не удалось, так сказать, срубить этот каменный дуб у основания. Так же здесь было всё, что нужно для того, чтобы долгое время держать оборону, хотя, таким замечательным набором предметов и элементов «декора» обладал каждый этаж, так что противнику, доберись он всё-таки до Башен по тропкам над пропастью, ещё потом пришлось бы с боем брать каждый этаж башни, что вымотало бы его настолько, что, скорее всего, напрочь бы отбило любое желание продолжать штурм. В то же время, как товарищи ценой своих собственных жизней и большой крови противника оборонялись внизу, следующие четыре этажа (один из которых был переоборудован в место, где могут отдохнуть путники, хоть при этом он и не потерял своей обороноспособности) активно осыпали противника метательными снарядами самых разных мастей через бойницы, которые буквально изъедали стены. При этом с каждым этажом их становилось всё больше, поскольку до последних двух этажей с трудом могли добить даже самые мощные машины из тех, что можно было разместить в ущелье, а вот стрелы и камни же самих защитников наоборот набирали большую энергию, буквально с неба обрушиваясь на голову идущего на штурм противника. И вовсе недосягаемый шестой этаж во время боя становился «резиденцией» магов, чья задача сводилась к тому, что бы ещё больше проредить строй противника заклинаниями, ещё больше усложнить им подход к Башням и в тоже самое время не дать основным силам двинуться вперёд, хотя с этой задачей отлично справлялись стрелки, размещённые на едва заметных естественных выступах, откуда они меткими выстрелами «из ниоткуда» сеяли панику и лишали противника верхушки, а, как известно, армия без своих полководцев не больше, чем просто толпа вооружённых крестьян, которая не знает, что им делать и куда выплёскивать свою невыносимую злобу, из-за чего вряд ли возможно хоть какое-то продвижение, не говоря уж о полном игнорировании боя, идущего у Башен и целенаправленном марше, приближавшего их к владениям Сарта. Теперь же снова стоит спуститься вниз, обойти мимо кипящую бойню на первом этаже строения, найти неприметный люк, маскирующий собой каменную (как и почти всё здесь) лестницу и спуститься по ней вниз. Два подземных этажа со вполне чистой душой и совестью можно назвать «ложными», поскольку они не представляют собой ничего, кроме как скопления всевозможных головоломок и ловушек, чьи хитрые механизмы являются «вторым дном» на первый взгляд грубой и непривлекательной шкатулки Охранных Башен Сарта. Для прошедших специальный инструктаж защитников они не представляют никакой опасности, поскольку солдаты знают, как обойти или обезвредить их, а вот для несведущего противника это точно станет смертельной игрой на выживание, из которой выйдет лишь несколько, да и те будут, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. На последнем, третьем подземном этаже Башен расположен весьма обширный склад продовольствия и запасы оружия, а также выход в сеть тоннелей, которые изъедают скалы вокруг, будто живут здесь не люди, а самые настоящие муравьи, кроты или ещё какие-нибудь твари, проводящие почти всю свою жизнь под землёй, а потому строящие там целые подземные города. По этим ходам можно попасть в уже упомянутые казармы, что можно отнести к ещё одному пункту того, почему Башни почти невозможно взять. Согласитесь, будет весьма неприятным сюрпризом для атакующих, если на подмогу уже истощённым боем защитникам подоспеют новые, всё ещё свежие. И ещё пару слов о казармах, которые располагаются недалеко от Башен. Если быть точнее, то практически рядом с ними. Противник, казалось бы, с лёгкостью может провести «карательную операцию», поскольку там уже нет ни узких проходов, ни каменных стен, ни ловушек. Так сказать бой, где всё решает лишь мастерство или количество воинов. В последнем, как не трудно догадаться, перевес чаще всего оказывается именно на стороне атакующих. Что же, можно только поплакать над судьбой этих новоявленных карателей, поскольку помещения, где отдыхают солдаты Сарта представляет из себя ни что иное, как плохо освещённый лабиринт, где человек незнающий заплутает и вскоре умрёт с голоду, если, конечно, раньше не получит арбалетный болт или кинжал в спину (думаю, то, что никто не собирается принимать бой на открытых площадках для тренировок, понятно). Если же врагов окажется настолько много, что они, буквально, наводнят, казармы, то солдатам ничего не останется, как решить использовать самый последний рубеж обороны этого участка — стоит лишь коснуться одной единственной печати у тайного выхода из казарм в паутину тоннелей (где уже, конечно, к этому моменту будет большая часть защитников, собранная условным знаком), как на противника обрушится каменный потолок, погребя под собой всех, кто будет внутри, и оставив калеками большую часть из тех, кто будет близко. Укрывшимся же в катакомбах воинам Сарта ничего не останется, кроме как поочерёдно делать вылазки и устраивать противнику те самые неприятные сюрпризы. Наверное, именно поэтому ещё никто и никогда не пытался своей армией прорваться в Сарт этим южным путём, от чего Охранным Башням Сарта так ещё ни разу и не удалось предъявить себя во всей внушающей трепетный страх и уважение красоте, даже несмотря на то, что подземное кладбище с каждым годом всё ширилось и ширилось, а на монолите, украшающем вход туда, появлялись новые имена.

И именно тут непогода застала Адриана и Фельта, решившего после долгих и мучительных раздумий всё же отправиться в Даргост вместе с принцем. Обычный для этих мест зной палящего весеннего солнца да безоблачное небо буквально за несколько часов сменились проливным дождём и непроницаемой громадой чёрных грозовых облаков. Ветер становился всё сильнее, а это не могло предвещать ничего кроме бури, что означало для путников лишь одно: нужно будет задержаться здесь ещё как минимум на день, чтобы дождаться, пока скользкие каменные тропы хоть немного высохнут и сделают возможным спуск по ним с лошадьми обратно в ущелье, по которому принц и молодой бард продолжат своё путешествие в Султанат, а из него — уже в родной для бастарда Ланд. Разумеется, никого из них это вынужденное просиживание штанов радовать не могло, потому и не радовало, а лишь раздражало. Добавьте к этому ещё и то, что стены были в бойницах и через них залетал пронизывающий ветер, обычно приносивший с юга жажду и желание скинуть одежду, а сегодня, будто бы в насмешку, решил поиздеваться и начать пробирать до костей, что в купе с дождём создавало просто невероятный салат, в котором главной приправой было раздражение. Потому-то Адриан и мерил сейчас шагами комнатушку, отведённую им двоим, кутаясь при этом в плащ, который он не собирался, судя по всему, снимать и ночью. Бард же в свою очередь довершал мрачную картину, постоянно барабаня пальцами по грубому деревянному столу, поскольку лютню с собой взять ему помешала совесть, а гордость и максимализм не позволили ему просить на собственный инструмент денег у короля. Вот и приходилось ему удовлетворять свою потребность в музыке таким нехитрым и не слишком приятным способом. Адриан уже в который раз бросил на Фельта недовольный взгляд, а тот снова сделал вид, что не заметил этого. Продолжалось это уже довольно долго. Где-то с середины дня они остались одни в этой комнате, именно тогда, в обед, они в последний раз видели уставшее и заросшее лицо десятника, почему-то решившего принести им обыкновенную солдатскую похлёбку собственноручно, несмотря на своё положение, предполагающее возможность послать кого-нибудь вместо себя. Но даже при этом он не оказался разговорчив, на все вопросы молодого барда он отвечал сухо и односложно, если вообще отвечал. Поняв, что добиваться от него чего-то большего бесполезно, юноша махнул на него рукой. Адриан же всё время молчал. Но вот сейчас он решил заговорить:

— Может, перестанешь уже? Дождь и без тебя отлично справляется с музыкальным сопровождением сегодняшнего паршивого дня, — зло бросил он через плечо барду, при этом не останавливаясь.

— Нельзя мешать мне творить! — тут же вскочил Фельт, будто бы только и ждавший, когда бастард заговорит с ним, чтобы оторваться, наконец, от своего наискучнейшего занятия.

— Только не говори мне, что ты собираешься написать какую-нибудь «Балладу о дожде».

— То, что ты принц, ещё не даёт тебе права насмехаться над моим искусством, — взвился бард, после чего демонстративно отвернулся от Адриана, скрестив руки на груди и поджав губы.

Зашелестела тяжёлая ткань, отгораживающая место, где предстояло ночевать молодому поэту и бастарду, от остального помещения. Адриан и Фельт обернулись почти одновременно, но при этом не посмотрели в сторону друг друга, что не могло уйти от взгляда мага, который так удачно потушил спор, который чуть было не вспыхнул на благодатной для этого почве недовольства и напряжения из-за слишком долгого бездействия, в котором пребывали путники. На мгновение глаза принца стали похожи на два блюдечка, но потом снова на его изуродованное шрамами лицо опустилось безмятежное спокойствие, к которому сегодня примешалась небольшая доля озлобленности. Этого, к счастью маг не заметил. Такая реакция была вполне понятна, ведь волшебник, нарушивший гнетущую атмосферу их ночлежки, был не кто иной, как тот самый молодой демонолог, которому, видимо, единственному удалось спастись во время штурма жрецами Старых Богов подземного укрытия «черных и красных». Он повзрослел, его волосы отрасли и выгорели на солнце, став пшеничными, как у народов, населяющих территорию Княжества Шан. Кожа же его наоборот потемнела, что в купе со светлыми волосами сделало его подозрительно похожим на Вольных. Видимо, тут он провёл почти всё время с того момента, как они виделись в последний раз в импровизированном лагере, после того как им удалось выбраться из Бездны. Вряд ли он мог узнать Адриана, но принцу всё же показалось, что взгляд уже не такого юного демонолога задержался на нём дольше, чем то было нужно. Хотя, возможно, это случилось из-за тех же самых шрамов, сделавших его неузнаваемым для всех старых знакомых, одновременно и оберегая, и ставя болезненный барьер между ним и прошлым, который не получиться преодолеть одним махом.

— Прошу прощения, я не вовремя? — его голос был хриплым, сильно изменившимся и будто бы заржавевшим за то время, что Адриан не видел его.

Вскоре причина стала понятна: когда демонолог вошёл и выпрямился во весь рост, то воротник его красной мантии слегка съехал вниз, открыв покрытое изящными татуировками горло мага. Судя по тому, что он носил и перчатки на руках, а вся одежда была запахнута на нём невероятно плотно (бастард теперь уже сомневался, что причиной этому была лишь отвратительная погода), такие же «украшения» покрывали всё его тело, хотя строить догадки на этот счёт у принца уже не хватило времени, поскольку мозг внезапно поразила тревожная мысль, бьющаяся, пульсирующая, болезненно ему напоминавшая о том, что ножны с Диарнисом стоят на самом виду, а это было прямо таки компроматом на бастарда в данной ситуации, если не забывать о том, что демонолог даже при первой их встрече безошибочно распознал в мече что-то необычное. Вряд ли теперь его внимательно всё осматривающие глаза опустят такую важную деталь интерьера, как эта. Адриан покосился на Фельта. Тот мгновенно перестал дуться и едва заметно кивнул. Сделал несколько шагов назад и облокотился на стену, прикрыв собой оружие. Всё-таки он не был глуп и понимал: самым плохим, что может с ними случиться, сейчас было установление личности Адриана, поскольку король весьма однозначно намекнул им на то, что есть очень и очень много персон, желающих их смерти и последующего срыва операции. Да и к тому же никто не тешил себя тщетной надеждой на то, что Гильдия до сих пор не знает о короне и не пытается её искать, полностью предоставив эту чудесную возможность своим противникам. Наверняка ищейки уже вдоль и поперёк прочёсывают не только сам Даргост, но и те районы, где мог находиться артефакт, который помог бы отыскать «главный приз». Вот только принц очень сомневался в том, что это вынюхивание даст хоть какие-нибудь, даже самые минимальные результаты, потому что болота очень и очень ревностно хранят абсолютно все свои секреты без исключения.

— Я не помешал? — снова задал вопрос маг, переводя несколько удивлённый и сконфуженный взгляд с одного «постояльца» Башни на другого. Он уже и вовсе собирался уйти, чтобы после заглянуть сюда при более удачных для этого обстоятельствах, но Фельт остановил его.

— Нет-нет, проходите. Нам наоборот не помешает общество кого-то третьего, а то смотреть всё время на кислые физиономии друг друга нам уже несколько наскучило. Так и поубивать недолго, вряд ли потом солдаты будут рады, если им придётся отмывать кровь с пола и стен, — при этом молодой бард улыбался так беззаботно, что принц буквально кожей почувствовал, как неловко себя чувствует маг, будто в любой момент ожидая, что пессимистичный прогноз Фельта должен был вот-вот сбыться, только в качестве одного из главных действующих лиц будет уже сам демонолог.

— Вы что-то хотели нам передать? — поспешил исправить ситуацию принц, по своему обыкновению холодно взглянув на мага, что ещё больше стушевало его.

Но всё же уже вместо того, чтобы боязливо выглядывать из-за импровизированного полога, он вошёл в комнату, задёрнув за собой ткань, будто бы не хотел, чтобы этот разговор кто-то услышал. Адриан тут же напрягся, но, как оказалось, его опасения были напрасны и безосновательны:

— Да, хотел передать вам, что непогода продлиться как минимум до середины следующего дня, — похоже, он так и не отделался от своей весьма неприятной привычки констатировать с умным видом общеизвестные факты.

— Это значит, что придётся задержаться здесь ещё на день, чтобы подождать, пока камни хоть чуточку обсохнут на солнце, иначе нам ни за что не спуститься вниз. Проклятый дождь застал нас невероятно вовремя.

— Вам действительно не повезло. Ни одной капли тут не видели уже как минимум год.

— Тем более стоит порадоваться нашему успеху, — Адриан снова стал мрачен и отвернулся, ещё плотнее кутаясь в плащ.

Чуть позже поняв, что маг не собирается уходить (хотя, может, в нём всё-таки заговорило королевское воспитание и привитая вежливость, которую не смогли отбить даже несколько лет странствий), принц снова повернулся к нему и окинул его с ног до головы неприязненным взглядом. В таком ужасном настроении вряд ли кому-то приходилось его видеть. Это был один из тех редких дней, когда бастард не стеснялся своих эмоций и проявлял их открыто. Настолько открыто, насколько ему это ещё позволял сделать почти полностью атрофировавшийся за долгое время пребывания «взаперти» запас чувств.

— Вы хотели что-то ещё?

— Не то что бы, — он замялся, — но, как весьма кстати заметил ваш спутник, иногда однообразный пейзаж наскучивает слишком сильно, что может привести к…к неприятным последствиям.

— Вы хотите присоединиться к нашему обществу? — Адриан вскинул брови вверх. Он хоть и ожидал чего-то подобного, но всё же надеялся, что демонолог всё-таки не скажет этого, поскольку будет в высшей степени невежливо не позволить ему остаться здесь, принимая ещё во внимание и тот факт, что он якобы являлся тут хозяином, поскольку был единственным постоянным обитателем Башни, не желая выходить из своего оборудованного кабинета на последнем этаже строения, о чём бастард знал из коротких перекличек дозорных, которые ему по чистой случайности удалось услышать.

— Нет, хотя, может и да, смотря, что вы под этим понимаете. Я хотел пригласить вас к себе, потому что тут, как мне кажется, нет ничего располагающего к беседе.

«Будто бы на шестом этаже башни такие обстоятельства будут», — пронеслось в голове Адриана. Он уже хотел было отказаться (благо, законы такта позволяли ему это сделать, в отличие от ситуации, которую он предположил изначально), сославшись на усталость, плохое самочувствие и поздний час, но Фельт даже не дал ему раскрыть рта, радостно открывшись возможности сменить уже набившую оскомину обстановку на что-то новенькое и отлипнув при этом от стены.

— Мы с радостью принимаем ваше предложение, господин маг!

— Что же, рад, — демонолог улыбнулся, — тогда буду ждать вас у себя. Дорогу в моё скромное «обиталище» найти совсем не трудно, — и он скрылся за занавеской так же внезапно, как и появился там, чтобы поведать новоприбывшим неприятные новости о природе да погоде.

Адриан снова позволил одарить себе молодого барда не самым доброжелательным и мягким взглядом, а тот опять-таки сделал вид, что вообще не заметил этого. Но делать было нечего, поскольку из-за слов музыканта к магу придётся идти и самому Адриану, а значит и говорить что-либо Фельту было уже в любом случае бесполезно. Несмотря на съедающее барда любопытство, они просидели в своей комнате ещё как минимум минут десять, чтобы вежливо дать демонологу подготовиться к приёму гостей, не принимая во внимание то, что раз он сам пришёл позвать их, то, скорее всего, уже был готов к их приходу, либо не собирался готовиться вовсе. Наконец, Фельт не смог усидеть на месте и буквально выскочил из комнаты, отведённой им для ночлега и отдыха на просторную лестничную площадку, которая, по сути, и представляла собой пятый этаж Охранной Башни, поскольку из-за почти полного отсутствия здесь хоть какой-то мебели, жилым помещением или тем более залом это место вряд ли бы повернулся язык назвать даже у того, кто, мягко говоря, любит всё слегка приукрашивать. Там бард столкнулся с заспанным, взъерошенным и слегка испуганным солдатом. Однако он был не настолько заспан и испуган, чтобы не ругнуться и не пронзить Фельта взглядом, от которого тот покачнулся и удивлённо уставился на дозорного Охранной Башни Сарта (что-то уж слишком часто на этого молодого человека обращают подобное негативное внимание).

— Что вы тут делаете в такое время? Кажется, вам было сказано не выходить из выделенного помещения в вечернее время суток, чтобы не мешать караульным нести вахту, — проворчал он, всё ещё глядя на Фельта исподлобья, — возвращайтесь обратно, нечего тут сейчас делать, — он уже хотел было развернуться и направиться вверх по лестнице, к магу, но неугомонный юноша остановил его окликом.

— Но ведь нас пригласил к себе сам ваш колдун. Думаю, будет просто неприемлемо не явиться, после того, как мы дали своё согласие.

— Боюсь, что сейчас у него найдутся занятия куда более важные, чем пустая болтовня со взявшимися непонятно откуда путешественниками, — бросил в ответ солдат ещё более раздражённо и недовольно, чем раньше.

Видимо, у него времени было в обрез, а этот парень мешал выполнить ему поручение, отданное капитаном — человеком преклонных лет, но всё ещё крепким, как скалы, среди которых он провёл почти всю свою жизнь, ещё обыкновенным новобранцем будучи отправленным сюда в те времена, когда люди, прибывавшие на самый опасный пункт южной границы, не проходили такого тщательного отбора, как сейчас. Капитан обладал железным характером и был типичным представителем солдата старой закалки, гонявшим своих подчинённых с рассвета до заката, не жалея никого, поскольку не видел в таких поблажках ничего, кроме вреда для солдат, считая, что это отучает их работать с полной отдачей. Помимо этого, он в своём распоряжении имел шикарную коллекцию татуировок, сделанных ему несколько раз здесь проходившими Вольными в знак уважения к его лидерским качествам, воинскому искусству, доблести и поистине львиной отваге. Принимая во внимание и без того устрашающий своей каменной непоколебимостью образ капитана, с татуировками он готов был вселять страх в сердца даже самых отважных врагов. Вот только не повезло ему в том плане, что на минотавров это не производило практически никакого эффекта, поскольку эти монстры могли из-за внешности испугаться разве что мифического народа людей-ящеров, обитавших на их землях, когда их ещё покрывали леса и сеть мелких речушек, из-за испарений которых почти всегда шёл проливной дождь. Да и в его отсутствии высушить что-либо было просто невозможно, «благодаря» слишком высокой влажности. Однако сомневаться в том, что даже минотавры уже узнают «Скального Льва» — такую кличку своему командиру дали те, кто служит со старым капитаном уже не один год — не приходилось, поскольку какой-никакой, а язык у этого племени нелюдей всё же существовал, и каждый раз, когда они видели, что Лев собирается вступить в бой, минотавры в едином порыве вскидывали своё оружие вверх и протяжно воинственно торжествующе ревели какое-то слово на своём наречии. Капитан отвечал им тем, что также поднимал оружие, но молча, как память о погибших в частых стычках с этим народом боевых товарищах. Это было уже чем-то вроде постоянного ритуала. Так же каждому, кто состоял под командованием Скального Льва, было известно, что он недолюбливает нового мага, которого направил сюда сам король. Видимо, он каким-то шестым чувством, отточенным за годы службы вдали от цивилизации, догадывался о тёмном прошлом этого человека, даже в самые жаркие дни носящего плотно запахнутую красную мантию с высоким воротником, тяжёлые сапоги и перчатки. Капитан обращался к нему за помощью только в самых критических и безвыходных ситуациях. Тем более странно, что в такое позднее время он послал к нему не какого-нибудь «салагу», как он называл новичков, забывая о том, какой отбор им устраивают прежде, чем они сюда попадут, а десятника, одного из своих самых надёжных товарищей. Но ни Фельт, ни уже стоявший за его спиной Адриан знать этого не могли, а поэтому им были вовсе непонятны раздражение и злость солдата. Хотя, надо сказать, что принц сразу же списал это на ту же причину, которая и его привела в похожее состояние — погоду, которая вкупе с общей неприглядностью, строгостью и серостью здешних мест составляла поистине удручающий коктейль.

— Что-то случилось? — несмотря на сказанное выше, принцу всё же удалось снова стать спокойным, что, разумеется, отразилось и на его голосе с манере речи.

— Случилось? Пожалуй, да, хоть для меня это уже и в порядке вещей. На нас напали и если вы не хотите получить ещё парочку шрамов, сир, то советую вам не высовываться отсюда.

— Тогда к чему такая спешка? — Адриан всё же нахмурился, ему не понравился этот насмешливо-покровительски-недооценивающе-высокомерный тон солдата.

— Отставить разговоры, — грубо ответил десятник, явно не собиравшийся точить лясы со всякими там подозрительными типами, вместе с которыми сюда пришёл и этот дурацкий дождь. Всё-таки он был простым человеком и как все простые люди верил в приметы и «знаки свыше».

Принц замолчал. Он не собирался обиженно поджимать губы, как это делал в таких случаях Фельт, но думал он также и о том, что бы развернуться и демонстративно уйти. Не собирался этого делать он хотя бы по тому, что это лишило бы его возможности услышать разговор, который по определению должен был начаться между десятником и буквально скатившимся вниз по ступенькам магом в красном, который решил, что раз гора не идёт к нему, то он сам к ней придёт, чтобы услышать то, что нашепчут ему сосны на каменных склонах скалистого великана.

— Что здесь происходит?! Почему вы так поздно пришли за мной?! Они уже взбираются наверх! Из-за ваших дурацких шуточек я не смог засечь их при первом намёке на активность! — сразу же накинулся на солдата маг, тот стоял и слушал, ворча что-то себе под нос явно не слишком дружелюбное. — Отправляйтесь на свой пост, раздери вас демоны! Быстрее! Вы нужны своим людям! Кажется, вы ими очень дорожите! — демонолог действительно был зол. Кажется, то, что происходило сейчас за пределами Башни выходило за грани «порядка вещей», о котором ещё недавно разглагольствовал десятник.

— Капитан приказал мне привести вас к нему, — по-прежнему угрюмо отозвался солдат.

— Надо было это сделать ещё Бартасов час назад, если он хотел, чтобы я пришёл, а теперь у меня нет на это времени!

— Это приказ, — уже более настойчиво, но всё ещё не поднимая глаз кинул десятник.

— Я бы выразился, куда он может засунуть себе эти приказы, но не буду этого делать, поскольку здесь кроме вас есть и умные культурные люди, — маг уже срывался на крик, активно при этом размахивая руками, а глаза его сверкали в самом прямом смысле этого слова. Казалось, на дозорном вот-вот вспыхнет вся одежда, поскольку волос на его голове было столько же, сколько может быть волос на только что обглоданной кости.

— Вы отказываетесь подчиниться?

— Неужели! До тебя дошло! А теперь катись отсюда!

— Я бы советовал вам…

— Можешь свои советы оставить там же, где и приказы твоего тупоумного капитана! Убирайся! — в голосе демонолога завибрировали такие нотки, которые действительно заставили солдата почти что исчезнуть с пятого этажа.

Маг в красном тяжело вздохнул, прикрыл глаза и покачал головой, приложив руку ко лбу и явно сетуя на тугоумность простых солдат, которые, бесспорно, отлично выполняют приказы, но вот проявить хоть какую-нибудь малейшую инициативу и пораскинуть мозгами ну совершенно неспособны из-за привычки, что всеми их действиями руководит капитан и что они должны повиноваться только ему, а о любой самодеятельности позабыть совсем, поскольку в большинстве случаев она карается весьма и весьма сурово. Однако довольно быстро он вспомнил о том, что здесь всё ещё стоят и удивлённо смотрят на него «умные и культурные люди». Он повернулся к ним. В глазах его уже не было того демонического огня злости, лицо не было бледным от праведного гнева, переполнявшего мага ещё только несколько мгновений назад. Демонолог улыбнулся им. Улыбнулся как-то очень устало, будто бы прося у них помощи, хоть и не было пока понятно в чём.

— Прошу прощения за эту вспышку, мне нужно было спровадить его, чтобы не мешал работать. Да и к тому же они действительно напортачили, артинкулы треклятые, — последнее маг бросил будто бы в сторону, тише, чем основную часть фразы, но принц всё же услышал и мысленно улыбнулся. Ученик перенял от своего учителя некоторые привычки. Ворчливость, например, так странно и немного смешно смотревшуюся на фоне его ещё далеко даже не среднего возраста, поскольку демонологу было примерно столько же лет, сколько и самому бастарду.

— Так что же там происходит? — наконец, прервал тишину, судя по всему обозначавшую взаимное уважение и всепрощение, Фельт, которого, видимо, уже замучила эта дурацкая и непонятная неизвестность, поскольку ему уж совсем не хотелось, чтобы так славно начавшийся путь закончился бесславно в стычке на Охранных Башнях Сарта, где пришлось задержаться лишь по просто идиотской причине, заключавшейся во внезапно пошедшем дождике.

— Нападение.

— Тогда к чему такое беспокойство и паника? Тут ведь это обычное явление, как я слышал, разве нет? — бард закусил губу и заломил пальцы, было видно, что он сильно переживает.

— Это очень верно подмечено. Стычкой уже никого не удивишь, даже самых «зелёных». Просто так случилось, что в этот раз нападавшие оказались чуть сильнее и чуть необычнее, чем это случается всегда.

— И кто же это? — бард сглотнул, такой ход событий ему тоже не нравился. Он был готов поклясться, что уже почувствовал, как смерть ледяными тисками сжимает его горло.

— Духи, пустынники, некоторые даже называют их джиннами, но на самом деле их имя на языке коренных народов звучит, как «клар» «хта».

Фельт простонал и, кажется, даже помянул каких-то богов. Адриан вздрогнул. Он слышал об этих жестоких существах издавна воющих с народом Вольных за степи и пустыни. Эта ночь обещала быть невероятно тяжёлой не только для защитников Башен, но и для столь не вовремя прибывших сюда путешественников.

Бард сидел в углу и мелко вздрагивал. Рядом с ним лежал раненый воин, из которого уже выходил последний дух. Но он, тем не менее, всё ещё изо всех сил хватался за жизнь, стонал и звал на помощь. Фельту очень хотелось заткнуть уши и не слышать этих ужасных звуков, предвещавших ещё одну скорую мучительную смерть. Юноша хотел бы помочь умирающему воину, но не смог бы, потому что после таких ран, нанесённых к тому же сверхъестественным оружием, которое использовали духи степи, не выжил бы даже самый крепкий, матёрый и подготовленный воин. Они были смертельны, и оставалось только удивляться, как он ещё остаётся в мире живых. Люди действительно тратят свою жизнь бездарнее всех, но при этом пытаются с ней не расставаться как можно дольше, отчаянно дерутся за каждый лишний глоток воздуха. За сегодняшнюю ночь молодой музыкант уже достаточно насмотрелся на всё это. Смерть, кровь, звон клинков, крики — всё это уже смешалось у него в голове, он почти сошёл с ума среди этой безумной агонии, в которую превратилась их остановка в Охранных Башнях Сарта. Внизу и за стенами этих легендарных сооружений всё ещё кипел бой, но его активность всё больше сходила на нет. Фельт понимал, что людям ни за что не выстоять против клар'хта, столь неожиданно решивших напомнить о себе людям из королевства, которому собирались отдать ещё одну часть "их" степей. Эти существа были быстры, незаметны, необычайно ловки. Неудивительно, что им так легко удалось подняться вверх по скалам, не привлекая при этом внимания стражей тем более под покровом темноты и дождя. Те, кто охраняли тропы, были убиты первыми, всё так же бесшумно, но вот когда они приблизились уже к самой Башне, дозорные заметили, подняли тревогу, но слишком поздно. Им уже было не защититься от духов, которые оказались неуязвимы для их обыкновенных мечей и стрел. Зато сами клар'хта убивали жестоко, быстро, без жалости и игр. Они пускали в ход сразу всё, что у них имелось. Стало понятно, что они пришли сюда не для того, чтобы просто показать себя. Они пришли, чтобы убить всех людей здесь, и пока это у них отлично получалось. Фельт видел, как они ворвались на первый этаж, куда они с Адрианом спустились, чтобы укрыться в подземельях. Именно с того момента он погряз в кровавой Бездне, откуда только каким-то чудом удалось выбраться сюда, где теперь он смирно ожидал своей смерти. В ушах всё ещё сидел свист мечей, скрежет металла, плеск крови и тот странный звук, с которым клинки людей рассекали полу материальные тела клар'хта. Адриану тут же пришлось ввязаться в этот бой, чтобы защитить себя и молодого барда, которого тут же вырвало от всего увиденного. Суровая реальность настоящей схватки оказалась куда более жёсткой, чем ему представлялось после прослушивания многочисленных произведений его "бездарных коллег", посвящённых именно этой теме. Здесь не было ни героев, которые ценой своих жизней спасали товарищей, подставляя под мечи грудь, потому что все просто-напросто хотели спасти лишь только свои жизни; не было здесь великих воинов, которые своими предсмертными криками подбадривали остальных солдат на месть, здесь все умирали просто ужасно одинаково; не было талантливых предводителей, гордо взирающих на битву откуда-то издалека с холма — все сражались наравне, а Скальный Лев погиб одним из первых, буквально растерзанный на кусочки яростными духами. Фельт видел всё это, но отказывался это воспринимать, отказывался, потому что всё-таки там был один человек, который выделялся среди остальных, среди тех, кто бегал, кричал, отчаянно сражался, падал, исходил кровью, умирал. Это был тот самый "принц", с которым он приехал сюда. Тот странный тип, чьё лицо и тело были покрыты уродливой вязью всевозможных шрамов. О, нет, он не сиял, над головой у него не было ореола, вокруг него не расцветал мир, и не порхали бабочки с птичками. Ничего такого. Он тоже был измазан кровью, с него также лился пот, он также коротко вскрикнул, когда длинный изогнутый кинжал одного из клар'хта вспорол ему бок. Но вместе с тем и было в нём что-то необычное. Может то, как он стоял, как смотрел вокруг своими льдисто-голубыми глазами, в которых не читалось страха, безумия, отчаяния — всех тех чувств, которые преследуют человека в самом пылу схватки, когда он понимает, что смерти ему вряд ли удастся избежать даже при помощи чуда. Принц, казалось, был абсолютно спокоен, холоден, как камень, который окружал его. На какое-то мгновение в воображении барда, которое металось сейчас в белой горячке из-за всего того, что творилось вокруг, всплыл весьма поэтичный образ, будто бы пришедший ему из будущего: огромная статуя, сооружённая в этом ущелье таким образом, что разрушенные Охранные Башни являются её ногами. Этот шедевр скульптурного искусства действительно поражает свои размахом и великолепием. Взгляд Фельта возносится вверх, чтобы он смог разглядеть лицо человека, которого решили на века запечатлеть в камне. Это строгое красивое лицо с аристократическими чертами, в котором, тем не менее, читается странная печаль, показавшаяся барду смутно знакомой. Рука статуи поднята вверх и сжата в кулак, вторая опущена, в ней человек сжимает меч, который параллелен земле. Бард с удивлением присматривается к клинку, рукоятке и с удивлением узнаёт в нём идеальную, вытесанную из камня копию того оружия, которым орудовал тот, кого король назвал принцем Ланда. Но вот прекрасное солнечное видение пропадает так же внезапно, как пришло, и молодой музыкант снова погружается в весьма неприглядный настоящий мир, где его только что снова забрызгало кровью из рассечённого горла солдата. клар'хта уже прыгает к нему, чтобы оборвать жизнь барда, но снова его защищает Адриан, который отводит атаку в сторону и связывает противника боем. Он увязает там всё больше и больше, ему уже всё сложнее вырваться. Именно там Фельт и потерял своего товарища, когда схлестнулись друг с другом очередная волна нападавших и защитников. Первых было куда меньше, но их боевое искусство и оружие были не в пример лучше. Бард своими глазами видел, как некоторые мечи, видимо, особенно долго бывшие в употреблении, после столкновения с клинками духов буквально разлетались на куски, поливая при этом всех вокруг градом металлических осколков. Музыкант отвернулся, когда один из таких пробил глаз кому-то из тех, кто стоял рядом с ним. А потом духи стали всё больше теснить людей. Фельт напрасно пытался взглядом отыскать бастарда, ему это не удалось, из-за чего он решил, что его спутник лежит где-то под трупами, что он уже скончался, а это значило для барда лишь одно: теперь он сам за себя, теперь уже не стоит полагаться на то, что этот странный человек со шрамами придёт к нему на помощь. Как ни странно, но эта мысль лишь придала барду уверенности, веры в свои силы. Непонятно зачем, но всё же он взвалил себе на спину какого-то раненого солдата и стал пробираться вверх. Он несколько раз поскальзывался на крови, спотыкался о трупы. Его вывернуло ещё как минимум три раза, хотя в последний раз он был уже уверен, что внутри ничего не осталось. Но всё же он выбрался оттуда, смог избежать смерти и даже донёс с собой раненого. Вот только теперь на него навалилось отчаяние. Он просто не знал, что ему делать дальше. Он просто сидел и слушал, внимал звукам, которые были так непривычны для его слуха. Он ведь привык к симфониям, к прекрасным мелодиям, которые извлекали из лютни мастера музыки, поэтому всё то, что творилось сейчас, для него было куда хуже смерти. А внезапно затихший рядом с ним солдат только ещё больше ухудшил положение.

Вдруг среди этой жуткой какофонии чётко раздались тяжёлые шаги. Складывалось такое чувство, будто бы кто-то тащит кого-то на своей спине вверх по лестнице. Бард замер. Он начал строить в своей голове самые невероятные предположения, вплоть до того, что это он сам сейчас войдёт с солдатом. Настоящий он. А тот, кто сейчас думает об этом просто-напросто иллюзия — предвестник не слишком хорошего будущего, будущего, в котором уже нет музыканта, носящего имя Фельт. Почувствовал, как по спине начинают бегать мурашки, как на лбу выступает противный холодный и липкий пот, который так и хочется смахнуть, но страх парализовал его, даже рукой пошевелить было невероятно трудно. Но он ошибался. Это не был жуткий "призрак настоящего", не были это и обезумевшие, потерявшие человеческий облик из-за ужасов сегодняшней ночи солдаты или бесшумные клар'хта, которые точно не стали бы церемониться. Адриан, к счастью, это был он. А на его плечо опирался странный человек с невероятно измождённым, худым и жёстким лицом, тем не менее, всё ещё сохранившим юношескую свежесть и нетипичную красоту. Бард тут же вскочил, принц скинул с плеча руку спасённого им человека. Фельт заметил, что бастард немного прихрамывает и слегка придерживается за правый бок. Видимо, та самая рана, за получением которой ещё удалось уследить молодому барду, оказалась не такой уж и лёгкой, как могло представиться на первый взгляд.

— Где ты был, Бартас раздери тебя на части?! — чуть прикрикнул на молодого музыканта принц, но тут же пожалел об этом, о чём можно было судить по его сдавленному хрипу, вырвавшемуся из груди.

— Я думал, что ты умер, — начал оправдываться ошарашенный бард, глядя на уставшего, злого ещё больше, чем раньше, грязного бастарда с обнажённым абсолютно чистым мечом.

— Неважно, быстрее, нужно идти, у тех, что внизу осталось совсем немного времени, уже очень скоро клар'хта будут здесь, — взгляд Адриана на какое-то мгновение задержался на трупе солдата и измазанных в крови руках барда.

— А как же вторая Башня? Она же выстоит, верно? — в голосе Фельта было очень много наивной надежды.

— Нет, в ней сейчас творится ровно то же самое, что и здесь. Почти что зеркало, — принц закашлялся и сплюнул на каменный пол кровью, непонятно чему улыбнулся, и улыбка эта выглядела действительно жутко, — похоже, ваши Охранные Башни оказались не такими уж крепкими, как это всем казалось. Кто бы мог подумать, что нужно лишь полсотни духов, чтобы взять эту точку, которая должна была в течение месяцев сдерживать многочисленные армии? Всё-таки есть силы, против которых все усилия и подготовка людей бессильны, есть кое-что, что нам пока неподвластно. Но лишь пока, потому что Вольные уже научились убивать их.

Адриан замолчал, всё ещё не сводя глаз с трупа. После без слов стал подниматься наверх так быстро, как это было возможно. Фельт сразу же кинулся за ним, чтобы снова не потерять принца из виду, как это уже однажды случилось этой ночью. Вдруг он опомнился и обернулся, хотел позвать за собой человека, которого привёл с собой бастард, но его уже нигде не было видно. Размышлять об этом у барда просто не было времени, потому что с шестого этажа до него уже доносился отчаянный крик Адриана. Фельт влетел на самый верх Охранной Башни Сарта. Некогда аккуратно оборудованный здесь кабинет сейчас напоминал свалку, ну или как минимум старую библиотеку, долгое время служившую убежищем магу-экспериментатору, и в которой уже никого не было как минимум пол века. Фолианты и свитки были раскиданы по углам, некоторые из них горели, посреди же была начертана странная пентаграмма, заключённая в несколько кругов, составленных из замысловатых символов. Ровно в её центре сейчас завязалась драка — бастард пытался отобрать у беснующегося мага кривой кинжал. Было видно, что он не в себе и Адриан хочет уберечь его от какой-то страшной ошибки. Наконец, ему удалось выбить у мага в красном оружие сильным ударом по руке, от которого он взвыл, словно подбитый пёс, и отполз в сторону, забившись в угол и смотря на всех оттуда дикими, ничего не понимающими глазами, которые застлала пелена, обычно появляющаяся у тех, кого неожиданно вырвали из транса. Бастард тут же подскочил к нему, опрометчиво откинув в сторону меч, начал тормошить демонолога. Он начал приходить в себя, и когда взгляд его сделался полностью осмысленным, и он собирался задать какой-то вопрос, то его слова заглушил разрывающий барабанные перепонки грохот и тонкий, протяжный крик, который был главной нотой в этом ужасном оркестре, дающем свой последний ночной концерт: "Дракон! Это дракон!"

Всё массивное сооружение, казалось, вздрогнуло. Хотя, вполне может статься, что так оно и было. Каменная стена разлетелась кусками в разные стороны, подняв в воздух тучу мелкой пыли, забивавшей глаза и нос, вызывая у принца неприятные воспоминания о вампирском замке барона близ культурной столицы королевства Сарт. В образовавшейся дыре показался силуэт дракона, а его голова на длинной змеиной шее просунулась внутрь, оказавшись прямо напротив Адриана. Это был тот самый дракон из его кошмаров, тот самый, только мёртвый, будто за пределами своего родного дома, скованного вечным льдом, он обрёл свой истинный облик. Ни чешуи, ни огня, ни перепончатых крыльев — ничего не было у этого дракона, кроме всеподавляющей мощи костей, веками укреплявшихся в снегах Ледяной Пустыни. Он смотрел на принца пустыми глазницами, и этот неживой взгляд заставлял кровь стынуть в жилах, делая невозможными хоть какие-то движения. Этот взгляд пугал куда больше, чем если бы сейчас бастарду приходилось смотреть в жёлтые злые змеиные глаза настоящего дракона. Он бы не испугался его мощного дыхания, шелеста крыльев, скрипа идеальной чешуи, блестящей в отсветах устроенного им самим пожара. Но это существо не дышало. Оно просто бесшумно разинуло пасть и потянулось к принцу, а он ничего не мог с этим поделать, чувствуя себя беспомощным юнцом, на которого внезапно напала бешеная дворовая облезлая собака или кабаниха, подумавшая, что он хочет причинить вред её поросятам. Сердце в груди Адриана замерло, он даже не пытался машинально нащупать Диарнис, чтобы хоть как-то защититься от надвигающейся на него смерти. Но его спас Фельт. Вряд ли сам бард смог бы ответить, что его тогда толкнуло на такой поступок, что заставило его схватить меч товарища и кинуться с ним на это страшное существо, чьи зубы всё ближе приближались к принцу, готовые вот-вот сомкнуться у него на поясе, чтобы перекусить пополам, чтобы напиться его кровью, а потом скинуть вниз, наслаждаясь тем, как кости этого хрупкого человека будут с хрустом ломаться о неприступные стойкие камни. Полуторный меч блеснул в руках юноши и тяжело опустился на голову дракона один раз, потом ещё и ещё. Фельт с бешеным криком остервенело колотил скелет одного из легендарных ящеров по черепу, дробя его на мелкие кусочки. Несколько ударов пришлось на шею. Наконец, голова с хрустом пошла трещинами. Костяной дракон забился в агонии, круша вокруг себя всё подряд. Стены начали обваливаться, потолок затрещал и тоже посыпался. Огромный представитель нежити смёл с ног Адриана, от чего принц тут же потерял сознание, крепко приложившись головой о каменный пол, волосы на его затылке слиплись от крови, на этот раз от своей. Фельт же так и застыл с мечом в руках, не понимая, что происходит. Только чудом его не постигла такая же судьба, как и принца. Демонолог вскочил на ноги, кричал что-то барду и махал руками, но до юноши его слова долетали будто бы издалека. Однако он всё же понял, что от него требуется. Быстро подскочил к принцу, кряхтя, поднял его. Маг в красном что-то дико закричал и кинулся к дыре, которую проделал дракон. Всё ещё с трудом воспринимая происходящее, Фельт кинулся за ним.

Ощущение свободного полёта почему-то не придало ему совершенно никакого поэтического вдохновения, зато холодный ночной чистый от каменной пыли воздух быстро привёл его в себя. Они летели вниз вслед за драконом. Юноша видел, как огромный скелет со скрежетом и грохотом ударяется о дно ущелья, как за их спинами с не менее ужасным шумом обрушивается три этажа Охранной Башни Сарта, погребая под собой тех, кто ещё пытался там защищаться от наседавших клар'хта, мгновенно обрывая людские хрипы и крики, увековечивая их под завалами. А потом он ощутил странное чувство, будто он сейчас находится в каком-то странном месте, где очень темно, где он не чувствует не только веса Адриана, но и своего собственного. Потом понимает, что вокруг стало невероятно темно. На какое-то мгновение он думает, что вот оно, камни, что они все мертвы, но потом видит мага, который усердно шепчет слова заклинания, рисуя при этом в воздухе углём очередную пентаграмму. И на душе у молодого барда стало невероятно легко и радостно, захотелось смеяться, но сил хватило только лишь на слабую блаженную улыбку.

"Нет, глупости они всё говорят. Всё-таки жизнь хоть чуточку, но иногда похожа на сказку" — пронеслась последняя мысль в голове Фельта, после чего он позволил себе потерять сознание.

Прошло уже несколько дней. Они добрались до Даргоста. Демонолог каким-то образом смог догадаться, что нужно им именно туда и поэтому телепортировал сразу же к южной границе Султаната с Ландом, где уже начинались болота. Постепенно отвоёвывая территорию у степей, они всё дальше заманивали путников в свои опасные топи. Близ самой границы трясина простиралась под плотной кроной высоких деревьев. Испарения погружали болота в плотный зелёный туман, заставляли жутко потеть и идти очень медленно, потому что каждый неосторожный шаг мог обернуться для них трагедией, а в этой липкой мгле не было ничего видно даже на пару шагов вперёд, не говоря уж о том, что бы бежать по узким тропкам, состоящих из кочек разной высоты, будто бы специально созданных природой для того, чтобы здесь не прошёл ни один неподготовленный человек. Неудивительно, что даже всем известные своей ловкостью и охотничьими инстинктами пепельноволосые даргостцы не селились в этих землях, предпочитая "более спокойный" север, где деревья росли редкими и покорёженными руками утопленников со скрюченными пальцами. Нет, там тоже часто стоял туман, а "блуждающих огоньков", главным развлечением которых было заманивать всех путников без разбору в топи, где они присоединялись к обширной коллекции таких же бедолаг, было там ещё больше, чем здесь, но климат там был куда приятнее, потому что вряд ли кому-то было бы приятно жить здесь. Хотя, поговаривают, что тех, кого даргостцы изгнали из своих общин за страшные преступления, уходили именно сюда. Живя здесь, в уединении, в изоляции от внешнего мира, они ожесточались до такой степени, что уже больше походили на зверей. Рассказывали, что они иногда заключали сделки с местными кровожадными духами, чтобы отомстить тем, кто их выдал. Ну и заодно ещё и тем, кто вынудил здесь жить. Почему они не могли уйти куда-то в другое место? Очень трудно сказать. Скорее всего, это связано с тем, что к жителям болот всегда относились с подозрением. Тем более к тем, кто ведёт себя очень скрытно и т. д. Что поделать? Даргостцы тоже не любят остальных людей и жизнь их устроена совсем иначе, а человеческая раса всё ещё полна предрассудков и потому не может принять этого, следствием чего и является эта подозрительность. Хоть это и нельзя не считать странным, поскольку они всё-таки являются людьми. Но и представителей других народов люди одаривают не меньшим "дружелюбием". Особенно эльфов, которые мало того, что живут за тридевять земель, так ещё в придачу и культура их так сильно превосходит человеческую. А их гордый взгляд свысока, который большую часть людей просто выводит из себя! И как же можно забыть о том, что они никогда не вступают в войны? Это же просто немыслимо! Они же не помогают, а это в понимании большей части людей, равносильно оказыванию содействия врагу. Конечно же, это очень странная логика, которую даже таковой и назвать-то трудно, однако сейчас ни Адриану, ни демонологу, ни уж тем более спящему под плащом Фельту (ночью тут становилось достаточно холодно, а поскольку всё то, что они взяли с собой в путь, включая, разумеется, и удобные спальные мешки, осталось под завалами великой Охранной Башни, то пришлось довольствоваться, так сказать, подручными средствами и спать по очереди, потому что болота всё-таки таили в себе опасность) не было дела до таких глобальных проблем, как толерантность (вернее, её отсутствие) людей по отношению к другим расам или просто другим, но таким же представителям человечества, как и они сами. Сейчас их занимали куда более мелкие вещи. Например, они старались не забывать о том, что здесь вряд ли может быть кто-то ещё, кроме них, а эти шепотки и шаги в ночной непроглядной тьме, невероятно быстро опустившейся на болота, не больше, чем проделки огоньков, которые изредка мелькали среди плотной стены деревьев и свисающих с них лиан. Они старались не думать о полуразвалившемся маленьком деревянном доме на сваях, стоявшем чуть поодаль. Пытались, но в голову всё настойчивее лезли мысли о тех самых преступниках, которые шли на поводу у злых духов. Особенно для них было неприятным тут слово "духи", поскольку ни у кого из них ещё не выветрилось произошедшее на южной границе Сарта. Глупо, конечно, было думать, что извечные жители степей последуют за ними сюда, но, как уже было сказано выше, в людях часто предрассудки и страх за собственную жизнь пересиливают здравый смысл. А потому сейчас они старались не смотреть по сторонам и молчать, чтобы не упустить момент, чтобы иметь возможность прислушиваться к каждому из тех звуков, что доносились до них из-за ночного занавеса.

Адриан, словно зачарованный глядел в огонь. Он всегда любил смотреть на то, как этот живой оранжевый зверёк с весёлым треском поедает сухие ветки и дрова, как танцует на них во время этого чудесного пира и как потом тихо умирает на пепле, чтобы потом снова возродиться, но уже в другом месте и другом времени. Но теперь в таких привычных, греющих душу звуках принцу чудиться ещё что-то. Что-то такое, уж слишком сильно напоминающее скрежет металла, хруст ломающихся костей, грохот падения вниз чего-то невероятно огромного. И это изменение пугало бастарда. Пугало так же сильно, как тот неживой уже много столетий дракон. Принц со злостью сжал кулаки. Он корил себя за то, что не смог тогда противостоять этому страху, что сидел на полу и трясся, как обычная портовая крыса. Ненавидел себя. И ненависть эта была ещё сильнее из-за того, что он не смог расплатиться за минуту слабости своей собственной жизнью. У Вольных это считалось честью, но его такой возможности лишили. И кто его спас? Кто? Какой-то молодой музыкант даже без собственной лютни, впервые в жизни видящий смерть и кровь своими собственными глазами, а не представляя это после очередной прочитанной книги или выслушанной баллады. Тот, кого Адриан нашёл на пятом этаже осаждённой Башни, сжавшегося, бледного, жалкого, как котёнок в холодный осенний день. Тот, кто в первые секунды глядел на него с неописуемым страхом. Тот, кто в ту жуткую ночь чуть не потерял рассудок из-за долгого уединения с умирающим солдатом, а в последствие и с его трупом. Но именно у этого маленького человека, как оказалось, было самое большое и неустрашимое сердце, которое выбралось из своей неприглядной оболочки в тот момент, когда это было больше всего необходимо. Именно он в самый последний момент, когда уже могло сложиться впечатление, что всё кончено, схватил Диарнис и напал на дракона, спасши тем самым обездвиженному страхом Адриану жизнь. О, да, безусловно, Фельт обладал просто невероятным чувством драматизма.

Демонолог заметил это странное напряжение и озлобленность уже давно, с самого начала их совместного пути он сразу же отметил в одном из своих новых спутников именно эти черты. Конечно же, он не мог знать о его прошлом, а шрамы вполне себе были веской причиной для такого характера и поведения, но уж слишком резко он контрастировал с не потерявшим даже после Башни своей жизнерадостности Фельтом. Да и к тому же, считая себя в первую очередь учёным, он думал логически и очень верно рассудил, что такая атмосфера в их маленькой группе вряд ли может привести к чему-то хорошему, а, значит, нужно было срочно как-то исправить положение. Он, конечно, мог прибегнуть для этого к помощи сверхъестественных существ, магии, ритуалам и тому подобному, но не хотел этого делать, потому что не считал этичным такое вмешательство в "личное пространство человека". Маг не знал никаких способов кроме этих, ибо больше привык общаться с людьми либо непроходимо глупыми, либо просто глухими, а, следовательно, колдун чаще всего молчал, но всё-таки ещё не забыл, что часто разговор может решить очень и очень много проблем. Главное лишь заставить человека открыться, и именно этот фортель он сейчас собирался провернуть с черноволосым ландестером, сидящим напротив него с невидящим взглядом, предварительно отложив в строну палочку, которой до этого успешно скрёб по земле в надежде изобразить какие-то формулы и символы.

— Ты неважно выглядишь, — начал издалека демонолог.

Он просто не знал, как ещё ему подступиться к этому странному человеку. Адриан кинул на него недобрый взгляд, но промолчал, снова уставившись на огонь в надежде отыскать в пламени хоть что-то знакомое ещё с уже казавшимся таким далёким детства. Но все его попытки были напрасны, зато вот маг счёл молчание одного из своих невольных спутников хорошим знаком, а потому решил не отдавать так просто отбитые позиции и продолжил:

— Может, ты хочешь поговорить об этом? — колдун снова взял в руки облюбованную палочку, сейчас она придавала ему хоть немного столь необходимого в предстоящей беседе спокойствия.

— Поговорить? Зачем? — бастард слегка удивлённо глянул на демонолога, на секунду его взгляд стал для мага в красном подозрительно знакомым. Он тут же стал перебирать в памяти галереи лиц, но ни одно из них не совпадало даже чуточку с тем, что он сейчас видел перед собой, а потому "красный" быстро бросил это занятие, решив полностью посвятить себя разговору и ни на какие иллюзорные "призраки прошлого" более не отвлекаться.

— Ну, обычно люди рассказывают своим друзьям о том, что их тревожит. О бедах там разных, — демонолог снова начал чертить на земле незаконченные формулы.

По непонятной причине он боялся смотреть в эти бездонные голубые глаза с заключённым в них холодным недосягаемо далёким сиянием. В эти два омута, которые откладывали даже на это страшное лицо отпечаток непонятной, таинственной, какой-то даже детской грусти и печали, делая его для большинства людей ещё более отталкивающим, потому что такое выражение без слов просило у людей помощи, а люди почему-то уж очень не любят помогать один одному, полностью погрязнув лишь в своих собственных мелочных проблемах, и за этой горой гальки они уже никогда не увидят того, что действительно заслуживает пристального внимания. Если, конечно, они не догадаются обойти её. А ведь эти несколько небольших шагов в сторону могли бы решить множество вопросов, но почему-то их делают лишь единицы, а единиц, насколько бы они ни были гениальны, всё равно никогда не будет хватать для того, чтобы изменить мир к лучшему. Это станет возможно лишь при том условии, что у них будут последователи. Те люди, которые последуют их примеру и обойдут собственные "горы", чтобы навсегда сравнять с землёй кое-что более значительное, поменяв при этом устои, сделав мир намного лучше. Ведь как изменится мир, если ты решишь одну свою маленькую проблемку? Так сказать, уберёшь один камень с верхушки, стряхнёшь пепел с трубки в поставленную рядом тарелку. Никак. Как изменится мир, если ты прочитаешь одну книгу? Она может изменить лишь твоё собственное мировоззрение, но никак не весь мир, не людей, с которыми ты живёшь, с которыми говоришь и ведёшь дела каждый день. Зато стоит лишь рассказать паре знакомых об этой книге. Сделать так, чтобы изложенные там идеи поселились и в их головах. Да достаточно будет уже одного человека, и вы вдвоём составите новое светлое пятно на мировой карте. И представьте, что будет, если каждый сделает так же? Ну, или хотя бы каждый десятый. Сразу устраивать глобальные перевороты глупо и более того, не этично и не гуманно. Всё должно идти постепенно, но настойчиво, ни на одну секунду не теряя своего темпа и при этом приобретая "эффект лавины", привлекая на свою сторону всё больше и больше однодумцев. Если всё будет идти именно так, то не нужно будет кровавых переворотов, восстаний и тому подобной дурости, которой и без того уже было достаточно на страницах истории. Просто рано или поздно эта волна дойдёт и до самой верхушки. Пусть это случится и не очень скоро, пусть родоначальники и не доживут до того счастливого дня, когда их идеальный мир станет реальностью. Но ведь нужно всего лишь начать, правда? И начать достаточно с малого.

— Здесь ключевым словом является "друзья". Или хотя бы знакомые, я же не знаю даже твоего имени, не говоря уж о том, кто ты и что ты, — Адриан по-прежнему не поднимал головы, всё ещё любуясь теперь уже несколько пугающей красотой огня, отбрасывающего на сидящих около костра людей оранжевые отблески, удлиняя тени, делая и без того мрачноватую атмосферу болот поистине тёмной и готичной, даже немного гротескной.

— Я знал, что ты это скажешь, — заявил демонолог с таким видом, будто бы только что совершил самое значимое открытие в истории человековедения или, как её всё чаще называли "психологии", — а потому приготовился рассказывать, чтобы ты смог считать меня "хотя бы знакомым".

— Польщён, но не стоит себя утруждать. Я всё равно не собираюсь ничего рассказывать о себе, так что, надеясь на такую же открытую искренность с моей стороны, вы сделали ошибку. К тому же, я не очень люблю слушать чужие исповеди. Нахожу их скучными и нелепыми.

— И не нужно, потому что этот рассказ будет очень трудно назвать исповедью, потому что особых проступков я за собой не чувствую. Это, скорее, мемуары или же автобиография. Ох, два раза "потому что", — демонолог с досадой хлопнул себя по лбу, вместе с этим прибив комара, выбравшего не слишком удачное время, чтобы отведать крови волшебника, — никак не могу отделаться от этого при построении ряда причин одной вещи или череды, состоящей из причины и причины этой самой причины. Тавтология, — сам для себя отметил маг в красном и закусил губу.

Принц, глядя на это слегка усмехнулся, но демонолог из-за неверного, "скачущего" света принял это просто за тень, которая скользнула по лицу со шрамами, скорее всего, из-за какой-нибудь пролетевшей недалеко от них болотной птицы, потревожившей тем самым огонёк, который уже постепенно умирал на становящихся всё тоньше и тоньше хлипких ветках. Ему изначально было не просто из-за уже упомянутой как минимум дважды влажности. К тому же деревья здесь всё ещё были слишком массивными и высокими, до крупных веток было не добраться, не говоря уж том, что бы срубить этого гиганта без доброй бригады профессиональных крепких лесорубов, и посему приходилось довольствоваться лишь тем гнильём, что им удалось подобрать с земли да ветками кустов, уже умерших из-за слишком высокой кислотности почв (всё-таки никому из путников не хотелось проверить на себе факт существования легендарных охранников болот, наказывающих всякого, кто посмел причинить хоть малейший вред растениям или тем более животным).

— А как же то, что там, в обваливающейся Башне, которую ты должен был защищать, погибло так много людей, а ты остался жить? Ты не чувствуешь из-за этого вины? Тебя не гложет совесть?

— Пф, тоже мне глупости. С чего бы, мне вот интересно, такие мысли должны были у меня появиться?

— Может, потому, что ты не выполнил свои обязанности? Что бросил умирать своих товарищей?

— Я выполнял свои обязанности до конца. До того момента, пока это не стало угрожать моей жизни.

— То есть ты просто сбежал?

— Да, пожалуй, в глазах слишком уж сентиментальных и восторженных людей это выглядит именно так. Надеюсь, ты не разделяешь их взглядов? — он бросил на Адриана такой взгляд, будто бы смотрел поверх очков, выглядело это весьма забавно и тянулось довольно долго, но как только принц раскрыл рот, чтобы ответить, маг тут же прервал его, заставив бастарда снова насупиться. — А если это и так, то я хочу разубедить тебя в этом. Взглянем на всё это с научной точки зрения. Включим логику. Поверь, это не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Я честно и упорно оборонял Охранную Башню Сарта до того самого момента, как она пала. И тогда я уже не мог ничего сделать. Она была потеряна, все мои усилия всё равно не дали бы никаких результатов, потому я и не стал изводить себя до полусмерти, чтобы потом трагически долго, в мучениях и с речью умирать в руках товарищей. Вот если бы всё не было так безнадёжно, то я, конечно, пытался бы помочь, кинул на это все силы, если бы знал, что это поможет, что это откинет духов и даст время солдатам оклематься, но, как я уже сказал, такой радостной перспективы не представлялось. Однако вернёмся к полному разгрому защитников Башни. Этот момент ознаменовал не только маячивший вдалеке на фоне луны силуэт увиденного мною впоследствии дракона, но и то, что крики умирающих доносились снизу всё реже, а, значит, людей оставалось всё меньше. Простой логический вывод, не больше. А что до тех просто идиотских рыцарских суждений, мол "я должен был умереть вместе с ними, это мой долг" и тому подобного бреда, то я считаю его просто-напросто абсолютно бессмысленным. Нет, не так. Эта самая бессмысленная бессмыслица из тех, что мне когда-либо доводилось слышать. Ведь это, по сути, смерть ради смерти и ничего более. Почему так? Да всё невероятно просто! Во-первых, следуя такому принципу, человечество бы вымерло уже много-много сотен лет назад, а, значит, природа этого в нас не закладывала, из чего следует, что это просто очередной сумбурный бред, пришедший в голову какому-то сумасшедшему, которому, видимо, в жизни просто не хватало острых ощущений или крови. Вряд ли стоит прислушиваться к мнению и теориям таких людей, правда? Во-вторых, оставаться там и умирать лично для меня бы значило потерю всех тех трудов, всего того времени, что я потратил на свои исследования. А это уже просто немыслимо! Столько похоронить под обломками лишь только потому, что только что рядом с тобой умерли другие люди? Думаю, им бы это не понравилось, — демонолог покачал головой, но потом как-то странно улыбнулся, — если, конечно, мертвецы умеют чувствовать. И из этого следует третий, завершающий довод сего поучительного монолога: такая смерть поставит крест не только на твоём прошлом, но так же и на будущем, причём тут уже не только твоём. Ведь ты уже не сможешь приносить никакой пользы ни себе, ни окружающим (смотря, что предпочитаешь), а это тоже не очень хорошо, учитывая то, что это не имеет, как я уже сказал, никакого смысла. Именно поэтому я и не переживаю на счёт того, что я сбежал. К тому же за ту жизнь, которую я мог там похоронить, думаю, мне ещё удастся окупить этот "должок", если так будет кому-то угодно, хоть мне в это и не верится.

Адриан ничего ему не ответил. Он встал и повернулся к демонологу спиной, после чего пошёл куда-то в сторону леска, расположенного на таком же островке, где разбили свой лагерь и они сами. Благо, туда вела надёжная тропка. Такое поведение магу не понравилось. Он вскочил на ноги, сжал кулаки.

— Неужели тебе настолько не понравились мои слова, что ты вот так просто возьмёшь и уйдёшь, ничего не сказав, а, человек со шрамами? Ну же, давай, ответь мне! Ответь снова в такой же "придворной", кукольной и ненастоящей манере, как ты это делал. Ответь, цитируя каких-нибудь пустоголовых философов, популярных среди аристократов! Ответь мне высокомерно, но при этом вежливо, заключив свои настоящие чувства в клетку! Ты же ведь так, скорее всего, привык разговаривать с теми, кого ты считаешь глупцами, да?! Ну же, ответь!

Принц сделал ещё несколько шагов, но потом остановился, слегка повернул голову и кинул демонологу через плечо:

— Спасибо тебе, я действительно многое понял. Слишком многое. А потому мне надо немного побыть одному, только со своими мыслями в голове. Заодно соберу ещё немного веток, а то наш костерок уже почти догорел. Ещё раз спасибо. За всё. В особенности за то, что не дал последовать советам "сумасшедшего".

Адриан ускорил шаг, так и оставив мага стоять с приоткрытым ртом и занесённой для какого-то жеста рукой. Потом он бухнулся обратно на притащенный специально для этой цели пень и начал что-то ворчать про себя, снова взявшись за любимую палочку. Фельт не спал. Светало. Костёр уже не был нужен, и бард понимал, что Адриан знает об этом.

Вот и наступил кульминационный финал нашего путешествия. Мы встретились с теми, с кем должны были встретиться ровно в том самом месте, которое нам указал Нартаниэль. И вряд ли это было простой случайностью. Лично я ожидал здесь увидеть что-то хоть сколько-нибудь грандиозное, но, как это бывает почти всегда при слишком высоких запросах, меня ждало ужасное разочарование в виде небольшого заросшего мхом островка посреди болот с серым потрескавшимся и покосившимся камнем надгробия на нём. Не было похоже на то, что бы могиле этой было действительно уже много лет. Скорее, даже напротив она была довольно новой, потому что цветы, лежавшие на ней, ещё не успели окончательно завять и превратиться в труху. Просто здешний климат влиял благоприятно разве что на жаб, змей, черепах и прочих земноводных гадов, которых здесь было в изобилии. И это если забыть о вечно снующей туда-сюда мошкаре и комарах, из-за которых у меня чесались уже все открытые участки тела, коих хоть и было не так уж и много, но причиняли они мне жуткое беспокойство и неудобство, поскольку приходилось сдерживать себя, чтобы не казаться глупым, постоянно почёсывая себя или тем более не кривить идиотские рожи, выдерживая такую же строгую и неприступную мину, какая была на моих спутниках, ибо эльфа, казалось, местная флора, фауна и микроклимат вообще нисколько не волновали, он являл собой воплощение полной гармонии с окружающей природой. Рилиан просто-напросто проявлял чудеса рыцарской стойкости и мужества, не подавая виду, что его уже жутко утомил этот однообразный, погружающий в депрессию пейзаж и звуки, которые его наполняли, преследовавшие нас вот уже который день. Вот и мне приходилось, чтобы не выделяться из этой компании, корчить такую же гордую генералиссимускую физиономию. Наверное, со стороны мы выглядели весьма комично, потому что наш общий внешний вид ну никак не соответствовал выражению лиц, ибо энное количество дней в пути отложат свой определённый отпечаток на кого угодно. Не стал исключением даже всегда тщательно следивший за собой эльф, который после первых же двух дней на болотах махнул на свою внешность рукой, поскольку, видимо, справедливо рассудил, что сейчас его никто кроме нас видеть не может, а мы, собственно, уже оба стали для него достаточно близки (ну один из нас точно), что бы он мог не обращать на нас внимание в таких мелочах, как внешний вид. В итоге из братии, походившей на группу, состоящую из одного как минимум просто интеллигентного господина (а то и вовсе какого-нибудь государственного деятеля, занимавшего не последнее место в стране) и двух его подопечных слуг, мы превратились в настоящую разбойничью шайку, где каждый был человеком без рода и имени. Я думал, что хуже нас после этого путешествия выглядеть не может никто, потому что для этого действительно надо было очень постараться, ибо случаев, когда нам приходилось вместе с конями вылазить мокрыми из топи, просто нельзя было счесть. Эти болота действительно были гиблым местом, другого эпитета для характеристики мне сейчас просто-напросто не приходит в голову. Я так думал, но, как оказалось, ошибался не просто сильно, а поистине глобально, поскольку представшая перед нами троица уже была похожа не просто на бандитов, а, скорее, на каких-нибудь беглых каторжников или вовсе, проведших в болотах Даргоста уже не один год, а потому полностью отвыкших от горячей ванны, тёплой постели и нормальной еды.

И при нашем столкновении на это раз осталось спокойным лишь лицо эльфа. Видимо, они тоже никак не ожидали нас здесь увидеть. Интересно, их тоже вывел сюда маг или ими руководило предназначение, Судьба и Фортуна? Весьма интересный вопрос для будущих рассуждений, но лучше сейчас больше внимания уделить этим типам, хотя Рилиан уже не выглядел таким удивлённым, а значит, ожидал здесь кого-то встретить. Вот только всё же вряд ли он думал, что они будут выглядеть так плохо и пахнуть так отталкивающе. Худые, измождённые, даже, кажется, немного позеленевшие — со всеми этими приметами они представляли собой действительно угнетающее и жалкое зрелище. Мне, с моим добрым, нежным, тонко чувствующим сердцем, хотелось просто подойти и накормить их. Желание это усиливалось ещё и тем, что, судя по всему, у них не было никаких собственных припасов. Да уж, не одни мы попали во время этого утомительного путешествия в объятья завлекающих стоявшим в воздухе запахом гнили топей.

Тот, кого я с самого начала принял за мага, был одет в длинную, повидавшую виды красную робу с невероятно грязными полами. Он был среднего роста, с живым, даже несколько любопытным взглядом умных и по-старчески упрекающих глаз. На руках носил перчатки, затёртые настолько, что как минимум три пальца уже пробили ткань и вырвались на свободу из тесной кельи, в которой они провели самые тяжёлые для себя дни заточения. Но за колдуна я его считал не из-за его немного необычной даже по меркам нашей разношёрстной компании одежде. Именно он вёл неожиданно свалившуюся на нас группку людей, а, как мне уже стало понятно, место это действительно было не простым и волшебники сразу же отмечали его. То же, что это именно те, кого здесь думал встретить Рилиан не вызывало сомнений, ибо именно сюда, как я уже сказал выше, нас и вёл Нартаниэль. Второй из этой компании был ещё очень молодой юноша, который даже не достиг ещё возраста сопровождающего меня и эльфа паладина. Его пёстрый, но несколько не сочетающийся своими элементами наряд сразу выдавал в нём деятеля искусства, при том ещё начинающего, а потому не научившегося зарабатывать с помощью этого солидные деньги. У него была типичная для красивых жителей Сарта внешность, что немного приоткрывало над ним и его товарищами завесу тайны — скорее всего, они ехали именно из этого "невезучего королевства", даже можно было определить направление — двигались они с юга на север, то есть прямо навстречу нам, что тем более исключало вероятность того, что наша встреча — это лишь забавное стечение обстоятельств и ничего кроме этого. Самый высокий из них — человек стройный, некогда, видимо, бывший не менее презентабельным, чем наш эльф, со спутанными теперь чёрными, как смоль, волосами и голубыми выразительными глазами, которые сразу же показались мне до боли знакомыми и вызвали в голове видение портрета, часто попадавшегося мне на глаза во время визитов в королевский дворец к Великому Архимагу Клохариусу — моему близкому, но теперь, к сожалению, уже покойному другу. Ещё больше его сходство с тем молодым человеком, что был изображён на картине, придавал меч, который я бы сразу же узнал из тысячи любых других клинков, потому что судьба меня неразрывно связала с единственным его законным владельцем. Да и на свободе я оказался лишь благодаря тому, что Главе Гильдии Сейрам зачем-то этот меч понадобился, а потому он решил отправить за ним именно меня. Конечно же, я должен был знать, как выглядит та вещь, которую я ищу, до самых мельчайших подробностей, а то было бы немного глупо притащить ему вместо этого какой-нибудь "шедевр" местного железных дел мастера. Вряд ли бы он обрадовался такому ходу событий, а его недовольство сразу бы выплеснулось на того, кто был ближе всех и кто, по сути, являлся его причиной, то есть да, именно на меня, а я не был большим любителем криков, брани и жестов в адрес своей персоны. Но всё же я уже не признал молодого аккуратного и по-аристократически изящного принца-бастарда в этом измождённом жёстком взрослом человеке, чьё лицо было полностью покрыто рисунком переплетающихся жутких шрамов, обезобразивших его до такой степени, что даже если это и был на самом деле тот Адриан, которого Клохариус поручил мне защищать перед своей смертью, то узнать его не представлялось вообще никакой возможности. Только глаза и меч — всё, что у него осталось от того принца, который был младшим из сыновей в королевской семье Ланда. Того человека, которого обвинили в убийстве всей четы, кроме своей сестры, пропавшей вскоре после этого инцидента. Преступника, которого судили и приговорили к казни. Хорошего человека, которого пытался избавить от несправедливой кары мой друг Нартаниэль. Идеал, в чью порочность никак не хотел поверить юный паладин по имени Рилиан. Всё это он оставил там, на костре, где сгорел, а пепел его прошлого развеял ветер начавшейся после сожжения грозы. Но почему-то при первом же взгляде на этого человека я понял, что прошедшие дни никогда не оставят его, что каждый шрам на его теле имеет зеркальное отражение в душе. И следы засохшей крови у него на одежде, и то, что он придерживался за бок, лишь подтверждало мою догадку — недавно в его богатейшей "галерее картин" появился ещё один шедевр. Но посетители могли видеть лишь тот, что выставлен напоказ, что доступен для всеобщего обозрения и любования работой, бесспорно, талантливого художника, который своей кистью смог подчеркнуть всё самое главное и важное открыто, но вместе с тем и заложить в этот холст свою особую глубинную жизнь. Но зеваки никогда не заглядывали в подвалы этого музея, никто не заходил туда, потому что не желал дышать пылью, кашлять и разглядывать в темноте те жуткие картины, что там находились. Это место отталкивало их ещё и по другой причине: не всякого хозяин пускал туда, нужно было для начала пройти очень и очень суровую проверку, выдержать которую мог далеко не каждый. Да и для "избранного" всё равно не открывались все подземные секреты этого музея и его лабиринтов, казавшихся полной копией залов наверху, но тут кроме запахов краски и уже упомянутой тяжёлой вековой пыли были и другие ароматы, отпугивающие не хуже проверки и слишком долгого пути сюда, не хуже, чем странный и холодный звёздный свет, изредка появляющийся в коридорах, но так же внезапно и исчезающий. И главными из них был запах крови и окроплённого ею металла. О да, от этого человека буквально несло кровью, причём не только собственной.

Рилиан сделал несколько шагов вперёд. Ни один из тех, кто стоял напротив нас, даже не попытался пошевелиться, сразу было понятно, что ни чего-то ждали, и если этот парень с каштановыми волосами не оправдает их ожиданий, то вот тогда они уже начнут действовать, и я очень сомневался в том, что характер эти действия будут носить дружелюбный по отношению к нам. Как раз у нас были примерно равные силы: и в нашей компании, и в их были те, кто неплохо владел холодным оружием (в том, что странный тип со шрамами носит меч не для красоты, я даже на секунду не позволил себе усомниться), а значит, они бы сразу же связали друг друга боем, не вовлекая при этом никого другого, поскольку этот поединок продлился бы в любом случае довольно долго, пусть даже незнакомец и был мастером клинка. Я ведь уже говорил о том, что Рилиан тоже был не из обычных рыцарей-простачков, не так ли? Маги бы тут же стали мешать друг другу сотворить заклинания. Со стороны такие поединки всегда выглядят довольно забавно. Должно быть, вы представили молнии, бьющие с небес в оппонента? Огненные шары? Мощные ураганы? Потоки сорвавшейся с поводка энергии? Ничего подобного. Так думают и воображают себе подобные "дуэли" лишь те, кто никогда в жизни не видел, как на самом деле сражаются маги друг с другом, потому что обычных людей они уничтожают как раз-таки именно вышеперечисленными способами и не только ими. С другими колдунами же дело обстоит куда хуже, поскольку они, в отличие от "простых смертных", могут блокировать заклинания своего оппонента, причём делают они это в самый последний момент, чтобы уже скопившаяся энергия вырвалась в как можно большем количестве, что нанесёт противнику максимум возможных повреждений, которые почти никак не проявляются внешне. Никаких ран, ожогов и так далее. Вот только один из магов может неожиданно зайтись кровавым кашлем или у него закатятся глаза с полопавшимися в них до этого сосудами. Эта борьба, как по мне является верхом любой борьбы, потому что происходит без единого атакующего (по крайней мере, сработавшего атакующего) действия со стороны кого бы то ни было из противников. Лишь защита и постоянные предосторожности, лишь попытки предотвратить выпады противника, который в свою очередь постоянно обманывает, делает вид, что пытается что-то сделать, сбивает его с толку. Выглядит это для стороннего несведущего наблюдателя как простое размахивание руками полоумных с беспрестанным нашёптыванием формул и бормотанием себе под нос, а в действительности же такой поединок требует невероятных затрат сил и недюжинного интеллекта, который способен просчитать на несколько шагов вперёд последствия своего действия, разоблачить обманку противника, прогнозировать, постоянно думать и не упускать ни одной, даже самой маленькой и кажущейся незначительной детали. Долго в таком поединке выстоять было действительно показателем не только высшего магического мастерства, но и ловкого, неординарного ума. Это были почти шахматы, вот только без цейтнотов и с той небольшой оговоркой, что платой за неправильный ход вполне могло стать кровоизлияние в мозг. Ну и, наконец, были те, к кому я с радостью относил себя и юношу, сопровождавшего мага в красном и человека с Диарнисом в ножнах. Люди, не имевшие никакого военного опыта, да и не желавшие его иметь просто-напросто. Мы были теми, кто ненавидел кровопролитие, и любое проявление насилия противило нашей натуре. К тому же ведь недаром я сразу же признал в нём музыканта. Говорят, что многие творческие люди являются законченными пацифистами. Я, конечно, таковым не являлся, но своё отношение к кровопролитию и бессмысленным конфликтам уже высказывал неоднократно. Ну, по крайней мере, мне кажется, что я это делал. Я ведь прав, да? Или нет? А, Бартас вас задери, неважно!

— Мы прибыли сюда по указанию Дорниса, который ведёт под своим руководством армию освобождения к столице славного королевства Ланд, — эту, как я понял, кодовую фразу явно придумал не самый гениальный шифровальщик из ныне живущих, потому что если это снова были шпионы, подосланные к нам Главой, то им больше не нужно было никаких доказательств, чтобы истыкать нас арбалетными болтами, но, судя по тому, что человек со шрамами шагнул навстречу нашему молодому паладину, никто из них не собирался делать ничего подобного.

Интересно, у меня сейчас был такой уже удивлённый и непонимающий вид, как у мага в красной грязной робе? Мне ведь так и не удалось закончить тот начавшийся перед приездом эльфа разговор. Я до сих пор не знал, зачем мы собственно сюда явились, какие цели преследовали. Но теперь я, кажется, начал что-то понимать, а если ещё и принять во внимание те тайные беседы Нартаниэля с паладином и то, как они постоянно косились на мой обруч. Хм, очень интересно всё, однако, получается. Мы что-то ищем и это что-то неведомым мне пока образом связано с тем хаосом, что творится сейчас на землях Ланда, а если быть точным, то конкретно пока с самым явным противостоянием тех, кто хочет, чтобы королевство оставалось независимым и самостоятельным и новыми владыками, желающими объединения с более сильной страной (эта их позиция дошла до эльфа по "телепатофону" буквально несколько дней назад). И это ещё не принимая во внимание тех, кто называл себя "патриотами" и сражался за независимость территорий, которые некогда были самостоятельными. Ланд сейчас буквально раздирали на части эти мелкие хищники, почти не оставляя ему шансов на выживание. А ведь ещё даже не подключились сильные мира сего, а собирались. Собирался Великий Князь, который уже давно заявлял о том, что Ланд является исконными землями его страны, что пора бы уже "блудному сыну вернуться к своему отцу", а если он не собирается этого делать, то тогда "папаше" придётся взяться за ремень и хорошенько наказать непослушное чадо и показать ему настоящее место. Взяться за это дело хотел и Мортремор с Хариотом, желавшие оторвать себе кусок, чтобы нажиться на богатых землях королевства Ланд. Страна исходила кровью, а мы собирались ещё больше подогнать тот момент, когда она окончательно ею захлебнётся? Мне это, мягко говоря, не слишком нравилось. Нет, конечно же, я не говорю, что нужно сидеть, сложа руки, но принимать в этом конфликте какую-либо из сторон, по мне, было крайне неразумно, поскольку ни одну из позиций я не принимал как верную, а потому считал нужным направить все силы здравомыслящих людей на улаживание конфликта. Странно, что и благоразумный эльф, чаще всего разделяющий мои взгляды, решил присоединиться к этой авантюре. Очень и очень жаль, что люди всегда чувствуют себя обязанным поддержать хоть кого-нибудь, подбрасывая ещё больше дров в костёр, а не бегут все вместе с бочками слов, чтобы потушить его. Да, я бартасов утопист, но ничего не могу с этим поделать! Я всё ещё верю в людей!

— Мы пришли сюда по велению короля Сарта, чтобы помочь вам отыскать некое место, где находится корона, принадлежавшая роду королей Ланда.

Что? Корона? Какая ещё корона? Какое ещё место? О чём они вообще тут говорят? Что здесь вообще происходит? Как связано это с походом "храмовников"? Бартас вас всех дери, как много у меня было в тот момент вопросов, ответить на которые я смог бы сам при помощи своих собственных мозгов! Но я не задал ни одного из них. Почему? Хороший вопрос, но, думаю, что во мне сработало какое-никакое чувство такта, которое, как оказалось, я ещё не растерял окончательно во время отсидки и нескончаемых путешествий, начавшихся после моего освобождения из казематов. К тому же я не слишком люблю опережать события, а предчувствие говорило мне, что они сами сейчас в беседе ответят на некоторые из немых, невысказанных вопросов, читающихся пока только лишь во взгляде. Но вот ещё что-то странное зашевелилось внутри, будто бы холодок чего-то недоброго. Вот странно, с чего бы? Мы ведь на месте, добрались вроде все в таком же составе, как и планировали, даже, если верить обрывкам услышанных мною реплик Рилиана, их было ровно на одного человека больше, и что-то мне подсказывало, будто бы этим "лишним" был как раз-таки маг в красной одежде. Вот только это склизкое противное ощущение могло быть оправдано лишь в одном случае — если на самом деле это было лишь обманкой. И тогда наше положение было не из самых завидных. Как же я ненавижу себя за то, что так безропотно доверяю своим предчувствиям и начинаю только из-за них чуть ли не впадать в истеричную панику! Надеюсь, что никто не заметит моих лихорадочно бегающих глаз, что никто не подумает, будто я о чём-то переживаю. А для этого неплохо было бы перестать пытаться оторвать рукав своей одежды и хрустеть костяшками пальцев. Вот только иногда это сделать сложнее, чем кажется на первый взгляд. К счастью, сейчас все были слишком заняты разглядыванием друг друга, и мне стоящего позади Рилиана и Нартаниэля, никто вообще не обращал внимания, а сейчас мне это было только на руку, поскольку давало время успокоиться без лишних любопытствующих взглядов, которые я вообще никогда не любил. Тем более, когда они чему-то мешают, особенно думать или, как сейчас, успокаиваться.

— Думаю, что ваша помощь уже не потребуется. По крайней мере, в поиске. Как видите, мы вышли к одному и тому же месту, а, значит, это именно то, что нам нужно.

— А ведь верно! Отсюда прямо-таки фонит магической энергией. Совсем неудивительно, что это место вы выбрали в качестве встречи, вот только я не совсем понимаю, зачем мы тут? Я, к сожалению, присоединился к ним уже во время их путешествия при не самых благоприятных обстоятельствах, — демонолог небрежно кивнул в сторону ландестера и юноши, — а потому не знаю, куда и зачем они шли.

— Весьма забавно, я ведь тоже, по сути, не знаю нашей цели, господин маг, — я горько усмехнулся, всё-таки держаться вдали от разговора у меня не получилось.

— Вот-вот, раз нас уже двое, то, думаю, вам стоит объяснить нам, что здесь происходит, да сожжёт вас всех Алленуид, — довольно быстро вспыхнул от нетерпения маг в красном.

Мне показалось, что при упоминании имени этого великого демона эльф поморщился, ведь всем известно, что больше всех других тварей остроухие ненавидят именно демонов, этих монстров, которые вырывались и вырываются в наш мир, с одной лишь целью — убивать и ещё раз убивать. Вот уж не знаю, зачем они это делают, и из-за чего они становятся такими кровожадными, но, опять-таки посмею высказать свою личную точку зрения, думаю, что последнее просто заложено у них в природе, а не появляется в ходе какой-то эволюции или созревания. Первое же они, скорее всего, делают лишь ради своего собственного удовольствия, потому что только люди могли придумать такую глупую вещь, как боги и связанная с ними религия, ради которых нужна боль каких-то живых существ, жертвоприношения, кровь и прочая оккультная дребедень. Но, что очень странно, после этого выкрика человек в красном мне стал только больше нравиться за свою жёсткую прямолинейность и нежелание ходить вокруг да около. К тому же мне стоило его поблагодарить за то, что он избавил меня от такой неприятной обязанности, как выпроваживание заданного им вопроса на свет своими устами. А ведь на самом деле, надо бы не забыть сказать ему за это "спасибо".

Нартаниэль переглянулся с Рилианом, тот же в свою очередь не посмел бросить взгляд на человека со шрамами. Что же, вполне оправдано. Во мне тоже это лицо не вызывало ну просто никаких симпатий.

— Эта корона должна послужить символом того, что притязания на престол претенденте, которого выдвинет уже упомянутый сегодня Дорнис не просто бред спятившего, а весьма законное требование, подкреплённое к тому же желанием сверхъестественных сил, ведь, как всем известно из истории и мифологии Ланда, предмет этот непонятным образом и в неизвестном направлении пропал. Его же внезапное появление вместе с фаворитом Дорниса вполне может обеспечить ему место на троне, поскольку люди всё ещё свято верят в то, что это некий божественный артефакт. Это, конечно, в некоторой степени обман, но без этого никак. Так хотя бы удастся избежать кровопролития.

— Не удастся, уже поздно.

Кажется, в этот момент абсолютно все обернулось на хриплый голос, который высказал свою, весьма радикальную надо сказать, точку зрения. Как ни странно, но слова эти были произнесены человеком, который уже был мёртв как минимум пару лет. К счастью, это был не зомби, а призрак, иначе тут же заслезились бы глаза от запаха разложения, захотелось бы зажать себе нос. Рилиан сразу узнал его. Это был Дарс с равнин Даруана. Тот самый легендарный герой народа Хароса, которого они называют освободителем, тот, с кого началось это национальное недовольство в районах Ланда, тот, кто запустил цепочку, сейчас разворачивающуюся всё активнее и захватывающую своей массой всё большие территории и народные массы. Вот только сейчас он уже действительно стал стариком, глубоким, но даже у меня язык не поворачивался назвать его немощным, какими обычно представляют старых магов. Он всё ещё был крепок, ловок. В его полупрозрачных глазах читалась радость, но она тут же пропала, когда его взгляд скользнул по мне, вернее, по моему обручу. И что в нём такого особенного? Что он так всем не нравится? Не понимаю. Он сделал несколько шагов вперёд. Рилиан и эльф расступились перед ним, пропуская к надгробному камню. Все уже догадались, чья это была могила. Призрак лучника медленно, прихрамывая, но всё же странно легко подошёл к серому монолиту, провёл по его шершавой поверхности рукой, будто бы мог наощупь почувствовать мох, росший на нём. На мгновение на его старом, заросшем белой бородой лице проскользнула печальная улыбка, но она так же быстро, как до этого радость во взгляде, сменилась грустью и усталостью. Он ведь, наверное, даже не знал, кто поставил ему этот памятник, кто вырыл для него могилу, кто не оставил его останки гнить под вечно серым небом, нависшим над этими болотами. Наверняка это был простой человек, не знающий о великих делах и долгой жизни Дарса с равнин Даруана, которого называли единственным по-настоящему свободным человеком во всём мире. Но вряд ли лучник из Хароса сильно печалился о том, что на месте его смерти никто не возводил шикарных мавзолеев и склепов. Он привык к незаметной жизни на вторых ролях, но при этом и пресыщенной множеством приключений и активных действий. Привык быть никому не известным одиночкой. Ведь большинство из тех, кто пошёл за ним тогда в лесах провинции Ланда, так и не удосужились узнать его имени. Он слишком быстро исчез, как исчезал всегда. Пожалуй, такая могила была единственным достойным пристанищем для этого человека, слишком много повидавшего в своей жизни. Тут, вдали от людей, вдали от мирской суеты. Он заслужил это, действительно заслужил, как никто другой. Этот спокойный безмятежный отдых посреди спокойных и смертельных, как он сам, болот. Он просто слишком устал при жизни, он просто слишком долго жил.

Рилиан явно что-то хотел сказать, но из-за удивления и шока, которое он испытывал при виде призрака лучника из Хароса, у него это получалось, ну как-то не очень, мягко говоря. Он походил на рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух, который для неё был хуже, чем для нас дым от сотен пожаров. Остальные же просто никогда раньше не видели этого человека, поэтому не спешили что-то говорить. Даже маг в красном замер с отвисшей челюстью. Даже несмотря на то, что он упомянул одного из самых известных в широких кругах демона, вряд ли в его практике имелся опыт общения с призраками известных борцов за свободу и независимость, а посему он не знал, что надо предпринимать в такой ситуации — то ли пытаться изгнать его, то ли, напротив, внимательно слушать его и впитывать в себя каждое слово и каждую толику информации, которая поступала с ними. Судя по тому, что никто не собирался кидаться в него заклинаниями, не выхватывал мечи из ножен и не читал экзорцизмы, все мы единогласно придерживались второго варианта. Думаю, просто все мы весьма здраво рассудили, что это будет самый верный способ, который ознаменуется для нас самыми маленькими потерями, чем хотя бы в первом пути. Например, он действительно мог нам рассказать что-то интересное и познавательное. Особенно в это хотелось верить после того радикального заявления, которым он нас встретил. А если потом этот бартасов дух взбесится, то у нас всегда будет время его прикончить. Как-никак магов у нас было целых два. А между тем паладин так и не оправился от удивления, а потому всю инициативу пришлось возложить на свои идеально ровные плечи эльфу:

— Почему вы считаете, что уже поздно? Время было рассчитано, а опоздали мы всего на два дня, за этот маленький промежуток не могло случиться ничего важного по определению.

Приведение саркастично усмехнулось. Видимо, освободившись от телесной оболочки, он почувствовал себя действительно свободным и уже не считал больше нужным сдерживать свою мимику. Что же, его право, но если это была провокация, то она не удалась, Нартаниэль даже бровью не повёл, его лицо оставалось ровно таким же непроницаемым, как и до того.

— В этом все эльфы — вы всё меряете только по-своему. Особенно любите проворачивать это, когда речь заходит о времени. У вас ведь оно неограниченно, вам некуда спешить, а потому вы и не понимаете той суеты и скорости, с которой живут люди, буквально не расставаясь с ними ни на секунду. Не понимаете, потому что не считаете это нужным, больше времени уделяя "более важным вопросам".

— Кажется, мы здесь не для того, что бы обсуждать философию эльфов, — сухо прервал призрака человек со шрамами.

С этим я был полностью согласен, но немного по другой причине. Я исходил из своих знаний об этом эльфе. Он мог распинаться на вышеуказанную тему часами, а то и днями, поскольку, как верно заметил мертвый лучник из Хароса, дни совершенно не считал, зато спор и поиски истины в нём считал делом святым, а посему не хотел его прерывать из-за какой-то глупой нехватки времени. Что вообще за бред? У эльфа и вдруг нет времени? Ха-ха, очень смешно! Они ведь живут вечно, неужто забыли?

— Я как раз хотел перейти к более насущным делам, — бросил короткий взгляд Дарс на прервавшего его, мне показалось, что в нём промелькнула какая-то злоба, но я быстро одёрнул себя и убедил в том, что это лишь игра света и тени.

— Тогда, думаю, что лучше всего будет без отступлений говорить только о сути. Вы ведь сами весьма однозначно дали нам понять, что сейчас время не на нашей стороне. Хотелось бы узнать, из чего исходит это предположение? — магу в красном, наконец, удалось "подобрать" чуть было не отвалившуюся челюсть, не только пристроив её на место, но и заставив выполнять те функции, для которых она, собственно, и была предназначена, то есть для разговора и жевания. Пока что, правда, удалось нам лицезреть лишь первое.

— Не даёте старику развлечь себя разговором, — на этот раз усмешка Дарса была однозначно добрая, без каких-либо выдумок и вариаций, — ну да ладно, что с вами делать, молодые всегда спешат. К тому же сейчас это вполне оправдано. Вам нужно спешить, спешить вернуться, чтобы вмешаться и остановить то, что сейчас твориться в мире, пока жертв ещё не слишком много.

— Вернуться? Это мы и собирались сделать, когда найдём корону, разве не так? — самый молодой из нас удивлённо начал переводить взгляд с одного на другого.

Судя по их лицам, они уже тоже догадались о том, что здесь ничего нет, что это просто глупая пустышка, обманка, которую нам подкинул Глава, чтобы вывести из игры короля Сарта, полностью занятого поиском предмета, который стал бы идеальным спасением Ланда от того кровавого спектакля, который готов был там развернуться. А тем временем он проворачивает свою хитрую аферу, собираясь отдать избитое королевство тому, кто больше заплатит. Но пока идут торги, он ни в коем случае не может допустить того, что бы бойня и беспорядки завершились. Ему обязательно нужно было поддерживать их, подливать масло в огонь, чтобы новые хозяева всё ещё видели для себя богатые земли с народом, которым не руководит никакая явная власть, а не очередного сильного противника на политической и экономической арене. Люди должны быть разорены, истощены, подавлены, неспособны оказать достойного сопротивления тем, кто придёт на их территорию. Они должны были просто смириться, смириться и тут же начать работать на нового хозяина. А для этого нужно было, чтобы обе самые активные и явные стороны конфликта продолжали ненавидеть и противостоять друг другу. Новые короли, конечно, были лишь куклами в руках Главы, не более, но это и так было известно почти всем, кто здесь находится, за исключением разве что мага в красном и жителя Сарта. Они лишь делают вид, что находятся на стороне тех, кто хочет стабильности. Хотя, на самом деле я уже перестал понимать, чего они хотят. У них уже пропали всякие идеи, которые они ещё несли с собой в самом начале. Удивительно как быстро они растеряли их. Но, думаю, королям это лишь на руку, потому что их главная задача на самом деле лишь ещё больше дестабилизировать ситуацию в стране, они лишь видимость власти, не более. К тому же таким образом он уводил с поля ещё и меня, поскольку я довольно много знал, и нового владельца Диарниса, который представлял для его задумки потенциальную опасность, и эльфийского посла, способного также сыграть не последнюю роль в крахе его планов. Такой старый трюк, требующий всего лишь двух ложных информаторов и всё, некоторые опасности убраны, их можно больше не принимать во внимание, и пока они заняты поисками несуществующего на самом деле легендарного артефакта, он налаживает новые ниточки и дёргает за старые. Что же, он как всегда оказался впереди всех на несколько шагов.

Старик обвёл нас всех небесно-голубыми глазами, он хмурился, но всё же его не могло не радовать то понимание, отразившееся на лицах каждого из нас, даже молодого музыканта.

— Вижу, вы осознали. Вас всех одурачили. И не только вас. Все те, кто идёт сейчас за Дорнисом и его приближёнными, обмануты точно так же, потому что их лидер сейчас надеется на то, что к нему в руки приплывёт корона, а его шпионы смогут отыскать якобы погибшего принца-бастарда. Вот он будет удивлён, когда короны он не получит, зато Адриан явится к нему собственной персоной.

— Что? Он всё-таки жив? — с наигранным, невероятно фальшивым удивлением воскликнул я и для пущего эффекта заморгал и приложил ладонь к сердцу.

Это не вызвало одобрения, только юноша легко усмехнулся. Он ещё был молод, а потому не научен сдерживать свои чувства. Рилиан же просто не одобрял моих действий, потому и не улыбнулся.

— Думаю, мне не стоит обращать внимания на это кривляние, потому что большая часть присутствующих либо точно знает, кто здесь тот самый Адриан, либо просто догадывается. Скажу сразу, что догадываются они верно, — я заметил как Рилиан бросил короткий, почти незаметный взгляд на человека со шрамами и полные удивления глаза мага в красном, да, для него это явно было сюрпризом, — но собрала вас здесь не только злая воля недруга. Как бы глупо и похоже на старые сказки это ни звучало, но это действительно так. Пусть это будет случай, провидение, судьба, Фортуна, предназначение, череда взаимосвязанных и вытекающих друг из друга событий — что угодно, но…

— Стоп, тпру, баста! — я покачал головой. — Что-то я не понимаю. Вы сами говорили о том, что не будет больше никаких отступлений и вдруг начинаете разглагольствовать о каких-то высших материях. Думаю, все со мной согласятся: для начала неплохо было бы узнать, что там творится и на что опираются ваши догадки и мысли. Потому больше, как на события, происходящие, так сказать, "на большой земле", вам опираться не на что. Это более реальное и актуальное для нас сейчас.

— Прагматизм, реализм, смешанный с насмешкой и прямолинейностью, острым умом, который не принимает чужие законы за истину и стремится всё проверить? Что же, это хороший набор качеств во все времена, потому что такие люди чаще всего идут вперед, но медленно, потому что им мешает большая часть общества, не принимая его немного вызывающее, саркастичное поведение и тыканье людей лицом в их собственные ошибки. Из уважения к такой очень редко встречающейся "сокровищнице" я пропущу мимо ушей тон. Да и вообще стоит ли мне, призраку, обижаться на живых? Вряд ли. В эти времена мне, наоборот, хочется вас жалеть, а не настраивать себя против. Там, как вы выразились, на большой земле, сейчас творятся жуткие вещи. Произошла первая крупная стычка между теми, кто выступает за новую власть и теми, кто жаждет свергнуть её ещё раз. Многие погибли, потому что против "храмовников" выступила не только регулярная армия, но и обезумевшие крестьяне. Люди Дорниса сражались храбро, но им это не очень помогло. Пришлось отступить и разбить лагерь. Так случилось, что он расположился ровно посередине Ланда. Теперь это настоящая линия фронта, потому что на востоке никто не хочет вступать в состав других стран, а на западе на это уже начинают подбивать, но, тем не менее, по обе стороны ещё есть те, кто жаждет независимости именно для своего кусочка земли и для проживающего на нём народа. Королевство Ланд уже начинает заходиться пламенем, которое потом оставит после себя лишь пепелища, чёрную выжженную землю, которая не сможет уже породить больше ничего. Чернильное пятно на мировой карте. А до этого ведь дошли они сами. Глава Гильдии Сейрам лишь подтолкнул, нужен был лишь повод, маленькая искорка, из которой разрастётся смертельный пожар. Сами из-за целого ряда королей, которые за несколько лет закопали титанические труды своих предшественников по объединению и обогащению. Ведь у Ланда огромные ресурсы, огромный потенциал, его всегда недооценивали, но они уничтожили всё это, и твой отец, Адриан, не смог это восстановить. Он был хорошим, справедливым, рассудительным и умным королём, в отличие от предыдущих, но у него просто не хватило времени и сил, потому что на восстановление Ланда потребовалось бы намного больше времени, чем то, за которое он пришёл в упадок. Только в сказке возможно, что один славный владыка на раз-два исправил ошибки королей, что были до него. Их было слишком много, все они вылились в это. Нельзя было избежать чего-то подобного. Все эти события должны были начаться, для меня честь, что именно я стал тем, кто запустил механизм, а от вас зависит лишь то, как долго он будет ещё работать, — призрак тяжело выдохнул и обвёл нас суровым взглядом, как обычно это делают преподаватели, когда объясняют подопечным, насколько важный им предстоит экзамен.

Эльф под этим взглядом остался совершенно невозмутимым, долго смотрел в глаза Дарса. Рилиан отвернулся, даже вздрогнул, видимо, он до глубины души проникся словами этого призрака и поверил в то, что на него сейчас действительно свалилась судьба всего Ланда. Адриан тоже взгляда не отвёл, вот только в отличие от Нартаниэля, в льдисто-голубых глазах не было решимости, в них будто бы застыл немой вопрос. Маг в красном вообще ушёл в свои мысли и теперь нервно поглаживал подбородок, на котором уже слегка обрисовалась бородка клинышком, которую он, видимо, собирался отращивать. Его явно речь впечатлила, но размышления его точно отличались своим характером от паладиновских. Молодой бард сглотнул и быстро уставился в землю, изо всех сил стараясь избежать встречи взглядом с приведением лучника из Хароса. В моих глазах Дарс наверняка прочёл вызов, недоверие и присущую мне, как он уже весьма резонно заметил, насмешку. Призрак продолжал смотреть на нас. Явно ждал ещё какой-то реакции, кроме этого немого принятия его слов. Хотел, чтобы мы высказали и своё мнение, дали ему хотя бы знать, что собираемся делать после столь, мягко говоря, безрадостных вестей из страны, которая для половины здесь присутствующих, была родиной. Что же, мне не хотелось заставлять мёртвого старика ждать:

— Что ещё за чушь? — я недовольно скрестил руки на груди и приподнял одну бровь. — Как мы можем повлиять на ход событий? Тем более в корне изменить его, остановить этот, как вы выразились, "механизм". Причём таким образом, что бы избежать при этом большой крови? Я ведь правильно понял? Вы возлагаете на нас именно такие надежды, так?

— Да, именно так, — этот спокойный тон и взгляд человека, который знает намного больше, чем ты, почти выводил меня из себя, но я старался не подавать виду. Странно, но вышло у меня это довольно хорошо, хоть в последнее время я и перестал считать себя мастером лицемерия, как это было раньше. Видимо, за время заточения я растерял кое-какие свои навыки, до того не раз вытаскивавшие меня из не слишком приятных ситуаций.

— Тогда, кажется, в этом состоянии вы чуточку спятили, мой дорогой. Не может шесть почти никому не известных людей взять и изменить ход истории. Это просто невозможно, что уже не раз было доказано тысячами потенциальных героев. Жаждущих прославиться, а попутно и переделать окружающих, чтобы заставить их в будущем плясать под свою дудку. Хотя нет, пожалуй, исправлюсь. Один человек может всё-таки сделать так, чтобы исторический процесс пошёл так, как нужно ему, пусть это изменит его направление, которого он придерживался до того, в корне. Но для этого нужны, деньги, власть и, в первую очередь, высокое положение, с которым они приходят. А сейчас, когда вся система взаимоотношений рушится, уже будет его сложно получить, а, значит, мы не сможем ни на что повлиять, поскольку до этого бардака нам не удалось взобраться вверх по иерархической лестнице, то и сейчас мы тем более сделать этого не сможем, а, значит, нас просто-напросто никто не будет слушать. Конечно, здесь есть сын барона, но таких баронов невероятное множество и некоторые из них либо по-прежнему мечутся между молотом и наковальней, либо уже приняли какую-то из сторон, влились в этот поток и стали ничего не значащими шестерёнками в том механизме. И не надо мне, пожалуйста, говорить о том, что если сломать маленькую часть, то весь механизм престанет работать. Все мы с вами знаем, что это не так, что гномы уже давным-давно научились обходить эту проблему, так что в наше время подобные заявления будут уже неактуальны. Пусть среди нас и чрезвычайный и полномочный посол эльфов востока в Ланде, но в настоящее время вряд ли их королева захочет вмешиваться, тем более, все знают о прославленном "остроухом нейтралитете". Без обид, Нартаниэль. Да и в любом случае, как нам остановить две волны, несущиеся друг на друга на полной скорости? Правильно, никак! Но если всё-таки предположить, что нам каким-то неведомым мне образом и чудесами удастся их остановить, то мы уж точно не станем препятствием между такими гигантами, как Великое Княжество Шан и Мортремор, который при союзе с карликовым Хариотом, его магами и какими-никакими сохранившимися связями, вполне сможет перекинуть войска через горы и прийти в Ланд. Судя по тому, что вы нам рассказали, они уже маршируют в сторону перевалов, а Сарту ничего не останется, кроме как пропустить их по своим землям. Что бы там ни говорили, а гномам, разрозненным героям и преследующим королевство напастям ну никак не помешать Мортремору продолжать продвигаться вперёд и форсировать Великий Ильред. А почему придётся? Объясню, потому что по загоревшемуся в глазах нашего юного музыканта огню вижу, что он со мной не согласен и всё ещё верит в то, что король Сарта не допустит такой несправедливой расправы над уже умирающим и слабым королевством, истощённым гражданской войной, начало которой ознаменовали первые стычки. Потому что если он объявит войну, то понесёт невосполнимые потери даже при том условии, что ему удастся-таки вышвырнуть обратно за хребет армию Мортремора, Сарт придёт в упадок, а армии Княжества Шан, которые готовились к столкновению с действительно невероятно сильным противником в лице восточного королевства, очень быстро расправятся с теми, кто ещё будет оказывать сопротивление на территориях Ланда, ибо всем известно как истощает всевозможные ресурсы война внутри государства, и они тут же начнут поход уже на Сарт, тоже разорённый и бедствующий. Королевство не сможет сопротивляться и снова войдёт в состав другой страны. Пропадут труды короля, подобного которым я, если честно, и не припоминаю ни в одной истории ни одного из существующих сейчас государств. Он просто вынужден будет пропустить по своим землям армию Мортремора для блага своего королевства и людей, в нём проживающих. Другого выхода у него, к сожалению нет. Так что печальный финал неизбежен или, по крайней мере, его избежание уж точно никак не будет зависеть от нас шестерых людей.

— Браво! Какая логическая цепочка! Как расписаны варианты! — лучник похлопал мне, кажется, даже искренне, без насмешки, по крайней мере, в голосе её не было. — Вот только вы уже не совсем обычные люди хотя бы по тому, что мертвы.

— Что? Как?! — почти одновременно воскликнули маг в красном и юноша, начав при этом яростно колотить себя по бокам и щипать, чтобы, видимо, убедиться в том, что они пока ещё в полной мере живы и не стали похожи на этого призрака, столь странно высказавшегося о, так сказать, их положении в этом мире.

Эльф всё ещё оставался спокойным, хотя по его лицу пробежала тень непонимания, но после он быстро уразумел иносказательный смысл фразы лучника из Хароса. Принц-бастард резко поднял брови, он пока не мог похвастаться таким же стремительным мышлением, как у моего остроухого друга, но до него тоже постепенно начало доходить. Рилиан же по-прежнему сохранял удивлённое выражение лица, которое ну никак не желало покидать его во время этого разговора. Нет, молодой паладин был далеко не глуп, но всё-таки для него было слишком много информации, потому что в отличие от меня, Нартаниэля и Адриана, он не привык плавать в этом грязном море политики и закулисных игр, которые устраивают самые влиятельные и богатые иногда только ради развлечения, а иногда и для того, чтобы изменить что-то их не устраивающее. Причём и перемены, и способы их достижения зачастую являются весьма и весьма радикальными, но даже если это не так, то сильные мира всё равно никогда не имели вредной привычки думать о том, как их решения повлияют на судьбу окружающих. Да и вряд ли когда-нибудь вообще начнут об этом размышлять. Что же до мага и музыканта, то им просто было не до политики и всех её нюансов, они были заняты тем, что играли в "найди отличия", пытаясь отыскать приметы, по которым они бы походили на призрака. К их неподдающейся описанию огромной радости, пока таких признаков не отыскалось. Разве что они все принадлежали к человеческой расе, но, как правило, это не всегда значит, что вы — приведение.

А Дарс продолжал всё так же покровительски, всепрощающе, снисходительно улыбаться. Глядя на это, я фыркнул и даже отвернулся, но вскоре мне снова пришлось повернуться лицом к призраку, потому что он заговорил, снизойдя, наконец, до того, что бы объяснить тем, кто ещё не понял, что конкретно он имел в виду:

— Нет, конечно же, в буквальном смысле вы не мертвы, вы живее всех живых, но вместе с этим весь мир уже похоронил вас. Ну, сами подумайте, неужели вы, господа, думаете, что весть о потере такого важного оборонительного пункта, как Охранные Башни, ещё не дошла до короля Сарта? Он ведь точно рассчитывал время и знает, что в тот момент вы были там. Он тут же сообщил об этой печальной новости Дорнису, теперь все они думают, что вы трое мертвы, — сейчас призрак борца за свободу обращался к тем, с кем мы встретились тут, но вот очередь дошла и до нас, — как и вы, ведь то заклинание не только на время превратило нападавших в деревья, но и переписало им память, а потому они донесли Главе, что их задание выполнено в лучшем виде, а в качестве доказательства они предоставили искусную копию заколки, с которой господин эльф не расстаётся почти никогда. Так что сейчас на этом маленьком островке посреди болот уже можно организовывать настоящее кладбище. Вот только вся разница между вами и мной состоит в том, что я уже сделал всё возможное, отыграл роль, а у вас ещё есть шанс повлиять на события, вы можете ещё изменить мир, не дать ему превратиться в чёрную Бездну, чтобы существа оттуда приняли его за свой родной дом. Вам нельзя упустить этот шанс, но для реализации этой возможности нужно будет постараться, очень сильно постараться, но, глядя на вас, я понимаю, что невозможных вещей для столь талантливых, сильных и неординарных личностей просто нет. Миры всегда склонялись не перед силой, а перед разумом тех, кто смог собрать вокруг себя эту силу. А ума всем вам не занимать, пусть у каждого он и проявляется по-своему.

— Тогда тем более нам никак не удастся изменить ход этих событий. Мёртвые потому и мёртвые, что в мире живых им уже нечего делать, они уже всё сделали, как это и случилось с вами, — впервые подал голос принц-бастард, обведя всех присутствующих каким-то странным, даже можно сказать недобрым взглядом.

— Знаете, а я согласен со своим спутником, — вышел из задумчивого оцепенения маг в красном, при этом утвердительно кивнув себе и своим мыслям головой, — вы тут начали говорить о судьбе и о разных цепях событий, финал которых предрешён некими высшими силами заранее. Так не знак ли эта "общественная смерть" от них? Я, конечно, не верю в это и предпочитаю смотреть на всё с более, хм, рациональной, логичной и научной стороны, но всё же раньше я не верил в существование демонов и живых мертвецов, однако потом лицом к лицу встретился с ними в весьма тесном знакомстве, так что, исходя из вашего душещипательного монолога, вполне возможно, что нам как раз таки лучше не вмешиваться, потому что это может не понравиться хотя бы той самой Фортуне, разве я не прав? Я не могу быть не прав, потому что рассуждаю логически.

— А ведь этот парень в забавном наряде в чём-то действительно прав, призрак, а? Не находишь? Если всё так настойчиво катится в Бездну, то, может, не стоит этому мешать? А то, того и гляди, нас может поразить молния с небес или "случайно" пришибить камнем, который кинет из-за угла такой же случайный прохожий. Конечно, мне самому это дурацкая перспектива бездействия, мягко говоря, не слишком нравится, но я всё ещё сильно, подчёркиваю, очень сильно сомневаюсь в том, что мы можем сделать хоть что-то. Как вы себе это вообще представляете, дорогой мой? Что мы просто встанем между ними, когда уже будет начинаться атака? Боюсь, что, во-первых, нас просто не хватит на весь фронт, а, во-вторых, они просто сомнут нас и даже не заметят. По мне, так это самая глупая затея из тех, что я слышал.

— Вы забываете о том, дорогой друг, — голос Дарса с равнин Даруана уже перестал быть дружелюбным, видимо, ему всё-таки надоел мой насмешливо-саркастический тон, что же, возможно, я действительно самую малость переборщил с этим, но тут этот странный призрак уже сам виноват — нечего возлагать на нас какие-то надежды по спасению мира, всё-таки мы не боги, не титаны и даже не полубоги, так что вряд ли нам удастся образумить этого Дорниса, возглавляющего храмовников, Главу и тем более королей Мотремора, Хариота с Великим Князем Шан в придачу, это было просто невозможно, не под силу компании из пяти " мёртвых" людей и одного не менее мёртвого, если всё же принять во внимание слова лучника из Хароса, эльфа, — что у вас есть кое-что, чего нет у всех остальных — у вас есть связь, возможность влиять на решения тех, кто встал во главе обеих сторон внутреннего конфликта в Ланде: на лидера Гильдии Сейрам, уже начавшего кампанию по культивации в людях желания присоединиться к более сильному союзнику, Дорниса, занявшего прямо противоположную позицию, заключающуюся в том, что ландестерам не нужна никакая власть, кроме собственной, что черноволосые и голубоглазые люди ни за что не допустят кровосмешения, потому что они лучше всех остальных, они лучше умрут свободными, чем подчиняться. По вашим лицам понятно, что обе эти позиции не кажутся вам правильными, разумными, потому что в будущем ни одна из них не обеспечит стабильного мира и экономики, как внутри страны, так и за её пределами. Поверьте, вы уже не единственные, кто думает также. Вы лишь одни из них, потому что лучшие друзья и командиры покинули Дорниса из-за излишней радикальности его методов, из-за того, что он отказался от прежних идеалов мира и теперь сам не замечает, как ведёт людей на уничтожение того, что поклялся защищать ценой своей жизни. Думаю, что вы уже догадались, о ком я говорю, не так ли, господин принц? — Дарс усмехнулся и кинул характерный именно для стариков хитрый взгляд слегка прищуренных глаз, при этом ухмыляясь себе в бороду.

— Да, — после странного, напряжённого и будто бы вибрирующего в воздухе молчания ответил Адриан, и голос его вдруг показался холоднее меча, покоящегося в ножнах, несмотря на толки о том, что пришёл Диарнис из Ледяной Пустыни, но, тем не менее металл был далеко не чистым, потому что в нём ещё была и надежда, он действительно не просто догадался, а точно знал, кто решил отказаться от новых идей радикалиста-Дорниса и пойти своим, четвёртым путём, отличным от пути храмовников, приверженцев новой власти и борцов за "крошечные независимости", — да, знаю. Это Син и Ронтр. Те, кто когда-то вместе со мной, Дорнисом, Архимагом Лорайном, парнем-вором и ребятами из наёмных солдат Жаханской Торговой Компании спасли от подобной разрухи Султанат. Если они отошли от желтоглазого лидера храмовников, то я не соглашаюсь с мнением человека, пришедшего вместе со знакомым мне эльфом Нартаниэлем, которому я всё ещё обязан высказать свою благодарность за заступничество на суде, — Адриан при этом поклонился остроухому, тот ответил лёгким наклоном головы — жест, означающий, что они принял эту благодарность и считает её весьма лестной для своей персоны, чистой воды придворный этикет, но что поделать? Некоторым уж очень сложно отойти от него даже в условиях, столь не походящих на роскошные, сверкающие залы дворцов, в которых подобная манера общения имеет место быть. — За Ронтром пойдёт весь север, если топотребуется, а мы все знаем, что самые лучшие воины Ланда рождаются именно там. Син же имеет почти непререкаемый авторитет среди даргостцев, что почти ровняет его с вождём, несмотря на то, что у жителей болот нет таких лидеров.

— А север может стать рычагом давления, — задумчиво пробормотал Нартаниэль.

— Что-что вы сказали, господин эльф? — встрепенулся маг в красном, он явно считал мнение мало говорившего до этого эльфа самым "увесистым" в нашей пёстрой компании.

Видимо, не в последнюю очередь это было связано с тем, что они как-никак являлись коллегами, пусть и вполне понятно было, что магия, которую они практикуют, отличается так же сильно, как огонь и вода — вроде бы есть что-то общее — энергия там, все дела — но при этом они и стоят точно друг напротив друга. Мне даже кажется, что я догадался, какое именно волшебство практикует наш "увлечённый учёный", как уже стал называть про себя я этого порывистого мага, но пока мои догадки не обоснуются хотя бы одним примером, не смею их озвучивать, а потому не стоит отвлекаться от основной темы, нужно вернуться к ней и разговору, который уже начинал походить на переговоры той самой верхушки, если верить досужим толкам, управлявшей всем миром. Хотя, опять-таки если верить нашему старенькому приведению, то сейчас роль именно этих людей мы и выполняли. Весьма забавно.

— Что мнение севера всегда будет учитываться в любом случае. Сейчас я говорю не о гномах Срединных Гор, которые в последнее время пресекли любые контакты с внешним миром. Речь идёт непосредственно о Дашуаре, потому что именно он сейчас является единственным пунктом между миром и Ледяной Пустыней, все исследования которой так и не увенчались успехом, из чего следует, что информация о ней крайне скудна. Даже с учётом весьма нелестных слухов, которые можно ежедневно услышать на улицах упомянутого города. Эта местность представляет потенциальную опасность для всего живого и всегда нужен будет тот, кто станет стеной, принимающей на себя первый удар. Поэтому если Ронтр, который, по словам многоуважаемого принца, является почти владыкой севера, пригрозит отказаться от этой должности и увести людей из Дашуара в более спокойные места, то от этого покроются гусиной кожей все. Кто знает, может этот почти вымерший город как раз и является той самой песчинкой, которая не даёт Ледяной Пустыне развернуться и показать себя? Это может стать тем, что сыграет ключевую роль в установлении будущего мира. К тому же, несмотря на слова одних наших знакомых, сыгравших значительную роль в дезинформации противника, — Нартаниэль даже не бросил на меня мимолётного взгляда, зато вот мы с Рилианом многозначительно переглянулись, — у меня всё ещё осталось кое-какое влияние при дворе королевы, я могу убедить её так же оказать давление на Мортремор. Но для этого мне нужно спокойное место, где я смогу установить стабильную связь для долгих переговоров, потому что в том, что они продлятся как минимум несколько дней, я не сомневаюсь.

— Такое место есть. Оно на юге отсюда, в самой древней части болот.

— А! Город На Воде! — воскликнул маг в красном.

— Мы видели это прекрасное место, вернее, его огни, но не зашли, потому что сначала приняли их за болотных светлячков, а когда поняли, что это такое на самом деле — было уже слишком сложно, — с одновременной печалью и радостью в голосе отозвался, наконец, молодой бард. Он с того самого момента лелеял мечту побывать там, и вот такой случай плывёт в руки! О, да, мне казалось, что этот малый вот-вот засветится от счастья, а вместе с ним вспыхнут и все близлежащие торфяники.

— Именно туда отправился Син. Только там во всём Даргосте есть те, кто способны поддерживать магическую связь на расстоянии достаточно часто и долго, как это требуется в сложившейся ситуации, — кивнул призрак Дарса.

— Что же, думаю, решено, так? Раз мы все мертвы, то нужно держаться вместе, не так ли? — я обвёл всех взглядом, они кивали мне в ответ. — Значит, отправляемся. Не только за тем, чтобы, как утверждает наше милое приведение спасти мир, но так же для того, чтобы, наконец, смыть с себя всю эту бартасову грязь!

Рилиан улыбнулся. Мы все поочерёдно подходили к призраку лучника из Хароса, благодарно кланялись и уходили, каждому он что-то говорил, и эти слова явно вселяли смятение в сердца и мысли моих товарищей, но вместе с этим и давали им что-то новое. В этом был весь он. Даже при первой и единственной встрече это стало понятно. Нас он лишил надежды на помощь чудодейственной миротворческой легендарной короны правителей Ланда, зато дал цель и надежду на то, что это королевство всё ещё можно спасти. Вместе с этим, разумеется, пришло и напряжение, которое всегда по пятам преследует чувство ответственности, сейчас давящее просто невероятно тяжёлым грузом, но сейчас оно, тем не менее, как-то ушло на второй план, а в главных ролях в данный момент выступала предстоящая дорога, разговоры, новые люди, чувство, что мы движемся вперёд и делаем это не зря. Когда настала моя очередь, я только лишь слегка поклонился ему. Всё-таки информацию, которую он нам передал, мы бы ещё долгое время не смогли услышать от кого-то другого. Да и вообще хорошо, если бы хоть от кого-нибудь услышали. Я уже собирался догнать эльфа, гордо шествующего впереди нашей процессии, но тут призрак глянул на меня и прошептал что-то вроде:

— Будь осторожнее, вечная жизнь не то, чем кажется на первый взгляд.

Вот странно, интересно, что он хотел этим сказать? Снова таинственные предостережения на счёт моего обруча? К Бартасу их всех! Пока я не чувствую от него совершенно никакой угрозы, а, значит, вряд ли она будет исходить. Но всё же эти слова породили во мне сомнения, усилившиеся ещё больше тем, что я услышал дальше. К приведению подошёл Адриан, Дарс тут же наклонился к нему и быстро, настойчиво прошептал:

— Помни, ты должен их сберечь!

Да, кажется, игра, в которую мы играем, будет стоить нам довольно дорого. Может, даже не все дойдут до финала. Но я не хотел думать об этом. Хотелось лишь поскорее уйти отсюда и оказаться в том самом "Городе На Воде", как назвали поселение даргостцев маг в красном и молодой бард. Вот только слишком много важных слов было сегодня сказано, а потому я вскоре погрузился в болезненные размышления, которые через несколько дней превратились в видения. История близится к своей кульминации.