Крыша рухнула первой. Потом рассыпались стены. Но этого тварям оказалось мало, и уже через несколько мгновений начал падать потолок подземного хода.
На размышления времени не осталось, и, чтобы не быть засыпанным землей, я кинулся туда, куда вел ход, как можно быстрее и дальше, слыша, как продолжают падать земляные глыбы за моей спиной.
Темнота была непроглядной, ни малейшего луча света. Наверное, даже демоны с отличным ночным зрением тут бы ничего не увидели.
Какое-то время я бежал, но потом комья земли перестали падать мне на голову, так что можно было замедлиться без угрозы для жизни… Кстати, а ведь сломанные кости меня больше не беспокоили.
Я даже остановился и потыкал себя в ребра, пытаясь вспомнить, какие из них хрустели под ударами мертвеца, но не смог. Может они и не ломались вовсе, а боль исходила от синяков?
Но даже обычные синяки все еще должны были ощущаться, ведь с момента, как я их получил, прошло меньше получаса. Странно…
Ладно. Эта странность хотя бы была мне на пользу, а не во вред.
Задумавшись об одной странности, я тут же осознал другую — я двигался в подземном тоннеле, понятия не имея, куда ступают мои ноги. Я бежал, даже не пытаясь соблюдать осторожность, однако при этом ни разу не споткнулся, не упал, не уткнулся в стену тоннеля. А ведь ход — я раскинул руки, проверяя, на каком расстоянии они коснутся препятствия, — ход был достаточно узок.
Можно было подумать, будто я видел, куда бегу, но это было не так. Скорее — тут я покрутился на месте, продолжая анализировать происходящее, — скорее я «ощущал», на каком расстоянии от меня находились препятствия, «ощущал» их размер и даже структуру.
Интересно, это была еще одна родовая способность энхардцев, наряду с умением прятать свои воспоминания? Или же так проявлялось демоническое наследие?
Тоннель вел прямо, без поворотов, лишь иногда я ощущал под ногами небольшой подъем или спуск почвы. Шаги я не считал, но внутреннее чувство времени говорило, что прошло уже полчаса. Потом час. Потом около двух часов.
Когда чутье подсказало, что я нахожусь под землей не меньше пяти часов, пол начал уверенно подниматься. Постепенно мои глаза стали что-то различать. А потом земляной потолок над головой сменился ночным небом, безоблачным, звездным, с лунным серпом в зените. Похоже, я находился под землей дольше, чем думал, раз солнце уже зашло.
Города Мертвых с его домами-коробками вокруг меня больше не было. Вероятно, тоннель вывел меня за его пределы. Вокруг я видел лишь многочисленные развалины каких-то башен, лес, заросли кустарников и, позади выхода из тоннеля, гладь озера. Именно озеро привлекло мое внимание — его поверхность была непроглядно черной и не отражала ни звезд, ни луны, будто оно было и не озером вовсе, а входом в бездну.
Я даже подошел ближе и наклонился, коснувшись его поверхности кончиками пальцев. Обычная вода, только слишком холодная для теплой летней ночи. Возможно, на дне озера били ледяные ручьи.
Теперь нужно было решить, что делать дальше. В идеале — найти то, что осталось от отряда. Впрочем, главное, чтобы выжила Далия. Для безопасности клана она была важнее всего. А потом… Ну тут все зависело от обстоятельств и того, что там с малявкой.
Если же отряд найти не удастся, то придется возвращаться в корневые земли аль-Ифрит одному. Амулет для перехода через границу висел у меня на шее, полностью заряженный…
Донесшийся звук сперва показался мне шелестом листвы. Но стоило прислушаться и я понял, что звук отличался, напоминал не столько шелест, сколько мурлыкающий шепот, будто кто-то где-то напевал мелодию без слов, медленную, мелодичную и нежную. Напевал тихо, чтобы никому не мешать.
Я медленно повернулся вокруг своей оси, пытаясь определить направление, но звук шел будто со всех сторон, невесомой паутиной касался моей кожи, приятной вибрацией отзывался в костях. Я глубоко вздохнул, выдохнул и ощутил, как уходит из тела скопившееся напряжение, как расслабляются мышцы. Я и не представлял, как, оказывается, устал…
Мурлыкающее пение без слов стало громче, будто его источник приблизился, и теперь я уже мог определить, откуда оно доносилось. Озеро. Его черная гладь уходила вдаль, сливаясь с горизонтом, и в ночной темноте я понятия не имел, насколько оно действительно велико.
А потом я увидел того, кто пел. Вернее, ту. Сияющая мягким и ровным, будто лунным, светом, она приближалась, беззвучно скользя по воде. Бледно-голубые шелковые одеяния взлетали и опадали, открывая белую кожу, тонкие запястья, узкие щиколотки. Порой, на долю мгновения, в разрезе длинной юбки мелькало стройное бедро. В узком декольте виднелась высокая грудь.
Она танцевала, и каскад волос, густых, падающих мягкими волнами до талии, отливал серебром. Черты ее лица были безупречны, а само лицо светло и печально. И таким же печальным был ее танец. О, он был прекрасен, бесспорно, но прекрасен в своем несовершенстве, прекрасен «не смотря на». По каждому ее движению, по каждому жесту было видно, что этот танец предназначался для пары. Но танцовщица была одна.
Мурлыкающий шепот стал еще громче, заполнив все вокруг и приобрел, наконец, смысл.
«Иди ко мне», — без слов звал ее голос. «Иди ко мне. Мы будем вместе. Это будет чудесно. Мы будем танцевать и любить, и печаль уйдет. Мы будем счастливы, всегда, вечно счастливы».
Я смотрел на незнакомку и чувствовал, как внутри растет прекрасная сладкая печаль — эхо ее собственной. И рядом с этой печалью появляется желание помочь ей, утешить ее. Шагнуть к ней, обнять.
Лунная Дева — пришла мысль, будто и не моя вовсе. Будто кто-то подсказал мне прозвание озерной красавицы.
Безусловно, она была красавицей.
Но с Аманой ей было не сравниться…
По лицу Лунной Девы скользнула неприязненная гримаса, словно бы она только что услышала что-то ей неприятное. И даже мурлыкающая мелодия на мгновение споткнулась — но тут же вернулась как было.
Правда, Дева больше не вела танец. Теперь она лишь скользила по поверхности воды все ближе и ближе к тому месту, где я стоял, и протягивала ко мне руки, будто больше всего на свете мечтала оказаться в моих объятиях.
Не дожидаясь, пока она приблизится к берегу, я сделал шаг назад и покачал головой.
— Прости, но нет.
Дева замерла, ее лицо отразило недоверчивое изумление, которое тут же сменилось выражением небывалой тоски и горя. Глаза моментально наполнились слезами, и вот те покатились по белым щекам. Мне стало аж не по себе — она смотрела так, будто была женой, которую я вот прямо сейчас собирался бросить с выводком детей, беременную, босую, голодную, да еще и на пепелище.
— Ну-у… Не переживай так… Кого-нибудь другого встретишь, получше меня, — пробормотал я, делая еще несколько торопливых шагов назад и ощущая неприятный холодок при мысли, что вдруг она и впрямь меня прежде знала. В прошлом. В жизни, которую я не помнил. Чем Бездна не шутит?
Только когда расстояние между нами стало больше десяти шагов, она опустила руки, но так и продолжала стоять и смотреть, как я ухожу прочь.
Похоже, выйти за пределы озера она не могла.
Немного в стороне виднелся высокий холм, судя по правильным очертаниям, рукотворный, а на его вершине стояла еще одна полу-развалившаяся башня и росло несколько деревьев. Пожалуй, я мог забраться на одно из них и осмотреть окрестности.
Выполнить задуманное оказалось нетрудно, и никто мне не встретился — кроме Лунной Девы тут, похоже, ничего не жило; я не видел не только людей или демонов, но даже обычных мелких ночных животных, птиц или насекомых.
Стоя на одной из верхних веток самого высокого и раскидистого дерева, я долго вглядывался в окружающую темноту, медленно поворачиваясь, пока не оказалось, что смотрю в сторону, противоположную озеру. И вот там я, наконец, впервые заметил что-то, что указывало на присутствие людей. Один-единственный неподвижный огонек. Расстояние до него было достаточно большим, и то, что мне казалось крохотной искрой, в реальности было, вероятно, походным костром. По ночам только люди разжигали костры, поскольку демоны в тепле и свете огня не нуждались, а добычу предпочитали есть в сыром виде.
Хотя нет, тут бестиарии, откуда я и подчерпнул эту информацию, малость ошибались. Гаргуны, как я помнил, рассуждали о пользе супа из человечины…
Ладно. Тогда так — большинство демонов ели добычу в сыром виде, а значит, существовала небольшая вероятность того, что костер разожгли не люди. Впрочем, эта небольшая вероятность никак не повлияла на мой план.
Дорога заняла несколько часов, и как я ни прислушивался и ни приглядывался, ничего движущегося не заметил и не услышал. Не было ни криков ночных животных, ни стрекота насекомых. Тишина стояла абсолютная, нарушаемая только звуком моих шагов. Интересно, что такое тут случилось, что прогнало все живое?
Периодически я забирался куда-нибудь повыше, проверяя направление, и продолжал путь.
Потом до костра осталось несколько сотен шагов, и я начал медленно обходить его по сужающемуся кругу, одновременно изучая тех, кто рядом с ним сидел. Свет от языков пламени танцевал, бросая неверные отблески на лица, но все же я был почти уверен, что нашел людей из нашего отряда. Только вот насчитал я их слишком мало — семерых у самого костра и еще одну фигуру чуть в отдалении, согнувшуюся и будто изучающую что-то, лежащее перед ней на земле.
Когда я приблизился, меня заметили не сразу, зато потом на ноги вскочили все, кроме сидевшего в стороне человека.
— Как-то вы слишком расслабились, — сказал я. — Кто угодно может подойти и что угодно сделать.
— Дана поставила магическую защиту, — после короткой паузы ответил один из парней, Ольвер, махнув в сторону темной фигуры, которая, очевидно, была Далией. — Защита пропускает только нас, никто чужой не пройдет.
Фигура на мгновение отвела взгляд от того, что лежало на земле, и повернулась так, что свет от костра упал на ее лицо. Действительно Далия. Она посмотрела на меня — без удивления, будто просто отметила присутствие, — и вернулась к разглядыванию невидимого с моего места предмета.
Я шагнул было в ее сторону, но Ольвер крепко ухватил меня за руку и потянул, заставляя сесть у костра рядом с собой.
— Не-не! Дана приказала, чтобы никто к ней не приближался. Она магичит что-то сложное, если подойдешь, собьешь все настройки. Когда будет можно, сама разрешит.
По принцессе никак нельзя было сказать, что она творила сложное заклинание. Скорее, поза ее фигуры говорила об отрешенности, погружении в свои мысли. С другой стороны, в магии я не разбирался. Может, и впрямь подобная неподвижность и концентрация внимания требовались для создания особого магического конструкта.
Ладно. Нельзя, значит нельзя.
— Как ты выжил-то, Рейн? И нас как нашел? — спросил другой парень, Шанг, все это время разглядывавший меня с недоверчивым изумлением.
— Сперва сами расскажите, что с вами случилось и как вы здесь оказались, — возразил я.
Последовал короткий спор о том, чья очередь первая, и я выиграл.
— Там были монстры, в этом иштавом тумане! — горячо возразил Шанг, когда я осторожно высказал предположение, что на самом деле они наносили магические удары друг по другу. — Я видел щупальца, и оскаленные морды, и… и… И мы все это видели! Понятия не имею, почему ты единственный ничего не заметил!
— Ну да, и это только из-за монстров от отряда осталась половина, — сказал я скептически, хотя, честно сказать, даже такой результат был намного лучше, чем я ожидал.
— Трупов не было, остальные просто потерялись, — подал голос Ольвер. — Как вот ты. Когда туман, наконец, развеялся, нас там осталось всего трое: я, Шанг и Маркус, — он ткнул пальцем в сидевшего рядом с ним молчаливого белобрысого парня. — Ребят разнесло кого куда. Мы их долго потом собирали.
— Ага, долго-долго собирали, хорошо хоть не по кусочкам, — поддержал его Шанг и неожиданно задорно рассмеялся, хотя мне описанная ситуация совсем не показалась смешной.
— Дану Далию едва нашли, — продолжил Ольвер. — Она ушла далеко вперед — ей показалось, будто услышала голос дочери.
Я посмотрел на принцессу. После того краткого взгляда в мою сторону Далия больше не двигалась. Что же, интересно, требовало от нее такой концентрации внимания?
— А потом? — спросил я.
— Потом мы просто следовали указаниям даны, а она сверялась с картой. Когда наступила ночь, остановились и развели костер.
— Подожди! То есть похитители тоже вышли за пределы Ангей Габи? — отчего-то я не думал, что враги добровольно покинут такое удобное для засады и, пожалуй, страшноватое место.
— За пределы? — переспросил Шанг и снова весело рассмеялся. Отчего-то он был в непривычно приподнятом расположении духа. — Ты о чем, Рейн?
Я нахмурился.
— То есть мы все еще внутри Ангей Габи?
— Конечно!
Но то, что нас окружало, ни в малейшей степени не походило на те дома-коробки и ровные улицы, выложенные черным камнем.
Я не старался сейчас держать «маску», так что все мои мысли, должно быть, явственно отразились на лице, поскольку Ольвер понимающе хмыкнул.
— Не удивляйся. Город Мертвых огромен, и каждая его часть выглядит по-своему.
Я удивился. Но не объяснению, а тому, что Ольвер произнес сочетание «Город Мертвых» с такой небрежной легкостью.
Меньше суток назад Далия укорила меня за то, что я озвучил перевод названия этого места на имперский язык, а теперь парни из отряда делали то же самое без тени страха. Или же столкновение с реальной опасностью — этими «щупальцами» и «мордами» — убедило их в глупости суеверий?
Как-то странно. Скорее, это должно было напугать их еще сильнее. Особенно учитывая то, что отряд потерял половину людей.
— Но почему тогда вы не покинули Город? Как я понял, ночью тут опасней, чем днем.
— Не успели, — отозвался Шанг, пожимая плечами. — Пока туман исчез, пока все собрались, времени много прошло. Поняли, что до заката к воротам вернуться не сможем, так что уж решили остаться и дальше искать младшую дану.
— Ну все, нашу историю ты знаешь. Теперь твой черед! — сказал Ольвер, и все уставились на меня с откровенным любопытством.
Растягивать повествование я не собирался, но получилось долго, потому что парни закидывали меня вопросами. Рассказал я все как было, за одним исключением — про ожившего мертвеца не упомянул. Ни про него, ни про пиктограмму, оказавшуюся молитвой. Только старшие аль-Ифрит и Кастиан были в курсе моей способности читать и говорить на любых, даже мертвых, языках. Расширять круг знающих я не собирался.
— Значит, санра, — Ольвер задумчиво покивал головой. — Сами бы они сюда не явились, да и что им тут делать? Это их костяшки привели.
— Кто?
— Костяные демоны, — поправился Ольвер. — А, это старое прозвание, не обращай внимания.
Костяшки и костяшки. Меня удивило не само прозвище, а тон, каким Ольвер его произнес. Слишком уж небрежно он это сказал.
Будь мы дома, я бы решил, что причина такой фамильярности заключалась в некотором количестве выпитого вина, но вряд ли кто-то из отряда посмел бы взять с собой веселящие напитки, особенно в нашей ситуации и особенно с учетом присутствия Далии. Насколько я успел понять ее характер, легкомысленного отношения к делу она не терпела даже в обычное время, а уж сейчас тем более.
Когда в рассказе я дошел до озерной танцовщицы, оживились все.
— Как ты ее назвал? — подал голос сидящий рядом Усач. То есть на самом деле у него было другое, вполне нормальное имя, но он единственный в отряде носил усы, ухаживал за ними тщательней, чем другие — за невестой, так что мысленно я называл его только так.
— Лунная Дева, — отозвался я.
— Ах, — Усач настолько томно вздохнул, что для полноты картины недоставало только прижатых к сердцу рук. — Как романтично!
Я уставился на него, пытаясь понять, то ли у меня слуховые галлюцинации, то ли Усач решил нас всех разыграть. То ли — еще одна версия — в мое отсутствие парни все же употребили какое-то веселящее вещество.
Дело в том, что Усач и понятия «томно» и «романтично» сочетались не больше, чем кошка и любовь к плаванью. Усач постоянно сквернословил, рассказывал вульгарные сальные шутки, и настолько плохо понимал, что такое тактичность и хорошие манеры, что за время пути Далия дважды на несколько часов накидывала на него звуковой щит, вообще лишая возможности говорить.
— Романтично, — повторил я. — Почему романтично?
— Так ведь ты назвал ее Лунной Девой, — ответил Усач и неожиданно хихикнул.
Да, версия насчет веселящего вещества показалась мне еще более заслуживающей внимания. Чтобы этот кряжистый грубиян вот так по-девичьи захихикал?
— Ты просто не в курсе, но она сама себя так называет. Понятно, что Рейн от нее и услышал, — снисходительно пояснил Усачу Ольвер. — Более того, говорят, будто в старые времена ей поклонялись как богине.
Я и не подозревал, что Ольвер настолько хорошо подкован в знании истории. Лично мне не доводилось встречать ни единого упоминания о других богах, кроме Пресветлой Хеймы и Восставшего из Бездны. Ну и сегодня вот этого, «Бесформенного».
— Мы называем ее Озерной Падальщицей, — небрежно добавил Ольвер. — Удивительно, что ты сумел избежать ее цепких коготков. Кто слышит ее зов, тот уже никогда не уходит.
— Если никто от нее не уходит, откуда вы вообще про нее знаете? — сказал я, хмурясь. Танцовщица вовсе не показалась мне опасной. Лишь очень грустной, и, пожалуй, излишне прилипчивой.
Парни у костра переглянулись.
— И впрямь, — протянул Шанг. — Откуда?
— Ладно, — сказал я, решив сменить тему, поскольку история Лунной Девы меня не особо интересовала. — Лучше скажите, почему вы сидите у костра, но никто не готовит ужин. Или вы уже все съели?
Я не то чтобы был сильно голоден, но пустой желудок периодически напоминал, что неплохо бы в него что-то закинуть.
— Съели, но уже успели снова проголодаться, — подал голос Усач, сидевший от меня по левую руку. — Хотя мы даже не надеялись, что ужин к нам придет сам…
Что?!!
Я вскочил на ноги за мгновение до того, как руки Усача сомкнулись на моем предплечье, а зубы впились в плоть. Вскочил, одновременно отталкивая его. Мои ногти зацепились за какие-то лохмотья, и я непроизвольно за них рванул.
И содрал почти всю кожу с лица Усача.
Будто она была вовсе не кожей, а неплотно наклеенной тонкой бумагой.
А под этой кожей-бумагой обнаружилась кожа другая, белая, как истолченный мел. И лицо тоже было другим, с широкими скулами, приплюснутым носом и оскаленными сейчас в ухмылке нечеловечески острыми зубами.