Эльхан Аскеров Бастарды

…Мой яростный блеск, когда ты блестишь, это – мои дела,

Мой радостный звон, когда ты звенишь,

это – моя хвала,

Живой, я живые тела крушу;

стальной, ты крушишь металл,

И значит, против своей родни

каждый из нас восстал!


БАСТАРД (нем. Bastard от ст. фр. – биолог. устар.) – помесь двух различных пород или видов животных.

…Закатное солнце окрасило осеннюю степь в розовый цвет, придав всему находящемуся на нем оттенок крови. Они стояли на холме, глядя на учиненное ими побоище сквозь пелену, застилавшую глаза. Он и меч. Он, полукровка, не признанный ни благородными, ни плебеями, и меч, созданный под стать ему сумасшедшим кузнецом, длиной больше одноручного, но меньше двуручного. Оба, не принятые и непризнанные, они смотрели на поле боя, понимая, что это далеко не последняя их битва…

* * *

Дворец сатрапа располагался на южном побережье внутреннего моря. Омываемый с одной стороны морскими волнами, разбивающимися об огромные гранитные валуны и окруженный глубоким рвом, он казался неприступным. Мощные стены возвышались надо рвом, соединенным с морем. Попасть на территорию дворца можно было только по подъемному мосту, опускавшемуся каждое утро.

Кортес, город-государство, каких было множество в те незапамятные времена, официально входил в состав золотой империи и управлялся сатрапом, назначаемым императором. Но на самом деле империя давно уже только называлась золотой.

Сатрапы превратились в династию, управлявшую городом на протяжении многих десятилетий. От зависимости осталась одна видимость, выражавшаяся только в нерегулярных выплатах налогов, которые направлялись в столицу только после многократного напоминания. Но у императоров, сменявшихся на троне с непредсказуемой частотой, и регулярностью не доходили до сатрапии руки. Слишком много сил и времени отнимали дворцовые интриги. Только звание да еще герб над старыми, потрескавшимися воротами подтверждали, что это территория империи.

Сам сатрап, мужчина сорока пяти лет, располневший до неприличия от спокойной жизни и забывший, с какой стороны берутся за меч, страдал хорошо известным всем богачам недугом, от которого свет становится немил. Пресыщенностью.

Его не интересовали дела сатрапии, не развлекала охота и гон, не радовали юные наложницы. Ему было скучно. Вот уже месяц все придворные ходили по коридорам дворца на цыпочках, говорили шепотом и боялись попасть сатрапу на глаза. Не раз случалось, что попавшийся не вовремя на глаза придворный заканчивал свои дни на арене гладиаторов, обвиненный в государственной измене.

Воля и желание сатрапа – закон, и не сумевший выполнить повеление владыки, сразу становился предателем. Исключением были только гвардейцы личной охраны. Сатрап, хоть и пресыщенный, дураком не был и хорошо понимал, что значит лишиться верности этих суровых, сильных воинов.

Можно было сколько угодно издеваться над придворными лизоблюдами, но не стоило трогать родню гвардейцев. Только это и мирило их с самодурством и неуравновешенностью правителя. Одним дармоедом больше, одним меньше, это их мало беспокоило. Сатрап щедро платил за верность и не трогал их родственников, этого было достаточно.

Личную гвардию набирали из лучших мечников армии, отличившихся в бою. На происхождение внимания не обращали, главное, чтобы претендент был опытным бойцом и верным воином, в любом случае при нападении на правителя плебеи умирали точно так же, как и благородные. Именно это безразличие и привлекало бойцов на службу.

Между собой гвардейцы называли хана Башибоза, ханом Тамбялбозом, что в переводе с одного восточного языка означало «ленивая голова». Так метко назвал его один посол, прибывший в город для заключения торгового договора. Но на свою неудачу, он попал в период скуки сатрапа. Промаявшись и впустую прождав в приемном диване почти полгода, он так и уехал ни с чем, напоследок наградив сатрапа метким прозвищем.

Гвардейцы тут же подхватили его, и оно прочно закрепилось в разговорной речи воинов. Охрана дворца была поставлена по высшему разряду только благодаря стараниям капитана гвардии, старого вояки, добившегося этого звания своим потом, кровью и талантом. Капитан Расул охранял еще деда Тамбялбоза, продолжая служить его отцу и, наконец, ему самому.

Дед сатрапа был воином и погиб, как настоящий воин, в бою, с мечом в руке. Отец закончил свои дни в объятиях наложницы, перебрав крепкого вина. И теперь сам сатрап уверенно двигался по тому же пути.

Седой ветеран многое повидал на своем веку, не раз спасая сатрапов от кинжалов, стрел и яда, подосланных асассинов, наемных убийц, способных уничтожить все живое. Им было все равно, кого убивать, лишь бы платили.

Много рассказов ходило об этих парнях, но правды не знал никто. Знали только, что они готовы убивать в любое время дня и ночи, и объект убийства может быть какой угодно. Женщина, мужчина, ребенок, животное – им было все равно. Пощады они не знали. Говорили, что они убивают во имя своего бога. Какого именно, никто толком не мог сказать, болтали только, что у этого бога шесть рук и в каждой он сжимает какое-то орудие убийства. Да и какая разница, как зовут это чудище, главное, что о них знали и боялись. А страх они умели внушать.

За много лет службы, изучив коридоры дворца наизусть, капитан Расул смог поставить службу так, что воины, стоявшие на часах, контролировали друг друга, не оставляя злоумышленнику ни одного шанса пробраться незамеченным.

Сатрапа охраняли круглосуточно, но караул у него за спиной был не главное. Воины незаметно прятались в самых неожиданных местах и наблюдали за сатрапом, не попадаясь ему на глаза.

Дни сменялись неделями и месяцами, а меланхолия сатрапа продолжалась. Во дворце царило уныние, и придворные не решались попадаться ему на глаза. Только Расул мог смело войти в покои властелина, имея на это все привилегии. Его голова была неприкосновенной.

Старый Расул был любим гвардейцами и, тронув его, сатрап мог и сам лишиться головы. Понимая, что более преданного пса ему не найти, сатрап молча мирился с таким положением дел, в глубине души мечтая о том времени, когда сможет назначить ему замену по своему усмотрению. Сатрапа бесило, что, будучи в его подчинении, капитан тем не менее был независим от его приказов. Он приходил на службу, когда считал нужным, и исчезал, не ставя сатрапа в известность. Только специальный посыльный всегда точно знал, где можно найти командира личной охраны. Именно эта независимость капитана и делала его столь явным объектом ненависти властелина.

Ему, сатрапу Кортеса, смел не докладывать простой капитан. Приходить, когда вздумается, и уходить, не спросив разрешения. Это было слишком. Но так было заведено еще при пращуре Тамбялбоза, когда на сатрапа совершались покушения почти ежедневно, и продолжалось до сих пор. Властолюбивому сатрапу такое положение вещей было как кинжал в филейную часть, но поделать с этим он ничего не мог.

Но гвардейцы были особой кастой, со своими законами и устоями, и сменить капитана охраны было не так просто. Новый капитан, не сумевший заслужить уважение всех гвардейцев, мог запросто погибнуть в первом же бою, оставив своего повелителя беззащитным. А мог и не дожить до своего первого боя. Ведь гвардейцы владели любым оружием, и инсценировать неудачное нападение им ничего не стоило.

Такие соображения не улучшали настроения сатрапа, но и не позволяли ему отправить кого-то из воинов в гладиаторские казармы, хотя это было очень заманчиво, ведь гвардейцы были лучшими бойцами сатрапии.

* * *

Это случилось в середине лета, когда солнце, казалось, прокалило весь город насквозь. Камни нагревались за день до такой степени, что к ним невозможно было прикоснуться. Разморенные жарой и духотой, люди прятались в домах или под навесами, пытаясь найти хоть какую-то прохладу в тени.

Старый Расул вошел в личные покои сатрапа, как всегда, без доклада, и внутренне поморщился от окружавшей его кричащей роскоши. Золото и парча, драгоценности и шелк. Даже любимая плеть сатрапа выглядела драгоценной игрушкой, а не орудием наказания. Оглядевшись, он заметил повелителя стоящим у окна, с кислой миной рассматривающего плещущихся в фонтане наложниц, и хотя зрелище это было достойно самого пристального внимания, даже оно не могло развеять скуку сатрапа. Скучающий владыка наблюдал за девушками, заложив большие пальцы рук за широкий парчовый кушак и зябко кутаясь в изумрудный халат, расшитый летящими золотыми цаплями.

– Мой господин, в город прибыл невольничий караван.

– Ну и что? – спросил сатрап голосом, от которого могло скиснуть даже свежее молоко.

– Я подумал, вам будет это интересно. Там есть воины с севера, девушки с юга и еще много чего интересного. Я велел караван-баши подготовить невольников. Он будет ждать вас и не начнет торг, пока вы не взглянете на них сами. Ваш взгляд должен быть первым. Надеюсь, это хоть немного развлечет вас.

– С чего ты взял, что это может меня развлечь? – заинтересованно обернулся сатрап. – Разве я торгую рабами?

– Нет, мой господин, но вы разбираетесь в воинах и можете выбрать себе фаворита на следующие бои. Вы разбираетесь в женщинах и можете выбрать себе новую прелестницу на ночь.

– Этого добра у меня и так больше, чем нужно.

– Да, но это все женщины, которых вам или подарили, или привезли как залог добрых намерений, короче, так или иначе навязанные. Я же предлагаю вам выбрать самому. Лично. Иногда это бывает приятно и интересно.

– Ты думаешь? – задумчиво протянул сатрап.

– Да, господин. Вы сможете выбрать то, что понравится именно вам. Это будет ваш выбор, проявление вашей воли, а это всегда интересно.

– Согласен. Старый хитрец, ты знаешь, как заинтересовать своего господина.

Заинтригованный властитель хлопнул в ладоши, и слуги заметались, стараясь угодить повелителю. Никому не хотелось окончить свою жизнь в клетке с дикими зверями. Такое уже не раз случалось. Сатрап был скор на расправу и не любил долго ждать.

Старый Расул, зная своего повелителя с детских лет, все рассчитал верно. Не сомневаясь в успехе, он приказал установить на торговой площади шелковый навес, застелить пол коврами и приготовить все для долгого развлечения.

Предупрежденный заранее караван-баши, быстро убрал стариков, ремесленников и больных. Девушек и воинов отмыли от походной пыли, приодели и даже умастили тела. Они должны были показаться перед сатрапом в самом выгодном свете.

Рядом с навесом для владыки усадили музыкантов, на случай, если сатрапу вздумается проверить, как невольницы умеют петь и танцевать. Эта мера была не лишней. Во многих странах бедняки, не имевшие возможности прокормить много детей, продавали их в школы, где девочек обучали различным искусствам, а мальчиков делали вышколенными слугами. Это тоже была жизнь. Иногда намного лучше, чем та, которую влачили вольные.

Дождавшись, когда жара немного спадет, сатрап приказал подать паланкин и, нетерпеливо ворча, отправился на рынок. Паланкин несли шесть пар специально обученных рабов, шагавших в ногу и плавно пружинивших плечами, чтобы, не приведи боги, случайно не качнуть венценосного лентяя. Гвардейцы заранее очистили улицы от плебеев, осмотрев все крыши и ближайшие улочки.

Носильщики быстро вынесли властелина на центральную площадь Кортеса и остановились у навеса. В народе это место называли Площадь разных смертей. Во времена отца Тамбялбоза на площади регулярно казнили воров, разбойников и тех, кому довелось вызвать неудовольствие сатрапа подобными подвигами. Спустившись на ковер, сатрап обвел взглядом собравшуюся толпу и брезгливо поморщился.

– Расул, что здесь делают плебеи?

– Пришли взглянуть на тебя, господин. Ты давно не появлялся перед своими подданными, в народе пошли слухи, что ты болеешь. Я потому и уговорил тебя прибыть на площадь, чтобы пресечь подобные мысли.

– Ты мудр, старик. Я ценю это, – важно проговорил сатрап.

– Я служу своему повелителю, – ответил старый воин словами из присяги, медленно склонив голову. Эта манера капитана держаться с повелителями, как с равными, всегда раздражала сатрапа, но он мирился и с этим. Лучшего капитана гвардии ему все равно было не найти.

Усевшись в приготовленное кресло, сатрап сделал знак начинать. Расул повернулся к дворцовому распорядителю, и тот подвел к креслу караван-баши. Звонким, хорошо поставленным голосом распорядитель представил согнувшегося в раболепном поклоне торговца:

– Мой господин, позволь представить тебе почтенного купца Нияза, одного из лучших караван-баши, известного своей честностью и знанием караванных путей.

Сатрап милостиво кивнул и обратился к купцу, продолжавшему стоять согнувшись:

– Ну, покажи нам, любезный, что ты привез нам на этот раз?

Купец согнулся еще ниже и заискивающе пробормотал:

– Повелитель, скажи, что тебя интересует? Боги были милостивы ко мне, и я привез много всего. Хочешь, ткани для тебя и твоих красавиц, хочешь, украшения, драгоценности, невольники, что тебя интересует? Только прикажи!

Это тоже была своеобразная игра, без которой не обходился ни один показ. Нияз был купцом, и ему прощалась подобная вольность. Иногда, заинтересовавшись, сатрап приобретал не только рабов, но и камни. Было бы намного хуже, если бы купец попытался что-то не упомянуть. Узнавший об этом сатрап мог запретить торговлю, и тогда ему пришлось бы срочно убираться в пустыню, чтобы не сплясать под перекладиной. Так в просторечье называли казнь через повешение.

Но на этот раз сатрапа интересовали только невольники. Первыми вывели мужчин. Отобранные специально для такого случая, они стояли в одних набедренных повязках, показывая свое сложение и здоровье.

Внимание сатрапа привлек молодой невольник с прекрасно развитым торсом и длинными ногами. Присмотревшись повнимательнее, сатрап указал на него Расулу.

– Что скажешь? Как тебе этот воин?

– Он бесспорно хорош, господин. Но слишком неопытен, – задумчиво протянул воин.

– Как ты его достал? – обратился он к купцу.

– Мне привели его после набега пиратов. Попал в плен, – быстро ответил купец.

– А кого бы ты выбрал, а, Расул? – заинтересованно спросил сатрап.

– Вон того, со шрамом. Опытный воин, явно не раз побывал в переделках, но раз жив, значит, умеет постоять за себя.

– У тебя зоркий глаз, капитан, а годы не смогли притупить твоего острого ума, – поклонился купец. – Ты выбрал лучшего. Это известный разбойник и пират, наводивший ужас на все побережье внутреннего моря. Каперам империи удалось схватить его только после того, как за его голову была назначена большая награда.

– И насколько большая? – быстро спросил сатрап.

– Тысячу золотых.

– Это серьезная цена. Что ж, пожалуй, я послушаю твоего совета и возьму обоих, – милостиво кивнул сатрап, делая знак казначею.

Купленных увели, и настала пора девушек. Купец выводил их по одной, рассказывая о достоинствах и недостатках каждой. У сатрапа разбежались глаза. Здесь было, на что посмотреть. Девушки, закутанные только в прозрачный газ, не скрывавший ничего из их прелестей, казались совершенством.

Расул пришел на помощь растерявшемуся владыке, приказав отводить в сторону особо приглянувшихся сатрапу прелестниц. Перебрав всех, он приказал еще раз показать избранных, на этот раз отсеивая еще строже. Так повторялось раз за разом, пока наконец не осталось только три, но самых лучших.

Первая была продана школой, умела петь, танцевать, и поддерживать беседу. Но эта была девушка из привычной среды. Смуглая, черноволосая, каких в гареме сатрапа было множество. Вторая, высокая, гибкая, как лоза, с длинными белыми волосами и удивительно светлыми, голубыми глазами, была дикаркой, привезенной из далекой северной страны. И, наконец, последняя. Девушка с далекого юга, с кожей цвета эбенового дерева, влажными кроткими черными, как ночь, глазами и шапкой мелко завитых густых волос.

Сатрап долго переводил взгляд с одной на другую, не решаясь сделать выбор. И та и другая были большой редкостью в этих местах, и ему хотелось оставить обеих. Заметив интерес властелина, Расул сделал купцу знак увести третью и, наклонившись к сатрапу, тихо прошептал:

– Я вижу, тебе интересны обе, повелитель. Бери, ты не пожалеешь. Это необъезженные лошадки, но в этом есть особая прелесть.

Купец, сообразивший, что сатрап заинтересован, решил подстраховаться.

– Повелитель, эти девушки попали ко мне недавно и я почти ничего о них не знаю. Ту и другую привезли перед самым выходом. Они не говорят на нашем языке, поэтому я ничего не могу сказать. Знаю только, что светлая очень строптива. Дважды пыталась бежать.

– Думаю, нам удастся найти с ними общий язык, – усмехнулся Расул и шагнул к невольницам. Помолчав, словно собираясь с мыслями, он неожиданно заговорил на странном, гортанном языке.

Услышав знакомую речь, беловолосая вздрогнула и, удивленно посмотрев на капитана, быстро ответила. Расул говорил медленно, с трудом подбирая слова, было заметно, что старик вспоминает давно забытую речь. Выслушав ответ девушки, он кивнул и повернулся к другой.

Снова зазвучали странные слова, и, к удивлению всех, девушка ответила. Их диалог продолжался также недолго, после чего Расул вернулся под навес.

– Откуда ты знаешь эти дикарские наречия? – удивленно спросил сатрап.

– Твой дед, повелитель, недаром прослыл знаменитым воином. Под его началом был отряд наемников. Псы войны. Люди из разных стран, но отличные воины. Мне приходилось общаться с ними. Там я и научился их языкам.

– И что ты сказал им?

– Что у них есть выбор, или покориться тебе, повелитель, или стать шлюхами в дешевом борделе и отдаваться всем подряд, до самой смерти.

– И что они ответили?

– Что лучше один, чем позорная жизнь.

– Хорошо. Потом ты расспросишь их подробнее.

– Как прикажешь, повелитель.

Купец понял, что выбор сделан и молча направился к казначею. Для самого сатрапа день начался удачно. Заинтересованный своими приобретениями, он всю дорогу до дворца с довольным видом подкручивал ус и даже пытался что-то напевать. Настроение его заметно улучшилось. Сатрап даже соизволил проявить вялое любопытство в отношении дел сатрапии и, подписав несколько указов, отправился в свои покои, приказав вызвать капитана гвардии.

Расул, успевший отдать распоряжения гвардейцам, примчался во дворец еще до приезда владыки и теперь при помощи громового голоса и длинной плети из сыромятной кожи наводил порядок во дворце.

Слуги метались по коридорам, стараясь успеть сделать все до возвращения сатрапа. Зная его перепады настроения, они не жалели сил, понимая, что вслед за недовольством может последовать наказание.

Передав новых рабов слугам и евнухам, Расул направился в покои владыки. У дверей, внимательно осмотрев стоящих в карауле гвардейцев, капитан довольно кивнул и толкнул створку. Его встретил довольный голос сатрапа.

– А, Расул! Я давно уже жду тебя.

– Простите, господин, что заставил вас ждать, но слуга нашел меня только на конюшнях. Я сразу поспешил к вам. К сожалению, я уже не в том возрасте, когда мог двигаться в два раза быстрее, – склонил голову Расул.

– Ничего. Я прощаю тебя, старик. Ты в очередной раз доказал свою верность, сумев развеять мою скуку. Как мои новинки?

– Я передал их слугам, господин. Думаю, что к вечеру ты сможешь убедиться в качестве своих приобретений.

– Так долго?

– Они долго были в пути, господин. Позволь им привести себя в порядок и отдохнуть, а затем ты сможешь с полным правом использовать их по своему усмотрению.

– Хорошо, старик. Ты, как всегда, прав. Я подожду. Но учти. Я хочу знать о них все, и за это ты отвечаешь мне головой.

– Я сделаю все, что в моих силах, господин, – склонил голову Расул, автоматически положив ладонь на рукоять кинжала.

Этот жест не укрылся от взгляда правителя. Досадливо закусив губу, сатрап поморщился, понимая, что допустил ошибку. Капитан гвардии был не тем человеком, которого можно было напугать. Сатрап знал, что его голова держится на плечах только благодаря Расулу, и если перед гвардейцами встанет выбор: он или капитан, то решение солдат ему очень не понравится.

Сделав вид, что не заметил движения капитана, сатрап жестом отпустил его и отвернулся к окну. Досада на свой промах и злость на старого телохранителя наполнили сердце владыки горечью. Он злился. Злился на себя, на капитана, на наложниц, беззаботно плещущихся в фонтане, на слуг, на весь свет. Эта злоба не находила выхода и сжигала его, как огонь сжигает кусок старого пергамента.

Побродив по пустующим покоям, сатрап вызвал слугу и приказал подать обед, затем, придравшись к какой-то мелочи, велел всыпать бедняге десяток плетей. Этот акт монаршей милости немного вернул ему благодушное расположение духа.

С удовольствием пообедав, сатрап велел приготовить термы и прислать туда новых наложниц. Он не собирался больше откладывать знакомство с ними. Переводчиком должен был стать Расул. То, что капитан должен будет стоять и молча наблюдать за развлечениями своего повелителя, приводило сатрапа в возбуждение.

Несмотря на возраст, Расул был здоровым, полноценным мужчиной, и созерцание красивых женских тел вкупе с неудовлетворенностью, должно было заставить его потерять свою обычную невозмутимость.

Такая изощренная месть привела сатрапа в восторг. Предвкушая, как заставит капитана заикаться и потеть от возбуждения, сатрап направился в термы, радостно потирая руки. Его сопровождали слуги, банщики и евнухи, готовые выполнить любое желание повелителя.

Раздевшись, сатрап медленно погрузился в бассейн с теплой водой и, закрыв глаза, несколько минут блаженствовал, позволив себе расслабить мышцы, давно уже отвыкшие от физических нагрузок.

Еще раз обдумав весь придуманный спектакль, он медленно открыл глаза и, обведя взглядом слуг, приказал ввести наложниц. Девушек уже отмыли, накормили и переодели, заставив уложить волосы и привести в порядок ногти.

Евнухи ввели в термы девушек и, поставив их у стены, приготовились к дальнейшим действиям. Внимательно посмотрев на новеньких, сатрап усмехнулся и приказал:

– Разденьтесь.

Девушки недоуменно переглянулись и замерли, не понимая, что от них требуется. Притворно вздохнув, сатрап оглянулся и, разведя руками, сказал:

– Жаль, но придется вызвать капитана Расула. Они не понимают меня, а я не понимаю их. Расул знает их язык. Пригласите его.

Слуга помчался выполнять приказ, в душе сочувствуя капитану. Услышав приказ сатрапа, Расул скрипнул зубами и, отстегнув от пояса меч, кивнул. Это не было для него новостью. Старик ожидал чего-то подобного, но не думал, что сатрап додумается до такой пакости.

Внутренне кипя от злости, капитан направился в термы. Сатрап уже отправил всех слуг, оставив в термах только двух евнухов, служивших в гареме. Переступив порог, Расул моментально оценил обстановку и молча поклонился владыке.

– Я рад, что ты нашел время прийти, старик, – улыбнулся сатрап.

– Я слуга своего господина, – ответил капитан нейтральным тоном.

– Переведи им, что я хочу, чтобы они разделись и спустились в бассейн. Объясни также, что они моя собственность и от их повиновения зависит их жизнь. Начинай.

Поклонившись, Расул повернулся к девушкам, глаза которых радостно вспыхнули, стоило ему переступить порог. Собравшись с мыслями, Расул начал перевод. Услышав, что от них требуется, девушки молча скинули одежду и медленно сошли в воду.

Капитан перевел взгляд на евнухов. Оба кастрата стояли с каменными лицами, равнодушно скользя глазами по обнаженным телам девушек. Расул опустил глаза и напустил на себя сосредоточенный вид.

– О чем ты думаешь, старик? – одернул его сатрап.

– Вспоминаю слова из их языков, господин. Я довольно давно не говорил и боюсь, что не смогу сразу перевести твое пожелание.

– Ты сможешь. Я не сомневаюсь в твоих талантах, старик. Просто следи, чтобы они не пытались навязать мне отсебятину.

– Для этого я слишком плохо знаю ваши вкусы, господин. Пусть евнухи следят за ними, а я буду переводить.

– Я приказываю тебе, старик, – резко ответил сатрап. – Что могут знать о мужских удовольствиях эти бесполые? – он тут же постарался смягчить свою резкость.

– Как прикажете, господин, – ровно ответил Расул и устремил на сатрапа прямой, цепкий взгляд, словно целясь в него из арбалета.

Сатрап, привыкший, что наложницы сами выполняют за него всю работу, вынужден был отвлечься от капитана и начать управлять действиями девушек. Стараясь не прибегать к переводу, он управлял ими при помощи жестов, но внимательный, прямой взгляд капитана отвлекал его, сбивая с настроя и портя все удовольствие.

Кое-как справившись с делом, сатрап раздраженно оттолкнул девушек. Еще немного – и он бы опозорился. Уронить свою честь, оказавшись ни на что не способным как мужчина, да еще и при человеке, которого он хотел унизить. Это было слишком.

Вожделение пропало. Убедившись, что капитан сдержан и спокоен, как каменный истукан, сатрап вылез из бассейна и, раздраженно одевшись, молча ушел. Чуть усмехнувшись, Расул вышел из терм и направился к себе. Этот эпизод навел капитана на мысль, что расположение сильных мира сего ничего не стоит. Обдумывая свои дальнейшие действия, Расул шел по коридору, не обращая внимания на снующих вокруг слуг.

* * *

С того памятного для всех дня прошло почти десять лет. Отставной капитан Расул медленно шел по базару, привычно оглядывая толпу. Седой как лунь, разменявший восьмой десяток, но все еще прямой и быстрый, он оставался одним из самых опасных бойцов сатрапии. Опыт, знания, сила давали ему преимущество практически перед любым противником. Единственное, о чем сожалел старик, это отсутствие сына, которому он мог бы передать свои знания.

Такие мысли все чаще посещали старика, заставляя его жалеть о годах, проведенных в служении трем поколениям сатрапов Кортеса. Когда-то и у него была семья. Но черная оспа унесла всех. Жену, дочь и даже старуху мать. С тех пор капитан отдал всего себя службе. Казармы стали его домом, солдаты – семьей. Но прошло время, наступила отставка, и старый капитан стал не нужен.

Расул никогда не думал, что доживет до такого времени, но это случилось. И вот теперь он шел по базару, один, старый и не нужный никому. Просто старик, который прожил достаточно долго, чтобы уйти со службы, и достаточно опытный, чтобы дожить до этого дня.

Неожиданно внимание старика привлекли крики мальчишек и ропот собравшейся вокруг толпы. Бесцеремонно расталкивая зевак, старик прошел в первый ряд и присмотрелся.

У стены, окруженный группой подростков, стоял мальчик. Сжимая в руках увесистую дубину, он затравленно оглядывался, ища выход из толпы. Окровавленный подбородок и разорванная на плече рубаха ясно говорили о той схватке, что пришлось выдержать юному бойцу. Добротные штаны были перепачканы уличной грязью, а завязки легких сандалий порваны. На него, размахивая руками и брызжа слюной, наступал какой-то толстяк. Подростки, получившие такую весомую поддержку, не задумываясь, швыряли в стоящего камнями и поливали отборной площадной бранью.

Неожиданно мальчишка бросился вперед и, ловко орудуя дубиной, разметал мальчишек в стороны. Присмотревшись, Расул неожиданно понял, что парнишка применяет фехтовальные приемы, которым обучают гвардейцев. Ему явно не хватало опыта и практики боя, но это были именно те приемы.

Шагнув вперед, Расул схватил толстяка за руку и, отшвырнув в сторону, гаркнул во всю силу своих командирских легких:

– Что здесь происходит?! – Его рев перекрыл шум толпы, и люди притихли от неожиданности.

– Кем ты себя возомнил, старик?! – завопил в ответ толстяк.

– Заткнись, мразь! – рявкнул в ответ Расул и обернулся к толпе, положив руку на меч.

– Кто мне ответит, что здесь происходит? – повторил он вопрос.

Словно в ответ на его вопрос в толпе появились стражники. Расталкивая толпу древками копий, они быстро прошли в середину толпы. Расул взглянул на десятника. Что-то знакомое показалось ему в лице этого немолодого солдата.

Быстро осмотревшись, десятник жестом подозвал одного из мальчишек.

– Опять за свое, сопляк? – спросил он, взяв паренька за подбородок жесткими пальцами.

– Я не виноват, господин десятник. Он опять пришел на нашу территорию, – заныл парень.

– Какую это вашу территорию? – резко спросил десятник.

– Да оставьте вы мальчишку! – взвыл толстяк. – Лучше разберитесь с этим стариком. Он напал на меня.

Десятник обернулся и минуту внимательно всматривался в лицо старого капитана. Затем, повернувшись, с размаху припечатал увесистый кулак, и тот рухнул в пыль.

– За что?

– Ты хоть знаешь, на кого открываешь свой поганый рот?! – гневно спросил десятник. – Это капитан Расул! Радуйся, мразь, что вообще остался жив, – продолжил он, добавив еще один удар сапогом по ребрам.

Толпа оживленно зашепталась, а десятник подошел к старику, четко печатая шаг и не доходя положенных трех шагов, отдал салют. Старик отсалютовал в ответ и, кивнув, проговорил:

– Спасибо, десятник, но я давно уже в отставке. Не стоит обращаться ко мне так официально.

– Извините, капитан. Но я не знаю, как еще можно обратиться к человеку, ставшему живой легендой государства.

– Я знаю, что сталкивался с вами, но не помню где, – продолжил старик.

– Вы обучали меня, еще будучи сотником, капитан. Я тогда был зеленым новобранцем.

– Что ж, я рад, что моя наука пошла вам на пользу.

– Да, капитан. Именно благодаря вам я еще жив и дослужился до десятника.

– Хорошо. Тогда, может, вы мне объясните, что здесь происходит?

– Конечно, капитан. Пойдемте. По пути я расскажу вам все.

Кивнув, Расул жестом подозвал к себе маленького бойца и, положив ему руку на плечо, направился к выходу с базара. Стражники, непроизвольно подтянувшиеся при имени легендарного капитана, молча принялись разгонять толпу.

Десятник шел рядом с Расулом, забавно морща лоб и не зная, с чего начать. Взглянув на десятника, Расул понял его мучения и предложил:

– Начните с самого начала, десятник. Так будет проще.

Благодарно кивнув, тот вздохнул и начал рассказ.

– Этот парнишка – бастард. Он рожден наложницей нашего сатрапа. Рабыней с севера. Но ребенок от рабыни не может быть ни наследником, ни благородным. Кроме того, он полукровка. Об этом узнали. Его пристроили к канцелярии дворца и посылают с разными поручениями. А уличные мальчишки, науськанные такими, как этот жирный боров, постоянно травят мальца. Он где-то выучился здорово драться, и теперь каждая стычка обходится им очень дорого.

Расул молча кивнул.

– Я понял, о чем речь. Спасибо, десятник. Я подумаю, что можно сделать.

– Это было бы здорово, капитан. Парнишка хороший, но ему не повезло.

– Это верно, – задумчиво ответил Расул. Ему уже пришла в голову мысль, которую он упорно пытался сформировать. Затем, повернувшись к мальчику, тихо спросил:

– Где ты выучил эти приемы.

– Какие приемы? – деланно изумился мальчик.

– Не надо, парень. Даже в твоем исполнении я узнал эти движения. Я сам учил своих парней много лет этим стойкам и переходам, так что лучше говори правду.

– Вы, правда, тот самый капитан Расул? – настороженно спросил мальчик.

– Он самый, парень. Настоящий.

– Я подсматриваю за гвардейцами, когда они тренируются.

– Зачем тебе это?

– Мне нравится. Я хочу стать воином.

Расул молча кивнул и, отвернувшись, медленно пошел по улице. Мальчик осторожно двинулся следом, пытаясь понять, о чем думает старик. Потом, решившись, быстро догнал старика и, ухватив его за рукав, страстно заговорил:

– Капитан! Научите меня сражаться! Будьте моим учителем, пожалуйста!

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, господин.

– Не называй меня господином.

– А как?

– Капитан, мастер, учитель, если хочешь, но не господин. Ты понял?

– Да, мастер, – кивнул мальчик, не сводя глаз с лица старика.

– Мне нужно получить разрешение твоего владыки. Никто не может отменить его решение. Тебе придется подождать. Это недолго, но придется.

– Хорошо, мастер. Я буду ждать, сколько потребуется, – очень серьезно ответил мальчик и церемонно поклонившись, направился в сторону дворца.

Расул долго стоял на мостовой, глядя вслед юному мужчине. Он чувствовал в этом малыше силу. Силу, которую безуспешно искал во многих учениках и которую никак не мог найти. Это было именно то, что позволяло подростку, юноше, мужчине стать истинным бойцом. Воином, равных которому практически нет.

Вернувшись домой, Расул вызвал старого слугу и, приказав подать свой парадный мундир, направился в термы. Через два часа он твердым шагом проходил по коридорам дворца, сдержанно кивая на приветствия караульных и льстивые улыбки придворных.

Впервые за много лет Расул шел просить. Просить о снисхождении. Это было тяжело, но необходимо. Он знал это и приготовился смирить гордость и горячность крови.

Многое изменилось во дворце с тех пор, как Расул вышел в отставку. Основная масса гвардейцев ушла на покой, и их сменили наемники. Люди, которым было наплевать, на кого работать, лишь бы платили. Сатрап не был жадным, и мог рассчитывать на долю преданности этих бойцов.

Изменился и сам сатрап. Седые волосы не могли уже закрыть обширную лысину, а живот удобно покоился на жирных коленях. Глаза почти скрылись в узеньких щелках, оставшихся между щеками и бровями, а нос приобрел почти лиловый оттенок, выдавая пристрастие своего владельца к вину.

Увидев своего старого телохранителя, сатрап пьяно икнул и разразился громким криком:

– Капитан! Я рад, что ты почтил нас своим присутствием. Чем я обязан такой чести? Тебе нужно что-то? Скажи?

– Да, повелитель. Меня привела нужда, и я надеюсь на твою милость в память о моей верной службе тебе и твоим великим предкам.

– Проси. Я не пожалею для тебя ничего. Даю слово! – Пьяная щедрость сатрапа не могла обмануть Расула, но он знал, как можно заставить правителя сдержать слово.

– Повелитель! Во дворце живет мальчик, отпрыск чресел твоих и рабыни с севера. Отдай его мне на обучение. В нем течет кровь великих бойцов, и я хочу передать ему все, что знаю сам.

Сатрап удивленно уставился на старика.

– О ком это он? – через минуту спросил сатрап стоящего рядом со льстивой улыбкой придворного.

– Сейчас он находится при канцелярии, повелитель. Но это не его место.

– А-а! Мой господин, он говорит о том маленьком чудовище, которое посмело поднять на тебя руку, – соизволил вспомнить придворный.

– Ах, этот! – поморщился сатрап. – Чем же он тебе так приглянулся, старик? Злобное животное, не способное на почтительность и благодарность.

– Отсутствие почтительности – это кровь матери-дикарки. А смелость и решительность – от предков-воинов, господин. Он рожден воином. Отдай его мне. Это все, о чем я прошу тебя. Такая мелочь не затруднит тебя и позволит снова возвысить свою мудрость. – Поклонился Расул. Сатрап довольно усмехнулся.

– Хорошо. Отдайте ему сопляка. Все равно этот бастард не может жить при дворе.

– Благодарю тебя, повелитель. Тогда подпиши этот указ, и я покину твои покои, преисполненный благодарности и почтения к твоей мудрости, – проговорил Расул, протягивая сатрапу пергамент. Эти слова дались старику с трудом, но он вымолвил их, скрипя зубами и заботясь только о том, чтобы на лице не отразилось ничего.

Довольно хрюкнув, сатрап выхватил пергамент и размашисто чиркнул пером. Ухватив придворного лизоблюда за ухо, сатрап заставил его согнуться и, положив пергамент ему на спину, с размаху пришлепнул к пергаменту личную малую печать.

– Вот. Ты попросил и получил, старик. Теперь мальчишка твой. Можешь учить его, сварить в масле или использовать в термах. Тебе ничто не помешает. Он – твоя собственность. – И швырнул пергамент старику.

Подхватив документ налету, Расул быстро взглянул на подпись и печать и, поклонившись, вышел из зала. Посмотрев ему вслед, сатрап неожиданно оттолкнул придворного и, отбросив кубок, прошипел:

– Старый, упрямый осел! Придет время, и ты поплатишься за свое поведение.

Расул быстро шагал по коридорам, чувствуя одновременно радость и бешенство. То и другое заставляло его ускорять шаг. Старику хотелось побыстрее забрать мальчика и уйти из дворца. Слишком давно он не бывал здесь, успев отвыкнуть от этой атмосферы и взаимоотношений.

Неожиданно на пути старика появилась служанка и, поклонившись, тихо проговорила:

– Господин, моя хозяйка хочет поговорить с вами.

– О чем? Я давно уже не служу. Боюсь, ты ошиблась, девочка.

– Нет, господин. Речь идет о мальчике. Прошу вас. Она его мать.

Расул молча кивнул и направился следом за посланницей. Кованые каблуки боевых сапог выбивали звонкую дробь по мозаичному полу дворца, и в нее тихим шепотом вплетался шорох шелковых туфелек служанки, тихо скользившей перед стариком.

Служанка привела Расула во внутренний сад, где в это время никого не бывало. Жара загоняла обитателей дворца в тень, вынуждая временно бросить интриги и шпионаж. Дойдя до зарослей акации, девушка остановилась и тихо проговорила:

– Подождите, пожалуйста, здесь, господин. И не реагируйте, если увидите или услышите что-то необычное. – Расул кивнул и замер, стоя, словно в карауле.

Через несколько минут в кустах раздался шорох и тихий голос со странным, гортанным акцентом проговорил:

– Господин, не оборачивайтесь. Прошу вас, ответьте мне, зачем вам этот мальчик?

– А кого это интересует? – ответил старик вопросом на вопрос.

– Ответьте, умоляю вас! Я его мать.

– Хорошо. Я скажу тебе, – ответил Расул и неожиданно перешел на язык северных варваров.

– Я увидел в этом ребенке талант воина. Бойца. В нем течет кровь его предков, воинов. Он несчастен во дворце. Я заберу его в свой дом. Дам образование, научу владеть оружием, сделаю из него настоящего воина, равного которому не будет. Он сам хочет учиться.

– Я помню тебя, капитан гвардии. Ты был первым и единственным, с кем я могла поговорить на своем языке. Спасибо тебе, воин. Пусть с тобой будет благословение несчастной матери. Я научила его своему языку. Говори с ним, пусть он помнит, откуда происходят его корни. И еще запомни. Для всех он Азиз, но я дала ему еще одно имя, в честь нашего бога, покровителя воинов, путешественников и мастеров – Тора. Ал-Тор. Так его зовут.

– Видно, твои боги сами надоумили тебя. Это имя больше всего подходит ему. Я запомню. Не беспокойся. С ним будет все в порядке. Я позабочусь о нем. Кстати, ты случайно не знаешь, чем твой сын успел так досадить сатрапу, что при одном упоминании о нем сатрап начинает трезветь от злости?

– Сатрап хотел сделать его банным слугой…

– Собственного сына?!

– Сатрап никогда не признает его своим сыном. Ал‑Тор – бастард. Его никто не признает за своего, ни благородные, ни рабы. Его жизнь будет наполнена презрением людей…

– Не будет, – резко перебил ее Расул. – Я сделаю из него воина, которого будут если не уважать, то бояться. Может, это и не принесет ему множество друзей, но защитит от унижений. Так что он сделал?

– Когда сатрап приказал отправить его в термы, мальчик просто послал канцлера, пришедшего за ним, подальше, заявив, что скорее зарежет сатрапа, чем станет так унижаться, и вообще он хочет быть воином, а не банщиком.

Сатрапу доложили его ответ. Тот послал слуг, и мальчика притащили в большой зал совета. Чего это стоило слугам, это отдельный рассказ. Сатрап решил наказать мальчика лично и попытался ударить его. Но мой сын потомок многих поколений воинов. Он не знает страха. Лекари с трудом привели сатрапа в чувство, и еще неделю тот не был ни на что способен как мужчина.

– Значит, я и вправду не ошибся. В этом мальчишке живет дух воина.

– Я только одного не понимаю. Что тебе до него?

– Просто я тоже одинок, девочка. Я прожил жизнь, оставшись на ее закате один. Вот и все. А теперь прощай.

– Прощай, воин. Да хранят вас обоих боги.

– Береги себя, девочка, – тихо ответил Расул и, не оглядываясь, направился к выходу.

Канцелярию дворца он нашел в том же состоянии, в каком оставил много лет назад. Столы, заваленные бумагами, подслеповато щурящиеся писари и пыль, от которой безудержно хотелось чихать. Но царила над всем этим великолепием лень! Лень, от которой не было спасения никому. Писцы то и дело откладывали бумаги и принимались бродить по огромному помещению, подталкивая и подшучивая друг над другом.

Увидев старика, они дружно бросили все дела и уставились на человека, о котором столько слышали. Предъявив им пергамент с личной печатью сатрапа, Расул потребовал позвать Азиза. Недоуменно переглянувшись, писцы принялись выяснять, кого именно ищет старик.

Наконец, один из старших писцов вспомнил драчливого мальчишку, не способного проявлять даже малейшее уважение к старшим. Услышав такое высказывание в адрес своего нового ученика, Расул усмехнулся про себя и рявкнул на молодых людей:

– Долго мне еще стоять в этой обители лени и нерадивости?! Найдите мальчика или закончите свои никчемные жизни на плахе!

Услышав про плаху, писцы засуетились и трое самых молодых, подхватив полы своих халатов, помчались искать мальчика. Спустя почти час они привели его, но чего им это стоило Расул понял, только когда они вошли в канцелярию.

Все трое хромали. У одного под глазом расцветал огромный синяк, у второго сверкала свежая царапина через всю щеку, а третий то и дело сгибался, прижимая руки к низу живота. Как следует рассмотрев эту картину, старик расхохотался во весь голос.

– Ай да воины! Это же надо! Втроем еле справились с одним мальчишкой.

– Это не мальчишка, а порождение ифрита! – проворчал один из писцов и тут же согнулся, получив удар ногой в пах.

– Еще раз скажешь подобное о моей матери, и я сделаю тебя евнухом, – прозвенел мальчишеский голос.

– Хватит! – осадил его Расул. – Хватит, Азиз. И вы тоже прекратите. Я пришел сюда забрать его, а не разбирать ваши дрязги, – прорычал старик и повернулся к мальчику: – Ты хотел учиться у меня. Теперь у тебя есть такая возможность. Этот документ дает мне право забрать тебя к себе и делать с тобой все, что мне заблагорассудится. Ты готов идти со мной?

– Да, мастер.

– И ты не спрашиваешь, для чего мне такой документ?

– Нет. Я хотел учиться у вас. И я буду учиться, – твердо ответил мальчик.

– Хорошо. Пойдем, парень. Нам еще многое нужно сделать, – улыбнулся старик и протянул мальчику руку.

* * *

Двухэтажный каменный дом, обнесенный высоким забором, помнил многое. Здесь на внутреннем дворе тренировалось не одно поколение бойцов. Здесь справляли свадьбы и похороны. Давали клятвы и получали первое боевое оружие. Но такого эти стены не помнили.

Юноша семнадцати лет, загорелый до цвета старой бронзы, вытворял на глинобитной площадке такое, что нормальный человек отказался бы поверить в это. Его гибкое, сильное тело напоминало клинок. Гибкий, упругий и такой же смертельно опасный. Под гладкой кожей перекатывались упругие мышцы, напоминавшие пружины. Из-под прямых черных как вороново крыло волос весело сверкали зеленые, кошачьи глаза.

Именно этот колдовской взгляд и был причиной многих проблем. Люди боялись его, делая охранные знаки и стараясь не попадаться под него. Многие уходили, а те, кому волей случая приходилось говорить с его хозяином, прятали глаза, стараясь побыстрее закончить дело.

Юноша давно уже перестал обращать внимание на подобное поведение людей, хотя иногда, из чистого озорства, специально останавливался у какой-нибудь лавки и принимался торговаться из-за каждого медяка.

Приезжие купцы, не зная его, начинали отвечать, завязывая спор, несмотря на охранные знаки и стремление спрятать глаза. Вволю поторговавшись, Азиз уходил, найдя благовидный предлог, после чего купец долго отдувался и пыхтел, приходя в себя после такого необычного зрелища.

Старый Расул не раз пытался отговорить юношу от подобных опытов, но это плохо удавалось. Пообещав старику прекратить, он через некоторое время снова принимался за старое. Поначалу купцы пытались натравить на него своих охранников, но, потеряв несколько человек, бросили эти попытки. Парень был слишком хорошим бойцом, чтобы позволить караванным сторожам справиться с собой.

Расул тихо радовался достижениям ученика, не показывая виду, что достижения юноши откровенно приводят его в восторг. Очень скоро в городе не осталось бойца, способного противостоять Азизу.

Старый капитан специально приглашал опытных ветеранов к себе в дом, предлагая им сразиться с юношей. Последней каплей стала схватка юноши с пятью наемниками, бросившимися в драку на базаре. Несколько минут, и вся пятерка, стеная и охая, валялась в пыли.

История эта дошла до ушей сатрапа, обожавшего гладиаторские бои. Услышав, что старик воспитал отменного воина, сатрап решил в очередной раз унизить бывшего капитана, а заодно и уничтожить строптивого отпрыска. Договорившись с купцами, он выписал из разных стран лучших бойцов, готовых заработать на боях.

Приурочив это событие к празднику, сатрап направил Расулу письмо с предложением выставить своего бойца. Эта затея не нравилась Расулу, но с просьбами сатрапа не шутят, можно дошутиться до топора. И скрепя сердце, старик показал письмо Азизу.

– Ну и что? Утрем нос этому индюку? – рассмеялся юноша, лихо провернув в руке клинок.

– Это не учебный бой. Это схватка до смерти.

– Я знаю, мастер. Как знаю и то, что меня учил лучший боец империи. Это будет моим испытанием. Если я достоин тебя, я буду победителем, а если нет, то жить мне незачем.

– Не смей так говорить!

– Это правда, мастер. Я хочу быть достойным тебя.

– Спасибо, сынок. Но я хочу, чтобы ты жил.

– Я тоже не собираюсь умирать. Я хочу выиграть этот турнир и утереть нос сатрапу. А самое главное – это быть достойным тебя, мастер. Соглашайся. В любом случае у нас нет выбора.

– Тут ты прав, сынок, – задумчиво ответил Расул, что-то обдумывая.

Согласившись с учеником, Расул развил бурную деятельность. Отправив письмо с согласием сатрапу, он приказал упаковать большую часть вещей и коллекционного оружия, рассчитал почти всех слуг и переехал на постоялый двор.

Последнее, что сделал старик перед самым переездом, был его подарок. Посмотрев, как юноша легко раскручивает в руке обычный меч, он задумчиво спросил:

– Кажется, эта штука слишком легка для тебя?

– В общем-то, да, мастер. Я уже почти не слышу его в руке.

– Это плохо, – ответил старик и ушел в дом.

Через несколько минут он вернулся, неся в руках странное оружие. Это был длинный, намного больше обычного, меч из черной бронзы. Рукоять, сделанная в виде лосиного копыта, была обтянута кожей, а гарда выполнена в виде рогов лося.

Азиз взял меч и осторожно, словно боясь уронить, поднял над головой. Качнув несколько раз оружие в руке, юноша отметил великолепный баланс и удобство простой рукояти.

– Откуда у тебя такое чудо, мастер? – удивленно спросил он.

– Это, прощальный дар друга. Хозяин этого меча погиб много лет назад. Он был варваром, из той же страны, что и твоя мать. Мы подружились в походе и побратались. Стрела пробила ему грудь. Все, что я мог для него сделать, это похоронить по их обычаям и передать весть к нему на родину. Он оставил меч и кинжал. Кинжал вернулся на родину, а меч остался у меня. Как память. Он сам так решил. Теперь он твой.

– Он словно прикипел к рукам, – удивленно проговорил Азиз. – Странная рукоять. Можно взять и одной и двумя руками.

– Это полуторный меч. Таким оружием пользуются на севере. Знаешь, как его иногда называют?

– Как?

– Бастард.

– Что ж, значит, это судьба, – улыбнулся юноша и легко взмахнул тяжелым оружием.

Несмотря на почтенный возраст, клинок оставался острым и легко разрезал шелк и железо, не получая зазубрин. Азизу казалось это невозможным, но это было правдой. Неизвестный мастер выковал оружие, способное пережить века.

Оружие все больше и больше покоряло юношу. Он начал прокручивать танец меча, и клинок словно понимал его, помогая и выводя руку на нужную высоту. Азиз продолжал двигаться, постепенно наращивая скорость. Очень скоро меч превратился в сверкающую полосу, со свистом рассекающую воздух.

– Это невозможно, но я словно чувствую его душу! – счастливо рассмеялся юноша.

– Это возможно, сынок. В тебе говорит кровь твоих предков, а меч слышит и зовет ее. Вы рождены друг для друга.

– Бастард, рожденный для бастарда, – зло усмехнулся Азиз.

– Нам неведомы помыслы богов, сынок, – задумчиво ответил Расул.

– О чем ты, мастер?

– Не обращай внимания. Просто мысли вслух, – чуть улыбнулся Расул и, подозвав юношу к себе, принялся ему что-то втолковывать.

Внимательно выслушав старика, Азиз попытался что-то возразить, но старик не дал ему ничего сказать. Резко перебив, он зарычал на юношу, заставив замолчать. Разговор затянулся, но после командирского рыка Расула, юноша не посмел больше перебивать и замер, внимательно вслушиваясь в слова учителя.

Подготовка к турниру не заняла много времени. Расул прекрасно понимал, что юноша уже превзошел его самого и найти равного ему противника довольно сложно. Этот мальчик оказался именно тем, кого и искал старик. Прирожденным бойцом.

Спустя три дня в городе огласили условия игр. Так делали всегда, на протяжении вот уже многих лет. За день до начала объявляли условия боев, чтобы исключить сговор и не дать противникам подстроить друг другу каверзу.

Услышав о начале боев, Расул ни на шаг не отпускал от себя Азиза, запретив ему одному даже спускаться в общий зал постоялого двора. Привыкший во всем слушаться старика, юноша только тихо ворчал под нос, но подчинялся.

Утро назначенного дня подняло обоих птичьим гомоном и ласковым солнечным теплом. Быстро умывшись и позавтракав, учитель и ученик вышли с постоялого двора. Не торопясь, двигаясь в направлении амфитеатра, они внимательно присматривались к попутчикам. Любой из них мог оказаться соперником Азиза.

Расул то и дело оглядывался, словно выглядывая кого-то. Не выдержав, юноша спросил у старика, что происходит.

– Ничего, сынок. Все в порядке. Просто смотрю, как слуги выполняют мои приказы.

– Какие именно? – не унимался юноша.

– Разные. Дай нам боги, чтобы они оказались лишними, – мрачно ответил старик.

Азиз недоуменно посмотрел на мастера, но так ничего и не высмотрев, пожал плечами и двинулся дальше. Он плохо понимал, что происходит. Ему было трудно представить, что сатрап решится приказать схватить победителя турнира. В своей победе он не сомневался. Слишком много труда, сил и желания было вложено в его обучение, чтобы пустить все прахом.

Бесспорно, на турнире будут собраны лучшие бойцы, но то, что передал Азизу старик, делало его практически неуязвимым. Это было мастерство древних, искусство, уходящее корнями в века, когда люди еще толком не умели даже обрабатывать землю. Где, как и каким образом старый воин смог получить эти знания, оставалось тайной, но он передал их Азизу. Передал полностью, без остатка, и юноша понял это, когда в последних учебных боях смог легко противостоять своему учителю.

Старик и юноша прошли к служебному входу, охраняемому гвардейцами сатрапа. Увидев отставного капитана, начальник караула отдал честь и без лишних слов пропустил их в амфитеатр. Зная все его переходы, как свой дом, Расул уверенно вел юношу в комнаты для участников.

Распорядитель боев встретил их у самого выхода на арену и, вежливо поклонившись, попросил показать пергамент сатрапа. Расул молча вручил ему документ и, получив вежливое приглашение, удовлетворенно кивнул, когда распорядитель начал извиняться за свое требование. Это была последняя проверка, и он вынужден был требовать бумаги у всех. Расул знал это и примирительно хлопнул мужчину по плечу, проворчав только одно:

– Не расстраивайся так, дружище. Я знаю, что это просто формальность.

Облегченно вздохнув, распорядитель поклонился и повернулся к следующему участнику. Старик ввел Азиза в комнату и, выбрав место, усадил юношу на скамью, принявшись доставать из прихваченного с собой мешка кожаную амуницию. Это был короткий жилет из толстой бычьей кожи, прошитой суровой нитью в две строчки. К спине специальными петельками крепились ножны меча, а по бокам можно было прикрепить кинжалы, ножи, метательные звездочки и другие смертоносные приспособления.

Короткие нарукавники со стальными бляшками, в которых также можно прятать оружие, и широкий боевой пояс из стальных пластин, скрепленных между собой стальными же звеньями. Пряжка ремня тоже была оружием. Заточенная по краям до бритвенной остроты, она могла легко разрубить даже стальной доспех. В хороших руках пояс представлял собой подобие боевого кнута. Юноша растерянно уставился на приготовления учителя.

– Захлопни рот, а то ворона гнездо совьет, – усмехнулся старик.

– Зачем все это, мастер?

– Так надо, малыш. Не задумывайся над этим, просто поверь мне и делай, что говорю. Так будет лучше и проще.

– Чем?

– Что чем? – не понял старик.

– Чем лучше?

– Если ты выйдешь без защиты, противники насторожатся, а с ней ты ничем не отличаешься от других. Не надо раньше времени показывать, что ты их не боишься. Да и я буду спокойнее. Договорились?

– Конечно, мастер. Я не собирался спорить, просто хотел понять.

– Знаю, потому и отвечаю на твои вопросы, – усмехнулся Расул.

Зазвучал рог, и участников вызвали на ристалище. Сатрап уже прибыл, и теперь все должно было пойти намного быстрее. Тамбялбоз не отличался особым терпением, и виновный в промедлении рисковал усесться на кол. Такое уже бывало не раз.

Участники прошли на середину арены и, выстроившись в ряд, повернулись к ложе сатрапа. Внимательно осмотрев строй бойцов, сатрап удовлетворенно кивнул головой и сделал распорядителю знак начинать. Поклонившись, тот приказал подать урну богов.

Так называли большой бронзовый сосуд, в котором находились таблички с именами участников. Их перемешивали серебряным жезлом и доставали серебряными же щипцами. По традиции никто не мог прикасаться к табличкам руками после того, как они были опущены в урну. Жребий решали боги.

Четверо рабов вынесли носилки с урной и, встав под ложей сатрапа, принялись ритмично встряхивать носилки, чтобы перемешать таблички. Дождавшись кивка сатрапа, они перенесли ее к помосту распорядителя, и тот принялся снова перемешивать их жезлом. Затем, опустив в урну щипцы, ухватил табличку и, достав ее, огласил имя бойца. Повторив это действие, он назвал противника.

Вызванные бойцы остались на арене, остальные направились под навес, установленный в дальнем конце ристалища. Наемники выстроились перед бойцами с обнаженным оружием, отрезая их от оставшихся на арене. Никто не имел права вмешиваться в поединок. Здесь все решали только сила, опыт и желание бойца. Никто не смел заставить бойца убить противника, хотя милосердие не поощрялось. Боец, трижды отказавшийся убить противника, с позором изгонялся с арены и больше никогда не приглашался на бои.

Гладиатор мог по своему усмотрению нанести противнику удар милосердия, если тот был смертельно ранен, или ранить его, позволив остаться в живых. В любом случае побеждал тот, кто смог остаться на ногах и с оружием в руках.

Сидя на скамье ожидания, Азиз осторожно осмотрелся, пытаясь оценить своих противников. В основном это были опытные, прошедшие огонь и воду ветераны, знающие, на что они идут. Было и несколько молодых парней, для которых этот день был первым и, возможно, последним испытанием умения и мастерства боя.

Бойцы потихоньку присматривались друг к другу, стараясь делать это незаметно. Напряжение потихоньку росло, заставляя их нервно проверять оружие и поправлять амуницию. Только Азиз оставался спокоен.

Глубоко и ровно дыша, он держал себя в руках, не давая чувствам завладеть собой. Этому его тоже научил Расул, постоянно твердя, что боец, подверженный эмоциям – это мертвый боец. Состояние юноши не ускользнуло от сидевшего рядом варвара из охраны сатрапа. Чуть наклонившись к юноше, боец с ужасным гортанным акцентом проговорил:

– Что? Страшно? Правильно боишься. Если выйдешь против меня, я тебя не убью. Только покалечу. А когда поправишься, сделаю своей любовницей. Вы, восточные, ни на что больше не годитесь.

Азиз медленно повернулся к варвару и тихо ответил:

– Если ты выйдешь против меня, я сделаю тебя евнухом. – И снова отвернулся, не заботясь, понял его варвар или нет.

Спокойствие юноши подействовало на северянина, как красная тряпка на быка. Взревев, он вскочил на ноги и тут же согнулся. Не поворачиваясь, Азиз молниеносно взмахнул рукой, нанеся незаметный взгляду удар в пах. Хрипло вскрикнув, варвар рухнул на песок, судорожно суча ногами и тщетно пытаясь глотнуть воздуха.

Охрана, недоуменно переглянувшись, направилась к лежащему. Никто не увидел движения юноши, поэтому падение бойца вызвало откровенное недоумение. Быстро подняв упавшего, они потащили его в казармы. Подобные казусы иногда случались, и гвардейцы были научены, как поступать в таких случаях.

– Хорошо сделано, – прошептал седой могучий боец, сидевший с другой стороны от юноши. Азиз сделал недоуменные глаза, и боец рассмеялся.

– Не надо, парень. Я все видел. Не волнуйся. Он сам напросился.

Азиз молча кивнул и так же тихо спросил:

– Ты уже участвовал в подобном?

– Да. Не раз. Это стало моим единственным хлебом. Я слишком стар, чтобы служить. А кроме того, не люблю кланяться.

– Не ты один, – чуть усмехнулся юноша.

– А кто еще?

– Мой учитель.

– Кто он.

– Отставной капитан Расул.

– Старик Расул?!

– Ты знаешь его?

– Когда-то он спас мне жизнь. Ты его ученик?

– Да.

– Поклянись!

– Зачем?

– Поклянись, и я поверю тебе.

Недоуменно пожав плечами, Азиз поклялся своим именем, и ветеран молча опустил голову. Немного помолчав, он глухо проговорил:

– Значит, пришла пора платить старые долги.

– О чем ты?

– Не важно. Если нас поставят друг против друга, сражайся в полную силу. Не жалей и не щади меня. Это все, что я могу тебе посоветовать. – Высказавшись, ветеран отвернулся, и Азиз увидел, как под загорелой кожей лица заходили желваки.

Пожав плечами, юноша взглянул на арену. Бой подходил к концу. Один из бойцов, получив несколько резаных ран, медленно истекал кровью. Вместе с кровью его покидали силы. Взмахнув мечом, он с отчаянием обреченного бросился в атаку, но противник отбросил его клинок в сторону и нанес прямой удар в грудь. Все было кончено.

Зрители приветствовали победителя криками и дождем из медных и серебряных монет. Эти монеты быстро собирались служками и ссыпались в специальный кошель, который потом отдавался победителю. Присвоить хоть одну монету из брошенных означало подписать себе смертный приговор. Воров казнили прямо здесь же, на арене.

Распорядитель назвал новые имена, и бойцы покинули скамью. Прозвучал гонг, и бой начался. На этот раз был вызван один из юношей. Ему предстояло сразиться против звероподобного бойца из страны, название которой не рискнул бы назвать ни один нормальный человек.

Юноша был вооружен мечом и кинжалом. В руках зверя серебристой рыбой вертелся топор. Бойцы сошлись, и дикарь, утробно ухнув, опустил топор на голову противника. Недолго думая, юноша подставил под удар меч, по неопытности не рассчитав силу удара противника.

Удар дикаря был так силен, что меч оказался просто вбитым в голову юноши. Следом за мечом голову бойца раскроил топор. Все кончилось, не успев начаться. Толпа дружно ахнула и принялась освистывать убитого бойца.

Служки быстро унесли тело, и распорядитель снова опустил щипцы в урну. На этот раз был вызван огромный чернокожий боец в набедренной повязке, сжимавший в руках остро отточенный ассегай.

Против него пришлось встать Азизу. Весело усмехнувшись, юноша поправил перевязь и легким шагом двинулся к противнику. Неожиданно тишину амфитеатра нарушил голос самого сатрапа:

– Жители Кортеса! Этот юноша – ученик знаменитого капитана Расула. Посмотрим, не утратил ли старый воин своих навыков. Давай парень, не посрами учителя!

Усмехнувшись в ответ одними губами, Азиз шагнул к противнику и сделал приглашающий жест. Меч его так и остался в ножнах. Негр усмехнулся, блеснув белыми как снег зубами и взмахнул оружием. Воздух простонал, рассекаемый острым оружием, но удар прошел мимо.

Легко, почти лениво, юноша отступил в сторону и ударил голой рукой. Твердый как камень кулак, расплющил и без того плоский нос чернокожего, заставив его захлебнуться кровью. Выронив ассегай, негр упал на спину, прижимая к лицу ладони. Зрители взвыли от восторга.

Азиз стоял, небрежно опустив руки, с легкой улыбкой глядя на завывающую толпу. Ушибленный боец медленно поднялся и потряс головой, пытаясь разогнать туман перед глазами. Кровь, ручьем вытекавшая из разбитого носа заливала лицо, превращая его в гротескную маску, и медленно стекала не грудь. Утерев ладонью лицо, воин слизнул с пальцев кровь и, подобрав свое оружие, метнулся в атаку, нанося удар от самой земли. Но его расчет не оправдался.

Моментально собравшись, юноша сделал сальто и, чуть коснувшись ногами земли, снова взвился в воздух. Его удар настиг атакующего в середине движения, и негр снова оказался на песке. Толпа уже просто стонала от восторга. В очередной раз дав противнику встать, Азиз снова отдал ему инициативу атаки и, сделав еще один кульбит, приземлился на спину врагу. Моментально оплетя бычью шею руками, юноша сделал резкое движение – и на песок упал труп.

Азиз умудрился победить, даже не обнажив оружия. Такое владение телом было встречено зрителями с восторгом. Гром аплодисментов и восторженных криков провожал юношу до самой скамьи ожидания. Служители собрали брошенные на песок монеты и вручили кошель юноше. С любопытством заглянув в него, Азиз присвистнул от удивления. В основном там лежало серебро, но мелькало и несколько золотых. Меди почти не было.

– Неплохо, парень. Очень неплохо. Но ты напрасно показываешь все, что умеешь, – раздался рядом незнакомый голос и Азиз, обернувшись, увидел очередного ветерана, с ухмылкой глядевшего ему в глаза.

– А с чего ты взял, что это все? – усмехнулся юноша, и ухмылка пропала, сменившись недоуменной миной.

Внимательно наблюдая за следующей парой бойцов, Азиз всей кожей ощущал злой взгляд сатрапа. Победа, давшаяся ему с такой легкостью, не могла не вызвать бешенства властелина, рассчитывавшего опозорить и его и его учителя. Чуть усмехнувшись, юноша поискал глазами мастера.

Старик стоял за воротами у входа в казармы. Лицо старого воина оставалось бесстрастным, и только глаза светились радостью и удовлетворением. Юный воин оправдывал его надежды, и старик по праву гордился своим учеником. Но это был только первый бой.

Почувствовав на себе взгляд юноши, Расул перевел взгляд на ученика и чуть заметно кивнул, улыбнувшись уголками губ. Эта сдержанная, не заметная постороннему взгляду похвала, обрадовала юношу больше, чем все аплодисменты, вместе взятые.

Чуть кивнув в ответ, Азиз перевел взгляд на сражающихся. Внимание его привлек молодой боец, пытавшийся повторить приемы самого Азиза. Гибкости и силы у него было с избытком, а вот реакции и знаний явно не хватало. В итоге ветеран, сражавшийся против него, просто остановился посередине движения, и парень вместо того, чтобы оседлать противника, с размаху рухнул на песок.

Зрители разразились свистом и улюлюканьем, радуясь проигрышу молодого бойца. Ветеран, дождавшись, когда он встанет, шагнул вперед и всадил кинжал в живот противнику. Оглушенный падением, парень не успел ничего предпринять и рухнул на песок, обливаясь кровью и пытаясь руками удержать вываливающиеся внутренности.

– Пожалел, – тихо произнес сидевший рядом с Азизом боец.

– С чего ты взял? – тихо спросил юноша.

– С такими ранами часто выживают. Особенно если рядом окажется хороший лекарь или на худой конец коновал. Запихает требуху обратно, залатает шкуру – и все дела. Он мог ударить в горло или в грудь. Вот тогда точно конец. – Юноша согласно кивнул и внимательно посмотрел на идущего к скамье ветерана.

Победа его явно не радовала. Воин шел, опустив голову и не обращая внимания на приветственные крики толпы. Тяжело опустившись на скамью неподалеку от Азиза, он глотнул разбавленного вина и взглянул на юношу.

– Он решил повторить твои фокусы и поплатился, – негромко проворчал он.

– Я это понял, – кивнул Азиз.

– Будешь повторять их?

– Нет. Использую другие. У меня их много.

– Смотри, не перестарайся. Сам видишь, чем это может кончиться.

– Видел, – кивнул Азиз и взглянул на арену.

Там уже сошлась очередная пара бойцов. Оба северные варвары, вооруженные боевыми молотами. В опытных руках это было страшное оружие. Снабженное с одной стороны широким бойком, а с другой – заостренным клином, который сами варвары называли клюв ворона.

В данном случае руки, сжимавшие оружие, никак нельзя было назвать корявыми. Оба бойца виртуозно орудовали молотами, перекидывая и проворачивая их в руках, нанося удары то бойком, то клювом. Обитые железом рукояти звонко сталкивались в тишине арены, иногда высекая искры.

Изловчившись, один из бойцов отбил молот противника, ткнув его обратной стороной рукояти в живот и моментально развернувшись, всадил клюв в висок противника. Боец умер, даже не успев понять, что произошло.

Закинув молот на плечо, варвар направился к скамье, не обращая внимания на крики толпы. Его презрение к овациям вызвало у зрителей волну протеста, вылившуюся в крики, свист и швыряние вслед объедков.

Медленно опустившись на скамью, варвар сплюнул на песок и хрипло проговорил на родном языке:

– Собаки. Трусливые скоты. Им на потеху я должен был убить соплеменника.

– Он был твоим соплеменником? – удивленно спросил Азиз на том же языке. Изумленно обернувшись, варвар растерянно спросил:

– Откуда ты знаешь мою речь?

– Это и моя речь, – ответил Азиз. – Моя мать была рабыней из твоей страны.

– Как тебя зовут?

– У меня два имени. Какое именно тебя интересует?

– То, которым назвала тебя мать. Клички местных меня не интересуют.

– Ал-Тор.

– Посвященный Тору! Что ж, твоя мать не ошиблась. Ты вырос бойцом.

– Спасибо. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Да. Он был моим соплеменником.

– Тогда почему вы сражались?

– Мы провинились, перебрали вина в кабаке, устроили драку, а когда появились стражники, вместо того чтобы сдаться, взялись за оружие, и сатрап предложил нам на выбор – умереть на кольях или сразившись на арене. Мы выбрали арену. Лучше умереть с оружием в руках, чем как овцы на бойне.

– Это верно, – кивнул Ал-Тор, он же Азиз.

– Ты хороший боец, – продолжил варвар. – Лучше меня. Я видел твой бой. Такие как ты, редкость. Надеюсь, Тор подарит тебе удачу.

– Спасибо, – кивнул Азиз.

В этот момент зрители взорвались приветственными криками, и собеседники отвлеклись от разговора, дружно взглянув на арену. Высокий и невероятно худой чернокожий боец вогнал копье в грудь противнику, разворотив ему грудину. От удара широкий листовидный наконечник копья показался между лопаток убитого. Уперевшись ногой в живот противнику, боец вырвал копье и, вскинув его над головой, издал боевой клич.

Повернувшись к сидящим, чернокожий выискал глазами Азиза и, ткнув в него копьем, яростно выкрикнул:

– То же самое я сделаю и с тобой! – его хриплый голос и странный акцент прозвучали дико, но бойцы смогли разобрать слова.

Услышав его вызов, варвар, говоривший с Азизом, начал медленно подниматься, вскидывая молот, но юноша удержал его, крепко взяв за локоть.

– Не надо. Придет время, я сам разберусь с ним, – проговорил Азиз и усмехнулся.

Этот волчий оскал объяснил варвару больше, чем все слова. Внимательно посмотрев на юношу, варвар сел и, почесав затылок, хищно усмехнулся в ответ. Потом, подумав, медленно, с расстановкой проговорил:

– Ты и правда боец. И не просто боец, а вожак. За таким, как ты, можно идти в викинг. У тебя есть все, чтобы стать конунгом. Плохо только, что ты не чистокровка. Кланы не поверят бастарду.

– Разве так важно, кто был отцом или матерью? По-моему, намного важнее, кем стал сам человек.

– Это верно. Но предки, это те, кто может попросить для тебя милости богов и к кому ты сам можешь обратиться в трудный момент.

– Милость богов? Ее не надо просить. Боги сами пошлют свою милость тому, кто готов ее взять.

– Ты, и вправду, настоящий конунг, – почтительно проговорил варвар.

В этот момент Азиз услышал свое имя и встал. Выходя к середине арены, он разглядывал своего противника. Коренастый, кривоногий, с головой, словно растущей из плеч, он казался выточенным из цельного куска мореного дуба. В руках он сжимал кривую саблю – карабеллу.

Присмотревшись, Азиз понял, что его противнику более привычен конный бой. Пешая схватка была не его стихией. Чуть сместившись, Азиз внимательно следил за каждым движением степняка. На скуластом лице не отразилось ничего, когда неожиданно воин гортанно вскрикнул и прыгнул вперед, стараясь достать противника косым ударом от пояса.

Прыгнув вперед и в сторону, юноша ударил кованым сапогом по вооруженной руке, выбивая саблю. Степняк бросился за оружием, покатившись по песку и уходя от предполагаемого удара. Но его не последовало.

Позволив противнику поднять оружие, Азиз выхватил меч и нанес удар из-за плеча. Ножны, находившиеся за спиной, позволяли ему не терять времени на замах. Старинный клинок свистнул, и из разрубленной шеи ударил фонтан крови, окрасив песок в алый цвет.

Провернув меч в руке, он стряхнул с клинка кровь и вернул его в ножны. Медленно оглядывая беснующуюся толпу, юноша наткнулся на взгляд сатрапа и презрительно усмехнулся. Властелин смотрел на юного бойца со смесью страха, ненависти и зависти.

Сатрап уже понял, что вся его затея грозит провалиться. Старик смог воспитать бойца, способного в одиночку справиться с целым отрядом, и это пугало стареющего властелина. Было и еще кое-что, что лишало его покоя. Юноша был бастардом. Но бастардом не чьим-то, а его самого, и при хорошем раскладе мог бы захватить власть, заставив сатрапа признать себя. Толпа и солдаты легко могли принять такого бойца, а авторитет Расула среди гвардейцев был все также непоколебим. На мнение благородных в таких случаях обычно не обращали внимания. Главное, было признание толпы. Признание, которое позволит новому сатрапу обеспечить поставку налогов в империю, а императору останется только узаконить нового правителя своим указом. Императору глубоко наплевать, кто сидит на троне сатрапии, лишь бы налоги текли в казну и чернь сидела тихо, не выказывая свое недовольство слишком громко.

Все эти мысли Азиз легко прочел на лице правителя и снова усмехнулся. Власть ему была не нужна. Он был рожден воином, а не политиком. Все, чего он добивался, это месть. Месть за загубленную жизнь матери, за честь старого учителя, за всех, кого погубили глупость и самодурство сатрапа.

Его и самого когда-то отвергли. Отвергли с самого рождения только за то, что он посмел появиться на этот свет. Отвергли благородные, за то, что его мать была рабыней, и отвергли плебеи, потому, что его отец был сатрапом. Изгой. Изгой от рождения. Изгой по происхождению. Изгой по образу мыслей и жизни. Даже меч, подаренный ему учителем, был не обычным мечом, а бастардом. Единственное оружие, пришедшееся ему по руке. Что ж, значит, так решили боги.

Обуреваемый этими мыслями, юноша направился к скамье, но ему не суждено было передохнуть. Повинуясь знаку сатрапа, распорядитель снова выкрикнул его имя, вызвав против высокого чернокожего с копьем.

Зрители зароптали. Даже бойцы подскочили на своих местах, разразившись возмущенными криками. Они прекрасно поняли, что произошло, но доказать ничего не могли. Да и кто будет слушать смертника? Ведь таблички вынимались из урны богов.

Презрительно усмехнувшись, Азиз взглянул на ложу сатрапа и шагнул обратно. Вызванный противник подскочил и, взвыв от удовольствия, рысью понесся к юноше. Не дожидаясь сигнала, он высоко подпрыгнул и взмахнул копьем, попытавшись снести Азизу голову.

Юноша, уже просчитавший весь рисунок боя, просто перекатился через голову, пропуская противника над собой. Вскочив, он моментально обнажил клинок, встретив копье на полпути к своему горлу.

Зашипев от злости, чернокожий отскочил и, прокрутив копье, двинулся по кругу, стараясь поставить юношу лицом к солнцу. Усмехнувшись над столь наивной попыткой, Азиз сдвинулся в сторону, оставшись в своем прежнем положении. Чуть отступив, чернокожий неожиданно заговорил:

– Ты убил моего друга. Мы делили все. Даже собственную силу. Теперь я остался один. А его дух никогда не придет к повелителю Зулу. За это я буду убивать тебя медленно.

– Почему его дух не сможет прийти к повелителю?

– Он умер без крови. Его дух остался в нем, – прохрипел воин и нанес удар. Отбив нападение, Азиз несколькими взмахами меча отогнал противника, и они снова закружили по песку.

– Ну так перережь ему глотку, и дело с концом, – посоветовал он противнику, но тот уже ничего не осознавал.

– Я буду не просто убивать тебя. Я нанесу тебе рану, а потом, когда ты не сможешь сопротивляться, сделаю тебя своей женщиной. Прямо здесь, на арене. Чтобы дух моего друга успокоился. И только после этого я задушу тебя, чтобы ты пошел прислуживать ему в джунглях повелителя.

– А вот за это я убью тебя так же, как и твоего любовника. Без крови, – прорычал разозленный юноша и, сделав обманное движение, перерубил древко копья, срубив наконечник. Отбросив его ногой в сторону, Азиз шагнул вперед, убирая меч в ножны.

Перехватив обрубок древка, воин решил использовать его как дубину, но он не знал простой истины, вбитой в юношу его учителем; воин должен уметь пользоваться любым оружием и знать, как сражаться против него голыми руками.

Тело юноши превратилось в мелькающий по песку вихрь, из которого периодически появлялись то кулак, то кованый каблук, с неумолимой точностью поражавшие незащищенные участки тела противника. Это было больно.

Более того, это было унизительно. От унижения, чернокожий воин растерял остатки здравого смысла и, забыв об осторожности, бросился вперед, стремясь нанести один-единственный удар, способный подарить ему преимущество.

Крутанувшись волчком, юноша умудрился дотянуться пяткой до затылка противника, и тот на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Этого было достаточно. Моментально оказавшись у него на спине, Азиз зажал шею врага в локтевом сгибе и, упершись коленом в спину, сделал резкое движение корпусом. Сухой хруст, короткий хрип – и воин умер, так и не сумев отомстить.

Отбросив обмякшее тело, юноша встал перед ложей сатрапа и дерзко взглянул на владыку, не обращая внимания на беснующуюся толпу. Ярость сатрапа достигла апогея. Глаза налились кровью, а шея и лицо приобрели багровый оттенок. Медленно приподнявшись, он закричал, топая ногами и брызжа от ненависти слюной:

– Взять его! В железный зиндан бунтовщика!

Толпа, не ожидавшая такого поворота событий, начала роптать. Подобное случилось впервые. Частенько на арене оказывались те, кто был приговорен к смерти, но никогда не уводили смертника с арены в зиндан.

Толпа не хотела терять одного из лучших бойцов, доставлявшего им наслаждение своим умением убивать, и очень скоро ропот перешел в громкие вопли. Гвардейцы окружили ложу, а наемники бросились на арену выполнять приказ нанимателя.

Выхватив меч, Азиз быстрым взглядом оценил ситуацию и приготовился подороже продать свою жизнь. Наемников было слишком много. Выбирая более удобную позицию, он отступил к стене, когда из-за казарменных ворот раздался крик старого Расула:

– Сюда малыш! Беги сюда! Мы встретим их вместе!

– Учитель! – радостно вскрикнул юноша и бросился к воротам.

Удержать неистового капитана не мог никто. Яростно размахивая мечом и кинжалом, старик разогнал охрану у ворот и пинком открыл ворота. Стражники ворот, зная старика не понаслышке, просто бросили оружие и разбежались. Еще свежи были в их памяти дни, когда старик в учебных боях, шутя, разгонял целый десяток голыми руками.

Подбежав к учителю, Азиз моментально развернулся и взмахнул мечом, перерубая горло ближайшему наемнику. Встав спина к спине, воины одновременно усмехнулись, посылая противнику волчьи улыбки. Эти оскалы заставили наемников удвоить осторожность.

Обходя бойцов по кругу, они попытались взять их в кольцо, но они быстро сместились к воротам, не давая наемникам окружить себя. Послышалась короткая гортанная команда, и наемники бросились в атаку.

Эти псы войны недаром ели свой хлеб. Несмотря на внешнюю разболтанность и недисциплинированность, нападали они слаженно и четко, не мешая друг другу и не вмешиваясь в чужой бой.

Отбив очередной удар, Расул неожиданно крикнул:

– Беги, сынок! Я их задержу!

– Учитель! Я не могу вас бросить!

– Я сказал – беги! Ты знаешь, что делать. Беги. И отомсти ему за нас всех!

– Мастер!

– Беги! Не думай обо мне. Нет ничего лучше, чем умереть в бою, с оружием в руках. Беги и запомни этот день!

Неожиданно грохот и лязг перекрыл громоподобный крик, и на наемника обрушился удар боевого молота, смяв шлем солдата вместе с головой.

– Оди-ин!!! – кричал варвар, размахивая огромным молотом, словно соломинкой. Боевой клич заставил наемников откатиться от бойцов. Встав рядом с Расулом, варвар громко проговорил на своем варварском наречии:

– Беги, конунг! Я помогу ему, беги! Такие, как ты, должны жить и вести воинов в викинг. Беги!

– Я не могу оставить мастера.

– С ним останусь я. А ты беги! Ты должен выжить. Норны сплели нить твоей судьбы, но тебе еще рано пировать в чертогах Одина.

– Уходи, сынок. Ты знаешь, что делать.

Азиз действительно знал. Старик заставил его несколько раз повторить свои указания.

Обреченно кивнув, юноша забросил меч в ножны и метнулся к выходу. За спиной послышался грохот и лязг. Понимая, что он уходит, наемники бросились в атаку. Уже на улице он услышал боевой клич мастера и рев варвара, к которым присоединился еще один клич. Клич воина, пришедшего вернуть Расулу долг за спасенную когда-то жизнь.

Выскочив на площадь, Азиз быстро огляделся и кинулся в сторону городских ворот. В запасе у него было несколько минут. Он мчался вперед, распугивая людей, заставляя их в страхе прижиматься к стенам домов. В переулке, недалеко от ворот, их с мастером должен был ждать старый слуга с лошадьми и припасами. Это был их последний день в Кортесе. После боев они собирались уехать на восток.

Там, в солончаковых степях, у старого Расула давно уже был построен дом. Охраняли его ветераны, уволенные со службы по возрасту. Капитан нанял их, понимая, что старые солдаты, не получившие за свою службу ничего, кроме ран и шрамов, очень скоро превратятся в пьяниц или ночных грабителей. В умении сражаться и смелости им не откажешь, зато в умении жить в обычном мире им было отказано очень давно.

Влетев в переулок, Азиз увидел старого слугу, в прошлом тоже солдата. Старик терпеливо ждал их, держа в поводу четырех коней. Трех верховых и заводную, с припасами. Увидев юношу, старик быстро перекинул поводья и вскочил в седло.

– Где капитан? – спросил он подбежавшего Азиза.

– Он остался там, – угрюмо ответил юноша.

– Это он приказал тебе уйти?

Азиз промолчал.

– Азиз! Я тебя спрашиваю!

– Азиза больше нет, старик! Он умер. Сегодня. Есть Ал-Тор. Запомни это, – резко ответил юноша, свирепо сверкнув на ветерана глазами.

– Как прикажешь, мастер, – растерянно ответил тот и, помолчав, добавил: – Капитан предвидел это. Он приказал спасти тебя любой ценой.

– Спасти?! – От возмущения и бешенства юноша рванул повод, подняв жеребца на дыбы.

– Не злись, мастер. Ты сам знаешь, что такое приказ капитана.

– Но ты уже не на службе.

– Да. Но ему я обязан всем. Даже собственной жизнью. Он дважды спасал мою шкуру, и я должен оплатить этот долг. А теперь поехали. У меня есть приказ, и я выполню его, даже если мне придется связать тебя.

– Хорошо. Поехали, потом разберемся, – кивнул юноша, и в этот момент в переулок влетел отряд наемников.

Перепуганные жители добровольно указали им дорогу. Увидев противника, Ал-Тор обнажил меч и, взревев, вонзил каблуки в бока коня. Наемники растерялись. Это было впервые, чтобы один атаковал многих. Их минутное замешательство дорого им обошлось.

Ал-Тор успел свалить троих прежде, чем остальные очнулись и, сообразив, что в узком переулке не могут напасть на него все разом, отступили. Моментально развернув коня, юноша снова двинул его каблуками и помчался обратно, крича ветерану, чтобы тот выводил лошадей к воротам.

Они успели выскочить за городскую черту, когда старик окликнул юношу и, бросив ему поводья свободных лошадей, развернулся обратно.

– Что ты задумал? – успел спросить юноша.

– Пора платить долги, мастер. Езжайте и не оглядывайтесь. Я попробую помочь моему капитану.

– Это невозможно. Неужели ты думаешь, что я оставил бы его?

– Нет, мастер. Но у меня есть приказ, и я должен его выполнить, – твердо ответил старик и дал шпоры коню.

Подхватив поводья, Ал-Тор помчался по степи, уводя лошадей в сторону от дороги и придерживаясь только одному ему известного направления. Старый ветеран выхватил палаш и, пришпорив коня, влетел в ворота.

Лошадь всем своим весом ударила выезжавшего во главе полусотни лейтенанта, отбросив его в сторону. Кобыла офицера шарахнулась и, запутавшись в ногах, рухнула на жеребца десятника. Началась сумятица, которой не преминул воспользоваться старик.

Широкий палаш сверкнул, и лейтенант захлебнулся криком. Ветеран вздохнул и, взявшись за рукоять двумя руками, принялся выкашивать успокаивающих своих лошадей наемников. Это была работа мясника, но старик надеялся только удержать их в воротах подольше, давая юноше время уехать.

Быстро разобравшись в ситуации, наемники бросили лошадей и обнажили оружие. Несмотря на гибель офицера, десятники смогли быстро привести своих людей в чувство и организовать атаку.

Для самих наемников в этом деле было много непонятного. Если мальчишка враг, зачем было выпускать его на арену? Если он такой сильный воин, зачем хватать его и сажать в зиндан? Намного лучше переманить его на свою сторону. Хорошие воины всегда нужны. Эти южане все какие-то сумасшедшие. Отличного воина сажают в тюрьму. Старик с помощью варвара отбивается от целого десятка. Другой старик в одиночку бросается на полусотню.

Но эти псы войны повидали слишком много боев, чтобы вот так просто растеряться от нападения одного, пусть и опытного воина. Коротко прозвучала команда, и наемники откатились назад. Лучники вскинули свои тяжелые, боевые луки и в воздухе свистнули стрелы.

Ветеран упал, обливаясь кровью. Десятники подошли к телу, чтобы убедиться, что противник больше не опасен. Неожиданно старик открыл глаза и хрипло прошептал:

– Прости, капитан, это все, что я мог сделать.

Один из десятников присел над стариком.

– Кто тебя послал, старик?

– Мой капитан.

– Кто он?

– Капитан Расул.

– Куда поехал мальчишка?

– Это знал только он. Вам его не найти.

– Зачем ты бросился на нас?

– Капитан приказал мне спасти своего сына.

– Мальчишка – это сын капитана?

– Да. Он усыновил его. Теперь он не бастард, а воин благородной фамилии и боец, какой вам и не снился, – улыбнулся старик и откинулся на мостовую. По сухому, жилистому телу пробежала дрожь, и ветеран умер.

Десятник выпрямился и, почесав затылок, взглянул на стоящих рядом солдат. Наемники стояли, обнажив головы и отдавая последнюю дань уважения преданному ветерану.

– Хотелось бы, чтобы мои солдаты были также преданны, – проворчал один из десятников.

– В этом деле много непонятного. Кажется, нас заставили делать то, чего не сделали бы местные солдаты, – ответил самый старый из десятников. Повернувшись, он позвал одного из солдат.

– Хорек. Отправляйся в казармы. Делай, что хочешь, но узнай, кто такой капитан Расул, чем он знаменит и что это за история с бастардом и зинданом. Все понял? – Вызванный солдат кивнул и растворился в толпе.

– Остальные, по коням. Проведем рейд и посмотрим, куда мог уйти мальчишка.

Наемники быстро разобрали коней и через несколько минут полусотня на рысях выходила из города. Следы трех лошадей они нашли через полколокола. Пришпорив коней, полусотня понеслась по степи.

Они догнали юношу почти на закате. Увидев погоню, воин бросил поводья заводных коней и, развернувшись, помчался прямо на преследователей. Не ожидавшие такой наглости десятники опустили пики и пришпорили коней.

Убивать беглеца не входило в их планы, но юноша не знал этого и очертя голову бросился в бой. Очень скоро наемники убедились, что имеют дело не с простым бойцом, а с настоящим мастером боя. Виртуозное владение мечом, конем и собственным телом делало его практически неуязвимым.

Наконечники пик, направленные в коня, были срублены одним неуловимым движением. Следовавшая за десятниками пара воинов поплатилась головами. Старинный меч не знал пощады. Молодой мастер дрался, как настоящий демон. Наемники не выдержали.

Отступив, они попытались окружить бойца, но он в очередной раз прорвал кольцо воинов, убив еще троих. Один из наемников вскинул лук. В воздухе свистнула стрела и упала на землю, перечеркнутая яростным росчерком старинной бронзы и перерубленная пополам.

– Этот парень не человек! – хрипло крикнул один из наемников.

– Верно! – поддержал его другой.

– Так может драться только демон или берсерк.

– Кто? – переспросил десятник.

– Берсерк. Так называют бойцов одержимых демоном боя северные варвары.

– В таком случае, если он демон, пусть убирается в седьмой ад Хракуташа, – ответил самый старший из десятников и, помолчав, добавил:

– Мы возвращаемся в город.

– А что мы скажем сатрапу?

– Что он может проваливать туда же. Откровенно говоря, служба в этом городе мне лично давно уже перестала нравиться. С самого начала нас встретили как захватчиков, а не охрану. Даже дворцовые гвардейцы.

– Мне плевать, что мы будем делать дальше, но я должен посчитаться с этим сопляком! – прорычал один из наемников и, выхватив огромный двуручник, пришпорил коня.

– Эй, что это с ним?

– Парень убил его младшего брата. Боюсь, что Старк сейчас отправится к нему, – ответил на вопрос десятника седой ветеран и спокойно развернулся в сторону схватки.

Ал-Тор стоял на своем месте, ожидая дальнейших действий наемников. Расслабив плечи и руки, он спокойно давал вытечь напряжению боя. Разум юноши успокоился, и он пытался трезво оценить обстановку.

Увидев несущегося к нему наемника, юноша быстро спрыгнул с седла и, хлопнув лошадь по крупу, отогнал ее в сторону. Уперевшись ногами в землю, он вскинул меч и приготовился к схватке. Наемники, подчиняясь команде десятников, остались на своих местах, дав Старку встретиться с юношей лицом к лицу.

Наемник вскинул свой двуручник, намереваясь использовать объединенные скорость и вес лошади. Такой удар рассекал пополам верблюда. Приподнявшись в седле для увеличения размаха, он примерился и ударил.

Но стоявший перед ним юноша меньше всего напоминал меланхоличное животное. В тот момент, когда огромный меч начал опускаться ему на голову, он просто подскочил ближе к коню и резко взмахнул рукой. Шея лошади оказалась перерубленной.

Сделав по инерции еще несколько скачков, животное рухнуло на землю, сбросив наемника в пыль. Промах еще больше взбесил Старка, заставив его забыть все правила боя. Грязно ругаясь, он вскочил на ноги и, подхватив выроненный меч, бросился в бой.

Парировав несколько ударов наемника, Ал-Тор перешел в атаку, увеличивая скорость и меняя манеру боя. Его полуторник мелькал со скоростью змеи, рассекая воздух и норовя вонзиться в тело противника в самых неожиданных местах.

Отскочив назад, Старк проревел что-то нечленораздельное и, размахнувшись изо всех сил, нанес удар по плечу, норовя разрубить юношу пополам. Ал-Тору оставалось только одно. Жестко встретить оружие противника своим мечом. Увернуться или парировать удар по касательной он не успевал.

Раздался треск и жалобное дребезжание. Меч юноши переломился у самой рукояти. Старинная бронза не выдержала такого напряжения, предав своего последнего владельца. Но и для двуручника Старка наступила последняя минута. Старинный меч умер, как умирают настоящие бойцы, прихватив с собой своего убийцу.

Две трети клинка двуручника оказались на земле. Бренные останки оружия скрестились даже на земле, словно и после смерти пытались соперничать. Старк выругался и попытался достать противника обломком, оставшимся в руке.

Отбросив атакующую руку, Ал-Тор выхватил кинжал и молниеносно всадил его в живот наемнику. Захрипев, Старк медленно осел на землю, прижимая руки к животу. Подхватив с земли обломок клинка, юноша вскочил на коня и, развернувшись, помчался в степь.

Наемники даже не пытались преследовать его. Гибель Старка была только его собственной глупостью. Любой из солдат прекрасно осознавал, что он не противник этому мастеру клинка.

Ал-Тор гнал коней, смахивая с лица слезы потери. То, что наемники смогли догнать его, означало, что со старым капитаном и его добровольными помощниками покончено. Старый слуга тоже погиб. Это бесило юношу, но он отлично понимал, что сейчас у него нет возможности отомстить.

Он знал, что должно пройти время, и тогда он сможет вернуться, чтобы заставить сатрапа заплатить за все. Боль потери стальным обручем сдавила грудь, заставляя его гнать лошадей без остановок. Перепрыгивая из седла в седло на ходу, он менял лошадей и продолжал скачку.

Почти двое суток безумной гонки, и он выехал на холм, у подножия которого, на самой кромке леса стоял большой дом, обнесенный высоким забором. Добротные постройки и крепкие запоры ясно говорили, что живущие там готовы к неожиданностям, и незваных гостей будет ждать очень жесткий прием. Над высокой каминной трубой вился дымок, показывая, что дом обитаем.

Тряхнув поводьями, юноша направил усталых лошадей к дому. Его уже заметили. Ворота распахнулись и навстречу воину вышли двое ветеранов с арбалетами в руках. Отточенные до бритвенной остроты жала болтов смотрели прямо в грудь юноши.

Подъехав к воротам, Ал-Тор устало оперся на луку седла и, взглянув на ветеранов, тихо произнес:

– Все, друзья. Ваша служба окончена. Капитана Расула больше нет. Я остался один.

– Кто вы? – спросил один из ветеранов.

– Все в порядке, старина, – ответил второй.

– Я знаю его. Это ученик капитана.

– Скажите, мастер, вы уверены, что капитана больше нет?

– Да. Я уверен. Сатрап приказал схватить нас. Мы дрались. Капитан приказал бежать и ехать сюда. Потом меня догнали наемники. Я сражался, пока не сломал свой меч. Потом снова бежал. Теперь я здесь, – Ал-Тор поведал эту историю тихим, бесцветным голосом, понимая, что это последние в его жизни люди, которым он мог безоглядно доверять.

– Теперь решайте сами. Можете остаться, можете уйти, это вам решать.

– Нам некуда идти, мастер. А кроме того, вы не сможете жить здесь один, – ответил узнавший его ветеран.

– Сейчас мне нет до этого никакого дела. Если вам некуда идти, можете оставаться. Я буду только рад, – также тихо ответил юноша.

– Мастер, сойдите с коня. Для вас приготовлены термы. Мы ждали вас, – ответил ветеран, и, помолчав, тихо добавил: – Всех.

Ал-Тор молча кивнул и устало слез с коня. Отдав поводья слугам, он словно впал в забытье. В его сознании не укладывалось, что учителя больше нет. Что больше не будет совместных тренировок, что суровый голос больше не одернет его, когда он в очередной раз вздумает изменить движение или учудить что-то из танца чернокожих шаманов. Что больше он не усмехнется в седые усы над его шуткой и не подловит на какой-нибудь старый, но безотказный трюк.

Словно в полусне, он прошел следом за ветераном в термы и, раздевшись, погрузился в горячую воду. Не думая о том, что делает, он отмыл себя до скрипа и, выйдя, также молча уселся за стол. Жуя мясо, он не чувствовал вкуса, не понимал букета вина. Он просто присутствовал физически. На самом деле его здесь не было.

Ветераны молча убрали со стола и уселись по обе стороны от него. На столе оказались переметные сумы с заводной лошади. Ал-Тор молча распустил завязки и перевернул их, вываливая содержимое на стол.

Несколько свертков упали тихо, один же грохнулся со звуком упакованного железа. В другой суме лежали книги и свитки. Юноша медленно взял в руки сверток, размеры которого ясно говорили, что там книга.

Отбросив мягкую ткань, Ал-Тор увидел обложку из телячьей кожи, скрепленную по углам серебряными скрепами. Сама обложка застегивалась серебряной же застежкой. На светлой, чуть желтоватой коже был искусно оттиснен меч. Один из ветеранов тихо ахнул:

– Этого не может быть! Трактат об искусстве боя! Его считали утерянным еще двадцать лет назад. Многие отдали бы один глаз, чтобы вторым увидеть это чудо.

Ал-Тор молча положил книгу и взял другой сверток. Это была еще одна книга. Тоже по искусству боя, но теперь рукопашному. Это было то, чему его учил сам мастер. Умение сражаться с вооруженным противником голыми руками. Глядя на гравюры, на которых застыли в знакомых до боли позах мастера, юноша грустно улыбнулся и отложил книгу.

Взяв третий сверток, юноша развязал тесемки, и в руках у него оказалось несколько свитков с печатями. Медленно перебрав их, он развернул тот, на котором стояла печать старого капитана. Это было письмо Расула к нему. Положив свиток на стол, он начал читать его вслух. Это были последние слова, которые старик обращал к нему и к людям, оставшимся рядом.

– Сынок, это мое письмо поможет тебе многое понять и жить дальше. Я подобрал тебя много лет назад, увидев, что в тебе есть то, что я искал долгие годы. Ты рожден бойцом. Мне все равно, кто твои родители. Я не преследовал цели сделать из тебя мстителя. Наоборот. Я хотел увезти тебя подальше, в глушь. От людей и от тех, кто хоть что-то знает о твоем происхождении. Там, для всех ты был бы моим сыном, которого я так и не смог увидеть. Многое в моей жизни было не так. Но теперь я не жалею о прошедшем. У меня есть ты.

Я давно и тщательно готовился к этому переезду. Люди, которые встретили тебя, мои старые солдаты. Я доверяю им, и они не предадут. В этом я уверен. Дом был построен по моему заказу. Там есть все, что нужно цивилизованному человеку. Я перевез всю свою библиотеку, коллекцию оружия – словом, все, что было мне дорого. Дом записан на твое второе имя. Ал-Тор. Ты полноправный хозяин этого дома и всей прилегающей земли.

В подвале сделан тайник. Там ты найдешь деньги и драгоценности твоей матери. Она передала их мне для тебя. Это все, что она могла сделать. Не осуждай ее. В сумке ты найдешь немного золота. Это на первое время. В дальнейшем ты можешь использовать деньги из тайника. Не торопись. В свое время я смог собрать немного камней. Запомни, они легче и дороже золота. Будь внимателен. Для продажи посылай одного из ветеранов. Они лучше знают, как действовать.

Теперь я хочу обратиться к своим старым соратникам. Друзья, мы многое повидали и на закате лет имеем полное право на достойную старость. Но наш сатрап так не считает. Он выбросил нас, как жестокий хозяин выбрасывает престарелых псов, не способных более справиться с волками. Ему было все равно, как и на что мы будем жить. Я собрал вас, зная каждого и надеясь, что вы будете также преданы моему сыну, как были преданы мне.

Я знаю, что вы не боитесь ни богов, ни демонов. Ваше слово было по-солдатски твердым, и я хочу верить, что у вас оно таким и осталось. Но клянусь своей душой, если что-то пойдет не так, я спрошу с каждого на том свете. Помогите ему, друзья. Это моя последняя просьба. Просьба человека, за которым вы много лет подряд шли в бой и на смерть и который не жалел собственной шкуры, чтобы спасти и вывести вас из боя если не целыми, то хотя бы живыми.

Ал-Тор, сынок, я прошу тебя, оставить этих людей рядом с собой. Дай им кров и покровительство. Будь справедливым владетелем. Их обездолили еще до твоего рождения. Так дай им уверенность в теплой и сытой старости, и они ответят тебе преданностью. За это я тебе ручаюсь.

И последнее. Отныне ты мой законный сын и наследник. Все, что у меня было, я передал тебе. Включая знания. Ты единственный, кого я научил всему, что умел сам. Я знал, что сатрап не даст нам спокойно уйти. Поэтому приготовился. Теперь этот дом – твое родовое гнездо, в котором ты будешь первым человеком, обучающим бойцов. Бойцов, способных на то, о чем многие только мечтают. Те два трактата, только незначительная часть всех секретов, заключенных в других книгах. Их ты найдешь в библиотеке. Не стремись к славе. Пусть твои ученики будут лучшими, но никогда не рассказывают о месте, где учились. Находи учеников сам. Пусть это будет один, но лучший. И еще. Постарайся продолжить наш род. Я не хочу, чтобы наше имя и знания умерли. Это все. Будь счастлив, сынок.

В самом низу, стояла подпись, скрепленная личной печатью капитана. На алом воске четко отпечатался рисунок двух перекрещенных мечей странной формы.

– Расул, прямой кончар, – тихо прочитал один из ветеранов.

– Граф Босте, барон Хакас-Карибский, по прозвищу Прямой Кончар. – Продолжил другой и тихо добавил: – Это было его любимое оружие. Прямой меч-кончар. Потому мы так и прозвали его.

Медленно встав, ветераны церемонно поклонились и, выпрямившись, обнажили кинжалы. Это было не обычное оружие. Боевые крисы с пламевидными клинками, которые одновременно служили и гардой. Искривленные рукояти позволяли держать их в самой неожиданной хватке.

Обнажив левые руки, ветераны порезали кожу и, дав крови стечь в подставленную чашу, смешали ее, протянув чашу юноше и произнося слова кровной клятвы. Взяв чашу, Ал-Тор, тоже порезал руку и, добавив свою кровь к уже бывшей в чаше, ответил ритуальными словами, после чего пригубил чашу. Воины клялись:

– Кровью вен своих, душой и духом бессмертным клянусь служить и почитать командира и властелина своего, давшего мне кров и хлеб, разделившего со мной чашу клятвы и обещавшего заботиться обо мне до самой моей могилы.

На что юноша отвечал:

– Кровью вен своих, душой и духом бессмертным клянусь заботиться о нуждах воинов моих, давших мне помощь, силу и служение свое, до самой могилы моей.

Откуда пришла эта клятва, не знал никто. Но эти слова пришли из глубины веков. Так клялись воины клана, избирая вождя. Так клялись гвардейцы, выбирая капитана. Указ сатрапа был не более, чем формальность. Гвардейцы сами выбирали своего командира и следовали его командам слепо, без оговорок и возражений. Они были элитой, и они были единственными, кто мог так поступать. Ведь именно они отдавали свои жизни в мирное время, спасая властелинов.

Исполнив ритуал, юноша без сил рухнул на стул. Прижав к груди письмо учителя, он опустил голову на стол и заплакал. Он плакал, не стыдясь своих ветеранов, ибо с этой минуты они принадлежали друг другу. Плакал страшно, сухо, без слез. Как умеют плакать только очень сильные духом мужчины. Горе жгло и билось в груди, разрывая сердце и заставляя его биться все быстрее.

Ветераны переглянулись и осторожно подняли юношу. Проводив его в спальню, они уложили Ал-Тора на кровать и тихо вышли, оставив его наедине со своим горем. Старики хорошо понимали, что творится на душе юноши, и не хотели мешать. Это можно было только пережить. Время – великий лекарь. Только оно могло помочь юноше пережить эту боль.

* * *

Спустя шесть лет после описанных выше событий в степи заговорили о банде разбойников, нападавших на караваны и уничтожавших все живое. На лысую голову сатрапа посыпались жалобы от купеческих старшин и караванщиков, требовавших очистить степь от бандитов.

Но спившийся владыка уже не имел реальной власти. Всем во дворце заправлял старший советник, собравший в своих руках всю власть и не собиравшийся отдавать ее просто так. Его, как никого другого, устраивало такое положение вещей. Он докладывал сатрапу, добивался аудиенций, передавал прошения, но решение так и не принималось.

Советнику оставалось только выдержать последний натиск купцов, и доведенные до отчаяния, они сами решат, кому должна принадлежать власть в сатрапии. Оставалось только отправить в столицу караван с налогами и получить подтверждение от императора. Но этого не произошло.

Караван-баши стали просто обходить город, держась подальше от опасных мест. Над городом возникла угроза голода и изоляции. Это никак не устраивало хитрого вельможу, и он решился на отчаянный шаг.

В степь были отправлены войска. Наемники, которым посулили большую награду в золоте за каждую отрубленную голову бандита. Воодушевленные такими посулами, воины ринулись в степь, сметая с лица земли все, что попадалось им на глаза. Но это стало их ошибкой.

Вместе с несколькими мелкими бандами, были убиты и солидные люди. Купцы, возвращавшиеся из дальних путешествий. Узнав о роковой ошибке, вельможа перепугался и, сказавшись больным, заперся в своем доме, не отвечая даже на отчаянные призывы сатрапа.

Наемники, поубавив рвения, принялись добросовестно прочесывать степь, надеясь найти хоть какой-то след банды. На двадцатый день бесплодных поисков десяток, высланный в авангард, наткнулся на странный поселок.

У кромки леса возвышался трехэтажный каменный дом, обнесенный высокой, крепкой оградой. Вокруг намного перелетов стрелы были видны возделанные поля. За этой оградой явно жило немало людей. Подъехав ближе, наемники разглядели, что ограда, это почти городская стена, сложенная из камней по всем правилам фортификации.

Здесь были и башенки, и бойницы и подъемный мост. Фактически это была крепость. Маленькая, но очень твердо и решительно охраняемая старыми ветеранами. Именно они встретили десяток с арбалетами в руках, ясно давая понять, что приезжим здесь не очень рады.

Оценив реальность угрозы, десятник сделал руками жест, говорящий о мирных намерениях, и, подъехав ближе, спросил:

– Эй, старики! Чья это земля?

– А кто спрашивает? – раздался в ответ вопрос одного из ветеранов.

– Я десятник наемной сотни армии Кортеса. Так, чья это земля?

– Нашего мастера.

– Я понимаю, что не ваша. Чья именно?

– Графа Босте, барона Хакас-Карибского, по прозвищу Бастард. – Раздался голос Ал-Тора, и на стене появился он сам.

– Я бы не стал гордиться таким прозвищем, – рассмеялся десятник.

– Ты и не будешь им гордиться, мерзавец, – резко ответил Ал-Тор, с ненавистью глядя на наемников.

– Эй, я тебя знаю! – воскликнул десятник, присмотревшись к говорившему.

– Ты тот самый парень, который шесть лет назад вырвался с арены, уложив половину наших парней.

– Ты прав, десятник. Это я. В тот день вы убили моего учителя. Этого я вам никогда не забуду. Так что у вас есть только один выход. Убить меня. Иначе вы отсюда не уйдете. Вы знаете, что делать, – добавил он, повернувшись к стрелкам.

Арбалетчики одним четким движением вскинули оружие, и наемники замерли, понимая, что любое движение будет для них смертельным. Старый десятник оказался не робким человеком и, не желая глупой гибели своих людей, сделал попытку покончить дело миром.

– Эй, уважаемый. Мы приехали сюда не воевать. У нас другой приказ. Мы ищем банду разбойников, нападающих на караваны, и сюда мы пришли, чтобы предупредить вас, а не драться. Нам нет дела до ваших разборок с сатрапом.

Ал-Тор уже решил было отпустить их, когда один из молодых и бестолковых солдат испортил десятнику все дело.

– Командир! – воскликнул он, подъезжая к десятнику. – Чего тут долго разговаривать? Убьем этого хвастуна и дело с концом. Глядишь, в их сундуках и золотишко найдется!

– Идиот! – прошипел десятник, но было поздно.

– Вот вы и показали свое истинное лицо, наемники. Теперь вам осталось только драться, – зло усмехнулся Ал-Тор и сделал знак охранникам.

Негромко заработал хорошо смазанный ворот, и подъемный мост начал опускаться. Десятник повернулся к молодому солдату и с размаху влепил ему затрещину.

– Наши смерти будут на твоей совести, болван.

– Но он же один! – растерянно ответил солдат.

– Этот один стоит двух таких десятков, как наш. Я видел его в деле. Таких воинов больше нет. Теперь нам осталось только молиться.

– Да я его сам прибью, – разозлился молодой и обнажил секиру.

– Попробуй, кретин, – зло ответил десятник и, обернувшись к остальным, скомандовал:

– Никому не двигаться. Пусть он сам попробует. Я постараюсь увести вас без потерь.

Наемникам не очень понравился этот приказ, они не привыкли бросать друг друга на произвол судьбы. Но это был приказ. Тем более что угроза была не шуточной, и откупиться смертью одного глупца ради жизни остальных не казалось таким уж страшным.

Тем временем мост опустился, и хозяин маленького замка оказался перед отрядом. В руке он сжимал прямой кончар, положив другую на кинжал. Шагнув на уложенную плоским камнем площадку перед въездом, он встал и обвел наемников внимательным, суровым взглядом зеленых глаз.

Опытные, закаленные во многих переделках воины поежились под этим странным, хищным взглядом, словно перед ними был не человек, а смертельно опасный зверь, готовый разорвать их в клочья.

Повинуясь приказу, наемники остались на своих местах, внимательно следя за каждым движением мужчины. Ал-Тор перевел взгляд на выехавшего вперед наемника с секирой в руках. Тот остался в седле, ожидая, что этот странный одиночка бросится в драку первым, но он стоял, словно и не собирался нападать.

Его спокойствие было сродни издевательству. Нервы наемника не выдержали этого противостояния. Бешено закричав, он вскинул секиру и пришпорил коня, решив покончить с наглецом одним ударом.

Ал-Тор оставался на месте до последнего. Только когда занесенная секира начала свой жуткий полет в его сторону, он сделал первое и последнее движение. Плавно, словно нехотя, шагнув в сторону, он проскользнул под самой мордой коня и взмахнул мечом.

Отточенная до бритвенной остроты сталь разрезала кольчугу и кожаный подкольчужник, словно пергамент. Хрипло вскрикнув, наемник схватился за распоротый бок и медленно сполз с остановившегося коня. Прижимая руку к ране, он вскинул секиру и снова пошел в атаку.

Ал-Тор подпустил противника вплотную и, дав ему возможность размахнуться, сработал на опережение. Меч свистнул в воздухе, яростным высверком перечеркнув горло врага. Наемник по инерции сделал шаг вперед и продолжил замах. Но это уже было движение мертвеца. Его шаг нарушил равновесие, и отрубленная голова скатилась с плеч, глухо стукнув о камень. Брызнула кровь, заливая все вокруг, и тело, конвульсивно дернувшись, рухнуло к ногам Ал-Тора.

– Два удара, – громко констатировал десятник.

– Только два удара тебе потребовалось, чтобы показать всем свое мастерство. При этом ты даже не пытался показать то, что умеешь. А умеешь ты многое. Это я запомнил еще в тот день. На арене. Ты наказал болтуна. Позволь нам уехать. Я не хочу потерять своих людей просто так, только потому, что мы выполняли несправедливый приказ, не зная, на кого идем.

– Что ты хочешь сказать? – резко спросил Ал-Тор.

– После того как ты скрылся в степи, мы вернулись в город. Еще перед выездом мы отправили человека с заданием, узнать, кто такой капитан Расул. Он узнал. Скажу честно, нам было стыдно, что нашими руками был убит такой солдат.

– Что стало с телом? – глухо спросил Ал-Тор.

– Мы похоронили его как солдата. Огонь очистил его душу, а у кострища трое суток стоял караул. Это все, что мы могли сделать.

– Вы поступили честно. Если это правда.

– Это правда, или пусть мой меч сломается в первом же выпаде. Мы не могли только объявить траур, как положено делать, когда умирает благородный.

– Этого не нужно. Вы сделали правильно. Он был воином и погиб как воин, с оружием в руках. Раз ты клянешься, что твои слова правда, я отпущу вас. В память о нем. Но запомните все. Никто не должен знать, где находится мой новый дом. Вы готовы дать в том кровавую клятву?

Десятник молча достал кинжал и надрезал ладонь. Наемники повторили его жест, поклявшись своей кровью, что никто не узнает, кто живет в этих местах. Ал-Тор молча кивнул и убрал меч в ножны.

– Вы можете уходить.

– Спасибо, мастер, – неожиданно поклонился десятник.

– Если захочешь побывать на могиле капитана, дай знать в казармы наемников. Я десятник Вагаз. Найди меня, и я помогу тебе попасть в город и отдать последнюю дань мастеру.

– Спасибо, десятник. Я запомню твои слова, – коротко ответил воин, метнув в наемника острый, как клинок, взгляд.

Вздрогнув от этого взгляда, десятник отдал команду, и наемники, слаженно развернув коней, понеслись по степи в сторону основного отряда. Глядя вслед удаляющимся всадникам, Ал-Тор тихо прошептал:

– Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть о своей доброте, десятник Вагаз. – И повернувшись, вернулся во двор.

Старые ветераны моментально окружили его, наперебой хваля и ругая. Одни – за мастерство, другие – за ненужный риск. Молча обведя взглядом знакомые лица, воин неожиданно спросил:

– Кто-нибудь может посоветовать мне хорошего кузнеца? Мне нужен человек, способный выковать клинок, прочность которого была бы неповторимой. – Услышав его вопрос, все неожиданно замолчали, обдумывая ответ.

Один за другим ветераны отрицательно качали головами, не понимая, зачем ему потребовался такой кузнец. Видя, что никто не может ответить на его вопрос, Ал-Тор досадливо закусил губу и, отвернувшись, молча направился в дом. Переглянувшись, ветераны последовали за ним.

Пройдя по коридорам, Ал-Тор вошел в оружейную и прямиком направился к подставке красного дерева, обитой синим бархатом. На плоской поверхности лежали обломки старинного меча, выкованного из черной бронзы.

Опустив ладонь на рукоять, воин глубоко вздохнул и тихо проговорил:

– Прости, мастер. Видят боги, я очень хочу восстановить твой подарок, но никто не знает человека, способного это сделать.

Услышав его слова, ветераны зашептались, сообразив, зачем ему кузнец. Неожиданно их тихий спор был прерван громкой фразой одного из старейших солдат.

– А я говорю, пусть съездит. Устоз Разман может это сделать. Если он откажется, то никто не сможет.

– Но он сумасшедший!

– И что? Мы все такие, – горячо возразил старик. На подобное заявление возразить было нечего, и ветераны замолчали, неодобрительно поглядывая на старика. Ал-Тор быстро подошел к нему и, заглянув в глаза, спросил:

– О ком ты говорил?

– Есть один кузнец. Но он со странностями.

– Расскажи, – попросил воин.

Загрузка...