Батожок

Отправляясь на войну,

Казачок спросил жену:

«Что же ты, моя зазноба,

Мне подаришь в грустный час,

Чтобы мог тебя до гроба

Вспоминать я каждый раз,

Где бы ни был я: в степи ли,

Поздней осенью ль, весной,

Что б ни ели, что б ни пили,

Чтоб была всегда со мной,

Чтоб я полную неделю

Косу черную видал,

На земле ли, на коне ли

Косу эту вспоминал?»

А казачка промолчала,

Головою покачала.

Казаку на грудь припала

И тогда лишь отвечала:

«Я не знаю, как мне быть,

Что в дорогу подарить.

Если трубку из дубка —

Это есть у казака;

Если кожаный кисет —

Так такой и кожи нет,

Чтоб напомнить помогла бы

В час ночной у огонька,

Какова ладонь у бабы,

Что ласкает казака;

Если подарить платок,

Завязавши узелок,

Выстрочить его и вышить,

Чтобы мог в бою ты выжить, —

Так такого нет платка,

Чтобы спрятал казака!

Не спасет он и от грусти,

Где б его ты ни держал;

Грусть и пулю — все пропустит:

Очень тонкий матерьял.

Я б такое подарила,

Чтобы вечно рядом было.

Шашку, что ли? Так уж есть.

Пуль свинцовых? Их не счесть.

Иль уздечку, что звенит?

Конь занузданный стоит.

Я такое подарю,

Чтобы ты, беды не зная,

Черну косу вспоминая,

Мне сказал: «Благодарю!»

Тут казачка повернулась,

В хату белую пошла,

Тем же часом и вернулась

И подарок подала.

«Принимай-ка, мой дружок,

Сей ременный батожок,

Он на косу тем похожий,

Что одной рукой плетен.

Он хотя из бычьей кожи,

Но зато все может он!

Он в бою тебе послужит

И в атаку повлечет;

Если надо — он задушит,

Если надо — засечет,—

Не забудешь никогда,

Заплетен он в три ряда».

Тут они расцеловались,

Больше часа обнимались.

В хату вместе уходили,

Больше часа в хате были.

А потом казачка вышла

С расплетенною косой,

Ветра буйного не слыша

Над осеннею листвой.

И за тонкую уздечку

От ивового плетня

Подвела она к крылечку

Темно-рыжего коня.

Взял казак уздечку горстью

И сказал: «Прощай, жена!»

О луку рукой оперся,

Стал ногами в стремена.

Тронул тихо поводами,

И поехал он садами

Да осенними полями,

Стременами поводя.

С двух сторон поля лежали,

Ветры с двух сторон бежали,

И в дорогу провожали

Капли крупного дождя.

А на правой стороне,

На витом винтом ремне,

Вниз стекал, как ручеек,

Тонкий жесткий батожок;

Светло-желтый, сыромятный,

Гладко сделанный, опрятный,

Заплетенный в три ряда,—

Не забудешь никогда.

…Ой, казаче, ой, дружок,

Ой, ременный батожок,

Что вас встретит, обожжет,

Что вас в чистом поле ждет?

Месяц, два прошли, полгода;

Отмела бела зима,

Жил казак в боях, походах

От письма и до письма.

Белый мятый треугольник

С кратким знаком ППС,

Где б ни мчался в поле конник,

Шел ему наперерез;

Чуть левее Таганрога

Да правей Кривого Рога,

Возле города Каховки,

У деревни Михайловки,

У Большого Токмака

Догонял он казака

И настиг в последний раз

В Приднепровье, у Черкасс.

Изменяется маршрут,—

Кони топнут и — пойдут.

Эскадронами поскачут,

Только травы в поле плачут

И к земле, сгибаясь, льнут…

Только вверх взметнутся птицы

Да кубанки, как зарницы,

Над полынью полыхнут.

Как письму поспеть за ними,

Коли новый все маршрут?

Но дорогами своими

Письма все-таки идут.

Не прийти письмо не может,

Как его ты ни держи,

Ведь его любовно сложат,

Поцелуют от души…

Ну-ка, после удержи!

Оттого у казака

В желтой сумке полевой

Не случайная строка,

А почтамт походный свой.

Есть письмо — и все в порядке;

Видишь, верный батожок,

Ученической тетрадки

Разлинованный листок?

В нем тебе большой привет,

Что еще в письме — секрет!

Верный спутник батожок —

Казаку везде дружок…

Отступавших догоняя,

На коне казак скакал;

Пуля свистнула шальная,—

Конь споткнулся и упал.

С двух сторон к нему по полю

Скачут немцы… Пыль встает.

Посмотрел казак на волю —

В руки автомат берет.

При паденье смято дуло.

Непригоден автомат!..

Поле полно грозным гулом…

Что ж ты, парень, что ж ты, брат?

Неужели бой оставишь

И погибнешь ни за грош

Иль казачество ославишь —

В плен к фашисту попадешь?

Двое сразу — с двух сторон, —

Автомат бросает он.

«Ах вы, гады! «Языка»?

Захотели казака?!»

Шашки острой рукоять

От ладони не отнять.

Батожок в другой руке,

Туго сжатый в кулаке.

Пусть теперь подходят, пусть!

И, метнувшись вправо, разом,

Под боярышника куст,

Он ложится в поле наземь.

Бело-желтая ромашка

Закачалась перед ним;

К ней, к траве, прильнула шашка

Синим лезвием своим.

Это только на минуту.

А в другую, смерть кляня,

Поднялся казак, и — круто

На немецкого коня

Он метнулся,

батожок

Морду конскую ожег.

Конь поднялся на дыбы.

Эй ты, ворог… От судьбы

Не уйти тебе, не скрыться,

Шашки свист не задержать,

Не подняться, а лежать

С перебитой поясницей

Меж ромашек полевых,

Белых, солнечных, живых…

Но второй по полю мчится, —

Вот он, рядом, жизни край!

Ах, Цимлянская станица,

Вспомни парня, выручай!

Белый конь летит по травам,

Полынок копыта мнут.

Звали парня в жизни Саввой,

Как же после назовут?

Говорили: «Савва, Савва,

За тобою ходит слава,

Ходит рядом, по пятам».

Говорили: «Савва, Савва,

Ты налево глянь, направо,

Всюду слава — тут и там».

А какая ж это слава —

В поединке умереть

И, примяв степные травы,

Словно льдинка, замереть?!

Белый конь летит по травам.

Ворог бьет в упор с коня.

Перебили руку Савве,

Шашка выпала, звеня.

Вскрикнул казачок от боли,

Посмотрел на чисто поле,

Сделал шаг, затем прыжок…

«Бей, ременный батожок,

По сусалам, по глазам,

По зубам и по усам.

Бей по морде деревянной!

Что попортишь — не беда!

Бей, родимый, бей, ременный,

Заплетенный в три ряда;

Мой товарищ, мой дружок,

Бей, ременный батожок!»

Взвился конь, ударил задки,

Вышиб фрица из седла…

Гутен морген, все в порядке,

Вот какие, брат, дела!

Ворог сел и поднял руки,

Охнул тяжко и вздохнул.

На разорванные брюки

С удивлением взглянул.

И сказал казак ему:

«Гутен морген, вы в плену!»

И пошли они по полю

По зеленому пешком…

Позабыл казак о боли

И ременным батожком

Бил да бил по голенищу,

Замечая всякий раз:

Батожок едва просвищет —

Пленный сникнет в тот же час.

Из руки, из раны рваной,

Что открытою была,

Струйкой тонкою багряной

На ромашки кровь текла.

И ромашки принимали

На себя казачью кровь

И венцами вслед качали

В чистом поле меж холмов…

А вдали труба играла,

Казаков к себе сбирала,

Пела тонко, как рожок…

Плыл над степью, над цветами,

Над зелеными лугами

Неподкупный батожок,

Заплетенный в три ряда,—

Не забудешь никогда!

Туча в небе пронесется,

Станет чистым небосвод;

И казак домой вернется,

К хате белой подойдет.

Тронет темную щеколду,

Дверь плечом нажмет слегка

И войдет, тревоги полный…

«Принимайте казака!»

Тут жена метнется к Савве

И зальется вмиг слезой,

О солдатский орден Славы

Чуть зацепится косой.

И пойдет по всей станице

Разговор да перебор.

Будут Саввой все гордиться

На сто лет от этих пор.

«Ай да Савва, ну и Савва!

Парень бравый, с головой.

Заработал орден Славы

Да еще пришел живой».

И расскажет Савва в хате,

Как с фашистом воевал,

Как в бою с врагом проклятым

Батожок его спасал.

Как жена его дарила,

Как, прощаясь, говорила:

«Заплетен он в три ряда,—

Не забудешь никогда».

И повесит над кроватью

Он ременный батожок,

Чтобы помнить и в объятьях,

Как спасал его дружок,

Что степною повиликой

Вился вслед, где ни бывал,—

О жене, любви великой

Всюду он напоминал.

Ой, ременный батожок,

Ой, казачий наш дружок!