По давней традиции, книга "Сутры ста притч" (Бай Юй Цзин) входит в свод буддийских сочинений на китайском языке Да Цзан Цзин или в китайскую Трипитаку (В Китае имеется несколько старинных изданий всего свода, наиболее раннее относится к 1239 г.) Мы пользуемся японским изданием Да Цзан Цзин, наиболее полным по составу и надёжным в смысле учёта всех вариантов входящих в свод текстов. Оно носит название — Заново составленная Трипитака годов Тайсё. T.I-LXXXV. Токио, 1924 — 1929. "Сутра ста притч" входит в т. IV "Трипитаки Тайсё", №209, с.534 — 557, в раздел Бэньюань, "Первопричины".
В сутрах, в том числе и в самой популярной из них — "Сутре о лотосе сокровенного закона", (Saddharma-pundarika-sutra), неоднократно говорится об опасности излагать для непосвящённых сокровенный закон учения Будды непосредственно и во всей его глубине. Неподготовленный человек может испугаться, даже отвратиться от истинного пути, в положениях своих несходного с привычными представлениями этого мира. Поэтому лучше действовать исподволь, с помощью особых средств, одним из которых и является рассказывание притч, где сложное и непривычное понятие уподоблено привычным житейским вещам. Одна из притч "Сутры о лотосе сокровенного закона", чаще кратко называемой "Лотосовой сутрой", которую мы вследствие её обширности приведём только в кратком изложении, служит хорошим примером таких рассказов и в то же время иллюстрирует, как с помощью притчи объясняется само понятие "средства".
Условно эту притчу (в подлиннике названия не имеющую) обычно называют "Притчей о сыне-бедняке". У одного богача был блудный сын, живший в бедности и добывавший себе пропитание собственным трудом. Долгие годы отец повсюду его разыскивал, но безуспешно. Однажды сын-бедняк неожиданно столкнулся с отцом, испугался роскоши богатого подворья не узнанного им родителя и пустился наутек. Тогда отец велел догнать его и дал сыну привычную для того самую черную работу. И только после ряда постепенных повышений, после того как сын по своему положению приблизился к отцу, богач открыл своему отпрыску, кто он такой, и назначил его своим наследником. В заключение этой истории ученики Будды уподобляют самих себя блудным сыновьям, а Будду — отцу, который постепенно, шаг за шагом, с применением приёмов — "средств" приводит своих духовных сыновей на путь истины.
Как и обычно, в буддийских сочинениях, приведённая притча есть лишь "средство", употреблённое в более обширном повествовании, и как самостоятельное произведение рассматриваться не может.
Однако в том же разделе китайской Трипитаки — Бэньюань, есть произведения особого рода, именуемые "сутры притч" (пиюйцзин, avadana-sutra), где явно намечается тенденция к обособлению притч в отдельный разряд литературы. Таких произведений в Трипитаке совсем немного: кроме "Сутры ста притч" имеется ещё пять сутр этого рода. Все они невелики по объёму — не превышают двух цзюаней, т.е., в древнем китайском, исчислении, двух свитков. Впрочем, стандартная длина свитка в разные периоды менялась. Примером может служить та же "Сутра ста притч", которая в самых старых каталогах обозначена как имеющая десять свитков (цзюаней), а в нынешнем стандартном издании состоит из четырёх свитков. Значит, длина свитка к XI в. (когда были отпечатаны первые стандартные издания) увеличилась в 2 и более раза.
Есть основания полагать, что сутры притч, или авадана-сутры, были созданы сравнительно поздно. Если другие сутры анонимны и имена составителей их нам неизвестны, то имена авторов или составителей авадана-сутр дошли до нас в трёх из шести случаев. Это значит, что переводчики знали эти имена и что жизнь их носителей не была отделена от времени перевода слишком большим интервалом. Характерна ещё одна особенность: при указании имени автора, располагающегося, по китайскому обычаю, сразу после заглавия, в сутрах притч употребляется не глагол "создал", как мы это видим в других буддийских сочинениях, создатели которых известны, например в шастрах; вместо него мы обнаруживаем в авадана-сутрах другой глагол — "собрал", что, несомненно, указывает на компиляторскую деятельность и на то, что переводчики об этом знали. Об этом свидетельствуют и скудные биографические сведения, дошедшие до нас.
Обратим внимание, что "собрал", а не "создал" говорится в колофонах именно про Дао-люэ. Творчество этого автора свидетельствует о том, что перед нами (и можно считать, что во всех случаях, разбираемых здесь) сравнительно поздние компиляции и что некоторые из собраний притч, кроме того, составлены непосредственно в Китае на потребу китайского читателя.
Если подавляющее большинство буддийских канонических сочинений оформилось за пределами этой страны и лишь потом они были переведены, то здесь дело обстоит несколько иначе. Сами притчи — несомненно, плод иноземной традиции, но имеющиеся своды притч были составлены или в самом Китае, или за пределами его, но явно с учетом развития китайской литературы того времени. Иными словами, если сутры этого рода и ввезены, то составители их явно ориентировались на китайские вкусы того времени и компилировали эти сочинения в расчёте на тогдашнюю китайскую публику. Этому последнему положению есть и фактические подтверждения, но слишком сложные, чтобы подробно рассматривать их на страницах настоящей статьи.
Об истории создания "Сутры ста притч" известно более, чем об остальных сочинениях этого рода. Сведения о ней мы обнаруживаем в двух библиографических сводах, написанных почти одновременно с её переводом на китайский язык, выполненным Гунавриддхи. Первый источник — это каталог буддийских сочинений на китайском языке "Собрание сведений о переводах Трипитаки". Каталог составлен известным деятелем буддизма Сэн-ю (445 — 518). Второе сочинение "Жизнеописания достойных монахов" составлено в 519 г., автор его — Хуэй-цзяо.
Существует два варианта её китайского заглавия: основное, общеупотребительное — "Сутра ста притч", более развёрнутый вариант, переводится как "Сутра, где собрано сто притч". Который из вариантов является первоначальным, — нет возможности установить. Важно, что оба варианта означают одно и то же. Не должно смущать то обстоятельство, что притч на самом деле 98. Можно, конечно, для получения точного числа добавить введение и заключение, обрамляющие сутру. Но в такой операции нет никакой надобности, ибо числа "сто", "тысяча", "десять тысяч" в китайском языке постоянно употребляются для приближенного, а не точного счета. Так, в "Книгу песен" (Ши-цзин) включено 305 песен, но называют её всегда "книгой из 300 песен".
По своему составу "Сутра ста притч" отличается от всех остальных сочинений этого разряда своего рода упорядоченностью. В других сутрах притч есть сюжеты слабооформленные или даже почти неоформленные. Объясняется это тем, что первоначально притчи в буддийских сочинениях самостоятельного значения не имели, а были вкраплениями в более обширное повествование. В "Сутре ста притч" все притчи носят ярко выраженный анекдотический или юмористический характер и каждая из них представляет собой законченный односюжетный рассказ. Строятся они в большинстве своем по одному типу, и в них обычно легко выделяются звенья: завязка, поворот темы и развязка.
Вторым нововведением "Сутры ста притч" было её необычное для сборников коротких рассказов того времени тематическое единство. Другие сборники буддийских притч, а также и собрания китайских коротких рассказов, лишены объединяющей темы и составлены скорее по принципу отбора сюжетных повествований вообще. Если же с этой точки зрения взглянуть на "Сутру ста притч", то в ней решительно преобладают — рассказы о глупцах. В сорока одной притче герои их прямо названы глупцами — и их поступки такой характеристике вполне соответствуют. Ещё в шести случаях ведущие персонажи, поименованные "некими людьми" или "кем-то", совершают глупейшие поступки, и от замены этих слов на "глупцы" ничего не изменилось бы в сути рассказа. В остальных рассказах и притчах действуют брахманы, купцы, правители, женщины, воры и разбойники, придворные, лекари, отшельники и их ученики, супружеские пары — вплоть до различных животных (лиса, обезьяна, голуби). И все персонажи совершают глупые поступки, не согласующиеся с тем, что полагается делать в таких случаях, и приводящие к нелепым, смехотворным результатам. Только три притчи стоят несколько особняком.
Единство содержания книги укрепляет уверенность в том, что первоначальным названием сочинения, получившего в Китае название "Сутра ста притч", было "Гирлянда цветов глупости", как это сказано в заключительной её фразе.
В биографии Гунавриддхи в "Собрании сведений" говорится о нём как о весьма популярном буддийском проповеднике. В "Каталоге годов Кай-юань" добавлена фраза, свидетельствующая, что его проповеди приносили его обители не только моральное удовлетворение, но и реальный доход. "Любил он копить ценности, — говорится там, — но не для себя, а для утверждения служения Закону Будды". Деятельность его, таким образом, направлена была на распространение буддизма и укрепление позиций этого учения. "Сутра ста притч" предстает перед нами в обычном для сутр оформлении. Если мы возьмем любую сутру, не являющуюся апокрифической, а также значительную часть апокрифических сутр, то увидим, что начало каждой из них стандартно. Схема вводных частей такова: "Вот что я слышал (или в другом переводе: именно так я слышал). Однажды Будда находился в таком-то месте вместе с такими-то (следует перечисление людей, небожителей, демонов и других персонажей, собравшихся перед Буддой)". Такое начало является законом построения каждого произведения, сказанного Буддой и потом записанного согласно традиции со слов того или иного ученика, запомнившего рассказ Будды. Введение этого рода носит название "шесть точных сведений", каковые заключаются в следующем:
1) Указание на то, что это подлинные слова Будды (слова: "вот что я слышал" или "именно так я слышал").
2) Сообщение о том, кто это слышал и с чьих слов записана впоследствии сутра (слово "я", по традиции в связи с сутрами соотносимое, как правило, с любимым учеником Будды — Анандой, который везде следовал за учителем, обладал отличной памятью. Предание считает, что он слово в слово повторил проповеди Будды, другие записали вслед за ним. И так были составлены сутры).
3) Упоминание о времени рассказа Будды ("однажды").
4) Указание на рассказчика ("Будда").
5) Описание места, где рассказывалась сутра ("находился в..." — и далее следует название города, чаще всего Вайшали или Раджагриха, и сада, дворца и т.п. в городе или возле него).
6) Перечисление слушателей (более или менее обширный список тех, кто пришёл на собор).
После "шести точных сведений" следует вопрос или серия вопросов, обращённых кем-нибудь из слушателей к Будде, и ответ или серия ответов Будды. Завершаются вопросы и ответы переходом к тексту собственно сутры, предваряемой словами Будды: "Если вы желаете глубже постигнуть смысл мною сказанного, то послушайте сутру под таким-то названием". Тем самым вступление как бы удостоверяет, что мы имеем дело с подлинным рассказом Будды.
Про "Сутру ста притч" известно — как из биографии Гунавриддхи, так и из заключительной фразы самой сутры ("…созданная высокочтимым Сангхасеной"), — что традиция вовсе не приписывает составление произведения Будде и совсем не утверждает, будто Будда Шакьямуни когда-нибудь или где-нибудь рассказывал её в сводном виде. И всё-таки мы обнаруживаем в этом собрании притч вступление, полностью аналогичное тем, которые бытуют в канонических сутрах: "Вот что я слышал. Однажды Будда находился в городе Жилище Правителя, в бамбуковой роще Цяофэн вместе с великими бхикшу, бодхисаттвами-махасаттвами и с восемью видами небожителей и драконов, — всего было тридцать шесть тысяч человек". Потом следует серия вопросов пятисот брахмачаринов — последователей "внешних учений". Ответив весьма кратко на эти вопросы и подведя слушателей своими ответами к понятию нирваны, Будда делает их своими последователями. Потом Будда заявляет:
— Слушайте внимательно. Сейчас я вам подробно изложу все притчи.
Примечательно, что вступление к "Сутре ста притч" находится в полном противоречии с тем, что мы знаем о действительной истории этой книги. Почему это случилось? Мы полагаем, что первоначально в сборнике Сангхасены такого вступления не было. Он, как видно из заключительных стихов и завершающей фразы, своей роли автора-составителя и не скрывал. Не лишне будет также обратить внимание на отсутствие подобных вступлений в остальных сборниках притч, имеющих, как мы знаем, иную творческую историю. Однако в процессе рассказывания сутры Гунавриддхи, как можно думать, должен был свидетельствовать перед слушателями истинность высказываемых им сентенций — хотя бы утверждением, что всё рассказываемое берёт начало в подлинной проповеди Будды. Но при внимательном прочтении вопросов и ответов можно обнаружить во вступлении, в заключительных репликах Будды сходство с одним очень известным отрывком из знаменитого даосского сочинения Чжуан-Цзы. Брахмачарины возражают Будде, что раз он ещё не в нирване, то он и не может утверждать что-либо о нирване. Будда напоминает им, что они тоже ещё не испытали смерти, но знают, что смерть — это страдание. Этот ответ оказывается решающим в обращении брахмачаринов на путь истинный. Для сравнения приведём соответствующее место из Чжуан-Цзы (конец главы семнадцатой):
Однажды Чжуан-Цзы вместе с Хуэй-Цзы прогуливался по мосту над рекой Хао. Чжуан-цзы сказал:
— Рыбы выплыли, чтобы порезвиться на свободе, и этому рыбы радуются.
Хуэй-Цзы возразил:
— Но ведь вы — не рыба. Откуда же вы знаете, чему рады рыбы?
На это Чжуан-Цзы ответил:
— Но ведь вы — не я. Откуда же вы знаете, что я не знаю, чему рады рыбы?
Такое совпадение приёма вряд ли случайно, особенно если вспомнить, что Гунавриддхи, согласно данным его биографии, занимался в молодости даосской практикой и, следовательно, должен был знать Чжуан-Цзы — одно из основных произведений даосского толка. Можно также показать, что и последовательность вопросов, которые брахмачарины в "Сутре ста притч" задают Будде, и сама их тематика, и ответы Будды — всё это ближе к китайской традиции, чем к проповедям Будды, как они излагаются в сутрах махаянской школы.
В истории буддийской литературы в Китае мы знаем целую серию произведений, которые составлены внутри страны, переводами не являются и рассчитаны на вкусы и требования китайского слушателя или читателя. Цель таких сочинений — сообщить, как относится буддизм к тем понятиям, которые в буддийском каноне не рассматриваются, но в жизни Китая чрезвычайно важны. Одним из таких понятий является сыновняя почтительность. Несмотря на местное происхождение, подобные произведения оформлены как сутры и сказанное в них приписывается Будде. По-китайски они именуются "поддельными" или "сомнительными" сутрами, в европейской же науке их обычно называют "апокрифами" или "апокрифическими сутрами". В "Каталоге годов Кай-юань" имеется специальный раздел, посвящённый "поддельным сутрам". Значит, в VIII в. факт апокрифичности ряда сутр был ясно осознан, и неудивительно, ибо большинство из апокрифов танского времени, появлявшихся в этот период в массовом количестве, преподносят смесь вульгаризированного буддизма и традиционных китайских представлений. До периода Тан дело обстоит сложнее. В ранних дотанских каталогах нет специального раздела "поддельных сутр". Это не значит, что апокрифов в то время ещё не было. Однако, во-первых, само понятие апокрифа ещё не осознано и выделения апокрифов как особого течения китайской литературы в буддизме ещё не произошло; во-вторых, само выделение для исследователя связано с большими трудностями, так как апокрифичность произведений, которые можно отнести к этому разряду, не столь очевидна, как в танский период. Поэтому каждый раз, когда есть подозрение на апокрифичность, произведение приходится тщательно анализировать. Признаки, которые удалось выявить при рассмотрении особенностей "Сутры ста притч", позволяют уверенно отнести её к числу апокрифов, оформившихся весьма рано.