Байки от дяди Гриши. Ностальгия

Рассказ № 1Дядя Гриша о нравственности новых поколений

Уважаемые дамы и господа, которые покинули нашу страну, но которые хотят знать, что происходит здесь у нас, ибо, как бы вы ни чувствовали себя там, но «там» будет родина ваших детей, но не ваша. Если разобраться, мы все покинули одну Родину – СССР, а вторая – это земля, и еще то, что связано с этой землей. Мы хотели, чтобы Вы не забывали о ней.

Сказать, что все изменилось – ну, наверно, нет, или как везде. Постоянными остались электрички, поменялись скамейки в электричках, но остались те же вокзалы, поменялись немного фасады, но народ и очереди в часы пик остались, почти также как и двадцать, тридцать лет назад. Почти те же лица, какие вы покинули… Хотя, пожалуй, они немного изменились, изменилась мораль, раньше ехали в Москву за продуктами, теперь – за работой, количество людей не поменялось, а даже увеличилось, при том, что в Москве нет производств. Поменялись темы, но осталось среда, которая может быть только у нас в России.

Мы расскажем вам об одной из линий Москва – Подмосковье. Эти линии не похожи. Они отличаются лицами, и мы выбрали такую, на какой лица выглядят не так задумчиво, достаточно пристойно, и в там есть еще остатки интеллигенции, той интеллигенции, которая имела все, чтобы стать всем, и сделала все, чтобы все потерять, в этом отличие нашей отечественной интеллигенции от всех остальных. Вы понимаете, о чем мы. Другие линии имеют еще с тех времен пролетарское происхождение. Скажем так, мы выбрали достаточно интеллигентную линию, на которой, после того, как вышел на пенсию, путешествует в Москву и обратно в Подмосковье к себе на дачу дядя Гриша, выбивая из себя в пути тот зуд молчания, который накапливался в нем в советские годы. И еще в связи с тем, что мы рассчитываем, что нас будут читать, слушать наши соотечественники за рубежом, а для «зарубежа» мы также, по странному обычаю стараемся выдать продукцию в красивой обертке, мы и выбрали эту линию, но внутри, поверьте, все наше:

Дядя Гриша, интеллигент советской эпохи, который знает все, и имеет суждение обо всем. Ему около 70 лет.

Сидя в вагоне, он дремлет, но услышав фразу или суждение, бесцеремонно влезает в разговор, не обращает внимание на реакцию собеседников, толкает речь, ведет допрос, приводит доводы, а потом, не обращая внимания на, в основном, недовольную реакцию вынужденных собеседников, садится на место и снова начинает подремывать.

Вагон электрички, скамейка, на одной стороне сидит дядя Гриша, на другой – две женщины. Женщинам за сорок.

Конец разговора, женщина:

– …И идет не струей, а брызгает!

Дядя Гриша:

– Вот правильно брызгают, поколения не те! Мужиков не стало, чтобы струей, а откуда детям, скажите, взяться, если только брызгают. Не то, что в наше время, брал женщину – знал для чего, и не лейкой, а брандспойтом, пожар можно гасить только брандспойтом, чтобы дети получились. А там пожар, будь здоров. Войну погасили, вернулись и начали гасить, поэтому после войны одни мужики рождались. Сейчас все искусственное, поэтому и не могут ничего, поэтому и брызгают. Экологии нет.

Женщина вторая:

– Да как вы смеете, в Ваши годы, – с возмущением. – Мы говорили…

Дядя Гриша:

– Вот-вот, я это могу делать в мои годы, и не брызгать. Вот что значит – наше поколение, правда выборочно, а раньше все гасил, как только чувствовал этот запах.

Женщина (с возмущением):

– Вы что, какой запах?!

Дядя Гриша:

– Женщины. Мужики, если мужики не чувствуют, что хочет женщина, и у нее все горит, то это не мужики, поэтому этих развелось, как их, геи… Вот. А кругом пожары, или разврат. Брызгалкой, тьфу, лейкой, попробуй потушить!.. Не потушишь.

Женщина (возмущенно):

– Да Вы…

Дядя Гриша отворачивается и закрывает глаза.

Поезд. Стук колес. Дядя Гриша сидит и делает вид, что подремывает. Из под пальцев виден один глаз, который внимательно смотрит на попутчиков, потом закрывается, начинается беседа между пассажирами, и в удобный момент врывается в беседу дядя Гриша.

Сначала открывается один его глаз, он оценивает попутчиков, потом снова закрывает глаз и ждет подходящего момента, чтобы вступить в разговор.

Рассказ № 2Влияние женщины на голос. От дяди Гриши

– Добрый день, наши далекие и не очень далекие соотечественники, которых интересуют новости с Родины, потому что, нежась в тепле и слушая чужую речь, улыбаясь без конца на «здравствуйте» и «до свидания» незнакомых людей, вы начинаете тосковать по Родине, потому что, когда все хорошо, остается только тоска по Родине, или по молодости, а лучше всего об этом напоминают наши электрички. Потому что такие, как эти, остались только у нас да, говорят еще в Нигерии и в северных районах Китая. Когда произошли перемены, люди хотели, наверно, ездить как в Европе, в мягких креслах, немного покачиваясь от скорости и пьянея от вида пейзажей за окном – ухоженных городов и полей, и чтобы он можно было сидеть и думать о вечном или о любви.

У нас остались те же пейзажи: ржавые станции, покосившиеся ржавые заборы с дырками, куда устремляется население, недовольное тарифами и своим положением, сойдя с электрички. Раньше их называли зайцами, но при капитализме они, безусловно – представители хаотического протеста. Смотря на задумчивые и мрачные лица, которые никогда с вами не поздороваются просто так, потому что «просто так» как явление исчезло не только с общественных и политических отношений, но и из семейных, определяющих взаимную любовь и уважение между мужем и женой. Это наша страна, куда вы уже не вернетесь. А мы постараемся напомнить вам, почему.

Зайдем в вагон, чтобы вы ощутили неповторимую атмосферу вашего прошлого, потому что наше прошлое было связано с электричками, а также с новыми темами, которые значительно изменились со тех времен, когда мы думали о мире, о зарплате, колбасе, и об очередях…

Дядя Гриша сидит перед двумя женщинами, которые держат перед собой журналы, просматривают картинки и обмениваются мнениями друг с другом… Женщинам лет за сорок, они полные, сильно накрашенные, на лицах покой и довольство. Они сидят напротив дяди Гриши.

Первая женщина говорит второй достаточно громко, потому что дядя Гриша вздрагивает, и вроде просыпается от сладкого сна, и пытается еще, не открыв глаза, сосредоточиться на теме, которую они обсуждают.

– У Градского такой голос, – говорит первая женщина второй, делая ударение на первом слоге фамилии, что должно, видимо, говорить о достаточно высоком общем образовании и просмотров ток шоу первого канала.

Дядя Гриша:

– А какая жена? Чтобы иметь такой голос, надо иметь такую жену. Вот, у вас в журнале, такую жену просто так иметь не будешь, даже за деньги, потому что любая жена – это не только сложности, но и осложнения. Он взял ее, чтобы сохранить голос.

Вторая женщина слушает бурный монолог дяди Гриши с недоверием:

– А Вы откуда знаете, Вы что, певец?

– Нет, – отмахиваясь, отвечает дядя Гриша, – я люблю искусство. Вот ты мне скажи, как такую женщину в его-то годы можно было взять? – Не дожидаясь ответа, продолжает, – Только классикой. Такую женщину просто так не позовешь, а надо классикой, типа, – «О как я жду тебя, ты пришла, с тобой зашла весна, не уходи!» Я думаю, что это он поет каждый вечер. Особенно два романса, – «Приди», и второй «Не уходи, побудь со мною». Ну скажи мне твой муж поет?!

Первая женщина в желтой накидке:

– Он работает, у него нет времени петь.

– А для чего он работает, – чтобы тебя кормить, а за какие ценности? Ты у него не спрашивала? Не спрашивай, как поймет – на второй день повесится.

– Да Вы в себя придите, мужчина, и как Вы смеете оскорблять женщину!

– А ты на себя в зеркало смотрела…

Вторая женщина:

– Да замолчите!

– Вот-вот, – довольно прищурился дядя Гриша, – а один раз правду про себя послушать слабо! Смотря на тебя, можно заказывать себе похоронный марш, а на тебя, – хоть мне шестьдесят, – или барабаны, вот японцы бьют в барабаны. Но поют только в особых случаях. С такой женщиной запоешь, а с тобой – и смерть как праздник.

Дядя Гриша замолкает, глядя на возмущенных женщин, на лицах которых виден напряженный поиск достойного ответа, который они не находят, и закрывает глаза.

Рассказ № 3Дядя Гриша о генах от Достоевского Ф. М

– Добрый день, уважаемые дамы и господа, которые уехали, чтобы найти себе светлое будущее, построенное другими искателями, и те, которые остались здесь – это самые упорные, не готовые уехать по каким-либо причинам, в основном – из-за отсутствие средств, и вынужденные любить Родину в том виде, в котором предлагает неизбранное ими правительство. Правительство тем временем усиленно старается создать средний класс, создавая для него определенные стимулы. Это очень хорошо наблюдается на железной дороге, потому что она 100 % принадлежит правительству и членам правительства. Они создают целые составы, которые должны одних членов человеческой местной Подмосковной цивилизации отделить от других путем более комфортного проезда из пункта А в пункт Б, или в Москву и обратно. Уже десять лет они едут полупустые, а сейчас почти пустые, что говорит об общем состоянии нашей экономики, и хамском отношении к труду…

Дядю Гришу не оставляет мучительный вопрос, который гвоздем вспорол его мозг, и чувство несправедливости, когда он едет в переполненном вагоне, где старшее поколение, не найдя места, чтобы сесть, вынуждено принимать добровольную эвтаназию, – кто же они такие, если, как известно, есть средний класс, то, значит, они – низшее сословие, или попросту хамы, а высший класс, это те, которые сделали их хамами, и это не дает покоя дяде Грише, который жил при режиме, когда, пускай и на бумаге, ему говорили, что он человек, равный другому человеку, который временно занимает должность президента.

Перед ним сидит женщина почти его возраста, а рядом с ней мальчик лет двенадцати, которого она кормит, постоянно вытаскивая из сумки, которая лежит на ее коленях, то конфеты, то воду, то салфетки. Мальчик, не обращая внимания на бабулю, только протягивает руки.

– Внук? – спрашивает дядя Гриша доброжелательно.

– Внук, – ласково отвечает она и пытается погладить по голове мальчика, который небрежно отталкивает ее.

– Учится? – снова спрашивает дядя Гриша.

– Учится, – отвечает женщина.

– И спортом занимается? – не успокаивается дядя Гриша, держа в уме какую-то мысль, которая от процесса выделения слоев переключилась на воспитание, и страшная тайна, которая постепенно начинает в разговоре открываться ему, делает его лицо все более светлым.

– Нет, не занимается, – говорит женщина, – времени у него нет.

– А у Вас, наверно, и квартира есть? Поди, и на него уже записали?

– Все записала, – говорит женщина, – внук мой пока единственный.

– Да, – говорит дядя Гриша, – и лапища у него будь здоров, и работать не любит, когда бабушка такая есть, чего ему работать. Раньше, если кто-то умирал, особенно старшие, все печалились, а теперь, – да и ладони у него уже готовы, а он еще не знает.

– Что не знает? – с подозрением спрашивает женщина.

– Вот Вы, женщина, не понимаете, что сейчас воспитываете, или скажу так, воспитание сейчас ни к черту. Молодежь слишком умная стала, не по годам. Вот прочтет он, когда время настанет, допустим, Достоевского, и Вы что думаете?! Он, что-нибудь запомнит, кроме того, что Раскольников старуху убил, чтобы золото взять? Молодежь умная пошла, так у меня знакомый один говорит, что у его соседа внезапно умерли родители, и почему-то внезапно, и главное – оба. Так сын сдает квартиру, не работает и в год три раза ездит в заграницу на отдых.

– Что Вы хотите сказать? Что мой внук…

– Посмотрите на его ладони! Топорище уже в них ложится.

– Да Вы с ума сошли!

– Время сейчас такое, деньги – это главное. Сейчас рациональное мышление – мертвая бабушка сейчас ценнее, чем живая, и главное – чем быстрее, тем лучше.

– И что мне делать?

– Продайте все, что есть, и уезжайте, смените фамилию…

Рассказ № 4Дядя Гриша и ностальгия в электричке

– Добрый день уважаемые дамы и господа, наши соотечественники и соотечественницы, а также все те, которые по совету правительства выбрали для себя электрички как способ быстрого передвижения в толпе, из которой больше никогда не будет выбран член правительства, – и эта грустная мысль пригвоздила вторую часть мозга дяди Гриши, а если там что-то застревало, то он пытался найти, с кем поделиться, потому что дядю Гришу, как интеллигента советского времени, интересовали прежде всего масштабы, и это также черта всех советских людей, которые когда-то давно говорили и думали от имени государства, не то что сейчас…

Перед дядей Гришей сидит интеллигентная пара лет пятидесяти, мужчина в очках, женщина около окна. Она сидит с книгой в руках и изредка ее рука заползает в сумку, которую открывает муж, чтобы она достала оттуда печенье. Рядом с мужем сидит девушка лет тридцати, очень красивая, в короткой юбке. Сидит, небрежно развалившись, и мужчина каждый раз, подвигая сумку жене, чтобы она достала печенье, из-под очков смотрит на ноги той женщины. Дядя Гриша, увидев этот взгляд, усмехается, открывает глаза, потом снова закрывает, чтобы его мозг смог сложить речь, которая напрашивалась, и пока, в первые десять минут поездки, еще концентрировалась на внутригосударственных проблемах.

Дядя Гриша хочет поговорить именно с мужчиной и поделиться мыслями о предмете, который трогает и его, но к которому он стал относиться достаточно равнодушно, и не потому, что у него возраст или что-то еще, а потому, что прежняя стоимость той, что сейчас сидела перед ним, была равна стоимости того, что у нее помещалось на вершине ее ног, или скрещения ног. В дни бурной молодости, хоть это место и являлось конечным пунктом всех желаний, а дальше тревог, волнений, упреков и склок, но все начиналось с головы, с выражения глаз, потом слов, и только потом, когда все допустимые резервы внешних отношений были исчерпаны, наступал момент откровения или телесного слияния.

Когда пришло время капитализма и мелкособственнических отношений, и первая часть явно начала уступать второй по цене или они сравнялись, где обязательность некоторой прелюдии была сведена на нет и заработала простая торговая формула – деньги-товар. В журналах и на телевидении стало столько этого товара, что тайны не осталось, и это уже лежало у каждого перед глазами, как на базаре, и соответственно, цены были от свежести продукта, возраста и т.д. Это стало концом человеческих отношений, трагическая дата перехода на чисто денежные отношения, поэтому те, кто садились в вагон, в основном, предлагали эту часть. И это хотел сказать дядя Гриша сидевшему напротив мужчине, что исчезло то, что тянуло их жить, а его косоглазие… И в это время он говорит вслух:

– Да, – косоглазие. Однако, – говорит он снова, – инстинкты в нас, – он говорит как бы в пространство, но чтобы понимал сидящий напротив мужчина, – инстинкты, в нас они еще остались, но когда вспомнишь, за что и сколько надо платить, ты снова становишься политически грамотным человеком, потому что цены не то что высоки, они именно за это – неподъемны.

Вы, наверно, едете на митинг оппозиции, – спрашивает дядя Гриша, глядя на недоуменные лица, слышащие несвязанную, казалось бы, речь, и только понимающий, но тоскливый взгляд впереди сидящего мужчины говорит, насколько он устал и насколько прав сидящий перед ним.

И они оба смотрят на чуть прикрытые и полураздвинутые ноги, которые раньше могли вызвать столько эмоций и лучших выражений из мировой литературы, а какие сравнения, а какие слова в это время калейдоскопом складывались у них в голове, и это только для того, чтобы отдать ей. А сейчас, – и дядя Гриша говорит, и мужчина глазами улыбается ему и также глазами говорит, что он понимает, о чем он, и что они понимают друг друга…

Девушка садится более расслабленно, а они уже не смотрят на нее, и мужчина закрывает глаза, и дядя Гриша уверен, что они видят одни и те же картины. Пляжи Сочи, куда выезжала вся страна, и они были похожи на открытую банку прибалтийских шпрот, когда все лежали рядом друг с другом, и все ехали туда, чтобы написать роман в натуре, и потом вспоминать об этом зимой. Страна была заражена или наполнена знаниями и желанием любить. Господи! – они оба открыли глаза и посмотрели друг на друга, а потом закрыли снова стали досматривать этот фильм.

Да разве можно сравнить это с тем, что есть сейчас!

– Позвольте поинтересоваться, – спрашивает дядя Гриша у незнакомого мужчины, – Вы, наверно, отдыхать едете в заграницу.

– Да, – отвечает со вздохом мужчина.

– С супругой, наверно?

Мужчина выбрасывает со стоном, похожим на крик смертельно раненного:

– Да.

– Ну скажите мне, – говорит дядя Гриша, – это, что за отдых, когда и там, и здесь день начинается и заканчивается с ней.

Мужчина, чтобы оправдаться, хочет, что-то сказать про бесплатную жратву в Египте и исторические достопримечательности в Европе, но дядя Гриша закрывает глаза, а мужчина с тоской протягивает жене сумку с печеньями.

Вот так, интеллигенция, роман, почти каждое лето, вне зависимости от возраста, и этого вам было недостаточно, хотелось сразу и побольше. Вот и получили… В это время электричка остановилась, мужчина и женщина встали, дядя Гриша посмотрел на протянутую ему руку мужчины. Они оба сказали «Да», потом «Жаль». И еще: «Это в моду вошло в последнее время!» – «Берегите себя!»

Рассказ № 5О символах любви, и почему это плохо

– Дорогие соотечественники, которые уехали отсюда во все стороны света, чтобы жить и радоваться жизни на других языках. Которые слушают радио, а сейчас еще смотрят в компьютере, как плохо у нас, и удивляются количеству идиотов, которые могут это терпеть, скажем, начальника РЖД, или председателя правительства Медведева, который за долгую историю правления запомнился только тем, что любил, когда ему дарили телефоны, и все, что он делал за это время, это менял часы, с зимнего на летнее время и наоборот, за что и прослыл либералом. Об этом, т.е. о правительстве, не говорят в поездах, не слышно анекдотов, не видно студентов, или они видны, но они не похожи на студентов, потому что в глазах нет огня, у студента в глазах должен быть огонь – от голода, от желания однокурсницы, от вечерних занятий, и еще новой спутницы, потому что в этом возрасте студенты ищут, как птицы пару, и в основном начинают с тех, кто сразу готовы отдаться, а потом все вверх и вверх, пока не расслабятся, и тут самая хитрая из них оставит его у себя вместе с печатью ЗАГСа, и с этого момента начинается взрослая жизнь, но весна молодости и тех лет будут постоянно с тобой, потому что они будут совпадать весна – молодость, осень – это время когда ты с ней и постоянно кому-то что-то должен или обязан, и хотя некоторые из них пробуют вырваться из этих силков путем официально оформленного развода, не понимая, что это осень, и изменения все равно ничего в сумме не дают. Поэтому, когда наступает время, лучше всего вспоминать о весне, о той весне, когда твои желания были чисты, и еще о том, когда ты в первый раз попробовал женщину, и тебе этого хотелось уже постоянно, чувство, которое впоследствии погубит тебя. Но это было начало, и было хорошо с любой женщиной, потому что ты хотел просто женщину, а конец приходит, когда ты начинаешь выбирать, и хотеть что-то еще, и это уже сыр, которым тебя манят, потом двери ЗАГСа закрываются, а с ними и то время… Так вот, хорошо, что у тебя было это время, и плохо, если его не было. Потому что это значит, что не было в твоей жизни первой весны, потому что, что бы ни было потом, это уже не будет похоже на цветы и краски первой весны. Высокие мысли, подумал дядя Гриша, смотря на девушку, которая сидела перед ним в электричке, положив на коленки руки ладонями вверх с длинными, разрисованными какими то картинами ногтями.

Дядя Гриша уже научился ничему не удивляться, это как бы и опыт жизни, и еще возраст, болезни, и необычные просьбы своей жены, когда она в своем возрасте после просмотра сериалов шла в салон, а вечером строила глазки, как в молодости, и ему хотелось позвонить в скорую, чтобы ее забрали. Потому что все это влияло на его душевный покой, который он сам устроил себе, работу на даче и философию земли, куда в скором времени он собирался вернуться.

Но сейчас, смотря и пытаясь разгадать рисунки на ногтях, он пытался понять смысл этой работы или положения ногтей, или даже не положение ногтей, а в какой позиции они могли бы быть замечены ее дистрофически мыслящим спутником, а в том, что нормальный человек не мог позволить себе такое, дядя Гриша даже не задумывался. Сначала дядя Гриша вроде бы взял ее за руку, но ногти утонули в его ладонях. Потом пригласил на танец, они оказались у него за спиной, он представил некоторые постельные сцены, но именно в процессе дядя Гриша, как и все нормальные люди, закрывал бы глаза.

– Позвольте спросить, – после всех мыслительных проб и ошибок, обратился к молодой даме дядя Гриша. – Кому в глаза вы хотите сунуть эти произведения искусства, за которые, я уверен, было неплохо оплачено?

– Мне нравится, – сказала молодая дама, вытянув руку и любуюсь ногтями.

– А с чего такие траты, – снова спросил дядя Гриша, и продолжил, – насколько я понимаю, они будут скоро срезаны.

– Ну и что, – сказала молодая, – я снова нарисую, потому что мне нравится.

– Так, я вот, извините мое невежество, хотел бы узнать в какой именно, или вернее, с какой позиции они вам нравятся?

Немолодая женщина, рядом с дядей Гришей, хотела вмешаться в разговор, типа – а тебе-то что? Но дядя Гриша отмахнулся от нее:

– Помолчи ты, ради бога, я о другом, о потреблении. Вот раньше женщина коротко ногти стригла, ты понимал, что это из-за стирки. Ну и ногти были, и маникюр, и на кухне был запах ацетона, и ты еще помнишь этот запах. А когда у тебя неземная любовь, которая, как известно, приходит после первого года супружеской жизни, и любая женщина со стороны тебе кажется уже неземной, – это как бы уроки собственной жены. И она, как она вопьется тебе в спину ногтями, так ты потом перевязанным, как после фронта, ходишь, и жене объясняешь, что на заводе станок взорвался, но это же со спины. А если любовь у тебя такая, то второй раз ты сам ей ногти до мяса стрижешь, чтобы семью не разрушить. Потому что неземная любовь и жена – это как бы два противоположных полюса. А это вот зачем?! А я скажу, любви не знают и страсти настоящей, потому что там с такими ногтями делать нечего. Вот ходит картинка, – под названием «мне нравится». А что? Зачем? – Дядя Гриша поднимает плечи в знак удивления и раздражения и показывает пальцем на голову, – Мыслей нету. И так и хочется сказать, что убожество это, и она убога, потому что любви настоящей не знает.

Женщина рядом:

– А ты знаешь?

Дядя Гриша, поникнув и опустив голову:

– Знал. Вся спина была, как у тигра. Рвала, – мечтательно, – сейчас рвать так не умеют.

– Встретился бы ты мне тогда, лет тридцать назад, – усмехнулась женщина.

– А ты была тоньше?!

– Я была – что надо.

– Приходится верить. Но, с другой стороны, если бы ты любила это дело, такой бы и осталась.

– Ничего, – ответила она, – моего устраивает.

– Бедняга. Такую тушу только трактор на себя возьмет.

– Надо, – не унимается женщина, – и возьмет.

– Поэтому, – ответил дядя Гриша, – мужики у нас до пенсии не доживают.

Рассказ № 6Дядя Гриша о ГМО и испoрченной экологии

– Дорогие друзья! Дамы и господа, сейчас ведь уже не скажешь слово «товарищ», потому что друзей не осталось, не то, что товарищей. Вагоны в часы пик переполнены так, что ты думаешь – оно наступило, время коммунизма, потому что в переполненные вагоны садится практически то же количество пассажиров, как в те давние времена, когда ехали, чтобы работать на коммунистов, – это потом выяснилось. Потому что все миллионеры и тому подобное, были из партии, или тех, кто был около партии, но об этом люди не знали и строили. А у строителей лица всегда были светлыми, не то что сейчас. Качество, – дядя Гриша убежден, – качество совсем не то. И это больше относится к массе или к нездоровому питанию, или к ГМО, – дядя Гриша убежден, что они все едят ГМО, – и журналы, а также магазины заваленные одеждой на любой размер, – это происки врагов или тех кто готовит ГМО. Те, кто употребляют ГМО, вместе с увеличением массы нижней части, теряют понимание в верхней части, потому что, вместо того, чтобы скрыть это безобразие, они обтягивают или вдавливают эту часть в штаны, от чего у нормального человека не то что не возникает желание тронуть эту массу, или идти в фитнес-клуб и поднимать тяжести, чтобы иметь возможность, так сказать, притронуться к благам противоположной физиологии, но это вызывает прямое отторжение и ненависть к такой физиологии.

Лица изменились, думает дядя Гриша, не только потому, что думать не надо, напротив – надо. Думают все об одном и том же, как одному у другого деньги отнять, потому что все торгуют, и радость на лице у людей появляется, когда они впаривают тебе то, что тебе не надо, и они становятся счастливы, но это всего лишь миг, потому что бесконечность и однообразие процесса губят любого человека, и они давно бы погибли, если бы не ГМО. Они перестали думать.

Перед ним сидит полный мужчина лет сорока, рядом с ним такая же женщина, а рядом с женщиной худенький мужчина, который моложе женщины и постоянно прижимается к окну.

«Убежать хочет, – думает дядя Гриша, – поэтому так жмется».

– В наше время, – говорит дядя Гриша, – женщины выглядели не так крупно, и как то сглажено. Вот смотрю я на журналы – и не тянет на женщин.

– Еще бы в твоем возрасте и тянуло! – фыркает женщина.

– А тут Вы ошибаетесь – настоящего мужчину всегда тянет, в любом возрасте, но меня на модели не тянет. И смотришь на них, вот посмотри – за что браться и куда ползти, а главное, зачем…

– А затем, – даже ползти не хочешь!

– Вот, простите, – показывая головой на худого мужчину, спросил дядя Гриша, – он Вам муж?

Женщина, ожидая какой-то подвох,

– Сожитель.

– Вот, – говорит дядя Гриша, – Вы его поэтому и не жалеете, каждый день, поди, заставляете, – я это знаю, у меня сосед по площадке полгода был на такой подработке. Правда, она была немного тоньше Вас, – но укатывала каждый день, как в асфальт, он мне рассказывал, прежде чем его увезли в больницу, а оттуда он уже не вернулся. Видите, как он прижимается к окну, это уже инстинкт, как в зоопарке у загнанного зверя. Ему «героя» надо дать, или как это фокус натуральный, как каждый день на тебя наезжает укладчик асфальта, аттракцион сделать, он бы хоть деньги получал за свое геройство. Бедняга.

– Я тебе поговорю, и так уложу, что больше не встанешь! – рявкнула женщина.

– Да Вы зря обижаетесь, я не виню Вас, время такое. Посмотрите на вагон – одно ГМО, и редко увидишь нормальную женщину, чтобы хотелось.

– Да чего вообще в твоем-то возрасте может хотеться?

– Жить.

Рассказ № 7Дядя Гриша о причине своего уважения к Президенту

– Нет не говорите, или не пишите, а написав, не спрашивайте, «как там у вас?», потому что у нас почти что то же самое, а сейчас зима. А зимой слякотно, а в вагоне тепло, – мы надеемся, что это вам напоминает, слякоть и тепло, которое может согреть, когда рядом с вами молодость и любовь, потому что молодость и любовь могут не замечать погоду, про которую в давние времена говорила вся Москва, потому что в те давние времена, когда ходили электрички с деревянными скамейками, только об этом можно было говорить спокойно, или это было безопасно, потому что старый грузин научил их бояться всего, что не относится к погоде, к хорошей литературе и грузинскому вину, в принципе это был неплохой набор, если бы не отсутствие свободы, которой хотел каждый человек. Свобода для советского человека заключалось в курении сигарет «Мальборо», синих джинсах и, конечно же, в платном представлении неких услуг, которые они получали совершенно бесплатно. Но, уж так сложен наш человек, если тебе дают бесплатно, но для этого надо как бы морально попотеть, то лучше заплатить и сразу получить. И это когда все он получал бесплатно. Поэтому нормальная интеллигентная московская семья могла говорить о погоде часами, и этим, пожалуй, отличались москвичи от других жителей нашей большой и когда-то великой страны.

В Москве сейчас не говорят про погоду, потому что можно говорить о чем только хочешь. Сейчас говорят о ценах на продукты, о курсе на иностранную валюту, о бездарности правительства, впрочем, не вдаваясь в долгие рассуждения об этом предмете, и не говорят о президенте, потому что он не меняется, или его не с чем сравнить, или не с кем. Есть один президент, и все.

И эта мысль о президенте, когда он совершенно один, и с женой расстался, чтобы, так сказать, жить только с одной Россией, начало наводить дядю Гришу на неутешительные мысли о демократии. Потому что все приличные президенты, особенно во Франции, имели если не одну любовницу, то несколько, а наш ни одной, что путало мысли дяди Гриши о стимуляции развития страны, которое зависело от президента, который не хочет женщин. Таким образом, думал дядя Гриша, исчезает смысл, а смысл перекладывается в сознание, оттуда в подсознание, и поэтому все, что происходит плохого у нас, становится понятно, потому что, расставшись с женой, он не имеет женщины, и следовательно, судьба у России такая же неутешительная…

Это вводит его в ступор, пока он не вспоминает, что писали вроде об олимпийских чемпионках или кандидатках в депутаты, которыми некоторые из них и становились, ну, Слава Богу, подумал дядя Гриша, попробуй с чемпионкой и еще депутаткой, она тебя…

– Нет, говорит дядя Гриша, – наша страна еще жива, пока мужики такие есть. Да, – говорит дядя Гриша, – и не потому что, я лизаться готов, а все по-честному. Ты попробуй себя, – это он говорит хорошо одетому мужчине интеллигентного вида, который с неприязнью смотри на него. – Небось, с оппозиции, – спрашивает дядя Гриша, – не отвечай, если не хочешь, по тебе видно.

Мужчина не хочет ввязываться в беседу, но все смотрят на него, а дядя Гриша между тем продолжает:

– Вот оппозиция у нас, в России, вся какая-то кособокая, и лидеры у них такие же, пришли к власти, поменяли жен, и ушли. Так получается, если я не хочу менять свою жену, то я должен быть в президентской команде. А там я не потяну. Ты поговори, а то все рожи корчишь, таких умных, чтобы и рожа совпадала, и содержание, давно уже нет, т.е. рожи, извините, лица – есть, а содержания нет. Одним гримасами власть не возьмешь, ты мне покажи, что ты можешь. А хочешь, я тебе отвечу: ничего не можешь. Вот ее сможешь?..

Женщина в растерянности:

– Да ты, старый… – запинается, хочет подобрать фразу помягче.

Дядя Гриша обернувшись, к ней:

– Да я понял, не хочешь по-народному, хотя знаешь, ты не обижайся, мне за оппозицию обидно, а с другой стороны – нет ни одного мужика, который был бы равен президенту. Олимпийские чемпионки по гимнастике, ты-то чучело, представляешь, с каких позиций можно ее брать, я тебе скажу, даже в этом, да тут Камасутра – это бледная макулатура! А потом они в депутаты. А как ты думал, – что постоянно на одном бревне. Себе такое не пожелаешь. А тут, хочешь не хочешь… Надо, допустим, явиться с докладом. Ну и разминка. Если бы я был молод, и такую захотел, то пошел бы на выборы, стар стал, не могу. А такую, как ты, уже не хочется.

Женщина:

– Старый дурак.

– Вы правы в обоих случаях, первое – по независящим от меня причинам, а второе – время не угадал, – сказал это дядя Гриша с грустью в голосе, – а так у меня вся Дума была бы Чемпионской. Все равно там ничего не делают…