Байки под хмельком

Каждый пьяница если не мечтает навсегда «завязать», то уж обещает родным и знакомым, что непременно исправится. Правда, не всегда под силу слабому человеку в одиночку преодолеть тягу к Зеленому Змию. История говорит, что русичи «квасили» с того времени, как появились хмельные напитки — задолго до изобретения водки. И с того самого времени регулярно «завязывали», стояли на коленях перед иконами, просили прощения у Господа.

В середине 19 века в России возникли первые общества трезвости. Дошли вести, что в Литовском крае было открыто первое такое общество. На одном предприятии сапожный и столярный цехи заключили договор о прекращении пьянства. И в России начался новый этап борьбы с зеленым змием. В конце 1859 года к воздерживающимся от алкоголя пристала почти вся Ковенская губерния, через три месяца к ним присоединилась Виленская, а затем вся Гродненская. Общества трезвости возникли в Сердобском уезде Саратовской губернии. Затем дают зарок не пить вино мужики в Зарайском уезде Рязанской губернии. Через год общества существовали во Владимирской, Пензенской, Екатеринославской, Тверской губерниях… В некоторых уездах общества не образовывались, но народ просто собирался на сходке и давал зарок не пить. В редких случаях, когда без выпивки было не обойтись, покупали виноградное вино. В других местах зарекались, вообще в течение какого-то срока не пить водки, при этом скрепляли свой зарок письменной грамотой, в которой говорилось: «Все эти положения хранить нам свято и ненарушимо в продолжении года, по истечении которого собрать сходку и с общего согласия устроить новый порядок на годовом опыте основанный».

Последствия, которые дали общества трезвости, были грандиозны: мужики пили только тогда, когда хотели, пьяные на улицах не валялись, все повинности крестьянами уплачивались в сроки и регулярно, улучшилось питание, в семьях увеличились съестные припасы.

Страдали от этого только откупщики, которые утешали себя тем, что трезвость долго не продержится. «Опять запьют!» — говорили производители и торговцы водкой. Но как назло обеты и зароки соблюдались строго. Правда, был случай, когда один крестьянин в Шавельском уезде, несмотря на данный им обет, все-таки напился. Односельчане поймали его, приклеили на спину вывеску «пьяница» и дважды провели вокруг села.

Одни делали зарок словесный. Другие составляли письменные обязательства и подписывались целыми деревнями, селеньями, волостями. Третьи ехали в церковь, чтобы перед иконой «закодироваться»…

Дело в том, что при «кодировке» наши предки прибегали не к «эспералям», не к «торпедам», а к помощи священнослужителей, которые даже при храмах организовывали кружки трезвости. Прихожане целовали икону Св. Сергия и давали перед ней зарок не пить в течение какого-то определенного времени.

Но не каждый храм или церковь могли отвадить от зеленого змия. Таких были единицы.

В прошлом веке по многим губерниям ходила весть о том, что бросить пить можно только побывав в церкви Покрова Пресвятой Богородицы с приделом Св. Сергия Радонежского, что находилась в 28 верстах от Москвы в селе Нахабино. По 30 тысяч человек в год посещали эту церковь, стремясь избавиться от пагубной привычки.

Надо сказать, что дорога к «чудодейственному» храму помогла извлекать прибыль и городским властям, которые организовали доходную конную пассажирскую перевозку, и местным сметливым крестьянам, которые за приличную плату предоставляли ходокам ночлег, и мелким купцам и торговцам, которые вдоль всего пути расставили винные лавочки и трактиры и по первому требованию обеспечивали идущих на исцеление водкой.

А ходоки-пьяницы до «кодировки» не отказывались от чарки. Еще в Москве, садясь в повозку, пропившаяся публика тут же доставала или покупала бутыль с проклятой и с возгласом «По последней!» отправлялась к церкви на лечение.

Поездка «туда» сопровождалась весельем, шутками, песнями. Пьянчужки побогаче на тройках выкрикивали насмешки и оскорбления в сторону крестьян, которые пешим ходом двигались к церкви. Впрочем, и «пешеходы» не оставались в долгу — под гармошку и выпивку звучали частушки с остротами.

В Тушине делался последний привал. И здесь, за столиками многочисленных трактиров, встречалось две категории крестьян: одни пили и веселились, другие напускали вид серьезности и солидности. Первые шли «туда», вторые «оттуда». Причем, «исцелившиеся», отодвигая от себя стопки и шкалики, рассказывали жуткие истории. Если после зарока человек выпивает, то его тут же настигает кара Господня: то он ни с того ни с сего падает с большой высоты, то его на глазах у всех разрывает пополам. Такие истории, рассказанные в трактире, слабых духом возвращали обратно домой, а решительных укрепляли в стремлении на следующее же утро покончить с пьянством.

Всю ночь перед зароком любители выпивки бегали по Тушинским трактирам и шинкам. Местные крестьяне имели на этом приличный доход, ведь водка, которая лилась с тостом «По последней!» продавалась с восьмикратной накруткой.

Утром же, опухшие и трясущиеся с похмелья люди в рваной одежде и обуви, а некоторые и вовсе полунагие, помывшись в речке Нахабинке, плелись тяжко вздыхая к церкви, стоявшей на самой горе.

Выходил отец Сергий, оглядывал взглядом толпу из 100–150 косматых и опухших людей со свежими синяками и ссадинами, и после молитвы строго просил остаться тех, кто решил окончательно или на какое-то время завязать и дать зарок. Правда, для торжества церемонии и пользы дела он выгонял назад в Тушино ещё с пяток полупьяных или не проспавшихся.

Затем отец говорил о бедах и несчастьях, которые приносит пьянство. От таких рассказов и живописаний многие плакали и рыдали. Но отец всегда заканчивал с оптимизмом: «Бог поможет и укрепит вас». Желающие исцелиться произносили клятву и целовали икону Св. Сергия Радонежского.

Из церкви выходили настроенные на новую, трезвую жизнь. Шли в село под горой, где в кабаках и трактирах веселилась и принимала по последней новая партия решивших покончить с пьянством. Долго в Подмосковье существовал святой храм на горе и пьяный ад у её подножия. Слава о церкви в Нахабине и о творившихся там «чудесах» гуляла по всей России.

Но не только священники проповедовали трезвый образ жизни среди простонародья. Жил в Петербурге один барин, который уж очень не любил выпивох. Прислуга у него получала приличное жалованье и жила по контрактам, где были пункты, по которым за неумеренное питье водки было вменено телесное наказание.

Так, в контракты камердинера и кучера, которых он взял к себе на службу, были включены пункты, по которым им позволялось напиваться только раз в месяц в определенный день. Если же кто-либо из них «принимал на грудь» не по графику, то виновнику, помимо денежного штрафа, полагалось довольно суровое телесное наказание на конюшне. Камердинер этого барина редко преследовался за пьянство, но кучер частенько нарушал соглашение, и, соответственно, получал по заслугам, как и было оговорено в контракте. Помещик собственноручно наказывал выпивоху плетью, после чего кучер отправлялся под арест — в специальную комнату, которая закрывалась на большой замок. Но и это была ещё не вся процедура наказания и излечения от пьяной дури. Чтобы раз и навсегда отвратить кучера от выпивки, барин преподносил ему чарку водки, которая настаивалась на тухлых раках. Над своеобразным лечением надзирал домашний врач причудника-барина. Впрочем, после «лечения» кучер через некоторое время вновь надирался…

Октябрьская революция освободила трудящихся от всяких старорежимных предрассудков и обществ трезвости в том числе. О здоровом образе жизни большевики вспомнили только в мае 1985 года. Изначально социалистические общества трезвости задумывались как добровольные организации, пропагандирующие здоровый образ жизни. В каждом районе города, на каждом предприятии заседали комиссии трезвости. Организовывали лечение людей, попавших в алкогольную зависимость. Устраивались учебные семинары по переподготовке наркологов. Днем активисты общества читали трудящимся лекции о вреде алкоголя, а вечером вместе с участковыми милиционерами конфисковывали у тех же трудящихся самогонные аппараты. Никто тогда не мог себе представить, что пройдет всего несколько лет и могущественная организация с боевым девизом «Трезвость — норма жизни» снова уйдет в небытие.

По легенде, концом эры трезвости стало выступление тогдашнего председателя Совета Министров Николая Рыжкова. В 1988 году он заметил, что, дескать, устали массы стоять в очереди за водкой. Одного начальственного слова хватило, чтобы страна стала возвращаться к привычному образу жизни. Общества трезвости вместе с членскими взносами снова утонули в водочном море.

И пить нынче мы стали по-другому. Более уединенно и буднично. Уже нет такого массового безумия, когда в загул уходили целые рабочие смены. Помнится, в дни зарплаты в автобусы, следующие от АЗЛК, лучше было не садиться — народ гулял, что называется, «в кровь».

Говорят, что в Госдуме начата разработка федерального закона «Об основах алкогольной политики в РФ». Суть подобной законодательной инициативы — у государства должна быть четкая алкогольная политика. Этими процессами необходимо управлять и необходимо их контролировать. И хотя каждый выбирает для себя сам: пить ему или не пить, — государство должно проявить заботу о генофонде нации.

Исцеление

Одна бедная женщина совсем замучилась со своим мужем пьяницей. И торпеду ему ставила, и кодировала, и эспераль вшивала, и в общество анонимных алкоголиков записывала — ничего не помогало: как жрал ханку, так и жрет. Совсем отчаялась и стала о разводе подумывать. Но тут попалось рекламное объявление в газете. Неизвестная целительница предлагала свои услуги по лечению от алкогольной зависимости.

Решив сделать последний шаг, она набрала номер заветного телефона, рассказала о своем горе невидимой целительнице и уже через пару часов колдунья стояла на пороге их квартиры.

— Пьет говорите?

— Пьет, образина! — подтвердила супруга.

— И сегодня уже пил?

— С утра пока ни грамма во рту не было. Вас ждет — сам исцелиться желает.

— Через пару часов забудет как её, окаянную, в стакан наливать.

Целительница разделась, открыла свою сумку доверху загруженную обыкновенной землей и принялась посыпать ею пол в комнатах, что-то нашептывая себе под нос.

— Так, — сказала она, закончив процедуру по рассыпу земли, Отворотную почву не выметайте в течении трех дней. А теперь пусть все домочадцы вместе с больным соберутся в одной комнате. Большая семья-то?

— Четверо. — ответила женщина, — Я, свекровь, дочка и этот… пьянчужка.

Целительница попросила занять в большой комнате кресла, зажгла свечу и установила её на просыпанную на полу землю.

— Всем смотреть на целительное пламя, — приказала она.

Заклинания целительницы чем-то походили на команды врача Кашпировского, который когда-то с экрана усыплял телезрителей, заставлял их раскачивать ногами и руками. И, через десять минут, вся семья, действительно, впала в сонный транс.

Когда сеанс закончился и все проснулись — колдуньи в квартире уже не было. В ящичке серванта не оказалось и денег, в шкатулке — золота. Даже сережки из ушей дочери куда-то испарились.

Когда бедная женщина привела в квартиру милиционеров, и мужа не оказалось.

— А где этот изверг? — спросила она свекровь.

— Кажется, за бутылкой побежал, — вжавшись в кресло, ответила перепуганная женщина.

1997 г.

Хочу не хотеть

Один мужик в очередной раз решил завязать. Пришел к самому известному доктору и сказал — делай что хочешь, но чтоб меня больше не тянуло к этой гадости.

Доктор усадил пациента в кресло, достал палочку с хромированным круглым набалдашником, и…

— Гипноз не пройдет, — сказал мужик, — я сам могу тебя загипнотизировать, так, что ты сам горькую запьешь.

— Понял, — сказал опытный доктор и не стал спорить.

Он вытащил шприц, несколько ампул.

— Заверни рукав и несколько раз сожми пальцы в кулак, — попросил он.

Пациент грустно посмотрел на врача.

— Торпеду хочешь ввести — пустое. Она нейтрализуется с помощью «синьки» или нескольких лимонов.

— Тогда будем вшивать «Эспераль».

Надо заметить, что «Эспераль», что в переводе с французского означает «надежда» до сих пор считалось одним из самых эффективных способов. Десять таблеток, вшитых в паховую область больного, не так-то легко удалить обратно. И врачи, что после такой операции больного не то что конфеты с ликером пробовать отказывались, к кефиру и квасу не притрагивались.

Но пациент задрал свитер и врач увидел на животе следы многочисленных хирургических операций.

— Мне вшивали, а я вытаскивал. Сам! — не без гордости сказал любитель заложить за воротник.

— Что же ты хочешь? — в изумлении спросил известный врач.

— Я хочу — не хотеть. Но если я хочу выпить — мне никакие «Эсперали» не страшны. Я хочу не хотеть…

— Хорошо. Есть у меня ещё одно средство.

Пациент ехидно улыбался и наблюдал за действиями врача. А тот притащил какой-то аппарат, потом надел электроды на руки больного, поставил перед ним стакан.

— Что вы собираетесь делать? — спросил недоуменно пациент.

— Выпить хочешь? — вопросом на вопрос ответил врач.

— Не откажусь.

Врач открыл какую-то мензурку и налил в стакан бесцветную жидкость.

— Спирт? — спросил пациент.

— Он самый — лей.

Пациент засветился словно солнышко и его рука потянулась к стакану. Но не тут-то было. Как только он дотронулся до стопаря, мощный разряд тока, свалил пациента с кресла.

— Не понял? — вопросительно посмотрел больной на врача.

— Пей, чего ты?

Он снова дотронулся до стакана и снова электрический разряд отбросил его на несколько метров.

Он поднялся с пола зло посмотрел на врача.

— Издеваешься?

— Лечу.

Он заправил рубашку в штаны и ничего не сказав вышел за дверь.

Через полгода он опять сидел в кресле у врача. Улыбался и рассказывал.

— Я, доктор, даже кефир пью из кофейной чашки. Как только стакан или кружку увижу меня сразу трясти начинает…

— Ну, а как насчет выпить?

— А из чего?…

1997 г.

Свихнулся

Жил в одной уральской деревне мужик. И все у него было как у всех. Работал в совхозе, крепко поддавал, мастерски матерился, имел домашнее хозяйство, жену, детей. Словом, был тот мужик законопослушным россиянином, которых в нашей стране — многие миллионы.

Однажды, порешив двух хряков, тот самый мужик, как всегда повез продавать свинину на колхозный рынок в райцентр. Быстро продал дешево, но выгодно для себя, ради такого праздника прикупил десяток банок пива и пару бутылок коньяка, чтобы в деревне отметить торговую сделку с друзьями, но по дороге, бес попутал, заглянул в какой-то коммерческий магазин, в котором продавалась теле — и радиотехника.

Просто так зашел. И тут же остановился как вкопанный перед огромной тарелкой, которая называлась спутниковой антенной.

Он имел некоторое представление об этих антеннах. Слышал, что с помощью этого антенного устройства можно смотреть по телевизору «хренову тучу» всяких зарубежных программ.

— Ко всем телевизорам подходит? — будто кто-то другой дернул его за язык.

— А у тебя какой?

— «Сони», — гордо сказал мужик об единственно дорогой вещи в своем доме, которую ему подарил зять в знак примирения после одной пьянки.

— Тогда подходит.

Ноги сами отправились к кассе, руки вынули деньги из бумажника, девица-кассир, переложила шестьсот долларов на наши российские. Получилось три миллиона. Почти столько, сколько было выручено за проданное мясо.

Через тридцать минут тот мужик поджидал автобус в свою деревню почти без копейки денег, но со спутниковой антенной.

Когда жена его увидела с «большой тарелкой», без мяса и без выручки, был большой скандал, в результате которого баночное пиво и две бутылки коньяка были утоплены в навозной яме.

«Может быть это и к лучшему», — подумал мужик, доставая схемы, и полез устанавливать антенну на крышу своего дома.

Поздно ночью он тыкал в кнопки переключения каналов. На экране появлялись дикторы, певцы, политики, спортивные состязания, боевики, стриптиз.

— Это же окно в мир! — говорил он плачущей жене.

— Дурак ты! Детям в школу одежду нужно покупать, учебники!

Но он не обращал внимания на причитания и нажимал кнопки. Насчитал более шестидесяти программ и довольный лег спать.

После покупки антенны что то непонятное стало происходить с сельским тружеником. На другой день он отказался обмыть с товарищами покупку. В течении месяца пьяным его уже больше не видели. Днем он вкалывал на машинном дворе, вечером нажимал кнопки телевизора. Вместе с сыном девятиклассником прилежно учил английский язык, перестал матюгаться, считая сквернословие пережитком прошлого.

Через полгода, когда подросла новая «свинина» и наступила пора ехать на колхозный рынок в райцентр, он напрочь лишился в своей деревне друзей товарищей. Те смотрели на него как на сумасшедшего, а при встрече украдкой крутили пальцем около виска и тяжело вздыхали:

— Больной человек.

А мужик, продав очередную партию свинины, вернулся к жене с тостером и русско-немецким словарем. Без спиртного. Жена была довольная, а он пообещал в следующий раз купить ей кухонный комбайн.

1997 г.

Благочестивый

Один мужик совсем в разнос пошел — водку стал пить как водозаборный насос. Но всасывал бы потихоньку себе в удовольствие — это ещё куда ни шло. А то ведь как выпьет, его тут же с кем-нибудь поскандалить или подраться тянет. С женой ли, тещей, а то и вовсе со случайным прохожим. И сам понимал, что делает плохо и доставляет массу неудобств и неприятностей своей семье, но ничего с собой поделать не мог. Кодировался — не помогает. Торпеду вшил — через пару недель сам её и вытащил.

— Сходил бы в храм к батюшке, попил святой водицы. Глядишь твой алкогольный бес и покинул бы твою грешную душу, — однажды по утру сказала теща.

— Похмели — схожу, — пробурчал мужик.

— Не врешь? — оглядела она понурого зятя.

Мужик перекрестился.

Теща выставила на стол чекушку:

— Вот выпей и пошли.

После стакана мужику так хорошо стало, что он даже поскандалить забыл. Собрался и поплелся за тещей в церковь.

— Пьешь? — спросил батюшка.

— Пью, — словно школьник опустил на грудь голову мужик.

— И богохулишь?

— Случается… Сам не знаю что делать!

— А ты, сын мой, лучше пей святую воду, — посоветовал батюшка и строгим голосом добавил, — Даешь обещание?

Мужик в смирении еле слышным голосом прошептал:

— Даю батюшка.

Вышли на улицу, и мужика вдруг такое зло на тещу взяло, что ему тут же захотелось хорошенько ей по кумполу съездить. Ведь из-за неё ему пришлось дать попу обещание. А теща, увидев в глазах зятька злобные огоньки, уже протягивает ему бутылку со святой водой.

— На-ка, водицей причастись. Легче станет.

А у мужика и в самом деле во рту все пересохло. Взял он бутылку и с горла почти все содержимое и выпил. И — о чудо! — злость на тещу пропала. И люди вокруг все такими красивыми и добрыми стали казаться.

Вернулись домой. Мужика, словно подменили. На каждое тещино слово вместо отборного мата он «спасибо» стал говорить. Футбольными и боксерскими репортажами интересоваться перестал, все больше культурный канал стал смотреть. Правда, от водки не отказался. Купит чекушечку и выпьет потихоньку в туалете. Крякнет от удовольствия, выйдет и к телевизору.

Теща и жена догадывались, почему мужик частенько в туалете задерживается, но помалкивали — боялись разбудить алкогольного беса. Да и считали, что со временем зависимость к алкоголю совсем пройдет. Лишь бы святую водицу почаще употреблял.

Но водку мужик пить так и не бросил. Только теперь каждую стопку запивал святой водой из фляжки, которая была всегда при нем и с которой он даже ночью не расставался. Выпьет стопочку, пропихнет спиртное святой водицей и к телевизору. Кроткий и благочестивый…

1997 г.

Криз

НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ. Когда президент назначил новое правительство, как говорили молодое да ранее, Вовчик Амелин в кои-то веки решил все-таки послушать женщину. Он выпил содержимое стакана, звякнул пустым донышком о стол, и, махнув рукой в сторону плачущей жены, равнодушным голосом сказал:

— Чего мне заголять, руку или задницу? Можешь вызывать своего целителя.

— Вот и хорошо! И заголять ничего не надо. Давно уже голы, как соколы. — Забегала вокруг Вовчика женщина, вконец измученная пьяными оргиями мужа, — А бросишь пить и увидишь, как все встанет на свои места. Разбогатеем, оденемся, обуемся, в тур поездку поедем. Может быть, на собственной машине. Вот как ты лихо ЗИЛом-то управляешь!

— Разбогате-ем! — иронично улыбнулся Вовчик, — Разбогатеешь тут. Много ты богатых среди моих знакомых видела?

— Среди твоих знакомых — только пьянь. Что заработали — к утру пропили. А мы с тобой за тряпками в разные города кататься будем, здесь продавать. Все нормальные люди так делают и живут припеваючи.

— Посмотрим, посмотрим, — пробурчал Вовчик и подумал: а может быть, права баба?

Через два часа пришел молодой доктор, всадил Вовчику капельницу, несколько уколов в руку и задницу, взял последние пятьсот рублей и был таков. Лечение закончилось.

ПРЕДКРИЗИСНОЕ СОСТОЯНИЕ. Через пару месяцев Вовчик впервые пошел в Сберегательный банк и открыл себе счет. Жена настояла на том, чтобы сберкнижка была именно у Вовчика. А она может и доверенностью при случае пользоваться.

Вовчик пахал на трех работах, каждый вечер благодарил президента и молодых руководителей государства за то, что мог честно наживать свои собственные капиталы. Он и в самом деле стал подумывать о том, чтобы купить пусть даже подержанный автомобиль. Но до осуществления мечты требовалось как минимум ещё месяца три. И он, забыв о закадычных друзьях и разнообразии водочной продукции в магазинах, пахал с утра до вечера. А жена молила, чтобы Бог дал мужу побольше здоровья…

КРИЗ. Однажды утром Вовчик узнал, что молодое да ранее правительство было отстранено от руководства страной, а депутаты начали поговаривать о наступившем экономическом кризисе. Что такое экономический кризис Вовчику было понять трудно. Да он и не хотел этого понимать. У него было работы по горло, продуктовые полки в магазинах ломились, и он уже хотел через пару недель воплотить свою мечту в жизнь — купить за две тысячи долларов подержанную «шестерку».

Когда дети пошли в школу, Вовчик предложил жене поменять рубли на доллары.

Ты в долларах или рублях будешь покупать машину? — спросила супруга.

— Договаривались в рублях.

— Тогда не вижу смысла. Только потеряешь ещё двадцатку на комиссионных.

«Ах, какая мне умная и расчетливая супруга досталось», — с благодарностью подумал Вовчик.

ОСТРЫЙ КРИЗ. Все обрушилось за два дня. На то, что хранилось на расчетном счете Вовчика, теперь не хватало даже на мотоцикл. Но и свои собственные кровные четырнадцать штук, которые были заработаны непосильным трудом за полгода, и те он не мог получить в банке. Каждый день он отстаивал огромную очередь и получал только по тысяче рублей. А рубль обесценивался на глазах. Вместо двенадцати рублей за курицу надо было заплатить все девяносто. Растительное масло подорожал в пять раз, а пачка сливочного стоила в десять раз больше.

Жена поддалась общей панике, бегала по магазинам и скупала продукты по баснословным ценам. Вовчик лежал на диване и наблюдал, как решительные думцы отстаивают свои позиции в то время как в стране творилась неразбериха. Некоторые комментаторы поговаривали, что президент тайно эмигрировал в Америку.

Впрочем, ему было наплевать, куда эмигрирует президент и добьются ли своих требований депутаты. Он готов был драть на себе волосы и рыдать от беспомощности.

Жена бросила на стол несколько кульков с сахарным песком, крупами.

— Вот, — тяжело вздохнув, сказала она, — Три дня назад сахар стоил всего четыре рубля, а теперь двадцать шесть. А рис тридцать восемь. Что делать будем?

Вовчик выключил последние телевизионные новости, встал с дивана.

— А водка подорожала? — как бы равнодушно спросил он.

— По-моему только эта зараз и не подорожала.

Вовчик надел курточку.

— На сколько меня кодировали-то?

— Ты что задумал? — испугалась жена. — Не вздумай, слышишь, не вздумай. Завтра с утра на работу…

— Плевать мне на эту работу, на машину, на твои рубли и доллары. Водка не подорожала, понимаешь? Водка!

Он хлопнул дверью и с улицы она услышала его истерический крик:

— Люди! Водка не подорожала!

НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ… Когда было утверждено новое правительство, как говорили из стареньких, но опытных, Вовчик Амелин выпил содержимое стакана, звякнул пустым донышком о стол, и, махнув рукой в сторону плачущей жены, равнодушным голосом сказал:

— Что теперь будем заголять, руки или задницы? Можешь вызывать своего целителя. Только не мне. А этим. И старым, и молодым, и средним… Много целителей вызывай. Я плачу. Я богат…

1997 г.

Всем миром

В одном колхозе председателю районная комиссия головомойку устроила. Как так, весна на носу, а люди к севу не готовятся. Снегозадержание на полях не производится, техника на машинном дворе как после бомбежки, а сам председатель с глубокого похмела. Под глазами мешки, нос фиолетовый, руки трясутся — дело в том, что комиссия нагрянула внезапно, а глава колхоза, дабы выглядеть огурцом, не успел проглотить сто граммов.

— Так вот, товарищ председатель, — грозно сказали челны комиссии, если с севом запоздаете, если хлеба вырастут плохие и если убрать урожай вовремя не успеете, не посмотрим, что народ вас выбрал! Пойдете под суд за вредительство!

Сели в свои черные «Волги» и уехали.

А как подготовиться к севу и вырастить хороший урожай, если все мужики в деревне со своего председателя пример берут? Кто там за колхозное добро будет беспокоиться, если своя скотина в доме полуживая!

Совсем закручинился председатель: что делать, что делать? А жена у него не совсем дурой была, тетка грамотная, городская. Возьми и посоветуй мужу:

— А вы возьмите всем миром, сгоняйте в район к наркологу и закодируйтесь. Все до одного!

— Это что ж вообще к ней, окаянной, не прикасаться?

— Ну, зачем вообще? Закодируйтесь на время посевной и осенней страды. А как соберете урожай — устроите настоящий праздник. Например, в честь бога плодородия. И районное начальство на пир пригласите.

А ведь умные вещи говорит баба!

На другой день председатель сход в клубе собрал. Объяснил ситуацию: дескать, не бросим пить, ни трудодней не будет, ни урожая, и меня самого с председательского кресла пнут.

Мужики на упоминание о высоком урожае и трудоднях даже внимания не обратили. Хрен с ними! Даже средних урожаев, между прочим, в их колхозе уже лет десять не выдавалось. А вот председателя жалко было. Хороший мужик, компанейский, при похмельной болезни всегда нальет, а в голодный год последней краюхой хлеба поделится.

В общем все мужики как один единогласно проголосовали за кодирование. Даже решили арендовать на сутки импортный комфортабельный автобус, чтобы всем миром съездить в район к наркологу. Но когда узнали в какую сумму выльется такое путешествие, от автобуса отказались. Гораздо выгоднее было отремонтировать председательскую «Волгу» и на ней доставить в деревню районного целителя. Так и сделали. С этого и начался великий почин.

Как ни странно, а к посевной все трактора и комбайны были отремонтированы. И совсем уже были поражены районные власти, когда механизаторы того самого колхоза первыми в области доложили о конец посевной.

Очередная комиссия приехала, обследовала поля, поковыряла землю и убедившись, что зерна в ней имеются, поздравила председателя с успехом.

А председатель — таким деловым стал, просто свет туши. С утра до поздней ночи по полям мотался, в губы целовал передовых механизаторов и не скупился на обещания.

— Мужики! Орлы! — орал он, забравшись на бункер комбайна, — Вот уберем пшеничку, продадим её выгодно — вот тогда устроим праздник! Наши враги помрут от зависти!

Конечно, были отклонения. Кто-то втихаря нажирался самогона, несмотря на угрозы нарколога, окочуриться после первой же рюмки. Помереть, правда, никто не помер, но в течение суток лихорадило так, что впору было заказывать белые тапочки. К оступившимся приезжал председатель, ласково гладил нарушителя закона по голове и, вздыхая, говорил: «Ну, зачем же ты сделал это? Я ведь осенью с тобой так хотел на празднике выпить!» И больной после такой председательской заботы, готов был со стыда сгореть…

Урожай собирали по шестьдесят центнеров с гектара. Такого здешняя земля ещё не рожала. Молотили и вывозили на зернохранилище всем миром. И выгодно продавали. Каждый день на колхозный счет приличные деньги поступали. Трудодней у всех было — не пересчитать. Не забыли и не семена отложить…

О месте и времени великого праздника знало даже областное начальство. Всех пригласили. Столы накрыли на площади, рядом с клубом. Для приличия купили несколько ящиков водки — пусть уж высокие гости из района побалуются, а для себя наварили самогонки.

И загуляла деревня. Сначала обмывали урожай, потом начались осенние свадьбы. Словом праздник до рождества докатился. А когда Великий пост начался, председательская «Волга» снова в район отправилась. За наркологом.

Между прочим тот колхоз уже несколько лет подряд больше всех зерна собирает…

2000 г.

Ветнарколог

Митя врач ветеринарный. С большим стажем. При советской власти в колхозе работал, орденом награжден, постоянное место в президиуме имел. Одним словом, заслуженный был человек. Хочешь — больную свинью враз на ноги поставит, сыворотку какую-нибудь овечьему стаду сделать — тоже запросто. Кота кастрировать, собаку от лишая излечить — пожалуйста. Не брезговал и коров осеменять. Ну если надо им любовника! Надевал резиновую перчатку по локоть и привносил коровам специальную бычью жидкость в сокровенные места. Помимо уважения и деньги приличные получал.

А с наступлением демократии поголовье скота и в совхозе и в частном секторе резко сократилось. Не весть какую зарплату и ту платить стали раз в полгода. А у Мити — семья, хозяйство. Трудная жизнь наступила для Дмитрия Алексеевича. Ничего не оставалось, как уволиться из совхоза и податься в областной центр за поисками заработка, а значит и счастья. Молва ходила, что горожане кошками да собаками обзавелись, а знающих ветеринарных врачей в мегаполисах раз, два и обчелся. Звонил он мне несколько раз: мол, если у кого из твоих друзей пес или кошак дуба станет давать — приглашай немедленно. А у моих знакомых — у самих жрать нечего. Не то, что какую-либо животину в доме содержать.

Два года прошло с того разговора. И вдруг Митя снова звонит. Как жизнь, как дела? А я виновато начинаю объяснять, что ни больных кошек ни собак за это время мною не обнаружено и слышу, как в ответ Митя хохотать начинает. Не нужны ему уже ни собаки, ни крысы, ни морские свинки. Обещает через полчаса заглянуть в гости. И в точно назначенное время вижу, как во двор въезжает серебристое «Ауди», открывается дверца и из накрученного авто выходит Митя. В замшевом пиджаке и лакированных ботинках. Прямо — франт! Вот как нынче живут российские ветеринары. Значит не зря за демократию боролись, частную собственность отстаивали, о свободах говорили.

«Что за гадость твое молотое кофе?» — мне кажется, что именно эту фразу он хочет сказать после того как отхлебнул из чашечки. Отодвигает блюдце, вытаскивает платок и вытирает уголки губ.

— Дело у меня к тебе есть! — и сразу с места в карьер, — Пойдешь ко мне администратором?

— Коровам хвосты крутить и котам яйца стричь?

Будет хохмить! Народ от алкоголизма лечить и кодировать. Что не видишь, как нация спивается?

— Видеть-то вижу. Но ты-то тут при чем? Ветеринар ведь, а не нарколог!

Он отмахивается и закуривает «Мальборо»:

— Ума много не требуется. Набор лечения — стандартный, а деньги выкладывают немалые. Я буду исцелять, а твоя обязанность расходные ордера и рецепты больному выписывать. Чтобы все как в настоящей конторе было. Ну?

Была не была!

И вот уже едем на первый вызов в Митиной «карете» и ветеринар-нарколог рассказывает мне прописные истины, дескать все мужчины, когда речь заходит об их здоровье — трусы и нытики. На этом и зиждется все Митино лечение. Хочется клиенту закодироваться? Нет проблем. Заполучить «торпеду» — пара пустяков. А если кому-то в голову пришла мысль вставить «эспераль» подставляй задницу.

Кодировку заказывают люди небогатые. Перед нами пропитая рожа прораба. Еле языком ворочает и требует, чтобы никогда-никогда эту дрянь в рот не брать. Нет, лучше пять лет! Вообще и трех хватит, а ещё лучше месяцев на шесть про спиртное забыть.

Митя просит пациента открыть рот. Шире, ещё шире! Вот так. Достает баллончик, похожий на тот, которым освежают воздух в сортирах, и направляет шипящую струю в отверстие с пожелтевшими от табака редкими зубами. Еле слышно шепчет какие-то цифры: семь, семь, пять, два, девять, ноль, семь, семь… И я и клиент догадываемся, что это тот самый волшебный код. Запомнить его нет никакой возможности. Много цифр, не все названы отчетливо. Но таинство кодировки полностью соблюдено. Клиент на наших глазах синеет, зрачки расширяются, рот по-прежнему открыт, по небритой бороде стекает белая пена, кажется вот-вот он грохнется со стула в обморок. Но проходит минут десять и «синька» с лица спадает. Он даже старается шутить: ни хрена себе, такое ощущение, будто находишься по пути к Богу…

— Да-да, — подтверждает Митя, сгребает со стола пятидесятирублевые купюры и просит меня оформить приходный ордер, — Если в течение шести месяцев хоть капля спиртного попадет в рот, пострашнее будет. Сердечко ваше как, пошаливает? Вот-вот, поэтому без шуточек. Если уж совсем невмоготу станет, лучше нас вызывайте. Раскодируем…

И тут же обращается ко мне:

— Ассистент! Дайте больному подписать обязательство. Мы не несем ответственности за его жизнь, если он сорвется и примет алкоголь.

Больной, две минут назад переживший настоящий шок, испуганно смотрит на Митю:

— Ну что вы, доктор! Никогда!

— Всякое случается. А я за вас в тюрьме сидеть не хочу.

Я несу Митин чемоданчик к машине:

— Если и в самом деле выпьет, помрет?

— Ни хрена ему не сделается. От чего помирать-то? От хлорэтила? Это же замораживающая жидкость.

Видел, небось, на футболе: спортсмену по ногам врезали, и ему сразу же на больное место пшикают. Это и есть хлорэтил.

— А ты ему в рот!

— А куда ж, в задницу? Именно в ротовою полость и надо. Средство безвредно и экологически чисто. Так сказать, для достижения неприятного эффекта. Десна, язык, небо немеют. Пациент ни бе ни ме сказать не может. Этим и достигается устрашающий эффект. Не лекарство и код, а именно страх заставит ещё не совсем конченного алкаша воздерживаться от водки.

— Но ты же код какой-то нашептал…

— Ну нашептал. Фокусник в цирке тоже что-то шепчет, когда бабу пополам распиливает. И когда склеивает — тоже шепчет. Вот и мы будем шептать, если клиент нас на раскодировку пригласит. Мне ведь все равно: что кодировать, что раскодировать — сумма гонорара от этого не меняется.

В течение дня мы успешно избавили от алкоголизма ещё двух клиентов, затем заехали в аптеку и пополнили запасы хлорэтила. Сущие копейки…

Торпедоносцы бывают не только на море. Вы и не замечаете, что каждый день встречаетесь с торпедоносцами. В метро третесь о них боками, наскакиваете на улице, в магазине (только не в ликеро-водочном) уводите из-под носа последний творожный сырок. Потому что бросить пить горькую, торпедоносцы переходят на молоко и творог. Но вы их не узнаете. Хотя если приглядеться повнимательнее в незнакомом человеке все-таки можно узнать торпедоносца. По кровяным прожилкам на носу, по трясущимся пальцам на руках. Это издержки злоупотребления огненной воды.

Митя сказал, что сегодня мы едем ставить «торпеду».

Клиент нас встретил с распростертыми объятиями: «Я мыслю, следовательно похмелился!». Жена подтвердила:

— Доктор, он с утра уже успел принять. Можно ему в таком состоянии делать угол?

Митя махнул рукой — можно. Клиент плоско шутит:

— Кто к нам с пивом пришел, тот сейчас за водкой побежит…

— Сейчас я с него спесь быстро сброшу, — шепчет мне на ухо Митя и достает из переносной аптечки одноразовый шприц.

— Ну, что, хочется большого и светлого? А вокруг все маленькие и черные? — обращается он к пациенту, — Так будем делать укол? Или наше прибытие считаем ложным вызовом?

— Обижаешь, командир. Коли!

Через пятнадцать минут «весельчак» лежит на кровати с вытаращенными как у камбалы глазами. Он уже дважды обмочился, но не может ни говорить, ни пошевелить ни рукой ни ногой. Хотя прекрасно всех видит и слышит.

Митя пугает жену и неподвижного клиента:

— До нашего прихода он успел остограммиться? Успел. А теперь я ему ввел антиалкогольную сыворотку. Вот его и парализовало. Через пару минут начнется удушье, а ещё через пять, если не ввести противодействие…

— Вводите, доктор, скорее же вводите противодействие! — почти кричит женщина.

Митя не заставляет себя долго упрашивать и обламывает горлышко у новой ампулы…

Он резко бросает «Ауди» из стороны в сторону, обгоняя одну за одной «Жигули» и «Волги» и дико хохочет:

— Если человек по-настоящему хочет жить — медицина бессильна! Если он от природы дурак — опять же бессильна. Поэтому наш контингент — полупридурки, измученные «нарзаном».

В принципе, я с ним согласен.

Нашего клиента мы «торпедировали» веществом, которое обычно анестезиологи применяют перед операцией. Лекарство подавляет у больного все существующие рефлексы. И уже через три минуты после инъекции, больной на четверть часа попадает в полную прострацию. Он «зеленеет», дышать становится все труднее и, когда, кажется, что жизнь покидает его, «нарколог» протягивает ему спасительную ниточку в качестве кислородной подушки.

Фомам неверующим сразу после укола на язык капают из пипетки пару капель чистого медицинского спирта, и опять же через две минуты алкаш оказывается в полной прострации. Хотя от спирта здесь ничего не зависит. Даже санитар знает, что и без спирта бы «откидной» эффект получился бы тем же самым. И если через пять минут после того как «смерть» отступит, дернуть стакан того же спирта, больной останется жив и здоров. Но эффект! После испытанного точно года весь срок в сторону бутылки и не посмотришь.

— Расписку с него взял? — спрашивает Митя.

— И сто баксов тоже, — отвечаю я.

У крутых и богатых в моде, как и в конце 70-х годов, — только «эспераль». Слово так созвучное, к примеру, с эсперанто. Сравнимое разве что с Эммануэлью. Слово, которое прямо-таки доводит до настоящего экстаза. Как и несколько десятилетий назад «эспераль» привозили из-за рубежа и вшивали только избранным. «Лягте, пожалуйста, на животик. Будьте добры, приспустите пижаму. Ах, чудненько! Сейчас сделаем обезболивающий укольчик… В течение нескольких секунд в верхней части ягодицы или на спине делается небольшой надрез скальпелем, из импортной коробочки вынимается волшебная таблеточка и заталкивается в мышцу. Теперь два-три шва и забудьте о вкусе ликеров и шампанского.

Вшивать «эспераль» было престижно. Нынешние богатые алкоголики, когда узнают, что к услугам эсперали прибегал сам Владимир Высоцкий, — ни о каких других средствах больше и слышать не хотят.

— Ага, сейчас я им, настоящую эспераль буду ставить! — ухмыляется ветеринар Митя, вытаскивает затейливый пузырек с этикеткой на французском языке и достает из него желтую-прежелтую таблетку фурацилина, которая по форме и цвету почти нисколько не отличается от дорогого оригинала. А самое главное — абсолютно безвредна. Потому как отечественный фурацилин никому ещё зла не причинял.

Совершенно лысый нувориш, с килограммовой золотой цепью на шее и платиновым крестом, крутит толстым задом, а Митя прямо-таки брызжет любезностью:

— Штанишки свои «Адидас» можете ниже спустить. Вот так. Хорошо! — он ставит на тумбочку перед самым носом богатого клиента темно-коричневый пузырек с фурацилиновой подделкой и, убедившись, что пациент с трудом ознакомился с надписью на английском языке, неуловим движением извлекает отечественный медпрепарат. Умело накладывает три шва и забирает баксы, протягивает визитку, — Если что — вот мой телефон.

И Митин сотовый, словно услышав, что о нем заговорили, дребезжит такой же поддельной как и фурацилиновая эспераль музыкой.

— Алло? — говорит Митя, слушает и улыбается в мою сторону. Выключает телефон и говорит, — Едем! Быстрее. Помнишь того, закодированного? Просит во что бы то ни стало снять код.

— А ты его помнишь? — ехидно улыбаюсь я.

— Сейчас по стаканчику пропустим и вспомним. Беда-то какая… Кстати, ты не забыл развезти объявления в рекламные газеты? Что-то в последнее время у нас появилось много конкурентов…

2000 г.