Что греха таить, у нас на «скорой» вечно черт–те что случается. То, к примеру, пациента утеряем, то вообще покойника. А бывает, что наоборот — бывает, что свежезаконстатированный труп в ожидании труповозки из мертвых восстает и по квартире шастает. Что ж поделать, если пациент упорно хочет жить, медицина перед ним бессильна. Сама неоднократно убеждалась.
Разве только непосредственно из гроба на моих глазах еще никто не восставал.
Хотя вот я — я лично раз восстала.
Сама бы я, наверно, эту байку и не вспомнила. Давно всё это было, давным–давно, так давно, что и почти неправда. В незапамятные времена, короче говоря.
А тут лечила давеча я очередную бабушку–старушку. Обычный гиперкриз, ничего такого экстраординарного. Вот только сын этой старушки почему–то на меня задумчиво–задумчиво смотрел. Смотрел–смотрел, а потом и выдал: «Доктор, — говорит, — а я ведь вас же помню! Я вас на Авангардной из гроба вынимал! Я же санитаром там работал!»
Что ж, мир, давно известно, тесен, Питер — город маленький, а такое дело и впрямь имело место быть. Только он не вынимал меня тогда из гроба, это–то как раз неправда, а валялся рядом на полу. В конвульсиях. От хохота. А из гроба я тогда самостийно вылезла.
В те времена я училась на шестом курсе, и цикл судебной медицины проходил у нас действительно в больнице на Авангардной улице. Не в самой больнице — в морге, разумеется. А еще я подрабатывала фельдшером на «скорой». И после занятий в тот самый исторический день с пяти вечера должна была трудиться на кардиологической машине с одним крепко пьющим доктором.
Закончились у нас занятия, выхожу я из секционной в коридор — а там гробы у стенки штабелем стоят. И один — отдельно, открытый, на полу. Гламурный гроб такой, ядовито–розовый, внутри атласом обитый, с кистями, глазетом и прочей глазурью. И крышка от него сзади к стенке прислонена. А по коридору от меня к выходу движется тот самый кардиологический доктор, с которым мне с пяти вечера предстоит трудиться. Ясное дело, покойничка привез–сдал, дело житейское.
Вот тут меня и осенило: какого, думаю я, полового органа мне своим ходом через весь город ехать, когда можно прямо сейчас к бригаде присоединиться? Халат белый на мне, так что уже одета по всей форме…
В общем, я с радостным воплем ломанулась старенькому доктору вослед. И от излишнего рабочего рвения за этот розовый гроб зацепилась — и целиком, всем телом в него брякнулась. А крышка, как по законам жанра положено, на меня сверху съехала и гроб прихлопнула.
Доктор услышал, что его зовут. Обернулся — пустой, как по заказу мрачный, гулкий коридор, вопиюще розовый гроб, крышкой накрытый, — и тишина кладбищенская. И тут крышка с гроба медленно сдвигается, оттуда высовываюсь я с розовой кистью на ухе, и сдавленно (ушиблась, падая) взываю замогильным голосом: «Доктор! Доктор!» Ну и руки, как вы понимаете, к нему простираю…
Нет, я, конечно, тоже от такого, с позволения сказать, загробного фельдшера со всех бы ног бежала. Вот и он тоже рванул, не оглядываясь, на ходу крестясь левой рукой, поскольку в правой папочку нес.
На грохот санитары местные выскочили, ситуацию оценили и в корчах на пол рядом с гробом рухнули. Так что из этого милого розового гнездышка я в итоге сама вылезла, не надо привирать.
А доктора я так и не догнала. Хоть и слаб здоровьем был наш пьющий кардиолог, хоть и старенький, а от меня в галоп рванул как молодой. И пришлось мне в довершение всего на работу своим ходом добираться, потирая по дороге синяки и грязно и облыжно выражаясь.
А когда я до работы доехала, выяснила, что уже не за кардиологами числюсь, а вовсе даже за совсем другой бригадой. А доктор, бедный, на больничный ушел, причем утверждал, что у него галлюцинации начались. А потом и пить, что характерно, бросил. Вообще. Долговременный целительный эффект восстание меня из гроба оказало.
Не знала я, что на Авангардной так запомнилась. Между нами говоря, приятно сознавать, что за четверть века, прошедшую с тех пор, я, получается, не слишком изменилась…
Об этом, впрочем, впереди. Тут лишь добавлю. Верно говорят: кто один раз в гробу уже лежал, того второй раз туда долго не уложишь.
Свидетельствую, на себе проверено.