Байки старого боцмана

Почему одесские трамваи окрашены исключительно в цвет спелых томатов? Неужели кто-то надеется отпугнуть издерганных пассажиров, чьи глаза жадно пожирают это бесформенное чудовище на каждой остановке? Увы, нет. Наших людей испугать нельзя. Они все равно протиснутся в его чрево сквозь плотную массу уже бланшированных собратьев, висящих в стонущих дверях. Они все равно найдут свое место под солнцем. Неважно, на каком пляже оно их настигнет. Но это обязательно случится. Потому, что вокруг – лето, море и песок. А над головой – южное полуденное солнце, способное заставить одинаково стучать сердца горячих прибалтийских парубков и темпераментных сибирских девчат.

Этот стук не имеет возраста, социального положения и даже национальности. Он рождается в ароматах утреннего «Привоза» и затухает далеко за полночь, растворяясь в прибрежной зоне, под комариное жужжание свистка случайного милиционера, который обязательно корректен за десятку и не жаден настолько, что укажет путь к ближайшей остановке все того же трамвая.

Итак, мы возвращаемся к трамваям. Их не красит никто. Просто летнее солнце раскаляет эти чудные пережитки советско-чешской дружбы настолько, что тепла хватает до следующего сезона. Так и согревают они дождливую одесскую зиму своими красными щеками, стыдясь окружающей жизни или того, что болтается внутри них самих. А может, они просто хотят напомнить о приближающемся лете…

После часа пляжной полудремы, именуемой женой отдыхом, ощущаешь себя распотрошенной рыбой с вывернутыми наизнанку жабрами, лежащей на раскаленной солнечной сковороде. Встаешь, протираешь обожженные плечи, стряхиваешь песок и осматриваешься. Что нового можно обнаружить на полудиком пляже Черноморки? Не меняющийся годами пейзаж, состоящий из заброшенного пляжа, полуразрушенной лодочной станции и одинокого плавкрана, героически упирающегося от притязаний довоенного буксира…

К счастью, в этот день мое внимание привлек рыбак. Он гордо восседал на единственном сохранившемся причале лодочной станции, отгороженный от прочего человечества веревочным ограждением и табличкой:

Казалось, солнце выжгло самое главное, и теперь посторонние никогда не смогут понять, куда же им необходимо идти.

На вид ему было не больше семидесяти, а если точнее не меньше шестидесяти. Седая шевелюра, новенькая тельняшка и английский спиннинг делали его непохожим на обычного пенсионера. Проницательный взгляд одинаково профессионально оценивал движения прыгающего поплавка и проплывающих мимо студенток.

Видимо почувствовав, что за ним наблюдают, рыбак обернулся, внимательно посмотрел на меня, спросил: «Интересуешься?» и кивнул головой на одинокий кнехт, обойденный вниманием бомжей-металлистов.

– На что клюет? – спросил я.

– На кнехт… – спокойно ответил он и в тот же момент я почувствовал, что он имел в виду. Фантазия неведомого изобретателя сделала кнехт стальным, о чем моему мозгу просигнализировал обожженный зад.

– Бывает… – многозначительно произнес он, – на флоте не еще такое бывает…

Так началось мое знакомство с этим удивительным человеком и его историями, в которых, как мне кажется, правды было гораздо больше чем вымысла. Впрочем, на флоте всё бывает…