Беда идет по следу

Глава 11

Я оставил Мери на стоянке такси. Она не попрощалась. Переоформив багаж на Сан-Диего, я сел в поезд, шедший на север. Путешествие длиною в сто километров в сидячем вагоне оказалось не из приятных. Поезда мне вообще осточертели, и, кроме того, меня одолевали противоречивые чувства.

Было отвратительно оставлять Мери на стоянке, но неоконченные дела не давали мне покоя. Я бы не смог расслабиться, если бы ничего не предпринял, а единственным разумным шагом, с моей точки зрения, был визит к Лоре Итон, чем бы он ни закончился.

Между часом и двумя ночи я покинул поезд на вокзале в Санта-Барбаре. На меня пахнуло соленым запахом морского порта, но ночной город был таким же темным и пустынным, как любой поселок в прерии. Я нашел телефонный справочник в привокзальной будке и стал искать в нем Лору Итон. Там числился некий Уильям Итон, проживавший на Бат-стрит, 2124.

Шагая по обезлюдевшей главной улице, я набрел на ночного таксиста, дремавшего за рулем. Он отвез меня на Бат-стрит. Это оказалась тихая жилая улица, застроенная одноэтажными оштукатуренными домишками, белевшими среди пальм, олеандров и цветущего тиса. Казалось, справа, сразу за ними, горы упираются прямо в темное небо.

Горы и лунный свет, тропические деревья и белые дома, теплый, пропитавшийся морем ветер, залетавший в открытые окна такси, напомнили мне Оаху. На мгновение у меня даже появилось ощущение ложной памяти: я еду, чтобы увидеть то, что уже видел, ищу то, что уже нашел. Сью Шолто, повисшую на стене, словно причудливый вьюн. Мне показалось, что некий опасный круг замкнулся.

У Лоры Итон хотя бы не оказалось на шее петли. Она поприветствовала меня из-за приоткрытой дюймов на шесть двери, не сбросив цепочку и с револьвером тридцать восьмого калибра в руке.

— Похоже, они добрались сюда раньше меня, — сказал я.

— Руки вверх, — скомандовала девушка, чей голос я бы счел приятным при других обстоятельствах. Я подчинился, и она сняла цепочку. — Теперь входите, а я вызываю полицию. Одно неверное движение — и я выстрелю вам в живот.

Девушка была высокая, лет двадцати пяти. Распущенные каштановые с рыжинкой волосы прекрасно гармонировали с ее коричневым шерстяным купальным халатом. Не выпуская из правой руки револьвера, Лора ощупала мои карманы и подмышки. Поскольку оружия у меня не нашлось, она удивилась и с минуту молча разглядывала меня.

— Вы — Лора Итон?

— Да. А вы кто?

— Меня зовут Сэм Дрейк. Но друзья обычно зовут меня Сэмом и, когда я постучу, всегда встречают с оружием в руках. Это у нас такая игра.

— В мой дом сегодня уже вламывались без спроса. Я не желаю, чтобы в него врывались опять.

— Но я уже тут, видите? А теперь звоните в полицию.

Лора взглянула на меня с сомнением:

— Кто вы такой? Вы правда служите на флоте?

— Вы знакомы с человеком по фамилии Хэтчер?

— С Родни Хэтчером?

— Я не знаю, как его зовут. Он из Канзас-Сити.

— Значит, Родни.

— Он умер позапрошлой ночью.

— Умер?! И вы пришли, чтобы мне об этом сообщить?

Лора Итон забыла о своем револьвере. Я опустил руки.

— Да, но не только. Вы не могли бы не целиться мне в живот? А то у меня там какое-то странное ощущение.

Щелкнув предохранителем, Лора кинула револьвер на диван, куда он упал с мягким, успокаивающим нервы шлепком.

— Почему вы пришли среди ночи?

— Я только что сюда добрался. И сразу пришел.

— Вас попросил Родни? Скажите, что с ним случилось?

— Нет, он меня не просил. Но он написал вам письмо перед смертью. Я подумал, оно может что-то объяснить.

— Я не получала писем от Родни уже много недель. С тех пор как он написал из Европы, что возвращается домой, чтобы получить новое назначение. Отчего он умер? От ран?

— Вы с ним были очень близки?

— Мы были добрыми друзьями. Знакомы тысячу лет. Ходили вместе в школу в Канзас-Сити. Можете говорить все как есть.

Я вкратце рассказал ей о том, что случилось с Родни Хэтчером, не скрывая своих подозрений насчет Андерсона и Гордона.

Несколько слезинок, оставив блестящие следы на Лорином лице, скатились с подбородка. Присев на край стула, она отвернулась от меня и достала носовой платок.

— Бедный Родни, — горько вздохнув, сказала она, — что за ужасная смерть!

— Это не слишком мучительная смерть. Выключаешься, как электричество. Я проверял на себе.

— Для Родни такая смерть ужасна. — В глазах Лоры я заметил огонь и лед. В осанке ее чувствовалось достоинство. Я подумал, что Хэтчеру повезло, раз его оплакивает такая девушка. — Он должен был погибнуть в бою, — продолжала она. — Умереть, сражаясь.

— Кто вломился сегодня к вам в дом? — спросил я, немного выждав. — Возможно, это вторжение и смерть Родни как-то связаны.

— Вы думаете? По-вашему, кто-то охотился за письмом Родни?

— Вполне вероятно. Вы успели разглядеть этого человека?

— Не слишком хорошо. Я расскажу вам, как все было. Сегодня днем я заскочила на часок к Еве Райн, она моя подружка, живет на этой улице.

— Дневную почту к этому времени уже доставили?

— Нет, она пришла, когда меня уже не было. Я вернулась около трех. Примерно за полквартала от дома я увидела, как чужой мужчина спускается с моей веранды. Тогда я еще не знала, что он побывал в доме. Подумала, кто-то пришел повидать меня или отца, так что я, естественно, окликнула его и помахала рукой. Он, оглянувшись всего один раз, зашагал в другую сторону, причем очень быстро.

Поднявшись по ступенькам, я увидела, что замок на входной двери взломан. В письменном столе рылись, обшарили бюро и шкафы. Я позвонила в полицию, там ответили, что приедут, но так и не явились. Вообще-то говоря, ничего не пропало. Я оставила сумку на видном месте, и из нее не взяли совсем ничего.

— Вы сказали, что, когда вернулись, дневная почта уже пришла?

— Да, все лежало на полу, вон там. — Она указала на входную дверь, которая открывалась в ту самую гостиную, где мы сидели.

Повернув голову, я увидел, что в двери есть отверстие для почты. Еще я заметил, что Лора оставила дверь открытой.

— Раз дом обыскивали, значит, письмо Родни не доставили с той почтой, — сказал я. — Но завтра утром оно должно прийти, поскольку было отправлено два дня назад.

— Если тот тип придет опять, я застрелю его, — решительно заявила Лора. Она упрямо закусила губу, ее большущие глаза сверкнули.

— Не сомневаюсь. Вы сможете хотя бы приблизительно описать его?

— Высокий. Довольно плотный. Сперва я даже приняла его за отца, но потом сообразила, что папа не мог так быстро вернуться из Феникса.

— Волосы у него были темные?

— Не уверена… — Она внезапно замолчала с открытым ртом.

— Тут был не я, мистер Дрейк, — произнес мужской голос у двери. Обернувшись, я увидел Гордона, который, бесшумно войдя в комнату, спокойно оглядел нас своими черными глазами.

Медленно поднявшись, я направился к нему. Подойдя достаточно близко, я опустил правую руку на уровень бедра, а затем врезал снизу прямо в его вытянутый подбородок. Это был отвлекающий маневр, ведь у противника наверняка имелось оружие. Пошатнувшись, Гордон повалился спиной на дверь, которая с шумом захлопнулась. Он еще не успел сползти на пол, как в руке у него появился револьвер, уставившийся на меня пустым круглым глазом.

— Не слишком честный удар, — зло проговорил он. — Я же просил вас не прибегать к насилию, мистер Дрейк.

— Вы еще узнаете, что такое настоящий удар, если не спрячете оружие.

— Как поведет себя это оружие, зависит только от вас, мистер Дрейк. Не подходите, и оно не выстрелит.

Позади меня что-то негромко щелкнуло, и голос Лоры Итон отчеканил:

— Не двигаться. Бросить револьвер. — Гордон не спускал с меня взгляда, тело его напряглось. — Считаю до трех, потом буду стрелять, — продолжала Лора. — Раз!

Повертев в руке револьвер, Гордон протянул его мне.

— Глупейшая история, — проворчал он.

— Это еще только начало, — пообещал я. — Мисс Итон, будьте добры, вызовите полицию.

— Не стоит беспокоиться, — буркнул Гордон. — Я и есть полиция.

— Вы меняете обличья с такой скоростью, что просто дух захватывает! Действуйте, мисс Итон. Я за ним слежу.

Гордон сунул руку в карман брюк.

— Руки за голову! — приказал я.

— Ну что ж, если вам нравится играть в бандитов… — Он поднял руки, поглядывая на меня с ехидной усмешкой. — Выньте бумажник из левого кармана моих брюк. Там удостоверение.

Подойдя к Гордону, я достал бумажник. Там лежало удостоверение, из которого явствовало, что его владелец — Честер Гордон, специальный агент Федерального бюро расследований. Я растерялся. Придуманная мною мелодрама на глазах обернулась фарсом, и выделившийся адреналин прямо-таки прокис в моих жилах.

— Мне жаль, что я не дал вам поиграть в ковбоев и индейцев, — не унимался Гордон. — А теперь уберите оружие, иначе у вас будут неприятности.

— Вы могли украсть удостоверение ФБР, — промямлил я вяло.

— Спрячьте оружие, — приказал он решительно. — Хефлер будет недоволен, если вы нечаянно меня пристрелите.

Я вспомнил изъяснявшегося округлыми фразами рыжеволосого парня из отдела ФБР на Лафайет-стрит.

— Вы работаете на Хефлера?

— Я могу арестовать вас за вооруженное нападение, мистер Дрейк. Вы вели себя как набитый дурак.

Я опустил револьвер. Убрав руки из-за головы, Гордон потер расквашенный подбородок.

— У меня нет настроения извиняться, — огрызнулся я. — Раз вы не оказали мне доверия…

— Мы не оказываем доверия частным лицам, когда разрабатываем дело.

— Но, черт возьми, никакого дела не было бы, если бы не я!

— Я была бы признательна вам обоим, — вмешалась Лора Итон, — если бы вы не устраивали больше потасовок в моей гостиной. Ведь все мы трое заодно, верно?

— Простите меня, — извинился Гордон.

Оскорбленный в лучших чувствах, я с трудом сдержался, чтобы не бросить ему еще один упрек: «Если бы мы с вами работали вместе, то могли бы спасти Хэтчера и поймать Андерсона». Но, проглотив обиду, я все же решил придержать язык. Я понимал Гордона. Расследуя убийство и шпионаж, необходимо соблюдать секретность, тем более в замкнутом пространстве поезда. Я тоже попросил прощения у Лоры Итон. А у Гордона поинтересовался:

— Что вы делали в поезде? Уж не меня ли, случайно, проверяли?

— В частности я находился там и для того, чтоб уберечь вас от несчастья. Именно вы стали свидетелем двух смертей. Беда, казалось, так и ходит за вами следом. Смерть Хэтчера это окончательно подтвердила.

— Ваша опека не слишком мне помогла. Не говоря уж о Хэтчере! — огрызнулся я.

— Мне было бы непросто выступить в роли вашего личного дегустатора, мистер Дрейк. И потом, я же не вездесущ.

— С моей точки зрения, вездесущи. Что привело вас сюда?

— После того как Хэтчер погиб, я заподозрил Андерсона. Я не спускал с него глаз. Когда вы набросились на меня вчера у двери курилки, думаю, он догадался. Он сошел с поезда в Гэллопе, я последовал за ним, но не догнал. Сев в единственное такси, он уехал в Альбукерк. А мне пришлось дожидаться поезда. Когда я добрался до Альбукерка, его там не оказалось.

Следы Андерсона привели меня в аэропорт, выяснилось, что он купил чартер до Лос-Анджелеса. Я вылетел первым коммерческим рейсом, но не нашел его там. Как и вам, мне пришло в голову, что он мог отправиться в Санта-Барбару, чтоб перехватить письмо Хэтчера к мисс Итон. Прилетев сюда в полдень, я понял, что так и случилось. Сегодня утром Андерсон приземлился в аэропорту Санта-Барбары и исчез. С тех пор видела его только мисс Итон. Местная полиция сообщила мне о том, что днем в ее доме кто-то шуровал. Поэтому я наблюдаю за домом. Полиция держит под контролем дороги, ведущие в город.

— Не знала, что у меня появился телохранитель, — заметила Лора Итон. — Приятное ощущение. Я только делала вид, что хорошо владею оружием.

— Наша организация существует для того, чтобы защищать граждан, — важно сообщил Гордон.

— Я полагаю, вам известны обстоятельства смерти Бесси Ленд? — спросил я.

Подавшись вперед в кресле, Лора Итон посмотрела на меня с любопытством, однако сумела сдержаться и промолчала.

— Я занимался этим делом вместе с Хефлером, — ответил Гордон. — Именно я осматривал труп.

— Вы, как и полиция, уверены, что это самоубийство?

— Нет, не уверен. В муниципальной полиции служит много людей, слепо доверяющих учебникам. Они крепко-накрепко затвердили, что сомнение означает самоубийство, поэтому, едва увидев соответствующие следы, всегда приходят к одному и тому же выводу. В данном же случае наиболее вероятна версия, согласно которой Бесси Ленд убили, пока она находилась в алкогольной коме. Ее мозговая ткань была насыщена алкоголем.

— Я видел ее за несколько часов до смерти. Она была зверски пьяна.

— Вот именно. Не исключено, что убийца некоторое время колебался, сделал сперва неглубокий надрез на шее и, лишь собравшись с духом, завершил работу. Алкоголь — анестетик, и Бесси могла не очнуться. Это одно из объяснений. Но, с моей точки зрения, намеренная попытка выдать убийство за самоубийство более правдоподобна. Для этого, конечно, требуется хладнокровие хирурга и кое-какие знания из области судебной медицины. Но я полагаю, преступники, с которыми мы столкнулись, достаточно умны и хладнокровны. Кроме того, убийство, выдаваемое за самоубийство, укладывается в заранее продуманную схему.

— Вы имеете в виду убийство Сью Шолто?

— Убийство Сью Шолто? — испуганно переспросила Лора Итон.

— Совершено три убийства, — сказал Гордон. — Ваш друг Хэтчер стал третьим.

Лора Итон побледнела и съежилась в кресле. Лицо она закрыла руками.

— Вы говорите о преступниках во множественном числе? — спросил я.

— Нет никаких сомнений в том, что мы имеем дело с организацией…

— С «Черным Израилем»?

— «Черный Израиль» — лишь часть этой организации либо связан с ней. Я получил телеграмму, пока поезд стоял в Канзас-Сити. Негр, сидевший рядом с Бесси Ленд в ту ночь, когда ее убили, пойман…

— Я так и знал, что это он!

— Он не убивал ее, — продолжал Гордон. — Он доказал, что не отлучался из бара «Париж» до двух ночи, а Бесси умерла задолго до двух. Но он член «Черного Израиля». Он сломался и сделал признание.

— За ними стоят японцы?

— Если так, то он об этом не знает или не хочет говорить. Из его показаний следует, что позиция «Черного Израиля» — саботаж в отношении армии. Собственно говоря, задержанный и сам уклонился от призыва. Именно по этому обвинению мы его и задержали. Он дал нам кое-какие зацепки, и сейчас мы выслеживаем главарей. Если верить ему, у Гектора Ленда не слишком высокое положение в организации и он состоит в ней сравнительно недавно. Еще задержанный упомянул о белом, который снабжает «Черный Израиль» деньгами.

— Андерсон.

— Думаю, да. — Откинувшись на спинку стула, Гордон закурил сигарету.

Между нами все еще искрила электрическая дуга, законтаченная на моих распухших костяшках и расквашенном подбородке Гордона.

— Если вы так думаете, почему не арестовали его в поезде? — зло спросил я.

Черные глаза агента смотрели на меня с холодным превосходством.

— По той простой причине, что у меня не нашлось для этого законных оснований. Похоже, Дрейк, вы не понимаете, как должна работать полиция в демократической стране. В эту войну наше Бюро следило за известными преступниками по два-три года, не предпринимая никаких действий. Следило ежеминутно, каждодневно, ожидая, пока они сами себя выдадут. В конце концов так непременно и случалось. Небрежное словечко, неосторожный поступок, неожиданная встреча…

— Неожиданная встреча с Хэтчером выдала Андерсона, — заметил я. — Хэтчер говорил, что знает Андерсона, во всяком случае намекал.

— Все может быть. Не исключено, что письмо даст нам необходимый ключ и объяснит причину его смерти.

— Боже, я должна выпить чашку кофе, — сказала Лора Итон. — Голова идет кругом. А как насчет вас, джентльмены?

Мы сказали, что тоже выпьем, и девушка отправилась в кухню.

Прежде чем она ушла, Гордон спросил:

— Когда вам доставляют утреннюю почту?

— Обычно около девяти. Думаете, этот тип вернется?

— Не знаю. Этот хитроумный клиент может проявить осторожность и не захочет повторить попытку. Я должен дождаться и выяснить.

— Я тоже подожду, — сказал я, — если мисс Итон согласится одолжить мне до утра диван и револьвер.

— Согласна, — ответила Лора из-за кухонной двери. Через минуту мы услышали, как булькает вода в кофеварке.

Какое-то время мы ждали молча. Мой гнев улетучился, оставив в осадке стыд и досаду. Я испытывал своего рода почтение к Федеральному бюро расследований. И еще начал осознавать, с какой легкостью Гордон мог пристрелить меня.

Взгляд мой упал на проигрыватель, стоявший в углу рядом с лампой. Альбомы с пластинками в шкафчике вновь навели меня на прежние размышления. Я сказал:

— Я понимаю, что вы весьма невысокого мнения обо мне как о сыщике. Согласен, что у вас имеются на то причины и что самым разумным из моих поступков было посещение ФБР. Но у меня есть, как мне кажется, стоящая идея.

— В том, что мы работали друг против друга, есть и моя вина, — сознался Гордон. — Хотя не представляю, как бы я мог это исправить. А что за идея?

— Не более чем догадка. Может, чепуха. Хефлер наверняка говорил вам, что с Гавайев к врагу утекает секретная информация. Во всяком случае, мне он так сказал.

— Я знал об этом и раньше, до того, как услышал от Хефлера. Нам об утечке известно уже несколько месяцев.

— Однако вам не удавалось прекратить ее. Тедди Траск, фокусник, устроивший представление в клубном вагоне, рассказал мне о коде, который они придумали вместе с приятелем…

— Я слышал, как он рассказывал. Я был там.

— Верно. Были. Принцип, на котором основан их код, может быть использован вражеским агентом, работающим на радиостанции. Сью Шолто, девушка, которую повесили…

— Я знаю о ней, — сказал Гордон нетерпеливо. — Как можно использовать код?

— Сью Шолто регулярно вела передачи из Гонолулу, и японские подлодки могли беспрепятственно ловить ее передачи. У нее была возможность передавать закодированную информацию в ходе совершенно невинной программы.

— Коммерческие радиостанции прослушиваются. Мы бы ее засекли.

— Не засекли бы, если она использовала код вроде того, что придумал Тедди Траск. Она могла помечать пластинки иглой так, чтобы они поскрипывали через определенные промежутки времени. Каждый промежуток имел определенное значение. Если перехватчик и засекал посторонний звук, то думал, что пластинка заезженная.

— Допускаю такую возможность. Но доказательств у вас нет.

— Потому я и рассказываю об этом вам. Сам я не сумею ничего выяснить. Но вы-то можете связаться с вашим отделением в Гонолулу и попросить, чтоб они проверили фонотеку на радиостанции.

— Пожалуй, стоит попробовать. Хотя идея необычная. Впрочем, если бы не так, мы бы давно разобрались. — Лора Итон принесла кофе и сэндвичи. Быстро выпив кофе, Гордон собрался уходить. — Съезжу на военно-морскую базу, отошлю телеграмму. Андерсон едва ли явится до утра, — сказал он.

— Надеюсь, явится, — возразил я. — Напрасно я, что ли, ходил целый год каждое утро на занятия по стрельбе?

— Когда я вернусь, в дом заходить не стану. После того как придет почтальон, сидите тихо около часа. Окна и двери не открывайте.

Лора Итон ушла к себе в комнату. Выключив свет, я улегся на диван с револьвером в руке и стал дожидаться утра. Время от времени я дремал, но выпитый кофе и страх не давали мне крепко уснуть. Утро приближалось, неторопливо просачиваясь сквозь рейки жалюзи, голубовато-белесое, как разбавленное молоко. Около семи я все же забылся тревожным сном. В девять три конверта, брошенные в дверное отверстие, скользнули по натертому полу, и я мигом проснулся.

Пригнувшись ниже уровня окон, я подкрался к письмам. Среди них оказалось и предсмертное письмо Хэтчера.

Вернувшись к дивану, я вскрыл конверт и начал читать с конца:

Глава 12

Я ждал еще час и был готов пристрелить Андерсона, если тот явится. Ровно в десять на веранде послышались шаги, и я, присмотревшись сквозь жалюзи, увидел у входа Гордона. Не успел я ему открыть, как из спальни вышла одетая Лора Итон. По ее лицу было заметно, что она не спала.

— Думаю, Андерсон больше сюда не сунется, — сказал Гордон. — Но я распоряжусь, чтобы полиция присматривала за вашим домом, мисс Итон. На всякий случай.

— Письмо Родни пришло? — спросила Лора.

— Надеюсь, вы не рассердитесь, что я вскрыл его? Можно сказать почти наверняка, что Андерсон убил Хэтчера. А меня бросил под поезд.

Я протянул письмо Лоре, и Гордон прочитал его из-за ее плеча.

— Можете отдать мне письмо? — попросил он.

— Конечно. Сварить вам кофе?

— Спасибо. Я должен идти.

— Отправили запрос в Гонолулу? — поинтересовался я.

— Да. И попросил поторопиться с ответом. Если вам понадобится связаться со мной, позвоните в наше центральное отделение в Лос-Анджелесе. Я сообщу там вашу фамилию. Где вас искать?

— У меня забронирован номер в «Гранте», в Сан-Диего. Я сегодня туда уезжаю.

— Возможно, я с вами там увижусь. Насколько мне известно, эсминец, на котором служил Гектор Ленд, находится сейчас в Сан-Диего, и я собираюсь на нем побывать.

— Я тоже.

Пожав руку мне и Лоре Итон, Гордон ушел. Мне стало любопытно, спит ли он когда-нибудь. У Лоры Итон я попросил разрешение воспользоваться ее телефоном.

— Конечно. Телефон в холле. А этот Андерсон шпион или кто-то вроде этого?

— Вроде. Я бы мог вам кое-что рассказать, но в ФБР меня попросили молчать.

— Мне достаточно и того, что я знаю. Сварю вам кофе.

Я позвонил в контору местной авиалинии и попросил аннулировать мой заказ. Позавтракав с Лорой Итон, я сел в такси, наугад поехал на аэродром и ухитрился получить место в следующем самолете до Бэрбанка. Там я долго дожидался рейса на Сан-Диего. Позвонив Мери в гостиницу, я узнал, что она уехала, оставив мне записку с просьбой встретиться с ней в Сан-Диего.

День, казалось, задержал дыхание. Я ходил туда-сюда по залу ожидания, пробовал читать газету, видел между строк Андерсона и убийства, вставал и снова ходил. Я попытался позвонить Гордону в ФБР, но его там не оказалось. Я смотрел, как с неба, словно безобидные ястребы, спускаются гражданские самолеты.

Вынырнувшая из одного из них кинозвезда осклабилась во весь рот перед ослепившими ее фотовспышками.

Я наблюдал за разжиревшими чиновниками с суровыми лицами, за богатой холеной женщиной, перелетавшей с побережья на побережье, за штабными офицерами, с отяжелевшими от золотых нашивок рукавами, якшавшимися с простыми солдатами и беззаботными матросами, возвращавшимися из отпуска в тихооокеанский водоворот. Прощавшиеся пары пылко обнимались перед разлукой, встречавшиеся не скрывали своего счастья.

Я не переставал думать об Андерсоне, который орудовал где-то на просторах юго-западных штатов и, не таясь, творил зло.

За несколько минут до отлета я снова позвонил Гордону и на этот раз поймал его.

— Рад, что вы позвонили, — сказал он, — но мне казалось, вы собирались в Сан-Диего?

— Жду самолета. Что-нибудь слышно об Андерсоне?

— Человек, по описанию похожий на него, прошлой ночью зарегистрировался в мотеле недалеко от Делмара под именем Айзека Рэндола. Уехал в направлении Сан-Диего. Конечно, это может оказаться не тот, кто нам нужен, но Андерсона мы найдем. Мы передали его приметы по телеграфу во все юго-западные штаты, так что полиция его поджидает.

— Из Гонолулу ничего нет?

— Нет. Но жду с минуты на минуту. Даю им еще около часа, затем вылетаю в Сан-Диего. Хочу поговорить с лейтенантом Сваном. Его эсминец все еще там.

— Будете у него вечером?

— Если успею добраться вовремя.

— Тогда и увидимся.

— Договорились. — Он положил трубку. Когда я открыл дверь телефонной будки, громкоговоритель оповестил встречающих о том, что приземляется самолет из Сан-Франциско. Выйдя наружу, я стал смотреть, как он садится и катит по дорожке. Вторым из бокового люка, немного узковатого для его громоздкой фигуры, вылез Джин Халфорд. Он сменил форму военного корреспондента на новый яркий костюм, более подходящий для Калифорнии. Но лицо у него осталось прежним, и, взглянув на него, я не испытал приятных ощущений. Я отошел от ворот, понадеявшись, что Халфорд пройдет мимо, не заговорив со мной. Однако он успел меня заметить. Я подумал, что в новой одежде вид у него хоть и дурацкий, но еще более значительный, и, не удержавшись, решил поставить его на место:

— Раньше вы были гражданским наполовину. Вижу, решили пойти до конца.

Вспыхнув, он ответил:

— Это не мой выбор. Синдикат захотел, чтобы я написал основные подготовительные материалы для крупнейшей международной конференции. Чем я и занимаюсь. Впрочем, вас это меньше всего касается, — добавил он важно.

— И слава богу.

Халфорд шагнул ко мне, чтобы не задерживать стоявших за ним пассажиров. В развороте его широких плеч таилась угроза.

— Слушайте, как вас там, — прошипел он, — я сыт по горло вашими беспричинными оскорблениями. И не забыл, как в Гонолулу вы увели у меня девушку.

— Я тоже, и это одно из моих самых приятных воспоминаний.

— Неужели? А что, если я вам скажу, что девушка вас просто пожалела?

— По-моему, воображение у вас работает лучше, чем мозги.

— Воображение тут ни при чем. Я провел вечерок с мисс Томпсон в Сан-Франциско примерно неделю назад. И он удался на славу.

Если я и сумел скрыть удивление и досаду, то лишь благодаря большому опыту игры в покер.

— Я рассчитываю увидеться с ней через час, — сказал я. — Расспрошу ее о том вечере, и, думаю, мы с ней дружно посмеемся.

— То есть как? Где она сейчас?

— Вам там делать нечего. Привет.

Обойдя Халфорда сзади, я поднялся по трапу в самолет. Самолет затарахтел, разбежался и полетел. Когда мы набирали высоту, из-за раздвинувшегося горизонта показались горы и бескрайние голубые просторы океана. Но ревность превратила мой мозг в маленький тугой узел, который невозможно было ослабить. Андерсон вместе с его мерзкими делишками перестал занимать меня. Во время короткого перелета до Сан-Диего и долгой дороги на такси от аэропорта Линдберга к отелю «Грант» я мог думать только о Мери и Халфорде.

Мери я нашел в ее комнате. Открыв дверь, она сказала:

— Милый, я так рада тебя видеть! — и поцеловала в губы.

Через минуту узел стал чуть менее тугим, и я тоже поцеловал ее. Потом немного отстранил от себя, чтоб заглянуть ей в глаза. Они были прозрачные и бездонные, как омут, откуда невозможно выбраться. Мери рассмеялась беззаботно, словно девчонка:

— Ты ужасно важный, Сэм. Все еще раздумываешь?

— Слушай, — сказал я. — Я отношусь к тебе серьезно. Неужели ты никак не можешь взять этого в толк? Чертовски серьезно!

Взгляд ее потеплел. Но она с усмешкой спросила:

— Неужели?

— Я же только что сказал. Раньше не говорил.

— Я не знала, произнесешь ли ты эти слова когда-нибудь.

— Но ты должна понимать: если я отношусь к тебе серьезно, то ожидаю того же и от тебя. Я встретил Джина Халфорда в аэропорту в Бэрбанке.

— И что же? Вероятно, он сказал тебе, что я виделась с ним в Сан-Франциско.

— Верно. И мне неприятно об этом думать. В Перл ты говорила, что едва с ним знакома. И сейчас не упомянула о том, что виделась с ним во Фриско. Он мне не нравится.

— Мне тоже, — произнесла она задумчиво.

— Но ты встречаешься с ним. И для тебя это настолько важно, что мне ты ничего не рассказываешь.

— Не будь дурачком, Сэм. Я виделась с ним всего один раз. Мы просто случайно встретились в тот вечер, когда пристал наш транспорт. Я тебе ничего не сказала, опасаясь, что ты это неправильно истолкуешь, как, собственно, и вышло.

— Разумеется, неправильно. Я вообще неправильно понимаю все, что связано с тобой.

Мери дотронулась пальцем до моей щеки. Схватив ее руку, я поцеловал ладонь.

— Прошу тебя, будь благоразумен, Сэм, — проговорила она. — Когда я вернулась из Гонолулу, то вообще понятия не имела, увидимся ли мы с тобой еще. У Джина Халфорда полно связей на радио. Он и сам делает много радиопередач. Кто знает, может, после войны я снова пойду работать на радио? Было бы страшно глупо не воспользоваться таким шансом.

— Думаешь, тебе удастся использовать Халфорда? За все, что ты от него получишь, придется заплатить.

— Понимаю. Я уже в этом убедилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Что от Халфорда ничего не получишь задаром. Это относится почти ко всем мужчинам.

— Шутка?

— Какие шутки? — Ее беспечная улыбка показалась мне обманчивой. — От тебя же я ничего не жду.

Я понял, что крыть нечем. Поэтому сказал гадость:

— Да, ребятам, пишущим о войне, платят куда больше, чем тем, кто в ней участвует.

Мери не нашла что возразить. Она подвинулась ко мне.

— Давай не будем ссориться, Сэм. Этот человек мне отвратителен. А с тобой мы отлично поладили с самого начала. Во всяком случае, мне так казалось.

— Это верно. У меня так не было ни с одной девушкой, — согласился я, обнимая ее.

— Просто все эти кошмары многое изменили. И ты изменился, милый. — Она прижалась ко мне лицом, и голос ее зазвучал глуше. — Мы не должны из-за этого расстаться.

— Вот уж чего бы я хотел меньше всего. Но я не знал, что ты собираешься вернуться после войны на радио. Мне казалось, у тебя совсем другие планы. Как и у меня.

— Планы, связанные с тобой?

— А ты думала, я шучу?

— Не знаю. Сэм, а то, что ты только что сказал, серьезно?

— А что я только что сказал? Когда ты так близко, у меня начинает кружиться голова.

— Что после войны у нас могут быть общие планы.

— Не знаю, могу ли я тебя об этом просить. Трудно сейчас загадывать надолго. Через несколько дней мой отпуск закончится. Как знать, доживу я до следующего?

— Перестань. Ты не можешь умереть.

— Любой может умереть. Многие уже умерли. Ты рискуешь, если решишь ждать.

— А что, если рискнуть? Мне кажется, ты живучий. И очень славный, хотя и не всегда.

— Славный — вшивое слово, если оно относится к мужчине. И потом, ты должна ясно понимать следующее: если мы друг друга ждем — никаких делишек на стороне. Моя последняя девушка попробовала и не удержалась.

— Это тебя больно задело?

— Война задела меня куда больней.

— Но ведь ты со мной не потому, что разочаровался в прошлый раз?

— Может, и потому. Эмоции — дело странное. Особенно мои. Не будь они такими странными, думаю, я захотел бы завтра же на тебе жениться.

— Завтра я не смогу. — Мери смущенно покосилась на меня.

— Почему?

— Завтра у меня первый рабочий день. Я же не могу взять отгул в первый день, чтобы выйти замуж, правда?

— Но это не из-за кого-то другого? Халфорда или еще кого-нибудь?

— Неужели ты не видишь, что я без ума от тебя, Сэм? — Тело ее договорило все остальное, и не прислушаться к нему было невозможно. Через какое-то время я рассказал Мери о ночи, проведенной в Санта-Барбаре, и о письме Хэтчера.

— Сэм, говорю тебе, ты играешь с огнем! Обещай, что не станешь больше рисковать. Прошлой ночью я не сомкнула глаз.

— Ты сводишь меня с ума. Но желание свидеться еще разок с Андерсоном сводит меня с ума еще больше. Так или иначе, мне никогда не нравилось сидеть и ждать, пока кто-то нападет на меня первым.

Мери снова посмотрела на меня, и уголки ее губ огорченно поползли вниз. Я поцеловал ее в губы. Потом, присев на край кровати, позвонил Эрику Свану на его эсминец. Мери устроилась за моей спиной и обхватила меня руками.

Набрав номер и дожидаясь, пока ответит телефонист военно-морской ремонтной базы, я прошептал:

— Девушка меня любит.

— Да, люблю. Больше, чем ты меня.

— Это невозможно. Ты достойна самой большой любви.

Телефонист ответил, и я попросил меня соединить. Зубы Мери коснулись моей шеи.

— Не спорь, а то укушу. Сам знаешь, что я люблю тебя больше, чем ты меня.

Дежурный по палубе на эсминце снял трубку, и я попросил лейтенанта Свана.

— Не знаю, на борту ли он. Подождите минуту, пожалуйста.

Я повернулся, чтобы поцеловать Мери, и ее губы открылись навстречу моим. Мир сконцентрировался и превратился в небольшой пылающий круг.

Упавшая на постель трубка проговорила надтреснутым далеким голосом:

— Лейтенант Сван слушает.

Выныривая из теплых глубин забытья, я ответил:

— Это Сэм. Как насчет того, чтобы пригласить меня поужинать?

— Конечно. А как ты? Я думал, ты в Детройте.

— Только сегодня приехал. Можно я приду с Мери?

— Прости, Сэм, но гражданским запрещен вход на ремонтную базу. Но ты все-таки придешь?

— Да. Есть о чем поговорить. Гектора Ленда до сих пор не поймали?

— Нет, он исчез. Мы ужинаем в порту в семь. Позвони от главного входа, и я пришлю за тобой джип.

— Договорились. — Я положил трубку. Встав, я сказал Мери: — Ну вот, опять ухожу.

— Черт побери, ты ведь собирался поужинать со мной! — В ее голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.

— Мне ужасно жаль. Постараюсь вернуться как можно быстрей. Скорей всего, между девятью и десятью.

— Постараюсь тебя дождаться. Хотя ты этого и не заслуживаешь.

На базу я поехал на такси. Высадившись у ворот, я увидел Честера Гордона, который стоял у проходной и разговаривал с дежурным в морской форме. Когда я подошел, взглянув на мое удостоверение, дежурный поприветствовал меня с характерной для моряков любезностью и пропустил.

— Что слышно? — спросил я у Гордона.

Он улыбнулся приветливей, чем прежде.

— Все уже, можно сказать, разложено по полочкам. Ваша догадка подтвердилась, Дрейк. Многие пластинки из фонотеки были помечены, как вы и предполагали. Ясно, что они были подготовлены для передачи зашифрованных разведывательных данных. Подробностей я пока не знаю, но получу более полный отчет, как только завершится детальное расследование. А что известно вам об этой Сью Шолто?

— Не слишком много. Она была скрытная. Даже лучшая подруга мало что может о ней рассказать. Лейтенант Сван знает больше меня. Он был знаком с ней довольно долго. Я только что говорил со Сваном по телефону. Он обещал прислать за мной джип, но машина задерживается.

— Я тоже поеду с вами, если можно. Собираюсь поужинать со Сваном. По-моему, я не ел сутки, а то и больше. События развивались стремительно. Мы получили по телетайпу сообщение из Чикаго — я отправил туда описание примет Андерсона, поскольку именно там он сел в поезд. Мужчина, примерно соответствующий этому описанию, некто Лоренц Иенсен, был осужден в 1934 году в Чикаго за вовлечение в том же году несовершеннолетнего в преступную деятельность. Из пяти лет приговора он отбыл в Джолиете два года четыре месяца.

— Сбежал?

— Нет, был отпущен и взят на поруки. Но, вопреки договоренности, исчез. Предположительно, покинул страну.

— Андерсон был в 1936-м в Китае. Сходится.

— Все достаточно неопределенно. Никогда нельзя делать выводы только на основании примет, особенно по прошествии десяти лет. Отпечатки пальцев — другое дело, и я попросил выслать мне фотокопию отпечатков Иенсена из Чикаго авиапочтой. Отпечатки Андерсона и Иенсена относятся к одной классификации. Пока нам известно лишь это.

— Андерсон успел оставить отпечатки в доме Лоры Итон?

— Нет. Вероятно, был в перчатках. Мы нашли отпечатки на его вещах в багажном отделении вокзала в Лос-Анджелесе. Там он оставил первоклассный набор на пузырьке с лосьоном после бритья: большой палец и еще целых три. Правда, во всем имуществе Андерсона пузырек оказался единственным изобличающим его предметом.

— Если вы, ребята, начинаете шевелиться, то дела идут у вас хорошо и быстро.

— Любителям недостает нашей организованности. Но я нисколько не умаляю значения всего, что сделали вы. Во время войны мы куда больше зависим от добровольных помощников, чем пишут в газетах.

— Слово «помощник» не кажется мне обидным, — заметил я. — Похоже, нас наконец собираются транспортировать.

Мы подъехали на джипе к причалу, где стоял эсминец. Эрик встретил нас у трапа, и я представил ему Гордона, добавив:

— Думаю, мистер Гордон не откажется с нами поужинать. Хотя он крайне редко ест и спит.

— Должен предупредить вас, что на этой посудине подают что попало, — сказал Эрик.

— Никогда не был на военном корабле, — ответил Гордон. — По-моему, весьма романтично отведать солонины с горохом и запить ее морской водой из кружки.

На ужин подали бифштексы, которые я и Гордон уплетали за обе щеки. Затем мы втроем уединились в каюте Эрика. Рассказав о том, как продвигается дело, Гордон заключил:

— Надеюсь, вам не покажется, что мы торопимся с выводами, потому что это не так. Но я обязан расспросить вас о Сью Шолто. В Гонолулу, разумеется, проводится тщательное расследование. Тем временем я должен выяснить все, что только возможно, здесь. Это касается Андерсона и Гектора Ленда. Не могли бы вы сказать мне, какое отношение Сью Шолто могла иметь к Гектору Ленду и к человеку, называющему себя Андерсоном, а также к подрывной деятельности, к которой эти двое явно причастны.

Я наблюдал за лицом Свана, слушавшего подробные разъяснения Гордона. За прошедший месяц Эрик изменился. Когда мы встретились с ним в тот день, перед вечеринкой, мне показалось, он еще не был уверен, принять ему или отвергнуть окружавший его мир. Он уже вел себя как самовлюбленный неврастеник, но тогда я думал, что процесс можно остановить. Теперь он завершился. Улыбка Эрика утратила непринужденность, он больше не выглядел наивным. Сущность его, укрывавшаяся, подобно алчному пауку, в потайном лабиринте, вылезла наружу.

Другими словами, горе и обман не всегда возвышают. О смерти Сью Шолто Эрик думал лишь как о возможном препятствии для дальнейшей военно-морской карьеры и просто как о событии, нарушившем его покой.

— Я не так уж хорошо ее знал, — сказал он. — Девушка, с которой я несколько раз встречался. Естественно, если бы у меня были хоть какие-то основания подозревать ее в нелегальной деятельности, я бы тут же сообщил. И разумеется, прекратил бы с ней всякие отношения.

— Как вы полагаете, что-то связывало ее с Гектором Лендом?

— Нет. И, насколько мне известно, среди ее знакомых не было никого, кто напоминал бы Андерсона.

— Сью в самом деле отличалась политической неблагонадежностью? — спросил я. — Мери уверяет, что она была попутчицей.

— Не знаю. Мы никогда не говорили о политике.

— Она проявляла интерес к делам флота? — поинтересовался Гордон.

— Да, но не более чем обычное женское любопытство. Насколько я помню, она ни разу не пыталась вытянуть из меня какие-то сведения.

— Сколько длилось ваше знакомство?

— Несколько месяцев. Но я основную часть времени проводил в море, а встречались мы несколько раз в порту. У нее были еще дружки. Не понимаю, неужели меня надо выделять лишь на том основании, что я оказался с ней в тот вечер, когда она убила себя? — В голосе Эрика послышалась злость.

— Никто вас не выделяет, лейтенант Сван. Просто с вами можно поговорить. Вы знакомы с кем-то еще из друзей покойной?

— Нет. Никогда не видел никого из них. Но она изредка кое о ком упоминала. Я не запомнил имен. И очень надеюсь, что и мое имя не будет упомянуто в газетах. В Мичигане у меня жена и…

— Я понимаю, о чем вы. Поверьте, у нас нет ни малейшего желания доставлять неприятности ни в чем не повинным людям.

Чем настороженней и подозрительней становился Эрик, тем мягче и предупредительней вел себя Гордон, напоминавший сейчас капитана, который потерял курс, но обязан сохранить доверие пассажиров.

— Мери могла бы рассказать вам больше, чем Эрик, — сказал я Гордону. — Она работала вместе со Сью Шолто и дружила с ней. Женщины знают друг о друге больше.

— Свяжусь с ней завтра. Где она остановилась?

— Пока в «Гранте». А вообще-то на вашем месте я бы рассчитывал главным образом на ваш источник в Гонолулу. Насколько я понял, Сью Шолто не особенно о себе распространялась.

— Я и сам прихожу к такому выводу, — сдержанно ответил Гордон. — Лейтенант Сван, вы не могли бы дать мне возможность побеседовать с двумя-тремя членами команды, состоявшими в дружеских отношениях с Лендом?

— Мне не кажется, что он был с кем-то особенно дружен, но я подумаю. Подождете здесь?

— Если позволите.

— Конечно. — Эрик вышел.

Вернулся он минут через десять вместе с двумя неграми. Пока его не было, Гордон успел поинтересоваться у меня обстоятельствами смерти Сью Шолто. Особенно важным ему, видимо, казалось поведение гостей и Гектора Ленда, и я постарался восстановить в памяти всю картину.

У обоих негров, с явной неохотой вошедших в каюту, вид был весьма настороженный. Они молчали, переглядываясь украдкой. Представившись, Гордон напугал их еще больше.

— Моя фамилия Гордон. Я агент Федерального бюро расследований. Специализируюсь на расследовании подрывной деятельности, то есть ловлю шпионов и предателей.

— Вот это — Джо Досс, стюард капитана, — сказал Эрик. Джо Досс был маленький толстячок, лысый, с лунообразным темным лицом. — А это Альберт Фезерс, он работает в столовой и делил каюту с Лендом.

У Альберта Фезерса, долговязого мулата с большими влажными глазами и искусственно выпрямленными волосами от волнения задергался кадык.

— Гектор Ленд, — начал объяснять им Гордон, — подозревается в шпионаже и предательстве. Очевидно, он состоял в организации, известной как «Черный Израиль». Он когда-нибудь упоминал о ней при вас?

— Нет, сэр. Он никогда ни о чем таком со мной не разговаривал. — Открещиваясь от Гектора Ленда, Джо Досс пользовался теми же самыми словами, что и Эрик, говоря о Сью Шолто. — Я не слишком хорошо его знал. Он работал внизу, в кают-компании, а я наверху, в каюте капитана.

— Фезерс, но ты-то не раз ходил в увольнение с Лендом, — напомнил Эрик.

— Да, сэр, — уныло согласился Фезерс. — Но я не имею никакого отношения к его организации.

— Ленд пробовал уговорить вас вступить в «Черный Израиль»? — спросил Гордон.

— Да, сэр. Он не упоминал о «Черном Израиле», но, наверное, имел его в виду. Он говорил, это нужно, чтобы черные стали сильнее.

— Каким образом?

— Гектор не объяснил. Я его предупреждал, что он сам попадет в беду, а когда я ему так сказал, он закрылся, точно моллюск, и пригрозил, что мне не поздоровится, если проболтаюсь.

— Надо было доложить об этом мне или командиру отделения, — упрекнул Фезерса Эрик. — Мы бы избежали многих неприятностей.

— Да, сэр, — согласился Фезерс покорно. — Следующий раз буду знать.

— Гектор Ленд уговаривал вас шпионить?

— Ой нет, сэр. Ничего такого не было. Он не предлагал, чтобы я шпионил. Он просто рассказал мне о тайном обществе. Я подумал, это обычное тайное общество.

Казалось, большущие глаза Фезерса вот-вот растворятся в слезах. Ноги его твердо упирались в пол, но долговязое тело под синим хлопчатобумажным комбинезоном била дрожь.

— А откуда у Гектора Ленда взялись деньги?

— Не знаю, сэр. Он получал жалованье.

— Я не имею в виду жалованье. Денег у него было столько, сколько на флоте не заработаешь. Где он их брал?

— Не знаю, сэр. Может, получал за шпионаж.

— С чего это ты взял, Альберт? — подал голос Джо Досс. — Ты же не знаешь, платили ли ему за то, что он шпионил.

— Нет, сэр. Я думал, вы все так думаете.

— Гектор Ленд зарабатывал деньги игрой, — уверенно заявил Джо Досс.

— Да, сэр, — повторил Фезерс. — Он зарабатывал игрой. Держал банк. Как-то он рассказывал мне, что в Детройте запускал колесо в «полиси».

— Что за банк? — спросил Гордон у Досса, казавшегося более сообразительным из двоих.

— Не знаю, сэр. Вроде бы для игры в числа.

— Вы когда-нибудь выигрывали?

— Нет, сэр, я не играю.

— Мы сейчас не выясняем, кто играет, — вмешался Эрик. — Если тебе что-то известно, говори, Досс. Ты нисколько не пострадаешь. Тебе будет только лучше.

Искра надежды сверкнула на сумрачном коричневом лице Фезерса.

— Я знаю, что это за игра, сэр. Игра в корабли. Все чернокожие ребята могли выиграть. И не только в море. На берегу тоже.

— Что еще за игра в корабли? — спросил Гордон.

— Понимаете, у всех кораблей есть номера, и если номера кораблей совпадут с нашими номерами, мы выиграем.

Гордон выпрямился в кресле, будто кто-то приставил к его спине дуло пистолета, однако как ни в чем не бывало продолжил расспрашивать:

— Не уверен, что понял. Вы хотите сказать, что игра Гектора Ленда строилась на том, какие военные суда прибывали в Перл-Харбор?

— Да, сэр. И когда мы были во Фриско, он тоже держал банк.

— Невозможно! — зло буркнул Эрик. — Только офицеры имеют доступ к подобной информации.

— Каким образом Ленд добывал информацию? — спросил Гордон.

— Мы же видим корабли, сэр, — объяснил Фезерс. — Все знают, какие приходят корабли. А сверить Ленд мог по капитанскому списку.

— Это ложь, — возмутился Джо Досс, выдавая себя, как тот китаец, который написал на стене, в которой он спрятал деньги, что денег там нет.

— Я же ничего не сказал о тебе, Джо, — извиняясь, объяснил ему Альберт Фезерс, как другой китаец, написавший на стене после того, как деньги исчезли, что он их не крал.

— Ты совал нос в капитанский список? — спросил Эрик у Джо Досса.

— Нет, сэр. Я никогда ничего не трогаю на столе у капитана. — Капли пота, похожие на пузырьки с жиром, проступили на высоком черном лбу Досса. Он метнул быстрый мстительный взгляд на Альберта Фезерса.

— Я хочу, чтобы эти люди дали письменные показания под присягой, — сказал Гордон Эрику. — Их показания имеют важнейшее значение.

— Вы совершенно правы. Я должен доложить обо всем капитану, но, уверен, с его стороны возражений не будет. — Эрик посмотрел на Досса. — Есть и еще кое-что, что мне необходимо обсудить с капитаном. Досс, ты идешь со мной к старшине корабельной полиции.

Совершенно убитый, Досс последовал за Эриком. Фезерс прирос к месту, размышляя о грозившей ему беде.

— Можете идти, Фезерс, — сказал ему Гордон, — с вами я хотел бы увидеться утром. Если вы сказали правду и будете продолжать говорить только правду, вам нечего бояться. — Подпустив театральности к своему обычному позерству, он пообещал: — Правительство Соединенных Штатов оценит вашу помощь.

— Смотрите не проболтайтесь! — успел предупредить я Фезерса перед тем, как тот ушел.

— Черт возьми, дело раскручивается! — с трудом сдерживая улыбку, сказал мне Гордон. — Теперь надо заставить попотеть мексиканскую полицию. Мы должны найти Ленда. — Ленд ловко добывал информацию.

— Неужели он изобрел всю эту схему сам? Он не показался мне слишком сообразительным.

— Не думаю. Тут поработали хорошие мозги, Дрейк. Возможно, за исключением дела Шнайдера, это самая хитроумная выдумка из тех, что я видел в эту войну. У Шнайдера отличные мозги, но он слишком труслив для такого. Тут был настоящий заговор, позволявший японцам получать подробный отчет о передвижении наших военных кораблей на Тихом океане.

— У меня давно родилось именно такое подозрение, — не без удовлетворения заметил я.

— Схема постепенно становится ясней, — продолжал Гордон. — Насколько я понимаю, действовала она примерно так: Гектор Ленд добывал информацию, которую передавал другому агенту в Гонолулу. Едва ли информацию собирал только он, но только о нем нам пока известно. Второй агент…

— Сью Шолто?

— Может быть. Но пока мы не имеем достаточно доказательств. Второй агент анализировал информацию и зашифровывал важнейшие пункты, чтобы передать потом с помощью помеченных пластинок на японские подлодки, залегавшие на отдалении от островов. Затем информацию снова дешифровывали и передавали в Токио или на остров Уэйк для ретрансляции.

— А какое отношение ко всему этому имеет Андерсон?

— Не исключено, что он организатор. Он мог руководить всей операцией с материка. Можно не сомневаться, что он использовал «Черный Израиль» для вербовки будущих шпионов. Из того, что рассказал мне о Ленде Хефлер, следует, что расовые волнения подтолкнули этого парня к подрывной деятельности, а «Черный Израиль» вовлек в свои ряды. «Черный Израиль» внес свою лепту в психологическую войну, усилив межрасовую напряженность в таком крупном городе, как Детройт. У этой паутины множество нитей, а управляет ими из центра, как мне кажется, Андерсон.

— Вы полагаете, он глава организации?

— Не могу сказать. Пока мы знаем слишком мало, чтобы делать подобный вывод. Признаться, он не кажется мне фигурой особо влиятельной и опасной. Но доверять мимолетным впечатлениям я давно перестал.

Эрик вернулся и сказал, что Досса можно будет увидеть в любое время. Гордон принялся расспрашивать его о том, как исчез Ленд. Объяснив им, что у меня свидание, я отправился на берег. Дежурный по палубе вызвал джип, доставивший меня к главному входу ремонтной базы, а там я пересел на такси. На часах еще не было девяти, так что времени, чтобы добраться к десяти в отель, у меня оставалось предостаточно.

По пути я решил заскочить на вокзал в Санта-Фе и забрать багаж. Эрик одолжил мне бритву, но хотелось сменить белье. Таксист остановился у бокового выхода, и я попросил его подождать.

В багажном отделении толпились моряки, разыскивавшие свои вещевые мешки, компанию им составляли несколько пьяных и несколько гражданских, чья одежда казалась неопрятной и бедной рядом со строгой синей формой. Взгляд мой невольно привлекла женщина, облокотившаяся о стойку. На голове у нее была высокая фетровая шляпа, украшенная длинными переливающимися перьями, в ушах — золотые висячие серьги, шею любовно обвивали две серебристых лисы с холодными пуговицами вместо глаз на мордах.

К стойке выстроилась очередь в три ряда, но я попробовал сквозь нее пробраться.

— Эй, не толкайся! — не поглядев на меня, огрызнулся матрос, а потом, повернувшись, добавил: — Сэр.

Дама в лисах обернулась и заметила меня. Не проявив ни малейшего интереса, она тотчас же отвернулась. Я сразу узнал нарумяненное лицо мисс Грин.

— Мисс Грин! — позвал я, но она больше не оглянулась. Я медленно пробирался к ней, однако она уже отошла от стойки. Моряки, расступившись, пропустили ее, и она оказалась у выхода прежде, чем я сумел прорваться сквозь толпу.

На тротуаре я догнал ее и схватил за локоть:

— Мисс Грин, я хотел бы с вам поговорить.

— Пустите меня, я вас не знаю.

Всмотревшись в лицо мисс Грин при свете уличного фонаря, я увидел, что глаза у нее воспаленные и пустые. Но не этот ее ужасный взгляд полоснул меня, словно нож. От ее дыхания на меня повеяло эфиром.

Глава 13

Вырвавшись, мисс Грин проворно подбежала на своих высоченных каблучищах к ожидавшему ее впереди моего такси длинному черному седану. Мужчина в шоферской фуражке открыл для нее дверцу. Мисс Грин шмыгнула внутрь, дверца захлопнулась, и черная машина, тронувшись с места и издав характерный для мощного двигателя протяжный рев, увезла ее от меня. Правда, не навсегда. Прыгнув в такси, я велел шоферу следовать за седаном.

— Постараюсь, если получится, — пообещал он, надавив на газ. — Это «кадиллак».

Когда мы свернули за угол, седан уже скрылся из виду.

Обогнув еще один угол, мы заметили, что красный свет на проспекте удерживает его примерно в одном квартале от нас.

— Притормози, — попросил я шофера. — Я не хочу, чтобы они видели, что их преследуют.

— Скажите, а что случилось? Вы из морской разведки?

— Помогаю ФБР расследовать одно дело.

— Без шуток? Я расскажу ребятам.

— Если упустим «кадиллак», не о чем будет рассказывать.

— Братец, я выжму из этого драндулета все масло до капли, лишь бы догнать их!

Мы еще не добрались до перекрестка, но свет успел переключиться. Когда черный седан трогался с места, я разглядел сквозь заднее стекло перекошенное злобой лицо. Сняв фуражку, я пригнулся на сиденье. В тот вечер центр Сан-Диего был запружен машинами, и маневренность оказалась важнее скорости. Мой водитель делал невозможное, ухитряясь вклиниваться в малейшее свободное пространство. Он отчаянно преодолевал заторы, разверзавшиеся, точно Красное море, именно в те мгновения, когда мы оказывались возле них. Мы петляли по южной части Сан-Диего, оставляя позади ночные кинотеатры, захудалые рестораны, закусочные, дешевые игорные притоны, винные лавки и публичные дома, одноэтажные церквушки, ночлежки, рыбоперерабатывающие заводы и свалки. Даже за пределами Сан-Диего и в Нейшнл-Сити мы не упустили черный «кадиллак».

На окраине Нейшнл-Сити он рванул вперед. Задние огни взметнулись ввысь маленькими красными кометами, и ночь проглотила их. В эту минуту я осознал, что нахожусь на последнем отрезке долгого пути из Детройта в Тиа-Хуану.

Шофер гнал еще минут пять, мотор его машины дрожал, будто его плохо закрепили. Меня подбрасывало на заднем сиденье, пока мы взбирались вверх по прибрежным холмам и спускались по извилистой дороге вниз. В Палм-Сити шофер сбросил скорость и, не оборачиваясь, сказал:

— Я вытряс все кишки из этой малышки, но она не может бегать за «кадиллаком», будь он проклят!

— Это дорога на Тиа-Хуану?

— Да. Похоже, они и мчатся в Тиа-Хуану.

— Отвезешь меня туда?

— Вы — хозяин. Только придется взять с вас по специальному тарифу.

— Именно на это путешествие я и скопил денег.

Водитель снова прибавил скорость до пятидесяти и минут десять молчал. Преодолев новый подъем, мы увидели внизу огни Тиа-Хуаны и через несколько минут остановились на границе.

— Здесь проезжал несколько минут назад черный «кадиллак»? — спросил таксист у пограничника, проверявшего мое удостоверение. Под фонарем я впервые смог хорошенько разглядеть его лицо: круглое, сорокалетнее, курносое, с черными ирландскими глазами. Согласно прилепленной к переднему стеклу лицензии, фамилия его была Хэллоран.

— Проезжал. С шофером в униформе.

— Не знаете, кто эта дама?

— Нет. Она ездила тут и раньше, но я ее не знаю. А что? Стукнули вас?

— Нет, просто мне показалось, я встречал ее прежде.

— Ну и рожа, — не сдержался солдат, когда Хэллоран снова надавил на газ, — можно подумать, дамочка минуту назад встала из гроба и собирается улечься туда снова.

На первом же углу в Тиа-Хуане босоногий мальчишка в рубашке навыпуск кричал, размахивая картонной коробкой:

— Леденцы! Жвачка!

— Остановись, — попросил я Хэллорана.

— Вы приехали сюда купить леденцов? — ехидно поинтересовался он, тормозя.

Маленький мексиканец с голодными глазами налетел на нас, как пират.

— Жвачка! Десять за пару! — крикнул он. Зажав пятидесятицентовую монету между указательным и большим пальцами правой руки, я поднес ее к свету.

— Ты не видел, тут проезжал недавно «кадиллак» — седан?

— Да, сеньор.

— В какую сторону он повернул?

Мальчик указал направо, вверх по холму, к центру города.

— Ты уверен?

— Да, сеньор. Туда.

— Знаешь, кто был в нем?

— Нет, сеньор. Американская дама.

Мальчик не сводил напряженного и жадного взгляда с монеты. По его худому землистому лицу невозможно было определить, сколько ему лет: десять или шестнадцать.

Я бросил монету в его коробку, и он, отскочив от машины, умчался прочь, поднимая клубы пыли и двигая под рубашкой лопатками, напоминавшими крылья.

Минуя убогие деревянные жилища, прилавки с мексиканской кукурузой, одноэтажные конторы дешевых юристов, чьи вывески предлагали развод, быстро и без проблем, мы взбирались на невысокий холм, тот, на который показал мальчик. Когда мы остановились у бензоколонки в конце улицы, я спросил у служащего, не видел ли он черного «кадиллака» моей знакомой.

— Вы о сеньоре Тулузе? — спросил он. Рот его растянулся в угодливой улыбке, а тоненькие черные усики встопорщились. — Думаю, она поехала домой. Она ваша знакомая?

— Мы с ней познакомились в поезде. Она приглашала меня заходить, если буду в Тиа-Хуане, но я не знаю, где ее дом.

— Не знаете, где ее дом? Значит, вы не знаете Тиа-Хуаны! — Он ухмыльнулся, словно тот, кто не знал Тиа-Хуаны, не знал некоего не совсем приличного секрета.

— Верно, не знаю.

— А где найти девочек, знаешь? — обратился он к шоферу.

— Да.

— У сеньоры Тулузы самый большой дом на той улице. Увидите. Он каменный.

Я дал ему доллар, он сунул его за пояс и отошел, все еще ухмыляясь.

— Не понимаю, что все это значит? — недоумевал Хэллоран.

Мы свернули на оживленную улицу, ярко освещенную вначале, но убегавшую вниз, в темноту. По здешним тротуарам слонялись мужчины, а девушки поджидали их у порогов, словно отборные фрукты на блюде. Те и другие нарушали тишину, обмениваясь колкостями, сомнительными шуточками и приглашениями.

Мы остановились на первом же углу, и тотчас, будто из ниоткуда, перед нами вырос худощавый смуглый юноша в белой рубашке с открытым воротом.

— Хотите чего-нибудь получше? — живо спросил он.

— Я ищу сеньору Тулузу.

— Сеньора Тулуза — фу-у! — убежденно сказал он. — Они старые и очень дорогие. Пойдем со мной. Я покажу вам то, что надо. — Открыв заднюю дверцу машины, он наклонился и, положив руку мне на колено, прошептал: — Девушку!

Дав ему доллар, я спросил:

— Где найти сеньору Тулузу?

— Хорошо, сеньор, — ответил он услужливо. — Это вон там. Большой дом посреди квартала. — Он снова наклонился: — Скажете ей, что вас прислал Рауль? Поняли — Рауль?

Я захлопнул дверцу прямо перед его вытянутой заискивающей физиономией.

Мы проехали чуть-чуть вперед и остановились напротив большого дома. Это было внушительное строение из серого камня, нехарактерное для этих мест, больше похожее на старый фермерский дом в Огайо. В доме было три этажа, и окна светились на каждом, а занавески были задернуты. Входная дверь была закрыта, девушки не стояли у порога, зато изнутри доносились звуки музыки.

— Я зайду, — сказал я своему таксисту. — Если через полчаса меня не будет, езжай в полицию.

— Бесполезно ехать в полицию. Вы же поняли, что это за дом? Такие заведения охраняют местные полицейские.

— Поезжай в приграничную полицию. Потом вернешься в Диего и найдешь в отеле «Грант» Мери Томпсон, ясно? Скажешь ей… погоди минуту, я напишу записку.

Вырвав листок из записной книжки, я написал Мери записку, где просил ее связаться с Гордоном, и отдал Хэллорану.

— Это на случай, если я не выйду через полчаса. Сейчас десять.

Я расплатился с ним, дав немного сверху, и вышел из машины. Поднявшись по ступенькам, я постучал в тяжелую резную дверь, ощущая на своей спине взгляд Хэллорана, и отчего-то почувствовал себя немного необычно и легко.

Пара глазок появилась в дверном окошке. Глазки оглядели меня с головы до ног, окошко захлопнулось, и дверь отворилась.

— Чем могу помочь? — спросил привратник со свинячьими глазками. Он был сложен как японский борец и едва умещался в двери. По выговору в нем можно было узнать уроженца Миннесоты с норвежскими корнями. Я невольно прикинул, насколько глубоко утонет мой кулак в мягком тесте его жирного живота.

Я сказал, что хотел бы повидать мадам Тулузу.

— Ее нет дома. Но если вам надо скоротать вечерок, то мы договоримся. Если нет, то нам не о чем договариваться.

Я сказал, что буквально сгораю от желания весело провести время, и он провел меня через раздвижную стеклянную дверь в просторную комнату с высоким потолком, где играла музыка. В дальнем углу музыканты, двое юношей с изможденными лицами и лоснящимися черными волосами, играли на пианино и гитаре. Вдоль стен комнаты, занимавшей практически весь первый этаж, были расставлены столики, за которыми выпивали мужчины, причем на коленях у некоторых расположились девушки.

Середина комнаты служила танцевальной площадкой для остальных девушек, вынужденных обходиться без партнеров. Все они были без одежды, если не считать крашеных перьев, прикрывавших напудренные ягодицы. Перья на всех были разные — красные, синие, зеленые, но колыхались однообразно, как вялые хвосты, пока девушки исполняли надоевший им танец. Заполучившие партнеров счастливицы казались менее скучными, по крайней мере на первый взгляд.

— Сами видите, какое у нас разнообразие, — объяснял привратник. — Белые, черные, смуглые, блондинки, брюнетки, рыжие, толстые, тощие, мексиканки, китаянки. На любой вкус. Расплачиваетесь с официантом за выпивку, и с девушкой, если поднимаетесь наверх. А выбираете сами. Так лучше всего.

Я сел около двери за столик с железными ножками, а мой провожатый важно удалился, закрыв за собой стеклянную дверь, тревожно звякнувшую ему вслед. Ко мне подошел официант в опрятной белой куртке, что свидетельствовало о высоком классе заведения, и я заказал мексиканского пива. Свободные девушки столпились около меня, точно курицы у кормушки. Их подрагивающие груди с подрумяненными сосками уставились на меня, словно застывшие зрачки.

Я встал со стула, и девушки облепили меня, зазывно поводя накрашенными глазами. Проскользнув в дверь, я подумал, что женское тело едва ли снова покажется мне прекрасным. Привратник сидел в кресле. Он взглянул на меня с удивлением. Мисс Грин, которая успела спуститься до середины широкой лестницы, повернулась и стала подниматься вверх. Я направился за ней. Привратник, схватив меня сзади за талию, заломил мне руки в полном нельсоне, больно прижав их к шее. Я попробовал вырваться и не смог. Пальто затрещало по швам в проймах.

— Отпусти его, Джейк, — стоя на площадке, приказала мисс Грин.

Он убрал правую руку, но продолжал держать меня левой. Небольшой тяжелый предмет с силой ударил меня по затылку. Тело мое обратилось в протоплазму, а сознание погрузилось во тьму.

Я приходил в себя медленно, с трудом, словно преодолевал все ступени эволюции, начиная с первородной мягкой глины. Выбравшись из затягивающей черной слизи, из бурлящих вод, затопивших землю, я в конце концов улегся в сухом светлом месте, прижавшись щекой к траве. Открыв глаза, я понял, что это не трава. Это был бледно-зеленый ковер, освещенный не солнцем, а электрическим светом. Услышав голоса, я попробовал сесть. Сесть я не смог, потому что запястья у меня, как оказалось, были привязаны к коленям сзади.

Я оторвал голову от ковра, и кровь железным кулаком ударила мне в основание черепа. Часть комнаты, попавшая в поле моего зрения, оказалась просторной, нарядной и необычной. Из обстановки тут были только продолговатый диван, обитый ярким дорогим шелком, и стеклянный столик, на котором стояла изящная ваза с цветами. На стене висела акварель с птицами на фоне остроконечной белой горной вершины, выполненная в нежных, изысканных тонах. Больше никаких украшений тут не наблюдалось, если не считать кривой сабли в позолоченных ножнах, подвешенной горизонтально как раз над моей макушкой.

Женский голос прочирикал по-птичьи:

— Здесь его убивать неразумно. Я запрещаю.

— Согласен, баронесса, — отвечал Андерсон. — Совершенно с вами согласен. Мы отвезем его на ранчо.

Вытянув шею, я разглядел возле подлокотника дивана надетую на шелковый чулок маленькую черную туфельку, которая подрагивала, свидетельствуя о волнении хозяйки.

— Перевозить придется с большой осторожностью, — прощебетал голос. — Нельзя привлекать внимание к этому дому. Здесь безопасно, потому что до сих пор мы были предельно осмотрительны. Будем и дальше соблюдать осторожность.

— Давайте снова оглушим его, а потом заберем отсюда, — предложила мисс Грин. — Я спущусь к Джейку за дубинкой.

— Нет, не надо, — возразил Андерсон. — Мы не будем его больше бить. Мне не к чему, чтоб у него раскололся череп. Череп мне еще пригодится.

— Очень разумно, Лоренц, — похвалил его птичий голос.

— Я стараюсь найти применение всякому предмету, — пояснил Андерсон угодливо. — Вообще-то я рад, что Дрейк зашел. Гектор уж слишком здоровенный.

— Плохо, что вы приехали сюда, — продолжал птичий голос. — Вы не должны пускать сюда полицию.

— Иначе мой бизнес пострадает, — сказала мисс Грин. — Но мне пришлось привезти Иенсена. Ему было опасно оставаться в Сан-Диего.

— В том-то и дело, — подтвердил Андерсон. — Я даже заметил на границе сыщика, слава богу, на шоферов не обращают внимания.

— Если нагрянет полиция, пострадает не только ваш бизнес, мисс Тулуза, — возразил птичий голос. — На карту поставлено куда больше.

— Разве я не понимаю, — согласилась мисс Грин. — Давайте уберем Дрейка отсюда. И повторяю, надо его снова оглушить.

— Мы не станем этого делать, — твердо сказал Андерсон. — Так можно повредить череп. Мы усыпим его эфиром.

— Только не моим эфиром. Я с таким трудом его раздобыла. Последние два дня в поезде чуть не доконали меня.

— Тащите сюда эфир, — приказал ей Андерсон.

— Черта с два. Вы же можете вставить ему кляп, правда?

— Эфир, живо! — гаркнул Андерсон.

Я услышал звук, похожий на удар, и тяжелый женский вздох. Прошуршав сзади меня по ковру, женские шаги затихли за дверью.

— Мне не нравится, когда вы дурно обходитесь с женщинами, — прочирикал птичий голос. — Это разрушает гармонию. Возможно, в один прекрасный день вы за это поплатитесь, Лоренц.

В угрозе послышались металлические нотки.

Я решил, что пришло время и мне поучаствовать в беседе.

— Я с вами совершенно согласен, обязательно поплатится.

— А, лейтенант, приятно, что вы снова с нами, — приветствовал меня Андерсон. — Ну-ка повернитесь, дайте я на вас взгляну. Нет ничего приятнее, чем взглянуть в лицо старому другу.

Вцепившись мне в волосы, Андерсон повернул меня лицом к комнате.

— Не забудьте, вам хотелось, чтоб череп остался цел, — предостерег птичий голос.

— Одно дело череп, другое — скальп, черт подери!

Чтобы доказать свою правоту, Андерсон опять сгреб меня за волосы, приподнял мою голову и плечи примерно на фут и снова швырнул меня об пол, повторяя:

— Я беспокоюсь только за череп.

У женщины на диване, обладательницы чирикающего голоса, оказалось тонкое точеное личико и густые черные без блеска волосы, тщательно уложенные в замысловатую прическу, украшенную черепаховым гребнем. Присущую ей изысканность Старого Света подчеркивала одежда. Платье из голубого шелка с широкими рукавами и пышной юбкой перехватывал в талии широкий пояс. Глубокий вырез обнажал тонкую шею оттенка слоновой кости. Эта оголенная шея привлекла мое внимание. Мне стало интересно, сможет ли самурайский меч, что висел на стене, перерубить ее одним ударом.

— Скоро у вас не останется работы, баронесса, — сказал я. — Мы заранее предупредим вас о дне, когда наши корабли нанесут удар, а сделать вы ничего не сможете. Сказать вам еще кое-что?

Маленькая женщина на диване не улыбнулась. С того места, где я лежал, я не мог определить, молодая она или старая.

— Постарайтесь не переломать ему костей, Лоренц, — прошипела она. — Остальное не так уж важно.

Андерсон со всей силы дал мне ногой под ребра и по почкам. С минуту я не ощущал ничего, кроме боли, когтями вонзившейся в мое тело. Потом я произнес очень отчетливо, силясь не закричать:

— У вас ничего не получится, потому что скоро японских военных кораблей не останется. И японских военных самолетов не останется. Может, и японских городов не останется. Японские острова превратятся в место скорби.

— Вы что, устали, Лоренц? — спросила маленькая женщина.

Андерсон угодил мне точно в низ живота.

— Как же это вас угораздило влезть в большую игру, Иенсен? Я думал, вы обыкновенный мелкий жулик. Манеры у вас как у сутенера.

Он снова меня лягнул, но без прежней охоты. Я счел свою миссию завершенной и замолчал. Мышцы у меня в животе извивались ранеными червями.

Мисс Грин вошла в комнату с прозрачной стеклянной бутылкой в руке. Синяя отметина просвечивала сквозь румяна у нее на щеке, но выглядела она довольной и оживленной. Сжимавшая бутылку рука тряслась, и побрякушки весело позвякивали на запястье. Походка ее сделалась стремительной и плавной.

— Черт бы ее побрал! — выругался Андерсон. — Опять нализалась эфира.

— Я подумала, вдруг вы выбросите и эту бутылку, — ответила мисс Грин, исполнив несколько оригинальнейших pas seul, — просто подумала, вот и все.

— Дайте сюда бутылку.

— Возьми, ты, жирная свинья. — Она протянула бутылку Андерсону.

Схватив эфир, он угрожающе надвинулся на нее, но, поймав на себе сердитый взгляд баронессы, обернулся ко мне. Вылив немного эфира на носовой платок, он приложил его к моему лицу. Рот мой не то опалило огнем, не то сковало льдом. Тряхнув головой, я вцепился зубами в его руку. Андерсон вырвал ее, и я ощутил вкус крови. Затем он схватил меня за уши и держал, пока баронесса прикладывала платок к моему лицу. Я снова погрузился в мир крутящихся колес.

Очнулся я уже на полу в машине, быстро катившей по ухабистой дороге. Во всяком случае, подобная гипотеза представилась мне наиболее вероятной, поскольку физиономия моя тыкалась в грязную тряпку, время от времени подпрыгивавшую и причинявшую мне при этом неописуемую боль. Я слышал гудение мощного двигателя. Огней я не видел.

Я попробовал пошевелить руками, но отчего-то ощутил напряжение в ногах. Запястья и колени были по-прежнему связаны у меня за спиной. Я принялся вертеть правой рукой, окольцованной веревкой. Веревка, крепкая и грубая, сдирала кожу. Продолжая вращать запястьем, я спускал веревку вниз, к основанию большого пальца, пока не ощутил тепла крови. Возможно, кровь смазала веревку, которая стала потихоньку сползать к костяшкам пальцев, попутно сдирая кожу.

Рука у меня горела так, будто я сунул ее в кипяток. Однако я продолжал ею крутить.

Веревка соскользнула с основания большого пальца, и я высвободил руку. Я стал трудиться правой рукой над узлами, удерживавшими левую и ноги. Пропитавшиеся кровью узлы не желали поддаваться. Я надеялся, что кровопотеря не будет слишком сильной. Крови мне нужно было столько, чтобы хватило прикончить Андерсона.

Тот, кто вязал узлы, оказался негодным специалистом. Стоило мне найти нужный конец, и они распустились сами. Левую руку я сумел высвободить, не содрав кожи. Я обрадовался, поскольку одна здоровая рука была мне нужна позарез. Дюйм за дюймом, стараясь не шуметь, я переворачивался на спину. Дотянувшись до согнутых колен, я стащил веревку с ног. Рука у меня саднила, голова гудела, а желудок взбунтовался. Но я сделал великое дело.

Опираясь на руки, поскольку живот мой мог не выдержать напряжения, я приподнялся и сел. Теперь из-за спинки переднего сиденья мне была видна макушка в шоферской фуражке. Я не сомневался, что это макушка Андерсона, потому что люто ее ненавидел.

Нагнувшись вперед, я подвигал руками, то напрягая их, то расслабляя. Убедившись, что руки меня слушаются, я дотянулся левой до спинки переднего сиденья и схватил Андерсона за шею. Я придушил его так стремительно и ловко, что он задохнулся, не успев вскрикнуть. Однако у него хватило ума надавить на тормоза. Машину отбросило на обочину, гравий пулеметной очередью прошелся по дну, и она встала. Я невольно отметил, что дорога тянется среди гор вдоль реки и что на небе висит луна.

Я сжимал горло Андерсона левой рукой, согнутой в локте, и орудовал правой как рычагом. Но Андерсон, изловчившись, выхватил пистолет и стал колотить им меня по пальцам. Я ослабил левую руку, понадеявшись отобрать пистолет, но не смог удержать его раненой правой.

Вывернувшись, он врезал мне сбоку в челюсть стволом. Я повалился на заднее сиденье, и прежде чем мне удалось схватить Андерсона снова, он выскочил из машины. Открыв заднюю дверцу, он наставил на меня дуло.

— Дальше поведешь сам, — приказал он.

Если видишь в трех футах перед собой автоматический пистолет сорок пятого калибра, препираться нет смысла.

Я сел за руль, он сзади меня.

— Поедешь не больше пятнадцати, иначе выстрелю в позвоночник, — предупредил он. — И держись середины дороги. Здесь все равно никто не ездит.

Черный седан полз по освещенному луной шоссе, урча как обласканный кот. Андерсон крепко прижимал оружие к моему позвоночнику. Мы добрались до разъезженной одноколейки, петлей уходившей вправо и терявшейся дальше в горах. Въезд на дорогу преграждали ворота из рабицы в деревянном каркасе.

— Вылезай и открой ворота, — велел мне Андерсон. — Как перестану чувствовать дулом твою спину — стреляю. Так что не рыпайся, иди осторожней.

Осторожно подойдя к воротам, я открыл их и не менее осторожно вернулся к машине. Горные вершины под луной выглядели не хуже, чем на картине с палевыми птицами. Я вкатил в ворота, а потом мы их за собой закрыли. Черный седан потащился вперед. Миновав глубокую долину и перевалив через холм, мы оказались на ранчо возле длинного приземистого дома. Окна его желтовато светились.

Андерсон приказал мне заглушить мотор, и я заглушил. Он приказал мне вылезти, и я вылез. Он приказал мне подойти к веранде, и я подошел. Гектор Ленд, стоя у двери, ждал, пока мы поднимемся по ступенькам.

— Этот человек убил Бесси, — сказал ему Андерсон. — Я хочу, чтобы ты задушил его, но смотри не сломай ему шею.

Гектор Ленд тут же ударил меня правым кулаком в лицо, и я упал.

— Ты убил Бесси, — проговорил он, глядя на меня сверху. — Ты и белые вроде тебя вышвырнули ее с работы, отправили на панель, осквернили ее постель и прикончили. Вы убивали нас в Детройте, увольняли с фабрик, прогоняли с улиц. Вы называете нас отбросами общества, но спите с нашими женщинами. Спите с нашими женщинами и убиваете нас. Почему ты убил Бесси?

Он схватил меня левой рукой за плечо, поднял и поставил на ноги. На губах у него выступила пена. Правую руку он сжал в кулак. Я попытался высвободиться, но плечо было словно в тисках.

— Не бей его больше, Гектор. Если ударишь, я тебя пристрелю. Мне нужен его труп, но не с перебитыми костями.

Ленд удивленно взглянул на Андерсона и сказал изменившимся, поскучневшим голосом:

— Но я-то как раз мечтал переломать ему кости, мистер Андерсон.

— Нет, нельзя. Дрейк примерно моего роста. Мы наденем на него мой костюм и мой перстень. А потом подожжем вместе с домом. Полиция решит, что сгорел я, и бросит меня искать. Но сломаннные кости могут вызвать подозрение.

— Знаешь, кто убил Бесси? — спросил я Ленда. — Это сделал Андерсон. Он убил Бесси, потому что она…

— Заткнись, — гаркнул Андерсон. Несмотря на грубость, в нем чувствовалась неуверенность. — Еще слово и я стреляю, — добавил он, немного попятившись.

— Пусть договорит, — сказал Гектор Ленд.

Пистолет Андерсона чуть подвинулся и угрожал теперь нам обоим.

— Вы знаете, — оружием меня не остановишь, — предупредил Гектор.

— Андерсон убил Бесси, потому что она собиралась рассказать полиции о «Черном Израиле», — выпалил я.

Я не знал, где пуля поставит точку, но понимал, что это мой единственный шанс.

Гектор Ленд остался на месте рядом со мной. Лицо у него было неподвижное и грозное, но маленькие черные глаза перебегали с Андерсона на меня и снова на Андерсона.

— Зачем мне было убивать Бесси, Гектор? Разве я убил Сью Шолто? — продолжал я.

— Но меня даже не было в Детройте, — начал оправдываться Андерсон. Голос его зазвучал выше на целую октаву, словно страх камертоном звенел у него в голове. Он по-прежнему сжимал в руке пистолет, но это не добавило ему храбрости.

— Андерсон обманул тебя, заставив делать грязную работу, — не унимался я. — Он притворялся, что готов помочь твоему народу, но как только Бесси стала для него опасна, он уничтожил ее. Ты хочешь, чтобы он использовал тебя и дальше, Ленд?

— Уберите оружие. Я хочу с вами поговорить, — тихо приказал Гектор Андерсону. Он шагнул к нему, и от его громадного тела повеяло жутью, словно от ожившей статуи.

— Ни с места, не то стреляю, — пригрозил ему Андерсон.

Пистолет дернулся у него в руке, и я заметил, как сомкнулись на курке пальцы.

Все это время Ленд, не ослабляя хватки, держал меня за окаменевшее плечо. Внезапно оттолкнув меня, он пригнулся и молниеносно подскочил к Андерсону. Андерсон успел выстрелить шесть раз, прежде чем Ленд выбил у него пистолет. Спрыгнув на землю, я поискал пистолет в пыли, но не нашел. Когда я поднял голову, Андерсон стоял на пороге бледный и перепуганный. Ленд лежал у его ног. Бросившись к Андерсону, я врезал ему левой, потому что правая у меня была ранена.

Он хотел ударить меня в пах, но попал по бедру. Я вцепился в него и ударил левой. Нос его хрустнул под моим кулаком. Вывернувшись, он бросился наутек, но я догнал его и, схватив сзади за шиворот и между ног, швырнул через перила веранды. Тяжело грохнувшись о землю, он с минуту полежал неподвижно, а затем стал подниматься.

Я подошел к нему, дождался, пока он встанет, потом ударил левой и рассек верхнюю губу. Он понял, что я хочу его прикончить, и, обхватив меня своей жирной ручищей за шею, попытался перекинуть через бедро. Собрав остатки сил, я вырвался и, вмазав ему коленкой в поясницу, сбил с ног. Он зашатался, увлекая меня за собой. Я ударил его левой. Нижняя часть его лица покраснела от крови. Я опять ударил его левой, и он, застонав, рухнул. Подняв его на ноги, я снова ударил левой. Он лягнул меня, но потерял равновесие и снова упал. Я опять помог ему встать и опять ударил. Попав кулаком ему в шею, я услышал, как хрустнула гортань. Когда он упал на этот раз, я не стал его трогать. Я был ужасно доволен.

Тогда с веранды спустился Гектор Ленд. Он шел неторопливо, кровь стекала по его лицу, с той стороны, где пуля задела висок. Он отстранил меня, чтобы пройти, и я, качнувшись, растянулся во весь рост в пыли.

Лежа, я наблюдал, как он забивает Андерсона до смерти. Голова Андерсона превратилась в кашу. Тут уж я ничего не мог поделать, да и не счел нужным. Я боялся Гектора Ленда и хотел увидеть, как подохнет Андерсон. Убедившись, что он мертв, я отполз за угол дома и сел в темноте, осторожно придерживая сломанную левую руку.

Глава 14

Я сидел долго, пока не окоченел от холодного горного воздуха, а потом осторожно выглянул из укрытия. Андерсон лежал на том же месте. О Гекторе Ленде напоминало лишь убийство, начатое мной и завершенное им.

Покинув свое убежище, я, метр за метром, полз вдоль веранды, разгребая пыль, чтобы найти оружие, которое уронил Андерсон. Даже война не убедила меня в том, что на свете нет ничего драгоценнее оружия, но сейчас я знал это наверняка. В мире насилия и террора оружие — жизненная необходимость. Нервы мои были настолько взвинчены, что я бы не удивился, если бы горы обрели дар речи и стали мне угрожать, а вооруженные люди повыпрыгивали бы прямо из земли. В поисках оружия я просеял пыль, словно старатель, добывающий золото, но ничего не нашел.

Затем случилось нечто, заставившее меня насторожиться. Издалека до меня донеслось гудение мотора, напоминавшее жужжание насекомых. Когда передние фары прорезали темноту снопами белого света, я, не дожидаясь появления машины, вернулся в свое убежище и приготовился наблюдать. Обессилевший от боли, без оружия, я почувствовал себя беспомощным и беззащитным в мире, готовом без предупреждения ополчиться против любого совершенно безобидного человека.

Машина легко, словно не впервые, одолела последний подъем. Когда она стала спускаться вниз, я увидел, что это легкий двухместный автомобиль с откидным верхом. Когда она остановилась у подножия холма, я увидел, что за рулем женщина. Когда женщина вышла из машины, я увидел, что это Мери Томпсон.

— Мери! — завопил я и бросился к ней, хотя, после того как страх отпустил, ноги отказывались меня держать.

Мери стремительной походкой приближалась ко мне. Ветер трепал ее волосы, казавшиеся пепельными под луной.

— Сэм! Что случилось? — спросила она.

Я показал на лежавшее в пыли тело.

— Кто это?

— Андерсон. Лоренц Иенсен.

Из ее приоткрывшегося рта чуть было не вырвался крик, напрягшиеся на шее жилы были похожи на пальцы из гипса. Она не промолвила ни слова.

— Не смотри, — сказал я, обнимая ее за плечи, чтобы отвести в сторону. Но когда Мери повернулась ко мне, в руке у нее блеснул маленький револьвер. Волна дурноты поднялась у меня изнутри. Это уже было слишком — я снова стоял под прицелом, и подозрения, которые я долгое время гнал от себя, вернулись.

— Как ты сюда попала? — спросил я.

Мери сунула сжимавшую револьвер руку в карман пальто.

— Приехала, чтобы найти тебя. Таксист привез мне твою записку.

— Как ты узнала, куда ехать?

— Полиция обыскала дом мисс Грин. Она рассказала, где ты.

Ее объяснение до того меня обрадовало, что я чуть не разрыдался. Пока длился краткий миг тишины и горы казались картонным макетом, а луна — серебряной монетой, прилепленной к низкому дырявому потолку, я подумал, что Мери — тоже враг. Теперь небо расправилось, снова превратившись в бесконечное ясное пространство, а горы опять обрели прочность.

Затем вся конструкция с шумом обрушилась, будто в голове у меня раскрошилась кость.

— Почему не приехала полиция? — спросил я.

Пока она думала, что ответить, я набросился на нее. Мери, отступив, достала револьвер из кармана.

— Руки вверх! Медленно иди в дом впереди меня. Где Гектор Ленд?

— Сбежал, — ответил я. — Прикончил Андерсона и сбежал.

— Ленд убил Андерсона?

— Я рассказал ему, что Андерсон убил Бесси. Но ведь это ты убила ее?

Картина, которая долго выстраивалась в моем подсознании, но не могла обрести законченный вид из-за желания верить Мери Томпсон, наконец сложилась, окрасившись в мрачные тона.

— Значит, вот почему у тебя разболелась голова и ты захотела вернуться в гостиницу! Тебе надо было подкараулить Бесси Ленд, когда та вернется домой из бара, и успокоить ее навсегда.

Лицо Мери осталось неподвижным. Ужасно, когда человеческое лицо начисто лишено выражения. Оно оставалось таким же красивым, но я впервые заметил, что оно лишено жизни, словно серебристый экранный образ, прекрасный, но мертвый, потому что так нравится зрителю.

— Повернись спиной и иди к дому, как я велела. Я хочу поговорить с тобой, Сэм.

Я думал, что хорошо знаю Мери, но сейчас мне впервые удалось прочитать ее мысли. Ей ничего не стоило спустить курок, ибо она не думала о последствиях убийства, а человеческое тело было для нее всего лишь органической материей, от которой можно избавиться за ненужностью. Она была готова предать свою страну, потому что страны для нее не существовало. Ей легко было меня убить, так как найти любовника было тоже легче легкого. Я повиновался.

Входная дверь дома открывалась прямо в гостиную, большую, с низким потолком, заставленную громоздкой темной мебелью. В одном ее конце зияло отверстие камина, напоминавшего каменную пещеру, перед камином — прямоугольный узкий обеденный стол, окруженный стульями с резными спинками. Единственная светившая здесь керосиновая лампа стояла на краю стола. Напротив камина была еще одна дверь, за которой скрывалась темнота.

— Сядь сюда, — распорядилась Мери, указав на один из стульев.

Я сел, она тоже села, лицом ко мне, спиной к нетопленному камину. Я подумал, что надо опрокинуть на нее стол.

— Руки на стол, — приказала она. — Иначе мне придется тебя застрелить.

Эта повторявшаяся угроза перестала приводить меня в трепет, но руки я на стол положил. Левая рука у меня опухла, посинела и почти утратила подвижность. На правой, поврежденной веревкой, запеклась кровь.

— Не слишком приятно провел время, Сэм? — спросила Мери.

Чувство страха меня покинуло, мне стало легко, но я начал терять интерес ко всей этой истории. Я видел все отчетливо, однако мне сделалось безразлично, как бывает, когда отчаяние, дойдя до предела, оборачивается цинизмом.

— Сейчас мне неприятнее всего, — признался я честно.

— Послушай, Сэм, я дала Сью Шолто шанс, но она им не воспользовалась. Она долго подозревала меня, поймав однажды, когда я помечала пластинки в фонотеке. Услышав в тот вечер в Гонолулу-Хаусе об утечке, она обо всем догадалась. Но я дала ей шанс. Я не хотела ее убивать. Я пошла за ней в дамскую комнату, я даже предложила ей денег, чтобы она молчала. Сью отказалась молчать. Поэтому мне пришлось убить ее. Гектор Ленд чуть не застукал меня.

— Ты, должно быть, сильная.

— Да, сильная для женщины. Но я не хочу убивать тебя, Сэм. Мне и не надо будет убивать тебя, если ты будешь молчать.

Мне неожиданно показалось, что имя Мери ей не подходит. Мери — имя женственное и невинное, имя для девственниц и матерей. Потом я вспомнил о Марии Кровавой.

— Ты когда-нибудь слышала о Марии Кровавой? — спросил я.

Глаза у Мери стали очень блеклыми, почти что белыми. Мозг мой работал на предельном напряжении, и потому на память то и дело приходили всякие сравнения. Я вспомнил, как Скотт Фицджеральд написал про женщину, что у той были «белые глаза обманщицы».

— Ты не понимаешь, Сэм, — объясняла Мери безразличным тоном, — мне придется сейчас убить тебя, если ты откажешься молчать. Это твой единственный шанс.

Я решил немного попритворяться. Я был слишком усталый, чтобы вот так, сразу, встретить смерть.

— Что ты предлагаешь?

— Жизнь. Это самое главное.

— Продолжай.

— Ты знаешь, что мы можем легко поладить. Теперь, когда Иенсен умер, мы вообще можем пожениться. — О своем неприятии двоемужества Мери упомянула без капли иронии. — Так лучше, я знаю по опыту.

— Он был твоим мужем? Тогда неудивительно, что ты попыталась украсть письмо Хэтчера.

— Он был моим мужем последние несколько лет. Это решает проблему с паспортами, да и многие другие.

— Я обозвал Иенсена мошенником, — вспомнил я, — но даже не подозревал, насколько оказался прав. Он позволил тебе переспать со мной, чтобы я не заметил, как он сойдет с поезда в Гэллопе. Верно?

— Он бы не смог мне помешать, — ответила Мери с какой-то противоестественной гордостью. — Я хотела быть с тобой, хочу быть и дальше, если ты не вынудишь меня тебя убить.

— Что мы будем делать вместе, Мери? Заниматься любовью?

— Не прикидывайся циником. Я знаю, что ты ко мне чувствуешь. Знаю, что ты и сейчас не откажешься от меня.

— Перестав исповедовать нормальные ценности, человек начинает совершать чудовищные ошибки, — сказал я, позабыв, что решил на время притвориться. — Вроде убийства. Или заблуждается, как ты сейчас.

Губы Мери приоткрылись, обнажив зубы, брови поползли вверх, но эти изменения мимики трудно было назвать улыбкой. На лице ее не отразилось ничего, кроме откровенного до наивности злодейства.

— Ну-у, может быть, не сию минуту. У тебя усталый вид.

— А какие еще у меня будут обязанности? — спросил я.

— Баронесса умерла. Она покончила самоубийством еще до прихода полиции. Иенсен на том свете. Тулуза в тюрьме, да она и не в счет. Она не в курсе дела, даже не знает, где это ранчо. Она просто женщина из парижского борделя, которой мы платили за то, что пользовались ее домом. Мы с тобой сможем заработать кучу денег, Сэм.

— Как?

— У тебя есть голова на плечах и есть связи. Ты служишь на флоте, и ты газетчик. Ты, вероятно, мог бы добиться перевода в управление по связям с общественностью. Иенсен начал работать над одним делом в Нью-Мехико. Возможно, ты слышал о Манхэттенском проекте? Нам нужен человек, который смог бы внедриться, военный, а мы до сих пор никого не нашли. Ты говорил мне, Сэм, что хотел бы заработать денег. Мы бы вдвоем заработали столько, сколько тебе и не снилось.

— А именно?

— Тысяч сто за полгода. — Глаза ее сверкнули стеклянным блеском, и я понял, что для нее самое главное. Мери любила деньги до того страстно, что и представить себе не могла, сколь равнодушным оставляют меня ее доводы. Чувства мои, постепенно оживая, переросли в отвращение к ней.

— Лучше уж я займусь бизнесом вместе с гиеной и пересплю с трупом, — внезапно выпалил я.

У Мери вытянулась физиономия, будто мое признание удивило и обидело ее.

— Ты что, не понимаешь, Сэм? Мне придется тебя убить, если ты откажешься сотрудничать. Убить прямо сейчас. А я не хочу. Как по-твоему, почему я согласилась за тобой следить? Почему не убила тебя в Детройте? Я же могла убить тебя там.

Я могла убить тебя в Гонолулу. Иенсен хотел, чтобы я убила тебя в поезде, после того как это не вышло у него. Я не захотела тебя убивать, даже когда ты стал догадываться насчет нашего кода. Мне казалось, мы сможем поладить.

Я ничего не ответил. Я наблюдал за ее лицом. Я понял, что, как все настоящие преступники, она ненормальная. Она чего-то не чувствовала и чего-то не понимала. Не ощущала себя жестокой и порочной. Эгоизм, подобно защитному экрану, отгораживал ее от остального мира.

Гнев мой утих, обратившись в какое-то болезненное омерзение, но родившийся заново страх перед оружием заставил мой мозг работать с лихорадочной быстротой. Понимая, что конец близок, я продолжал говорить. Однажды слова спасли меня. Я не был уверен, что один и тот же рецепт окажется действенным дважды, но в обмен на слова, минута за минутой, выторговывал жизнь.

— Как тебя угораздило влипнуть в подобную историю? — спросил я. В вопросе прозвучала неискренность, которую я не сумел скрыть.

— Я ненавижу жизнь, — начала Мери, а затем стала рассказывать с такой охотой, будто много лет мечтала выговориться, но не имела возможности. — Тем не менее это никогда не мешало мне получать от нее все то, что мне было нужно. Я начала воровать в магазинах с одиннадцати лет. Одна женщина притворялась моей матерью, когда мы шли делать покупки. Тогда любовницей Иенсена была она.

— Я думал, твои родители в Кливленде.

— Моя мать умерла в Кливленде, — я в ту пору была в младенческом возрасте. Отец привез меня в Чикаго семилетней и умер два года спустя. Вот тут-то мне и пришлось стать самостоятельной. Иенсен избавился от той женщины, когда мне исполнилось четырнадцать, и мы стали зарабатывать хорошие деньги. Я ловила мужчин на улицах Чикаго и приводила в нашу квартиру. Иенсен выходил и притворялся моим отцом. Я была несовершеннолетней. Они платили. Но последний оказался детективом. Иенсена засадили в тюрьму, меня отправили в исправительную школу. Выйдя, он помог мне сбежать. Но мы оказались на мели, а полиция следила за Иенсеном, потому что он был освобожден условно. Мы поехали на Запад и переправились на пароходе четвертым классом в Манилу. Оттуда добрались до Шанхая. С тех пор деньги у нас не переводились.

— Деньги для тебя важнее всего?

— Деньги для всех важнее всего, не стоит обманываться. Возможно, для меня они значат немного больше, чем для других. Два года я спала в подвале за топкой в ящике со стружкой. Я питалась отбросами, тем, что в ресторанах люди оставляли на тарелках. Теперь я ем лучшее из того, что можно купить за деньги.

— Человечина — продукт диетический, — заметил я, — но в конце концов от него начинает здорово тошнить.

Мои слова задели Мери. Лицо у нее задергалось, будто я нажал на кнопку.

— Я не хотела их убивать, — взвизгнула она тонко, переходя на крик. — Я не хотела убивать Сью Шолто! Я не хотела убивать Бесси Ленд! Но она знала о Иенсене и о «Черном Израиле» и была готова заговорить. У меня не оставалось выхода. Мне было тяжело. В ту ночь у меня была мигрень.

Выступившая у нее на нижней губе пена сползла на подбородок. Я попробовал представить себе, как целовал этот безобразный рот. Тыльной стороной левой ладони Мери вытерла подбородок. В правой руке она сжимала револьвер, нацеленный мне в сердце.

Я понимал, что она готова меня убить и что надо действовать. Я напряг мускулы, чтобы перевернуть стол. Прежде чем я успел двинуться, за моей спиной, в другом конце комнаты, низкий голос Гектора Ленда спросил:

— Значит, это вы убили Бесси?

Мери отвела от меня взгляд. Я услышал, как пол трижды скрипнул под тяжелыми шагами. Я не сводил глаз с револьвера. Мышцы на ее тонком запястье дернулись, и ствол немного отклонился от моего сердца.

Позади меня раздался хлопок, и Мери выронила револьвер. Схватившись за край стола одной рукой, она выпрямилась и приложила вторую к груди. Кровь, струившаяся по ее пальцам, рубиново поблескивала.

— Моя грудь превратилась в бесформенное месиво, — с усилием проговорила она. — Тебе ведь она совсем недавно нравилась, правда, Сэм? Ты думал, у меня красивая грудь.

Мери хотела сказать что-то еще, но кашель помешал ей, и слова заклокотали в горле. Яркие ручейки вытекли из уголков рта, и на мгновение мне показалось, что ее лицо засияло кроваво-красной улыбкой.

— Ну вот и хорошо, — прошептала она, — мне не хотелось тебя убивать.

Почерневшие от боли глаза внимательно смотрели на меня, и я понял, что Мери мертва, лишь когда тело ее обмякло. Светлые волосы, губы и грудь, изящные округлые бедра, извращенные мысли, примостившиеся на краю безумного сознания, будто больные птицы на жердочке, — все мешком повалилось на пол. Мешком с пищей для червей.

Схватив револьвер, я повернулся лицом к Гектору Ленду. Ленд трижды быстро нажал на курок пистолета, который держал в руке, нажал с такой силой, что жилы черными змеями поползли по его предплечьям. Выстрела не последовало.

— Обойма пистолета сорок пятого калибра вмещает семь патронов, Гектор. Ты уже использовал седьмой.

Ленд с недоумением смотрел на оружие у себя в руке, словно не понимал, почему оно вдруг отказывается убивать.

— Ты должен радоваться, что не прикончил меня, — продолжал я. — Будет лучше, если ты вернешься со мной в Сан-Диего. Ты уничтожил двух врагов родины, ты боролся с ними по собственной воле, и это может тебе помочь. Если же тебя поставят напротив стрелкового взвода, ты умрешь достойной смертью, более достойной, чем та жизнь, что ты вел. Достойно умереть лучше, чем жить, когда тебя травят, как крысу.

— Отдайте мне револьвер, — сказал Гектор. Он стоял сейчас в пятне света от керосиновой лампы, и на его лице я разглядел смерть. Оно стало синеватым и прозрачным, как будто из него вытекла вся кровь. По его глазам тоже было заметно, что он готов умереть: они были печальны и полны стыда за прожитую жизнь.

— Шевельнешься — и я всажу тебе пулю в грудь.

— Оружием меня не испугаешь.

Вмиг преодолев разделявшее нас пространство, он обрушился на меня черным ураганом, стремительным и могучим. Нажав на курок, я увидел, как по его плечу, тому, куда ударила пуля, расползается круглое пятно.

Ленд помедлил, но затем подошел ближе: до того громадный, что мне показалось, он заслонил собой стены и потолок.

Я опять выстрелил, но он выбил у меня револьвер, и пуля, просвистев между нами, ушла в потолок. Ленд растерянно заморгал, словно глаза ему обожгло вспышкой, однако руки его дотянулись до моей шеи и сомкнулись вокруг нее. Я ударил его левой, и боль пронзила ее до самого локтя. Я бил его снова и снова, голова его моталась под ударами, но он только крепче стискивал пальцы, не позволяя мне дышать. Я ударил его коленом в пах. Он застонал, но не выпустил меня.

Кровь стучала у меня в висках, легким не хватало воздуха, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Где-то рядом, затопив равнины моего сознания, зашумел черный водопад и, погрузив мои кости во тьму, унес к останкам всех мертвецов. Язык мой заставил сжатые зубы приоткрыться, колени, задрожав, сделались чужими, как бедствие в далекой стране. Я полетел в водопад.

Но железный воротник ослабел у меня на шее, и я всего-навсего свалился на пол. Со свистом набрав воздуха, я задышал чаще. Водопад ушел в подземный канал, и эхо его смолкло. Когда я сел, Гектор Ленд уже подобрал револьвер и выпрямился, держа его в руке. Он сказал:

— Зря вы со мной боролись. Я выступал на ринге.

Приоткрыв рот, он просунул ствол между блестящими зубами и выстрелил. Мозги обрызгали стену у него за спиной. Оказалось, они не темней, чем у белого человека. Тело Гектора Ленда обрушилось, подобно черной башне. Распад завершился. Круг замкнулся.

Когда смолк последний выстрел, в низкой комнате стало совсем тихо. У меня появилось ощущение, что я сижу в погребе, который уходит на сотню футов под землю и придавлен сверху горами. Чувство, близкое к панике, охватило меня, я встал и пошел к двери.

Утреннее небо неприветливо серело. Белесый туман навис над пустынными холмами. Земля показалась мне уставшей и уродливой, истерзанной грубыми страстями. Я понимал, что теперь, где бы я ни находился, она еще долго будет казаться мне именно такой. Меня опять потянуло в море.