Бедный Павел. Часть первая

Глава 4.

Емельян Карпов был доволен своей судьбой. Ну, сейчас уже был доволен. А вот раньше… Когда год назад на его брата Михея выпал жребий в рекрутчину43, отец их Кузьма – сельский кузнец, человек богатырских статей – почти сажень ростом, но тихого нрава. Так вот, отец твёрдо определил, что Михею служить никак не возможно – только женился, а жёнка его уже на сносях ходит. Денег на наём замены у них не было – откуда такие деньжищи, крестьяне же. Так что идти в рекрутчину выходило Емельке.

А что, тот к кузнечному делу, в отличие от старшего брата, тяги не испытывал, крестьянствовать тоже не стремился, даже невесты у него не было… Ходил Емеля то молотобойцем у отца и брата, то в деревенских пастушках. Не то чтобы дурачок, но какой-то неспособный к нормальной крестьянской жизни. За что не возьмётся, ничего не выходит. Только молотом лупить со всей силы и мог, а это в деревне нечасто и требуется.

Так что в рекруты ему судьба была пойти. Он и пошёл. Обнял на дорогу родителей, помахал кулаком пред носом брата: как же, коли вместо тебя иду, так должен ты так век свой прожить, чтоб все обзавидовались! И оставил своё сельцо Колядино навсегда.

Вот здесь и понял он, что жизнь его до этой поры сказкой была. Ростом в целых два аршина 44и десять вершков45, был он истинным великаном. Но характер у Емельки был в отца – тихий и робкий, поэтому в начале службы поручик на рекрутской станции попытался продать его обманом на демидовские заводы. Помешало тому только то, что на слух о медведе, забритому в рекруты, прискакал капитан Копорского полка, возжелавший заполучить его в создаваемую гренадерскую 46роту. И приехал он очень вовремя, когда на дежурстве был другой офицер, не состоявший в доле с жуликоватым поручиком – всё вскрылось. Емелька отправился в Санкт-Петербург – в полк, а поручик – на суд губернатора.

В полку он сразу был определён в гренадерскую роту – с таким ростом без вариантов. Больше всего его командиры боялись, что его заберут в гвардию без какой-либо оплаты им. Поэтому припрятали его в полковой слободе и не выпускали в город. Там же оказался и его землячок. Ну как земляк, просто оба – тверские, но всё-таки.

Захар Пономарёв был отправлен в рекруты как вор. Поймали его на краже у соседей и не в первый раз, вот мир его и отдал47. Хотел бежать по дороге, но старший попался внимательный, лоб ему забрили сразу и ловили два раза, пороли потом так, что несколько дней в побег пойти не было сил. Когда попал в полк, там уже знали его репутацию и тоже заперли в слободе, где их учили солдатской жизни. Там они и познакомились и даже подружились.

Прошёл год и Емельян оказался хорошим гренадером, а Захар мушкетёром, и вот собрались отправить их уже в постоянные роты. А перед этим, наконец, разрешили выйти из казарм в город. Вот здесь и решили дружки гульнуть напоследок. Зашли в кабак, выпили-закусили, пошли дальше гулять по городу, смотреть на людей, на дома, каких раньше не видели. Может и ещё где выпить.

Оба были слегка пьяны от употреблённого в кабаке и от ощущения свободы. Они брели по улице, не разбирая дороги, весело переговаривались и не обращали внимания на окружающих, но шум, раздававшийся за углом, был слишком громок и вынудил их остановиться и замолкнуть.

– Что это, Захарушка? – непонимающе произнёс Карпов.

– Дык, похоже, убивают кого-то, Емель! – удивлённо произнёс приятель.

– Эвона! – задумчиво протянул гренадер и тихонечко выглянул из-за угла. Увиденное вынудило его отшатнуться и непонимающе уставиться на друга.

– Что там?

– Там, это, какого-то мальчонку с гайдуками убивают. Непорядок, брат, ребёнок же! – Карпов глянул на приятеля, и, поймав ответный задорный взгляд Захара, – Где наша не пропадала! – рывком кинулся к месту схватки…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Ехать было далеко, и мы скакали всю короткую летнюю ночь, однако к утру уже на окраине города наш конвой странным делом пропал. Гайдуки заволновались. Старший из них – Григорий – нервно сказал:

– Знаешь, Ваше Императорское Высочество, странно это. Конвой просто так не пропадёт, если на них напал кто, мы бы увидели, а так оторвались от нас и понимай, как звали. Что-то не так. Ловушка, похоже…

– А что же они нас сами не порешили? – спорил с ним второй гайдук, Степан.

– Если бы они нас сами убили, глядишь и признался кто из преображенцев, или заметил кто, что это именно они так нас… – вмешался уже я.

Мы начали нервно оглядываться. Потеряли-то мы свой конвой в мелких улочках. Завёл нас наш конвой туда, а мы уже устали и не поняли, что нас заводят в засаду.

Всё верно, из-за угла вывернула группа оборванцев. Они и были той засадой, которую мы ждали. Босяки оказались хорошо вооружены и открыли огонь из пистолетов. Гайдуки были ребятами очень опытными, Алексей Григорьевич дал мне в охрану лучших из лучших, видно, чувствовал что-то. Григорий и Степан подняли своих лошадей на дыбы, прикрывая меня от огня нападавших.

Кони получили сразу по несколько пуль и с жутким плачущим ржанием завалились на землю, а ребята успели соскочить, да ещё и пистолеты из седельных кобур с собой прихватили. Я воспользовался предоставленной мне паузой и соскочил со своего мерина, также вытащив пистолеты.

Гайдуки открыли ответный огонь и не промахнулись в отличие от нападавших, трое рухнули, один из них оказался ранен в живот и огласил округу своим криком. Ребята ударили в сабли, против каждого было по несколько врагов, и, скорее всего, они бы не смогли сдержать нападавших. Григорий кричал мне, чтобы я бежал, называя меня Игнатием, надеясь хоть как-то отвлечь от меня внимание.

Я же словно заледенел. Нет, не впал в ступор, просто мысль бежать за всю схватку у меня в голове даже не промелькнула. Я бросил один пистолет под ноги, поднял другой двумя руками и выстрелил, как учили. Попал. Поднял второй, опять прицелился. За это время Степан получил удар палашом в плечо. Я выстрелил – не попал, Степану разрубили голову. Григорий остался один. Всё должно́ было закончиться за считаные секунды. Я вытащил шпагу, но чтобы я сделал один против шестерых?

Но всё резко изменилось, из-за угла с диким рёвом вырвались две фигуры в солдатских мундирах – один как медведь, второй как росомаха. Они были вооружены только тесаками, но большой просто, как спичку, сломал ближайшего к нему убийцу, схватил его палаш и тут же разрубил пополам следующего. В это время тот, что поменьше своим ножом почти одним движением зарезал ещё двоих.

Григорий почувствовал изменение обстановки и так ловко закрутил саблей, что его противники невольно отступили. Я, просто, молча, подошёл к нему и ткнул остриём шпаги в бок одному из его противников. Тот схватился за рану, и тут же Григорий срубил ему голову. Всё произошло буквально за мгновения. Вся схватка перевернулась, последний нападавший это почувствовал и побежал.

Но недалеко. Тот, что поменьше, метнул свой тесак и попал ему точно под левую лопатку.

Картина поля боя была кошмарной. Площадка была залита кровью, человеческой и лошадиной и усыпана мертвецами и частями тел. Одна лошадь ещё была жива, билась в муках и жалобно ржала.

Горячка схлынула, я почувствовал дурноту, но пытался сдерживаться, сохраняя лицо. Всё испортил медведеподобный солдат – его начало рвать с такой силой и звуковыми эффектами, что сдерживаться дальше было невозможно – меня стошнило прямо в кровавые лужи под ногами. К нам присоединился и второй нежданный помощник, и только Григорий сдержался.

Он, сначала, пошатываясь, обошёл всех упавших, тихо сообщил, что живых нет. Подошёл к умирающей лошади и спокойно перерезал ей горло. Потом присел на туловище другой уже мёртвой нашей лошадки и, опустив голову, ждал, когда нам полегчает.

К собственной гордости я был первым, пришедшим в себя. Утерев рот, я подошёл к своему телохранителю и, наконец, увидел то, что не замечал раньше: он был ранен и балансировал на грани потери сознания. Видимо, первый залп банды не прошёл совсем даром – на боку его обильно выступала кровь. Я начал говорить с ним, подбадривая его, а сам рылся в вещах убитых.

Разодрал какую-то более или менее чистую рубаху, смочил импровизированный бинт тут же найденной водкой из фляги и подступил к Григорию.

Здесь мне на помощь пришли и солдаты. Большой отодвинул меня, разорвал мундир гайдука, будто тот был из бумаги, открыв разодранный, обильно кровоточащий бок – пуля прошла по касательной, повредив кожу и мышцы. Григорий потерял порядочно крови.

Солдат, сосредоточившись на процессе, сквозь зубы прошипел:

– Захарка, а что это тебя стошнило-то? Ты ж рассказывал, что народу перерезал, что комаров прибил?

– Дык, брат Емеля, ловко соврать – половину невзгод от себя отвести! Коли бы не врал так красиво, били бы раза в три чаще! – тот смущённо улыбнулся.

– Ничё! – прошипел из последних сил Гришка. – Зато как хорошо он ножиком махал!

Емельян ловко прижал тряпку к боку гайдука и обмотал его вокруг туловища лентами, на который распустил свой камзол. Захар поймал моего коня, который убежал недалеко и подвёл к нам.

– Сам-то не дойдёт, поди! – проговорил солдат, помогая Грише сесть в седло. Гайдук прохрипел:

– Кто такие будете?

– Гренадер Копорского полка Емельян Карпов! – пробасил крупный.

– Мушкетёр Захар Пономарёв! – представился второй.

– Где летний дворец знаете? – здесь уже вмешался я, не желая раскрывать даже им своего имени до поры.

– Знаем, барчук! – Пономарёв уже хитро косился на меня.

– Проводите нас – озолочу!

– Стойте! – остановил нас Григорий – Тебе, гренадер, надо одеть что, страшно выглядишь. – Тот с удивлением осмотрел себя. Картина действительно была пугающая: под ночным небом стоял огромный окровавленный мужик в порванной рубахе.

– А нам с мальчонкой надо как-то одёжку поменять – на нас засада была, хотелось бы нам по-другому выглядеть. – Григорий понял мою идею и сохранял наше инкогнито.

Пришлось нам обыскать трупы, забрать драный плащ, в который кое-как завернулся Емельян. Я облачился в засаленную епанчу48, а моего охранника обмотали обносками, и оттого он стал похож на мумию.

Как выяснилось, ловкач брал на себя слишком большую ответственность – как попасть к дворцу они не знали. Пришлось гренадеру вынести дверь в один дом, в котором после нашего побоища открывать на стук нам не спешили, и получить эту информацию от перепуганных хозяев.

Через час мы окровавленные и грязные прибыли к воротам Летнего дворца. На часах стояли двое семёновцев. Наша кавалькада сильно их напрягла: какие-то оборванцы, причём первым идёт человек огромного роста, а на коне замотанная в тряпки фигура.

– Кто такие, что надо? – из караулки сразу вышли ещё двое солдат. Григорий с коня злобно каркнул:

– Кто-кто! Разумовский во дворце?

Один из подошедших солдат, видимо, старший, поинтересовался с некоторой издёвкой:

– А какой тебе Разумовский нужен?

– Любой! Хоть Кирилл Григорьевич, хоть Алексей Григорьевич.

– Хм, а что хотел от них?– уже более заинтересовано.

– Передай, что Гришка Белошапко тут.

Вот теперь они зашевелились, видимо, указания какие-то были даны. Старший жестом отправил одного из солдат к дворцу, тот рванул резво, как лошадь-четырёхлетка. Буквально через десяток секунд с момента, как он скрылся за дверями дворца, те снова распахнулись, и на крыльцо выскочила мама. За ней тут же выбежал Кирилл Григорьевич, потом Панин, затем Разумовский-старший, Орловы, ещё какие-то гвардейские офицеры, солдаты, и все посы́пали к нам.

Уже по дороге Орловы пытались прорваться в передовые ряды, но Кирилл Разумовский и Панин своё первенство не отдали, а маму подхватил под руку Алексей Григорьевич, который забыл о своей степенности.

Кирилл подбежал к воротам первым, с ходу нервно крикнул:

– Гришка, ты?

– Я, Кирилл Алексич, я! – устало ответил мой гайдук.

– Где царевич?

Екатерина и остальные уже были рядом, я вышел из-за спин своих защитников и громко крикнул:

– Мамочка, я здесь!

Она оттолкнула всех, бросилась ко мне, обняла меня, я почувствовал мамино тепло. Судя по всему, до этого я был в диком напряжении, а сейчас оно меня отпустило, и я повис на её руках, шепча: «Мамочка-мамочка!» Все заскакали вокруг, изображая кур-наседок, громко кудахча и чуть ли не подпрыгивая, – так я всё это воспринимал.

По пути до дверей дворца я успел поймать взгляд Разумовского-старшего и благодарно ему улыбнуться. А потом я категорически отказался следовать в покои матери до тех пор, пока Гришке не окажут медицинскую помощь, а двух моих спасителей не опросят и не переоденут.

Гришку посадили на стул в кордегардии, и к нему прибежал один и лейб-медиков. С раненого срезали лохмотья, которыми мы его обмотали. Бок выглядел страшно, но кровотечение было уже небольшим. Врач вытащил из сундучка нить и собрался шить.

Меня что-то беспокоило, я поднял руку, привлекая к себе внимание, и задумался. Вот оно!

– А почему Вы не держите нить в алкоголе? – просил я у врача. В больницах в прошлой жизни я бывал не раз, в травмпунктах тоже – по разным причинам, но помнил, что нитки врачи всегда вытаскивали из баночки с антисептиком.

– А зачем, Ваше Императорское Высочество? – вот озадачил, так озадачил. Я раньше не обращал внимания на врачей, после оспы я и не болел толком, а вот теперь обратил и был искренне удивлён. Так, о микробах здесь что-то знают – Ломоносов мне рассказывал.

– Так. Известно ли Вам, милостивый государь, о маленьких зверьках, открытых голландцем Антонием Левенгуком49?

– Ваше Высочество! Я не понимаю, какое отношение этот дурацкий факт имеет к медицине? – слова медика прозвучала столь напыщенно, его тон был до такой степени возмущённым, что мне стало очевидна невозможность ему что-то доказать прямо сейчас. Поэтому я просто приказал:

– Принесите Spiritus vin50! – доктору велел обмыть им руки, вымочить в нём иглы и нить, а бинты прокипятить, пока идёт операция.

Да, я заработал репутацию глупого малолетнего самодура, мешающего и вредящего профессионалам, но вот только тот, кто спас меня, не пострадает от этого коновала. А вот медициной сто́ит заняться – пусть в ней ничего толком не понимаю, но уж в гигиене-то разбираюсь…

Я настоял, чтобы Григория разместили во дворце. Емельяна с Захаром я попросил сделать моими охранниками. Захара сразу отправили с десятком измайловцев на место схватки, но там было уже всё вычищено – следов не нашли. Чертков и его люди тоже будто канули в Лету. Концы в воду, за заговором стоял кто-то могущественный…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Поспать ночью больше не удалось, буквально перед рассветом к нам нагрянули новые гости – Воронцовы. Тётя Анна вошла впереди каравана родственников. Мы с мамой встретили их вместе.

– Анна Карловна! Какой неожиданный визит! – Екатерина взяла инициативу в свои руки.

– Ваше Императорское Величество, мы прибыли выразить Вам нашу преданность! – Воронцова взяла с места в карьер, явно отрезая себе и свои родственникам пути отступления.

– Что и Елизавета Романовна с вами? – Екатерина настоящая женщина, которая не пропустит момент пнуть соперницу.

– Да, Ваше Величество, я припадаю к Вашим стопам с просьбой о милости Вашей! – выступила из толпы заплаканная Елизавета.

– Екатерина Романовна! Вам вверяю заботу о сестре Вашей! – это уже мама сказала Дашковой51