Бег крысы через лабиринт

6

Над садом во внутреннем дворике туман лежал пластами: первый слой белесоватой дымки висел у самой земли, клубясь над матово-черной поверхностью пруда и окутывая обросшие зеленоватым мхом валуны; чуть выше, на уровне человеческого роста курилась вторая прослойка влажной мги, оседая мелкими капельками на резных перилах мостика, перекинутого через пруд и окружая тусклым гало пляшущий в каменном фонаре язычок пламени; и, наконец, высоко-высоко над черепичной крышей с загнутыми углами, запутавшись в кроне огромной криптомерии и в ржавых зазубренных кольях на вершине забора, трепетали под порывами ветра бесформенные клочья студеного, по-зимнему колючего тумана, состоящего уже не из капелек, а из тысяч мельчайших льдинок…

Ветер гудел в небе, как тяжелый бомбардировщик Халифата из тех, что во времена Реконкисты выжигали окрестности кассетными бомбами; но здесь, на дне двора-колодца, в традиционном японском садике, царила какая-то особенная, устоявшаяся за долгие годы и потому очень умиротворяющая тишина. Здесь вообще был иной мир: даже присутствие зимы здесь замечалось лишь в инкрустированной инеем коре криптомерии и пушистых белых гребешках на перилах мостика. Редкие снежинки, занесенные ветром в сад, бесшумно падали в черную воду пруда или таяли на полированном настиле веранды. От талой воды веранда блестела и в лунном свете казалась покрытой стеклом.

И это притом, что за массивными гидравлическими воротами аллода бушевала настоящая вьюга, и вынесенная за ворота кордегардия была уже почти полностью погребена под сугробами: только торчали из амбразуры стволы спаренного авиационного пулемета, да был расчищен от снега пятачок перед воротами, освещенный прожекторами, просматриваемый телекамерами и простреливаемый вышеупомянутым пулеметом.

Снаружи аллод Кисаки, пожалованный даймё Мицубиси своему верному хатамото Масамори-но-Нито, выглядел точь-в-точь как любой из соседних особняков, построенных местными купцами сразу после Реконкисты и выдержанных в стиле бункеров эпохи расцвета Империи; и только попадая внутрь, гость аллода мог оценить степень консерватизма японцев, возведших в сердце Европы точную копию японского дома эпохи сёгуната Токугавы…

Раздвижная дверь, ведущая на веранду, тихонько зашуршала за спиной Касиана.

— Касиан-сама, — прожурчал нежный голосок. — Холодает, Касиан-сама.

Касиан обернулся. Похожая на куколку японка в розовом кимоно с желтыми цветами жутковато улыбнулась зачерненными зубами. Бледное наштукатуренное личико оставалось неподвижным, как маска смерти.

— Холодает, Касиан-сама, — повторила японка, складываясь в поклоне. — Хозяин просит вас вернуться в дом.

У самого капонира Тави споткнулась обо что-то, и Нито ловко подхватил ее под локоть.

— Осторожно, Тави-тян, — сказал он. — Здесь скользко.

Асфальт был весь покрыт разводами инея и пятнами чего-то темного и густого, как машинное масло.

— Нет, — сказала Тави. — Я не поскользнулась. Я споткнулась. Там что-то лежало… — Нито практически тащил Тави за собой, но она все же вывернулась и посмотрела назад.

Поперек дороги лежал вахмистр, изогнувшись с грацией человека, чей позвоночник был сломан как минимум в трех местах.

Тави вскрикнула.

— Тихо! — зашипел Касиан. Он шел вдоль обочины и видел уже шестерых пациентов Нито, похожих на сломанные куклы: именно поэтому Касиан старательно обходил лужи «машинного масла»…

— Не волнуйтесь, Касиан-сан, — сказал Нито. — Ее уже никто не услышит.

Касиан недоверчиво обернулся. Озаренная пламенем полыхающего лазарета имперская военная база лежала позади безмолвно и неподвижно. Касиан передернул плечами и решил больше не оборачиваться.

— Осторожно, шлагбаум, — предупредил Нито.

Они поднырнули под полосатое бревно и, миновав будку КПП, из которой торчали чьи-то ноги, оказались снаружи, на пустынной улице, возле припорошенного снегом «Хаммера». При виде шестиколесного броневика с разбитой левой фарой, вмятиной на бампере и паутиной трещин на лобовом стекле Касиан нервно рассмеялся.

— А это откуда? — спросил он, указывая на черные подпалины на капоте.

— Термит, — коротко пояснил Нито. — Надеюсь, вы здесь больше ничего не забыли?

— Нет, — мотнул головой Касиан.

— Тогда можно ехать, — сказал Нито. — Мне бы очень не хотелось, чтобы вы что-нибудь потеряли по моей вине…

— Я полагаю, — сказал Нито, — что это принадлежит вам.

На его протянутой ладони поблескивал скальпель. Нито держал его церемонно, как самурайский меч. Тави вдруг дернулась и прижала кулачки к груди.

— Можно… можно я его возьму? — робко спросила она.

Нито улыбнулся ровно настолько, насколько это ему позволяли омертвелые нервные окончания в лицевых мускулах, и вопросительно посмотрел на Касиана. Тот кивнул и украдкой перенес вес на другую ягодицу, морщась от острой боли в отсиженных щиколотках. Тави судорожно поклонилась, стиснула скальпель в ладошке и зачарованно уставилась на скрюченное деревце-бонсай в стенной нише.

Они сидели втроем около низенького столика в центре просторной комнаты. За спиной Касиана была небольшая жаровня, а перед ним — пиала с горячим чаем. Касиан пригубил чай и поерзал, стараясь придвинуться ближе к источнику тепла. Отбитые вахмистром почки все еще покалывало.

— Я очень признателен вам, Касиан-сан, — сказал Нито и согнулся в глубоком поклоне, почти касаясь лбом столика. Он замер в таком положении на несколько секунд, демонстрируя выбритый лоб и узел волос на затылке, а потом невозмутимо выпрямился и расправил плечи.

Касиан поперхнулся чаем.

— Вы предоставили мне неоценимую возможность восстановить справедливость, — сказал Нито и как бы невзначай разгладил складку на плече своего темно-синего халата китайского шелка — как раз там был вышит золотом герб Мицубиси.

Касиан заглянул в пустые глаза Нито Кисаки-но-ками-но-Масамори и вздрогнул, а потом резко потупился и стал изучать циновки на полу. Нито сделал вид, что ничего не заметил.

— Признаться честно, я был обеспокоен, когда вы обратились ко мне со столь… экстравагантной просьбой две недели тому назад. И, получив призыв о помощи, совсем не удивился и даже немного обрадовался. Я привык отдавать свои долги, Касиан-сан, — пояснил Нито. — Но вышло так, что я оказался в еще большем долгу перед вами…

В свои пятьдесят четыре года Масамори-но-Нито, самурай корпорации Мицубиси, ухитрился принять участие и выйти живым из практически всех вооруженных конфликтов, захлестнувших Юго-Восточную Азию вскоре после падения Империи. Сингапурский инцидент и вызванная им Война Малых Драконов, Пятая Корейская кампания и Битва за Тайвань, Тихая Война и подавление Цзюлунского Мятежа, двенадцать рейдов в Золотой Треугольник — все эти эпизоды послужного списка Нито принесли ему десятки ранений и боевых имплантов, а также головокружительную карьеру от простого пехотинца-асигару до приближенного к сёгуну хатамото. Нито прочили на роль самого сёгуна, но с наступлением временной стабилизации в регионе военное правительство «бакуфу» упразднили, власть над корпорацией Мицубиси перешла в руки даймё, а опальному самураю-хатамото пожаловали аллод в самом сердце сонной старушки Европы и мизерную пенсию, которой не хватало даже на ежегодный профилактический медосмотр у цеховых хирургов.

Но так как боевые импланты имеют свойство со временем приходить в негодность, разрушая мышечные и нервные ткани носителя, Нито был просто вынужден искать помощи у хирурга подешевле. Медосмотр (который Инга, ассистировавшая Касиану, называла не иначе как техосмотр) и удаление тех биоэлектронных органов, которые перестали нормально функционировать, спасли Нито жизнь и позволили частной клинике Касиана встать на ноги и обзавестись кое-какой клиентурой. Касиан считал это адекватной оплатой своего труда, тем более что восстановить лицевые нервы Нито ему так и не удалось; но Нито Кисаки-но-ками-но-Масамори считал иначе.

Именно он вывел Касиана на синоби две недели назад; он же вытащил его и Тави из варварского лагеря; и теперь он заявлял, что находится еще в большем долгу перед Касианом… Об этом следовало подумать и это следовало использовать; но в данный момент Касиан был неспособен ни на то, ни на другое — у него слипались глаза, и монотонное побрякивание сямисэна, звучавшее в комнате, действовало на него гипнотически…

— Вы избрали тяжелый путь, Касиан-сан — путь ронина, путь самурая без господина, — сказал Нито. — Вы думали, что этот путь приведет вас к свободе. Но в нашем мире свободен лишь тот, у кого есть могущественный покровитель. Поэтому путь ронина — это путь к гибели.

Касиан тупо кивнул.

— Но вы, должно быть, устали, Касиан-сан, — сказал Нито. — Для вас приготовлена ванна и постель. Морико-кун вас проводит…

Пробормотав слова благодарности, Касиан с трудом встал, распрямив затекшую спину, неуклюже поклонился и поковылял следом за шуршащим кимоно чернозубой куколки.

От усталости его слегка мутило, и он бы наверняка заплутал в лабиринте полуосвещенных коридоров и раздвижных экранов, если бы не служанка. Маленькая японка уверенно шуршала впереди, прокладывая дорогу, и Касиану оставалось только не упускать из виду покачивающиеся никелированные спицы в ее прическе.

После очередного поворота японка дважды хлопнула в ладоши, и комната озарилась мертвенно-бледным неоновым светом. Комната была большая, разделенная на две половины потолочной аркой: слева стояла скамейка, и в стену были врезаны шкафчики для одежды, а пол был устлан кедровыми плашками; а справа, за аркой, были душевые кабинки и облицованные небесно-голубым кафелем стены. В глубине комнаты был дверной проем, и оттуда, словно из преисподней, тянуло теплом и паром.

Морико замерла возле шкафчиков, всем видом выражая готовность помочь Касиану раздеться. Касиан покачал головой и жестом отослал служанку. Когда она выскользнула за дверь, Касиан, скривившись от боли в спине, стащил пиджак и дохромал до шкафчика. Он повесил пиджак на крючок, и из внутреннего кармана выпал мобильник.

Касиан поднял его и задумчиво покачал на ладони. Потом оглянулся на дверь, присел на скамейку и набрал номер.

— Господин Моро? — спросил он. — Это Касиан. Я бы хотел обсудить условия…

— Условия принимаются, — басисто сказал инженер Моро. — Любые. Оставайтесь там, где вы есть. Йенсен подберет вас через… ммм… полтора часа. И не вздумайте дурить, Касиан. У Йенсена на этот счет будут очень четкие инструкции. Если Тави там не будет, вы об этом пожалеете.

— Хорошо, — сказал Касиан. — Спасибо, господин Моро.

Он сложил телефон и поднял взгляд. В дверном проеме, ведущем к ваннам, стояла Тави. Мокрые волосы падают на лицо, руки нервно мнут и комкают махровое полотенце, искалеченное тельце выглядит еще более беззащитным и некрасивым в своей наготе. Касиан сглотнул.

— Какой же ты урод, — сказала Тави.

Она уронила полотенце, развернулась и растворилась в клубах пара. Касиан тупо посмотрел ей вслед, встал и пошел к выходу.

Матрас был на удивление жестким, а обтянутый войлоком чурбачок на роль подушки подходил чисто символически. Но Касиан и не собирался спать: сунув руки под голову, он уставился потолок и стал ждать, пока пройдет час. Но в доме было темно и тихо, и сон, крадучись, проскользнул под отяжелевшие веки, сделал секунды тягучими и длинными, а темноту густой и плотной. Часы под ухом тикали размеренно и ровно, как метроном.

Касиан почти уснул, когда за стеной ахнуло глухо, и донесся короткий женский взвизг. Сорвавшись с матраса, Касиан вскочил и тут же рухнул на пол, свернувшись клубочком и накрыв голову руками: в коридоре что-то тихо застрекотало, и в перегородке из рисовой бумаги появился ряд маленьких аккуратных дырочек.

Потом раздался нарастающий вой, похожий на звук падающей авиабомбы, и сразу со всех сторон громыхнуло страшно, и затрещали рейки, проломленные силой одного только грохота. На мгновение вспыхнул ослепительно яркий белый свет, и снова раздался тихий стрекот, а сразу же — совсем рядом — взорвалась граната, и языки пламени ворвались в комнату сквозь прорехи в бумажной стене. Тлеющие обрывки бумаги кружились в воздухе, как светлячки, падая на циновки и умирая…

Касиана перевернули ногой и ткнули еще горячим глушителем в лицо, разводя скрещенные руки.

— Он? — спросил кто-то.

— Он.

Ответивший присел, снял каску и стащил респиратор. На его бронежилете была эмблема: пацифик в обрамлении дубовых листьев.

— Где она? — спросил цензус.

— В ванной, — сказал Касиан.

Его подняли с пола и повели вперед. Рослый квартальер придерживал его за шиворот, не давая упасть, а цензус говорил своим мягким спокойным голосом.

— Мы же предупреждали, что будем следить за вашим прогрессом. Но вы, похоже, решили нарушить условия нашего договора. Неужели вы хотите, чтобы все ваши усилия канули втуне? Патер Сальватор был бы очень недоволен… Здесь куда?

— Направо, — сказал Касиан.

Они прошли через раздевалку и спустились в ванную комнату. Тави сидела в глубокой деревянной бадье, запрокинув голову и свесив одну руку наружу. Давно остывшая вода в бадье была розового цвета. В пальцах Тави, сведенных судорогой, каким-то чудом держался скальпель.

— Пакуйте ее, — распорядился цензус.

Когда квартальеры уехали, забрав с собой тело Тави в прорезиненном мешке на «молнии», Касиан еще какое-то время просидел в ванной, на мокром и скользком полу, в луже светло-розового оттенка, машинально вертя в пальцах скальпель.

Потом он встал и пошел в сад. Лабиринта коридоров больше не существовало: Касиан шел напрямик, и под ногами у него хрустели сломанные рейки, битое стекло и бумажные цветы. В гостиной, где их принимал Нито, жаровня была опрокинута, и от рассыпавшихся углей занялась раздвижная дверь, ведущая на веранду. Отсыревшая бумага горела плохо, и в комнате было полно дыма. Касиан попытался открыть дверь, но она перекосилась в пазу, и тогда Касиан просто выбил ее ногой и вышел наружу.

Здесь было очень холодно, и веранда была покрыта тонким ледком. Перильца у мостика были сломаны, и в каменном фонаре погас огонек. Касиан спустился по скользким ступенькам и ступил на присыпанную снежком гравиевую дорожку. Гравий колол ноги через мокрые носки. Касиан поднялся на мостик и опустил взгляд.

В черной воде пруда плавал труп Нито Кисаки-но-ками-но-Масамори, сжимая одной рукой меч, а другой — ряд маленьких дырочек в груди, над которыми клубились столбики крови. Лицо у Нито было до крайности удивленное.

Касиан запрокинул голову и посмотрел в небо. Из пепельных облаков все еще сеяло мелкими колючими снежинками, но ветер стих и больше не гудел страшно и зло. Вьюга улеглась. Касиан закрыл глаза и подставил лицо под холодные поцелуи снежинок.

Сперва раздался тихий рокот, а потом сквозь закрытые веки полоснуло резким светом, и Касиан с сожалением открыл глаза. Черный силуэт вертолета, хищный и узкий, завис над садом, шаря по земле лучом прожектора. Касиан поднял руку, заслоняясь от режущего света, и вертолет пошел на снижение, взбивая лопастями стылый утренний воздух и воскрешая в саду ночную вьюгу — такую же холодную и злую. На кокпите вертолета виднелась гончая в прыжке…

Касиан поежился, сунул руки в карманы и стал ждать, когда вертолет приземлится.

Web: http://antonfarb.com

E-mail: afarb@ukr.net

Телефон: +38-050-463-10-81

Skype: anton.farb