Беги, Люба, беги!

– Никогда не слышала ни о чем подобном! Ну и ну! Прямо какая-то медицинская секта! Тебя там кровь новорожденных младенцев пить не заставляли?

Но когда я рассказала, как прошло совещание, Лидка немного успокоилась.

– Я всегда утверждала, что ты прекрасный специалист! Только цену себе не знаешь!

Тут она села на любимого конька, рассуждая о моих достоинствах и недостатках некоторых других членов общества. Это был камень в огород отсутствующего в столь важный момент Олега.

Муссировать тему моего замужества я не стала. Дождавшись, когда подруга выговорится, словно невзначай, упомянула о начальнике охраны «Медирона». Вернее, о том, что он сказал мне на прощание. На том конце провода повисло секундное молчание, потом дорогая подруга голосом, полным удивленного недоверия, протянула:

– Медведева… с каких это пор ты обращаешь внимание на комплименты посторонних мужчин?

***

– Эй! Эй!.. Это ты, что ли? – Я вздрогнула и недоуменно огляделась вокруг. Возле автобусной остановки притормозили темно-серые «Жигули». Из окошка на меня радостно скалилась щербатая физиономия вчерашнего попутчика. – Я гляжу – вроде ты. Только кофта сегодня другая. Может, подвезти? Я опять туда же. Могу скидку сделать, раз по дороге…

Предложение было заманчивое. Однако оно было несколько неожиданным, и я задумалась, растерянно хлопая глазами на водителя. Увидев мою нерешительность, он посерьезнел:

– Да не хочешь, не надо. Я думал, тебе опять туда. Просто помочь хотел. Ну ладно…

Тут я ожила:

– Ой, спасибо! Мне и правда опять на Макулинскую. – Я сунулась к окошку и подозрительно спросила: – А сколько скинете?

Водитель устремил суровый взгляд сквозь лобовое стекло и кивнул:

– Залазь… Договоримся!

Через минуту мы уже неслись вперед по растрескавшемуся пыльному асфальту, дружно подпрыгивая на колдобинах.

– Меня Игорь Фёдорович звать… – поглядывая на меня в зеркало заднего вида, сообщил хозяин «девятки». – Я всё одно в это время здесь езжу. Уж лет… да чёрт его знает, сколько лет! Можем договориться – буду тебя каждое утро подбирать. На автобусе с пересадкой меньше не накатаешь…

Я слушала Игоря Федоровича и размышляла. Он был кругом прав, только…

– Вчера я не сказала, где именно остановиться… Почему вы сразу подвезли меня к проходной медицинского центра?

На это Игорь Фёдорович дёрнул плечами и громко фыркнул:

– Велика загадка! Да где ж тут ещё тебя было высаживать? Здесь одни заборы да гаражи, а у тебя костюмчик, как у учительницы.

Не знаю, но объяснение по какой-то причине показалось мне чрезвычайно умным, а собеседник – наблюдательным. Однако верить ему на слово я всё же не собиралась.

– А документы ваши можно посмотреть? – храбро пискнула я, оглядывая профиль водителя взглядом, в котором всё же сквозило подозрение.

– Документ? Это паспорт, что ли? – Я кивнула, и он одобрительно рассмеялся. – На, гляди… Вот тебе и водительские права на всякий случай… Документы на машину надо?

Документы на машину я проигнорировала, показывая, что определенный кредит доверия у меня Игорь Фёдорович всё-таки имеет, а права и паспорт взяла.

«Так… Христенко Игорь Федорович… Год рождения… Батюшки, старый-то он какой! А так не скажешь… Улица Медная, дом двадцать восемь… И правда, недалеко от нас. Надо же, имеет право управлять транспортными средствами всех категорий. Прямо орел, а не мужчина…»

Вернув бумаги владельцу, я одобрительно кивнула и сообщила:

– Меня зовут Любовь Петровна! Я в «Медироне» работаю…

***

Второй рабочий день начался точно так же, как и первый. Переодевшись, я поднялась на лифте на третий этаж, где меня снова ждала Жанна с ключом от кабинета в кармане. Мы улыбнулись друг другу, поздоровались и заняли каждая свое место. Жанна включила компьютер.

– Значит, совещание прошло хорошо, Любовь Петровна? – спросила она, быстро щелкая «мышкой».

– А как ты догадалась? – удивилась я.

– Ну… если вы сегодня снова здесь… – протянула медсестра, не отрывая глаз от монитора, – значит, всё в порядке.

Мне оставалось только покачать головой.

Загруженный под завязку день промелькнул незаметно. Проводив последнего пациента, мы вместе с Жанной спустились на первый этаж. Здесь мы нос к носу столкнулись с начальником охраны.

Торопливо буркнув: «До свидания!», медсестра тенью растворилась в недрах раздевалки.

– Здравствуйте, Любовь Петровна! – улыбнулся Тигрин, протягивая руку. – Как прошёл второй день?

Ответив на рукопожатие, я вежливо улыбнулась:

– Без вас, Максим Андреевич, было гораздо скучнее…

Он весело хмыкнул:

– Что ж… придется снова к вам заглянуть. Только с одним условием: называйте меня по имени!

Пустая болтовня продолжалась еще несколько минут. Я мельком глянула на часы: сегодня должен вернуться из командировки Олег, надо успеть приготовить ужин. Собеседник перехватил мой взгляд:

– Я сейчас еду к площади Победы… Если вам по дороге, могу подвезти.

Площадь Победы находилась в трёх минутах езды от нашего дома, поэтому особенно долго я не размышляла. Знакомым уже путём мы направились в подземный гараж. В этот раз я обратила внимание, что все двери Тигрин открывал с помощью своего пропуска, используя его как ключ.

Добравшись до машины, он любезно распахнул дверь «СААБа», я приготовилась сесть, и прямо перед носом у меня оказался приколотый к лацкану его пиджака сиреневый квадратик.

«Уровень доступа – нулевой», – успела прочитать я.

Максим закрыл дверцу и обошёл машину. Когда он опустился на свое сиденье, лацкан его пиджака был девственно чист.

Подъехав к дому, я увидела, что в окнах нашей квартиры горит свет. Значит, Олег вернулся раньше, чем обещал. Пожалуй, скандала не миновать. Ужин не готов, а общаться с индийским носорогом гораздо безопаснее, чем с голодным мужем. Видимо в лице у меня что-то изменилось, потому что Максим вдруг спросил:

– Люба, у вас всё в порядке?

Я вздрогнула:

– Конечно… Спасибо, что подвезли…

И, не дожидаясь, пока он выйдет и откроет мне дверь, живо выскочила наружу. Тигрин торопливо вылез из машины и крикнул вслед:

– Люба! Что-то не так?!

Не оглядываясь, я влетела в подъезд. Только не хватало, чтобы его увидел в окно Олег.

***

Кусая от волнения губы, я долго давила на чёрную кнопочку звонка, но муж к двери не подходил.

– Что он опять выдумал? – в отчаянии зашептала я, судорожно разыскивая ключи. – Когда только прекратятся его фокусы?

Наконец нащупала связку, дрожащими руками отперла замок и шагнула в коридор.

– Олег?

Ответом была полнейшая тишина. Кинув сумку на тумбочку, я прошла на кухню, заглянула в спальню. Никого. Теряясь всё больше, шагнула на порог гостиной и замерла, открыв рот…

– Олег? – снова позвала я, и голос дрожал от неуверенности и удивления. – Ты дома?

Но Олега дома не было. Зато был накрытый на двоих стол, сервированный изумительным синим фарфором. В центре два изящных золотых амура держали подсвечник с тремя синими свечами, рядом стояла бутылка дорогого французского вина. Я закрыла глаза и потрясла головой. Это не мой фарфор и не мои амуры… Тут я ойкнула, всплеснув руками.

– Господи, как я сразу не догадалась! Олег специально вернулся пораньше, чтобы сделать мне подарок! О таком сервизе я мечтала всю жизнь! А подсвечники?! Я их обожаю!

Я запрыгала, хлопая в ладоши. Но следующая мысль, пришедшая в голову, веселья немного поубавила. Где он сам? Ответ, зная непростой характер супруга, напрашивался сам: Олег всё приготовил, но меня не было слишком долго. Ужина тоже нет. В дополнение ко всему, он вполне мог увидеть в окно, как меня подвёз Максим… Чёрт! Я топнула с досады ногой. Однако, если Олег видел меня в окно, значит, он где-то здесь… Скорее всего выскочил к соседям. К Ферапонтову… Точно!

Я кинулась на лестничную площадку и принялась названивать к Кольке. Прошло минут пять, прежде чем он открыл. Вид у Ферапонтова был заспанный.

– Люба? – разглядев меня в дверях, Колька чему-то изумился. – Ой, то есть Любовь Петровна! Здрасьте! Извините, я спал…

Мне было плевать, хоть бы он плясал.

– Коля, а Олег не у тебя?

Я смотрела с надеждой, отчего Ферапонтов смутился окончательно.

– Кто? Олег? Ваш муж? Не… Не знаю… Извините, но у меня его нет.

На тот случай, если Олег попросил соседа соврать, я окинула Колю пронзительным взглядом. Торопливо пригладив взъерошенный чуб, Ферапонтов испуганно спросил:

– Случилось чего? Может, вам помочь?

Огорченно вздохнув, я покачала головой.

– Спасибо, Коля, не надо. Просто я подумала: вдруг Олег к тебе зашёл?

Голубые глаза Ферапонтова, смотревшего на меня почти с отчаянием, не врали. Если бы Коля мог сейчас извлечь моего супруга из рукава, как фокусник кролика, непременно бы это сделал.

К Мытариным Олег бы не пошел. Он недолюбливал Маринку за длинный язык и за то, что она не скрывала своей к нему неприязни. В четвертой квартире на нашей площадке проживала почтенная пенсионерка Марфа Кондратьевна, милая старушка, но глухая как пень. С остальными жильцами подъезда Олег знакомства не водил.

Я вернулась в квартиру.

Заглянув на всякий случай еще раз во все углы, села в гостиной на диван и поджала ноги. Под руку подвернулась маленькая диванная подушка. Так я и сидела: обнимая подушку и разглядывая нарядный стол.

Около десяти вечера раздался звонок в дверь.

– Кто там? – мой голос невольно дрогнул.

– Это я!

Я распахнула дверь, недоверчиво глядя за порог. Передо мной, радостно улыбаясь от уха до уха, стоял Олег. Он шагнул в коридор, приткнул возле вешалки свой чёрный чемоданчик и сгрёб меня в охапку.

– Привет! Я соскучился!

***

Сердито хмурясь, Лидка потыкала вафельной трубочкой в подтаявшее мороженое и уточнила:

– А ты не думаешь, что он просто-напросто пудрит тебе мозги?

Кинув растерянный взгляд на снующих внизу прохожих, я пожала плечами:

– Я, в принципе, не знаю, что и думать…

Мы сидели на открытой веранде летнего кафе галереи искусств, где недавно открылась новая выставка, ожидая заказанный кофе. Сегодня была пятница, у меня по графику выходной, а Лидка наплевала на работу в принципе, поскольку я позвонила ей вчера вечером и сказала:

– Вельниченко! Завтра надо встретиться, или я по фазе съеду…

На веранде, кроме нас, никого не было, чему я была рада, поскольку хотелось выговориться в спокойной обстановке.

– Может, тебе у него об этом спросить?

– О чем?

– О звонках.

Я нервно хихикнула:

– Ты бы видела вчера глаза Олега, когда я принялась благодарить его за великолепный сюрприз! Когда он понял, о чём говорю, дар речи потерял. Потом клялся, что только что приехал и ни о каком сервизе слыхом не слыхал. Честное слово, я уж думала, он мне санитаров вызовет! А что будет, если еще спросить: «Дорогой, это не ты мне звонишь в двенадцатом часу ночи металлическим басом?»

Лидка отодвинула от себя пустую вазочку и, поставив локоть на стол, оперлась подбородком о кулак.

– Да уж… Но всё равно картина неприглядная. И подозрительная. Ведь этот твой псих никогда не звонил при Олеге… Как ему знать, когда его нет?

– Это не мой псих! – возмутилась я. – Он мне даром не нужен!

Она поморщилась:

– То есть ты хочешь сказать, что абсолютно уверена: звонил не Олег?

Я запнулась на полуслове, поскольку вдруг поняла, что поклясться в этом не могу. Хочу, но… не могу.

– Он вчера такой счастливый приехал… Соскучился, говорит…

Подруга язвительно хмыкнула:

– Соскучился? Может, и правда в командировке был? – Тут она развернулась, взглянув мне прямо в глаза. – Скажи-ка, а почему ты мне сразу всё не рассказала?

Некоторое время мы молча глядели друг на друга, я не выдержала и отвела взгляд. Лидка кивнула и ответила сама:

– Да потому, что тебе сразу пришло в голову, что это очередной его фокус! Непонятно только, чего он от тебя добивается: развода или психушки?

Попала она, как говорится, в «десятку», и я окончательно сникла. Поскольку всё-таки надеялась, что Лидка найдет какое-нибудь простое объяснение происходящему и избавит меня от мучительных подозрений.

– Ладно, тогда давай рассуждать трезво, – шевельнулась подруга, корча умную физиономию.

– Давай! – обрадовалась я.

Лидка выпрямилась и принялась загибать пальцы:

– После нападения неизвестный позвонил в первый раз… Так? Так! Олег был на работе. Второй звонок был… когда?

– После встречи с одноклассниками, когда меня под машину столкнули. Мы поругались, он ушёл, вот тогда…

Тут официантка принесла кофе. Проводив её взглядом, Лидка склонилась к столешнице и зловещим шепотом продолжила:

– А когда тебя чуть «Волга» по асфальту не раскатала, где он был?

– Дома.

– Нет, я имею ввиду, когда псих звонил, вспомни…

– К Кольке Ферапонтову ходил, – тихо отозвалась я, вздохнув. – Инструменты вернул.

– А чего на ночь глядя?

– Ему надо было звонить по делу, он побоялся меня разбудить. Мне Колька сказал, – ответила я, глядя в сторону. Лидка ждала. – Псих звонил после собеседования в «Медироне» и утром в первый день.

Лидка заёрзала по стулу, отчаянно силясь промолчать, но всё-таки не вытерпела:

– Твой маньяк в курсе всех маломальских событий! – Она усмехнулась. – И при этом ни разу (!) Олега не было дома! И когда в вашей пустой и запертой квартире появляются чужие вещи, он утверждает, что ничего не знает?

Вопрос был риторический, однако, прикусив кулак, я нервно закивала. Чувствуя близкие слёзы, полезла за носовым платком. Глядя на меня сочувствующими глазами, подруга жалостливо завздыхала:

– Ну, Любаша… Не расстраивайся… Мы же просто строим предположения! Может, всё гораздо проще…

– Например? – проявила я интерес, раздумав плакать, поскольку найти свой платок не смогла.

– Когда он позвонил в первый раз? После того, как хулиганы тебе по башке звезданули? Так? А куда мы тогда поехали? Правильно, в больницу «Скорой помощи»… И что?

– И что? – попугаем повторила я, никоим образом не въезжая в суть Лидкиных рассуждений.

Казалось, чтобы меня утешить, она судорожно лепит версию, которую сама ещё не придумала.

– И то! – решительно заявила она. – Там и адрес твой записали, и телефон. А дежурный, между прочим, знаешь, как на тебя смотрел?

– Знаю, – буркнула я, убедившись, что Вельниченко явно бредит. – Смотрел как на двинутую по башке тяжелым предметом. Самой-то не смешно?

Настаивать на версии она не стала. Сомкнула пальцы корзинкой и уставилась в потолок, задумчиво шевеля губами. Я сидела и глядела на Лидку, грустно размышляя о том, что в моей собственной голове сейчас вовсе нет ни одной мысли. Ни умной, ни глупой. Я была растеряна, подавлена и обманута.

Несмотря на полную, до голубизны, прозрачность мыслей, я вдруг заметила, как Лидка перевела взгляд за мою спину, и в её глазах совершенно определенно засветился интерес. Я оглянулась.

На веранду, чинно придерживая длинные подолы, поднимались две холёные дамы преклонного возраста. Головы обеих венчали мудрёные широкополые шляпки с цветочками, отчего казалось, что на общепитовский простор выплывали две клумбы. На пышной груди первой дамы покоилось нервное лохматое создание, завёрнутое в пёстрый шёлковый палантин, при ближайшем рассмотрении оказавшееся собакой. Она беспокойно вертела головой, размазывая ушами по просторному хозяйскому подбородку алые полосы.

– Зизи опять размазала тебе помаду, – пророкотала вторая дама, тоже держащая собачонку на тонком серебряном поводочке.

Подруга, вытирая ладонью подбородок, благодарно кивнула.

– Безобразница, Зизи! – Она чуть откинула назад голову, разглядывая свое бесценное сокровище, щедро украшенное бантиками. – Ах, ты мое золотце!

Вслед за дамами на веранду мелко просеменила официантка в белой блузочке и крахмальной наколке на волосах.

– Прошу! Садитесь, где вам удобно… Пожалуйста, можно сюда…

Она махнула рукой на угловой столик, однако хозяйка Зизи недовольно отозвалась:

– Нет, нет! Зизи здесь продует!

Тут Лидка, с любопытством наблюдающая за происходящей церемонией, фыркнула от смеха. И в следующую секунду была окинута холодным, словно наш остывший кофе, надменным взглядом.

Наконец дамы выбрали место по вкусу, оказавшись, таким образом, в противоположном от нас углу. Пока официантка принимала у них заказ, Лидка шепнула:

– Что за зверь на бюсте?

– Не исключено, что это йоркширский терьер, – с видом специалиста отозвалась я. – Хотя по одним бантам судить трудно.

Оставив в покое забавных посетителей, мы вновь занялись обсуждением странностей, происходящих со мной в последнее время. Однако минут через десять Лидка посмотрела куда-то в пол и хмыкнула:

– Это ещё что?

В паре метров от нашего стола, веером распустив лохматую юбку, сидел небольшой чёрный песик с длинными густыми бровями и забавным хвостиком-морковкой. Он принадлежал подруге хозяйки Зизи и, по идее, должен был сейчас сидеть на серебряном поводочке возле её стула. Но он сидел около нас, неподвижный, словно истукан, лишь изредка шевеля мохнатыми бровями.

– Эй! – рассмеялась вдруг подружка. – Он мне подмигивает!

– Он не подмигивает, – авторитетно сказала я. – Просто ему лень шевелить головой, и он шевелит только глазами. А брови двигаются… Это скотчтерьер. Значит, шотландский…

Словно соглашаясь с моими выводами, пёсик кротко вздохнул.

– Ишь ты, какой! – умилилась Лидка, сложив ладошки. Тут бы ей и замолчать, но она продолжила: – Гляди, дурак, а тоже соображает!

Брови скотчтерьера недоуменно замерли, и в блестящих карих глазах определенно появилось неодобрение. Подождав, когда мы вернёмся к разговору, он тихонечко поднялся. Что, по причине его небольшого роста, осталось практически незамеченным…

– Ой! – неожиданно подпрыгнула на стуле Лидка. – Что такое?

Она живо сунулась под наш столик, оттуда, высоко задрав бородатую голову, с независимым видом гордо прошествовал скотч.

– Ты что? – удивилась я.

– Он… он… – тараща глаза, заклацала челюстью подруга, – …он мне в туфлю надул!

Подавившись, я выронила из пальцев чашку. Меж тем пёсик, удалившись на изрядное расстояние, развернулся и сел, меланхолично созерцая синеющую от злости Лидку.

– Ах ты… швабра… – задыхаясь, выдавила она.

На шум оглянулась заболтавшаяся хозяйка.

– Арнольд! – запричитала она, хватаясь за поводок с пустым ошейником на конце. – Где ты? Что случилось?

С душераздирающим стоном Арнольд поднялся на коротенькие лапки и, прихрамывая, поплёлся в сторону хозяйского столика. Увидев это, дама схватилась за сердце, и тут взгляд её упал на нас.

– Как вам не стыдно? – взвилась она. – Что вы сделали с несчастным животным?

В тон ей дверным звонком зазвенела хозяйка Зизи:

– Безобразие! Зачем вы приманиваете чужую собаку?

Хлюпнув под столом мокрой туфлей, Лидка проводила хвостатого симулянта гневным взглядом и, не обращая на вопли никакого внимания, громко сказала:

– Ах ты, валенок блохастый!

Наступила секундная пауза, а потом тишину прорезал предынфарктный выдох:

– Блохастый?.. Арнольд?..

Последовавшая вслед за этим перепалка сделала бы честь любому художественному фильму соответствующего жанра. В два голоса, активно разбрызгивая слюну, звенели Зизи с хозяйкой. Владелица Арнольда потрясала кулаками, призывая в свидетели самого господа бога, что более недостойных созданий, чем мы с Лидкой, ей никогда не встречалось. Лидка успевала отвечать всем троим, включая Зизи, которую называла не иначе как задрипанной мочалкой. Помалкивал только Арнольд, разглядывая участников дружеской дискуссии с видом полнейшего удовлетворения на бородатой физиономии. Пожиная плоды трудов праведных, он понимал, что сегодняшний день прожит не зря.

Меж тем дело принимало совсем нежелательный оборот. По всему было похоже, что дебаты могут перерасти в рукопашную. Я заволновалась. Сначала я попыталась успокоить Лидку, но подруга успокаиваться не желала и продолжала ругаться виртуозно и высокохудожественно. Тогда я попыталась призвать к рассудку старшее поколение, за что была обозвана тощей вертихвосткой, на чём и заткнулась. По счастью, минут через пять на веранде появилась официантка. Увидев её, стороны смешались.

Я торопливо попросила:

– Счёт, пожалуйста!.

Мы расплатились и, не глядя на вражеский столик, двинулись к выходу. Те нас тоже игнорировали, сосредоточенно поглощая мороженое. И только Арнольд проводил нас печальным взглядом, явно сожалея, что веселье так быстро закончилось.

Выйдя на улицу, мы прошлись немного молча, но потом глянули друг на друга и расхохотались.

– Жутко нахальная попалась собака! – качая головой, сказала Лидка. – Додумалась: подошла и описала мне ногу!

– Не подошла, – поправила я, – а подошёл. Это Арнольд, он мальчик. Не надо было его дураком называть!

– По мне – хоть Сильвестр! – отмахнулась подружка. – Швабра – швабра и есть!

Вскоре мы оказались недалеко от нашего дома.

– Может, зайдем? – предложила я. – Олег на работе… Выпьем кофе в спокойной обстановке? Заодно покажу этот чёртов сервиз.

Лидка кивнула, и мы свернули к подъезду.

***

– Вот, пожалуйста! – окинув широким жестом комнату, предложила я. – Любуйся! Я ничего не трогала, всё стоит, как было.

Подруга прошла на середину и, уперев руки в бока, хмыкнула:

– Ну и ну! Хороший сервиз! – Она подошла ближе и взяла в руки тарелку. – Дорогой, наверное… Смотри, какой тонкий. И не весит ничего! А вино? Французское? Белое? Тоже небось денег стоит! Погоди, Любасик, а ты ведь не пьёшь белое?!

Она оглянулась на меня, и я кивнула:

– Точно. Терпеть не могу.

– И Олег это знает?

Я снова кивнула.

– Тогда, выходит, это не он? – задумчиво процедила Лидка, и в её взгляде появилось явное огорчение.

Вернув тарелку на прежнее место, она села на диван и, недоуменно моргая, уставилась на золотых амуров. Я присела рядом.

Огорчение подруги я разделяла, поскольку мысли о вине тоже приходили мне в голову. Зачем покупать такое дорогое, если его заведомо никто не будет пить? Однако поводы для огорчения у нас были разные: Лидку печалило, что она ошиблась насчет Олега, я же терзалась от мысли, что неведомый маньяк развлекается не только телефонными звонками, но и гуляет по моей квартире, как у себя дома.

– Но он мог пойти на это ради конспирации! – упрямо тряхнула кудрями Вельниченко, по-прежнему свято веря, что все приключающиеся со мной неприятности исходят исключительно от мужа.

Не успела она до конца развить мысль о масштабах коварства Олега, как зазвонил телефон.

– Да?! – торопливо отозвалась я.

Слушать Лидкины нападки на мужа было неприятно.

– Любовь Петровна? – задребезжало в трубке. – Рад слышать бодрый голос!

Повернувшись к Лидке, я выразительно вытаращила глаза. В ответ она тоже вытаращилась и вопросительно покрутила у виска пальцем. Я закивала.

– Отдыхаешь сегодня? И правильно! Надо больше о здоровье думать… А что скажешь о новой выставке? – У меня челюсть отвисла. Лидка заволновалась и пересела поближе, тревожно заглядывая мне в лицо. – Чего молчишь?

– Зачем вы за мной следите? – наконец выдавила я.

Псих вздохнул:

– Я за тобой не слежу. Просто я за тебя… беспокоюсь…

– И в чём разница?

– Если бы я за тобой следил, то ты бы обо мне ничего не знала. Улавливаешь?

– Нет, – честно ответила я, оглядывая вибрирующую от нервного возбуждения подружку. – А почему вы за меня беспокоитесь?

– Ты разве не замечала ничего… странного? У тебя проблемы.

Я покосилась на ангелочков и фыркнула:

– Я на свою проблему сейчас смотрю…

– Ты о подружке?

– Нет, – сердито отозвалась я, поскольку поняла, что он прекрасно осведомлен о Лидкином присутствии, – о синих тарелках…

– О! – оживился вдруг собеседник. – И как тебе мой подарок?

Я молчала, сосредоточенно моргая на противоположную стену. Этот парень ещё и видит, куда я смотрю? Он приволок сюда сервиз, подсвечники, а заодно приспособил где-то устройство для съёмки… Погоди, я женщина тихая, но ты окончательно вывел меня из равновесия!

– Отвратительный сервиз, мерзкие амуры, а вино – настоящая гадость! – отчеканила я, с интересом наблюдая, как по синему Лидкиному пейзажу от любопытства пошли красные пятна.

По-моему, заявление произвело впечатление и на психа, поскольку он умолк. Однако дыхание отдавалось глухим металлическим перекатом, и я знала, что он ещё на связи.

– Жаль… – услышала я, и пусть я провалюсь, если в его голосе не звучало огорчение. – Хотел сделать тебе приятное… Ведь перебито столько посуды…

Он помолчал еще несколько секунд и дал отбой. Я положила трубку. Привычку мужа колотить во время ссор тарелки я никогда не афишировала. И с невероятной досадой ощутила, что испытываю нечто близкое к мукам совести.

– Ну? Что? – выпалила подруга, хватая меня за руки. – Что он сказал? Господи, да говори же!

– Он расстроился, – тихо сказала я. – Ей-богу, расстроился…

– Почему?

– Хотел сделать мне приятное. А я обозвала вино гадостью. Зря я с ним так… Тем более что вина я даже и не пробовала.

Лидка немного отстранилась, недоуменно хмуря брови. Она долго разглядывала меня, словно пытаясь вникнуть в какую-то непостижимую суть, не смогла и, наконец, уточнила:

– Погоди, Медведева… Что-то я не пойму… Ты расстроилась из-за того… что он расстроился?

Я задумалась, и сама начиная ощущать абсурдность ситуации.

– И после всего этого, – нехорошим голосом протянула Лидка, – у тебя хватит совести убеждать меня, будто ты не веришь, что это дело рук Олега? И что глаза у тебя на мокром месте из-за какого-то постороннего придурочного дяди?

Внятного ответа пока не имелось, поэтому я глубоко вздохнула и выступила с дельным предложением:

– Слушай, подруга! Давай-ка пошарим по комнате, поищем, не засунул ли куда этот сукин сын скрытую камеру?

***

Через полтора часа, стерев со лбов солёный трудовой пот, мы устроились на кухне… Темы для разговора никак не находилось.

Мы перевернули гостиную вверх дном, пытаясь отыскать камеру, но всё было тщетно. Особо тщательно исследовали вражеский сервиз и подсвечник. Даже бутылку вина откупорили. Для верности перетрясли и всю остальную квартиру, однако результат был прежним. Либо мы слишком глупы, либо никакой камеры не было и в помине.

– Ну что? – нарушила молчание Лидка и, взяв в руки распечатанную бутылку, заморгала на этикетку: – Ча-ща… Ша-то…

– Не мучай этикетку! – нахмурилась я, в ожидании глядя на любимую подругу.

В общих чертах я догадывалась, что она сейчас предложит. Перехватив мой взгляд, Вельниченко скорчила умную физиономию:

– Неплохо пахнет… этот, как его… букет! Может, попробуем?

– А если оно отравлено? – сурово спросила я, впрочем, больше из принципа: бутылка была фирменной, запечатанной со всеми церемониями, включая номер на пробке.

Лидка фыркнула:

– Ерунда! Кому нужны такие трудности? Ему гораздо проще отравить тебя компотом…

– Кому – ему? – рыкнула я, грозно сощурившись.

Её безосновательные нападки на Олега начали выводить меня из себя.

– Я вообще! – заторопилась Лидка. – В общем.

Минуту-другую мы сердито сопели друг на друга, потом я достала из шкафа бокалы, и подруга разлила мировую, хихикнув:

– Что ж… Но давай хоть чокнемся перед смертью!

Если вино и было отравлено, то яд был замедленного действия. Прошло полчаса, бутылка опустела наполовину, а мы всё еще были живы.

– Слушай, дорогая, – задумчиво протянула я, – прибраться бы тут не мешало… Олег скоро вернётся, а квартира вверх дном.

– Да, – не менее задумчиво отозвалась Лидка. – Надо.

Однако мы продолжали сидеть, расслабленно вытянув ножки.

– Я всё поняла, – неожиданно объявила подруга, подняв вверх указательный палец. – Он наугад брякнул! А мы два часа, как свиньи, копались…

Я обдумала сказанное и с выводами согласилась. Стало горько. Сколько теперь уборки, и главное, всё впустую!

– Выброшу его сервиз к чёртовой матери! – мстительно щурясь, сказала я.

Подруга подхватила:

– Правильно! – И добавила: – Бросай в мою сумку.

Мы развеселились. И всё бы ничего, если б я вдруг не глянула в сторону двери. Там стоял Олег и смотрел на нас с очень странным выражением лица.

– Ой! – пискнула я, одновременно растерявшись и обрадовавшись. – Ты уже дома?

– Глубокомысленное замечание, – отозвался муж, и я сразу догадалась, что намечается очередной домашний междусобойчик. – Мне что, сказать «нет»?

Я глупо улыбнулась, а Лидка, явно раздосадованная этим внезапным появлением, развернулась к Олегу вместе с табуретом.

– О-о-о! Здравствуйте, фельдмаршал! Плацдарм для боя готовишь?

Возможно, в другое время Лидкины слова можно было списать на шутку, но сейчас эти двое смотрели друг на друга, словно волки до обеда.

– Ну конечно! – с издевкой воскликнул Олег, делая вид, что только сию секунду ее заметил. – Вельниченко! С кем же ещё может пьянствовать моя дорогая половина? И чем ещё заняться двум порядочным женщинам в свободное время?

Пока подруга набирала в легкие воздух для ответного выпада, он снова повернулся ко мне:

– В чём дело? Что здесь происходит? Почему вся квартира перевернута? Что ты моргаешь, как дура? – Я не нашлась что ответить, поскольку выпитое несколько притупило остроту реакции. Хотела убрать бутылку под стол, но Олег рывком перехватил мою руку. – Ты пьёшь белое?

И тут произошло то, чего я больше всего боялась. Лидка поднялась с места и, глядя Олегу в лицо, многозначительно хмыкнула:

– Уж какое покупаешь…

Я оцепенела в своем углу, ясно осознав, что на бескрайних просторах нашей маленькой кухни зреет большой скандал. Если не выпроводить Лидку немедленно, начнутся проблемы, причем львиная их доля достанется мне.

– Лида, я тебя провожу! – Вскочив на ноги, я уцепила её под руку и потянула в коридор. – Пошли…

– Погоди! – рявкнул Олег, и мы дружно замерли. Он ткнул пальцем в Лидку. – И что ты хотела этим сказать?

Лидка зашипела, словно габонская гадюка, и зло процедила:

– А то ты не знаешь!

– Чёрт возьми! – взревел супруг. – Что за идиотские намеки?!

Я ужаснулась и собралась зареветь. Но Лидку одним воплем не напугаешь. Она, не глядя, двинула меня локтем в бок и рявкнула не хуже Олега:

– Нечего дурака-то валять! Ты что, из бабы психопатку сделать хочешь? Кто, кроме тебя, мог это сделать? Какой сумасшедший? Квартира была заперта! А воры вещи выносят, а не вносят!

Олег посверкал немного глазами, совладал с чувствами, поскольку прекрасно знал, что подругу на глотку не возьмёшь, и почти спокойно отозвался:

– Ах, квартира заперта? Прекрасно! Разберёмся!

Он обошел нас и вышел в коридор. Мы с Лидкой переглянулись.

– Лидка, – зашептала я дрожащим голосом, – Лидка, я тебя умоляю!

***

Ровно через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояли двое. Один в милицейской форме с капитанскими погонами, второй в штатском.

– Здравствуйте, – вежливо сказал милиционер. – Это квартира Платовых?

Я кивнула. Вот кому звонил Олег!

– Петр Семёнович, приветствую! – Из комнаты показался улыбающийся супруг. Там они с Лидкой, продолжая переругиваться, допивали вино. Я в это время прибиралась. – Спасибо, что пришёл!

Капитан оживленно закивал, заулыбался и энергично тряхнул Олегу руку. Потом снова взглянул на меня:

– Климин! А это младший лейтенант Ковров… – и указал на своего спутника.

Младший лейтенант кивнул:

– Здравствуйте! – И представился: – Саша.

Муж пригласил гостей в комнату, я направилась следом.

– Так в чём проблема, Олег Сергеевич? – осведомился Петр Семенович, лучезарно улыбаясь сидящей в кресле Лидке.

Олег подробно обрисовал вышеупомянутую проблему и даже предъявил бутылку. Правда, уже пустую. Пока муж живописал создавшуюся ситуацию, я с интересом наблюдала за выражением лиц наших гостей. Брови милиционеров то синхронно ползли вверх, то спускались обратно, однако глаза мрачнели, что, впрочем, было не особенно удивительно. К концу повествования младший лейтенант несколько раз нервно оглядывал то меня, то Олега, видимо, силясь на глаз определить какие-нибудь психические отклонения. Я его не винила.

Наконец муж умолк. Милиционеры украдкой переглянулись.

– Так говоришь… кх-м… стол накрыли? И посуда не ваша? – с некоторым трудом подбирая слова, уточнил Петр Семёнович.

Я покачала головой.

– И вино не ваше?

Я снова затрясла головой.

– Дорогое? – С видом заправской собаки он обнюхал горлышко бутылки и пренебрежительно поморщился.

– «Шато… ло-ре… де… », – с умным видом влезла Лидка, но я цыкнула и кивнула капитану:

– Дорогое…

– Тарелки?

– Первый раз вижу, – твёрдо сказал Олег, и все посмотрели на меня.

– Я тоже! – испугалась я, и мы дружно посмотрели на Лидку.

Лидка вытаращила глаза и возмущенно фыркнула:

– Ну это уже чересчур!

Петр Семёнович шумно выдохнул и почесал в затылке.

– Хм! Ядрёна шишка, первый раз такое! Выносить вещи из чужого дома – выносили, но чтоб свои приносили в чужой…

Тут проявился младший лейтенант Саша:

– Может, родственники?

– Нет, – отозвался Олег. – Исключено.

Мы расселись, и капитан продолжил расспросы:

– Дверь, говорите, была заперта? Саша, давай начнём с замка! – Саша кивнул, забрал ключи и скрылся в коридоре. – А почему в квартире беспорядок?

Я заёрзала, в беспокойстве глянув на Лидку. Она тоже глупо моргала, не в состоянии сообразить, как быть: рассказать о маньяке или промолчать. Однако опытное милицейское око мгновенно уловило «прокол» в нашем поведении, и на нас обрушился град каверзных вопросов. Мы и пикнуть не успели, а капитан уже знал и о странных звонках, и о металлическом басе телефонного незнакомца.

Естественно, вместе с капитаном всё это услышал и Олег. Глаза его неуловимым образом изменились, словно потемнели. Чуть склонив голову набок, он окинул меня долгим изучающим взглядом и усмехнулся:

– Что ж ты мне ничего не рассказала? – Я по известной причине помалкивала, внимательно разглядывая пуговицы на милицейском кителе. – Маленькие женские секретики?

Меня выручил Петр Семёнович:

– Ну это невелика закавыка! Сейчас от населения много жалоб поступает по сходным вопросам. А звук такой, потому что через модулятор говорит. Это сейчас модно. Поставим АОН – в момент разберёмся, кому пришла охота шутки шутить!

В гостиной снова появился Саша. Он улыбался столь обворожительно, что я невольно ответила ему тем же.

– Вот, – торжественно объявил лейтенант, выкладывая наши ключи на тумбу, – теперь всё ясно. Ваш замок никогда не открывался ничем, кроме родных ключей, – и он ткнул в них пальцем, – имеющихся в наличии.

Я судорожно вздохнула. Муж смотрел на меня с ласковой улыбкой, подозрительно напоминающей ту, с которой вождь мирового пролетариата смотрел на распоясавшуюся буржуазию.

***

Я поймала себя на мысли, что думаю только о том, что сегодня сообщит капитан. Вчера вечером Саша снял отпечатки пальцев с таинственного сервиза, а заодно и у всех нас, включая Лидку, что, надо признать, подруге вовсе не понравилось. Беспокоило странное поведение мужа: после ухода посторонних мы не скандалили и не выясняли отношений. Олег просто лег, отвернулся носом к стенке и преспокойно уснул. А я полночи ломала голову, пытаясь представить, чем же вся эта история закончится.

– Ну заполнила? – Очнувшись от задумчивости, спросила я, повернувшись к медсестре. Жанна кивнула. Мельком оглядев готовый файл, я машинально хмыкнула. – Не понимаю… Почему терапевт постоянно направляет к нам здоровых клиентов? Чего понапрасну морочить людям головы?

– Деньги, – безразлично пожала плечами Жанна.

Я вздохнула, в глубине души соглашаясь.

– Кто там у нас ещё сегодня? – Целиком сосредоточится сегодня на работе у меня никак не получалось.

– Ещё двое… Бобиков Илья Демидович, тридцать лет. И Заграничная Ангелина Марковна, пятьдесят девять…

– Благословенный возраст, – коротко вздохнула я. – Ну, зови…

Жанна нажала кнопку вызова, и через пару секунд в дверь деликатно постучали.

– Здравствуйте, Илья Демидович! – улыбнулась я, разглядывая смущенного коротышку в забавной пёстрой рубашке. – Проходите, присаживайтесь!

Илья Демидович аккуратно присел на краешек стула, протянул результаты исследований и, все больше смущаясь, поведал о том, что никаких жалоб у него нет, но терапевт все же рекомендовал ему обратиться к специалисту.

– Зачем? – вырвалось у меня, но с эмоциями, по крайней мере внешне, удалось совладать. – Ну что ж… Давайте посмотрим…

Возможно, у гражданина Бобикова и были какие-нибудь проблемы с мозгами или с кишками, но сердечно-сосудистая система у него была в полном порядке.

«Мне бы его давление! – ласково улыбаясь пациенту, думала я, уже натурально начиная злиться. – Что за врачи здесь?»

Бобиков продолжал перечислять доводы, приведенные терапевтом, я выудила из общей массы разумное зерно и подтвердила:

– Безусловно, вам стоило бы бросить курить..

Бобиков проникся и умолк, обдумывая предложение.

Ничего более существенного я ему предложить не могла. Тридцатилетний коротышка был до неприличия здоров.

Пока я разбиралась с пациентом, Жанна прилежно заполняла его медкарту, азартно шлёпая по клавиатуре со скоростью заправской машинистки.

– Редкая у вас группа крови! – вслух удивилась она, когда Бобиков уже поднимался со стула.

Он застенчиво улыбнулся:

– Да-да, мне все врачи это говорят…

Когда за Бобиковым закрылась дверь, Жанна хихикнула:

– Надо же! С таким здоровьем и холост!

Пока она возилась с файлом обладателя редкой крови и редкого здоровья, я снова вспомнила о Петре Семёновиче. Милиционер обещал позвонить в семь, остался последний пациент, так что я вполне успеваю… Сегодня утром по дороге на работу я даже договорилась с хозяином «девятки», чтобы ждал в половине седьмого возле проходной. Бурной радости он не проявил, но всё же пообещал приехать.

Среагировав на звук открываемой двери, я заранее растянула губы в улыбке:

– Здравствуйте, Ангелина Марковна!

После чего улыбка самостоятельно покинула привычное месторасположение, а слова застряли в горле… В мой кабинет твёрдой поступью входила хозяйка чернобрового Арнольда…

***

На ходу поправляя соскакивающий ремешок босоножки, я резво допрыгала до лифта и хлопнула ладонью по кнопке вызова. Большие белые часы на противоположной стене показывали восемнадцать пятьдесят две, это означало, что к семи мне до дома категорически не добраться. Вряд ли хозяин «девятки» будет ждать полчаса за те копейки, которые я ему плачу. Хотя по сравнению с тем, что, возможно, завтра меня из «Медирона» уволят, это полнейшие пустяки. И всё потому, что последним сегодняшним пациентом оказалась именно Заграничная Ангелина Марковна. По-моему, с другими людьми таких глупых совпадений просто не случается!

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Ангелина Марковна проплыла до стула и с тяжким вздохом села, церемонным кивком отвечая на приветствие. Я пришибленно помалкивала, пытаясь сообразить, как быть. Может, она меня не узнает? Белый халат и шапочка явно сбили её с толку, и еще несколько мгновений дама демонстрировала расслабленное предсмертное состояние, окидывая отсутствующим взором стены кабинета. Наконец она сфокусировалась на моем лице, и в зрачках, спрятанных в тени полуприкрытых накрашенных век, что-то дрогнуло. Вот лицо её вытянулось, глаза округлились, и Ангелина Марковна издала странный звук, словно пыталась сдуть с носа муху. Так и не определившись, как себя вести, я широко улыбнулась. Гражданка Заграничная повела плечами, как бы разминаясь перед боем, и суровым голосом уточнила:

– Так это ты?

Факт был неоспоримый, и я кивнула. Жанна взглянула в нашу сторону с удивлением, но где ей было понять, что происходит! Может, на том все бы и закончилось, но тут сам чёрт, не иначе, толкнул меня под руку, а вернее, дёрнул за язык. Улыбнувшись тридцатью двумя зубами, я полюбопытствовала:

– Как Арнольд поживает?

Подозреваю, минут за десять до нашей встречи Ангелина Марковна собиралась тихо предаться в руки смерти, теперь же решила с этим повременить и разобраться с делами более неотложными. Итак, щеки её приобрели здоровый румянец и глаза заблестели. Набрав полную грудь свежего воздуха, она с энтузиазмом взялась поносить меня, мою подругу, а заодно Жанну и «Медирон» вообще, называя его сотрудников «никчемными коновалами». Мы с медсестрой горячо вступились за честь центра, но сегодня явно был не наш день, и против пациентки мы не потянули. Нам не хватало Лидки.

Первой не выдержала Жанна. Возмущенно хлопнув ладошкой по столешнице, она вскочила на ноги и, выразительно ткнув пальцем, назвала Ангелину Марковну сумасшедшей старухой. Казалось, та только этого и ждёт.

– Ах, так?! Хорошо… – на губах мадам заиграла злорадная улыбка. – Имейте в виду, я этого так не оставлю! Я буду жаловаться!

Затем она встала и бодро промаршировала до двери, покинув нас по-английски – не простившись. Дверь кабинета стоически перенесла прощальное прикосновение старушки, лишь слегка облетела с косяка штукатурка.

Мы с Жанной посидели, потом молча переглянулись. На глаза медсестры явно напрашивались слёзы. Она чуть слышно всхлипнула и уточнила:

– Любовь Петровна, а что в карту писать?

– Ничего, – невесело отозвалась я. – Туда и без нас много чего напишут…

– Что же теперь будет?

Меня это тоже беспокоило, но, чтобы окончательно не расстраивать Жанну, я беспечно пожала плечами:

– Ничего не будет! Эта старушенция сама на нас набросилась. Мы здесь совершенно ни при чём.

Мой тон её не обманул, и она запричитала, потерянно тряся головой:

– Теперь меня уволят… Точно уволят…

«А перед этим уволят меня…» – подумала я и машинально взглянула на часы. Они показывали без десяти семь.

– Тьфу ты! – Я вскочила. – Жанночка, пожалуйста, закрой кабинет сама!

Медсестра смотрела на меня отсутствующим взглядом, а я подхватила свою сумку и выбежала вон.

К безмерному моему удивлению, метрах в двадцати от проходной стояла серая «девятка», а её хозяин, развалившись на сиденье, преспокойно читал газету.

– Игорь Фёдорович! – гаркнула я в окошко. – Спасибо, что дождались…

Игорь Федорович подпрыгнул вверх, выронив газету.

– Ты с ума, что ли, сошла? – Он сердито нахмурился. – Разве можно так людей пугать?

– Извините, пожалуйста… – торопливо забормотала я, решительно плюхаясь на сиденье. – Только давайте поедем быстрее! Я сильно опаздываю!

Христенко перекинул газету на заднее сидение и завёл мотор.

– Случилось, что ли, чего?

– Нет… Но я очень тороплюсь!

– Да? – хмыкнул он. – Насколько «очень»?

– К семи.

– Ага! – кивнул Игорь Федорович, кидая короткий взгляд на часы.

И мы… понеслись.

Когда, наконец, машина остановилась, я осторожно приоткрыла один глаз и скосилась в окошко. Мы находились во дворе нашего дома.

– Всё? – тонким голоском спросила я и закашлялась.

– Всё, – отозвался Христенко. – Извини, опоздали на одну минуту.

Сунув ему деньги, я попыталась нащупать ручку дверцы, бормоча, что всё в полном порядке, не стоит беспокоиться. Понаблюдав за моими жалкими попытками, Христенко покачал головой и, потянувшись, открыл её сам. Я вылезла, пошатываясь, и жадно глотнула воздуха. Так быстро я ещё никогда не ездила. Так быстро я даже не летала.

***

Олег был дома. Мало того, он был не один. Заслышав голоса, я живо сбросила обувь и прошлёпала на кухню. Но не успела сделать и пару шагов, как Олег заговорил, и я инстинктивно замерла:

– Вот в том-то и дело! Сам не знаю, как быть! Она же ведь недавно упала, сотрясение мозга было. Раз прихожу – стол накрыт, сидит одна пьёт! Так что с ней… случается… То машина чуть её не сбила…

Поняв, что подслушиваю чужой разговор, я смутилась, не сразу даже сообразив, о ком идёт речь. Поэтому шагнула назад и громко хлопнула входной дверью.

На кухне сидели двое. Гость обернулся, и я опознала Климина.

– Здравствуйте… – растерялась я, моргая на кое-как порезанные куски колбасы, кучкой наваленные на суповой тарелке.

Рядом красовался батон белого хлеба, резать который и вовсе посчитали излишним, и наполовину открытая банка шпрот. Венчала это кулинарное великолепие полупустая бутылка водки. Продолжать настаивать, что стол в соседней комнате был также сервирован руками моего супруга, мог только абсолютно сумасшедший.

Словно услышав мои мысли, Олег театрально развел руками:

– Вот… Некуда гостя пригласить… – и кивнул на Климина.

Тот несколько смущенно улыбнулся:

– Здравствуйте, Любовь Петровна! – И выдвинул мне табурет. – Присаживайтесь!

– Спасибо… – пролепетала я, окончательно теряясь.

Зачем он приехал, если сказал, что позвонит? И почему они оба смотрят на меня с ласковой безнадежностью, словно сидят у смертного одра?

– Вот, мимо ехал, решил к вам заглянуть. Заодно взял АОН, чтобы время даром не терять… Поставим – мигом узнаем, кто хулиганит, – доходчиво пояснил гость.

Он объяснял ещё что-то насчет определителя номера, но меня интересовало другое.

– А что насчёт отпечатков? – вежливо встряла я в первую же паузу.

Тут капитан замялся. Сердце у меня ухнуло, и я испуганно глянула на мужа. Он тоже смотрел на меня, и во взгляде по-прежнему сквозило болезненное сочувствие.

– А насчёт отпечатков… – кашлянул в кулак Климин. – Отпечатки на посуде присутствуют. Ваши и вашей подруги… Вельниченко Лидии Максимовны…

Я ждала, вопросительно глядя на капитана. Однако казалось, что сказать ему больше нечего.

– И что же?

– Ничего, – пожал плечами Климин.

– То есть вы хотите сказать, что никаких отпечатков нет?

– Почему же нет? – возразил Климин. – Есть. Ваши и вашей…

– Это понятно, – перебила я, теряя терпение. – Странно, если бы их не было! Мы ведь брали в руки каждую тарелку. Но я имею в виду чужие отпечатки. Разве не странно, что их нет? Посуду же кто-то принёс, кто-то расставлял её на столе… Хотя бы продавец в магазине должен был держать её в руках!

Пока я разговаривала с милиционером, Олег жевал колбасу, задумчиво глядя куда-то в пространство над моей головой. Казалось, вся эта сумасшедшая история мало его интересует.

– Ничего странного, – пожав плечами, отозвался капитан, подливая себе и Олегу водочки. – Как правило, каждая женщина моет новую посуду перед употреблением.

– Как… – начала я, но сбилась, поскольку капитанская мысль до меня наконец дошла. – Что вы хотели этим…

– Люба! – встрял вдруг Олег голосом смертельно уставшего человека. – Тебе ещё не надоело? Что за глупость ты выдумала? Наверняка не одна, а с этой дурой Вельниченко… Будем! – Тут они с Климиным чокнулись и дружно выпили. – Она с самой школьной скамьи пыльным мешком трёхнутая! Ну зачем всё это нужно? Чего ты добиваешься?

Пока я, открыв рот, ошарашенно моргала на супруга, он выловил из банки истекающую маслом рыбку и забросил в рот, словно мяч в баскетбольную корзину. Гость проделал то же самое с куском колбасы. И теперь, активно двигая челюстями, они оба смотрели на меня с весёлым недоумением: что, мол, голубушка, не прошла твоя очередная женская глупость?

Я молча кусала губы, переводя взгляд с одного на другого, ясно чувствуя, что горькие слёзы обиды на вселенскую несправедливость уже где-то совсем близко.

«Что тогда сказала Лидка? «Интересно, чего он добивается: развода или психушки?» Действительно, интересно… Не постеснявшись выглядеть дураком в глазах посторонних, обращается к знакомому милиционеру… – Я мысленно хмыкнула, позабыв, что собиралась плакать. – Если, конечно, этот знакомый не помогал Олегу расставлять эти проклятые тарелки на нашем столе… А что? Мало разве продажных милиционеров? Милиция… Стоп! – вдруг вспомнила я. – Ведь что говорил псих? Что-то типа: «Беги от милиции, как чёрт от ладана»? Или вроде того… Зачем он это сказал? Может быть, он и имел в виду что-либо… подобное?»

– Я буду в гостиной, – тихо сказала я, поднимаясь.

И ушла в комнату.

Минут через двадцать появился Климин.

– Спасибо за ужин! – Если бы не серьезный тон, я бы обязательно решила, что он издевается. – Любовь Петровна, я вам, как и обещал, определитель установил. Никаких премудростей тут нет, главное, дождаться, чтобы номер телефона на панели появился. Вы его запишите, и мне перезвоните. Мы вашего хулигана вмиг достанем!

Я глядела на капитана, прикидывая, что же наговорил ему про меня муж. Климин говорил со мной внятно и ласково, словно с умалишенной. Не совсем, конечно, но частично.

– Да, – кивнула я. – Большое спасибо… Я всё поняла…

Климин обрадовался моей понятливости, попрощался и ушёл. Я задумалась. Поэтому не заметила, когда в комнату вошёл Олег.

– Ну, что? – Услышав его насмешливый голос, я вздрогнула. Он сидел в кресле возле двери. – Спектакль окончен?

Мне снова захотелось плакать. Жизнь показалась полной бессмыслицей, мерзкой, глупой и, самое главное, никому не нужной. Но я хорошо знала, что слёзы Олега лишь рассмешат.

– Олег, – с трудом подбирая слова, я отчаянно пыталась сохранять спокойствие,– что-то у нас не так…

– Да ну? – хрюкнул муж.

– Перестань! Нам надо поговорить… Я больше так не могу. Правда, не могу! Иногда мне кажется, что я начинаю сходить с ума! И не могу понять, чего ты от меня ждёшь. Но… если ты всё ещё хочешь… – судорожно сглатывая, я стискивала замёрзшие пальцы, словно перелезая через огромную, усеянную острыми ледяными шипами, гору, – …если хочешь… Я согласна на развод…

Однако потолок не рухнул, пол не разверзся, и сердце мое продолжало стучать, может, немного сильнее, но в пределах допустимого. Муж тоже не рухнул замертво, зато вполне банально усмехнулся:

– Вот как ты заговорила!

– Ты просто не хочешь понять…

– Куда уж мне!

– Пожалуйста, давай поговорим серьёзно! Я люблю тебя. Но так жить больше нельзя.

– Конечно, – снова усмехнулся он, и в его голосе появилось раздражение. – Я ведь не могу делать таких царских подарков! Извини! Ради любопытства поинтересовался, сколько стоит такой фарфор. Знаешь, я тебя поздравляю: он стоит целую кучу денег!

– Что ты имеешь в виду? – ахнула я. – Ты сошёл с ума!

– Слава богу! – зло рассмеялся Олег. – Теперь-то мы знаем, кто здесь сумасшедший! – Он вскочил на ноги и, шагнув к двери, оглянулся: – Что ж, можешь в тишине мечтать о разводе. Мечтать, как утверждают, не вредно!

Я долго смотрела ему вслед, сотый раз перебирая в уме сказанное мужем. Вывод поразил своей простотой и очевидностью:

– Кажется, он только что отказал мне в разводе…

***

Ближе к обеду в кабинет зашла дежурная сестра.

– Любовь Петровна, зайдите в перерыве к Исмаиляну.

– К Исмаиляну?! – охнула, вскидывая ладошки, Жанна. – Точно, нажаловалась старуха… Уволят… Теперь как пить дать уволят!

За несколько дней работы я уже немного освоилась с лабиринтами «Медирона», поэтому до кабинета замглава добралась довольно быстро. Однако в животе тоненько посасывало, и где-то в подсознании я тайно мечтала заблудиться. Но мечтать, как сказал любимый супруг, не вредно. И вот я стояла возле неплотно прикрытой двери Акопа Ашотовича, судорожно перебирая в уме, что сказать в первую очередь.

Внезапно до слуха донёсся женский голос. Я напряглась, поняв, что в кабинете находится Шушана Беркоевна Циш.

– Одумайся, Акоп! – воскликнула она, и я моментально юркнула в сторону. – С этим не шутят! Сейчас ты думаешь не мозгами, а совсем иным местом! А она явно ошиблась. Они же не виделись много лет. И это лишь слова! Со временем из ягненка вырастает баран, и слова надо проверять делом.

Послышался скрип стула, потом звук открываемого письменного ящика. Видимо, Исмаилян копался в своем столе. Он вздохнул:

– Перестань, Шушана! Ты же хорошо её знаешь и знаешь, что она никогда нас не подводила. Вот, прочти ещё раз… Ну что тебе ещё нужно? Исполнительность, преданность, скромность…

– Снова одни слова! – яростно взвилась Шушана. – Говорю тебе, одумайся, пока не поздно! Скромность и преданность – не совсем то, что нам нужно…

– Деньги сделают то, что надо, Шушана, не забывай, – тихо произнес Акоп Ашотович. – Она хороший специалист, и у неё мало денег…

– Мало? – фыркнула она в ответ. – У её мужа нет денег?

Я стояла, прижавшись всем телом к стене, боясь шевелиться. Странный разговор почему-то пугал, хотя у меня не было оснований считать, что он относится именно ко мне. Но сердце колотилось, внося смятение и тревогу, и теперь я думала о том, как бы незаметно отсюда убраться.

– Кстати, насчет исполнительности – уже был сигнал с поста… А скромность? О чём может идти речь, если она ни в грош не ставит пациентов? Ни с того ни с сего назвать почтенную женщину блохастой сучкой…

– Не сучкой, а валенком, – возмущенно поправила я, внезапно оказываясь в кабинете. – К тому же это был кобель. Здравствуйте!

Увидев выражение их лиц, я опомнилась и похолодела.

«Уже уволили…» – и поняла, что терять теперь практически нечего.

– Извините, я, кажется, забыла постучать! Дверь была открыта. – И, продемонстрировав лучшую из своих улыбок, уточнила: – Я не вовремя?

Первым пришел в себя замглав.

– Э-э-э… – затянул Акоп Ашотович, словно собираясь исполнить что-то национальное. – Что вы, Любовь Петровна, проходите… Здравствуйте! Ну как вам у нас работается?

Я подивилась изощренному коварству замглава, но вовремя вспомнила о повадках бабы-яги: сначала помыть-покормить и только потом слопать.

– Прекрасно! Замечательный кабинет, отличное оборудование, чуткие пациенты… Мне благодарности ещё не писали?

– Нет, – растерялся Исмаилян.

Не растерялась Шушана Беркоевна:

– Зато жалобы на вас были, голубушка.....

– Да? – безмерно удивилась я. – В этом центре жалобы на врачей медсестрам пишут?

Шушана так хапнула ртом, что прикусила язык. Может, и не прикусила, но рта больше не раскрывала.

По лицу Акопа Ашотовича трудно было понять, как он отнёсся к моей выходке. Не обращая больше внимания на главную медсестру, мы с ним вполне серьёзно поговорили о работе. Меня сильнейшим образом подмывало обсудить привычку местных терапевтов направлять к специалисту здоровых пациентов, но я сдержалась. В конце концов, я здесь без году неделя, и, возможно, у них есть на то свои причины.

В конце нашей почти дружеской беседы Акоп Ашотович сделал мне замечание:

– С поста доложили, что вас не было при сдаче ключа. – Я промолчала. – Постарайтесь больше такого не допускать. Порядок есть порядок, и правила должны выполняться неукоснительно.

На этом мы распрощались. Закрывая за собой дверь, я краем уха услышала:

– К чёрту, Шушана! Уж лучше баран, чем овца!

***

На выходе из «Медирона» меня ожидал приятный сюрприз – я бросила мимолетный взгляд на дорогу и увидела «Жигули» Христенко. Он выруливал из ворот швейного объединения, расположенного на противоположной стороне дороги метрах в пятидесяти от нашей проходной. Игорь Фёдорович активно вертел головой, пропуская встречный транспорт. Тут на глаза ему попалась я. Лихо развернувшись, он подкатил к бордюру:

– О! Это опять ты?

«Что значит «опять»? – с неодобрением подумала я. – Или он считает, что я его тут специально караулю?»

И сухо кивнула:

– Добрый вечер!

– С работы? – Не дожидаясь ответа, Христенко мотнул головой: – Ну, залазь!

– Спасибо. Но у меня денег нет.

В глазах водителя что-то погасло. Пару секунд он боролся с собой, победил и махнул рукой:

– Чёрт с тобой! По дороге что-нибудь интересное расскажешь.

Роль радио меня не слишком вдохновила. Однако в воспитании Игоря Фёдоровича, особенно по части обращения с женским полом, имелись явные пробелы. Решив, что именно эта тема и будет превалирующей в моём рассказе, я живо устроилась на переднем сиденье.

Очутившись дома, я первым делом собрала со стола злополучный сервиз и сложила в картонную коробку. Сверху пристроила амуров со свечками.

– И всех дел! – громко сказала я, вышла на лестничную клетку и позвонила к Ферапонтову.

Тот оказался дома.

– Коленька, – ласково улыбнулась я, исподволь выглядывая на физиономии молодого человека следы очередной попойки. После блестящей лекции, прочитанной только что Христенко, меня отчего-то потянуло в воспитательные дебри. Но ничего достойного внимания на лице соседа не отображалось. – Помоги, пожалуйста, поднять коробку на антресоль.