Лунный свет загадочно выхватывал из ночных теней узоры на обоях. И не поймёшь, букет цветов это или сцепившиеся в драке совы с письмами. А может, гнездо соплохвостов Хагрида…
Гарри сел на кровати, растёр лицо ладонями. Плохими снами его было не удивить — весь пятый курс промучился с видениями Волдеморта, что называется, с эффектом полного присутствия. Но в последнее время его донимали какие-то совсем уж странные кошмары, ни на что не похожие. Проснувшись, он не мог вспомнить приснившееся, но гнетущее ощущение неправильности не покидало весь день.
Ещё и тяжесть на душе после гибели Сириуса. Нет, крёстного он почти не знал, даже поговорить толком с ним ни разу не удалось, однако тот успел поманить семьёй и душевной близостью. Много ли сироте надо?
С семьёй тёти Петуньи у Гарри Поттера были сложные отношения. Его не любили, но и зря не обижали. Глядя на комнату, в которой прожил всю жизнь, сразу можно было сказать, что жил он в достатке, ни в чём не нуждаясь. В брендовые вещи, как Дадли, его не одевали, но и в жалких изношенных обносках, как Рон, не ходил. Тётя крайне болезненно воспринимала любое попрание престижа семьи.
«Что скажут соседи?»
Даже то, что Гарри учился в частной школе-пансионе, добавляло очков дяде и тёте в глазах общественности. В современных реалиях далеко не каждая британская семья может позволить себе обучение сразу двоих детей в дорогих школах. В итоге, Дурсли считались весьма достойным семейством.
Можно сказать, что в семье тёти Петуньи племяннику жилось весьма неплохо. Вон, даже имелось индивидуальное место для наказаний — чулан под лестницей, где он набирался ума после очередной детской шалости.
Сильных магических выбросов у Гарри никогда не было: перекрасить парик злой училке, перенестись на крышу, испортить противно-колючую кофту… А Рон рассказывал, что от его выбросов вылетали стёкла в окнах всего дома, прахом осыпались шторы, полыхал диван, отцовский гараж сложился в лепёшку, рыба разом в пруду передохла, даже садовые гномы в ужасе бежали с огорода… Врал, конечно, но сколько-то правды в его россказнях было.
Случись подобное у Поттера в детстве, дядя Вернон его, наверное, прибил бы за подобные разрушения.
Как и любому ребёнку, Гарри хотелось, чтобы его любили и носились с ним, как с Дадли: баловали, исполняли капризы, дули на поцарапанные коленки… Но он был в семье чужим и лишним, о чём очень любила громогласно напоминать тётя Мардж. Приезжала она в гости к брату нечасто, но визиты её запоминались надолго.
И всё-таки родичами Гарри дорожил и уж точно не желал им зла.
В саду миссис Фигг заорали коты, вызвав лай всех окрестных собак. Гарри поморщился, растёр виски — голова не то чтобы болела, но гудела, как трансформатор. Это из-за духоты. Что поделать — июль выдался сухим и жарким. С отвращением поглядев на разворошённую постель, он принялся одеваться. Уснуть всё равно не получится, уж лучше пройтись по холодку.
Мантии-невидимки на обычном месте не оказалось. Перекопав содержимое сундука, семейную реликвию он так и не нашёл, а вот Карта Мародёров по-прежнему лежала в альбоме с фотографиями. И где он мантию оставил, а? Может, Рон взял, над близнецами летом шутить? Почему тогда не предупредил?
Впрочем, у Рона Уизли было весьма размытое понятие о чужих вещах. Чистые носки мальчишек в их гриффиндорской спальне он запросто считал своими. Особенно Невиллу доставалось… А за разграбление сладостей из тумбочек Дина и Симуса был не раз бит. Невилл не дрался и не возмущался, а попросту поставил жгучие фамильные охранные чары на свои владения, чем очень Рона оскорбил.
Гарри тряхнул тяжёлой головой, да что с ним такое? Казалось, от любого движения мозги с грохотом перекатываются по пустой черепушке. И ладно бы голова болела, так нет… Странно, он не мог вспомнить, когда это началось. С самого приезда из школы дни были как в тумане. Сейчас он не смог бы с уверенностью сказать, что делал эту пару недель, чем занимался. Даже был ли по их с Дадли прибытию из школ традиционный семейный ужин со старинным фарфором и серебряными приборами — тётя очень любила маленькие домашние банкеты.
Ерунда какая-то!
На глаза попалась пустая клетка Хедвиг. Нетронутый корм и полная поилка. И где её носит? Нет, сова и раньше могла отсутствовать по нескольку дней, но судя по состоянию поилки, не было её довольно долго — вода выглядела несвежей.
Постояв в раздумье, Гарри накинул лёгкую куртку, похлопал себя ладонью по макушке, дождался ощущения горячего мячика на волосах, который лопнул и обтянул его всего неощутимой плёнкой, сделав невидимым и лишив запаха. Потом провёл указательным пальцем сначала по одной подошве кроссовка, потом по другой. Потопал на месте, проверяя, исчез ли шум шагов, удовлетворённо кивнул.
Спустившись на кухню, настругал пару бутербродов, завернул их в бумажное полотенце, сунул в карман. В пустую бутылку из-под пепси налил охлаждённый лимонад из кувшина, выуженный из холодильника. Подумав, написал записку для тёти. Мол, погулять вышел. Это на случай, если в парке задержится.
Из дому выскользнул через заднюю дверь, привычно вернув защёлку на место загнутой особым образом проволокой, предусмотрительно припрятанной в щели. Тётя Петунья не ругалась на его ночные отлучки, если он не оставлял дом нараспашку.
Во втором часу ночи Литтл Уингинг мирно спал. Разноцветные портьеры на окнах кое-где подсвечивались тусклыми ночниками, придавая домам волшебный вид. Сверчки пиликали свои песенки. Где-то далеко шумели на трассе машины. У Кеннетов в конце улицы шла затянувшаяся вечеринка: приглушённо звучала музыка, слышался смех, мелькали тени на шторах. У Эртонов плакал младенец, а женский голос ему что-то напевал. У воинственного мистера Болдуина, который по жизни был в ссоре со всей улицей, лениво и негромко гавкал в саду старый пёс. Гарри он учуять не мог, так, для порядка голос подавал. Мол, бойтесь, злодеи — я бдю!
Городской парк был тёмен и тих. Фонари освещали лишь центральную аллею. Мэрия, как обычно, экономила электроэнергию. Налетевший ветерок весело погнал по дорожке шуршащую обёртку. Зашумели листвой деревья. В глубине леса сонно перекликались птицы. У речки неустанно горланили лягушки. Шелестя травой и топоча, как слон, перебежал дорогу ёжик.
В кустах светились сонмища светлячков, образуя целые галактики.
Темноты Гарри не боялся.
Сколько себя помнил, он чувствовал с ночью некое сродство. Казалось, Тьма ласково обнимала его, даря покой и защиту. Особенно отчётливо он ощущал это в чулане для наказаний и в потёмках каменных школьных коридоров. К тому же его подслеповатые глаза хорошо видели в темноте — он не терялся, не блуждал, выставив перед собой руки, просто шёл, куда ему надо, не спотыкаясь и не сбиваясь с пути.
Поттер свернул на неприметную при свете дня, а сейчас, в сумраке, и вовсе невидимую тропку. Эта дальняя часть парка была заброшена из-за заболоченности. Нет, власти пытались болото осушать. Одно время тут тарахтело множество техники, рыли какие-то канавы… Гарри тогда был совсем мелким и смотрел на всё это издалека — близко к тракторам любопытную малышню не подпускали. Но то ли природа оказалась упрямей, то ли финансирование прекратили, но болото никуда не делось. Тогда администрация города сделала вид, что проблемной части парка попросту не существует. Так и жили.
Его тайное место, оборудованное ещё в детстве, преданно дожидалось хозяина. Сняв кроссовки и поддёрнув штанины выше колена, он прошёл по тёплой воде, раздвигая тину и распугивая лягушек. В шалаше на взгорке, под опущенными чуть ли не до земли ветвями раскидистого дерева было сухо, а «пол» усеивало множество мышиных гнёзд. Его вторжение на территорию грызунов сопровождалось возмущённым писком и шуршанием. Поттер поправил и хорошенько закрепил уголок толстой пластиковой плёнки, не пропускавший внутрь дождевую воду. Можно было бы прогнать прочь мышей, вымести их гнёзда… но зачем? Всё равно в детском шалаше ему, изрядно подросшему, было уже тесновато. Пусть живут.
Из камней и доски он собрал скамейку рядом с шалашом. Потом вытащил из глубины укрытия пару припасённых кирпичей, поставил на них подкопчённый металлический поддон от какой-то химии и запалил в нём костерок. Хотелось просто посидеть у огня.
Обиженно зудели над ухом комары, не в силах добраться сквозь наложенные чары до вкусной кровушки юного волшебника. С болота тянуло холодом — пришлось накинуть сброшенную куртку. Опять тётя будет ворчать, что от него воняет гарью.
Языки пламени с энтузиазмом лизали хворост, хрустели сухими ветками. Беззаботные искорки улетали к звёздам. А может, и сами становились звёздами, кто их знает?
Пригревшись, Гарри сонно клюнул носом, и тут… Из огня на него укоризненно посмотрел Сириус.
«Вспоминай, Сохатик! Ну же, постарайся».
Родной голос с тёплой хрипотцой словно ножом ударил в грудь. Гарри задохнулся от душевной боли, сполз со скамейки, скорчился на траве. Голова, казалось, сейчас треснет, как хрупкая яичная скорлупа. Накатила тошнота. Его вырвало… и стало легче. Вот только в память ворвался ураган, завертел, словно осенние листья, воспоминания, которых не могло быть. Просто не могло и всё!
…Печальное Рождество на Гриммо. В больнице раненный мистер Уизли — до веселья ли. Перехватив Гарри возле туалета, Сириус, смущаясь, сунул ему в карман зеркальце. Ещё и палец к губам приложил. Мол, тайна это, не проболтайся…
…Бесконечные ночные разговоры за закрытым пологом кровати с наложенными на занавески чарами Конфиденциальности. Это только их секрет: ни друзья Гарри, ни живущий на Гриммо Люпин не в курсе общения крёстного с крестником…
…Пытки Кровавым пером Амбридж. Издевательства Снейпа под видом дополнительных занятий с его «Легиллименсом». А по ночам, словно вознаграждение за дневные страдания, весёлые уроки с Сириусом по беспалочковому волшебству. Обучение идёт по зеркалу, под шелест страниц старинных книг. У Гарри полно сырой силы, которую под уморительные комментарии крёстного приходится «переплавлять» в заклинания. Наставник из Блэка ещё тот! Сам в лучшие свои годы даже Люмос без волшебной палочки зажечь не мог, хотя считался сильным волшебником. Но у Поттера, вопреки всему, получается.
«Давай, Сохатик, старайся. Нам в путешествиях волшебной палочкой размахивать будет несподручно. Маглы же кругом! А ты у нас — раз, и Дурящей порчей кого надо осчастливил! Дурящая порча — она же простая, как кирпич, но иногда полезнее Конфундуса. Уж поверь заслуженному Мародёру. Лично на Сопливусе её отрабатывал. А он, можно сказать, эксперт по всяким гадостям. И вообще, тихо и незаметно колдануть по жизни пригодится. Беспалочковое волшебство — это тебе не жуков в пуговицы превращать, не на звёздочки в небе пялиться. Тут чисто прикладная и полезная премудрость!»
Совместно составленный короткий список необходимых на все случаи жизни беспалочковых чар Гарри к лету успешно освоил: Люмос-Нокс — огонёк на кончике пальца, Акваменти — наколдованная вода в стакане, Репаро — на сломанно-порванное, Эпискей — на синяки-царапины, Акцио — если лениво встать и руку протянуть… Но особенно Гарри нравились скрывающие чары. Точнее, целый комплекс простых и доступных заклинаний для начинающего шпиона: освоил — и мантию-невидимку не надо! Эти чары Гарри отработал до автоматизма. Эх, как бы ему всё это пригодилось на кладбище во время возрождения Волдеморта!
А вот трансфигурация, к сожалению, давалась гораздо сложнее, чем чародейство: иголку из былинки, чтобы порванное в полевых условиях заштопать; стакан или миску наколдовать из камушка; ножик из деревяшки… и всё. На что-то более сложное терпения не хватило.
…Грандиозные планы на будущее. Гарри нужно закончить пятый курс, и Контракт с Хогвартсом будет завершён. Пророчество Сириус считал уже исполненным. Об Ордене Феникса он был крайне низкого мнения. Блэк ничего не забыл: ни Азкабана, ни предательства друзей-соратников. Ни подставы Альбуса. Он хотел забрать с островов крестника и жить дальше без всяких Волдеморта с Пожирателями и Дамблдора с Общим Благом…
«Сохатик, у меня в Азкабане двенадцать лет на раздумье было. Может, я и не гигант мысли, но вот что скажу: не твоя это война! Пророчество ты в год исполнил — угробил-таки Тёмного Лорда. Что ещё Альбусу от тебя надо? Он ведь тебя обманом тащит туда, где уже погибли Джеймс и Лили. Неправильно это, Сохатик, совсем неправильно. Мы хоть сами выбирали, куда лезем. Твои родители встали под Аваду ради того, чтобы ты жил и был счастлив. Мастером каким-нибудь известным заделался. Женился, детишек наплодил, потом внуков нянчил. А с Тёмным Лордом пусть сам Альбус наш Светозарный разбирается. Одного Тёмного Лорда победил, пусть и этого заломает. А то горазд за чужими спинами отсиживаться! Думаешь, в прошлую войну он в боях участвовал? Да ни разу! Аврорат, опять же, для чего-то существует, управление мракоборцев при Отделе правопорядка, даже наёмники сойдут… Но нет, против жупела всей Магической Британии должен школьник-недоучка выйти! Совсем оборзели!»
…Оставленное под подушкой в спальне Переговорное зеркало разбито. Обломки сложены так, словно кто-то неудачно опёрся на кровать, но некоторые осколки не на своих местах…
…Видение похищенного и пытаемого Сириуса. Панический страх потерять крёстного, полностью отключивший соображение. Нелепый полёт на фестралах в компании малолетних приключенцев…
…Сириус, падающий в Арку Смерти…
…Боль и отчаяние. Разнесённый вдребезги кабинет директора Дамблдора…
…Проведённый на пустыре за Литтл Уингингом ритуал «Отсечение плоти», отторгнувший все потерянные Гарри частицы тела, будь то волосы, ногти или кровь…
…Бледное лицо тёти Петуньи. Хмурый дядя Вернон, сунувший ему в руку двести фунтов. Подаренная Дадли спортивная сумка, с лёгкостью вместившая пару белья, сменную одежду, мешочек с галеонами и документы. Ничего из своих старых вещей Поттер не взял, даже мантию-невидимку, альбом и подаренную крёстным метлу. На них могут быть тайные сигналки. Тётя обещала сохранить его школьный чемодан до лучших времён. Мол, места на чердаке много. Лёгкая качка парома, идущего через Ла-Манш. Снятая квартирка на тихой улочке в старой части Кале. Ему нужно утром попасть к поверенному на волшебной улице. Там, в сейфе, новые документы и портключ в купленный крёстным дом…
…Ночью его, оглушённого, скинули на пол с кровати. Незнакомые лица, но не Пожиратели Смерти — наёмники-людоловы. Погибшая Хедвиг, храбро ринувшаяся в бой, защищая хозяина. Наёмники не скрывают, что выполняют заказ…
…Гневное лицо Дамблдора. На его столе, среди пергаментов и книг, — аккуратно свёрнутая мантия-невидимка. Долгий эмоциональный спич, взывающий к долгу и совести Гарри. Но он никому ничего не должен! Никому!
Обливиэйт.
Костерок прогорел. Глаза пекло, но слёз не было. Гарри достал из наручной кобуры волшебную палочку и долго смотрел на неё. Потом переломил и бросил на подёрнутые пеплом угли.