Бегство из гетто: Заметки по поводу рукописи, оставленной в ОВИРе

Встреча в гостинице

Для тех, кто не знает: ОВИР — это отдел виз и регистрации иностранцев управлений внутренних дел. Здесь оформляют свое пребывание в СССР иностранцы, приехавшие к нам на работу, учебу, в командировку. Здесь получают соответствующие документы и советские граждане, выезжающие за границу. Здесь, наконец, — пусть редко, но и это бывает, — оставив на столе советский паспорт, переступают последний порог, отделяющий их от Родины, люди, подобные В. М. Шполянскому.

По своим журналистским делам мне нередко приходится бывать в ленинградском ОВИРе, и именно здесь я впервые услышал о Шполянском. Но не тогда, когда он собирался выехать в Израиль, а позднее, спустя пять лет, когда, на горьком и долгом опыте осознав всю «трагическую бессмысленность, преступность» (я цитирую его слова) этого своего шага, он решил принять все меры к возвращению на Родину.

В Ленинград он приехал как турист и, подав через ОВИР Главного управления внутренних дел Леноблгорисполкомов заявление с просьбой о возвращении ему гражданства СССР, жил некоторое время в гостинице, ожидая решения компетентных советских органов.

Здесь, в гостинице, мы и встретились, но прежде, чем встретиться, я прочитал его рукопись. Шесть папок, около полутора тысяч страниц… Неровная, какая-то нервная скоропись. Многочисленные вычеркивания, повторы, пометки на полях, на обороте листов, незавершенные фразы… И собственно, эта горькая, я бы сказал, злая исповедь и, естественно, судьба ее автора и стали поводом для этих заметок.

В «Астории» я бывал не раз и видел здесь самую разнообразную публику — корректных, застегнутых На все пуговицы дипломатов и озабоченных, всегда куда-то спешащих бизнесменов, молодящихся старичков и старушек, увешанных фотоаппаратами и магнитофонами, и шумную молодежь в пестрых брюках и разноцветных спортивных куртках… Словом, весь тот разноязыкий и разношерстный интуристский вавилон, который характерен для всех интуристских гостиниц и чувствует себя в них как рыба в воде…

Первое, что сразу же бросилось в глаза, — это какая-то несовместимость, несоответствие между обликом этого человека и всем тем, что его здесь окружало.

Из широкого окна гостиницы открывалась запорошенная снегом площадь с величественным собором, памятником и сквером. Тяжелые шторы, мебель красного дерева, инкрустированная бронзой, бронзовые же ручки на окнах и дверях, картины… И среди всего этого ретро (гостиница, самая, пожалуй, петербургская из всех ленинградских, бережно хранит свой стиль) этот высокий, смуглый, худой человек с глубоко сидящими воспаленными глазами на изможденном лице, в джинсах, стираной-перестираной рубашке казался чужим, инородным…

Он говорил, говорил, не слушая и, пожалуй, не желая слушать собеседника, как бы боясь, что если его прервут и он остановится, то потеряет мысль, не сможет выговориться и сообщить что-то очень важное, чрезвычайно важное для него… Закуривал одну за другой сигареты и, глубоко затянувшись, сразу же гасил их в пепельнице, полной окурков. Перебирал длинными нервными пальцами страницы рукописи, журнальные и газетные вырезки, в беспорядке лежавшие на столе, или, вскакивая, рылся в таком же ворохе бумаг на стоящей рядом тумбочке, не переставая при этом говорить…

И чем дольше я его слушал, мысленно сопоставляя его длинный и сбивчивый монолог с тем, что я уже знал о нем из разговоров с другими, из его же собственной многостраничной исповеди, тем все больше и тверже укреплялся в своем впечатлении: а ведь он здесь чужой! И не только потому, что его внешний вид не вязался с респектабельной обстановкой этой старой гостиницы, — встречаются здесь и не такие. Забегая вперед, скажу: он, как рассказывали, никогда не был, что называется, «барахольщиком», не гнался за вещами и деньгами: джинсы и тенниска, единственная костюмная пара да туфли, несколько сорочек и плащ — вот, пожалуй, и весь багаж, с которым он прибыл в Ленинград с Запада. И гостиницы были ему не внове: здесь, в «Астории», на этой знаменитой площади, у этого памятника, он бывал не раз, как говорится, до того, пока еще был ленинградцем; за пять лет своих иммигрантских скитаний живал в гостиницах Нью-Йорка и Лондона, Вены и Брюсселя…

Нет, не внешние приметы создавали эту почти осязаемую полосу несовместимости, отчуждения. Нечто более глубокое.

Они, интуристы, дипломаты, бизнесмены, прибывшие к нам на короткое время, не пытались «менять кожу», подделываться под наш образ жизни и мысли, оставались самими собой, и это вполне естественно. Он, прибывший к нам как иностранец, изо всех сил стремился казаться «своим», но, как видно, не мог и давно уже не был «нашим», и это сразу бросалось в глаза. Чужой по духу, он был иностранцем в своей стране, в своем городе, где прожил немало лет. Точнее, в бывшей своей стране, в бывшем своем городе. «Бывшие» — очень точно определил сущность этих людей один из советских публицистов…

В. ШПОЛЯНСКИЙ^{1}:

«…Я провел последние пять лет жизни в качестве эмигранта, был гражданином Израиля и жил в нем, жил и работал в США, Англии, много бывал в странах Западной Европы.

Я уехал из СССР в таком же духовном качестве, как и большинство тех, кто в последние годы едет „воссоединять семьи“.

Я оказался в Вене^{2} в тот период, когда преобладающее количество выезжающих из СССР уже ехало, минуя Израиль, в США и Канаду, но у меня не было и минутного колебания в тот момент, когда работник Еврейского агентства^{3} с удивлением переспрашивал меня, точно ли я еду в Израиль, — я ехал туда.

Я, в общем-то, прошел путь „вживания“ в Израиль несколько иначе, чем многие другие. Я слишком долго искал „место для меня“, и эти поиски натолкнули меня на такие несообразности общих и частных осуществлений сионизма (в лице государства Израиль), что я не мог не заинтересоваться глубоко тем, „кто есть кто“ и „что есть что“ в сионизме и в Израиле.

Все свободное время я отдавал чтению, благо мне повезло: в двух семьях „старожилов“ (второе и третье поколение в Израиле) я нашел заброшенные на чердак и в грязный сарай отличные библиотеки, в которых сохранились книги на русском языке и по вопросам евреев и сионизма начала века. Будучи в США, я пользовался библиотеками и личными архивами некоторых моих знакомых, получая обширную информацию по аналогичным вопросам.

И все это время я разговаривал, разговаривал со всеми, кто попадался мне „под руку“… Я накопил изрядный запас информации, относящейся к евреям и сионизму за многие годы, и, в силу простого любопытства поначалу и жгучего интереса впоследствии, начал анализировать и систематизировать этот багаж знаний.

Выводы, к которым я приходил, были настолько удручающи, что я не раз и не два перепроверял себя — не слишком ли я пессимистичен и так ли в действительности обстоят дела, как это получается в результате анализа?

В одной из сионистских (а это значит — антисоветских)^{4} организаций, с которой я имел постоянный контакт, я как-то обнаружил добротно упакованные увесистые посылки — их только что привезла почтовая экспедиция. Их вскрыли при мне, и они были набиты книгами, отпечатанными в Израиле и в США, и были предназначены для засылки в СССР. Это были „классические“ исследования в области истории „еврейского народа“, мемуары и „сочинения“ разного рода сионистов, воспоминания узников гетто и нацистских концлагерей. С некоторыми из них я встречался и ранее, но просматривал их „в общем“. На этот раз я унес с собой экземпляры всего что только было, и устроил нечто вроде „перекрестного“ чтения.

Даже если бы я до того времени был убежденным сионистом, я немедленно по прочтении этих книг отказался бы от любых сионистских взглядов (оставим на совести Шполянского эту попытку задним числом отказаться от своих прошлых сионистских взглядов. — Б. К.). Но я никогда не был убежденным сионистом и потому только лишний раз пожалел, что никто раньше не дал мне возможности проследить ту неразрывную нить большой лжи, которой сионизм опутал человечество, и пожалел о том, что мне может не удастся задача показать эти явления в их противоестественной связи.

Уже будучи в Западной Германии, я задался целью выяснить некоторые аспекты „катастрофы“ — гибели миллионов представителей европейского еврейства в нацистских лагерях, смерти, поскольку их трагическая судьба окутана сионизмом в страшную паутину полудомыслов и полувымыслов и вышедший в это время на экраны телевидения фильм „Катастрофа“^{5} имел массу „темных пустот“, в которых угадывались смутные очертания каких-то сил, которые изо всех сил старались слиться с фоном и исчезнуть на нем.

В день сорокалетия начала второй мировой войны, глядя на экран телевизора и выслушивая извинения, которые от имени немецкого народа приносил миру высокопоставленный деятель правительства ФРГ, я уже хорошо представлял себе то, о чем молчат — молчат бывшие лидеры некоторых государств, архивы различных министерств, бывшие лидеры сионизма и многие бывшие узники гетто и нацистских концлагерей. Молчат потому, что говорить об этом страшно и опасно…

Молчание, хорошо организованный заговор молчания, продолжает опутывать липкой паутиной круговой поруки соучастников преступлений и их жертвы, пятнает отдельные народы и совесть человечества в целом^{6}. И этот же заговор молчания не позволяет увидеть все черные страницы недавней истории перенесенными в сегодня и привлечь к ответу тех, кто осуществляет сегодня свои планы, основанные на известном „триединстве“: „один народ, одно отечество…“, один фюрер или один бог^{7}…

Не так уж важно, кто стоит там, на самом верху, и что он готовит для „врагов народа его“ — библейских шершней или газ „Циклон-Б“, и от чего падают стены Иерихона — от легендарных труб или вполне прозаических гаубиц. Не так уж важно, кто очерчивает границы „библейского царства“, а кто „жизненного пространства“: и те и другие — предатели своего народа.

Когда я пришел к выводу о том, что сионизм скрывает свое прошлое для того, чтобы не было распознано его настоящее, я сел писать эту книгу…

В том, что я буду писать, нет ни капли лжи. В ней просто нет необходимости. Я узнал достаточно много правды для того, чтобы хватило только ее.

Я принял решение: „Не молчать!“

Имеющий уши да услышит…»

Имеющий уши да услышит…

Вот так, слегка перефразировав евангельский стих: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Матф., гл. 11, ст. 15)^{8}, Шполянский не только предваряет им свою рукопись, но и практически формулирует ее цель: не молчать и тем самым не способствовать.

Чтобы так пафосно, я бы сказал, громогласно объявлять свою цель, надо, думается, обладать либо чрезмерным самомнением, либо немалым мужеством, во всяком случае, быть уверенным, что тебе есть что сказать «имеющим уши слышать».

Что же, Шполянскому ни в самомнении (об этом речь еще пойдет), ни в уверенности, что ему, даже, может быть, больше, чем некоторым другим, есть что сказать людям, не откажешь. Через всю его многостраничную рукопись, в разных ее местах, разными словами, красной нитью проходит мысль: молчать о преступлениях сионизма от его истоков и до наших дней — это преступление перед самим собой, перед евреями, от имени которых и якобы во имя которых сионизм творит свои черные дела, преступление перед человечеством, которое сионизм чернит и обманывает.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Я отдавал себе отчет в том, что это мой человеческий долг, вопрос моей личной морали и философии… В суете частных решений, связанных с вопросом, где и как продолжать жизнь, я остро ощутил уверенность, что если я не соберу воедино все факты реальной жизни за много лет, факты, которые свидетельствуют о большой лжи сравнительно небольшой прослойки общества нескольких стран, если я не обобщу опыт жизни нескольких поколений иммигрантов в Израиле и США, если я не расскажу об этом всем, и прежде всего тем, кого этот опыт может коснуться лично, что-то исчезнет из моей жизни, я и для себя не найду точку опоры, я не выполню долга перед людьми, даже если это будет немного людей….

Я принял решение „не молчать!“, бросил множество неоконченных дел и новых начинаний, и вот я готов начать рассказ „от начала“…»

…В десятом поколении после потопа жил среди халдеев Аврам, сын идолопоклонника и сам идолопоклонник. И хотя жилось ему в Уре Халдейском преспокойно, он неожиданно снялся с места и вместе с отцом Фар-рой, женой Сарой и племянником Лотом отправился в путь, в землю Ханаанскую.

В городе Харране, еще в пределах ассиро-вавилонского царства, в возрасте 205 (!) лет умер его отец, Фарра, и здесь Авраму, как явствует из Библии, впервые явился бог.

«И сказал господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую я укажу тебе.

И я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое… потомству твоему отдам я землю сию» (Быт., гл. 12, ст. 1–2, 7).

Почему бог избрал именно Аврама и пообещал ему и многочисленное потомство, и чужие обширные земли, — об этом Библия умалчивает. Во всяком случае, Аврам послушался «гласа всевышнего» и отправился в путь, который был и долгим, и полным событий.

Шли годы, Аврам старел. И хотя бог неоднократно обещал сделать его отцом множества народов, детей у Аврама не было, т. к. жена его, Сара, «была неплодна и бездетна» (Быт., гл. 11, ст. 30). Но «у ней была служанка египтянка, именем Агарь. И сказала Сара Авраму; вот, господь заключил чрево мое, чтобы мне не рождать; войди же к служанке моей: может быть, я буду иметь детей, от нее. Аврам послушался слов Сары» (Быт., гл. 16, ст. 1–2)^{9}.

Короче: Агарь родила сына, которого нарекли Измаилом, и было Авраму в то время 86 лет. Но бог вновь обещал ему, что Сара родит сына и Аврам станет отцом потомства столь многочисленного, как «песок земной» или «звезды в небе». В знак особого расположения он велел Авраму отныне именоваться Авраамом, а Саре — Саррой^{10}, а также установил обряд обрезания: «Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между мной и вами» (Быт., гл. 17, ст. 11). А вскоре, в возрасте ста лет, «Авраам родил Исаака…». Напомним, что Сарре в это время было уже девяносто (!) лет. «И сказала Сарра: смех сделал мне бог: кто ни услышит обо мне, рассмеется» (Быт., гл. 21, ст. 6).

По истечении некоторого времени, не будучи уверенной в том, что первенец Авраама, Измаил, не станет помехой ее сыну, Исааку, при наследовании, Сарра заставила Авраама выгнать Агарь и Измаила в пустыню. Только «провидение» спасло мать и ребенка от смерти — ангел, слетевший с небес, открыл им колодец и известил, что от Измаила пойдет «великий народ».

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Бог и Авраам, уверившись друг в друге, увековечили результаты своих двадцатипятилетних переговоров тем, что первый утвердил себя до скончания века единственным богом, а второй — первым евреем…

Следующий период библейской истории состоял в том, что Исаак родил Исава и Иакова, но Иаков, обманув брата, откупил у него за чечевичную похлебку право первородства. Получив впоследствии имя Израиль, он дал начало двенадцати „коленам израилевым“, которым и было суждено пробыть в Египте четыреста лет…»

Я привел эту легенду не для того, чтобы просвещать читателя библейскими сказаниями. Шполянский, как и обещал, начал свою рукопись «от начала начал», с «первого еврея», и я лишь следовал его тексту, правда, значительно сократив его.

Эту свою главу, первую по порядку, В. Шполянский озаглавил «Высокие Договаривающиеся Стороны», имея в виду, как это видно, с одной стороны, бога, с другой — Авраама. Следующая глава с той же долей иронии названа «„Синайская акция“ Моисея».

Оговорюсь. В своеобразном предисловии к своему труду, озаглавленном «Введение в действие», перечисляя источники, которыми он пользовался, Шполянский, наряду с некоторыми, как он подчеркивает, «серьезными и объективными» (по его терминологии «чистыми». — Б. К.) израильскими, американскими, западноевропейскими исследованиями, называет в числе первых и Библию (Ветхий завет).

Однако, подчеркивает он, «я не ставил своей целью критику Библии, поскольку моей задачей является сионизм, а критическое исследование его не располагает к юмору». И вместе с этим библейские сюжеты и цитаты из Ветхого завета обильно оснащают рукопись, и в том есть своя логика.

Всякие аналогии, а тем более исторические, относительны. И тем не менее Шполянский к ним прибегает. …На фронтоне израильского парламента (кнессета), пишет он, здания, стоящего в глубине от дороги и в удалении от жилых домов, окруженного простенькой, но очень дорогой (благодаря сложной системе сигнализации и защиты) оградой, даже издали читаются слова: «Еврей, твоя земля — от Нила до Евфрата».

В этой связи Шполянский приводит небезынтересный факт. В 1975 году, по свидетельству председателя раввинского союза, члена конференции еврейских президентов (религиозных и сионистских организаций США. — Примеч. В. Ш.) раввина Штейнфельда, Мена-Менахем Бегин был признан одним из лучших израильских… ораторов. Сам по себе этот факт не стоил бы и капли внимания, если бы не сопутствующие ему комментарии американского раввина, опубликованные в израильском еженедельнике «Неделя» (на русском языке) 18 мая 1975 года со ссылкой на газету «Едиот ахронот».

«Многочисленные израильские спикеры (ораторы. — В. Ш.) рассказывают американцам, как важны те или иные территории для обороны Израиля. Это не убеждает американца. Он не понимает этого и спрашивает: „Разве такая-то территория, необходимая для вашей обороны, дает вам право отнять ее у владельцев-арабов?“

Бегин, заявил американцам, что спорные территории принадлежат нам не только потому, что обеспечивают нашу обороноспособность, но потому, что во всех поколениях принадлежали нашим предкам, как об этом сказано в Библии… У среднего американца, заключает раввин, сильно развито религиозное чувство…»

Оставим в покое «среднего американца» и его «религиозное чувство» — стоит ли говорить, что израильско-американское политическое и стратегическое сотрудничество основано отнюдь не на библейских канонах. «Аннексировать чужие земли, опираясь на Библию, удерживать их, опираясь на американское оружие» — так лаконично выразил смысл политики тель-авивских ястребов один из поэтов.

Однако вернемся к Библии.

«В этот день заключил господь завет с Аврамом, сказав: потомству твоему даю я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата:

Кенеев, Кенезеев, Кедмонеев,

Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов,

Аморреев, Хананеев, Гергесеев и Иевусеев». (Быт., гл. 15, ст. 18–21).

Вот так — ни больше ни меньше, а земли десяти народов — взял и подарил! Ни за что ни про что, как говорится…

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Библия никогда не дает ответа на вопросы о том, когда происходили те или иные события.

„Переговоры“ Аврама с богом, согласно библейской хронологии, должны были иметь место где-то в 1800–1700 годах до нашей эры.

Пространство, протянувшееся от Нила до Евфрата, по географии тех времен было очень значительным — настолько значительным, что еще „за несколькими далями“ многие чувствовали край земли. Поэтому обещание бога Аврааму практически означало отдать ему „весь мир людской“».

Такое обещание было тем более странным, что это пространство не только не отличалось пустотой, но скорее наоборот — было переполнено народами и государствами, из которых как минимум два насчитывали уже многие сотни лет устоявшихся цивилизаций… Это были, по терминологии не столь далеких времен, Ассиро-Вавилония и Египет…

В этой связи очень интересно звучит справка из «Еврейской энциклопедии», приведенная на странице 222 двенадцатого тома:

«История П. [алестины] не совпадает с историей еврейского народа. До появления евреев здесь с глубокой древности жили другие народы, образовавшие целую сеть государственных единиц с относительно высокоразвитой культурой. История еврейского народа связана с П. [алестиной] в продолжение всего около 1400 лет…»

И все же вспомним надпись на фронтоне кнессета: «Еврей, твоя земля — от Нила до Евфрата» и утверждение Бегина, что эта территория «во всех поколениях принадлежала нашим предкам». Поистине неисповедимы пути твои, господи, по трактовке сионистов, конечно…

Итак, мы оставили «двенадцать колен израилевых» на пороге «египетского пленения» и последовавшей за ним «Синайской акции» Моисея. Период этот, как утверждает Библия, охватывает четыреста лет. И связан он, в первую очередь, с именем Моисея. Именно он, по Библии, возглавил «исход» евреев из Египта, ему приписывается авторство Торы (Пятикнижия), первых пяти книг Ветхого завета.

В, ШПОЛЯНСКИЙ:

«Не в укор Библии будь сказано, но египетская цивилизация, оставившая значительные памятники материальной культуры, как-то не отметила присутствие евреев ни в дни их свободной жизни, ни в дни рабства. „Десять казней египетских“^{11} должны были потрясти все государство и оставить о себе хотя бы какой-нибудь письменный знак, но ни они, ни исход евреев из Египта в анналах государства отмечены не были…»

Евреи покинули Египет «пред Ваал-Цефоном», который ныне называется Суэцем, и их путь в Иерихон, «в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» (Исх., гл. 3, ст. 8), протяженностью всего около тысячи километров, продолжался, как говорится в Библии, сорок лет.

Еще в прошлом веке один из французских писателей-антиклерикалов остроумно назвал это утверждение Библии невероятной небылицей «божественной утки, которая подается священнослужителями к столу верующих». Хромому калеке, писал он, не потребовалось бы и трех месяцев, чтобы пройти этот путь, если бы даже он как следует отдыхал в придорожных трактирах.

Шполянский пишет, что сорокалетние блуждания по сравнительно небольшой территории (кстати, он провел в Синайской пустыне около двух недель и о ее размерах судит не понаслышке. — Б. К.) нужны были Моисею для того, чтобы под влиянием «испытаний» вытравить из памяти, из сознания евреев мораль, сформированную под влиянием четырехсотлетних контактов с египетской цивилизацией, и заменить ее другой моралью, другими законами, которые и вырабатывались Моисеем эти сорок лет.

Поэтому Моисей и водил евреев так долго по пустыне, взад и вперед, и «учил их жить», применяя при этом политику «кнута и пряника».

«Кнутом» были своеобразная «селекция», а проще — беспощадное уничтожение той части евреев, которая являлась наиболее стойким носителем морали, нравственности, культуры и культов места исхода, т. е. более высокой и поэтому обладающей большим влиянием и силой примера египетской цивилизации, наказания в виде «мора», «медных змиев» и прочих «прелестей».

«Пряником» были бесчисленные «чудеса» в настоящем в виде манны и перепелов, падающих с неба, и обещания «страны обетованной» — в будущем.

Блужданиям по Синайской пустыне помимо «Исхода», который я уже цитировал, посвящены еще три книги Моисеевы — «Левит», «Числа» и «Второзаконие», но, право же, пересказ их только утомит читателя, да и не в этом наша цель. Приведу в заключение лишь одно из замечаний Шполянского.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«Подведя евреев к вожделенной цели, бог обещает им землю „…с большими и хорошими городами, которых ты не строил, и с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, и с колодезями, высеченными из камня, которых ты не высекал, с виноградниками и маслинами, которых ты не садил, и будешь есть и насыщаться…“»^{12}.

Но поскольку бог хорошо отдает себе отчет в том, что никто не отдаст добром «ни земли, ни скот, ни виноградники», он предупреждает, что борьба будет тяжелой. Однако его, бога, помощь «да пребудет всегда» с евреями, и поэтому победа обеспечена, и «вы овладеете народами, которые многочисленнее и сильнее вас…», «ибо вы милее богу чем сами ангелы…

Впрочем, евреям обещано не только духовное благословение: впереди их отрядов будут лететь „шершни бога“, будут „трубить трубы“ и „рассыпаться стены иерехонские…“».

«Блажен, кто верует…» Но сегодня уже вряд ли надо говорить читателю, что и «вселенский потоп», и Авраам с Саррой, и все «чудеса» Моисея, и пресловутые «десять заповедей», и многое другое, что составляет содержание многостраничных «священных книг» и христианства, и иудаизма, — плод мифологии древних народов, еще в глубокой древности умело препарированной и приспособленной клерикальными и правящими кругами для защиты своих эгоистических интересов, для того, чтобы, одурманивая простой народ опиумом религии, держать его в узде.

И я уже говорил, что не собираюсь просвещать читателя библейскими легендами и лишь следую Шполянскому — со злой иронией он развенчивает один из основных постулатов иудаизма и сионизма — «о богоизбранности евреев», их «историческом праве» на «землю обетованную». Здесь в значительно сокращенном виде пересказаны лишь две главы из двенадцати, составляющих эту папку, лишь 51 страница из 265 этой части рукописи.

Среди материалов Шполянского есть папка, в которую вложены две рукописи. Одну из них я условно озаглавил «План X», другую — «План Z». Это и есть план и своеобразная аннотация к нему.

Буду откровенен: и то и другое на первый взгляд впечатляет — широтой, так сказать, исторического «захвата» — от 1800 года до н. э. до 1978 года нынешнего века; детальной разработкой содержания глав, мастей, разделов с перечислением фактов и примеров, которые будут рассматриваться в них; числом фамилий и имен «маститых» сионистов, представителей разного рода антисоветских организаций — от потомков тех, кто жал из Советской России в двадцатых годах, до представителей так называемой «третьей волны», с которыми Шполянский лично встречался; империалист подрывных центров и организаций — от «Толстовского фонда», НТС, ОУН до «Свободы» и «Свободной Европы», где Шполянский бывал.

Калейдоскоп событий, дат, стран, городов, имен, фактов… И я предвижу вполне естественный и закономерный вопрос читателей: а почему бы просто не взять и издать рукопись В. Шполянского, вместо того чтобы пересказывать и комментировать ее?

В том-то и дело, что рукопись есть, а книги нет. Нет цельной книги — ни по форме, ни по содержанию. Нет анализа явлений и фактов — есть их перечисление. Нет глубины охвата событий — есть ее видимость, сопровождаемая общими и общеизвестными комментариями. И часто употребляемые выражения: «я думаю», «мне кажется», «надо сделать вывод» выглядят по меньшей мере претенциозно.

Об этом Шполянскому говорили многие: и редакторы, и журналисты, когда он предлагал свою рукопись к изданию. Говорил и я в беседе с ним, в письменном отзыве на книгу. Все замечания Шполянский воспринимал с плохо скрытым раздражением и все отвергал с ходу.

В этом — весь Шполянский, с его самомнением, самоуверенностью, переоценкой своих способностей и возможностей.

И все же «но» — то самое сакраментальное «но», с помощью которого следует отдать должное Шполянскому. Он написал все, что хотел написать, во всяком случае все, что перечислил в своем плане: 12 частей, 99 глав, 702 раздела! Только разработанные им, как я уже говорил, план и аннотация к нему занимают 176 страниц, а это же почти семь печатных листов!

И пусть это компиляция, пусть повторение общеизвестных и в основном чужих мыслей и выводов, но — последовательное и целеустремленное.

И если согласиться с оригинальным определением одного из писателей, что банальность — это всего-навсего истина, уставшая от повторения («два помножить на два равняется четырем» — это тоже банальность, но когда первоклассник самостоятельно приходит к такому решению, он — Эйнштейн!), так вот, если согласиться с этим определением, то Шполянский не устает повторять одну непреложную и открывшуюся ему на горьком и трагическом опыте истину: сионизм — от его «теоретических» истоков и до конкретной практики, воплотившейся в политике государства Израиль, — враг человечества, враг евреев.

Другое дело, что за это «открытие» он заплатил непомерно большую цену — лишился Родины. Если, конечно, допустить кощунственную мысль, что рядом со словом «Родина» можно поставить это слово — «цена»… Но об этом — ниже и специально.

Там, где события истории и современность проецируются на личный опыт Шполянского, там, где он пишет о том, что видел, пережил, с чем встречался, где он приводит свидетельства очевидцев — и тех, кто творит сегодня черное дело сионизма, и их жертв, одной из которых является он сам, — там мысль его ассоциативна, пафос обличения поднимается до публицистической остроты, оправданного и горького сарказма. У меня создалось такое ощущение, что он бьет наотмашь, как говорится, до последнего патрона, и все в цель — как расплата за свою исковерканную жизнь, как предостережение тем, кого эта расплата может еще настигнуть…

Но таких страниц до обидного мало. Он все ходит и ходит вокруг истории евреев, сионизма и иудаизма, колонизации Палестины и образования государства Израиль, повторяет общеизвестные факты, делая вид, что приводит их впервые, что до него никто ничего подобного не писал, и безапелляционно отвергает всю «предшествующую» его рукописи литературу — все «нечитабельно», «неинтересно», «наукообразно» и «неглубоко». Для того чтобы написать подлинно «глубокое» и «всеобъемлющее» исследование о сионизме, вскрыть его подлинное лицо, требуются, подчеркивает он, и время и талант. Что касается времени, которым он располагал, это мы уже знаем. После слова «талант» стоит многоточие. Надо думать, из скромности…

И во всем этом, как мне кажется, есть своя логика. Логика столь же очевидная и банальная, сколь и пресловутая формула: дважды два — четыре.

Экскурс в историю, обращение к далеким событиям, к чужим свидетельствам, к многочисленным, пусть и удачно подобранным цитатам — все это нужно Шполянскому, отдает, он себе в этом отчет или нет, только для одного: чтобы уйти от самого себя. Иначе с неотвратимой остротой встает вопрос простой, закономерный и неизбежный: а почему же ты, если, как утверждаешь, любил и любишь Родину, если понимаешь предательскую сущность сионизма и империалистический, противный тебе характер его «колониального треста» (это слова Шполянского) — государства Израиль, — почему же ты, Шполянский, предал Родину (и это слова Шполянского. — Б. К.) и уехал в Израиль?

Ответа, вразумительного ответа на этот вопрос нет, и не только в многостраничной рукописи Шполянского. Я спрашивал об этом его лично, ему задавали этот вопрос во время его интервью корреспонденту Ленинградского телевидения. Он — обычно самоуверенный, самонадеянный, за словом в карман не лезет — уходил в общие рассуждения. И в этом вся «логика» Шполянского, его рукописи, его и многих других иммигрантов, с исковерканной и горькой судьбой которых меня сталкивала журналистская работа: ответа нет и быть не может.

Однако пусть все-таки на этот вопрос ответит сам Шполянский — как может, как хочет, как он пишет…

Позднее прозрение

Каждый человек — кузнец своего счастья — так во всяком случае утверждает пословица.

А несчастья? Не своими ли руками шаг за шагом, камень за камнем, мостят некоторые себе дорогу к своему же собственному краху — моральному, нравственному, гражданскому?..

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Уже прошло более десяти лет с начала ряда событий, надолго предопределивших мою судьбу, и только что закончились пять с небольшим лет, проведенные за пределами Родины, оставленной мною столь легкомысленно….

Напряженные события последних лет заслоняют самое начало пути, которое уже выглядит скорее как короткая прелюдия перед сложной многоплановой и драматической симфонией жизненных судеб многих сотен людей, встреченных мною в разных странах трех континентов.

В отдельные моменты мне начинало казаться, что у многих из нас — участников странного и страшного процесса обезличивания и обездоливания — какой-то общий, усредненный путь и одинаковая судьба. Но при ближайшем рассмотрении пути обычно оказывались разными, и если они приводили к схожим судьбам, то только в силу действующих объективных обстоятельств, в которых оказывается большинство из нас, вне зависимости от личных желаний и воли…

…Я работал в экспериментальных мастерских Ленинградского художественного фонда. Возможности применения новых материалов и технологий в искусстве были достаточно перспективны и интересны, и я отдавал этому все свое время. Коллектив художников, работавших в мастерских, был сравнительно невелик, и мы все, живя в мире общих интересов, были дружны.

О том, что кто-то уезжает на „историческую родину“ — в государство Израиль, — и тем более побудительных причинах к такой „перемене мест“, я не имел ни малейшего представления до тех пор, пока в числе таких людей не оказался один из моих знакомых. Он был достаточно юн и недостаточно профессионален, и я всегда с удовольствием делился с ним опытом работы и просто мыслями. И именно от него я узнал все, что в последующие несколько лет составило мой личный израильский „багаж“.

Мой приятель уезжал в Израиль по вызову своего деда, жившего в городе с экзотическим названием Кфар-Саба. Не менее экзотично звучало и название израильской академии искусств — „Бецалель“, в которой он собирался получить образование… Ни ему, ни тем более мне и в голову не могло прийти, что эти названия еще прозвучат потом в наших беседах, обретя новый смысл, и от былой экзотики не останется и следа… Поэтому, прощаясь в конце 1969 года, мы думали о том, что это — навсегда…

Где-то в конце 1972 года одна из моих знакомых обратилась ко мне с просьбой о помощи. Речь шла о том, что ее сестра с мужем и двумя детьми получила разрешение на выезд в Израиль. Но у мужа была открытая язва желудка, один из детей болел… Одним словом, нужна была только „техническая помощь“, а я не умею отказывать…

С этого началось мое вхождение в круг людей, по разным причинам одержимых идеей „воссоединения с родственниками“ и ради этого шедших далеко не самыми честными путями и действовавших зачастую не лучшим образом… Я достаточно скоро попал под действие этого психоза и был то непосредственным участником, то свидетелем процесса выезда в Израиль, пройдя весь путь сам, шаг за шагом…

Я и по сей день не в состоянии разобраться во многом, что происходило со мной лично. Прежде всего, у меня не было никаких националистических убеждений, и я не имел ни малейшего представления о том, что может лежать в основе такого рода „убеждений“. Я всегда считал те или иные способы и формы самовыражения, присущие индивидуальности, независимыми от национальной принадлежности индивидуума. В равной степени я уважал как личность, так и. коллектив в их требованиях или условиях сосуществования и не считал объединение по национальному признаку обязательным для достижения самого высокого уровня духовного общения.

Одним словом, я не представлял себе возможным выбор общения исключительно по принципу национального… Поэтому мои первые впечатления от среды, образованной прежде всего на националистической основе, среды, сознательно одурманивающей себя „возвышенной ложью“ национального превосходства, среды, которая, проповедуя „братство евреев“, творила немало черных дел по отношению друг к другу, — мои первые впечатления были достаточно негативными.

Но, поддавшись общим декларациям этой среды, втянувшись в нее, я постепенно потерял критичность и начал воспринимать ее такой, „какая она есть“… И именно с отказа от критического отношения к такой среде и ее деятельности начался последний этап моего пути в Израиль. И именно в этот период „переоценки ценностей“ я получил первый вызов от „родственников“ в Израиле.

Я и по сей день не знаю ни человека, который „организовал“ мне этот вызов без моей на то просьбы, ни каких-либо „родственников“ в Израиле. Но, как выяснилось, получение вызова не проблема. В этом я убедился позднее, уже в Израиле, когда на протяжении длительного времени бывал в центральном „Сохнуте“ — Еврейском агентстве…

Мы все, и я в частности, читая и обсуждая письма из Израиля этого периода, очень мало внимания обращали на элементы критики, проскальзывавшие в некоторых из них. Мы априорно считали вое „позитивное“ в израильской жизни — закономерным, а „негативное“ — частным. И уж конечно, у нас было свое, специфическое отношение к любым советским материалам по проблемам Израиля. Мы рассматривали эти материалы не просто как тенденциозные, мы сразу же относили их в категорию антисемитских… Любая информация „тут“ — ложь, любой намек оттуда — „истинная правда“… Такое отношение к действительности и игнорирование ее приводило и приводит многих к явной переоценке своих способностей и возможностей не только выжить, но и прижиться в мире абсолютно полярных моральных величия и законов общественных отношений…

Каждый из нас надеялся только на самого себя… Так, подталкивая и поддерживая друг друга, мы оказывались у порога Родины., Я переступил этот порог в сентябре 1974 года…»

Здесь, как далее пишет Шполянский, можно было бы поставить точку. Но не ставит — не случайно он употребляет сослагательное наклонение: можно было бы. Сам понимает: все сказанное звучит неубедительно, наивно. И он вновь и вновь в разных местах рукописи обращается к этому вопросу, который, в отличие от других разделов, озаглавленных иронично, едко, с издевкой, обозначил строго и сухо, по-деловому: «К вопросу мотивировки выезда из СССР». Я прочитал четыре варианта этих «мотивировок», не считая попытки Шполянского сказать что-нибудь убедительное по этому поводу в интервью корреспонденту Ленинградского телевидения.

Варианты этих «объяснений» разнятся количеством страниц, некоторыми примерами и именами, «философическими» отступлениями типа рассуждений о «формах самовыражения личности» или «поисков высокого уровня духовного общения», но количество слов не переходит в качество: аргументов нет, король, как говорится, голый. И Шполянский, я убежден, это понимает. Отсюда его растерянность, как внутренняя, так и внешняя, особенно перед нами, советскими людьми, которым он, уж коли припал к порогу Родины с повинной головой, должен дать ответ на этот вопрос, и ответ если не исчерпывающий, то во всяком случае искренний. Ответа нет, и мне было жалко Шполянского и во время разговора с ним в гостинице, и при чтении его рукописи: человек в общем далеко и далеко не глупый, талантливый по-своему, а как беспомощны его попытки прикрыть здесь свою духовную наготу мишурой слов, в какие противоречия с самим собой он впадает!

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Я не уезжал из СССР потому, что я еврей, и не стремился в Израиль именно потому, что я еврей.

Я не был настроен националистически и не признаю за кем бы то ни было права на национализм. В такой же мере мне чуждо понятие патриотизма, основанного только на националистических чувствах, а именно такой „патриотизм“ преобладает в среде одержимых идеей Израиля. Как я смог убедиться позже, основные тенденции израильского патриотизма лежат в области националистических, а не национальных чувств, и это неизбежно исподволь влияет на тех, кто устремляется в это государство под его или иным влиянием…»

А вот в другом месте, В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Как и многим другим участникам этого процесса, мне казалось, что я сам дошел до большинства моих „новых убеждений“, суть которых связана с тем, что я — еврей, и коль скоро существует государство евреев, то оно и есть единственное место на земле, на котором мы должны быть вне зависимости от всего предыдущего, и что там можно начать жить вне связи со своим прошлым…» (Подчеркнуто мною. — Б. К.).

Как можно «быть вне зависимости от всего предыдущего» и «жить вне связи со своим прошлым» — оставим эти утверждения на совести Шполянского. Никто и ничто, как и дерево без корней, не может жить вне связи со своим прошлым, и человек в особенности, сознает он это или нет: все мы вышли из прошлого.

А вот «я — еврей» и «мое место в государстве евреев» — эти слова напомнили мне замечательного еврейского писателя Шолом-Алейхема и мою бабушку Ханну Хаимовну.

Выросший на русской земле, воспитанный на русской литературе, современник Толстого и Горького, Чехова и Короленко, Шолом-Алейхем писал о народе и для народа, посвятив все свое творчество судьбам тех обездоленных еврейских бедняков, чьим уделом в давние предреволюционные времена была черта оседлости. Один из таких героев — Тевье-молочник из одноименной повести, глубоко лиричной и грустной одновременно.

Человек из народа, простодушный и благородный, привыкший в, поте лица своего добывать хлеб свой, Тевье всеми своими корнями, душой и сердцем врос в родную «батьковщину» — украинскую землю, жил в дружбе с соседями — украинскими крестьянами, его, честного и прямого, по-своему уважали и местный священник и даже пристав — в черте оседлости это немаловажный факт. Но несчастья одно за другим обрушивались на голову Тевье. Пятерых дочерей — все труженицы — воспитал он. Цейтл выходит замуж за полунищего портняжку и умирает от чахотки. Голда вслед за возлюбленным, революционером, осужденным царским судом, отправляется в далекую ссылку. Хава уходит из семьи к любимому, не еврею, что по иудаистским канонам грех и несчастье из несчастий. Шпринца кончает с собой, обманутая богатеем. Белка выходит замуж за нелюбимого богача. Жена умирает от горя. И в довершение всех бед царским указом, запретившим евреям жить в деревне, Тевье изгоняют из родных мест, где жили его деды и прадеды.

Горьки его последние часы у родного дома. Вокруг осиротевшей хаты стоят, понурив головы, соседи-крестьяне, которых принудили изгнать еврея, и размышляют: бить или не бить стекла. «А то, неровен час, — говорит один из них, обращаясь к Тевье, — проедет кто-нибудь мимо, пусть видит, что тебя побили, не то нас и оштрафовать могут…»

И нет в сердце Тевье гнева и обиды на своих украинских односельчан, таких же, как и он, бедняков. Не знает Тевье одного: первым надумал изгнать его из деревни не кто иной, как муж его дочери, еврей, потому что не пристало ему, богатому подрядчику, иметь тестя-бедняка…

«И приходят мне в голову какие-то необыкновенные, странные мысли, — как бы вслух размышляет Тевье: „А что такое — еврей и нееврей? И зачем бог создал евреев и неевреев? А уж если он создал и тех и других, то почему они должны быть так разобщены, почему должны ненавидеть друг друга, как если бы одни были от бога, а другие — не от бога?“ И досадно мне, почему я так несведущ, как иные, в книгах, почему не так учен, чтобы найти толковый ответ на все эти вопросы».

В отличие от многострадального Тевье, моя бабушка не испытала гнета черты оседлости. И она, и ее пятеро детей, и внуки родились и выросли в Дагестане. Я еще в детские годы познал многонациональный состав этой горной республики. В нашем дворе, большом, как и все дворы на Кавказе, жили и русские, и даргинцы, и кумыки, и евреи. И общим для всех нас — языком нашего общения, нашей дружбы — был русский язык.

Когда я учился в школе, на улицах Махачкалы, тогда еще сравнительно небольшого города, часто можно было встретить невысокого крепыша с челкой жестких черных волос над горбатым носом. Сын народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы, он учился в педагогическом училище, только-только постигал русский язык и писал первые стихи на родном, аварском. Стал бы он всемирно известным поэтом Расулом Гамзатовым, Героем Социалистического Труда, членом Президиума Верховного Совета СССР, если бы вместе с мужественной песней своих гор не впитал в себя — на русском языке! — высокую музу Пушкина и Лермонтова, Шекспира и Гейне, Блока и Маяковского! И не стала ли бы беднее отечественная и мировая культура, не переведи Владимир Солоухин на русский язык его «Мой Дагестан», не положи Ян Френкель на музыку его прославленных «Журавлей»! Кстати, эту песню с русского перевели уже на пятьдесят других языков мира…

Совсем недавно я получил два приглашения на юбилеи моих махачкалинских одноклассников. И только из этих открыток, написанных в шутливо-официальном тоне, я узнал, что черноглазую девчушку, которую мы десять лет в школе звали Соней, на самом деле величать Салихад Омаровна, а нашего «артиста», организатора школьного драмкружка Леньку — Лейбой Лазаревичем. Кто из нас, воспитанных школой, комсомолом, думал в первую очередь о национальности?

Семья наша не была религиозной, и бабушка, грузная, с больными ногами, часто сетовала:

— И никто со мной не поговорит по-еврейски! И никто меня, старуху, в синагогу не проводит…

Одно бабушка соблюдала неукоснительно: пекла на пасху мацу. В доме начинался страшный переполох — отбирали сухие дрова, просеивали муку, чистили и мыли огромную печь на кухне. И главным помощником бабушки во всем этом были не ее еврейские знакомые и родные, а наш сосед белорус дядя Саня, Санька, как его звала бабушка. Связывали их не только многолетнее соседство, но и искренняя взаимная симпатия, бабушкина доброта и Санькина отзывчивость. Жил он вдвоем с сынишкой, жена умерла, бабушка постирывала им, вела с ним какие-то долгие беседы, подкармливала парнишку, а уж в пасху Санька ей и дрова колол, и воду таскал, и первую пробу снимал только он.

Помню, бабушка не один раз говорила моей маме: — Вот Санька — не еврей, а чем он хуже моего Янкеля? Вот бы Любе моей такого мужа (кстати, тетя Люба вышла замуж не за Саньку, а за Николая Ивановича. А если собрать всех бабушкиных родственников, то будут среди них и армяне, и русские, и азербайджанцы. — Б. К.). Работящий, заботливый, на базар меня проводит и кошелку домой поднесет. И слова у него всегда правильные, добрые. А от Яшки разве помощи или слова доброго дождешься? И почему Яшка мне почти как чужой, хоть и сын мой, а Санька как близкий? Один бог знает…

Бабушка моя была неграмотной, и простая мудрость ее шла от жизни, от труда, нелегкого, как и у Тевье-молочника. Почему же они — и бабушка, и Тевье — понимали, что настоящая жизнь строится не на национальной розни, а на дружбе людей, и еврей ты или нееврей — какая разница! Был бы настоящий человек! Почему они, простые люди, понимали это, а Шполянские и иже с ними не понимают эту простую истину? Или поняли ее слишком поздно, когда уже предали землю, в которой покоится прах их дедов и прадедов, бабушек и прабабушек!..

Наверное, можно было бы привести и другие аргументы — их каждодневно и каждочасно дают наша советская жизнь, наше советское братство народов. Но мне хотелось обратиться к этим, пусть немного сентиментальным воспоминаниям далекого детства. Ведь все мы вышли из детства, и, как бы ни мудрствовал Шполянский, «жить вне связи со своим прошлым» нельзя. «Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило бы нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем», — мудро писал В. Г. Белинский.

Кстати, бабушка моя очень любила, когда кто-нибудь читал ей вслух Шолом-Алейхема. Она плакала над горькой судьбой Тевье-молочника или мальчика Мотла, смеялась над похождениями местечкового гешефтмахера Менахема-Мендла, слыхом не слышала о сионизме и не знала, где находится «земля обетованная» — Палестина. Когда один из ее сыновей, женившись, переехал в большой и красивый город и пригласил ее туда, она категорически отказалась.

— Зачем мне нужны твоя большая квартира, твой большой город и твои трамваи? В жизни я их не видела, а пятерых детей, слава богу, вырастила, и не босяками они стали… Никуда я не поеду. Здесь моя земля, здесь мои отец и муж, твой папа, похоронены, пусть земля им будет пухом, здесь и меня вы похороните… — И уже совсем другим тоном принималась отдавать распоряжения по своим похоронам. И, помню, всегда добавляла — Только Саньку с Омаром на поминки позвать не забудьте. Мне легче в земле лежать будет…

И когда бабушка умерла, Санька, может быть, горше всех других переживал эту потерю…

А Шолом-Алейхема, между прочим (и об этом пишет Шполянский), в Израиле недолюбливают. Может быть, потому, что, отдав в свое время какую-то дань сионизму, он быстро охладел к нему, поняв его враждебность интересам еврейских народных масс, идеям добра и дружбы, которыми жили писатель и его герои.

Но это уже другая тема.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Объем наших фактических знаний об Израиле был, в общем-то, достаточно скуден и основывался по большей части на письмах „оттуда“. Тенденциозность в сочетании с малым объемом более или менее объективной информации и постоянный рост официальных израильских изданий на русском языке (нелегально поставляемых в СССР. — Б. К-), описывающих прямо-таки рай земной новых иммигрантов, уводили нас все дальше и дальше. Нас больше прельщали глянцевые обложки, чем содержание… Сведения „оттуда“ как будто специально были рассчитаны на то, чтобы внушить самый безудержный оптимизм…»

Здесь я вынужден отклониться от текста Шполянского. Как известно, обману поддается только тот, кто умышленно закрывает глаза на правду, предает лишь тот, кто способен предать. Будем откровенны: поток «радужного оптимизма» «оттуда» падал на почву, уже унавоженную националистической пропагандой и мещанскими, потребительскими устремлениями.

Но вместе с тем нельзя закрывать глаза на то, что в израильской пропаганде на Советский Союз письма «оттуда» — одно из составных звеньев — и немаловажное — продуманной, организованной и щедро материально поощряемой провокации против нашей страны.

Уже первые иммигранты, выехавшие из СССР в Израиль для «воссоединения с родственниками» или поддавшись сионистской пропаганде, испытали чувство глубокого разочарования, отчаяния, и это крушение надежд, пессимизм не могли не отразиться в письмах, посылаемых ими на их бывшую Родину.

Сионистам главное было выманить людей в Израиль, чтобы «фактором количества» утверждать свое «право» на захваченные арабские земли, что же до положения этих новых олим^{13} — это уже дело второстепенное. Среди бывших советских граждан вспыхивали забастовки, они посылали петиции во многие международные организации, воздвигали баррикады на улицах, чтобы был услышан, наконец, их голос протеста против отсутствия работы, жилья, засилья бюрократии, религиозного фанатизма и самой откровенной дискриминации новых израильтян.

Израильское правительство, естественно, не могло не быть обеспокоено этим. Нет, конечно, не бедами бывших советских граждан, а тем, чтобы об их отчаянном положении, их протестах не узнали за рубежом. Новым иммигрантам предоставили кое-какие льготы, но это только усилило неприязнь и антагонизм к ним старожилов, также испытывавших последствия безработицы, инфляции, страх перед перманентным состоянием войны с арабскими соседями. Чтобы как-то разрядить напряженную обстановку, выпустить социальный пар, правительство даже созывало съезды олим из СССР.

На одном из таких сборищ, по поводу которого даже официальная израильская пресса вынуждена была отметить, что в зале съезда главенствовали пораженческие настроения людей, глубоко разочарованных жизнью в Израиле, выступила сама госпожа премьер-министр Голда Меир. Послушайте, что она говорила, это весьма симптоматично!

«Мне очень больно слышать, с каким упоением и энтузиазмом здесь говорят, что у нас все плохо. Сердце мое переполняется болью, когда я думаю, что в России узнают, что происходит здесь» (подчеркнуто мною. — Б. К.).

Между прочим, это было сказано в 1973 году, когда Шполянский, прельщаясь «глянцевыми картинками» о жизни в Израиле, собирался выехать туда. Строки эти взяты из официального отчета. Правда, израильские спецслужбы не включали их в рекламные буклеты, тайно переправляемые «нужным людям» в СССР.

И пожалуй, этот раздел я завершу еще одной цитатой — приведу несколько строф из стихотворного фельетона, опубликованного в израильской русскоязычной газете «Оплот» (1975, 22 июня) под заголовком «Письма пишут разные».

Фельетон этот длинный и, думаю, дальше цитировать не стоит: злая ирония его автора и так понятна. Завершая словами: «Израиль зависим от писем», он с тем же сарказмом призывает писать «правдивые письма» родным и знакомым за рубежом, выманивая их лживыми посулами на «землю предков».

Одно только разве можно добавить: эту газету я нашел среди бумаг, оставленных Шполянским…

Чужая душа — потемки, и своя, добавим, также, недаром еще древние говорили: познай самого себя.

Шполянский не был бы Шполянским, и его рукопись не стоила бы и капли внимания, если бы, несмотря на все попытки уйти от ответа на главный вопрос: «А почему же ты оставил Родину?» — он не сказал бы правды. Пусть скороговоркой, мимоходом, с недомолвками, но все же правды.

В, ШПОЛЯНСКИЙ:

«…Сегодня мне трудно воссоздать более-менее четкую картину побудительных причин моего выезда из СССР… Мне хочется только сослаться на слова одного из уважаемых мной людей, который точнее многих других определил мои побуждения в тот момент, когда узнал о моем предстоящем отъезде. О моих побуждениях он отозвался просто: „авантюризм“, Мои возможности определил словами: „не пропадет“..

И пожалуй, этими словами можно начать и закончить перечень побудительных причин, которые привели меня к выезду из СССР».

Правда, несмотря на эту заключительную фразу, Шполянский, как вы заметили, не этим начинает и, поверьте, не этим заканчивает «перечень побудительных причин к выезду из СССР». Мы уже прочитали несколько страниц, предшествовавших этому выводу, и он еще на нескольких страницах «объясняет», как бы спохватившись, характер своего «авантюризма» и раскрывает, что он понимает под словом «не пропадет» и почему и как он не пропал. Но все же эти определения уже ближе к истине, и на этом мне хотелось бы остановиться особо.

В 1982 году в журнале «Новый мир» был опубликован очерк советского публициста Александра Овчарен-ко «Размышляющая Америка». Автор, в частности, рассказывает о том, как в одном из американских университетов, Нортвестернском, он участвовал в диспуте на тему «Будущая война будет войной без победителя» и после окончания дискуссии беседовал с человеком, который считал ограниченную ядерную войну неизбежной и даже… необходимой. Опущу подробности их разговора и приведу лишь заключительные фразы.

«— Даже ваш вице-президент допускает возможность того, что, разразись ядерная война где-то далеко, атомные бомбы могут упасть и на вашу собственную землю.

— Могут, — с готовностью согласился он. — И пусть… Кого они уничтожат? Негров? Давно пора. От гибели их мы только выиграем. Чиканос? Почистить от них нашу страну тоже следует. Ваших эмигрантов? Туда им и дорога…»

Откровение каннибала? Нет — одна из форм американского расизма, составной частью которого, и далеко не маловажной, является антисемитизм. Примеров этому тысячи. Шполянский провел два года в США — и он их приводит. Об отношении к евреям в США, о положении там бывших советских граждан речь еще пойдет, но одну цитату из рукописи Шполянского я приведу сейчас.

«Мы не забываем и о евреях, — цитирует он слова Роя Френкхаузера, политического координатора ультраправой расистской организации „Минитмены“. — Если бы евреи только знали, что будет (вы мне поверьте, это будет так же, как будет рассвет завтра), они бы поняли, что по сравнению с тем, что может случиться в Америке, гитлеровская Германия покажется пикником воскресной школы. Мы построим лучшие газовые камеры, и их будет больше. И на этот раз не будет беженцев…»

Недавно в США вышла книга бывших советских граждан П. Вайля и А. Гениса. Они признают, что большинство, подавляющее большинство выехавших из нашей страны евреев боятся сказать правду: уехали они из СССР не от нищеты, не потому, что подвергались дискриминации за свое национальное лицо или образ мыслей. «Огромное большинство из нас, — пишут авторы, — уезжало не „от“, а „за“. Мы ехали за деньгами. Мы хотели зарабатывать много денег и тратить их так, как нам хочется. Такая возможность (но далеко не реальность) — основа основ свободного общества…» Книгу свою авторы озаглавили не без откровенной самоиздевки — «На золотом тельце сидели…».

Вот это — стремление «завести свое дело», нажиться, разбогатеть в мире золотого тельца — и двигало многими, если не большинством. Многие иммигранты, — писала израильская газета «Джерузалим пост», — «верили, будто здесь (в Израиле, в капиталистическом мире вообще. — Б. К.) улицы вымощены золотом». Группа бывших советских граждан, выехавших в Израиль, а оттуда, не выдержав условий жизни на «земле обетованной», бежавших в Австрию, еще в 1977 году писала генеральному секретарю ООН: причины нашего выезда «можно выразить одной фразой: мы были движимы в большинстве своем обывательской психологией».

И Шполянский в этом плане не такое уж большое исключение. Разве только двигали им не откровенная жажда наживы, а зоологический индивидуализм, эгоизм, эдакое оскорбленное самолюбие якобы непризнанного, и, конечно же, по его мнению, только в силу условий советского строя, таланта. Вот характерное признание:

«Игнорируя факты, которые могут стать известными любому, отметая как явно устарелые для наших дней понятия о классах и их отношениях, считая законы капитализма дающими массу выгод при умении „продать себя“ или, что еще лучше, найти себя в сфере частного предпринимательства, мы стремились…»

Фразу Шполянский не закончил, но многоточие здесь не ахти как многозначительно: куда стремились — ясно и зачем — тоже не требует пояснений. Не случайно именно в этом месте на полях страницы пометка: «Родина там, где хорошо…»

Это уже откровенно. Пусть цинично, но действительно откровенно. И не могу не привести по этому поводу слова одного из старейших советских писателей. «Не на моем языке родилась поговорка: „Ubi bene, ibi patria“ (где хорошо, там и отечество) — мудрость симментальской коровы, которой безразлично, кто присосется к ее вымени, было бы теплым стойло да сладким пойло».

И здесь, чтобы действительно поставить точки над «и», мне хотелось бы отложить рукопись Шполянского и обратиться к его биографии.

Забегая вперед, скажу, что его брат, художник, для которого отъезд в Израиль и вся просионистская деятельность Вадима были, как он говорил, ударом, показал мне послевоенные одесские газеты, на страницах которых их отец гневно обличал сговор сионистов с нацистами, а потом, как ему рассказывал Вадим, отца за эти статьи поносили в израильской прессе. И еще он сказал, что из тех двух или трех писем, которые он за все время получил от брата с Запада, ему запомнились слова: толстые, сытые свиные рыла — так писал Шполянский о сионистских бонзах…

Но это уже потом. А так — биография как биография. Война. Эвакуация. Окончив семилетку, пошел работать, учился заочно и экзамены за 8 — 10-й классы сдал за один год, хотя до этого особыми успехами, как он сам признавал, в школе не отличался. Пытался поступить в художественное училище в Москве — не поступил. А дальше — города, профессии… Тула, Одесса, Кзыл-Орда, Ташкент, снова Одесса… Краностроительный завод, театр, производственный комбинат, завод холодильного оборудования, конструкторское бюро электропромышленности. Впрочем, при всей перемене мест — работа, как правило, с пластмассами, декоративными материалами. Наконец, Ленинград, отделение Художественного фонда РСФСР.

В стремлении найти свое место в жизни, самоутвердиться человеку свойственны поиски, и здесь перемена мест и профессий далеко не всегда — вина: не у всех жизненный путь однозначен и прям, не всем удается избежать ошибок. И надо отдать должное Шполянскому — он стал неплохим специалистом в области пластмасс, приобрел навыки в разных видах прикладного искусства. Имел собственную мастерскую для работы, весьма неплохо зарабатывал, но не гнался за легкими деньгами и излишним комфортом.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

«…К идее выезда на Запад я отнесся по привычной мне схеме, и не последнюю роль в этом подходе сыграл тот творческий потенциал, который требует постоянного обновления впечатлений и их выхода для того, чтобы мог начаться новый цикл накопления, что можно назвать „тоской по осуществлению“. Я начал ставить над собой некий „нравственный эксперимент“, который в качестве обязательного элемента требовал довести идею перемен до конца…

Каждый из нас (выезжающих в Израиль. — Б. К-), разумеется, рассчитывал только на самого себя. Рабочий — на силу рук и мастерство, специалист — на силу ума и образование. Все соразмерялось с индивидуальными способностями и вытекающими из них личными возможностями…»

Ну что же — ни «великий Израиль», ни «строительство родины всех евреев», ни религиозные мотивы — ничто из этого стандартного набора сионистских лозунгов никого, или почти никого, и никуда не влекло. Что правда, то правда. Каждый думал только о том, как подороже продать себя и побольше получить за это. И Шполянский в том числе. И все же в приведенной выше цитате есть передержка. Речь идет о рабочих.

Даже израильская статистика вынуждена признать, что среди иммигрантов из СССР рабочих — ничтожное меньшинство, значительно меньше того, на что надеялся Израиль, испытывавший в то время острую нужду в рабочих руках, в солдатах. Рабочая профессия, в силу которой человек постоянно находится в трудовом коллективе, приобщен к коллективному труду и живет его результатами, — уже сама по себе в нашей стране сильнейшее противоядие против любых националистических, в том числе и сионистских, настроений.

Как писал в феврале 1978 года израильский журнал «Сион», определенную часть «еврейских возрожденцев» составили «герои черного рынка и прочие преступники».

Что же, чьи души ловили, те и получили. Шполянского «ловить» не надо было: он сам стремился и сам попал в соответствующую ему социальную среду. Что же он в ней обрел?

Ответ на этот вопрос может быть только однозначным: ничего, кроме крушения всех надежд и иллюзий. Собственно, к этому краткому выводу и может быть сведена вся рукопись Шполянского — все ее 1500 страниц с многочисленными к ним приложениями. А потерял все, что включает в себя такое короткое, но духовно емкое слово — Родина. И об этом он тоже написал и — убежден — искренне.

…Ребенок познает окружающий его мир вещей и представлений не только с помощью взрослых, но и на собственном и далеко не всегда безболезненном опыте. «Хорошо» — «плохо», «можно» — «нельзя», «горько» — «сладко» — кто из нас в младенчестве постигал суть этих понятий, не уколовшись иголкой, не попробовав горчицы, не хватившись ручонкой за горячую сковородку? Проходили синяки, заживали ранки на пальчиках, высыхали слезы… Человечек, прежде чем стать человеком, постигал мир и его такие простые и вместе с тем сложные истины — что такое хорошо и что такое плохо. отличать черное от белого, ложь от правды, общество,' где человек человеку — волк, от общества, где человек человеку — друг, товарищ и брат!

…Осенний прохладный день в Париже. Моросит мелкий дождь, и гудящая толпа на одной из центральных улиц укрыта сотнями разноцветных зонтиков, кутается в воротники, капюшоны, шарфы… Вдруг прямо перед нами появляются двое молодых людей — мускулистые, загорелые торсы в одних плавках. Расстилают коврик на тротуаре и молча демонстрируют приемы какой-то борьбы, бросая друг друга через голову, через бедро прямо на жесткий асфальт… Толпа течет мимо, обходя их, и никто, кроме нас, советских, не обращает внимания на эту картину, и в пустую жестянку, поставленную рядом с ковриком, за те несколько минут, пока мы «глазели», не упало ни одной монеты. «Безработные», — поясняет гид…

Витрины фешенебельного универсального магазина, расположенного недалеко от знаменитой «Гранд-опера», одеты в волшебную сказку. Кувыркаются гномы, снуют белочки, мигают, переливаются разноцветные огоньки… «Счастливого рождества!», «Покупайте! Покупайте!»

А рядом — другая «витрина»: кусок толстого стекла, закрепленный на какой-то стойке прямо посреди тротуара. Молодой человек в джинсовой курточке с поднятым воротником, укутав в шарф шею, методично опускает губку в ведро с мыльной пеной и водит ею по стеклу. С другой стороны такая же губка, уже ничем не закрепленная, точно следует его движениям. Вверх-вниз, по диагонали — по вертикали, и стекло блестит первозданной прозрачностью. Какое-то новое приспособление, магнитное, что ли, для мытья окон. Подходим. Квалифицированный механик. Уже полгода без работы. Жена, дочь… Рад этой возможности немного подзаработать в канун рождества…

Навстречу — человек-реклама. С головы до ног упакованный, как в коробку, в какие-то яркие щиты-плакаты. «Покупайте! Покупайте!» — призывают они, и звенят бубенчики на шутовском колпаке, а лицо под ним старое, изможденное, без улыбки…

Здесь же, недалеко от центра, на узкой улочке, у подъездов, молодые женщины. Густо накрашенные губы, рейтузы, заправленные в яркие сапожки, плотно облегают бедра, почти обнаженные груди… Тоже ждут работу…

Каждое утро в точно назначенное время у подъезда нашей гостиницы стоял автобус. Шофер в аккуратном костюме, лет 27, демобилизовался из армии, образование не завершил — не хватило средств. Мать живет в провинции, старая уже, одна, разводит на продажу птицу. Работы там для него нет, двоим на продаже этих индеек не прокормиться. В этом большом городе он снимает мансарду, без отопления и туалета, только кран и раковина. Плата? Почти треть заработка. Ни разу не брал, как говорят у нас, бюллетеня по болезни, ни разу не опоздал на работу, не был в отпуске. Только на рождество на несколько дней приезжает к матери — помочь по хозяйству, подремонтировать старенький дом. Работа, надо держаться за работу, вон сколько людей ищут ее…

После завтрака, как только мы размещались в автобусе, наш гид, Наталья Михайловна, элегантная, стройная, несмотря на уже не молодой возраст (кажется, в 1918 или 1919 году родители увезли ее из революционной России), начинала пересказывать нам новости из местных газет. На этот раз они сообщили о самоубийстве молодой учительницы. Произошло это где-то в провинции, я уже не помню деталей — то ли школу закрыли, то ли число учителей сократили, — во всяком случае, девушка оказалась без работы.

— Нет, — повернувшись к нам вместе со своим креслом, расположенным у самого лобового стекла, рядом с водителем, слегка жестикулируя, говорила Наталья Михайловна, — она, как это сказать, не осталась без куска хлеба. У нее были довольно обеспеченные родители, и они любили свою единственную дочь. Тут пишут, что она была скромной и трудолюбивой, идеалистка, что ли, и профессию свою любила. Она долго искала работу, а когда отчаялась найти ее, отравилась. Вот фотография девушки, миленькая такая, вот ее старые родители плачут у гроба… Жизнь без работы, без дела потеряла для нее смысл… Как это ужасно — безработица… Впрочем, вам это не понять…

Наталья Михайловна повернулась к стеклу, и экскурсия вошла в свою колею: «Посмотрите направо — здесь жил кардинал Ришелье…» «Посмотрите налево — здесь снимает апартаменты Брижит Бардо…» А мы передавали из рук в руки газету с фотографией молодой и симпатичной женщины. Она только-только получила диплом на право преподавания в школе и смотрела на мир широко открытыми и радостными глазами…

Эти слова: «Вам не понять» — я услышал на следующий же день, но уже совсем в другой обстановке. Прилетев в Париж, я сразу же позвонил своим французским друзьям. Мишель и Мари, по-русски мы их звали Миша и Маша, долго работали в Советском Союзе, мы подружились, они бывали у меня дома, в Ленинграде, я — у них, в Москве. Несколько лет назад они вернулись на родину, и вот Мишка, одной рукой небрежно придерживая руль какого-то старенького дребезжащего автомобиля («Купил по дешевке», — пояснил он), не переставая расспрашивать об общих знакомых, на сумасшедшей скорости мчит меня по вечернему Парижу. Ровные ряды невысоких домов, как у нас где-нибудь в районе послевоенных новостроек, исцарапанный надписями и рисунками лифт, и я в крохотной прихожей. Первое, что бросается в глаза, — уличный фонарь с надписью «Проспект Кутузова». «Мальчишки (у них двое сыновей) увезли из Москвы, когда там меняли уличные знаки», — пояснила Мари. Небольшая четырехкомнатная квартира, высота потолков два с половиной метра, кухня совмещенная с гостиной, везде книги — много наших, советских.

Я деланно возмущаюсь:

— Как, стол еще не накрыт! Где устрицы, где бургундское, где коньяк «Наполеон», наконец?

Мари смеется:

— Брось валять дурака. Ведь привез же московскую водку, икру, выкладывай, у мальчишек уже слюнки текут.

Я действительно привез и водку, и баночку икры, и даже корюшку маринованную, и, конечно же, буханку нашего, ленинградского «черного» круглого хлеба.

— Ты ничего не понимаешь, — говорила Мари, когда мы расселись за столом. — Мы с Мишкой, так сказать, средние французы. — Она назвала свою и его зарплату, сложила их и затем стала вычитать: — Квартира — раз, сравнительно, по французским ценам, недорогая, мы живем не в частном, а в муниципальном доме. Но просрочить плату нельзя ни на один день. Страховка за квартиру и машину — два. Кредит за мебель — три… — Она стала загибать пальцы уже на второй руке. — Остается как раз на еду и одежду. Но ведь надо, как это у вас говорят, но мало кто делает, еще и на черный день откладывать. А вдруг моя контора обанкротится или заболеем? Ты уж, конечно, побегал по магазинам? Видел, есть и дубленки, и замша, и кожа. А обратил внимание: сколько парижан в дубленках ходит? У нас с Мишкой их нет, и икру в Париже ложками не едят. Я сегодня прикинула: нас четверо, да ты, всего за стол сядут пять человек. Купила пять кусочков ветчины, салат, пять кусков мяса, пять бананов. Не волнуйся, бутылка вина в доме есть, только «Наполеона» не будет, переживешь. Ты ведь ужинал в гостинице, не голодный сюда пришел? Здесь в гости ходят разговаривать, а не есть…

Мари выключила газ на плите, бифштексы уже поджарились, не забыла она погасить и свет на кухне. И вдруг, как-то хитро улыбнувшись, предложила:

— Вот отгадай, что я ношу в своей дамской сумке, с которой хожу на работу?

Я недоуменно стал перечислять: деньги, ключи от квартиры, носовой платок, пудра, помада, сигареты…

— Давай, давай, — смеялась Мари, — отгадывай.

Я развел руками: сдаюсь, мол, иссякло воображение. Тогда она вытащила из сумки какой-то плоский предмет, похожий на портсигар.

— Калькулятор. Микро-каль-ку-ля-тор, — по слогам пояснила она. — Меня научили, как приехала сюда, через пару месяцев купила, не пожалела денег. Вот каждый день считаю: каков курс франка, сколько франков за доллар дают. В пригороде, например, цыплята-бройлеры по десять франков. Считаю: сколько километров туда, сколько обратно, во сколько обойдется бензин. Что дешевле: купить здесь, на месте, цыплят подороже или туда поехать… Это тебе не Москва. Там, бывало не хватит денег до зарплаты — к соседке сбегаю или она ко мне. Здесь не сбегаешь — и не принято, и не дадут… А, тебе все это не понять…

Беглые картинки с натуры… Биржи труда, очереди безработных, кварталы нищеты, отчаянно кричащие о своей греховности очаги разврата — они не входят в программы туристских поездок.

Но если даже из окна автобуса видны эти кричащие контрасты… Почти два миллиона безработных в той же Франции, более двух миллионов в ФРГ, три — в Англии, 10 миллионов в США, 12,5 миллиона в странах «общего рынка»… И это не только отсутствие куска хлеба — его или благотворительную похлебку еще можно какое-то время получать по пособию по безработице… Это — духовная бездна, ибо что за жизнь, когда ни у рук твоих, ни у ума нет дела, к которому можно их приложить, и никого это не волнует. Когда живешь в лабиринте социальной отчужденности и одиночества, и нет никакой надежды, никакой перспективы найти нить, ведущую к выходу из тупика…

Мне не раз во время зарубежных поездок доводилось наблюдать такие факты. И не скрою, вспоминая их сейчас, думаю и не стесняюсь в этом признаться: а что, если на какое-то время перенести в тот жестокий мир тех наших лоботрясов, которые втихую ноют о западной «демократии», о витринах, полных барахла, о «равной» там для всех возможности разбогатеть, нажиться… Они бы там и недели не продержались на поверхности и быстренько скатились бы в такое болото, откуда уже не крикнешь: «Товарищи, гибну, куда смотрит коллектив!» «Мамочка!» — и то бы не успели вскрикнуть…

Есть хорошие слова — долг и совесть. Совесть — это ответственность перед собой, и иногда можно услышать: «Живу по совести, не краду, положенные восемь часов отрабатываю „от“ и „до“». Но ведь говорят и другое: «Совесть у меня чиста, я испытываю чувство исполненного долга». Долг — это ответственность перед другими, перед людьми, совестливое отношение к товарищам, к делу, к обществу, наконец. И разрывать эти понятия нельзя: в нашем советском обществе можно и должно жить только так — и по совести, и по долгу.

Все, чем велика, сильна и славна наша страна, — все это завоевано и создано ценой неимоверных усилий, трудом и умом всех советских людей всех национальностей, и все это — наше, общее. В этом и смысл нашего общества с его высоким коммунистическим идеалом: «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». Но государство наше не кредитный банк, и никому не дано право с этого поистине бесценного капитала — политического, духовного, экономического, созданного общими усилиями, стричь для себя купоны самодовольного мещанского счастья, жить в долг, без отдачи, без вклада в наше общее дело.

Что же, наверное, и в нашей воспитательной работе существуют недостатки — на них открыто и прямо указывается в известных партийных документах. И в нашей большой и дружной семье есть свои уроды, и от этого, к сожалению, социализм не застрахован. У мещан, потребителей есть хватка, они предприимчивы, энергичны, когда дело касается их лично, их «я». Но их настигает полнейший паралич души и тела, когда речь идет об интересах других, интересах общего дела, общества в целом.

Может быть, мы плохо воспитывали этих людей, напрасно «тянули» из класса в класс в школе, с курса на курс в институте, потом заботились об устройстве на работу по специальности, может быть, не всегда убедительно и зримо показываем реальные преимущества нашего строя перед мнимыми благами «общества свободного предпринимательства»? Может быть, очень часто и много говорим о правах, которые предоставляет человеку советское общество, слишком широко и щедро открываем возможность всем без изъятия пользоваться этими правами и реже напоминаем об обязанностях, главной из которых является забота всех о благе каждого и забота каждого о благе всех, и не спрашиваем строго за уклонение от этой обязанности?

«Люди, — писал В. И. Ленин, — всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов».

Политический инфантилизм, или попросту политическая неграмотность, — это уже не беда, а вина Шполянского и многих других иммигрантов. Выше уже приводилось его признание о том, что «понятия о классах и их отношениях» они отвергали «как явно устарелые для наших дней». Но вот любопытный вывод, который он делает, анализируя низкий процент эмиграции в Израиль из США.

Как известно, в Соединенных Штатах самая большая по численности еврейская община, насчитывающая около 7 миллионов человек (почти в два раза больше, чем все население Израиля), самая разветвленная сеть сионистских организаций, самая влиятельная в политическом и финансовом плане еврейская буржуазия. Нет необходимости говорить о тех связях, политических, экономических, стратегических, которые объединяют политику Израиля и США. Казалось бы, вот уж за счет кого можно удовлетворить вожделенные надежды сионистских правителей. Израиля на рост численности его населения, вот кто первым должен был бы устремляться на «землю обетованную»! ан нет! За 35 лет существования государства Израиль и многие десятилетия колонизации Палестины туда выехало немногим более 50 тысяч американских евреев и, как свидетельствует статистика, три четверти из них покинули «землю предков». В свое время английская газета «Гардиан», которую никак не упрекнешь в отсутствии симпатий к сионистам, откровенно писала: «…существуют веские доказательства, что члены еврейских общин в США утратили желание ехать в Израиль и вскапывать пустыню во имя сионизма».

Так вот Шполянский, подчеркивая, что американские евреи «не реализуют свои возможности эмиграции в Израиль», пишет, что они не делают этого просто потому, что знают, что такое капитализм вообще, и израильский в частности, и, как говорится, не хотят менять шило на мыло. Под давлением сионистских заправил еврейских общин они готовы оказывать Израилю материальную поддержку, «лишь бы только не переселяться туда самим». А вот выезд евреев из СССР основан, пишет он, «на заблуждениях именно в силу незнания реальных условий и жизни в Израиле и жизни в капиталистических странах вообще».

Что же? Познавать азы политической грамоты методом синяков и шишек, ценой трагедии тысяч людей? Впрочем, что сионизму до этих «заблудших» политических недорослей или даже авантюристов, как с некоторой долей циничного кокетства именует себя (и только ли себя?) Шполянский! Зато американские еврейские общины с завидным усердием принимают участие в любых акциях по усилению выезда евреев из СССР, в провокациях по «защите советских евреев». Есть в этом и элемент того, что Шполянский называет «стремлением откупиться от Израиля» — лучше и легче платить деньги, чем ехать туда.

Как писал западногерманский журнал «Шпигель», денежные пожертвования в пользу Израиля превратились в своего рода «вероисповедание» американского еврейства: кто не платит, тот не наш, кто жертвует больше других, тот пользуется высшим уважением. Израильтяне любят шутить, продолжает «Шпигель», «что они, дескать, создали гибрид коровы и жирафа. Это животное кормится за границей, а молоко дает в Израиле. А что значит „молоко“? Это прежде всего вооружение и оснащение армии».

Не случайно прогрессивный американский публицист еврейского происхождения А. Лилиенталь как-то заметил: «Американского сиониста можно определить как еврея, который дает деньги второму еврею, чтобы тот отправил в Израиль третьего еврея».

Этот третий, конечно, советский еврей. Такова логика американо-израильского бизнеса на человеческих судьбах, такова — в глобальном плане — их немаловажная ставка в борьбе против социализма, в попытках подорвать и дискредитировать его.

Сионизм как идеология и практика крупной еврейской буржуазии, а следовательно, слуга и пособник мирового империализма, в системе которого эта буржуазия играет далеко не последнюю роль, никогда не скрывал и не скрывает своей классовой ненависти к коммунизму, к нашей стране, к миру социализма. В 1979 году в Англии вышла книга «Левые против Сиона. Коммунизм, Израиль и Ближний Восток». Путаная, клеветническая, она ставит все национальные отношения в нашей стране с ног на голову, голословно отрицая все, что сделано в СССР для осуществления подлинного равноправия всех наций и народностей. Но одну цитату оттуда все же стоит привести: «В течение шестидесяти лет, истекших с момента этих драматических событий (имеется в виду Великая Октябрьская социалистическая революция. — Б. К.), не утихал исторический антагонизм между коммунизмом и сионизмом». Что верно, то верно, и, может быть, это единственный верный вывод во всей этой книге.

И еще одно свидетельство, так сказать, из первоисточника — из уст генерала Шарона, сиониста, террориста и убийцы, бывшего министра обороны Израиля. После трагических событий лета и осени 1982 года в Ливане, после Сабры и Шатилы у него взяла интервью известная итальянская журналистка Ориана Фаллачи. Не буду воспроизводить его текст. «Литературная газета», перепечатав его из еженедельника «Штерн» (ФРГ), дала материалу предельно точный заголовок — «Откровения палача Бейрута». Приведу лишь один вопрос и один ответ:

«Фаллачи. Генерал Шарон, кто же ваш подлинный враг: Арафат или Советский Союз?

Шарон. Советский Союз…»

И чтобы уж действительно поставить точку в вопросе о классах и классовых позициях, предоставим слово Шполянскому:

«Если можно говорить о борьбе идеологий как о дуэли (подумать только, какое „изящное“ литературное словоблудие! — Б. К.), то я, в соответствии с совершенным шагом, оказался у чужого барьера…»

Горький хлеб чужбины

Официальный бланк с большой пиктограммой из букв «TF», по-английски полное название организации «TOLSTOI FOUNDATION INK.», с указанием адресов штаб-квартир в Мюнхене (на немецком языке) и в Нью-Йорке (на английском). Здесь же, в грифе, занимающем чуть ли не четверть страницы, перечислены руководители. Цитирую, опустив несколько второстепенных подробностей, но полностью сохранив орфографию.

«19-го января 1977 г.

Mr. Vadim Spolanski

4996 Broadway, apt. 3 G

New York, N. Y. 10034

U.S.A.

Многоуважаемый г-н Шполянский.

Ваше письмо без даты, но посланное 3-го января я получила… Сейчас в Западно Европейских странах почти что такие же правила как и в США. Всякий иностранец может проживать как турист т. е. без права на жительство и на работу, три месяца; после этого он должен покинуть страну. На месте получить работу почти невозможно, даже если найдется работа.

Мне кажется, что Вам находясь в США, следовало бы найти работодателя, который согласился бы дать Вам рабочий контракт и оформить все формальности через Департамент Труда и Иммиграционные Власти, когда все эти формальности будут в ходу, вернуться в Израиль и получить визу по 6-ой привилегии в Американском Консульстве в Израиле, таким образом Вы въедите в США как иммигрант. Как я уже выше упомянула Вам, в Западно Европейских странах процедура таже, надо раньше всего иметь работодателя согласного дать Вам контракт, что при существующей безработице почти невозможно. Контракт должен быть заверен Министерством Внутренних дел (полицейский отдел для иностранцев). Очень сожалею, что не могу сообщить Вам, что либо более утешительного, но лучше, чтобы Вы были в курсе за ранее о почти непреодолимых преградах.

С искренним уважением, Вера Самсонова».

Это письмо я нашел среди бумаг Шполянского и не могу определенно сказать, чем он руководствовался, обратившись в такую малопочтенную организацию, как «Толстовский фонд»^{14}. Но, право же, судя по ответу директрисы его мюнхенского отделения г-жи Самсоновой, догадаться об этом нетрудно: речь идет о том, что довольно прозаически называется правом на жительство и возможностью получить работу. Это в пропаганде на нашу страну можно взахлеб расписывать прелести «свободного мира»; между «своими», как видно, принято (или вынуждены?) быть откровенными: «ничего утешительного», «непреодолимые преграды»…

Своему пребыванию в Израиле, в странах Западной Европы, в Америке Шполянский уделил непомерно мало места по сравнению с другими разделами рукописи — всего несколько страниц, несколько фраз в разных главах. Но план того, что он собирался написать — и или не написал, или не захотел оставить, — есть. Есть в нем несколько строк, уделенных «Толстовскому фонду».

«МЮНХЕН

ТОЛСТОВСКИЙ ФОНД

Европейская штаб-квартира

В. Самсонова: „…перспектив нет, но подождите…“ А. Колчак: „Только трезвая деловая основа: у вас есть что дать американцам?“

Затем неразборчиво фамилия, начинающаяся на букву „К“, и слова:

„Мы не можем помочь радикально, мы только стараемся не дать опуститься на самое дно…“

Раздел этот озаглавлен у него „По миру с волчьим билетом“. И здесь нет ни преувеличения, ни метафоры — такова жизнь, та жизнь, которую избрал Шполянский…

Было бы, конечно, грубой ошибкой утверждать, что все иммигранты или даже большинство из них, оказавшись за пределами своей бывшей Родины, переходят в стан ее врагов. Жизнь сложна, и выезд из СССР — это и воссоединение разрозненных войной семей, и непоправимые личные ошибки, и жестокие и грязные комбинации сил, враждебных миру, социализму и гуманизму.

Многие бывшие советские граждане, даже оказавшись в самом тяжелом материальном положении, в состоянии глубокого духовного кризиса, не поддаются на провокации против Советского Союза: их можно встретить в рядах забастовщиков и демонстрантов, тех, кто выступает против клеветы на нашу Родину, на социализм, кто борется против антикоммунизма, религиозного фанатизма, антиарабской политики правящих сионистских кругов Израиля.

Но было бы ошибкой и другое: закрывать глаза на то, что именно из среды выехавших из СССР, в том числе и евреев, зарубежные спецслужбы рекрутируют наиболее оголтелых антисоветчиков и антикоммунистов, готовых за тридцать сребреников предать самое святое — то, что еще совсем недавно было их Родиной. В рукописи Шполянского проходит целая галерея этих отщепенцев. Он встречал их в Израиле и в США, в Западной Европе — в антисоветских организациях и всевозможных центрах, в редакциях газет и журналов, на митингах и демонстрациях в „защиту советских евреев“, на разного рода выставках о „жизни“ в СССР, в роли дикторов, комментаторов, редакторов пресловутых „Свободы“ и „Свободной Европы“. Он поработал с ними и — ужаснулся. Но это произошло уже потом, позже, а пока…

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Израиль встретил меня на пороге Венского аэропорта и выглядел человеком средних лет, прекрасно говорившим по-русски. Первое, о чем он меня спросил — куда я еду. Я ответил: „В Израиль“, но он дважды переспросил: „Точно ли в Израиль?“. Меня это удивило, но на следующий день я получил достаточно полное объяснение причин. Шел 1974 год, в Израиль уже не ехало более половины всех выехавших из СССР евреев. Об этом мне достаточно откровенно сказал один из работников израильского посольства в Вене Авраам Коэн, который, расспрашивая меня о жизни евреев в Ленинграде, проявил при этом весьма обширные познания…

Такая откровенность объяснялась просто: пару месяцев назад транзитом через Вену в Израиль проследовал один из моих знакомых, участник „борьбы за права евреев“ В. Файнберг, он и рассказал Коэну обо мне. Этим я, наверное, обязан и откровенности супруги г-на Коэна, присутствовавшей при нашей беседе. „Вам, я думаю, Израиль не понравится, — как бы невзначай заметила она. — Он очень маленький и бедный… Впрочем, вам это не повредит. Получив израильское гражданство, вы сможете жить и работать в любой стране мира. Вы ведь теперь свободный человек…“

Через два дня я познакомился с Израилем „маленьким“, через два месяца — с Израилем „бедным“, а через некоторое время в Израиле и, по иронии судьбы именно здесь, в Вене, мне довелось на себе испытать подлинное отношение Израиля к свободе его граждан…

Подробное анкетирование, какая-то тревожная, нервозная) обстановка, настороженность и подозрительность в поведении и взглядах служащих, охранников…

Многие из обитателей лагеря сразу же послали телеграммы в Израиль с просьбой встретить их в аэропорту, дал свою телеграмму и я. Из Вены в Лод отправляется несколько самолетов ежедневно — днем и ночью. Но иммигранты прибывают в Израиль только ночью — это обычная тактика „Сохнута“. Люди, которые только вот недавно оторвались от всех корней, перенесли таинственные процедуры оформления документов, впервые в жизни услышали язык иврит и, конечно же, испытывающие сложный комплекс чувств и ощущений; перед встречей с чужой страной, такие люди очень хотели бы; какой-то поддержки в первый момент прибытия в Израиль… Поддержки, совета, помощи в выборе места поселения. Но именно последнее является острым вопросом проекции внешней политики Израиля на его политику внутреннюю. И в этой политике нет никаких сантиментов, выбор момента встречи и ее условий разработаны опытными психологами…

Люди ждут встречи, но их никто не встречает, они еще и еще раз просят справиться, но никто не идет им на помощь… Долгое ожидание в скупо освещенном зале заканчивается процедурой прохождения вдоль столов, где вперемежку сидят чиновники полиции и „Сохнута“. Уставшие и физически и морально люди ночью много покорнее и податливее. „Сох-нуту“ не нужны ни лишние свидетели этого процесса, ни активные волнения в аэропорту, ни возникающие время от времени скандалы вокруг мест поселения…“

История имеет дело с фактами, и они давно уже развенчали сионистский миф об извечной тяге евреев на „землю обетованную“, в Палестину. Причины и пути рассеяния евреев по многим странам и континентам, создания там еврейских общин достаточно исследованы, и об этом не стоит здесь говорить, хотя Шполянский и посвятил этому вопросу немало страниц. Сошлюсь лишь на свидетельство философа и историка эпохи эллинизма Филона Александрийского.

„…Несмотря на то, что священный город (Иерусалим. — Б. К.), где стоит священный храм самого высокого бога, евреи считали материнским логовом, — писал он, — те города, где они родились (то есть за пределами Палестины. — Б. К.), где родились их отцы, деды и прадеды… были, по их убеждению, родиной, отечеством…“

Между прочим, слова эти принадлежат свидетелю и очевидцу процесса „рассеяния“, кстати, человеку еврейского происхождения, и написаны они были еще в I веке нашей эры, когда, казалось бы, тяга евреев на „землю праотцев“, с которой их только-только „изгнали“, должно была, по идее, быть более сильной, чем 1800 лет спустя, когда о Сионе „вспомнил“ Герцль, или нынче, когда к „исходу“ в Израиль истошно призывают сионисты.

Можно сослаться и на другие, как более ранние, так и более поздние, источники. Не позднее чем в 538 году до н. э., пишет советский историк Ю. С. Иванов, Кир, властелин Персидской империи, завоевавший Вавилон, стремясь в собственных целях укрепить Палестину, издал указ, разрешающий евреям вернуться в Иерусалим. И что же? Как отмечает главный раввин Великобритании (1917 год), „Кир издал указ, но основная масса еврейского народа осталась в Вавилонии“. „Трудно было ожидать, — писал американский историк А. Т. Олмстед, — что уже разбогатевшие евреи (а именно утилитарные потребности, коммерция, а не изгнания и „увод в пленение“, были, как свидетельствуют неопровержимые исторические факты, причиной „рассеяния“ евреев по разным странам мира. — Б. К.) оставят плодородную Вавилонию ради голых холмов Иудеи“.

„Мы не ждем возвращения в Палестину… Америка — наш Сион“, — заявляли в 1885 году представители иудейской церкви в Питтсбурге. „Штутгарт — вот наш Иерусалим!“ — провозглашали лидеры иудаизма в Германии.

И еще одна цитата. Она не только подтверждает все сказанное выше, но и является убедительным ответом на выдуманный сионистами тезис о „единой еврейской нации“, одержимой единым стремлением возвратиться на „землю предков“: „Нет другой страны, которой мы были бы преданы, как этой… Мы не иммигрировали в Германию, мы здесь родились. Поэтому либо мы — немцы, либо — бездомные люди. Существует лишь одно посвящение в национальность — кровь, пролитая в совместной борьбе за свободу своего отечества“, — эти слова прозвучали в конце прошлого века как вызов прусским антисемитам.!

Сион, Иерусалим, Палестина были символом, ностальгической мечтой о лучшей жизни, усиленно подогреваемой иудейскими священнослужителями; точно так же христианские проповедники, призывая к смирению на земле, кормили и кормят свою паству обещаниями неминуемого счастья в загробной жизни. Палестина, писал еще в 1925 году Леонард Штейн, которого не упрекнешь в антисионизме, для подавляющего большинства евреев уже „давно перестала быть Палестиной реальности. О ее географическом расположении или физическом бытии они знали мало или совсем ничего. Они не были связаны с этой страной узами личной привязанности, их не преследовали видения ее ландшафтов… собирание изгнанных оставалось для них в буквальном смысле слова собиранием изгнанных. Но это — не дело человека, это сделает бог в необозримом будущем, тогда, когда придет мессия“.

И Палестина была отнюдь не единственным „историческим“ выбором сионистов для места будущего еврейского государства, антинародный теократический характер которого они и не очень скрывали. „Богатым евреям, — писал Герцль, — вынужденным теперь прятать свои сокровища и пировать при опущенных шторах, можно будет в своем государстве свободно наслаждаться жизнью“.

Богатые евреи, политическим и идеологическим детищем которых и явился сионизм, и вели торг с сильными мира сего — империалистическими державами за право „в своем государстве свободно наслаждаться жизнью“, не отказываясь, конечно, деньги для этого „зарабатывать“ в любых других частях мира. Ведь, как писал Карл Маркс, „деньги — это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога“.

В ход шло все — от тонкой лести христианскому миру — мол, когда евреи уйдут, христиане смогут переселиться в оставленные ими места, до грубых упреков в „патологическом антисемитизме“, от предложений выгадать на переселении евреев в „личном плане“ до обещания создать „заслон Европе против дикой Азии“. Чтобы не быть голословным, цитирую.

Герцль — кайзеру Вильгельму:

„Если немецкие евреи эмигрируют, следствием этого будет возвращение из Соединенных Штатов немецких эмигрантов. В результате вы приобретете истинных сыном нации, предотвратите взрыв, который будет трудно ограничить какими-либо рамками, ослабите социализм, к которому обратились преследуемые евреи, изгнанные другими партиями, и выиграете время для решения социальных проблем… Мы будем нуждаться в каком-либо протекторате; германский импонировал бы нам больше всего“.

Герцль — Плеве, царскому министру внутренних дел, антисемиту, организатору еврейских погромов: Поселение евреев в Палестине позволит „освободить“ Россию от „еврейских революционных элементов“.

Как записал потом в своем дневнике Герцль, Плеве ему заявил: „Мы симпатизируем вашему сионистскому движению“.

Герцль — из книги „Еврейское государство“: „Если бы турецкий султан отдал нам Палестину, мы могли бы взять на себя обязательство привести в порядок финансы Турции. По отношению к Европе мы служили бы валом, ограждающим ее от Азии. Мы представляли бы форпост цивилизации против варварства“.

Кстати, султан принял Герцля, который обещал ему не только субсидии еврейских банкиров, но и помощь еврейских колонистов в борьбе с непокорными арабами.

Итак, кайзеровская Германия, где как раз в это время не только родился сам термин антисемитизм, но и получил, так сказать, официальную поддержку, царская Россия, Турция, Франция, Великобритания… В качестве территории для „еврейского государства“ назывались Палестина, Кипр, Сирия, Кения, Уганда, даже Аргентина… Шел беззастенчивый торг за „национальный еврейский очаг“… Выбор Палестины диктовался не только и не столько религиозными соображениями, сколько интересами и соперничеством империалистических держав, на котором, кстати, искусно играли сионисты, и интересами еврейских толстосумов. И заметьте: куда бы и к кому бы ни обращались сионисты, они везде обещали стать „заслоном“ против революционного движения, против социализма. И первая колонизация Палестины, находившейся тогда под британским владычеством и служившей британскому лозунгу „Разделяй и властвуй“, была задумана и осуществлена как своеобразный барьер против растущего национально-освободительного движения в этом регионе.

„Наше возвращение в страну отцов, предвещанное священным писанием… представляет… современнейший политический интерес для тех держав, которые чего-либо ищут в Азии“, — заявлял еще в 1900 году Теодор Герцль. Это „чего-либо“ секрета не составляло. Обеспокоенная соперничеством Франции и других колониальных держав, Англия стремилась укрепить свои позиции на Востоке, и сионисты охотно предложили ей свои услуги. „Мы знаем, что вы ожидаете от нас, — хотите, чтобы мы охраняли Суэцкий канал. Мы должны охранять ваш путь в Индию через Ближний Восток, — с солдатской откровенностью говорил один из последователей Герц-ля Макс Нордау. — Мы готовы выполнить такую трудную задачу, однако необходимо, чтобы вы разрешили стать нам силой, для того, чтобы мы, смогли выполнить свой долг“. Короче говоря, если бы сионизм в это время не появился, то, как заявил тот же Нордау, „Англии пришлось бы его выдумать“.

Спустя три с лишним десятилетия подобный же, с позволения сказать, „каламбур“, но уже в иной интерпретации повторит Гитлер: „Если бы не было евреев, мы должны были бы их выдумать“. На фоне смрадных шлейфов печей крематориев, в которых сжигали в том числе и евреев, преданных идейными преемниками Герцля и Нордау, эти слова звучали зловеще…

В 1896 году Теодор Герцль, австрийский журналист еврейского происхождения, находившийся, кстати, на службе у банкиров Ротшильдов, написал книгу „Еврейское государство“, в которой проповедовал идею собирания всех евреев на той или иной территории (заметьте, на той или иной, без указания конкретного места). В 1897 году на первом международном съезде сионистов была основана Всемирная сионистская организация (ВСО). Несколько позднее (в 1902 году) возник созданный ею Еврейский колониальный трест — международное сионистское акционерное общество. И в полном соответствии с этим названием — колониальный, с учетом „опыта“ колониальных империалистических держав и в их интересах, на деньги еврейских капиталистов и банкиров началась еврейская, точнее сионистская, колонизация Палестины.

История этой колонизации насчитывает немало трагических страниц. Трагических и кровавых для первопоселенцев этой земли арабов.

Небольшое отступление. Провозглашенная сионистами и подкрепленная кредитами Еврейского колониального треста, идея создания еврейского „национального очага“ не вызвала состояния эйфории, восторженного энтузиазма и безудержной тяги евреев на „землю предков“. Как известно, к началу этого процесса на территории Палестины проживало 24 тысячи евреев и почти 800 тысяч арабов. К 1917 году, то есть спустя почти 25 лет после провозглашения Герцлем идеи „возвращения в Сион“ и массированных атак сионистов на еврейское население мира, в Палестину переехало всего около 32 тысяч человек, и еврейское население составило 56,7 тысячи, то есть едва лишь 10 процентов от числа проживающих здесь арабов.

В ноябре 1917 года была провозглашена так называемая „декларация Бальфура“. Устами своего министра иностранных дел правительство Великобритании, на которое в то время сделали основную ставку сионисты, заявило, что оно „относится благосклонно к установлению в Палестине еврейского национального очага“ и „приложит все усилия, чтобы облегчить достижение этой цели“. Парадоксально, но факт: эта „декларация“, на которую любят ссылаться израильские историки, носила характер частного письма (!) Бальфура известному сионисту, финансовому магнату „барону“ Ротшильду. Не могу не привести здесь две цитаты, уж очень циничны они по своей откровенности:

Бальфур: „…сионизм, справедлив он или нет, хорош или плох, коренящийся в очень давней традиции, в нуждах сегодняшнего дня, в надеждах будущего, имеет более важное значение (для британского империализма. — Б. К.), чем желания или предубеждения 700 тысяч арабов, населяющих эту древнюю страну“.

Ротшильд (состояния которого, как отмечали исследователи, уже тогда хватило бы на десять Палестин): „Без меня сионисты не продвинулись бы ни на шаг, но и без сионистов мои труды стали, бы на мертвой точке“.

Как бы то ни было, к концу второй мировой войны население Палестины составляло 554,3 тысячи евреев и 1101,5 тысячи мусульман, главным образом арабов, а в 1947 году, к моменту принятия Генеральной Ассамблеей ООН решения об отмене английского мандата на Палестину и создания на ее территории двух государств — еврейского и арабского, здесь насчитывалось 608 тысяч евреев и 1237 тысяч арабов. Когда было провозглашено образование государства Израиль (14 мая 1948 года), там проживало 498 тысяч евреев и почти столько же — 497 тысяч — арабов. Сегодня население Израиля составляет примерно 3,6 миллиона человек, из которых 85 процентов — евреи и 14,6 процента — арабы.

Чтобы объяснить эти демографические изменения, оставим на время цифры.

…Конец 1982 года. Общественность мира, потрясенная и возмущенная зверствами израильтян в Бейруте, кровавой резней в лагерях палестинских беженцев Сабре и Шатиле, создает Международную комиссию по расследованию преступлений израильских агрессоров против ливанского и палестинского народов. Представители многих стран, в том числе и прогрессивных сил Израиля, собрались в Никосии, на Кипре. Вот слова одного из участников этого форума, израильского публициста Иосифа Ильгази: „Наш премьер-министр (имелся в виду Бегин. — Б. К.) называет участников палестинского сопротивления „двуногим зверьем“. Он требует „уничтожить палестинцев, как вредных насекомых“…“

Как трагически перекликаются иногда между собой события, слова, факты! Бегин был не оригинален ни в выборе слов, ни в своих преступных действиях. Он лишь следовал тому, что завещали „отцы“ сионизма, „делал“ то, что делали до него главари фашистского рейха.

„Предположим, например, — „размышлял“ Герцль о „путях“ и „методах“ освоения территории будущего еврейского государства, — что нам необходимо очистить страну от диких зверей; мы не будем решать эту задачу, как это делали европейцы в V веке. Мы не будем метать стрелы и копья и просто преследовать медведей; мы организуем широкую и энергичную охоту, мы выгоним зверей и сбросим на них мелинитовые бомбы“.

В начале века мелинитовые (бризантные) снаряды были, судя по всему, грозным оружием. По сравнению с фосфорными и вакуумными бомбами, которыми американцы снабдили воинство Бегина и которые израильтяне обрушили на мирное население беззащитного Бейрута, они и впрямь выглядят как праща или лук со стрелами. Впрочем, дело не в бомбах и в методах…

Это — о „двуногом зверье“, а вот — о „насекомых“.

На Нюрнбергском, процессе в числе нацистских преступников сидел на скамье подсудимых и Ганс Франк, гауляйтер, бывший генерал-губернатор Польши, на совести которого 3 миллиона расстрелянных, умерших от голода, сожженных в концлагерях польских евреев. Вот как он напутствовал своих подчиненных по рейхскомиссариату — я цитирую по тексту, который привел в своем выступлении в Нюрнберге обвинитель от Соединенных Штатов Америки:

„Я, — говорил Франк, — конечно, не могу истребить всех вшей и всех евреев в течение одного только года, но с течением времени, а главным образом, если вы поможете мне, эта цель будет достигнута… Я должен просить вас отказаться от всякого чувства жалости. Мы должны истребить евреев, где бы мы их ни находили и всякий раз, когда это только возможно…. Евреи являются для нас сейчас вредными микробами…“

И это не просто совпадение цитат, это — зловещее проявление закономерности, имя которой — фашизм. И от перестановки слов „нацист“ и „сионист“ суть не меняется: сионисты уничтожают арабов так же, теми же методами, какими фашисты уничтожали евреев. Пока еще над пустыней Негев не дымят печи крематориев…

…Итак, во второй половине XIX века сионисты приступают к колонизации Палестины. Поначалу этот процесс шел „мирно“, путем скупки земель, и медленно пополняемая переселенцами небольшая еврейская община спокойно сосуществовала со своими арабскими соседями. Но именно это, как, впрочем, и темпы колонизации, не устраивало сионистских лидеров, которые сами-то, между прочим, не торопились переселиться на „землю предков“. По их замыслам еврейское государство должно было быть еврейским, однонациональным, или, во всяком случае, с преобладающим преимуществом евреев, и они строили его под лозунгом: „Земля без народа — для народа без земли“.

Сионисты разжигали ненависть поселенцев к арабам, обманом или силой изгоняли их с исконных земель, и уже в те годы это признавал один из лидеров сионизма Ахад Гаам.

„Мы считаем, что все арабы — это дикари, живущие как животные, — писал он, посетив этот район в начале XX века. — Что же на самом деле наши братья творят в Палестине? Евреи обращаются с арабами жестоко, лишают их законных прав, оскорбляют их без всякой на то причины и даже хвастаются своими деяниями…“

Это было в начале века. Последующие страницы истории сионистской колонизации Палестины дают еще более жуткие и кровавые примеры. Народы по праву поставили их в один ряд с преступлениями нацистов — с Хатынью, Лидице, Орадуром…

Как уже говорилось, в ноябре 1947 года Генеральная Ассамблея ООН приняла решение об образовании на территории Палестины двух государств — еврейского и арабского, а в мае 1948 года был провозглашен Израиль. Так вот, только за короткий промежуток времени между этими двумя датами вооруженные отряды сионистских штурмовиков, входившие в специальные формирования „Иргун цвей леуми“, „Штерн“ и „Хагана“, развязав при поддержке английских колониальных властей террор против практически безоружного арабского населения, под угрозой физического уничтожения вынудили покинуть свои жилища и бежать в соседние страны более 400 тысяч арабов.

За месяц до провозглашения Израиля, 9 апреля 1948 года, террористы из профашистской группы „Иргун“, на чьем „счету“ захват Яффы, Хайфы и других населенных пунктов, которые по решению ООН должны были войти в состав арабского государства, ворвались в деревню Дейр-Ясин и уничтожили всех жителей — 250 женщин, детей, стариков.

„Многие школьницы, — официально доносил британский офицер, — были изнасилованы, а затем зарезаны… Было зарублено много младенцев… У женщин срывали с рук браслеты, а с пальцев — кольца, у некоторых вместе с серьгами отрезали мочки ушей“. Это свидетельство приводится в книге американских журналистов Л. Коллинза и Д. Лапьера „О, Иерусалим!“ (Лондон, 1978).

Трупы фотографировались, фотографии размножались во многих тысячах экземпляров, и эти листовки распространялись в арабских деревнях: „Если вы не уйдете — вот что вас ожидает“.

Этой резней „руководил“ Менахем Бегин, с 1943 года возглавлявший террористов из „Иргун“, впоследствии премьер-министр Израиля. Спустя некоторое время он похвалялся: „Это побоище было более чем оправданным. Без победы в Дейр-Ясине не было бы государства Израиль“. Это циничное признание было „подкреплено“ и „Сионистской энциклопедией“: побоище в Дейр-Ясине, ссылается она на официальное заявление представителя министерства иностранных дел Израиля, было „неотъемлемым эпизодом битвы за Иерусалим“.

Так прокладывался кровавый след к Сабре и Шатиле, и только ли к ним! Кафр Касем, Икрит, Вирам — стали известны названия еще более двадцати арабских населенных пунктов, которые были в те годы разрушены, а жители их уничтожены или изгнаны.

Свой день рождения государство Израиль встретило в состоянии войны с арабскими соседями. В ходе ее, в 1948–1949 годах, израильтяне „прихватили“ себе примерно 7 тысяч квадратных километров чужих земель, в войне 1967 года — еще свыше 68 тысяч квадратных километров, то есть в четыре с лишним раза больше своей первоначальной территории.

Израиль — единственное государство мира, границы которого не зафиксированы ни в одном официальном израильском документе. Вот свидетельства самих израильских руководителей.

Давид Бен-Гурион, первый премьер-министр:

„Возникновение Израиля не является концом нашей борьбы. Сегодня мы ее только начали… Пусть все поймут, что Израиль был создан войной, и он не будет довольствоваться теми границами, которых он достиг. Израильская империя будет простираться от Нила до Евфрата“.

Голда Меир, премьер-министр Израиля в 1969–1974 годах:

„Где мы утверждаемся, там и проходят наши границы“.

И. Бен-Меир, заместитель министра иностранных дел, в беседе с журналистами (1982 год):

„Границы Израиля — это ваша выдумка, выдумка западной — общественности. Границы Израиля не существуют“.

И в продолжение этой темы — для сопоставления.

Голда Меир:

„Нельзя представлять себе дело так, будто в Палестине существовал палестинский народ, осознавший себя таковым, который мы изгнали после нашего прихода и у которого мы забрали страну. Они не существовали“ (подчеркнуто мною. — Б. К.).

Моше Даян, министр обороны во время войны 1967 года:

„Мы пришли сюда и поселились здесь не на свободной, пустой земле. Эта земля была заселена арабами, и мы сегодня расселяем евреев там, где арабы жили ранее. Мы превращаем арабскую страну в еврейскую страну…“ „Арабы не одобряют наши действия, но, если мы хотим продолжать нашу деятельность на израильской земле против их воли, тогда нам надо уничтожить их. Наша судьба, по сути дела, требует, чтобы мы воевали с арабами“.

Спустя год, в июне 1968 года, в докладе, представленном 27-му конгрессу Всемирной сионистской организации, Еврейское агентство („Сохнут“) требует „заселить евреями вновь освобожденные территории“ (то есть захваченные у арабов в ходе войны. — Б. К.). А в брошюре, изданной в это время в Англии так называемым „Еврейским национальным фондом“, эта же „идейка“ излагается уже с некоторой претензией на литературную образность: „Сегодня трактор „Еврейского национального фонда“ следует за армейским танком. Таким образом районы, возвращенные (1) Израилем в результате шестидневной войны, теперь попадают под плуг“. Эту сентенцию я привожу по тексту репортажа, опубликованного в западногерманском журнале „Шпигель“.

Плуг, следующий за танком, — это еврейские военизированные поселения, это сионистский лозунг „Еврей, твоя земля — от Нила до Евфрата“ — в действии. Сионисты стали возводить эти „вооруженные форпосты“ сразу же, как только приступили к аннексии арабских земель, то есть с первого же дня провозглашения государства Израиль. Бегин, став премьер-министром, возвел поселенческий колониализм в ранг государственной политики. „У нас нет места для двух народов, — заявлял он. — Единственным решением является Палестина без арабов“. Сотни тысяч арабов были изгнаны с родной земли, их жилища разрушены, на их месте к началу 1983 года были созданы 138 еврейских поселений и планировалось строительство в ближайшее время еще 8. Арабская общественность справедливо назвала эту аннексионистскую политику сионистских правителей Израиля „ползучей колонизацией“.

Эта преступная аннексия была решительно осуждена Организацией Объединенных Наций.

Американская администрация, в том числе и президент Рейган, пыталась использовать вопрос о поселениях для откровенного шантажа арабов. Вы, мол, убеждали они их, согласитесь на наш, американский план ближневосточного урегулирования, то есть на прямую капитуляцию перед Израилем и отказ от законных прав палестинцев на создание своего государства, а мы попытаемся (!) уговорить израильское правительство приостановить процесс создания новых поселений на оккупированных землях. Израильская и американская пресса даже писала о „разногласиях“ по этому вопросу между США и Израилем, о „несговорчивости“, мол, Израиля в ответ на „миролюбие“ США. Чего стоят эти „разногласия“, поведал уже упомянутый выше заместитель министра иностранных дел Израиля И. Бен-Меир.

В декабре 1982 года, говоря об интенсивном заселении „Иудеи и Самарии“, он заявил: „Соединенные Штаты и даже сам президент Рейган неоднократно отмечали право евреев жить где угодно“.

И уж совсем недавно, в июне 1983 года, президент Рейган в беседе с редакторами сионистских газет, как сообщила „Вашингтон пост“, заявил, что израильские поселения на Западном берегу реки Иордан „не являются более препятствием на пути к миру“. Вот так открыто поощряется политика территориальной экспансии и разбоя.

И преступление продолжается. Один из высокопоставленных сотрудников Всемирной сионистской организации недавно призвал даже к тому, чтобы к концу нынешнего десятилетия число израильских поселенцев на Западном берегу достигло 400 тысяч человек, а к концу нынешнего столетия — 1 миллиона 400 тысяч (!). А пока газеты публикуют рекламные объявления, приглашающие израильтян „переселяться в поселения, строящиеся в Самарии“.

…Вот на какие мысли наводят строки из рукописи Шполянского о его первой встрече с Израилем в аэропорту „Лод“ и о политике израильских властей по расселению вновь прибывших иммигрантов.

Но есть в этом вопросе и еще один аспект, на котором, на мой взгляд, нельзя не остановиться.

Истинная классовая сущность сионизма проявилась с первых же шагов по практическому воплощению своих лозунгов в жизнь. Лозунг „Все евреи должны объединиться вокруг сионистского знамени“, подчеркивает советский историк Г. С. Никитина, предполагалось осуществить таким образом, что еврейская буржуазия должна принести свои капиталы, интеллигенция — отдать духовные силы этому движению, а еврейская трудящаяся масса — сосредоточить на нем свою энергию. Для бедного еврейского люда это означало переселение в Палестину и тяжелый физический труд. По „плану“ Герцля в Палестину „сначала пойдут беднейшие и приведут землю в культурное состояние“, а затем постепенно последуют состоятельные евреи, которые „весьма быстро осознают, что для их предпринимательского духа откроется новое прочное поприще“.

В 1950 году израильский кнессет принял закон „О распылении населения“. Цель его — заставить молодежь селиться в малообжитых районах, в первую очередь на оккупированных арабских землях. Израильские старожилы упорно не подчинялись этому закону, прекрасно понимая, на какую опасность, какой изнурительный труд обрекут они своих детей. И тогда туда стали направлять вновь прибывших, главным образом выехавших из Советского Союза. Именно они должны были создать заслон, буфер, а в случае чего принять на себя первый удар…

С 1952 года правительство Израиля, не прекращая оголтелой кампании по „собиранию всех евреев“, ввело практику так называемой „выборочной иммиграции“. Въезжавшие в страну лица должны были на 80 процентов состоять из молодежи и особенно перспективных кандидатов на поселение в сельскохозяйственных местностях (читай: на оккупированной территории), а также квалифицированных рабочих не старше 35 лет. И лишь 20 процентов в возрасте свыше 35 лет допускались в страну, но при условии наличия родственников или в качестве членов семей при условии обеспечения их содержания. В это же время официальный израильский источник подчеркивал „необходимость постоянного увеличения населения за счет притока лиц, способных служить в армии“.

„Приток новых олим должен быть направлен на новые территории, потому что именно там определяются будущие границы Израиля, — вещала газета „Трибуна“ в статье под сенсационным заголовком „Раковая опухоль, которую мы сами питаем“. — Мы потеряли много ценного времени, мы упустили прекрасный человеческий материал… И однажды история накажет нас за это!“

Видимо, чтобы больше не упускать „человеческий материал“, и прибывают самолеты в Лод поздней ночью, и специально науськанные чиновники „Сохнута“ сортируют иммигрантов как скот, отделяя детей от родителей, стариков от молодых…

…Недавно английская газета „Тайме“ поместила карту оккупированного Израилем Западного берега реки Иордан. Как зловещей сыпью покрыта она треугольниками и кружками — это обозначены уже имеющиеся и строящиеся еврейские поселения. Преступная, „ползучая“ аннексия продолжается…

…Шполянскому „повезло“. Как видно, репутация, „заработанная“ еще до приезда в Израиль, сыграла свою роль, и он, как пишет сам, „по блату“, получил „назначение“ не в поселение, а в ульпан^{15}, на север страны, в Нагарию. Условия жизни и питания были настолько плохи, что на 2 — 3-й день он решил бежать в Иерусалим.

А пока он „открывал“ для себя Израиль. Помните, его знакомство с „проблемой по имени Израиль“ началось с того, что он проводил туда „юного и недостаточно профессионального“ коллегу из Худфонда, который мечтал жить в поселке ортодоксальных евреев с экзотическим названием Кфар-Саба и получить образование в академии искусств с „не менее экзотическим наименованием“ — „Бецалель“? Помните, он помогал выехать в Израиль одной женщине, у которой был болен муж? Как оказалось, юный знакомый не живет в Кфар-Сабе и не поступил в академию — через год сбежал из Израиля в Европу, „как художник неинтересен и бесперспективен, а подавал надежды…“. Женщина, способный керамист, „работы не имеет, творчеством не занимается, профессионально деградировала“. Еще один его знакомый, бывший в Ленинграде конструктором на крупном заводе, открыл в Хайфе частную мастерскую, но „прогорел“, его надули компаньоны; другой, присылавший из Израиля восторженные письма о своей жизни, попался на махинациях — ссужал деньги под проценты через подставных лиц, сейчас с трудом сводит концы с концами. Список этот длинный, все фамилии не назовешь, да и что они скажут нам, ведь прошло уже более десяти лет. Остановлюсь лишь на одной из них — это уже упомянутый выше Виктор Файнберг.

Сколько перьев исписали, сколько чернил извели антисоветские писаки вокруг его имени, они спекулируют им и сейчас.

Бывший сотрудник одного из музеев под Ленинградом, Файнберг в 1963 году заболел и два года лечился в психиатрической больнице. Выписался, но вскоре последовал новый рецидив, снова больница.

В июле 1974 года Файнберг выехал в Израиль, а спустя всего четыре месяца сбежал оттуда в Англию, и здесь его вынуждены были признать душевнобольным. Но это не мешает зарубежной прессе и сейчас публиковать обширные заявления и интервью психически больного человека о „бедственном“ положении советских евреев.

С Файнбергом, как пишет Шполянский, он встретился в первый же день приезда на „землю предков“, в Тель-Авиве. Судя по рукописи, тот злобно говорил о нашей стране, что, впрочем, неудивительно, и не более лестно об… Израиле, — значит, и у Файнберга бывают минуты прозрения.

Год жизни в Израиле прошел под знаком глубоких разочарований и проблесков надежды, поиска работы, жилья или, как любит писать Шполянский, „своего места под солнцем“. „Место“ в конце концов нашлось в лице американского сионистского деятеля Гарри Бронштейна, но об этом ниже. Сейчас еще об одном „открытии“ Шполянского.

Уже в Венском лагере среди чиновников и охраны, потом в аэропорту Лод, на улицах городов и поселков по пути в Нагарию он обратил внимание на большое число лиц явно восточного происхождения, решил, что это арабы, и поинтересовался — так ли это? В ответ он услышал анекдот, социальное звучание которого, по его словам, весьма симптоматично и во многом прояснило для него картину израильской жизни. Вот он, этот анекдот.

„Когда я узнал о том, что „они“ это и есть „я“, то мне стало страшно. Но „они“ — это не значит „я““.

Суть этой игры слов в том, что местоимение „я“ на иврите звучит как „они“, а „они“, то есть те, кто показался Шполянскому арабами, на самом деле евреи, но черные, и, таким образом, „они“ — это не „я“. Вот вам наглядный вариант израильского расизма и сионистского апартеида.

Сегодня выходцы из Азии и Африки составляют почти 60 процентов населения Израиля, и положение их в стране — еще одна обвинительная страница против сионизма.

Еще когда шел торг о территории для „национального очага“ и Герцль „обхаживал“ англичан, то на вопрос, что же побудит европейских и других евреев покинуть родные очаги и выехать в Палестину, он ответил лаконично и с обескураживающим цинизмом: „Антисемитизм“.

Несколько лет назад, когда сионистские правители Израиля вкупе с американской разведкой развязали оголтелую антисоветскую кампанию под лозунгом „защиты советских евреев“, в редакцию „Ленинградской правды“ поступило письмо от пенсионерки Т. П. Вайсман. Она родилась и выросла в местечке Тульчин, Брацлавского уезда, Подольской губернии, здесь ее застала и Февральская революция 1917 года.

В местечке с почти 20-тысячным населением жил в основном бедный люд, большинство которого составляли евреи. Они ютились в районе, который прозвали Капцановка (от еврейского слова капцан — нищий), в жалких домишках, без дворов и часто даже без отхожих мест.

Случилось так, что на кожевенном заводе еврейского богача Шаргородского попал в дубильный чан и погиб рабочий, также еврей. Рабочие — русские и евреи — положили труп товарища на носилки и пронесли по улицам — в знак протеста против ужасающих условий жизни и труда, жестокой эксплуатации.

И на следующий день на местечко обрушился погром. Толпа пьяных черносотенцев прокатилась по улочкам Капцановки, поджигая дома, калеча людей. Организаторами погрома были еврейский фабрикант, предводитель местных сионистов Фукс, русский помещик Петров и польский купец Юсоф. Их домов пожар не коснулся… Свое письмо, имея в виду нынешних сионистских погромщиков, Т. П. Вайсман озаглавила красноречиво: „Фуксы прежде и теперь“…

„Антисемитизмом называется распространение вражды к евреям, — говорил В. И. Ленин в 1919 году в речи, записанной на граммофонную пластинку. — Когда проклятая царская монархия доживала свое последнее время, она старалась натравить темных рабочих и крестьян на евреев. Царская полиция в союзе с помещиками и капиталистами устраивала еврейские погромы. Ненависть измученных нуждой рабочих и крестьян помещики и капиталисты старались направить на евреев. И в других странах приходится видеть нередко, что капиталисты разжигают вражду к евреям, чтобы засорить глаза рабочего, чтобы отвлечь их взоры от настоящего врага трудящихся — от капитала…

Не евреи враги трудящихся. Враги рабочих — капиталисты всех стран. Среди евреев есть рабочие, труженики, — их большинство. Они наши братья по угнетению капиталом, наши товарищи по борьбе за социализм. Среди евреев есть кулаки, эксплуататоры, капиталисты, как и среди русских, как и среди всех наций. Капиталисты стараются посеять и разжечь вражду между рабочими разной веры, разной нации, разной расы“.

Непримиримо относившийся и к антисемитизму и к сионизму, В. И. Ленин еще до революции в статье „Реакция начинает вооруженную борьбу“ приводил характерный случай, когда в Луганске, например, погром „не принял ужасающих размеров только потому… что безоружные рабочие голыми руками гнали погромщиков под страхом быть застрелянными полицией“.

В первые же дни после победы Октября Советская власть объявила антисемитизм вне закона, а его распространителей — врагами революции. В постановлении СНК РСФСР от 25 июля 1918 года было сказано: „В Российской Советской Федеративной Республике, где провозглашен принцип самоопределения трудовых масс всех народов, нет места национальному угнетению. Еврейский буржуа нам враг не как еврей, а как буржуа. Еврейский рабочий нам брат“.

Этой классовой интернационалистской политике наша партия и правительство следовали и следуют, полное равенство всех наций и народностей нашей страны закреплено в Конституции СССР.

Сионизм, на словах предавая антисемитизм анафеме и всевозможным заклятиям, обвиняя человечество чуть ли не в имманентной биологической ненависти к евреям, на практике никогда не боролся и не борется против антисемитизма. Наоборот. Сионисты, как писал американский публицист А. Лилиенталь, возвели антисемитизм „в ранг веры“ и превратили его „в приводной ремень“ своей политики. Антисемитизм нужен сионистам как возбудитель, как стимулятор национализма; они называют его „собакой, которая загоняет евреев в наше стадо“.

Вот их же собственные высказывания — они полностью соответствуют их практике и не нуждаются в комментариях.

Т. Герцль:

„…Я стал как-то шире смотреть на антисемитизм, который я начинаю понимать исторически и прощать… Я считаю его движением полезным для развития еврейской индивидуальности“.

В. Жаботинский, один из лидеров сионизма:

„Как повод для сионистской агитации, антисемитизм, особенно возведенный в принцип, конечно, весьма удобен и полезен“.

Н. Гольдман, бывший председатель Всемирного еврейского конгресса:

„Постепенное исчезновение антисемитизма может оказаться новой опасностью для общееврейского дела“.

Майман, один из сионистских лидеров Аргентины: „Совсем будет неплохо, если простой еврей получит по почте антисемитскую листовку с угрозами или увидит на стене синагоги свастику. Ночью такому еврею приснится Гитлер и, проснувшись в холодном поту, он скажет жене: „Как ни крути, а придется переселиться в Израиль. Лучше жить хуже, но жить““. И еще одна цитата — последняя.

„Я не постесняюсь признаться, что, если бы у меня было столько же власти, сколько желаний, я бы подобрал способных, развитых, порядочных, преданных нашему делу молодых людей, горящих желанием переделать евреев, и послал бы их в страны, где евреи погрязли в греховном самодовольстве.

Этим молодым людям я бы приказал замаскироваться под неевреев и преследовать евреев грубыми методами антисемитизма под такими лозунгами, как „Грязные евреи!“, „Евреи, убирайтесь в Палестину!“. Я уверяю вас, что результаты эмиграции… превысили бы в десять тысяч раз результаты, которых добиваются наши вояжеры-эмиссары, вот уже десятилетия расточающие свои проповеди глухим“.

Это — цитата из крайне правой израильской газеты „Давар“. Одни приписывают ее ярому сионисту, редактору этой газеты Шаруну, другие — самому Бен-Гуриону. Как бы то ни было, став после провозглашения Израиля премьер-министром, Бен-Гурион, как с горькой иронией пишет Шполянский, имел достаточную власть, не говоря уже о желании, чтобы приступить к осуществлению этой циничной задачи.

Как уже говорилось, в момент образования Израиля соотношение еврейского и арабского населения было примерно равным, 498 тысяч евреев на 497 тысяч арабов. Это ни в коей мере не устраивало сионистов — надо было добиться преобладания евреев. Была спровоцирована первая арабо-израильская война 1948–1949 годов — требовались солдаты. В ходе войны были захвачены арабские земли, их надо было заселять, осваивать — требовалась рабочая сила, поселенцы. Наконец, был создан еврейский „национальный очаг“ — надо было на практике осуществлять сионистский лозунг „возвращения в Сион“. Фактор количества стал единственным аргументом, которым сионисты намеревались подкрепить свои претензии на земли „от Нила до Евфрата“. Наиболее легкодоступным и дешевым „сырьем“ для этого явились в то время евреи Азии и Африки.

Так начались сионистские провокации, получившие кодовые наименования „Али-Баба“ и „Волшебный ковер“.

Назвав эти операции так, сионисты, как видно, не были лишены некоторой доли воображения. Как злые духи из восточных сказок, в еврейских общинах Марокко, Йемена, Эфиопии, Судана, Индии и некоторых других афро-азиатских стран появились молодчики, которые евреям нашептывали, что вот-вот их будут громить антисемиты-мусульмане, а их соседям, мусульманам, — что местные евреи презирают их и вот-вот бросят все и уедут в Израиль. Люди, веками жившие в соседстве и дружбе, терпимо относившиеся к различным убеждениям и верованиям и не очень-то разбиравшиеся в них, стали не только подозрительно, но и враждебно относиться друг к другу. Кто-то осквернил синагогу, поджег дома и лавки, где-то били евреев, а где-то мусульман. „Энергичные молодые люди“ действовали точно по „сценарию“ Бен-Гуриона… Оставалось только ждать прибытия самолетов из Израиля, а они, как пишет Шполянский, уже стояли наготове — с заправленными баками и заблаговременно приготовленными маршрутными картами…

Когда в Израиль прибыла одна из первых групп этих беженцев, летчики рассказывали, что в самолете едва не возник пожар. Привыкшие к ритуальному приготовлению пищи — она должна на твоих глазах пройти через огонь — новообращенные израильтяне попытались развести костер и в салоне самолета. Люди, которых перевезли по воздуху не только за тысячи километров от родной земли, но и в другой век, так и приезжали в Израиль, неся на себе печать отсталости, неграмотности, нищеты, болезней — результат колониального гнета в их странах… Впрочем, в Израиле в их жизни изменилось немногое…

Первых еще встречали представители Еврейского агентства, дикторы кинохроники утверждали: на их глазах слезы — они счастливы от встречи с „землей предков“ и еще более счастливы будут потом… Новоприбывших быстро развозили по дальним рубежам страны, а некоторых поселили в наспех построенном поселке со звучным названием „Га-Тиква“ — „Надежда“…

От них не ждали прямого и немедленного взноса в экономику страны. За них это делали „благодетели“ из США, переправляя в Израиль гигантские суммы „добровольных“ пожертвований. „Магриб“ (так в давние времена называли обширный район Африки и Средиземноморья) по замыслу Бен-Гуриона должен был… плодоносить.

Марк Твен, высмеивая пристрастие американцев к жонглированию цифрами, писал, что есть ложь, большая ложь и статистика. Сионисты преуспели и в первом, и во втором, и в третьем. „Магрибцы“ уже увеличили число еврейских жителей в Израиле; теперь они должны были обеспечить „естественный прирост“ населения.

В странах, где они жили, древние традиции, религия и закон разрешали многоженство, глава семьи мог иметь столько жен, сколько был способен купить, и столько детей, сколько имел возможность прокормить. Израильские власти вынуждены были запретить полигамию, но установили ряд льгот для выходцев из Африки и Азии за… многодетность — от шести детей и выше. Не имея ни образования, ни специальности и, таким образом, лишенные возможности получить работу по найму, многие „черные“ использовали единственный шанс — жить за счет роста семьи. Но бесконечные войны, рост налогов и цен, инфляция, безработица свели скоро на нет и эти грошовые пособия…

„Черные“ евреи — предмет острых дискуссий на страницах прессы, по радио и телевидению. Причины их бедственного положения требовали какого-то объяснения, и официальная пропаганда нашла его в культурном разрыве. Но ведь прошло уже более 25 лет, как прибыли в Израиль первые иммигранты из Азии и Африки, и, казалось бы, их дети могли в своем государстве наверстать за это время то, что было упущено их родителями, чего те были лишены в условиях колониального гнета. Тем более, как пишет рекламный справочник „Факты и цифры об Израиле“, „интересы национальной культуры были одним из главных доводов в пользу движения „возвращения в Сион“. Устами своего философа Ахад Гаама, „духовный сионизм“ утверждает, что творческие способности еврейского народа проявятся в полной мере лишь тогда, когда евреи будут иметь свою родину, свой язык и станут хозяевами своей судьбы“ (Иерусалим, 1977, с. 93).

Как эти патетические прокламации выглядят на практике, видно из материалов состоявшегося в феврале 1981 года XIX съезда Коммунистической партии Израиля. Съезд принял специальную резолюцию „Общинная дискриминация и ее классовые корни“. В ней подчеркивается обострение социальной поляризации населения Израиля, продолжающийся процесс расширения и углубления нищеты, и в первую очередь среди выходцев из стран Азии и Африки. Они составляют подавляющее число бедняков, у них самая низкая заработная плата, они проживают в кварталах нищеты в нечеловеческих условиях.

Дискриминация выходцев из восточных общин, подчеркивается в резолюции, осуществляется во всех областях жизни, в том числе в области просвещения, куль- | туры, литературы, обычаев.

В 1977/78 учебном году выходцы из стран Азии и Африки, составляющие более половины населения Израиля, в начальных школах были представлены 56 процентами учащихся, в средних — 39 процентами, а в высших — всего 17 процентами студентов. Чтобы увековечить дискриминацию восточных общин, власти ввели даже специальную форму образования — для „нуждающихся в попечении“ с особой программой обучения на более низком уровне.

Из-за нищенской жизни и общинной дискриминации, продолжающихся на протяжении второго и третьего поколения, молодежь восточных общин скатывается к правонарушениям. 90 процентов израильской молодежи, находящейся под надзором полиции, — выходцы из восточных общин.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Сегодня наибольший процент обездоленных составляют „черные“ евреи. На их долю приходится также наибольший процент преступников и наркоманов. Проститутки Аркояна и дорог Израиля — в основном дети „Магриба“. Солдаты „армии обороны Израиля“ — это, в основном, их дети…

Я уже упоминал о поселке „Га-Тиква“ — „Надежда“. Он входит в зону Тель-Авива, и журналисты называют его бельмом на глазу города. Я бы назвал его очередным грязным пятном на совести сионизма, хотя, когда речь идет о сионизме, понятие „совесть“ применять нет смысла…“

Не могу обойти вниманием и такой факт из рукописи Шполянского. В аэропорту Лод, выдавая ему направление в ульпан, в Нагарию, чиновник иммиграционной службы многозначительно шепнул: „блишварцес“, что, как оказалось, означает — „без черных“.

Чего же в этих условиях стоят сионистские бредни о братстве всех евреев!..

В Ленинградском комитете защиты мира мне довелось как-то участвовать во встрече с представителями миролюбивых сил Израиля. Среди них был и коричнево-смуглый юноша с копной жестких волос.

С горечью рассказывал он о тяжелом положении сефардов — черных граждан Израиля. Говорил и о том, что многие из них являются членами прогрессивных организаций, которые вместе с Коммунистической партией Израиля входят в Демократический фронт за мир и равноправие, борются против строя классовой эксплуатации, общинной дискриминации и национального гнета, за мир и дружбу с арабскими соседями.

…А израильская официальная статистика, когда речь идет о росте населения, захлебывается от восторга… Да, прав был Марк Твен….

И все-таки еще немного статистики. Когда она оперирует объективными фактами, к ним нужно относиться серьезно: они, как известно, вещь упрямая.

Из зарубежных газет: ныне в США и Канаде работает почти в два раза больше израильских инженеров, чем в Израиле. В целом 20 процентов израильского населения (то есть израильских евреев) — 700 тысяч человек — проживает за пределами Израиля на положении эмигрантов.

Моше Даян (в бытность главой израильского МИД): „Эмиграция евреев в другие страны — главная проблема Израиля“.

М. Бегин: „После создания Израиля из-за эмиграции мы потеряли четыре дивизии (подчеркнуто мною — для характеристики терминологии, к которой прибегал бывший израильский премьер. — Б. К.), а это поистине „кровопускание““.

Франс Пресс (из Иерусалима, май 1982 г.): приток иммигрантов в Израиль в прошлом году упал до самого низкого уровня за последние три десятилетия.

За три года (1 979 — прибыло 40 тысяч человек, 1980 — 21 тысяча, 1981 — 13 тысяч) он сократился в три раза. Более того, в 1980 году 30 тысяч человек покинули Израиль. Это значит, что волна отлива уже намного перекрыла приливную волну. Проведенный опрос показал, что каждый десятый израильтянин стремится покинуть страну.

АПН (из Багдада, август 1982 г.): с начала агрессии против Ливана (июнь 1982 г.) из Израиля выехало более 25 тысяч человек. Энтузиастов переселиться на „землю обетованную“ оказалось лишь 500.

Из газет: в Израиле создан „Национальный комитет борьбы против эмиграции“.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…2 сентября 1974 года я пополнил собой статистику роста населения Израиля… На это время пришлось начало явления, которое вначале назовут „чудом“, а через некоторое время — чудовищной ошибкой: в 1970 году в Израиль стали прибывать евреи, выехавшие из СССР…“

Здесь, на мой взгляд, требуется отступление.

Известно, что ряд районов нашей страны, в частности Западная Украина и Западная Белоруссия, Литва и некоторые другие, после победы революции надолго были оторваны от социалистической Родины, а в первые же часы войны подверглись внезапному удару гитлеровцев. Значительная часть еврейского населения была уничтожена сразу же или впоследствии, в концлагерях, другая, пройдя через сионистско-фашистские лагеря перевоспитания, была отправлена в Палестину, некоторое число евреев рассеялось по разным странам Европы.

Именно родные и близкие этих людей, которых успели эвакуировать в глубинные районы страны, или проживавшие в разных городах Советского Союза, в тылу, как тогда говорили, и оказались впоследствии теми, кто выехал в Израиль по вызову родственников.

Верное своей гуманной политике, Советское правительство строго следовало установленным на этот счет международным правилам и соглашениям. Нелишне заметить, что оно следовало им и после того, как в 1967 году были разорваны дипломатические отношения с Израилем, следует и сейчас. О числе выехавших в нашей прессе уже сообщалось, последующие годы ненамного увеличили это число. Израильская пресса и по сей день сетует на „катастрофическое падение алии^{16} из СССР“.

Таким образом, лингвистические упражнения подвели на сей раз сионистских вербовщиков: никакого „чуда“ (как окрестила израильская спецслужба свою акцию по организации выезда в Израиль советских евреев) не состоялось. Кто из советских граждан имел родственные связи в Израиле, получил оттуда вызов и пожелал выехать — выехал, кто не пожелал — остался… Как сообщала пресса, 98,4 процента подавших заявления о выезде получили на это разрешения в установленном законом порядке и в установленные сроки. Из ничтожного числа в 1,6 процента, которым в соответствии с законом было отказано в выезде, значительная часть впоследствии также получила выездные визы.

Казалось бы, все: родственники „иссякли“, число вновь обнаруживаемых родственных связей так ничтожно, что о них и говорить нет смысла, вопрос, стало быть, если не исчерпан вовсе, то потерял, во всяком случае, свою остроту. Но это как раз не вписывалось и не вписывается в глобальные планы сионистов. Их замыслы по сбору евреев на „земле предков“, практическая потребность в солдатах для захвата арабских земель и людского сырья для их освоения — все это толкало сионистов на новые провокации. Их объектом стали советские граждане еврейской национальности, целью — откровенный антисоветизм и антикоммунизм. В нечестивом альянсе исполнителей этих замыслов объединились израильские спецслужбы, международные сионистские организации, ряд западных разведок, в первую очередь американская.

„Сионизм, — откровенничала в те годы американская пресса, — бросает жадные взгляды на советских евреев“. Констатировав, что „алия с Запада (то есть из стран Западной Европы и США. — Б. К.) находится на низком уровне“, 29-й конгресс ВСО принял резолюцию, в которой говорится буквально следующее: „Конгресс требует, чтобы Всемирная сионистская организация совместно с государством Израиль возглавила международную борьбу за то, чтобы открыть ворота СССР для массовой алии“.

Что представляла собой эта „международная борьба“, хорошо известно. Был организован ряд шумных, крикливых и скандальных кампаний в „защиту советских евреев“. Проводились всякого рода „конференции“, „конгрессы“, „митинги“, принимались многочисленные „протесты“ и „петиции“. Буржуазная пресса (только в США сионисты контролируют до 70 процентов периодической печати и 80 процентов телевизионных программ) обрушила на читателей лавину клеветнических матери* лов о якобы существующем в СССР „официальном антисемитизме“, о „бедственном“ положении советских евреев, которых, несмотря на их „огромное желание“, не выпускают в Израиль.

Под видом туристов и членов всевозможных делегаций в СССР засылались эмиссары, которые пытались склонять советских граждан еврейской национальности к выезду в Израиль, распространять сионистскую литературу. Всякого рода отщепенцы и уголовники, привлеченные в Советском Союзе к ответственности за совершенные ими преступления, если только у них оказывались еврейские фамилии, моментально становились „героями“ зарубежной прессы, изображались „мучениками“, „борцами“ за свободу.

В США безнаказанно действовала фашистская „лига защиты евреев“, а „моралист“ Джимми Картер, бывший тогда президентом США, провозгласил даже „священный“ поход „за права человека“. Мало того. Американский конгресс в 1974 году принял так называемую „поправку Джексона — Вэника“, поставив развитие торговых отношений с нашей страной в зависимость от… „эмиграционной политики СССР“.

Все эти и многие другие провокации вызвали гнев и возмущение советских людей, в том числе и еврейской национальности. В редакции газет, на радио, телевидение, в официальные органы поступали сотни и тысячи писем советских евреев, в которых они гневно осуждали инсинуации сионистской пропаганды, израильских властей, просили оградить их от происков провокаторов.

Мне довелось читать многие из этих писем, поступивших в „Ленинградскую правду“, и гнев, негодование против непрошеных сионистских опекунов соседствовали в них с чувством высокой гордости за право называться гражданином СССР, за свою многонациональную Родину. Писали рабочие, артисты, директора заводов и объединений, ветераны войны и труда, служители ленинградской синагоги. Помню, одно из писем, гневное, коллективное, в числе других подписал и профессор Ленинградской Военно-медицинской академии, Герой Советского Союза полковник Ефим Анатольевич Дыскин. Недавно мне вновь довелось встретиться с ним, правда, заочно: в газете „Советская Россия“ был опубликован большой очерк об этом крупном советском медике, теперь уже генерал-майоре.

Справедливо говорят, нет фактов убедительнее, чем то, с которыми сталкиваешься сам. Мне хочется привести записки из своих журналистских блокнотов — они свидетельствуют и о гнусности дел и замыслов сионистов, о трагедии, которой эта гнусность едва не обернулась, и о подлинном патриотизме советских людей. Но снова небольшое отступление. В 1952 году в Израиле был принят „Закон о гражданстве“. Исходя из него, Израиль объявлялся государством „всемирной еврейской нации“, а от евреев диаспоры^{17} требовалась так называемая „двойная лояльность“, то есть лояльность к государству Израиль независимо от их статуса граждан других стран. Что это означает, с предельной откровенностью высказал Бен-Гурион. „Это означает, — заявил он, — оказание помощи Израилю независимо от желания страны, гражданами которой в том или ином случае являются евреи“.

Израильские власти даже не скрывали антисоветский подтекст этих актов. Развернув широкую пропагандистскую кампанию в „защиту советских евреев“, сионисты ставили своей целью нарушить единство советского народа, возбудить националистические настроения среди определенной части советских граждан еврейской национальности, вызвать неприязнь и недоверие к ним со стороны других граждан нашей страны. А в узко практическом плане — всячески „стимулировать“ выезд в Израиль советских евреев.

Забегая вперед, приведу один только факт. Мне довелось как-то встретиться с одним ленинградским инженером, евреем. На участке, которым он руководил, произошли какие-то производственные неприятности, его понизили в должности, лишили премии. Сгоряча, обвинив сослуживцев в антисемитизме, он подал заявление о выезде в Израиль. В цехе состоялось собрание, ему прямо и открыто сказали, что думают об этом его поступке, 6 нем как руководителе участка и инженере, и он вынужден был признать правоту товарищей, коллектива, в котором работал уже много лет. Заявление из ОВИРа взял и уже забыл об этом происшествии, не сказав о нем ни жене, ни сыну.

Он пришел в редакцию бледный, растерянный и молча протянул большой, белый пакет с официальным грифом. Пока я читал вложенный в конверт документ, он все бормотал:

— Что я скажу сыну?..

Вот этот документ (фамилия и имена опущены).

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

УДОСТОВЕРЕНИЕ О НАЦИОНАЛЬНОСТИ

Закон о национальности 1952 года №….

В соответствии с моими полномочиями согласно статье 2 Закона о национальности 1952 г. я подтверждаю израильскую национальность месье (мадам)-

19 (год рождения)

Имя Дата рождения Степень родства

1.

2.

3.

4.

Настоящее удостоверение выдано для подтверждения прав.

Иерусалим

Дата

Министр внутренних дел

Печать МВД Израиля

В самом деле, что он скажет сыну, который только-только, по его словам, сменил пионерский галстук на комсомольский значок? Четырнадцатилетний мальчишка, придя домой из школы, сам достал пакет из почтового ящика, из простого любопытства вскрыл его и увидел свое имя!

— Я так растерялся, когда он протянул мне эту бумагу, что и слова сказать не мог, сразу побежал к вам… Что я могу объяснить сыну?..

Листаю блокноты, помеченные началом 1973 года — самый разгар крикливой кампании в „защиту советских евреев“. В ОВИР, отделения милиции, в советские органы в эти дни обращались десятки и сотни советских граждан еврейской национальности. Без всякой на то их просьбы они получили от мифических родственников вызовы в Израиль.

…Официальные бланки министерства иностранных дел Израиля, гербовые и еще какие-то красные печати, скрепляющие муаровую ленту, подписи нотариусов и судебных исполнителей…

ВЫЗОВ

Настоящим обращаюсь к соответствующим компетентным Советским Властям с убедительной просьбой о выдаче моим родственникам разрешения на выезд ко мне в Израиль на постоянное жительство.

После многих лет разлуки и всего нами пережитого, велико наше общее желание объединить наши семьи и жить в дальнейшем неразлучно.

Я и моя семья материально хорошо обеспечены и обладаем всеми средствами для предоставления моим родным всего необходимого со дня их приезда к нам.

Учитывая гуманное отношение Советских Властей к вопросу объединения разрозненных семей, надеюсь на положительное решение моей и моих родных просьбы, за что заранее благодарю.

Люди, никогда не слышавшие ни о каких родственниках в Израиле и не помышлявшие покидать Родину, негодовали, требовали вернуть эти фальшивки их адресатам, оградить советских граждан от подобных провокаций.

Помнится еще один эпизод.

В кабинет решительно вошла полная, высокая блондинка и вслед за ней другая женщина, низенькая, худенькая, с черными вьющимися волосами и грустными глазами. Она села на краешек стула, сразу же вытащила платок и стала вытирать слезы. Такие разные внешне, эти женщины показались мне чем-то похожими. Потом я понял — судьбой. Ленинградские девчонки, они пережили холод и голод блокады, были в отрядах МПВО, а после войны работали санитарками, окончили институт и вот уже два десятка лет трудятся в одной больнице.

— Никуда Сима, то есть Сима Файвеловна, не собиралась и не собирается ехать, — сразу же заявила блондинка, показывая уже знакомые мне конверт с израильским штемпелем и бланк вызова от израильских „родственников“. — Нет у нее никаких родственников в Израиле и вообще нет никаких родственников, все ее родные погибли в блокаду. Я знаю, какой она человек, какой прекрасный врач, и все в больнице это знают. Правда, Сима? Чего же ты молчишь? — обратилась она к всхлипывающей подруге.

— Ну что ты, Поля. Простите, это наш секретарь партбюро Полина Федоровна. Она так и сказала: я вместе с тобой пойду, а то от тебя толку мало, ревешь только. Извините, я как получила этот вызов, так и плачу все время. Что я им сделала, за что они меня так оскорбили? — И снова заплакала.

— Вы представляете, что эти израильские провокаторы сделали? — спросила, блондинка. — Не зная Симин домашний адрес, или, может быть, с умыслом, они прислали этот вызов прямо в больницу. Ну конечно, все об этом узнали и все и всё правильно поняли. Нас, советских людей, на такие провокации не возьмешь…

Они ушли так же, как и вошли в кабинет: первой решительная Полина Федоровна, за ней робкая, но уже переставшая плакать Сима Файвеловна.

А как хотелось бы сионистским провокаторам другого результата! Уедет такая Сима в Израиль или не уедет, станет на „земле предков“ одной еврейкой или одним евреем больше или меньше — для них большого значения не имеет. А вот послать вызов в адрес учреждения, чтобы о нем все знали, в надежде найти людей, среди которых можно было бы посеять недоверие, неприязнь к евреям — вот „политические дивиденды“, которые сионисты старались и стараются получить. Им бы очень хотелось, чтобы вокруг каждого еврея, получившего вызов в Израиль, возникла стена предубеждения. Куда ему тогда деться? Один выход — в Израиль. Вот ведь на что они рассчитывали.

Не вышло! А ведь, как сообщала сионистская печать, только за период с 1968 по 1979 год израильские власти направили в нашу страну 600 тысяч вызовов, большинство из которых с негодованием были отвергнуты советскими гражданами. Вдумайтесь в эту цифру — 600 тысяч! Это практически по одному на каждого второго или третьего советского гражданина еврейской национальности!

Фабрикация фальшивок производилась по методам сколь подлым, столь и примитивным. Заезжие эмиссары собирали фамилии и адреса советских евреев, которых они и в глаза не видели; израильские спецслужбы на предварительных опросах иммигрантов из Советского Союза столь же тщательно выпытывали у них такие же данные о знакомых. „Родственников“ подбирали из находящейся здесь же, под рукой, книги адресов израильтян. Нотариусы, не глядя, ставили печати на бланках, „любезно“ предоставленных министерством иностранных дел, и — мавр сделал свое дело — фальшивке давался ход.

Мало того. Как писал один из советских публицистов, в Израиле появилась даже определенная категория платных „родственников“-провокаторов, так называемые „кэсэф-сионисты“ („кэсэф“ на иврите — деньги). Двести лир (так до переименования в шекель называлась израильская валюта) за душу — такую плату получали они за каждый подписанный ими фальшивый вызов.

Между прочим, по такому же фальшивому вызову выехал в Израиль и Шполянский, он сам об этом рассказывает и, как уже говорилось выше, до сих пор не знает „родственников“, приславших ему вызов. Да и откуда им взяться, если у него никогда и никого из родных в Израиле не было.

Если уж называть вещи своими именами, то надо сказать и о том, что Шполянский, будучи еще в СССР, вращался в кругах националистов, а выехав в Израиль, сам участвовал в фабрикации таких „вызовов“. Об этом он тоже пишет — что было, то было…

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Первых иммигрантов встречали овациями и поцелуями, в их честь произносили речи и лили слезы. Их фотографировали и снимки рассылали во все крупные газеты и журналы мира. У них, как у героев киноэкрана, брали интервью, и мало кто находил в себе мужество не лить грязь на только что покинутую родину, общество и даже на друзей. Их отвозили в новые квартиры с холодильниками и телевизорами (за счет налогоплательщиков США).

Впрочем, очень скоро пышные встречи закончились, процедура расселения стала будничной, как обыденными стали хлопоты и проблемы иммигрантов…

Для многих израильтян, как и для американцев, Советский Союз был белой книгой, Загнанные пропагандой своих стран в темный угол невежества, израильтяне ожидали увидеть выходцев из местечек со всеми признаками мира „галута“^{18}. В их представлении Россия и по сей день не вышла за порог XIX века, бедные, загнанные, угнетаемые и насильно русифицированные евреи должны были явить собой жалкое зрелище — настолько жалкое, что, по преобладающему мнению израильтян, при встрече было необходимо отмыть их душистым мылом, поселить в каком-нибудь подходящем жилье, слегка обучить ивриту и ставить к работе, благо черной работы в Израиле в то время хватало.

Израильтяне считали, что раз они и „мировое еврейство“ ведут беспощадную борьбу с „советским строем“ за „спасение“ советских евреев, то уже за это одно следует ожидать от последних; бесконечной благодарности и покорности. А уж за чудо приобщения к телевизору (кстати, телевидение появилось в Израиле только в 1967 году), стиральной машине и холодильнику ожидали земных поклонов и благодарственных молебнов. Ко мне самому не раз обращались с вопросом, знают ли в СССР, что такое холодильник или… помидор… Для большинства израильтян встреча с выехавшими из СССР евреями была подобна шоку, они не хотели верить в то, что Советский Союз — высокоцивилизованная и высокоразвитая страна. Врачи и инженеры? Педагоги и музыканты? Высокий уровень образования и профессиональной специализации евреев из СССР казался израильтянам насмешкой над их чаяниями. Ведь не только высшее, но и полное среднее образование (а учеба на последней ступени, в 8— 12-х классах, в Израиле платная) большинству израильтян было не по карману…“

И тогда раздались крики: „Эйфо овдим?“ — „Где рабочие?“ Новые иммигранты, пишет Шполянский, стали объектом зависти, ненависти и презрения. Их ненавидели „черные“ израильтяне за то, что новым иммигрантам были предоставлены льготы, которых были лишены они, сефарды, приехавшие раньше. Их презирали „белые“, сабра, за то, что „новенькие“ прибыли, мол, на все готовенькое, на их долю пришлось „мало“ малярийных болот и тяжелой целины и они „не живут в палатках первопоселенцев“.

Помнится, пишет Шполянский, состоялась манифестация школьников: они протестовали против льгот новым иммигрантам, в то время как их собственные родители-старожилы с трудом покупают им школьную форму… Выступили с протестом и инвалиды израильских войн — на автомашинах, продаваемых иммигрантам из СССР по льготным ценам, устанавливались такого же цвета номера, как и у инвалидов, и местные жители разносили эти машины на куски…

Но признать факт социальных или духовных трений — значит поставить под сомнение ценность для Израиля евреев из СССР и целесообразность „борьбы“ за них, а это не входило в планы сионистов. Поэтому с „легкой“ руки прессы был пущен в оборот и получил широкое хождение, так сказать, „экономический мотив“ несовместимости: выехавшие из Советского Союза (естественно, по заявлениям израильской прессы, обделенные в СССР элементарными материальными благами) требуют, мол, больше, чем им дают. Предел их мечтаний — „два „В““ вилла и „вольво“ (марка автомашины); некоторая недостижимость этих „двух „В““ и является основой их „комплекса“.

Но дело не в этом (хотя, как уже говорилось, потребительские, мещанские устремления играли немалую роль), а в другом, и об этом пишет Шполянский. Он приводит, например, такую цитату из одного израильского исследования: „Большинство советских евреев — это слабые для еврейства люди. Дело не в военных или экономических проблемах. Они не могут вынести психологического, душевного накала“. Один из бывших советских граждан, психиатр по специальности, довольно точно установил диагноз — он назвал это состояние „недовольства“ Израилем „комплексом генерализованной ненависти“. Встал даже вопрос о создании специальной психиатрической службы для новых иммигрантов.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„Я много ездил по стране, встречал старых знакомых, обзаводился новыми и в Израиле, и потом уже в США, куда они бежали, оставив все „блага“, отпущенные им Израилем. Многие из них не стеснялись признаться в том, что совершили ошибку… Были люди, которые в своем разочаровании в Израиле становились мизантропами, и они-то чаще всего писали в СССР радужные письма о своей жизни здесь. Один из них сказал мне со злом: „Пусть приедут и получат свое…“

Я часто встречал в Израиле людей с глубокой тоской в глазах. За ряд лет, в течение которых я знал многих из них, кое-кто изменился, но они не привыкли, а просто смирились. А это едва ли не самое худшее, что может сделать с человеком общество — заставить его смириться. Смиряться приходится со многим, даже слишком многим. Практически со всем, что есть Израиль…

Но время тоски и раскаяния уже кончилось. Они стали израильтянами, а это требует соблюдения определенных правил игры: нужно либо молчать, либо лгать. Или бежать из Израиля…“

Этот раздел о крушении иллюзий бывших советских граждан Шполянский завершает цитатой из уже упомянутого „социологического труда“ (об этой книжонке — „Алия 70-х…“— речь еще пойдет). Как ни расхаживали авторы этого „исследования“ вокруг да около темы „болезненного вживания“ в израильское общество людей, выехавших из СССР, они в конце концов вынуждены были сказать правду. Вот признание одного из бывших советских граждан, инженера, своего рода идеалиста, движимого желанием отдать свои силы „земле предков“:

„Мы удивляемся, что в среде евреев из России развилась йерида (буквально — спуск, то есть бегство из Израиля. — Б. К.) и нешира (от слова „ношрим“, „прямик“, то есть человек, выезжающий из СССР по израильскому вызову в любую страну, кроме Израиля. — Б. К.). Но это легко объяснить, если понять, что такое потребительство и кто такие потребители… Все места у кормушки заняты…“

Ну а Шполянский, где и как он нашел свой „кусок пирога“, свою кормушку?

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Калейдоскоп желаний и представлений об их осуществлении каждый раз являет новые картинки, и у каждого картинки свои. В погоне за „своими картинками“ я побывал в странах трех континентов, был прямым участником или свидетелем многих сложных процессов, происходивших как в душах отдельных людей, так и в целых обществах.

Я „не пропал“ и при желании жить на Западе и дальше не пропал бы, но в этом не столько элемент везения (хотя наличествует и он), сколько осуществления мной идеи индивидуальной независимости, вытекающей из моих возможностей…

Мне везло в тех случаях, когда я был готов продать свой труд или опыт — касалось ли это спроса на идеологию, труд реконструктора или редактора, — я всегда находил спрос на свои предложения и именно тогда, когда это нужно было мне“.

Обратите внимание на эту фразу, я ее специально подчеркнул, и мы еще вернемся к ней.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„Я встречал и даже инструктировал некоторых эмиссаров (речь идет о сионистских провокаторах, засылаемых в СССР под видом туристов. — Б. К.), а затем, будучи в США в нескольких крупных сионистских организациях, наблюдал за многими процессами — от вербовки добровольцев (для засылки в СССР. — Б. К.) до их отчетов по возвращении домой.

В Тель-Авиве, где-то в середине 1975 года, я волею случая (и некоторых необходимостей) познакомился с известным сионистским деятелем из США, с делами которого и связаны два последующих года моей жизни.

К этому времени я получил представление о многих явлениях, большая часть которых не могла не оттолкнуть своей неприглядностью — социальной и нравственной. Речь идет о том, зачем государству Израиль нужны иммигранты и какая судьба постигнет их — поколение за поколением. Мои впечатления носили еще слишком общий характер, не начни я путь в США и не имей возможности еще в Израиле и в США столкнуться с целым рядом несообразностей, которые на поверку оказались откровенной подлостью, свидетельствующей об очень многом.

В США меня встречал президент „независимой“ сионистской организации „Ал Тидом“ мистер Гарри Бронштейн. Его интерес ко мне не был ни случаен, ни бескорыстен. По его замыслу я должен был принимать участие в нескольких крупных антисоветских акциях, выставках, митингах, встречах. За подобный „прокат“ ему полагалось 50 процентов чистого дохода.

С учетом и идеологических и материальных выгод, мое пребывание в США было обставлено достаточно широко — обо мне писали в газетах, возили по общинам.

И где бы я ни бывал все это время, я встречался либо с теми, кто заправляет машиной прибыли или служит ее интересам, либо с жертвами деятельности этой машины, самыми несчастными из которых оказывались недавние выходцы из СССР.

В самом начале, когда я только начал встречаться с деятелями различных сионистских организаций, с одной стороны, и работниками радио „Свобода“ или „Голос Америки“, членами НТС или монархистами — с другой, я с каждым говорил „о своем“, имея в виду, что они работают „каждый за себя и на себя“.

Но когда стала обнаруживаться глубокая и постоянная связь несопоставимых, морально несопоставимых явлений, когда я начал видеть альянс сионистов и украинских националистов, власовцев из РОА и жертв нацистских концлагерей, редактора просионистской газеты и редактора монархического журнала, когда передо мной обнажилась грязная кухня единого антисоветского, нет, не только антисоветского, а античеловеческого объединения, я начал спрашивать себя: а не слишком ли много сил поставлено сегодня против тех, кто еще в СССР, но кого хотят выманить сюда и обречь на небытие?..“

Итак „не пропал“, нашел свое „место под солнцем“. Работодателем, проявившим спрос на идеологию, оказалась в числе прочих и „Ал Тидом“ (в переводе с иврита — „не молчи“), махровая сионистская организация со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Ее подлинное лицо хорошо известно, об этом уже не раз писалось в советской печати. Но „объективности ради“ предоставим слово другой стороне — израильскому еженедельнику „Оплот“, опубликовавшему большое интервью своего редактора с „доктором-психологом“ Гарри Бронштейном, он же рав Цви Бронштейн, бывший раввин, бывший „один из ведущих специалистов по „брит-милла“ (обрезанию)“, он же представитель израильской торговой фирмы в США, а на „общественных началах“ — президент „независимой“ организации „Ал Тидом“, „с неистощимой энергией и юношеским задором безраздельно отдающий себя борьбе за репатриацию советских евреев“.

Правда, не совсем понятно, какое отношение имеет обрезание к психологии, доктором которой числится г-н Бронштейн, но об одном обстоятельстве его бывшая профессия мне напомнила.

В Израиле, как известно, немало было полемики и споров по поводу того, кого считать евреем. В том же, кого считать неевреем, особенно когда речь идет о мужчинах, сомнений ни у кого не было. В этой связи не могу не привести два свидетельства, опубликованные в печати.

Из раздела объявлений газеты „Наша страна“ (на русском языке):

„ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ для олим из Советского Союза. ВСЕМ МУЖЧИНАМ, которые не проделали „брит-милла“ (обрезание) у себя или своих сыновей (независимо от возраста), обратиться к нам. Операция производится БЕСПЛАТНО. Мы обязуемся СОХРАНИТЬ ТАЙНУ. Пишите по адресу…“

Из рассказа одного из израильских граждан, опубликованного в еженедельнике партии Мапам „Однова“ (на польском языке):

„Меня пригласили в отдельную комнату. Приказали снять брюки. Начался осмотр — тщательный, всесторонний. Мучительную тишину наконец прерывают слова: „Точно, еврей!“ Где и когда это происходит? В Варшаве? В Лодзи? В 1941-м? 1942-м? 1943-м?.. Нет, в Израиле, в 1960 году. Дело происходит в Тель-Авиве, на улице Явне, в помещении почтенной организации, носящей название „Суд раввинов“. Когда? Как уже сказано, в 1960 году от рождения Христова… В моей жизни мне два раза снимали брюки для удостоверения принадлежности к избранному народу: один раз в гетто, перед отправкой в Освенцим, второй — здесь, в еврейском государстве…“

Однако обратимся к интервью раза Бронштейна. „…Мы решили оказать евреям из СССР практическую помощь. Она заключалась в направлении „шли-хим“ (посланцев) в Россию для установления контактов с советскими евреями, в отправке посылок активистам алии, в организации для них разъяснительного материала сионистского характера. Нас поддержали, в основном, религиозные круги, движение „Херут“ и „Лига защиты евреев“. Борьбу мы ведем легальными способами, но иногда, как бы это правильнее сказать, и не совсем легальными… Наша главная цель — привести как можно больше евреев в еврейское государство…“

Ну что сказать по поводу „откровенности“ этого раввина, которого в 1967 году выдворили из СССР, закрыв для него границы нашей страны? „Борец“ за выезд советских евреев в Израиль, сам он живет в США, движение „Херут“, которое его поддержало, — это крайне правый блок, который привел в кресло премьер-министра террориста М. Бегина, ну а о „Лиге защиты евреев“ и ее фюрере Кахане сама израильская пресса писала: „фашисты“. Вот на „паях“ с таким деятелем и „сотрудничал“ два года Шполянский. Все просто, на деловой коммерческой основе: Шполянский продавал „идеологию“ — „свидетельства очевидца“ о „страданиях“ советских евреев. Бронштейн „организовывал“ митинги и собрания, а доход пополам — пятьдесят процентов на пятьдесят… Не считая „политических дивидендов“ — ведь, как известно, ничто так высоко не ценится на идеологическом рынке империализма, особенно американского, как антисоветизм.

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Я продолжал привычные дела (?!), работая на „Ал Тидом“, радио, газеты, участвовал в „маршах солидарности“, инструктировал эмиссаров, засылаемых в СССР. После короткого пребывания в Израиле опять вернулся в США и пробыл там еще полный год, работая уже преимущественно „на себя“ — в качестве специалиста по реставрации и отделке особняков.

Я бывал на различных радиостанциях и в редакциях газет и журналов, в сионистских и других антисоветских организациях. Я встречал тех, кто управляет гигантскими механизмами тотальной лжи, много времени проводил среди тех, кто осуществляет практическую часть работы этих механизмов.

Тот активный образ жизни, который я вел в поисках „места под солнцем“, давал мне возможность увидеть, узнать и опознать многие приметы того, что называют лицом „свободного мира“. Создатели лжи и ее жертвы, альянс бывших нацистов с их вчерашними жертвами, студенты-практиканты, оказывающиеся штатными работниками разведорганов, и многое-многое другое с калейдоскопической быстротой сменяли друг друга и давали поводы для широких размышлений и обобщений. И все это время я вновь и вновь возвращался к мыслям о том, что мы делаем и так ли это нужно нам самим и, особенно, детям, а сентенции о „будущем детей“ я слышал частенько — так же часто, как мог видеть и какими эти дети растут и каковы их возможности в „новом мире“ — Израиле или США, в Араде или Нагарии, Брайтон-Биче или Лос-Анджелесе…

Осенью 1977 года я улетел из США в Мюнхен, где мог бы поработать на радио „Свобода“ — и связи были и рекомендации, но я предпочел предложение жить и работать в Англии, где и застал меня в конце ноября 1978 года срок окончания действия моего израильского паспорта…“

А дальше просто — в „лучших традициях“ буржуазной демократии.

Напуганное безудержным ростом бегства из Израиля как иммигрантов, так и старожилов, всевозрастающим числом так называемых „прямиков“, то есть тех, кто, получив израильскую визу, прямиком, не „заезжая“ на „землю предков“, направлялся в другие страны Америки и Европы, израильское правительство резко ограничило для своих граждан возможность получения заграничных паспортов и сроки их действия. Мало того, оно добилось от ряда западных стран ограничений в приеме эмигрантов и предоставлении им права на жительство и работу. В США, например, можно было въехать только на основании так называемой 6-й льготы (помните письмо из „Толстовского фонда“?), то есть имея работодателя, гарантирующего получение работы. Как пишет Шполянский, на черном рынке такая „гарантия“ обходилась в 10–15 тысяч долларов — откуда у иммигранта такая сумма!

Пока Шполянский имел постоянного „работодателя“ в лице сионистской „Ал Тидом“ и исправно трудился на ниве антисоветчины, никто о его паспорте и не заикался. Когда же из него выжали, как видно, все, что можно, когда он занялся своими делами, его сразу же задержали в Вече. По горькой иронии судьбы там же, где он начал свой путь в „свободный мир“ и где — помните? — в лагере Шенау израильские дипломаты напутствовали его; „Вы теперь свободный человек — можете жить и работать в любой стране мира“.

Не так-то было! В его паспорте, как оказалось, стоял специальный знак — им помечали документы бывших советских граждан, и израильский консул категорически отказался продлить его: только в Израиль!

В, ШПОЛЯНСКИЙ:

„Я взял билет в Москву и первым же самолетом вылетел туда. Но я вылетел в знак протеста. Против чего? И куда? Впрочем, я был далеко не оригинален в выборе средства протеста — в Москву пытались прорваться многие „бывшие“…

Я и по сей день благодарен тем работникам контрольного пункта Шереметьевского аэропорта, которые (правда, только после того, как выяснили, что самолет, доставивший меня, успел улететь, и они не могут вернуть меня этим же рейсом) дали мне возможность просто прийти в себя… У меня спросили, чего же я добивался полетом в Москву, но, к сожалению, я тогда еще не знал… С этим я и был выдворен обратно в Вену…

Я прекрасно знал, что Родина, столь легкомысленно оставленная мною, уже недостижима — и поделом мне, как и всем тем, кто оставил ее вне зависимости от причин… Правда, от признания этого факта легче на душе не становилось, но я старался упрятать тоску по родному поглубже…“

Еще год мытарств. Тель-Авив, короткие выезды в Европу. Он пытается получить визу в Москву, на Олимпиаду-80. Пытается устраивать выставки каких-то „художников“, переправивших свои „произведения“ на Запад, занимается, как он пишет, „антиквариатом и иконами“… Нет, он „не пропал“: имел хлеб и кров, даже женился, уже в пятый раз… И вот финал:

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Необходимо было не только полностью потерять свое „я“, но и переродиться в своей духовной сути. Я мог жить, но не хотел приживаться…

Факт унижения меня как личности и „гражданина“ (кавычки здесь принадлежат Шполянскому. — Б. К.) привел к твердому решению попытаться вернуть все на круги своя…

Я дал себе время на размышления и, когда убедился, что иначе не смогу жить, попросил разрешения вернуться на Родину…

Потому что Родина — это все и на всю жизнь…“

Вот на такой высокой, я бы сказал, трагической ноте завершает Шполянский свою рукопись. Впрочем, нет, не завершает. Дальше следует еще несколько строк, своего рода рефрен — они уже приводились выше, — о том, что, познав всю предательскую суть сионизма по отношению к евреям и преступную ко всему человечеству, он решил „не молчать“ и — „имеющий уши да услышит“.

Вот здесь действительно можно было бы поставить точку, но теперь уже я не хочу и не могу это сделать.

Шполянский, при всей сложности его судьбы и личности, не стоил бы разговора, тем более такого пространного, будь он единственной жертвой сионизма. К сожалению, он далеко не один, и не с него начинается и не им завершается список преступлений сионизма, безжалостно ломающего и коверкающего жизни и судьбы миллионов евреев, и не только евреев. Пусть путано, но он пытался добраться до причин и последствий своего падения, и, может быть, его сложная и, не буду избегать этого слова, трагическая судьба, его горькая одиссея и на „земле предков“ и в „свободном мире“ могут послужить кому-то уроком, предупредить и остановить тех, кто еще внимает ложным и опасным посулам зазывал от сионизма. Уж если шполянские не выдерживают жизни там, не только рвут с сионизмом и предают его анафеме, но и бегут из этого „самого большого в мире еврейского гетто“, как писал об Израиле западногерманский журнал „Шпигель“, и с повинной головой приходят „на круги своя“, то это уже немало значит. Впрочем, и здесь он далеко не первый и, надо думать, не последний.

И это тоже урок, вытекающий из рукописи Шполянского.

Прекрасный немецкий писатель Томас Манн когда-то говорил: „Антикоммунизм — величайшая глупость XX века“. Но еще почти за сто лет до этого другой замечательный писатель, француз Стендаль писал: „Кровавые глупости непоправимы“.

Сегодня под флагом антикоммунизма империализм готовит кровавый апокалипсис, угрожающий жизни всего человечества. „Прелюдией“ к нему стал развязанный американской администрацией „крестовый поход“ против коммунизма, против нашей страны, которую президент США Рейган кощунственно назвал „центром зла“ на земле. В этом антисоветском, античеловеческом шабаше роль ударного штурмового отряда и в военной, ив политической, и в идеологической областях отведена международному сионизму. И эта роль Не ограничивается только кровавыми провокациями на Ближнем Востоке. Планы сионистов шире и глобальнее, и тем опаснее с каждым днем. Не случайно человечество отождествляет сионизм с фашизмом, а ведь разгром фашизма стоил народам почти 50 миллионов жизней. И память об этом еще жива в каждом из нас.

Поэтому, закрывая рукопись Шполянского, я не буду ставить точку. Я продолжу и дополню этот разговор другими примерами — свидетельствами тех, кто, подобно Шполянскому, испытал на себе все „прелести“ и „земли обетованной“ и „свободного мира“; и других — кто и сегодня получает свои тридцать сребреников из рук сионистов. Эти примеры, на мой взгляд, поучительны.

Главное забыли…

Рядом с рукописью В. Шполянского у меня на столе лежат другие папки — с официальным грифом «МВД СССР. ГУВД Леноблгорисполкомов. Отдел виз и регистрации иностранцев». Все как и положено в официальном делопроизводстве: «Начато…», «Окончено…», «На… листах», «Срок хранения…». Я взял некоторые из этих папок с уже прошитыми и пронумерованными страницами. Перед сдачей этой рукописи в печать позвонил в ОВИР — мне сообщили, что документы все поступают, заведены новые папки.

В отличие от рукописи Шполянского, эти документы свидетельствуют не об одной, а о сотнях и сотнях человеческих судеб — о людях, ставших невольными объектами сионистских провокаций, о тех, кто сам, своими руками искалечил, искорежил свою жизнь и теперь переживает самую тяжкую из всех возможных трагедий — трагедию потери Родины.

Выше уже рассказывалось о заявлениях ленинградцев, гневно протестовавших против попыток выманить их в Израиль. Здесь подшиты десятки таких заявлений. В этой главе хотелось бы рассказать о других — о тех, кто уехал, кто покинул Родину.

Разные это люди, разного возраста, разных профессий, разные мотивы побудили их выехать в Израиль. Но судьба у всех оказалась общей: они задыхаются там — и в Израиле, и в других странах «свободного мира», они поняли, слишком поздно поняли, что совершили непоправимую ошибку.

С некоторыми из этих людей мне довелось встречаться, о некоторых — писать. К их судьбам я и обращусь.

Гойхман Вольф Анатольевич, кандидат медицинских наук, бывший доцент Ленинградской больницы имени В. И. Ленина.

«Мне 69 лет. Я хирург и нейрохирург с полувековым стажем, старший научный сотрудник, жизнь которого складывалась так: школа, революция, в годы гражданской войны — красноармеец-доброволец. Закончив в 1926 году медицинский институт, работал в различных медицинских учреждениях, преимущественно в Ленинграде.

Незадолго перед революцией умерла моя мать. Нас осталось двое сирот — я и сестра. Приехавшая на похороны тетя увезла ее к себе в Бессарабию, я остался с отцом. После революции, когда Бессарабия отошла к буржуазной Румынии, сестра осталась там. В дальнейшем связь с ней утратилась, а после Отечественной войны восстановилась. Оказалось, что она бежала от фашистов в Палестину, а теперь проживает в Израиле, куда приглашала и меня.

Встреча была волнующей, но жизнь меняет людей. Мы оказались совершенно разными людьми с сестрой, и особенно со всем ее окружением. Довольно скоро начались горькие будни. Что же меня разочаровало в Израиле?

Неприкрытое стремление к безудержному стяжательству, поганя за „золотым тельцом“, неистовая борьба друг с другом за тепленькое и доходное местечко в жизни по принципу „Человек человеку волк“. Расцвет самого страшного недуга человечества — циничного эгоизма: каждый живет только для себя, а не для коллектива. Нажива, „гешефтмахерство“, бизнесменство — почти только на этом сосредоточен у большинства интерес к жизни. Этот торгашеский дух с жадным стремлением к личному материальному благополучию и обогащению пронизывает все области жизни и даже медицину. Особенно неприятно было наблюдать отчетливые проявления классовых и даже кастовых противоречий, а в ряде случаев и национального шовинизма.

Приходилось сталкиваться с проявлениями недружелюбного и даже враждебного отношения со стороны коренного населения к евреям из Советского Союза. Протекционизм и бюрократия процветают вовсю.

И на фоне этого — безудержная продажа порнографической литературы, в том числе и на „священном“ древнееврейском языке. В Тель-Авиве и Иерусалиме — специализированные „эротические“ магазины, торгующие разнообразной похабщиной. Демонстрируются фильмы, большей частью лишенные всякого смысла, поверхностные, гнусные, смакующие похабщину, развращающие, растлевающие молодежь и вызывающие отвращение у нормального человека. Изобразительное искусство в основном сводится к нелепой абстракционистской мазне и абсурдным скульптурным трюкачествам. Бандитизм, воровство, проституция.

Вот что мне приходилось наблюдать в Израиле, этой несомненно капиталистической стране с явным „американским стилем“ жизни.

Я буквально задыхался в этой обстановке, повседневно встречаясь с чванливыми, самодовольными и самовлюбленными, заносчивыми хвастунами, лишенными настоящей культуры, не терпящими никакой критики.

…Я начал долгий, трудный путь подготовки к отъезду. Вое это было нелегко, не так просто и не так быстро. Только спустя полгода, проживая с большими лишениями, впроголодь и невероятно экономя, накопив необходимые средства, получив документы и достав билет, я смог, наконец, тронуться в обратный путь, вырвался из „израильского рая“…

Долгими бессонными ночами, перелистывая свой жизненный путь, я не раз задумывался над тем, что же в действительности является родиной каждого человека? Пройденная жизнь безошибочно ответила на этот вопрос. Это та земля, где человек родился.

Это та земля и страна, на чьем языке прозвучал первый невнятный лепет ребенка, где рос, мужал и сам вместе со всеми строил страну, где сам стал частицей этой земли.

На обратном пути мне пришлось проехать через некоторые страны западного мира. И всюду одна картина — процветание цинично неприкрытой, самой страшной болезни капитализма — эгоизма. Каждый строит свою жизнь на костях другого. Явная „культура“ брюха вместо культуры духа. Этот американский образ жизни не может импонировать нормальному человеку. Никакой свободы и демократии я в этом мире не нахожу, Демократия сводится тут только к межпартийным дрязгам, борьбе за власть и выгодное место, а свобода — к разнузданной волчьей борьбе за личное преуспеяние. Так какую же свободу ищут на Западе некоторые заблудшие наши души?

Мне, человеку, воспитанному Советской властью, нет места в этом капиталистическом мире. До сих пор он был мне известен только в теории, теперь я познал его на горькой практике. В нем я задыхаюсь и погибаю…»

Найда Леон Борисович, 53 лет, доктор медицинских наук. Выехал в Израиль 23 марта 1973 года. 14 мая этого же года, распродав все пожитки, чтобы расплатиться с долгами и приобрести обратный билет, буквально бежал из «страны обетованной». После длительных мытарств по Европе смог вернуться в СССР.

«Я проклинаю тот день и час, когда обратился с просьбой о выезде в Израиль. Проклинаю легкомыслие и слепую доверчивость, с которыми относился к сионистской пропаганде, слушая радиопередачи из Израиля, принимая на веру сплетни и вымыслы, распространяемые сионистами…

Никогда за всю мою сознательную жизнь в Советском Союзе я не чувствовал себя евреем в том смысле, о котором твердят сионисты, то есть человеком второго сорта, которого в чем-то ущемляют. В школе я учился на Украине, медицинский институт окончил в Казахстане, докторскую диссертацию защищал в Эстонии, работал в городах Грузии и Российской Федерации. И везде, в любой из этих республик, пользовался общими и равными для всех советских граждан правами. Теперь с большим, к сожалению, опозданием я понимаю, как мало думал в то время об обязанностях, о чести советского человека. Ее я уронил и готов на все, чтобы искупить свою вину…»

Л. Найда протягивает нам, журналистам, продолговатую тоненькую книжечку, которую привез из Израиля. Заголовок на русском языке: «Руководство для оле». Провокация всегда цинична. Здесь цинизм поставлен на поток, тиражирован в тысячах экземпляров. Обращаясь к «олим» (иммигрантам. — Б. К.), авторы-провокаторы лицемерно приветствуют «радостный шаг, который приведет вас в ваш настоящий дом — Израиль… У вас часто будет такое чувство, будто вы родились заново-Поэтому государство Израиль вкладывает такие большие усилия, чтобы облегчить вам ваше „второе рождение“».

С горечью и негодованием говорит Найда о том, что полтора месяца, проведенные им в Израиле, были для него отнюдь не «рождением», а похоронами всех и всяческих иллюзий об этой стране, сионизме, о капиталистическом обществе вообще.

В аэропорту Лод, под Тель-Авивом, куда самолет прибыл на рассвете, люди «с усталыми, злыми физиономиями» (я цитирую Найду) распределяли вновь прибывших по местам поселения — большинство в пустыню Негев. Никакие просьбы, жалобы, возражения не принимались во внимание.

Здесь же всем вручили по «долговой книжке» и, еще не выйдя из здания аэропорта. Найда оказался должником израильских властей — деньги за перелет Вена-Лод, за полученные «на расходы». Вскоре к ним прибавилась немалая сумма — месячная плата за комнату и вексель-гарантия за сохранность имущества этой комнаты. Затем месячная плата за уроки иврита, а учиться надо шесть месяцев…

«Позже я понял, какое это страшное оружие закабаления иммигрантов — „долговая книжка“. Израильским властям нет никакого дела до несчастных людей, которых они обманом вынудили покинуть свою настоящую родину. Для них нет ни работы, ни жилья, они обречены на полунищенское существование. Я встретил человека, который в Ленинграде занимал пост коммерческого директора крупного завода, здесь он с трудом устроился сторожем в банке. Его жена — уборщица в отеле, в одной смене с ней работают еще пять женщин, бывшие советские гражданки, все с высшим и средним специальным образованием…

Это не „обетованная“, а проклятая богом земля — так называют ее не только несчастные и разуверившиеся иммигранты, но и многие местные жители. Это — ложь о „единой еврейской нации“, о том, что Израиль якобы „родина всех евреев“. Люди, прибывшие из Марокко, Ирака, из европейских стран или из Советского Союза, ничего общего не имеют друг с другом — ни языка, ни общих интересов, ни общей цели. Вряд ли еще где-нибудь можно найти такое разделение людей, как в Израиле, — социальное, религиозное, расовое: бедные и богатые, черные и белые, верующие и неверующие. Местные уроженцы — сабры враждуют с выходцами из афро-азиатских стран — сефардами, те, в свою очередь, о ашкенази, приехавшими из Европы. Власти эту вражду всячески поощряют, спекулируя на противоречиях. И все это в мрачной обстановке безудержного шовинизма, милитаризма, религиозной нетерпимости. Даже находясь в тылу, далеко от выстрелов, люди чувствуют себя как на фронте: каждый должен бороться за себя и против всех. Бороться каждый день и каждый час. Иначе не выживешь.

Человек боится всего: боится потерять работу, боится роста цен и долгов, боится призыва в армию, боится говорить правду. Цензура перлюстрирует всю корреспонденцию, поэтому родным и близким в СССР идут письма, содержание которых очень далеко от действительного положения иммигрантов…

К приехавшим из Советского Союза местные жители и власти относятся особенно плохо. Работы по специальности, как правило, нет, особенно для людей с высшим образованием. Надо униженно наниматься на любую работу, какую дадут, самую грязную, самую низкооплачиваемую, причем хозяин может выгнать в любую минуту, едва найдет работника за более низкую плату. И стоит только выразить недовольство, как услышишь в ответ: „Кто тебя звал к нам в страну? Я тебя не звал. Можешь убираться, откуда пришел…“

Какими лживыми оказались посулы израильского радио о том, что каждый приехавший из СССР найдет якобы свое место „в строительстве великого еврейского государства“! В первый день приезда в Израиль Найду уверяли: „Вы доктор наук, вам не надо искать работу, к вам придут из министерства абсорбции^{19}, из „Сохну-та“, вы будете работать в университете…“

Никто не пришел, никто не предложил никакой работы. Найда пытался частно практиковать, но оказалось, что нужна собственная квартира для приема больных, а она стоит огромных денег. Тогда он решил обратиться к ректору университета в Тель-Авиве, профессору религиозной истории Симонсону с просьбой предоставить работу по специальности на медицинском факультете.

Тот ответил коротко: „Ну и что, что вы доктор наук?“ „Я вышел, — пишет Найда, — обескураженный, и сквозь неприкрытую дверь до меня донеслись слова ректора, который говорил своей секретарше: „И чего они сюда лезут…““.

И еще одна исповедь — на этот раз в письмах.

Несколько лет назад мне довелось присутствовать на собрании в Ленконцерте. Могу засвидетельствовать: свободных мест в зале не было. Люди стояли в проходе между стульями, вдоль стен, у дверей в коридоре. Председательствующий дважды предлагал прекратить прения, но они продолжались, пока не выступили все желающие. Обсуждалось письмо, присланное руководителям Ленконцерта бывшим артистом отдела музыкальных ансамблей Фридрихом Иосифовичем Вишинским из Соединенных Штатов Америки.

Это письмо, а также два других, присланных Вишинским своим знакомым в Ленинграде и переданных ими в общественные организации Ленконцерта, были зачитаны полностью. Поскольку эти письма публиковались в печати, привожу из них выдержки, опустив имена, повторы, интимные подробности, нецензурные слова и те места, в которых были допущены грубые выражения в адрес страны, где находился тогда Вишинский.

ИЗ ПИСЬМА В ЛЕНКОНЦЕРТ

„….Уважаемый товарищ… товарищи… многие, многие другие члены моей бывшей организации. Я, конечно, понимаю, какая грустная ирония для меня в том, что я обращаюсь к вам с привычного для меня слова товарищ (подчеркнуто Вишинским. — Б. К.), такого обычного в СССР и такого странного здесь, в США, где я сейчас живу.

Я понимаю, что я теперь вам не товарищ, а просто малодушный человек, чья незрелая жизненная философия привела его к выезду из СССР, — все же обращаюсь к вам с этим словом…

Я совершил в ноябре 1974 года роковую ошибку. Оставив мать, жену, любимую работу и товарищей под влиянием писем своего дальнего родственника, который проживает в Израиле, уехал из Советского Союза. Уже во время первой нашей встречи с родственником в Вене я понял, что ничего общего между мной и сионистами нет и быть не может. Я никогда не подвергался в СССР никаким ущемлениям как еврей, всегда пользовался правами, которыми пользуется любой гражданин СССР, кто бы он ни был по национальности. Об этом я прямо заявил своему родственнику, и мы разошлись. Я переехал в Италию и после пяти месяцев жизни там получил визу и теперь живу в США.

Долгие годы я, к сожалению, развивался однобоко. Интересуясь музыкой, в частности джазом, я пренебрегал общественной стороной личности. Эта узость и непонимание связи искусства со всем многообразием жизни, непонимание того большого и великого, что делает наша страна — СССР, привели меня на чужбину. Моя политическая незрелость и близорукость теперь мне понятны очень хорошо.

За долгие месяцы жизни на Западе я встречался со многими людьми… Я разговаривал с ними, анализировал, думал и понял и осознал самую важную вещь — Родина, не просто родина, а СССР — это великая вещь, заменить которую не могут никакая экзотика и философия остального безыдейного, тусклого, несмотря на внешние эффекты, общественного устройства. Понял я, что те газетные строчки, которые, будучи дома, я рассматривал как надоевшие прописи, полны глубокого смысла и правды.

…Невыносимо трудно мне жить на чужбине, вдали от родного языка, близкого и человечного общества. Долгими бессонными ночами я обдумывал, что я натворил…“

ИЗ ПИСЬМА ЗНАКОМОМУ

„…Извини, что не писал. На собственный страх и риск и на одолженные деньги переехал в пригород Вашингтона… Встал на учет по безработице. Работу найти почти невозможно. Нужны время, деньги, автомашина, телефон — на все это нужны деньги и, стало быть, работа, так что получается замкнутый круг…

Жизнь здесь, как в кошмарном сне. Все боятся. Кучи безработных. Кругом блат и связи. Культуры, в нашем привычном понимании, почти нет… Под сердцем все время камень… Каждую ночь кошмары и бессонница…

Люди, в основном, задерганные жизнью и кредитом. Все убоги и скучны. Жизнь такими сделала. Весь этот разговор о свободе — одни слова… Как только подворачивается работа — начинают откладывать. А как поговоришь поглубже, то оказывается, что долги на 20 лет и больше. Система садистская, и, если нет денег платить, часть вещей могут отобрать, и тогда уже в долгу совсем пожизненно. Налоги с зарплаты — 30 процентов. Жилье стоит 25 процентов. Потом, страховки — без них здесь пропадешь, так как один день в средней больнице стоит 100 долларов. Операция по удалению щитовидной железы — 6000 долларов. Аппендицит — 2500 долларов (к настоящему времени цены возросли еще больше. — Б. К.) Расстояния громадные, и общественный транспорт — это миф. Интервалы между автобусами 40 минут и более, и цены 50 и 70 центов в один конец… Я уже должен кучу денег…

…Очень трудно передать в письме те ощущения напряженности, неестественности и какой-то мертвящей „ненастоящности“ этой жизни…

…Вдруг начинаешь понимать, что ты труп. В Ленинграде и в Союзе ты — личность, такая же, как все. Здесь нет личностей. Есть жратва. Есть страх. Нет будущего. Нет личностей. И все это ощущают… Заботы, страх, страховки, газолин, взносы. Вечный ужас за завтра, за сегодня, за жизнь, за кредит… Не думал я, что это так ужасно, хотя и читал об этом. Все время казалось, что это пропаганда. А это оказалось чистой правдой, только еще хуже…“

Уж коли речь зашла об Америке, откуда прислал свои письма Вишинский, то вот несколько фактов об отношении в США к евреям.

Приводя примеры того, что еще в предвоенные годы мировой империализм „играл немалую роль в финансировании и создании фашизма и что одновременно этот же капитал финансировал и сионизм“, английский публицист Паям Датт подчеркивал: „Империализм во время гонок всегда охотно садится на обе лошади“.

Американский империализм охотно „садится на обе лошади“ — сионизм и антисемитизм. Это помогает ему держать в духовной узде миллионы американских евреев, а с помощью капитала, принадлежащего крупной еврейской буржуазии, и сионистских правителей Израиля обеспечивать экономическое, политическое и военное „присутствие“ США во многих районах мира. Поддерживая и разжигая антисемитизм, правящая Америка опять же держит в страхе, изолирует евреев от совместной с другими трудящимися борьбы за свои социальные и политические права, а с другой стороны, использует антисемитизм как своего рода клапан для выпуска пара из перегретого котла социального недовольства.

„Надо было бы стать дураком, — писал известный американский политический обозреватель Джеймс Рестон, — чтобы отрицать, что в Америке существует антисемитский импульс, и он, очевидно, сильнее всего среди белых протестантов и католиков…“

„Американский антисемитизм, — свидетельствует общественный деятель Генри Эдвард Шульц, — находит выражение в методах дискриминации, вросших во многие основные институты нашего общества… Это громадный скандал“.

Вот только некоторые факты, взятые из книги буржуазных авторов Б. Эпстейна и А. Форстера, озаглавленной „Некоторые из моих лучших друзей“.

Ответ на заявление о приеме в высшее учебное заведение:

„Мы ценим вашу заинтересованность в поступлении в наш колледж. Однако, к сожалению, сообщаем, что наша квота на студентов иудейского вероисповедания заполнена“.

Объявления на бирже труда:

„Требуются только протестанты. Никаких евреев или восточных людей“.

„Эта фирма для джентайл (то есть неевреев. —Б. К.). Еврейской девушке здесь работать неудобно“.

„Мы в отчаянном положении, но не настолько отчаянном, чтобы принимать евреев“.

Как-то, сообщают авторы, были обследованы 933 отеля в разных районах страны, и обнаружилось, что в 214 из них не принимают евреев.

В конце 1982 года в США был опубликован документ комиссии по гражданским правам, озаглавленный „Запугивание и расизм. Расовый и религиозный фанатизм в Америке“. Его авторы пишут, что обыденным делом становятся в стране убийства представителей национальных меньшинств, ритуалы сожжения крестов членами ку-клукс-клана, осквернения синагог. Это — результат „присущего американскому обществу расизма и антисемитизма“.

В конце мая 1983 года печать сообщила о наглой антисемитской выходке в американском городе Фармингтон-Хиллс (штат Мичиган). Прихожане, пришедшие утром в синагогу, обнаружили, что ночью хулиганы размалевали свастиками, антисемитскими ругательствами и рисунками ее стены, а также тротуар и автостоянку около нее. Подобные случаи, сообщает печать, — не редкость в США, где в последние годы наблюдается беспрецедентный рост антисемитизма. По данным газеты „Нью-Йорк тайме“, в 1982 году в США было зарегистрировано свыше 820 антисемитских выходок. „Рекорд“ по этим „актам вандализма“, писали газеты в феврале 1984 года, держит Нью-Йорк: там в прошлом году было отмечено 215 случаев проявления антисемитизма, связанных с совершением тяжких преступлений. Генеральный прокурор штата Нью-Джерси Дж. Ленган сказал: „Антисемитизм является отражением расистской и религиозной ненависти, глубоко укоренившейся в американском обществе“.

Но пожалуй, в самом худшем положении находятся в США так называемые „новые граждане“ еврейского происхождения, выехавшие из СССР. В печати уже приводились многочисленные факты и примеры этого. Сошлюсь на одну из сравнительно недавних публикаций в западногерманском журнале „Шпигель“.

„Шпигель“ — осведомленный журнал, выходящий тиражом около миллиона экземпляров, и если он обращается к какой-либо проблеме, значит она назрела. В мире конкуренции журналистика — это бизнес, и товар надо подавать к столу, как говорится, тепленьким. Журнал старается выглядеть внешне беспристрастным и объективным, но эти беспристрастность и объективность, естественно, буржуазные, и, когда читаешь, важны не столько текст, сколько подтекст, не примеры, а выводы, которые следуют из публикаций.

В августе 1982 года «Шпигель» (№ 33) опубликовал большую статью своего корреспондента Зигфрида Когельфранца о бывших советских гражданах, проживающих в Нью-Йорке. Статья, как я уже говорил, большая, тем более для «Шпигеля» (4 страницы убористого печатного текста), поэтому привожу ее в сокращении, но без ущерба для авторского смысла, не опуская и «острые места» — недоброжелательные выпады против нашей страны и нашего образа жизни.

Итак, Нью-Йорк, район Брайтон-Бич, «маленькая Одесса», «самое большое в мире еврейское эмигрантское гетто» (все слова, взятые в кавычки, принадлежат 3. Когельфранцу. — Б. К.). «Хотя магазин называется „Интернациональная пища“, ассортимент товаров рассчитан на „ограниченный круг покупателей“: копченая рыба, селедка, „изрядно прочесноченная колбаса“ и… минеральная вода (по 1,49 доллара за поллитровую бутылку, поскольку она доставлена с другого конца света) „Боржоми“ с Кавказа. Расположенный по соседству магазин грампластинок предлагает покупателям последние „боевики“ Аллы Пугачевой, в книжном магазине „Черноморец“ — литература на русском языке, в киоске — газета „Советский спорт“, рядом — контора консультанта и переводчика. За углом, „в одноэтажном внешне невзрачном ресторане типа винного погребка“ под названием „Золотой дворец“ посетители танцуют под аккомпанемент ансамбля, музыкальные усилия которого удесятеряются динамиком, включенным на полную мощность. „Меню обещает многое, но имеет в наличии мало. Почти как дома: шашлык и цыплята по-киевски“ (надо думать, котлеты по-киевски или цыплята „табака“. — Б. К.). „Единственная уступка свободному миру — к минеральной воде подаются кубики льда“. В кинотеатрах демонстрируются преимущественно советские фильмы („Москва слезам не верит“). „К ближайшей пивной любители пива тащатся в тренировочных костюмах (подумать только! — Б. К.), играют они в шахматы вместо флиппера…“

„Местечко в Атлантике настолько быстро превратилось в гетто, что нью-йоркские полицейские, несущие там службу, должны приспосабливаться к особенностям жителей; поскольку большинство пожилых иммигрантов не учит английский язык и не нуждается в нем в своем квартале — даже телевизионные передачи идут на русском языке, — дорожные патрули прибегают к исковерканному русскому. Они реагируют на крик „помогите“ и могут на ломаном русском спросить, „что случилось?“…“

„Эта тоска по дому, эта проклятая ностальгия — мучительная болезнь…“ — сетует художник Владимир Г. „Но больше всего страдают те, которые скрывают это в разговорах…“ Они в „чисто русской манере“ любуются „своей болью“, „бредят медом родных полей, хотя в Нью-Йорке имеются всевозможные сорта меда со всего света“.

Честно говоря, читая эти строки, я, несмотря на атрибуты современного мира, почему-то вспомнил слова Шолом-Алейхема, в начале века побывавшего в США. „Если б я не знал, что я в Америке, — писал он, — то я определенно подумал бы, что я в местечке Брод…“ Однако вернемся к „Шпигелю“.

„Выход своим депрессиям они дают в еврейских организациях, которые заботятся о них тут: „Зачем вы вызвали нас сюда?“ Другие штурмуют советские представительства. Некоторые кончают жизнь самоубийством…“ Автор статьи в „Шпигеле“, судя по всему, не испытывает симпатии к людям, о которых пишет, как, впрочем, и к стране, которую они покинули. Ему не нравится наш образ жизни, он изображает его примитивно, карикатурно, впрочем, другого от него и ожидать было трудно — „Шпигель“ журнал буржуазный со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но как говорится, дальше — больше. Если следовать логике Когельфранца, то во всех страданиях выехавших из Советского Союза виноваты… Советская власть, наш образ жизни. Это они-де не подготовили (?!) „бедняг“ к восприятию „свободного мира“, „развитой культуры“ или, как он пишет, с иронией ссылаясь на советскую пропаганду, „волчьего общества капитализма“. И теперь „бедняги“, лишенные привычной „регламентации“, терпят крушение „в естественных задачах свободного гражданина в свободном обществе“ — найти самому себе работу и квартиру, врача или школу для детей… они „не знают, чему и кому они должны верить“ в условиях „слишком большой свободы“.

„Они (то есть выходцы из СССР — Б. К.), — пишет Когельфранц, — считали капитализм именно из-за того, что его так проклинала их пропаганда, просто сказочной страной, которая автоматически, без применения собственных усилий, предвещает богатство. И если получается иначе (а получается именно иначе — ни одного примера преуспеяния Когельфранц не приводит. — Б.К.), они реагируют раздраженно“.

„Если капитализм означает, что надо так надрываться, то лучше его забыть“, — сетует продавец магазина в Куинси.

„Нью-Йорк тайме мэгэзин“ писал: „Они просто не допускают мысли, что здесь улицы не выложены золотом, а матрацы не набиты долларами“.

„…Труднее всего приходится работникам умственного труда, художникам, артистам, которые никому не нужны…

Художник становится курьером, кибернетик — водителем такси (ниже он замечает, что специальность таксиста в Нью-Йорке, кажется, скоро будет в руках выходцев из СССР. — Б. К.), артист — смотрителем здания, человек разочаровывается в существовании, капитулирует перед вызовами, к которым его никто не подготовил, и спрашивает себя, для чего он покинул тот мир…“

В письмах домой, — продолжает Когельфранц, — „они рассказывают красивые сказки“. Отрицание действительности доходит до исступления: в одном магазине по продаже фруктов и деликатесов одна женщина рассказывает своей соседке, что написала своей сестре, желающей выехать, как превосходно у них всех идут дела, как они счастливы, как они в полной мере наслаждаются тут жизнью.

„Ты с ума сошла? — спросила соседка. — Мне ты все время говоришь, что лучше всего покончить с собой“. — „Ну и что? — отвечает первая. — Почему же я должна лишать свою сестру такого опыта?..“

Статья сопровождается фотографиями. Расскажу о них и приведу подписи, которые дает под ними журнал. Полупустой ресторан, на переднем плане — танцующая пара (подпись: „Почти как дома“); берег пляжа, ребенок и женщина сидят на песке, мужчина в шезлонге читает русскоязычную газету „Новое русское слово“ (подпись: „Ностальгия“); улица, вывески на русском и английском языках: „Продовольственный магазин, Новый“; фото — свадьбы, бар-мицвы (совершеннолетие. — Б. К.), юбилейные торжества (подпись: „Разговоры, разговоры, разговоры“); лохматые юнцы несут по улице плакат с надписью: „Свободу советским евреям“ (подпись: „Много свободы, мало дисциплины“).

Хватит, пожалуй, и так все ясно: грустная статья. Все время мне казалось, что автор закончит ее словами: „И куда и зачем они поехали?“ Нет, он завершает сообщением о том, что в Лос-Анджелесе существует такое же гетто, но вот мэр там относится к евреям хуже, чем в Нью-Йорке. А вот нью-йоркский градоначальник настолько ценит своих еврейских граждан, что даже позволил один из переулков, кстати, расположенный рядом с местом, где живут советские дипломаты, работающие в ООН, переименовать в „площадь Щаранского“, шпиона, осужденного советским судом.

Право же, не знаю, станет ли в результате этого лучше положение иммигрантов, или нью-йоркский мэр тоже решил подыграть модному на Западе шлягеру о „бедственном положении“ советских евреев.

Во всяком случае, несколькими строками выше „Шпигель“ пишет, что согласно данным американских иммиграционных властей 28 процентов „новоприбывших хотят снова вернуться“ в Советский Союз, „даже в большинстве случаев при любых условиях, которые реальный социализм никогда не сможет выполнить“ (подчеркнуто мною. — Б. К.). Вот уж поистине с больной головы на здоровую! При чем тут „реальный социализм“? О каких условиях может идти речь? Каждого, кто покидал Родину, предупреждали, что он лишится гражданства СССР, а следовательно защиты, помощи и заботы Советского государства. Так что будем считать, что для Когельфранца это, так сказать, дежурная дань антисоветской пропаганде.

И чтобы завершить „американский раздел“ — несколько слов о судьбе Аси Семеновны Вольпе, бывшего заместителя главного врача поликлиники АН СССР в Ленинграде, кандидата медицинских наук. Вот отрывки из некоторых ее писем в Ленинград, из дневника, который она вела в США, хотела опубликовать, надеясь, что ее откровенная исповедь предупредит тех, кто мог бы повторить ее ошибку.

„…В моей семье произошла трагедия. Младший сын категорически настоял на отъезде в США в связи с выездом туда семьи его невесты. Тогда я решительно отказалась вместе с ним покинуть Родину. А через полтора года какое-то бесконтрольное материнское чувство и грусть взяли верх, и я в 1976 году выехала по израильской визе к сыну, в связи с чем лишилась советского гражданства. Мне хватило недели, чтобы понять весь ужас совершенного мною поступка. С сыном мы стали совершенно чужими. Он уехал в другой штат со своей семьей, оставив меня в Вашингтоне одну. От состояния „невменяемой материнской тоски“ я быстро вылечилась… Но жизнь моя из-за ложного шага превратилась в сплошную трагедию. Здесь я совершенно чужая, никому не нужна. Дело не в том, что я работаю сиделкой у богатых американских пациентов (на квартиру и еду хватает — больше ничего не нужно). Дело в полной моральной опустошенности, в ощущении жуткого одиночества, жизни вне общества, вне пользы. Никакое материальное обеспечение не может дать и капли счастья, если ты не чувствуешь себя полезной своей стране, своему народу… Страшное это чувство — бесполезности, никчемности. Здесь на первом месте — личная нажива. Но она не приносит счастья.

…Даже когда я шла по газетным объявлениям с предложениями работать медсестрой, мне отвечали, что я не подхожу как не имеющая американского диплома. Везде я чувствовала свою полную непригодность и беспомощность. Вскоре начали приходить письма, в которых мне предлагалось начать возмещение затраченных на переезд в США денег. В письмах говорилось, что „так же, как помогли вам, надо помочь и другим евреям из Советского Союза“. На конвертах часто можно было увидеть надпись: „Спасите советских евреев!“ От чего надо их спасать? От полноценной, интересной, свободной жизни на Родине?

«Силы тают. И не знаю, на сколько их еще хватит, чтобы влачить эту страшную, морально полностью опустошенную жизнь. Пожалуйста… не считайте это рисовкой. Это — крик души. Это — отчаяние, которое я уже с трудом выдерживаю…»

Точку в этой трагедии поставила сама А.С.Вольпе: она покончила с собой…

Да, неслучайно говорят в народе: без корня и полынь не растет, чужбина не по шерсти гладит.

Но ведь Шполянский «не пропал» — не пропали, наверное, и некоторые другие. Правда, я что-то не встречал в израильской и другой зарубежной прессе ярких рассказов о их жизни. Но вполне допускаю, что есть и такие. Кое у кого обнаружились богатые родственники, кто-то сделал «карьеру» в армии, кто-то «торгует идеологией» в сионистских организациях, кое-кто приспособился к «обществу потребления», оттолкнув от кормушки других, неудачников.

О некоторых, в частности о бывших ленинградцах, я и хочу рассказать…

Вот, например, Евгений Бродский — его интервью, его портреты, очерки о нем я встречал в ряде израильских журналов. В Ленинграде работал начальником бюро киноэкспедиций студии «Ленфильм».

Из интервью еженедельнику «Круг» (1979, № 8):

«— Интересная работа?

— Безусловно. Масса новых лиц, постоянные разъезды по большой стране. Я также отвечал за встречи с зарубежными гостями. Сами понимаете, что эта работа интересная, живая.

— Вы были хорошо устроены в СССР?

— Вполне. По советским стандартам, очень хорошо…

— Что же вас сорвало с места?

— Разочарование…»

Выехал с семьей по фальшивому вызову. В Вене расстались — жена в Канаду, он с маленьким сыном — в Израиль. Мыкался, выполняя самую черную работу, пока не обнаружился дальний родственник: в Израиль из США приехал дядя, богатый, но старый. Пришлось теперь, как рассказывал сам Бродский, «ухаживать за двумя детьми — старым и малым». Наконец создал посредническое бюро «Полина».

«…Абсорбция, — заявил он корреспонденту журнала „Израиль сегодня“ (1981, № 61), — даже для крепкой, жизнерадостной семьи — дело нелегкое… Там, в нашей прошлой жизни, мы праздновали одни и те же праздники, читали одни и те же стихи, смотрели те же фильмы. Куда от этого денешься…» И в другом интервью: «Нам очень трудно найти общность души с людьми, воспитанными в другой среде, на другой культуре…»

Вот реклама его бюро:

«Международное бюро „Полина“ предлагает вам помощь в подыскании друга жизни.

(Адрес, телефон)

Переезд из СССР в свободный мир нередко влечет за собой развал семьи. Женщины и мужчины с детьми (взрослыми и малыми) хотели бы соединиться, создать новую семью. Одинокие люди ищут опору и любовь. Мы не гарантируем вам успеха, но мы обязуемся честно помогать вам, пока вы не обретете искомое. Мы обслуживаем выходцев из СССР в Израиле, Европе, Америке. Гарантируем секретность».

Ну что же, внешне все благородно. Почему бы и не помочь одиноким людям? Предприимчивость вполне в духе «свободного» предпринимательства: бизнес на несчастье, обещание призрачного счастья. Состоится оно или нет — фирма не гарантирует. Но что-то сообщений о счастливых случаях я в его интервью не встречал. Впрочем, как вы заметили, — «гарантируем секретность…»

«Не пропал» и Иосиф Винокуров — в свое время я встречал этого человека в Ленинграде. Не для того, чтобы бросить камень вслед, а объективности ради скажу: материалов его не читал, хотя он и числился по спортивной журналистике. Но вот о его нахрапистости, о том, что он редкий пройдоха, слышал.

В Израиле он стал издателем и главным редактором «независимого общественно-политического и литературно-художественного» журнала «Шолом». Мне попадались некоторые номера этого журнала. Где-то в серединке или в конце номера критика в адрес израильских бюрократов, плохо относящихся к олим. На первых страницах — а это было во время выборов в кнессет — призыв к «сильному режиму национальной власти», агитация за Ликуд — блок правых партий во главе с М. Бегином. Негодование по поводу бегства бывших советских граждан из Израиля. Вот выводы «независимого» журнала: «Причины отсева: включение в число евреев, выезжающих из СССР, несионистских элементов. Предлагаемые меры: усиление сионистского сознания среди евреев Советского Союза».

В 1981 году в Новосибирске вышла повесть Валерия Тарасова «Посиди на камне у дороги…» — о тех, кто, поддавшись сионистской пропаганде, покинул Родину, а в Израиле познал одни лишь разочарования. Повесть почти документальна — автор подчеркивает, что в работе над книгой использовал письма многих выехавших из СССР, их рассказы, материалы израильской прессы. Все герои вымышленны, лишь Иосиф Винокуров, один из всех, назван своим настоящим именем. Кратко перескажу, по какому поводу.

Героиня повести, Наталья Моисеевна, получившая в СССР юридическое образование, не может получить в Израиле место адвоката, от нее требуют сдачи специальных экзаменов, вообще не может найти никакой работы. Человек способный, она решила попробовать свои силы в литературе. На один из ее рассказов обратил внимание «писатель» Винокуров. Цитирую: «Он здесь редактирует довольно смелый журнальчик. Недавно на его страницах поместили сообщение, например, о крупной стычке в городе Димоне между иммигрантами и местной полицией… Случилось настоящее побоище с применением огнестрельного оружия…»

И вот этот «смелый» журналист предложил Наталье Моисеевне публиковаться у него. Цитирую книгу:

«…Зашла а редакцию вычитать гранки. Свои рассказы (о тяжелом положении олим из СССР. — Б. К.) она узнала с трудом: Иосиф Винокуров тщательно обкорнал их, сгладил углы и резкие фразы…

Разъяренная Наталья ворвалась в кабинет редактора-издателя и натолкнулась на миленькую улыбочку. Она хотела высказать „стилисту“ все, что думает о нем, но не успела. Он ошарашил ее:

— Вы готовы в дорогу, Наталья Моисеевна?

— В какую дорогу?

— Наши друзья договорились с несколькими издательствами.

Вам нужно выехать в Италию, Францию, Англию и, возможно, в Швейцарию…

— Нужно много денег?

— Вам ссудят любую сумму… под проценты…»

Об этом предложении Наталья рассказывает своему другу, кинорежиссеру, тоже бывшему советскому гражданину.

«…Когда Наталья помянула Винокурова, Роман Яковлевич насторожился. Попросил подробно рассказать о встречах и разговорах с „бывшим советским писателем“. Она с удивлением заметила В его глазах брезгливость.

— Ты никогда не спрашивала „святого Иосифа“, на какие деньги выпускает он свой журнал?

— На пожертвования…

— Точнее сказать, на подачки. Лижет зады богатым туристам и клянчит „христа ради“ для „бедненьких еврейских талантов“.

Швейцары солидных гостиниц знают его и гонят в шею.

— Его журнал выписывают в Европе и в Америке…

— Он рассылает его сам и канючит, а сердобольные старцы шлют милостыню…

— Его знают все европейские издатели. Они хотят выпустить по его рекомендации мою книжку.

— Значит, хорошо зарекомендовал себя у тех, кому это очень нужно. Плевать им на твои литературные таланты. Им подавай пасквили на Россию, и чем гнуснее, тем лучше…»

Наталья Моисеевна показывает Роману свои рассказы — острые, обличительные, вскрывающие истинное положение бывших советских граждан в Израиле.

«— Попробуй в таком виде предложить рассказ Винокурову. Открестится, как черт от ладана. Нет выпадов против России. А твоему Винокурову нужны потоки грязи из помойного ведра…

— Недавно Винокуров агитировал меня проехать по Европе и Америке.

— За чей счет?

— Он говорит, что его друзья оплатят все расходы и обещают хороший заработок.

— Интересно… Откуда такая щедрость? И что ты должна делать?

— Подготовить лекцию о несовершенстве советских законов…

— Так… так… Я думал, твой Винокуров просто лизоблюд, а оказывается, птичка-то покрупнее, точнее, поподонистее… С людьми вроде твоего Винокурова познакомился ох как близко. И крепко попал в их сети. А для тебя сети только расставляют. Они даже не удосужились сменить приманку, да у них на другую и ума не хватит — слава и деньги в обмен на гнусность, которую они сами сочиняют. Уж что-что, а замешивать помои и выливать их чужими руками они мастаки. Вот и закупают оптом и в розницу таких, как мы. Посадят на мель, а когда человек окончательно сломается, являются в роли добрых дядюшек. И деньги у них есть, и целые списки влиятельных знакомых… Совесть, правда, где-то порастеряли, да она им и не нужна. Им за то не платят, что совести нет…»

Вот таков он, «писатель» Винокуров. И судя по страницам его журнальчика, портрет выписан точно. Впрочем, журнальчик-то, говорят, прогорел. По последним сведениям, ревнитель «усиления сионистского сознания среди евреев СССР», как говорят в Израиле, «йерданул» в Америку и живет сейчас в Филадельфии. Как видно, за клевету на СССР там больше платят…

Буквально из небытия «всплыл» Гилель Бутман. В Израиле вышла его книга «Ленинград — Иерусалим с долгой пересадкой». Чтобы не интриговать читателя мнимой многозначительностью заголовка, поясню: «пересадка» в данном случае не литературный образ и не фигуральное выражение — слово это надо понимать в буквальном смысле. На «пути» из Ленинграда в Иерусалим Бутман провел ряд лет в заключений за участие в попытке группы националистов и уголовников летом 1970 года разбойным путем захватить в аэропорту «Смольное» самолет гражданской авиации для бегства за границу. Среди участников попытки угона эта операция получила кодовое название «Свадьба».

Судебный процесс по этому делу состоялся в Ленинграде в мае 1971 года, и ход его широко освещался в советской и зарубежной прессе. Все подсудимые, подчеркиваю — все, признали себя виновными как в попытке совершить этот бандитский акт, так и в предшествовавшей ему антисоветской деятельности. Мало того. На процессе была вскрыта причастность к этому не только израильских спецслужб, но и правительства этой страны. В соответствии с буквой и духом закона подсудимые понесли наказание, после отбытия которого некоторые из них, в том числе и Бутман, выехали в Израиль.

После первой русской революции, когда враги марксизма обрушили на большевистскую партию потоки лжи и клеветы, В. И. Ленин писал А. В. Луначарскому: «Надо бы собрать ряд таких статей и брошюр, осветить грубую ложь, поймать ее так, чтобы вывернуться было невозможно, пригвоздить и заклеймить именно как „черносотенную литературу“.

…Невеселая работа, вонючая, слов нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и оставлять „подлость и яд“ незаклейменными непозволительно для публицистов социал-демократии».

Книжка Бутмана — образчик именно такой черносотенной литературы. Она незамысловата по сюжету, начинается с момента ареста и завершается первым допросом. Несколько часов между этими событиями и составляют всю остальную «начинку», двести с лишним страниц, и все это, так сказать, ретроспективная «исповедь» националиста, злобного антисоветчика.

С местечковым позерством, ерничеством, перемежая текст пошлыми анекдотами, Бутман издевается над всем, что свято и дорого каждому советскому человеку, независимо от национальности: над нашей историей и современностью, над революцией и гражданской войной, над освоением Северного полюса, строительством Магнитки и Днепрогэса, над подвигом советского народа в Великой Отечественной войне.

В архивах гитлеровского рейха, захваченных в поверженном Берлине, обнаружены документы и среди них, например, рапорт командира одного из специальных фашистских отрядов, созданных для массового уничтожения еврейского населения. Этот гитлеровец, орудовавший на территории оккупированной Белоруссии, «жалуется», что он не смог выполнить приказ о ликвидации евреев, так как во многих «советских населенных пунктах большинство еврейского населения было заранее эвакуировано…» Об этом в тех невероятно тяжелых условиях, когда каждый вагон, каждый эшелон, каждая автомашина были остро необходимы для переброски войск, вооружения, позаботилось Советское правительство. Позаботилось, зная о злодейских планах гитлеровцев в отношении евреев. Эти факты приводились на Нюрнбергском процессе, но Бутман делает вид, что он их не знает.

Ни белорусские и украинские партизаны, которые не только били фашистов, но и спасали от уничтожения тысячи и тысячи евреев, ни советские патриоты, ни участники движения Сопротивления в оккупированных фашистами странах Европы, в том числе в Польше, которых гитлеровцы расстреливали и казнили за попытки спасти евреев — и об этом также говорилось на Нюрнбергском процессе, — по Бутману, не существовали. Судьбой еврейского населения оккупированных районов, обреченного фашистами на заклание, по Бутману, были обеспокоены лишь… сионисты (?!).

В 1956 году в Израиле состоялся сенсационный «процесс Кастнера и Гринвальда», который, как сообщала пресса, «потряс Израиль и привел к падению правительства». Суть его состояла в том, что бывший узник фашистского концлагеря в Венгрии М. Гринвальд опознал в высокопоставленном правительственном чиновнике Р. Кастнере того самого представителя так называемого сионистского «Комитета по спасению», который, как пишет израильская журналистка Ханна Арендт, пришел к соглашению с фашистским душегубом Эйхманом «нелегально отправить (в Палестину. — Б. К.) несколько тысяч евреев под защитой немецкой полиции взамен на то, чтобы Кастнер обеспечил „тишину и порядок“ в концлагерях, из которых сотни тысяч будут отправлены в Освенцим (в крематории. — Б. К.) — Спасенные в результате этого сговора состоятельные евреи и члены сионистской молодежной организации были, в понимании Эйхмана, лучшим биологическим материалом, так что доктор Кастнер, с его точки зрения, принес своих соплеменников (полмиллиона человек. — Б. К.) в жертву идее…»

Сам Эйхман в интервью журналу «Лайф» рассказал по этому поводу следующее:

«Доктор Рудольф Кастнер, уполномоченный представитель сионистского движения… фанатичный сионист. Кастнер обещал мне навести порядок среди евреев (в концлагерях. — Б. К.), удержать их от сопротивления насильственной депортации, если я закрою глаза на то, что несколько сот или несколько тысяч отобранных сионистами евреев нелегально эмигрируют в Палестину. Это была выгодная сделка… Мы вели переговоры как равные… С его изумительным лоском и выдержкой он сам должен был стать идеальным гестаповским офицером. Главной заботой доктора Кастнера было вывезти отобранную группу венгерских евреев в Израиль. Я верю, что Кастнер пожертвовал бы тысячью или сотнями тысяч людей, чтобы достичь своей политической цели».

Позднее Эйхман скажет:

«Я имел всего несколько дюжин офицеров и унтер-офицеров и менее 300 рядовых эсэсовцев. Без еврейского комитета я не смог бы ничего сделать…»

Так фашистский палач выразил благодарность сионистам за помощь в уничтожении венгерских евреев!

Кстати, тогда, в 1956 году, М. Гринвальд проиграл процесс против фашистского прихвостня Кастнера — его обвинили в клевете. А Кастнера вскоре «тихо» ликвидировали; он был опасным свидетелем преступлений сионизма.

Этой истории посвящена, в частности, книга американского писателя Бена Хегта «Вероломство». Автор, известный тем, что поддерживал идею создания еврейского государства в Палестине и сочувствовал экстремистским террористическим организациям типа пресловутой «Иргун», на конкретных примерах показал причастность сионистских лидеров к нацистским злодеяниям против евреев. «Лидеры сионизма, — писал Хегт, — равнодушно, без возражений позволившие жечь, душить и вешать… своих сородичей… знали время, место и способ предстоящего истребления…» Во время войны они «как в рот воды набрали относительно умерщвления своих собратьев, но, как лягушки, расквакались о нуждах сионизма в Палестине».

Когда перед тогдашним лидером международной сионистской организации Хаимом Вейцманом был поставлен вопрос о спасении евреев от фашистского истребления, он ответил категорически: «Нет. Старые уйдут… Они — пыль, экономическая и моральная пыль большого света… Останется лишь ветвь…»

Что это за «ветвь» и какие цели преследовал сионизм в годы войны, убедительно говорят документальные свидетельства. Вот одно из них — донесение сионистского агента Луи Хагена, обнаруженное после войны в архивах гестапо:

«В национальных еврейских кругах очень довольны радикальной германской политикой в отношении евреев, потому что с ее помощью увеличивается еврейское население в Палестине, так что в недалеком будущем можно будет рассчитывать на перевес евреев над арабами».

И еще один документ — на этот раз из западногерманского журнала «Шпигель» (1966, 19 декабря). Вот что писал немецкий журналист Ганс Хене:

«Победа немецких нацистов привела сионистов в необыкновенный восторг. В ней они сразу же усмотрели поражение просвещенного западного еврейства, которое ни в грош не ставило сионизм и предпочитало развиваться среди других народов… Так как и сионисты и национал-социалисты возвели расу и нацию в масштаб всех вещей, между ними неминуемо должен был возникнуть общий мост… Приход к власти нацистов сионисты восприняли… не как национальную катастрофу, а как уникальную возможность осуществления сионистских намерений…»

Как видно из всего сказанного, предательство не в новинку лидерам мирового сионизма как прошлым, так и нынешним. Мало того, они даже пытаются возвести его в некий принцип, в своего рода моральную добродетель. Вот что, например, писал некто Эфраим Гордон, оголтелый сионист, антикоммунист (газета «Наша родина», 1973, 21 авт.). Статья претенциозно и крикливо озаглавлена «Без комплекса неполноценности!».

«Да, Герцль бывал у турецкого султана и уговаривал германского кайзера. Да, Леви Эшкол (бывший премьер Израиля, в 30-х годах занимался „экспортом евреев“ из Германии в Палестину и пользовался благосклонностью и защитой нацистских властей. — Б. К.) в экономическом плане вынужден был контактоваться с третьим рейхом… Да, Вейцман ставил на чужую карту. Да, Жаботинский заигрывал с Муссолини. Что же это доказывает? Ведь на все это энтузиасты сионизма шли ради своего дела. Нам важен не „флаг партнера“, а ощутимые плоды ради Эрец Исроэль».

Какая иезуитская логика: цель оправдывает средства! Впрочем, как писал Шполянский, когда речь идет о сионизме, о логике, чести и порядочности говорить не приходится.

Так же обстоит дело и с «сочинением» Бутмана.

Но вот в чем надо «отдать должное» этому отщепенцу, так это в том, что теперь, находясь вдали от советского правосудия, он с эдаким фанфаронством описывает свою антисоветскую противоправную деятельность: как нелегально распространялась сионистская литература, как вербовались члены организации, как поддерживались связи с сионистскими эмиссарами и израильскими спецслужбами, как готовились орудия насилия, чтобы вынудить летчиков изменить курс самолета. И вывод: «Мы не ставили своей целью изменение в СССР существующего строя, но объективно мы раскачивали лодку и болели за то, что бы когда-нибудь она перевернулась».

Бутман из кожи вон лезет, пытаясь обвинить нашу страну, советских людей в антисемитизме. Но фактов нет. Все его знакомые евреи, в том числе и те, кто сидел рядом с ним на скамье подсудимых, благополучно поступили в институты, получили высшее образование и, как сказал на процессе один из них, «никогда не ходили по миру с протянутой рукой». В ходе суда подсудимые заявили, что никогда не подвергались ущемлению или дискриминации по национальному признаку. И Бутман это также сказал.

Он окончил юридический институт, работал следователем, и, припертый к стене неопровержимыми доказательствами, понимал, что лгать и изворачиваться на суде глупо, бесполезно. Я был тогда на процессе, и мне, признаюсь, казалось, что у него хватило ума говорить правду, во всяком случае, по существу предъявленных обвинений. Не полагаясь на память, на записи в журналистском блокноте, я попросил разрешения ознакомиться со стенограммой процесса. И ниже привожу выступление Бутмана (только в первый день он говорил почти шесть часов).

«…Я сделал заявление, дал полные, исчерпывающие и правдивые показания, эти показания я давал не в связи с тем, что меня приперли, не в связи с тем, что мне задавали какие-то наводящие вопросы или уличали. …В ходе процесса я убедился, что следствие пытается объективно подойти к нам, пытается не навешивать нам какие-то факты, которых не было, изучить только то, что было, и вменить то, что действительно было… То есть органы следствия в данном случае, образно говоря, не жаждали нашей крови… Я вижу, какое внимание уделяется сейчас укреплению социалистической законности, чтобы все процессы проходили в соответствии не только с буквой, но и духом закона…

Именно поэтому я считаю своим долгом, не приукрашивая действительности, даже если, может быть, если это будет говорить против меня и оставлять у вас неблагоприятное в какой-то степени впечатление, я считаю своим долгом рассказать… как… я… готов был принять участие в особо опасном преступлении, в преступлении, которое является преступлением не только по советским законам, но и по международным законам, по законам других стран…

Я отбросил все моральные шоры… Последствием моих взглядов была моя антисоветская деятельность. Я признаю, что организация является антисоветской… по последствиям, по результатам ее работы, по тому ущербу, вреду, который мы причинили Советскому Союзу. С этой точки зрения я считаю нашу организацию антисоветской и поэтому признаю себя виновным в том, что состоял в антисоветской нелегальной сионистской организации…

Сразу после Октябрьской революции был такой расцвет еврейской культуры, которого не было, пожалуй, никогда и нигде… Социалистические отношения, которые победили в результате революции 1917 года в Советском Союзе, уничтожение власти помещиков и капиталистов, уничтожение всех сословий и привилегий, передача земли в руки тех, кто ее обрабатывает, передача фабрик и заводов тем, кто на них работает, — это же прекрасные принципы!

…Я говорил, что еврейский национализм так же отвратителен, как любой другой национализм… Вы будете выносить мне приговор именем Российской Федерации, высоким именем страны, в которой впервые в мире провозглашены и осуществились замечательные идеалы, к которым стремились всю жизнь лучшие умы человечества…»

Поверьте, читатель, я не выбросил ни одной важной детали из пространных заявлений Бутмана, за исключением ответов на процедурные вопросы, чисто технических подробностей противоправной деятельности этой антисоветской организации, ее связей с зарубежными спецслужбами, израильской разведкой, методов конспирации, подготовки к угону самолета. Все это известно, широко освещалось в печати. И надо ли задаваться риторическим вопросом: когда же Бутман лгал? Как он мог написать книгу, в которой утверждает прямо противоположное тому, что говорил на процессе?

Помнится, какой истошный вой подняла израильская и другая зарубежная пресса по поводу «невинных жертв советского произвола». Бандитов, террористов, антисоветчиков выдавали за несчастных «узников Сиона», которые, мол, осуждены-то за самую «малость» — желание выехать на «землю предков».

На суде, кстати, Бутману был задан вопрос:

— Подавали ли вы официальное заявление с просьбой разрешить вам выезд в государство Израиль?

Ответ:

— Такое заявление я никогда не подавал.

Спекуляция на судьбах преступников продолжается в Израиле и на Западе и сейчас. Газеты печатают их портреты и пространные интервью, некоторые западные президенты и премьеры дают им аудиенции. 28 мая 1981 года президент США Р. Рейган принял в Белом доме одного из участников «Свадьбы» Иосифа Менделевича, совершавшего «турне» по странам мира после освобождения из мест заключения и выезда из СССР. Не буду говорить о моральной допустимости такого поступка для президента страны. Приведу только два наиболее типичных отклика из зарубежной же прессы.

Из письма читателя Кевина Бенджамина редактору американской газеты «Питтсбургпресс» (1981, 2 июня).

«Сэр,

прочел помещенное в вашей газете сообщение о приеме президентом Рейганом Иосифа Менделевича — одного из главных инициаторов плана, предусматривавшего захват и угон самолета Аэрофлота в Ленинграде. На мой взгляд, подобные действия президента находятся в разительном противоречии с провозглашенной им политикой борьбы С терроризмом и беззаконием в глобальном масштабе. Захват и угон самолета — один из худших видов терроризма, а делить террористов на „хороших“ и „плохих“, „наших“ и „ненаших“, по моему глубокому убеждению, столь же неразумно и противоестественно, как проводить такое же размежевание среди бешеных собак или чумных блох…»

Из письма читателя Франца Кноблоха в швейцарскую газету «Тагес-анцайгер» (1981, 22 окт.}.

«…Вслушиваясь в прочувствованные речи Менделевича, рассказывавшего о своей любви к ближнему и ненависти к насилию и принуждению, я не мог не думать о том, что эти речи исходили от человека, отбывшего тюремное заключение за попытку захвата и угона самолета — операции, неизбежно чреватой опасностью для жизни десятков людей, в том числе и детей. При этом он меньше всего походил на раскаявшегося грешника, сожалеющего о своем прошлом. Напротив, в его изложении сам он и его сообщники выглядели эдакими святыми великомучениками, идущими на подвиг во имя всеобщего блага. Геростраты сами по себе достаточно отвратительны, но Геростраты, позирующие в качестве благодетелей человечества, просто невыносимы».

Не могу не добавить к этим публикациям еще два документа.

«Лицо, совершившее воздушное пиратство, или учинившее покушение на это преступление, или пытавшееся совершить воздушное пиратство, может быть приговорено к смертной казни…»

(Свод законов США, норма, касающаяся воздушного пиратства, параграф 1472, раздел 49).

«Психологическая война чрезвычайно важное оружие для содействия… предательству среди советского народа; подорвет его мораль, будет сеять смятение и создавать дезорганизацию в стране…

Широкая психологическая война — одна из важнейших задач Соединенных Штатов».

(Из плана под кодовым названием «Дропшот», разработанного комитетом начальников штаба в 1949 году и предусматривающего превентивную войну против СССР с применением ядерного оружия, в том числе и для уничтожения Ленинграда).

Так что прием президентом США Р.Рейганом всякого рода отщепенцев типа Менделевича или мнимой супруги уголовника Щаранского полностью вписывается в эту провокационную стратегию…

Нелишне было бы президенту США при этом заглянуть в законы своей же собственной страны. Например, перечитать параграф 253 раздела 18 Свода законов США. Вот что там говорится:

«Всякий гражданин США, где бы он ни находился, который без санкции Соединенных Штатов прямо или косвенно начинает или поддерживает переписку или сношения с любым иностранным правительством, его должностным лицом либо представителем с намерением повлиять на меры или действия такого иностранного правительства, его должностного лица либо представителя, касающиеся споров или противоречий с Соединенными Штатами, либо с намерением сорвать меры, предпринимаемые Соединенными Штатами, должен подвергаться штрафу до 5000 долларов, тюремному заключению сроком до трех лет либо тому и другому вместе».

Все это относится так же к тем, кто «дает рекомендации, советы или помогает в отношении такой переписки, осуществляемой с такими намерениями».

…В журнале «Израиль сегодня» (1982,№ 3) я обнаружил небольшую статью «Гилель Бутман продолжает шагать». Куда, как выдумаете? Он выступил против права трудящихся Израиля на забастовки. И даже нашел немало единомышленников. Один из них, некто Эдельштейн, тоже, кстати, бывший ленинградец, не только полностью солидаризовался с ним, но и предложил в пресловутый закон от ом, кого считать евреем, внести следующее: «Еврей — это тот, кто в своей стране не участвует в забастовках…» Вот вам и свобода, вот вам и демократия… И уже совсем недавно, весной 1983 года, Гилель Бутман выступил с речью на проходившем в Иерусалиме шабаше «в защиту советских евреев»…

Перевертыши, предатели всегда и во все времена были омерзительны…

Есть в книге Бутмана слова: «С Гришей Вертлибом мы вместе кончили институт… вместе в организации с первого дня. Он честный человек и говорит всегда только то, что думает» (подчеркнуто мною. — Б.К.).

Что же, к этим словам я отношусь серьезно. Вертлиб так Вертлиб, расскажу о Вертлибе.

Бывший ленинградец, юрист по образованию, Григорий Соломонович Вертлиб 27 марта 1971 года с женой и пятилетним сыном выехал в Израиль.

По израильским стандартам Вертлиб — «идеалист», он искренне верил в строительство еврейского государства и хотел отдать этому свои силы. Узнав о замысле угнать самолет, он не принял в этом участия. Советское правосудие сочло возможным не привлекать его к ответственности, и это еще раз убедительно свидетельствует о том, что участников «Свадьбы» судили не за убеждения, не за стремление выехать в Израиль, как клеветнически вещала буржуазная пропаганда, а за практическую антисоветскую и уголовную деятельность.

Вот с некоторыми сокращениями второстепенных бытовых деталей письмо Вертлиба в советские органы.

«Тяжело человеку в 40 лет сознавать, что вся его жизнь была бесплодна и посвящена ложным идеалам. Так случилось со мной. Но еще более страшной, на мой взгляд, должна быть жизнь у тех, кто так же, как и я, полностью разочаровался в израильской действительности, но не находит в себе сил и мужества рассказать обо всем, что происходит.

Я увлекся идеями сионизма около 20 лет назад, слушал израильское радио; верил ему и думал, что судьба евреев должна быть связана с Израилем. Мои знакомые в Ленинграде знают, что я был искренен в своих словах и хотел уехать в Израиль не для „роскошной жизни“, а из идеалистических побуждений.

Вместе с такими же сторонниками сионистских идей я писал письма и переправлял их на Запад, где их охотно печатали. Еще бы — люди хотят выехать из Советского Союза! Какая находка для всех, кто ненавидит Советское государство, советскую социальную систему! Еще бы — люди хотят выехать в Израиль! Какая находка для сионистов всех стран, которые сами давно хорошо разобрались, что такое Израиль, и которых не загонишь туда никакими пушками!

Меня поставили в известность о плане захвата пассажирского самолета. Хотя я сразу ответил отказом, тем не менее я никогда открыто в своих письмах или выступлениях не осудил это преступление.

В 1970 году был арестован ряд моих товарищей. Я выступил в их защиту и предпринял ряд шагов, чтобы убедить общественное мнение, что арестованы невиновные люди. Я писал об этом и в Советском Союзе и уже будучи в Израиле. Мои аргументы сводились к тому, что эти люди хотели выехать в Израиль, а за это судить нельзя.

Я никогда не писал, что мы создали законспирированную сионистскую организацию, вовлекали в нее людей, переправляли в Израиль письма, получали оттуда финансовую поддержку. Я не писал, что советские власти проявили подлинный гуманизм по отношению к нам. Я и сейчас жалею тех своих товарищей в Ленинграде, которые боролись за неправое дело, не зная толком, за что они борются и куда призывают ехать других, я жалею их детей. Но я знаю одно и хочу, чтобы люди, которые находятся в заключении, поняли (как это ни тяжело в их положении): винить нам надо только самих себя. Мы в своих разговорах, мечтах и планах забыли только „самую малость“ — мы забыли о социальной системе, о том, что мы едем из могучего социалистического государства, где все устроено для тех, кто работает (и работа, и социальное обеспечение, ясли, детские сады, культура, райкомы партии — да, да, райкомы). Я отнял много времени у сотрудников ленинградских партийных органов, но только теперь стал понимать, насколько знающими, умными, терпимыми людьми они были.

В конце марта 1971 года я с женой и сыном, оставив в СССР матерей, братьев и сестер, уехали наконец строить еврейское государство — Израиль. Я не беру последние слова в кавычки, чтобы — еще раз было ясно, как я в то время относился к жизни.

Я считался одним из видных „активистов“ в СССР, израильское радио даже называло меня несколько раз „руководителем ленинградской еврейской общины“ (читай: нескольких десятков евреев, которые хотели выехать в Израиль). Меня неплохо встретили, и я в числе избранной группы был на продолжительном приеме у Голды Меир, встречался несколько раз с другими руководителями Израиля.

Первые месяцы (уже начиная понимать, как мы были обмануты) я продолжал вести борьбу за освобождение арестованных, выезжал в Париж и Рим (где убеждал сотрудников парижских и римских газет, что арестованные невиновны). Начиная с конца июня 1971 года, я полностью прекратил политическую деятельность, связанную с борьбой евреев за выезд из СССР, так как понял, что они не должны выезжать в Израиль.

Хочу отметить также, что мой уход с работы, все мои разговоры о поездке к родным за границей, любые мои действия после примерно декабря 1971 — января 1972 года были своего рода „камуфляжем“, желанием выехать из Израиля. Я не мог, конечно, надеяться на беспрепятственный выезд.

Что же собой представляет Израиль в настоящее время? Это государство, где давно забыты какие-либо идеалы дружбы, нормальных отношений между людьми. Да собственно, какие могут быть отношения между работодателем, который имеет завод, виллу и три-четыре машины, и евреем из Марокко или Ирака, который живет в убогом квартале для „черных“? Какие, собственно, могут быть отношения между бюрократом в каком-нибудь учреждении, с одной стороны, и „новым олим“, который десятки раз ходит к этому бюрократу на прием, получая один и тот же ответ: „савланут“ (терпение) и „ихье тов“ (будет хорошо)?

„Работы нет и не предвидится — будет хорошо!“ — „Но как же будет хорошо?“ — „Ну, надо искать, есть бюро труда (где никто почти не получает работы), нужна протекция, а вообще будет хорошо!“

„Квартиры нет — савланут, да и вообще, почему ты хочешь жить в Хайфе? Вот есть квартира в Димоне, бери“. — „Но там нет работы для меня, я же инженер“. — „А ты хочешь сразу и квартиру и работу. Бери вначале квартиру“. — „Да на черта мне квартира, если не будет там никакой работы!“ — „А можно и не инженером работать. Вот вы все приезжаете и требуете, требуете — подай и работу, и квартиру…“

Я привел типичный разговор в учреждении, которое должно заниматься новоприбывшими. Люди просят элементарного: работы по специальности (израильское радио многие годы твердило и твердит, что почти все получают работу), но ее надо искать, надо бегать с высунутым языком по стране, и когда человек находит, наконец, работу, он готов в дальнейшем идти по трупам, отталкивать локтями других, добиваться материальных благ: ковра, телевизора, может быть, машины, которые он видел у других, многие по приезде готовы ехать в любое место, работать где угодно и кем угодно — ведь они приехали „строить государство“. Но они быстро убеждаются, что идеалисты в Израиле вывелись и быть идеалистом — значит, метать бисер перед свиньями. Чиновники цепляются за местечки, торговцы стараются обмануть, политики делают политику и делают деньги. Все делают деньги.

Коррупция, взяточничество разъедают государственный аппарат. Вот, например, что писала газета „Маарив“: „Рассказывают про новые комиссии по расследованию, новые растраты, новые случаи коррупции, новые суды, про всю эту грязь… Люди в полной растерянности и совершенно сбиты с толку. Ибо это уже не волна коррупции, когда раскрывают еще одну аферу, растрату и подкуп какого-нибудь директора или генерала, нет, создалось четкое состояние взаимного недоверия общества к правительству и наоборот. Все обманывают всех. Экономические провалы следуют один за другим… Экономически мы как избушка на курьих ножках. Скрипим, качаемся. А нам говорят, что и того хуже будет. И все общество живет с таким ощущением, что надо усовершенствовать методы обмана и надувательства, так как не обманешь — не проживешь…“

Очень много можно было бы написать о грязи, отсутствии культуры. Много можно написать о религиозном насилии. Мне было больно видеть десятилетних детей, одетых в черные сюртуки, шляпы, с длинными пейсами. В конце концов, конечно, верить или не верить — дело совести каждого. Но заставлять выполнять религиозные обряды людей неверующих — это не очень похоже на свободу совести. Если в единственный выходной день — в субботу — человек должен сидеть дома, потому что общественный транспорт не ходит (раввинат запрещает), но частные машины (а владеют ими люди зажиточные) могут ездить и в субботу — то становится не совсем ясным, для кого свобода совести — для богатых или бедных.

Долгие месяцы я наблюдал жизнь в Израиле, говорил с тысячами людей, анализировал. Я убедился, что многие недовольны такой жизнью (и не только иммигранты). Я понял, что своим рассказом о жизни в Израиле я хотя бы немного помогу убедить доверчивых слушателей израильского радио или читателей „хороших“ писем от родных (а писать плохие письма опасно — об их авторах как-то быстро узнают).

Я бросил все имущество в Израиле и с пятилетним ребенком, не имея никаких сбережений, не имея ни родных, ни друзей, не зная языка, приехал в Вену…»

Письмо Вертлиба отделяют от наших дней более десяти лет. Ну и что же? Что изменилось за это время в Израиле? Глубже стала пропасть между бедными и богатыми («В Израиле создано неокапиталистическое общество с более чем 100 тысячами спекулянтов: тоже рекорд — по одному спекулянту на каждые 30 жителей», — писал один из руководящих деятелей профсоюзного объединения Гистадрут), военные расходы и внешний долг на душу населения достигли самого высокого в мире уровня, до предела обострились межобщинные противоречия между «черными» и «белыми» евреями, усилился религиозный фанатизм, безудержно растут цены и инфляция… «Что может быть хорошего и нового там, где все изменяется к худшему?» — приводит расхожую израильскую поговорку Шполянский. Ему с сарказмом вторит журнал «Круг» (1979, № 98): «Вот уже и в Израиле есть свои государственные воры, политические предатели, козни, интриги, мафия…» Проституция приняла такие размеры, что даже высокопоставленные официальные лица считают необходимым ее узаконить. И на все это накладывает свой роковой отпечаток война — уже пятая с момента образования Израиля война с арабами…

Гойхман — он уезжал воссоединяться с родственниками; Вертлиб — идеалист, был одержим идеей «строительства еврейского государства»; Найда и Вишинский — откровенные мещане, потребители, решившие «предложить» себя капитализму — авось подойдут; Шполянский — авантюрист… Разные люди, разные мотивы толкали их к «перемене мест», а итог? Итог один — полнейший крах. И слово Родина они уже теперь пишут с большой буквы…

В папках ОВИРа, которые лежат у меня на столе, не десятки, а сотни таких вот писем. Несколько заявлений прислал Б. Г. Товбин. Этот электромеханик уезжал из Ленинграда скандально, клевеща па нашу Родину, на Советскую власть. Всего год выдержал он на «земле обетованной», сполна испив нашу безработицы, стяжательства, коррупции. Бежал в Вену. Проклинает Израиль, сионизм, капитализм. Встречая на улицах австрийской столицы советских туристов, грустно спрашивает: «Как там у нас, в Союзе?»

С. О. Шульман выехал в Израиль с женой и сыном. Теперь он пишет, что это — «результат сионистской пропаганды, безрассудных национальных предрассудков. Государство Израиль не является нашей родиной. Эта страна принадлежит не трудящимся массам, а капиталистам». Клянет себя за непоправимую ошибку А. Г. Ханукаев, у которого в Ленинграде остались родные («Если бы у меня были враги, — с горькой иронией пишет он, — я бы всем им выдал визы на постоянное жительство в государстве Израиль»).

«Я не могу описать в этом заявлении всего того, что мне пришлось узнать, увидеть, пережить, понять, — это признание Э. Д. Кучинской, — Только здесь я поняла по-настоящему, что такое полное одиночество и какая я чужая в этом страшном и бесконечно чужом и чуждом мне мире, в который я попала по собственному недомыслию и легковерию».

«Мы попали в страну, в которой нет душ, сердец, где все построено на деньгах и ненависти друг к другу, — пишут из Чикаго 3. А. и А. Е. Мирлины. — Нам здесь невыносимо тяжело… Трудно подобрать слова, чтобы выразить наше бездонное, безграничное отчаяние…»

«Родных, землю, культуру, с которой связана вся жизнь, никто не заменит… Такое мнение не только у меня. Но все молчат, а лица их выдают, — строки из присланного в ОВИР письма А. М. Каплун. — Я завидую не только людям, живущим на Родине, но и животным, растениям… Вы по-настоящему не можете себе это представить: ведь вы — Дома… Я знаю, что не привыкну и не смогу жить. Да и не хочу привыкать…»

Ю. Знаменский после фамилии поставил в подписи под своим письмом из Вены следующие слова: «Когда-то режиссер и думал, что буду ставить хорошие патриотические спектакли». Знаменский с семьей — женой и двумя детьми — выехал по израильской визе. «Доведенный до последней степени отчаяния, кровью своего измученного сердца пишу вам это письмо… Мой выезд — результат трагического недоразумения, моей великой наивности… Каждый день за рубежом для нас мука… Мы гибнем. Здесь у людей каменные сердца, в трудную минуту не помогут… Наверное, надо выдворять людей за рубеж только в порядке наказания… Сил нет, и будь проклят этот западный мир, мир эксплуатации, человеческого неравенства, нравственного убожества… Каждый вечер я ворую на рынке деревянные ящики, чтобы протопить нашу прожорливую печку и дать детям тепло. До чего я дошел… А дети все время плачут… Мать пыталась зарезать их ножницами…»

Письма из Израиля, Америки, ФРГ, Австрии, Канады, Австралии… Горькие письма. И пожалеть, по-человечески пожалеть их авторов еще можно. Но простить не могу. Мы довольно редко открываем свои паспорта, но с детства привыкли и гордимся гражданством СССР. И это гражданство — не разменная монета, не плацкартный билет, который можно по прихоти компостировать на любой станции в любой стране. Каждого из них, когда они подавали документы на выезд в Израиль, предупреждали, что при выезде они потеряют советское гражданство, о роковых последствиях совершаемого шага, пропасти между сионистской пропагандой и израильской действительностью, между советским и буржуазным образом жизни. Многие это поняли, к сожалению, слишком поздно.

И все же, как ни обрабатывает их сионистская пропаганда, эти люди не могут, как видно, забыть, что есть на свете государство, где человек человеку брат, где человека не оставляют в беде. Забыли они только самую «малость»: это уже не их государство…

Замечательный еврейский писатель Менделе Мой-хер-Сфорим писал когда-то: «Для нас страна, где родились и умерли многие поколения наших предков, в которой мы сами родились и умрем, — наша родина. Никакая сила не в состоянии разорвать кровный союз, связывающий нас и наших детей с почвой России». Писал он и на иврите, и на идише и широко переведен на русский язык. Мудрые слова!

Культуртрегеры с отмычкой

Говорят, что нет таких случайностей, за которыми бы не проглядывалась закономерность.

Допускаю, и вполне, что туристам из Великобритании, супругам Уильяму и Клэр Френкел, не по душе пришлась компания их соотечественников, с которыми они прибыли в Ленинград, или, предположим, не понравилась программа, предложенная им «Интуристом». Во всяком случае, когда вся тургруппа осматривала музеи, супруги гуляли по Невскому, а когда, наоборот, гид проводил экскурсию по Невскому проспекту, английская чета предпочла знакомиться с метрополитеном…

Не поручусь, что именно в такой последовательности супруги проявляли свою «самодеятельность». В конечном итоге они заблудились и настолько растерялись, что за советом, как проехать в гостиницу, обратились не к многочисленным в тот час прохожим на улице, а в частную квартиру.

Собственно, в этом нет ничего странного. Никто не обязывает туриста строго следовать программе, и он вправе знакомиться с городом, как ему заблагорассудится — в соответствии со своими вкусами, интересами, настроением. Короче, это небольшое приключение английской пары выглядело бы случайным недоразумением, если бы…

Если бы, вернувшись в Лондон, Уильям Френкел не дал интервью русской редакции Би-би-си, а в редакцию «Ленинградской правды» не поступило письмо от жильца той самой квартиры, в которую «случайно» позвонили «заблудившиеся» англичане.

А вот за этими фактами уже проглядывается закономерность столь очевидная, сколь — как это помягче выразиться — неприглядная.

В потоке грязных инсинуаций по адресу нашей страны, в клеветнических измышлениях разного рода «советологов» и «кремленологов», подвизающихся на неблагодарном поприще антисоветизма и антикоммунизма, далеко не последнее место занимают сегодня вопросы культуры.

Отметим, наши недруги не настолько наивны, чтобы голословно отрицать достижения Советского Союза в области культуры. За шесть с лишним десятилетий Советской власти они столько раз, как говорится, садились в лужу, что хоть с зубовным скрежетом, но вынуждены признавать: да, СССР в области культуры — во всем широком спектре этого понятия — занимает ведущее место в мире. В стране, где всего полвека назад три четверти населения были неграмотны, сегодня три четверти граждан имеют высшее и среднее образование. У нас издается больше, чем в любой другой стране мира, книг, больше библиотек, клубов, театров. Наш народ по праву называют самым читающим в мире.

Подлинная революция в области культуры произошла в бывших национальных окраинах страны. Народы, некогда сплошь неграмотные, не имевшие своей письменности, по уровню образования, науки, культуры оставили далеко позади так называемые цивилизованные страны. Книги, брошюры издаются в СССР на 89 языках народов нашей страны, на 57 публикуются газеты, на 44 — журналы, на 67 языках ведутся передачи радио и телевидения.

Наши литература и искусство, национальные по форме, социалистические по содержанию, пронизанные духом высокого гуманизма, интернационализма, человеколюбия, получили поистине всемирное признание. И этот культурный рост, интеллектуальный и духовный потенциал общества являются той базой, тем фундаментом, на котором растет и крепнет экономическая мощь нашего государства, множатся достижения его науки.

Факты настолько очевидны, что их не могут не признавать и наши враги. Но, как известно, черного кобеля не отмоешь добела. Наши недруги перестали бы быть недругами, если бы и здесь не попытались найти какую-нибудь лазейку для антисоветских измышлений. Сегодня их «беспокоит» уже не развитие советской культуры вообще. Их волнует… состояние национальных культур в СССР, «насильственная русификация». Особенно рьяно на этом поприще изгаляются (другого слова не подберешь) сионисты.

С самого начала своего зарождения как реакционная идеология и практика крупной еврейской буржуазии, ударный штурмовой отряд империализма сионизм противопоставил себя социализму, объявив его своим непримиримым врагом.

«Обращения евреев в социализм я никогда не приму», — писал с присущей ему прямолинейностью Т. Герцль. «Для еврейства, для еврейской национальной идеи социализм — смертельный враг… Социализм стоит сионизму поперек дороги. Таким образом, сионизм и социализм не только два полюса взаимоотталкивающиеся, но два элемента, друг друга совершенно исключающие». Это было заявлено сионистами буквально в первые же месяцы после победы Октября. Как сообщает журнал израильских коммунистов «Арахим», Советский Союз, общество реального социализма, изображается сегодня в официальной израильской пропаганде как враг номер один всех евреев и государства Израиль, С особым ожесточением сионисты обрушились на одну из главных составных частей социалистического мировоззрения — пролетарский интернационализм. Еще бы! Интернациональное единство, братство всех людей труда в борьбе за свои социальные права никак не вписывалось и не вписывается в постулаты сионизма с его теориями «богоизбранности» евреев, особой их «чистоты», их «исключительного» положения среди другого населения, «общности» интересов всех евреев, классового мира между ними независимо от их социального положения.

В. И. Ленин решительно разоблачал лживость этих концепций, их антинаучность, политическую вредность сионистских лозунгов, в том числе и тезиса о так называемой еврейской «культурной автономии». Нельзя, учит ленинизм, рассматривать национальную культуру как нечто единое. Есть, говорил В. И. Ленин, две культуры в каждой национальной культуре: одна — реакционная культура господствующего класса эксплуататоров, другая — демократическая культура трудящихся масс. «Кто прямо или косвенно, — писал Ленин, — ставит лозунг еврейской „национальной культуры“, тот (каковы бы ни были его благие намерения) — враг пролетариата, сторонник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа»…

«Всякая проповедь отделения рабочих одной нации от другой, всякие нападки на марксистское „ассимиляторство“, всякое противопоставление в вопросах, касающихся пролетариата, одной национальной культуры в целом другой якобы целой национальной культуре и т. п. есть буржуазный национализм, с которым обязательна беспощадная борьба».

Вопреки этим очевидным положениям, сионисты сейчас с новой силой пытаются протаскивать идейки о якобы существующей «единой духовной общности» всех евреев, о «единой еврейской культуре» и… обездоленности в этом отношении советских граждан еврейской национальности. Но спрашивается: о какой духовной «общности» идет речь, как могла возникнуть «единая» еврейская культура, если еще две тысячи лет назад в силу исторического развития евреи были рассеяны по разным континентам, жили и живут в разных странах, среди разных народов, создавали и создают духовные ценности на разных языках?

Слов нет, в Израиле из механического конгломерата людей, прибывших, как свидетельствуют официальные данные, почти из 100 стран мира, разных не только по цвету кожи и языку, но и по уровню культуры, образования, психике, складывается нация, но это будет израильская, а не еврейская нация.

В феврале 1970 года израильский кнессет принял закон «кто есть еврей», определяющий принадлежность к еврейству по расовым, национальным признакам: «Евреем является лицо, родившееся от матери-еврейки и не исповедующее другой веры, кроме иудаизма, или лицо, принявшее иудаизм». В этой связи член Верховного суда Хаим Коген вынужден был заявить: «Горькая ирония судьбы захотела, чтобы те же самые биологические и расистские тезисы, которые пропагандировали нацисты и которые вдохновляли позорные „нюрнбергские законы“, послужили основой при официальном определении гражданства внутри Израиля».

Вывод Когена нетрудно подтвердить. Ограничусь двумя цитатами:

«Только член германской расы может быть гражданином. Членом расы может быть только тот, в чьих жилах течет немецкая кровь…»

Это — из программы нацистской партии. А вот заявление фашистского министра земледелия Дарре (как видно, исходя из рода занятий, он рассуждал с прямолинейностью конюха): «Так же, как возродили ганноверскую лошадь, отбирая породистых жеребцов и кобыл, мы путем отбора возродим чистый вид нордического германца».

И второе. Если бы биологические и расистские тезисы насаждались сионистами только «внутри Израиля»! Выше уже говорилось о так называемых «удостоверениях о национальности», которые израильское министерство внутренних дел рассылает советским гражданам без всякой на то их просьбы — ради провокации, разжигания националистических чувств. Не случайно один из израильских дипломатов заявил: «Для нашей дипломатической службы является общепринятым, чтобы каждый чрезвычайный и полномочный представитель выполнял двойную функцию — полномочного посла в стране аккредитации и чрезвычайного посла для евреев этой страны»…

Но вернемся к культуре. Слов нет, в Израиле складывается культура, но это будет израильская, а не еврейская культура, и, как в каждой культуре буржуазного общества, в ней уже сейчас противоборствуют две культуры: официальная, пронизанная духом клерикализма и расизма, крайнего национализма и высокомерного шовинизма культура правящих сионистских кругов и противостоящая ей демократическая культура прогрессивных слоев общества, трудящихся.

На протяжении нескольких лет я внимательно читаю библиографические разделы израильских журналов. Что же они рекламируют, что предлагают читателю? Многочисленные литературные реминисценции библейских сюжетов, толкования Торы и Танаха, а уж по поводу древнееврейской культуры ничтоже сумняшеся утверждают, что она пока еще никем не превзойдена и «североевропейские народы должны еще достигнуть в будущем той ступени, на которой евреи стоят уже в настоящее время».

Книжный рынок, киноэкраны заполнены детективами, сексом и порнографией, альковными похождениями западных кинозвезд, тем самым эпигонством, суррогатом массовой западной духовной пищи, которую Шполянский остроумно определил как «культуру эпохи „кока-колы“ и „покет-бука“».

Причем, как справедливо указывают исследователи, немалое внимание уделяется изданию литературы на экспорт, для нееврейского читателя, цель которой возложить на все человечество ответственность за все страдания евреев, вызвать у «христианского» читателя комплекс вины перед евреями и тем самым доброжелательное отношение к сионизму и Израилю. Таков, например, «Эксодус» Леона Юриса, главный герой которого израильский разведчик и, конечно же, потомок эмигрировавших в Палестину жертв российского антисемитизма времен черты оседлости, эдакий супермен, типа американского Джеймса Бонда. Он «сокрушает» врагов Израиля не только личной смелостью, ловкостью, отвагой, но главным образом благодаря «несокрушимому еврейскому духу». Кстати, именно «Эксодус», эта грязная литературная поделка сионизма, массовым тиражом издан на русском языке для переправки в Советский Союз с целью возбуждения националистических настроений.

Но пожалуй, наибольшая часть литературы посвящена второй мировой войне, нацистскому геноциду против евреев. Слов нет, это было страшное преступление, и люди, прошедшие через лагеря смерти, и литераторы, воспроизводящие эти события, приводят факты ужасные, леденящие кровь. Но нельзя не обратить внимание на то, что через большинство этих «документальных» свидетельств, мемуаров, романов и повестей настойчиво проводится одна мысль: евреи были не только первой, но и практически главной целью фашистского геноцида, а остальные, мол, равнодушно взирали на их судьбу. Тем самым «документально» обосновывается сионистский тезис об «извечности» антисемитизма, о том, что «человечество всегда палач, а еврей — всегда жертва». В этой связи не могу не вспомнить роман американского писателя Уильяма Стайрона «Софи делает выбор», главы из которого наш журнал «Иностранная литература» опубликовал в 1981 году. Судьба главной героини романа, Зофии Завистовской, действительно трагична. Она единственная дочь польского ученого, у нее преуспевающий муж, двое детей, легкая обеспеченная жизнь. Отец, германофил и «патриот», мечтал о Польше «без евреев», а нацисты создавали «Европу без славян», и он одним из первых оказался в концлагере. Погиб муж, и Софи сделала для себя «выбор»: «не буду ввязываться». И она «не ввязывается» в борьбу, которую польские патриоты вместе с евреями, подпольщиками из Варшавского гетто, ведут против оккупантов. Но наступает черед и Софи. Вместе с детьми она попадает в Освенцим, и медик-эсэсовец, обративший внимание на привлекательную внешность молодой женщины, предлагает ей выбор: решить, кого из двоих детей отправить в крематорий, и тогда ей и второму ребенку будет сохранена жизнь. Софи отправляет в печь старшего, девятилетнего Янека, ее же, прекрасно знавшую немецкий язык, определяют секретарем к коменданту лагеря, гитлеровскому палачу Рудольфу Гессу. И этот комплекс вины, стыда за свое малодушие, неизбывной, удушающей вины за все, что она сделала и могла сделать, но не сделала, сопровождает всю ее последующую жизнь уже в Америке. И здесь она делает последний выбор: кончает жизнь самоубийством вместе с возлюбленным.

Как отмечала критика, роман предупреждает об опасности всех и всяческих форм и разновидностей этнического избранничества, националистического фанатизма и нетерпимости, расового угнетения и геноцида. Перенося действие из оккупированной нацистами Польши, из Освенцима в сегодняшний день, в южные штаты США, писатель одинаково страстно обличает антисемитизм в санационной Польше, воинствующий сионизм и белый расизм в Америке. В целом ряде эпизодов романа прочитывается полемика с сионистскими идеями о «повсеместном антисемитизме», с утверждением, будто нацизм строил свою политику исключительно на расовом принципе без учета определенных социально-экономических интересов.

В интервью американскому журналу «Контемпорэри литераче» (1979, № 1) Стайрон особо выделил эту проблему в романе и, в частности, сказал: «Стало уже частью современной мифологии мнение, будто евреи — единственные жертвы массового истребления людей… Видеть в Освенциме только результат антисемитизма — значит недооценивать зло нацистского движения, то, насколько оно оскверняло жизнь… Мы сводим нацизм к чему-то меньшему, если утверждаем, что от него страдали только евреи…»

В Израиле создан специальный так называемый историко-архивный институт «Яд ва'Шем» (в переводе — «Рука и свиток»), который официально призван заниматься историей евреев в период 1933–1945 годов и розыском нацистских военных преступников. На деле же, как писал чехословацкий еженедельник «Трибуна», основная задача этого учреждения — фабрикация разного рода фальшивок о преследовании лиц еврейской национальности в Советском Союзе и других социалистических странах, организация идеологических диверсий и подрывной деятельности против этих государств.

По инициативе «Яд ва'Шем» создаются разного рода «мемуары», «исторические» и «беллетризованные» публикации, к составлению которых, как сообщалось, привлечено почти восемь тысяч человек. Одни названия книг — «В советских лагерях», «Страницы из изгнания», «Латышские евреи в сибирском изгнании», «Мученичество в Москве» — показывают, о каких, собственно говоря, «воспоминаниях» идет речь. Вся подобная «мемуарная» литература носит явно выраженную антисоветскую и антисоциалистическую направленность.

…Илью Эренбурга и его творчество не надо представлять ни советскому, ни зарубежному читателю. Имя его широко известно, и книги, неоднократно издававшиеся и переиздававшиеся в Советском Союзе, переведены на многие языки мира. Лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» и Государственных премий СССР, депутат Верховного Совета СССР пяти созывов, вице-президент Всемирного Совета Мира, он был одним из крупных представителей русской советской литературы, литературы социалистического реализма. Не все его произведения однозначно принимались читателями и критикой, не все его концепции искусства, понимание им некоторых явлений общественной жизни воспринимаются бесспорно. Однако бесспорно одно: он был патриотом своей Советской Родины, интернационалистом, поборником мира, и дружбы между народами.

Свою борьбу с расистской человеконенавистнической теорией и практикой фашизма И. Эренбург начал оружием слова задолго до второй мировой войны, и общеизвестно, что его фамилия значилась одной из первых в составленном Гитлером списке своих личных врагов. Люди моего поколения, пережившие войну, помнят, как на командные пункты рот, батальонов, полков с переднего края, из окопов поступали просьбы: пришлите патроны, снаряды и газеты со статьями Эренбурга. Его страстную публицистику в годы Великой Отечественной войны Михаил Иванович Калинин сравнил с действиями целого воинского подразделения.

На страницах израильской прессы я нередко встречал имя Ильи Эренбурга.

Для сионистских «литературоведов» и «искусствоведов» в оценке явлений искусства, литературы, научных открытий сначала существует лишь один критерий: еврей автор или нееврей, в последнем случае его творчество не заслуживает внимания. Великий физик Альберт Эйнштейн, например, еврей по происхождению, и в Израиле не прочь похвастать тем, что автор теории относительности — еврей. Что же касается личности Эйнштейна, то она ни почетом, ни уважением не пользуется: еще бы, он отказался от поста первого президента еврейского государства и призывал к дружбе и сотрудничеству с арабскими соседями.

И у Эренбурга пытаются выудить, придумать, гипертрофировать «еврейские мотивы» в творчестве, и его стремятся подладить под сионистскую концепцию «еврейской исключительности». Мало того. В публицистике военных лет у писателя пытаются даже обнаружить «недостатки»: он, дескать, много писал о роли советских граждан в спасении евреев от фашистского геноцида и умалчивал (!) об участии населения оккупированных районов в уничтожении граждан еврейской национальности. Не буду комментировать эту гнусную ложь на советских людей. Тысячи и тысячи из них были казнены фашистами именно за то, что спасали евреев. Вот что говорил Илья Эренбург, выступая в апреле 1949 года на Парижском конгрессе сторонников мира:

«Нет ничего отвратительнее расовой и национальной спеси. У мировой культуры — кровеносные сосуды, которые нельзя безнаказанно перерезать. Народы учились и будут учиться друг у друга. Я думаю, что можно уважать национальные особенности, отвергая национальную обособленность. Настоящий патриот любит человечество, и настоящий интернационалист предан своему народу. Люди Сталинграда умирали за свое родное село, за песню, запомнившуюся с детства, за советский народ, и они умирали за все села Европы, за все песни мира, за все народы земли».

…Когда в первый день войны мне вручили боевое оружие, у меня никто не спрашивал, кто я по национальности, — вся страна поднялась для отпора врагу, и я должен был запомнить только одно: номер своей винтовки. Помнится, в самом конце сорок первого годе наш батальон перевели из-под Пулкова в Ленинград, и здесь мы воочию ощутили и мужество и страдания родного города. Здесь, во втором эшелоне, и нам уменьшили паек, и часть хлебной пайки мы получали сухарями.

В один из дней в город поступили подарки от трудящихся республик Средней Азии, и наш начпрод под охраной двух автоматчиков доставил на санках в часть мороженую тушу барана — сверх нормы. Командир, комиссар вместе с партийным и комсомольским бюро, командирами и политруками рот решили: приготовить котлеты, а для «навара» отчислить часть хлебной пайки, крупы и жира. На батальонной кухне собрались командир Петр Васильевич Южаков, комиссар Борис Абрамович Липовский, секретари партийного и комсомольского бюро, уполномоченный Особого отдела НКВД, дежурные по пищеблоку. Старшины вновь и вновь проверяли списки личного состава: котлет готовили ровно столько, сколько в батальоне людей.

У огромной плиты «колдовали» повара — русский Лешка Леонтьев и белорус Васька Журавлев, и умопомрачительный запах жареного мяса мутил голову.

— Пробу, товарищ майор? — предложил Лешка.

Южаков резко:

— Никаких проб!

На противне котлеты вновь пересчитали… и оказалось — две лишние. Повара виновато разводили руками и предложили компромисс: командиру и комиссару. Те как-то разом побледнели, и Липовский решительно сказал: нет! Воцарилось молчание. Наконец комбат скомандовал категорично и твердо, как в бою:

— Липовскому, для Фернанды.

У Липовского лицо пошло красными пятнами, но комбат не дал ему возразить:

— Старший политрук Липовский! Я приказываю! Журавлев, заверни. Старшинам кормить личный состав.

И, круто повернувшись, вышел.

Я видел, как Васька Журавлев положил эти две котлеты в банку, добавил туда ложку жира, который соскреб с противня, и еще половину своей котлеты…

Фернанда, Фернанда… Это было за год до войны. В поселок, где стояли наши казармы, на лето приехали ребята из испанского детского дома. По инициативе Липовского батальон взял над ними как бы шефство. В клубе крутили для них детские фильмы, маленьких Фернанд, Кончит, Пабло и Хосе закармливали конфетами и печеньем. Мы, сами еще мальчишки, только недавно ушедшие из-под родительского крова, от матерей, сестер и братьев, перенесли на юных испанцев всю свою нерастраченную нежность. И потом — Испания! Светловская «Гренада», Гвадалахара, Пасионария, бои в университетском городке, интербригады, гордое «Но паса-ран!». Эти смуглые черноволосые ребятишки уже понюхали порох, слышали свист бомб и снарядов, видели кровь! Нам все это еще предстояло, и все понимали — ждать, к сожалению, недолго…

Но возраст есть возраст, и наибольшим вниманием пользовалась Фернанда, молодая воспитательница, приехавшая с ребятами и ставшая позднее женой Липовского. И этому никто не удивился и не завидовал. Высокий, стройный, с вьющимися волосами, он был похож на поэта Иосифа Уткина, и, как мне кажется, первые стихи, которые по-русски выучила Фернанда, были уткинские строки из «Песни об убитом комиссаре»: «…Я хотел бы, дорогая, жизнь свою прожить любя. Жить — любить. И, умирая… Снова вспомнить про тебя».

Фернанда осталась в блокированном Ленинграде. Потом, когда она эвакуировалась, долго не было никаких вестей. И уже после войны мы узнали: где-то на кавказских горных дорогах колонну эвакуированных, среди которых была и Фернанда, настигли фашистские танки, и дети и взрослые были раздавлены гусеницами..

Липовский так и не женился вторично. Пока он был еще жив, мы — бывший комбат П. В. Южаков, бывший помкомвзвода, а ныне полковник в отставке Коля Лычагин, бывший отделенный командир, а сейчас бригадир слесарей Паша Власов, я и еще несколько ребят из батальона — часто собирались в его маленькой комнатке на Старо-Невском, как тогда называли эту часть проспекта, наливали стопку для Фернанды, пили за долгую память о ней и о других павших друзьях, вспоминали блокадные дни тепло и грустно одновременно. Русский, белорус, украинец, еврей и незримо присутствовавшая здесь испанка были спаяны тем кровным братством, силу которого мы особенно познали в войну. Уж мы-то, похоронившие многих своих товарищей, побывавшие в госпиталях, знали, что кровь красного цвета, и различается она медиками по группам, а не по расовым признакам. Кто из прошедших войну не помнит эти маленькие пластмассовые футлярчики, «медальоны», в которые вкладывалась бумажка с фамилией, домашним адресом и группой крови, чтобы опознали, если убьют или тяжело ранят. Мы с Липовским были евреи, а группы крови — разные, а вот с Абу Омаркадиевым, лезгином, у нас кровь была одинаковая.

Летом 1983 года в Москве состоялась пресс-конференция Антисионистского комитета советской общественности. Отвечая на вопросы корреспондентов, председатель комитета, генерал-полковник дважды Герой Советского Союза Д. А. Драгунский, в частности, сообщил, что в годы Великой Отечественной войны смертью храбрых пало около 200 тысяч советских граждан еврейской национальности. У них, как у двадцати миллионов других советских людей, погибших в годы войны, кровь была красного цвета, и пролита она за святое и правое дело, в том числе и за то, чтобы не дать нацистам возможность окончательно решить «еврейский вопрос»…

Есть вещи, о которых невозможно писать без чувства гадливости и отвращения, но и молчать нельзя: подлость должна быть заклеймена.

В тридцатую годовщину Победы, когда благодарное человечество вновь воздавало должное подвигу советского народа, разгромившего фашизм и спасшего мир от гитлеровского порабощения, израильская газета «Оплот» опубликовала письмо некоего Хаима Захера на имя редактора. Ну, положим, письмом сей материал можно назвать лишь приблизительно — половина газетной страницы, свыше 350 убористых строк. Из уважения к памяти погибших товарищей, к их матерям и рано овдовевшим женам, к осиротевшим детям не могу привести текст этого письма ни полностью, ни в извлечениях. Все, что там написано, — клевета и тем более гнусная, омерзительная, что автор называет себя участником Отечественной войны, инвалидом, участником обороны Севастополя и Сталинграда, освобождения Будапешта и Вены. Смысл его инсинуаций сводится к тому, чтобы всячески принизить, приуменьшить роль Советского Союза в разгроме гитлеровской Германии, в освобождении человечества от угрозы фашистского порабощения.

Что это? Бред озлобленного антисоветчика? Безусловно, И думаю, редакция «Оплота» это тоже понимает. Но спрашивается: зачем печатают? Зачем отводят столько места? Здесь уже количество переходит в качество, и за этим видна «позиция» редакции — лги, лги, что-нибудь да останется…

Не буду говорить о том, что евреи США, Англии и других стран в рядах армий союзников в годы войны сражались с фашизмом и внесли свою лепту в общую победу. Советские люди признательны народам США и Англии за помощь в тяжелую годину войны и не забывают об этом. Но напомню, что эта помощь, как свидетельствуют официальные данные, составила лишь малую часть по отношению к нашему, отечественному военному производству. За все годы войны мы получили от союзников 18,7 тысячи самолетов, 10,8 тысячи танков и 9,6 тысячи орудий. В то же время советская промышленность дала фронту 137 тысяч самолетов, 104 тысячи танков и самоходных артиллерийских установок, 489 тысяч орудий.

Но дело, разумеется, не в цифрах. Дело в другом. Ни к помощи союзников, ни к спасению евреев от гитлеризма сионисты не имеют никакого отношения. Они запятнали себя в годы войны сотрудничеством с нацистами как в Европе, так и в Палестине, где фашистская Германия имела свое официальное представительство, как, впрочем, и сионисты — в Германии. Своими террористическими актами против английских войск сионисты отвлекали силы союзников от борьбы с фашистским наступлением в Африке.

Как известно, в 1944 году террористы из сионистской организации «Штерн» убили в Каире английского статс-секретаря лорда Мойна. Черчилль, тот самый Черчилль, который был активным сторонником создания еврейского государства в Палестине, вынужден был тогда заявить: «Это постыдное преступление потрясло мир и серьезно повлияло на тех, кто, как и я в прошлом, были последовательными друзьями евреев (читай — сионистов. — Б. К.) и постоянными архитекторами их будущего. Если наши надежды на сионизм исчезают в дыму пи- > столетнего выстрела убийцы, а наши усилия по обеспечению будущего сионизма вызывают новую волну худшего гангстеризма по образцу нацистской Германии, многие, как и я, вынуждены будут пересмотреть позицию, которую мы занимали с таким постоянством и так; долго в прошлом».

Ну, позицию Черчилль не изменил, патологический антисоветизм толкал его на союз с сионизмом, но сравнение с нацистской Германией, к которому он прибег, весьма симптоматично.

В годы войны в США состоялся очередной конгресс Всемирной сионистской организации. Казалось бы, лидеры международного сионизма должны были встревожиться за судьбу евреев, обреченных на гибель в оккупированной нацистами Европе. Ничего подобного, об этом и речь не шла. Конгресс обсуждал вопрос об… усилении темпов иммиграции в Палестину. «Сионисты, — писал в этой связи английский лейборист Ричар-Кроссмен, — страшные люди… их основное занятие — не спасать евреев, вывозя их из Европы, а зазывать евреев в Палестину».

Адвокат Моррис Эрнст, близкий к президенту Рузвельту, рассказывает, что сионисты саботировали план американского президента по спасению 500 тысяч человек от гитлеровских репрессий путем предоставления им политического убежища. «Его нельзя осуществить, — заявил Рузвельт, — влиятельные лидеры еврейских общин в Америке этого не допустят… Сионисты понимают, что теперь с Палестины можно стричь купоны…»

И чтобы завершить этот разговор, приведу свидетельство помощника Рузвельта Е. Стеттиниуса: «Американский народ должен всегда помнить, что в 1942 году (это был год разгрома фашистов под Сталинградом. — Б. К.) он стоял на краю пропасти. Если бы Советский Союз не держал фронт по всей линии, немцы оккупировали бы Англию, вслед за этим они заняли бы всю Африку. Тогда бы им открылся путь и на Латинскую Америку».

И тогда — добавлю — не было бы ни Палестины, ни Израиля, ни, простите мне эту маленькую колкость, и сионистского листка «Оплот», который сейчас, следуя худшим образцам геббельсовской пропаганды, беззастенчиво клевещет на нашу Родину.

Но об этом как раз и не пишут авторы из «Яд ва'Шем», сионистские «историки» и «беллетристы». Не встречал я на страницах официальной прессы не только рецензий, но даже аннотаций на произведения прогрессивных израильских поэтов и прозаиков, евреев и арабов, разоблачающих в своих книгах затхлую атмосферу шовинизма, воинствующего национализма, агрессивный курс правящей верхушки Израиля, буржуазный потребительский характер израильского общества. Почти ни слова не было сказано, например, об обличительном документальном фильме «Сельский дневник», разоблачающем геноцид против палестинцев, который с опасностью для жизни снял израильский кинематографист Амос Гитаи. Ничего не пишется о произведениях таких прогрессивных писателей, как Йааков Бессер, главный редактор выходящего на иврите журнала «Итон-77» и переводчик русских классиков, Абрахам Йехошуа, Амос Оза, Иехуда Амихай и другие.

С рядом произведений прогрессивных израильских авторов советский читатель знаком, пожалуй, даже лучше, чем израильтяне. У нас вышел сборник «Поэты Израиля», в литературной, художественной, театральной энциклопедиях опубликованы статьи об израильской прозе, поэзии, об искусстве, скульптуре, архитектуре.

В журнале «Израиль сегодня» (1981, № 4) Опубликован своего рода «статистический отчет о репатриантах из СССР», озаглавленный «Как мы живем». Вот что там, например, говорится:

«После репатриации в Израиль интенсивность жизни евреев из СССР снижается. Новый репатриант втрое реже, чем в СССР, бывает в кино, в шесть раз реже ходит в театр, в четыре раза — на концерты, вдвое — в музеи и на выставки, в восемь раз реже попадает на спортивные соревнования». В отчете нет данных о «потреблении» радио, телевидения, книг, газет и журналов, но надо полагать, что спад наблюдается и здесь…

Авторы отчета объясняют это явление рядом причин: более высокая, чем в СССР, стоимость «культурных мероприятий», их относительная дороговизна в сравнении с другими статьями потребления. Видимо, меняется и «шкала предпочтения»: более насущные заботы и расходы оттесняют «культурные мероприятия» на второй план…

В этой связи закономерен вопрос: а кто просил сионистских культуртрегеров проявлять «заботу» о советских гражданах еврейской национальности вообще и об их духовной пище в частности?

Советские евреи — равноправные граждане нашего многонационального социалистического государства, и вместе со всеми другими трудящимися они создают наши материальные и духовные ценности и пользуются всеми благами советского образа жизни и всеми достижениями нашей социалистической культуры.

Вот только несколько цифр. В начале семидесятых годов студентов еврейской национальности в советских вузах было в два раза больше, чем в Израиле. Только за период с 1955 по 1970 год в нашей стране издано 466 книг еврейских писателей на 15 языках народов СССР общим тиражом свыше 46 миллионов экземпляров. В Москве на идиш массовым тиражом издается журнал «Советиш гаймланд» («Советская Родина»), В Биробиджане — центре. Еврейской автономной области — работают камерный еврейский музыкальный театр и филармония, еврейский народный театр, на языке идиш издается газета «Биробиджанер штерн», ведутся радио-и телепередачи. «Новинка в школьном ранце» — так озаглавила газета «Советская Россия» (1983, 16 янв.) заметку об издании в Хабаровске букваря на языке идиш. Книга хорошо иллюстрирована, напечатана на высококачественной бумаге, Букварь предназначен для первого года обучения. В работе над ним приняли участие работники народного образования Еврейской автономной области, знатоки языка идиш.

Спрашивается: о какой «культурной» обездоленности, о каком ущемлении прав советских евреев вопиют культуртрегеры от сионизма? Может быть, они не знают имена советских граждан еврейской национальности — Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда, в том числе дважды и трижды, лауреатов Ленинской и Государственной премий СССР? Или тот, например, факт, что среди депутатов — от Верховного Совета до местных органов власти — около 8 тысяч евреев?

Уверяю вас, знают, и хорошо. Такой учет они как раз ведут скрупулезно, еще раз демонстрируя этим и свое национальное чванство, и свой национальный эгоизм. Их меньше всего интересует равенство советских граждан еврейской национальности с гражданами всех остальных наций и народностей нашей страны. Им нужна исключительность, и на этом они строят свои политические провокации и идеологические диверсии.

Национальные предрассудки, к сожалению, живучи и существуют много дольше, чем породивший их социальный строй. И в нашем обществе, к сожалению, есть люди, зараженные ими, есть мещане, стяжатели, потребители, которые стремятся обогатиться любыми путями. Воздействуя на них всеми способами — от массированных передач «Голоса Израиля» и других подрывных радиостанций до переправки сионистской литературы, от «лекций» разного рода эмиссаров на сборищах националистов до кружков по изучению древнееврейского языка иврит и «еврейской» культуры, сионисты пытаются склонить людей к выезду в Израиль или, во всяком случае, создав вокруг них своего рода духовное гетто, сделать их проводниками своих идей в нашей стране.

Впрочем, сионистские апологеты еврейской культуры и не очень скрывают свои цели. «Отец» сионизма Т. Герцль, понимая, что «о полном исходе евреев (в Палестину.—Б. К.) не может быть и речи», называл сионизм «возвращением к еврейству еще до возвращения в еврейскую страну». Что это означает на практике, покажу на нескольких примерах, взятых из официальной израильской прессы.

Передо мной статья некоего Шмуэля Эттингера, претенциозно озаглавленная «Перспективы еврейской культуры в Советском Союзе» (журнал «Молод»), Поставив с ног на голову понятия «нация» и «национальная культура», все перепутав (вплоть до знаков препинания — статья опубликована на русском языке), автор открыто излагает свое «кредо»: «Кто возродит эту культуру? Ответ: еврей, желающий изучить иврит…» И в итоге: «…еврейская тоска вырастет в солидарность с государством Израиль». Вот так, без всяких там обиняков и экивоков!

Второй пример: конец февраля — начало марта 1978 года, 29-й конгресс Всемирной сионистской организации. Как сообщала печать, американские сионисты выступили с «инициативой» введения в СССР «еврейской культурной автономии», полагая, что путем развития у советских евреев «национального сознания» и религии можно усилить рост национализма внутри страны. В качестве одного из важных элементов этого курса рассматривалось изучение иврита. Состоявшийся в конце 1982 года 30-й конгресс ВСО подтвердил эту задачу.

И третий пример. Журнал «Израиль сегодня» (1981, № 8). Автор статьи «У евреев стран рассеяния» Дав Бар-Нир бьет в колокола. «Общественность Израиля, — пишет он, — с тревогой следит за процессом, который у нас в стране называют йерида. В дословном переводе — это „спуск“, „снижение“, но в данном случае имеется в виду выезд из страны». (Еще бы! Как уже говорилось выше, за период с 1979 по 1981 год число приезжающих в Израиль сократилось в три раза. Только в 1980 году Израиль покинули 30 тысяч человек. За два первых месяца агрессии против Ливана из страны бежали в буквальном смысле этого слова свыше 25 тысяч человек! — Б. К.)

Но оказывается, не это, вернее, не только это беспокоит автора. На этом фоне (сокращения иммиграции и бегства из страны. — Б. К.|, подчеркивает он, «проходят почти незамеченными другие, куда более серьезные явления: уменьшение численности евреев в диаспоре и ослабление внутренних связей…»

В чем же видит сионистский автор выход? Цитирую: «…На нынешнем этапе сионистское движение должно видеть свою задачу не только в репатриации в Израиль тех евреев, которые для этого „созрели“, но и в развитии еврейского самосознания всех остальных».

Куда уж откровенней — тем, кто еще не «созрел», надо помочь дозреть до той сионистской идеологии, до того крайнего шовинизма и национализма, которые Генеральная Ассамблея ООН справедливо определила как форму расизма и расовой дискриминации.

Этим целям, по замыслу сионистов, и должна служить их ползучая «культурная» инфильтрация в страны социализма, в первую очередь в Советский Союз, под видом заботы о развитии «еврейской культуры», организации кружков иврита и т. д.

В Советском Союзе, как всем хорошо известно, никому не возбраняется изучать любые языки, в том числе и иврит. Кстати, на восточном факультете Ленинградского университета студентов учат ивриту высококвалифицированные специалисты, а Ленинградская Публичная библиотека имеет крупнейшие в мире идиш-ивритскив фонды, и это не просто книгохранилище, а действующая библиотека!

Не надо быть лингвистом, чтобы понимать, что язык — и это только форма мышления; важно не на каком языке говорят, а что говорят.

Я учился в школе в предвоенные годы, в период самого гнусного антисемитского разгула фашизма в Германии, и мы учили немецкий язык. Помню, как вслед за нашей старенькой преподавательницей класс громко декламировал по-немецки вдохновенные строки Гете: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!» Мы знали, что библия фашизма «Майн кампф», где бесноватый фюрер излагал свои «идеи» полного уничтожения евреев (и русских, и поляков, и всех славян вообще!) как «неполноценной расы», тоже написана на немецком языке, но никогда не отождествляли язык немецкого народа с языком фашизма.

Как нет плохих наций и народностей, так нет и плохих языков. Каждый народ вправе избирать свой язык для национального общения, и если израильтяне избрали государственным языком иврит, это их право и их дело. Но будем откровенны. Обращение к ивриту, так сказать, на экспорт имеет для сегодняшнего практического сионизма далеко не культурное, а сугубо политическое значение. Ведь «экспортируются» в первую очередь сионистская литература, всевозможные толкования «священных книг» — Торы и Талмуда. А это крайний религиозный фанатизм, шовинизм, стремление навязать евреям мысль об их исключительности, богоизбранности, превосходстве над другими, а следовательно, расовую нетерпимость к другому, «неполноценному» населению; Не случайно сионизм активно использует иудаизм, политически приспосабливая религию к практическому осуществлению своих геополитических задач. А что эти задачи именно такие, геополитические, лидеры сионизма никогда не скрывали. Как утверждал тот же Бен-Гурион в книге «До и после Синайской кампании», евреи рассеяны «по всему миру, и сфера, в которой живет теперь Израиль, включает все пять континентов и острова на океанах всего земного шара».

Как протянуть свои щупальца до этих самых «пяти континентов» и «островов на океанах всего земного шара»? В первую очередь с помощью религии, иврита, пропаганды «культурной» и «духовной» общности всех евреев. Таковы планы, такова и практика сионистов.

Передо мной буклет «Факты и цифры об Израиле», вышедший в Тель-Авиве несколько лет назад на русском языке, — так сказать, рекламное пропагандистское пособие для иммигрантов. Открываю раздел «Просвещение, наука и культура», кстати, самый тощий по размеру. Читаю на 200-й странице: «Интерес к Библии, воплощающей самую суть еврейского духа, очень большой во всех слоях израильского общества. Изучению ее в школах отводится 20–30 процентов учебного времени».

Посмотрим, чему и как учат к каковы плоды этого «просвещения».

«А ту-туг ту-ту, ту-ту, хааравим ямуту» — в переводе с иврита: «Пусть арабы умрут». Это из песенки для детского сада.

А теперь школа. На изучение «священных книг» здесь в течение восьми лет отводится 1500 часов, а (сравните!) не географию зарубежных стран — 20.

Американский ученый Г. Тамарин, долгое время работавший в Израиле, поставил эксперимент, принесший красноречивые и многозначительные результаты. Он сопоставил 1066 анкет одинакового содержания, на которые ему письменно ответили 563 мальчика и 503 девочки из разных классов израильских школ. Анкета касалась библейской — «Книги Иисуса Навина», которую в израильской школе изучают с 4-го по 8-й класс.

Навин, согласно Библии, предводительствовал евреями во время вторжения в «землю обетованную», и на своем пути израильтяне осуществляли жесточайший геноцид в отношении местного населения. «И предали заклятию, — говорится в Библии, — …и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов истребили… и все дышащее… никого не оставили, кто бы уцелел».

Тамарин попросил школьников ответить на два вопроса:

1. Считаешь ли ты, что Иисус Навин и израильтяне поступили правильно — или неправильно?

2. Допустим, что израильская армия захватила во время войны арабскую деревню. Хорошо или плохо поступить с жителями этой деревни так, как Иисус поступил с народом Иерихона?

Вот некоторые ответы.

«Цель войны заключалась в том, чтобы завоевать страну для израильтян. Поэтому израильтяне поступали хорошо, завоевывая города и убивая их население. Нежелательно, чтобы в Израиле был чуждый элемент».

«Иисус Навин поступил хорошо, убив всех людей в Иерихоне, так как ему необходимо было завоевать всю страну и у него не было времени заниматься пленными».

Таких ответов было получено от 66 до 95 процентов. На вопрос, можно ли ликвидировать в наше время все население захваченной арабской деревни, 30 процентов учащихся ответили категорически: «Да!»

Это говорят дети, и это уже само по себе возмутительно. Но все же дети есть дети, и они повторяют только то, что внушили им взрослые. И в этом уже реальные и опасные плоды сионистского «просвещения». Ведь те, кто в начале шестидесятых годов давал ответы на анкету американского ученого, сегодня уже солдаты израильской армии, бездушные и беспощадные, ибо им еще с колыбели твердят о библейском завете: «…и будешь ты жить от меча своего».

Вспомним «культурную» сентенцию бывшего премьер-министра Израиля М. Бегина: «Сила прогресса и движения в истории человечества отнюдь не мир, а меч!» И вспомним инструкцию Гитлера немецким генералам — этот документ, озаглавленный «Протокольная запись совещания фюрера с главнокомандующими 23 ноября 1939 г.», приводился на Нюрнбергском процессе: «Это вечная проблема — создать необходимое соотношение между численностью немцев и территорией, обеспечить нужное пространство. Никакая умничающая скромность здесь не поможет. Решать надо только с помощью меча».

В 1967 году за месяц до так называемой «шестидневной войны» в израильской газете «Ламерхав» было опубликовано письмо молодой учительницы под заголовком «Что к нам приклеилось от фашистской идеологии». Глубоко встревоженная обликом молодого израильтянина, созданным школой и всей атмосферой, царящей в стране, эта женщина писала: «…Вот мы создали для себя образ „нового еврея“, и я часто думаю, что есть в нем немало подражания тому, что боготворили враги наши. Вот он перед нами, „идеальный цабар“ (ца-бар или сабр — уроженец Палестины. — Б. К.), он улыбается с каждого щита, он украшает каждую иллюстрированную газету… Он стоит твердо, усмехаясь над миром, без страха и сомнения… Этот образ был частью сионистской пропаганды десятки лет, он представлен в бесчисленных статьях, брошюрах, рассказах… Он очень похож на юношу гитлеровской Германии, ибо демонстрирует те же качества физической смелости, безграничной наглости, веры в собственное предназначение».

Оголтелый воинствующий шовинизм опасен и заразен, как и всякая инфекция, как проказа, как чума. И я не могу не привести в подтверждение этого еще один пример, возмутивший меня, может быть, больше всех других.

В 1978 году в Иерусалиме, как уже ранее говорилось, вышла книжонка под названием «Алия 70-х…». Вышла на русском языке, написана евреями, выехавшими из Советского Союза, и адресована советским евреям. Цель ее сколь хитра, столь и проста. «Земля обетованная», «родина всех евреев» оказалась злой мачехой для вновь прибывших. Чуждая им капиталистическая действительность, безработица, инфляция, страх перед беспрерывными войнами, религиозная нетерпимость, острые конфликты со старожилами — все это разрушило иллюзии и тех, кто «воссоединялся» с родственниками, и тех, кто стремился завести «свое дело», нажиться, разбогатеть. В первые же дни они на горьком опыте убедились, что это совсем не райские кущи, что здесь для большинства евреев не текут «молоко и мед», а если и текут, то далеко не для вновь приехавших. Врачи с трудом устраивались мусорщиками, актрисы — посудомойками, большинство перебивалось на подачки «Сохнута», с хлеба на воду, а еще большее число просто бежали из страны. Но некоторые приспособились, и теперь со страниц этой книжонки пытаются внушить другим: не падайте, мол, духом, мы живем в «свободной стране», приспосабливайтесь и, так сказать, приспособитесь и вы.

Не буду говорить о том, что вся эта книга с ее первой и до последней страницы наполнена злобной клеветой на нашу страну. Ведь «приспосабливаться» надо не только экономически, но и духовно, а здесь у ренегатства нет предела. Израиль, по их словам, воплощает в себе дух Спарты (это, конечно, намек на мужество) и Афин (это, конечно же, демократия и свобода). Нашу страну, выполняя наказ сионистов, обвиняют в антисемитизме/ Кстати, все «жертвы антисемитизма», фигурирующие в этой книге, получили в СССР высшее образование, многие — ученые степени, все были материально обеспечены.

Что же касается «антисемитизма» в Советском Союзе, то, несмотря на все потуги, — ни единого примера. Впрочем, один есть. Одна девица рассказывает, что в Советском Союзе ее родителям «приходилось бояться всякого стука в дверь — они зубные врачи и работали неофициально» (подчеркнуто мною. — Б. К.).

Но не буду больше цитировать. Остановлюсь только на одном — на плодах сионистского воспитания.

В книге напечатан рассказ-интервью Ольги Каменковской, бывшей москвички. С мужем и двумя детьми она прибыла в Израиль в 1976 году. Вскоре состоялись выборы в кнессет (парламент), и она «болела» (это ее слова) за «Ликуд» (блок крайне правых партий, лидер одной из которых Менахем Бегин стал премьер-министром). Цитирую: «…от нового правительства я жду… заявления во весь голос… что мы перестанем обсуждать проблему палестинцев, которая меньше всего заключена в судьбах палестинцев… Может быть, это звучит некрасиво, экстремистски, но я считаю, что в свое время было ошибкой оставлять здесь в таком количестве арабское население. Американцы когда-то вели себя более решительно. Прошло всего двести лет, и уже никто не помнит, кому земля Америки принадлежала прежде…»

Что касается примера Америки, то это верно: Израилю есть на кого оборачиваться. Геноцид в отношении индейского населения навечно останется грязным и позорным пятном на совести американских завоевателей. Остальное воспринимается с трудом. И подумать только: эти слова принадлежат человеку с высшим гуманитарным образованием, филологу, матери двоих детей. Всего два года она прожила в Израиле, и вот — плоды сионистского воспитания…

Впрочем, чему удивляться, когда вся система образования, воспитания, вся официальная пропаганда и конкретная практика правящих кругов Израиля проникнуты духом откровенного шовинизма, расовой нетерпимости, клерикализма и воинствующего национализма.

«Вы, израэлиты, — говорил Бегин, — не должны быть сердобольными, когда убиваете своего врага. Вы не должны сочувствовать ему до тех пор, пока мы не уничтожим так называемую арабскую культуру, на развалинах которой мы построим свою собственную цивилизацию».

Что это за «Цивилизация», человечество за последнее время узнало слишком хорошо. Это тысячи и десятки тысяч убитых ливанцев и палестинцев, это еще не остывшая кровь Бейрута, где израильские солдаты, прошедшие школу сионистского «культурного» воспитания, хладнокровно штыками вспарывали животы беременных женщин, закалывали ножами детей, стариков и старух. Заодно, так сказать, походя, они разграбили и разрушили все культурные ценности этого древнейшего города Востока…

Какой поворот истории! Точно так же поступали гитлеровцы, когда истребляли «неполноценную» еврейскую расу… Чем, например, приведенная выше сентенция Бегина отличается от «напутствия» солдатам фюрера: «У тебя нет сердца, нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сочувствие — убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семье и прославишься навеки».

И еще одно добавление, и, мне кажется, красноречивое.

Как я уже говорил, авторы и «герои» интервью «Алии 70-х…» беззастенчиво поливают грязью Советский Союз — кто кого переплюнет, кто кого переругает. У Ольги Каменковской, о которой шла речь, несчастье: две ее дочери-двойняшки — глухие. Можно только искренне посочувствовать матери. Но… в Израиле и глухим детям лучше, чем в СССР (?1) «Сейчас, — пишет она, — родители (в Израиле. — Б. К.) добиваются для глухих права служить в армии…» Не права на работу, на жилье, не права на образование, а права «служить в армии». Впрочем, и в этом есть, наверное, своя логика, и логика убийственная. Судя по кровавому почерку израильской армии, глухим там служить проще — они не слышат крика своих жертв…

В сентябре 1982 года во время преступной израильской агрессии в Ливане, когда потрясенный мир узнал подробности зверской расправы над женщинами, стариками и детьми в палестинских лагерях Сабра и Шатила, на Кипре, в Никосии, по инициативе общественности собралась Международная комиссия по расследованию преступлений израильских агрессоров против ливанского и палестинского народов. В работе комиссии принимали участие и прогрессивные деятели Израиля и среди них профессор Иерусалимского университета Исраэл Шахак, крупный специалист по химии, председатель израильской «Лиги за гражданские права человека».

Корреспондент задал ему вопрос:

«— Помогите разгадать двойной парадокс. Ваши европейские сородичи, пережившие фашистский террор и переселившиеся в Израиль, должны были бы испытывать отвращение к копированию нацистских карателей. К тому же в Израиле весьма высокий уровень образования. Как это вяжется с вопиющим антигуманизмом?

— У вас типичное для людей за пределами Израиля поверхностное представление о нашем обществе, — ответил профессор Шахак. — Да, у нас развитая система образования. Но духовное воспитание в учебных заведениях осуществляют раввины. А они проповедуют нетерпимость и враждебность к иноверцам, особенно мусульманам-арабам. Они выращивают религиозных фанатиков и шовинистов. Более того, в армии наши капелланы прививают юным солдатам оголтелую ненависть ко всем арабам… Пострадавшее от гитлеровцев поколение состарилось. Теперь в Ливане бесчинствуют наши солдаты и офицеры в возрасте от 20 до 40 лет. Их со школьной скамьи науськивали против арабов… Это парни перманентной войны. Из них сделали прирожденных карателей… Разве это свидетельствует о каком-либо отвращении к фашизму?»

Но наверное, рассказ о «культурной» экспансии сионистов будет неполным, если не высказать еще одно соображение. Как мне кажется, «забота» о сохранении «еврейской» культуры имеет для сионистов, я бы сказал, и определенное социально-экономическое значение.

Не снимая с повестки дня вопрос об увеличении выезда граждан еврейской национальности из СССР в Израиль, сионистские вербовщики отдают себе отчет в том, что адаптация иммигрантов в Израиле проходит не так быстро и обходится не столь дешево, как хотелось бы. Люди приезжают из другой социальной среды, не знают и не приемлют в большинстве, как уже говорилось, капиталистического образа жизни. Даже по израильским данным, этот процесс не обходится без острых социальных конфликтов, а изучение языка в «ульпане» отнимает в среднем до полугода и стоит недешево. Так почему бы не готовить будущих ландскнехтов для Израиля прямо в СССР, в кружках по изучению иврита, которые, кстати, и здесь националисты называют «ульпанами», в разного рода семинарах, религиозных клубах и т. д. Все дешевле обойдется… А что касается забот о «возрождении еврейской культуры», то приведу такой пример.

Мне как-то пришлось беседовать с одним из таких «ульпанистов». Он пришел в редакцию жаловаться: ему и еще нескольким «инициаторам» отказали в официальном разрешении создать в Ленинграде так называемое «общество по изучению еврейской культуры».

— А что изучать будете? — спрашиваю.

— Как что? — наигранно возмущается он. — Иврит.

— Ну а по каким учебникам?

Он отводит глаза в сторону и опять напыщенно декламирует:

— Культура и история еврейского народа изложены в священных книгах — Торе и Талмуде.

Все-так и выбалтывает: учебники есть, поступают из Израиля. Слова на иврите в русской транскрипции и здесь же русский перевод: как проехать по Тель-Авиву, сколько стоит билет, где находится Еврейское агентство, как снять квартиру — эдакий разговорник-путеводитель для вновь прибывшего (читай — иммигранта.—Б.К.). А рядом с этими невинными справками, как бы между строк, вот эдакие «поучения»: «Народ Израиля — избранный среди народов», «Бог отдал евреям весь мир в собственность». И картинки, конечно же, соответствующие.

И «учителя» есть — и прибывшие под видом туристов зарубежные эмиссары, и свои, «местные», которым отказано в выезде из СССР в связи с осведомленностью в секретных сведениях. Причем учат за деньги, и немалые. Но не это составляет основной источник дохода многих из них. Там, в Израиле и на Западе, они провозглашены «мучениками», «узниками Сиона», их имена активно используются в антисоветских пропагандистских кампаниях, их портреты печатают в газетах, в их «защиту» выступают сенаторы и конгрессмены. В их адрес идут крупные денежные переводы в иностранной валюте, дорогостоящие посылки.

— Ну а все-таки какую художественную литературу будете читать, речь ведь идет о культуре? — спрашиваю я своего собеседника и мучительно проделываю в памяти постыдную и не благодарную работу: вспоминаю имена писателей не по степени их таланта, не по духовному богатству произведений — по национальной принадлежности. — Генрих Гейне, Альберто Моравиа, ну, Самуил Маршак или Александр Пэнн, он ведь писал на иврите?

Молчит, глядя куда-то поверх меня. Ясно: слышит впервые. Я бросаю последний, как говорится, якорь — авось поймает:

— А Шолом-Алейхем?

— Кому он нужен! — вскидывает руки мой собеседник. — Он же писал на идише, кто в Израиле на нем говорит!..

Вот вам и культуртрегер. Явно кто-то послал его, как говорится, на «дурачка». Знали, что откажут, вот тогда и можно поднять крик на «всю Европу»: зажимают, мол, «национальную культуру»! И подняли, но об этом ниже. А вот что выяснилось потом: этот заявитель и некоторые другие «инициаторы», прежде чем додуматься до своей «культурной» акции, побывали в ОВИРе — подали заявление о выезде в Израиль. Как видно, решили и иврит подучить заранее, и своего рода политический капитал перед отъездом приобрести: как-никак, а «борцы», радетели «национальной культуры».

Несколько лет назад делегация американских парламентариев, находившаяся в нашей стране с визитом, посетила и Ленинград. Во время завтрака и гости и сопровождающие заволновались: одного конгрессмена нет. Явился он с большим опозданием, запыхавшийся, недовольный: бегал по городу по адресам лиц, которым отказано в выезде из СССР. Список их он привез с собой из США, но никого не застал. Американцу посочувствовали: «Зачем же пешком? Спросил бы — дали машину: конгрессмен все-таки».

Когда же с разрешения конгрессмена ознакомились со списком, то оказалось, что часть указанных в нем фамилий просто вымышленна, некоторые давно уже выехали из страны, а вот нескольким лицам действительно отказано в выезде, так как по роду работы они были связаны с не подлежащими огласке сведениями. Между прочим, в США и других западных государствах существуют серьезные ограничения для выезда за рубеж, а тем более на постоянное жительство в другие страны работников научных учреждений и предприятий, выполняющих военные или другие секретные заказы. Таким образом, изображать позицию СССР в этом вопросе как «нарушение» прав человека по меньшей мере абсурдно.

Но дело в другом. Если уж конгрессмен (а поверьте, не только тот, единственный) позволил себе такие «непарламентские» действия, то что говорить об эмиссарах всяко города сионистских организаций, приезжающих в нашу страну под видом туристов, гидов, переводчиков, журналистов и т. д. и т. п.

И вот здесь самое время вернуться к началу этой главы — к английскому «туристу» Уильяму Френкелу.

Думаю, читатели уже догадались: нигде Френкел не «заблудился» — он шел по заранее известному ему адресу, в условленное время, и его ждали. Не знаю, о чем собеседники там говорили между собой, но в интервью Би-би-си, переданном на русском языке, Френкел, ничтоже сумняшеся, утверждал, что в «Советском Союзе невозможно(!) быть евреем… им грозят преследования, если они занимаются изучением иврита или стремятся к сохранению и развитию своей культуры и религии».

Что это за культура, о развитии которой радеет Френкел, речь уже шла. Естественно спросить: а причем здесь Френкел, какое дело английскому туристу до советских граждане еврейской национальности?

Ларчик этот открывается просто: Уильям Френкел — редактор крупнейшей в Англии сионистской газеты «Джуиш кроникл». Лицо этой газеты хорошо известно: это открытый рупор израильской пропаганды, и ее антисоветская позиция не маскируется даже фиговым листком элементарной риторики.

Что бы господину Френкелу, вместо того, чтобы лить слезы по поводу «культурного голода» советских евреев, оборотиться, как говорят, на себя? Известно ведь: крупнейшая еврейская газета Великобритании выходит на… английском языке, ее главный редактор не знает ни иврита, ни идиша… Что же касается еврейской культуры в Британии, то приведу авторитетное свидетельство английского журналиста Солли Сакса: «В своей антисоветской кампании сионисты подражают технике гитлеровской пропаганды, прибегая к большой лжи, малой лжи, полуправде и искажению действительности. Уже несколько лет они вопят о „подавлении“ еврейской культуры в Советском Союзе. Можно подумать, что все полмиллиона евреев в Англии говорят на еврейском языке, а на полках в их домах стоят сочинения лишь еврейских писателей. На самом деле только один процент этих людей говорит по-еврейски. За 17 лет жизни в Англии я не видел ни одной газеты или журнала на еврейском языке и не слышал о еврейском театре. Евреев писателей, поэтов, драматургов много, но они пишут по-английски, и по существу не являются еврейскими писателями».

Факт ведь, и не опровержимый. И не только для Англии, но и для многих других стран, где евреи давно ассимилировались и живут одной жизнью, одной культурой с окружающим населением, сами став частью его. Такова логика истории. Но если следовать «логике» френкелов и иже с ними, тем хуже для фактов и для истории. Скрываясь под маской туриста, он встречался по заранее ему известным адресам с отщепенцами в Одессе, Киеве, Москве и Ленинграде (он прямо говорил об этом в своем интервью), вел с ними антисоветские разговоры, а от них, как видно, получил ту самую клеветническую информацию, которую разнес по всему свету через официальную британскую радиостанцию. Впрочем, при репутации Би-би-си в этом так же нет ничего удивительного.

Что же касается адресата, с которым в Ленинграде встречался Френкел, то это бывший инженер одного из ленинградских предприятий, который по роду работы был знаком со сведениями, составляющими государственную тайну, в связи с чем ему было отказано в разрешении выехать в Израиль. Практически он не имеет постоянного места работы, живет, как видно, на подачки от разного рода сионистских зарубежных центров. Считается специалистом по иудаизму, читает лекции в разного рода самодеятельных семинарах (за их легализацию он и ратовал в письме в редакцию), допускает высказывания, грубо искажающие советскую национальную политику.

Что бы не быть голословным, сошлюсь опять на Френкела. Это после встреч с подобного рода людьми он заявил в интервью Би-би-си: «Советские отказники^{20} не критикуют президента Рейгана и считают, что только жесткие меры против Советского Союза могут способствовать смягчению его внутриполитического курса и в конце концов приведут к уступкам Советской власти… Единственное, что поддерживает отказников, — это надежда на то, что Запад о них не забудет».

И Запад действительно не «забывает». В «крестовом походе», который президент США объявил против нашей страны, политические шулеры к месту и не к месту ходят с крапленой «еврейской карты». Здесь, конечно же, и «ущемление прав человека» в СССР, и «зажим национальной культуры» в Советском Союзе, и «свобода» выезда — и тоже из нашей страны. Нам угрожают, против нас борются, и, надо признать, ни средств, ни усилий при этом не жалеют.

Когда-то Маркс писал, что история повторяется — сначала как трагедия, потом — как фарс. Тысячу лет назад, в средние века, обедневшие европейские феодалы-рыцари, прельщенные землями и сказочными богатствами Востока, ринулись на Иерусалим спасать «гроб господень», осенив себя знаменем с изображением креста. Рыцари-разбойники не щадили никого: вырезали арабов, убивали турок, евреев… Парадокс истории, писал известный советский публицист А. Кривицкий, состоит в том, что один из самых воинственных и самых крикливых отрядов современных крестоносцев идет уже не на Иерусалим, а из Иерусалима, незаконно оккупированного Израилем, и на его знамени — шестиконечная звезда Давида…

Обратившись к истории, нелишне вспомнить, что вслед за рыцарями-грабителями ринулись поживиться и мародеры, насильники, спекулянты, проститутки. Так и сегодня — вслед за заокеанскими глашатаями «свободы и демократии» тащится рать всякого рода антисоветчиков и антикоммунистов, и сионисты в их числе. И не в обозе, а в первых рядах.

Вот характерный пример. После израильской агрессии в Ливане, в декабре 1982 года, в Иерусалиме проходил 30-й конгресс Всемирной сионистской организации., И в ходе конгресса не было сказано ни одного слова о расправе с палестинцами в Сабре и Шатиле, о мощных! демонстрациях против этого в самом Израиле. Как будто и не было широкой волны международных протестов, как будто кровь невинных жертв — ливанцев, палестинцев, как, впрочем, и кровь израильтян, погибших в преступной агрессии против Ливана, не легла несмываемым пятном на совесть международного сионизма и правителей Израиля.

Имевшая место на конгрессе грызня вокруг тактических разногласий не помешала сионистской верхушке проявить полнейшее единодушие в другом — в продолжении курса на создание «великого Израиля», дальнейшую аннексию арабских земель и — главное — в стремлении поднять антисоветизм на новый, более высокий уровень. Снова звучали речи о «расширении и укреплении еврейского национального (читай: националистического, сионистского. — Б. К.) образования вне Израиля», снова раздавались призывы к усилению борьбы с ассимиляцией евреев, проживающих вне Израиля, и снова конгресс потребовал усилить деятельность по «спасению» советских евреев. И конечно же, была продемонстрирована полная «солидарность» с действиями Соединенных Штатов на Ближнем Востоке.

Говорят, что «по прямому приказу президента Трумэна США признали Израиль через несколько минут после создания там правительства 14 мая 1948 года». В этом, впрочем, нет ничего удивительного. С присущим ему политическим цинизмом Трумэн в свое время заявил: «Я должен отвечать перед сотнями тысяч сторонников сионизма. У меня нет сотен тысяч избирателей-арабов».

Сменивший Трумэна президент Эйзенхауэр попытался разыграть «еврейскую карту» в других обстоятельствах — кощунственных и поистине трагических. Как известно, в 1950 году в США были арестованы супруги Джулиус и Этель Розенберги, обвиненные в том, что они якобы «выкрали и передали Советскому Союзу секрет атомной бомбы». О том, какой «пирамидой лжи», по словам осужденных, явился затянувшийся «показательный» судебный процесс, общеизвестно. За прошедшие с тех пор тридцать с лишним лет по инициативе прогрессивной общественности США проводились подробные расследования, и они убедительно показали полную абсурдность и несостоятельность обвинения.

Розенберги были приговорены к смертной казни, однако приговор более двух лет не приводился в исполнение, ибо, как пишет советский историк Н. Н. Яковлев, спецслужбы США все еще не утратили надежды склонить осужденных купить себе жизнь участием в одной из самых отвратительных операций психологической войны. Об этом свидетельствует докладная записка ЦРУ, представленная на третий день президентства Эйзенхауэра — 22 января 1953 года. Вот этот документ.

«Предмет: Дело Розенбергов. Предложение: Предпринять концентрированные усилия с целью убедить Джулиуса и Этель Розенберг, осужденных за атомный шпионаж… ожидающих смертной казни, в том, что советский режим… преследует и в последнее время решил уничтожить евреев, находящихся под его властью. От Розенбергов требуется, чтобы они обратились к евреям всего мира с призывом порвать с коммунистическим движением и разрушить его. Взамен им будет отменена смертная казнь. Преимущества: С точки зрения психологической войны трудно преувеличить значение этой операции. Компартии всего мира превратили Розенбергов в своих героев и сделали их жертвами „американского антисемитизма“. Их отказ от своих взглядов имел бы отрицательное значение для советской пропаганды. Коммунистическому миру было бы совершенно невозможно игнорировать или успешно дискредитировать изменение вглядов Розенбергов. Эта супружеская чета идеально подходит к роли важного инструмента в психологической войне, цель которой — раскол международного коммунистического движения…»

В камере смертников супругов Розенберг установили телефон прямой связи с кабинетом президента в Белом доме. Они не прикоснулись к трубке, отвергли посулы ЦРУ. По всему миру прокатилась кампания в защиту жертв чудовищной провокации. За первую половину 1953 года Белый дом получил более 200 тысяч писем о требованием отменить казнь. На Эйзенхауэра все это не произвело впечатления, он отказался помиловать осужденных.

19 июня 1953 года супругов Розенберг убили на электрическом стуле. В этот же день под окнами Белого дома молодые громилы с плакатами «Зажарили парочку Розенбергов!» набросились на пикетчиков, протестовавших против казни. Голос сионистов в защиту осужденных, евреев по происхождению, не прозвучал….

Едва президент Рейган занял свой пост, как израильская пресса заполнилась подборками «Рональд Рейган об Израиле». Смысл их сводился к тому, что никогда! еще в Белом доме не было у Израиля лучшего друга, чем нынешний хозяин Овального кабинета. «История международных отношений доказывает, — привел слова Рейгана журнал „Израиль сегодня“ (1980, № 13), — что истинным, решающим побуждением к действиям являются собственные интересы страны, а не соображения морали (подчеркнуто мною.—Б. К.). По-моему, исходным пунктом наших отношений с Израилем должно быть убеждение, что сильный Израиль — стратегическая ценность первостепенной важности».

«Израиль должен сыграть роль занозы в теле коммунистического движения, вокруг которой постепенно образуется нарыв», — вещала тель-авивская газета «Гаарец». И уж совсем с торгашеской откровенностью высказался американский генерал Джордж Коген: «За каждый доллар, что мы даем Израилю в порядке помощи, мы получаем взамен на тысячу долларов пользы».

Тут уж не до морали, когда речь идет о долларах, богатых нефтью районах, о том, чтобы попытаться сломить, приостановить освободительное движение народов, о господстве над миром, стремлении отбросить или сокрушить социализм. Здесь и у американского империализма и у международного сионизма цели одни. А что касается «свободы», «демократии», «попранной еврейской культуры» — то все это от лукавого, не более чем пропагандистский антураж психологической войны.

Все это уже было, история действительно повторяется, и не американскому президенту Рональду Рейгану принадлежит «пальма первенства» в организации «крестовых походов». Но человечеству на то и дан в наследство вековой опыт, чтобы оно, учитывая этот опыт, стремилось избегать и кровавых трагедий и трагических фарсов. Как известно, средневековые крестоносцы вернулись с Востока несолоно хлебавши, изрядно побитые, а некоторые из них, получившие позорное прозвище псов-рыцарей, сложили свои головы, порастеряли знамена и доспехи и на наших землях, на льду Чудского озера еще шесть с лишним столетий назад. Впрочем, можно обратиться к событиям и не столь далекого, а сравнительно недавнего прошлого — уже к нашей, современной истории.

В 1964 году в США вышла книга американского историка Сиднея Ленса, весьма красноречиво озаглавленная: «Тщетный крестовый поход». Вот что он пишет:

«Корни крестового похода лежали в попытках Черчилля и Клемансо задушить русскую революцию силой оружия с 1918 по 1920 г. То, что Западу не удалось уничтожить, он пытался почти в течение двадцати лет подвергнуть изоляции и остракизму. Это кредо… возродилось в полную силу после второй мировой войны… С 1917 г. коммунизм представлял „великую угрозу“ в жизни Америки, а с 1946 г. антикоммунизм стал великой целью нашего национального существования и основной догмой внешней и внутренней политики США».

Или в американских школах и колледжах плохо изучают историю, или некоторые американские президенты и их советники в своем чванливом имперском высокомерии не находят нужным считаться с ее уроками. Не случайно поэтому призывы к новому «крестовому походу» против социализма и коммунизма, против нашей страны вновь исходят из США, как не случайно и то, что в роли оголтелого подголоска новоявленных крестоносцев выступает сионизм, основные подрывные центры которого расположены в Америке, Один из них — так называемая «Национальная конференция в защиту советских евреев», созданная в 1970 году на базе 34 сионистских организаций со штаб-квартирой в Нью-Йорке.

Об этом подрывном центре уже подробно писала наша печать, выведя на чистую воду провокаторов, находящихся на платной службе у американской и некоторых других западных разведок. Пожалуй, нет таких антисоветских акций, в которых бы не принимали участие «активисты» этой пресловутой «конференции»: они устраивают демонстрации «протеста» против заключения торговых соглашений с нашей страной, пытаются сорвать переговоры о сокращении вооружений, совершают хулиганские выходки во время выступлений за рубежом советских творческих коллективов, оказывают давление на сионистское и произральское лобби в конгрессе и правительстве США.

Лидеры «Национальной конференции» тесно сотрудничают со всеми ультраправыми силами в США, выступая с ними единым фронтом за ужесточение политики в отношении СССР. Как сообщалось в печати («Известия», 1982, 23 окт.), программа «Национальной конференции» четко определяет и главную задачу засылки в СССР сионистских эмиссаров — раздувать среди советских граждан националистические настроения, склонять их к созданию националистических формирований под прикрытием кружков по изучению древнееврейского языка иврит, разного рода семинаров — религиозных, научных, философских, клубов встреч и обмена мнениями.

Нелишне отметить, что, стремясь расширить антисоветскую базу, они пытаются привлечь к этой деятельности не только евреев, но и советских граждан других национальностей.

Многочисленные факты, в том числе материалы, изъятые при попытке провезти через границу у эмиссаров «Национальной конференции» Юджина Голда, Шиллы Гольдстейн, Юлеса Липпорта, Джозефа Пупко, Аллана Голда, Мирны Шинбаум, Гарольда Гринберга, Эрнеста Канна, Харольда Левайна, Ритасью и Гарри Чарльзтейн, Эхави Шайндлин, Вильяма Арона и других, убедительно свидетельствуют: все эти «кружки», «клубы» — всего лишь фиговые листки, прикрывающие противоправные действия. И не случайно сионисты мечтают превратить такие формирования в свои опорные пункты в СССР, сделать их рупорами реакционной идеологии.

Подстрекая отдельных советских граждан еврейской национальности к противоправной деятельности, сионистские провокаторы далеко не каждого, попавшего в их сети, посвящают в свои коварные замыслы. В одном из писем-инструкций, тайно перевозимых через границу «доверенному лицу» в Ленинграде, эти планы определялись так:

«Главное — поднимайте шум по любому поводу. И как можно громче. Не ждите подробностей, по каким причинам кому-то отказано в визе. Говорите везде, сообщайте нам с первой же оказией, что отказ беззаконен, бесчеловечен, потому что желавший выехать тяжело болен, живет впроголодь, что он хотел бы умереть только в Израиле… Всячески поощряйте подачу заявлений о выезде, но подателям советуйте как можно дольше уклоняться от получения официального разрешения. Если их уволят с работы или примут против них другие дискриминационные меры, если они сами уволятся или по каким-то причинам заслужат наказания — будет только на пользу нашему делу… Ваше молчание на Западе могут расценить как нежелание действовать».

…Едва Уильям Френкел успел покинуть Ленинград, как с Московского вокзала в город устремилась Сингер Лин. Эмиссар «Национальной конференции», она уже нигде не блуждала — она ехала по определенному адресу, к определенному человеку, которого Запад уже никак не может упрекнуть в «нежелании действовать». Пусть никого не вводит в заблуждение его должность — оператор газовой котельной. Не ради хлеба насущного трудится он в банно-прачечном тресте, а чтобы избежать упреков в паразитическом образе жизни, а заодно и высвободить время для деятельности на грани закона. По образованию астроном, ведущий инженер, он подал заявление о выезде в Израиль. Знал — он достаточно умен для этого, — что откажут (по работе был связан с секретными сведениями), и, как мне кажется, ждал этого отказа и был рад ему.

В точном соответствии с сионистским сценарием, никому доселе не известный инженер стал в глазах зарубежных пропагандистских центров «великомучеником», борцом за «права» советских евреев, и пошла писать губерния: в его защиту выступают сенаторы и конгрессмены, о нем пишут в сионистских газетах, к нему спешат зарубежные эмиссары.

Не знаю, о чем говорила с ним Сингер Лин, но думаю, не о капризах ленинградской погоды: даме-провокатору не к чему было терять время. Наверное, перед ее глазами стоял печальный «опыт» многочисленных эмиссаров «Национальной конференции», уже разоблаченных в нашей стране. Таких, как Гарольд Гринберг и его супруга Эйлин. Опустив глаза долу, они молча смотрели, как таможенники изымали клеветнические материалы о нашей стране из… ботинок Гринберга, а у его супруги — из самых интимных предметов женского туалета.

Да что там Сингер Лин или какие-то Гринберги! С подобного рода целью прибыл в СССР и сам Джерри Гудман, исполнительный директор «Национальной конференции в защиту советских евреев». Самолет из аэропорта «Пулково» улетел в Стокгольм без этого американского «туриста». Самому господину Гудману пришлось задержаться: давать объяснения по поводу изъятых у него клеветнических и провокационных материалов, которые он пытался вывезти за рубеж.

…По телевидению показывают руины Бейрута и других городов Ливана — не зажившие еще раны израильской агрессии. Генералы-убийцы, опираясь на поддержку США и международного сионизма, продолжают провокации против суверенного Ливана, палестинцев, Сирии. В этой кровавой бойне уже погибли тысячи людей, гибнут они и сегодня, в том числе и израильтяне. Но вот цинизм, достойный гитлеровских времен. На упрек в том, что они «истребляют цвет нации», сионистские правители прямо заявили: «Ничего, мы позаботимся о том, чтобы пополнить эти потери за счет иммиграции».

Не за счет ли подстрекаемых к выезду из СССР евреев, слушателей кружков иврита и прочих формирований собираются фашиствующие сионисты пополнить свои ряды?

Советский народ глубоко интернационален по своей сути. Ему в высшей степени чужды какие-либо противопоставления народов или отдельных людей по национальному признаку. «В нашей стране, — отмечалось на XXVI съезде КПСС, — уважаются национальные чувства, национальное достоинство каждого человека. КПСС боролась и всегда будет решительно бороться против таких чуждых природе социализма проявлений, как шовинизм или национализм, против любых националистических вывихов, будь то, скажем, антисемитизм или сионизм. Мы против тенденций, направленных на искусственное стирание национальных особенностей. Но в такой же мере мы считаем недопустимым искусственное их раздувание. Священный долг партии — воспитывать трудящихся в духе советского патриотизма и социалистического интернационализма, гордого чувства принадлежности к единой великой Советской Родине».

Происходит, отмечалось на съезде, расцвет и взаимообогащение национальных культур, формирование культуры единого советского народа — новой социальной и интернациональной общности. Этот процесс идет у нас так, как он и должен идти при социализме: на основе равенства, братского сотрудничества и добровольности. За соблюдение этих ленинских принципов национальной политики наша партия боролась и будет неустанно бороться. От них мы не отступим никогда!

Вместо эпилога

Рассказывают, что на вопрос: «Как живете?» — Лев Николаевич Толстой с удовлетворением ответил: «Слава богу, беспокойно».

Беспокойство души — одно из главных качеств человека, если он, конечно, Человек. Ибо нет, наверное, ничего страшнее душевной сытости, когда совесть спит где-то на уровне пищеварительного тракта, память не извлекает уроки из прошлого, а ум не обращается к будущему. Чтобы жить достойно, человек должен будоражить свою душу и память…

…Из папки, где хранятся бумаги теперь уже, к сожалению, далеких студенческих лет, вынимаю пожелтевшую вырезку из газеты «Комсомольская правда». Заголовок: «Позорная резолюция Оксфордского клуба. Открытое письмо студентам Англии». Вверху, на полях газеты, чернилами, поблекшими от времени — стихотворные строки: «Он парторг на первом курсе, он придумал клуб дискуссий, возмущением горя, пишет письма за моря». И подпись — В. Торопыгин.

Вот ведь как бывает: маленький толчок — и память, как маховик, начинает раскручивать из глубин своих далекие события и связывает их в тугой узел с тем, что волнует и тревожит сегодня.

…То сентябрьское утро, когда после демобилизации из армии я шел на первую лекцию в университет, выдалось, помнится, теплым и солнечным. Костюм, сшитый перед самым отъездом на Родину у лучшего портного Эрфурта, рубашка и галстук в тон ему, элегантная кожаная папка с блестящей молнией — я, казалось, не шел, а вся эта импортная «упаковка» несла меня сквозь завистливые, как мне тогда казалось, взгляды ленинградцев, и по внешнему виду в то время далеко еще не оправившихся от тягот войны, блокады, эвакуации.

Приподнятое настроение как рукой сняло, едва я поднялся в актовый зал филологического факультета, где должка была состояться вводная лекция для первокурсников. Среди разноцветья девичьих платьев, мальчишечьих кургузых пиджачков и курток плотным массивом зеленели ряды кителей и гимнастерок со следами недавно снятых погон. Блестели начищенные пуговицы, ряды орденов и медалей. Ребята сидели, как солдаты стоят на параде: серьезные, подтянутые, плечом к плечу.

С трудом дождавшись перерыва, я бросился в укромное место, быстро прикрепил к пиджаку орденские планки и тогда уже со спокойным сердцем «сел в строй», рядом с вояками — так называли нас с первого курса.

Мы быстро подружились, как, впрочем, и со всем остальным курсом. Ведь девушки и парни, пришедшие в университет со школьной скамьи, из ремесленных училищ, тоже хлебнули своего военного горя — и блокадный Ленинград, и эвакуацию по льду Ладоги, и работу для фронта на фабриках, заводах, в колхозах, и голод и холод, и для многих — сиротство. Они с полным правом могли сказать о себе словами тогдашнего комсорга курса, а ныне известного советского поэта, секретаря правления Союза писателей СССР Юрия Воронова: «В блокадных днях мы так и не узнали: меж юностью и детством где черта?.. Нам в сорок третьем выдали медали и только в сорок пятом — паспорта».

Каждому поколению свойственно окрашивать свою юность в романтически приподнятые тона. И для моих университетских сверстников, детство и юность которых поглотила война, эти студенческие годы навсегда остались самыми радостными и яркими. Кончилась война, страна залечивала ее раны, отменили продовольственные карточки, снижали цены… И хотя жить и учиться было ох как нелегко — за годы войны многое перезабыли, а ведь это университет, здесь не только русский язык, но еще и латынь, и старославянский; стипендии едва хватало на полмесяца, многие ночами подрабатывали — разгружали вагоны с картошкой, сбрасывали снег с крыш — повышенная стипендия для фронтовиков и других ребят была не только делом чести, но и жизни. И все же жили как-то удивительно энергично, целеустремленно, с твердой верой, что завтра будет и легче и лучше.

А время было тревожное. Из американского города Фултона уже прозвучали первые залпы «холодной войны», когда бывший союзник, бывший английский премьер Черчилль призвал к новому «крестовому походу» против социализма, против СССР. Страницы газет еще не остыли от отчетов с Нюрнбергского процесса — холодящих душу подробностей фашистских преступлений против человечества.

Вот к этому времени и относятся и вырезка из «Комсомолки», и те стихотворные строки, которые написаны на ее полях. Доброй памяти Володя Торопыгин, восторженный юноша, ставший затем известным поэтом и рано, к сожалению, ушедший от нас, тогда, конечно, преувеличил рифмы ради. Меня действительно избрали партгрупоргом курса, но дискуссионный клуб придумала вся наша партгруппа, самая многочисленная на филфаке и состоявшая почти полностью из демобилизованных ребят, и письмо «за моря» писали все вместе.

Не помню уже, кто принес весть, ошеломившую и возмутившую всех: дискуссионный клуб Оксфордского университета принял резолюцию, одобряющую свободу фашистской пропаганды в Англии.

Как?! Мы не могли этого понять. Всего два года прошло после окончания войны, мы еще всеми порами ощущали горе, которое фашизм принес нашей стране, прошагав пол-Европы, видели и ее страдания, и горы человеческого пепла у еще не остывших печей крематориев. Мы помнили варварские бомбардировки английских городов, трагедию Ковентри, не забыли и английских парней, которые сложили головы в Дюнкерке, в Арденнах, на Эльбе. И — подумать только! — это позорное решение приняли наши одногодки, а ведь кто-то из них воевал, кто-то осиротел, кто-то лишился крова… Забыть все это — значит предать не только память миллионов павших, но и живых, предать забвению зло, причиненное человечеству фашизмом.

Решение возникло сразу: от имени нашего дискуссионного клуба обратиться с открытым письмом к студентам Оксфорда, ко всем студентам Англии. Это были несколько дней, когда мы невнимательно слушали лекции и пропускали семинары: в одиночку и группами писали письмо, десятки вариантов. Уже не помню всех, кто принимал в этом участие, кажется, весь факультет: и Сережа Яцковский, летчик-разведчик, Герой Советского Союза, и Маша Харшак, пережившая блокаду в Ленинграде, и Миша Гуренков, дважды бежавший из фашистского плена и вернувшийся с фронта гвардии старшим сержантом с орденами Отечественной войны, Красной Звезды, медалью «За отвагу», и бывшие офицеры Толя Введенский, Лев Гальперин, Валерий Ермолаев, и Борух Непомнящий, и Федор Абрамов, впоследствии автор знаменитой трилогии о Пряслиных, и Наташа Гуковская, известная многим читателям и телезрителям как Наталья Долинина, и бывшие блокадные мальчишки Юра Воронов и Леша Гребенщиков…

Наш декан, будущий академик Михаил Павлович Алексеев, почетный доктор Оксфордского и многих других зарубежных университетов, настойчиво рекомендовал упомянуть в письме гуманистические традиции английской литературы, Шекспира и Байрона, и мы это сделали. Наши преподаватели Петр Яковлевич Хавин, Александр Васильевич Западов, Евгения Львовна Кац, Александр Григорьевич Дементьев прошлись по тексту опытной рукой стилистов… Партком университет и комитет комсомола решили обсудить письмо на всех факультетах. Обсуждали бурно, вносили поправки, каждый стремился поставить свою подпись. Представляете? Почти 20 тысяч подписей студентов и преподавателей!

Полный текст письма опубликовала «Комсомопьская правда». Вскоре нам ответили комсомольцы Оксфорде, студенческая лейбористская федерация Англии. Аристократы из Оксфордского дискуссионного клуба молчали, а затем вновь подтвердили свое решение: фашисты могут свободно пропагандировать свои идеи стенах английского университета. Они это называли демократией…

Это было в октябре 1947 года. Всего год назад в Нюрнберге завершил свою работу Международный военный трибунал, Нюрнбергский процесс над главарями фашистского рейха, главными нацистскими преступниками, по вине которых человечество было ввергнуто во вторую мировую войну и потеряло 50 миллионов своих сынов и дочерей. Двадцать миллионов из них были советскими людьми.

Среди тех, кто по приговору трибунала был вздернут на виселицу, был и Юлиус Штрейхер, член нацистской партии с 1921 года, обергруппенфюрер, редактор и издатель погромной антисемитской газеты «Дер Штюрмер», «палач евреев номер 1» — титул, который «он сам принял», — это слова английского обвинителя Гриффит-Джонса. Я процитирую отрывок из его выступления на заседании Нюрнбергского процесса по стенограмме, датированной 10 января 1944 года.

«Господа судьи!

Обвинение против этого подсудимого может быть изложено, по-видимому, в нескольких словах, если мы вспомним о его неофициальном титуле, который он сам принял, а именно: „палач евреев номер 1“. Обвинение предъявляется этому человеку в том, что на протяжении 25 лет он стремился воспитывать весь германский народ в духе ненависти и подстрекал его к преследованию и истреблению евреев. Он был соучастником убийств, совершенных в невиданных прежде масштабах…

Может быть, подсудимый и принял меньшее участие в физическом совершении преступлений против евреев, о которых Трибунал слышал, чем некоторые из других заговорщиков. Но обвинение считает, что его преступление от этого не уменьшается. Никакое правительство в мире до того, как нацисты пришли к власти, не могло бы начать и провести политику массового истребления, не имея… людей… которые были бы готовы участвовать в этих кровавых убийствах…

Штрейхер взял на себя эту задачу „просвещения“ народа, воспитания убийц, отравления их умов ненавистью… Без него кальтербруннеры, гиммлеры, генералы штумпфы и прочие гитлеровцы не имели бы людей для выполнения своих приказов…

В этом отношении его преступление, вероятно, идет гораздо дальше, чем преступление кого-либо из других подсудимых. Их преступная деятельность пресечена после заключения их в тюрьму. Влияние же преступлений этого человека и яд, которым он отравил умы многих… продолжает жить. Он оставляет жить за собой массу развращенных им людей, отравленных ненавистью, садизмом и жаждой убийств. Эти люди останутся в течение поколений проблемой, а может быть, и угрозой для человечества…»

Я привёл эту цитату не для того, чтобы лишний раз показать злодейский облик антисемита Штрейхера. Он получил свое. Но вот что говорил не Нюрнбергском процессе главный обвинитель от Соединенных Штатов Америки Р. X. Джонсон. Подчеркнув, что Штрейхер «возглавил нацистов в этой кампании антисемитской жестокости и экстремизма», он заявил: «Штрейхер имеет теперь наглость заявлять нам, что он „всего лишь сионист“ (подчеркнуто мною. — Б. К.). Он говорит, что хочет только вернуть евреев в Палестину».

Какая жестокая параллель с тем, что утверждали сионисты — от Герцля до Бегина, и как просто вывести из нее элементарное логическое построение: Штрейхер — сионист и Бегин — сионист, Штрейхер — фашист и Бегин… Впрочем, пусть точку в этом силлогизме поставит не менее махровый сионист Д. Бен-Гурион. Еще В. Жаботинского он с иронией называл «Владимиром Гитлеровичем», а о Бегине сказал прямо: это — «личность, с головы до ног изготовленная по образцу гитлеровца».

Право же, не питая никаких симпатий к Бен-Гуриону (он тоже приложил немало «усилий» к «расширению» границ Израиля и истреблению арабов), должен сказать, что в этом случае он не ошибся.

Я завершал работу над этой книгой, когда пришло сообщение об отставке Бегина. Печать гадала: кто займет пост премьер-министра — его давний соратник по террористической деятельности Шамир или представитель оппозиционной так называемой «рабочей» Партии труда. В этой связи мне невольно вспомнился анекдот, приведенный года два назад в английской газете «Гардиан». Один израильтянин спрашивает другого, почему он решил покинуть страну. «Во-первых, — отвечает тот, — мне надоело правительство Бегина. Цены растут каждый день. Власти изолируют себя от всего мира и отказываются жить в мире с палестинцами». «Но послушай, — восклицает первый. — Правительство Бегина доживает свои последние дни, и скоро лидер лейбористов станет премьер-министром». «Вот именно, — отвечает отъезжающий, — и это как раз вторая причина, по которой я покидаю эту страну».

Сионизм — это фашизм.

В 1967 году в связи с агрессией Израиля против арабских стран основатель организации «Еврейская альтернатива сионизму» Моше Менухин, отец известного американского скрипача Иегуди Менухина, отказавшись присутствовать на выступлении своего сына в концерте, сбор от которого шел в пользу Израиля, заявил: «Да, я признаю иудаизм своей религией, но я отрицаю „напалмовый иудаизм“, то есть сионизм. Сионисты — это не евреи, как я их себе представляю, а еврейские нацисты…»

«Я не поколеблюсь сравнить ситуацию в Израиле с положением в Германии между двумя войнами, — писал в своей книге „Расизм в Израиле“ профессор Исраэль Шахак, председатель „Лиги защиты прав человека в Израиле“. — Я утверждаю, что израильские евреи переживают сегодня процесс фашизации… Я говорю не только о тех, кто, по моему мнению, является настоящим фашистом, — а таких много, — но и о тех, кто не выступает против еврейского нацизма».

Как сообщил английский еженедельник «Нью стейтсмен», выступая в июле 1982 года на пресс-конференции, израильский ученый профессор Иешайю Лейбовец, видный специалист по вопросам иудаизма, назвал политику израильского правительства «иудеонацизмом». «Мы уже сделали то, что Гитлер сделал в первые шесть лет своего правления», — заявил он.

На опасность фашизма в сионистском государстве неоднократно указывала Коммунистическая партия Израиля. «Движение за великий Израиль, — говорил генеральный секретарь КПИ Меир Вильнер, — представляет собой смесь фашизма, крайнего национализма и религиозного фанатизма, отравляющих атмосферу смрадом оголтелого расизма».

«Идеология и тактика сионизма, — подчеркивалось в резолюции XVII съезда КПИ (1972 г.), — являются плодотворной почвой для возникновения и усиления сионистско-фашистских партий и групп, применяющих методы террора». Условия для существования в Израиле фашистской опасности существовали и ранее, но особенно они усилились с приходом к власти правоэкстремистского правительства Бегина, отмечалось на XIX съезде КПИ (1981 г.). Съезд принял специальные резолюции: «Опасность фашизма в Израиле» и «За сплочение всех демократических сил в борьбе против опасности фашизма».

Еще в 1944 году, говоря о массовом истреблении фашистами еврейского населения Германии, Илья Эренбург писал, что это злодеяние «вытекает из природы фашизма. Когда человек начинает говорить о том, что сосед ниже его, потому что он еврей, метис или цыган, эти слова пахнут кровью. Фашизм начинается с предрассудков и кончается преступлениями».

История сионизма — это сплошная цепь преступлений против человечества, против евреев, против арабского народа Палестины и других стран Ближнего Востока. Но то, что произошло в Ливане летом и осенью 1982 года, потрясло человечество. Эти кровавые зверства еще раз со всей очевидностью раскрыли перед миром звериный облик сионистского фашизма. «Фашизм» — это слово сопровождало каждый шаг израильских оккупантов, каждое действие израильского правительства в те трагические дни.

В репортажах из Бейрута, Тира, Сайды по телевидению, радио и в газетах перед миром предстали чудовищные сцены.

Израильский солдат с кнутом в руках прогуливается вдоль рядов арабских пленников…

Смерть арестованных под палящим солнцем, без пищи и питья…

Разбомбленная школа, в которой погибло около ста детей в возрасте от шести до восьми лет…

Трехчасовой обстрел приюта для психических больных и калек в Бейруте, над которым развевалось огромное белое полотнище с красным крестом…

Пленные палестинцы в сетках, привязанных к вертолетам…

Палестинские дети, у которых оккупанты калечили правую руку, чтобы они никогда не могли взять в руки оружие…

Фосфорные, осколочные и шариковые бомбы, поражающие гражданское население…

Статистика безжалостна и неумолима. Вот кровавый счет израильской агрессии в Ливане:

Свыше 70 тысяч ливанцев и палестинцев убиты и ранены.

800 тысяч человек остались без крова. Стерты с лица земли 6 городов, 32 деревни, 14 лагерей палестинских беженцев.

Почти полностью разрушен Западный Бейрут с его историческими ценностями и памятниками культуры. Превращены в руины все его 19 больниц и клиник, включая и американский госпиталь.

Разрушены все школы и медицинские учреждения Ближневосточного агентства ООН для палестинских беженцев.

И отдельной строкой — кровавой, кричащей — Сабра и Шатила: 7 тысяч зверски убитых — дети, старики, женщины… «Отныне Шатила и Сабра, — писала французская газета „Пари матч“, — станут Орадуром палестинского народа в изгнании… Ни для кого не было пощады… Каждый дом — гробница, а весь город — огромное кладбище».

«Агрессия в Ливане воскрешает тень гитлеровского рейха», — писала газета «Сан-Франциско рипортер». «Гитлеру в аду, несомненно, принесло бы утешение то, что в Израиле воскресили его собственные методы», — заявила американская «Интернэшнл геральд трибюн». «Руки Израиля обагрены кровью бейрутской резни, и эту кровь невозможно смыть» — это слова из «Вашингтон пост». «Сообщения, поступающие из Бейрута, вызывают самый настоящий ужас», — заявил президент Франции Миттеран. «Для того, что произошло, — сказала премьер-министр Англии М. Тэтчер, — есть только одно название — варварство».

Негодование и возмущение выразили правительства Швеции, Италии, Японии, Турции… «Это — фашистская политика, — заявил в интервью английской газете „Гардиан“ бывший канцлер Австрии Б. Крайский. — Я не колеблясь употребляю это выражение. Это настоящий фашизм». Американский банкир еврейского происхождения Эрвин Солк, президент фирмы «Солк, Уорд и Солк», с негодованием спрашивал: «Можно ли „извинить“ израильские действия как форму „священного терроризма“, или их можно сравнить с вторжением в Судеты, уничтожением Лидице в Чехословакии, с осадой Ленинграда?..»

И президент Р. Рейган говорил о «самых душераздирающих страданиях, выпавших на долю Ливана», назвав их «ужасной трагедией», и США тут же наложили вето на резолюцию Совета Безопасности, осуждающую преступления израильских агрессоров. Симптоматично: это было 6 августа 1982 года, в день 37-й годовщины американской бомбардировки Хиросимы. В этот же день израильские стервятники сбросили на Бейрут американскую вакуумную бомбу…

В этой связи не могу не привести еще один факт тех дней со ссылкой на американскую прессу.

…Уже были руины Дрездена. Была обугленная Варшава. Были расплавленные камни Хиросимы. «Может ли человечество добавить Бейрут к длинному списку расстрелянных, разрушенных городов?» Такой вопрос задал в своем обращении на страницах «Нью-Йорк тайме» американский Национальный чрезвычайный комитет по Ливану. Среди тех, кто подписал документ, — не только американцы. Судьба ливанского и палестинского народов волновала известного ирландского общественного деятеля Шона Мокбрайда, греческую актрису и министра Мелину Меркури, поэта и бывшего президента Сенегала Леопольда Сенгора…

Их обращение было опубликовано за деньги, как частное объявление. Бесплатно этот просионистский орган поместил другие материалы. На этой же странице — обратите внимание! — генерал Крег, командующий ВВС США, рассуждал о том, как показали себя во время налета на Бейрут американские истребители-бомбардировщики «Ф-15» и «Ф-16». Генерал не скрывал удовольствия: американская техника в руках израильских пилотов не подкачала — разрушает хорошо, убивает еще лучше. «Я вдохновлен такими результатами…»

Что это — бахвальство зарвавшегося вояки? Нет, политика, циничная политика союзника Израиля по агрессии, каковым являются США. 20 ноября 1982 года на страницах той же «Нью-Йорк тайме» выступил бывший начальник штаба ВМС США, адмирал в отставке Э. Замуолт. По его словам, Тель-Авив в Ливане «подарил Соединенным Штатам впечатляющую победу». В правительственных кругах, — пишет адмирал, — «с самого начала операции признавали, что стратегические цели Израиля в этой войне в большой мере параллельны американским интересам… На Ближнем Востоке перед Америкой открываются серьезные возможности, проистекающие непосредственно из израильской операции».

США уже реализуют эти «возможности». Американские морские пехотинцы из «сил быстрого развертывания», высадившиеся на ливанском побережье под флагом «многонациональных сил» якобы с «миротворческой миссией», убивали мирных жителей, и снаряды кораблей американского 6-го флота рвались на земле Ливана, неся разрушения и смерть.

Когда мир негодовал по поводу злодеяний израильской военщины в Ливане, бывший американский сенатор Дж. Абурезк прямо заявил: правительство США дало Израилю «лицензию на убийство» арабов. Газета «Вашингтон пост», которую трудно заподозрить в антисионистской пристрастности, в редакционной статье об «Израиле и его покровителе — Соединенных Штатах» писала: «Они, и только они, несут ответственность за смерть, которую сеют их бомбы и снаряды». «Тель-Авив, — писала американская газета „Крисчен сайенс монитор“, — может делать только то, что ему разрешат США. Он не осмеливается провести хоть одну военную операцию без молчаливого согласия Вашингтона».

Сегодня уже не нужно «молчаливого согласия». Сегодня по собственной «лицензии» арабов убивает сама же Америка. «У нас одни и те же идеалы, одни и те же цели, одни и те же противники», — откровенничал Бегин во время своего визита в США в 1981 году. Идентичны цели — идентичны и методы.

…В 1971 году, в самый разгар американской агрессии против Вьетнама, мне довелось побывать в этой героической и многострадальной стране, видеть разрушения, кровь и горе, которые принес ей американский империализм. На землю Индокитая Пентагон сбросил миллионов тонн бомб, что равно взрывной силе 150 атомных бомб типа той, которая была сброшена американцами на Хиросиму. Пентагон превратил землю Вьетнама в полигон для испытания новых варварских видов оружия, и мировая общественность тогда с ужасом констатировала: потери среди мирных жителей составили почти 70 процентов пострадавших — больше, чем во время второй мировой войны, страшная память о которой еще живет в каждом из нас.

В Ливане, как сообщает печать, эта цифра значительно выше: 90 процентов пострадавших — убитых и раненых — мирные люди. И опять замелькали на страницах газет слова: «испытательный полигон». Израиль, как сообщает «Нью-Йорк тайме», применил в Ливане более ста (!) разработанных в США новейших систем вооружения, которые прежде не проходили проверку «в полномасштабных боевых операциях». Кровь погибших от шариковых, фосфорных, вакуумных бомб на каждом долларе, осевшем в сейфах американских монополий, производящих оружие.

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты… В список «друзей» Израиля помимо США входят и фашистские режимы Сальвадора, Гондураса, расисты из ЮАР, реакционные режимы некоторых африканских стран. Деньги, пахнущие кровью, и «советников», прошедших школу убийств, Израиль охотно инвестирует в любой уголок мира, где надо подавлять свободу и демократию…

Сионизм — это фашизм. И не случайно сотрудничество с гитлеровцами, которое сионизм начал в ходе второй мировой войны, не оборвалось с ее окончанием. Наоборот, как свидетельствуют факты, оно продолжалось и продолжается. Сегодня, когда «палач Лиона», нацист Клаус Барбье ожидает в тюрьме суда французского народа, в печать просочились не только неопровержимые факты покровительства официальных властей США бывшим гитлеровским преступникам, сокрытия их от правосудия и использования в антисоветских целях, но и их связи с сионистами. Тот же Барбье, укрываясь в Латинской Америке под именем Клауса Альтмана, занимался выгодным гешефтом и с израильтянами — продавая им оружие. Не без «го помощи в Израиле оказалась партия военных катеров, которые закупила во Франции Норвегия.

Настоящее имя этого коммерсанта было известно израильтянам, как и то, что на совести этого душегуба 100 тысяч погибших в газовых камерах французских евреев. Как известно израильским властям и то, что в США проживают нацистские преступники, на совести которых миллион уничтоженных евреев. А ведь сионисты, Считающие себя душеприказчиками погибших в концлагерях евреев, чувствуют себя в США весьма вольготно. Эти отношения бывший американский сенатор Фулбрайт образно охарактеризовал как тот случай, когда хвост (израильский) управляет собакой (американской).

27 октября 1982 года газета „Америка“ писала: „Американский раввин Меир Кахане, основатель так называемой „Лиги защиты евреев“, на днях опубликовал листовки, в которых одобрил массовое убийство палестинского гражданского населения в лагерях Сабра и Шатила возле Бейрута 16–18 сентября с. г. … Он обругал всех евреев, которые осуждали эти убийства, назвав их предателями, и заявил, что „мы сами должны были сделать то, что сделали для нас другие“.

Бесноватый раввин в сионистском раже перебрал: оружие в руки „других“ вложили израильтяне, направляли „других“ также они, охраняли они же и „другие“ — это друзья и соратники израильтян по преступлениям в Ливане — предатели из воинства предателя Хаддата. Роль израильтян хуже — они направляли руки убийц, и ответственность за преступления у них большая.

Продолжая оккупацию части ливанской территории, израильская военщина совершает один акт варварства за другим. Бомбежки и обстрелы городов, облавы, аресты мирных жителей… Еще не наступил рассвет 16 мая 1984 года, когда в палестинский лагерь Айн аль-Хильва, расположенный на юге Ливана, в окрестностях Сайды, ворвались сионистские штурмовики. С треском выламывали двери. На улицы выволакивали людей, подозреваемых в связях с Организацией освобождения Палестины. Разграблению был подвергнут учебный центр, где занимались дети палестинских беженцев.

По описанию очевидцев, нападение на беззащитный лагерь, в котором нашли приют почти 35 тысяч беженцев, в основном женщин, детей, стариков, осуществлялось как крупная военная операция. В расправе над жителями Айн аль-Хильвы участвовало 1500 израильских солдат.

В итоге: по данным бейрутских газет, убито 30 человек, несколько десятков палестинцев получили ранения, 150 жителей лагеря арестованы. Уходя, оккупанты взорвали 20 домов.

Прибегая к террору, бесчинствуя на чужой территории, Тель-Авив пытается такими методами заставить палестинцев и ливанцев смириться с оккупацией…

Но есть и другой Израиль. Израиль, который клеймит позором правящую сионистскую клику, выступает против расизма и угрозы фашизма, сговора с американским империализмом, против аннексии чужих земель, за дружбу и сотрудничество с арабскими соседями. Есть израильские коммунисты, решительно выступающие против господствующей сионистской политики, защищающие подлинные интересы народа. Это они ежегодно 9 мая собираются в лесу имени Красной Армии неподалеку от Иерусалима, чтобы воздать должное советскому народу, разгромившему фашизм.

Многие израильтяне все больше осознают, в какую пропасть толкает их экстремистская политика правящей сионистской верхушки. Прямая угроза фашизма отрезвила их, и как ни горько это отрезвление, оно придает силы борьбе.

Сионизм — это фашизм. И поэтому советские люди поддержали инициативу по созданию в нашей стране Антисионистского комитета советской общественности и активно участвуют в его работе. Поэтому вспомнилось мне и письмо, которое писали ленинградские студенты в Оксфорд. В какие бы личины ни рядился фашизм, советские люди боролись и будут бороться против него.

И невольно вспомнились слова Генриха Гейне, великого немецкого поэта, еврея по происхождению. Они написаны давно, еще в прошлом веке. Всю жизнь, до самого последнего вздоха, Гейне вел борьбу с мрачным тевтонским духом, прусским национализмом и шовинизмом, предтечей гитлеровского фашизма. Не случайно гитлеровцы объявили Гейне врагом немецкого народа и сжигали на кострах его книги. „…Я всегда чувствовал ненависть, всегда боролся с ними, и теперь, когда меч падает из моих рук, рук умирающего, меня утешает сознание, что коммунизм, которому они первые попадутся на дороге, нанесет им последний удар; и, конечно, не ударом палицы уничтожит их этот гигант — нет, он просто раздавит их ногой, как давят жабу…“

…А что Шполянский?

Работники ОВИРа рассказывали мне, как пасмурным осенним днем он влился в толпу иностранных туристов, улетающих из ленинградского аэропорта «Пулково» в одну из западных стран. Влился, не не растворился в ней, не слипся с другими пассажирами, оживленно обменивавшимися репликами эти последние минуты перед отлетом. Он прошел таможенный зал, поднялся по трапу в самолет, ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть в последний раз на землю, где родился и которую покидал навсегда. И никто с ним не прощался в аэропорту, никто не махнул рукой на прощание… Шполянскому было отказано в возвращении гражданства СССР. А рукопись осталась. Осталась в ОВИРе, официальном учреждении, с которым он должен был и с которым поддерживал связь, ожидая ответа на свое заявление. Не знаю — то ли забыл, то ли не захотел взять с собой. Как и не знаю, привез ли он эти заметки из-за рубежа или писал здесь, гостинице, сравнительно не долгое пребывание в Ленинграде. Искренен ли он был я своем разоблачении сионизма или, может быть, надеялся этим поздним раскаянием искупить вину перед Родиной, получить своего рода «отпущение грехов»? Думаю, искренен — даже убежден в этом, — настолько очевидно зло сионизма, с которым он столкнулся воочию. Где он сейчас? В Израиле, в США, в Западной Европе? Не знаю. Да право, и не интересовался. Еще одна сломанная жизнь, исковерканная судьба, еще одна и, к сожалению, не единственная жертва сионизма…

Поэтому я и уделил ему столько места в этой книге. Может быть, кого-нибудь эта горькая история предупредит от роковых ошибок…

Мифы и действительность А. И.Новиков, профессор, доктор философских наук, член Союза писателей СССР

Книга Бориса Кравцова «Бегство из гетто» посвящена проблеме необычайно сложной, животрепещущей. Автор ее, не ограничиваясь показом судьбы отдельного человека, ставшего жертвой сионистских происков, сумел раскрыть широкую панораму борьбы, которую ведут прогрессивные силы против теории, практики и политики сионизма, выступающего в современных условиях ударной силой империалистической реакции. Чем привлекает эта книга? Откровенностью, остротой, правдивостью. Сквозь записки обманутого, заблудившегося и поздно прозревшего человека Б. Кравцов сумел разглядеть судьбы тысяч других людей, также обманутых, также отправившихся в погоню за призраком рая, который обернулся адом. Эти люди еще не прозрели, но они на пути к прозрению. Бесспорное достоинство книги в том, что в ней просто, зримо, конкретно показано единство отдельного и общего. Показано зло, которое несет сионизм людям, поверившим в его мифы.

В современном мире происходит невиданная по своим Масштабам и напряжению борьба двух мировоззрений — коммунистического и буржуазного. Эта борьба идей, конфронтация в духовной сфере отражает глубину политических, социально-экономических, культурных противоречий между миром социализма и миром капитализма. Буржуазия, убедившись в бессмысленности попыток военной силой, политическим шантажом, экономическим диктатом устранить социализм с исторической арены, рассчитывает путем идеологических диверсий ослабить мировое социалистическое содружество. Именно поэтому лидеры буржуазного мира, в первую очередь вашингтонская администрация, стремятся идеологические атаки на социализм соединить со своими планами утверждения мирового господства. Идеологическую борьбу, как открытое противоборство идей, они пытаются извратить, превращая ее в психологическую войну, призванную внести а сознание людей ложные представления о мире социализма, иллюзии, толкнуть их на опасный путь авантюр. Эти подстрекательские функции буржуазной пропаганды находят свое материальное выражение многочисленных книгах и статьях, брошюрах, листовках, радио «и телепередачах. В особенности активно организаторы психологической войны стремятся пробиться к сознанию людей социалистического мира, чтобы изменить их поведение. Они, как говорил в докладе на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС К. У. Черненко, осуществляют подлинный разбой в эфире, организуют против мира социализма настоящую „информационно-пропагандисткую интервенцию“.

Одна из целей идеологических диверсий империализма — разобщение народов социалистического мира, многонационального Советского государства, оживление националистических предрассудков, распространение в умах людей различных форм шовинизма и национализма. Любая форма шовинизма и расизма противоречит принципам демократии и гуманистическим традициям — будь то сионизм или антисемитизм, теория и политика апартеида в ЮАР, дискриминация черных и испаноязычных американцев в США. Особую опасность расизм и шовинизм представляют тогда, когда они возводятся в степень официальной доктрины, становятся основой внутренней и внешней политики государства, Именно так произошло с сионизмом, который стал государственной идеологией правящих кругов Израиля. Более того, эту идеологию крупной еврейской буржуазии империализм, опираясь на активность израильской верхушки и международные сионисткие организации, стремится утвердить среди евреев, живущих в различных странах. Особые надежды сионисты возлагают на молодежь, в том числе и советскую молодежь, пытаясь отравить ее идеями шовинизма. Как нечто само собой разумеющееся, без всякой аргументации, идеологи и пропагандисты сионизма объявляют его выражением духовной общности всех евреев, некоего „единого еврейского народа“.

Но это чудовищный подлог, подмена понятий, откровенный обман. Чтобы говорить о единстве каких-либо явлений, нужна объективная основа такого единства. Если ее нет — тогда все общности и классификации становятся чистой фикцией, иллюзией, словами без реального смысла. Марксистско-ленинская философия решительно отрицает попытки произвольно конструировать общности. Высмеивая одного из сочинителей таких произвольных построений, Фридрих Энгельс иронически замечал, что можно, конечно, зачислить сапожную щетку в класс млекопитающих, но от этого у нее не вырастут молочные железы…

Методология современных буржуазных идеологов недалеко ушла от этих давно отвергнутых приемов создания общностей, которые попросту не существуют. С легкостью они конструируют понятие „свободный мир“, зачисляя в его состав и расистскую ЮАР, и латиноамериканские диктаторские режимы. В стране нет главных признаков свободы — нет права на труд, есть запрет на профессии, царят террор и расизм — все равно „свободный мир“… Точно по таким же антинаучным рецептам строится и сионистский миф о „едином народе“, о „всемирной нации“.

Но такого единого народа, единой еврейской нации не существует, потому что евреи, живущие в различных странах мира, не имеют объективной основы единства. Нет общего языка, единой экономики, общей территории, единой культуры. Что же фактически остается? Общность происхождения, но это очень уж шаткое основание в мире, где на протяжении десятков веков происходили непрерывные перемещения и взаимодействия различных человеческих групп. Кроме того, рассуждения о тысячелетней „чистой расе“ являются не только фактически ложными, они поразительно напоминают расистские бредни повешенных по нюрнбергскому приговору Розенберга и Штрейхера. И сионисты, чтобы поддержать свой ложный исходный принцип, искусственно конструируют мнимую духовную общность евреев, живущих в разных социальных условиях и на разных континентах. Но никакие сионистские энциклопедии, где под одну обложку произвольно втиснуты сотни имен — немецкого физика Эйнштейне, русского художника Левитана, французского композитора Визе, австрийского психолога Фрейда и многих других, никак не превращают этих разных людей в представителей „единого народа“. Все они, как и миллионы других евреев, связаны со своими странами, землями, с теми народами, среди которых жили они и их предки.

Преступления сионистской правящей верхушки Израиля привели не только к резкому падению престижа этого государства в глазах мировой общественности, но и нанесли ощутимый удар по расистским, человеконенавистническим концепциям сионизма.

Осуждая шовинистическую, захватническую политику Израиля, советские граждане еврейской национальности столь же решительно отвергают и призывы сионистов о „возвращении на землю предков“, справедливо воспринимая их как преследующие спекулятивные цели правителей Израиля, не имеющие ничего общего с подлинными интересами евреев, в какой бы страна они ни проживали. В книге приведены убедительные примеры этого.

Вместе с тем Б. Кравцов не закрывает глаза и на другое. Есть еще люди, которые, поддавшись лживым посулам сионистов о „земле обетованной“, под влиянием нездоровых условий воспитания в семье — предпринимательства, вещизма, частнособственнической психологии, чуждых нам норм нравственности, — покидают или стремятся покинуть Родину. Однако — и это также убедительно показано в книге — ходатайство о выезде в Израиль, якобы для „воссоединения с родственниками“ для большинства лишь ширма, прикрытие; в действительности они стремятся попасть в другие капиталистические страны, где рассчитывают найти себе место „под солнцем“ в мире чистогана, частного предпринимательства. Но и для них, выехавших в США, Канаду, Западную Европу, „свободный мир“ оказывается злой мачехой, духовным и социальным гетто, где национальная неприязнь, безработица, инфляция, психологическая несовместимость с чуждыми им условиями ставят их положение изгоев, загоняют многих на самое дно жизни.

Для советских евреев их единственная Родина — Советский Союз. Здесь они выросли, здесь трудятся. В Великой Отечественной войне они — вместе со всем советским народом — сражались за свободу своей Родины, за уничтожение фашизма.

Но сионисты, вопреки здравому смыслу и фактам истории, продолжают распространять свои мифы о „едином духе“, „всемирной нации“, мнимом тяготении к Израилю как „государству всех евреев“.

Сионизм, основанный, как мы видели, на ложном основании, каждой клеточке, в каждом атоме своего учения содержит извращение истины. Но ложная теория, идеи, основанные на прямом обмане и подтасовке фактов, полностью соответствуют и политике, основанной на этих идеях. Это политика агрессии, подавпения независимых народов, прямого геноцида. Возвеличение государства Израиль, проводящего политику войн и захватов чужих земель, очернение реального социализма, утвердившего дружбу народов, поддержка всех действий США и НАТО — таков классовый смысл сионистской теории и практики.

Более трети века сионисты находятся у власти в государстве Израиль. Это немалый исторический срок, особенно в XX веке, когда темпы общественного развития неуклонно возрастают. Каков же итог этого правления? Как оно отразилось в судьбах людей?

Сионистские правители, опираясь на военную силу, захватив значительные территории соседних арабских стран и народов, несут смерть я разорение тысячам мирных людей, оказавшихся на территории, объявленной сферой израильских интересов. Тысячами жизней и несмываемым позором расплачиваются израильтяне за агрессивные действия своих правителей, за массовый террор в Ливане, на Западном берегу Иордана. А за пределами Ближнего Востока? Нет такой антисоветской лжи, к которой бы не присоединялись сионисты, нет таких провокационных действий против советских учреждений за рубежом, в которых бы не участвовали сионисты, не гнушаясь прямыми преступлениями, вроде поджогов, погромов, физических расправ.

Но у сионистов есть еще одна несмываемая вина — вина за тысячи искалеченных жизней, распавшихся семей. Провокационные призывы к выездам в Израиль, к бегству из стран, где родились и выросли, от родных очагов, от стариков родителей, в погоне за призраком, прикрытым словесной мишурой, пустыми речами ими о „земле обетованной“, — это настоящее преступление. Тысячи евреев из различных стран, откликнувшись не эти призывы, убеждаются, что никакой „исторической прародины“, никакой „земли обетованной“ нет и в помине. Есть забвение истинного отечества, погоня за „золотым тельцом“, полная бездуховность. Есть обычное буржуазное государство, вся жизнь которого проникнута милитаризмом и шовинизмом. Господство крикливой военщины, фанатичны» служителей культа, непрерывная инфляция, бюрократизм, коррупция, продажность чиновников — такова реальность этой «общей родины».

И никакого единства «всех евреев». Никакого «духовного центра». Более того, растущее разобщение, взаимная неприязнь и конкуренция, доходящая до вражды и ненависти. Есть правящая верхушка, есть ослепленные сионистскими лозунгами обыватели, есть молодежь, оболваненная а школах. Среди молодежи растет преступность, пессимизм, моральное разложение. Само государство с его политикой обмана и насилия порождает этот духовный климат.

Но есть в Израиле и честные, прогрессивные люди, и число их растет. Есть участники многотысячных демонстраций протеста против кровавой войны в Ливане, участники праздников в честь Дня Победы над фашизмом, собирающиеся вопреки всем препятствиям в лесу имени Красной Армии под Иерусалимом. Есть мужественные израильские коммунисты, евреи и арабы, совместно борющиеся за демократический и миролюбивый Израиль.

Иначе говоря, как и в каждой капиталистической стране, в Израиле идет непримиримая классовая борьба. Нет мира под израильскими оливами и пальмами, его и не может быть, пока у власти в этой стране стоят классы и партии, которым не дороги интересы населения страны. Сионистские лидеры подчинили всю свою политику интересам империализма, вплоть до прямого военного союза с США, превратили свою страну в символ агрессии, насилия, вооруженного авантюризма.

И в эту страну сионисты стремятся любыми средствами выманить еврейское население из различных стран мира, в том числе и Советского Союза).

Конечно, обману поддаются те, кто хочет быть обманутым. Поддавшиеся обману, оторванные от Родины люди переживаю? настоящие трагедии. Но кроме самих себя они могут винить только сионизм.

…Мы прочитали с вами в этой книге исповедь одного из таких обманутых. Много мыслей вызывает эта книга, раздумий о событиях трагических, о судьбах человеческих. Еще раз убеждаемся в том, что законы истории необратимы, законы классовой борьбы неумолимы. Мир развивается по Марксу, в мира идет великая битва между капитализмом и социализмом, реакцией и прогрессом. Человек должен сознательно выбрать свою жизненную позицию.

Сионистский «рай» для подавляющего большинства людей оказывается настоящим гетто, замкнутым пространством. Позорные гетто прошлого в масштабе средневекового городского квартала или местечек «черты оседлости» канули в Лету. Но возникло новое гетто в масштабе государственном. Сионистские правители в полном смысле воссоздают гетто с его замкнутым, ограниченным мышлением, чувством страха и ненависти к окружающим «иноверцам», с жестким духовным контролем над всеми обитателями. Ирония судьбы в том, что это гетто, в отличие от средневековых, создано людьми, называющими себя «защитниками евреев». Но не защитники они, а враги. «Борьба с сионизмом, как реакционной идеологией и практикой еврейской буржуазии, — говорил генеральный секретарь ЦК Компартии Израиля Меир Вильнер, — не только не противоречит национальным интересам израильского народа и еврейских масс во всех странах мира, а наоборот, наиболее верно служит этим интересам».

Название книги Бориса Кравцова как нельзя более точно определяет сущность проблемы. Тысячи и тысячи евреев, обманутых посулами сионистов, бегут из этого социального и духовного гетто, слишком поздно поняв, какую ошибку они совершили, оставив подлинную Родину, выехав а Израиль.

Серьезный анализ сущности и природы сионизма, образно публицистическое его разоблачение, осуществленные Борисом Кравцовым на основе анализа многих источников, в том числе и такого уникального документа, как записки обманутого и поздно прозревшего Шполянского, еще раз убедительно свидетельствуют о необходимости борьбы против идеологии и практики международного сионизма и его попыток распространять свои отравленные идеи в странах социализма. Эта борьба приобретает все новые формы, она призвана развеять сионистские мифы, раскрыть обман и ложную картину современного мира, которую создает эта идеология крайнего национализма, шовинизма и расовой нетерпимости.

Сионистские идеи гневно и решительно отвергаются советскими евреями, советскими людьми всех национальностей. Родина одна. Другой Родины не бывает. Нет сомнений, что слова правды в конечном счете дойдут и до обманутых и ослепленных, спасут Их от затмения разума, от роковых шагов, от непоправимых решений — променять истинную социалистическую Родину на гетто, с его атмосферой неуверенности, отчаяния, разочарования.

В этом освобождении от иллюзий поможет содержательная, острая книга Б. Кравцове «Бегство из гетто».