Было два часа дня. В безоблачном небе сияло солнце. Легкий северо-западный ветерок доносил до Омахи дразнящие запахи моря. Стоял отличный денек для отдыха на природе.
Генерал-майору военно-воздушных сил США Рэймонду Хэмилтону совсем не обязательно было выходить на улицу, чтобы узнать, какая нынче погода, так как он регулярно получал сводки о состоянии атмосферы над стратегическими базами Америки. Однако Хэмилтон не позволял себе думать об отдыхе, по крайней мере, до тех пор, пока не окончится его шестичасовое дежурство и он не вернется в свой дом из красного кирпича, сложенный в начале века, где его ждали жена и двое сыновей.
Кабинет генерал-майора находился на третьем подземном этаже. Рабочее место было приподнято над полом, что давало Хэмилтону возможность, не вставая из-за стола, держать в поле зрения весь командный пункт. Со своего пульта генерал-майор мог мгновенно связаться с любой стратегической базой страны и отдать приказ о запуске ракет, мощности которых хватило бы, чтобы уничтожить всю Землю.
Среди телефонных аппаратов, стоявших на столе генерал-майора, наиболее важными были два — золотистого цвета, служивший для прямой связи с президентом США, и красный, по которому, в случае необходимости, можно было отдать приказ о запуске ракет.
Рэй Хэмилтон, как и остальные американские генералы, был убежден, что русские что-то замышляют и доверять им нельзя, но в возможность ядерной войны он не очень-то верил, хотя по долгу службы был всегда начеку.
Хэмилтон поудобнее устроился в кресле и раскрыл прихваченный из дома детектив. Первые же фразы романа заставили его чертыхнуться: оказалось, что он читал эту книгу раньше и теперь ему будет нечем скоротать время. Настроение Хэмилтона еще более ухудшилось, когда он вспомнил, что у старшего сына в третий раз на протяжении года украли велосипед. Пропажа влекла за собой непредвиденные расходы, которых генерал-майор старательно избегал, но школа сына находилась на порядочном расстоянии от дома и потому хочешь не хочешь, а на новый велосипед раскошелиться придется.
От неприятных мыслей Хэмилтона отвлек телефонный звонок.
Генерал-майор поднял трубку черного телефона:
— Дежурный военно-воздушных сил слушает.
— Звонят из штаба ПВО. Мы засекли космический аппарат, вошедший в плотные слои атмосферы над Южным Полюсом. Предполагаемое место приземления аппарата — окрестности Сан-Диего, Калифорния.
Хэмилтон напрягся:
— Вы уверены, что это космический объект?
— Абсолютно. Вес его превышает тридцать пять тысяч фунтов. Место запуска определить не удалось.
— Боже мой! — Рэй посмотрел на огромный экран на противоположной стене. На нем появилось изображение карты Западного полушария с обозначенной пунктиром предполагаемой траекторией полета объекта, который в настоящий момент находился над Чили.
Хэмилтон встревожился: русские не так давно испытали стомегатонную бомбу и, судя по весу объекта, это могла быть она. Стараясь говорить как можно спокойнее, генерал-майор поблагодарил абонента и приказал:
— Будет дополнительная информация, сообщите, — после чего опустил трубку на рычаг и задумался.
Приняв решение, он поднял трубку красного телефона. В ответ на это тотчас раздался вой сирены и на пульте замигали сигнальные огни. В горле Хэмилтона пересохло, но он заставил себя отдать распоряжение:
— Всем подразделениям! Тревога! Предварительная степень боевой готовности! Повторяю: предварительная степень боевой готовности! Военно-воздушной базе «Март» вывести самолеты из опасной зоны.
Вернув трубку на место, генерал-майор кивнул дежурным офицерам, и те начали вводить систему, которая должна была подтвердить приказ. По всей стране войска пришли в движение. Самолеты Б-52 и Б-58 были подготовлены к взлету. Пилоты получили карты с нанесенными на них целями. К какой из них им предстояло лететь, они узнают, только поднявшись в воздух.
На всех стартовых площадках США дежурные офицеры ракетных войск вставляли ключи в замки зажигания. Как только они повернут их, ракеты взлетят.
С базы «Март», расположенной в Риверсайде (штат Калифорния), в течение пятнадцати минут после приказа Рэя Хэмилтона стартовали все самолеты марки Б-52. Каждый имел на борту по четыре двадцатимегатонные бомбы и еще по две были подвешены под крыльями. Оставляя еле заметный след в небе над Калифорнией, Б-52 устремились на север.
Генерал-майор Рэй Хэмилтон снял трубку черного телефона:
— Штаб ПВО, замечены ли еще неопознанные объекты?
— Никак нет. Это — единственный. Движется по баллистической траектории. Похоже, что управление автоматическое. Скорее всего, это — экспериментальный аппарат, а не бомба.
— Я тоже так думаю, — ответил Хэмилтон.
По существующим правилам он обязан был позвонить президенту, но не видел в том смысла: если это действительно бомба, то, взорвавшись над побережьем, она уничтожит большую часть Лос-Анджелеса, а заодно Лонг-Бич и Сан-Диего, где находился президент, вывезти которого из-за недостатка времени было невозможно. Ну а если обнаруженный объект — не бомба, то самолеты будут отозваны и все произошедшее можно будет представить проверкой боевой готовности.
— Противовоздушная оборона, вы послали перехватчик? — спросил Хэмилтон.
— Так точно.
— Соедините меня с ним, хочу услышать его сообщения.
— Хорошо. Сейчас сделаю.
Послышался шум, среди которого генерал-майор с трудом различил голос пилота. Он посмотрел на экран с картой: эскадра Б-52 уже почти целиком вышла из опасной зоны. На других базах войска по-прежнему находились в боевой готовности. С помощью красного телефона можно было задействовать и остальные военные базы, но на это необходимо разрешение Первого лица, то есть президента. Генерал выжидал. Через несколько минут все разрешится само собой: или отбой воздушной тревоги, или разрешение будет брать не у кого, да в нем уже не будет нужды. Военная машина придет в действие и начнет мстить и за нападение, и за смерть президента.
— Штаб ПВО, это — Красный Барон. Вижу объект, — послышался голос пилота-перехватчика.
— Вас понял. Опишите его.
— На объекте опознавательные знаки НАСА. Похоже, что он ориентирован на приводнение.
— Красный Барон, опишите его подробнее.
— Это — космический корабль, на нем видны знаки НАСА и США. Он управляем и скоро опустится на воду.
— Следуйте за ним до его приводнения. Находитесь поблизости для координации спасательных работ. Заканчиваю связь. Вызываю штаб ВМФ. Штаб ВМФ, это — штаб ПВО. У нас незапланированное приводнение космического корабля НАСА. Необходимо срочно выслать спасательную команду.
— Это штаб ВМФ. Спасательная команда вылетает на вертолетах через пять минут, затем подойдет корабль.
Хэмилтон посмотрел на экран. Судя по времени, объект должен был уже приводниться. Опять послышался голос Красного Барона. Пилот сообщил, что объект приводнился. Хэмилтон подождал еще минуту, затем поднял трубку красного телефона. Вновь завыли сирены.
— Всем подразделениям. Отбой тревоги. Повторяю: отбой тревоги! Самолетам с базы «Март» вернуться на исходные позиции, — генерал-майор опустил трубку на рычаг и с облегчением вздохнул. Кому-то в НАСА достанется за это происшествие, и Хэмилтон желал бы присутствовать при этом. Инцидент порядком напугал его, теперь-то он мог себе в этом признаться. За все годы его боевых дежурств это была первая настоящая тревога. Хэмилтон произнес короткую молитву. Уж кто-кто, а он знал, что переживших ядерную войну останется немного.
Зазвонил желтый телефон. Президент не сразу снял трубку. Он понимал, что звонок этого телефона не обязательно означает начало войны, однако каждый раз ему делалось не по себе. «Что чувствовали в подобной ситуации мои предшественники? — подумал президент. — Смогли ли они привыкнуть?». Он, хотя и находился на президентской должности уже год, все еще не мог побороть в себе чувство ужаса, охватывавшее его каждый раз, когда раздавался звонок желтого телефона.
Наконец, президент снял трубку и услышал голос военного советника — генерала Броуди:
— Господин президент, одна из пилотируемых капсул вернулась на Землю. Она приводнилась недалеко от того места, где вы сейчас находитесь. Ракетные войска и ВВС были приведены в боевую готовность.
— Я не помню, — сказал президент, — чтобы мы в последнее время запускали пилотируемые корабли.
— Вы правы. Как сообщили из спасательного отряда — это один из кораблей, пропавших около года назад. Похоже, что это корабль полковника Тейлора.
— Есть надежда, что команда жива?
— Никакой. Экипаж не мог выжить, так как запасы кислорода и питания на корабле ограничены. Однако корабль, войдя в плотные слои атмосферы, перешел на ручное управление. Следовательно, люди в нем есть, но ими не могут быть наши космонавты.
— Понятно. А вы не исключаете возможность того, что корабль побывал у русских, и сейчас им управляют их космонавты?
— Сэр, внутри капсулы может быть кто угодно. Ее только что подняли на спасательный корабль. У вас будут какие-либо инструкции?
— Да. Кто бы ни оказался на корабле, поздравьте их с прибытием в США или на Землю, вдруг это будут крохотные зелененькие человечки. В общем, передайте адмиралу Джардину, чтобы он действовал, как сочтет нужным. А ученые НАСА пусть осмотрят космический корабль. О результатах осмотра доложите мне. И еще, генерал, эта операция должна быть совершенно секретной.
— Да, сэр.
— Надеюсь, вы меня поняли. Эта история не для средств массовой информации.
— Да, сэр.
Закончив разговор с президентом, генерал Броуди прокричал:
— Сержант, где телевизионный монитор?
— Сейчас все будет готово, сэр.
Трое людей в военной форме вкатили цветной телевизор в офис генерала. После нескольких минут настройки на экране появилось изображение. Генерал Броуди увидел, как капсула была поднята из воды и перенесена на корабль. Без сомнения, это была продукция НАСА. Форма аппарата не понравилась генералу: у корабля отсутствовали крылья и имелись только вертикальные стабилизаторы. Из рассказов пилотов Броуди знал, что у этой модели аэродинамические характеристики такие же, как у булыжника, однако, несмотря на это, космонавты не отказывались на нем летать, потому что из-за сокращения финансирования космических программ на каждое место в корабле претендовало по пять космонавтов.
Капсулу опустили на палубу. Вокруг собралась толпа моряков.
В это время в кабинете генерала Броуди зазвонил телефон.
— Броуди слушает.
— Сэр, на проводе адмирал Джардин, — доложил адъютант.
— Соедините, — Броуди не отрывал глаз от монитора. Никто из стоявших на палубе не решался открыть люк. Два морских врача нерешительно переминались с ноги на ногу; находящийся здесь же адмирал Джардин держал в руке телефонную трубку. Броуди нетерпеливо спросил:
— Вы откроете капсулу, адмирал? У меня включен монитор, и я вижу все, что у вас происходит. Только что я разговаривал с президентом, он уполномочил вас действовать согласно обстановке, а также не допускать репортеров.
— Мы тут думали о карантине, — сказал адмирал, — о том, что мы можем заразиться от них, а они от нас, особенно, если учесть, что прилетевшие длительное время находились в стерильной обстановке. О, черт!
— Вы что-то сказали, адмирал?
— Извините, генерал, но, кажется, проблема карантина отпала: кто-то изнутри открывает люк. Вы видите?
— Да.
Люк шлюза приподнимался очень медленно. Наконец, Броуди увидел, как из открытой капсулы вылезли три космонавта. Их движения были неуклюжи, и это неудивительно: они столько времени провели в космосе!
На космонавтах были скафандры защитного цвета и шлемы с зеркальными стеклами. «Жарковато им в них, наверное», — подумал Броуди. Человек в скафандре, отсоединенном от системы охлаждения, за короткое время выделял такое количество тепла, что мог поджарить себя.
Один из врачей шагнул вперед и указал на шлемы. Космонавты согласно кивнули.
Пока они освобождались от шлемов, адмирал Джардин, выполняя наказ президента, обратился к ним с приветственной речью, но внезапно осекся.
Сержант, находившийся в кабинете Броуди и так же внимательно следивший за всем, что происходило на экране, воскликнул:
— Обезьяны! Посмотрите, господин генерал, они поймали трех обезьян!
— Адмирал Джардин, что это? — спросил Броуди. Голос его был неестественно спокоен и тих.
— Вы все видите сами. Сомнений быть не может. Эти космонавты — шимпанзе.
— Откуда они, черт возьми, взялись? — взревел Броуди.
— Я как раз собираюсь подойти к ним и спросить.
— Адмирал, мне не до шуток. Мне докладывать обо всем президенту.
— Извини, Лен. У тебя есть какие-нибудь предположения? Я, например, не знаю, что и думать.
— Я тоже. Да, кстати, президент приказал провести тщательное обследование капсулы. Пока же надо поместить э-э… пассажиров куда-нибудь в безопасное место. У вас поблизости есть лаборатория?
— Это недостаточно надежное место, — адмирал сделал паузу и предложил: — У меня есть друг в Лос-Анджелесском зоопарке. Я думаю, мы сможем спрятать их там. Хотя сохранить все это в тайне не удастся: экипаж спасательного судна все видел…
— Президент будет решать сам, когда, где и кому сообщить об этом. Прикажи людям молчать. А сейчас вези их в зоопарк. Это подходящее место для шимпанзе. И пусть кто-нибудь ими займется.
— Флоту, как всегда, досталась самая грязная работа, — угрюмо заметил Джардин.
Броуди поморщился:
— Ты думаешь, у тебя одного проблемы? Мне еще предстоит сделать доклад президенту. По-моему, он будет в восторге от этой истории.
Настроение адмирала Джардина было окончательно испорчено. Раздражало его то, что все свалившееся на него не было следствием ошибок, допущенных им самим или его подчиненными. Наоборот, они показали себя с наилучшей стороны. Спустя считанные минуты после получения известия об обнаружении неопознанного объекта перехватчик военно-морских сил уже поднялся в воздух, а в район предполагаемого приводнения немедленно направились спасательный вертолет и корабль. Экипаж вертолета закрепил надувные плоты вокруг капсулы так, чтобы она держалась на плаву в правильном положении. Когда подошел корабль, она была поднята на борт. Все шло отлично до тех пор, пока не обнаружилось, что космонавты — шимпанзе…
— Где они сейчас? — спросил Джардин у помощника.
— В штрафном изоляторе, — ответил лейтенант Хартлей. — Сначала их поместили в санчасть, но там слишком много разных вещей, о которые они могут пораниться.
— Ну уж экипажу, я думаю, по душе, что штрафной изолятор отдали обезьянам. Или кто-нибудь возражал?
— Нет, сэр, — ответил Хартлей, не уловив иронии в словах адмирала. «Разве может кто-нибудь из нас быть против? — подумал он. — На флоте ты просто выполняешь приказ, а твое мнение о нем никого не интересует».
— Вы связались с Лос-Анджелесским зоопарком? — спросил адмирал.
— Да, сэр, — сказал Хартлей. — Там все готово. Выставлена охрана. Обезьян оазместят в ветеринарном отделении. Сейчас в нем только раненый лисенок, олень с пневмонией и горилла, у которой депрессия. В этом отделении обезьяны будут укрыты от любопытных. Немаловажно и то, что там есть все необходимое для проведения исследований.
— Ну что ж, вроде неплохо, — Джардин потянулся к телефону.
— Капитанский мостик? Приветствую вас, капитан! Держите курс на базу военно-морских сил в Лонг-Бич. Идите с обычной скоростью, — адмирал повернулся к помощнику. — Вы подобрали экспертов?
— Да, сэр. Это двое ученых, занимающихся физиологией животных, уже выполнявшие кой-какие исследования для армии и потому имеющие секретные допуски. Они приступят к работе завтра.
— Хорошо, — сказал Джардин, вставая. — Пойдем-ка взглянем на обезьян. Кстати, их покормили? На корабле, думаю, найдется пара кусочков хорошего мяса. Интересно, они предпочитают жареное или сырое?
— Сэр, я слышал, что шимпанзе — вегетарианцы.
— Но мы же не можем морить их голодом?!
— Разумеется, сэр. У одного из пилотов нашлись апельсины. Целый вещмешок. Думаю, им понравится.
Они спустились на две палубы ниже, к штрафному изолятору.
У двери стоял охранник.
— Они там одни, капрал? — спросил адмирал.
— Никак нет, сэр. Врач тоже там. Но…
— Что за «но», капрал?
— Вам лучше самому взглянуть, господин адмирал. Эти обезьяны какие-то необычные. Они ведут себя не так, как должны себя вести нормальные шимпанзе, — с этими словами часовой распахнул дверь изолятора.
Корабельный врач — лейтенант Гордон Ахмед стоял в углу комнаты. Обезьяны сидели у стола. На полу рядом с ними стояла большая сумка. Три скафандра лежали рядом. На стульях висела одежда. Когда Джардин вошел, обезьяны встали, как это сделали бы младшие офицеры при появлении адмирала, одна из них торопливо застегнула молнию на кофте.
— Извините, я не хотел, — начал было Джардин, но осекся. «Господи, что я делаю?» — подумал он и перевел взгляд с обезьян на Ахмеда Гордона.
— Добрый день, лейтенант. Я вижу, вы их уже раздели.
— Нет, сэр. Скафандры они сняли сами.
— Что? — воскликнул адмирал. Уж кто-кто, а он знал, как сложно высвободиться из скафандра, обтягивающего тело подобно перчатке и имеющего дюжину застежек и шнурков.
— Им кто-нибудь помогал? — спросил Джардин.
— Они помогали друг другу, сэр.
— И теперь они делают вид, что одеваются? — в тон адмиралу спросил сопровождающий его помощник.
— Нет, не делают вид. Они на самом деле одеваются.
— Доктор, откуда у них одежда?
— Они принесли ее с собой в сумке.
— То есть вы хотите сказать, что эти три мартышки вылезли из космической капсулы с чемоданом, затем принесли его сюда, сняли скафандры, достали из чемодана одежду и начали одеваться?
— Так точно, сэр, — отчеканил Ахмед. — Это именно то, о чем я и хотел сказать.
— Понятно, — Джардин посмотрел на обезьян, вновь рассевшихся на стульях возле стола. — Как вы думаете, доктор, они понимают, о чем мы говорим?
Ахмед пожал плечами:
— Я сомневаюсь в этом, сэр. Они, конечно, великолепно выдрессированы, ведь шимпанзе — это наиболее умные из всех животных, за исключением, пожалуй, дельфинов. Однако все попытки обучить их языку не имели успеха. Шимпанзе способны запоминать символы, но не грамматику.
— И все же они выглядят так, словно понимают, о чем мы говорим, — заметил адмирал. — Г per, дай им апельсинов, возможно, они голодны.
— Да, сэр, — Хартлей положил мешок с апельсинами на стол. Одна из шимпанзе взяла его и осторожно, один за другим, выложила апельсины на стол. Пока она проделывала это, другая обезьяна достала из сумки маленький перочинный ножик.
— А ну положи! — закричал охранник и подбежал к шимпанзе.
— Спокойно, капрал, — остановил его доктор Ахмад. — Нож маленький и не острый. Кстати, это второй инструмент, которым они воспользовались. Первым была зубочистка. С ее помощью шимпанзе развязали узлы на скафандрах.
— М-да, — адмирал посмотрел на охранника. — Если уж лейтенант разрешил, значит, все в порядке, сынок. Сходи-ка наверх и договорись, чтобы на базе нас ждал грузовик: нужно будет доставить их в зоопарк.
Одна из шимпанзе аккуратно очистила апельсин и передала его другой. Затем принялась за следующий.
— Это тоже довольно необычно, господин адмирал, — заметил лейтенант Ахмед. — Ведь обезьяны никогда ни с кем не делятся. Правда, иногда, очень редко, случается, что самец предложит что-либо самке, но, как правило, наиболее крупные и сильные особи отбирают то, что хотят, у более слабых, и я не слышал, чтобы самка давала самцу очищенные апельсины.
— Посмотрите, она и следующий апельсин отдала, но уже другой обезьяне. Неплохие манеры, а, Грег?
— Да, сэр, — автоматически произнес адъютант. Ему в отличие от адмирала было глубоко наплевать на манеры мартышек: он мечтал поскорее вернуться в Сан-Диего, где его ждала прелестная блондинка — танцовщица ночного клуба. Но похоже, что в этот вечер она может его и не дождаться.
Самка шимпанзе доела свой апельсин и принялась очищать новый. Очистки она собирала в кучку.
— Грег, — сказал адмирал Джардин, — пододвинь к столу урну, интересно, как она будет реагировать?
— Да, сэр.
Шимпанзе сбросила очистки в корзину. Одна шкурка упала на пол.
Самка заметила это, наклонилась и подняла ее.
— Да, они хорошо выдрессированы, — сказал доктор Ахмед. — Я думаю, что они были чьими-то домашними животными.
При этих словах одна из обезьян громко фыркнула.
У адмирала Джардина мелькнула мысль, что у некоторых его подчиненных манеры хуже, чем у шимпанзе.
— Я думаю, — сказал он, — им понравится в зоопарке. Там у них даже будет компания: как мне сказали, в соседней клетке сидит горилла.
Услышав это, самка шимпанзе всадила с размаху ножик в стол.
Это вызвало у адмирала улыбку:
— Можно подумать, что она поняла мои слова и ей не нравятся гориллы.
Лос-Анджелесский зоопарк был погружен в полумрак. Джим Хаскинз, насвистывая несложный мотив, заканчивал обход ветеринарного отделения. Днем здесь творилось нечто невероятное, но к вечеру все утихло, правда, у входа в отделение остались стоять двое вооруженных матросов. Еще несколько военных расположились в трейлерах неподалеку, но они не мешали Джиму.
Перед уходом домой Хаскинз навестил лисенка, который несколько дней назад, выскочив из клетки, попал в вольер к собакам динго, которые изрядно его потрепали. Лисенку еще повезло: рядом находился один из служащих, который и вызволил его из вольера. Сейчас лисенок почти здоров, и в этом немалая заслуга Джима, мечтающего стать ветеринаром. Через год, когда Джим закончит вечернюю школу, он получит вожделенный диплом, а вместе с ним и право заниматься любимым делом.
В следующей клетке находилась лань. Джим сомневался в ее выздоровлении: пневмония всегда плохо переносится животными, а ланями особенно. Жаль, конечно, но хорошо еще, что это — не редкий экземпляр. За клеткой с ланью помещалась клетка самца гориллы. Официально гориллу звали Бобо, но кто-то из служащих дал ей кличку Чудовище, что больше соответствовало ее ужасному нраву, который еще и ухудшился после того, как умерла подруга Чудовища.
Джим надеялся, что гориллу в скором времени переведут в другой зоопарк, где Чудовище найдет себе новую самку. Хаскинз без сожаления миновал клетку с гориллой и подошел к шимпанзе. Их доставили в зоопарк только сегодня. Джим был уверен, что эти три обезьяны раньше жили у кого-то дома. Об этом говорило то, что они, во-первых, настояли на том, чтобы им оставили одежду, а во-вторых, не хотели отдавать ножик, но тут Джим не пошел на уступку: правила зоопарка должны соблюдаться всегда, независимо от того привезли обезьян вооруженные моряки и куча докторов или простые охотники.
В клетке, где жили шимпанзе, все еще горел свет. Вид обезьян встревожил Джима: они сидели тихо, прижавшись друг к другу, и были очень грустными. К тому же все трое так и не притронулись к еде. Джим похвалил себя за предусмотрительность: идя сюда, он захватил несколько апельсинов и бананов.
Выбрав самый крупный и сочный банан и очистив его, смотритель протянул его самке шимпанзе, сидевшей с краю. Обезьяна, вместо того чтобы взять лакомство, ударила Джима по руке, да так, что банан отлетел в сторону, а после, пропустив руку сквозь прутья решетки, влепила ему пощечину. Джим отскочил от клетки.
— Что ж, подруга, — сказал он, — не хочешь — не надо. Спокойной ночи, — он выключил свет и осторожно затворил дверь.
Шимпанзе проводила его взглядом.
— Я тебе не подруга, — тихо проговорила самка и повернулась к своему соседу.
— Зира, дорогая, контролируй себя. По-моему, они стараются быть добрыми.
— В этой клетке пахнет гориллами, — ответила Зира. Самец взял ее за руку.
— Корнелиус, где мы? — жалобно спросила Зира. — И почему мы делаем вид, что мы — глупые животные?
Корнелиус посмотрел на второго самца:
— Это была ваша идея, доктор Мило. До сих пор у вас не было возможности все объяснить, но сейчас вы скажете нам, что все это значит?
— Им лучше не знать, что мы понимаем их язык и умеем разговаривать. Я так думал с самого начала, — сказал Мило. — Теперь я убедился, что был прав. Подумайте сами: мы вышли на орбиту в корабле полковника Тэйлора, увидели, как атмосфера Земли взорвалась, и я не сомневаюсь, что вся жизнь на Земле погибла. Ведь так?
Зира и Корнелиус кивнули в знак согласия.
— Но если Земля погибла, то где же мы находимся? — спросила Зира.
— Сейчас поймете. Итак, мы, наверняка, последние представители нашей цивилизации. Последние из обезьян, уничтоживших друг друга в войне, в которой не могло быть победителей. Вы должны смириться с тем, что мы никогда не вернемся домой. Что же насчет того, где мы находимся, то я думаю, что мы попали в прошлое. У меня не хватает знаний, чтобы точно объяснить, как это произошло. Сейчас цивилизация обезьян находится в далеком будущем, мы же — в глубоком прошлом, в том времени, когда человек правил Землей, а обезьяны не умели разговаривать.
— Но мы же видели, что Земля погибла, — сказал Корнелиус.
— Да. Но все это случится в будущем и именно так, как мы и видели. Во время взрыва что-то произошло, и мы очутились в прошлом.
— Но как? — воскликнул Корнелиус.
— Я не совсем уверен в своем объяснении, — ответил Мило, — но все-таки попробую: философы нашего времени доказали, что существует зависимость между временем и скоростью. Каким-то образом наша скорость на орбите плюс ускорение от взрыва и составили необходимую величину для того, чтобы корабль попал в прошлое. Если вам не нравится это объяснение, то можете считать, что все это просто волшебство. Да и важно не объяснение, важно то, что мы здесь.
Корнелиус восторженно воскликнул:
— Это же замечательно! Мы в прошлом!
— Для тебя конечно, — согласился Мило, — ведь ты — историк, — он посмотрел на электрические лампочки. — Какое оборудование! Легенды, как видишь, не лгут. У людей и в самом деле была высокоразвитая машинная цивилизация, и с помощью механизмов они могли творить все, что желали!
— Да, и они уничтожили эту цивилизацию, — напомнил ему Корнелиус.
— И уничтожили ее, — вслед за Корнелиусом повторил Мило. — Но почему? Имея все эти прекрасные вещи, разве они не были счастливы? Мы были бы рады иметь и десятую долю того, что имеют они.
— Да, но как долго? — спросила Зира.
Мило кивнул:
— Ты права. Люди с обезьянами схожи в том, что никогда не удовлетворены тем, что имеют, — Мило посмотрел на своих друзей по несчастью. — Мне кажется, мы отвлеклись. Вернемся к началу нашего разговора. Если мы заговорим, люди обязательно спросят, откуда мы прибыли. Сможем ли мы утаить от них то, что знаем? Я сомневаюсь, что люди обрадуются, узнав, что в один прекрасный день их мир лопнет, как мыльный пузырь, по вине обезьян.
— Теперь понятно, — сказал Корнелиус. — Я думаю, ты прав. Ты согласна с ним, Зира?
— Нет! — шимпанзе оглядела полутемную клетку. — Если мы не заговорим с ними, нам не будут давать одежду, будут по-прежнему держать в клетке, а в ней нет даже санузла! Корнелиус, я не могу жить в таких условиях! Мы же — цивилизованные и интеллектуальные существа!
— Тише! — остановил ее Мило. — Своим криком ты разбудишь гориллу.
— О, извините, — сказала Зира, повернувшись к клетке с Чудовищем.
Ответа не последовало, но шимпанзе не удивилась: гориллы никогда не отличались вежливостью.
— Он не понимает тебя, — напомнил Мило Зире. — На данный момент истории обезьяны еще не умеют говорить. И мне кажется, что мы должны уподобиться им. Если мы не будем разговаривать с людьми, то ни о чем не проболтаемся.
— Я согласен с тобой, — сказал Корнелиус, — а ты Зира?
Уклоняясь от прямого ответа, Зира пожелала Корнелиусу и Мило спокойной ночи.
— Нам необходимо выспаться, — сказала она и, брезгливо скривившись, легла на кучу соломы.
Утром Зира проснулась раньше всех. Зоопарк был заполнен незнакомыми ей звуками: пением птиц, рычанием зверей, шумом различных механизмов. Она не могла на слух определить ни одного из них. Сама идея механизированного мира была ей чужда, хотя благодаря историческим изысканиям своего мужа она была знакома с концепцией такой цивилизации.
Корнелиус и Мило еще спали, когда Зира умылась в небольшом бассейне, находившемся в углу клетки. Их сосед, самец гориллы, тоже спал, и Зира показала ему язык.
Затем шимпанзе обошла клетку; безусловно, она была так же прочна и так же надежно запиралась на ключ, как и клетки, в которых в ее мире и времени сидели люди. И подобно им Зира безуспешно попыталась отпереть без ключа замок и в сердцах оставила это занятие. Погрустнев, Зира опустилась на пол.
Как получилось, что нынешее «сейчас» оказалось вне ее мира и времени? Она, сидя в космическом корабле, видела, как планета взорвалась. Они втроем это видели. Но казалось, что это было давным-давно, в глубоком прошлом, и в памяти об этом событии ничего не осталось, а если что-то и вспоминалось, то очень смутно и неясно.
Мысли Зиры были оборваны скрипом двери. Вошел служащий, который вчера попытался угостить ее бананом. Он улыбнулся и спросил:
— Ну как, чувствуешь себя лучше?
Зира чуть было не ответила, и удержал ее не совет Мило, а то обстоятельство, что она никак не могла привыкнуть к тому, что люди разговаривают.
До сих пор она знала только трех человек, которые обладали такой способностью. Это были Тэйлор и его команда.
Зире было неловко перед служащим зоопарка за то, что она ударила его вчера. Откуда ему было знать, что она не любит бананы?
Человек обошел все клетки. По тому, как он обращался с их обитателями, было видно, что он любит животных. Да и вообще, он выглядел цивилизованным существом, как, например, представитель шимпанзе.
Пока Зира наблюдала за служащим, проснулись Корнелиус и Мило.
Зира повернулась к мужу и сказала:
— Доброе утро!
Смотритель резко обернулся и спросил:
— Кто здесь?
Никто ему не ответил, и он еще раз обошел клетки, что-то бормоча себе под нос.
— Тише, — прошептал Корнелиус.
— Я не согласна, — также шепотом ответила ему Зира. — Я считаю, что мы должны заговорить с ними.
Через несколько минут в клетку вошли два человека в белых халатах. Мужчина был около шести футов со светло-коричневыми волосами. Женщина была намного ниже, у нее были темные волосы и темные глаза. Солдаты, находившиеся за дверью, не сводили с нее глаз. По тому, как солдаты смотрели на женщину, Зира заключила, что они находят ее привлекательной, и тихонько фыркнула: она никак не могла понять стандарты человеческой красоты.
— Доброе утро, доктор Диксон, — поздоровался смотритель.
— Здравствуй, Джим. Это мой новый ассистент — доктор Стефани Брэнтон. Познакомьтесь — Джим Хаскинз. Он великолепный психолог, даже лучший, чем я.
Люди беседовали довольно долго. За это время солдаты принесли несколько столиков и установили их в проходе между клетками, затем притащили какие-то приборы.
Зира наблюдала за всем происходящим. Оборудование было ей незнакомо. Сделано оно было безупречно, и ее кольнула зависть: если бы у нее были такие инструменты…
Шимпанзе с тревогой следили за тем, как люди устанавливали оборудование. Что тут замышлялось? Кто эти люди? Друзья или враги? «Вполне возможно, — подумал Мило, — что у нас здесь не будет друзей».
Доктор Люис Диксон не утруждал себя вопросом, каким образом шимпанзе оказались в космическом корабле полковника Тэйлора. Пройдет время — и все прояснится, а в настоящий момент его больше всего волновал предстоящий эксперимент. Люис посмотрел на Стефани. Она ответила ему улыбкой.
Стефани Брэнтон в команде доктора Люиса Диксона была всего три недели, но этого времени оказалось достаточно, чтобы они влюбились друг в друга, а Люис, несмотря на свой зарок не жениться на женщине своей профессии, уже даже подумывал о свадьбе.
Джим вместе со Стефани внесли часть оборудования в клетку.
— Самка немного нервничает, — сказал Джим. — Вчера вечером ударила меня, правда, не очень сильно.
— Поосторожней, дорогая, — предупредил Люис свою помощницу.
— Да, конечно, — улыбнувшись, ответила Стефани.
Оборудование, которое они собирались использовать для тестирования, было несложным. Состояло оно из стола, по центру которого располагался передвижной — его можно было поднимать и опускать — экран. Экспериментатор должен был находиться по одну сторону стола, а объект эксперимента — по другую. Пока Стефани и Джим подготавливались к предстоящему тестированию, Люис Диксон наблюдал за шимпанзе.
Их поведение не было характерно для обезьян. Происходящее в клетке не вызывало у них ни испуга, ни любопытства. Люис подумал, что обезьяны, наверное, когда-то уже подвергались подобным исследованиям. Уж чересчур подчеркнуто они игнорировали людей.
— Мне кажется, что перед нами очень хорошо воспитанные шимпанзе, — сказал Люис. — Так что начнем сразу со сложных тестов.
— Хорошо, — ответила ему Стефани.
— Давайте вначале самку. По-моему, она не прочь пообщаться.
Джим подвел Зиру к столу. Стефани опустила экран, и шимпанзе увидела перед собой красный кубик. Затем экран подняли и Стефани поставила рядом с кубиком еще несколько предметов: красный конус, синий кубик и другие, — и вновь опустила экран. Зира, догадавшись, чего от нее ждут, уверенно показала на красный кубик.
Стефани улыбнулась и нажала кнопку. Тотчас на столе со стороны Зиры открылось отделение, в котором находился изюм. Шимпанзе тут же съела лакомство.
— Можно не продолжать тесты на опознавание предметов, — сказал Люис. — Эти обезьяны достаточно натренированы.
— Вы уверены и насчет тех двух? — спросил Джим.
Люис кивнул:
— Я наблюдал за их реакцией, когда самка указала на красный кубик. С ними, вероятно, не раз проводили подобные опыты, так что следующие нужно усложнить.
— Интересно, знают ли они какие-нибудь игры? — спросила Стефани. — Например, крестики-нолики. Некоторые обезьяны, я слышала, умеют в них играть.
Люис пожал плечами:
— Можно попробовать.
Они установили расчерченную доску на столе. Стефани дала Заре фломастер и довольно кивнула, когда та нарисовала крестик в центральном квадрате.
— Правильно, во всяком случае, она эту игру знает.
— Давайте проверим самца, — предложил Люис.
Джим подвел Корнелиуса к столу. Тот, взяв фломастер в руку, поставил нолик в углу. Затем Зира, опять Корнелиус… Через несколько ходов Зира вскочила и победоносно вскинула руки над головой.
Люис достал изюм из кармана и протянул обезьянам: Зире побольше, Корнелиусу поменьше.
— Стефани, я никогда не слышал, чтобы шимпанзе играли вот так, как они сейчас. Обычно обезьяны торопятся начертить свои значки один за другим, не обращая внимания на то, что сейчас ход противника. Это, безусловно, самые выдрессированные шимпанзе.
— А может, это не дрессировка, а интеллект?
— Это было бы лучшим результатом нашего эксперимента. Интеллект — это же совсем другой уровень развития! Давайте-ка попробуем. Проведем тест Крюгера.
Стефани помогла Люису прикрепить банан к потолку, затем они убрали из клетки лестницу, внесли несколько ящиков и палку.
Шимпанзе посмотрели на банан, на Люиса и Стефани, но с места не сдвинулись.
— Может, они не голодны? — спросил Джим. — Вчера я их хорошенько накормил.
— Да они просто глупые, — сказал Люис.
Зира фыркнула. Оглядев людей с головы до ног, она подбежала к ящикам и быстро составила их наподобие лестницы, залезла по ней наверх, с помощью палки дотронулась до банана и спустилась вниз.
— Почему же она не взяла банан? — удивилась Стефани.
— Потому что я не люблю бананов! — отрезала Зира, повернувшись к девушке.
Корнелиус воскликнул:
— Зира!
Стефани опустилась на стул.
— С тобой все в порядке? — спросил ее Люис, хотя ему и самому было не по себе.
— Да. Ведь ничего страшного не произошло. Просто перед нами обезьяны, которые умеют разговаривать по-английски. Ведь ты тоже слышал их, да Люис?
— Да, — ответил Люис. — Мы все слышали, — он повернулся к шимпанзе: — Вы все умеете разговаривать?
Сначала обезьяны молчали, потом Зира сказала:
— Конечно. Но остальные не решаются, пока вы в клетке. Вы не оставите нас на минуту?
— О Господи! — промолвил Люис.
Он дал знак смотрителю, оцепеневшему от удивления, и Стефани покинуть клетку.
Когда обезьяны остались одни, Корнелиус, выждав немного, сказал:
— Возможно, они подслушивают нас.
— Вряд ли. Если бы они нас подслушивали, то уже давно бы выяснили, что мы говорим, — возразил Мило.
— Настало время обо всем рассказать людям, — сказала Зира.
Мило внимательно посмотрел на нее и сказал:
— Зира, ты в своем уме?
— Доктор Мило, прошу, не разговаривать с моей женой в таком тоне!
— Профессор Корнелиус, я всего лишь спросил, в своем ли она уме? И я повторяю свой вопрос.
— Доктор, просто мне не нравится этот обман.
— Мне тоже, — сказал Мило. — Но есть время для правды и время, ну не для лжи, а умалчивания. До тех пор, пока мы не узнаем, кто из них наш друг, а кто враг.
— Но как мы это определим, если не вступим в контакт? — раздраженно спросила Зира. — Я считаю, если мы умеем разговаривать, то и должны разговаривать с ними.
— Но можно просто слушать, — возразил Мило.
— Теперь уже нет, — напомнил ему Корнелиус. — Вы заметили, какой интерес мы вызвали у доктора Люиса? Он сразу заподозрил что-то. Он заставил Зиру соорудить лестницу из ящиков, заставил с помощью слов. Он наполовину был уверен, что мы поймем его. И кроме того, Мило, что мы можем услышать? Разговоры людей вертятся только вокруг тестов.
— Мы можем наблюдать.
— Да. Наблюдать примитивное оборудование для тестов, — сказал Корнелиус.
— Примитивное? — переспросила Зира. — Да оно вообще доисторическое. Эта куча хлама не смогла бы определить уровень интеллекта даже у тритона, — она ударила по столу с такой силой, что у него отлетела ножка.
— Зира, ради Бога, будь спокойнее, — сказал Корнелиус.
— Я спокойна… — шимпанзе продолжала пинать стол. — Что мне расстраиваться? Наш мир погиб. Мы застряли здесь в окружении примитивных, невежественных людей, возможно, мы — единственные высокоразвитые обезьяны во всей Вселенной, и мы находимся в клетке, от которой несет гориллой! Так почему же я должна расстраиваться? Я спокойна! — при этом Зира еще раз ударила по столу.
Мило разгневанно ходил по клетке. Он отошел в дальний угол, к решетке, которая отделяла их от гориллы, и повернулся к Зире и Корнелиусу:
— Пожалуйста, перестаньте ссориться! Сейчас уже все равно невозможно что-либо изменить: они уже знают, что мы умеем говорить. Нужно подумать о том, что мы им сообщим, а что нет.
— Нечего меня учить! — огрызнулась Зира.
— Я не учу! — вспылил Мило, но тут же взял себя в руки. — Давайте сейчас вместе все и решим.
— Мило, осторожно! — крикнул Корнелиус. Он рванулся вперед, но было уже поздно. Горилла просунула руку через решетку и схватила Мило.
— Мило! — закричала Зира. — Мило! Корнелиус! Помоги ему!
На крик вбежал Люис Диксон. Увидев, что происходит, он крикнул смотрителю:
— Джим! Твой пистолет!
Джим подбежал к клетке гориллы и стал отпирать ее, стараясь произвести как можно больше шума, чтобы отвлечь гориллу, но она изо всех сил продолжала прижимать Мило к клетке.
— Горилла убьет его! — закричала Зира. Вместе с Корнелиусом она пыталась оторвать руку гориллы от Мило, но безуспешно.
Джим Хаскинз достал пистолет и остановился в нерешительности.
— Стреляйте, Джим! — скомандовал Диксон.
— Это ценное животное, — запротестовал Джим.
— Черт возьми, но шимпанзе тоже! — заорал Люис. — Стреляй в гориллу!
Джим застыл, не зная, как поступить.
К клетке подбежали двое матросов-охранников.
— Стреляйте в гориллу, — приказал Диксон. Один из моряков поднял винтовку и выстрелил три раза. Яркие пятна крови выступили на груди гориллы. Она удивленно посмотрела на людей, но не выпустила Мило.
— Еще! — раздался голос Диксона.
Джим вошел в клетку и, приставив пистолет к голове гориллы выстрелил. Горилла рухнула на пол, наконец-то освободив Мило, который остался лежать без движения.
Доктор Люис шел рядом с санитарами, несшими тело шимпанзе. Скорбную процессию завершала Стефани. Она была бледна и взволнована. Сбавив шаг, Люис подождал ее:
— Будем делать полное вскрытие, — тихо, чтобы не услышали другие обезьяны, сказал он.
— Да, — ответила Стефани. — Надо уделить особое внимание височным костям и разговорным центрам мозга.
— Сначала проведем макроскопический анализ, — предложил Люис. — Пусть тело побудет в холодильнике до тех пор, пока я не займусь им, — добавил он, обращаясь к санитарам.
— Да, сэр, — санитары вынесли тело.
Доктор Люис и Стефани вернулись к шимпанзе.
Зира, прижавшись к плечу Корнелиуса, громко всхлипывала.
— Мы не желаем вам зла, — сказал Люис, подойдя к шимпанзе, но они никак не отреагировали на его слова.
— Вы понимаете меня? Мы не хотим причинить вам зло.
Зира яростно вскинула голову и указала на гориллу.
— Но Чудовище не один из нас, — запротестовал Люис. — Он один из вас.
— Он — горилла, — огрызнулась Зира, вскочив на ноги. — Они все одинаковые, все — убийцы. Мы — не гориллы!
— Извините меня, — сказал Люис. — Я имел в виду, что он, как и вы, относится к классу обезьян. Но вам не надо больше бояться: он мертв, его застрелили наши солдаты.
— Солдаты застрелили солдата, — сказал Корнелиус.
— Простите, но я не совсем понял, что вы имеете в виду.
— Дело в том, что в нашем мире гориллы служат в армии, — ответил Корнелиус.
— И обычно люди являются их врагами, — добавила Зира.
— Зира! — воскликнул Корнелиус, предупреждая жену об опасности начатого ею разговора.
Люис и Стефани, потрясенные услышанным, посмотрели на обезьян.
— Пожалуй, вам следует рассказать об этом подробнее, — сказал Люис.
— Вас обоих называют докторами. Вы медики? — спросила Зира.
— Мы специализируемся на поведении животных, — ответила Стефани. — Я — психолог, а Люис — психиатр.
— Я тоже, — сказала Зира.
Люис и Стефани онемели от удивления, наконец, Люис произнес:
— Хорошо, мы верим вам.
— Меня волнует, существуют ли у вас те же, что и у нас отношения между врачом и пациентом? — спросила Зира. — Всегда ли их разговоры конфиденциальны?
— Да, — ответил Люис, и Стефани кивнула в подтверждение.
— А мы — ваши пациенты? — поинтересовалась Зира.
— Я никогда не думал о профессиональной этике по отношению к пациентам — животным, — осторожно начал Люис. — Но да, конечно же, вы — наши пациенты, и мы не сделаем вам ничего плохого.
— Мы понимаем это, — сказал Корнелиус.
— Но… — запротестовала Зира.
— Ничего, дорогая. Что нам терять? Кому-то мы должны довериться, почему бы не медикам.
Джим Хаскинз вошел в помещение, но доктор Люис сделал ему знак рукой, чтобы он удалился. Когда они вновь остались одни, Диксон спросил:
— У вас есть имена?
— Мое имя — Корнелиус. Это — Зира, моя жена, — шимпанзе протянул руку, которую пожал Люис; Зира обменялась рукопожатием со Стефани.
— Я — Люис Диксон, а это — Стефани Брэнтон. Скажи мне, Корнелиус, откуда вы прибыли?
Корнелиус беспомощно посмотрел на Зиру.
В ответ она только пожала плечами. Корнелиус перевел взгляд на Люиса:
— Доктор Мило это знал.
— Доктор?
— Да, и вы его убили, — с горечью сказала Зира.
— Нет, дорогая, — остановил ее Корнелиус. — Мило убила горилла.
Люису стало жарко. Он расстегнул халат:
— Разве доктор Мило не сообщил вам, откуда вы прибыли? — спросил он.
Обезьяны были в явном замешательстве.
— Не бойтесь нас, — попыталась ободрить их Стефани. — Вы можете нам довериться.
Корнелиус посмотрел на нее и, печально улыбнувшись, сказал:
— Из нашего настоящего — назад в ваше…
Что-то наподобие стона вырвалось из груди.
Люиса:
— Вы имеете в виду путешествие во времени? — спросил он.
— Да.
— Никто этому не поверит. Я даже не хочу сообщать никому об этом.
— Я бы предпочел, чтобы вы этого и не делали, — сказал Корнелиус.
Стефани, ошеломленная всем происходящим, не обратила на его слова внимания и повторила вслед за Люисом:
— Никто этому не поверит…
— Чему не поверит? — спросила Зира.
— Тому, что примитивные обезьяны могут разговаривать, — ответила Стефани.
— Примитивные? — воскликнула Зира, вскочив на ноги. — Примитивные?
— Но… — попыталась оправдаться Стефани, однако ее перебил Люис:
— Доктор Брэнтон имела в виду то, что в наше время, в нашей примитивной цивилизации обезьяны не разговаривают. Ни одна из них. И я думаю, что если вы будете демонстрировать эту свою способность, то лучше… — Люис замялся, — вам лучше разговаривать только с так называемыми компетентными людьми.
— Понятно, — усмехнулся Корнелиус. — В нашем времени тоже однажды возникла такая проблема.
Зира испытующе посмотрела на людей. Наконец, она сказала:
— Могу я что-либо сказать вам по секрету?
Люис улыбнулся в ответ:
— Пожалуйста, говорите.
— Вы мне нравитесь.
— О, благодарю вас.
— И мне вы нравитесь, — сказал Корнелиус. — Я надеюсь, что все люди столь же приятны, как и вы.
Стефани обеспокоенно посмотрела на обезьян:
— Лучше не настраивайтесь на это, — сказала она.
— Почему? — спросил Корнелиус.
— Вы поймете это, — ответила Стефани, — когда встретитесь с компетентными людьми.
Пенящиеся волны накатывались на песчаный пляж перед Западным Белым домом.
Президент, стоя у окна, наблюдал за морским прибоем. С тех пор, как он занял самый высокий пост в стране, многие человеческие радости стали ему недоступны. Президент невесело улыбнулся. Несколько дней назад он решил прогуляться по морю в небольшой лодке. Начальник охраны, узнав об этом, чуть не упал в обморок, ну а сама прогулка превратилась в фарс: президента обрядили в спасательный жилет, в экипаж лодки помимо охранников и прислуги был включен опытный аквалангист, за лодкой президента следовало еще несколько лодок, экипажи которых обязаны были обеспечивать его безопасность.
Вздохнув, президент отвернулся от окна и сказал своему помощнику:
— Можете пригласить наших гостей.
Через несколько минут в кабинет вошли генерал Броуди, военный советник президента, три его заместителя по разным родам войск, секретарь по средствам массовой информации, министры здравоохранения, образования и благосостояния. Замыкал делегацию советник по научным вопросам — доктор Виктор Хаслейн.
Президент недолюбливал Хаслейна. Он напоминал ему тех педантичных, лишенных каких-либо человеческих эмоций профессоров, которые изрядно помучили его в годы учебы в колледже. Несмотря на то, что в последнее время многие ученые сменили свой имидж, Хаслейн остался верен себе, он был по-прежнему сух, холоден, педантичен, к любому событию подходил лишь как ученый и напрочь отвергал политику.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал президент, хотя прекрасно знал, что, пока он сам стоит, никто из присутствующих не сядет.
— Генерал Броуди, — обратился президент к одному из вошедших, — вы, как наиболее информированный из нас, пожалуйста, доложите обстановку.
— Да, сэр, — ответил Броуди. — Вчера наши войска были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Неопознанный космический объект вошел в плотные слои атмосферы и приводнился примерно в десяти милях от места, где мы сейчас находимся. Объектом оказался наш космический корабль, один из тех двух, что пропали в прошлом году, а если быть точным, то это корабль, которым командовал полковник Тэйлор. Аппарат пилотировался космонавтами. После того, как аппарат приводнился, он был поднят на корабль. Космонавты оказались в добром здравии.
— Удивительно! — воскликнул представитель сухопутных войск и, обернувшись к заместителю генерала Броуди по военно-воздушным силам, спросил:
— Выходит, что Тэйлор был жив все это время?
— Это был не полковник Тэйлор, — предупредил ответ заместителя президент.
— Но сэр, генерал Броуди сказал, что все три космонавта живы, и что это — корабль Тэйлора! Кто же они?
Последовала небольшая пауза, наконец, генерал Броуди сказал:
— Сейчас их осталось только двое. Один из космонавтов погиб в Лос-Анджелесском зоопарке в результате несчастного случая.
— Зоопарке? — переспросил доктор Хаслейн. — Будьте любезны, ответьте, что делали космонавты в зоопарке?
— Это были не совсем космонавты, — медленно проговорил президент. — Это были обезьяны.
— Обезьяны? — Хаслейн подался вперед и сузившимися глазами оглядел присутствующих. Пресс-секретарь выглядел удивленным, так же, как и представитель сухопутных войск, но остальные приняли это известие спокойно, из чего Хаслейн заключил, что они были в курсе происходящего. Скорее всего были информированы своими подчиненными, а раз так, то о происшествии знало уже много людей и сохранить в тайне его не удастся.
— Обезьяны? — переспросил Хаслейн.
— Шимпанзе, если быть точным, — сказал президент.
— Ах, шимпанзе… — протянул Хаслейн нарочито медленно, будто то, что обезьяны оказались шимпанзе, ему все разъяснило.
Присутствующие с любопытством уставились на ученого, но Хаслейн, погруженный в собственные мысли, ничего им не объяснил.
— Генерал, — сказал президент, — продолжайте.
— Да, сэр! — с готовностью ответил Броуди. — Итак, — он окинул взглядом присутствующих, — мы остановились на том, что космический корабль пилотировался обезьянами. Судя по докладам, прилетевшие к нам шимпанзе безобидны, дружелюбны и обладают высоким интеллектом, что и следовало ожидать от животных, используемых в таком сложном космическом эксперименте. Их одежда и инструменты довольно-таки просты, сделаны с учетом того, что ими будут пользоваться обезьяны. На корабле мы обнаружили предметы, устройство и предназначение которых нам незнакомо.
Броуди посмотрел в свои записи:
— Модификация капсулы не приводилась. Мы не знаем, каким образом она была выведена на орбиту во второй раз, но есть бесспорное доказательство того, что она приземлялась. Следы почвы и других материалов, которые мы нашли в капсуле, не поддаются классификации. Пока мы ничего не знаем ни о том, откуда прилетели обезьяны, ни о судьбе полковника Тэйлора и его команды.
— Кто-то вмешался в ход миссии, — задумчиво произнес Виктор Хаслейн.
— Поясните, пожалуйста, свои слова, — попросил президент.
— Хорошо, хотя то, что я сказал, — очевидно. Когда мы потеряли след капсулы Тэйлора, она явно не собиралась приземляться. Теперь же, появившись вновь, но так, что мы не смогли засечь ее предыдущую орбиту, капсула пошла на снижение. Внутри нее оказались шимпанзе — обитатели Земли, — одетые в одежду из незнакомых нам материалов. По следам почвы на космическом корабле мы также ничего не можем определить. Очевидно, что кто угодно, но только не шимпанзе заставили полковника Тэйлора приземлиться, затем вытащили его из корабля и произвели повторный запуск. Конечно, кто-то вмешался в ход миссии. Вопрос только в том, кто это?
— Русские, — твердо сказал представитель военно-воздушных сил.
Его поддержал представитель морских сил.
— Мы не знаем этого, джентльмены, — произнес президент, — поэтому нам следует быть осторожными в наших предположениях. Вполне возможно, что русские ни при чем.
— Вы с ними связывались? — удивился представитель сухопутных войск.
Президент улыбнулся:
— Генерал, если русские замешаны в этом деле, то они в курсе и без меня, а если нет, то следует ли мне сообщать им?
— О да, сэр.
— Хотя, если они в этом не замешаны, то почему бы нам их не расспросить, — продолжал президент. — Я за секретность в том случае, когда это необходимо и помогает делу, но с ней не нужно заходить очень далеко… Не думаю, что если мы рассекретим произошедшее, то наши национальные интересы пострадают. Есть у кого-либо доводы против этого?
— Только один, — сказал Хаслейн, — не кажется ли вам, что пресса может помешать ведению научного расследования? А оно потребуется, не так ли, господин президент? Мы ведь все хотим знать правду о том, что произошло с космонавтами.
Присутствующие дружно поддержали Хаслейна.
— Правильно! — воскликнул генерал военно-воздушных сил, стукнув кулаком по столу. — Тэйлор был отличным парнем. И не забывайте, что он был американским парнем. Мы обязаны узнать, что с ним стряслось!
Президент знал ход их мыслей. Военные всегда готовы пожертвовать своим подчиненным в бою или во время проведения научного эксперимента, но они не могут допустить и мысли, что их солдат или офицер, в данном случае полковник Тэйлор, убит каким-то загадочным врагом при неизвестных им обстоятельствах. В чем-то, конечно, военные правы, кроме того, президенту и самому хотелось узнать, что же все-таки произошло.
— Мы проведем тщательное расследование, — сказал он. — Доктор Хаслейн, я попрошу вас подготовить список лиц, которые войдут в комиссию по расследованию. Среди них должны быть ученые и не менее двух членов конгресса, один из которых должен представлять комитет вооруженных сил. Я думаю, присутствующие здесь военные дадут вам рекомендации, кого именно следует включить в этот список.
— Как я понял, это будет президентская комиссия, — сказал Хаслейн.
— Вы с чем-то не согласны? У вас есть другие предложения?
— Национальное агентство безопасности…
— Нет, — оборвал Хаслейна президент. — Для этой работы они не подойдут. Тут необходимо привлечь лучшие научные умы. Все произошедшее просто невероятно. Взять хотя бы последний рапорт доктора, обследующего шимпанзе в настоящее время, в нем утверждается, что обезьяны разговаривают!
Взгляды всех устремились к президенту. Хаслейн фыркнул.
— Ладно, ладно, я сам этому не верю, — заверил президент. — Но я хотел бы, чтобы вы, Виктор, персонально во всем разобрались. Пусть двух оставшихся обезьян обследует комиссия. Пока шимпанзе лучше остаться под наблюдением того же доктора, кажется, Диксон его фамилия, и я думаю нам следует включить его в состав комиссии. Еще, доктор Хаслейн, у меня к вам просьба: помогите составить отчет для прессы, она, как я думаю, найдет эту историю весьма интересной.
Хаслейн, сидя в своем кабинете в Западном Белом доме, просматривал последний выпуск новостей по каналу Би-би-си.
— Один из двух американских космических кораблей, считавшихся дезинтегрировавшими на орбите, объявился вновь при весьма загадочных обстоятельствах, — сказал диктор, всеми силами удерживаясь от улыбки. — Американские источники сообщают, что он приводнился вблизи Тихоокеанского побережья Южной Калифорнии вчера вечером, — на экране появились кадры, заснятые, когда капсула полковника Тэйлора была поднята на корабль. — В распространенном американском сообщении, — продолжил диктор, — говорится, что космический корабль пилотировался, — диктор сделал паузу и все-таки улыбнулся, — обезьянами.
Виктор Хаслейн щелкнул выключателем. Экран погас. Черт возьми, неужели нельзя было преподнести эту сенсационную новость как-нибудь по-другому! Он прошелся по другим каналам, но там было еще хуже: комментаторы отпускали шуточки насчет науки вообще, многозначительно улыбались, паясничали… Хаслейн со злостью выключил телевизор. Он никогда не жаловал журналистов — этих безответственных людишек, вечно сующих нос куда не надо, но нынешнее их поведение его прямо-таки взорвало.
«Скоро мы узнаем, что произошло на самом деле, — подумал Хаслейн, — и когда мы это сделаем, я смогу заткнуть ваши смеющиеся глотки».
— Алло, доктор Хаслейн, я слушаю вас, — отозвался на другом конце провода Броуди.
— Господин генерал, что это был за рапорт, который президент не захотел с нами обсуждать? Тот, про который он сказал, что не верит ему сам?
— Доктор Хаслейн, если президент ничего не стал о нем говорить, то, извините меня, я вам также ничего не могу сообщить, надеюсь, вы понимаете…
— Да, конечно. Однако вы же понимаете, что я все равно все узнаю, и мне не хотелось бы быть неподготовленным.
В трубке довольно-таки продолжительное время было тихо, наконец, Броуди сказал:
— Знаете, доктор, эти обезьяны, возможно, куда более развиты, чем мы думали сначала. Это все, что я могу вам сообщить.
— Хорошо, Броуди. Спасибо.
— У вас есть ко мне еще что-нибудь?
— Нет.
— Тогда — до свидания!
Попрощавшись с генералом, доктор Хаслейн вытянул вперед свою худую руку и опустил трубку на рычаг. При этом он слегка улыбнулся: движения его руки напоминали движения механизма, так они были точны и уверенны. Порой репортеры называли Хаслейна человеком-компьютером, и он был не против такого сравнения.
В детстве Виктор Хаслейн любил читать о том, как компьютеры захватывают власть на Земле и подчиняют себе людей. Позже, занявшись наукой, он начал с изучения компьютеров и только спустя какое-то время переквалифицировался в физика.
Хаслейн знал о компьютерах все: и как их создавать, и как их разрушать. Эти изумительные механизмы не станут властителями людей, во всяком случае, до тех пор, пока существуют такие ученые, как Виктор Хаслейн.
Ну а как насчет обезьян? Хаслейн рассмеялся. Какими бы способными ни были эти шимпанзе, они всего-навсего — обезьяны, которые, как и компьютеры, не могут мыслить самостоятельно, их можно только чему-либо научить, а раз так, то они не представляют никакой опасности для человечества.
Конференц-зал был набит до отказа. В первых рядах расположились члены президентской комиссии и официальные лица, за ними — представители прессы, прочая же публика заполнила все оставшиеся места, а также пространство между рядами. Стояла невыносимая духота.
Шимпанзе находились за кулисами, но запах сотен распаренных человеческих тел доносился и сюда, и обезьяны нервничали. Доктор Люис, стремясь хоть как-то облегчить состояние своих подопечных, попросил Стефани включить кондиционер на полную мощность. Она с готовностью выполнила его просьбу и ободряюще улыбнулась Зире:
— Все будет нормально.
— Надеюсь, — ответила Зира. — Там собралось очень много людей.
— Ничего страшного, — сказал Люис. — Вы готовы?
Зира и Корнелиус кивнули.
— Прошу вас, — сказал Люис, — начинайте с односложных ответов, пусть они сначала привыкнут к самой мысли, что вы умеете говорить. Не шокируйте их сразу.
Из динамика, расположенного над дверью, раздалось:
— Доктор Диксон, комиссия готова.
— Пойдемте, — обратился Люис к шимпанзе и взял в руку концы цепочек, прикрепленных к ошейникам, надетым на обезьян.
— Извините, — сказала Стефани, указывая на цепочки, — это была не моя затея.
— И не моя, — добавил Диксон. — Но так необходимо.
Стефани и Люис ступили на сцену. За ними покорно последовали обезьяны. Корнелиус был одет в деловой костюм, на Зире были вязаная юбка и блузка. На стулья, стоящие посередине сцены, сначала сели Зира и Стефани, затем свое место занял Корнелиус, а за ним Люис Диксон.
Большинство членов комиссии были ему знакомы. Виктор Хаслейн — прислужник президента, но вместе с тем блестящий физик и аналитик. Доктор Радак Хартлей — зоолог, декан факультета зоологии Гарварда — председатель комиссии, правда, номинальный, так как последнее слово будет все-таки за Хаслейном. Рядом с Хартлеем — кардинал Макперсон. Страшное имя для католического прелата. Эту влиятельную тройку окружали другие члены комиссии: ученые, юристы, сенаторы, конгрессмены.
— Вы можете начинать, доктор Диксон, — сказал Хартлей.
— Господа, члены комиссии, — начал Люис, — леди и джентльмены, мое имя доктор Люис Диксон. Я — психиатр, специализирующийся на поведении животных. Последние пять дней я изучал этих двух обезьян в Лос-Анджелесском зоопарке. Надеюсь, вы все знаете, при каких обстоятельствах они там оказались. Эта молодая леди — моя ассистентка, доктор Стефани Брэнтон. Нами в процессе наблюдения за шимпанзе сделаны удивительные открытия. Доктор Брэнтон и я ответим на любые вопросы, хотя я уверен, что большинство вопросов будет адресовано не нам, потому что наши подопечные могут отвечать вам сами.
В зале послышались ропот, смех, восклицания:
— Сэм, он это серьезно?
— Я всегда знал, что в один прекрасный день Диксон сойдет с ума…
— Идиот!
— О Господи, неужели это правда?
Люис смотрел на разбушевавшийся зал.
— Я уверяю вас, — твердо и четко сказал он. — Это — правда. Наши гости-шимпанзе будут отвечать не с помощью жестов или мимики, а при помощи речи, которой они владеют так же хорошо, как любой из нас.
Наступила тишина.
Наконец, доктор Хартлей медленно поднялся со своего места и, глядя в упор на Люиса, сказал:
— Молодой человек, я восхищен вашими публикациями, но это не дает вам права устраивать тут комедию.
— Но, сэр, эти обезьяны действительно говорят. Проверьте сами! Спросите их о чем-нибудь.
По залу прокатился нервный смешок.
— Хорошо, давайте попробуем, — сказал доктор Хартлей. — Вон та в юбке — самка?
Зира встала и кивнула головой.
Хартлей улыбнулся:
— Она встала, потому что вы подали ей какой-то сигнал, так, доктор Диксон? Или это ее собственная реакция на мой вопрос?
— Это уж вам решать, — ответил Люис.
— Ладно, посмотрим. У тебя есть имя? — спросил Хартлей, обращаясь к Зире. Вид у него был такой, будто он только что съел лимон. Сам факт, что он разговаривает с обезьяной, был для Хартлея абсолютно неприемлем, а то, что при этом присутствует столько людей, превращало происходящее в настоящую пытку.
— Зира, — ответила Зира.
— Понятно, — сказал Хартлей. — Произносить звуки она, действительно, умеет, но, доктор Диксон, какой вывод мы должны сделать из этого: Зира — это ее имя, или это какое-то слово в ее языке, означающее, возможно, да или нет, или что-то еще?
— Мне думается, — ответил Диксон, — что вам нужно задать еще несколько вопросов, уважаемый господин председатель комиссии. И я уверяю вас, что она сможет ответить на ваши вопросы самостоятельно. Возможно, вначале вы не совсем правильно сформулировали вопрос.
— Хорошо, — сказал Хартлей и обратился к шимпанзе:
— Молодая самка, как тебя зовут?
— Зира.
— Ну, так можно разговаривать и с попугаем, только имя у него, возможно, будет другое, например, Полли, — возмутился Хартлей.
— Полли? — переспросила Зира.
Раздался взрыв смеха.
— Ну что ж, — улыбнувшись, сказал Хартлей. — Словам она подражает очень неплохо. Я думаю, они знают опеределенный набор слов, в противном случае вы, доктор Диксон, не назвали бы это речью. Я считаю, что это очень хорошо развитая мимикрия. Конечно, это очень необычно, особенно для обезьян. А вторая шимпанзе тоже говорит?
Корнелиус быстро поднялся и отчеканил:
— Только, когда она мне позволяет.
Зира рассмеялась и взяла Корнелиуса за руку.
Зрители зааплодировали.
Доктор Хартлей сердито опустился на свое место.
«Да, друга я себе не нажил, — подумал Диксон. — Но избежать этого я не мог», — Люис посмотрел на членов комиссии: глаза Виктора Хаслейна прямо-таки впились в Корнелиуса, ответ которого, бесспорно, поразил его. И чувство достоинства, и остроумие, прозвучавшие в этом ответе, свидетельствовали, что перед ними не просто шимпанзе, а существо, обладающее разумом и интеллектом. Однако Виктор Хаслейн не спешил поделиться своей догадкой с коллегами. Что-то наподобие ужаса мелькнуло в его глазах. Люис насторожился, но тут его внимание привлек конгрессмен Бойд:
— Доктор Диксон, — сказал он, поднимаясь с места, — как зовут шимпанзе-самца?
— Корнелиус, — ответил Люис и обратился к обезьяне: — Корнелиус, это — конгрессмен Джэймс Бойд из комитета по науке и аэронавтике.
— Я рад с вами познакомиться, конгрессмен Бойд, — сказал Корнелиус. — Я бы пожал вам руку, но длина цепочки не позволяет этого сделать.
В зале раздался смех.
Бойд провел рукой по лысеющей голове:
— Примите мои извинения за эти цепи. Доктор Диксон, по-моему, на разумном существе не должно быть цепей.
— Это не моя идея, конгрессмен, — с горечью сказал Люис.
— И не моя, — добавил Корнелиус.
Вновь послышался смех.
Дождавшись тишины в зале, Корнелиус продолжил:
— Но мы вас понимаем. В том мире, откуда мы прибыли, обезьяны разговаривают, а люди — это примитивные животные, и они содержатся или в клетках, или на цепи. Так что мы не виним вас за ваши предубеждения.
— Спасибо, Корнелиус, — сказал Бойд. — Можно узнать, кем вам приходится Зира?
Зира ответила за Корнелиуса:
— Он мой законный супруг.
— Мистер Корнелиус, а знаете ли вы другие языки кроме английского?
Корнелиус улыбнулся:
— А что такое английский? Я говорю на языке, которому меня обучили родители. Это язык, на котором говорили мои предки, по крайней мере, две тысячи лет. О его происхождении я ничего не знаю, и я вообще удивлен, что вы на нем разговариваете. А есть ли у вас другие языки?
— Да, их много, — ответил Бойд.
— У вас есть такое понятие, как любопытство? — вступил в разговор кардинал Макперсон.
Корнелиус кивнул.
— Задавались ли вы когда-нибудь вопросом происхождения вашего языка? — спросил кардинал. — Мне, например, очень любопытно: каким образом один язык — английский — стал единственным для вашего вида?
— Не только для нашего вида, сэр, — сказал Корнелиус. — Гориллы и орангутанги также разговаривают на этом языке. Они, кстати, верят в то, что Бог создал обезьян по своему подобию и что именно он дал обезьянам язык.
«Кардинал должно быть шокирован услышанным, — подумал Люис, — хотя держится отлично и не показывает вида, а вот Хаслейн все время что-то помечает в блокноте. Скоро он наверняка догадается, откуда прибыли обезьяны».
Доктор Диксон с тревогой посмотрел на членов комиссии.
— Я думаю, кардинал, вы поддержите мысль, высказанную Корнелиусом, — сказал Бойд.
На что Макперсон резко возразил:
— А я думаю, что теологию лучше оставить Для богословов, — и повернулся к шимпанзе: — На вашем месте, Корнелиус, я бы не говорил так. Есть лица, которые, как бы помягче сказать, да, которые очень расстроятся, услышав такое.
— Шимпанзе — это интеллектуалы, — громко, не обращая внимания на то, что она перебила кардинала, сказала Зира, повернувшись к мужу. — И как интеллектуал, Корнелиус, ты должен знать, что гориллы — это сборище помешанных на войне идиотов, а орангутанги — просто псевдонаучные гусаки. Что же касается людей, то я, вскрыв… Извините, обследовав тысячи из них, до недавнего времени встретила лишь двоих, которые могли говорить. Один лишь Бог знает, кто их обучил…
— Да, я думаю, он это знает, — сказал кардинал Макперсон. — А кто были те двое? И где это место, где обезьяны разговаривают, а люди нет?
— Это очень хороший вопрос, ваше высокопреосвященство, — раздался голос Хаслейна. — И я бы очень хотел услышать ответ.
— Мы не совсем уверены, — начал Корнелиус.
— Доктор Мило это знал, — перебила его Зира.
— Доктор Мило был гений, опередивший свое время, — опять заговорил Корнелиус. — У нас не было ни таких машин, как у вас, ни таких источников энергии, не говоря уже о полетах в космос. Но когда космическая капсула приводнилась у нашего побережья, доктор Мило смог, изучив аппарат, отремонтировать его. Он уже почти наполовину понимал, как корабль действует.
— Наполовину? — спросил один из членов комиссии. — И этого оказалось достаточно?
— Да, достаточно. Достаточно для того, чтобы отремонтировать корабль, переделать оборудование, взлететь и приземлиться здесь, где доктор Мило был убит в вашем зоопарке, и достаточно для того, чтобы мы сейчас стояли перед вами и выслушивали ваши оскорбительные вопросы.
— Пожалуйста, примите наши извинения, — поспешно проговорил Макперсон. — Мы не хотели оскорбить вас, но я надеюсь, вы понимаете наше удивление.
— Пожалуй, да, — сказал Корнелиус. — Извините, я немного погорячился.
— Я присоединяюсь к извинениям, — мягко произнес Хаслейн. — Но, Корнелиус, неужели никто из вас не знал, откуда вы прибыли? Даже доктор Мило?
— Он знал, он думал, что мы прибыли из… из вашего будущего.
В зале стало тихо. Члены комиссии уставились друг на друга. После мгновенного замешательства зал ожил. Присутствующие комментировали известие, негодовали, смеялись… Председательствующий с трудом восстановил порядок.
Когда зал вновь затих, доктор Хартлей, не в силах совладать с охватившим его волнением, воскликнул:
— Это же ерунда какая-то!
— Нет! — выкрикнул доктор Хаслейн, ударив ладонью по подлокотнику кресла. — В этом есть смысл! Есть! — он оглянулся и, обнаружив, что все взгляды прикованы к нему, сказал тихо: — Извините, я немного увлекся.
На лице доктора Хаслейна вновь появилось непроницаемое выражение, однако оно уже не могло обмануть Люиса, который все с большей тревогой воспринимал происходящее в зале.
— Вы говорили о войне? — вступил в разговор еще один член комиссии — сенатор Янсей, представляющий комитет по вооруженным силам. — Война между кем?
Корнелиус пожал плечами:
— Между нашей армией, состоящей из горилл, и теми, кто живет, э-э-э, жил или, может, будет жить… Прошу прощения, я волнуюсь и потому мне порой трудно подобрать слова. Так вот, между гориллами и обитателями туннелей и пещер на соседней с нами территории.
— И вы не знаете, кто они? — спросил Янсей.
— Нет, сэр.
— А кто победил?
Тут Зира перебила Корнелиуса:
— Откуда нам знать? Шимпанзе — пацифисты и не принимают участия в войнах. Могу ли теперь я в свою очередь кое-что спросить у вас? Как бы вам понравилось находиться на нашем месте, в цепях, под горячими лампами и смотреть, как мы пьем воду, которой у вас нет?
— О Г осподи! — воскликнул доктор Хартлей. Он подал знак, и двое служащих принесли на сцену стаканы и графин с водой. Шимпанзе с наслаждением выпили по стакану воды.
— Так вы не знаете, кто победил в войне? — спросил Янсей. — Вы же наверняка слышали сообщения…
— Нет, сэр, — ответил Корнелиус. — Мы помогали доктору Мило ремонтировать космический корабль. Затем мы стартовали и оказались здесь.
— Вы можете объяснить, как это получилось?
— Нет. У доктора Мило, возможно, было какое-то объяснение, но он нам ничего не говорил. В ночь перед своей смертью он писал какие-то математические символы и уравнения на полу нашей клетки.
— Где же эти записи? — нетерпеливо спросил Хаслейн. — Они у вас, доктор Диксон?
— Нет, сэр.
— Почему же?
— Потому, что нам не дали ничего, на чем можно было бы писать, — сказала Зира. — И доктор Мило рисовал символы на цементном полу, используя палец, который он макал в воду.
— Так, — протянул Хаслейн. Было видно, что ответ шимпанзе основательно расстроил его.
— А космический корабль, — опять вступил в разговор сенатор Янсей. — Он, как вы сказали, сел на воду в вашей стране. Что же тогда случилось с командой? С полковником Тэйлором и его людьми?
Зира и Корнелиус обменялись взглядами.
— Мы не знаем, — ответил Корнелиус. — Корабль был пуст, когда мы нашли его.
— И вы не были знакомы с полковником Тэйлором? Не встречались с ним? — настаивал Янсей.
— Нет, — спокойно сказал Корнелиус. — Он что, был военным?
— Он был офицером военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки, космонавтом и героем, — ответил Янсей, — и одна из целей нашей комиссии — выяснение его судьбы.
— Мы не знаем ничего, — сказала Зира и добавила: — Мы — мирные существа. Я занимаюсь психологией. Мой муж — историк. Мы очень устали. Мы старались быть вам полезными, а теперь не могли бы вы снять с нас эти цепи и дать нам возможность отдохнуть? Пожалуйста.
Зал замер, но через мгновение взорвался аплодисментами. Даже председатель комиссии Хартлей не смог на этот раз навести порядок: аплодисменты продолжались до тех пор, пока Люис и Стефани не сняли с шимпанзе цепи и не бросили их на пол.
— Вы были великолепны! — воскликнула Стефани, обняв Зиру за плечи. Они рассмеялись, но вскоре лицо девушки омрачилось.
— Зира, Корнелиус, — сказала она, — пожалуйста, извините нас за то, что вы все еще в зоопарке.
— Что поделаешь, — вздохнул Корнелиус и, желая приободрить Стефани, а также боясь показаться неблагодарным, добавил: — Кстати, спасибо за мебель.
Он указал на кресла, стол, небольшую газовую плиту и телевизор, появившиеся в клетке за время их отсутствия. А в соседнем помещении, где раньше находилась горилла, была оборудована спальня.
Корнелиус подошел к телевизору, стоявшему в углу, и нажал на одну из кнопок.
— Я все правильно сделал? — сросил он.
— Да, — улыбаясь, ответил Люис.
По телевизору шла программа новостей.
— Доктор Хаслейн отказался от комментариев, — послышался голос местного обозревателя. — Однако через тридцать минут вы сможете услышать его выступление по нашей программе. Так что не выключайте телевизоры. А теперь новости спорта…
— Хотелось бы послушать, что скажет этот доктор Хаслейн, — сказал Корнелиус.
— Нам всем стоит это сделать, — ответил Люис, который все еще стоял у двери в клетку. — Вы не предложите мне войти?
— Что? — удивился Корнелиус.
— Входите, конечно, входите, — быстро проговорила Зира. — Нам бы не хотелось быть невежливыми, но ведь это же ваш зоопарк, а потом, мы не воспринимаем эту клетку как свой дом… Вы уж нас извините…
— Да, да, вы правы, — поспешно сказал Люис и собрался сесть в кресло, не дожидаясь приглашения, решив про себя, что до этого обезьяны и подавно не додумаются, но Корнелиус, войдя в роль хозяина, любезно предложил:
— Садитесь, пожалуйста, Люис.
Люис посмотрел на него, не в силах сдержать улыбку, и они оба рассмеялись.
— Вы были великолепны! — вновь повторила Стефани. — Не правда ли, Люис?
— Да, дорогая, — ответил Люис, — но был один момент, когда…
— Да, — поддержала доктора Зира.
— Давайте забудем на время о наших проблемах, — предложил Корнелиус. — Я сегодня узнал, что такое кофе, и я бы хотел его еще раз попробовать. Я наблюдал, как Стефани его готовила, и, по-моему, у меня должно получиться.
Он подошел к плите.
— Корнелиус, — остановила его Зира, — я считаю, что именно сейчас мы и должны все обсудить. Я надеюсь, доктор Диксон, — обратилась она к Люису, — что все, о чем мы будем говорить, останется между нами.
— Да, — пообещал Люис.
Он был уверен, что в клетке еще не успели установить подслушивающую аппаратуру, но на всякий случай внимательно осмотрел помещение.
— А почему вы не можете говорить напрямую со всеми? — спросила Стефани. — С комиссией, например?
Корнелиус вздохнул:
— Нам бы этого очень хотелось, но мы боимся быть откровенными даже с вами.
— Но мы все же доверимся вам, — сказала Зира. — Да вы садитесь, Стефани, — воскликнула она, заметив, что девушка все еще стоит возле двери. — А ты, Корнелиус, перестань возиться с плитой. Присоединяйся к нам. Нам надо поговорить, пока у нас есть возможность.
— Но почему не с комиссией? — опять спросила Стефани.
— Потому что, рассказав правду, мы можем повредить себе. А у меня есть причина пожить еще некоторое время. Особая причина. Это должно быть сохранено в тайне, — ответила Зира.
— Мы слушаем вас, — сказал Люис.
— Говори ты, Корнелиус, — попросила Зира.
— Мы знали полковника Тэйлора, — начал Корнелиус. — Когда мы в первый раз увидели космический корабль, он был пуст — это правда, но до этого мы видели экипаж. Нам очень понравился полковник Тэйлор.
— А почему вы не можете рассказать об этом комиссии? — удивилась Стефани. — Ведь…
— Подожди, Стефани, — остановил ее Люис. — Пожалуйста, продолжайте, Корнелиус.
— Наши чувства, наше уважение к полковнику Тэйлору — все это очень необычно для нашего мира, — сказал Корнелиус. — В нашем времени обезьяны, как это сказать помягче, не любили людей, потому что считали их низшими существами, попросту животными. Ради забавы они охотились за ними, и не всегда людей ждала быстрая и легкая смерть…
— О Господи! — воскликнул Люис. — И шимпанзе участвовали в этом?
Зира кивнула.
— Шимпанзе не охотятся, но мы использовали людей, и мертвых, и живых, для экспериментов. Изучали их анатомию, реакции, воздействие на них различных наркотических препаратов; на них тренировались студенты.
— Это… — проговорила Стефани, — это ужасно.
— Да, ужасно, — согласился с ней Люис. — Но мы то же самое делаем с животными. Как ученый я могу это понять, ведь люди в их времени — существа без речи и интеллекта…
— Мы думали, что они всегда были такими, — сказала Зира. — До тех пор, пока не встретили полковника Тэйлора. Он был для нас первым говорящим человеком!
— Я думаю, вы правильно сделали, не рассказав ничего из этого членам комиссии, — медленно проговорил Люис. — А что стало с Тэйлором?
— Это вторая причина, почему мы не хотим говорить, что знали его, — сказал Корнелиус.
— Да, — добавила Зира. — Потому что они обязательно задали бы этот вопрос.
— Вы хотите сказать, что он умер? — спросил Люис.
Шимпанзе молчали.
Люис печально покачал головой:
— Ведь я был с ним знаком, правда, не очень близко. Какое-то время мы с ним вместе работали… Значит, он умер. Вы уверены в этом?
— Да, — ответил Корнелиус. — После выхода на орбиту мы видели Землю. И мы видели, как она взорвалась.
Стефани вздрогнула. Не отрывая изумленных глаз от шимпанзе, она сказала:
— Вы преподносите сюрприз за сюрпризом. Но как это понимать, что Земля взорвалась?
— Так и понимать, — сказал Корнелиус. — Были взрыв и ослепительный свет.
— А полковник Тэйлор остался на Земле? — спросил Люис.
— Да, — ответил Корнелиус. — Он… он не мог лететь с нами.
— Но все же, как могла взорваться целая планета? — недоумевала Стефани.
Корнелиус пожал плечами.
— Гориллы хотели захватить какое-то оружие, которое осталось от старых времен. Мило предупреждал, что оно, если будет использовано, может уничтожить планету. И кто-то, наверное, сделал это.
— Уничтожить Землю… — задумчиво сказал Люис.
— Да, всю Землю, — подтвердил Корнелиус. — Теперь, я думаю, вам понятно, почему мы были не совсем откровенны с членами комиссии.
— Я не выношу обмана, но что мы можем поделать? — воскликнула Зира.
Люис пожал плечами.
— Сейчас начнется передача, — напомнил он, — в которой участвует доктор Хаслейн.
Люис включил телевизор как раз в тот момент, когда диктор представлял телезрителям Хаслейна.
— Доктор Хаслейн, — сказал диктор, — является советником президента в области науки и, пожалуй, это самый влиятельный ученый в нашей стране. Наши телезрители, — обратился ведущий к гостю программы, — уже знают о говорящих шимпанзе, которые умеют отвечать на вопросы и даже шутить. Между прочим, они делают это не хуже любого человека. Доктор Хаслейн, ваше мнение на этот счет?
— Я думаю, что у этих шимпанзе действительно есть интеллект.
— И как вы к этому относитесь?
— Мне страшно.
— Почему?
— Потому, что этот факт полностью опровергает наши представления, которые мы принимали за бесспорные истины.
Доктор Хаслейн улыбнулся, пытаясь смягчить сказанное.
— Можно ли сказать, — продолжил разговор ведущий, — что другие обезьяны имеют такой же потенциал интеллекта?
— Не думаю. Люди хорошо изучили обезьян и довольно точно установили уровень их интеллекта. Думаю, что прилетевшие к нам шимпанзе отличаются от своих земных собратьев тем, что они относятся к другой генетической ветви.
— Понятно, — ведущий ослепительно улыбнулся, дабы телезрители не забыли, кто является истинной звездой передачи, и задал следующий вопрос. — Доктор Хаслейн, когда вы спросили у самца шимпанзе, откуда он прилетел, он ответил, что из нашего будущего. Вы верите в это?
— Это — единственное приемлемое объяснение, — ответил Хаслейн. При этом он резко качнулся вперед, и сидевшим перед телевизором обезьянам показалось, что он, отделившись от экрана, вошел в комнату.
— Он испугал меня, — прошептала Зира.
— Да, пожалуй, — сказал Люис. — Но вам нужно поладить с ним. Он является советником президента, и тот прислушивается к его мнению. У Виктора Хаслейна есть дар объяснять политикам запутанные и сложные вещи в доступной им форме. Хаслейн — знаменитый ученый. В общем, с ним необходимо найти общий язык.
— Тс-с-с, — Стефани указала на экран.
— Доктор Хаслейн, мне не совсем ясно, что обезьяна хотела этим сказать, — сказал ведущий. — Как они могли прибыть из нашего будущего? Разве перемещение во времени возможно?
Хаслейн слегка улыбнулся.
— Это не так просто объяснить. Я и сам, несмотря на то, что написал несколько работ о природе времени, все-таки не до конца понимаю, что такое время. Мне кажется, люди никогда этого не поймут. Для начала я попытаюсь проиллюстрировать понятие, которое я называю бесконечной регрессией.
Ведущий поморщился. Хаслейн улыбнулся и сказал:
— Это не так уж сложно. Давайте представим картину с пейзажем. Для того, чтобы она была более реалистичной, художнику придется поместить туда и себя. Не так ли? В противном случае чего-то будет не хватать.
— Да, пожалуй.
— Отлично. Но теперь для еще большей реалистичности ему надо нарисовать картину на том холсте, который будет изображен на его картине, и на ней тоже будет художник, рисующий пейзаж, и так далее до бесконечности. Представим, что это нам удалось. Это и будет бесконечной регрессией, и мы будем являться одновременно и наблюдателями и наблюдаемыми. Теперь давайте рассмотрим понятие времени.
— И что мы увидим? — спросил ведущий.
— Мы увидим, что это — бесконечная последовательность или цепь опеределенных событий. Они идут параллельно, но не всегда. От точки «сейчас» отходит множество альтернативных путей, некоторые из них в последующем сливаются вместе, другие расходятся довольно далеко и никогда не пересекаются. И события, происходящие в настоящий момент, определяют путь, по которому пойдет будущее. Например, в одном из таких возможных будущих вы отправитесь домой из студии в восемь пятнадцать, как раз вовремя, чтобы вас задавила машина, выехавшая из гаража в восемь двенадцать.
— Мне совсем не нравится такое мое будущее, — кисло улыбнулся ведущий.
— Да, но в другом возможном будущем вы выйдете в восемь шестнадцать и успешно избежите опасности. Или автомобиль задержится в гараже из-за того, что водителю кто-то позвонил, и он выедет в восемь двадцать… В общем, возможно любое из будущих.
— Но нам не придется жить более чем в одном будущем, не так ли доктор Хаслейн?
— Конечно. Но каждое из них было бы действительно для наблюдателя, который достиг бесконечной регрессии. Поэтому я вполне допускаю, что обезьяны прибыли из одного из возможных будущих нашей планеты. И для них это будущее было реальностью. Но для нас, и я это хочу подчеркнуть, оно может и не настать. Мы можем изменить его, и я считаю, что мы обязаны это сделать.
— Мы вернемся к нашей программе через несколько минут, — сказал ведущий. — А теперь реклама.
— Я — Чикунта Банан, и я говорю, что самые спелые бананы… — но Корнелиус не дал закончиться фразе, так как подскочил к телевизору и выключил звук.
— Очень кстати, — заметила Зира.
— От них стоило этого ожидать, — огласился Люис.
Когда реклама закончилась, звук включили вновь.
— Продолжаем нашу программу. Я приветствую решение президента переселить шимпанзе из Лос-Анджелесского зоопарка в гостиницу. Они не представляют для нас никакой опасности, и мне кажется, они станут нашими друзьями, — сказал ведущий программы. — А теперь перейдем к истории ограбления…
Люис выключил телевизор.
— Поздравляю, — сказал он обезьянам.
Зира и Корнелиус счастливо улыбнулись.
— Мы не будем жалеть о переезде, — сказал Корнелиус, окинув взглядом клетку.
Следующая неделя была насыщена событиями. В начале ее состоялся переезд в гостиницу «Беверли Хилз».
Военно-морской флот в лице адмирала Джардина был повинен в том, что шимпанзе оказались в зоопарке, и потому он стремился искупить свою вину. Джардин попросил своего давнишнего друга, ныне адмирала в отставке, предоставить шимпанзе для переезда «Мерседес». Эскорт из мотоциклистов предложили городские власти, ну а желающих присутствовать при церемонии переезда из числа горожан и многочисленных приезжих было более чем достаточно. Толпы людей запрудили улицы. После проезда эскорта люди выходили на проезжую часть, и в конце концов вслед Диксону и его подопечным выстроилась колонна длиной более чем в пять миль.
Шимпанзе все было в новинку: и машины, и эскалаторы, и автоматически открывающиеся двери… Они смущенно улыбались и были очень взволнованы происходящим.
В гостинице при регистрации клерк попросил указать постоянное место жительства. В ответ на это Корнелиус только пожал плечами, Диксон тоже не нашелся, что сказать, и только Стефани предложила клерку записать в графе «адрес» Лос-Анджелесский зоопарк, на что тот ответил:
— Мадам, в нашей гостинице не бывает гостей, проживающих в зоопарках.
Среди людей, встретившихся в этот день Зире и Корнелиусу, клерк был единственным человеком, который ни разу не улыбнулся.
Клерк что-то записал в регистрационный журнал и протянул доктору Диксону ключи от номера, одного из лучших в гостинице. Столь роскошные апартаменты стоили бешеных денег, но пока военно-морское ведомство оплачивало их, никаких проблем не возникало.
На гостиницу обрушился шквал писем и подарков. И с каждым днем этот поток возрастал. Зира, Корнелиус, Люис и Стефани не только не успевали отвечать на многочисленную корреспонденцию, но не успевали даже распечатывать все письма. Необходимо было срочно нанимать людей. Ну а им полагалось платить. На первых порах сотрудники Калифорнийского университета взялись делать эту работу бесплатно/'тем более, что попутно они собирали материал для своих социологических исследований, однако Люис понимал, что долго так продолжаться не может. Необходимо было найти источник финансирования. И Люис нашел выход: он стал организовывать Зире и Корнелиусу платные выступления. Деньги временно перечислялись на счет Калифорнийского университета, так как было неясно, имеют ли обезьяны право распоряжаться деньгами.
Люис внимательно наблюдал за поведением шимпанзе. Многие предметы, находящиеся в гостинице, их поражали. Так, например, впервые в жизни они увидели холодильник… С каким восторгом и недоумением закрывал и открывал Корнелиус дверцу холодильника и заглядывал внутрь, чтобы убедиться, что там зажглась лампочка!
— На Мило это произвело бы впечатление! — твердил Корнелиус.
— Сомневаюсь, — остудил его пыл Люис. — Устройство холодильника значительно проще, чем космического корабля. Если он сумел разобраться с летательным аппаратом, то здесь у него не возникло бы трудностей.
Корнелиус пожал плечами.
— Все равно, Люис, это — потрясающе! Многое ваши механизмы мне совершенно незнакомы, хотя я и историк.
Слушая его, Люис невольно поставил себя на место шимпанзе: до конца своих дней эта парочка останется в одиночестве, привычный для них мир разрушен… Да, есть от чего свихнуться. Пожалуй, с ним бы это и случилось, но вот по виду обезьян не скажешь, что они очень расстроены. Постепенно они привыкают к новому образу жизни, к незнакомым предметам: телефонам, холодильникам, — и все это их даже забавляет. Вообще-то из этой истории, если ее описать, вышла бы отличная книга, и вполне возможно, когда-нибудь он напишет ее…
Додумать до конца Люис не успел: началась очередная пресс-конференция. Она была десятой или двенадцатой по счету. Самые крупные и влиятельные издания уже провели свои встречи с говорящими шимпанзе, теперь наступил черед специализированных журналов и газет.
— Сколько репортеров будет в этот раз? — поинтересовалась Зира.
— Немного. Двое или трое, — ответил Люис.
В дверь номера постучали. Доктор Диксон открыл. На пороге стоял официант, держа на подносе две бутылки шампанского и бокалы.
— Но мы ничего не заказывали, — сказал Люис.
— Это за счет гостиницы, — ответил официант. — Вторую бутылку я поставлю в холодильник. Может быть, вы захотите освежиться между пресс-конференциями.
— Да, пожалуйста, спасибо, — Люис взял поднос у официанта и дал ему чаевые. Затем наполнил бокалы:
— За самых популярных обезьян во всем мире!
Все подняли бокалы и выпили.
— Шампанское вообще-то лучше пить небольшими глотками, — сказал Люис, обращаясь к Зире.
— Очень вкусно, — улыбнулась шимпанзе. — Что это?
Диксон объяснил:
— Это — специальным образом обработанный виноградный сок. Но у вас же были вина…
— Но не такие, — ответила Зира и сделала еще один большой глоток.
Корнелиус отвел Люиса в сторону:
— У всех шимпанзе наблюдается тенденция пить слишком много алкоголя. Это скорее всего наследственное, так как у горилл и орангутангов это почти не встречается.
— Вы беспокоитесь о Зире?
— Думаю, она не станет специально искать вино, но если оно будет под рукой, то выпьет. Впрочем, как и я, — сказал Корнелиус.
— Буду иметь в виду. А сейчас, думаю, нам не стоит пить.
— Да, до окончания пресс-конференции не стоит, — согласился Корнелиус. — Пожалуй, пора пригласить корреспондентов.
— Хорошо, — сказал Люис и обратился к Стефани: — Можешь звать. Они готовы.
Репортеров было четверо: молодая женщина и трое мужчин. У двоих были фотоаппараты, и они тотчас принялись делать снимки.
— Мисс Джоанна Роббинс, — представила Стефани молодую женщину. — Из журнала…
— «Мех и перо», — бойко перебила ее Джоанна.
Зира, улыбаясь, спросила:
— И о чем же пишет ваш журнал?
— О комнатных животных, — выпалила корреспондентка.
— Хм, — Зира обменялась взглядами с Корнелиусом, — видимо, я очень похожа на комнатное животное?
Джоанна от смущения стала пунцовой и еле выговорила:
— В общем-то да…
Все, кто присутствовал в комнате, рассмеялись. Воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрит, Зира быстро допила шампанское.
— Мадам Зира, — обратилась к ней Джоанна Роббинс, — какой ваш любимый фрукт?
— Виноград, — ответила Зира и причмокнула губами.
— Билл Каммингз из журнала «Охота», — представился следующий репортер. — Как вы находите наших женщин, мистер Корнелиус?
— Чересчур человеческими. Сэр, у нас же разные стандарты красоты. Это, простите, не очень удачный вопрос.
— Да, пожалуй. А вы занимались охотой?
— Нет, — шимпанзе с тревогой посмотрел на собравшихся. — Другие обезьяны охотились, но я не буду рассказывать об этом. В основном это делали гориллы.
— Джо Симпсон. «Черное дерево», — назвал себя следующий представитель прессы. — Мистер Корнелиус, у вас были гориллы, шимпанзе, орангутанги… Какая группа ваших собратьев считалась низшей?
Джо Симпсон был негр и разговаривал с шимпанзе весьма агрессивно.
— Никакая, — спокойно ответил Корнелиус. — Армию у нас составляли гориллы, правительство, в основном, тоже, но гориллы всегда прислушивались к шимпанзе — классу интеллектуалов. Правда, среди орангутангов тоже было много ученых, но в основном теоретиков. Орангутанги склонны много думать и мечтать.
— Мадам Зира, — вновь вступила в разговор Джоанна Роббинс. — Я знаю, что вы завтра будете в Женском клубе. О чем вы будете говорить во время своего выступления?
Зира улыбнулась:
— Боюсь, моему мужу это не очень понравится.
— Опять… — проворчал Корнелиус. — Опять эти разговоры о равноправии женщин.
— Извини, дорогой, но опять.
Зира повернулась к Джоанне и продолжила:
— В некотором отношении ваше общество схоже с нашим. Я уже заметила, что все наиболее важные посты у вас занимают мужчины. У нас было так же.
— Неужели? — воскликнула Джоанна.
— Представьте себе. Супружество — это постель для двоих, но утром ее убирает только женщина.
— Это хорошо сказано. Пожалуй, я вас процитирую, — обрадовалась Джоанна.
— Но только после моего завтрашнего выступления, — предупредила ее Зира.
— О, не беспокойтесь! Наш журнал выйдет только через несколько недель, — успокоила ее Джоанна. — А вы по профессии физик?
— Вроде того, — ответила Зира. — Психиатр. Я работала в основном с… э-э… животными.
— Вы имеете в виду людей? — уточнил Симпсон.
— Да, — ответила Зира.
— И они не могли говорить. Ни белые, ни черные. Просто животные. Так?
— Пожалуй, да, — сказала Зира.
— Мы никогда не встречали черных людей, — вступил в разговор Корнелиус. — Во всяком случае, их не было там, где мы жили.
— А где это место? — спросил Симпсон.
— Судя по вашим картам, я думаю, это район, который вы называете Нью-Йорк.
— Так что же случилось со всеми людьми, жившими там? — спросила Джоанна Роббинс.
— Извините, — перебила ее Стефани. — Это вопрос, который расследуется президентской комиссией.
— Цензура, — многозначительно протянул Билл Каммингз, — этого и следовало ожидать.
— Совсем нет, — сказал Люис. — Но президентская комиссия должна первой получить информацию по наиболее важным вопросам. Нельзя, чтобы мнения ее членов оказались подвержены влиянию каких-либо публикаций.
Каммингз посмотрел на Стефани и Люиса:
— Мы, конечно, не представляем больших изданий, — сказал он. — Но я уверен, что мои читатели захотят узнать правду о том, что произошло с людьми на этой планете. Со всеми людьми.
— Да, и белыми, и черными, — добавил Симпсон. — Сейчас большое число негров живет в Нью-Йорке. Но в будущем их нет. Что произошло?
— Я не могу сообщить вам то, чего сам не знаю, — ответил Корнелиус.
— Однако мы будем не единственными, кто захочет об этом узнать, — парировал Каммингз, не в силах скрыть недовольство ответом Корнелиуса.
Следующая встреча шимпанзе с президентской комиссией проходила при закрытых дверях. Зира, Корнелиус, Стефани и стенографистка сидели за небольшим столиком напротив массивного дубового стола, за которым расположились члены комиссии, среди которых был и Люис.
— Я надеюсь, что вы хорошо отдохнули, — сказал председатель комиссии доктор Хартлей. — Возможно, наше заседание продлится долго.
— Придется потерпеть, — усмехнулся Корнелиус.
Стефани слегка толкнула его локтем.
— Вы не должны ссориться с ними, — прошептала она.
Корнелиус согласно кивнул и сказал, обращаясь к комиссии:
— Мы сообщим вам все, что нам известно.
— Разумеется, — ответил Хартлей, который был явно не в восторге от того, что ему приходится общаться с обезьянами. — Сенатор Янсей, — обратился он к одному из присутствующих, — я хочу напомнить, что предыдущее наше заседание было прервано в тот момент, когда вы поинтересовались судьбой полковника Тэйлора. Поэтому прошу вас, продолжайте.
— Благодарю, — сказал Янсей. — Вы сказали нам, что никогда не встречали полковника Тэйлора, не так ли?
— Это так, сенатор, — ответил Корнелиус.
— Но вы прибыли сюда на его космическом корабле.
— Да, сэр.
— Как же это вам удалось? Я не думаю, что кто-то, каким бы он ни был умником, смог бы управлять космическим кораблем без какой-либо предварительной подготовки. Сами себя вы обучить не могли. Значит, кто-то из команды Тэйлора проинструктировал вас.
Зира заволновалась, но Корнелиус был спокоен.
— Ваша логика безупречна, — сказал он. — Однако вы делаете неправильные выводы. Ни полковник Тэйлор, ни кто-либо другой не обучали нас обращению с космическим кораблем.
— Вы хотите сказать, что доктор Мило, как вы называете его, дошел до всего сам? — воскликнул Янсей. В голосе его сквозило явное недоверие к словам шимпанзе.
— Мы нашли книги и журналы в капсуле, — объяснила Зира. — А доктор Мило был гением, — слезы навернулись у нее на глаза. — Как жаль, что его нет с нами. Он смог бы разъяснить вам свою концепцию о времени и материи…
— Я сомневаюсь, что мы много почерпнули бы из его объяснений, — сказал Хартлей.
Зиру передернуло от его слов.
— Вернемся к вопросу о корабле, — предложил Янсей. — Могло случиться так, что Мило знал полковника Тэйлора, но не сообщил вам об этом?
Корнелиус пожал плечами:
— Я думаю, что это возможно, хотя и маловероятно. Все было так, как мы говорили раньше. Мы нашли капсулу пустой. Доктор Мило обнаружил в ней книги. Он изучил их, и ему удалось взлететь.
— А почему он выбрал именно вас в попутчики? — допытывался Янсей.
— Потому, что мы согласились лететь с ним, — сказала Зира. — Не все верили в Мило, во всяком случае, настолько, чтобы рисковать жизнью. Насколько мы знаем, ни одна из обезьян никогда не летала. Когда доктор Мило сказал, что этот корабль может летать, ему никто не поверил.
— А вы поверили?
Этот вопрос задал Люис Диксон.
— Да. Мне, как историку, было известно, что в прошлом существовали летающие аппараты, но даже не имей я этих сведений, я не подверг бы сомнению теорию доктора Мило.
Корнелиус бросил испытующий взгляд на членов комиссии. Люис догадался, что последние слова шимпанзе навеяны воспоминаниями о беседах с полковником Тэйлором.
— Вы удовлетворены, сенатор? — спросил Хартлей.
— Нет, сэр, не удовлетворен, — ответил Янсей. — Но считаю, что я получил всю возможную информацию по этому вопросу. Если говорить откровенно, мне не нравится эта ситуация. Совсем не нравится. Три офицера военно-воздушных сил улетают в космос, а спустя год их корабль возвращается с другим экипажем, члены которого не знают, что произошло с нашими офицерами. Наша страна существует для того, чтобы защищать своих граждан, не так ли, доктор Хартлей? И если есть хоть один шанс, что экипаж полковника Тэйлора жив, мы должны спасти его!
— Но корабль полковника Тэйлора не единственный пропавший космический аппарат, — вступил в разговор Виктор Хаслейн. — Скажите, Корнелиус, к вам залетали другие корабли НАСА?
— Насколько мне известно, нет, — ответил Корнелиус. — Мы обнаружили только один корабль.
Диксону показалось, что шимпанзе взволнованы. «Члены комиссии от них так быстро не отстанут», — подумал он.
— И все же, — продолжал Хаслейн, — вы утверждаете, что доктор Мило смог определить предназначение корабля Тэйлора и понять, как он действует, а также уговорить вас рискнуть. Считаете ли вы, мистер Корнелиус, свое объяснение убедительным?
— Да, — резко ответила Зира. — Мой муж говорил вам, что он историк и что он знал о наличии в прошлом летательных аппаратов. Корнелиус рассказывал о них доктору Мило, и когда тот обследовал найденный им аппарат, то без труда понял его предназначение. Это же очевидно.
— Очевидно… — повторил Хаслейн.
— М-да… интересно, — пробормотал доктор Хартлей и, окинув шимпанзе взглядом, спросил:
— Скажите, вы в самом деле были поражены наличием света в холодильнике?
— Что? — от негодования Корнелиус даже привстал. — Вы шпионили за нами? — крикнул он Люису и Стефани.
— Мы только доложили то, что видели, — сказала Стефани. — Вы ведь знаете, что мы обязаны были это сделать.
Корнелиус сжал челюсти:
— Я не думал, что вы будете докладывать о таких мелочах. Да, сэр, я был поражен светом в холодильнике.
— Почему же? — удивился Хартлей. — Разве у вас не было электричества?
Корнелиус покачал головой.
— Мы не были настолько уж примитивны, сэр. Концепция электричества была нам знакома, но широко оно не применялось. В основном наши генераторы работали на ручной силе. Конечно же, мы не использовали электричество для освещения холодильников. У нас было не так много электроэнергии, чтобы тратить ее на такие вещи.
— А почему бы и нет? — вступил в разговор кардинал Макперсон. — Почему вы не тратили электроэнергию на холодильники; точнее, я хочу сказать, почему ее у вас было так мало?
Корнелиус пожал плечами:
— Наши историки в этом еще не до конца разобрались, ваше преосвященство. Все, что я могу сказать, так это то, что у нас было очень мало источников электроэнергии и неразвитая, вернее, малоразвитая технология. По всей видимости, такое положение сохранялось на протяжении тысячи лет.
— Вы хотите сказать, что люди уничтожили свою цивилизацию?
— Я не могу это утверждать, сэр, но это возможно.
— А возможно ли, что это вы уничтожили человеческую цивилизацию? — спросил доктор Рэймонд Вилсон, специалист по крупным обезьянам.
— Я думаю, что и это возможно. Хотя…
Корнелиус посмотрел на Зиру.
— Наши исследования показали, что высокий уровень цивилизации был присущ только людям, — сообщила комиссии Зира. — Но это было так давно, что до нас о том времени дошли только некоторые легенды и предания. И расскажи мой муж о человеческой цивилизации и летательных аппаратах нашим современникам, они бы ему не поверили.
— Может быть, до вас дошли легенды о существовании великих цивилизаций у обезьян? — спросил Вилсон. — Не могло ли так случиться, что войны именно между обезьянами разрушили все наши города, фабрики и все остальное?
— У обезьян не было войн, — запротестовала Зира. — Обезьяны не убивают обезьян.
— Да, но, как вы нам сообщили, у вас была армия, — сказал сенатор Янсей. — Если вы ни с кем не воевали, то зачем она?
— Да, вы правы, — согласился Корнелиус. — Существовали другие поселения обезьян, и иногда гориллы воевали с ними, но кроме винтовок другого вооружения у них не было. Ничего похожего на бомбы, о которых до нас дошли легенды. Например, атомная бомба… Этими словами мы пугали детей, но даже не были уверены в том, означают ли они вообще что-нибудь. Вам они что-нибудь говорят?
— Да, кое-что, — пробормотал Янсей.
— С кем воевала ваша армия? — спросил Вилсон. — С другими племенами обезьян?
— Иногда, — ответил Корнелиус. — Но шимпанзе — пацифисты. Мы не принимали в этом участия.
— Вы говорите, что шимпанзе — пацифисты. Может, они еще и вегетарианцы?
— Как вам сказать…
— Хватит нас дурачить! — закричал Вилсон. — Есть множество фильмов, где заснято, как шимпанзе охотятся на своих более мелких собратьев — обезьян и едят их.
— Нет! — воскликнула Зира.
— Прекратите! — потребовала Стефани, обращаясь к Вилсону. — Ваши древние предки, доктор, так же как и мои, убивали себе подобных, чтобы полакомиться их мозгами, и всего лишь пятьсот лет назад люди с удовольствием ели тухлое мясо, посыпав его обильно перцем, чтобы перебить отвратительный запах. Теперь…
— Милая леди! — перебил Стефани доктор Хартлей. — Постарайтесь сдерживать себя. Однако, доктор Вилсон, надо признать, что суть возражения верна…
— Может быть, — сказал Вилсон.
— Доктор Вилсон, леди и джентльмены, — обратился к присутствующим Корнелиус. — Для меня и моей жены нет возможности вернуться в свое время, и у нас нет выбора. Мы должны привыкнуть к обществу, в котором правят люди, должны ладить с вами, помогать вам. Но мы не виноваты в том, что недостаточно много знаем.
— Абсолютно верно, — раздался голос Виктора Хаслейна. — Профессор Корнелиус, некоторые из моих коллег просто никак не привыкнут к тому, что разговаривают не просто с говорящими животными, а с существами, наделенными интеллектом. Признаюсь, для меня сначала это тоже было сложно. Потому, пожалуй, будет лучше, если мы прервем заседание и дадим моим коллегам время все хорошенько обдумать. Давайте проголосуем.
Все одобрительно зашумели. Подсчитав голоса, доктор Хартлей прервал заседание.
— Я уверен, что этим не закончится, — сказал Люис.
Он медленно поднес чашку кофе к губам и обвел взглядом гостиную.
— Как мило со стороны доктора Хаслейна, что он предложил прервать заседание, — сказала Зира. — Сначала он мне не понравился, но похоже, что я ошибалась.
— Возможно, — проговорил Люис. — Во всяком случае, он — важная фигура. По-моему, никто не знает его достаточно хорошо. Кажется, у него даже нет семьи, так как все свое время он отдает работе.
— Да нет же, — возразила Стефани. — Я видела его жену и детей. Он не такой уж страшный и может быть обаятельным, когда захочет.
— Где ты видела его семью? — спросил Люис.
— Когда работала в школе, два года назад. У нас была проверка и доктор Хаслейн был в комиссии. Он приходил с женой и двумя старшими детьми. Всего их, по-моему, у него трое.
— Как выглядит миссис Хаслейн? — поинтересовался Люис.
— О, она довольно-таки хрупкая женщина, и еще, — Стефани замялась, — она напомнила мне курицу, видимо, оттого, что так озабочена своими детьми. Надо сказать, что дети ее слушаются. А старший мальчик — приемный, с монголоидными чертами лица. Ему четырнадцать лет, но он ведет себя, как шестилетний.
— Бедная миссис Хаслейн, — посочувствовала Зира.
— Она очень терпелива с ним.
— Завтра доктор Хаслейн покажет мне музей естествознания, — сказала Зира.
— Может, мне пойти с тобой? — спросил Корнелиус.
— У тебя же встреча с английским историком.
— Все же будь осторожней, — предупредил Люис. — Я почему-то не доверяю Хаслейну.
— Во всяком случае, ты не должна говорить ему то, что мы рассказали Люису и Стефани, — сказал Корнелиус.
— Конечно, — успокоила его Зира. — Без вашего согласия не буду. Но мне не нравится, что все время приходится обманывать.
Зира переходила от одного экспоната к другому. Она была в восторге и напоминала ребенка, которого пустили в игрушечную лавку.
Возле фотографии, на которой был запечатлен тайфун, обрушившийся на Бангладеш в 1970 году, она остановилась.
— Сколько людей погибло во время тайфуна? — спросила Зира у доктора Хаслейна.
— Сотни тысяч. Точной цифры никто не знает. Возможно, что и полмиллиона, — ответил Хаслейн.
— Я думаю, что в мое время на Земле не было такого количества обезьян и людей вместе взятых…
Они прошли через сектор метеорологии к экспозиции скелетов динозавров.
— Что же случилось с людьми? — спросил Хаслейн. — Ведь сейчас на Земле нас около четырех миллиардов.
Зира указала на скелеты динозавров и спросила в ответ:
— А что случилось с ними?
— Мы не совсем уверены, — сказал Хаслейн, — но, очевидно, им суждено было вымереть и они это сделали. Возможно, появились мелкие хищники, начавшие поедать яйца крупных рептилий, или изменился климат и им стало не хватать пищи. Никто не знает наверняка. А вы считаете, что пришло время вымереть и человеческой расе?
— В моем времени она еще не вымерла.
— Да, но доминируют обезьяны, — заметил Хаслейн. — Люди у вас уже не владеют речью. Их цивилизация разрушена.
— Во всяком случае, так обстояли дела в той части света, где я жила, — согласилась Зира. — Извините, доктор Хаслейн, мне пора. Я немного устала. Благодарю за приятную встречу.
— Но она может быть приятной и дальше. Я больше не стану приставать с расспросами. Но, думаю, вы понимаете всю важность того, о чем я вас спросил. Возможно, человеческая раса вот-вот совершит ошибку, фатальную ошибку, которую мы, располагай нужной информацией, могли бы предотвратить.
— Но… — Зира посмотрела на Хаслейна широко распахнутыми глазами, — вы думаете, что можете изменить будущее? Мы же прибыли оттуда! То, что мы там видели, уже произошло.
— Пока еще нет, — тихо произнес Хаслейн. — И не должно произойти когда-либо.
— А как насчет нас? — спросила Зира. — Если вы помешаете нашему миру появиться в будущем, то тогда Корнелиус и я просто исчезнем.
— Навряд ли. Вы уже здесь, и теперь вы — часть настоящего, а не будущего, хотя вы и прибыли оттуда.
Зира пожала плечами и отвернулась. Она пошла дальше по коридору, звонко стуча каблуками по мраморным плитам пола.
— Я запуталась, — сказала она догнавшему ее доктору Хаслейну. — И от всего этого у меня начинает болеть голова.
Хаслейн рассмеялся.
— Представьте, у меня тоже.
Они вошли в следующий зал. В нем размещалась экспозиция больших обезьян. В центре возвышалось чучело огромной гориллы. Стеклянные глаза, казалось, смотрели прямо на Зиру и Хаслейна. Шимпанзе почувствовала головокружение и стала медленно опускаться на пол. Хаслейн подхватил Зиру. Подбежавшим служителям музея он велел вызвать доктора Диксона, а после обратился к Зире:
— С вами все в порядке?
— Это, наверное, шок из-за гориллы, — сказал охранник.
Тут Зира открыла глаза:
— Какой еще шок! Я — беременна.
— О Господи! — воскликнул Хаслейн. — А мы вас совсем замучали. Надо вас срочно доставить домой.
Вскоре они были уже в гостинице.
— Спасибо, доктор Хаслейн, — сказала Зира. — Я в порядке. Вы можете идти.
— Нет, Зира, — ответил Хаслейн. — Я не уйду пока Корнелиус или доктор Диксон не будут здесь. Я настаиваю на этом. Может, вам что-нибудь нужно?
Зира, сбросив туфли, забралась с ногами на диван.
— Знаете, у меня странное желание. Мне хочется чего-то необычного.
— При данных обстоятельствах этого и следует ожидать. Так что вам принести?
— Специальный виноградный сок.
— Что? Я не совсем понял.
— Он в холодильнике.
— Хорошо, я сейчас принесу.
Хаслейн прошел на кухню. В холодильнике он обнаружил три бутылки калифорнийского шампанского. Усмехнувшись, он открыл одну из них и налил шампанское в большой фужер.
— Вот, пожалуйста, — Хаслейн протянул фужер Зире. — Специальный виноградный сок.
Хаслейн заговорщицки подмигнул. Зира улыбнулась.
— Мне, видимо, не следует пить много.
— Но у вас же небольшой срок, — сказал Хаслейн.
— Порядочный.
— Ну, немного шампанского еще никогда никому не повредило. А когда вы узнали, что у вас будет, э-э-э, малыш?
— Еще до войны.
Зира сделала большой глоток. Хаслейн достал из кармана портсигар, но посмотрев на шимпанзе, спросил:
— Мне, наверное, лучше не курить?
— О нет, ничего, меня это не беспокоит. Хотя, на мой взгляд, курение — довольно-таки странная привычка.
— Да, вы правы, но от нее очень трудно избавиться, — Хаслейн улыбнулся. — Вы говорите, что не знаете, с кем воевали гориллы?
— Они воевали с другими… другими обезьянами, которые жили под землей, недалеко от нашего поселения, — ответила Зира и допила шампанское.
Хаслейн, вновь наполнив бокал, спросил:
— Так все же, кто победил в вашей войне?
— Это не наша война, — возразила Зира. — Это война горилл. Они вечно воюют. Шимпанзе — пацифисты. Никто из нас никогда не видел врага.
— Так, — сказал Хаслейн и добавил: — Тяжелый сегодня день, правда?
— Да, пожалуй.
Они поговорили еще немного о музее, а после Хаслейн вновь вернулся к теме предыдущего разговора. К этому времени Зира уже основательно опьянела, так как Хаслейн старательно подливал ей в бокал шампанское.
— Мне кажется, — сказал он, — вы должны были знать, кто победил.
— Никто, — ответила Зира. — Дурачье, мы же их предупреждали…
— Так что же произошло?
Шампанское оказало свое действие: речь Зиры сделалась бессвязной, однако доктора Хаслейна это не смущало. Он ловил каждое слово, произнесенное Зирой, и молил Бога, чтобы никто им не помешал.
— Когда мы были уже в космосе, — сказала Зира, — мы увидели ослепительно белый свет. Это ужасно. Планета погибла. Во всяком случае, так считал доктор Мило. Потом мы оказались здесь.
Зира вновь осушила бокал.
— Скажите, Зира, в каком году это все произошло?
— Три тысячи девятьсот пятьдесят пятом.
Хаслейн присвистнул.
— Это две тысячи лет вперед. А у вас были данные о том, что произошло на Земле до вашего времени?
— У нас были отрывочные сведения об истории вашей цивилизации, но детально мы знали лишь историю за последнюю тысячу лет.
— Понятно, — сказал Хаслейн и, заслышав звук открывающейся двери, живо обернулся: — А вот и доктор Диксон.
Подымаясь навстречу Люису, Хаслейн незаметно сунул в карман портсигар, лежавший на столе во время его беседы с шимпанзе.
Люис подошел к Зире:
— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросил он. — Мне сообщили, что вы упали в обморок.
— Ничего страшного, — опередил Зиру Хаслейн. — Но, возможно, вы не в курсе, что мадам Зира скоро станет матерью. А сейчас с вашего позволения я оставлю вас наедине с пациенткой, дорогой доктор. До свидания.
Люиса насторожила поспешность, с которой Хаслейн покинул их. Еще больше он обеспокоился, когда обнаружил на столе пустую бутылку из-под шампанского и то, что Зира на все его расспросы лишь бессмысленно улыбалась.
В Вашингтоне стояла жара. Президент с тоской вспоминал о своей резиденции в Западном Белом доме на побережье Калифорнии. Была б его воля, он навсегда перевел бы туда весь правительственный аппарат, но президенты, как он теперь знал из собственного опыта, — самые несвободные люди на земле.
Подавив тяжелый вздох, он обратился к своему секретарю:
— Кто у нас следующий, Мэри Лин?
— Доктор Хаслейн.
— Пусть войдет, — сказал президент, заранее зная, о чем пойдет речь.
Хаслейн широкими шагами пересек Овальный кабинет и остановился перед письменным столом.
— Чем могу быть полезен, Виктор?
— На прошлой неделе я записал на пленку свой разговор с шимпанзе. Мне бы хотелось, чтобы вы его прослушали.
Президент вышел из-за своего огромного стола:
— Хорошо. Садитесь, — он указал Хаслейну на кресло и подошел к холодильнику: — Я, пожалуй, выпью баночку пива, а ты, Виктор?
— Нет, спасибо, сэр.
Хаслейн поставил магнитофон на журнальный столик.
— Как тебе удалось записать разговор?
— С помощью магнитофона, сделанного под портсигар. Его мне дали парни из ЦРУ, — сказал Хаслейн и включил запись.
«Когда вы узнали, что у вас будет малыш?» — послышалось из магнитофона.
Прослушав запись, президент допил пиво и невозмутимо спросил:
— Ну и что?
Хаслейн вскочил и раздраженно воскликнул:
— Как, ну и что?! Это же доказательство того, что разговаривающие обезьяны со временем будут доминировать на Земле. Они создадут цивилизацию, если так ее можно назвать, где наука будет развита очень слабо. Люди станут безмолвными животными. И менее чем через две тысячи лет эти обезьяны полностью уничтожат и себя, и людей, и вообще всю планету.
— Я сомневаюсь, что наше правительство так долго протянет.
— Господин президент, все это серьезно.
— А я серьезно, Виктор. Я должен соблюдать конституцию и защищать людей и страну. Но я не вижу, какая угроза исходит от шимпанзе?
Хаслейн раздраженно ходил по кабинету.
— Виктор, ну что я могу сделать? Что мы можем сделать?
— Господин президент, скажите, сейчас обезьяны говорят?
— Что? Нет, конечно.
— За тысячи, миллион лет эволюции они не научились говорить и не похоже, чтобы что-то изменялось в этом отношении. И если бы до приземления капсулы меня спросили, когда они смогут заговорить, я бы ответил, что на это потребуются, по крайней мере, еще сотни тысяч лет.
— Однако у нас есть две обезьяны, которые разговаривают.
— Вот именно! — воскликнул Хаслейн. — Потому что они генетически отличаются от других. Они могут передать ген, дающий речь, другим обезьянам, и через некоторое время все обезьяны станут говорящими.
— Но это же парадокс, Виктор! По-твоему выходит, что они прилетели из будущего в прошлое, чтобы создать опять же свое будущее. То есть если бы они не были своими прапрапрародителями, то они вообще бы не появились на свет…
— Верно, сэр.
— Но ведь это невозможно!
— Возможно. И я могу это доказать, — сказал Хаслейн и достал из кармана стопку бумаги: — Смотрите…
— О нет, Виктор! В математике я с трудом разбирался даже в школе. Спрячь свои уравнения.
— Но без них я не смогу доказать…
— Ну, допустим, ты меня убедил, что тогда? Неужели нам по силам изменить ход истории?
— Да, сэр. То будущее, из которого они прибыли, необязательно должно стать нашим. Хотя оно столь же реально. Я могу…
— Я слышал твое выступление по ТВ, — перебил его президент. — Короче, ты хочешь изменить будущее, убив этих двух несчастных обезьян. Теперь, вернее, уже трех. Это — старая традиция. Нерон попробовал ее претворить в свое время, но безуспешно: Христос воскрес.
— У Нерона не было таких возможностей, которыми обладаем мы, — мрачно произнес Хаслейн. — Тем более, что у нас всего лишь две обезьяны.
— Виктор, отдаешь ли ты себе отчет, насколько это будет неправомерно. Я войду в историю вторым Нероном. Нет уж, спасибо.
— Вы ставите свою жалость к этим шимпанзе выше вашего долга перед людьми.
Президент в негодовании встал:
— Не вам мне напоминать о моем долге перед людьми, доктор Хаслейн!
— Прошу прощения, — сухо сказал Хаслейн.
Президент вздохнул и опустился в кресло.
— Виктор, я видел шимпанзе по ТВ, — сказал он. — Они очень беззащитные и привлекательные. У нас в стране они очень популярны. Ты говоришь о моих обязанностях. Одна из них — выполнять волю народа, и, как мне кажется, люди желают шимпанзе добра.
— Не все. Опросы показывают, что многих эти обезьяны раздражают. Особенно, когда упоминается имя полковника Тэйлора.
— Да. Но факт остается фактом: они нам ничего плохого не сделали. Мы же не можем просто взять и убить их.
— Можно представить все как несчастный случай, — сказал Хаслейн. — ЦРУ могло бы это устроить.
— Откуда вы взяли, что оно может это сделать?
— Я предположил…
— Оставьте свои предположения при себе, доктор Хаслейн. Нет, у нас не будет никаких несчастных случаев.
— Неужели, господин президент, вы хотите, чтобы шимпанзе правили миром?
Президент улыбнулся. Он вернулся за свой письменный стол и поглядел в окно на лужайку перед Белым домом, на которой играл один из его сыновей.
— Ну, не сейчас, конечно, — сказал он. — И не во время следующего срока. Но если они останутся такими же милыми, как сейчас, возможно, они будут лучшими хозяевами Земли, чем мы.
— Но они уничтожили Землю!
Президент пожал плечами.
— Вы уверены, что это была именно наша Земля?
— А вы уверены, что нет, господин президент?
— Нет, конечно.
— Они — уроженцы Земли. Они верят в то, что прибыли с Земли. Следовательно, у нас с ними одна планета.
— Ладно. Оставьте ваши домыслы, Виктор. Хотя, возможно, вы правы. Но опять же в отношении будущего мы бессильны. Или вы все еще утверждаете, что, сделав что-то сегодня, мы сможем изменить к лучшему завтра?
— Да. Я так считаю.
— Но имеем ли мы на это право, Виктор?
— Не знаю.
Президент с удивлением посмотрел на Хаслейна. Это был первый на его памяти случай, когда советник по науке не был в чем-то уверен. Даже его всепобеждающий горячий взгляд куда-то пропал.
Неровным голосом Хаслейн сказал:
— Я думаю над этой проблемой, господин президент. Если все из возможных будущих реальны, то какое из них уготовано Богом для человечества? И если мы уничтожим обезьян, поступим ли мы в соответствии с божьей волей?
Президент подошел к Хаслейну и положил ему на плечо руку:
— Я бы особенно не думал о том, что мы можем помешать исполнению воли божьей, Виктор.
— Я не фаталист…
— Мне кажется, что, как бы мы ни хотели, мы не сможем помешать ему. Может, нам лучше спросить у него самого, как нам поступить…
Хаслейн покачал головой.
— Я не знаю.
— Но ты знаешь, что убивать невинные существа бесчеловечно. И потом, мы не сможем этого скрыть.
— Но ведь убили же этого русского маршала, — возразил Хаслейн. — И смогли скрыть.
— Да, но то был страшный человек. Он хотел войны. У меня не было выбора, — сказал президент, — но я бы не отдал приказ убить его еще ребенком из-за того, что он мог стать таким, каким стал. Или убить его предков, чтобы он вообще не родился. А ведь это именно то, что вы мне предлагаете сделать.
— Но не забывайте, что полковник Тэйлор мог бы вернуться. Возможно, шимпанзе убили его для того, чтобы завладеть кораблем.
— Если бы все было именно так, мы бы пересмотрели нашу позицию. Тэйлор был офицером нашей армии. Но почему вы считаете, что обезьяны не все нам рассказали?
— Они не сообщили нам о взрыве планеты, — напомнил президенту Хаслейн. — Об этом я узнал только после того, как напоил Зиру. Кстати, за эти полчаса я получил от нее больше информации, чем за время всех заседаний комиссии. Я считаю необходимым провести допрос, чтобы узнать всю правду.
— Итак, комиссия со своей задачей не справляется?
— Нет, сэр. Это вопрос национальной безопасности. Обезьяны же по конституции США не имеют никаких прав.
— Пожалуй, так. Значит, как я понял, вы хотите провести собственное расследование.
— Да, сэр. Я хочу, чтобы дело перешло в компетенцию комиссии по национальной безопасности.
Президент согласно кивнул, затем снял телефонную трубку, отдал распоряжение и вновь повернулся к Хаслейну.
— Хорошо. Я сказал генералу Броуди, чтобы он все организовал. Что же касается уже действующей комиссии, то она не будет расформирована до тех пор, пока не найдутся достаточно убедительные доказательства того, что наша национальная безопасность под угрозой. Итак, мы договорились?
— Да, сэр. Спасибо.
— Не за что. Тем более, что все это мне не по душе. Да, обязательно держите меня в курсе.
— Хорошо, сэр, — ответил Хаслейн и вышел. Президент на некоторое время погрузился в раздумье, затем, вздохнув, нажал кнопку внутренней связи:
— Кто у нас следующий, Мэри Лин?
— Министр внутренних дел, сэр.
— Хорошо. Пусть заходит.
Адмирал Джардин с отвращением посмотрел на лежащий перед ним лист бумаги.
— Что-то мне не нравится все это, — сказал он Хаслейну.
— Это не имеет никакого значения, — ответил тот. — Мы имеем дело с приказом президентской комиссии. Заверен он генералом Броуди. У меня впечатление, что вы недовольны чем-то. Возможно, вы хотите переговорить с Броуди? Позвоните ему.
— Хорошо, я подчиняюсь приказу и передаю шимпанзе агентству по национальной безопасности. Выбора у меня нет.
— Все, что мы хотим, это узнать о судьбе полковника Тэйлора.
— Где вы собираетесь разместить обезьян?
— В одном из отделений госпиталя в лагере Пенделтон, тем более, что одна из шимпанзе беременна. Мы не хотим причинить обезьянам вреда. Но нам нужно узнать, все ли они нам сообщили.
— Хорошо, помещайте в госпиталь, но в нем должно быть все, что необходимо для нормальной жизни этих шимпанзе и для медицинской помощи самке.
— Отлично, адмирал. Транспорт мы организуем сами. Вы только сообщите охране, что мы прибудем завтра в первой половине дня, — сказал Хаслейн и потянулся за документом, лежавшим на столе Джардина. Но тот убрал его в стол.
— Приказ пусть останется у меня. Надеюсь, вы не возражаете?
— Зачем он вам? — удивился Хаслейн.
— Вся эта затея мне не по душе, и, возможно, в один прекрасный день этот документ мне понадобится.
— Ерунда. Но пусть будет по-вашему, — усмехнулся Хаслейн.
— Люис, ты так и не объяснил, куда нас везут и что с нами собираются делать? — воскликнул Корнелиус, обеспокоенно вглядываясь в мелькавшие за окном лимузина холмы, поросшие деревьями. Так как Люис не отвечал, шимпанзе пробормотал:
— Похоже, выбора у нас нет…
— Боюсь, что ты прав, — тихо сказал Люис.
Он сидел вместе со Стефани на заднем сиденье. Шимпанзе расположились напротив. От водителя и офицера морских сил всех четверых отделяла прозрачная перегородка. Две машины с морскими пехотинцами ехали следом.
— Некоторые члены комиссии, — продолжил Люис, — были не удовлетворены вашими ответами, видимо, поэтому они и дали согласие на более, э-э-э, профессиональные расследования. Но у меня есть подозрение, что, даже если бы комиссия не согласилась, это уже не имело бы никакого значения. Хорошо хоть, что ваше дело все еще в ведении нашей комиссии и без ее согласия с вами ничего не смогут сделать.
— Кто же стоит за всем этим? — спросила Стефани.
— Не знаю точно, но скорее всего Хаслейн.
— Доктор Хаслейн был очень добр ко мне. Он не мог так поступить, — возразила Зира.
Люис с жалостью посмотрел на обезьян.
— Я не был бы так уверен.
— Эти люди — профессионалы. Они могут заставить вас заговорить. Будьте с ними вежливы и осторожны, — предупредила Стефани.
— Но кто они? Почему они могут так с нами обращаться? — спросила Зира.
— Вспомни, как обращались с полковником Тэйлором в наше время, — напомнил ей Корнелиус.
— Но мы же не знали… — запротестовала Зира.
— Не упоминайте о полковнике Тэйлоре, пока вас о нем не спросят, — сказал Люис. — И вообще старайтесь говорить только то, что говорили раньше.
Машина свернула с магистрали и остановилась у ворот лагеря. Два вооруженных охранника произвели осмотр и только после этого впустили приехавших на территорию.
Кортеж промчался мимо казарм, административных зданий и наконец затормозил возле нескольких одноэтажных домиков с зелеными крышами. Место было довольно-таки запущенным. Люис и Стефани тревожно переглянулись.
Из центрального здания, вход в которое охранялся вооруженными морскими пехотинцами, вышел адмирал Джардин:
— Приветствую вас в лагере Пенделтон. Надеюсь, вам будет здесь хорошо. Мы подготовили для вас центральный корпус. По-моему, у нас есть все, что вам может понадобиться.
Люис Диксон кивнул:
— Спасибо, адмирал.
В это время к приехавшим вышел Виктор Хаслейн в сопровождении четырех мужчин в штатском, которых он к удивлению шимпанзе им не представил.
Когда обезьяны вылезли из лимузина, штатские пристроились за ними.
— Благодарю вас, адмирал, — сказал Хаслейн. — Позвольте мне увести ваших гостей.
Джардин кивнул.
— Да. Но не забывайте, что вы на территории лагеря военно-морских сил, доктор Хаслейн.
— Не беспокойтесь, адмирал. Мы позаботимся о наших гостях. И, конечно же, мы берем на себя полную ответственность…
— М-да, — буркнул адмирал Джардин. Он посмотрел на Люиса и Стефани, затем вновь перевел взгляд на Хаслейна, но ничего не сказал.
Обезьянам были даны целые сутки на то, чтобы обжиться на новом месте.
Люису и Стефани, так же как и шимпанзе, были предоставлены отдельные комнаты и все удобства, кроме одного — без разрешения доктора Хаслейна они не могли покинуть здание. Правда, Хаслейн утверждал, что это мера временная и скоро Люис и Стефани получат пропуска.
В один из дней Хаслейн представил им новых сотрудников — Генри Амалфи и Лари Бэйтс из агентства национальной безопасности и приказал привести обезьян.
В помещении, куда их привели, Зира с любопытством уставилась на стоящее вдоль стены медицинское оборудование, но даже профессиональный интерес к нему не смог заглушить страх, обрушившийся на нее, едва она переступила порог этой комнаты.
Обезьяны, взявшись за руки, подошли к длинному столу, за которым сидели Хаслейн, Амалфи и Бэйтс. Зире и Корнелиусу велели сесть в кресла, напоминавшие своим видом зубоврачебные. Больше сидячих мест не было, и охранники предложили Люису и Стефани выйти.
— Одну минуту! — запротестовал Люис. — Я имею право здесь находиться.
— Нет, сэр, — ответил Хаслейн. — Я представляю здесь комиссию, в которую и вы входите, а в ваших медицинских услугах мы в данный момент не нуждаемся. Извините, но вам придется покинуть помещение.
Люис понял, что сопротивление бесполезно.
Уходя, он спиной чувствовал полный ужаса взгляд Зиры. Она смотрела ему вслед и после того, как дверь захлопнулась.
— Успокойтесь, прошу вас, — сказал Хаслейн. — Мы не причиним вам вреда. Мы только хотим выяснить правду.
Корнелиус и Зира подавленно молчали, наконец, Корнелиус сказал:
— Если вы не желаете нам зла, то почему вы убрали из комнаты доктора Диксона? Вы стыдитесь того, что собираетесь сделать?
— Это не разговор, — отрезал Амалфи. — Слушайте, чем раньше мы начнем, тем раньше отправимся по домам. Мне все это не нравится, так же как и вам. Просто мы исполняем свою работу.
— Да ладно тебе, кому ты пытаешься объяснить, это же — обезьяны, — раздраженно перебил его Бэйтс.
— Лари, ты должен вести себя прилично, — сказал Амалфи. — Ведь так, доктор Хаслейн?
— Я не обязан быть вежливым с обезьянами. Они же ничего не скажут, потому что ни черта не знают, — опять забрюзжал Бэйтс.
— Я не согласен с тобой. Они достаточно умны. Например, расскажут нам вот об этом, — сказал Амалфи и нажал кнопку магнитофона, стоящего на столе перед ним. Послышался голос Зиры.
— Когда мы уже были в космосе… мы увидели ослепительно белый свет. Это ужасно. Планета погибла. Во всяком случае, так считал доктор Мило. Потом мы оказались здесь.
— Это ваш голос? — спросил Амалфи. — Вы все это видели?
— Я не помню, чтобы я говорила это, — ответила Зира. — Я была пьяна, выпила слишком много шампанского, доктор Хаслейн может это подтвердить.
— Да, это так, мистер Амалфи. Возможно, она не помнит, о чем говорила тогда.
— Нам нужно подтвердить ее слова, — сказал Амалфи. — Мадам Зира, почему вы сообщили об этом доктору Хаслейну только тогда, когда были пьяны, но скрыли столь важный факт от комиссии?
— Мы ничего не скрывали. Об этом нас никто не спрашивал.
— Понятно, — улыбаясь, проговорил Амалфи. — Но теперь мы должны об этом у вас спросить. Итак, у вас была война, в результате которой Земля была разрушена.
— Но разрушена не нами, — возразила Зира. — Шимпанзе к этому не имеют никакого отношения. Это гориллы и орангутанги.
— Какая разница? Вы все — шайка мартышек, — злобно сказал Бэйтс.
— Это уже слишком! — прервал его Корнелиус. — Прекратите ваши оскорбления, мистер Бэйтс. Постарайтесь не употреблять слово «мартышки» по отношению к нам, так как нас оно оскорбляет.
— Какие вы чувствительные, — съехидничал Бэйтс, — особенно, если учесть, что вы разнесли в клочья планету.
— Я, как археолог и историк, изучил множество исторических свидетельств и фактов и пришел к выводу, что оружие, уничтожившее Землю, было изобретено человеком.
— Но воспользовались им, по всей вероятности, вы.
— Возможно, — ответил Корнелиус. — Но я также знаю, что у людей есть своеобразная привычка убивать себе подобных.
— Хорошо, мы можем допустить, что человеческая цивилизация пришла в упадок, — сказал Хаслейн. — Но мы хотим знать, как именно это происходило и как обезьянам удалось занять место людей. Корнелиус, у вас как у историка, вероятно, есть на этот счет своя теория?
— Насколько нам известно, все началось с какого-то вируса, поражавшего собак.
— И котов, — добавила Зира.
— И котов. Миллионы их умерли. Несмотря на карантин, вирус распространился. Кончилось тем, что у людей погибли все домашние животные. И тогда люди стали брать обезьян в свои дома. Эти обезьяны не умели разговаривать, но все же они были умнее собак и кошек, а люди отбирали самых способных и умных для получения потомства. Примерно через двести лет обезьяны стали уже не просто домашними животными, они превратились в прислугу.
— Как собаки, стерегущие овец? — спросил Амалфи.
— Разве собака может застилать постель, убирать, готовить? Обезьяны выполняли всю грязную работу. Работали на фабриках и заводах, мыли посуду в столовых.
— Удивительно! — воскликнул Хаслейн. — А что произошло дальше?
— Они восстали, — с гордостью сказала Зира. — Они поняли, что они — рабы.
— Пока они были животными, — продолжил Корнелиус, — они не чувствовали себя эксплуатируемыми, но когда у них стало появляться сознание, они начали бороться против рабства, бороться сообща.
Хаслейн весь обратился в слух.
— Продолжайте, пожалуйста, профессор Корнелиус, — сказал он.
— Сначала обезьяны могли только рычать в знак отказа. Но в один исторический день появился шимпанзе, которого звали Алдо. Он мог говорить. Алдо сказал слово, которое обезьяны слышали от людей сотни раз слово: «Нет!».
— Похоже, вы гордитесь им, — заметил Хаслейн.
— Конечно. Это самое почитаемое имя у обезьян.
— Вот как это началось, — задумчиво проговорил Хаслейн и вновь обратился к шимпанзе.
— Но что стало с людьми?
— Точно нам неизвестно.
— Видимо, обезьяны их просто перерезали? — ухмыльнулся Бэйтс.
— Скорее всего, они сами перерезали друг друга, — ответила ему Зира.
— Включите проектор, фильм Б-3,— распорядился Бэйтс.
На экране появились Корнелиус и Зира, заснятые на пленку во время первого заседания президентской комиссии. Послышался голос Корнелиуса:
«В нашем мире обезьяны говорят, а люди — это примитивные животные».
— Это ваши слова? — спросил Бэйтс у Корнелиуса.
— Да.
— Значит, в вашем мире люди примитивны, — сказал Бэйтс. — А они счастливы?
Корнелиус отвел взгляд от впившихся в него пронзительных глаз.
Тот повторил вопрос:
— Я спрашиваю: они счастливы?
Ответа не последовало.
— Так что же произошло с человеческой цивилизацией, профессор Корнелиус? — мягко спросил Хаслейн. — Если бы ее победили обезьяны, то наверняка у вас остались бы тому подтверждения. Вы бы гордились таким триумфом.
— После восстания обезьяны поработили людей, так? — настаивал Бэйтс. — Из-за мести. Убили наиболее умных, уничтожили цивилизацию.
— Нет! — воскликнула Зира. — Не так!
— Как обращались с людьми в ваше время? — спросил Амалфи. — Что бы произошло со мной, попади я к вам?
— Я не знаю, — ответила Зира.
— Ах так, — сказал Бэйтс. — Вы в этом уверены? Прокрутите пленку Б-5.
Экран опять ожил. Зира отвечала на вопросы комиссии. «Что же касается людей, — говорила она, — …то я, вскрыв… Извините, обследовав тысячи из них, встретила только двоих, которые могли говорить».
— Кто были эти двое? Полковник Тэйлор и кто еще? — громко спросил Бэйтс.
— Я никогда не встречала полковника Тэйлора, — сказала Зира.
— Вы же прибыли сюда на его корабле, — напомнил Хаслейн.
— Включите отмеченный кусок пленки Б-5, только звук, — приказал Бэйтс в переговорное устройство.
Послышался голос Зиры: «Что же касается людей, — говорила она, — … то я, вскрыв… Извините, обследовав тысячи из них…»
— Что это за слово, на котором вы запнулись? — спросил Бэйтс. — Что вы боялись произнести перед комиссией?
— Я не помню, — нервно ответила Зира. — Я ничего не боялась.
— Не помните? Как же! Мы освежим вам память. Включите монтаж.
«Вскрыв… вскрыв… вскрыв…» — повторял голос Зиры.
— Продолжите слово, мадам Зира!
Она улыбнулась:
— Похоже, что я слегка заикалась.
— Молодчина! — шепотом поддержал ее Корнелиус.
— Я так понимаю, что вы не желаете рассказать о своих отношениях с полковником Тэйлором.
— Мы никогда не…
— Это мы уже слышали, — перебил Амалфи. — Лучше скажите правду, и мы оставим вас в покое. Мы все равно все узнаем, так что не создавайте себе осложнений.
— Нам не о чем рассказывать, — ответил Корнелиус.
Хаслейн вздохнул.
— Тогда у нас нет выбора. Пригласите доктора Диксона.
Наступила продолжительная пауза. Затем в комнату вошел доктор Диксон.
— Вызывали?
— Да, — ответил Хаслейн. — Я хочу, чтобы вы ввели содиум пектанол этим обезьянам. Начните с самки.
— Мне кажется, этого не стоит делать, — сказал Люис.
— А мне наплевать на то, что вам кажется, доктор Диксон. Я пригласил вас не для высказывания своих соображений, а если вы откажетесь, то наркотик введет местный врач. Вас же я пригласил только потому, что обезьяны находились под вашим наблюдением.
— Понятно. Но я не знаю дозу и как воздействует наркотик на шимпанзе.
— Думаю, так же, как и на людей. В любом случае, мы попробуем.
— Вы не имеете права, — возразил Люис.
— Доктор Диксон, или вы делаете то, что я вам сказал, или это сделает кто-то другой. И вообще, шимпанзе — это животные. У них нет прав. Возможно, их владельцы…
— У нас нет владельцев! — закричала Зира.
— Кроме того, они прибыли, — не обращая внимания на Зиру, продолжал Хаслейн, — на космическом корабле, принадлежащем США. Они — угонщики.
— Ладно, — согласился Люис. Он решил, что будет лучше, если он сам сделает укол и будет наблюдать за своими подопечными. Он наполнил шприц и повернулся к Зире.
— Нет! — закричал Корнелиус.
— Успокойте его! — приказал Хаслейн. Амалфи и Бэйтс схватили шимпанзе за руки.
— Это не причинит ей вреда, — заверил Корнелиуса Люис, — только, как бы сказать, расслабит…
— А мой ребенок? — заволновалась Зира.
— С ним будет все в порядке. Пожалуйста, Зира, закатай левый рукав и ложись на тележку, — попросил Люис.
— Сама знаю, — раздраженно ответила Зира.
— Проводите профессора Корнелиуса в его комнату, — велел Хаслейн.
Бэйтс кивнул и вывел шимпанзе за дверь. Уходя, Корнелиус успел заметить, как Зира поморщилась от укола.
— Это будет иметь такой же эффект, как специальный виноградный сок, — сказал Зире Люис. — Ты станешь сонной.
— И пьяной, — добавила она.
— В какой-то степени. О’кей, теперь сосчитай до десяти.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть…
— Очень хорошо, не останавливайся.
— Семь, восемь, восемь…
— Что идет после восьми?
— Я не знаю, может, десять? Я очень устала.
Люис посмотрел на Хаслейна.
— Она готова.
— Спасибо, доктор Диксон. Вы свободны.
— Я не уйду, сэр. Это моя пациентка, и я останусь здесь.
Хаслейн ничего не ответил. Люис посмотрел на него и добавил:
— Я, как и вы, член президентской комиссии. Если вы меня отсюда выставите, то я наделаю столько шума, что вы будете его слышать еще десятки лет.
Люис говорил очень тихо, чтобы не потревожить Зиру, но его голос звучал жестко и уверенно.
Хаслейн кивнул.
— Ладно. Начинайте, мистер Амалфи.
— Зира, — обратился к шимпанзе Амалфи. — Ты понимаешь меня? Я — твой друг.
— Друг… — повторила слабым голосом Зира.
— Ты работала раньше в такой вот комнате?
— Да. Моя была больше, но не такая красивая.
— Красивая? Я не назвал бы эту комнату красивой.
— Тут прелестные инструменты и оборудование. У нас не было таких.
— Понятно. У тебя были ассистенты?
— Трое. Все шимпанзе. И один орангутанг иногда тоже работал с нами.
— Чем вы занимались в своей лаборатории?
— Исследованиями. Мы сравнивали.
— Сравнивали что?
— Анатомию.
Хаслейн посмотрел на Люиса.
— Вы ведь знали это? — спросил он.
Люис не ответил.
— Предатель. Продолжайте, Амалфи.
— Чью анатомию вы сравнивали?
Ответа не было. Шимпанзе тихонько раскачивалась на тележке.
— Человеческую и обезьянью? Так?
— Да.
— Вы вскрывали тела обезьян?
— Да.
— Откуда вы их получали?
— Мертвых обезьян привозили из госпиталей и моргов.
— Да, но чтобы сравнивать, вы должны были вскрывать и тела людей.
— Да. Нам доставляли их.
— Кто их вам доставлял, Зира?
— Гориллы охотились за ними. Это был своего рода спорт. Они использовали сети, винтовки и капканы. Иногда они ловили их живыми и затем держали в клетках.
— Что дальше происходило с людьми из клеток? — спросил Амалфи.
Он контролировал свой голос и его тон был дружелюбным и спокойным, но взгляд Амалфи выражал в эти минуты ненависть и отвращение.
— Армия использовала их как мишени, а мы для научных экспериментов. Иногда попадались очень хорошие экземпляры.
— Понятно. Вы брали и сравнивали?
— Кости, мышцы, вены, артерии, печень, сердце, желудки… В общем, все. Мы работали очень тщательно. Исследовали нервную систему и рефлексы.
— Рефлексы? — удивился Хаслейн. — Что она имеет в виду?
Он посмотрел на Люиса и Амалфи.
Люис никак не прореагировал на вопрос Хаслейна, а Амалфи сказал:
— Рефлексы… У мертвых же нет рефлексов!
— Конечно, нет, — подала голос Зира. — Мы использовали живые экземпляры.
— Вы делали операции на мозге живым людям?
— Да.
— И много выжило?
— Порядком. Конечно, многих мы потеряли, но этого следовало ожидать. Основное направление моей работы — стимуляция атрофировавшегося центра речи людей.
— И как, успешно?
— Пока нет. Где я?
— Она скоро очнется, — забеспокоился Хаслейн. — Еще инъекцию, доктор Диксон.
— Нет, нельзя, — сказал Люис и, так как Хаслейн настаивал, добавил. — Если вы убьете ее, то ответите перед президентом. Я не возьму на себя такую ответственность, и я сомневаюсь, что вы найдете врача, который согласится сделать еще один укол.
Не обращая внимания на их перепалку, Амалфи продолжил допрос:
— А полковник Тэйлор? — спросил он, — Вы и его речевые центры стимулировали?
— Конечно, нет. Ведь он уже говорил.
Хаслейн глубоко и шумно вздохнул.
— На корабле было трое мужчин? — спросил Амалфи.
— Да, — ответила Зира. — Один из них умер.
— Умер?
— Да. Еще до того, как мы узнали, что он умеет говорить. Гориллы убили его из-за уникальной кожи. Никогда ранее мы не видели такой кожи на человеке. Из него изготовили чучело и выставили в музее, как ту гориллу, что я видела в вашем музее.
— Почему вы назвали кожу уникальной?
— Она была черной, как уголь. Чучело челоека с черной кожей стало центральным экспонатом в нашем музее естественных наук.
— Это — лейтенант Додж, — прошептал Хаслейн. — А что с Тэйлором?
— Вы вскрыли тело полковника Тэйлора? — спросил Амалфи.
— Нет! Нам очень нравился полковник Тэйлор.
— Всем? Всем обезьянам?
— Многим. Мы делали все, чтобы помочь ему, Корнелиус и я…
Зира внезапно вздрогнула и замолчала. Диксон подошел и посмотрел на нее.
— Все. Действие наркотика закончилось, — сказал он. — Делать еще укол я отказываюсь.
— Корнелиус! — позвала Зира и открыла глаза.
— Все в порядке, Зира, — успокоил ее Люис.
— Сейчас ты можешь поспать.
Хаслейн открыл дверь и подозвал охранника:
— Доставьте шимпанзе в ее комнату.
— Да, сэр, — ответил охранник. Звали его Томми Биллингз, ему было девятнадцать лет. Он подошел к тележке, на которой лежала Зира.
— Не беспокойся, подружка, — сказал Томми. — Все будет хорошо. Сейчас я отвезу тебя в твою комнату.
Он посмотрел на Хаслейна и Диксона и спросил:
— Вы ее тут не обижали? Ее незачем обижать. Она же ничего не сделала.
— Отвезите ее, — повторил свой приказ Хаслейн.
— Да, сэр, — ответил Томми и покатил тележку к двери, продолжая разговаривать со все еще спящей Зирой. — Теперь можешь не бояться, — говорил он. — Томми о тебе позаботится. Мне нравятся обезьяны. Около моего дома есть зоопарк и там живут три обезьяны. Мне всегда нравилось их кормить. Так, осторожненько…
Томми выкатил тележку за дверь.
— По-моему, мы услышали достаточно, — сказал Хаслейн.
— Достаточно для чего? — раздраженно спросил Люис.
— Да ладно вам, доктор Диксон. Вы же тоже должны понимать угрозу, исходящую от этих обезьян. А если нет, то поймете, послушав мой доклад президентской комиссии.
Виктор Хаслейн заканчивал свой доклад членам президентской комиссии.
— Итак, я изложил факты и свои соображения. Позвольте теперь подвести итог.
Он поднял глаза и посмотрел на присутствующих. Скорее всего, его поддержат все, кроме доктора Диксона и, возможно, кардинала Макперсона.
— Я сообщил вам, что эти шимпанзе могут скрещиваться с существующими в наше время их примитивными собратьями, в результате чего их потомство тоже будет говорящим. Если же все пойдет естественным путем, то обезьяны не станут говорящими, по крайней мере, еще тысячу лет.
Раздались одобрительные возгласы.
— Также мною было сказано о том, — продолжал Хаслейн, — что появление говорящих обезьян приведет к катастрофе. В будущем они поднимут восстание против наших потомков и будут охотиться и убивать всех людей, которые еще будут способны действовать разумно. Таким образом, они уничтожат человеческую цивилизацию. Это будет их благодарность людям за то, что они научили их разговаривать.
— Но, доктор Хаслейн, вы же не знаете этого наверняка, — сказал кардинал Макперсон.
— Это так, ваше преосвященство, — ответил Хаслейн. — Но мы знаем о том, что обезьяны восстанут против людей и через две тысячи лет люди утратят способность разговаривать. То, что я сказал ранее, это логическое предположение развития событий.
— Понятно, — медленно сказал Макперсон.
— Я подчеркиваю то обстоятельство, что самка виновна в пытках людей; и хотя она сама не замешана в убийстве полковника Тэйлора, но это сделали ее сородичи, убившие лейтенанта Доджа, да еще изготовившие из него чучело.
Сделав паузу, Хаслейн посмотрел на конгрессмена Бойда. Тот, как обычно, не скрывал своей ненависти к предмету разговора. Это придало уверенности Хаслейну, и он громче, чем обычно, произнес:
— Леди и джентльмены! Президент ждет ваших рекомендаций. Мы столкнулись с опасностью, угрожающей не только США, но и всей человеческой расе. Мы должны действовать.
— Но, доктор Хаслейн, ведь эти две обезьяны, если их содержать под стражей, не будут представлять угрозы, — попытался урезонить его председатель Хартлей.
— Вот что я скажу: наше будущее никому не известно, но сам факт, что обезьяны прибыли из ужасного времени, в котором наши потомки низвергнуты до состояния животных, говорит о весьма неприятных перспективах для человечества. И до тех пор, пока они живы, существует опасность, что их гены смешаются с генами нынешних обезьян. Поэтому они — угроза всем людям. Потомкам каждого из нас.
— Очень драматично, — сказал кардинал. — Так как у меня нет потомков и, вероятно, не будет, то я не имею каких-либо предубеждений и мне кажется, что эти шимпанзе ни в чем не виноваты и не заслуживают смертного приговора. Мы бы не стали убивать, например, собак, предположив, что в будущем они взбесятся и перекусают людей. Почему же тогда мы должны лишать жизни этих двух разумных и говорящих обезьян?
— Ваше преосвященство, вы хотите сказать, что у них есть душа? — удивился председатель комиссии.
— Этого я не говорил, — ответил кардинал. — Конечно, мир, описанный доктор Хаслейном, ужасен и недопустим. Но, однако, я не верю, что зло можно предотвратить еще большим злом. И может выйти так, что этим злом мы только поможем воплотиться будущему, из которого прибыли обезьяны. Всегда именно так и случается.
— Превосходная мысль, — усмехнулся Хаслейн, — но ваши рассуждения неверны. Если мы ничего не предпримем, тогда будущее, из которого прибыли обезьяны, наступит наверняка. Мы должны предотвратить его. Должны!
— Джентльмены! Леди! — пытался укротить разбушевавшиеся страсти Хартлей. — Как я понимаю, президент ждет нашего решения. Я предлагаю получасовой перерыв, а затем мы решим судьбу обезьян. Возражения есть? Нет? Тогда перерыв.
Но даже и спустя три дня, когда наконец решение было принято, единодушия среди членов президентской комиссии не было.
Наступил вечер, когда комиссия собралась в последний раз.
— Мне надлежит сообщить вам, — начал доктор Хартлей, — что президент принял рекомендации, выработанные комиссией. Первое: мы не обнаружили доказательств враждебности обезьян к человеческой расе, а также тому, что они являются непосредственной угрозой человечеству. Это заключение было принято единогласно. Второе: мы считаем, что шимпанзе-самец под именем Корнелиус не принимал участия в совершении преступлений против людей. Далее мы считаем, что он является и всегда являлся только ученым, глубоко и заинтересованно изучавшим историю исчезновения человеческой цивилизации. Он не виновен ни в чем таком, что бы заслуживало наказания. Это заключение также принято единогласно. Третье: мы считаем, что самка-шимпанзе по имени Зира виновна в действиях, которые, если рассматривать их объективно и по законам нашего времени, являются преступлением против человечества. Однако комиссия отмечает, что действия, совершенные Зирой по отношению к человеческим существам в ее времени, сейчас выполняются нашими учеными и врачами над телами животных по тем же мотивам. Также отмечаем, что Зира была до встречи с полковником Тэйлором уверена в том, что люди — это животные, лишенные разума.
Конгрессмен Бойд громко кашлянул.
— Да, мистер Бойд? — обратился к нему Хартлей.
— Господин председатель комиссии, последнее заключение не было принято единогласно, и это должно найти отражение в докладе, предоставляемом президенту. Обезьяны не могли рассматривать людей в одной категории с Животными, и я уверен, что не рассматривали… Они видели в людях прежних хозяев и мстили им.
— Мистер Бойд, — перебил Хартлей, — вы сможете представить свой собственный рапорт. Все желающие также это могут сделать. В основном же докладе есть указание, что третье положение не было принято единогласно, а формулировка его такова: комиссия не рекомендует применения каких-либо наказаний по отношению к шимпанзе Зире.
Хартлей перевернул страницу и продолжил чтение:
— Комиссия считает, что шимпанзе Зира и Корнелиус не представляют непосредственной угрозы человеческой расе, однако их потомство может таковой оказаться. Если их дети смогут скрещиваться с обычными обезьянами, то будущее, описанное Зирой и Корнелиусом, вполне может стать реальностью. Поэтому комиссия рекомендует предотвратить рождение ребенка Зиры и Корнелиуса, а также провести их стерилизацию, после чего они будут считаться опекаемыми Соединенных Штатов Америки и могут использоваться там, где их таланты найдут наилучшее применение, с обязательным учетом собственных желаний.
— Это все равно убийство, — сказал кардинал Макперсон. — Аборт — это убийство. Почему бы не дать ребенку родиться, а затем его стерилизовать тоже, если уж вам так неймется.
— Мы уже знакомы с вашими взглядами, ваше преосвященство, — сказал Хаслейн. — Я ценю вашу озабоченность. Пусть это дело останется на моей совести.
— На вашей совести и на совести ваших детей, так что ли, доктор Хаслейн? Однако Господь не позволит вам свалить свою вину на ваших потомков.
— Если вы закончили, — сказал Хартлей, — то я продолжу чтение. — Если данные рекомецдации будут приняты президентом США, то доктору Виктору Хаслейну предоставляется право выполнить рекомендации данной комиссии.
Хартлей оглядел присутствующих и спросил:
— Дополнения будут?
Ответом ему было молчание, и Хартлей сказал:
— Тогда я объявляю комиссию расформированной.
Люис запарковал машину недалеко от дома Стефани. Она выбежала к нему. Они обнялись.
Несмотря на то, что Люис был очень рад ветрече, выглядел он расстроенным. Стефани заволновалась.
— Что-то не так? — спросила она.
— А что, видно?
— Да. Что случилось?
Люис рассказал ей обо всем, что произошло.
— Шимпанзе останутся жить, но то, что с ними сделают, это — ужасно…
— Они уже знают?
— Нет, — ответил Люис. — Но Хаслейн завтра им сообщит. Он с ума сошел от страха, эти шимпанзе для него — конец человеческой цивилизации.
— Люис, может, сообщить им заранее? Я думаю, будет лучше, если это сделаем мы, их друзья.
— Я думаю о том же, поэтому и пришел к тебе. Один я не смогу, ты поедешь со мной?
— Конечно.
— Тогда поехали быстрей. Ты же знаешь Хаслейна, он может и сегодня туда заявиться.
— Если это так срочно, то лучше поезжай один, а я буду через полчаса: сестра попросила посидеть с ее детьми, и нужно ее дождаться.
— Но эти полчаса могут оказаться роковыми! Хотя, что делать? Только ты все-таки поторапливайся. И еще, — Люис притянул к себе Стефани и поцеловал: — Помни, я тебя люблю.
— И я, — ответила Стефани, пытаясь улыбнуться, но в ее глазах стояли слезы.
— Вот сэр, встречайте вашу жену. Я знаю, вы очень волновались за нее, — сказал Томми Биллингз и оставил шимпанзе одних.
— Три дня! — воскликнул Корнелиус. — Я тут с ума сходил!
— Разве тебе не передавали, что со мной все в порядке? — спросила Зира.
— Конечно говорили, но после того, что они сделали, я им не верю. Варвары! Дикари! Делать уколы беременной женщине! Даже гориллы до такого не додумывались.
— Да, дорогой, — тихо сказала Зира. — Ты рад меня видеть?
— О да, конечно! Садись, тебе нельзя долго стоять.
Корнелиус взял Зиру за руки и подвел к креслу. Она села, не отрывая глаз от Корнелиуса, который в том же возбужденном состоянии ходил взад и вперед по комнате.
— Дикари! — поминутно повторял он.
— Я делала еще более ужасные вещи с людьми, — сказала Зира.
— Если бы мы раньше знали… Помнишь, полковник Тэйлор вначале тоже думал, что мы — дикари.
Корнелиус оглядел комнату.
— Они наверняка подслушивают нас.
— Ну и что? Они знают о Тэйлоре.
— Они заставили тебя рассказать о нем?
— Да. И о нем тоже. Теперь нам нечего скрывать.
— Животные!
— Знаешь, что я тебе скажу: я рада. Рада, потому что больше не надо ничего скрывать. Мы не можем жить ложью.
— Если мы вообще будем жить, — пробормотал Корнелиус. — Они ведь могут и убить нас.
— Чепуха. Они не такие уж дикари.
— Не знаю, — Корнелиус взял руку Зиры и приложил ее к своей щеке. — Сколько еще осталось?
— Неделя. Возможно меньше.
— Очень мало, а они так с тобой обращались. Варвары. Как они могли?
— Корнелиус, они не убьют нас?
В двери начали поворачивать ключ. Зира в ужасе замерла. Дверь медленно открылась и вошел Томми Биллингз.
— Время подкрепиться, — сказал он.
В руках у него был поднос с супом, соком и нарезанными фруктами.
— Пошел вон! — закричал Корнелиус.
— Эй! Так нельзя говорить.
— Я тоже не голодна, — сказала Зира.
— Ну хоть выпейте ваш сок, мэм. Вам необходимы витамины. Да и суп не помешал бы. Вам надо хорошо питаться, ради той маленькой обезьянки, что внутри вас.
— Будь ты проклят! — взревел Корнелиус.
Он вырвал поднос и запустил в лицо Томми.
— Что ты делаешь? — закричал тот.
Горячий суп ослепил Томми, и он, ничего не видя, неуклюже размахивал перед собой руками.
— Будь ты проклят! — опять повторил Корнелиус и, подняв поднос, ударил им Томми по голове.
— За что? — завопил солдат. — Что я сделал?
Он сделал шаг вперед и, поскользнувшись на пролитом супе, свалился на пол. Падая, Томми ударился головой о край стола.
— С ним все в порядке? — опасливо спросила Зира, глядя на неподвижное тело солдата.
— Конечно. Ты же знаешь, какие люди толстолобые. Так ему и надо. Никому не позволю так обращаться с моей женой.
— Он не шевелится.
— Он просто без сознания. Давай выбираться отсюда.
— Но, Корнелиус! Мы должны позвать…
— Мы никого не будем звать, а уйдем отсюда. Пора нам что-нибудь предпринимать, а не сидеть сложа руки в ожидании своей участи. Пойдем.
Коридор был пуст. Шимпанзе быстро прошли его, и Корнелиус выглянул за дверь.
— Охрана, — прошептал он. — Их много…
— Как же мы выйдем? Корнелиус, мне кажется, нам лучше вернуться.
— Нет.
Шимпанзе зашел в один из кабинетов и осмотрел потолок. Затем в следующий…
— Ага, — сказал он. — Я знаю, что должен быть какой-нибудь люк. Наверху, по-видимому, чердак, а с него мы сможем перебраться на крышу. А там — на дерево.
— И что дальше?
— Люди не умеют ходить по деревьям, — сказал Корнелиус. — Поэтому редко смотрят наверх, я это знаю, так как наблюдал за ними.
В конце пыльного чердака они нашли большой вентилятор, встроенный в крышу. Корнелиусу удалось сдвинуть его и выглянуть наружу.
— Веди себя очень тихо, — прошептал Корнелиус. — Внизу охрана. Нам надо добраться вон до того дерева, по нему мы спустимся на землю. Когда выйдем на крышу, не разговаривай и не останавливайся.
— Я надеюсь, все будет хорошо, — прошептала в ответ Зира.
— Я тоже. Я люблю тебя.
— И я тебя.
Разговаривая с Виктором Хаслейном, Люис с трудом сдерживал желание перегнуться через стол и хорошенько врезать уважаемому доктору.
— Вы могли бы отсрочить это на пару дней, — раздраженно сказал он.
— В инструкциях, полученных мной, говорится, что это нужно сделать немедленно, — невозмутимо ответил Хаслейн. — А немедленно — это не через несколько дней. Да и вообще, если уж эту неприятную процедуру все равно проводить, то какая разница: сейчас или спустя какое-то время.
— Значит, вы признаете, что процедура, как вы ее называете, неприятная?
— Неприятная? Да это — трагедия! Диксон, вы что думаете, мне это нравится? Так?
— Вообще-то, да.
— Вы ошибаетесь, — сказал Хаслейн. — Садитесь, доктор Диксон. Я не думаю, что мы убедим друг друга, но пока мы спорим, лучше вам устроиться поудобнее. Может, вы сами согласитесь провести операцию?
— Я не хочу иметь никакого отношения к этой отвратительной…
— Я предложил вам это, так как считал, что вы любите их и хотите быть уверены в том, что операция будет проведена грамотно и безболезненно. Но, похоже, я ошибся.
— Дайте сигарету, — сказал Люис и тяжело опустился в кресло.
— Конечно, — Хаслейн протянул пачку. — Я не знал, что вы курите.
— Я и не курю — вот уже пять лет.
— Вы очень озабоченны, — сказал Хаслейн. — И я тоже, Диксон. Ведь приносится в жертву одно из величайших открытий в истории. Говорящие животные, которые могут думать и познавать…
— Тогда почему же вы делаете все это?
— Потому что человеческая раса, если мы сохраним этих шимпанзе, скорее всего, будет уничтожена. Если же это не так, то, значит, мы зря пожертвовали двумя существами. Прелестными. Невинными. Но, заметьте, только двумя.
— Двумя? В приказе ведь ничего нет о родителях, только о нерожденном ребенке. А вы хотите убить и их тоже, не так ли, доктор Хаслейн? Отвечайте же!
Хаслейн пожал плечами.
— Да, я бы чувствовал себя спокойнее, если бы все они были мертвы. Но я не собираюсь нарушать приказ. Вот еще и поэтому я предложил вам провести операцию. Вы были бы уверены, что все сделано в соответствии с инструкцией. Мне бы не хотелось быть обвиненным в убийстве этих двух шимпанзе, если что-либо выйдет не так…
— Что может выйти не так? Вы ответите за смерть шимпанзе…
В этот момент из коридора донеслись крики и шум.
— В чем дело? — забеспокоился Хаслейн. — Давайте посмотрим, что произошло.
Корнелиус оглянулся на ограду лагеря.
— По-моему, мы выбрались за территорию. Это было последнее ограждение, если память мне не изменяет.
— Но что дальше? — спросила Зира.
Они шли по дороге, освещенной луной. Со стороны зарослей кустарников, окружавших шоссе, доносились подозрительные шорохи, державшие их слух в постоянном напряжении.
— Нам необходимо раздобыть одежду, — сказал Корнелиус, — для того, чтобы мы хотя бы издали могли сойти за людей.
— Мне кажется, ничего у нас не выйдет, о-о-о!
— Что случилось?
— Спокойно, Корнелиус. Спокойно. Ты спокоен?
— Да.
— Хорошо. По-моему, у меня начались схватки.
— Что?!
— Это лазание по деревьям. Интересно, ведь примитивным обезьянам приходится лазать по деревьям прямо до того времени, как…
— Но… Но ведь надо же что-то делать? Я пойду назад за помощью!
— Не надо. Обезьяны рожали детей тысячи лет без всякой помощи. Я выдержу. И у меня есть ты.
— Но…
— Нам лучше сойти с дороги.
Зира взяла Корнелиуса за руку, и они углубились в заросли.
— Они будут искать нас?
— Конечно. Ты еще можешь идти?
— Да.
— Тогда постараемся отойти подальше. Корнелиус остановился и прислушался.
— Что такое? — спросила Зира.
До них донесся слабый звук сирены. Корнелиус повернулся к Зире.
— Ничего. Это птицы.
Он взял ее за руку, и они двинулись дальше.
Люис Диксон наклонился над телом охранника. Пульса не было. Он посмотрел на Виктора Хаслейна, застывшего в дверном проеме.
— Мертв, — сказал Люис.
— Мне очень жаль, — ответил Хаслейн.
— Да, конечно, — Люис покрыл простыней тело Томми и встал. — Конечно.
— Я не знаю почему, но ваше мнение, доктор Диксон, мне не безразлично. Я все время пытаюсь убедить вас в том, что я не чудовище, жаждущее невинной крови.
— Вы хотите убить шимпанзе, и смерть этого солдата будет предлогом.
— Да, вы правы. Они угрожают человечеству, нашей цивилизации, науке и должны быть уничтожены. Если бы они были агрессивными и злыми, все было бы гораздо проще. То, что случилось, похоже, результат несчастного случая, но все равно этот факт, понятно, не в их пользу.
Хаслейн быстрым шагом направился в свой кабинет, откуда сделал несколько телефонных звонков. Вскоре завыли сирены, по территории лагеря помчались машины с вооруженными людьми.
Хаслейн собрался сделать еще один телефонный звонок, когда в кабинет вошел Люис Диксон. Хаслейн посмотрел на него.
— Да?
— Что вы приказали? — спросил Люис. — Военные будут стрелять?
— Я только сообщил адмиралу, что наши пленники сбежали, убив при этом матроса-охранника.
— Боже! Теперь они точно начнут палить…
— Возможно. Надеюсь, что да. Как вы не понимаете, либо они, либо мы. Вот как стоит вопрос, — Хаслейн поднял трубку телефона. — Извините меня, доктор, но я должен доложить президенту.
Хаслейн подождал, пока Люис выйдет, затем закурил сигарету.
Прошло довольно много времени, пока к телефону подошел Броуди. Хаслейн доложил о произошедшем.
— Какой приказ отдан матросам? — спросил Броуди.
— Найти и задержать.
— Ну да, задержать. Матросы знают, что эти обезьяны убили одного из их товарищей. Так что приказ поймут однозначно, а нам нужны эти обезьяны живыми! Вам ясно?
— Я думал, что вы поддерживаете меня, генерал, — с горечью сказал Хаслейн.
— При чем здесь это. Президент скажет вам то же самое. Эти мартышки должны быть живы, что бы они ни натворили. Понятно? Если вы их застрелите, это вызовет политический скандал. Людям нравятся эти обезьяны, они считают их равными себе.
— Да, генерал.
— Надеюсь, ты меня понял, Виктор. Я сейчас позвоню адмиралу Джардину. А пока отдай соответствующие распоряжения. И позвони мне, если будет что-то новое.
Шимпанзе с нарастающим ужасом следили за машинами, полными солдат, мчавшимися по дороге.
Зира застонала, и Корнелиус не выдержал:
— Я пойду за помощью, — сказал он. — Попробую найти Люиса.
— Нет… не надо.
— Я немного разозлился на этого мальчишку, ударил его, но все будет в порядке. Я должен извиниться. Нам нужно вернуться.
— Мне кажется, у нас только два варианта: или идти дальше, или мне рожать прямо здесь.
— Нет, — твердо сказал Корнелиус. — Они могут наказать нас, но хоть ребенок родится в нормальных условиях. Я пойду за помощью. Ты оставайся здесь, — и он быстро скрылся в зарослях.
На дороге установили шлагбаум и выставили возле него часовых.
Корнелиус затаился в кустах, надеясь, что появится кто-нибудь из знакомых. Наконец, к шлагбауму подъехала машина, и один из охранников подошел к ней.
— Мисс, эта дорога закрыта.
— Я — доктор Брэнтон, — ответила Стефани. — У меня, капитан, есть пропуск.
— Хорошо, мисс. Вы можете проехать.
Корнелиус узнал Стефани. От души отлегло.
Он двинулся через кусты по направлению к людям, но вдруг услышал:
— Будьте осторожны, доктор Брэнтон. Эти мартышки убили одного из наших, капрала Биллингза, и теперь скрываются где-то рядом. Мне следовало бы послать с вами бойца, но у меня нет сейчас лишних людей. Так что закройте двери машины и не открывайте, пока не приедете в лагерь, понятно?
Корнелиус застыл в ужасе. Что он наделал? Он убил этого мальчика! Убил! Как теперь быть? Шимпанзе увидел, что машина Стефани отъехала от поста. «Надо поговорить со Стефани», — подумал Корнелиус.
Он вспомнил, что дорога в этом месте образует изгиб и, если он поспешит, то успеет перехватить машину.
Корнелиус выбежал на дорогу как раз вовремя. Тормоза взвизгнули, и машина остановилась. Шимпанзе подбежал к дверце. Стекло было поднято. Стефани не двигалась. Корнелиус с чувством нарастающей тревоги молча смотрел на нее.
Наконец, Стефани опустила стекло.
— Корнелиус, что произошло? — ее голос звучал испуганно.
— Спасибо за доверие, хотя я его и не заслужил. Я не хотел убивать мальчика. Он посмеивался над Зирой. Или мне так показалось, я не знаю. Это была случайность. Я надеюсь, вы верите мне?
— Я-то да. Но вот они не поверят. А где Зира?
— В зарослях неподалеку. У нее схватки. Или они вот-вот начнутся. Что нам делать?
— О Господи, я не знаю. Ты можешь привести Зиру к машине? Нам надо найти Люиса.
— Я пойду за ней.
— Поторапливайся, Корнелиус. Скоро тут будет много военных.
Через несколько минут шимпанзе добрался до Зиры.
— Ты сможешь идти?
— Да. А куда мы идем? — спросила она.
— Стефани нам поможет. У нее машина.
Когда они подошли, Стефани открыла заднюю дверь.
— Залезайте и пригнитесь. Накройтесь вот этим одеялом и ни в коем случае не двигайтесь. Мне надо что-то придумать, а то нас не пропустят.
Она развернула машину и поехала в обратном направлении.
— Уже возвращаетесь, доктор Брэнтон? — спросил капитан.
— Да. Я тут подумала над вашими словами. Если они убили человека, то мне нечего с ними связываться. Я отправляюсь домой.
— Вы правы, мисс, — он скользнул лучом фонарика по кабине, но особенно не приглядывался. — До свидания! Желаю побыстрее добраться до дома.
— Спасибо, капитан, — ответила Стефани, и машина тронулась.
— Убили? — спросила Зира. — Корнелиус, что ты сделал?
— Я убил этого мальчика.
Зира застонала.
— Может, если бы мы сразу позвали на помощь, его можно было спасти?
— Не знаю, — ответил Корнелиус. — Отдохни и постарайся об этом не думать. Стефани, куда мы едем?
— К моим друзьям. Это единственное подходящее место. Когда доберемся, позвоним оттуда Люису.
Они промчались по пустынным ночным улицам Сан-Жуан Капитрано и выехали на широкую площадку, на которой стояли несколько палаток и грузовики с прицепами. Стефани подрулила к трейлеру с надписью «Сенсационный цирк Армандо».
— Подождите в машине, — сказала она обезьянам и, подойдя к фургону, постучала в дверь.
Прошло довольно много времени, прежде чем ей ответили. Стефани вошла в фургон.
— Можем ли мы довериться ей? — спросил Корнелиус.
— Что нам еще остается? Если бы она хотела предать нас, то уже давно сделала бы это.
— Это так. А вдруг она передумала? И потом, с какой стати этот Армандо будет помогать нам?
Стефани вышла из трейлера вместе с невысоким черноволосым человеком, который быстрыми шагами направился к машине и, открыв дверцу, сказал:
— Давайте вылезайте. Для принятия родов есть место получше, чем кабина машины.
Армандо подвел Зиру и Корнелиуса к небольшой палатке, внутри которой располагался медпункт, а также стояло несколько клеток.
— Вы будете не первой шимпанзе, родившей малыша в моей клетке, — сказал, смеясь, хозяин цирка. — Девять здоровеньких маленьких обезьян родились здесь. Последняя всего неделю назад. Однако, мадам Зира, вам придется переночевать в одной из этих клеток, надеюсь, вы не обидитесь?
— Я так устала, что мне все равно, — ответила Зира.
— Может, нам вызвать Люиса? — спросил Корнелиус.
— Конечно, — сказал Армандо, — но знаете, Армандо ведь тоже имеет кой-какой опыт в таких делах.
— Я уже позвонила Люису, — успокоила Корнелиуса Стефани.
Зира легла в клетке на соломенный матрас.
— Если Люис собирается принять моего ребенка, то ему лучше поспешить, — сказала она. — Но, по-моему, он не успеет.
— А тебе, — Армандо обернулся к Корнелиусу, лучше подождать в моем трейлере. Там есть скотч и сигары, так что давай…
— Разве я не должен присутствовать?
Армандо рассмеялся и, шутя, вытолкнул Корнелиуса за дверь.
— Отцы! — воскликнул он. — Я принимал роды пятерых человеческих детей прямо вот в этой клетке, когда цирк находился в дороге, и я вам скажу, что с животными гораздо проще, потому что обычно отцы-обезьяны не волнуются.
Корнелиус сидел в трейлере Армандо в полной темноте. На душе было тревожно. Перед глазами стоял убитый юноша.
«Они потребуют жизнь моего ребенка за жизнь того мальчика», — подумал он.
— Ты ведь здорово рискуешь, Армандо, — сказал Люис Диксон. — Почему?
— Но разве они заслужили смертного приговора? — владелец цирка пожал плечами. — Или того, чтобы убили их ребенка? Пойдем, пора. Стефани ждет тебя.
Они направились к палатке, где размещался медпункт. Около нее они увидели самца шимпанзе.
— Корнелиус! — удивился Армандо. — Я же просил тебя посидеть у меня в трейлере.
— Я должен был повидать Люиса. Поверьте мне, я не хотел убивать того мальчика. Я не…
— Я тебе верю, — сказал Люис.
— Но все другие? Пока я ждал, в голову лезли всякие ужасные мысли. Мне подумалось, что люди потребуют жизнь моего ребенка за жизнь того охранника. Пусть лучше возьмут мою.
— Ерунда, — сказал Армандо. — Никому не придется умирать. Это была случайность. Конечно, ужасная случайность, но никто не должен из-за нее умирать. А теперь не задерживай нас. Уже время.
Стефани выглянула из палатки.
— Давайте быстрей, Люис, Армандо!
— Идем, — ответил Люис и повернулся к Корнелиусу. — Если не хочешь идти в трейлер, то жди здесь. Но не попадайся никому на глаза.
— Моим людям можно доверять, — заметил Армандо.
— Возможно, и так. Но для них же будет лучше, если они ни о чем не будут знать. Ну все, пошли.
Корнелиус остался один. Он подошел к клетке, которая стояла недалеко от палатки. Там находилась шимпанзе по кличке Хелоиза со своей дочкой, родившейся неделю назад.
— Чего засмущалась? — обратился к ней Корнелиус. — A-а, понятно, перед тобой такая же обезьяна, как ты, но только в одежде, да еще и разговаривает. Но тебе нечего волноваться, твой-то ребенок говорить не будет. Однако он у тебя премиленький.
Время тянулось утомительно долго. Корнелиус все ходил взад-вперед. Наконец, из палатки донесся плач. Он подбежал к входу палатки, надеясь, что кто-нибудь из людей выйдет к нему. Но никого не было, только слышны были плач ребенка и голоса людей. Корнелиус заволновался и собрался было уже войти, как на пороге показалась Стефани.
— Мальчик, — улыбаясь, сказала она. — Хороший, крепкий малыш. С Зирой все в порядке.
Корнелиус радостно засмеялся, то тут же помрачнел: он вспомнил, что сотни солдат ищут их.
— Да, — сказал он. — Все в порядке.
Зира лежала в одном из фургонов. Ребенок спал у нее на руках.
— Как мы назовем его? — спросил Корнелиус.
— Мило, — без раздумий ответила Зира.
— Мило. Да, конечно. Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да, Корнелиус. Но что нам дальше делать?
— Армандо едет через месяц на гастроли. Мы едем с ним. Цирк — лучшее место, где мы сможем укрыться. Возможно, мы даже будем выступать в цирке, только тогда нам придется изображать примитивных обезьян.
— Может, нам все-таки лучше вернуться?
— Смерть охранника нам могут простить, но по решению комиссии наш ребенок будет убит, а нас стерилизуют, и мы не сможем больше иметь детей.
— Что? — вскрикнула Зира и прижала к себе малыша. — Дикари! Они верят в то, что это необходимо для защиты человеческой цивилизации!
— Разве мы на их месте поступили бы по-другому? А тут еще смерть этого мальчика…
— Не терзай себя.
— Хорошо. Но теперь-то ты понимаешь, что наше возвращение невозможно. И еще, если мы сдадимся, нам придется назвать всех, кто нас укрывал, и они будут наказаны.
— Тогда мы не вернемся, — сказала Зира. — Мы останемся у Армандо. Навсегда.
Кабинет Виктора Хаслейна превратился в командный пункт.
Хаслейн потушил окурок и с отчаянием посмотрел на Люиса Диксона:
— Она должна родить где-то недели через две? — спросил он.
Диксон, на минуту задумавшись, ответил:
— Я бы сказал, что раньше.
— Она не могла в таком состоянии далеко уйти.
— Однако уже прошло тридцать шесть часов, доктор Хаслейн, — подал голос Амалфи. — И как нам ни тяжело это признать, шимпанзе уже могут быть очень далеко.
— Вы хотите сказать, что им кто-то помог? Какой-то предатель интересов человечества увез их в машине? Так?
Амалфи пожал плечами.
— Лично я не думаю, что это так, — продолжал Хаслейн. — Но все-таки стоит проверить и эту версию, — он поднял трубку телефона: — Майор, составьте список автомобилей, покидавших зону в течение первой ночи после происшествия. И пусть все эти машины тщательно обследуют, возможно, в какой-нибудь найдутся следы пребывания шимпанзе.
Хаслейн опустил трубку на рычаг.
— Куда? Куда они могли уйти?
— К другим обезьянам, — высказал свою догадку Амалфи.
Хаслейн посмотрел на него с улыбкой одобрения, затем медленно кивнул головой.
— Ну конечно! — Хаслейн опять снял трубку: — Майор Освуд! Необходимо проверить все зоопарки, ветеринарные лечебницы, цирки, короче, все места, где могут содержаться обезьяны. Начните с ближних, затем проверьте в Лос-Анджелесе и Сан-Диего, — тут Хаслейн сделал паузу, очевидно майор что-то уточнил. — Хорошо, Освуд, согласен. Сначала спрашивайте разрешение на обыск у хозяев, если они откажутся сотрудничать, то федеральный судья выдаст ордера. Все, приступайте.
Люису понадобилось десять минут, чтобы найти убедительный предлог и покинуть кабинет Хаслейна. В вестибюле он подошел к телефонному аппарату и набрал номер цирка Армандо. Трубку долго не снимали, и Люис уже подумал, что не сумеет дозвониться, но наконец он услышал голос Стефани:
— Стефани? — на всякий случай переспросил Диксон.
— Люис? Дорогой! С тобой все в порядке? У тебя такой голос…
— Стефани, слушай меня внимательно, — перебил ее Люис. — Хаслейн приказал обыскать все цирки и зоопарки. Они начнут с расположенных поблизости. Времени в обрез. Срочно уводите обезьян!
— Но куда?
— Я потом придумаю, а сейчас их необходимо убрать из цирка Армандо и быстро. Вези их на север в Пагуну. Встретимся в летнем кафе, где мы как-то обедали в прошлом месяце.
— Хорошо. Мы выезжаем.
— Я люблю тебя, Стефани.
— Да. Люис, скажи, все будет хорошо? Мы сможем спасти их?
— Если бы я знал! Попытаемся.
— Хорошо. Я побежала, — Стефани повесила трубку и кинулась в палатку к Армандо.
В двух словах она объяснила все Армандо и Корнелиусу с Зирой.
— Ах эти сволочи! — воскликнул хозяин цирка, но, взглянув на Зиру, добавил более спокойным тоном: — Нет, нет, Зира, ты отдыхай. Корнелиус и я сами упакуем все необходимое. Куда вы направитесь? — спросил он у Стефани.
— Пока не знаю, но Люис что-нибудь придумает.
— Да мне лучше и не знать. О чем Армандо не знает, о том не заставишь его сказать, — он достал рюкзак и начал укладывать в него вещи. — А ведь все так хорошо складывалось! Через месяц мы бы отправились на гастроли, затем на зимние квартиры во Флориду. Там бы вы могли остаться или продолжать путешествовать со мной. Но что я могу сделать?
— Вы и так очень помогли нам, — сказал Корнелиус. — Просто не знаем, как благодарить вас.
— А я благодарен вам за то, что смог увидеть вас и пообщаться с вами. Ненавижу тех, кто вмешивается в ход истории, хочет изменить будущее. Только Господь может это сделать. Если уж суждено человеческой цивилизации прийти в упадок, значит, на то воля божья, и ни один человек не сможет ничего изменить. Ну что, дорогие друзья, пожалуй, вам пора отправляться, а то может нагрянуть полиция, — Армандо снял с шеи серебряную цепочку с медальончиком. — Постойте! Вот, возьмите для малыша, — и он повесил цепочку на маленького шимпанзе.
— Что это? — спросила Зира.
— Это медальон с изображением святого Франциска из Ассизы, и он освящен самим кардиналом. Армандо не умеет творить чудеса, но, возможно, святой Франциск вам поможет.
— А кто он? — спросил Корнелиус.
— Это был святой человек, очень любивший животных. Некоторые люди считают, что и по сей день он творит чудеса. Вам это может показаться глупым суеверием, но прошу вас, пусть малыш не снимает медальон.
— Хорошо, — сказала Зира. — Я обещаю, что он не расстанется с медальоном. И еще, Армандо, мне бы хотелось попрощаться с Хелоизой, твоей шимпанзе.
Владелец цирка улыбнулся.
— Конечно, только, пожалуйста, не долго.
Зира взяла малыша и прошла к клетке, где сидела Хелоиза со своей новорожденной дочкой.
Стефани подогнала машину, и Армандо с Корнелиусом перенесли в нее вещи. Вскоре к ним присоединилась Зира.
Была ночь и вдали смутно виднелись силуэты буровых вышек. Люис остановил машину.
— Все, дальше вам придется идти самим, — сказал он. — А мы вернемся в лабораторию и хорошенько вычистим машину Стефани, — Люис включил освещение и протянул Корнелиусу карту местности. — Ты сможешь в ней разобраться?
— Я знаком с картами, так что, думаю, сумею.
— О’кей, смотри, сейчас мы находимся здесь, на границе местности, где ведутся нефтяные разработки. Пройдя ее, вы выйдете к морю. Вот здесь обозначен небольшой залив, туда отбуксировывают списанные корабли. Этих ржавых развалин там довольно-таки много.
— Понятно, — сказал Корнелиус. — Зира, хорошенько укутай ребенка, на улице прохладно, а нам предстоит долгая прогулка.
— В детстве я любил лазать по этим старым кораблям. Вообще-то некоторые из них неплохо сохранились, и вы сможете укрыться там в течение следующего месяца.
— Месяца? — удивилась Зира.
— Да, не меньше, — сказал Люис. — А затем, надеюсь, мы сможем отправить вас к Армандо. А пока я буду время от времени доставлять вам продукты.
Корнелиус кивнул и вылез из машины. Затем закинул рюкзак за плечи и посмотрел на Зиру:
— Ты готова?
— Да.
Он повернулся к Люису:
— Они убьют ребенка, если найдут нас?
— Боюсь, что да.
— Тогда дай нам шанс убить самих себя.
На мгновение Люис заколебался, затем кивнул и достал из кармана пистолет.
— Ты умеешь с ним обращаться?
— Что-что, а технологию производства оружия мы переняли у вас совсем неплохо.
Люис протянул пистолет Корнелиусу.
— Ты второй человек, которого я целую, — сказала Зира и чмокнула Люиса в губы. — Полковник Тэйлор был первым.
— А я раньше никогда не целовался с людьми, — сказал Корнелиус Стефани и поцеловал ее. — Ну все, прощайте.
— Нет, не прощайте, а до встречи, — ответил Люис, и обезьяны тронулись в путь.
Шимпанзе остановились на высоком холме, откуда через залив были видны огни Лос-Анджелеса. Никогда раньше они не видели такую чудесную панораму. Яркие огни города переливались в дымке, поднимающейся с моря.
— Они ярче звезд, — сказал Корнелиус, — и такие же прекрасные.
— Да, отсюда все выглядит очень красиво, — ответила Зира. — Но я сомневаюсь, что нам было бы хорошо там.
— И я сомневаюсь, — Корнелиус взял ее за руку. — Пойдем.
Через некоторое время они подошли к заливу. Как Люис им и говорил, здесь было несколько брошенных кораблей. В основном это были рыболовные суда. Среди них выделялся большой старый пароход. Корнелиус указал в его сторону:
— Мы спрячемся в нем.
Вокруг залива размещались нефтехранилища, на крышах которых горели красные сигнальные огни.
— А в них кто живет? — спросила Зира.
— Никто. Это хранилища для пищи их машин. Вся их огромная механическая цивилизация зависит от… — Корнелиус замолк и прислушался. — Тише, — прошептал он.
— Думаешь, здесь кто-то есть?
— Не знаю. Сейчас ничего не слышу. Пойдем посмотрим.
Осторожно взобравшись на небольшой пригорок, шимпанзе увидели огонь.
— Мы проверили все места, где когда-либо содержались обезьяны, — доложил Лари Бэйтс Хаслейну. — Ничего. Выходит, это была не такая уж блестящая идея.
— Но тогда, где они? — спросил Хаслейн. — Им явно кто-то помог. Расширьте зону поиска. Кто-то вывез их из лагеря.
— Кто? — спросил в свою очередь Амалфи.
— Нужно проверить всех выезжавших, в том числе и Стефани Брэнтон. Она заезжала на территорию лагеря и тут же вернулась. Машину ее осматривали, но что, если осмотр был проведен не очень тщательно? Куда она уехала в ту ночь? Постарайтесь узнать ее маршрут.
— Да, сэр, — ответил Амалфи и вышел из кабинета.
— Мы их все равно поймаем. Рано или поздно, — сказал Бэйтс.
— Да. Поздно. Этого-то я как раз и опасаюсь. Позже мы подумаем о перенаселении Земли. Позже — о ядерном вооружении. Все позже. Мы ведем себя, как будто время у нас не ограничено.
Но необходимо что-то делать и именно сейчас!
— Да, сэр, — пробормотал Бэйтс.
— Ладно, это я так, — Хаслейн заговорил тише, но с неудержимой яростью в голосе. — Найди этих обезьян, Бэйтс. Найди и сообщи мне, где они.
Костер был крохотный, так как Зеке не хотел, чтобы кто-нибудь его заметил. Он сидел близко к огню и ждал, когда сварится его похлебка. К ужину у него было припрятано полбутылки вина, ну а если учесть то количество, которое он выпил в течение дня, то выходило совсем немало.
Зеке не считал себя пьяницей, хотя пристрастие к вину стало уже таким, что он не мог провести и дня без выпивки. Вот и сейчас он был весь во власти предвкушения того, как отхлебнет глоток вина и приятная теплота заполнит тело.
Блаженное состояние духа Зеке было нарушено появлением шимпанзе.
— Иисус Христос! — вскрикнул Зеке. — Кто вы?
Шимпанзе были одеты, как люди. Одна из обезьян держала завернутого в одеяло ребенка, у другой были рюкзак за спиной и пистолет.
— Мы не обидим тебя, — сказал Корнелиус.
— О Господи, великий, всемогущий! Я никогда не выпью больше ни капли! — завопил Зеке. Затем он вскочил на ноги и хотел убежать, но поскользнулся и упал на песок.
— Пожалуйста! Останьтесь! — крикнул Корнелиус.
— Я ничего не скажу! Клянусь! Ничего, никому! — затараторил Зеке и вновь вскочил на ноги.
Он с испугом уставился на пистолет Корнелиуса:
— Обещаю, ничего, ничего…
— Я же сказал, что мы тебя не тронем, — сказал Корнелиус.
— Да, да! Конечно! — увидев, что Корнелиус не собирается пустить в ход оружие, Зеке бросился прочь.
— Ты его отпускаешь? — в отчаянии закричала Зира.
— Но как мне остановить его?
— Ты же сильнее.
— Да, но если я покалечу его? Или будет, как с тем мальчиком? Нет, я не могу. Он обещал ничего никому не говорить. Давай лучше поищем место, где нам укрыться.
Они забрались на старый, приткнувшийся к берегу пароход.
— Этот корабль даже в таком состоянии впечатляет, — сказал Корнелиус. — Мы никогда таких не строили.
Шимпанзе прошли в каюту, которая ранее, видимо, была капитанской. Помещение было более-менее уютным и чистым. На койке лежали два одеяла.
— Человек, которого мы спугнули, наверное, жил здесь, — сказал Корнелиус.
— Мы останемся тут?
— А куда нам идти? Люис сказал, что найдет нас здесь, а без него мы пропадем. Мы вынужденны остаться.
— Но этот человек…
— Может, он ничего не расскажет… Постарайся уснуть. А я подежурю.
Утром, когда солнце основательно пригрело, Зира вынесла ребенка на палубу. Она посмотрела через борт на воду, в которой плавали дохлые рыбины и пятна нефти.
— Неужели Люис и вправду играл здесь? — удивилась она.
— Наверное, раньше было чище, — ответил Корнелиус.
— Воняет ужасно. Запах человека…
— Нет, это — нефть и мертвая рыба.
— Оказывается, вот для чего человеку нефть — чтобы убивать рыбу.
— Похоже, у тебя сложилось о людях не самое лучшее мнение?
— Мы встретили сотни людей и только троим из них мы можем доверять, — сказала Зира, баюкая на руках ребенка. — Мне не нравится наша каюта, Корнелиус. По-моему, там полно блох.
— Хорошо, я поищу место получше, — ответил Корнелиус и направился к другим кораблям.
— Когда задержан этот человек? — спросил Хаслейн.
— Около двух тридцати утра, — ответил помощник шерифа. Он посмотрел в журнал. — Здесь следующая запись: «Был пьян и нарушал общественный порядок. Болтал о шимпанзе, угрожавших ему пистолетом».
— Когда сделана запись?
— Этой ночью.
— То есть прошло уже девять часов! Идиоты! — рассвирепел Хаслейн. Он повернулся к Зеке. — Где ты их видел?
— Я ничего не помню, сэр. Я так много вчера выпил… Я ничего не видел… Честно.
— Неправда, — оборвал говорившего Хаслейн. — Ты видел двух шимпанзе, одна из которых была с ребенком или беременна. Они скорее всего даже говорили с тобой. Ты что, газет не читаешь?
Зеке выглядел удивленным.
— В последнее время — нет, — сказал он.
— Да он просто пьяница, — вмешался помощник шерифа. — К нам попадает раза два в год. Я вообще сомневаюсь, что он умеет читать.
— Еще как умею!
— Ну, во всяком случае, о том, что творится в мире, он не имеет ни малейшего представления, — продолжил помощник шерифа. — Зеке, эти обезьяны тебе не померещились, — тут он протянул бродяге журнал «Таймс». — Вот видишь, на обложке их фотографии.
— Вот те на! — воскликнул Зеке.
— Так, значит, ты их видел? — спросил Хаслейн.
— Ну…
— Где? Где? — заорал Хаслейн.
— Не кричите на меня. Я обещал молчать.
Кому обещал?
— Им, начальник. У шимпанзе был пистолет. Когда они решали отпустить меня или нет, я пообещал, что никому не скажу о них.
— Но ведь ты уже сказал. Ты знаешь, кто я? — спросил Хаслейн.
— Нет, начальник.
— Я — главный советник президента США в области науки.
— Мне что, упасть на колени?
— Зеке, тебе хотят сказать, что ты можешь оказаться за решеткой. И я подозреваю, что тюрьма, в которую тебя упекут, окажется не из лучших, — сказал помощник шерифа.
— Он что, может это сделать? — не поверил Зеке.
— Запросто.
— Ага, — на минуту Зеке задумался. — Ладно. Это было на старом кладбище кораблей. Я жил в одном из них вот уже несколько недель. Я увидел обезьян, когда, сидя на берегу, готовил себе ужин. У одной был ребенок, у другой — рюкзак и пистолет.
— Благодарю, — сказал Хаслейн, а затем обратился к полицейскому: — Вы можете отпустить этого человека. А теперь свяжите меня с вашим начальством. Мне нужно сделать распоряжение.
Хаслейн приказал взводу морских пехотинцев во главе с сержантом Мейснером следовать за ним. На машинах они быстро добрались до бухты и остановились на одном из прибрежных холмов. Хаслейн достал бинокль и направил его на корабль.
— Никого, — пробормотал он.
— Я тоже никого не заметил, — отозвался сержант Мейснер. — Но я думаю, что он» где-то здесь.
— Да, наверное. Пора спускаться. Командуйте своими подчиненными, сержант. И помните, шимпанзе вооружены.
— Да, сэр. Но капитан приказал взять их живьем.
— О, конечно. Просто будьте осторожны, вы ведь не хотите, чтобы кто-нибудь из ваших людей погиб.
Они спустились с холма и пошли к кораблям. Хаслейн и сержант Мейснер впереди, солдаты растянулись цепью за ними.
Вдруг Хаслейн указал на След на песке:
— Вот, смотрите! — воскликнул он. — Отпечаток голой ноги. Ноги шимпанзе!
Хаслейн перевел взгляд на корабли.
— Где бы я спрятался, если бы был обезьяной? — пробормотал он себе под нос, затем обратился к сержанту. — Я пойду вперед, вы же расставьте людей таким образом, чтобы никто не смог пройти ни сюда, ни отсюда, а затем идите следом.
— По-моему, это несколько опасно, сэр.
— Возможно. Но все равно сделаем так.
— Есть, сэр!
Хаслейн достал автоматический пистолет и направился к самому большому кораблю.
Мейснер был озабочен. С одной стороны, он должен обеспечить безопасность Хаслейна, а с другой — во всем повиноваться ему. Намерения советника президента внушали сержанту опасения, он твердо помнил приказ своего капитана: «Взять шимпанзе живыми».
Мейснер расставил пехотинцев по местам и и поспешил вслед за Хаслейном. «Так будет надежнее», — решил он.
— Бесполезно, Стефани, — сказал Люис, — они нас не пропустят.
Он повернулся в сторону морских пехотинцев, охранявших подступы к заливу:
— Капрал, вы осознаете ответственность, которую берете на себя? Эти шимпанзе находились под моим наблюдением и опекой, я знаю, что они там, в бухте, и вы меня не пускаете туда! Кто ответит, если что-то случится с ними? Возможно, им будет необходима помощь.
— У меня приказ, сэр, ждать прибытия офицера и до его прихода никого не пропускать. Его я и выполняю, — ответил капрал.
— Люис, — позвала Стефани из машины, — может, у него есть радио и он с кем-нибудь свяжется?
— В самом деле. У вас есть средства связи?
— Вообще-то да, сэр, но мне кажется…
— Капрал, если вы не свяжете меня с вашим начальством и если, пока вы тут стоите в ожидании приказаний, с шимпанзе что-нибудь случится, то крупные неприятности я вам обеспечу, будьте уверены. Так что вызывайте вашу базу.
Морской пехотинец кивнул.
— Хорошо, сэр. С кем вас связать?
— С адмиралом Джардином.
— С адмиралом? — удивленно переспросил капрал. — Есть, сэр, — он подошел к джипу и включил рацию.
Стефани вышла из машины и присоединилась к Люису. Время тянулось медленно. Наконец, морской пехотинец позвал их.
— Да, доктор Диксон, — раздался голос адмирала.
Люис вкратце обрисовал ситуацию.
— В районе бухты находится Хаслейн со взводом солдат и без офицера, — закончил он. — Мне это не нравится.
Наступила долгая пауза.
— Мне это тоже не нравится, — наконец сказал адмирал. — Капрал!
Солдат встрепенулся и схватил микрофон.
— Да, сэр.
— Пропусти доктора Диксона и доктора Брэнтон. Нет, отставить. Пойдете вместе с ними, капрал. Будете выполнять приказы доктора Диксона, а когда увидите сержанта, сообщите ему следующее: выполнять в первую очередь приказы доктора Диксона, а не доктора Хаслейна. Все понятно?
— Так точно, сэр. Я должен следовать с этими людьми и сказать сержанту, что ему надлежит выполнять приказы доктора Диксона.
— Все, действуйте!
— На моем джипе мы доберемся быстрей, — сказал капрал. — Сэр, мадам, садитесь!
Он развернул машину и поехал к бухте.
Подъезжая к берегу, они увидели рассыпавшихся цепью пехотинцев и сержанта Мейснера, который чуть ли не бегом направлялся к старому пароходу.
Хаслейн уже был на корабле.
— Быстрее! — крикнул Люис. Он схватил за руку Стефани, и они побежали к пароходу. За ними едва поспевал капрал.
Внутри корабля было темно, и Виктор Хаслейн пожалел, что не прихватил с собой фонарика.
— Корнелиус? — спросила Зира, заслышав шум.
Хаслейн чуть не закричал от радости, но сдержал себя. Стараясь ступать как можно тише, он двинулся в направлении голоса.
«Так будет даже проще, — подумал Хаслейн. — Ребенок наверняка с ней, а Корнелиуса нет поблизости».
Он прислушался. Зира поднималась вверх на палубу. Перепрыгивая через ступеньки, Хаслейн бросился наверх по соседней лестнице. Обогнав Зиру, он укрылся за дверью и, когда шимпанзе поднялась на палубу и отошла на небольшое расстояние от двери, он сказал:
— Здравствуйте, Зира.
Шимпанзе закричала.
Крик разнесся по всей бухте.
Зира рванулась назад в трюм.
— Стой! Буду стрелять! — крикнул Хаслейн, но шимпанзе оказалась проворнее, чем он думал, и мгновенно скрылась из виду.
Перед тем как броситься за ней, Хаслейн оглянулся и увидел Диксона с солдатом, бегущих к кораблю.
«Сейчас или никогда, — подумал Хаслейн. — Жаль, что все должно закончиться именно так».
Очутившись в темном коридоре, он услышал плач детеныша шимпанзе. Бросившись на этот звук, Хаслейн миновал несколько помещений й, вновь оказавшись на палубе, увидел Зиру.
— Отдай мне ребенка, — сказал Хаслейн, направив на шимпанзе пистолет. — Отдай или мне придется застрелить вас обоих.
— Ты все равно нас убьешь.
— Нет. Комиссия отдала распоряжение произвести стерилизацию. То же можно сделать и с ребенком. Никому не придется умирать.
Зира бросилась в сторону.
— Стой! — закричал Хаслейн и выстрелил.
Зира упала на палубу. Он выстрелил еще раз в сверток в одеяле и медленно направился к двум неподвижным телам.
Вдруг раздался еще один выстрел. Хаслейн почувствовал острую боль в груди. Он обернулся и увидел Корнелиуса, идущего к нему с пистолетом в руке.
Лицо шимпанзе было перекошено от ярости.
— Зира!!! — крикнул Корнелиус, и его вопль, полный ужаса и горя, слился с еще одним выстрелом.
На этот раз Хаслейн даже не успел почувствовать боли. Он медленно осел на палубу и больше уже не слышал ни криков, ни пальбы.
Люис Диксон почти уже добрался до корабля, когда услышал первые выстрелы.
— Сержант! — закричал он. — Сержант! У меня приказ адмирала! В шимпанзе не стрелять!
Его крик был заглушен звуком очередного выстрела. Люис увидел Корнелиуса, стоявшего на верхней палубе с пистолетом в руке. К нему бежал сержант Мейснер.
Корнелиус прицелился.
— Черт тебя побери! — закричал сержант. — Брось пистолет!
Корнелиус выстрелил. Затем еще раз. Сержант вскинул винтовку и тоже выстрелил. Корнелиус вздрогнул и упал на палубу.
«Просто кошмар!» — подумал Люис.
Но это было еще не все.
Зира медленно поднялась на ноги и, с трудом добравшись до борта, бросила запеленутого младенца в море. Затем, не обращая внимания на звавшего ее Люиса, пошатываясь, подошла к телу Корнелиуса и, опустившись рядом, взяла его за руку.
Когда Люис подошел к ним, Зира уже не дышала.
Их так и похоронили рядом: ее, Корнелиуса и маленького ребенка.
— Все готово, Армандо. Можем отправляться.
— Очень хорошо. Через пару минут поедем, я хочу проверить, как там Хелоиза с малышом.
Армандо пересек площадку, на которой собирался в дорогу цирк. Она была полна обычными во время переезда звуками: криками животных, рычанием моторов, голосами людей. Он подошел к клетке, в которой за железными прутьями сидела шимпанзе с маленькой обезьянкой на руках.
— Хотя ты и не поймешь, — сказал Армандо, — но я все равно расскажу тебе: они их похоронили. Ученый, предложивший сделать из них чучела, был едва не растерзан своими же студентами. Хорошо, что поблизости была полиция. В общем так, их похоронили. Тебе будет хорошо с Хелоизой, малыш. А позже Армандо сам возьмется за твое воспитание и обучение. Папа Армандо и мама Хелоиза, не плохо, а? Но пока ты побудешь с мамой.
Малыш поднял на него свои ясные глаза. Армандо улыбнулся:
— А ты, видно, смышленый. Но таким ты и должен быть. Сзятой Франциск защитит тебя, Мило. Святой Франциск и мама Хелоиза…
Армандо повернулся и крикнул своей команде:
— Все! Трогаемся!
Караван растянулся по дороге.
В одной из клеток маленький шимпанзе играл с серебряным медальоном, висевшим у него на шее, и повторял:
— Ма-ма-ма… Ма-ма? Мама! Мама!
Солдат с винтовкой наперевес быстро поднимался по склону холма. Нервно озираясь по сторонам и облизывая пересохшие губы, он поминутно резко вскидывал руку в перчатке, чтобы сбросить пот со лба и шеи под расстегнутым воротом шинели.
Эрик повернулся к капралу.
— Попробуете? Или лучше мне самому?
Он отрегулировал оптику прицела так, что лицо солдата, угрюмое, заросшее жесткой щетиной, заполнило весь окуляр.
— Подожди-ка, не стреляй, — остановил Эрика капрал, — думаю, пока в этом нет необходимости.
Солдат прибавил шаг. Разметая на своем пути золу, он выбрался на вершину холма и остановился, тяжело дыша.
Небо затянули серые тучи, ветер взметал черные клубы сажи.
Вдоль гребня холма торчали голые остовы деревьев. Чуть поодаль, как высохшие черепа, стояли развалины домов, глядевшие в мир пустыми глазницами окон.
Солдат, почуяв что-то неладное, озирался кругом и нервно тер шею.
Когда расстояние между солдатом и бункером сократилось до нескольких десятков метров, Эрик забеспокоился.
— Не дергайся, — буркнул капрал, осуждающе глянув на подчиненного. — Сюда ему не добраться. Сейчас им займутся.
— Почему вы так уверены, капрал? Он чертовски далеко забрался к нам…
— Успокойся. Солдату крышка. Они же ошиваются где-то рядом с бункером и вот-вот примутся за него.
Спускаясь с холма, солдат завяз в груде серого пепла. Выкарабкавшись из него, он поднес к глазам бинокль.
— Он смотрит прямо на нас! — воскликнул Эрик.
Пришелец двинулся дальше. Глаза его, голубые, в припухлых, покрасневших веках, резко выделялись на темном небритом лице. Из-под квадратика пластыря на одной из щек выглядывало что-то синевато-багровое.
«Лишай», — отметил про себя капрал.
Солдат был одет в грязную, рваную шинель. Одной перчатки не было. Счетчик радиации, висевший на поясе, путался в полах шинели.
Капрал тронул Эрика за руку.
— Ну вот, один уже показался.
По земле в сторону солдата катился небольшой предмет, отбрасывавший сине-стальные отблески в тусклом дневном свете. Это был металлический шар с двумя бешено вращающимися, похожими на когти, лезвиями.
Солдат резко обернулся и выстрелил. Шар разлетелся на мелкие части. Но тут же из-под груды золы выкатилось еще одно металлическое чудовище. Солдат выстрелил снова.
Третий шар, свистя и щелкая, вцепился в ногу идущего. Солдат попытался сбросить его, но внезапно появившийся четвертый шар прыгнул ему на плечи, и вращающиеся лезвия врезались в горло несчастного.
— От них и в самом деле невозможно уйти, — с облегчением и в то же время испуганно сказал Эрик. — Боже! От этих чертовых штуковин бросает в дрожь. Я иногда думаю, что лучше было бы обходиться без них.
— Если бы мы не изобрели их первыми, то это сделал бы враг! — капрал нервно закурил сигарету. — Хотелось бы мне знать, почему этот тип полез к нам? Да еще в одиночку! Я не заметил, чтобы его прикрывали.
Из туннеля, ведущего в бункер, выскользнул лейтенант Скотт.
— Что стряслось? Засекли что-нибудь на экране?
— Да так, азиат…
— Один?
Капрал повернул в сторону офицера экран.
По распростертому телу ползала целая орава металлических шаров, кромсающих его на мелкие кусочки.
— Боже, да сколько же тут «когтей»… — пробормотал офицер.
— Налетели на него, как мухи, сэр. Похоже, они страшно соскучились по работе.
Скотт с отвращением отвернулся от экрана.
— Мухи… Интересно, зачем он сюда шел? Азиаты отлично знают, что у нас здесь вокруг «когти»!
Тем временем к шарам присоединился более крупный робот. Он руководил работой «когтей» с помощью «глаз», расположенных на конце торчавшей из него тупорылой трубы.
От солдата уже почти ничего не осталось.
— Сэр, — произнес капрал, — если все в порядке, то мне хотелось бы вылезти наружу и взглянуть на останки.
— Зачем?
— Может, он шел к нам с чем-нибудь.
Лейтенант на мгновение задумался.
— Хорошо, — согласился он. — Только будьте осторожны, Леон.
— Браслет у меня с собой, — капрал погладил металлический обруч, обхватывающий запястье.
Он взял винтовку и направился к выходу.
Воздух наверху был холодным. Ветер пригоршнями бросал в лицо пыль и пепел. «Когти», едва капрал приблизился к ним, начали пятиться, некоторые, будто парализованные, застыли на месте. Леон дотронулся до браслета. Слабая радиация, исходившая от вмонтированного в него устройства, нейтрализовывала «когти». Даже робот с двумя покачивающимися на черенках «глазами» отступил, как только капрал подошел к нему.
Леон склонился над местом гибели азиата. Отчлененная кисть в перчатке что-то сжимала. Леон развел мертвые пальцы. Крохотный алюминиевый контейнер скользнул ему в руку. Капрал сунул его в карман и направился к бункеру. За спиной у него тотчас ожили «когти». Леон вздрогнул. Что стало бы с ним, если бы он по какой-либо причине лишился браслета?
Скотт внимательно осмотрел блестящую металлическую штуковину, которую протянул ему капрал.
— Это было у него?
— Да. В его руке, сэр.
Лейтенант отвинтил крышку контейнера. На его ладонь выпал аккуратно сложенный небольшой листок шелковистой бумаги. Он сел поближе к свету, развернул листок.
— Что им надо, сэр? — нетерпеливо спросил Эрик.
Лейтенант не успел ответить, так как в бункер вошла группа офицеров во главе с майором Хендриксом.
— Сэр, — обратился к Хендриксу лейтенант, — вот это нес неприятельский солдат.
Майор взял листок и внимательно прочел.
— Так, у кого вы это взяли?
— У перебежчика-одиночки, сэр.
— Где он? — резко спросил Хендрикс.
— Он убит. Мы ничего не могли поделать: «когти» работают очень быстро…
Майор Хендрикс что-то недовольно буркнул и повернулся к своим спутникам.
— Я полагаю, что именно этого мы и ждали. Кажется, они стали сговорчивее.
— Переговоры? — спросил Скотт. — И вы согласитесь на них?
— Не нам решать, — Хендрикс сел. — Где офицер связи? Мне срочно нужна Лунная база.
Пришел связист, и через минуту над бункером выдвинулась наружная антенна. Убедившись, что над ними нет вражеских кораблей-наблюдателей, связист доложил:
— Все готово. Можно начинать.
— Сэр, — Скотт обратился к майору, — вас не тревожит, что «когти» собираются в стаи? Вот уже год, как мы используем это эффективное оружие, но до сих пор подобного не наблюдалось.
— Считаете, что они, опустошив вражеские траншеи, примутся за нас, а? — осклабился майор.
— Один из роботов, — подключился к разговору капитан Веймар, — забрался на прошлой неделе к азиатам в бункер и прикончил в одиночку целый взвод.
— Откуда вам стало известно это? — повернулся к говорившему Хендрикс.
Капитан не успел ответить.
— Лунная база, сэр! — крикнул офицер связи.
На экране появилось изображение дежурного Лунной базы. Его отутюженная форма составляла яркий контраст с одеждой людей, находящихся в бункере. Он был чисто выбрит.
Хендрикс доложил дежурному обстановку и попросил разрешения послать кого-либо к противнику для переговоров.
— Думаю, что вам стоит пойти на это, — ответил дежурный, — по крайней мере, попытайтесь. Вреда не будет.
— Я пошлю офицера и, как только он вернется, доложу.
— Хорошо, — кивнул дежурный, и лицо его исчезло с экрана.
Экран погас. Сверху, тихо жужжа, медленно опустилась антенна.
Хендрикс в задумчивости свернул листок с посланием.
— Разрешите, я пойду, — вызвался капитан Веймар.
— Да, они хотят, чтобы это был кто-нибудь достаточно высокого звания, наделенный определенными полномочиями, — Хендрикс потер подбородок. — Вы, капитан, вполне подходите… Но, видите ли… я не был снаружи уже несколько месяцев. Пожалуй, мне стоит немного подышать свежим воздухом.
— Вам не кажется, что это рискованно?
Хендрикс, не ответив, прильнул к стереотрубе.
Останков вражеского солдата уже не было. В поле зрения был всего один «коготь», да и тот, убрав ножи, зарывался в пепел, подобно крабу. Ужасный металлический краб…
— Это — единственное, что меня беспокоит, — сказал Хендрикс, потирая запястье. — Я знаю, что, пока на мне эта штуковина, я в безопасности. Но вы представить не можете, как я боюсь потерять этот дурацкий браслет! Что-то в этих механизмах есть такое, чего я опасаюсь до глубины души. Я ненавижу их, понимаете, ненавижу, хотя они нам и помогают. Пусть бы их не было. От них можно ожидать чего угодно. Что-то конструкторы недодумали…
— Если бы роботов-«солдат» изобрели не мы, они непременно появились бы у азиатов, — возразил Веймар.
Хендрикс отошел от стереотрубы и сел к столу.
— В любом случае, похоже, войну мы выиграли. И это замечательно! — взглянув на часы, он подвел итог разговору. — Думаю, мне пора. Я хотел бы прийти к ним засветло.
— Хендрикс сделал глубокий вдох и ступил на серую, неровную почву. Чтобы унять волнение, он закурил сигарету и некоторое время стоял неподвижно.
На многие мили во все стороны тянулись обожженные руины зданий. То тут, то там торчали голые стволы деревьев. Над головой висели серые тяжелые тучи, закрывшие землю от солнца.
Майор решительно двинулся вперед. Справа от него что-то шевельнулось. Круглый металлический шар покатился за Хендриксом, но затем свернул в сторону, видимо, погнался за крысой. Для «когтей» охота на крыс служила чем-то вроде развлечения.
Хендрикс поднялся на вершину холма и поднес к глазам бинокль. Впереди, в нескольких милях, располагались неприятельские окопы. Где-то прямо перед ним находился вражеский командный пункт.
Рядом, беспорядочно размахивая металлическими клешнями, прополз приземистый робот. Он как бы приглашал следовать за ним.
Майор задумался. Эта встреча подтверждала слухи о том, что с конвейеров подземных заводов сходит все больше новых механизмов различных модификаций.
Хендрикс выбросил сигарету и двинулся дальше. Применение механических «солдат» — явный прогресс, считал он. В начале военных действий азиаты, используя обычные средства, добились существенных успехов. Большая часть Северной Америки была буквально стерта с лица земли. Но после пришло возмездие. Огромные бомбардировочные диски, поднявшиеся в воздух за несколько лет до начала войны, обрушили на азиатов свой смертоносный груз.
Впрочем, это не очень помогло Вашингтону. В первый же год войны американское правительство было вынуждено переправиться на Луну. Европа превратилась в гигантскую груду золы, на которой выросли черные растения — мутанты, находившие для себя питательные вещества в пепле и костях. В Северной Америке все живое также было уничтожено. И только несколько миллионов человек влачили жалкое существование в Канаде и отдельных районах Южной Америки.
На втором году войны с неба посыпались азиатские парашютисты. Сначала их было немного, затем все больше и больше. Впервые в истории человечества они были облачены в достаточно эффективное антирадиационное обмундирование. Высадка азиатских солдат привела к спешной эвакуации на Луну последних остатков американской промышленности.
На Земле остались только войска. Солдаты стойко защищались, но американская армия была разрознена. Солдаты цеплялись за любое укрытие и перемещались только по ночам, укрывались среди развалин, в канализационных коллекторах, подвалах, кишащих крысами и змеями. Похоже было, что азиаты вот-вот одержат окончательную победу.
За исключением редких боевых ракет, запускаемых с Луны, захватчикам уже почти ничего не угрожало. Они контролировали практически всю территорию США и передвигались по всей стране без особых опасений, поскольку вооруженное сопротивление им практически прекратилось. Ничто, казалось, не могло противостоять победителю.
И тогда появились «когти».
Поначалу эти механизмы были настолько неуклюжи и медлительны, что азиаты сшибали их сразу, как только они выползали из своих нор. Но постепенно «когти» были усовершенствованы, они стали более быстрыми и разворотливыми. Их производили заводы, расположенные на Земле, вернее, глубоко под землей. Со временем появились модификации с зачаточными органами чувств, умевшие летать и прыгать. Лучшие умы на Луне разрабатывали все новые и новые модели. В конце концов роботы стали поистине жуткими созданиями и причиняли азиатам массу неприятностей.
«Когти» научились искусно прятаться в пепле, залегать в засаде. Они легко проникали в неприятельские окопы, бункера, проскальзывали в бронированные укрытия при малейших попытках приподнять крышку люка и выглянуть наружу. Причем, если где-либо появлялся хоть один «коготь», следом приходили сотни других.
Применение нового оружия сделало сопротивление азиатов бессмысленным.
Хендрикс, размышляя о событиях последних лет, думал о том, что, может быть, противник решил наконец поднять белый флаг. Жаль только, что он так долго шел к этому шагу. Целых шесть лет! Срок безумный для подобной войны.
Сотни тысяч автоматических дисков возмездия носятся над Европой и Азией… Кристаллы, зараженные бактериями… Азиатские управляемые ракеты… А теперь американские «когти»…
«Когти» не походили ни на одно известное до этого времени оружие. Они были… живыми, они не были просто машинами, что бы на их счет ни говорило правительство, успокаивая сограждан. Эти жуткие твари копошились, ползали по земле, неожиданно выкатывались или выпрыгивали из руин и, стряхивая с себя пепел, молниеносно нападали на человека, впивались в него, стараясь дотянуться до горла. Именно для этого их и сконструировали. Это было их работой.
И дело свое они делали отменно! Особенно, когда появились новые модификации. Теперь они сами себя и ремонтировали. «Когти» уже не зависели от своих хозяев и существовали сами по себе.
Радиационные браслеты защищали американских солдат, но стоило кому-либо потерять браслет, как несчастный тотчас становился добычей этих тварей. А глубоко под поверхностью земли автоматизированные заводы штамповали новых и новых чудовищ. Люди старались держаться подальше от этого производства — близость к нему была слишком рискованна. Поэтому, наверное, оно и было предоставлено самому себе. И прекрасно функционировало. Появляющиеся модификации были все более быстрыми, более сложными и более эффективными в бою.
Конечно, благодаря «когтям» американский народ выиграл войну, но все же…
Хендрикс закурил сигарету. Пейзаж удручающе действовал на нервы. Ничего, кроме пепелищ и развалин. Ему казалось, что он — единственное живое существо в мире. Справа от него высились руины города — несколько черных стен и горы обломков. Хендрикс отшвырнул погасшую спичку и прибавил шаг. Однако вскоре ему пришлось остановиться и вскинуть винтовку…
Из-под остова разрушенного дома появился подросток, который нерешительно направился к офицеру.
Хендрикс прицелился.
— Стой!
Мальчик остановился. Хендрикс опустил винтовку. Мальчик молча смотрел на майора. Ему было от силы лет восемь. Правда, сейчас стало трудно определять возраст: большинство оставшихся в живых детей остановились в росте.
На мальчике были вылинявший синий свитер и короткие брюки… Вся его одежда была в грязи. Спутанные каштановые волосы свисали на лицо. В руках он что-то держал.
— Что это у тебя? — резко спросил Хендрикс.
Мальчик протянул ему маленького плюшевого медвежонка. Взгляд его больших глаз был по-прежнему внимателен и печален. У майора сжалось сердце.
— Мне не нужна твоя игрушка, сынок. Оставь ее у себя.
Мальчик вновь обнял свое сокровище.
— Где ты живешь? — поинтересовался Хендрикс.
— Там.
— В развалинах?
— Да.
— Под землей?
— Да.
— Сколько вас там?
— Сколько нас… сколько?
— Я спрашиваю, сколько вас там живет?
Мальчик ничего не ответил. Хендрикс нахмурился.
— Но ты же здесь не один, не сам по себе, верно?
Мальчик кивнул.
— Там есть еда?
— Какая?
— Всякая.
Хендрикс внимательно посмотрел на малыша.
— Сколько тебе лет, сынок?
— Тринадцать.
Это казалось невероятным. Но так оно скорее всего и было.
Руки и ноги подростка походили на палки для чистки труб — такие же шишковатые и тонкие. Хендрикс дотронулся до руки мальчика. Кожа была сухой и шершавой, вероятно, так же как низкий рост и тщедушность, — результат радиации. Майор нагнулся и посмотрел ребенку в лицо. На него воззрились темные, с пустотой посередине, зрачки.
— Ты слепой? — с содроганием спросил Хендрикс.
— Нет. Кое-что вижу.
— Но как же тебе удается избегать «когтей»?
— «Когтей»?
— Ну, таких круглых металлических штуковин, которые прыгают и зарываются в землю.
— Не понимаю.
Возможно, что поблизости от того места, где жил мальчик, «когтей» не было. Хендрикс знал, что на земле оставались еще довольно-таки большие пространства, свободные от них. Механизмы-убийцы чаще всего собирались вокруг бункеров, заселенных людьми. Эти роботы были сконтруированы так, что они тянулись к теплу — теплу живых существ.
— Тебе повезло, приятель, — выпрямившись, сказал Хендрикс. — Ну, куда же ты идешь?
— Можно мне пойти с вами? — вопросом на вопрос ответил мальчик.
— Со мной? — Хендрикс сложил руки на груди. — Но мне предстоит очень долгий путь. Много миль. И я должен спешить, — он взглянул на часы. — Мне нужно добраться до цели засветло.
— Мне бы очень хотелось пойти с вами, сэр.
Хендрикс порылся в своем ранце.
— Не стоит идти со мной, малыш. Вот, возьми, — он протянул ребенку пару консервных банок. — Бери и возвращайся к себе. О’кей?
Мальчик ничего не ответил.
— Я буду возвращаться по этой дороге через день, а может быть, через два. Вот тогда ты и сможешь пойти со мной. Ну что, договорились?
— Мне хотелось бы пойти с вами теперь.
— Дорога будет очень трудной.
— Я не боюсь идти пешком.
Хендрикс неловко переминался с ноги на ногу. Двое людей в этой выжженной пустыне — очень хорошая мишень. К тому же с мальчишкой идти придется гораздо медленнее. Но вдруг он будет возвращаться другим путем? Что тогда? И если на самом деле этот мальчик совершенно одинок?
— О’кей! Пойдем вместе, малыш!
Хендрикс шел широким шагом, но мальчик не отставал от него.
— Как тебя зовут? — спросил майор.
— Дэвид. Дэвид Эдгари Лерринг.
— Дэвид? Что… Что же случилось с твоими родителями?
— Они умерли.
— Как?
— Во время взрыва.
— Когда же это случилось?
— Шесть лет назад.
Хендрикс сбавил шаг.
— И ты все эти шесть лет был один?
— Нет. Какое-то время я был с другими людьми, но потом они ушли.
— И с тех пор ты один?
— Да.
Хендрикс посмотрел на мальчика. Он был каким-то странным. Говорил очень мало и как-то отрешенно. Но, возможно, такими они и были, дети, сумевшие выжить среди такого ужаса. Тихими. Стойкими. Какой-то фатализм владел ими. Для них не существовало ничего неожиданного. Они могли вынести все что угодно. В мире, окружавшем этих детей, не осталось ничего нормального, не существовало никакого естественного хода событий ни в моральном, ни в физическом плане. Обычаи, привычки — все это исчезло. Остался лишь грубый опыт.
— Я иду не слишком быстро, малыш? — участливо поинтересовался Хендрикс.
— Нет.
— Как это тебе удалось наткнуться на меня?
— Я ждал.
— Ждал? — Хендрикс был озадачен. — Чего же ты ждал?
— Хотел поймать что-нибудь.
— Какого рода «что-нибудь»?
— Что-нибудь, что можно было бы съесть.
— Ясно.
Хендрикс нахмурился. Тринадцатилетний мальчик, живущий за счет ловли крыс и сусликов… Обитавший под развалинами города, полного радиации… Окруженный «когтями» и азиатскими пикирующими минами…
— Куда мы идем? — внезапно спросил Дэвид.
— В азиатские окопы.
— К азиатам? — в голосе мальчика пробудился интерес.
— Да, к нашим врагам. К тем людям, которые начали эту войну и первыми применили атомное оружие. Помни, они первыми заварили всю эту кашу.
Мальчик кивнул. Его лицо вновь ничего не выражало.
— Я — американец, — с гордостью сказал Хендрикс.
Но мальчик никак не отреагировал на его слова.
Они пошли дальше. Хендрикс чуть впереди, мальчик следом за ним, прижимая к груди игрушку.
Около четырех часов дня они остановились на привал, чтобы пообедать. Хендрикс развел костер в расщелине между искореженными бетонными плитами.
Азиатские окопы были недалеко. Некогда эта местность являла из себя цветущую долину — сотни акров фруктовых деревьев и виноградников. Теперь здесь не осталось ничего, кроме голых пней, засыпанных пеплом руин и искореженной дороги. Над всем этим мрачным пейзажем висели темные тяжелые тучи.
Хендрикс приготовил кофе и подогрел баранью тушенку.
— Держи!
Он протянул банку с тушенкой и кусок хлеба мальчику. Дэвид сидел на корточках у костра, его узловатые коленки выступали вперед. Он посмотрел на еду и покачал головой.
— Нет.
— Нет? Тебе что, не хочется есть?
— Нет.
Хендрикс пожал плечами. Возможно, мальчик был мутантом, привыкшим к особой пище. Но какое это имело значение? Отыскивая себе пищу здесь, в развалинах, мальчик должен был научиться есть все.
Да, он определенно ведет себя странно, но в этом мире произошло столько перемен… Жизнь больше не была такой, как раньше. И уже никогда такой не станет. Рано или поздно человечеству придется с этим примириться.
— Ну что ж, как хочешь, — проговорил Хендрикс.
Он сам съел хлеб и тушенку, затем выпил кофе. Он ел медленно, размеренно двигая челюстями. Покончив с едой, Хендрикс встал и затоптал костер.
Дэвид медленно поднялся, следя за ним припухшими глазами.
— Мы идем дальше, малыш, — сказал Хендрикс.
— Хорошо.
Майор пошел впереди, держа винтовку наперевес. Азиаты были уже где-то рядом. Хендрикс был готов ко всему. Конечно, азиаты ждали ответа на свои предложения, но не стоило забывать, что они не брезгуют никакими уловками.
Хендрикс внимательно осмотрел местность. Ничего, кроме развалин и пепелищ, нескольких холмов и обугленных деревьев. Но передовой бункер азиатов должен был быть где-то здесь. Он мог выдать себя только перископом да парой стволов крупнокалиберных пулеметов и, возможно, еще антенной.
— Мы скоро придем? — спросил Дэвид.
— Да. Ты устал?
— Нет.
— Тогда что?
Мальчик не ответил. Он продолжал робко плестись следом, тщательно выбирая путь среди камней. Его одежда и поношенные башмаки посерели от пыли. Такой же серый налет покрывал его лицо и обнаженные руки и ноги. На бледном лице мальчика не было, казалось, никаких других красок, кроме серой.
«Пожалуй, это типичное лицо нового поколения детей, выросших в погребе, дождевых стоках и подземных убежищах», — подумал офицер.
Хендрикс замедлил шаг, поднял бинокль и внимательно осмотрел окрестности. Видят ли его? Следят ли за ним точно так же, как его люди наблюдали за азиатским парламентером? По спине Хендрикса пробежали мурашки. Возможно, они уже изготовили оружие и вот-вот прогремят выстрелы. Его люди в подобной ситуации тоже всегда были готовы открыть огонь.
Хендрикс отнял бинокль от глаз и вытер пот со лба. Он чувствовал себя отвратительно. Но ведь его должны ждать! А это делало ситуацию совершенно иной.
Он снова зашагал вперед, крепко сжимая винтовку и то и дело осматриваясь. Нападение могло произойти в любую секунду…
Хендрикс плотно сжал губы и описал рукой в воздухе несколько кругов.
Ничего не изменилось.
Впереди тянулась длинная гряда холмов. На их вершинах торчали мертвые стволы деревьев, щетинились останки того, что некогда было виноградником.
Эти холмы — прекрасное место для военных укреплений. Хендрикс остановился.
— Мы пришли? — спросил Дэвид.
— Почти.
— Почему же мы остановились?
— Мне не хочется рисковать…
Мальчик ничего не ответил.
Хендрикс вновь медленно двинулся вперед. Теперь уже гребень одного из холмов был прямо перед ними. И, конечно же, фигуры идущих просматривались превосходно. Это увеличивало чувство тревоги. Будь враг где-то здесь, ему трудно будет отказаться от такого шанса. Хендрикс снова помахал рукой. Должны же они ждать парламентера в ответ на записку?! Если только это не западня. Но зачем такой сыр-бор из-за одного человека?
— Держись ко мне поближе, малыш, — Хендрикс повернулся к Дэвиду. — Не отставай!
— Что?
— Иди рядом. Мы, похоже, уже пришли.
— Я постараюсь, — сказал Дэвид, но, несмотря на свое обещание, держался в нескольких шагах позади майора.
— А ну тебя! — в сердцах махнул рукой Хендрикс. — Иди, как хочешь.
Он снова поднял бинокль. Ему показалось, что на гребне холма возникло какое-то движение. Его тело напряглось от ощущения близкой опасности.
Но все было тихо. Мертвая тишина. Никаких признаков жизни — только стволы деревьев и серый пепел, покрытый многочисленными, будто сделанными из гипса буграми — входами в норы больших серых крыс, этих мутантов, приспособившихся к новым условиям жизни на Земле.
Хендрикс вновь двинулся вперед. Вдруг на вершине холма появилась высокая фигура в развевающемся серо-зеленом плаще. Азиат! За ним возник еще один. Оба подняли винтовки и прицелились.
Хендрикс застыл. Придя в себя, закричал. Солдаты присели на корточки, глядя на него. К ним присоединился еще один человек, гораздо ниже ростом. Женщина! Она остановилась позади этих двоих.
— Стойте! Стойте! Не стреляйте! Я…
Но азиаты открыли огонь. Позади офицера раздался негромкий хлопок и ударная волна сбила его с ног. Горячий воздух обжег лицо и легкие, пыль забила глаза. Кашляя, Хендрикс привстал на коленях. Да, это была ловушка. С ним все кончено. Дьявольская азиатская хитрость. Он явился сюда на убой, как молодой вол.
Солдаты и женщина спускались с холма, скользя по легкому пеплу. Хендрикс был оглушен, в голове у него гудело. Он неуклюже поднял винтовку и прицелился. Казалось, она весила сейчас тысячу тонн. Лицо горело, глаза слезились. В воздухе висел запах гари и чего-то кислого…
— Не стреляй! — крикнул один из азиатов по-английски, но с сильным акцентом.
Все трое подошли к Хендриксу и окружили его.
— Брось винтовку, янки! — сказал другой и рассмеялся.
Голова Хендрикса кружилась. Все произошло так быстро… Он схвачен. И они убили мальчишку! Майор обернулся и, конечно же, не увидел Дэвида. То, что от него осталось, было разбросано по земле. В этом не было ничего удивительного: выстрел из атомной винтовки мог разнести на куски каменную стену толщиной в дюйм.
Азиаты с любопытством рассматривали майора. Хендрикс опустился на землю, утирая кровь под носом. Он долго тряс головой, стараясь побыстрее прийти в себя.
— Зачем вы это сделали? — тихо спросил он. — Ведь он еще ребенок.
— Зачем? — один из азиатов помог Хендриксу встать на ноги и, грубо развернув его, подтолкнул вперед:
— Смотри!
Хендрикс не хотел смотреть в ту сторону, где лежал убитый Дэвид.
— Смотри, сукин сын! — оба азиата яростно толкали его вперед. — Давай! Не трать зря времени, янки!
Хендрикс взглянул на останки ребенка и его горло свела судорога.
— Ну что? Теперь понял в чем дело?
Из того, что осталось от Дэвида, торчали проволочки… Вокруг валялись оплавившиеся, обгоревшие механические детали… Передняя часть черепной коробки Дэвида была снесена выстрелом, и майору не представило труда рассмотреть проводники, реле, тонкие трубочки, переключатели и прочие детали электронного мозга…
— Робот! — сказал солдат, поддерживавший Хендрикса под руку. — Мы давно следили за тем, как он преследовал тебя.
— Преследовал меня?
— У них такая манера. Они следуюъза человеком прямо в бункер. Ты понимаешь теперь, каким образом они попадают в убежища?
Хендрикс ошеломленно моргал глазами.
— Но…
— Пошли.
Его повели к бункеру. Ноги по щиколотки тонули в наметах пепла. Женщина выбралась первой и остановилась, поджидая остальных.
— Передовой отряд… — пробормотал Хендрикс. — Я пришел на переговоры с вашими лидерами.
— Нет больше передового отряда. Его уничтожили. Мы — это все, что от него осталось. Нас трое.
— Сюда, сюда, вниз, — женщина открыла крышку люка. — Забирайся, янки.
Хендрикс начал спускаться. За ним последовали и азиаты. Женщина шла последней: видимо, на ней лежала обязанность закрывать вход в бункер.
— Хорошо, что мы вовремя увидели тебя, янки, — проворчал один из солдат. — Этот робот ловко прицепился к тебе.
— Дай сигарету, — попросила Хендрикса женщина. — Я уже много недель не курила американских сигарет.
— Держи, — Хендрикс протянул ей пачку.
Она взяла сигарету и передала пачку товарищам.
В углу небольшого помещения то вспыхивала, то пригасала лампочка. Низкий потолок был стянут металлическими скобами. Все четверо сидели вокруг небольшого деревянного стола, на краю которого стояла стопка грязных мисок. Сквозь изодранный занавес просматривалась соседняя комната. Хендрикс разглядел кровать, на которую были брошены несколько одеял, висящую на крючьях одежду.
— Мы живем здесь, — сказал солдат, сидевший рядом с Хендриксом. — Позвольте представиться, — он снял каску и откинул со лба черные волосы. — Меня зовут Руди Максер. Поляк. Призван на службу в Объединенную Армию два года назад.
Поколебавшись, Хендрикс пожал протянутую руку.
— Майор Джозеф Хендрикс.
— Ли Ски Ча, — назвал себя второй солдат. Это был невысокий, очень смуглый человек, уже начавший седеть и лысеть. — Вьетнамец. Призван Бог знает когда. Уже не помню. Нас было трое — Руди, я и Тассо, — он указал на женщину. — Вот поэтому-то мы и спаслись. Остальные остались в бункере.
— Но как же они… забрались в бункер?
Азиат прикурил сигарету.
— Сначала забрался один. Такой, как тот, что шел за тобой. Он впустил остальных.
Хендрикс насторожился.
— Такой?
Вьетнамец горько рассмеялся.
— Разумеется… Модель номер три — это маленький мальчик с медвежонком в руке. Мальчика зовут Дэвид. И, пожалуй, до недавнего времени эта модель была наиболее страшной.
— А другие?
Ли сунул руку в карман шинели и вытащил пачку фотографий.
— Вот, смотри сам.
Хендрикс взял пачку в руки.
— Теперь ты понимаешь, почему мы начали переговоры? — сказал Руди Максер. — Мы обнаружили, что ваши «когти» начали собственную разработку боевых роботов. Эти механизмы послушны уже только самим роботам. И более эффективны. Хочешь узнать, где их собирают? Так я отвечу. Там, на ваших подземных заводах! Вы позволили им штамповать самих себя, самих себя ремонтировать. Они становились все более сложными, и вот вам результат. В том, что так получилось, повинны только вы сами.
Хендрикс принялся изучать фотографии. Ясно, что фотосъемки велись в спешке. Изображение было нерезким, плохо экспонированным. И на всех фотографиях был Дэвид. Дэвид, бредущий по дороге. Двое Дэвидов. А тут сразу трое… И все абсолютно одинаковые. И у каждого в руках мохнатый плюшевый медвежонок.
— Посмотри сюда, — сказала Тассо.
Она протянула Хендриксу фотографию, сделанную, по-видимому, с большого расстояния, на которой был виден высокий одноногий солдат с перевязанной рукой, сидевший на обочине дороги. На других снимках было уже два таких же солдата.
— Это модель номер один. Мы назвали ее «Раненый солдат», — Ли взял фотографию в руки. — Как ты знаешь, «когти» сконструированы для охоты на людей. Каждая последующая модификация была лучше предыдущей. Они забирались все глубже и глубже на нашу территорию, преодолевая все заслоны. Но пока это были просто машины — металлические шары с когтями или клешнями, — их можно было легко распознать. Стоило только увидеть их, и…
— Но вот появилась модель номер один. Она уничтожила кучу народа на нашем Северном фланге, — вступил в разговор Руди. — Прошло чертовски много времени, прежде чем нам удалось распознать врага. Но было слишком поздно. «Раненые солдаты» шли к нам, стучались в люки и просили убежища. И их пускали внутрь. А как только они там оказывались…
— Сначала мы думали, что это — единственный тип робота в образе человека, — сказал Ли. — Никто не подозревал, что есть и другие модели. Когда к вам послали парламентера, была установлена только модель номер один — «Раненый солдат».
— Но оказалось…
— Да, оказалось, что прогресс не стоит на месте, — горько усмехнулся Ли. — Солдаты всегда жалеют детей. Они пускают их к себе в укрытия, пытаются обогреть, накормить…
— Нам троим просто посчастливилось, — сказал Руди. — Мы с Ли были в гостях у Тассо, когда это случилось. Это ее убежище, — он обвел рукой бункер. — Мы уже отправились к себе, но вовремя заметили, что возле убежища полно «Дэвидов». Бой шел жестокий. Тогда-то мы их и сфотографировали.
Вьетнамец кивнул, подтверждая верность слов Руди, потом взял фотографии и спрятал их в карман шинели.
— И так было на всех ваших позициях? — спросил Хендрикс.
— Да.
— А как насчет нас? — он прикоснулся к браслету на запястье. Могут ли новые «когти», или как их там называть, нападать на нас?
— Ваши радиационные браслеты их не остановят. Роботы на них просто не обратят внимания. Этим моделям все равно, кого рвать на части, нас или вас. Для них все люди одинаковы. Они просто выполняют первоначальный замысел: найти жизнь, где бы она ни находилась, и уничтожить ее…
— Их притягивает тепло человеческого тела, — сказал Ли. — Такими вы их задумали с самого начала, но модели, которые вы спроектировали, не нападали на людей, имеющих радиационные браслеты… Что касается новых моделей, то для них браслет — не помеха.
— Вы говорили о разных моделях, — перебил вьетнамца Хендрикс. — Есть тип «Дэвид», тип «Раненый солдат». Что еще?
— Вот этого-то мы и не знаем. Видите, там, на стене, висят две металлические таблички с рваными краями… Будет полезно, если вы внимательно рассмотрите их.
Хендрикс встал и подошел к стене.
— Та, что слева, — продолжил Ли, — от «Раненого солдата». Мы пристрелили его возле нашего старого бункера. Как видите, это была модель «1-М».
Хендрикс коснулся другой таблички, с маркировкой «3-М», и спросил:
— А эта — от робота типа «Дэвид»?
— Верно.
Руди подошел к Хендриксу:
— Нетрудно сделать вывод, что существует еще одна модель — «2-М». Возможно, что ее изготовляют в небольших количествах… Не исключено, что от производства уже отказались… Но она непременно должна быть! Хотя бы в единственном экземпляре!
— Вам повезло, майор, — продолжил Руди после небольшой паузы. «Дэвид» не прикоснулся к вам. Он рассчитывал, что вы приведете его в какой-нибудь бункер!
— Стоит одному из них забраться в убежище, и все кончено, — заметил Ли. — «Дэвиды» весьма расторопны: пробрался один, а через минуту в бункере их уже десятки!
— Да, они беспощадны, — сказал Руди. — Я уже говорил, что эти машины сконструированы только для одной цели, — Руди вытер пот с лица. — М-да, мы видели, как они работают.
Все замолчали и некоторое время просидели в полной тишине.
— Угости-ка меня еще одной сигаретой, — прервала затянувшуюся паузу Тассо. — Хороши! Я уже почти забыла, как они хороши!
Пришла ночь. Сквозь черные, дымные тучи не пробивался свет ни одной звезды. Ли осторожно приподнял крышку люка, чтобы Хендрикс смог выглянуть наружу.
— Бункера, в которых мы отсиживались, вон там, — ткнул пальцем в кромешную тьму Руди. — Не дальше чем в километре отсюда. Когда это произошло, нас с Ли там не было по чистой случайности.
— Все остальные наверняка погибли, — тихо произнесла Тассо. — Все произошло так быстро.
— Для нас это было катастрофой, — сказал Ли. — Сегодня утром наше командование приняло решение выслать к вам парламентера…
— Это был Алекс Радзиевский, — добавил Руди. — Мы хорошо знали его. Можно сказать, он был нашим другом.
— Он вышел в шесть утра. Алекс очень смелый парень. Он знал, на что идет, и тем не менее сам вызвался… Что касается меня и Ли, то около полудня нам дали увольнительные. Мы выползли из бункера и направились к Тассо. Когда-то здесь был городишко — несколько домов, улица… Этот подвал — часть большой фермы. Мы и раньше приходили к Тассо, да и наши друзья хаживали… Но сегодня была наша очередь.
— Вот так и спаслись, — вздохнул Ли. — Случай. На нашем месте запросто могли оказаться другие. Мы… мы кончили свое дело, выбрались на поверхность и двинулись по гребню назад. Вот тогда-то и увидели их… «Дэвидов». Мы не сразу поняли, в чем дело, ведь до этого дня мы знали только о первой модели — «Раненом солдате». Если бы мы с Руди сделали еще хотя бы шаг вперед…
— Вы не можете представить, майор, сколько их было! — воскликнул Руди. — Сотни! Тысячи! Они сновали повсюду! Мы сфотографировали их и улизнули сюда… Да, я забыл сказать, что, прежде чем мы укрылись в этом убежище, нам удалось подстрелить двух «Дэвидов». Они наткнулись на нас, торопясь на свою пирушку.
— Не слишком ли долго мы держим люк открытым? — не скрывая своего волнения после услышанного, спросил Хендрикс.
— Разумеется, нам нужно быть предельно осторожными, — согласился Руди. — Но если мы закроем люк, вы не сможете воспользоваться передатчиком.
Хендрикс поднял пристегнутый к поясу радиопередатчик и прижал его к уху. Металл был холодным и влажным. Хендрикс подул в микрофон и вытащил антенну. В ушах зазвучало слабое жужжание.
Включив режим вызова, Хендрикс еще раз настороженно огляделся: его не оставляло чувство страха.
— Мы сразу же затащим вас вовнутрь, если что-нибудь заметим, — успокаивающе сказал Ли.
— Спасибо, — поблагодарил Хендрикс и неожиданно добавил: — Интересно, не правда ли?
— Что?
— Мы ведь теперь полностью в их власти, а? Пожалуй, «когти» и все их разновидности уже добрались до наших окопов. Вот я и подумал, не идет ли на смену человечеству новый вид разумных существ, новая раса?
— После людей на Земле уже никого и ничего не будет, — буркнул Руди.
— Почему же? — не согласился с ним Хендрикс. — Интересно, как вы оцениваете то, что происходит на наших глазах? На мой взгляд, мы наблюдаем конец рода человеческого и одновременно приветствуем, пусть с явной неохотой, зарю нового общества.
— Разве это — новая раса? — упорствовал Руди. — Это просто механические убийцы. Вы сотворили их с одной-единственной целью — убивать людей! И это все, на что они способны. Машины, годные лишь к одной определенной работе.
— Это сейчас. Весьма вероятно, что, когда на Земле не останется людей, эти существа поставят перед собой новые задачи…
— Вы говорите о них так, как будто они живые!
— А разве это не так?
— Они — ма-ши-ны! — по слогам произнес Руди. — Да, внешне они выглядят, как люди, но это еще ни о чем не говорит.
— Попробуйте еще раз выйти на связь, майор, — прервал затянувшийся спор Ли. — Не можем же мы вечно торчать здесь!
Пристроив поудобнее передатчик, Хендрикс, напрягая слух, вслушивался в эфир. Никакого ответа. Тишина. Он еще раз проверил настройку. Все было в порядке, но эфир молчал. Из динамика слышался лишь треск атмосферных помех.
— Ничего не выходит. Может, они слышат меня, но по какой-то причине не могут или не хотят ответить…
— На всякий случай передайте, — сказал Ли, — что вы имеете чрезвычайно важное сообщение.
Хендрикс пересказал в микрофон все, что он только что узнал. Однако и на этот раз никто ему не ответил.
— Не исключено, что где-то опять взорвали атомную бомбу, — предположил Ли. — Из-за этого может не быть связи.
— Может, и так, — согласился Хендрикс, убирая передатчик. — А может, просто не хотят отвечать. Думают, что меня принудили выйти на связь… Кстати, я тоже предпочел бы молчать, если бы меня вызвали на связь из азиатских окопов. Там, на нашей стороне, нет никаких оснований верить тому, что я им наговорил…
— Или, может, уже слишком поздно?
Хендрикс нехотя кивнул.
— Давайте лучше закроем люк, — нервно сказал Руди. — Зачем попусту рисковать?
Они спустились вниз, перед этим Ли тщательно закрутил винты люка. Во всем бункере было только два помещения, относительно пригодных для жизни, — кухня и небольшая комната, отгороженная от нее занавеской. Воздух был настолько тяжел, что Хендрикс почувствовал легкое головокружение.
— Неужели они на самом деле успели накрыть наш бункер? — с сомнением произнес майор. — Я вышел в полдень… то есть всего десять часов назад. Думаете, они могли успеть?
— Конечно! Вы ведь знаете, на что способны даже маленькие «когти»… А эти… эти способны сотворить такое, что в уме не укладывается.
— Ах, черт! — вдруг воскликнул Хендрикс.
— В чем дело? — спросил Руди.
— Лунная база! Боже, вдруг они забрались и туда…
— Что? Лунная база?
— Да нет. Вряд ли, — размышлял вслух Хендрикс. — Уж на Лунную базу им никак не проникнуть. Как они туда проберутся?
— Что еще за Лунная база? — настороженно спросил Ли. — Кое-что мы слышали, но все это так, ничего определенного.
— Мы получаем все свое снаряжение с Луны. Там же, на лунной поверхности, находятся и наше правительство, промышленность… Только благодаря этому мы еще держимся. Если же роботы найдут способ выбраться с Земли на Луну…
— Ну-ну, не паникуйте, майор. «Когти» сильны, когда их много. Это только на Земле их кишмя кишит. Предположим, один из них каким-то чудом добрался до Луны. Ну убьет он тысячу-другую ваших, а потом? Его все равно прихлопнут…
— Нет-нет, вы не правы! Как вы не понимаете? Если бы только «когти»! А что если на Луну проникнет или уже проникла какая-нибудь другая модель? Даю голову на отсечение, что стоит им попасть на Луну, как они первым делом захватят космодром и отправят все корабли на Землю, разрешив таким образом проблему уничтожения человечества и на Луне, — горячился Хендрикс.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Ли. — Как только один из них проберется туда, он тут же впустит остальных. Сотни, тысячи абсолютно одинаковых чудовищ. О, если б только вы их видели! Они идентичны, как муравьи…
— Хватит! — рявкнул Хендрикс и принялся вышагивать взад и вперед по тесному пространству между бетонных стен. Остальные подавленно молчали. Вскоре Тассо прошла к себе за занавеску.
— Я, пожалуй, вздремну, — донесся оттуда ее голос.
Руди и Ли сели за стол, продолжая выжидательно смотреть на Хендрикса.
— Ну что ж, теперь дело за вами, майор, — сказал после недолгого молчания Ли. — Вы, наверное, лучше представляете себе, что там у вас может происходить.
Хендрикс кивнул.
— Да-a, задачка, — Руди допил чай из треснувшей глиняной пиалы и снова наполнил ее из ржавого чайника. — Некоторое время мы будем в безопасности. Но торчать тут до бесконечности невозможно: у нас нет ни запасов пищи, ни снаряжения.
— Но если мы выйдем наружу, — угрюмо хмыкнул Хендрикс, — то нас…
— Да, вы правы, нас тотчас прихлопнут! Или… весьма вероятно, что прихлопнут. Далеко мы не уйдем, это точно. Кстати, майор, сколько отсюда до вашего командного пункта?
— Нужно исходить из того, что они уже там! — Ли нетерпеливо вскочил. — Или пока мы туда доберемся, они будут там. Что тогда?
— В таком случае нам придется вернуться. И дай Бог, чтобы предстоящая прогулка закончилась для каждого из нас благополучно, — невесело рассмеялся Руди.
— Майор! — окликнула Хендрикса Тассо.
— Что?
Женщина, с ленивой грацией приподнялась на койке.
— У тебя еще осталась хоть одна американская сигарета?
Хендрикс сел на деревянный стул, стоявший рядом с кроватью. Он обшарил свои карманы и, не найдя ничего, виновато развел руками:
— К сожалению, все скурили. Если бы я знал, что такая женщина, как ты, умирает без американских сигарет…
— Очень плохо, что они кончились, — перебила его Тассо.
— Ты кто по национальности? — поинтересовался Хендрикс.
— Француженка.
— Но как же ты сюда попала? Пришла вместе с армией?
— К чему это тебе?
— Просто из любопытства.
Хендрикс внимательно посмотрел на женщину. Ей было от силы лет двадцать. Стройная. Длинные волосы разметались по подушке. Она молча смотрела на него большими темными глазами.
— Что это у тебя на уме, майор? — спросила она.
— Ничего. Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Женщина продолжала внимательно следить за майором. На ней были азиатские армейские брюки и гимнастерка — униформа ужасного цвета: что-то вроде светло-зеленого. На поясе под широким ремнем висели радиометр и медицинский пакет.
— Ты состоишь на службе в армии? — продолжал расспрашивать Хендрикс.
— Нет.
— Тогда почему носишь эту форму?
Тассо повела плечами.
— Мне ее дали… Надо же что-то носить.
— Сколько… сколько же тебе было лет, когда ты сюда попала?
— Шестнадцать.
— Такая молодая?
Глаза женщины сузились.
— Что ты хочешь этим сказать?
Хендрикс потер подбородок.
— Твоя жизнь была бы совсем другой, если б не эта чертова война. Подумать только, попасть сюда в шестнадцать лет! Неужели о такой жизни ты мечтала?
— Но ведь надо было как-то выжить.
— Только пойми меня правильно, Тассо, я отнюдь не собираюсь читать тебе нравоучения.
— Твоя бы жизнь, майор, была бы тоже совсем другой, если бы не война, — Тассо нагнулась и расшнуровала ботинок. Затем скинула его на пол. — Майор, тебе не хочется пройтись в другую комнату? Я бы с удовольствием вздремнула.
— Н-да… Еще одна проблема. Ведь нас здесь четверо… Многовато для этого бункера. Здесь только две комнаты?
— Да.
— Но, может, все-таки есть и другие? Мы могли бы их расчистить…
— Может быть. Точно не знаю, — Тассо ослабила пояс и, устроившись поудобнее, расстегнула гимнастерку. — Ты уверен, что у тебя больше нет сигарет?
— У меня была с собой только одна пачка.
— Жаль. Если удастся добраться до вашего бункера, мы наберем сигарет столько, сколько понадобится… — второй ботинок последовал за первым.
Тассо потянулась к выключателю.
— Спокойной ночи, майор.
— Ты сможешь сейчас уснуть?
— Смогу.
Комната погрузилась в темноту. Хендрикс встал и, отдернув занавеску, прошел на кухню.
То, что он увидел, потрясло его.
Руди с белым как мел лицом прижался к стене. Рот его открывался и закрывался в немом крике. Ли стоял перед ним, скаля зубы и держа наизготовку пистолет. Ни один из них не шелохнулся, когда вошел майор.
— Что? — выдавил из себя Хендрикс, но Ли не дал ему договорить.
— Спокойно, майор. Подойди-ка сюда. И достань свой пистолет.
Хендрикс вытащил из кобуры оружие.
— Что тут происходит?
Руди, со страхом косясь в сторону Ли, опустил поднятые вверх руки. С его лба капал пот и струйками стекал по грязным щекам. Его взгляд, устремленный на Хендрикса, был полон мольбы.
— Майор, этот… он с ума сошел. Остановите его немедленно! — прохрипел Руди.
— Так что же здесь происходит? — еще раз переспросил Хендрикс.
Не опуская пистолета, Ли размеренно произнес:
— Ты помнишь наш разговор, майор? О трех моделях? Нам были известны только две из них — первая и третья. Но мы ничего не знаем о второй, — пальцы Ли еще крепче сжали рукоять пистолета. — По крайней мере, ничего не знали раньше, а сейчас…
Он нажал на курок. Полыхнуло белое пламя. Хлопок выстрела слился с криком Ли:
— Майор, это — вторая модель!
Тассо отбросила занавеску.
— Что случилось?
Вьетнамец отвернулся от обугленного трупа, медленно съезжавшего на пол и проговорил радостно:
— Это была вторая модель, Тассо. Теперь мы знаем, что она из себя представляет. Мы распознали все три их разновидности, а это значительно уменьшает опасность. И…
Тассо смотрела мимо него на останки Руди.
— Так кого говоришь, ты прикончил? — спросила она.
— Не «кого», а «что»! Я давно следил за ним. У меня были кой-какие предчувствия, но до этого момента я был не до конца уверен. И вот мои предположения подтвердились… — Ли нервно поглаживал рукоять пистолета. — Я считаю, нам очень повезло. Еще какой-нибудь час, и эта штуковина могла бы…
— Ты уверен? — Тассо оттолкнула Ли в сторону и склонилась над останками. Лицо ее посерело. Труп был трупом человека: обугленные плоть и кости, часть черепа, сухожилия, внутренности, кровь — целая лужа крови у самой стены.
— Это не вторая модель, Ли, — медленно проговорила Тассо. — А ну-ка объясни все по порядку, убийца!
Ли сел за стол. Краска сошла с его лица. Он уткнулся головой в ладони и начал раскачиваться взад-вперед.
— Приди в себя! — Тассо вцепилась в плечо вьетнамца. — Объясни, наконец, зачем ты убил его?
— Похоже, что я могу объяснить, — вмешался Хендрикс. — Просто Ли очень напуган. Все, что творится вокруг нас, привело его к нервному срыву.
— Может быть…
— Что же нам делать? Как ты считаешь, Тассо?
— Я думаю, что все-таки у этого подлеца была какая-то причина, чтобы убить Руди. И весьма веская причина.
— Какая же?
— Возможно, Руди о чем-то догадывался.
Хендрикс внимательно посмотрел на бледное лицо женщины.
— О чем он мог догадаться?
— Он мог догадаться о нем, о Ли!
— Вы понимаете, что она имеет в виду? — тихо проговорил вьетнамец. — Что я — вторая модель. Она хочет убедить вас в том, что я преднамеренно убил Руди. Что я…
— Почему же ты тогда убил его? — крикнула Тассо.
— Я уже сказал, — Ли устало мотнул головой. — Я подумал, что он был «когтем». Я думал, что обнаружил вторую модель.
— Почему ты так подумал?
— Я все время следил за ним. Я его подозревал.
— Почему?
— В его поведении было что-то подозрительное. Мне послышалось… мне показалось, что у него что-то зажужжало внутри.
Некоторое время все молчали.
— Ты веришь этому, майор? — спросила Тассо.
— Пожалуй.
— А я — нет! Я думаю, что у этого негодяя были другие причины убить Руди, — Тассо направилась к винтовке, стоявшей в углу комнаты. — Майор…
— Нет! — Хендрикс решительно покачал головой. — Одного убийства вполне достаточно. Мы напуганы не меньше, чем Ли. И если мы сейчас убьем его, значит, мы сделаем то же самое, что и он.
Ли благодарно взглянул на майора.
— Спасибо. Мне было страшно. Это же можно понять, правда? Теперь ей точно так же страшно. И поэтому она хочет убить меня.
— Больше никаких убийств! — приказал Хендрикс и направился к лестнице. — Я поднимусь наверх и попробую связаться с нашими. Если это не удастся, то завтра утром мы все вместе отправимся к американским окопам. Понятно?
Ли быстро поднялся.
— Я пойду помогу вам, сэр!
Ночной воздух был холоден. Ли сделал глубокий вдох и тихо рассмеялся.
— Прекрати! — потребовал Хендрикс и принялся настраивать свой крохотный передатчик.
— Ну что? — спустя некоторое время поинтересовался Ли.
— Пока ничего.
Хендрикс продолжал попытки наладить связь, но все было зря. В конце концов он свернул антенну.
— Бесполезно. Они не слышат меня. Или слышат, но не хотят или не могут ответить. Или…
— Или их уже нет на этом грешном свете, — донесся голос Тассо, поднявшейся к люку.
— Давайте еще разок, — попросила она.
— Ладно, — нехотя отозвался Хендрикс и снова поднял антенну. — Скотт, вы слышите меня? Отзовитесь! Это я, майор Хендрикс…
Наконец, сквозь атмосферные помехи донеслось:
— Говорит Скотт.
— Скотт, это вы?
— Говорит Скотт.
Ли присел на корточки возле Хендрикса.
— Скотт, послушайте, — начал Хендрикс. — Вы приняли мои сведения? Вы слышите меня?
— Да… — голос звучал чуть слышно. Было сказано еще что-то, но Хендрикс больше ничего не смог разобрать.
— Вы приняли мое донесение? В бункере все в порядке?
— Все… в полном порядке, — послышался едва различимый шепот.
— «Когти» пытались пробраться внутрь?
Голос стал еще тише:
— Нет.
Хендрикс повернулся к Ли:
— У них все в порядке.
— На них напали?
— Нет, — Хендрикс снова поднес микрофон ко рту. — Скотт! Я почти не слышу вас. Вы уведомили Лунную базу? Они знают?
Ответа не было.
— Скотт! Вы меня слышите?
Молчание.
Хендрикс устало вздохнул.
— Связь пропала. Слишком высок уровень радиации.
Ли неопределенно хмыкнул, но не проронил ни слова. Спустя некоторое время, он спросил:
— Вы уверены, что это был голос вашего офицера?
— Слышимость была отвратительной…
— То есть не уверены.
— Пожалуй, нет.
— Значит, это вполне мог быть…
— Не знаю. Я ни в чем не уверен. Давай спустимся вниз и закроем люк.
В бункере их ждала Тассо, лицо ее было бесстрастно.
— Как я поняла, на этот раз тебе повезло, майор…
Хендрикс промолчал.
— Ну, не молчите же! — почти закричал Ли. — Что вы обо всем этом думаете, майор? Это был ваш офицер или один из них?
— Откуда я знаю, черт возьми!
— Значит, мы так никуда и не продвинулись, — уже спокойно констатировал Ли.
Хендрикс упрямо сжал челюсти и кивнул.
— Чтобы узнать наверняка, нам необходимо побывать там…
— Что ж, — согласился Ли, — в любом случае, продуктов здесь хватит от силы дня на два, ну, на три. Так что, все равно придется выбираться отсюда.
— По-видимому, так.
— Я согласна, — тихо проговорила Тассо.
— Тогда закругляемся, — сказал Хендрикс и посмотрел на часы. — Нужно немного поспать. Завтра всем рано вставать.
Утро было свежим и ясным. Майор Хендрикс осматривал окрестности в бинокль.
— Что-нибудь подозрительное? — спросил Ли.
— Нет.
Тассо выбралась из люка и подошла к мужчинам.
— Ну что?
— Ничего, — ответил Ли. — Не стоит здесь задерживаться.
Все трое начали спускаться по склону холма, скользя по мягкому покрывалу из пепла и обходя камни. Вдруг на один из камней выбежала ящерица. Они замерли на месте.
— Что это? — прошептал Ли.
— Фу ты, черт, — вытирая испарину, проговорил Хендрикс. — Это просто ящерица.
Ли и Тассо внимательно проследили за тем, как ящерица миновала камень и, торопливо перебирая лапками, побежала по пеплу. Она была почти такого же серо-черного цвета, как и весь окружающий ее мир.
— Полнейшая приспособляемость, — отметил Ли.
— Пошли! — скомандовал Хендрикс. — Путь неблизок.
Пройдя несколько шагов, он оглянулся. Следом, немного поотстав, шагал Ли. Тассо шла позади всех, держа наготове пистолет.
— Майор, — Ли догнал Хендрикса, — мне хотелось бы задать вам один вопрос.
Он в упор посмотрел на американца.
Хендрикс, не сбавляя шага, молча кивнул головой.
— Так вот, я хочу спросить, при каких обстоятельствах вы повстречали «Дэвида»? Я имею в виду модель номер три.
— Я встретил его по дороге, когда направлялся к вам. Среди развалин.
— Что он говорил вам?
— Ну, не так уж много. Сказал только, что он одинок и что живет сам по себе.
— Но вы не смогли определить, что это — машина? Он разговаривал с вами словно живой человек? Вы ни о чем не подозревали?
— Он говорил очень мало. Я тогда еще подумал, что это от пережитого. Но больше — ничего необычного.
— Ну и дела! Машины стали настолько похожи на людей, что уже не различишь, где робот, а где человек. И чем только это все кончится, хотел бы я знать!
— Они делают то, что им приказали янки, — подала голос Тассо.
— Ты или тебе подобные, майор. Вы заложили в них способность выслеживать и убивать.
Не обращая внимания на слова Тассо, Хендрикс внимательно смотрел на Ли.
— Что у тебя на уме? Отчего ты так нервничаешь?
— Ничего, — буркнул вьетнамец.
— Ли наверняка подумывает, что ты и есть вторая модель, — подойдя к ним вплотную, сказала Тассо. — Теперь уж он не спустит с тебя глаз. Так что берегись, майор, а то можешь запросто оказаться на месте бедняги Руди.
Ли вспыхнул.
— А почему бы и нет? Мы послали парламентера к окопам янки, а пришел сюда он. Может, он хотел здесь поживиться? К тому же никто ведь не станет отрицать, что он пришел с «Дэвидом». Кстати, интересно, почему этот убийца его не тронул?
Хендрикс хрипло рассмеялся.
— Я человек! Че-ло-век! И там, — он махнул рукой в сторону расположения американских войск, — полно настоящих людей.
— Может быть… Но все же не исключено, что вы…
— Вы были уже уничтожены, в ваших окопах не оставалось ничего живого, когда я покинул наш командный пункт, не так ли? Не надо забывать об этом. И если бы я был «когтем», зачем мне было бы идти к вам, когда там, у американцев, меня ждали хорошие «развлечения»?
Тассо посмотрела на Хендрикса в упор.
— Это ничего не доказывает, майор.
— Как это?
— Возможно, что между различными моделями нет взаимодействия. Они могут выпускаться разными заводами. Не похоже, чтобы все эти роботы действовали сообща. Ты мог отправиться к нашим окопам, ничего не зная о том, что предпринимают другие модели. И даже не зная, что представляют из себя другие модели…
— Откуда ты столько знаешь о «когтях»? — перебил ее Хендрикс.
— Я видела их. Я наблюдала за ними, когда они захватили наши позиции.
— Ты действительно чересчур много знаешь! — воскликнул Ли. — На самом же деле, ты почти ничего не видела. Странно, что ты вдруг оказалась такой наблюдательной…
Тассо рассмеялась.
— Теперь ты принялся за меня?
— Оставим этот разговор, — примиряюще сказал Хендрикс.
Некоторое время они шли молча. Но вскоре Тассо проговорила:
— Я не привыкла так много ходить, — она с тоской посмотрела на безжизненную равнину, простиравшуюся на сколько хватало взгляда. — Какой унылый пейзаж.
— Похоже, что он останется таким еще очень долго, — съязвил Ли.
— А ведь жаль, что тебя не было в вашем бункере, когда туда пробрались эти твари. Но Богу почему-то было угодно, чтобы именно ты гостил у меня…
— Не я, так кто-нибудь другой, — пробурчал Ли.
Тассо расхохоталась.
— О! Я в этом нисколько не сомневаюсь. Она снова чуть пропустила мужчин вперед. В руке Тассо сжимала пистолет, взгляд ее был насторожен, и со стороны казалось, что она ведет двух мужчин под конвоем.
Солнце клонилось к закату. Хендрикс, зайдя немного вперед, обернулся к Тассо и Ли и дал знак рукой, чтобы они остановились.
Вьетнамец присел на корточки, опершись на винтовку. Тассо, подойдя к бетонной плите, с тяжелым вздохом опустилась на нее.
— Ух! Чертовски приятно отдохнуть.
— Не шуми! — нервно оборвал ее Ли.
Тассо посмотрела на него и покрутила пальцем у виска.
Хендрикс стоял на вершине холма, и перед ним был тот же склон, по которому сутками раньше спускался азиатский парламентер. Майор лег на землю и поднес к глазам бинокль.
Ничего особенного. Только пепел и обгоревшие стволы деревьев. Чуть дальше, не более чем в полусотне метров, скрывался вход в командный бункер.
Ли подполз к Хендриксу. Майор протянул ему бинокль. Клубы вихрящегося пепла проплывали по вечернему небу. Землю медленно окутывала темная пелена. Оставалось часа два светлого времени. Возможно, даже меньше.
— Ничего не вижу, — прошептал Ли.
— Вон то обгоревшее дерево, видишь? — так же шепотом сказал Хендрикс. — Потом тот высокий пень… И груда кирпичей справа…
— Придется поверить вам на слово, сэр.
— Вы с Тассо прикроете меня отсюда. Весь спуск ко входу в бункер хорошо просматривается, и я очень надеюсь на вас.
— Вы пойдете один?
— С браслетом на руке я буду в большей безопасности, чем вы. Местность вокруг бункера начинена «когтями». Они прячутся в пепле, как крабы в песке. Без браслета нет ни малейшей возможности пересечь пространство.
— Ну, как знаете…
— Я буду предельно осторожен и как только выясню наверняка…
— Если они уже в бункере, то вы к нам не вернетесь. Они орудуют быстро. Вы даже не успеете ничего понять.
— Что же ты предлагаешь?
Ли задумался.
— Не знаю. Попробуйте выманить их на поверхность.
Хендрикс достал передатчик и выдвинул антенну.
— Что ж, ты прав.
Ли дал знак Тассо. Она проползла вверх по склону и устроилась рядом.
— Он собирается спуститься один, — пояснил Ли спутнице. — Мы будем прикрывать его. Как только увидишь, что он отходит, стреляй без промедления. Они действуют слишком быстро.
— Ты не слишком оптимистичен, — усмехнулась Тассо.
— О каком оптимизме тут говорить! — Ли отвернулся от Тассо и посмотрел на Хендрикса, который в это время проверял затвор винтовки.
— Может, все еще обойдется, майор, — сказал вьетнамец.
— Я постараюсь все выяснить, не спускаясь в бункер, — ответил Хендрикс.
Он щелкнул затвором и, взяв в одну руку винтовку, в другую — передатчик, взглянул на своих недавних врагов.
— Ну что ж, пожелайте-ка мне удачи!
Ли протянул руку.
— Не спускайтесь вниз, пока не будете уверены. Вызовите их наверх.
Хендрикс, не отвечая, медленно пошел по направлению к бункеру. В метрах десяти от него он включил передатчик и произнес в микрофон:
— Скотт! Вы слышите меня?
Тишина.
— Скотт! Это Хендрикс. Вы меня слышите? Я стою рядом с бункером. Вы должны видеть меня.
Ответа не было. В динамике раздавался треск атмосферных помех…
Майор двинулся дальше. Из пепла вылез «коготь» и побежал за ним. Потом робот резко замер на месте, будто к чему-то принюхиваясь, и когда возобновил преследование, то двигался уже без прежнего азарта, более медленно и скованно, держась на почтительном расстоянии. Через некоторое время к нему присоединился еще один, и теперь они уже вдвоем сопровождали Хендрикса, не смея приблизиться.
Майор остановился. «Когти» позади него тоже замерли. Хендрикс был у самой цели: возле его ног начинались ступеньки, ведущие к входу в бункер.
— Скотт! Вы меня слышите? — прокричал в микрофон Хендрикс. — Я стою точно над вами! Снаружи! Вы видите меня?
Американец выждал немного, прижав передатчик к уху и держа винтовку наготове. Время шло. Эфир по-прежнему безмолствовал. Вдруг приглушенно, словно издалека, пробился слабый голос:
— Говорит Скотт!
Голос был нейтральным, лишенным эмоций. Майор не узнавал его. Борясь со все возрастающим чувством тревоги, Хендрикс продолжал:
— Скотт, слушайте меня внимательно. Я стою точно над вами. Я на поверхности и смотрю на вход в бункер.
— Да.
— Вы меня видите?
— Да.
— Через амбразуру? Камера направлена на меня?
— Да.
Хендрикс судорожно сглотнул. Уже целое кольцо из «когтей» ворошилось вокруг него.
— В бункере все в порядке? Не случилось ли чего необычного?
— Все в порядке.
— Выйдите на поверхность. Я хотел бы взглянуть на вас, — Хендрикс затаил дыхание. — Поднимитесь ко мне. Я хочу переговорить с вами по очень важному делу.
— Спускайтесь в бункер, сэр.
— Я приказываю вам подняться ко мне на поверхность.
Молчание.
— Вы идете? — Хендрикс прислушался. Ответа не было. — Вы слышите меня? Скотт! Я приказываю вам выйти ко мне!
— Спускайтесь.
— Я хочу поговорить с капралом.
Наступила долгая пауза. Затем сквозь треск послышался твердый металлический голос:
— Это Леон.
— Говорит майор Хендрикс. Я на поверхности. У входа в бункер. Я приказываю вам подняться сюда.
— Спускайтесь.
— Вы что, не поняли меня? Я приказываю вам подняться на поверхность. Если вы не подчинитесь приказу, то пойдете под суд. Понятно?
Молчание. Хендрикс опустил передатчик и осмотрелся. Вокруг по-прежнему копошились «когти». Крепко сжав винтовку, Хендрикс осторожно двинулся вперед, останавливаясь после каждого шага.
Когда он ступил на первую ступеньку лестницы, случилось то, что и должно было случиться: вход в бункер резко распахнулся, и навстречу Хендриксу выскочили два «Дэвида» с совершенно одинаковыми, лишенными всякого выражения лицами. Майор двумя выстрелами разнес их на куски. Но на смену им уже спешили другие «Дэвиды».
Хендрикс развернулся и бросился прочь от бункера.
Тассо и Ли открыли огонь с вершины холма. Мелкие «когти» в свою очередь заспешили к ним, ловко катясь по пеплу.
Хендрикс, отбежав от бункера, присел на колено и, прижав винтовку к плечу, прицелился.
«Дэвиды» выходили из бункера плотными группами, прижимая к себе медвежат. Их голые узловатые ноги неуклюже переступали со ступеньки на ступеньку.
Хендрикс выстрелил в середину группы. Несколько «Дэвидов» было уничтожено, а майор все стрелял и стрелял сквозь завесу разлетавшихся деталей.
Вдруг у входа в бункер выросла огромная неуклюжая фигура. Это был «Раненый солдат». Одной ноги у него не было. Раскачиваясь из стороны в сторону, он шел вперед, опираясь на костыль. Вокруг него копошились «Дэвиды».
Хендрикс, сбросив с себя оцепенение, выстрелил. «Солдат» рухнул на землю.
Перед бункером по-прежнему толпились десятки «Дэвидов». Хендрикс, пятясь, стрелял без перерыва.
С вершины холма огонь вел Ли. Кольцо «когтей» вокруг него сжималось все плотнее. Тассо отползла от Ли и, вскочив на ноги, отбежала от него на несколько метров.
Один из «Дэвидов» подступил к Хендриксу почти вплотную. Его маленькое бледное личико было, как обычно, лишено всякого выражения, каштановые волосы свисали на глаза. Неожиданно он нагнулся и развел руки в стороны. Медвежонок упал на землю и, быстро загребая пепел лапами, устремился к майору. Хендрикс выстрелил. Он и на этот раз не промахнулся.
Все происходящее было похоже на кошмарный сон.
— Сюда! Наверх! — раздался голос Тассо.
Хендрикс поспешил к ней.
Тассо, забравшись на бетонную стену разрушенного здания, стреляла по «Дэвидам» из пистолета.
Хендрикс присоединился к Тассо, но она с неожиданной силой столкнула его вниз, к бетонным глыбам.
— Закрой глаза, майор! — крикнула Тассо и, сняв с ремня какой-то шарообразный предмет, быстрым движением что-то ввинтила в него.
«Видимо, детонатор», — подумал Хендрикс.
— Закрой глаза и прижмись к стене! — приказала Тассо и швырнула шар. Он описал дугу и, упав на землю, подпрыгивая, покатился к входу в бункер.
Взрывная волна сбила Хендрикса с ног. Порыв жаркого воздуха прокатился над ним. Майор, будто сквозь пелену, смотрел на Тассо, которая, укрывшись за бетонной колонной, методично стреляла в сторону бункера.
Сзади, на склоне, Ли сражался с «когтями», окружившими его. Он отступал, поливая их огнем, и, пятясь, пытался прорваться сквозь кольцо роботов.
Хендрикс с трудом поднялся на ноги. Голова гудела. Правая рука не двигалась.
Тассо подбежала к нему.
— Идем, майор! Нам надо спешить.
— Ли… Ему нужно помочь…
— Идем.
Тассо потянула Хендрикса за собой.
Вырвавшись, он остановился и, обхватив голову руками, резко тряхнул ею, в надежде прийти в себя.
Из огненного водоворота вынырнул очередной «Дэвид», и Тассо тотчас поразила его метким выстрелом.
— Ли… Что с ним? — с трудом произнося слова, спросил Хендрикс.
— Идем, янки!
Они отступали, стараясь отойти как можно дальше от бункера.
Несколько «когтей» какое-то время следовали за ними, но затем повернули назад.
Наконец Тассо остановилась.
— Здесь мы сможем отдохнуть и перевести дух.
Хендрикс опустился на груду обломков. Он тяжело дышал, пот заливал его лицо.
— Мы бросили Ли…
Тассо ничего не ответила. Она спокойно и неторопливо сменила обойму пистолета. Хендрикс изумленно смотрел на нее.
— Ты бросила его умышленно?
Тассо щелкнула затвором и, видимо, почуяв что-то подозрительное, посмотрела в ту сторону, откуда они пришли.
— В чем дело? — спросил Хендрикс.
Сам он ничего особенного не заметил. Кругом были только пепел и развалины, да еще несколько случайно уцелевших стволов деревьев без листьев и ветвей.
— Что…
Но Тассо перебила майора:
— Не шуми!
Она прищурилась и подняла пистолет. Хендрикс обернулся, стараясь проследить за ее взглядом.
Человек, нетвердо державшийся на ногах, шел к ним. Одежда на нем была изорвана. Он прихрамывал и шел очень медленно, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть.
Это был Ли! Хендрикс вскочил на ноги.
— Ли! — закричал он и бросился к вьетнамцу. — Что за чертовщина приключилась с…
Тассо выстрелила. Мимо Хендрикса пронеслась сжигавшая все на своем пути молния. Белый луч ударил Ли в грудь. Раздался взрыв. Во все стороны полетели обломки… робота. Еще какое-то время Ли продолжал идти. Затем он качнулся, нелепо взмахнул руками и упал.
В наступившей тишине Тассо обратилась к Хендриксу:
— Теперь ты понял, почему он убил Руди?
Хендрикс медленно опустился на землю. Он словно оцепенел и совершенно не был способен что-либо понять.
— Ты видел? — не унималась Таесо. — Ты понял наконец?
Майор ничего не ответил: внезапная слабость сковала все его тело, и он провалился в пустоту.
Хендрикс медленно открыл глаза. Он попробовал подняться, но острая боль пронзила руку и плечо. От этой невыносимой боли у Хендрикса перехватило дыхание.
— Старайся не шевелиться, майор, — сказала Тассо.
Она склонилась над американцем. Хендрикс почувствовал, как холодные пальцы Тассо коснулись его лба.
Была ночь. Вверху мерцали редкие звезды, пробиваясь сквозь висящие в воздухе черные облака. Хендрикс лежал на спине, сцепив зубы, чтобы не стонать. Тассо бесстрастно наблюдала за ним. Она развела небольшой костер из хвороста и сухой травы и подвесила над ним металлический котелок.
— Значит, это и была вторая модель? — пробормотал Хендрикс.
— Я все время подозревала его.
— Почему ты не уничтожила его раньше?
— Меня сдерживал ты, — Тассо нагнулась к костру и заглянула в котелок. — Сейчас попьем кофе.
Она отодвинулась от огня, села возле Хендрикса и начала сосредоточенно протирать затвор пистолета.
— Великолепное оружие, — сказала Тассо чуть слышно. — Конструкция просто изумительная. Удивительно, что люди смогли додуматься до такого чуда.
— А как там «когти»?
— Взрыв гранаты вывел почти всех из строя. Их конструкция все же несовершенна.
— А «Дэвиды?»
— С ними произошло то же, что с «когтями».
— Где ты взяла гранату?
Тассо пожала плечами:
— Вам не следует недооценивать нашу техническую мысль, майор. Без этой гранаты ни тебя, ни меня уже не было бы.
— Да… Очень ценное оружие. Но почему мы еще не сталкивались с ним?
— Это… Это — новинка, майор.
Тассо вытянула ноги, грея их у огня.
— Меня удивило, что ты ничего не понял после того, как Ли убил Руди. Почему ты верил, что он…
— Я уже говорил тебе. Я думал, что Ли просто напуган…
— В самом деле? Знаешь, майор, поначалу я подозревала тебя.
— Сейчас мы в безопасности? — спросил Хендрикс.
— Пока что да. Пока к ним не подошло подкрепление.
Тассо прочистила куском ветоши внутренние поверхности пистолета. Затем, установив затвор на место, положила оружие рядом с собой.
— Нам повезло, — пробормотал Хендрикс.
— Да, это точно.
Тассо смотрела на майора и в ее глазах отражалось пламя костра.
Хендрикс шевельнул рукой. Пальцы не слушались. Казалось, что у него отняло половину тела. Внутри была сплошная тупая боль.
— Как себя чувствуешь, майор? — спросила Тассо, от взгляда которой не ускользнуло движение Хендрикса.
— Чертовски плохо. Рука не действует.
— Еще что-нибудь?
— Наверное, есть внутренние повреждения.
— Видимо, майор, ты плохо укрылся от того взрыва.
Хендрикс промолчал. Он смотрел, как Тассо наливает кофе из котелка в плоскую алюминиевую миску.
Она протянула напиток Хендриксу.
Майор с большим трудом приподнялся и взял протянутую миску.
— Спасибо, Тассо. Не знаю, что бы я делал без тебя!
Глотать было трудно. Казалось, внутренности выворачиваются наизнанку. Хендрикс вернул миску Тассо.
— Больше не могу.
Тассо допила оставшийся кофе. Шло время. По мрачному небу проплывали черные облака. Хендрикс лежал на земле без сил, без мыслей…
Внезапно американец ощутил смутное беспокойство. Он открыл глаза и увидел, что Тассо стоит рядом и смотрит на него.
— Что случилось? — спросил он.
— Чувствуешь себя лучше, майор?
— Немного.
— А знаешь, янки, если бы я тебя не вытащила, они бы порешили тебя на месте. Ты был бы давно мертв, как Руди.
— Я знаю, Тассо.
— И, наверное, хочется знать, почему я вытащила тебя? Ведь я могла бросить тебя, верно? Мне было гораздо проще оставить тебя там, наедине с «Дэвидами»…
— Почему же ты не бросила меня, Тассо?
— Потому что нам нужно поскорее убраться отсюда, — Тассо поворошила угли. — Никто из людей не сможет жить в этом мире. Когда к «когтям» подойдет подкрепление, у нас не останется ни одного шанса. Я хорошо обдумала все это. У нас, пожалуй, часа три в запасе до того, как они появятся.
— И ты рассчитываешь на мою помощь?
— Да. Ты поможешь нам выбраться из этого ада.
— Почему ты решила, что я смогу это сделать? Почему именно я?
— Потому, что я не вижу никого другого, кто мог бы это сделать, — глаза Тассо сверкнули. — Если ты не выведешь нас отсюда, то часа через три они убьют нас. Ничего другого я не предвижу. Ну так как, майор? Что ты собираешься предпринять? Ночь на исходе, а я все жду. Пока ты был без сознания, я сидела вот здесь, ожидая и прислушиваясь. Вот-вот наступит рассвет. И тогда…
Хендрикс покачал головой.
— Чем я могу помочь?
— Решай же, майор!
Хендрикс задумался.
— Любопытно, — наконец вымолвил он.
— Что здесь любопытного?
— То, что ты так уверена, что я в состоянии вызволить нас обоих. Меня удивляет твоя уверенность…
— Разве ты не сможешь сделать так, чтобы мы переправились на Лунную базу?
— Что? На Лунную базу? Каким образом?
Тассо промолчала. На какое-то мгновение ее глаза вновь вспыхнули. Она упрямо мотнула головой и отвернулась. Затем поднялась на ноги и нагнулась над майором.
— Еще кофе?
— Нет.
— Как хочешь. Я выпью.
Тассо пила молча. Ее лица не было видно.
Хендрикс лежал на спине и пытался сосредоточиться. Голову ломило от боли.
— Один способ, пожалуй, есть, — неожиданно сказал майор.
— О?!
— Сколько до рассвета?
— Часа два.
— Где-то поблизости должен быть корабль.
Мне никогда не доводилось его видеть. Но я знаю, что он существует.
— Что за корабль? — резко спросила Тассо.
— Ракетный крейсер.
— Он сможет добраться до Лунной базы?
— Для этого он и предназначен. В случае крайней необходимости им разрешено воспользоваться… — Хендрикс схватился за голову.
— Что-то не так? — забеспокоилась Тассо.
— Голова. Очень трудно сосредоточиться. Я едва… в состоянии привести свои мысли в порядок. Эта граната…
— Корабль где-то рядом? — Тассо придвинулась к Хендриксу. — На каком расстоянии отсюда? Где он?
— Я стараюсь вспомнить.
Тассо впилась пальцами в плечо Хендрикса.
— Далеко? — в ее голосе зазвучали металлические нотки. — Где он? Под землей?
— О, точно! Я вспомнил, корабль находится в специальном хранилище.
— Как его найти? Это место как-то обозначено?
— Нет… Но есть некоторые приметы.
— Какие?
Хендрикс не ответил.
Пальцы Тассо еще глубже вонзились в его плечо.
— Я… Я не смогу сосредоточиться. Дай мне отдохнуть.
— Хорошо.
Тассо отпустила плечо Хендрикса и поднялась.
Майор вытянулся на земле и закрыл глаза.
Тассо отошла от него. Остановившись неподалеку, она замерла, не спуская глаз с американца. Чернота ночи уже начала таять. Поиближалось утро.
Воздух был холоден и колюч. Где-то вдали пела птица. Хендрикс пошевелился и открыл глаза.
— Светлеет?
— Да.
Он приподнялся на локтях.
— Ты хотела кое-что узнать, Тассо…
— Ты вспомнил?
— Да.
— Ну, так что же за приметы?
— Это…
— Да говори же!
— Колодец. Разрушенный колодец. Хранилище расположено прямо под ним.
— Так. Значит, колодец, — голос Тассо стал спокойнее. — Что ж, будем искать колодец, — она взглянула на часы, — в нашем распоряжении около часа, майор. Как думаешь, мы успеем его найти?
— Дай руку, — попросил Хендрикс.
— С радостью помогу тебе, дорогой, — Тассо вложила в кобуру пистолет и помогла американцу встать на ноги. — Идти, наверное, еще трудновато…
— Да, — Хендрикс упрямо сжал губы. — Но не думаю, что это далеко.
Они пошли. Утреннее солнце озарило их первыми лучами. Повсюду, насколько хватало глаз, все было серо и безжизненно. Только высоко в небе кружили птицы.
— «Когтей» не видно? — спросил Хендрикс.
— Нет. Слава богу, пока все спокойно.
Они прошли мимо каких-то развалин — вздыбленных бетонных панелей, каменных фундаментов. Из-под ног выскочило несколько крыс. Тассо в испуге отпрянула назад, и Хендрикс чуть было не упал от неожиданного рывка.
— Когда-то здесь был поселок, — заметил он хмуро. — Довольно невзрачный. Так, провинция. Но район славился виноградниками.
Они шли по разрушенной улице, поросшей чахлой травой. Над руинами то там, то тут громоздились остовы кирпичных труб.
— Осторожнее, — предупредил Хендрикс.
Перед ними была воронка — развороченный взрывом фундамент жилого дома. Из развалин торчали расщепленные концы скрученных и искореженных металлических прутьев.
Тассо и Хендрикс миновали руины большого дома, осторожно обходя следы ушедшей жизни — перевернутую ванну, разломанные кресла, черепки посуды…
— Здесь! — прошептал Хендрикс.
Прямо перед ними посреди улицы зиял черный провал. Неподалеку от него стоял обгоревший танк. Счетчик радиации на поясе Хендрикса зловеще затрещал. В двух шагах от танка лежало распростертое мумифицированное тело.
Хендрикс огляделся.
— Пришли! — облегченно выдавил он из себя и махнул рукой в сторону не сразу заметного среди руин каменного колодца.
Вскоре они были возле него.
— Ты уверен, что это то самое место? — спросила Тассо. — Что-то не похоже на то, что мы ищем.
— Уверен! — бросил Хендрикс и сел на край колодца. Он тяжело дышал, сердце дьявольски билось. Майор вытер пот со лба и сказал: — Были приняты меры для возможной эвакуации старших офицеров в случае особых условий. Например, если командный пункт будет захвачен.
— То есть этот корабль предназначен для эвакуации на Луну именно тебя, майор? Я правильно поняла?
— Да.
— Но где же корабль? Ты говоришь, что он здесь.
— Мы стоим над ним, — Хендрикс провел ладонью по камням, из которых был выложен колодец. — Замок хранилища откроется только при моем прикосновении, и ни при чьем другом. Это — мой корабль. Или предполагалось, что он будет моим.
Раздался резкий щелчок. Затем откуда-то из глубины колодца донесся металлический лязг.
— Отступи назад! — приказал Хендрикс и сам вслед за Тассо отошел в сторону.
Раздвигая черную груду пепла и битых кирпичей, вверх начал подниматься металлический остов. Движение прекратилось, когда весь корабль поднялся над поверхностью земли.
— Вот он! — с гордостью воскликнул Хендрикс.
Корабль в общем-то не производил впечатления. Совсем небольшой, он по форме напоминал иглу.
Хендрикс подошел к кораблю, все еще окутанному облаком пыли и отодвинул люк в сторону.
Тассо встала рядом, стараясь заглянуть внутрь корабля. Глядя на пульт управления и гидрокресло, она прошептала:
— Я… Я не умею управлять этой штуковиной.
Хендрикс удивленно посмотрел на нее.
— Ты?
— Но там же всего одно место, майор. Пилотировать корабль буду я! Он же может спасти только одного!
У Хендрикса перехватило дыхание.
— Ясно, — медленно произнес он. — И этим человеком ты считаешь себя.
Тассо кивнула:
— Разумеется.
— Почему?
— Ты не сможешь взлететь, майор. Ты просто не в состоянии перенести путешествие на Луну. Не забывай, что тебя здорово контузило. И если ты все же полетишь, то это будет полет на тот свет.
— Забавная точка зрения, Тассо. Но ты же понимаешь, что только я знаю, где расположена Лунная база. Ты будешь летать вокруг Луны месяцами и ничего не обнаружишь. У нас хорошие специалисты по маскировке.
— Я попытаюсь, а ты сообщишь мне всю необходимую информацию. Учти, майор, от этого зависит и твоя собственная жизнь.
— Каким образом?
— Если я отыщу Лунную базу своевременно, то смогу убедить командование выслать за тобой корабль. Если я найду базу, ты будешь спасен, майор. Если же мне этого не удастся, тогда у нас обоих нет ни малейшего шанса.
Хендрикс рванулся вперед, но раненая рука подвела его. Тассо пригнулась, отпрянула в сторону. Хендрикс увидел занесенную над ним рукоятку пистолета, попытался предотвратить удар, но Тассо действовала быстрее его. Тьма окутала сознание, и Хендрикс без чувств рухнул на землю.
Очнулся он от того, что Тассо, стоя над ним, толкала его ногой.
— Очнись, майор.
Хендрикс открыл глаза и застонал от боли.
— Слушай, янки, — Тассо присела возле Хендрикса и направила пистолет ему в лицо, — я вынуждена торопиться. Времени почти не осталось. Корабль готов, и я могу лететь. Однако ты должен снабдить меня всей необходимой информацией.
Хендрикс тряхнул головой, пытаясь хоть немного прояснить сознание.
— Живее! — скомандовала Тассо. Ее окрик оглушил американца. — Где Лунная база? — продолжала она. — Как ее найти?
Хендрикс молчал.
— Отвечай сейчас же, болван!
— Прошу прощения, мисс, но я все забыл.
— Майор, послушай, корабль загружен провизией. Я уже проверила. Поэтому я смогу достаточно долго продержаться на лунной орбите. В конце концов я все же отыщу Лунную базу. А ты будешь мертв всего через каких-то полчаса.
Единственная возможность для тебя спастись…
Она внезапно замолчала.
В куче пепла у развалин что-то шевельнулось. Тассо прицелилась и выстрелила. В сторону руин вытянулся столб огня. Что-то бросилось прочь, катясь по пеплу. Тассо выстрелила снова. «Коготь» разлетелся в клочья.
— Видишь, — прокричала Тассо. — Это был всего лишь разведчик. И поверь мне, их основные силы не заставят себя ждать.
— Но ты поможешь мне, правда, Тассо? Ты скажешь, чтобы они немедленно выслали корабль?
— Да. Как можно скорее.
Хендрикс внимательно посмотрел на свою спутницу.
— Ты говоришь правду? Поклянись! — страшное выражение появилось на его лице. Выражение жажды выжить во что бы то ни стало. — Поклянись, что ты вернешься за мной! Ты доставишь меня на Лунную базу!
— Клянусь, что доставлю тебя на Лунную базу, янки. Но скажи, наконец, где она? Времени уже нет.
— Хорошо.
Хендрикс оперся о камень, пытаясь найти более удобное положение.
— Смотри, — он принялся чертить на земле схему. — Вот это лунные Апеннины. Это — кратер Архимеда. Лунная база расположена в двухстах милях от оконечности Апеннинского хребта. Где точно, я не знаю, и никто на Земле этого не знает. Но когда окажешься над этими горами, подай условный сигнал: одну красную вспышку и одну зеленую, после которой две красные с очень маленькими промежутками между ними. На базе зафиксируют сигналы, и ты будешь спасена. Сама база находится глубоко под поверхностью Луны, тебя проведут вниз с помощью магнитных захватов и…
— А управление? Я ведь не умею управлять кораблем, майор!
— Управление полностью автоматизировано. Все, что тебе надо сделать, это нажать на большую красную кнопку, расположенную в центре приборной панели.
— Отлично!
— Кресло пилота поглощает почти все перегрузки при взлете. Состав воздуха и температура регулируются автоматически. Корабль покинет Землю и уйдет в космос по заданной программе. На расстоянии ста миль от поверхности Луны он перейдет на окололунную орбиту. И будет там оставаться, пока ты не подашь сигнал и тебя не заметят. Не беспокойся, орбита, на которую выйдет корабль, такова, что ты обязательно будешь проходить над Лунной базой. Как только окажешься над Апеннинами, тотчас же включай сигнальные огни.
Тассо протиснулась в корабль и расположилась в кресле.
— Поверь, майор, мне очень жаль, что ты остаешься здесь…
— Оставь мне пистолет! — прохрипел в отчаянии Хендрикс.
Тассо отстегнула пистолет от пояса и, держа его в руке, немного помедлила.
— Не уходи слишком далеко от этого места, майор. Тебя и здесь будет довольно трудно отыскать с воздуха.
— Хорошо.
Тассо швырнула оружие в сторону от американца.
— Прекрасный корабль, майор! — весело прокричала она, рассматривая надписи на пульте управления. — Отличная конструкция! Я восхищаюсь вашим мастерством. Вы делаете отличные вещи. И ты должен гордиться этим!
— Почему ты не подала мне пистолет, — простонал Хендрикс. Он делал тщетные попытки дотянуться до оружия. — Ты же видишь, как я плох…
Тассо расхохоталась.
— Прощай, майор! — крикнула она, и крышка люка с лязгом захлопнулась.
Превозмогая себя, американец поднялся сначала на колени, потом на ноги и подошел к пистолету. Подобрав его, он судорожно выпрямился.
Раздался оглушительный рев. Корабль задрожал и окутался клубами дыма. Хендрикс отпрянул в сторону.
Корабль нырнул в низко нависшие тучи и исчез из виду.
Хендрикс еще какое-то время стоял не двигаясь. Все вокруг, казалось, было погружено в сон. Утренний воздух был свеж и довольно-таки прозрачен. Майор побрел по пустынной улице. Он знал, что пройдет немало времени, прежде чем подоспеет помощь.
Хендрикс достал из кармана пачку сигарет, припрятанную про запас, и с наслаждением закурил.
Мимо прошмыгнула ящерица. Хендрикс остановился, пытаясь ее разглядеть, но ящерица уже исчезла. Он двинулся дальше. Становилось жарко. Пот струился по его лицу и попадал за воротник. Во рту пересохло.
Хендрикс вскрыл медицинский пакет и проглотил несколько пилюль-стимуляторов.
Пройдя еще немного, он заметил распростертое на земле тело. Хендрикс выхватил пистолет и, крадучись, подошел поближе. Перед ним были останки Ли, вернее, не самого Ли, а второй модели, металлические детали которой холодно поблескивали в лучах солнца.
Хендрикс слегка толкнул ногой бездвижный остов робота, и он на удивление легко перевернулся навзничь. Стали видны алюминиевые ребра. Из туловища вывалилась груда проводов, блок каких-то переключателей. Черепная коробка робота была повреждена, искусственный мозг обнажен. Хендрикс внимательно рассмотрел его. Это был настоящий лабиринт электрических цепей. Майор нагнулся ниже, заметив фирменную табличку. На фабричном клейме стояло «4-М»! Майор, не отрываясь, смотрел на металлическую пластинку. Значит, есть еще и четвертая модель! И перед ним была именно она, а не вторая. Они с Тассо ошиблись. Существует больше модификаций, чем они знали. Больше, чем три. Сейчас, по крайней мере, он знает, что их четыре.
Но если Ли не был второй моделью, то…
Вдруг Хендрикс увидел, как из-за руин вышло несколько человеческих фигур. Они медленно приближались к нему.
Хендрикс припал к земле и приготовил оружие. Пот заливал ему глаза. Руки дрожали. Он постарался привести свои нервы в порядок.
Паника в данном случае была недопустима.
Первыми шли «Дэвиды». Их было трое, и они были абсолютно похожи друг на друга.
Хендрике прицелился и выстрелил.
Первые два «Дэвида» разлетелись на мелкие части. Третий продолжал свое размеренное шествие. За ним так же спокойно и неторопливо шел «Раненый солдат».
А за ним — Хендрикс похолодел — шли две «Тассо»… На них были толстые кожаные ремни, портупеи, светло-зеленые армейские брюки, гимнастерки… Ветер играл длинными золотистыми волосами… Стройные красивые девушки походили на Тассо и друг на друга, как две капли воды.
Роботы были уже близко. Внезапно «Дэвид» нагнулся и выронил на землю медвежонка. Игрушка вскочила на задние лапки и стремительно побежала к Хендриксу. Американец нажал на курок пистолета. Медвежонка не стало. Но обе «Тассо», «Раненый солдат» и «Дэвид» продолжали приближаться с прежней неотвратимостью.
Подпустив их еще ближе, Хендрикс выстрелил. На месте идущей группы встало облако огня и дыма, но невдалеке показались еще шесть «Тассо».
Хендрикс в изнеможении опустился на землю. Отчаяние овладело им. Как он мог упустить корабль и выдать врагу опознавательные сигналы. Только по его вине Тассо сможет теперь добраться до Лунной базы. А ведь он мог, мог обо всем догадаться, но он гнал от себя прочь подозрения.
Шеренга «Тассо» подходила все ближе. Хендрикс, выпрямившись во весь рост и скрестив руки на груди, смотрел на приближающихся роботов — таких привлекательных и таких страшных.
Он уже мог различить их чудесные лица, блестящие пряжки ремней, пристегнутые к поясу гранаты…
Хендрикс усмехнулся. И перед тем как «Тассо» набросились на него, последняя ироническая мысль промелькнула в его сознании: гранаты были сконструированы второй моделью с одной-единственной целью — для уничтожения других моделей!
Значит, они уже разрабатывают оружие для борьбы друг с другом.
Война роботов началась!
Глухой, но ясно различимый в ночной тишине звук разбудил О’Кифа. Сбросив одеяло, он вскочил с постели и, схватив пистолет, ударом ноги выбил стекло, прикрывавшее кнопку сигнализации.
Высокочастотные импульсы тотчас привели в действие колокола, расставленные по периметру всего лагеря, и, когда О’Киф выскочил на улицу, окна всех домов были уже освещены.
— Где? — истошно крикнул Фишер, подбегая к О’Кифу. Так же как и О’Киф, он был в пижаме и с опухшим от сна лицом.
— Где-то справа, — прохрипел О’Киф, отпрянув в сторону, чтобы пропустить пушку, которую выкатывали из подземного укрытия.
Среди людей, высыпавших на улицу прямо в халатах и ночных пижамах, появились одетые в защитную форму солдаты.
Вокруг копошившихся в ночной тьме людей простиралось огромное черное болото, заросшее густой травой, папоротником и необыкновенно крупными луковицами, наполовину погрузившимися в липкую трясину, которая покрывала большую часть поверхности планеты Бетельгейзе II.
Над болотом постоянно висел туман. Сейчас, пронизанный лучами прожекторов и вспышками осветительных огней, он представлял из себя одновременно и грандиозное, и леденящее душу зрелище.
— Мне кажется, — сказал Хорстоковски, — на этот раз они пробрались вдоль дороги, не выходя на нее. Ее обочины имеют не менее пятидесяти футов в ширину. По обочинам они и прошли. Потому-то и не сработала радиолокация.
Машина, похожая на гигантского жука, пробивала дорогу через болото, оставляя позади себя широкую полосу твердого дымящегося грунта. Растения, коряги, опавшие листья — все всасывалось вовнутрь устройства и служило материалом для дорожного покрытия.
— Так что ты увидел? — спросил О’Кифа Портбейн.
— Ничего. Я спал. Но я услышал их!
— Что они делали?
— Готовились к захвату моего дома. Я услышал, как они разматывали шланги с барабанов и снимали заглушки с баллонов с нервно-паралитическим газом. Клянусь всеми святыми, я едва успел выскочить из дома до того, как они закрепили фланцы!
Возбужденный вид О’Кифа привлек к нему внимание большинства жителей лагеря.
— Считаешь, что это была газовая атака? — крикнул Даниэльс, отстегивая противогаз от пояса и обращаясь к собравшимся: — Да не спите же вы! Проснитесь! Наденьте противогазы!
— Не паникуй, — успокоил Даниэльса Зильберман, — им не удалось пустить оборудование в ход. О’Киф вовремя их обнаружил и поднял тревогу. Они тотчас отступили к болоту.
— Ты уверен в этом? — в голосе Даниэльса звучало сомнение.
— А ты что, чувствуешь какой-либо подозрительный запах?
— Нет, — признался Даниэльс. — Однако существуют нервно-паралитические газы без запаха. Они очень опасны: их действие начинаешь ощущать лишь тогда, когда становится слишком поздно, — и решительным жестом он натянул маску себе на лицо.
Уже почти все женщины вышли на улицы поселка. Их стройные фигурки, их лица с большими испуганными глазами то и дело мелькали в лучах прожекторов. За ними осторожно шли дети.
Зильберман и Хорстоковски отошли в сторону и остановились возле тяжелого орудия, стоящего в затемненном, не освещенном прожекторами месте.
— Не нравится мне все это, — тихо сказал Хорстоковски, — уже третья газовая атака в этом месяце. Плюс к этому — две попытки заложить в лагере бомбы. Они усилили натиск.
— Ты уже проанализировал ситуацию и сделал вывод, не так ли?
— Да, я пытаюсь представить общую картину, чтобы понять происходящее. Нападения учащаются, они стали более изощренными, — Хорстоковски оглянулся по сторонам и наклонился к уху Зильбермана.
— Думаю, что радиолокационные системы не сработали по совершенно иной причине, — прошептал он. — Ты заметил, здесь стало слишком много летучих мышей. Это их мыши. Они перекусывают провода.
— А вдруг они все-таки прошли, как ты недавно сказал, по обочине дороги…
— Слушай, Зильберман, неужели ты не понимаешь, что происходит вокруг? Я сказал про обочину только для того, чтобы сбить их с правильного следа… Понимаешь? Кто-то дал им сигнал к атаке и вывел из строя радиолокаторы!
— Ты имеешь в виду кого-то из нас?
Хорстоковски не ответил. Он не отрывал глаз от Фишера, пытаясь разглядеть, чем он занимается.
Фишер, крадучись, подошел к обочине шоссе и остановился там, где проходила граница между твердой поверхностью и трясиной. Затем он присел и начал что-то искать, запустив в ил обе руки.
— Что он делает? — отрывисто спросил Хорстоковски.
— Ищет что-то, — равнодушно пожал плечами Зильберман. — А что? Ему поручили это, не так ли?
— Следи за ним, — бросил Хорстоковски. — Я уверен, что когда он возвратится, то скажет, что ничего не нашел.
Через несколько минут Фишер поднялся с корточек и подошел к ним, обтирая пучком травы перемазанные грязью руки.
— Нашел что-нибудь? — спросил Хорстоковски.
— Я? — удивился Фишер. — Нет, ничего не нашел.
— Не надо врать! Ты ползал на четвереньках и копался в трясине!
— Мне… — Фишер оторопел от крика Хорстоковского, — мне показалось, что там что-то металлическое. Вот и все.
Хорстоковского охватило чувство радости: он оказался прав!
— Говори! — крикнул он. — Что ты нашел?
— Мне показалось, — неуверенно начал Фишер, — что это — газовая труба, но потом я увидел, что это всего лишь корень, большой корень.
Наступила напряженная тишина.
— Обыщите его! — приказал Портбейн.
Двое солдат подошли к Фишеру и встали за его спиной. Зильберман и Хорстоковски обыскали его.
На землю были брошены пистолет, нож, свисток, портативный радиотелефон, счетчик Гейгера, медицинский пакет и удостоверение личности. Ничего другого в карманах Фишера не оказалось.
— Действительно, он ничего не спрятал от нас, — сказал Портбейн. — Извини, Фишер. Ты и сам понимаешь, какая осторожность требуется от нас всех. До той поры, пока мы будем находиться здесь, в осажденном лагере, нам нужно быть начеку. Они ежедневно нападают на нас.
Зильберман и Хорстоковски переглянулись и отошли в сторону.
— Теперь и я все понял, — заговорщицки произнес Зильберман.
— Так-то, — кивнул головой Хорстоковски. — Фишер успел что-то спрятать. Мы раскопаем ту часть болота, где он рылся. Думаю, найдем кое-что интересное, — он воинственно расправил плечи. — Я всегда знал: кто-то в нашем лагере работает на них. Шпион с Терры.
Зильберман вздрогнул.
— Терра? Считаешь, это они воюют с нами?
— Разумеется. Кто же еще?
Зильберман был явно озадачен.
— Мне казалось, — сказал он, — что мы защищаемся от кого-то другого.
Хорстоковского охватил приступ ярости.
— Например?
Зильберман пожал плечами.
— Не знаю. У нас просто нет времени, чтобы выяснить, кто нападает на нас. Мы едва успеваем отбивать их атаки. Мне казалось само собой разумеющимся, что это — инопланетяне.
— А кто, по-твоему, эти обезьянолюди с Терры, как не инопланетяне? — насмешливо спросил Хорстоковски.
На еженедельную конференцию по обсуждению положения в лагере собрались девять его руководителей.
Заседание, как обычно, проходило в хорошо защищенном подземном бункере. У входа стояла вооруженная охрана. Дверь в бункер наглухо закрылась сразу после того, как последний из руководителей прошел обыск и был пропущен в зал заседаний.
Председательствовал Домграф-Швач. Он сидел в своем глубоком кресле, держа одну руку на кипе бумаг с отчетами, а другую — на кнопке, приводящей в действие механизм быстрого катапультирования, которым он мог мгновенно воспользоваться в случае опасности. При нажатии кнопки кресло вместе с сидящим в нем Домграфом-Швачем стремительно взмывало вверх и, проскочив люк в потолке, оказывалось в надежно укрытом от нападения помещении.
Пока все присутствующие занимали свои места, Портбейн обошел зал заседаний (это была его постоянная обязанность), тщательно осматривая стены и мебель в поисках электронных приборов, которые могли быть установлены неприятелем в бункере с целью наблюдения за происходящим на конференции и записи всех разговоров.
Враги постоянно пытались установить в бункере — самом безопасном и засекреченном помещении лагеря — подобные приборы и запрятывали их так надежно, что до сих пор Портбейну не удалось отыскать ни одного из них, что несказанно беспокоило всех девятерых председателей.
Даниэльс, сидя за круглым столом, не сводил глаз со счетчика Гейгера.
Зильберман был одет в защитный костюм из стали и пластика с автономным питанием и сетью электрических проводов внутри. Из костюма время от времени доносилось жужжание механизмов.
— Что это у тебя за доспехи? — подозрительно воскликнул Домграф-Швач. — Мы не видим тебя — сними все это сейчас же!
— И не подумаю, — огрызнулся Зильберман. Голос из глубины костюма прозвучал глухо и неразборчиво. — С сегодняшнего дня я буду носить этот защитный костюм постоянно. Вчера вечером кто-то пытался сделать мне инъекцию иглой с бактериологическим ядом!
Лануар, устало дремавший в кресле, при этих словах резко вскочил со своего места.
— Иглы с бактериологическим ядом! — вскричал он и бросился к Зильберману. — Расскажи подробнее, как…
— Не вздумай подходить ко мне! — заорал Зильберман. — Иначе ты будешь убит.
Отскочив на всякий случай в сторону, Лануар вдохновенно сказал:
— Вы, конечно, помните, что на прошлой неделе я докладывал о попытке отравить систему водоснабжения поселка солями тяжелых металлов. Еще тогда я сделал вывод, что их следующая попытка будет заключаться в том, что они воспользуются фильтрующимися вирусами, которые невозможно обнаружить до того, как разразится эпидемия, — он достал из кармана стеклянный пузырек, вытряхнул из него пару белых таблеток на ладонь и проглотил их.
Глядя на него, и все остальные члены совета приняли меры предосторожности. У каждого они были свои и соответствовали их характерам и ожидаемой каждым из них опасности. Единственный, кто ничего не сделал для своей защиты, был Тейт.
Он был бледен и встревожен не менее других, но тем не менее никаких мер для обеспечения своей безопасности не принимал. Домграф-Швач сразу обратил на это внимание и не мог не сделать вывода, что самоуверенность Тейта очень подозрительна.
— Кончайте разговоры, — произнес Домграф-Швач. — Пора приступать к работе.
В этот раз жребий по ведению собрания пал на него. В автономной колонии, изолированной от всего мира, состоящей всего из шестидесяти мужчин и пятидесяти женщин, этот метод, основанный на случайном выборе председательствующего, был необходим.
— Даниэльс ознакомит вас с отчетом за прошлую неделю, — объявил председатель.
— Зачем? — возразил Портбейн. — Все мы участвовали в составлении отчета и знаем его наизусть.
— Отчет будет зачитан по той же причине, по какой его зачитывают всегда, — сказал Зильберман. — Мы должны убедиться: никто его не подделал.
— Согласен! Но пусть будут зачитаны только основные моменты! — потребовал решительно Хорстоковски. — Я не собираюсь оставаться в этом склепе дольше, чем требует необходимость.
— Опасаешься, что кто-нибудь заблокирует подземный коридор, ведущий в бункер? — насмешливо заметил Даниэльс. — Видно, забыл, что здесь прорыты еще полдюжины выходов. Довольно-таки странно: ведь именно ты настоял, чтобы их прорыли!
— Хватит. Читай основное содержание! — прервал Даниэльса Лануар.
Даниэльс откашлялся.
— В течение последней недели было отражено одиннадцать явных нападений. Самым серьезным было нападение на нашу новую сеть мостов класса «А». Один из них им удалось уничтожить. Враг ослабил опоры и размягчил пластиковый фундамент, на котором они покоились. Как только первая колонна грузовиков въехала на мост, он рухнул.
— Мы в курсе этого, — мрачно заметил Портбейн.
— Погибли шесть человек, мы потеряли большое количество снаряжения. После происшествия войска прочесывали район катастрофы весь день, но диверсантам удалось скрыться. Сразу после этого нападения было обнаружено, что вода в лагере отравлена солями тяжелых металлов. Мы были вынуждены засыпать все существующие колодцы и вырыть новые. В настоящее время вся питьевая вода пропускается через фильтры и подвергается анализу.
— А я еще и кипячу воду перед приготовлением пищи, — заявил Лануар, подозрительно оглядывая присутствующих на конференции.
— Было признано, — продолжил Даниэльс, — что за последнюю неделю значительно увеличилось число нападений и их жестокость, — Даниэльс кивнул на графики и схемы, развешанные по стене. — Сегодня, например, они добились бы своего, если бы не наша противобомбовая защита и не сеть непрерывного наблюдения. Главный вопрос, который должен стоять на повестке дня: кто нападает на нас?
— Земляне, — уверенно сказал Хорстоковски.
— Нет, не они, — возразил Тейт. — Каким образом этим обезьянолюдям удалось забраться так далеко от Земли?
— Но мы-то забрались сюда, не так ли? — огрызнулся Лануар. — Когда-то мы тоже были землянами!
— Ложь! — вскричал Фишер. — Да, мы жили когда-то на Терре, но мы — не земляне. Мы — высшая раса мутантов.
— Итак, кто же наши враги? — не скрывая сарказма, спросил Хорстоковски.
— Это — остальные люди с нашего корабля, — уверенно заявил Тейт. — Те, которым, как и нам, удалось спастись.
— Откуда ты это взял? — удивленно воскликнул Зильберман. — Ты что, видел их?
— Мы не отыскали спасательных катеров, неужели ты забыл об этом? Уверен, они и воспользовались ими.
— Но в этом случае их было бы совсем немного, — задумчиво проговорил О’Киф, — и у них не было бы снаряжения, оружия и машин, которые они применяют в борьбе с нами. Они — отлично организованная сила. За последние пять лет нам не удалось одержать ни одной победы, мы не уничтожили ни одного из них. Это — несомненное доказательство их мощи.
— А разве мы пытались победить? — возразил Фишер. — Мы только защищались.
В бункере наступила напряженная тишина.
— Ты говорил о корабле, — наконец подал голос Хорстоковски.
— Да. Скоро его вытащат из болота, — сказал Тейт. — Вот тогда мы перейдем в наступление, и я не завидую им.
— Боже мой! — с отчаянием в голосе воскликнул Лануар. — Корабль погиб — столкновение с метеоритом уничтожило его. Что с того, что мы извлечем корабль из болота? Мы не сможем управлять им! Его же надо восстановить полностью!
— Если уж обезьянолюди построили корабль, — веско сказал Портбейн, — то уж мы сумеем отремонтировать его. У нас есть для этого все необходимые машины и инструменты.
— Кроме того, мы нашли кабину управления, — напомнил О’Киф. — Считаю, что ее нужно поднять первой.
Лануар, выслушав все доводы, сказал:
— Хорошо, я снимаю свои возражения. Сначала мы поднимем кабину управления.
— Почему ты переменил свое мнение? — взволнованно спросил Даниэльс. — Ты что-то задумал? Ты решил провести нас?
— Не верьте ему! — с яростью поддержал Даниэльса Фишер. — Это — ловушка! Пусть эта проклятая кабина лежит на дне болота!
— Слишком поздно, — небрежно бросил О’Киф. — Ее поднимают уже на протяжении нескольких недель.
— Ты в одной шайке с ними! — завопил Даниэльс. — Нас хотят обмануть!
Космический корабль был старой ржавой развалиной. Магнитные захваты подняли его из болота и опустили на твердую поверхность, подготовленную механическими «жуками».
Затем «жуки» проложили дорогу к кабине управления, тоже извлеченной из болотной трясины. Мощный подъемный кран подхватил кабину и под нее тотчас были подложены тяжелые прочные пластиковые балки.
Опутанная водорослями сферическая кабина впервые за пять лет осветилась солнечными лучами.
— Не теряйте времени, идите, — нетерпеливо скомандовал Домграф-Швач.
Портбейн и Лануар по уже затвердевшей тропе, только что сработанной «жуками», подошли к кабине управления. Их электрические фонари высветили внутренние перегородки кабины, приборные панели, покрытые ржавчиной и грязью. Под ногами в мутных лужах копошились многочисленные ужи.
Изнутри кабина управления являла собой картину полного разрушения. Лануар, шедший первым, сделал нетерпеливый жест Портбейну, следовавшему за ним.
— Осмотри панель управления и приборы. Ты же — инженер.
Портбейн пристроил фонарь на куче ржавого искореженного металла и, пробираясь через чавкающую жижу, подошел к панели управления, которая представляла из себя спекшуюся массу оплавленных приборов и обрывков проводов. Портбейн, присев на корточки, сорвал ближайшие к нему насквозь проржавевшие щитки.
Лануар, открыв дверцы шкафа, извлек видеопленки и аудиокассеты, упакованные в металлические коробки. Сгорая от нетерпения, он сорвал крышку одной из коробок и прочел в ярком свете фонарика хорошо сохранившуюся надпись.
— Это запись о пассажирах, находившихся на борту корабля! — крикнул он. — Теперь я смогу доказать, что никого, кроме нас, на борту корабля не было!
В искореженном люке появился О’Киф.
— Как дела?
Лануар, не отвечая, протиснулся мимо него наружу, спрыгнул на опорные балки и, опустив на них коробку с пленками, вернулся в полузатопленную кабину.
— Что там с панелью управления? — спросил он Портбейна.
— Странно, — пробормотал инженер, игнорируя обращенный к нему вопрос.
— Что там странного? — крикнул снаружи Тейт. — Слишком много разрушено?
— Здесь масса проводов и реле. Повсюду контрольные приборы. Но управлять всем этим невозможно.
К нему пробрался Лануар.
— Не может быть!
— Чтобы получить доступ к рычагам управления, нужно снять все эти щитки — практически разобрать блок управления. Сидеть в кабине и управлять кораблем отсюда было невозможно.
— Может, это вовсе и не кабина управления? — предположил Фишер.
— Нет, вот механизм управления штурвалом — в этом нет никакого сомнения, — Портбейн указал на обгоревший электронный блок, — но перед нами — замкнутая система. Я уверен, что корабль управлялся автоматически.
Они переглянулись.
— Значит, мы были пленниками! — воскликнул Тейт.
— Чьими пленниками? — испуганно спросил Фишер.
— Землян, конечно! — ответил Тейт.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Фишер. — Ведь это мы подготовили полет, не так ли? Мы похитили корабль и организовали побег с Ганимеда.
— Давайте прослушаем пленки, — предложил Портбейн Лануару, — может, тогда что-нибудь прояснится.
Даниэльс выключил магнитофон и посмотрел на собравшихся в зале.
— Вы убедились, — сказал он, — что это был космический госпиталь. На нем не было экипажа. Корабль управлялся при помощи контрольного луча с Юпитера. Он пролетел через всю звездную систему и где-то неподалеку от нашей планеты из-за неполадок в системе защиты столкнулся с каким-то космическим обломком, который пробил силовой экран, после чего потерявший управление корабль упал на Бетельгейзе II.
— А если бы этого не случилось, — спросил Домграф-Швач.
— Ну, тогда бы мы очутились в главном госпитале на планете Фомальгаут IV.
— Я предлагаю прослушать запись еще раз, — сказал Тейт.
Даниэльс нажал на кнопку, послышалось потрескивание динамика, а затем человеческий голос отчетливо произнес:
«Работая с этими пациентами, нужно постоянно учитывать разницу между параноидальными симптомами и симптомами других психических заболеваний. У параноика сохраняется формальная логика мышления и, следовательно, индивидуальность. За пределами своей бредовой идеи больной не проявляет никаких психических отклонений. Он рационально мыслит, сохраняет трудоспособность. Внешне его поведение выглядит вполне нормальным. Параноик в состоянии превосходно, даже блестяще, исполнять свои обязанности, правда, при условии, что они не пересекаются с комплексами его заболевания. С ним можно вести диалог, он может дать оценку своим поступкам, осознает свое окружение.
Параноика от всех остальных душевнобольных отличает та особенность, что он остается активно ориентированным на внешний мир. От так называемых нормальных людей он отличается тем, что явно не соответствующие действительности представления фиксируются в его сознании как абсолютные истины и не поддаются исправлению ни опытом, ни убеждением. На основе этих представлений больной создает очень развитую, подчас поразительно сложную систему мышления, логически выстроенную и вполне соответствующую закрепившимся у него ложным поступкам».
Дрожащим от волнения голосом Даниэльс пояснил:
— Эти пленки предназначались для персонала госпиталя на Фомальгауте IV. Они были спрятаны в стенном шкафу кабины управления кораблем. Сама кабина управления была полностью изолирована от остальных помещений космического корабля. Войти в нее никто из пассажиров, то есть — нас, не мог.
«Параноик мыслит раз и навсегда установившимися постулатами, — продолжал доноситься из динамика спокойный и размеренный голос земного врача. — Его мысли и представления невозможно поколебать. Они управляют жизнью больного. Все события, всех лиц, с которыми он сталкивается, все случайные замечания и услышанные разговоры больной включает в свою систему мышления. Он убежден, что окружающий мир преследует его, стремится принести ему вред, что сам он — лицо исключительной значимости и способностей, а против него направлены бесчисленные умыслы и действия. Чтобы защитить себя, параноик совершает самые невероятные поступки. Он часто переезжает с места на место и, когда наступает последняя, самая опасная для окружающих стадия болезни, может даже стать…»
Зильберман выбросил руку вперед и резким движением вырубил магнитофон.
В зале наступила полная тишина. Все девять руководителей лагеря сидели недвижно в своих креслах.
— Итак, — медленно произнес Тейт. — Мы — группа психов. Корабль, набитый чокнутыми, который столкнулся со случайным космическим объектом…
— Ты напрасно закрываешь глаза на то, что в появлении этого космического тела не было ничего случайного, — сказал Хорстоковски.
Фишер истерически захохотал.
— Вот он — типичный бред параноика. Боже мой, все эти нападения на нас, как выяснилось, были лишь галлюцинациями! Плодом нашего больного воображения!
Лануар ткнул пальцем в груду кассет.
— Чему же нам верить? Неужели не было никаких врагов?
— Но они нападали на нас в течение целых пяти лет! — воскликнул Портбейн. — Разве это не доказательство?
— А ты видел хотя бы одного из нападавших? — спросил Фишер, не скрывая сарказма.
— Это лучшие агенты Галактики. Среди них — ударные части Терры и разведчики, великолепно владеющие приемами подрывных операций и саботажа. Они так великолепно вышколены, что ни разу не попались нам на глаза.
— Они разрушили наши мосты, — добавил О’Киф. — Да, мы не видели их, но мосты-то разрушены!
— А может, просто качество строительных работ было никуда не годным, — возразил Фишер. — И мосты рухнули сами.
— Объекты, особенно такие, как мосты, не могут рухнуть сами по себе. Я уверен, что для всех событий, происходящих с нами, имеются какие-то причины.
— О каких событиях ты говоришь? — спросил Тейт.
— Как о каких? О еженедельных попытках отравить нас ядовитыми газами, о ядовитых солях тяжелых металлов в системе водоснабжения, — сердито ответил Портбейн.
— Бактерии и вирусы везде, — вставил свое слово Даниэльс.
— Может, ничего этого и не было, — не сдавался Тейт, — Но как доказать? Если все мы психически больны, то каким образом нам убедиться в этом?
— Нас больше сотни, — сказал Домграф-Швач, — и все мы были свидетелями нападений. Чем объяснить это? Коллективной галлюцинацией?
— Истории известны случаи, когда вера в какое-либо явление, даже выдуманное, охватывала все общество. Причем эта вера передавалась из поколения в поколение. Боги, колдуны, ведьмы — это же плод воображения, но в них верили! Точно так же, как на протяжении многих веков земляне были убеждены в том, что Терра — плоская.
— Если бы все линейки длиной в двенадцать дюймов выросли до тринадцати, — медленно начал Фишер, — то кто обнаружил бы это? Согласитесь, одна из двенадцатидюймовых линеек должна остаться такой, как была, служить эталоном для сравнения. Нам же для сравнения нужен один человек, не страдающий паранойей.
— Что бы вы ни говорили, а я не исключаю того, что мы имеем дело с составной частью их плана, — резко возразил Зильберман. — Может быть, они специально построили кабину управления и спрятали там магнитные ленты со специальным текстом.
— Проверить, так это или нет, — ничуть не сложнее, чем убедиться в достоверности — или недостоверности — некоего явления, — задумчиво произнес Портбейн. — В чем основная особенность истинно научного эксперимента?
— Она заключается в том, что эксперимент можно повторить многократно и каждый раз результаты будут идентичны, — тотчас ответил Фишер. — Послушайте, давайте попробуем «измерить» самих себя! Хотя нет, — взгляд его стал угрюм, — нельзя взять линейку, будь она двенадцать или тринадцать дюймов длиной, и попростиь ее проверить свои собственные размеры. Ни один инструмент, никто не в состоянии определить свою собственную «точность».
— Нет, не так, — спокойно парировал Портбейн. — Я могу подготовить и провести надежный и объективный эксперимент.
— Это невозможно! — воскликнул Тейт.
— Ничего подобного. И я берусь провести свой эксперимент в течение ближайшей недели.
— Газы! — подал сигнал солдат.
Женщины и дети натянули противогазы. Из подземных бункеров выползли на заранее подготовленные позиции тяжелые орудия. По всему периметру лагеря, граничащего с болотом, механические «жуки» начали прочесывать пограничную полосу. Лучи прожекторов осветили поверхность болота.
Портбейн взял пробы воздуха и дал знак рабочим. Они моментально оттащили контейнер с пробами в укрытие.
Спустя несколько минут Портбейн вошел в командный бункер.
— В этом баллоне, — сказал он, — должны находиться пары синильной кислоты. Образцы паров были собраны мной на месте газовой атаки.
— Мы зря тратим время — забрюзжал Фишер, — нас атакуют, а мы сидим здесь и занимаемся ерундой.
Портбейн подал знак, и лаборанты приступили к установке оборудования для анализа взятых проб.
— Перед нами два образца осажденных паров, обозначенных буквами — А и Б. Один взят из баллона, заполненного местным воздухом в момент химической атаки, другой — из пробы воздуха в этой комнате.
— Не исключено, — нервно перебил Портбейна Зильберман, — что мы признаем результаты исследования обоих образцов отрицательными. Считаю, что эксперимент в этом случае утратит свою достоверность.
— Тогда проведем серию новых экспериментов. Через пару месяцев, если анализы всех образцов окажутся отрицательными, станет ясно, что гипотеза газовых атак несостоятельна.
— Ладно, согласен, ну а если анализы обоих образцов будут признаны положительными? — недоуменно спросил Тейт.
— Тогда эксперимент подтвердит, что гипотеза о нашем заболевании паранойей имеет основания и нам следует признать ее справедливой.
После минутного раздумья доводы Портбейна были приняты.
— Если нам не удастся получить контрольный образец, не содержащий паров синильной кислоты, то…
— Действительно, хитроумно задумано, — перебил его О’Киф. — Мы исходим из единственно достоверного факта — нашего существования. Уж в этом сомнений нет.
— Я пока назвал только два варианта, — пояснил Портбейн. — Если все мы признаем анализы обоих образцов положительными, значит, мы — психически больные. Признав результаты анализа обоих образцов отрицательными, мы приходим к заключению, что никаких нападений на нас не было и тревога была напрасной. В случае, если мы единодушно делаем вывод, что анализ одного образца — отрицательный, а другого — положительный, то придется признать, что мы — нормальные в психическом отношении люди и действительно подвергаемся нападениям, — он взглянул на руководителей лагеря. — Но для этого, повторяю, мы все единодушно должны сказать, анализ какого образца — отрицательный, а какого — положительный.
— Мнение каждого будет фиксироваться тайно? — спросил Тейт.
— Результаты эксперимента, а также выводы, к которым придет каждый, будут проанализированы и сведены в таблицу автоматическим электронным устройством.
На некоторое время все замерли в своих креслах, погрузившись в раздумья. Наконец, Фишер встал и подошел к столу, где стояла аппаратура.
— Я готов начать.
Наклонившись над колориметром, он приступил к изучению лежащих перед ним образцов. Переведя несколько раз объектив с одного на другой, Фишер решительно взял карандаш.
— Ты уверен? — спросил председатель совета Домграф-Швач. — У тебя действительно нет сомнений, где отрицательный образец, а где — положительный?
— Я полностью уверен в своем ответе, — сказал Фишер и, передав листок со своим решением, отошел от стола.
— Теперь моя очередь, — нетерпеливо произнес Тейт. — Чем быстрее мы покончим с этим делом, тем лучше.
Все члены совета один за другим осмотрели образцы и зафиксировали свое мнение.
— Все, — сказал наконец Портбейн. — Я — последний, — он наклонился над аппаратурой, посмотрел в объектив и записал свои результаты.
— Включите экран, — распорядился Портбейн, обратившись к лаборанту, стоявшему у считывающего устройства. Тот нажал на кнопку.
Через мгновение на экране появились данные эксперимента.
Фишер — «А».
Тейт — «А».
О’Киф — «Б».
Хорстоковски — «Б».
Зильберман — «Б».
Даниэльс — «Б».
Портбейн — «А».
Домграф-Швач — «Б».
Лануар — «А».
— Черт побери, — еле слышно произнес Зильберман. — Как все просто! Значит, все мы — параноики.
— Идиот! — закричал Тейт на Хорстоковского. — Это был образец «А», а не «Б». Как ты мог ошибиться?
— Нет, «Б»! Это понятно и ребенку! — яростно завопил Домграф-Швач. — Образец «А» был совершенно бесцветен!
О’Киф повернулся к Портбейну.
— А теперь скажи, ради Бога, анализ какого образца был отрицательным, а какого — положительным?
— Не знаю, — признался Портбейн. — Сейчас и я ни в чем не уверен.
За столом Домграфа-Швача раздался звонок, и он тотчас включил видеоэкран.
Появилось лицо оператора.
— Нападение оказалось неудачным, сэр, — сказал оператор. — Мы отбили атаку.
Домграф-Швач насмешливо улыбнулся:
— Удалось ли задержать кого-нибудь из нападавших? — спросил он.
— Нет, сэр. Они сумели скрыться. Однако, мне кажется, мы убили двух. Когда рассветет, попытаемся обнаружить их тела.
— И найдете?
— Видите ли, сэр, обычно они тонут в трясине. Но, может, на этот раз…
— Хорошо, — прервал оператора Домграф-Швач. — Если вам повезет, немедленно сообщите, — он включил экран.
— Что дальше? — осведомился Даниэльс ледяным тоном.
— Нет смысла продолжать ремонт корабля, — . сказал О’Киф. — Не думаю, что стоит тратить силы на бомбардировку пустого болота.
— А я считаю, что работу необходимо продолжить, — возразил Тейт.
— Зачем? — спросил О’Киф.
— Чтобы мы смогли отправиться на Фомальгаут IV и сдаться властям. Там нас поместят в госпиталь.
Зильберман окинул говорящего взглядом, полным недоумения.
— Сдаться властям? А почему нам не остаться здесь, на Бетельгейзе II? Мы никому не приносим вреда…
— Верно, пока не приносим. Но я думаю о будущем, о том, что может произойти через несколько столетий.
— К тому времени все мы уже оставим этот мир.
— Но останутся наши потомки, — сказал Тейт.
— Он прав, — согласился Лануар. — Наступит время, когда наши потомки завоюют всю Солнечную систему, в которой мы находимся. Рано или поздно наши корабли будут властвовать над Галактикой, — он попытался улыбнуться, но мышцы лица отказались ему повиноваться, и улыбки не получилось.
— Из записей на магнитных лентах следует, — продолжал развивать свою мысль Тейт, — что параноики исключительно настойчивы и последовательны в достижении своих целей. С отчаянным упрямством они придерживаются своих точек зрения. Если наши потомки окажутся в регионе, на который распространяется власть Терры, начнется война, и они смогут одержать верх, потому что более целеустремленны. Мы никогда не свернем в сторону, не отступим от поставленной цели.
— Одним словом — фанатики, — прошептал Даниэльс.
— Нам необходимо сохранить полученную информацию в тайне от остальных жителей лагеря, — предложил О’Киф.
— Несомненно, — согласился Фишер. — Пусть считают, что корабль нужен для нанесения термоядерных ударов по вражеским позициям. В противном случае мы столкнемся с огромными сложностями.
На этом заседание руководителей было закончено. Все девятеро встали со своих мест и медленно направились к выходу.
— Одну минуту! — резко выкрикнул Домграф-Швач. — А два лаборанта?
Остальные руководители лагеря нерешительно остановились. Некоторые из них вышли в коридор, несколько человек опустились в кресла.
Вот тут все и началось.
Первым выстрелил Зильберман.
Фишер успел только вскрикнуть до того, как верхняя часть его туловища превратилась в радиоактивный пепел.
Зильберман опустился на колено и выстрелил в Тейта, но промахнулся. Тейт отпрыгнул в сторону и выхватил пистолет.
Даниэльс сумел уклониться от смертоносного луча, направленного Лануаром. Вместо Даниэльса луч сжег первый ряд кресел.
Лануар прижался к стене, укрываясь в дыму, заполнившем комнату. Впереди мелькнула чья-то фигура, он поднял пистолет и выстрелил.
Человек, в которого целился Лануар, упал на бок и послал в его сторону ответный луч. Лануар рухнул на пол, как воздушный шар, из которого выпустили газ. Зильберман, а это был он, поспешил дальше.
Сидя за столом, Домграф-Швач лихорадочно искал спасительную кнопку. В ту секунду, когда палец нащупал ее, смертоносный луч, посланный Портбейном, снес ему верхнюю часть головы. Безжизненное тело замерло, и гидравлический механизм вознес его в безопасное убежище.
— Сюда! — закричал Портбейн, перекрывая своим голосом громкое шипение лучевых пистолетов.
— Я здесь, Тейт!
Едва он прокричал это, как в его сторону метнулся огненный луч. Половина стены за спиной Портбейна с грохотом рухнула, превратившись в раскаленные каменные обломки и пылающие щепки. Он и Тейт бросились к одному из запасных выходов. Позади них оставшиеся в бункере открыли огонь.
Хорстоковски ринулся в погоню первым. Он проскользнул через наполовину открытую — из-за сожженного замка — дверь и, увидев, что впереди по коридору бегут двое, выстрелил. Один из бегущих споткнулся, второй подхватил его под мышки и потащил за собой. В отличие от Хорстоковского Даниэльс оказался более метким стрелком: едва Тейт и Портбейн появились на поверхности, он сумел прикончить того из них, кто был выше ростом.
Пробежав по инерции еще несколько шагов, Портбейн рухнул лицом вниз на землю.
— Куда они делись? — прохрипел Зильберман, вылезая на поверхность. Его правая рука была оторвана выстрелом Лануара.
— Я прикончил одного из них, — сказал Даниэльс, подойдя вместе с О’Кифом к распростертому на земле телу.
— Это — Портбейн. Значит, в живых остался Тейт. Итак, мы покончили с тремя из четверых. Не так уж плохо, если учесть, что у нас почти не было времени на подготовку этой операции.
— Тейт весьма хитер, — произнес Зильберман, тяжело дыша. — Думаю, он давно работал не на нас.
Он оглянулся по сторонам. Солдаты, возвращавшиеся к бункеру после отражения газовой атаки, подбежали к ним. К месту, где произошла перестрелка, устремились лучи прожекторов. Где-то вдалеке завыла сирена.
— Где же он укрылся? — спросил Даниэльс.
— Укрыться здесь можно только в болоте.
О’Киф осторожно вышел на улицу и пошел вдоль нее. Остальные последовали за ним.
— Ты первым понял, что нас водят за нос, — сказал Хорстоковски, обращаясь к Зильберману. — Даже я сначала поверил в чистоту эксперимента. Лишь позднее до меня дошло, что эти четверо договорились провести нас.
— Если уж быть откровенным, — признался Зильберман, — я не думал, что их окажется четверо. Я был уверен, что среди нас есть агент Терры, но не подозревал, что их столько… К тому же я не мог подумать, что Лануар…
— А я всегда был уверен, что Лануар — шпион, — громко заявил О’Киф. — Результаты эксперимента ничуть не удивили меня. Эти четверо выдали себя, подтасовав полученные результаты.
Зильберман подозвал к себе группу солдат.
— Найдите Тейта и приведите его сюда. Он где-то в болоте, недалеко от границы лагеря.
Солдаты отправились выполнять приказ. Их лица выражали недоумение и полное непонимание происходящего.
Отовсюду доносились раскаты колоколов громкого боя. Люди метались между домами. Лагерь был похож на растревоженный муравейник.
— На других мирах, — устало сказал Даниэльс, — действительно, проводили подобные эксперименты, но они были «чистые». Но наши враги знали, что образец «Б» имеет положительный анализ, а вместо этого умышленно признали положительным анализ образца «А».
— Да, они понимали, что мы оценим как позитивный образец «Б», — сказал О’Киф, — поскольку именно он был взят с места газовой атаки. Им оставалось только сделать свои результаты противоположными нашим. В итоге якобы нашла подтверждение теория Лануара о нашем заболевании паранойей. Именно поэтому Портбейн и предложил этот эксперимент.
— Ну конечно! — воскликнул Даниэльс. — Ведь это Лануар нашел магнитные ленты. Наверняка, Фишер и он спрятали их заранее в разрушенном корабле, а Портбейн уговорил нас согласиться на эксперимент.
— Но зачем им все это понадобилось? — внезапно спросил Зильберман. — Почему им необходимо было убедить нас в том, что мы — параноики?
— А ты еще не понял? — фыркнул О’Киф. — Разве не очевидно, что они пытались заставить всех нас сдаться властям на Фомальгауте IV, где нас тут же заперли бы в психиатрическую больницу. Естественно, обезьянолюди с Терры лезут из кожи вон, чтобы уничтожить расу, которой суждено занять их место. Но мы, конечно, не собираемся сдаваться. А эта четверка вела себя очень хитро — я едва не поверил им. Когда на экране появились результаты эксперимента и стало ясно, что голоса разделились — пять к четырем, — у меня возникли сомнения. Лишь теперь мне стало ясно, как ловко была придумана эта ловушка!
Хорстоковски внимательно осмотрел свой пистолет.
— Нужно найти Тейта и выжать из него все сведения, касающиеся их замыслов. Тогда нам все станет совершенно ясно.
— Тебе что, требуются дополнительные доказательства? — удивился Даниэльс.
— Нет, конечно. Я уверен в их предательстве. И все-таки мне хотелось бы, чтобы Тейт признал это.
— Думаю, мы не сумеем отыскать Тейта, — сказал О’Киф. — Сейчас он по всей видимости уже достиг расположения вражеских войск. Сидит где-нибудь в кают-компании огромного межпланетного крейсера и докладывает о случившемся начальству с Терры. Готов биться об заклад, что пока мы тут теряем время, они перебрасывают к линии фронта тяжелые орудия и ударные войска.
— Нам нужно срочно приступить к делу! — воскликнул Даниэльс. — Мы приведем в порядок корабль и загрузим его термоядерными бомбами. Сначала уничтожим их базы на нашей планете, а затем перенесем боевые действия на их территорию. Несколько рейдов на планеты Солнечной системы научат их не вмешиваться в наши дела.
Хорстоковски ухмыльнулся.
— Это будет нелегко: мы против всей Галактики. Однако я уверен, что победа окажется за нами. Каждый из нас стоит миллиона этих обезьянолюдей.
Тейт, дрожа всем телом, лежал среди зарослей посреди болота. Ослизлые, холодные стебли растений касались его тела. Воздух над поверхностью болота был полон ядовитых насекомых.
Тейт покрылся вонючей болотной слизью с головы до пят. Одежда его была порвана, пистолет — последняя слабая надежда на спасение — потерян во время бегства. Правое плечо нестерпимо болело и не шевелилась рука. Скорее всего, была сломана кость. Но Тейт был настолько потрясен произошедшим и напуган, что это сейчас не занимало его. Он лежал, уткнувшись лицом в жидкий ил и закрыв глаза.
Тейт знал, что обречен. Никто не смог бы выжить в болоте. Слабым взмахом руки он ударил по насекомому, которое ползло по его шее. Едва он разделался с этой тварью, как почувствовал боль, словно от ожога — это на его руку вползла гигантская болотная улитка.
Тейт застонал и замер. До его слуха донесся грозный шум лагеря. Сначала он не понял, что там происходит, но через несколько мгновений ему все стало ясно — и Тейт зарыдал.
Первый этап наступления на Терру начался.
— Ну и пекло! У вас здесь всегда так? — приторно улыбаясь, спросил полный мужчина средних лет. На нем были изрядно помятый серый костюм, несвежая белая рубашка, промокшая от пота; галстук-бабочка и панама. Судя по виду и манере держаться, он был коммивояжером, и поэтому можно было предположить, что теперь в кафе воцарится более оживленная атмосфера.
Впрочем, пока что никто из посетителей не шелохнулся, лишь спустя некоторое время разомлевшая от жары официантка сонно пробормотала:
— Только летом.
Коммивояжер не спеша закурил и все с той же сладкой улыбкой на рыхлом лице огляделся.
В дальнем углу, наполовину скрытые от посторонних глаз стенами обветшалой кабинки, сидели парень и девушка. Они были настолько поглощены друг другом, что не замечали окружающих.
Двое рабочих, сидя за покосившимся столиком, увлеченно расправлялись с гороховым супом и булочками.
Сухощавый загорелый фермер невозмутимо потягивал виски, прислонясь к буфетной стойке.
Пожилой бизнесмен в голубом костюме и при карманных часах просматривал утренние газеты, и это, видимо, было для него делом весьма серьезным.
Таксист с крысиным выражением на смуглом лице пил кофе.
Дама, зашедшая в кафе дать отдых утомленным ногам, отложила в сторону многочисленные сумки с покупками и блаженно откинулась на спинку стула.
Комивояжер оперся локтем о буфетную стойку и обратился к сидевшему рядом бизнесмену:
— Эй, любезный, интересно было бы узнать, как называется ваш городок?
— Волиат Крик, — не отрывая глаз от газеты, буркнул бизнесмен.
На какое-то время коммивояжер успокоился и тихо потягивал свою кока-колу, небрежно зажав между толстыми белыми пальцами сигарету. Затем он извлек из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник и озабоченно начал перебирать его содержимое: открытки, банкноты, исписанные клочки бумаги, билетные корешки и иной хлам, пока наконец не отыскал понадобившуюся ему фотографию.
На снимке была изображена обнаженная женщина лет тридцати — тридцати пяти с миловидным лицом и восемью небольшими упругими грудями.
Коммивояжер взглянул на снимок, хихикнул и вновь сделал попытку завязать разговор:
— Вот, взгляните-ка, — он бросил карточку на буфетную стойку.
Бизнесмен не отрывался от газеты.
— Да вы только посмотрите сюда, — коммивояжер толкнул соседа локтем.
Тот скользнул глазами по снимку и брезгливо поморщился:
— Да я такое уже видел, и не раз, — бизнесмен вновь уткнулся в газету.
Коммивояжер ничем не выказал досады, тем более, что от его внимания не укрылось, с каким любопытством старик-фермер посматривает в их сторону.
Продолжая добродушно улыбаться, коммивояжер протянул карточку фермеру.
— Что скажешь, папаша? Нравится? Лакомый кусочек, не так ли?
Фермер, не спеша, рассмотрел снимок, зачем-то перевернул, так же внимательно изучил засаленный оборот, вновь взглянул на лицевую сторону и отшвырнул. Скользнув по буфетной стойке, фотография упала на замызганный пол изображением вверх.
Коммивояжер поспешил поднять ее и заботливо, почти нежно, вложил обратно в бумажник.
Официантка, наконец-то пробудившаяся ото сна, теперь не без интереса поглядывала в его сторону.
— А как вам эта ошибка природы? — подмигнул ей коммивояжер.
Официантка пожала плечами.
— Ничего особенного. Я и не то видела, когда жила под Денвертом. Всяких уродов там целая колония.
— Именно там и сделан этот снимок. В Денвертском трудовом лагере ЦУБ.
— А разве там еще кто-то живет? — изумленно приподнял брови фермер.
— Шутите? — коммивояжер хрипло рассмеялся. — Конечно, нет.
Посетители кафе стали понемногу втягиваться в разговор. Даже молодые люди в кабинке, слегка отстранившись друг от друга, внимательно наблюдали за происходящим у буфетной стойки.
— В прошлом году возле Сан-Диего я видел забавного парня, — сообщил фермер. — Представьте, у него были крылья, как у летучей мыши. Просто невероятно: из спины торчат голые кости, а на них — кожаные перепонки.
В разговор вступил таксист:
— Бывает и хуже! На выставке в Детройте я видел человека с двумя головами.
— Неужели живого? — удивилась официантка.
— Да уж… Усыпленного.
— Представьте, на уроке социологии нам крутили целый фильм об этих тварях, — не утерпел юноша. — Каких только нет! И крылатые, и большеголовые, и с наростами, как у насекомых…
— Самые мерзкие жили в Англии, — перебил юношу бизнесмен. — Они скрывались в угольных шахтах и обнаружены были только в прошлом году. Почти сто особей, — он сокрушенно покачал головой. — Лет семьдесят они там плодились и размножались… Потомки беженцев, что спустились под землю еще в годы войны.
— В Швеции, я слышала, обнаружили новый вид, — блеснула своими познаниями официантка. — Говорят, они могут контролировать мысли на расстоянии. К счастью, их оказалось немного: всего одна пара, и ЦУБ без труда их прихлопнуло.
— Почти как новозеландский вид, — изрек один из рабочих. — Те тоже читали мысли.
— Читать и контролировать — разные вещи, — возразил бизнесмен. — Когда я слышу о чем-нибудь подобном, то даже рад, что у нас есть Центральное Управление Безопасности.
— А были и такие, что передвигали предметы взглядом, — сказал старик-фермер. — Это явление называется телекинез. Так вот, их нашли в Сибири сразу после войны. Слава Богу, советское ЦУБ не подвело. Теперь о них никто и не помнит…
— А я вот помню, — возразил бизнесмен. — Когда их обнаружили, я был еще ребенком. Это были первые дивы, о которых я услышал. Отец тогда созвал всю семью и рассказал нам о них… А после этого ЦУБ обследовало каждого человека и поставило на руке клеймо, — он не без гордости поднял худую узловатую руку. — Моему клейму уже шестой десяток.
— Теперь осматривают младенцев, — поежилась официантка. — В Сан-Франциско в этом месяце обнаружили дива. Это первый за последние несколько лет. А ведь думали, что там с ними покончено…
— Но согласитесь, их становится все меньше и меньше, — вставил таксист. — Сан-Франциско ведь не слишком пострадал. Не как другие города — Детройт, например.
— В Детройте до сих пор рождается десять — пятнадцать тварей в год, — сообщил юноша. — Там заражены все пруды. А люди купаются в них.
— Как он выглядел? — спросил коммивояжер. — Ну этот, из Сан-Франциско?
Официантка пожала плечами.
— Ничего особенного. Без ступней. Горбун. С огромными глазами.
— Ночной тип, — определил коммивояжер.
— И, представляете, его прятала мать! Этому диву уже шел четвертый год. Мать упросила доктора подделать свидетельство ЦУБ. А он — старый друг семьи, отказать не смог, ну вы и сами все понимаете…
Коммивояжер допил кока-колу и, рассеянно вертя в пальцах сигарету, прислушивался к разговору. Юноша, наклонившись к девушке, что-то говорил без умолку, видимо, пытаясь поразить ее своей эрудицией. Самые старшие из присутствующих — фермер и бизнесмен, усевшись рядом, предались воспоминаниям о тяготах жизни в конце Войны и в годы первого Десятилетнего Плана Реконструкции, принятого сразу же после заключения мира. Таксист и рабочий забавляли друг друга невероятными историями, главными героями которых, разумеется, были дивы.
Чтобы привлечь внимание к себе, коммивояжер кашлянул и громко сказал, обращаясь к официантке:
— Надо думать, что появление того урода в Сан-Франциско наделало и здесь немало шума. Еще бы, ведь совсем под боком…
— И не вспоминайте, — согласилась официантка.
— Хотя… Этот берег Залива по странной случайности почти не пострадал, — продолжал свою линию коммивояжер. — Уж здесь-то уродов не было, верно?
— Да, не было, — официантка, стараясь не встречаться взглядом с незнакомцем, торопливо собирала со стойки грязную посуду. Спустя некоторое время она твердо добавила: — Ни одного во всей округе.
— И все же не верится, — продолжал допытываться коммивояжер. — Неужели по эту сторону Залива — ни одного дива?
— Ни одного, — отрезала официантка и скрылась за дверью, ведущей в кухню.
Звук ее голоса — резкий и хрипловатый — заставил фермера и бизнесмена прервать разговор. Они с недоумением оглянулись.
Настороженная тишина будто занавес опустилась на кафе. Люди угрюмо глядели в свои тарелки, и казалось, чего-то ждали.
— Ни одного во всей округе, — вдруг громко и отчетливо произнес таксист. — Вообще ни одного.
— Да, да, конечно, — растерялся коммивояжер. — Я так и понял…
— Я уверен, вы все поняли правильно, — жестко сказал рабочий.
Коммивояжер трусливо заморгал глазами.
— Конечно… конечно, приятель, — он нервно искал что-то в карманах пиджака. Несколько монет выкатились на пол, коммивояжер торопливо подобрал их. — Я… — он обвел присутствующих глазами, — не хотел никого обидеть…
Обитатели кафе по-прежнему сидели молча и старались не смотреть на коммивояжера. Наступившую паузу неожиданно нарушил юноша:
— Я слышал, — произнес он полным достоинства голосом, — что кто-то видел на ферме Джонсона…
— Заткнись! — рявкнул бизнесмен.
Юноша осекся. Густая краска залила его лицо, он судорожно сглотнул и уставился на свои руки.
Коммивояжер спешно расплатился с официанткой.
— Не подскажете, как удобнее добраться до Фриско? — едва скрывая охватившую его радость, спросил он у официантки, но та демонстративно отвернулась.
Люди, находящиеся в кафе, казалось, были полностью поглощены едой, однако их лица выражали враждебность и тревогу.
Коммивояжер подхватил свой пухлый портфель, быстро прошел к выходу и, энергичным движением откинув москитную сетку, вышел в слепящий полуденный зной. Оглядевшись, он почти вприпрыжку поспешил к припаркованному неподалеку «бьюику» выпуска семьдесят восьмого года.
Рядом с автомобилем стоял одетый в голубую униформу дорожный полицейский. Он вяло беседовал с молодой девицей в прилипшем к тощему телу влажном от пота платье.
— Скажите, вы хорошо знаете эти места? — спросил у него коммивояжер.
Полицейский бегло взглянул на помятый костюм, сбитую на бок бабочку, несвежую сорочку толстяка.
— А в чем, собственно, дело?
— Я разыскиваю ферму Джонсона. Мне нужно встретиться с ним по поводу судебной тяжбы, — коммивояжер шагнул вплотную к полицейскому и показал ему зажатую между пальцами маленькую белую карточку. — Я его поверенный, состою в нью-йоркском союзе адвокатов. Я уже года два не был в здешних краях и совсем не помню дорогу.
Глядя на безоблачное небо, Нат Джонсон отметил, что денек выдался великолепный. Нат был жилистым гибким мужчиной с сильными руками. Несмотря на то, что ему уже было за шестьдесят, его голову украшала темная с металлическим отливом шевелюра. Одет он был в холщовые штаны и красную клетчатую рубашку.
Сжав пожелтевшими от долгого курения зубами мундштук, Джонсон с наслаждением затянулся и уселся на нижнюю ступеньку крыльца, чтобы понаблюдать за игрой детей.
Мимо с веселым визгом пронеслась Джин. Ее грудь вздымалась под мокрой от пота майкой, пышные черные, как у отца, волосы разметались по спине, тонкое юное тело слегка напряглось под тяжестью двух металлических подков, которые она держала в руках.
Вслед за Джин пронесся белозубый и тоже темноволосый Дейв — очаровательный четырнадцатилетний парнишка.
Дейв обогнал сестру и первым достиг начертанной на земле линии.
— Бросай! Я за тобой! — крикнул он сестре.
— Ты думаешь, это поможет тебе попасть? — поддела его Джин.
— Да! Я бросаю не хуже тебя!
Джин опустила одну из подков на землю, а другую сжала обеими руками и приготовилась к броску. Гибкое тело девушки напряглось, спина выгнулась. Она плавно отвела ногу в сторону и, прицелившись, умело метнула подкову, которая, пролетев приличное расстояние, ударилась о дальний колышек, крутанулась на нем и, подняв облачко пыли, упала на землю, откатившись в сторону.
— Неплохо, — прокомментировал Нат Джонсон. — Но ты слишком напряжена. Постарайся расслабиться.
Девушка прицелилась и метнула вторую подкову.
Ната переполняла гордоеть за этих здоровых и красивых детей, почти уже взрослых, но не расставшихся еще с детством, резвящихся у него на глазах под палящими лучами солнца. Джонсон мог бы считать себя счастливым отцом, если бы не его старший сын — Крис.
Крис стоял неподалеку от крыльца, скрестив на груди руки. Он не участвовал в игре, хотя наблюдал за ее ходом с самого начала. На прекрасном лице юноши застыло обычное для него выражение — изучающее и вместе с тем отрешенное. Казалось, Крис смотрит сквозь играющих, словно за ними, за сараем, полем и ручьем находится нечто, доступное лишь его взгляду.
— Давай сюда, Крис! — крикнула Джин, которая в эту минуту наперегонки с Дейвом бежала к противоположному краю площадки. — Сыграй с нами!
Но Крис никак не прореагировал на ее слова. Он никогда не участвовал в общих делах и развлечениях, будь то уборка урожая, работа по дому или хоровое пение…
Крис жил в своем собственном мире, куда никто из семьи не допускался, интересы семьи его тоже не волновали. Он жил сам по себе, всего сторонящийся, равнодушный и неприступный. Лишь иногда в нем что-то пробуждалось, он молниеносно преображался и на короткое время удостаивал этот мир своим вниманием.
Нат Джонсон выбил трубку о ступеньку и достал из кожаного кисета щепотку табака. Не отводя глаз от старшего сына, он снова набил трубку.
Внезапно Крис направился к игровой площадке. Ступал он неторопливо, скрестив на груди руки, будто памятник, сошедший с пьедестала.
Джин, увлеченная подготовкой к броску, не заметила его приближения.
— Гляди-ка! — изумленно крикнул Дейв. — Крис пришел!
Подойдя к сестре, Крис остановился и молча протянул руку. Его величественная фигура в этот момент еще больше походила на монумент.
Джин неуверенно отдала подкову.
— Все-таки решил сыграть? — спросила она.
Крис не ответил. Его изумительное грациозное тело изогнулось и застыло. Еще секунда, и едва уловимым движением он метнул подкову, которая, плавно пролетев над площадкой, ударилась о дальний колышек и с головокружительной быстротой завертелась вокруг него.
Первоклассный бросок!
Дейв насупился: никогда, как он ни старался, у него не выходило такого броска!
— Ну вот, и поиграли… — протянул он.
— Крис, кто тебя научил? — удивленно воскликнула Джин.
Конечно, Крис нигде не учился играть в «подковки». Просто он понаблюдал с полчаса за игрой брата и сестры, подошел и метнул.
Всего один бросок — и игра закончена.
— Он никогда не ошибается. — с завистью сказал Дейв.
Крис стоял с таким видом, будто говорили не о нем, — золотая статуя, обрамленная лучами солнца. У него и вправду были золотистые волосы и золотистого цвета кожа, покрытая мягким золотистым пушком.
Внезапно Крис напрягся. Заметив произошедшую в нем перемену, Нат крикнул:
— Что случилось?
Крис резко развернулся и бросился бежать.
— Крис! — воскликнул Джин. — Что?..
Словно солнечный луч метнулся Крис через площадку, перемахнул через изгородь, укрылся в сарае и выскочил из него с противоположной стороны.
Когда он спускался к ручью, смотрящим ему вслед отцу и брату с сестрой показалось, что он не бежит, а скользит над пожелтевшей под палящим солнцем травой. Будто золотая вспышка промелькнула у них перед глазами — и он пропал.
Исчез.
Растворился в окружающем пейзаже.
— Опять что-то увидел такое, что не увидели мы, — озабоченно вздохнула Джин. Она ушла в тень и встала рядом с отцом. На шее и над верхней губой у нее блестели капельки пота, футболка прилипла к телу.
— Он за кем-то погнался, — уверенно заявил присоединившийся к ним Дейв.
Нат сокрушенно покачал головой.
— Все может быть…
— Нужно сказать маме, чтобы не ставила для него тарелку, — тихо, со вздохом сказала Джин. — Вряд ли он вернется к обеду.
Ната Джонсона охватило чувство досады и гнева. Джин права, Крис не вернется. Ни к обеду, ни завтра, да и послезавтра вряд ли… Одному Богу известно, надолго ли он ушел? И куда? И почему?
— Я бы послал вас за ним, будь от этого хоть какой-то прок, но…
Нат не договорил: по грунтовой дороге к ферме приближался запыленный, знавший лучшие времена «бьюик». За рулем сидел полный мужчина в измятом сером костюме. Взревев напоследок, автомобиль замер. Водитель заглушил мотор и приветливо помахал Джонсонам рукой.
— Добрый день, — выбравшись из машины, толстяк учтиво приподнял панаму и направился к крыльцу. Был он средних лет, добродушный с виду. — Не могли бы вы мне помочь? — усталым голосом спросил он, утирая с лица пот.
— Что тебе нужно? — прохрипел Нат.
Уголком глаза он неустанно следил за берегом ручья и мысленно молил: «Господи, сделай так, чтобы Крис не появился!»
У Джин участилось дыхание, в глазах затаился страх. Дейв побледнел, но в отличие от сестры сумел сохранить на лице равнодушное выражение.
— Кто ты такой? — спросил Нат.
— Меня зовут Бейнс. Джордж Бейнс, — толстяк протянул руку фермеру, но Джонсон сделал вид, что не заметил его жеста. Ничуть не смутившись, приезжий продолжал: — Наверняка вы обо мне слыхали. Я — владелец Корпорации Мирного Развития. Это мы строим маленькие бомбоубежища на окраине города. Ну, те симпатичные круглые домики. Вы должны были их видеть, если хотя бы раз въезжали в город по главной дороге со стороны Лафайета.
— Что тебе от нас нужно? — Джонсону с трудом удалось унять дрожь в руках.
Фамилию Бейнс он раньше не слышал, хотя часто видел постройки, о которых шла речь. Невозможно было не заметить это огромное скопище безобразных цилиндров вдоль шоссе. Человек с внешностью Бейнса вполне мог оказаться их владельцем. Но что, черт возьми, привело его сюда?
— Я недавно приобрел небольшой участок земли в этих краях, — объяснил Бейнс и вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку казенного вида бумаг. — Вот купчая, но будь я проклят, если не заблудился, — улыбка на его лице была столь непринужденной и естественной, что трудно было не поверить в его искренность, но Джонсон по-прежнему испытывал тревогу. — Я знаю, — продолжал Бейнс, — участок где-то рядом, по эту сторону государственной дороги; если верить клерку, оформлявшему документы, мне надо теперь лишь перевалить через тот холм да проехать еще с милю. Сам-то я совсем не разбираюсь в топографии. Мне бы…
— Ваш участок где угодно, только не здесь! — перебил его Дейв. — Здесь везде фермы. Пустых земель нет.
— Точно, сынок, это ферма! — просиял Бейнс. — Мы с женушкой хотели бы осесть где-нибудь поблизости, — он смешно сморщил свой вздернутый нос. — Разве не замечательная идея И, ради Бога, не беспокойтесь, не собираюсь я строить здесь бомбоубежище. Ферма для личных нужд. Старый дом. Двадцать акров земли. Колодец да несколько дубов…
— Дай-ка взглянуть на купчую, — Джонсон выхватил бумаги и, пока Бейнс ошеломленно моргал, быстро просмотрел их. — Что ты плетешь Твой участок в пятидесяти милях отсюда.
— Пятьдесят миль? — Бейнс прикинулся ошеломленным. — Кроме шуток, мистер?! Н клерк уверял, что…
Джонсон встал. Он был значительно выше и крепче толстяка, однако Бейнс, личность которого вызывала у фермера все большую подозрительность, продолжал свой розыгрыш и не выказывал никакого опасения.
— А ну-ка, садись в свою колымагу, — загремел Джонсон, — и проваливай подобру-поздорову Мне плевать, что там у тебя на уме, но на моей земле тебе делать нечего.
В огромном кулачище Джонсона была зажата небольшая стальная трубка. На ее гладкой поверхности заиграли отблески полуденного солнца.
Заметив этот блеск, Бейнс судорожно сглотнул.
— Только без насилия, мистер! — он суетливо отступил. — Нельзя быть таким вспыльчивым. Держите себя в руках!
Джонсон безмолвствовал. В ожидании отъезда непрошеного гостя он лишь крепче сжал рукоять энергетического хлыста.
Но Бейнс не спешил.
— Послушайте, дружище, — вкрадчиво начал он, — я пять часов не вылезал из машины, разыскивая этот чертов участок. Может, хоть в сортир вы позволите сходить?
Джонсон, едва сдерживая ярость, оглядел пришельца. Постепенно лицо его приняло презрительное выражение. Он пожал плечами.
— Дейв, проводи его в ванную.
— Спасибо, — физиономия Бейнса расплылась в благодарной улыбке. — И еще, — сказал он, заискивающе глядя в глаза Джонсону, — если вас не затруднит, нельзя ли стаканчик воды? Я с удовольствием заплачу, — толстяк заговорщицки подмигнул, — вижу, что с городскими у вас старые счеты?
— О Господи! — выдохнул Джонсон, когда Бейнс вошел вслед за Дейвом в дом.
— Па, — прошептала Джин. — Па, ты думаешь, он…
Нат обнял дрожащую от страха дочь.
— Держись, дочка. Он скоро уберется.
— Когда здесь появляется служащий водопроводной компании, сборщик налогов, бродяга или какой-нибудь ребенок, словом, кто угодно, у меня начинает ныть вот здесь, — Джин дотронулась до груди. — Вот уже тринадцать лет, с тех пор, как я поняла, что Крис не такой, как мы. Сколько же это будет продолжаться?
Человек, назвавший себя Бейнсом, вышел из ванной комнаты. Дейв с каменным лицом застыл у двери.
— Благодарю, сынок, — сказал Бейнс. — А теперь подскажи, где тут найти стаканчик холодной воды? — в предвкушении удовольствия он звучно причмокнул пухлыми губами. — Покрутился бы ты с мое по этому захолустью в поисках груды хлама, которую чиновник нарек почему-то недвижимым имуществом, ты бы…
Не дожидаясь конца тирады, младший Джонсон направился на кухню.
— Ма, — сказал он, — этот человек хочет пить. Папа велел дать ему воды.
За спиной Дейва Бейнс рассмотрел хозяйку дома — маленькую седую женщину с увядшим лицом. Она спешно засеменила со стаканом в руке к водопроводному крану.
Пока миссис Джонсон наливала воду, Бейнс шмыгнул в прихожую, затем пробежав через спальню, распахнул дверь чулана, ничего не обнаружив там, свернул в гостиную, миновал столовую и оказался в другой спальной комнате… За считанные секунды он обежал весь дом.
Выглянув в окно, выходящее на задний двор, Бейнс увидел изъеденный ржавчиной кузов грузовика, вход в бомбоубежище, груду пустых жестяных банок; цыплят, копошащихся в земле; спящую под навесом собаку, а рядом с ней две старые автомобильные покрышки.
Бейнс отыскал дверь, ведущую во двор, отворил ее и выскочил наружу. Неподалеку стоял покосившийся деревянный сарай, за ним — деревья и небольшой ручей. В общем, ничего примечательного.
Бейнс осторожно двинулся вокруг дома. По его расчетам у него оставалось в запасе еще секунд тридцать. Предусмотрительно оставленная им закрытой дверь в ванную должна была навести молодого Джонсона на мысль, что Бейнс вернулся туда.
Встав на цыпочки, толстяк заглянул через окно в дом и увидел большой чулан, набитый старой одеждой, кипами старых журналов и коробками.
Лицо Бейнса просияло. Резко повернувшись, он двинулся назад, быстро обогнул угол и…
Огромная фигура Ната Джонсона преградила ему дорогу.
— Ладно, Бейнс… Видит Бог, ты сам этого хотел.
Полыхнула фиолетовая вспышка.
Бейнс, проявив неожиданную для него ловкость, отскочил в сторону, при этом он судорожно запустил руку в боковой карман пиджака.
Защитный костюм вобрал и разрядил энергию выстрела, но лицо Бейнса было незащищенным. Край вспышки, как ни молниеносно он уклонился от выстрела, все же задел голову, и Бейнс чуть не упал, ослепленный ярким лучом. Несколько секунд, скрипя от боли зубами, он дергался подобно марионетке, управляемой неумелой рукой.
Когда тьма отступила, Бейнс, превозмогая себя, ухитрился вытащить из кармана свой энергетический хлыст. Не медля, он направил его на Джонсона, у которого, в отличие от него, не было защитного костюма.
— Ты арестован! — рявкнул Бейнс. — Брось оружие и подними руки! И зови свое семейство!
Рука Джонсона дрогнула, одеревеневшие пальцы выпустили трубку.
— Так ты жив?! — удивленно выдавил он. — Значит, ты…
Подбежали Дейв и Джин.
— Отец!
— Подойдите сюда! — приказал Бейнс. — Где ваша мать?
Ошеломленный Дейв кивнул в сторону дома.
— Приведите ее!
— Ты из ЦУБ? — прошептал Нат Джонсон.
Бейнс не удосужил его ответом. Он запустил пальцы в щель между воротником и своим двойным подбородком. Нашарив миниатюрный микрофон, надежно спрятанный там, он сунул его в карман.
Со стороны дороги послышался рокот моторов, и вскоре возле дома замерли две большие черные капсулы. Из них вышли люди, облаченные в серозеленую форму войск Государственной Гражданской Полиции.
Вскоре все небо было покрыто роями черных точрк. Гигантские «мухи» исторгали из себя сонмища людей и техники, которые затмив солнце, медленно опускались на землю.
— Улизнул, — сообщил Бейнс подбежавшему человеку. — Радируй в Центр Уиздому.
Мы блокировали весь этот сектор.
— Хорошо, — сказал Бейнс и повернулся к Нату Джонсону, замершему в оцепенении рядом с детьми:
— Как он узнал о нашем появлении?
— Откуда мне знать? — невнятно пробормотал Джонсон. — Он… узнал, и все тут.
— Телепатия?
— Понятия не имею.
Бейнс пожал плечами.
— Мы это скоро выясним. Район оцеплен. Ему не проскочить, кем бы он ни был.
— Что вы с ним сделаете, когда… если найдете? — пересиливая свое отчаяние, спросила Джин.
— Изучим его.
— А потом… убьете?
— Это зависит от результатов лабораторных исследований. Если бы вы предоставили мне больше информации, я бы дал более точный прогноз.
— Нам нечего сказать. Мы и сами ничего о нем не знаем, — от волнения голос Джин сорвался на визг. — Он не разговаривает!
Бейнс вздрогнул.
— Что?
— Он не разговаривает. Он никогда не говорил с нами. Никогда.
— Сколько ему лет?
— Восемнадцать.
— И все восемнадцать лет он молчит? — от изумления Бейнс даже вспотел. — Он что, не пытался вступить с вами в контакт? Например, с помощью жестов? Или мимики?
— Он… не такой, как все. Он ест с нами. Иногда играет или сидит вместе с нами. Временами он уходит на несколько дней. Мы не знаем, куда и зачем… Спит в сарае, один.
— Скажи, твой брат действительно золотого цвета?
— Да. И кожа, и глаза, и волосы… Весь с головы до пят.
— А он крупный? Как он сложен?
Девушка ответила не сразу. Но, видимо, ей было трудно скрывать свои чувства, постепенно ее щеки залил румянец.
— Он неправдоподобно прекрасен. Бог, сошедший на Землю, — губы Джин дрогнули. — Вы не сможете его поймать. Он умеет такое, что вам и не снилось.
— Считаешь, мы его не возьмем? — Бейнс презрительно ухмыльнулся. — Посмотри вокруг. Войска прибывают. Скоро ты сможешь убедиться, что от Управления не скроешься. У нас было достаточно времени, чтобы хорошо подготовиться и отработать все тонкости. Если он ускользнет, это, насколько мне известно, будет первый случай за…
Бейнс не успел договорить. К ним быстро шли три человека. Двое были одеты в грязно-зеленую форму войск Гражданской Полиции. Между ними возвышалась прекрасная, будто пронизанная солнцем, фигура третьего.
— Крис! — вырвалось у Джин.
— Мы взяли его, — отрапортовал старший по званию полицейский.
Пальцы Бейнса машинально сжали рукоятку энергетического хлыста.
— Где? Как?
— Он сам сдался, — в голосе полицейского слышалось что-то вроде благоговейного страха. — Вышел добровольно. Вы только посмотрите на него! Я толком не разобрал, человек это или металлическая статуя. Или какой-нибудь древний Бог!
Золотой человек остановился рядом с Джин, затем медленно повернулся и посмотрел Бейнсу прямо в глаза.
— Крис! — воскликнула Джин. — Зачем ты возвратился?
Этот же вопрос не давал покоя и Бейнсу, но он заставил себя переключиться, чтобы после спокойно обдумать произошедшее.
— Самолет готов? — спросил он у подручных.
— Да. Можем лететь в любую минуту.
— Отлично, — бросил на ходу Бейнс. — Поторапливайтесь. Необходимо как можно быстрее доставить нашего клиента в Центр, — Бейнс еще раз пристально посмотрел на юношу, по-прежнему невозмутимо стоящего между полицейскими. По сравнению с ним стражи порядка казались неуклюжими и уродливыми карликами… «Что там говорила девчонка, — подумал Бейнс, — да, вспомнил: «Бог, сошедший на Землю».
Бейнс сплюнул.
— Следите за ним в оба! Возможно, он опасен. Мы впервые сталкиваемся с подобным видом. Неизвестно, что он еще выкинет…
Если не считать неподвижной человеческой фигуры, камера была совершенно пуста. Голые стены, пол, потолок. На одной из стен, под потолком — узкая щель, служащая смотровым окном. Сквозь нее просматривался каждый уголок ярко освещенной камеры.
Узник сидел на полу, слегка наклонившись вперед и скрестив на груди руки. Лицо его было бесстрастно, взгляд прикован к полу. Он сидел так уже на протяжении четырех часов, с тех пор, как за ним закрылась массивная дверь камеры, щелкнули замки и служители ЦУБ заняли свои места у смотрового окна.
— Итак, что вы успели выяснить? — спросил вошедший к ним Бейнс.
Уиздом кисло хмыкнул:
— Почти ничего. Если в ближайшие сорок восемь часов нам не удастся раскусить этого красавца, то придется его ликвидировать. Излишний риск не оправдан.
— Никак не можешь прийти в себя после той операции в Тунисе? — поддел его Бейнс.
Уиздом не ответил, но по выражению его лица было видно, что Бейнс попал в точку.
Тот случай, действительно, забудется не скоро. В руинах заброшенного города на севере Африки было обнаружено десять особей незнакомого ранее вида дивов. Метод их выживания был чрезвычайно прост: они убивали и пожирали другие жизнедеятельные формы, затем имитировали их и занимали их жизненное пространство. Называли они себя хамелеонами.
Ликвидация хамелеонов обошлась недешево — только Управление потеряло шестьдесят экспертов высшей квалификации.
Бейнс вновь обратился к Уиздому.
— Каково предварительное заключение?
— Нет сомнений, что крепкий орешек. Единственный в своем роде, — Уиздом указал на груду магнитофонных кассет. — Здесь полный отчет, все, что удалось выжать из семейства Джонсонов. В психологическом отделе им хорошо промыли мозги, и мы отправили их домой. В голове не укладывается, восемнадцать лет — и не единого контакта с ближайшими родственниками. Что еще? Физиологически наш подопечный полностью сформировался. Зрелость у него наступила приблизительно к тринадцати годам, жизненный цикл, видимо, короче нашего. Пока неясно, зачем ему такая роскошная шевелюра? И этот дурацкий золотистый пушок, покрывающий все тело?
— Что у него с ритмами мозга?
— Разумеется, мы просканировали его мозг, но результаты анализа еще не расшифрованы. Сплошные вопросы, от них уже голова гудит, а он сидит себе и — никаких эмоций! — Уиздом кивнул в сторону окна. — Если судить по той легкости, с какой его взяли, он вряд ли отличается особыми талантами. Но прежде чем мы его устраним, нужно узнать о нем побольше.
— А если все же сохранить ему жизнь? Сохранить, пока не разгадаем всех его «дарований»?
— Узнаем ли мы еще что-либо новое или нет, он будет ликвидирован ровно через сорок восемь часов, — угрюмо ответил Уиздом. — Мне он действует на нервы. От одного вида этой статуи меня бросает в дрожь.
Странно было слышать эти слова от Уиздома — человека широкого в кости, с крупными чертами лица, массивной грудной клеткой и холодным проницательным взглядом. Сейчас он нервно жевал кончик сигареты.
В последние годы Эд Уиздом исполнял обязанности директора североамериканского отделения ЦУБ. В данный момент ему было явно не по себе. Небольшие глазки беспокойно бегали, обычно бесстрастное лицо слегка подергивалось.
— Ты думаешь, это — Оно? — медленно спросил Бейнс.
— Я каждый раз так думаю, — отрезал Уиздом. — Я всегда обязан предполагать самое худшее.
— Я имею в виду…
— Ты имеешь в виду! — Уиздом нервно вышагивал среди уставленных аппаратурой лабораторных столов, суетящихся техников, стрекочущих компьютеров. — Это существо сумело прожить в своей семье восемнадцать лет, а они его так и не поняли. Они знают, что он умеет делать, но не имеют представления — как…
— Так что же, в конце концов, он может?
— Он предугадывает события.
— Что?!
Уиздом бросил на стол свой энергетический хлыст.
— Сейчас увидишь, — он подал знак одному из техников, и прозрачный щит, закрывающий смотровое окно, бесшумно сдвинулся на несколько дюймов в сторону. — Выстрели в него!
Бейнс недоумевающе уставился на Уиздома.
— Ты же сам сказал, что мы уничтожим его ровно через сорок восемь часов.
Ругнувшись, Уиздом схватил оружие и, прицелившись в спину неподвижно сидящего человека, выстрелил.
В центре камеры вспыхнул розовый шар.
— О Господи! — вскрикнул Бейнс. — Ты…
Он не договорил. Человека, сидящего в камере, не было на прежнем месте. За долю секунды до выстрела золотой человек с непостижимой ловкостью и быстротой отпрянул в угол камеры. Сейчас он возвращался на прежнее место, сохраняя на лице обычное для него невозмутимое выражение.
— Это уже пятая попытка, — сказал Уиздом. — В последний раз я и Джимисон стреляли одновременно. И оба промазали. Судя по всему, он точно знает, когда будет сделан выстрел. И куда будет направлен луч.
Бейнс и Уиздом переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль.
— Даже, если он читает мысли, то это не могло ему подсказать, куда ты выстрелишь, — задумчиво сказал Бейнс. — Когда — возможно, но не куда. Сам-то ты знал заранее, куда попадешь?
— Конечно нет. Я стрелял навскидку, почти наугад. Сейчас проведем еще один эксперимент, — Уиздом подозвал ближайшего к нему техника. — Срочно вызовите сюда команду конструкторов, — он взял карандаш и начал что-то набрасьрать на листке бумаги.
Пока готовился стенд для предстоящего эксперимента, Бейнс пошел повидать свою невесту, поджидавшую его в главном вестибюле здания североамериканского отделения ЦУБ.
— Как работа? — поинтересовалась Анита Феррисон, высокая голубоглазая блондинка. Она выглядела куда моложе своих тридцати лет и была весьма привлекательна. Чувствовалось, что своей внешности она уделяет немало внимания и времени. На Аните было строгого покроя платье и накидка из ткани с металлическим отливом с черными и красными полосами на плече — знаком отличия сотрудников класса «А». Анита возглавляла отдел семантики.
— Кажется, на этот раз что-то интересное?
— Вполне, — Бейнс взял Аниту за руку и провел через вестибюль в глубину слабоосвещенного бара, где мягко звучала музыка, одобренная цензором-компьютером.
В полумраке от стола к столу скользили безмолвные роботы-официанты. Пока Анита потягивала заказанный ею «Том Коллинз», Бейнс вкратце поведал ей о последней операции ЦУБ.
— Не исключено, что он создает вокруг себя поле, отклоняющее энергетические лучи, — неуверенно предположила Анита. — Ведь был же вид, который изгибал пространство усилием мысли.
— Психокинез? — Бейнс нервно забарабанил костяшками пальцев по столу. — Вряд ли. Этот может предугадывать, а не контролировать. Он не в состоянии остановить или искривить луч, но может в нужный момент отскочить и увернуться от него.
— Ты хочешь сказать, что он скачет между молекулами? — хмыкнула Анита.
Однако Бейнс в данный момент не был расположен к шуткам.
— Случай неприятный, — сказал оь. — Прошло полвека, как мы успешно справляемся с этими тварями. Срок приличный. За эти годы, помимо множества всевозможных «пустышек», обнаружено восемьдесят семь видов дивов — истинных мутантов, способных размножаться. И вот теперь — восемьдесят восьмой. Пока все шло благополучно, но этот…
— Что в нем такого особенного?
— Во-первых, он дожил до восемнадцати лет — неслыханно, чтобы родственникам удавалось прятать дива так долго.
— Но в Денвертской колонии встречались женщины и постарше. Помнишь, те, с…
Бейнс не дал договорить.
— Здесь не может быть никакого сравнения! Те содержались в правительственном лагере. Кому-то из высших чинов, видишь ли, взбрело в голову разводить этих тварей для использования в промышленности. В течение многих лет мы были вынуждены воздерживаться от их уничтожения. Крис Джонсон — совсем другое дело. Те, из Денверта, были под постоянным надзором, тогда как этот жил и развивался совершенно самостоятельно.
— Мне кажется, ты перебарщиваешь, рассматривая каждый новый вид дивов как скрытую угрозу для человечества. Может оказаться так, что он абсолютно безвреден или даже полезен. Полагал же кто-то, что женщин в Денвертском лагере можно использовать в общественно-полезном труде. Вдруг и у него есть что-то, что будет способствовать развитию нашей расы.
— О чем ты? Чьей расы? Он же не человек. Помнишь старый анекдот: операция прошла успешно, но, к сожалению, пациент скончался? Если сделать попытку использовать мутантов, то когда-нибудь им, а не нам будет принадлежать Земля. Не надо обманывать себя: мы не сможем посадить их на цепь и заставить служить нам. Если они действительно в чем-то превосходят хомо сапиенс, то в скором времени вытеснят нас.
— Таким образом, мы, видимо, без особого труда распознаем хомо супериор.1 Это будет тот вид, который мы не сможем устранить.
— Вот именно.
— Похоже, что встретившись с очередным мутантом, ты всякий раз опасаешься, что перед тобой хомо супериор. Но это же глупо. Откуда тебе знать, что он не хомо спецификус? Всего лишь хомо с некоторыми отклонениями, полезными для нас. Лучше выяснить это, чем истреблять новый вид. Вдруг он окажется невосполнимой потерей для человечества?
— Неандертальцы наверняка думали так же о кроманьонцах. Подумаешь, умеют мыслить символами и придавать более законченную форму кускам кремня, — разговор явно задел Бейнса за живое. — Но прошу заметить, что эта тварь отличается от нас гораздо сильнее, чем неандерталец от кроманьонца. Этот див умеет предугадывать будущее. Уверен, это и помогло ему так долго скрываться. Он управляет жизненными ситуациями куда лучше, чем любой из нас. Поставь себя на его место: ты заперта в совершенно пустой камере, и по тебе ведется прицельная стрельба. Смогла бы ты уцелеть? Можно сказать, что он достиг максимальной приспособляемости к окружающей среде. Если он и впредь будет действовать без ошибок, то…
Голос толстяка был заглушен громкоговорителем.
— Мистер Бейнс, — прозвучало из динамика, — немедленно пройдите в лабораторию номер три.
Бейнс энергично отодвинул от стола свой стул и встал на ноги.
— Ты можешь пойти со мной. Есть на что полюбоваться, — кинул он на ходу и поспешил к выходу.
Стать свидетелями необычного эксперимента пожелали более десятка служащих ЦУБ высшего ранга. Солидные, седовласые деятели службы безопасности внимательно слушали худого юношу, одетого в белую сорочку с закатанными рукавами. Он разъяснял собравшимся принцип действия хитроумного сооружения из металла и пластика, которое стояло в центре обзорной платформы. Внешне оно представляло собой опутанный множеством разноцветных проводов куб с многочисленными прорезями и выступами.
— Для дива это будет первым настоящим испытанием, — с гордостью сказал юноша. — Стенд дает возможность вести стрельбу совершенно непредсказуемым образом. По крайней мере, настолько случайным, насколько это возможно при современном уровне развития науки и техники. Использование самых новейших технологий позволило…
— Так каким же образом действует эта штука? — перебил оратора Бейнс.
— Как видите, установка имеет десять стволов, — юноша достал из нагрудного кармана карандаш и указал им на торчащие из куба металлические трубки. — Каждый ствол перемещается в двух перпендикулярных плоскостях и приводится в движение автономной гидросистемой. Кроме гидронасосов и гидромоторов, внутри куба находится генератор случайных чисел. Он выполнен на отдельной печатной плате и соединен с компьютером, — не переставая сыпать техническими терминами, молодой человек тыкал заменившим ему указку карандашом в различные части конструкции. Он явно был горд за свое детище. — Руководствуясь случайными величинами, компьютер управляет стволами и отдает команды на открытие и прекращение стрельбы, опять же, отдельно для каждого ствола.
— И никто не знает, когда и в каком направлении будут палить ваши пушки?
— Абсолютно никто, — физиономия конструктора расплылась в самодовольной улыбке.
— Это нам и было нужно, — удовлетворенно потер руки Уиздом. — Чтение мыслей на этот раз ему не поможет.
Техники еще монтировали установку, и Анита, не дожидаясь начала эксперимента, прильнула к смотровому окну.
— Это он?! — воскликнула она.
— Что-то не так? — с притворным удивлением поднял брови Бейнс.
Щеки Аниты запылали.
— Я полагала, что он… не менее безобразен, чем все остальные. О Господи, да он же прекрасен! Будто золотая статуя! Словно божество!
Бейнс рассмеялся.
— Очнись Анита, ему только восемнадцать. Он слишком юн для тебя.
— Ты только посмотри на него, — ошеломленно сказала Анита. — Восемнадцать? Нет, не могу поверить…
В самом центре камеры, на полу, в позе созерцания сидел Крис Джонсон. Голова его была слегка наклонена, руки сложены на груди, ноги поджаты. В мертвенном искусственном свете его мощное тело переливалось и блестело как настоящее золото.
— Конечно, занятный экземплярчик, — пробормотал Уиздом. — Но хватит, пора начинать.
— Вы собираетесь убить его?
— По крайней мере, попытаемся.
— Но он же, — завершить фразу Анита решилась не сразу, — он же не монстр. Он совсем не похож на всех тех безобразных тварей с двумя головами или с глазами насекомых. Или на тех мерзких созданий из Туниса.
— Ну и что? Что прикажешь с ним делать?
— Не знаю, — тихо сказала Анита. — Но нельзя же так… Это бесчеловечно.
Смертоносный куб «ожил». Его стволы вздрогнули и беззвучно заняли исходные позиции. Три из них втянулись в корпус, остальные двинулись. Огонь был открыт без всякого предупреждения.
Яркими веерами разметались энергетические лучи по камере, превратив ее в сущий ад. И в этом аду, среди жестоких вихрей заметался золотой человек. Легко, словно виртуозный танцор, скользил он между кинжалами фиолетово-розового огня. Вскоре клубящиеся облака пепла скрыли его от глаз наблюдателей.
— Прекратите! — отчаянно закричала Анита. — Ради Бога, остановитесь! Вы убьете его!
Немного помедлив, Уиздом дал знак операторам. Их ловкие пальцы тотчас забегали по клавишам пульта управления. Движение стволов замедлилось и вскоре прекратилось. Наступила тишина. Спустя несколько секунд раздался резкий щелчок: заработало вытяжное устройство.
Когда воздух камеры очистился, все увидели, что в ее центре живой и невредимый, лишь покрытый копотью и немного опаленный стоит золотой человек.
— Не-ет! — ошеломленно прошептал Уиздом. — Телепатия здесь ни при чем.
Собравшиеся переглянулись.
— Что из этого следует? — спросила Анита. Ее била дрожь. Лицо побледнело. Голубые глаза округлились.
— Он может предугадывать, — ответил Уиздом.
— Не обманывай себя, — пробормотал Бейнс. — Он не предугадывает.
— Конечно, я не так выразился. Он не предугадывает, он все знает наперед, — медленно проговорил Уиздом. — Он предвидел каждый выстрел. В этом можно не сомневаться. Интересно, способен ли он вообще делать ошибки?
— Но ведь нам удалось схватить его, — напомнил Бейнс.
— Нет, дело было не так. Он сдался добровольно. Сдался после того, как район был полностью оцеплен.
Бейнс вздрогнул.
— Да, так.
— Вот ты сам и ответил. В той ситуации это было самым безопасным решением, потому он и сдался, — Уиздом криво улыбнулся. — Надо полагать, оцепление в самом деле было безупречным. И он, конечно, знал об этом.
— Если бы сохранилась хоть малейшая лазейка, — протянул Бейнс, — он бы знал об этом — и проскочил!
Вызвав группу вооруженных охранников, Уиздом распорядился:
— Отправьте его в камеру быстрой смерти.
— Вы не посмеете! — крикнула Анита.
— Он слишком опередил нас, и нам за его талантами не угнаться, — глаза Уиздома вспыхнули. — Мы способны лишь предполагать, что нас ждет в будущем. Он знает. Не сомневаюсь, что это знание скрасит его существование в газовой камере, — он нетерпеливо махнул конвою. — Разложите его на составные части. Да пошевеливайтесь!
— Я сомневаюсь, что мы сумеем разделаться с ним, — озабоченно произнес Бейнс.
Охранники быстро и без суеты заняли исходную позицию перед дверью камеры. Двигались они четко и слаженно, как единый, хорошо отрегулированный механизм. У каждого из них за плечами были годы интенсивных тренировок и оперативной работы в ЦУБ.
С контрольного поста была отдана команда отпереть замки. Дверь бесшумно распахнулась. Держа наготове энергетические хлысты, два охранника осторожно вошли внутрь камеры.
Крис — неподвижный, будто высеченный из камня, стоял спиной к открывшемуся проходу.
Первые два охранника разошлись в стороны, пропуская остальных, а затем…
Анита вскрикнула. Уиздом выругался.
Золотой человек стремительно развернулся, пронесся сквозь тройной ряд солдат и выскочил в коридор.
— Пристрелите его! — закричал в микрофон Бейнс.
Только услышав этот крик, оторопевшие охранники пришли в себя. Коридор озарили вспышки огня, но золотой человек бежал без остановки, искусно лавируя среди огненных лучей.
— Бесполезно, — сказал Уиздом. — В него невозможно попасть, — он принялся вводить какие-то команды в главный компьютер Управления. — Будем надеяться, что это поможет…
— Что… — начал спрашивать Бейнс, но тут Крис, ворвавшись в помещение контрольного поста, ринулся прямо на него.
Бейнс отпрянул в сторону. На мгновение прекрасное золотое лицо оказалось совсем рядом. Крис Джонсон пронесся к двери, находившейся напротив той, в которую он вбежал, и скрылся за ней.
Беспорядочно стреляя, за ним бежали охранники. Вскоре уже по всему зданию несся грохот выстрелов и лязгали металлические двери.
— О Господи! — вздохнул Бейнс. — Кроме как бегать и угадывать будущее, что он еще может?
— Я распорядился перекрыть все выходы, — сообщил Уиздом. — Он где-то в здании и наружу ему не выбраться.
— Если осталась хоть одна лазейка, он уже знает о ней, — сказала Анита.
— Все учтено. Один раз мы его взяли, возьмем и сейчас.
Появился робот-посыльный и, учтиво поклонившись, вручил Уиздому пакет.
— Заключение аналитического отдела, сэр.
Уиздом торопливо вскрыл пакет.
— Сейчас мы узнаем, каковы его мыслительные способности. Не исключено, что у него есть своя ахиллесова пята. Он ведь всего лишь предвидит будущее, но не способен его менять. Если впереди только смерть, то… — не прекращая говорить, Уиздом развернул бумажную ленту с распечаткой заключения и пробежал текст глазами. То, что он прочел, заставило его умолкнуть на полуслове.
Немного поколебавшись, Уиздом передал ленту Бейнсу.
— Прочти, а я спущусь в бар, мне необходимо слегка взбодриться, — побелевшие губы Уиздома слегка дрожали. — Остается только надеяться, что мы его поймаем и не эта чертова раса придет нам на смену.
— Ну, что там? — Анита нетерпеливо заглянула Бейнсу через плечо. — Как же он мыслит?
— Никак, — мрачно ответил Бейнс, возвращая ленту шефу. — У него полностью отсутствуют лобные доли мозга. Он — не человек и не мыслит символами. Он — животное.
— Да, — подтвердил Уиздом. — Всего лишь животное с единственной хорошо развитой способностью. Не сверхчеловек и не человек вовсе.
Вот уже несколько часов по многочисленным коридорам и комнатам здания Центрального Управления Безопасности сновали охранники, во всех его закоулках звякало оружие, хлопали двери… Прибыло подкрепление из состава сил Гражданской Полиции. Помещения Управления одно за другим осматривались и опечатывались. Рано или поздно Криса Джонсона должны были обнаружить и загнать в угол.
— Мы более всего опасались появления мутанта, превосходящего нас в интеллектуальном развитии, — задумчиво произнес Бейнс. — Дива, который будет настолько умнее нас, насколько мы умнее орангутангов или там горилл… Какого-нибудь телепата с большим выпуклым черепом и более совершенной семантической системой. Урода с нашей точки зрения, но все же — человека.
— А этот действует, руководствуясь лишь рефлексами, — удивилась Анита. Наконец-то она завладела отчетом и, присев к столу, внимательно изучала его. — Только рефлексы… Как у льва. Золотого льва, — она отодвинула ленту в сторону. Сравнение явно понравилось ей. — Львиный Бог, — почти нараспев произнесла она.
— Зверь, — резко поправил Уиздом. — Светловолосый зверь.
— Он невероятно быстро бегает, он ловок и только, — сказал Бейнс. — Он не пользуется орудиями или инструментами и не способен ничего создать. Ждет благоприятного для него стечения обстоятельств, а затем несется как ветер.
— Такое разве что в кошмарном сне привидится, — мясистое лицо Уиздома посерело, руки дрожали. Он казался сильно постаревшим. — Нас вытеснят животные! Бессловесные твари, способные лишь бегать и прятаться, — Уиздом презрительно сплюнул. — А мы-то ломали себе голову, почему Джонсоны не могли с ним общаться… Да просто он «разговаривает» и «мыслит» не лучше собаки.
— Таким образом, он — неразумное существо, — сдержанно сказал Бейнс. — В таком случае, мы — последние представители своего вида… вроде, динозавров. Да, мы далеко зашли в развитии, слишком далеко… Оказывается, мы слишком много знаем, слишком много думаем, и уже не способны действовать…
— Ты в чем-то прав, — вздохнула Анита. — Обилие знаний парализует. Но…
— Единственная исключительная способность этой твари оказалась куда эффективнее всех наших знаний. Мы помним прошлое, опираемся на него в своей жизни. Используя многовековой опыт человечества, мы научились лишь предполагать, какие события ожидают нас в ближайшем будущем.
— Да, Крис Джонсон не предполагает — подхватила мысль Бейнса Анита.
— Он просто видит, что произойдет в будущем. Вполне вероятно, что он вовсе не воспринимает свои видения как будущее.
— Да, именно так, — согласилась Анита. — Для него существует только настоящее. Расширенный вариант настоящего, которое простирается во времени вперед, а не назад. Для нас определенно только прошлое. Для него — будущее. Скорее всего, он даже не помнит прошлого.
— Думаю, что в процессе эволюции у его расы еще более расширится способность к предвидению, — продолжал размышлять вслух Бейнс. — Вместо ближайших нескольких минут, например, — тридцать. Потом — час… День… Год… Постепенно эти существа смогут увидеть разом всю свою жизнь. Мир застынет для них. В нем не останется места ни изменениям, ни неопределенностям! Им нечего будет бояться. Ведь все заранее предопределено.
— А когда придет смерть, они спокойно примут ее, — добавила Анита. — К чему бороться, если все уже произошло?
— Уже произошло, — эхом отозвался Бейнс. — О Господи! Как же все просто… Как колумбово яйцо. Зачем эта вечная борьба? Чтобы выжить, необязательно быть сверхчеловеком, достаточно оказаться лучше других приспособленным к окружающей среде. К примеру, произойди всемирный потоп, выжили бы только рыбы. А если наступит ледниковый период, то, возможно, на Земле останутся одни белые медведи… Ну вот, все и стало на свои места. Когда открыли дверь, он уже точно знал, где будет находиться каждый охранник. Что и говорить, великолепная способность, но разум тут ни при чем. Просто-напросто он обладает дополнительным чувством восприятия окружающего мира.
— А так как все выходы перекрыты, он поймет, что ему не проскочить, — сказал Уиздом. — Сдался однажды — сдастся и еще раз, — он покачал головой. — Кто бы мог предположить, что нас вытеснят животные! Без речи. Без орудий труда.
— Обладателю одной такой уникальной способности все остальные способности просто ни к чему, — Бейнс взглянул на часы. — Уже полночь. Здание полностью блокировано?
— Да. Ему не уйти, — заверил Уиздом. — Правда, нам придется торчать здесь до тех пор, пока не изловят этого ублюдка, может быть, и всю ночь.
— Я беспокоюсь за свою невесту, — Бейнс кивнул в сторону Аниты. — Я ее сюда заманил, а ей к семи утра необходимо быть в отделе семантики.
Уиздом пожал плечами.
— Я ей не указ. Она может уйти в любую минуту.
— Я останусь, — решительно заявила Анита. — Хочу присутствовать при… — она запнулась, — при том, как его обезвредят. Посплю где-нибудь здесь, — помедлив, она все же спросила: — Уиздом, а может, все-таки не будем его убивать? Если он — всего лишь животное, не могли бы мы содержать его…
— Что? В клетке? — вспылил Уиздом. — Выставить в зоосаде? Не говори глупостей. Он будет уничтожен.
В темном складском помещении, скорчившись, сидел огромный человек. Со всех сторон он был окружен аккуратными штабелями из ящиков и коробок. Стояла абсолютная тишина.
Вдруг в это укрытие ворвались солдаты. Они начали прочесывать каждый уголок…
Крис ясно и отчетливо видел подкрадывающихся к нему людей, одетых в грязно-зеленую форму, с глазами, остекленевшими от жажды убить его; с направленными на него винтовками…
Видение было одним из многих, но располагалось ближе остальных. Крису не составляло труда избегнуть на этот раз встречи с вооруженными солдатами. Он мог незаметно выскользнуть из кладовой за несколько мгновений до их появления, что он и собрался сделать.
Золотой человек неторопливо поднялся на ноги, прошел вдоль рядов ящиков и уверенно распахнул дверь.
Коридор был пуст.
Покинув свое убежище, он пересек тускло освещенный холл, вошел в лифт.
Спустя пять минут рыскающие по зданию охранники заглянут сюда и, конечно, никого не обнаружат. Его здесь уже не будет.
Золотой человек нажал кнопку и поднялся на следующий этаж.
Он вышел в коридор, отправил пустую кабину на прежнее место, и огляделся. Никого. Это его не удивило. Ничто в мире не могло его удивить. Для него не существовало случайностей. Пространственное расположение людей и предметов в ближайшем будущем было четко определено, точно так, как и положение его собственного тела. Неизвестным было только то, что уже случилось.
Золотой человек подошел к небольшому продовольственному складу. Его только что осмотрели, и прежде чем здесь вновь появятся солдаты, пройдет не меньше получаса. Крис в этом не сомневался, он же видел, что может произойти впереди… В его распоряжении было достаточно времени, чтобы познакомиться с бесчисленными вариантами. Познакомиться и выбрать лучший из них.
Золотой человек уселся на стол. Перед ним длинной шеренгой начали развертываться сотни событий, которые могут произойти в ближайшие полчаса. Все объекты: люди, роботы, предметы обстановки, — были четко зафиксированы. Они были пешками на огромной шахматной доске, по которой передвигался только Крис Джонсон — сторонний наблюдатель, видящий грядущее так же ясно, как пол у себя под ногами.
Золотой человек сосредоточился на одной из сцен. Перед ним был выход из здания, перекрытый цепью охранников. Пути наружу, таким образом, нет.
Из ниши, находящейся рядом с дверью, золотой человек видел звезды, ночные огни, проносящиеся по улице автомобили, случайных прохожих…
Затем Крис увидел себя у другого выхода. Здесь тоже не прорваться.
Следующая сцена. И опять прохода нет.
Еще одна.
Еще.
Все тот же результат.
Сцены сменяли одна другую.
Мелькание золотой фигуры, то и дело появляющейся перед его мысленным взором, по мере того как Крис рассматривал все новые и новые участки пространства, достигло бешеной скорости, и всюду, куда бы эта фигура ни попадала, выходы были наглухо перекрыты.
В одной из сцен золотой человек увидел себя распростертым на полу, обгоревшим и мертвым. Так закончилась отчаянная попытка прорваться сквозь кордон солдат на улицу.
Но видение было расплывчатым, наполненным колышащимся туманом. Мертвая золотая фигура, распростертая на полу, имела к Крису весьма отдаленное отношение. Конечно, это был он, но он, далеко отошедший от самого себя в сторону, тот с которым настоящий Крис Джонсон никогда не встретится. И золотой человек моментально позабыл об увиденном и продолжил «просмотр».
Миллиарды возможных вариантов будущего были замысловатым лабиринтом, паутиной, которую он распутывал пядь за пядью. Он словно бы заглядывал под крышу кукольного домика, состоящего из бесчисленного множества комнат. В каждой из этих комнат — своя мебель, свои неподвижные куклы.
Внимание золотого человека привлекло одно из ответвлений грядущего: он увидел комнату, в которой находились трое — двое мужчин и женщина. Еще одна комната — те же мужчины и женщина, но расположенные иным образом. И снова они. И снова. Довольно часто рядом с ними он видел самого себя. Сцена раз за разом переигрывалась, актеры и декорации переставлялись с места на место…
Напоследок Крис быстро осмотрел мысленным взором примыкающие к складу помещения, после чего распахнул дверь и спокойно вышел.
Только через десять минут на этом этаже появятся солдаты, установят тяжелое орудие, которое будет держать под прицелом весь коридор, потом они осторожно двинутся от двери к двери, тщательно обыскивая каждую комнату.
Золотой человек точно знал, куда направляется и что будет делать.
Анита сняла с себя отливающую металлическим блеском накидку, аккуратно расправила ее на вешалке, расстегнула и скинула платье. Она уже начала снимать туфли, когда отворилась дверь.
Анита не могла не вскрикнуть: в комнату бесшумно скользнул золотой человек. Он осторожно затворил за собой дверь и щелкнул замком.
Анита сдернула с туалетного столика энергетический хлыст.
— Что тебе нужно?! — закричала она. — Не подходи, убью!
Человек совершенно спокойно смотрел на нее, скрестив, по своему обыкновению, на груди руки.
Анита только сейчас увидела Криса Джонсона так близко и еще больше, чем раньше, была заворожена его обликом: бесстрастным лицом, величественной осанкой, широкими плечами, гривой золотых волос…
— Почему ты… — дыхание у нее перехватило, сердце гулко забилось в груди. — Что тебе здесь нужно?
Она могла бы его убить, но Крис Джонсон, Анита чувствовала, не боялся ее. Почему?
Неужели он не понимает грозящей ему опасности? Или полагает, что от этой маленькой металлической трубки, которую она держит в руке, ему не будет никакого вреда?
И тут Анита все поняла.
— Ну конечно! — воскликнула она. — Ты знаешь, что я не выстрелю. Иначе бы не пришел…
Щеки Аниты пылали. Она ощутила себя в западне. Ведь этот прекрасный зверь наперед знает каждое ее движение. Он видит их так же ясно, как она видит стены этой комнаты, висящее в распахнутом шкафу платье, свою сумочку на ночном столике.
— Хорошо, — Анита наконец справилась со своим испугом и положила хлыст на столик. — Я не стану тебя убивать. Но почему ты пришел именно ко мне? — она нашарила в сумочке пачку сигарет, закурила.
Анита была растеряна, но в то же время и зачарована происходящим.
— Ты что, собираешься остаться здесь? Ты же и сам знаешь, тебе это не поможет. Сюда уже заглядывали охранники, заглянут и еще.
Понял ли он? На его золотом лице ничего не отразилось. Он по-прежнему был величествен и невозмутим.
«Господи, — изумилась Анита, — какой он огромный! Неужели ему только восемнадцать? Мальчик. Почти дитя. Да нет… Он больше всего похож на античного Бога, сошедшего на Землю».
Она с раздражением отбросила эту мысль. Он не Бог. Он — зверь, который, если его не уничтожить, займет место человека. Вытеснит людей с Земли.
Анита вновь схватила хлыст.
— Убирайся! Ты — животное! Огромное безмозглое животное! Ты даже не понимаешь, что я говорю. Ты не способен этого понять. Ты не человек!
Крис Джонсон хранил молчание. Он ждал чего-то. Чего?
Не проявляя ни малейших признаков страха или нетерпения, он ни разу не оглянулся на дверь, за которой слышались тяжелые шаги пробегавших солдат, крики, скрежет и лязг металла.
— Тебя прикончат! Ты — в ловушке! С минуты на минуту здесь снова будет обыск! — взбешенная, Анита затоптала сигарету. — Ради Бога, скажи, на что ты рассчитываешь? Надеешься, что я тебя спрячу?
Крис приблизился к Аните вплотную. Она отшатнулась от него, но тут же почувствовала, как ее тело обхватили сильные руки. Анита попыталась бороться — отчаянно, слепо, задыхаясь от нахлынувшего ужаса.
— Отпусти! — отчаянно закричала она и, рывком высвободившись из цепких рук золотого человека, отпрыгнула в сторону. Однако все попытки избавиться от Криса Джонсона были напрасны.
Он приближался — невозмутимый Бог, жаждущий овладеть ею…
— Убирайся! — закричала Анита и, не спуская с золотого человека глаз, нащупала на туалетном столике ручку энергетического хлыста.
Нет, оружие уже не могло ей помочь. Гладкая трубка выскользнула из непослушных пальцев и покатилась по полу.
Крис поднял оружие. С прежним невозмутимым видом он протянул его ей на раскрытой ладони.
— Господи! — вырвалось у Аниты. Она изо всех сил стиснула рукоять хлыста, но тут же рука ее безвольно опустилась и, немного помедлив, Анита тихо положила оружие на туалетный столик.
В полумраке комнаты ей казалось, будто огромная золотая фигура излучает свет.
Кто он на самом деле? Бог? Животное без души? Красивый золотой зверь… А может, и то и другое?
Было поздно, почти четыре утра. Анита смертельно устала и совершенно не представляла, как ей поступить.
Крис, обняв, нежно приподнял ее лицо и поцеловал. У Аниты перехватило дыхание. Тьма смешалась с золотой дымкой и закружилась вокруг — все быстрее, стремительнее, унося все ее мысли и страхи прочь.
Усталость и тревога растаяли, уступив место ни с чем не сравнимому блаженству… Вскоре биение ее сердца заглушило все звуки.
Потягиваясь, Анита села в постели и привычным движением поправила волосы.
Крис стоял у шкафа и доставал из него ее одежду. Неторопливо развернувшись, он бросил охапку одежды на постель и замер в ожидании.
— Что ты надумал?
Золотой человек поднял накидку с металлическим отливом и протянул ей. От предчувствия близкой развязки по спине Аниты побежали мурашки. Взяв себя в руки, она спросила как можно мягче:
— Хочешь, чтобы я провела тебя мимо охранников и полицейских?
Крис не ответил.
— Тебя сразу пристрелят, — Анита с трудом встала на ноги. — Мимо них тебе не пробежать. Господи, неужели ты умеешь только бегать? Наверняка можно придумать что-то получше. Я могла бы попробовать уговорить Уиздома. У меня степень «А», директорская степень. Я могу обратиться в совет директоров, удержать их от бессмысленного убийства. А то, что ты собираешься сделать… Один шанс из миллиона… — она осеклась и пристально посмотрела на Криса Джонсона. — Извини, я забыла, что ты не играешь в азартные игры, к тому же тебе незачем взвешивать шансы. Ты ведь заранее все знаешь, видишь все карты. Но не может же вся колода быть крапленой. Это невозможно.
Какое-то время Анита сидела неподвижно, полностью отдавшись своим мыслям. Затем нервно схватила накидку и набросила на обнаженные плечи. Щелкнув застежкой накидки и надев туфли, Анита подхватила сумочку и направилась к двери:
— Пошли! — ее дыхание участилось, щеки залил румянец. — Быстрее! У меня машина. Есть зимняя вилла в Аргентине. Она находится в деревне, среди болот и джунглей. И никакой связи со всем остальным миром. Мы до нее как-нибудь доберемся. На худой конец — самолетом…
Забыв, что Крис не понимает человеческой речи, она все говорила и говорила. Внезапно золотой человек остановил ее, вклинившись между нею и дверью. Довольно долго он выжидал, напрягшись всем телом. Затем повернул дверную ручку и уверенно вышел в коридор.
Вокруг не было ни души. Анита заметила спину удаляющегося охранника. Если бы они вышли секундой раньше…
Крис широкими шагами пошел по коридору. Анита почти бежала, едва поспевая за ним. К ее удивлению, Крис совершенно точно знал, куда им идти. Вот он повернул направо, пересек холл, вошел в старый грузовой лифт…
Кабина опустилась на нижний этаж. Немного выждав, Крис открыл дверь и вышел. Все сильнее нервничая, Анита следовала за ним. До ее слуха явственно доносился лязг оружия.
Крис и Анита повернули за угол и оказались у выхода. Здесь их встретил двойной ряд охранников. Двадцать человек образовали сплошную стену, в центре которой возвышалась крупнокалиберная роботопушка.
Люди были наготове: лица напряжены, оружие крепко стиснуто в руках… Командовал заслоном офицер Гражданской Полиции.
— Тут не пройти, — прошептала Анита. — Нам не дадут сделать и десяти шагов… Они… — ужас сдавил горло, Анита отпрянула от Криса Джонсона, но он тотчас схватил ее под руку и спокойно двинулся дальше.
Анита попыталась вырваться, но стальная хватка не ослабевала, могучая золотая фигура неудержимо увлекала ее к двойной цепи охранников…
— Это он! — крикнул офицер.
Охранники вскинули винтовки, готовые в любой момент открыть огонь. Ствол роботопушки пришел в движение.
— Взять его! — раздалась команда.
Воля Аниты была парализована. Тело ее обмякло, и она упала бы, не поддержи ее Крис.
Охранники, держа их под прицелом, придвинулись ближе.
Переборов переполняющий все ее существо ужас, Анита сделала отчаянную попытку исправить положение.
— Не стреляйте! — крикнула она.
Стволы винтовок дрогнули.
— А это что за птица? — охранники подошли ближе и взяли их в полукруг. Один из них заметил на накидке Аниты нашивку: красную и черную. Степень директора. Высший ранг.
— У нее степень «А»! — охранники в замешательстве отступили.
— Мисс, — почтительно сказал офицер Гражданской Полиции, — пожалуйста, отойдите в сторону.
И тут Анита неожиданно услышала свой собственный голос:
— Не стреляйте! Он… под моей защитой. Вам, надеюсь, понятно? Я сопровождаю его.
Стена охранников замерла.
— Никто не имеет права выходить из здания, — сказал офицер. — Приказ директора Уиздома.
— На меня не распространяются приказы Уиздома! — Анита сумела придать своему голосу властность. — Прочь с дороги! Я достарлю его в отдел семантики.
Солдаты нерешительно расступились.
Выпустив локоть Аниты, Крис ринулся сквозь брешь в строе охранников и выскочил на улицу. За его спиной полыхнули выстрелы. Солдаты с криком устремились за ним. Взвыли сирены. Ожили патрульные автомобили.
Всеми позабытая, Анита прислонилась к стене.
Он сбежал, бросил ее… Господи, что она натворила?!
Анита спрятала лицо в ладонях.
Золотой гигант будто загипнотизировал ее. Он не только лишил ее воли, но и элементарного здравого смысла. Где был ее разум? Это животное, этот огромный золотой зверь обманул ее. Сначала воспользовался ею, а после бросил, удрал в ночь.
Ее ладони были мокрыми от слез. Это были слезы отчаяния. Тщетно Анита терла глаза — слезы не унимались.
— Он ушел, — подвел неутешительный итог Бейнс. — Теперь нам уже не удастся до него добраться. Можно считать, что он находится на другой планете…
В углу лицом к стене, съежившись, сидела Анита.
Уиздом, нервно вышагивая по кабинету, возразил Бейнсу:
— Ты не прав. Куда бы он ни направился, ему не уйти. Ему никто не поможет, ведь каждому известен закон о дивах.
— Ты сам-то этому веришь? Опомнись, нужно взглянуть правде в глаза. Нам его не достать. Значительную часть своей жизни он провел в лесу — это его настоящий дом. Он будет охотиться, спать под деревьями… Теперь-то мы знаем, на что он еще способен, — Бейнс хрипло рассмеялся. — Можешь не сомневаться, любая женщина с радостью спрячет его, как это уже произошло, — он кивнул в сторону Аниты.
— Да, теперь мы знаем, зачем ему эта чудесная золотистая кожа, роскошные волосы, богоподобный облик и прочее. Все это не случайно, — руки Уиздома дрожали. — Мы все пытались разобраться в его способностях… а у него их, оказывается, целых две… Одна — совершенно новая. Другая — стара, как сама жизнь, — ненадолго он умолк и взглянул на скорчившуюся в углу фигурку. — Эта способность есть у многих животных-самцов. Вот почему такое яркое оперение у петухов, разноцветная чешуя у рыб, пестрые шкуры и пышные гривы у зверей.
— Он ловко устроился, — вздохнул Бейнс. — Пока существуют женщины, он не пропадет. А благодаря умению заглядывать в будущее, он…
— Мы доберемся до него, — пробурчал Уиздом. — Я заставлю правительство ввести чрезвычайное положение по всей стране. Его будут искать Гражданская Полиция, регулярная армия, лучшие специалисты служб безопасности всей планеты, вооруженные самой современной техникой. Рано или поздно капкан захлопнется.
— К тому времени его поимка потеряет вся кий смысл, — Бейнс потрепал Аниту за плечо. — Не печалься, милая, ты не останешься в одиночестве. Ты — всего лишь первая жертва в длинной веренице его поклонниц.
— Благодарю! — вспыхнула в ответ Анита.
— Надо же, древнейший способ выживания, и в то же время — самый новый. Черт возьми, его не остановишь! Ну, допустим, тебе мы еще можем сделать стерилизацию, но как быть со всеми остальными женщинами, которых он повстречает? Стоит упустить хотя бы одну, и нам конец!
— Мы не имеем права опускать руки. Выловим всех, кого сможем, — на усталом лице Уиздома промелькнула тень надежды. — Возможно, его гены не будут доминировать.
— Я бы не стал обольщаться, — криво усмехнулся Бейнс. — Конечно, мы можем только предполагать, какая раса победит, но боюсь — не мы.
…Хорошая стратегия использует принцип Минимакса, то есть поведения, основанного на знании вероятных результатов, которое учитывает, что противник может разгадать ход игры. Но чтобы он не смог этого сделать, в игру вводят элемент случайности, чем ее запутывают, делая стратегию совершенно непредсказуемой…
Одно за другим шли предзнаменования. Первые числа мая две тысячи двести третьего года ознаменовались тем, что над Швецией пролетела стая белых ворон. Спустя время серия пожаров опустошила большую часть одной из основных индустриальных точек системы — Холм Птицы Лиры.
Над полем, где работали марсиане, прошел дождь из мелкой гальки. В Батавии, Директории Федерации Девяти планет, родился двуглавый теленок — верный признак предстоящих чрезвычайных событий.
В толкованиях не было недостатка. Все спорили, рассуждали, гадали о материализованном воплощении случайностей. Но то, что для одних было лишь предметом разговоров, для других обернулось настоящей катастрофой: после опустошительных пожаров половина классифицированных служащих с Холма Птицы Лиры лишилась работы.
Клятвы облегчения были расторгнуты, и огромная часть исследователей и техников навсегда затерялась в огромном море неклассифицированных.
Но не все отдались на волю случая.
Тед Бентли, получив уведомление об увольнении, стремительно подошел к письменному столу и изорвал все свои рабочие бумаги на мелкие клочки. Тед был счастлив: его больше не связывала клятва. Целых тринадцать лет он тщетно пытался с помощью различных уловок порвать с Птицей Лирой.
В полдень он получил в отделе кадров свою правовую карточку. Он не видел ее с того момента, как произнес клятву. Теперь он свободен, и карточка — его шанс, один из шести миллиардов в великой лотерее — снова у него.
В два тридцать пополудни Тед навсегда распрощался с Птицей Лирой. Спустя час, распродав свои вещи, он купил билет первого класса. К ночи он уже покинул Европу и направился в столицу Индонезийской империи.
Прибыв в Батавию, Тед снял недорогую комнату. Ее окно выходило на здание Директории. Множество людей, издали похожих на тропических мошек, сновали сквозь его бесчисленные двери.
Все пути — на земле, в небе, на море — вели в Батавию.
Теду нужно было действовать быстро. В Публичной информационной библиотеке он взял кассеты с видеофильмами, содержащими новейшие данные по биохимии. На протяжении нескольких дней он работал как одержимый: нельзя было допустить, чтобы в его знаниях остался хоть один пробел. Прошение о профессиональном облегчении подавалось Ведущему Игру только один раз. В случае провала все было бы кончено.
Напряженная работа иссушила его мозг. Чтобы расслабиться, Тед связался с агентством, поставляющим девушек, и провел пять дней с великолепной высокой блондинкой, изредка покидая ее, чтобы глотнуть чего-либо в коктейль-баре.
Наконец настал день, когда Тед сказал себе: «пора» и тут же почувствовал, как ледяной ужас сковал его. Ведущий Игру Риз Веррик вербовал сотрудников по принципу Минимакса: случай управлял распределением клятв облегчения. Сколько ни бился Бентли, он не смог обнаружить никакой системы, которая определяла бы успех. Ему, как и всем его современникам, приходилось действовать вслепую.
Тед принял душ, побрился, рассчитался за комнату, собрал вещи. Для большей уверенности он тут же, в киоске гостиницы, купил амулет и повесил его на шею под рубашку.
Выйдя из гостиницы, Бентли подал знак такси-роботу.
— В Основную Директорию, — сказал он, — и поскорее.
— Хорошо, месье или мадам, — ответил робот.
В эту модификацию еще не было заложено понятие различия полов.
Такси заскользило над крышами домов. Весенний теплый ветер с силой врывался в салон. На Теда это подействовало ободряюще. В иллюминатор можно было хорошо рассмотреть величественный ансамбль зданий, к которому он направлялся. Вчера вечером в Директорию должны были прийти его зачетные письменные работы. Сейчас они уже, вероятно, находятся на столе первого контролера, от которого пойдут дальше по бесконечной цепи служащих.
— Мы прибыли, месье или мадам, — доложил робот.
Такси остановилось, открылась дверь. Бентли заплатил и вышел. Он был напряжен, как сжатая пружина.
Вокруг сновали люди. Разносчики продавали брошюры с «методами» предсказаний непредусматриваемых изменений, якобы позволявшими выиграть игру Минимакса. Но мало кто обращал внимания на этот товар: тот, кто открыл бы ключ к лотерее, использовал бы его сам, а не продавал.
Бентли на минуту задержал шаг, чтобы закурить, затем, сунув руки в карманы и зажав портфель под мышкой, направился через арку контроля в экзаменационный зал.
Через месяц, возможно, он будет присягать Директории. Тед дотронулся до одного из своих амулетов.
Вдруг он услышал голос:
— Тед! Погоди!
К нему подбежала Лори — блондинка, с которой он провел пять чудесных дней.
— Я знала, что найду тебя здесь. У меня есть кое-что для тебя…
— Зачем ты здесь? — сухо прервал ее Бентли.
Лори извиняюще улыбнулась.
— Держи, — и она надела ему на шею амулет.
Бентли осмотрел его. Вещь явно дорогая.
— Спасибо, Лори. Ты думаешь, это мне поможет?
— Я надеюсь.
Лори коснулась кончиками пальцев руки Теда.
— Спасибо тебе, ты был таким милым. Мы расстались так быстро, что я не успела тебе сказать об этом.
В ее голосе послышались жалобные нотки:
— У тебя есть шанс? Скажи мне! Ведь если тебя примут, ты останешься в Батавии!
— Телепаты Веррика зондируют нас, — раздраженно сказал Бентли. — Они везде.
— Мне наплевать, — ответила Лори. — Таким, как я, нечего скрывать.
Вместе они вошли в здание Директории.
Очередь продвигалась быстро. Вскоре Тед протянул документы служащему, который, изучив их, бесстрастно произнес:
— Хорошо, Тед Бентли. Можете войти.
— Я думаю, у тебя все получится, — подбодрила его Лори. — Обещай, что если ты останешься здесь…
Бентли затушил сигарету и направился к двери, ведущей в помещения внутренних служб.
— Я разыщу тебя, — бросил он девушке, не очень веря в свое обещание.
Итак, он вошел. Начало было положено.
Небольшой человечек лет пятидесяти с редкими, торчащими в стороны усиками, в круглых очках пристально посмотрел на него.
— Вы Бентли?
— Да, — ответил Тед. — Я хочу видеть Ведущего Игру — Веррика.
— Зачем?
— Я ищу место класса восемь-восемь.
В этот момент в кабинет стремительно вбежала рыжеволосая девушка. Не обращая внимания на Бентли, она почти прокричала:
— Прекрасно. Все кончено. Вы удовлетворены?
— Не надо обвинять меня, — ответил человечек. — Это — закон.
— Закон?
Девушка присела на край письменного стола, ее рыжие волосы рассыпались по плечам. Она закурила.
— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь не останется ничего стоящего.
— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.
— Вы идиот.
Только сейчас девушка заметила Бентли. Ее зеленые глаза вспыхнули:
— Вы кто?
— Я думаю, вам лучше зайти к нам в другой раз, — сказал Теду Питер. — Сейчас как раз не…
— Я не для того пришел, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?
Девушка посмотрела на него с интерком.
— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?
— Я биохимик, — ответил Бентли. — Ищу место класса восемь-восемь.
— В самом деле? — шаловливо улыбнулась девушка. — Это интересно, — она пожала плечами. — Пусть он присягнет, а, Питер?
Маленький человечек подошел к Теду и протянул руку:
— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика.
Бентли выжал из себя улыбку.
— Служащий пропустил его, — объяснил Питер Элеоноре. — На класс восемь-восемь был общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.
— Откуда у вас эти сведения? — спросила Элеонора. — Вы не имеете отношения к отделу кадров, и это не входит в вашу компетенцию.
— Я руководствуюсь здравым смыслом, — ответил Вейкман.
Он встал между Элеонорой и Бентли.
— Вы теряете время, — сказал он Теду. — Идите лучше в бюро по найму на Холмах. Им всегда нужны биохимики.
— Знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.
— Тогда что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.
— Из Птицы Лиры меня уволили.
— Идите в Суонг.
— Нет, — отрезал Бентли. — Я не хочу больше слышать о Холмах.
— Почему? — удивился Вейкман.
— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.
— А что вам до этого? — рассмеялся Вейкман. — У вас есть свое дело…
— Конечно, мне платили за мое время, мои умения, мою преданность. Я имел великолепную лабораторию с новейшим оборудованием. Мне были гарантированы мой статус и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему и кому я служу? Где результаты моей работы?
— И где же? — спросила Элеонора.
— Нигде. Это была служба ни для кого.
— А кому вы должны были служить?
— Я не знаю, — сказал Бентли. — А разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то была полезна? Если верить теории, то Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. Но там только и делают, что наживаются на девальвации, на стоимости перевозок, на пошлинах… Холмы не служат людям — это паразитирующие организмы.
— Я и не считал Холмы филантропическими предприятиями, — сухо сказал Вейкман.
Бентли смутился. Его собеседники смотрели на него как на шута. А чего, собственно говоря, он хотел?
На Холмах у него было приличное жалованье. Он был классифицированным специалистом. Так чем же он недоволен? Впрочем, диагноз ясен: он остро переживает чувство отсутствия ощущения реальности. Этот атавизм из него не смогла вышибить даже клиника детского воспитания.
— Почему вы думаете, что в Директории будет лучше? — спросил Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — скороговоркой проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягнуть.
— Тогда это сделаю я, — сказала Элеонора.
— Ваше право, — произнес Вейкман и, достав из ящика стола бутылку шотландского виски, налил себе.
— Ко мне кто-нибудь присоединится?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Что все это означает? — резко спросил Тед. — Директория вообще-то функционирует?
Вейкман рассмеялся.
— Тише, тише! Вы, похоже, уже начинаете избавляться от своих иллюзий. Мой совет, оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы сами не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора вышла в соседнюю комнату. Вернувшись, она поставила маленький пластмассовый бюст Ведущего Игру на середину письменного стола.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Когда Тед подошел, Элеонора дотронулась до его амулетов.
— И это все, что вы носите? — она указала на целую коллекцию амулетов на своей груди. — Не понимаю, как вы решились явиться сюда почти без амулетов? — в ее глазах искрилась насмешка. — Может, поэтому вас и не преследует удача?
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Тед. — Причем один из этих амулетов мне только что подарили.
— Да? — игриво воскликнула Элеонора. — Похоже, он от женщины.
— Я слышал, Веррик не носит амулетов.
— Совершенная правда.
— У него нет в этом нужды, — включился в разговор Вейкман. — Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть-восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени так же, как дети проходят просветительные полосы. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Люди стараются дотронуться до него в надежде, что это принесет им удачу, — сказала Элеонора и добавила: — Я сама это часто делаю.
— И успешно? — спросил Вейкман.
— Я не родилась в том же месте и в тот же день, что Риз, — печально сказала Элеонора.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным голосом. — Удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и отчеканил:
— Веррику, возможно, сейчас везет, но это не значит, что так будет вечно, — он указал наверх. — Они хотят подобия равновесия, — и поспешно добавил: — Только не подумайте, что я — христианин или что-то в этом роде. Я знаю — это дело случая. У каждого своя удача. Великих и могущественных ждет падение.
Элеонора крикнула:
— Поосторожней!
Не обращая на нее внимания, Вейкман продолжил:
— Не забудьте того, что я вам сказал. Вы еще не связаны клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. Вам это не понравится.
Бентли был поражен:
— Вы хотите сказать, что здесь присягают лично Веррику? Разве это не позиционная клятва Ведущему Игру?
— Нет, — ответила Элеонора.
— Почему?
— В настоящий момент существует некоторая неопределенность. Пока я не могу ее вам объяснить. Позже будет свободное место того класса, который вам требуется. Мы это вам гарантируем.
Бентли был шокирован. Он представлял себе, что все будет происходить не так.
— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он.
— Конечно, — небрежно бросил Вейкман. — Веррику нужны специалисты класса восемь-восемь. Он с удовольствием наложит на вас свою лапу.
— Погодите, — сказал Бентли, — мне нужно подумать.
Он отступил на несколько шагов.
Элеонора ходила взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы.
— Есть что-нибудь новое о том типе? — нервно спросила она у Вейкмана.
— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его зовут Леон Картрайт. Он возглавляет секту уклонистского толка.
Элеонора сжала виски.
— Господи, может, я не должна была так поступать. Но дело сделано, я уже не могу ничего изменить.
— Да, вы сделали ошибку, — сказал Вейкман. — И только с возрастом вы осознаете ее тяжесть.
Страх мелькнул в глазах Элеоноры:
— Я не оставлю Веррика! Я должна быть с ним!
— Почему?
— С ним мне не страшно. Он позаботится обо мне.
— Корпус вас защитит и поддержит.
— Я не хочу иметь с Корпусом никаких дел. Все вокруг продажно, так же как и эти Холмы.
— Вопрос в принципе, — сказал Вейкман. — Корпус стоит над людьми.
— Нет, — возразила Элеонора. — Корпус — это мебель, светильники, само это здание… А это все можно купить за деньги, — она передернула плечами. — Он престонист, не так ли?
— Да.
— Мне не терпится его увидеть. Я испытываю какое-то нездоровое любопытство, будто речь идет о диковинном звере с другой планеты.
Бентли ни слова не понял в их разговоре.
— Довольно, — сказал он. — Я готов.
— Превосходно, — Элеонора скользнула к письменному столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.
— Вы знаете клятву или вам помочь?
Бентли знал клятву назубок, но сейчас растерялся. Вейкман неодобрительно взглянул на него и углубился в созерцание собственных ногтей. Взгляд Элеоноры был холоден. Бентли чувствовал, что в этой ситуации что-то не так, но все-таки начал приносить присягу.
Бентли еще не дошел до середины клятвы, как в комнату шумно ввалилась большая группа людей, возглавляемая высоким человеком с мощными плечами. У него была тяжелая походка, землистого цвета лицо с резкими чертами. Его волосы со стальным оттенком висели беспорядочными прядями. Это был Риз Веррик в окружении сотрудников, связанных с ним личной клятвой.
Вейкман перехватил взгляд Веррика. Элеонора окаменела. С пылающими щеками она ждала, когда Бентли закончит клятву. Как только он договорил, она унесла бюст из комнаты и, тотчас вернувшись, протянула руку:
— Вашу правовую карточку, Бентли.
Бентли отдал карточку.
— Кто это? — спросил Веррик.
— Он класса восемь-восемь.
— Класса восемь-восемь, биохимик? — Веррик с любопытством уставился на Бентли. — Он стоит чего-нибудь?
— Он хорош, — сказал Вейкман. — Насколько я мог определить, он первоклассен.
— Он недавно прибыл с Птицы Лиры, — сказала Элеонора, — и ничего не знает.
На усталом лице Веррика мелькнула озорная усмешка:
— Он последний. Остальные пойдут к Картрайту, престонисту.
Веррик взглянул на Бентли:
— Ваше имя?
Бентли назвал себя. Веррик стремительно пожал ему руку, и в следующее мгновение толпа, ведомая им, направилась к лестнице, ведущей к выходу. В комнате остался только Вейкман.
Шагая рядом с Верриком, Бентли решился спросить:
— Куда мы идем?
— На Холм Фарбен. Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит лично мне. Там я могу потребовать преданности несмотря ни на что.
— Несмотря на что? — переспросил Бентли, но ответа не получил.
Когда группа спустилась к стартовой площадке, где ее ждал межконтинентальный транспорт, Бентли еще раз спросил:
— Что же в конце концов произошло?
— Идемте, — прервал его Веррик. — У нас слишком много работы, чтобы тратить время на разговоры.
Бентли все понял.
Со всех сторон уже доносились возбужденные голоса механических информаторов:
— Веррик смещен! Престонист стал Человеком Номер Один! Веррик смещен!
Да, произошла непредсказуемая смена власти. Это было именно то, о чем пророчествовали предзнаменования. Веррик перестал быть Человеком Номер Один, Веррик больше не был Ведущим Игру. Он даже не принадлежал Директории.
И Бентли был связан с ним клятвой.
Едва рассвело, Леон Картрайт сел за руль старенького «Шевроле-82». Он был одет в отутюженный костюм старинного покроя. Потрепанная шляпа венчала его голову, в жилетном кармашке тикали часы. От Леона Картрайта веяло старостью и увяданием. Высокий, худой, нервный, он выглядел на все шестьдесят.
Его тонкие руки, твердо сжимавшие руль были покрыты веснушками. Казалось, что-то беспокоило Картрайта, он был излишне напряжен и вел машину осторожно, будто в ней везли тяжелобольного.
На заднем сиденье «Шевроле» лежали бобины с корреспонденцией, поношенный непромокаемый плащ и несколько пар ни разу не надеванных ботинок. Заряженный «Хоппер Коппер» был засунут под сиденье.
Улицу с обеих сторон обрамляли скучные однообразные здания с пыльными окнами, потускневшей рекламой. Это были реликвии прошлого века, как, впрочем, и сам Леон и его машина. Мужчины в выцветших рабочих костюмах прогуливались у подъездов. Их лица были бесцветны, глаза пусты и унылы.
Еще совсем молодые, но уже увядшие женщины, одетые в единообразные черные пальто, облепили магазины, торгующие подержанными вещами и продуктами сомнительной свежести. Дома, в грязных жилищах, их ждали вечно голодные дети.
«Судьбы людские неизменны, — подумал Картрайт. — Ни система классификации, ни очень сложные и точные игры-вопросники не улучшают жизнь людей. И так будет всегда, поскольку всегда будут неклассифицированные».
В двадцатом веке была полностью решена проблема производства товаров. В конце концов их масса достигла предельного объема. Излишки товаров стали представлять угрозу для свободного рынка, и в 1980 году было решено сжигать все вещи, не находящие потребителя.
Еженедельно по субботам ко всем площадкам для сжигания товаров, обнесенным колючей проволокой и тщательно охраняемым, сходились огромные толпы, состоящие из тех, кто был не в состоянии купить превращаемые в пепел продукты и вещи. Со слезами и злобой в глазах смотрели люди на огромные костры из произведений человеческих рук.
Игры призваны были облегчить положение.
Не имея возможности купить дорогостоящие промышленные товары и продукты, люди могли хотя бы надеяться выиграть их. В течение нескольких десятилетий экономика, зашедшая в тупик из-за перепроизводства, благодаря игровым механизмам распределения сделала сильный рывок. Но на одного счастливчика, выигравшего автомобиль, холодильник, телевизор или еще что-нибудь, приходились миллионы не выигрывавших ничего.
Постепенно наряду с товарами стали разыгрываться и более весомые «вещи»: власть и престиж. На вершине социальной пирамиды находился человек, распределявший власть. Его назвали Ведущим Игру.
Шаг за шагом шел процесс распада социально-экономической системы. Люди утратили веру в законы природы. Ничто больше не было постоянным. Невозможно было предсказать последствия ни одного события. Ни на что нельзя было положиться. Статистические предсказания получили всеобщее распространение. Исчезло понятие причинности, люди больше не могли сами влиять на свою жизнь. Остался только расчет на удачу, на игру случая.
Теория Минимакса (игра «М») породила настроения самоотречения, невмешательства в собственную жизнь. Игрок в «М» ни к чему себя не обязывал, ничем не рисковал, ничего не выигрывал, не терпел поражений. Его цель — накопление удачи и стремление продержаться дольше других игроков. Он ждал окончания партии, больше ему не на что было рассчитывать.
Минимакс был изобретен в двадцатом веке математиками фон Нейманом и Маргенстерном. Их метод ведения крупной игры был использован еще в ходе второй мировой войны. После военных стратегов им стали пользоваться финансисты.
Фон Нейман был приглашен в Американскую комиссию по энергетике, что свидетельствовало о признании значимости теории. А два с половиной века спустя эта теория стала управлять миром.
На стене узкой грязно-белой постройки, к которой Картрайт подъехал, висела табличка «Общество престонистов. Вход в основные службы с другой стороны». Остановившись у тротуара, Картрайт принялся вытаскивать из багажника пачки с рекламной литературой. В нескольких метрах от него разгружал грузовик владелец рыбного магазинчика.
Картрайт, держа перед собой кипу книг, вошел в тускло освещенное помещение. Всюду возвышались пирамиды из ящиков и коробок. Найдя свободное местечко, он опустил свою ношу на пол, затем пересек холл и вошел в крошечную контору.
Она была пуста. Картрайт не спеша просмотрел корреспонденцию. На этот раз в ней не было ничего важного: счета из типографии и транспортного агентства, квартирная плата, предупреждение по поводу неуплаты за электроэнергию, счета за уборку мусора и воду.
В одном из конвертов Картрайт обнаружил пять долларов и многословное письмо от пожилой женщины. Было и еще несколько мизерных вкладов. В общей сложности Общество обогатилось на тридцать долларов.
— Они уже выражают нетерпение, — сказала Рита О’Нейл, войдя в контору. — Может, начнем?
Картрайт опустил голову. Время пришло. Он тяжело поднялся, зачем-то переложил на столе экземпляры «Диска Пламени» и поплелся вслед за девушкой.
Как только он вошел в зал, люди разом заговорили. В устремленных на него взглядах Картрайт увидел страх и надежду.
Картрайт прошел на середину зала и тут же был окружен плотным кольцом взволнованных мужчин и женщин.
— Когда?! — крикнул почти в лицо ему Билл Конклин.
— Мы больше не можем ждать! — вторила ему Мария Юдич.
Картрайт вытащил из кармана список и начал перекличку. Глаза его печально смотрели на собравшихся людей, среди которых были вечно напуганные, молчаливые мексиканцы-рабочие, сварщик, японские рабочие-оптики, девица с ярко-красными губами, разорившийся торговец, студент-агроном, фармацевт, повар, санитарка, плотник…
Эти люди умели работать руками, но не головой. Они выращивали растения, заливали фундаменты, чинили протекающие трубы, обслуживали машины, шили одежду, готовили еду… С точки зрения системы Классификации все они были неудачниками.
Закончив перекличку, Картрайт поднял руку:
— Прежде чем уйти, я хочу сказать вам, что корабль готов.
— Да, это так, — подтвердил капитан Гровс, крупный негр со строгим выразительным лицом. Одет он был в комбинезон, перчатки и кожаные сапоги.
Картрайт обвел глазами собравшихся:
— Может, кто-то колеблется?
Ответом была напряженная тишина.
Мария Юдич улыбнулась Картрайту и своему молодому соседу. Билл Конклин прижал ее к себе.
— Это то, за что мы боролись, — сказал Картрайт. — Чему мы посвятили наше время и деньги. Джон Престон был бы счастлив, окажись здесь. Он знал, что это случится. Он верил, что мы вырвемся за пределы космических колоний и регионов, контролируемых Директорией. Его сердце знало, что люди отправятся на поиски свободы.
Картрайт взглянул на часы.
— До встречи! Удачи вам! Вы на правильном пути. Берегите ваши амулеты и доверяйте Гровсу.
Люди, взяв свой нехитрый багаж, вышли из зала. Картрайт на прощание пожал каждому руку. Когда зал опустел, Рита сказала:
— Я рада, что все это кончилось. Я боялась, что кто-нибудь струсит.
— Неизвестность всегда пугает. В одной из своих книг Престон описывает таинственные голоса, которые разговаривают с людьми, покинувшими свою космическую территорию.
Картрайт налил себе кофе.
— К тому, что произошло, мы имеем самое прямое отношение. И я спрашиваю себя, что важнее — жизнь здесь или поиск Десятой планеты.
— Я никогда об этом не думала, — сказала Рита, — приглаживая ладонями свои длинные черные волосы. — Вы можете все, — обратилась она к Картрайту, — даже изменить Вселенную… Для вас нет ничего невозможного.
— Ты не права. Я, правда, попробую сделать кое-что невозможное, невзирая на исход, но это непременно кончится тем, что я буду побежден.
Рита ошеломленно воскликнула:
— Как вы можете говорить такое?
Голос Картрайта стал жестким:
— Убийцы уничтожают всех инков, которых выбирает система. Вы полагаете, им понадобится большой срок, чтобы созвать Конветет Вызова? Компенсирующие механизмы системы работают на них и против нас. С их точки зрения я нарушил правила Игры уже тем, что решил сыграть. Все, что произойдет, случится по моей собственной вине.
— Они знают о корабле?
— Не думаю. По крайней мере, я надеюсь, что не знают.
Раздался шум реактора. На крышу здания опустился корабль. Послышались глухой стук, голоса. Рита увидела, как лицо ее дяди исказилось от ужаса, но тотчас оно приняло прежнее выражение усталости и печали.
Картрайт улыбнулся Рите.
— Они прибыли, — сказал он.
Тяжелый топот военных сапог разнесся по коридору. В зал вошли гвардейцы Директории и замерли полукругом. Вперед вышел чиновник с бесстрастным лицом.
— Вы Леон Картрайт? — поинтересовался он. — Пожалуйста, покажите документы.
Картрайт вытащил из внутреннего кармана пластиковую трубку, открыл ее и разложил на столе тонкие металлические листки.
— Свидетельство о рождении. Школьный аттестат. Психоаналитическая характеристика. Медицинские свидетельства, сведения о судимости. Права согласно уставу. Список мест службы. Последнее место службы и прочее…
Картрайт снял пиджак и засучил рукав рубашки.
Служащий, пробежав глазами документы, сравнил опознавательное клеймо с клеймом на руке Картрайта.
— Сейчас я сниму отпечатки ваших пальцев и ваш мозговой стандарт, хотя это и лишнее. Я знаю, что вы Леон Картрайт.
Он вернул документы.
— Меня зовут Шеффер, я майор Директории. Сегодня в девять утра произошла смена власти.
— Я вижу, — сказал Картрайт, одеваясь.
Майор взял в руки лист с правами по уставу.
— Вы не классифицированы?
— Нет.
— Я полагаю, что ваша правовая карточка находится на покровительствующем вам Холме?
— Обычно так и бывает, — сказал Картрайт, — но я не состою на службе ни на одном из Холмов. Я остался без работал в начале этого года.
— Значит, вы продали ее на «черном рынке», — Шеффер сухим щелчком запер свой портфель. — Избранными чаще всего становятся неклассифицированные. Это от того, что их бесконечно много, больше, чем классифицированных, зато последние всегда умудряются завладеть вашими правовыми карточками.
Картрайт молча выложил карточку на стол.
— Невероятно!
Шеффер был ошеломлен. Прозондировав мозг Картрайта, он сказал изумленно и недоверчиво:
— Вы знали это заранее.
— Да.
— Невозможно. Ведь это Только что произошло. Мы прибыли тотчас же. Даже Веррик еще не в курсе. Вы первый, кто узнал, не считая Группы телепатов.
Шеффер смотрел на Картрайта во все глаза.
— Как вы узнали?
— По теленку с двумя головами, — туманно объяснил Картрайт.
— Впрочем, все это сейчас не важно. Видимо, вы располагаете дополнительным источником информации. Я мог бы узнать это, тщательно изучив ваш мозг до самых глубин.
Он протянул Картрайту руку.
— Примите мои поздравления. Если вы не против, мы заблокируем все подступы к зданию: Веррика поставят в известность через несколько минут. Мы должны быть готовыми ко всему.
Он вложил Картрайту в руку его карточку.
— Берегите ее. Это единственное свидетельство вашего нового положения.
— Благодарю, — сказал Картрайт. — Я думаю, что могу на вас рассчитывать.
Он спрятал карточку в карман.
— Да, можете, — ответил Шеффер. — Теперь вы наш глава, а Веррик ничто. Разумеется, нам потребуется какое-то время для психологической перестройки. Часть членов Группы, самая молодая, не помнит никакого другого Ведущего Игру, кроме Веррика, — майор улыбнулся. — Предлагаю вам довериться нам. В Директории много людей, состоящих на службе лично у Веррика. Мы обязаны всех проверить. С помощью этих людей Веррик контролировал Холмы.
— Это меня не удивляет.
Шеффер внимательно посмотрел на Картрайта и продолжил:
— На Веррика готовилось немало покушений. Но обо всех попытках мы всегда узнавали заранее. Это стоило нам большого труда, но, в конце концов, мы для эйюго и существуем.
— Я рад вашему приезду, — признался Картрайт. — Сначала я: подумал, что вы — люди Веррика.
— Это могли бы быть и они, — глаза майора сверкнули. — Если бы не старейшие службы телепатов, он, без сомнения, был бы извещен первым. Питер Вейкман все поставил на свои места, напомнив нам о долге и ответственности.
Картрайт мысленно взял на заметку это имя. Возможно, когда-нибудь Питер Вейкман ему пригодится.
— Когда мы прибыли к зданию вашего Общества, мы заметили значительную группу людей, — сказал Шеффер. — Мы проникли в их мысли. У каждого в мыслях было ваше имя.
Картрайт без тени волнения взглянул в глаза Шеффера.
— Что вы сказали?
— Эти люди ушли, и мы не смогли узнать многого. В их мыслях было что-то о корабле, длительном путешествии.
— Вы говорите загадками, словно государственный оракул.
— Их окружало плотное облако страха и возбуждения.
— Я не могу вам ничего объяснить, — сказал Картрайт и добавил с доброй дозой иронии: — Наверное, это были мои кредиторы.
Рита О’Нейл ходила взад и вперед по крохотному дворику. Ничем другим заниматься она сейчас не могла. Великий момент настал, затем он прошел и уже стал историей.
К стене здания Общества примыкал простой, лишенный украшений склеп с останками Джона Престона.
Рита смотрела на иссохшее тело, хранившееся в пожелтевшем, засиженном мухами пластикубе.
Маленькие изуродованные ревматизмом руки скрещены на груди, за стеклами очков — закрывшиеся навечно глаза. Тщедушный, горбатый человечек в склепе, покрытом пылью, лишенном внимания людей…
Но в эти самые минуты в полумиле от скромного склепа целая армада старых автомобилей доставляла последователей этого человека на площадку, где допотопное грузовое судно «6-М» унесет их в неведомый им мир космоса. Фанатики были готовы к старту. Они отправлялись в космическое пространство на поиски Десятой планеты Солнечной системы. Легендарный Диск Пламени, сказочный мир Джона Престона ждал их.
Сенсационная новость обогнала Картрайта. Пролетая в трансконтинентальной ракете над южной частью Тихого океана, он следил за экраном телевизора. Под ним чернел океан, усеянный крохотными островками — плавучими домиками из пластика и металла, в которых жили семьи азиатов.
На экране мелькали кадры хроники из жизни Веррика. На протяжении всей передачи Картрайт с трудом сдерживал нервный смешок. Люди Шеффера поглядывали на него с любопытством. О Картрайте им было известно лишь то, что он был связан с Обществом престонистов. Информационные службы предоставляли максимум сведений об Обществе, но ничего — о его руководителе.
После показа материалов о Веррике на экране один за другим пошли фрагменты из жизни Престона: вот он вышел из Информационной библиотеки и направился в Обсерваторию, вот пишет книгу, участвует в споре с епископами, теряет свою ненадежную классификацию, отходит от всех дел и умирает в безвестности. Затем — сооружение бедного склепа. Первое собрание Общества. Первые издания полубредовых-полупророческих произведений Престона…
Картрайт надеялся, что больше никому ничего не известно. Не отводя глаз от экрана, он мысленно стучал по деревяшке.
Теперь в передаче речь шла о верховной власти в системе Девяти планет. Власть осуществляет Ведущий Игру. Он охраняется Группой телепатов, в распоряжении которой — армия, военный флот и полиция. Ведущий Игру — главный администратор всей структуры огромного аппарата классификации, всех игр, лотерей, информационных центров.
Девяти планетам противостояли пять Холмов: индустриальная инфраструктура с собственной политической и социальной системой.
— Как далеко проник Веррик? — спросил Картрайт.
Шеффер бегло ощупал его мозг, чтобы понять, что именно его интересует.
— О! Веррик во многом разобрался. Если бы он остался на своем посту до августа, он бы вообще исключил непредсказуемые скачки и изменил бы всю структуру Минимакса.
— Где он сейчас?
— Он вылетел из Батавии на Холм Фарбен, где его влияние особенно значительно. Он рассчитывает действовать оттуда. К вашему сведению, мы уже проникли в кой-какие его планы.
— Уверен, ваша помощь будет очень ценна для меня.
— Группа телепатов образована шестьдесят лет назад. За эти годы мы имели честь охранять пятьдесят девять Ведущих Игру. Одиннадцать из них было спасено от Вызова.
— На какой срок Ведущий Игру занимает свой пост?
— Некоторые на несколько минут, другие — на много лет. Веррик держался долго, но рекорд у Мак-Рея. Он продержался тринадцать лет. За эти годы Группа перехватила более трехсот убийц, но у нас бы ничего не вышло без его помощи. Мак-Рей был старым святым пройдохой. Я думаю, что он и сам был телепатом.
— Группа телепатов, чтобы меня охранять, — тихо проговорил Картрайт, — и группа убийц, чтобы меня убить.
— Вы можете пасть от руки случайного убийцы-любителя, не утвержденного Конвететом, но такое случается редко. Убийца сразу же превращается в ничто: у него отбирают правовую карточку.
— Как долго я продержусь?
— Думаю, дней пятнадцать. Веррик очень силен, однако Конветет Вызова не будет созван моментально, как бы он этого ни желал… Зато у Веррика будет время все как следует организовать…
«Убийцы будут один за другим отправляться в Батавию, — невесело размышлял Картрайт, — до тех пор, пока не прикончат меня».
— Ваши мысли, — сказал Шеффер, — представляют собой довольно странное смешение страха и еще чего-то такого, что мне не удается разобрать. Это что-то связанное с астролетом.
— Вам разрешено зондировать всегда, когда захочется?
— Я не могу помешать себе в этом. Когда я разговариваю, я же не могу помешать себе слышать то, что произношу. Так же и с чтением мыслей. Тем более здесь мы одни, мысли других людей не перебивают ваши.
— Астролет уже в пути, — сказал Картрайт.
— Он не улетит далеко. Как только он достигнет первой планеты, неважно, будет ли это Марс или Юпитер…
— Он двинется дальше. Мы не собираемся основывать еще одну колонию скваттеров.
— Вы ожидаете слишком многого от старого грузового судна.
— На его борту есть все необходимое.
— Вы полагаете, что продержитесь достаточно долго?
— Надеюсь.
— Я тоже, — сказал Шеффер. — Кстати, — он указал рукой на цветущий остров, к которому они подлетали, — агент Веррика ждет вашего приземления.
Картрайт удивился:
— Уже?
— Это не убийца. Еще не собрался Конветет. Этот человек — личный служащий Веррика по имени Херб Мур. Он не вооружен и хочет только поговорить с вами.
— Как вы это узнали?
— Я получаю сигналы от другого телепата. Мы организуем непрерывную информационную цепь. Не бойтесь, двое из нас будут присутствовать при вашей беседе.
— Я могу не разговаривать с ним?
— Это ваше право.
Корабль садился на магнитные крючья.
Картрайт выключил телевизор.
— Что вы мне посоветуете?
— Послушайте, что он скажет. Это даст вам возможность лучше узнать тех, против кого вам предстоит бороться.
Херб Мур, хорошо сложенный блондин лет тридцати, пружинисто вскочил, когда Картрайт, Шеффер и два других члена Группы телепатов вошли в холл Директории.
— Приветствую нового Ведущего Игру! — громко сказал он.
Шеффер распахнул дверь, за которой располагались личные апартаменты Ведущего Игру, и посторонился, пропуская Картрайта. Восхищенный увиденным, тот замер на пороге.
— Это, конечно, не мой прежний офис, — сказал он.
Картрайт медленно подошел к письменному столу и провел рукой по его темной полированной поверхности.
— Как странно. Я был готов к абстрактным символам власти — иметь право действовать и решать по-своему, но не к этой роскоши.
— Этот кабинет не ваш, — сказал Шеффер. — Здесь работала секретарша Элеонора Стивенс, бывший телепат.
Картрайт покраснел.
— А где она?
— Уехала вместе с Верриком.
Шеффер закрыл дверь, оставив Херба Мура ожидать в холле.
— Она недавно пришла в Корпус, а до семнадцати лет нигде не работала. За два года службы она превратила клятву посту в клятву конкретному лицу.
— Раз она ушла с Верриком, значит, у него есть свой телепат.
— Нет. Подчиняясь закону, Элеонора позволила лишить себя сверхчувствительности мочек своих ушей. Такая преданность забавна. Насколько я знаю, они даже не были в интимной связи. Ее любовником был Мур, тот самый молодой человек, которого вы сейчас видели.
Картрайт еще раз осмотрел обставленное шикарной мебелью помещение с великолепными панно, украшающими стены.
— Где мой кабинет? — спросил он.
Майор толкнул тяжелую дверь. В сопровождении двух других телепатов он провел Картрайта через ряд проверочных постов и защитных полей в унылый зал из массивного рексероида.
— Кабинет просторный, — сказал Картрайт, — но не такой привлекательный.
— Веррик — аскет. До его появления здесь господствовала восточная эротика: девицы, диваны, ковры, бары, музыка, яркие цветы… Веррик вымел все это: содрал покрытия, имитирующие мрамор, отправил девиц на рабочие поля марсиан и велел сделать это, — Шеффер постучал по стене. Не раздалось ни звука. — Пять метров рексероида. На случай бомбежки или радиационной атаки здесь есть автономная система вентиляции, регуляторы температуры и влажности воздуха, запасы пищи и воды.
Он открыл стенной шкаф.
— Смотрите.
Перед Картрайтом был настоящий арсенал.
— Веррик собрал оружие всех существующих типов. Раз в неделю он забирался в джунгли и палил там по всему, что попадалось на глаза. В кабинет сейчас можно войти только через ту дверь, через которую мы вошли. Но сам Веррик пользовался несколькими выходами. Все здесь делалось по его личному проекту. Я следил за исполнением. Когда работы были законченны, рабочие были отправлены на марсианские поля. Это чем-то напоминает времена фараонов. Даже Группа телепатов была вынуждена в последний момент удалиться.
— Почему?
— Позже выяснилось, что Веррик установил оборудование, которым он думал воспользоваться в случае, если перестанет быть Ведущим Игру. Но члены Группы телепатов смогли прозондировать нескольких рабочих перед их отправкой на Марс…
Майор коснулся стены, и в ней открылся проход.
— Это одна из тайных дверей Веррика.
Картрайт почувствовал, как у него на лбу и руках выступил холодный пот. Проход был сразу за массивным письменным столом, выкованным из стали. Следовательно, убийца мог возникнуть прямо за спиной Картрайта.
Шеффер заметил волнение Ведущего Игру и поспешил его успокоить:
— Мы разработали план, который сведет опасность на нет. Проход усеян капсулами с газом. Убийца умрет, едва достигнув внутренней двери.
— Хорошо, — сказал Картрайт. — Есть еще что-нибудь, что я должен узнать?
— Я советую вам выслушать Мура. Он биохимик высокой квалификации, гений в своем роде. Он руководит исследованиями на Фарбене и не появлялся здесь годами. Мы как-то пытались разобраться в его работах, но, честно скажу, для нас это слишком сложно.
Один из двух телепатов, сопровождавших Шеффера, невысокий белокурый франтоватый человек, включился в разговор:
— Хотел бы я знать, не думает ли Мур на техническом жаргоне специально, чтобы нас сбить?
— Позвольте представить вам Питера Вейкмана, — сказал Шеффер.
Картрайт и Вейкман пожали друг другу руки.
Пальцы телепата были тонкими и хрупкими, пожатие его руки было слабым, в отличие от крепких рукопожатий, к которым Картрайт привык, общаясь с неклассифицированными. Глядя на Вейкмана, трудно было поверить, что именно он руководит Группой телепатов и что в критический момент он сумел отойти от Веррика.
— Спасибо за сделанное вами, — поблагодарил его Картрайт.
— Всегда к вашим услугам. Но лично к вам мои действия не имели никакого отношения. Я защищал закон, — Вейкман пристально взглянул на собеседника. — Кстати, как становятся престонистами? Я не читал ни одной из книг Престона. У него их три, не так ли?
— Четыре.
— Престон был довольно странным астрономом, но тем не менее сегодня все обсерватории ищут его планету. Впрочем, ее вряд ли найдут. Да и сам Престон, отправившись на поиски этой планеты, погиб на своем корабле. Я как-то перелистывал его «Диск Пламени»… Человек, который дал мне эту книгу, был, скажем так, слегка не в себе. При зондировании я обнаружил у него лишь весьма хаотический набор чувств.
— А что вы можете сказать обо мне? — в упор спросил Картрайт.
Установилась полнейшая тишина. Трое телепатов трудились над Картрайтом, который в эту минуту сознательно сконцентрировал свое внимание на установленной в кабинете комплексной телевизионной установке и старался не обращать на них внимания.
— Немного похоже, — сказал после долгой паузы Вейкман. — Как и тот чудак, вы причудливым образом помешаны на этом Обществе. Игра в Минимакс придает первостепенную важность Аристотелевой Золотой Середине. Вы же полностью сосредоточены на своем корабле. Что он из себя представляет, неясно, но если он будет уничтожен, вам придет конец.
— Он не будет уничтожен, — резко парировал Картрайт.
У всех трех телепатов это вызвало улыбку.
— В мире, управляемом случаем, — сказал Шеффер, — нельзя ничего предвидеть. Есть вероятность, что корабль будет разрушен, но есть и вероятность, что он дойдет до цели.
— Любопытно, сохранится ли ваша вера в успех после разговора с Муром? — сказал Вейкман.
Когда осмотр кабинета был закончен, они вновь вошли в холл Директории. Увидев их, Мур поднялся.
— Садитесь, — сказал Вейкман. — Будем разговаривать здесь.
Мур остался стоять.
— Я не задержу вас надолго, месье Картрайт, я знаю, у вас много работы.
Вейкман при этих словах скривился.
— Что вам нужно? — спросил Картрайт.
— Обрисуем ситуацию: Веррик смещен, вы занимаете высший пост в системе. Так?
— Стратегия Мура, — пояснил Вейкман, — состоит в том, чтобы убедить вас, что вы всего-навсего любитель. Это вполне четко прочитывается в его мыслях. Он пытается дать понять вам, что сейчас вы похожи на привратника, занявшего место патрона на время, пока он отлучился.
Мур, красный от ярости, сделал круг по холлу, изрыгая из себя поток слов и размахивая руками.
— Риз Веррик был Ведущим Игру десять лет! — почти кричал Мур. — Он представал перед Высшим Вызовом каждый день и каждый день устранял Вызов. Он умеет обращаться с людьми. Таланта и знаний у него больше, чем у всех его предшественников вместе взятых.
— Кроме Мак-Рея, — возразил Шеффер. — Не забывайте старого Мак-Рея.
Картрайт почувствовал, как силы оставляют его. Он опустился в кресло, которое тотчас приняло форму, соответствующую его фигуре.
Спор продолжался без его участия. Как сквозь сон доносились до него слова телепатов и посланника Веррика. Как Картрайт ни пытался, он не мог уловить нить разговора.
Кое в чем Херб Мур был прав. Он, Картрайт, действительно занял место другого, взялся за чуждые ему проблемы, влез в чужую шкуру. Единственное, что его сейчас занимало, это — где сейчас астролет: если все хорошо, он должен быть где-то между Марсом и поясом астероидов. Миновал ли он таможню? По времени с момента старта корабль именно сейчас должен был пойти на ускорение…
Возбужденный голос Мура вернул Картрайта к действительности.
— Новость уже передана средствами связи. Конветет соберется на Холме Вестингауз, там нет проблем с гостиницами.
— Вернее, там много дешевых комнат, — язвительно уточнил Вейкман. — Поэтому-то Вестингауз — излюбленное место встречи убийц.
Картрайт, все еще ощущая головокружение, поднялся с кресла.
— Мне нужно поговорить с Муром. Оставьте нас.
Посовещавшись, Шеффер и Вейкман направились к выходу.
— Спокойнее, — предупредил Вейкман Картрайта. — У вас сегодня уже было немало эмоциональных шоков. Ваш эмоциональный индекс очень высок.
Затворив за телепатами дверь, Картрайт повернулся к Муру:
— Давайте расставим точки над «i».
Мур самоуверенно улыбнулся:
— Я в вашем распоряжении, месье Картрайт. Сейчас вы мой патрон.
— Я не являюсь вашим патроном.
— Да, вы правы. Я из тех, кто остался верен Ризу.
— Похоже, вы о нем высокого мнения.
— Риз Веррик имеет большой вес в обществе, месье Картрайт. Он совершил много великих дел. Это человек большого размаха, — лицо Мура озарилось улыбкой. — Он исключительно рационален.
— Чего вы хотите от меня? Чтобы я уступил место? — голос Картрайта дрожал от волнения. — Но коль я сюда пришел, то я здесь и останусь, даже если вам это кажется неразумным. Вам не удастся меня запугать и превратить в посмешище!
Картрайт сорвался на крик. Херб Мур, довольный тем, что он так завел собеседника, широко улыбался. Внезапно Картрайту пришло в голову, что по возрасту Мур годился ему в сыновья. А он не может справиться с этим мальчишкой! Тщетно Картрайт пытался унять дрожь в руках. Слишком сильно он взволнован и раздражен. И еще ему было страшно.
— Вы не сможете управлять всем этим, — спокойно сказал Мур. — Это не ваша область. Я просмотрел архивы. Вы родились пятого октября две тысячи сто сорокового года неподалеку от Имперского Холма. Там прошла вся ваша жизнь. Сейчас вы впервые вступили на это полушарие. Никогда вы не были и на других планетах. Департамент благотворительности Имперского Холма дал вам возможность получить образование. Никогда ни в чем вам не удавалось блеснуть. После завершения среднего образования вы перестали интересоваться всем относящимся к символизации, а занялись практическим трудом: починкой электронной аппаратуры, пайкой и тому подобным. Вы интересовались типографским делом, некоторое время работали механиком на башенном заводе. Однажды вы выдвинули неско ько проектов усовершенствований в цепи сигнальлых табло, но Директория нашла их несущественными и внедрять не стала.
— Эти усовершенствования, — тихо заметил Картрайт, — годом позже были введены в структуру.
— Но о вашем авторстве никто не вспомнил. Когда вы обнаружили, что проекты реализованы, вы, конечно, были возмущены. С того времени вы сделались озлобленным и желчным. Более пяти тысяч раз вы пытались получить квалификацию, но вам не хватало теоретических знаний. В сорок девять лет вы прекратили эти попытки. Годом позже вы связались с помешанными, вошли в Общество престонистов.
— Ошибаетесь. К тому времени я уже шесть лет посещал их собрания.
Мур, не обратив на реплику Картрайта внимания, продолжил:
— Общество было еще немногочисленным. В конце концов вы стали его президентом. Ваше время, ваши деньги — все было брошено на этот бред. Это стало манией, — лицо Мура было сейчас таким вдохновенным, что можно было подумать, будто он только что решил сложнейшее уравнение. — И теперь вы — Ведущий Игру, хозяин всех наций и народностей, миллиардов индивидуумов, невообразимого количества материальных ценностей. И при этом вы озабочены только процветанием вашей ассоциации.
Мур говорил не останавливаясь.
— Что вы собираетесь делать? Издавать миллиардными тиражами трактаты Престона? Всюду развесить его портреты? Поставить его статуи? Открыть музеи, заполненные реликвиями: одеждой, искусственными челюстями, обломками ногтей, обувью, пуговицами великого предка? Воздвигнуть алтари и заставить людей перед ними молиться? Это — единственное, чего вы хотите добиться? Что это будет? Религия? Новый бог? Неужели вам и вправду удастся послать целые армады кораблей на поиски мифической планеты?
Мур видел, что Картрайт сломлен, но продолжал изощряться в красноречии:
— Вы обяжете всех нас убивать время на прочесывание Вселенной в поисках этого фантастического Диска Пламени? Вы помните Робина Пита, тридцать первого Ведущего Игру, девятнадцатилетнего психопата? Он никогда не расставался со своими матерью и сестрой. Он читал старинные книги, рисовал картины, писал речи почерком психически больного, но слегка подлечившегося человека.
— Не речи. Стихи.
— Он пробыл Ведущим Игру ровно неделю. Благословение Богу, Вызов его устранил, а то бы он продолжал бродить по джунглям, собирать цветы, писать сонеты… Вы должны знать об этом, вам тогда было уже достаточно лет.
— Мне было тринадцать, когда его убили.
— У вас есть какие-нибудь реальные планы развития человечества? Нет. Вот почему учрежден Вызов. Он существует для нашей охраны. Система случайным образом возвеличивает или низвергает, выбирает наудачу индивидуумов через непредсказуемые промежутки времени. Никто не в состоянии захватить власть и ее удержать. Никто не знает, кем он будет через неделю или год. Никто не станет диктатором благодаря интриге: все подчинено непредсказуемому движению субатомных частиц. Вызов охраняет нас от некомпетентных, слабоумных и сумасшедших. Таким образом, мы в безопасности: ни деспотов, ни идиотов.
— Но я не сумасшедший, — прохрипел Картрайт.
Он удивился звуку собственного голоса, слабого и неуверенного. Мур, наоборот, чувствовал себя хозяином положения.
— Я должен освоиться, — совладав с собой, сказал Картрайт. — На это необходимо время.
— Вы надеетесь преуспеть? — осклабился Мур.
— Да.
— Вряд ли вам это удастся. Остались примерно сутки до созыва Конветета Вызова и утверждения первого кандидата, а уж он не промахнется.
Картрайта кинуло в дрожь:
— Вы уверены?
— Веррик пообещал миллион долларов золотом тому, кто вас убьет. Сумма премии неизменна и не зависит от того, когда и где это произойдет.
Картрайт потерял ощущение реальности. Как сквозь пелену он увидел, что в комнату вошел Вейкман и направился к Муру. После чего, тихо переговариваясь, они удалились.
Слова «миллион долларов» ледяным холодом обожгли сердце Картрайта. От желающих получить награду отбоя не будет. На эти деньги на «черном рынке» можно купить любую классификацию. Ради этого приза на охоту за ним ринутся лучшие умы общества, в котором всем важна только бесконечная игра, гигантская лотерея.
Вейкман вернулся, покачивая головой:
— Какой энергичный ум у этого молодого человека! В нем рождается столько идей, что мы не в состоянии их сразу схватить. Что-то мелькало, связанное с бомбами, убийцами, случайностью… Он хотел ускользнуть, но мы вернули его и хорошенько исследуем.
— Он прав, — выдохнул Картрайт. — Мое место не здесь.
— Его стратегия и состояла в том, чтобы заставить вас думать именно так.
— Но то, в чем он убеждал меня, правда!
Вейкман нехотя согласился:
— Я знаю. Поэтому-то его стратегия и хороша. Но в ответ мы разработали собственную стратегию. Придет время, и мы ее вам продемонстрируем.
Вейкман энергично тряхнул Картрайта за плечи:
— Вам надо сесть. Сейчас я принесу выпить. Веррик оставил после себя два ящика настоящего шотландского виски.
Картрайт устало согласился:
— Как хотите.
— И я бы выпил рюмку, если вы не против, — Вейкман промокнул платком пот со лба. — Мне это действительно необходимо после работы по перехватыванию такого потока спрессованной патологической энергии.
Тед Бентли вдыхал шедшие из открытой кухни ароматные запахи.
Дом Дэвиса был веселым и уютным.
Эл Дэвис, сидя перед телевизором, смотрел рекламу. Его жена, хорошенькая брюнетка Лора, готовила ужин.
— Если это протин, — сказал ей Бентли, — то я вам сочувствую до глубины души.
— Мы не едим протина, — ответила Лора. — Мы попробовали питаться им в первый год нашей совместной жизни, но, как его ни готовь, ничего вкусного не получается. Натуральные продукты ужасно дороги, но мы считаем, что именно на них и имеет смысл тратить деньги. Протин хорош только для инков.
— Если бы не было протина, — вмешался Эл, — инки перемерли бы от голода еще в двадцатом веке. Кстати, Лора, ты знаешь, что такое протин? Ведь это не естественная водоросль, это продукт контролируемой мутации, зарожденный в столовых сосудах Среднего Востока и моментально распространившийся по всей планете.
— Угу, — равнодушно согласилась Лора.
— Протин не является водорослью, повторяю.
— Я знаю, — смеясь, сказала Лора. — По утрам в ванной комнате этот грязный осадок повсюду: в раковине, в ванне, даже в унитазе.
— Он уже успел покрыть всю поверхность Великих Озер.
Лора повернулась к Теду:
— Во всяком случае, сегодня протина не будет, только настоящий ростбиф, настоящая молода я картошка с настоящим горошком и настоящими гренками.
— Вы стали жить значительно лучше с того времени, как я был у вас. Что произошло?
— А ты не знаешь?
Очаровательное личико Лоры раскраснелось от гордости.
— Эл перепрыгнул через класс. Он выиграл в правительственной игре. Мы готовились к ней вместе каждый вечер.
— Я впервые слышу, чтобы человек выиграл в этой игре. По телевидению передавали?
— Да.
Лора состроила гримаску.
— Этот жуткий Сэм Остер болтал об Эле в течение всей программы. Ты знаешь, этот демагог очень популярен среди инков.
— Признаться, не знаю.
Экран светился огнями рекламных объявлений — этой высшей формы современного изобразительного искусства. Над ней трудились первоклассные мастера своего дела. Рекламные сюжеты поражали гармонией цвета, ритма, композиции и невероятной жизненностью, сметающей все барьеры между изображением и реальным миром.
Вдруг мелькнула эмблема Конветета: круговорот светящихся мушек и цветных нитей. Калейдоскоп знаков рассыпался и тотчас образовал новый рисунок. Условные символы закружились в неистовом танце под истеричные взлеты музыки.
— Что там передают? — спросил Бентли, безуспешно пытаясь разобрать слова диктора, заглушаемые какофонией звуков.
— Я переключу на первую программу. По ней ты все точно узнаешь.
— О нет! — воскликнула Лора, раскладывающая на столе серебряные обеденные приборы. — Первая программа только для инков. Для нас существует вот эта.
— Ты ошибаешься, дорогая, — возразил Эл. — Первая программа — информационная и для технических передач, а вторая — развлекательная. Я обычно предпочитаю последнюю, но… — Эл сделал жест рукой, и на экране тотчас появилось добродушное лицо диктора.
Лора поспешно вышла на кухню.
В гостиной было удобно и уютно. Одна стена была прозрачной, и сквозь нее хорошо просматривался город, лежавший вокруг широкого конуса Холма Фарбен. Иногда мелькали вспышки света: небесные автомобили будто искры возникали в холодной темноте ночи.
— Как долго ты служишь у Веррика? — спросил Бентли.
— Четыре года.
— Тебя это устраивает?
Эл обвел рукой гостиную:
— Кого бы это не устроило?
— Я не об этом. Все это у меня было на Птице Лире. Классифицированные там достаточно обеспечены. Я говорю о Веррике.
Эл явно не понимал Теда.
— Веррик? Я его раньше не встречал. До сегодняшнего дня он не выезжал из Батавии.
— Ты знаешь, что я сегодня ему присягнул?
— Ты уже говорил, — Эл лучезарно улыбнулся. — Надеюсь, ты останешься здесь.
— Что тебе с этого?
На лице Эла отразилось удивление:
— Мы сможем видеться с тобой и Юлией.
— Уже скоро шесть месяцев, как я не живу с ней. Она сейчас на Юпитере, служит на каком-то из рабочих полей.
— Я не знал. Мы не виделись несколько лет. Я был приятно поражен, увидев сегодня твое лицо на экране инвик-приемника.
— Я прибыл сюда с Верриком и его штабом, — голос Бентли был пропитан иронией. — После того, как меня уволили с Птицы Лиры, я направился прямо в Батавию. Я хотел навсегда порвать с системой Холмов. Поэтому и пошел непосредственно к Ризу Веррику.
— Это лучшее, что ты мог сделать!
— Веррик меня получил! Но он изгнан из Директории. Я знал, что кто-то, обладающий мощными финансовыми возможностями, взвинчивает цены на Холмах. Я не хотел принимать в этом участия — и вот, полюбуйтесь, куда я попал!
Самобичевание Бентли становилось все злее и злее.
— Я не сумел уйти от этого и завяз по самую голову. Я бы согласился сейчас на что угодно, но только не на это.
Спокойствие Дэвиса было нарушено.
— Лучшие из моих знакомых служат у Веррика, — вспыхнул он.
— Да, таким образом они зарабатывают себе на жизнь.
— Ты готов возненавидеть Веррика за то, что он преуспевает! Именно при нем этот Холм стал процветать. Не вина Веррика, что он талантлив. Происходит эволюция, идет естественный отбор. Наверху тот, кто сильнее.
— Веррику мы обязаны тем, что были закрыты наши исследовательские лаборатории.
— Ваши лаборатории? Не забывайся, ты теперь с Верриком. Следи за тем, что говоришь. Веррик — твой покровитель…
— Мужчины, к столу! — пригласила Лора.
Она разрумянилась на кухне и еще больше похорошела.
— Ужин готов. Эл, иди вымой руки и обуйся, нельзя идти к столу босым.
— Сию минуту, дорогая, — поспешно ответил Эл.
— Тебе помочь? — спросил Тед у Лоры.
— Нет, бери стул и садись.
Бентли с мрачным видом опустился на стул.
— Не грусти, — тронула его за руку Лора. — Посмотри, какие вкусные вещи. Раз ты уже не живешь с Юлией, то наверняка питаешься в ресторанах, где подают этот жуткий протин.
Бентли играл ножом и вилкой.
— Вы действительно отлично устроились. В последний раз, когда я видел вас, вы жили в общей спальне Холма.
— А помнишь те времена, когда мы жили вместе? — спросила Лора. — Это продолжалось около месяца.
— Да, чуть меньше месяца, — подтвердил Тед. Уютная обстановка, запахи вкусной пищи, сидящая напротив красивая женщина расслабляюще подействовали на него, и он предался воспоминаниям. — Ты тогда еще служила на Птице Лире, это было перед тем, как ты лишилась классификации.
К столу подошел Эл, сел, развернул салфетку и, предвкушая удовольствие, воскликнул:
— Это будет чертовски вкусно! Давайте начнем, я умираю от голода!
Телевизор продолжал работать, и время от времени Бентли прислушивался к нему.
«Ведущий Игру Картрайт объявил о том, что он поднял на ноги двести служащих Директории. Основание: Эн-Эр-Эр-Бэ».
— Необходимый риск ради безопасности! — воскликнула Лора. — Это они всегда так говорят.
Диктор продолжал:
«Подготовка Конветета идет полным ходом. Сотни тысяч просителей уже предложили свои кандидатуры на рассмотрение Совету, заседающему на Холме Вестингауз. Риз Веррик, экс-Ведущий Игру, добровольно принял на себя реализацию многочисленных технических деталей операции, которая обещает быть наиболее впечатляющей и захватывающей за последнее десятилетие…»
— Каково! — обрадовался Эл. — Веррик контролирует Холм. Он заставит их ишачить на себя.
— В суде по-прежнему председательствует Воринг? — спросила Лора. — Ему ведь уже лет сто…
— Да, этому старому ископаемому пора бы уступить место кому-нибудь помоложе.
— Он осознает это и, наверное, потому так заботится о поддержании на должном уровне моральных принципов, — сказала Лора. — Он мне иногда напоминает Иегову из древних христианских сказаний.
— Поэтому он и носит бороду, — съязвил Бентли. — Длинную белую бороду.
Диктор исчез. На экране появилось изображение огромного зала, готовящегося к заседанию Конветета. Рабочие заканчивали сооружение помоста.
— Вы отдаете себе отчет в том, что происходит, пока мы здесь спокойно ужинаем? — тихо спросила Лора.
— О, это так далеко, — равнодушно ответил Эл.
«Предложив награду в миллион долларов золотом, — продолжал диктор, — Веррик заинтриговал Конветет. По предварительному статистиче скому прогнозу ожидается рекордное число кандидатов. Многие хотят попытать счастья в этом дерзком испытании. Риск велик, но и ставка высока! Глаза шести миллиардов зрителей на девяти планетах сегодня вечером будут прикованы к Холму Вестингауз. Кто станет убийцей? Кто из кандидатов, представляющих все классы и все Холмы, попытается получить миллион долларов и аплодисменты всей цивилизации?»
— А ты? — спросила вдруг Лора у Бентли. — Почему ты не заявил о себе? Ты ведь сейчас свободен.
— Это не по моим средствам.
Лора рассмеялась.
— Ясно! Эл, а где эти видеозаписи с рассказами о великих убийцах прошлого? Давай покажем их Теду.
— Я их видел, — остановил ее Бентли.
— Разве в детстве ты не мечтал стать убийцей? Как я переживала, что я — девочка и по этой причине никогда не стану убийцей. Я накупила массу амулетов, но и они не превратили меня в мальчика.
Эл Дэвис отодвинул тарелку.
— Можно я расслаблю ремень?
— Конечно, — разрешила Лора.
— Дорогая, ужин сегодня превосходен. Постарайся, чтобы так было всегда.
— По-моему, мы всегда питаемся почти так же хорошо, — Лора допила кофе и промокнула губы салфеткой. — Еще кофе, Тед?
Бентли отрицательно мотнул головой. Он не отрывался от экрана телевизора.
«…По данным экспертов, — говорил диктор, — первый убийца будет иметь семьдесят шансов из ста убить Ведущего Игру Картрайта и заработать награду, предложенную Ризом Верриком. Напомним, что менее суток назад Конветет сместил Ведущего Игру Веррика, подчиняясь непредвиденному скачку. При неудаче первого убийцы игроки сделают ставки на второго. Шансы у него: шестьдесят против ста. По мнению экспертов, Картрайт только через два дня сумеет подготовить армию телепатов. Таким образом, для убийцы главное — быстрота, особенно в начальной стадии. Впоследствии дело осложнится, так как…»
— Уже заключено множество пари, — бросил Эл.
Лора, уютно устроившись в кресле, пыталась привлечь к себе внимание Бентли:
— Я рада тебя видеть. Ты, надеюсь, переберешься в Фарбен? Пока не подыщешь подходящее жилье, можешь остановиться у нас.
— Сейчас много хороших квартир занято инками, — сказал Эл.
— Они везде, — поддакнула Лора. — Видел хорошенькие зеленые и розовые домики в районе лабораторий экспериментального сектора? Так вот, сейчас в них живут инки. Естественно, теперь там всюду грязь, такие запахи… Позор! Почему они не нанимаются на рабочие поля? Каждый должен знать свое место!
— Я хочу спать, — зевнул Эл и бросил в рот финик. — Кстати, что такое финик? С какой он планеты? Он напоминает один из мясистых плодов с Венеры.
— Это из Малой Азии, — сказала Лора.
— Отсюда? С Земли? А кто провел мутацию?
— Никто. Это плод обычной пальмы.
Эл зачарованно протянул:
— Как бесконечно разнообразны творения рук твоих, Господи!
— Эл! — предостерегающе крикнула Лора. — Если бы тебя слышал сейчас кто-нибудь из твоих коллег!
— И что? — лениво потянулся Эл. — Я шучу.
— Они подумали бы, что ты — христианин.
Бентли поднялся с кресла.
— Я должен идти.
— Почему? — всполошилась Лора.
— Мне нужно забрать вещи с Птицы Лиры.
Эл дружески похлопал его по плечу.
— Фарбен позаботится об этом. Не забывай, что ты служишь у Веррика. Дай заказ в транспортную службу, и все будет сделано.
— Я предпочел бы заняться этим сам.
— Почему? — удивилась Лора.
— Целее будет, — уклонился от ответа Бентли. — Я возьму такси и за уик-энд съезжу. Не думаю, что я понадоблюсь здесь раньше понедельника.
— Кто знает, — покачал головой Эл. — Если Веррику кто-то требуется срочно, то…
— Чертов Веррик! — вскричал Бентли.
— Не горячись! — осадил его Эл.
— Я говорю, что думаю.
— Мне кажется, ты не вполне осознаешь происходящее.
— Возможно, — Бентли схватил пальто. — Спасибо за угощение, Лора. Это было великолепно.
— Тебе не хватает убежденности, — продолжал Эл.
— Это потому, что я не убежден. Вы владеете хорошенькой квартиркой со всем необходимым. Надеюсь, вы будете счастливы, а твоя кухня, Лора, и впредь будет поддерживать вас в убеждении, что вы счастливы, несмотря на все, что я могу сказать.
— Я в этом уверена, — ответила Лора.
«…Уже больше десяти тысяч, — вклеился в их разговор голос телевизионного диктора, — прибыло сюда со всех концов Земли. Судья Воринг объявил, что первый убийца будет утвержден в ходе этой сессии».
— Это же сегодня вечером! — восторженно воскликнул Эл. — Веррик не теряет времени даром. Стоит ему появиться, и все начинает вертеться. Этого нельзя не признать.
Бентли резким движением выключил телевизор.
— Вы не возражаете? — спросил он.
— Почему? — испуганно прошептала Лора.
— Я сыт по горло этим бесконечным гвалтом. С меня довольно этого Конветета.
Установилась напряженная тишина.
Наконец Эл, натянуто улыбаясь, произнес:
— Тебе не помешает капелька алкоголя перед уходом. Это тебя успокоит.
— Я и без того спокоен, — оборвал его Тед.
Он подошел к прозрачной стене и мрачно уставился на опоясанный огнями Холм Фарбен. Подобно этим то гаснущим, то вспыхивающим огням в его мозгу то появлялись, то исчезали различные образы и символы.
Можно выключить телевизор, сделать стенку непрозрачной, но невозможно перестать мыслить.
— Значит, — обиженно сказала Лора, — мы так и не увидим заседания Конветета Вызова?
— Ничего страшного, все это останется в записи, и ты сможешь крутить ее хоть всю оставшуюся жизнь, — попытался успокоить жену Эл.
— Но это интересует меня именно сейчас.
— Не переживай. Это продлится долго, — Эл все еще пытался разрядить обстановку. — Они еще даже не установили аппаратуру.
Лора демонстративно вышла из комнаты. Вскоре Тед и Эл услышали ожесточенное громыхание посудой.
— Она в бешенстве, — сказал Эл.
— Это из-за меня, — огорчился Бентли.
— Не волнуйся, это у нее пройдет. Послушай, если у тебя что-то не так и ты можешь со мной поделиться, то я весь внимание.
«Что мне тебе рассказать?» — подумал про себя Бентли и неуверенно начал:
— Я приехал в Батавию в надежде на нечто иное. Мне неприятна эта борьба за власть, в которой каждый топчет остальных, идет по трупам. Я мечтал о чем-то великом. Но здесь так же мерзко и грязно. Эти репортажи по телевизору производят на меня впечатление чего-то гадкого, только красиво раскрашенного.
Эл Дэвис торжественно поднял короткий розовый палец:
— Меньше чем через неделю Риз Веррик снова займет место Человека Номер Один. С его деньгами он найдет убийцу. Ты слишком нетерпелив, вот и все. Подожди неделю — и все станет, как прежде, а может, еще лучше.
Вернулась Лора, и, хотя ярость на ее лице улеглась, все же было видно, что она раздражена.
— Эл, пожалуйста, включи трансляцию Конветета, — потребовала она. — Думаю, именно сейчас выбирают убийцу.
— Я включу, — устало сказал Бентли. — Я все равно ухожу.
Он нажал кнопку и тотчас пошел к двери, а вслед ему несся неистовый вой толпы, приветствующей Веррика.
«Убийца! — ревел телевизор тысячами глоток, пока Тед Бентли, зажав уши руками, бежал по тропинке прочь от дома. — Через секунду мы назовем его имя…»
Крики «Ура» перешли в могучее крещендо, мгновенно перекрывшее голос диктора: «Пеллиг!!!»
Наконец диктору удалось перекричать зал: «…Под аплодисменты народа… волей всей планеты… первым убийцей избран Кейт Пеллиг!»
Металлический шар внезапно преградил путь Бентли. Дверь распахнулась и из него вышел человек.
— Кто вы? — спросил Бентли.
Ветер кружил в воздухе опавшие листья. В кромешной тьме был слышен лишь глухой шум с заводов Холма Фарбен.
— Где вас черти носят? — резко спросил женский голос. — Я ищу вас больше часа.
— Я был у Дэвисов, своих друзей.
Элеонора Стивенс, а это была она, подошла к Бентли вплотную.
— Вы обязаны постоянно поддерживать с нами связь. Веррик недоволен, — она нервно огляделась. — А Дэвис где? В доме?
— Разумеется, — Бентли начинал злиться: — Что все это значит?
— Спокойнее, — голос Элеоноры был холоден и отчужден. — Идите и позовите Дэвиса и его жену. Я жду вас в машине.
Эл удивился, увидев Бентли на порогу, своего дома.
— За нами прибыли, — пояснил Тед. — За Лорой тоже.
Лора, сидя на краю кровати, снимала сандалии. Увидев Бентли, она резко вскочила:
— Что случилось?
— Пойдем с нами, дорогая, — мягко сказал Эл.
Вскоре все трое, одетые в тяжелые пальто и рабочие ботинки, вышли на ледяной холод.
Элеонора распахнула дверцу:
— Полезайте.
Стояла кромешная тьма, и перепуганная Лора спросила:
— А что, света нет?
— Чтобы сесть в машину, он вам не нужен, — отрезала Элеонора.
Наконец, все расселись. Мгновенно рванув с места, шар заскользил по дороге. За стеклами окон замелькали темные силуэты домов и деревьев. Потом шар с тихим рокотом оторвался от земли, Какое-то время он летел на бреющем полете, затем поднялся выше, и дальше полет продолжался высоко над городом.
— Что все это значит? — спросил Бентли.
Элеонора никак не отреагировала на его вопрос.
— Мы имеем право знать.
Девушка слегка улыбнулась:
— Вас ждет небольшой прием.
В этот момент их тряхнуло: магнитные телекрючья, схватив машину, подвели ее к высотному зданию. Автомобиль, въехав в вогнутой формы блок, замер напротив магнитного диска. Элеонора отключила контакт и открыла дверь.
— Выходите, — приказала она. — Мы приехали.
Молчаливой цепочкой они шли за Элеонорой по узкому пустынному коридору. Лишь изредка на поворотах попадались сонные от скуки охранники, одетые в униформу. Открыв двойную дверь, Элеонора жестом велела своим спутникам следовать за ней. Неуверенно переступив порог, они оказались в теплом и душном помещении.
Риз Веррик сидел спиной к ним. Он сосредоточенно ковырялся в каком-то предмете.
— Как вы приводите в действие этот проклятый механизм? — прогудел он.
Находящийся здесь же Херб Мур протянул руку: — Дайте мне…
Он не успел договорить. Раздался резкий скрежет, и Веррик огорченно воскликнул:
— Я его сломал!
— У вас неловкие руки, — буркнул Мур.
— Что? — рявкнул Веррик и, только сейчас заметив вошедших, повернулся к ним всем корпусом. Он напомнил Бентли медведя, загнанного в тесную клетку.
От взгляда Веррика всем сделалось не по себе. Элеонора, бледная от волнения, сбросила манто.
— Вот они, — сказала она. — Они вместе проводили вечер.
Ее легкое тело в облегающем бархатном костюме скользнуло к камину. В отблесках пламени кожа ее обнаженных плеч и груди казалась яркопунцовой.
— Вы должны находиться только там, где я вас могу отыскать, — сказал Веррик Теду Бентли, — и добавил с досадой: — У меня сейчас нет телепатов, а это осложняет дело.
Веррик ткнул пальцем в сторону Элеоноры:
— Она отправилась со мной, но она больше ничего не может.
Элеонору передернуло от этих слов, но она промолчала.
Веррик резко обернулся к Муру:
— Как у тебя, получается или нет?
— Сейчас закончу.
Вскоре сияющий Мур подошел к ним, держа в руках уменьшенную модель ракеты.
— Отлично, — довольно сказал он. — Впервые в истории экс-Ведущий Игру сам выбрал убийцу. Пусть толпа думает, что это палец старика-судьи указал на Пеллига. Все было предопределено раньше…
— Не болтайте слишком много, — остановил Мура Веррик. — Вы прямо-таки набиты словами, большая часть которых ничего не означает.
Мур расхохотался:
— Хорошо, что Группа телепатов только это и выяснила.
Бентли отошел в сторону.
Стены помещения были украшены деревянными панно, вывезенными, по-видимому, из какого-то древнего монастыря. Да и сама форма зала с высоким сводчатым потолком наводила на мысль о церкви. Окна были украшены витражами. В простенках висели великолепные ковры. На каминной полке были расставлены потускневшие от времени старинные кубки. Бентли взял один из них в руки.
— Средневековый саксонский стиль, — небрежно пояснил Веррик, — а это, — он указал на деревянное панно, — взято из дома, построенного в средние века.
Казалось, лучи света насквозь пропитали древнюю древесину.
Бентли переходил от предмета к предмету, по-прежнему недоумевая, зачем они понадобились Веррику.
Наконец, Веррик, обменявшись взглядом с Муром, сказал:
— Сейчас вы увидите Пеллига. Мур и Элеонора с ним уже знакомы.
Пронзительно хихикнув, Мур подтвердил:
— Да, я с ним знаком.
— Он очарователен, — бесцветным голосом произнесла Элеонора.
— Поговорите с ним, — сказал Веррик. — Понаблюдайте за ним. Я надеюсь, что нам хватит одного убийцы. Партия убийц нам не нужна.
С этими словами Веррик распахнул дверь, за которой в просторном залитом светом зале веселилось несколько десятков элегантно одетых людей.
— Входите, — приказал Веррик. — Сейчас я приведу Пеллига.
— К вашим услугам месье или мадам. Элеонора взяла стакан с подноса, который держал робот.
— А вы, Бентли?
Бентли нерешительно протянул руку к стакану.
— Это не очень крепко, вот увидите. Приготовлено из ягод, растущих на солнечной стороне Каллисто. Для их сбора Веррик основал там рабочее поле.
Прежде чем Бентли сделал глоток, Элеонора произнесла тост:
— За храбрость!
— Что это значит?
Бентли оглядел зал, битком набитый людьми. По их манерам, одежде он определил, что все они принадлежат к высшим классам общества.
— У меня впечатление, что они сейчас пустятся в пляс.
— Они уже поели и потанцевали, — рассмеялась Элеонора. — Великий Боже! Уже два часа утра. Сколько за это время произошло: скачок, Конветет Вызова, это торжество… — внезапно она осеклась и тихо сказала: — Вот он.
Элеонора больно сжала руку Бентли:
— Это Пеллиг. Посмотрите на него. Обернувшись, Бентли увидел бесцветного субъекта с соломенными жирными волосами, с чертами лица плоскими и невыразительными. Еще большую незначительность облику Пеллига придавал контраст с сопровождавшим его гигантом.
Не отпуская руки Бентли, Элеонора спросила:
— Что вы думаете о нем?
— Он не произвел на меня никакого впечатления.
Бентли, заметив, что в зал вошел Веррик в сопровождении Мура и еще нескольких незнакомых ему людей, резко шагнул в сторону.
— Куда вы? — спросила Элеонора.
— Я возвращаюсь, — бросил Бентли.
— Куда? — Элеонора с тревогой взглянула на него. — Дорогой мой, я не могу вас прозондировать. Я лишилась своего дара, — она приподняла огненно-рыжую шевелюру и указала на синевато-серые пятна вокруг ушей.
— Я не понимаю вас, — охнул Бентли. — Вы отказались от такого редкого дара…
— Вы, как Вейкман… Если бы я осталась в Группе, мне пришлось бы использовать свой дар против Риза… Что же мне оставалось делать? — в печальных глазах Элеоноры стояли слезы. — Если б вы знали, какая это потеря для меня! Словно я лишилась зрения. Поначалу я плакала — я не могла с этим смириться. Я была полностью раздавлена.
— А теперь?
— Раз это непоправимо, то не нужно об этом думать. Не будем больше об этом. Давайте допьем наш напиток, кстати, он называется «Метановый бриз». Я думаю, что на Каллисто атмосфера состоит из метана.
— Вы были в космических колониях? — спросил Бентли, смочив горло ароматной и довольно-таки крепкой жидкостью. — Вы видели когда-нибудь рабочие поля? Или колонии скваттеров после прихода полицейского патруля?
— Нет, — ответила Элеонора. — Я никогда не покидала Землю. Я родилась девятнадцать лет назад в Сан-Франциско. Все телепаты родом оттуда. Во время Финальной войны экспериментальные установки Ливермора были разрушены советскими ракетами. Видимо, произошло серьезное облучение немногих уцелевших жителей города. Все члены Корпуса — родственники, мы все происходим из одной семьи: Ирла и Верны Филипс. Меня с детства готовили к работе в Группе и всячески развивали дар телепатии.
В зал полились звуки музыки — случайное сочетание непредсказуемых и постоянно меняющихся тональностей. Исходили они от музыкальных роботов. Несколько пар закружились в танце. Неподалеку от Бентли и Элеоноры шел оживленный спор. Доносились обрывки фраз:
— …он объявился, выпущенный лабораторией в тот…
— …вы наденете брюки на кошку? Это бесчеловечно…
— Достичь подобной скорости? Что вы!
— А что здесь делает Веррик? — спросил Бентли.
— Пойдемте, послушаем его, — предложила Элеонора.
Они подошли к группе людей, обступивших Веррика и Мура.
— Мы сами создаем себе проблемы, — гремел могучий бас Веррика. — Они не более реальны, чем проблемы обеспечения продовольствием или те, что связаны с излишком рабочей силы.
— Почему?
— Наша система целиком искусственная. Игра в Минимакс была создана двумя математиками в ходе второй мировой войны.
— Открыта, а не создана, — уточнил Мур. — Они обнаружили, что социальные ситуации аналогичны играм вроде покера. Система, используемая в нем, оказалась годной и в реальной жизни: в деловых отношениях и на войне.
— Мне неясны различия между случайной игрой и стратегической, — сказала Лора Дэвис.
— Разница огромная, — раздраженно ответил Мур. — В случайной игре не пытаются специально обмануть соперника, в покере же, наоборот, почти все игроки блефуют, употребляя ничего не значащие жесты, ложные объяснения, чтобы обмануть других и не дать им проникнуть в свои истинные замыслы. В результате удается заставить противника делать глупости.
— Например, я говорю, что у меня хорошие карты, хотя на деле это не так?
Мур, не отвечая на вопрос Лоры, обратился к Веррику:
— Итак, вы отрицаете, что общество развивается как стратегическая игра? Минимакс — гениальная теория. Она дала нам рациональный, научный метод для выявления той или иной стратегии и для преобразования стратегической игры в случайную игру, к которой применимы статистические методы точных наук.
— Так, так, — саркастически осклабился Веррик, — эта проклятая система без всякого основания выбрасывает человека наружу, а вместо него возвеличивает осла, дурака, сумасшедшего, выбранного случайно, даже без учета его класса и способностей.
— Разумеется! — воскликнул Мур. — Наша система базируется на Минимаксе. Она заставляет всех нас играть в Минимакс, и поэтому каждый в любой момент может потерпеть фиаско. Мы должны отказаться от мошенничества и действовать абсолютно разумно.
— Нет ничего разумного в непредсказуемых скачках! — прогремел Веррик. — Не может быть разумным механизм, подчиняющийся воле случая!
— Случайный фактор — следствие рациональных аргументов. Нельзя противопоставлять стратегию непредсказуемым скачкам. Нам остается только принять случайный метод: статистический анализ событий и понимание того, что, если мы действуем случайным образом, наш соперник никогда не раскроет наши планы поскольку мы сами не знаем, что станем делать.
— В результате все мы стали суеверными кретинами, — прервал его Веррик. — Пытаемся трактовать знаки и предзнаменования: полеты белых ворон и рождение мутанта — теленка с двумя головами. Мы так зависим от воли случая, что утратили чувство реальности. Мы не можем составить никакого плана, мы живем без будущего.
— Никакой план не возможен при существовании телепатов. Они моментально раскроют всю вашу стратегию, как только вы начнете играть.
Веррик мотнул головой:
— Я не ношу амулетов. Меня не защищают ни лепестки роз, ни помет леопарда, ни слюна совы. Я веду ловкую игру, а не случайную. При ближайшем рассмотрении у меня можно и не обнаружить какой-либо стратегии. Я никогда не доверюсь теоретическим абстракциям. Я предпочитаю действовать эмпирически, я сделаю то, что требует каждая конкретная ситуация. Ловкость и ум — вот, что необходимо. И они у меня есть.
— Ловкость — функция случая. Иными словами, это интуитивный выбор того, что в ситуации, определенной случаем, является наиболее предпочтительным. В своей жизни вы уже многое познали, поэтому вам по силам многое распознавать заранее…
— А Пеллиг? Это — стратегия, или я ошибаюсь?
— Стратегия предусматривает обман. Что касается Пеллига, то им никто никогда не будет обманут.
— Абсурд! — крикнул Веррик. — Вы уверяли нас, что Группа ничего не узнает.
— Это была ваша идея, — возразил Мур. — Я повторю то, что не раз говорил: они узнают все, а вот сделать ничего не смогут. Если бы это касалось только меня, я бы не медля выступил бы по телевидению и объявил это.
— О, на это дурости у вас хватит!
— Пеллиг непобедим! — крикнул Мур, взбешенный тем, что Веррик оскорбил его на виду у всех. — Мы сочетаем основные идеи Минимакса. Избрав стратегию в качестве отправного пункта, я сделал…
— Прекратите! — скомандовал Веррик. — Вы чересчур разговорчивы.
Наклонив голову, Веррик стремительно пошел через зал.
— Всякая неопределенность, — на ходу продолжая спор, говорил он, — должна исчезнуть. Пока этот дамоклов меч висит над нами, невозможно ничего предвидеть, нельзя осуществить ни одного проекта.
— Именно для этого неопределенность и существует! — крикнул ему вслед Мур.
— Ну так дайте мечу упасть. Избавьте нас от него!
— Нельзя включать и выключать Минимакс по желанию. Это закон.
Бентли подошел к Муру:
— Вы верите в законы природы? — спросил он. — Вы из класса восемь-восемь?
— Какого черта вы лезете в наш разговор?
Веррик обернулся:
— Это Тед Бентли, как и вы, он принадлежит классу восемь-восемь. Он теперь служит у нас.
Мур побледнел.
— Класс восемь-восемь? У нас нет нужды в дополнительных специалистах этого класса.
Он вцепился взглядом в Бентли.
— Вас, по-моему, только что выгнали с Птицы Лиры? Вы — выброшенный кусок!
— В точку, — хладнокровно произнес Бентли. — И я пришел прямо сюда.
— Зачем?
— Интересуюсь, что вы тут делаете.
— Это вас не касается.
— Хватит! — приказал Веррик. — Замолчите или вон отсюда. По нраву вам или нет, а Бентли будет работать с нами.
— Нет, я никого не допущу к работе над этим проектом! — Мура терзали страх, ненависть и профессиональная ревность. — Он не сумел удержаться даже на Холме третьего сорта, он недостаточно…
— Поживем — увидим, — остудил Мура Бентли. — Я заранее рад возможности проверить ваши записи и вашу работу.
— Пойду, пропущу стаканчик, — сказал Веррик. — Мне надоело слушать эту болтовню.
Мур, бросив злобный взгляд на Бентли, поспешил за Верриком.
Элеонора глазами, полными тоски, посмотрела вслед Веррику:
— Уходит наш хозяин. Премиленький вечер, не так ли?
От шума голосов, суматошного движения людей в сверкающих одеждах у Бентли разболелась голова. В зале царил хаос. На полу валялись окурки и осколки стекол. Свет мерцающих и постоянно изменяющих форму огней резал глаза. Опершись о стену, какая-то молодая женщина, не выпуская изо рта сигарету, сбросила сандалии и царапала ногтями свои ноги. Кто-то сильно толкнул Бентли в спину. Он чуть было не задохнулся от ярости и отчаяния.
— Чего тебе хочется? — спросила Элеонора.
— Уйти.
Не выпуская из рук стакана, Элеонора повела его к одному из выходов.
— Тебе это кажется лишенным смысла, — сказала она, — но Веррик устроил это сборище с конкретной целью…
Договорить она не смогла, так как Херб Мур преградил им дорогу. С ним был бледный, тихий Кейт Пеллиг.
— А вот и вы! — вскрикнул Мур, уставив на Бентли налитые кровью глаза. Захохотав, Мур шлепнул Пеллига по спине.
— Вот оно — самое важное открытие нашей эпохи. И вот оно — самое важное из всех живых существ. Вглядитесь в него хорошенько, Бентли!
За все это время Пеллиг не произнес ни звука.
Взгляд бесцветных, лишенных выражения глаз скользил с Элеоноры на Бентли и обратно. Тело его было будто ватным. Он производил впечатление чего-то асептического — без вкуса, без цвета, без запаха…
Бентли протянул руку:
— Привет, Пеллиг!
Пеллиг вяло пожал пальцы Теда. Кожа убийцы была холодной и влажной.
— Какого мнения вы о нем? — запальчиво спросил Мур. — Неплохо, а? Это самое крупное открытие человечества после изобретения колеса!
— Где Веррик? — перебила Херба Элеонора. — Пеллиг не должен отходить от негр.
Мур взбесился еще больше.
— Еще чего? Кто…
— Прекратите! Вы слишком много выпили!
Бентли смотрел на Пеллига как загипнотизированный. Все в нем отталкивало его. Он казался существом бесполым. Заметив, что у Пеллига нет стакана в руке, Бентли спросил:
— Вы не пьете?
Пеллиг покачал головой.
— Возьмите, выпейте, — Бентли неловко повернулся к проходящему неподалеку роботу. Поднос со стаканами грохнулся на пол.
Робот моментально все убрал и принес порцию «Метанового бриза».
— Держите, — Бентли сунул стакан Пеллигу. — Пейте, ешьте, развлекайтесь. Завтра обязательно кто-то умрет. Разумеется, это будете не вы.
— Хватит, — шепотом остановила Бентли Элеонора.
Не обращая на нее внимания, Тед продолжал:
— Как вы чувствуете себя в шкуре профессионального убийцы? Вы же не похожи на убийцу. Вы не похожи ни на что, даже на человека. В особенности — на человека…
Вокруг них стала собираться толпа.
Элеонора в испуге потянула Бентли за рукав:
— Ради Бога! Веррик идет!
— Оставь меня. Это мой рукав. Он почти все, что у меня осталось.
Бентли вновь впился глазами в Пеллига. Мозг его горел.
— Пеллиг, что толкнуло вас пойти на убийство человека, которого вы никогда не видели, человека, который не сделал вам ничего — ни хорошего, ни плохого; несчастного, невинного человека, волею случая оказавшегося на пути сильных мира сего?
— Что вы хотите сказать? — процедил сквозь зубы Мур. — Вас не устраивает Пеллиг? Учтите, я не дам его в обиду.
Пробивая локтями дорогу, к ним спешил Веррик.
— Вечер закончен, — раздраженно объявил он, — возвращайтесь домой. Когда вы понадобитесь, я вас вызову.
Люди поспешили к выходу. Роботы уже заняли свои места в раздевалке.
— Пойдем наверх, — Веррик бесцеремонно подтолкнул Пеллига. — Уже поздно.
Поднимаясь по широкой лестнице, он неожиданно произнес:
— Все-таки мы славно поработали. А теперь баста! Я иду спать.
Едва удерживаясь на ногах, Бентли крикнул вдогонку:
— Послушайте, Веррик, а почему бы вам самому не убить Картрайта? Исключите посредника. Это ведь будет более научно.
Не замедлив шага и даже не обернувшись, Веррик захохотал.
— Я с вами поговорю завтра, — сказал он, перестав смеяться. — Возвращайтесь к себе и ложитесь спать.
— Нет! — упрямо ответил Бентли. — Я здесь, чтобы выяснить, какова ваша стратегия, и не уйду отсюда, пока не узнаю.
Веррик повернулся к нему.
— Что? — взревел он.
— Вы меня прекрасно слышали, так что повторять не буду.
И в этот момент Бентли почудилось, что комната со всеми обитателями поплыла в сторону. Когда он очнулся, Веррика уже не было.
Элеонора, нагнувшись к Бентли, прошептала:
— Глупец!
— Нет, он просто ненормальный, — желчно обронил стоявший рядом Мур. — Элеонора, проводите его.
Бентли открыл рот, чтобы ответить, но не издал ни звука.
— Он ушел, — наконец с трудом произнес он. — Все ушли. Пеллиг — это восковой паяц.
Элеонора затянула Бентли в соседнюю комнату.
— Бентли, ты и вправду ненормальный.
— Я пьян. Это из-за горлодера с Каллисто. А это правда, что тысячи рабов задыхаются в метановой атмосфере, чтобы Веррик мог залить себе глотку?
— Садись.
Элеонора подтолкнула его к стулу.
— Все рушится, — чуть не плача сказала она. — Мур так горд своим Пеллигом, что готов показать его всему миру. Веррик никак не приспособится к своему новому положению. Он не может уяснить, что у него нет больше телепатов, которые поддерживали бы его!
Элеонора отвернулась от Бентли и закрыла лицо руками. Тед смотрел на нее, ничего не понимая.
— Я могу что-нибудь для вас сделать? — участливо спросил он.
Не отвечая, Элеонора высыпала из стоящей на столе чашки конфеты, налила в нее из кувшина воду и умылась.
— Бентли, — сказала она. — Уйдем отсюда.
Элеонора быстро поднялась и пошла к двери.
Бентли последовал за ней. Как два привидения скользили они по мрачным владениям Веррика среди статуй, ковров, витражей, роботов… Наконец, они поднялись на не столь роскошный пустынный этаж, погруженный во мрак и тишину. Элеонора взяла Теда за руку.
— Я иду спать, — сказала она. — Хочешь, иди со мной, а нет — возвращайся.
— Куда? — спросил Бентли.
Вдруг он услышал голоса. Некоторые из них показались ему знакомыми. Обернувшись снова к Элеоноре, он не увидел ее рядом с собой. Неуверенно ступая, Бентли двинулся вперед. Через несколько шагов он обо что-то ударился и сверху на него обрушился каскад каких-то предметов.
— Что вы тут делаете? — крикнул кто-то в темноте, и Тед узнал голос Мура. — Ваше место не здесь! Убирайтесь вон! Идите к другим, таким же выброшенным! Класс восемь-восемь! Не смешите! Кто вам сказал…
Бентли с размаху ударил Мура. Липкая, теплая кровь с разбитого лица Херба брызнула ему в глаза. Опять что-то посыпалось сверху.
— Прекратите! — закричала Элеонора. — Ради Бога остановитесь!
Бентли отступил от Мура, который вытирал окровавленное лицо, все еще продолжая кричать:
— Я убью вас! Вы еще обо всем пожалеете, Бентли!
И тут снова все поплыло перед глазами Теда.
Когда он пришел в себя, то заметил, что сидит на чем-то низком и, наклонившись вперед, пытается стянуть с ног ботинки. Где-то сбоку мерцал слабый свет. Стояла полная тишина.
— Запри дверь, — тихо сказала Элеонора. — Мур совсем потерял голову. Он как ненормальный бродит по коридорам.
Нащупав дверь, Бентли щелкнул замком.
В центре комнаты Элеонора расстегивала сандалии. Бентли смотрел на нее с почти религиозным чувством. Элеонора сбросила сандалии и сняла свой облегающий костюм. Не будучи в силах больше вынести такого зрелища, Бентли шагнул к девушке. Шум в голове усилился и грозил расколоть череп. Тед закрыл глаза и отдался уносящему его потоку.
Проснулся он поздно. В комнате стоял адский холод. Было тихо. Тед почти не помнил, что с ним произошло.
Сквозь открытое окно в комнату врывался резкий ледяной ветер. Силясь собраться с мыслями, Бентли оглянулся по сторонам.
Тут и там между грудами одежды лежали люди. Пытаясь найти дверь, Бентли то и дело натыкался на их обнаженные тела. Все это шокировало и ужасало его. У стены он заметил безмятежно спящую Элеонору. Потом он наткнулся на Эла Дэвиса и Лору…
Какой-то мужчина тяжело захрапел, Бентли вздрогнул. Под ногой раздался хруст раздавленного стекла. Тед оглянулся и застыл в недоумении: на полу лежал человек со странно знакомым лицом. Он нагнулся к нему поближе и чуть не закричал от ужаса: это был он сам!
Бентли стремглав бросился вон. Подгоняемый страхом он бежал по коридорам, пока не оказался в алькове, откуда дальше не было выхода.
Неясный силуэт парил перед ним в зеркале. Казалось, что это огромное безжизненное насекомое, застрявшее в паутине. Тед тупо уставился на льняные волосы, невыразительные вялые губы, бесцветные глаза. Руки человека висели плетьми, будто у них не было костей.
Нечто — тихое, бесцветное и невыразимо отвратительное глядело на него и не издавало Ни звука.
Бентли закричал — и изображение исчезло. Не чувствуя под собой ног, Тед выскочил из алькова и подстегиваемый ужасом взлетел — да, именно взлетел! — к куполу этого жуткого здания.
С вытянутыми вперед руками, слепой, испуганный, он несся с бешеной скоростью, врывался в двери, пересекал комнаты, коридоры, бился о потолок, стены…
Наконец, ударившись о кирпичный камин, Бентли с воплем свалился на пол. Мгновение он лежал почти бездыханный, затем встал и исступленно рванулся вперед, закрыв лицо руками.
Впереди он услышал звуки. Из полупустой двери струился свет.
Пятеро человек сидели вокруг стола.
Прихлебывая из чашек кофе, люди переговаривались и что-то записывали в свои блокноты. Среди них выделялся человек с могучими плечами.
— Веррик! — закричал Бентли.
Вырвавшийся из него голос был похож на писк насекомого.
— Веррик, помоги мне!
Веррик бросил на него разгневанный взгляд.
— Я занят! У меня срочное дело!
— Веррик! — вновь закричал Бентли. — Кто я?
— Вы Кейт Пеллиг, — раздраженно бросил Веррик и, вытерев пот со лба, добавил: — Вы убийца, утвержденный Конвететом. Менее чем через два часа вы должны быть готовы приняться за работу. Задача перед вами поставлена.
В этот момент в комнату вбежала Элеонора Стивенс.
— Веррик! Это не Кейт Пеллиг! Вызовите Мура и заставьте его все рассказать. Он зол на Бентли и решил отомстить.
Веррик вскочил:
— Так это Бентли? Чертов Мур! В конце концов он все испортит!
Элеонора с тревогой взглянула на Теда. Рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, подчеркивали ее бледность.
— Пожалуйста, Веррик, — с мольбой в голосе обратилась Элеонора к Ризу. — Велите врачам дать Бентли что-нибудь успокоительное. И не пытайтесь ему что-либо объяснить, он пока еще не в себе и еще не очень, вы меня понимаете, владеет своим телом.
Наконец пришел Мур, подавленный и испуганный.
— Ничего страшного, — пробормотал он виновато. — Я немного погорячился и все.
Он взял Бентли за руку:
— Пойдемте, мы сейчас все исправим.
Бентли отстранился от Мура. В полном недоумении он смотрел на свои незнакомые руки.
— Веррик, — тихо простонал он. — Помогите.
— Все будет хорошо, — ободрил его Bеррик. — Вот идет доктор.
Врач занялся Тедом. Мур с понурым видом стоял поодаль. Элеонора, закурив сигарету, наблюдала, как в вену на руке Бентли вводят иглу.
Погружаясь в небытие, Тед услышал голос Веррика:
— Вы, Мур, должны были либо убить его, либо оставить в покое. Рассчитываете, что он когда-нибудь простит вас?
На какое-то время все исчезло. Затем, как сквозь пелену, до Бентли донеслись приглушенные голоса.
— Мне кажется, Риз не понимает до конца, что такое Пеллиг, — сказала Элеонора.
— Он слаб в теории, — мрачно ответил Мур.
— Ему этого не нужно. В его распоряжении сотни блестящих умов, которые разберутся в теории лучше его.
— И лучше, чем я?
— Не пойму, почему вы с Ризом? Вы же его не любите. Вы с ним плохо ладите.
— Потому что у него есть деньги, необходимые для проведения моих исследований. Я был бы ничто без его материальной поддержки.
— Это так, но в конечном счете именно он выиграет от результатов вашей работы.
— Это не главное. Вы же знаете, я продолжил основные работы Мак-Миллана над роботами. Он зациклился на разработке суперпылесосов, суперперчаток, глупых и почти немых слуг… Он всегда изобретал нечто громоздкое, крепкое — нечто такое, что могло бы облегчить существование инков. Он мечтал избавить мир от слуг. А все потому, что он тоже был инком. Наверняка, его классификация была куплена на «черном рынке».
Раздался шум шагов робота.
Элеонора взяла с подноса стакан шотландского виски с содовой.
— Дело пойдет, — уверенно сказал Мур. — Все получится у старины Пеллига.
— Но вы-то сейчас им не сможете заниматься. Это не для вашего теперешнего состояния.
— Еще чего? — возмутился Мур. — Пеллиг мой.
— Он принадлежит всему миру, — холодно отрезвила его Элеонора. — Вы так увлеклись игрой в шахматы без доски, что даже не замечаете, какую опасность навлекаете на всех нас. Каждый упущенный нами час увеличивает шансы этого сумасшедшего Картрайта. Если бы вы этой ночью не перевернули все вверх дном для сведения личных счетов, Картрайт был бы уже мертв.
Бентли вышел из оцепенения. К своему удивлению он почувствовал себя полным сил. В комнате, утопавшей в полумраке, светился огонек чьей-то сигареты. Присмотревшись, Тед увидел Элеонору. Рядом с ней сидел Мур.
Элеонора зажгла ночник.
— Тед?
— Который час?
— Половина девятого.
Элеонора нагнулась над лежащим в кровати Бентли:
— Как ты себя чувствуешь?
Тед сел на краю постели:
— Я хочу есть.
Неожиданно он ударил себя кулаком по лицу.
— Не беспокойся, это — ты, — успокоила его Элеонора.
— Все это действительно было?
— Да.
Элеонора потянулась за другой сигаретой.
— Это еще не раз повторится, — сказала она. — Но перед этим тебя предупредят. Тебя и еще двадцать три человека…
— Где моя одежда? — резко спросил Бентли.
— Зачем она тебе?
— Я ухожу.
Мур подскочил к Бентли:
— Это невозможно. Отдавайте себе отчет. Теперь вы знаете, что такое Пеллиг, и поэтому не надейтесь, что Веррик позволит вам отсюда уйти.
— Вы нарушаете правила Конветета Вызова.
Бентли отыскал свою одежду в шкафу и начал одеваться.
— По правилам вы имеете право послать только одного убийцу. А ваш Пеллиг сфабрикован так, что, производя впечатление единственного, он…
— Спокойно, — остановил его Мур. — Это не ваше дело.
— Ваш Пеллиг целиком синтетический.
— Точно, — осклабился Мур. — Ну и что с того?
— Пеллиг — проводник. Вы начините его дюжиной первосортных умов и отправите в Батавию. После смерти Картрайта вы уничтожите Пеллига, а те, кто оживлял его, займутся прежней работой. Конечно, вы их хорошо отблагодарите.
Мур развеселился.
— Ваша идея превосходна. Только ведь мы уже пытались ввести в Пеллига одновременно троих людей. Результатом был полный хаос. Каждый тянул в свою сторону.
— Есть ли у Пеллига хоть какая-то индивидуальность? — спросил Бентли, продолжая одеваться. — Что происходит, когда в нем сидит чей-либо ум?
— Он возвращается к так называемой вегетативной стадии. Он не умирает, но нисходит до примитивного уровня, этакого сумеречного состояния.
— А кто был в нем вчера вечером?
— Один препротивный тип, сотрудник лаборатории. Пеллиг — идеальный проводник: он почти не привносит искажений.
Бентли устало сказал:
— Когда я находился внутри него, у меня сложилось впечатление, что я был не один. Пеллиг был со мной.
— Я чувствовала то же самое, — подтвердила Элеонора. — Мне показалось, что под мой костюм проникла змея. А ты когда это почувствовал?
— Когда смотрелся в зеркало.
— О, в эти моменты нельзя подходить к зеркалам! Я это поняла сразу же. Ты хоть сам мужского рода, а каково мне? Для женщин это чересчур жестокое испытание. Муру не следует использовать женщин в этом эксперименте. Велика вероятность шока.
— Вы хоть предупреждаете людей?
— У нас хорошо тренированная группа, — ответил Мур. — В последние месяцы через нас прошли десятки людей. Большинство не выдерживают. Спустя несколько часов после начала опыта экспериментаторы начинают переживать что-то вроде клаустрофобии, остается только одна мысль: выбраться. У них такое чувство, словно, их, как говорит Элеонора, обвила змея.
— Сколько человек в вашей группе? — спросил Бентли.
— Десятка два. Кстати, в ней и ваш друг Дэвис. Он нам очень подходит, невозмутим, спокоен, послушен.
— Этим, вероятно, и объясняется его новая классификация.
— Да. Все участники эксперимента вырастают на класс. Причем они ничем не рискуют. А если Пеллиг начинает фальшивить, мы отстраняем от опыта того, кто в данный момент в нем.
— Да… система, — пробормотал Бентли.
— И пусть кто-нибудь докажет, что мы нарушаем правила Конветета, — воодушевился Мур. — Наше ведомство изучило всю подноготную. Никто не сможет к нам придраться. Закон требует, чтобы в деле был только один убийца, избранный Конвететом. Кейт Пеллиг избран Конвететом. И он один.
— Не понимаю преимуществ вашего метода.
— Вы все поймете, — сказала Элеонора. — Мур все объяснит вам.
— Только после того, как я поем, — согласился Бентли.
Они отправились в столовую. Заметив Пеллига, сидевшего за столом рядом с Верриком, Бентли замер на месте.
— Что с тобой? — спросила Элеонора.
— Кто сейчас в нем? — Тед указал на уплетающего эскалоп и картофельное пюре Пеллига.
— Какой-нибудь техник из лаборатории. Мы постоянно кого-нибудь в него направляем. Таким образом, мы лучше узнаем его, а это увеличивает наши шансы.
Они сели напротив. Бентли почувствовал тошноту. Так на него действовало присутствие Кейта Пеллига.
— Послушайте, — судорожно сказал Тед, — это еще не все.
Элеонора и Мур тревожно переглянулись.
— Я не чувствовал под ногами землю. Это был не бег. Я летал, — голос Бентли снизился до шепота. — Что-то произошло. Я был как фантом. Я двигался со страшной скоростью. Потом ударился о камин.
Бентли дотронулся до лба, но ни шишки, ни ссадины не обнаружил.
— Объясните, что это было?
— Все объясняется малым весом, — сказал Мур. — Тело у Пеллига очень легкое, и, кроме того, оно более подвижно, чем обычное человеческое.
На лице Бентли по-прежнему была гримаса недоумения, и Элеонора попыталась дать свое объяснение:
— Пеллиг, видимо, выпил коктейль из лекарственных трав перед тем, как вы вошли в его тело.
Ее перебил грубый голос Веррика:
— Мур, вы весьма сильны в абстракциях, — он протянул Муру пачку листков из металл-фойла. — Это конфиденциальные рапорты о Картрайте. Может, это не так уж и важно, но есть некоторые моменты, которые меня обескураживают.
— Какие? — поинтересовался Мур.
— Во-первых, у него есть правовая карточка. Это необычно для инка. Его шансы иметь карточку были так малы…
— С точки зрения статистики всегда существует вероятность…
Веррик пренебрежительно фыркнул:
— Ситуация гораздо интереснее, чем мы предполагаем. Проклятая лотерея! Какой смысл было хранить карточку, дающую один шанс из шести миллиардов, шанс, который никогда не выпадет? Инки, если у них не заберут карточку еще на Холме, обычно перепродают ее. Сколько она стоит?
— В пределах двух долларов, — отозвался Мур, — но цена растет.
— Вот видите, а Картрайт сохранил свою. И это еще не все, по данным рапортов в течение последнего месяца Картрайт купил еще, по крайней мере, полдюжины правовых карточек.
Мур подскочил:
— В самом деле?
— Быть может, — предположила Элеонора, — это для него просто амулеты?
Веррик взревел, как бешеный бык:
— Заткните ей рот. Я не хочу слышать об амулетах, — он ткнул пальцем в грудь девушки. — Зачем вы таскаете на себе эту саламандру? Снимите и выбросьте!
Элеонора в ответ лишь растерянно улыбнулась.
— У вас есть еще какая-нибудь информация? — спросил Мур.
— Недавно состоялось собрание Общества престонистов, — Веррик сжал кулаки. — Может, Картрайт нашел то, что искал и я и все кругом, — способ обуздать скачок? Если я узнаю, что в этот день Картрайт ждал уведомление…
— Что вы тогда сделаете? — быстро спросила Элеонора.
Веррик не нашел слов, чтобы ответить.
В столовой воцарилась тишина. Опустив голову, Веррик принялся за еду. Все последовали его примеру.
Покончив с ужином, Веррик обратился к Бентли:
— Вы хотите узнать нашу стратегию? Она такова. Как вы знаете, стоит телепату нащупать мозг убийцы, он уже не отпускает его. С этого момента убийца бессилен. О каждом его действии становится известно, едва он подумает о нем… И убийца не может реализовать какую-либо стратегию. Он под колпаком.
— Этим самым телепаты принудили нас прибегнуть к Минимаксу, — вступил в разговор Мур. — Телепаты, пресекая любую стратегию, вынуждают нас действовать, подчиняясь случаю. Надо, чтобы вы не знали, что станете делать в следующий момент, то есть вы всегда должны действовать вслепую. Проблема в том, чтобы выработать недетерминированную стратегию, которая приведет вас к цели.
— Раньше, — продолжил Веррик, — убийцы искали способ, позволяющий принимать непредсказуемые решения. Это была своеобразная стратегическая игра в убийство. На шахматной доске можно составить большое число комбинаций, предоставляющих массу решений или комбинаций решений. Убийца бросал жребий, читал результат и поступал соответственно разработанному коду. Телепаты не могли знать, какой номер выйдет.
Но и это не всегда срабатывало: убийца следовал тактике Минимакса, но телепаты ведь тоже играли! Их восемьдесят, а убийца — один. Статистически он должен был проиграть, за исключением очень редких случаев. Де Фаллье, например, удалось проникнуть в Директорию. Открывая наугад «Закат и падение Римской империи» Гиббона, он натыкался на правильные решения.
— Выходом, безусловно, является Пеллиг, — сказал Мур. — У нас в арсенале двадцать четыре блестящих ума, между которыми не будет существовать никаких контактов. Каждый из этих мужчин и женщин будет изолирован друг от друга здесь на Фарбене, но соединен с механизмом реализации. Через неравные интервалы времени мы будем подключать к Пеллигу случайным образом выбранный ум кого-либо из операторов, каждый из которых имеет определенную стратегию. Но никто не будет знать, на чей ум мы переключили Пеллига и когда. Поэтому никому не удастся узнать, какая стратегия, какой образ действия будут избраны в момент начала игры. У телепатов не будет возможности узнать, что станет делать Пеллиг в следующую минуту.
Бентли был восхищен безжалостной логикой Мура.
— Неплохо, — сказал он.
— Вот видите, — с гордостью произнес Мур, — телепаты смогут определить траекторию действия Пеллига, но им не удастся рассчитать его скорость. Никто не будет знать, в какой точке этой траектории Пеллиг окажется в заданный момент времени.
Квартира Элеоноры Стивенс находилась в квартале для классифицированных Холма Фарбен и состояла из нескольких уютно обставленных комнат.
— Я недавно переехала сюда, — сказала Элеонора Теду.
— А где Мур?
— Вероятно, у себя.
— Я полагал, что вы живете вместе.
— В настоящее время — нет.
Элеонора повернула регулятор прозрачности на одной из стен, и тотчас звезды на ночном небе, огни движущихся автомобилей, очертания Холма бесследно исчезли.
— В настоящее время я одна, — тихо сказала Элеонора. — Грустная ситуация, правда? После Мура у меня был один парень — исследователь из лаборатории, друг Мура; потом, недолго — другой, экономист. Не забывай, я была телепаткой. В большинстве своем мужчины сторонятся нас, и я, в силу этого, никогда не принадлежала никому из Корпуса.
— Теперь это в прошлом.
— О, да. Наверное я испортила себе жизнь. Телепатия никогда не интересовала меня, но у меня не было иного выбора. Кроме того, у меня не было квалификации, с детства меня прочили только в телепаты. Кстати, если Веррик выгонит меня, это конец. Я не смогу вернуться в Корпус, и не смогу преуспеть в Игре.
Она умоляюще посмотрела на Бентли.
— Тед, это ничего, что я независима?
— Не думай об этом.
— Я совершенно одна. Никого рядом. Это жестоко, Тед. Я не могла не последовать за Верриком. Он единственный, с кем рядом я себя чувствую в безопасности. Но он же оградил меня от всех, даже от семьи, — она устало всплеснула руками. — Я не могу быть одна, я боюсь.
— Не надо бояться.
— Я не могу, — всхлипнула Элеонора. — Как тебе удается так жить, Тед? Ведь надо от кого-то зависеть, быть чьим-то протеже. Наш мир холоден, враждебен, он лишен тепла. Знаешь, что произойдет, если ты сорвешься?
— Знаю, — ответил Тед. — Они расправятся со мной.
— Я должна была остаться в Корпусе. Но я ненавидела эту работу. Все время следить, слушать, что происходит в умах других… Казалось, что сама я уже не жила, не являлась самостоятельным индивидом, была только частью общего организма. Я не могла ни любить, ни ненавидеть. Была только работа, и я должна была ее делать вместе с другими типами вроде Вейкмана.
— Ты хочешь быть независимой и одновременно боишься этого.
— Я хочу быть сама собой! Но не одинокой. Я ненавижу просыпаться в одиночестве. Ненавижу возвращаться в пустую квартиру, вести хозяйство только для себя…
— Ты молода, привыкнешь к этому.
— Нет! Я не хочу привыкать.
Элеонора, отбросив назад свою огненную шевелюру, в упор посмотрела на Теда:
— Начиная с шестнадцати лет у меня было много мужчин. Даже не помню сколько. Какое-то время с каждым из них я была рядом, а потом мы начинали раздражать друг друга. Всегда что-то происходило… Это никогда не продолжалось долго…
Бентли, погруженный в собственные мысли, с трудом воспринимал слова Элеоноры.
— Когда-нибудь я найду среди всех других одного, — горячо зашептала Элеонора. — Ведь правда? Мне только девятнадцать лет, но я неплохо устроилась в жизни. Веррик мне покровительствует…
Наконец до Бентли дошел потайной смысл ее слов.
— Ты предлагаешь жить вместе?
Элеонора вспыхнула:
— А ты хотел бы?
Тед молчал. В глазах Элеоноры вспыхнула обида.
— Что с тобой? — спросила она.
— Прости. С тобой это никак не связано. Я думаю о Холме. Он красив ночью. Глядя на него, никогда не догадаешься, чем он является на самом деле.
— При чем здесь Холм?
Элеонора опустила голову.
— Наверное, я для тебя ничего не значу. О, небо! Ты был так воодушевлен, когда появился в бюро. Можно было принять тебя за христианина, входящего в рай. И я подумала, увидев тебя: а ведь с этим парнем хорошо бы еще встретиться.
— Я хотел уйти из системы Холмов и найти нечто лучшее. Думал, что это лучшее — в Директории.
— Директория! — рассмеялась Элеонора. — Абстракция. Из кого, по-твоему, состоит Директория? Это же, в первую очередь, живые люди, а не учреждения и конторы. Можно быть верным слову, имени, но не этой живой сущности из плоти и крови.
— Дело не только в людях и учреждениях, — возразил Бентли. — Они ведь что-то представляют…
— Что?
— Нечто, что значительнее всех нас, важнее, чем отдельный индивид или группа индивидов.
— Это ничто. Если у тебя есть друг, то это человек, индивид, не так ли? Это не класс и не профессиональная группа. Ты же не дружишь с классом, например, четыре-семь, нет, ты дружишь с конкретным человеком. Если ты спишь с женщиной, то это определенная женщина, не так ли? А все остальные в это время исчезают. Единственное, что ценно в жизни — это люди, твоя семья, твои друзья, твоя любовница, твой покровитель. Ты можешь касаться их, приближаться к ним, впитывать в себя их жизнь. Господи, да ведь надо же уметь привязываться к кому-нибудь! И уж, конечно, нужно иметь покровителя. Кому еще можно довериться?
— Самому себе.
— Тебе покровительствует Риз. Это сильный покровитель. Многие посчитали бы за счастье…
— Он вельможа, — оборвал Элеонору Бентли. — Я ненавижу пэров.
— Ты психопат.
— Я знаю, — согласился Бентли. — Я больной человек. И чем больше я разбираюсь в этой жизни, тем сильнее болезнь. Я болен хотя бы потому, что считаю больными всех, а здоровым признаю только себя. Незавидное у меня положение, правда?
— Да, — прошептала Элеонора.
— Как бы я хотел уничтожить все это одним ударом… Впрочем, в этом нет необходимости: все разрушится само собой. Подумай сама: один человек идет убивать другого, а весь мир смотрит на это и аплодирует. Во что мы верим? В первоклассных преступников, работающих на более могущественных преступников. И мы присягаем их бюстам из пластика.
— Бюст — символ, — глаза Элеоноры победноблеснули. — Ты знаешь это, Тед. Преданность — самое ценное, что у нас есть. Преданность, соединяющая нас, связывающая слугу с его покровителем, мужчину с его любовницей.
— А может, — сказал Бентли, — мы прежде всего должны быть преданы идеалу?
— Какому идеалу?
Бентли не нашел, что ответить. У него появилось ощущение, что мозг вдруг отказался повиноваться ему. В голове закружились об ывки мыслей, к которым сам Бентли, казалось, не имел никакого отношения. Откуда шел этот поток, Бентли не знал.
— Конечно, нам ничего не остается, — наконец сказал он, — как только быть верными клятве. Преданность, клятва — это основа, на которой все держится. Но чего она стоит? Немногого. Все вокруг начинает обесцениваться.
— Неправда, — возразила Элеонора.
— Разве Мур предан Веррику?
— Нет, но именно поэтому я его оставила. Он признает только свои теории. А я это ненавижу.
— А ведь Веррику тоже нельзя доверять, — заметил Бентли. — Зря ты ругаешь Мура. Он стремится подняться как можно выше, как все в этом мире, в том числе и Риз Веррик. И какое это имеет значение, что кто-то переступает через свои клятвы, чтобы сорвать большой куш, приобрести больше влияния и власти. Идет гигантская давка у подножия вершины. Вот когда все карты будут раскрыты, тогда ты и узнаешь истинную цену многих людей. В том числе и Риза Веррика.
— Веррик никогда не допустит падения тех, кто зависит от него!
— Он уже это сделал, когда позволил мне присягнуть ему. В той ситуации это было нарушением морального кодекса. Ты это знаешь лучше, чем кто-либо!
— Боже! — воскликнула Элеонора. — Ты этого никогда ему не простишь! Ты считаешь, что он надсмеялся над тобой…
— Нет, Элеонора, это серьезнее, чем ты хочешь представить. Это наша подлая система начинает показывать свое истинное лицо. И с меня уже довольно. Что можно ждать от общества, основанного на играх и убийствах?
— Но это не вина Веррика. Конветет учрежден задолго до него, с того времени как принята система Минимакса.
— Веррик не из тех, кто честно следует принципам Минимакса. Он пытается обойти их с помощью стратегии, реализуемой через Пеллига.
— И это пройдет, не так ли?
— Возможно.
— Но, Тед, какое это все имеет значение? Ты занимаешься ерундой! Не надо! Мур чересчур болтлив, а ты чересчур совестлив. Наслаждайся жизнью. Завтра будет великий день!
Элеонора налила в бокалы виски и пристроилась рядом с Тедом на диване. Ее прекрасные темно-рыжие волосы блестели в полумраке комнаты. Поджав под себя ноги, с бокалом в руке, она наклонилась к Бентли:
— Ты с нами? Я хочу, чтобы ты решил.
— Да, — вздохнул Бентли.
— Я просто счастлива! — обрадовалась Элеонора.
— Я присягнул Веррику. У меня нет другого выбора, разве только нарушить клятву и сбежать. А я никогда не нарушал своих клятв. Мне уже давно все осточертело на Птице Лире, но я никогда не питался сбежать оттуда. Сделай я это — и я был бы пойман и убит. Я приемлю закон, дающий покровителю право казнить или миловать сбежавшего слугу. Но я считаю, что никто: ни слуга, ни покровитель не имеют права нарушать клятву.
— Ты только что говорил, что система рушится.
— Так и есть, но мне не хочется прикладывать к этому руки.
Элеонора обвила Бентли своими теплыми руками.
— Как ты жил? У тебя было много женщин?
— Несколько.
— А какие они были?
— Всякие.
— Милые?
— В общем, да.
— Кто последняя?
— Она была класса семь-девять, по имени Юлия.
Элеонора заглянула Бентли в глаза:
— Расскажи, какая она?
— Маленькая, хорошенькая.
— Она похожа на меня?
— У тебя волосы гораздо красивее. У тебя красивые волосы и прекрасные глаза, — Бентли привлек к себе Элеонору. — Ты мне очень нравишься.
Элеонора прижала ладошку к амулетам, болтающимся у нее на груди.
— Все идет хорошо. Мне везет. Это, согласись, замечательно, что мы будем работать вместе.
Бентли промолчал.
Элеонора закурила сигарету.
— Ты далеко пойдешь, Тед, — сказала она, одарив Бентли восторженным взглядом. — Веррик о тебе высокого мнения. Как я испугалась за тебя вчера вечером! Но он был к тебе снисходителен. Он уважает тебя и чувствует: в тебе что-то есть. И он прав! В тебе есть что-то сильное! Индивидуальное! Как бы мне хотелось прочесть, что у тебя на уме. Но с этим, к сожалению, навсегда покончено.
Хотел бы я знать, осознает ли Веррик серьезность той жертвы, которую ты принесла ему?
— У Веррика есть дела поважнее. Возможно, завтра все пойдет, как прежде. Ведь тебе этого хочется тоже? Фантастика, да?
— Да, конечно.
Элеонора обняла Теда.
— Итак, ты действительно идешь с нами? Ты поможешь нам задействовать Пеллига?
Бентли кивнул.
— Да.
— Отлично!
— Тебе нравится эта квартира? Она довольно-таки просторная. У тебя много вещей?
— Нет, не много, — грудь Бентли что-то сдавило и не отпускало.
— Ничего, образуется.
Элеонора залпом осушила свой бокал, погасила свет и обернулась к Теду. Отсвет, идущий от сигареты Элеоноры, окружил ее волосы, ее губы и грудь красноватым сиянием.
Бентли протянул к ней руки.
— Тед, тебе хорошо со мной?
— Да, — машинально подтвердил Бентли.
— Тебе не хотелось бы быть сейчас с другой?
Бентли молчал, и Элеонора тревожно добавила:
— Я хочу сказать… Быть может, я… не так уж хороша, а?
— Нет-нет, ты превосходна…
Только через два-три часа Тед вспомнил о своих проблемах.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, не обращая внимания на умоляющие глаза Элеоноры, и добавил жестко: — Ты верно заметила. Завтра, без сомнения, великий день.
Леон Картрайт, Рита О’Нейл и Питер Вейкман завтракали, когда оператор инвик-связи сообщил, что по секретному каналу получен вызов с корабля.
Бледный, с осунувшимся лицом Картрайт повернулся к экрану инвик-связи.
— Где вы находитесь? — дрожащим голосом спросил он.
— В четвертой астрономической единице, — ответил капитан Гровс.
Удрученный вид Картрайта явно обеспокоил его, и капитан, видимо, силился понять: выглядит ли Картрайт так плохо на самом деле или же в этом виновато нечеткое изображение?
— Мы скоро выберемся в нетронутое пространство, — сказал Гровс. — Официальные карты здесь уже непригодны, и я руководствуюсь данными Престона.
Итак, корабль миновал половину пути. Орбита Диска Пламени, если таковой вообще существует, имеет радиус-вектор в два раза больший, чем радиус орбиты Плутона. Далее — неизведанная бесконечность. Вот-вот корабль пролетит мимо последних сигнальных бакенов и оставит позади мир, обжитый людьми.
— У нас не все гладко. Кое-кто хотел бы вернуться, — доложил Гровс. — Еще есть возможность отправить их назад.
— Сколько человек собирается покинуть корабль?
— Десятеро.
— Вы сможете обойтись без них?
— Да.
— В таком случае, отпустите их.
— К сожалению, я еще не имел возможности поздравить вас, — сказал Гровс.
— Меня поздравить? А! Да, спасибо.
— Хочется пожать вам руку, Леон.
Гровс протянул огромную черную ладонь к экрану инвик-связи. Картрайт сделал то же, и на какое-то мгновение их пальцы соприкоснулись.
— Я полагаю, — улыбнулся Гровс, — когда я вернусь на Землю, мы обменяемся рукопожатиями по-настоящему.
— Честно говоря, не надеюсь, что вы застанете меня. То, что я переживаю, это кошмар, от которого невозможно пробудиться.
— Все это из-за убийцы?
— Да, — ответил Картрайт. — Он уже в пути, и я жду его…
Окончив сеанс связи, Гровс позвал Конклина и Марию.
— Картрайт согласен отпустить их. Во время обеда я объявлю об этом официально.
Гровс посмотрел на сигнальный огонек, вспыхнувший на пульте управления.
— Посмотрите. Этот индикатор сработал впервые с момента эксплуатации корабля.
— Мне это ни о чем не говорит, — пожал плечами Конклин.
— Это значит, что мы пересекли последний рубеж исследованного пространства. Немногие экспедиции попадали сюда.
— Когда мы овладеем Диском, — восторженно воскликнула Мария, — этот рубеж уже не будет иметь смысла!
— Не забывайте, что восемьдесят девятая экспедиция ничего не нашла, — заметил Конклин. — А у них были все документы Престона.
— Наверное, они наткнулись в космическом море на гигантского змея, — полушутя-полусерьезно сказала Мария, — он проглотил их и проглотит нас, как предсказывают сказки.
Гровс холодно посмотрел на нее:
— Я занимаюсь навигацией. Идите и проследите за загрузкой возвращаемой капсулы. Кстати, вы ночуете в трюме?
— Да.
— После отбытия этих десятерых вы сможете занять одну из кабин. Выбирайте любую.
Кабина, которую они заняли, раньше служила лазаретом. Перед тем как поселиться в ней, Конклин и Мария тщательно ее прибрали.
— Если мы приземлимся без приключений, — сказала Мария, — то первое время будем жить здесь. Это — лучшее помещение из всех тех, что я имела в жизни.
Мария сбросила сандалии и устало опустилась на узкую железную кушетку.
— У тебя есть сигареты? Мои кончились.
Конклин протянул ей пачку.
— Только учти: это последние.
Мария с удовольствием затянулась.
— Здесь так спокойно.
— Слишком спокойно. Я все думаю о том, что мы летим к планете, о которой никто ничего не знает. Великий Боже! Что ждет нас? Холод, тишина, смерть…
— Не думай об этом. Надо работать.
— Я не настолько фанатичен, как это кажется. Это, конечно, великолепная идея: отыскать Десятую планету и переселиться на нее, но теперь, когда мы в пути…
— Ты сердит на меня? — с тревогой в голосе спросила Мария.
— Я зол на весь мир. Половина группы нас уже покинула. Гровс только командует и прокладывает маршрут, опираясь не на точные данные, а на фантазии сумасшедшего. Меня бесит все это, а также то, что этот корабль — старый разваливающийся грузовик. Мы миновали последний рубеж, и только фантазеры или сумасшедшие могли забраться так далеко.
— И к кому же ты нас относишь? — устало спросила Мария.
— Скоро ты сможешь узнать это сама.
Мария робко дотронулась до руки Конклина.
— Даже если мы никуда не доберемся, это все равно чудесно.
— Это ты про нашу келью?
— Да.
Мария посмотрела на Конклина.
— Это было моей мечтой. Я всю жизнь скиталась без цели с одного места на другое, от одного человека к другому. Я не хотела быть одна, но, по правде сказать, я и не знала, с кем бы мне хотелось быть. Теперь я это знаю. Кажется, мне не следовало говорить тебе это, но я ношу амулет, который должен тебя приворожить. Мне помогла его сделать Жанет Сиблей, а она знает в этом толк. Я хочу, чтобы ты меня любил.
Конклин наклонился, чтобы поцеловать Марию, но она, не издав ни звука, вдруг… исчезла.
Со всех сторон Конклина окружило ослепительное белое пламя.
Конклин попятился и, оступившись, упал в это колышущееся море света.
И тут раздался голос.
Он зародился где-то внутри Конклина, затем начал разрастаться и рваться наружу. Мощь голоса ошеломила его.
— Земной Корабль, — вопрошал голос, — куда ты идешь? Почему ты здесь?
Звук голоса буравил Конклина, уходил и возвращался подобно световой волне. Это пульсирующее облако необузданной энергии наваливалось на Билла, сжимало его со всех сторон.
— Вы находитесь за пределами вашей системы, — гремел голос. — Вы вышли из нее. Вы вошли в промежуточное пространство, отделяющее вашу систему от моей. С какой целью вы прибыли сюда? Что вы ищете?
В отсеке контроля Гровс безуспешно пытался противостоять бешеному потоку, швырявшему его как песчинку из стороны в сторону. Над его головой проносились навигационные карты и детали оборудования. Не смолкая, звучал грубый голос, полный обжигающего высокомерия и бесконечного презрения к обитателям корабля.
— Ничтожные земляне, забредшие сюда, возвращайтесь в вашу систему! Возвращайтесь в свой крохотный упорядоченный мир, в свою цивилизацию! Бегите от темноты и монстров!
Гровсу удалось дотянуться до люка и выползти в коридор.
Голос и здесь настиг Гровса, и страшная неведомая сила прижала его к обшивке корабля.
— Вы ищете Десятую планету, легендарный Диск Пламени. Для чего она вам?
Гровс закричал от ужаса. Он вдруг вспомнил, что этот ужасный голос был предсказан Престоном в его книге. У Гровса мелькнула сумасшедшая идея: может быть, несмотря ни на что, именно этот голос и приведет их к цели?
Гровс попытался заговорить, но голос свирепо оборвал его:
— Диск Пламени был составной частью вашего мира. Мы принесли его сюда. Теперь он будет вечно вращаться на орбите вокруг нашего Солнца, У вас нет шансов заполучить его. Какую цель вы преследуете? Мы хотим знать.
Гровс попытался ответить, но ему сложно было в головокружительно короткий срок найти нужные слова.
— Быть может, — остановил его голос, — мы рассмотрим и проанализируем ваши мысли и импульсы. В наших силах испепелить ваш корабль. Но сейчас мы этого не сделаем. Мы не должны спешить.
Гровс нашел кабину инвик-связи и бросился к передатчику.
— Картрайт! — выдохнул Гровс.
Луч инвик-связи, несущий его голос, отразился сначала от Плутона, затем от Урана и далее от других планет и наконец долетел до Директории.
— Контакт между нашими расами, — вновь зазвучал мощный голос, — мог бы привести к невиданному прежде культурному сотрудничеству. Но мы должны…
Гровс наклонился к экрану передатчика. Ослепленные глаза капитана почти не воспринимали изображения. Гровс попросил наладить связь так, чтобы Картрайт смог рассмотреть хотя бы часть того, что произошло на корабле, и услышать неведомый голос, произносящий одновременно и ужасающие, и обнадеживающие слова:
— Мы не спешим в своих заключениях. Пока мы будем принимать решение, ваш корабль будет следовать к Диску Пламени. Мы решим, уничтожить вас или доставить невредимыми к конечному пункту вашей экспедиции.
Техник срочной инвик-связи доложил, что перехвачена передача с астронефа, адресованная Картрайту.
Подбежав к видеопередатчику, Веррик и Мур увидели крохотную фигурку Гровса, барахтающуюся в энергетическом облаке, а также услышали, хотя и искаженный миллиардами космических километров, но все равно очень мощный голос:
— Если вы проигнорируете нашу помощь в управлении вашим кораблем, если вы попытаетесь сами корректировать его курс, то мы не гарантируем…
— Что это? — ошеломленно спросил Веррик. — Или они это подстроили, зная, что мы за ними шпионим, или, — голос его осекся, — или же это действительно…
— Помолчите! — закричал Мур и обратился к технику: — Вы проверили подлинность?
Тот кивнул.
— Ради Бога, — не унимался Веррик, — куда это мы проникли? Все эти легенды и мифы о живущих там существах… Никогда не думал…
Мур, просмотрев запись видеомагнитофона, резко спросил:
— Вы считаете, что это нечто сверхъестественное?
— Это другая цивилизация, — голос Веррика дрожал от волнения. — Это немыслимо. Мы вошли в контакт с другой расой.
— Немыслимо — это не то слово, — перебил его Мур.
Как только экран погас, Мур, схватив кассеты с записями, бросился со всех ног в Публичную информационную библиотеку.
Спустя час из Цетра исследований игр в Женеве пришел результат анализа.
Мур положил перед Верриком отчет:
— Прочитайте. Это — явная насмешка, только непонятно над кем.
Веррик перелистал бумаги.
— Что за бред? Это голос…
— Это голос Джона Престона, — твердо сказал Мур. — Его сверили с звукорядом книги Престона «Единорог». Правильность идентификации не оставляет сомнений.
— Я не понимаю, — сказал Веррик. — Объясните.
— Джон Престон там. Он ожидал корабль и теперь вступил в контакт с ними. Он приведет их к Диску.
— Но Престон вот уже сто пятьдесят лет как умер!
Мур нервно рассмеялся:
— Не стройте иллюзий! Прикажите исследовать его саркофаг, и вы поймете, что Джон Престон жив!
Робот, шествуя по проходу, ловко собирал билеты. Лучи жаркого полуденного солнца отражались в сверкающей обшивке межконтинентальной ракеты. Далеко внизу простиралась лазурная гладь Тихого океана.
— Как красиво, — сказал светловолосый молодой человек хорошенькой девушке, своей соседке. — Я говорю об океане. Земля, без сомнений, самая красивая планета.
Девушка сняла свои телеочки и, отвернувшись от иллюминатора, посмотрела на попутчика:
— Да, мне тоже так кажется.
Молодой человек с удовольствием посмотрел на ее лицо, обрамленное коротко подстриженными вьющимися темно-рыжими волосами.
— Закурите? — спросил он.
— Да, спасибо, — ответила девушка, выуживая из протянутого ей портсигара сигарету.
— Куда вы направляетесь? — спросил молодой человек.
— В Пекин. Я работаю на Холме Суонг… Сейчас я еду по вызову.
— Вы классифицированы?
— Да, — девушка слегка покраснела. — Класс одиннадцать-семьдесят шесть. Это не слишком высокий класс, но и это играет роль.
— Вы так думаете? У меня класс пятьдесят шесть-три. В моем случае это никакой роли не играет.
Девушка пристально взглянула на собеседника. У него было лицо, лишенное какой-либо индивидуальности: бесцветные и равнодушные глаза, волосы цвета соломы…
— Вы кажетесь таким… циничным.
Молодой человек сдержанно рассмеялся:
— Возможно, — и, придав голосу немного любезности, спросил: — Как вас зовут?
— Маргарет Ллойд.
— А меня Кейт Пеллиг.
— Кейт Пеллиг? — девушка удивленно подняла брови. — Мне кажется, я где-то слышала это имя… Это возможно?
— Нет, — сухо сказал Пеллиг.
— А все-таки я что-то про вас знаю, — Маргарет нахмурила лоб. — Меня раздражает, если я не могу чего-либо вспомнить.
— Как вы получили классификацию?
— Я? — Маргарет улыбнулась. — Я получила классификацию благодаря тому, что я любовница одного очень влиятельного лица. Он ждет меня в Батавии.
Подошедший к ним робот протянул свой крюк, требуя предъявить билеты.
Протягивая свой билет, Пеллиг сказал:
— Привет, брат.
Когда робот удалился, Маргарет спросила:
— Вы куда направляетесь?
— В Батавию.
— По делам?
— В какой-то степени, — он улыбнулся, но в улыбке было что-то жесткое. — Может, через некоторое время я буду вспоминать об этом деле, как о развлечении. Время варьирует мое поведение.
— Как-то странно вы говорите…
— Да, я странный, иногда мне трудно предвидеть, что я буду говорить и делать в следующий момент. Порой я чужд самому себе. Временами даже мои собственные действия застают меня врасплох, и я не могу объяснить себе свои поступки.
Улыбка на лице Пеллига сменилась выражением мрачного беспокойства:
— Это будет великая жизнь, если не спасуешь.
— Я не понимаю вас, — испуганно сказала Маргарет. — Эта фраза будто взята из древнего манускрипта…
Взгляд Пеллига заскользил по глади океана за иллюминатором.
— Пойдемте в бар, я угощу вас коктейлем.
Питер Вейкман, ознакомив Картрайта с результатами анализа, подытожил:
— Это действительно Престон, в этом можно не сомневаться.
Пальцы Картрайта нервно барабанили по столу.
— Я никак не могу в это поверить.
Рита О’Нейл дотронулась до его руки:
— В его книге есть объяснение. Он сейчас находится там, чтобы проводить нас. Голос…
— Меня интересует другое, — с тревогой сказал Вейкман. — За несколько минут до нашего запроса в Информационную библиотеку прибыл заказ на проведение идентичного анализа.
— Что это значит? — воскликнул Картрайт.
— Не знаю. В библиотеке сказали, что для проведения анализа они получили аналогичные видеозаписи. От кого эти записи, работники библиотеки не знают, — Вейкман покачал головой. — Я не верю им. Они должны знать, кто сделал запрос, просто не хотят говорить. Нужно послать в библиотеку парочку телепатов.
— Оставим это. У нас есть дела поважнее, — нервно сказал Картрайт. — Есть что-нибудь новое о Пеллиге?
— Ничего, кроме известия, что он покинул Холм Фарбен.
Рита положила руку на дрожащую ладонь Картрайта.
— Мы непременно войдем в контакт, когда Пеллиг проникнет в охраняемую зону. Он еще вне ее.
— Ради Бога, пошлите кого-нибудь ему навстречу! Почему вы здесь?
Вейкман посмотрел на посеревшее от переживаний лицо Картрайта. Как он недавно узнал, Картрайт за несколько дней до того, как стал Ведущим Игру, перенес сердечный удар.
— Поберегите себя, — успокаивающе сказал Вейкман. — Вы в плохой форме.
Картрайт печально покачал головой:
— Меня должны убить, убить публично, средь бела дня, не скрываясь, с одобрения всей системы. Вся Вселенная прилипла к телевизорам, ожидая развития событий. Убийцу подбадривают, ему аплодируют, верят, что он станет чемпионом этого национального вида спорта.
— Убийца всего лишь человек, — спокойно объяснил Вейкман. — Он не сильнее нас. У вас для защиты есть Корпус телепатов и все средства Директории.
— А после первого будет другой… Тысячи других…
Вейкман нахмурился.
— Всякий Ведущий Игру вынужден иметь с этим дело. Я полагал, что основное ваше желание — это остаться в живых, пока ваш астронеф не окажется в полной безопасности.
— Да, — вяло ответил Картрайт. — Я хочу остаться в живых. Не вижу здесь ничего предосудительного.
Он поднялся и, опираясь дрожащими реками о стол, сказал извиняющимся тоном:
— Конечно, вы правы. Но войдите в мое положение. Вы имели дело с убийцами всю вашу жизнь. Для меня это внове. Прежде я был обыкновенным, никому не известным человеком. И вот теперь я — идеальная мишень, освещаемая прожекторами в десять миллиардов ватт.
Его голос зазвучал громче:
— Они хотят меня убить! Ради Бога, разъясните вашу стратегию?
«Он страшно напуган, — подумал Вейкман. — Он совсем расклеился и больше не думает о своем корабле, хотя именно из-за него он пришел сюда».
В другом крыле Директории находился Шеффер, который в эти минуты держал непрерывную связь с Вейкманом.
— Пора его увозить отсюда, — телепатировал Шеффер, — хотя я не думаю, что Пеллиг уже близко. Но, зная, что всем руководит Веррик, надо быть осторожными.
— Согласен, — отвечал ему Вейкман. — В любой иной момент Картрайт сошел бы с ума от радости, узнав, что Джон Престон жив. Сейчас он почти не обратил на это внимания. И в то же время он уверен, что корабль достигнет цели.
— Вы верите, что Диск Пламени существует?
— Пожалуй. Но, как вы верно заметили, сейчас это не интересует даже Картрайта. Во всей этой истории он видит теперь только одно — смертоносную ловушку для себя. Человек слаб…
Отвлекшись от телепатической связи, Вейкман повернулся к Картрайту:
— Очень хорошо, Леон. Пора увозить вас отсюда.
Картрайт подозрительно посмотрел на него:
— Куда? Я полагал, что Веррик неплохо защитил свой кабинет…
— Он и рассчитывает, что вы им воспользуетесь. Мы увезем вас с Земли. Корпус выбрал для вас одно чудесное местечко на Луне, известное как Центр отдыха от психической усталости.
Картрайт растерянно посмотрел на Риту О’Нейл:
— Мне ехать?
— Сюда, в Батавию, — продолжал Вейкман, — ежечасно прилетает сотня кораблей. Тысячи туристов снуют с острова на остров. Это самое населенное место во всей Вселенной. На Луне же вы будете окружены тысячами километров мертвой безвоздушной пустыни. И если Кейт Пеллиг явится туда, мы его тотчас заметим.
— Другими словами, — сказал Картрайт, — вы не можете обеспечить мне защиту на Земле.
— Там мы ее обеспечим лучше, — Вейкман вздохнул. — Поверьте, на Луне очень приятно. Под бронированным куполом Центра вы сможете плавать, заниматься спортом на свежем воздухе, принимать солнечные ванны. Честное слово, все это будет очень мило. Вы ведь не были на Луне? Если захотите, мы погрузим вас в летаргический сон, и вы будете спать до тех пор, пока все не успокоится. Мисс О’Нейл отправится с вами. Я, безусловно, тоже.
— Что прикажете, месье или мадам?
Тед Бентли, вошедший в эти минуты в тело Пеллига, начал бурно мыслить. Он заказал бурбон с содовой для себя и «Том Коллинз» для Маргарет Ллойд.
Рассчитавшись, он механически поднес бокал к губам.
Минуту назад Пеллиг привел Маргарет в салон-бар, и сейчас они сидели друг перед другом в шикарных плюшевых креслах.
Мисс Ллойд болтала с воодушевлением, свойственным юности. Ее глаза блестели, зубы сверкали белизной, яркая шевелюра горела, как пламя свечи. Но человек, расположившийся напротив, судя по всему, не был чувствителен к ее прелестям.
Бентли позволил пальцам Пеллига поставить бокал на стол. Затем принудил его задумчиво посмотреть перед собой.
В этот момент произошло переключение. Бентли тотчас перенесся на Фарбен.
Шок был жесточайшим. Тед зажмурился и вцепился в металлические кольца, охватившие его тело. Перед Бентли на инвик-экране разыгрывалась сцена, участником которой он только что был.
— Кто сейчас в нем? — нетвердо спросил Тед.
Видя, что Бентли пытается выбраться из аппарата, Херб Мур втолкнул его обратно.
— Не двигайтесь! Вы рискуете оказаться в этом баре с половиной ваших мозгов. Вторая половина останется здесь.
— Я только что оттуда. Моя очередь подойдет позже.
— Нет, вы можете оказаться следующим. Не шевелитесь, пока вашу двигательную систему не отсоединят от цепи.
Без малейшей паузы к телу Пеллига подключился новый оператор. Не совладав с собой, он опрокинул бокал.
— Что с вами? — вскинула глаза мисс Ллойд. — Вы очень бледны.
— Нет, все хорошо.
Херб Мур, отведя взгляд от инвик-экрана, повернулся к Бентли и пояснил:
— Это ваш друг Эл Дэвис.
На пульте, за которым сидел Мур, было двадцать четыре переключателя — по числу операторов. Кивнув на шеренгу изящных рычажков, Бентли спросил:
— А какой из них относится к вам, Мур?
— Уверен, что рано или поздно Пеллиг доберется до Картрайта, — сказал Херб Мур, проигнорировав вопрос Теда.
— Но еще раньше телепаты могут добраться до Пеллига. Сотрудники вашей лаборатории уже делают следующего андроида. Когда этот погибнет, тот предстанет перед Конвететом Вызова.
— Вас не должно это волновать, Тед. В случае провала оператор будет мгновенно отключен от Пеллига. Можете подсчитать, каковы ваши шансы находиться в нем именно в этот момент: одна двадцать четвертая, умноженная на сорок процентов вероятности провала.
— А вы действительно входите в группу операторов?
— На том же основании, что и вы.
— А что происходит с моим телом, когда я нахожусь в Пеллиге?
Мур, не желая вдаваться в подробности, ответил коротко:
— Приборы, которые вы видите, поддерживают в нем жизнь.
Мур встал и, извинившись, вышел в соседний отсек лаборатории. Бентли остался один.
На экране Пеллиг предлагал девушке второй бокал.
Корабль приближался к Индонезийской Империи, месту наиболее плотного скопления человеческих существ во всей системе Девяти планет.
Вскоре Кейт Пеллиг и Маргарет Ллойд смешались с толпой пассажиров, сходивших по трапу на бетон посадочной площадки.
Бентли нервно посмотрел на подробный план зданий Директории в Батавии. Посадочная площадка находилась в непосредственной близости от садов Директории.
Вейкман приказал вывести ракету «С+» из ее подземного пристанища и направился в личные апартаменты Картрайта.
Ведущий Игру упаковывал вещи с помощью Риты и двух роботов. Рита была бледна, нервы ее были натянуты, но держалась спокойно.
— Есть что-нибудь новое? — спросила она Вейкмана, когда он вошел.
— Пеллиг прибудет в Батавию с минуты на минуту. Ракеты садятся непрерывно. Помочь вам с багажом?
— Послушайте! — вскрикнул Картрайт. — Они нанесут свой удар в космосе. Я… не хочу…
— Никакого удара в космосе не будет, — успокоил его Вейкман. — Неужели вы думаете, что мы пропустим Пеллига на борт ракеты?
— Но зачем разделять Корпус телепатов? Кто-то останется здесь, а остальные отправятся с нами. Не получится ли…
— Черт возьми! — взорвалась Рита. — Прекратите так себя вести! Это на вас не похоже!
Картрайт умолк и принялся рыться в куче своих рубашек.
— Я поступлю так, как вы велите, Вейкман, — почти простонал он. — Я вам верю.
Вейкмана почти трясло от натиска этого первобытного страха, и он решительно переключил свое внимание на Риту.
Новый удар ожидал его. Тоненькая струйка ледяной ненависти проистекала от девушки в его сторону. Удивленный этим, Питер сделал попытку исследовать истоки этого чувства.
Рита мгновенно поняла, что ее зондируют и принялась думать о том, что слышала в своих наушниках. Вейкман был оглушен чудовищной смесью выдержек из комментариев, дискуссий, книг Престона.
— В чем дело? — спросил он у Риты. — Что-нибудь не получается?
Девушка резко отвернулась от него и вышла из комнаты.
— Я могу объяснить вам, в чем дело, — произнес Картрайт. — Рита считает, что во всем этом повинны вы.
— В чем?
Картрайт поднял два чемодана и направился к двери.
— Вы знаете, я ее дядя. Она привыкла ощущать мое превосходство. Привыкла к тому, что я отдавал приказания, составлял и реализовывал планы. Конечно, я сильно изменился с момента моего приезда сюда, и она считает, что в этом повинны вы.
— Ох… — только и произнес Вейкман.
На стартовой платформе в центре главного здания Директории стоял готовый к взлету «С+».
Как только Картрайт, его племянница и группа телепатов поднялись на борт, люки бесшумно закрылись. Крыша здания и стартовая платформа осветились лучами яркого полуденного солнца.
Вейкман расположился поудобнее и мысленно послал на пульт распоряжение о подготовке к старту. Тотчас под кабиной взревели мощные реакторы. Ощутив ответную реакцию на свою команду, Вейкман представил космический аппарат гигантским продолжением своего тела, сделанным из пластика и стали. Он расслабился, впитывая мягкую вибрацию заработавших двигателей. Это, безусловно, был великолепный корабль, единственный в своем роде.
Картрайт сидел в своем кресле необычайно бледный, руки его судорожно вцепились в подлокотники.
Расположившаяся рядом с Вейкманом Рита неожиданно обернулась к нему.
— Вам известны мои чувства, — сказала она. — Я знаю, вы меня зондировали.
— Надеюсь, вы изменили свое мнение обо мне.
— Я не знаю. Есть что-то неестественное в том, что я виню вас в происходящем. Вы защищаете Картрайта и делаете все, что в ваших силах.
— Я рад слышать это от вас, — признался Вейкман и объявил: — Корабль готов к старту!
Питер помедлил еще мгновение.
— Ничего нового? — послал он мысленный сигнал Шефферу.
— Телепаты зондируют всех прибывающих. Пока ничего подозрительного.
— На Луне нет никакой защиты, — напомнил Вейкман.
— Надеюсь, мы схватим Пеллига здесь, в Батавии. Как только войдем в контакт, все будет кончено.
— Рискнем. Шансы в нашу пользу.
Вейкман закрыл глаза и расслабился.
Корабль сдвинулся с места. Сначала все ощутили мягкий толчок стартовых турбин, затем колоссальный рывок…
Сквозь потемки, овладевшие сознанием, к Питеру Вейкману пробилось чувство удовлетворения. В Батавии Кейт Пеллиг не найдет ничего, кроме собственной смерти. Стратегия Питера Вейкмана должна увенчаться успехом.
В половине шестого утра тяжелая ракета приземлилась в центре того места, которое когда-то называлось Лондоном. Без двадцати пяти шесть из ракеты по трапу спустился Риз Веррик.
В это же время неподалеку, в радиусе нескольких километров приземлились несколько легких кораблей. Из них вышли вооруженные люди, которые быстро перекрыли пути возможным полицейским патрулям Директории.
Воздух был ледяным, тротуары блестели ночной сырости. Ни одного признака жизни не заметил Риз Веррик, когда шел к зданию бюро Общества престонистов.
— Памятник здесь, — сказал ему кто-то из сопровождавших его людей.
Веррик ускорил шаг и вошел в тесный, замусоренный двор. Рабочие уже сняли с пьедестала пластикуб с останками Джона Престона.
Веррик не без интереса взглянул сквозь прозрачные стенки саркофага на крохотного горбатого старичка, покоившегося в нем.
— Запаяно под вакуумом, — доложили ему. — Если сейчас открыть, все превратится в пыль.
— Доставьте в лабораторию. Откроем там, — распорядился Веррик и направился в помещение бюро Общества.
На ржавом крюке висел покрытый пылью портрет Джона Престона. На Веррика глянули честные, страстные глаза. Взгляд под толстыми стеклами очков, казалось, пылал гневом.
Час спустя корабль с Верриком на борту уже держал путь на Фарбен.
Сразу же после того, как пластикуб был внесен в лабораторию, в ней появился Херб Мур.
— Я полагаю, вы должны быть заняты в группе операторов, — произнес Веррик.
Мур проигнорировал реплику и взял в руки плазменный резак.
— Осторожно, — предупредил его один из техников. — Эта мумия рассыплется в прах, если…
— В прах? — Мур уже пустил резак в дело. — Не думаю.
Из пластикуба потянуло плесенью. Камеры непрерывно фиксировали ход операции.
По приказу Мура два робота вынули из разъятого саркофага тщедушное тело кумира престонистов и подняли на высоту своих магнитных глаз.
Можно было приступать к исследованиям. Но для Мура, видимо, все было ясно и так. Неожиданно для всех он, подойдя вплотную к безжизненному телу, схватил его за руку и резко дернул. Рука без труда оторвалась — Вы видите? — вскричал он. — Это подделка!
Тело оказалось пластиковым манекеном.
Мур направился к двери.
— С минуты на минуту, — сказал он, уходя, — Пеллиг войдет в область защитной цепи телепатов.
— Это будет интересно, — бросил ему вдогонку Веррик и поспешил к своему инвик-экрану.
Глубоко вдыхая теплый, полный южного аромата воздух, Кейт Пеллиг осмотрел окрестности.
— Я сейчас представлю вас Вальтеру, месье Пеллиг! — подбежала к нему Маргарет Ллойд. — Он должен быть где-то здесь. Мой Бог, здесь столько народу!
«Чем больше людей, тем лучше, — подумал про себя Эл Дэвис, руководивший сейчас Пеллигом. — В этом море звуков и мыслей легче затеряться».
— Вот он! — воскликнула Маргарет Ллойд и принялась неистово размахивать руками.
Человек лет сорока молча прокладывал себе путь в оживленной толпе. У него был терпеливый, чуть скучающий вид — идеальный тип бюрократа из огромной армии служащих Директории. Он сделал знак мисс Ллойд и что-то крикнул, но слова его потонули в общем гуле.
— Мы могли бы зайти куда-нибудь пообедать, — предложила девушка Пеллигу. — Вальтер, конечно, найдет приятное местечко. Он здесь давно, он…
Пеллиг не слушал ее. Ему нужно было срочно освободиться от этой болтливой девицы. Чем скорее он достигнет Директории, тем лучше. Как только он увидит Картрайта, одного движения руки со спрятанным в рукаве бластером будет достаточно…
И тут оператор Эл Дэвис увидел выражение глаз Вальтера. Без сомнения, любовник мисс Ллойд был телепатом.
Толпа подалась в сторону Пеллига и прижала его к ограде. Одним махом он преодолел ее и очутился на улице. Обернувшись, Пеллиг увидел, как Вальтер пробирается сквозь толпу в его сторону.
Сеть телепатов была замкнутым кругом. Бесполезно было убегать от Вальтера: вместо него, неважно где, появится другой телепат и перехватит его… Но все же Пеллиг, перебежав через перекресток, нырнул в магазин. Несколько элегантных женщин беспечно выбирали себе покупки. Пеллиг пронесся мимо них, направляясь к двери, ведущей, видимо, во двор.
Служащий магазина, огромный человек в голубом костюме, преградил ему путь.
— Эй, туда нельзя! Что вам надо?
Мозг Дэвиса безуспешно искал решение.
Он скорее почувствовал, чем увидел, что в главный подъезд магазина в этот момент уже входит группа людей с весьма серьезным выражением на лицах. Оттолкнув служащего, Пеллиг устремился в проход между прилавками.
Это была ловушка. Что делать? Дэвис безуспешно напрягал свой мозг.
К величайшему счастью для него, произошла смена операторов. Дэвис вернулся в Фарбен, а Пеллиг, ведомый другим оператором, продолжал метаться в западне, но это уже мало интересовало Эла. Он расслабился и дал возможность сложному аппарату, присоединенному к его телу, его настоящему телу, отсосать гнетущие излишки адреналина. Почти равнодушно поглядывая на инвик-экран, Дэвис увидел, как Пеллиг, разбив шикарную витрину, выбежал на улицу. Огромный детина-служащий, казалось, окаменел. Несколько секунд он неподвижно стоял посреди общей паники. Его губы подергивались в тике, по подбородку текла слюна. Потом он внезапно обмяк, рухнул на пол и застыл на нем бесформенным комом. Это заинтересовало Эла Дэвиса. Неужели Пеллиг убил этого парня?
Тем временем Пеллиг с невероятной для человека скоростью бежал по оживленной улице. Мгновение поколебавшись, он заскочил в здание театра.
Зал был погружен в темноту. Это не мешало телепатам, а вот Пеллигу пришлось сбавить обороты. Выскользнув из зала в коридор, он заметил, что за ним увязалась какая-то женщина. Медлить было нельзя и, взрезав бластером стену, Пеллиг выбрался на тихую улочку, проходившую за театром.
На несколько секунд Пеллиг остановился Прямо перед ним, ослепительно сияя на солнце, возвышалась огромная золоченая башня Директории. Пеллиг глубоко вздохнул и шагом, не торопясь, направился в сторону башни. Похоже, никто его сейчас не преследовал. Можно было выбрать оптимальный вариант продвижения. Пеллиг снова вышел на оживленную улицу, остановил такси-робота и с ветерком покатил в сторону башни Директории.
Новый оператор, входя в свою роль, заставил Пеллига почистить ногти, проверить стрелки на брюках и даже завязать разговор с такси-роботом.
Произошло что-то невероятное: сеть телепатов была прервана.
Спокойный, умиротворенно посасывающий сигарету Кейт Пеллиг неотвратимо приближался к Директории.
Майор Шеффер метался по кабинету вне себя от ярости.
Взволнованные и раздосадованные телепаты наперебой вступали с ним в контакт.
— Шеффер, это потрясающе! Вальтер Ремингтон перехватил его еще у корабля. Вальтер нащупал многое: бластер, страх, стратегию, личные качества…
— Когда он забежал в магазин, его мысли были чрезвычайно рельефны, а потом…
— Потом он рассыпался, расстаял в воздухе. Мы не упустили его, он просто перестал существовать.
— Он не использовал никакой защиты, никакого глушения. Просто его личность вдруг вся целиком внезапно исчезла.
— Мы его не слышим. Кажется, у него нет разума.
— Что стало с телепаткой из театра?
— Она его упустила. Она выпала из сети. Думаю, она мертва.
Шеффер слушал эти переговоры, и ему казалось, что он сошел с ума. Нужно было срочно связаться с Луной.
— Питер, — сказал он, когда Вейкман появился на инквик-экране, — мы побеждены.
— Я не понял. Картрайт ведь здесь, на Луне.
— Питер, мы нащупали убийцу, но он прошел через три звена и продолжает двигаться вперед…
— Послушайте меня, — перебил Шеффера Вейкман. — Может, телепаты слишком удалены друг от друга? Сомкните ряды. Кроме того…
— Я нашел его! — пронеслось вдруг по телепатической связи. — Он здесь, совсем рядом.
Вся сеть завибрировала от нетерпения.
— Он только что вышел из такси. Сейчас он войдет в здание Директории через главный вход. Я прочитал это в его мозгу. Я сейчас убью его. Он…
— Вы убили его?! — не выдержал Шеффер.
— Он не один. Я не понимаю… Он исчез! — телепат начал истерически похохатывать. — Правда, он есть, но его… нет…
Кейт Пеллиг со спокойным видом, засунув руки в карманы, поднимался по мраморным ступеням. Он двигался прямо в личные апартаменты Картрайта.
Питер Вейкман, нервно шагая, пересек верхнюю палубу, где в просторном бассейне плескались служащие Корпуса.
Рита O’Нейл сидела поодаль, греясь на солнце. Заметив Вейкмана, она быстро поднялась.
— Все идет нормально? — спросила она.
— Я только что разговаривал с Батавией, с Шеффером, — уклонился от прямого ответа Вейкман.
Рита, откинув назад свои черные блестящие волосы, резко спросила:
— И что?
— Они не смогли остановить его. Я ошибся в своих расчетах.
Рита охнула:
— И он знает, что Леон здесь?
— Еще нет, но скоро узнает.
— Вы увезете отсюда Леона?
— Это бесполезно. Здесь не хуже, чем в любом другом месте. По крайней мере, безлюдно и меньше помех для зондирования.
Вейкман тяжело поднялся:
— Пойду еще раз посмотрю записи о Хербе Муре, особенно те, что остались после его визита к Картрайту.
Рита набросила поверх купальника пляжный костюм.
— Сколько у нас в запасе времени?
— Мало. Надо срочно начинать приготовления. События развиваются быстрее, чем следовало бы. Боюсь, что все рушится… Не обессудьте, я все делал так, как считал лучше.
Рита пристально посмотрела в глаза Вейкмана:
— Вам не следовало отстранять Леона. Вы должны были дать ему возможность действовать самостоятельно. Вы лишили его инициативы, — красивое лицо Риты было холодно и надменно. — Вы считаете, что он сам не сможет выпутаться из всего этого. Вы сделали из него ребенка, и Леон покорился.
— Я остановлю Пеллига, — пообещал ей Вейкман. — Я восстановлю контроль над ситуацией, разберусь в происходящем и остановлю убийцу прежде, чем он явится к вашему дяде. Операцией руководит не Веррик. Он никогда бы не додумался до такой гибкой стратегии. Руководитель, скорее всего, — Мур.
— Жаль, что он не с нами.
— Я остановлю Пеллига, — еще раз пообещал Вейкман.
Кейт Пеллиг стремительно поднимался по мраморной лестнице. В центральном вестибюле он на мгновение остановился, чтобы сориентироваться.
И тут завыли сирены.
«Освободите помещение! — прогремели жесткие механические голоса. — Убийца находится здесь! Всем немедленно освободить залы и коридоры!»
Директорию охватила паника. Люди бежали к выходам, опрокидывая мебель, наталкиваясь друг на друга. В толпе кто-то опознал Пеллига, и тут же прогремели выстрелы. Рядом с убийцей на пол упало несколько обугленных тел.
Пеллиг, петляя, помчался по вестибюлю.
«Убийца в вестибюле!» — не переставая, гремели радиодинамики.
В коридоры тяжело выкатывались роботы-пушки. Со всех сторон к зданию Директории подходили отряды военных, и всякий, выходящий из него, проходил строгий контроль.
Но Пеллиг не выходил.
Тем временем Мур переключил Пеллига на другой ум.
Новый оператор действовал не менее решительно: Пеллиг рванулся в боковой коридор прежде, чем роботы-пушки преградили ему дорогу.
«Убийца покинул вестибюль!» — взревели радиодинамики.
Прорезав себе путь сквозь стену, Пеллиг оказался в большом зале. Здесь было тихо и пустынно. Только столы, заваленные документами, кресла и… ни души.
Бентли, сидевший перед инвик-экраном вместе с Ризом Верриком и Элеонорой, узнал помещение, где он произнес клятву.
Сейчас Пеллиг стоял перед входом в кабинет Ведущего Игру.
Безуспешно дав несколько залпов, Пеллиг застыл в недоумении: броня из рексероида не поддалась его оружию.
Тут же произошла смена оператора.
Новый оператор тотчас верно сориентировался и начал методично прокладывать себе дорогу в обход убежища.
Сидя у экрана, Веррик удовлетворенно потер руки:
— Молодец! Это Мур действует?
— Нет, — ответила Элеонора.
Пробив брешь в кирпичной стене, примыкавшей к бронированному кубу из рексероида, Пеллиг вышел к потайному туннелю. Ни минуты не медля, он устремился в него. Под его ногами лопались безвредные для синтетического тела капсулы с газом.
Веррик был в восторге.
— Вы видите! Он вошел! Он убьет Картрайта!
Но убежище из рексероида — массивная крепость с собственным арсеналом и инвик-оборудованием — было пусто.
— Его там нет! — взревел Веррик. — Он скрылся!
Мозг Мура работал в бешеном темпе. Мур знал, что вокруг Пеллига сейчас собираются воедино все огромные военные ресурсы Директории.
— Да пусть же он двигается, Христа ради! — кричал Веррик. — Если он будет стоять как столб, его превратят в груду мусора!
Наконец Мур принял решение.
— Они увезли Картрайта из Батавии, — объявил он. — Мне нужны данные о всех вылетах из Батавии за прошедший час…
Спустя минуту он уже держал в руках лист металл-фойла. Мур быстро просмотрел его.
— Они на Луне.
— Вы не можете этого знать наверняка, — возразил Веррик. — Возможно, они где-нибудь в другом убежище.
Мур не слушал его. Он щелкнул переключателем на пульте, и тотчас его тело бессильно обмякло в предохранительном кольце.
В игру вошел новый оператор.
Мур, взявший на себя управление Пеллигом, не терял времени даром. Он сжег на своем пути несколько солдат и вскоре выбрался из здания Директории.
Бентли не отрывал глаз от экрана. Он наконец понял, что произошло с ним в тот вечер, когда Веррик устроил прием. Пеллиг, кроме всего прочего, был миниатюрным летательным аппаратом. Сейчас, разогнав свое легкое тело, он оторвался от земли и стремительно ушел в небо.
Через минуту после того, как Пеллиг взмыл в воздух, Питер Вейкман получил по инвик-каналу вызов от Шеффера.
— Он улетел, — пробормотал Шеффер, — как метеор.
— В каком направлении? — спросил Вейкман.
— Если верить приборам наблюдения, — голос Шеффера был растерян, — к Луне. Корпус вышел из строя. Мы бессильны.
Вейкман выключил связь. У него больше не было сомнений: Кейт Пеллиг не был человеческим существом. Это был робот, снабженный реактором… Но это еще не объясняло бесконечные изменения его личности, деморализовавшие Корпус телепатов… Если верить их донесениям, личность Пеллига состояла из независимых элементов, каждый из которых имел собственные интересы, желания, свой характер, свою стратегию…
Вейкман резко поднялся и подал мысленный импульс находящимся в его распоряжении членам Корпуса: — Ситуация такова, — сообщил он им, — что убийца все еще невредим, более того, он движется к Луне. Все члены Корпуса должны надеть лунные комбинезоны. Убийцу нужно перехватить вне помещений Центра.
Вейкман сообщил также, что Пеллиг — робот, синтетический человек с множественной личностью.
— Вы можете перехватить мысли убийцы, — пояснил Вейкман, — но не ждите их постоянства. Мыслительный процесс может внезапно оборваться. Найдите его! Превратите его в пепел, не ждите, когда он начнет первым.
Глотнув виски, Вейкман надел шлем и подсоединил провода питания. Схватив скорчер, он побежал к одному из выходных люков.
Лунная поверхность вокруг Центра представляла собой огромную равнину, покрытую толстым слоем пыли, и пересеченную кое-где невысокими скалистыми гребнями.
Вейкман осторожно двинулся вперед.
Внезапно чей-то встревоженный сигнал ворвался в его мозг:
— Питер! Я заметил его! Он приземлился в пятистах метрах от меня!
— Не упустите его! — приказал Вейкман, бросившись к месту, откуда пришел сигнал. — Не дайте ему приблизиться к Центру!
— Сейчас он в трех милях!
Сделав неловкий прыжок, Вейкман не удержался на ногах и упал. Поднявшись, он снова рванулся вперед и не сразу заметил, что потерял оружие. Бегло осмотрев местность — на большее не хватало времени — Вейкман бросился дальше. Его подгоняли донесения телепата, что убийца направляется к Центру.
Значит, Пеллиг совсем рядом.
И тут Вейкман перехватил мысли убийцы.
— Это не Пеллиг, — тут же передал потрясенный Вейкман помощникам. — Это Херб Мур!
Мозг Мура бурлил. Вейкман, отключившись от всего, вбирал в себя льющуюся потоком информацию.
Вейкман узнал, что сознание Пеллига составлялось из различных человеческих умов. В нем одна за другой сменялись личности разных людей, соединенные сложным механизмом, выбирающим эти личности случайно, без какого-либо начального плана и в непредсказуемой последовательности.
…Минимакс, неопределенность, теория игр…
Ложь!
Вейкман обнаружил, что под толстым слоем теории Минимакса был упрятан целый комплекс, состоящий из ненависти, неудовлетворенных желаний, выворачивающего душу страха, ревности к Бентли, панического ужаса перед смертью, все-разрушающих амбиций…
Мура мучила неудовлетворенность собой, жизнью, и эта неудовлетворенность толкала его на безжалостные поступки…
Механизм, менявший операторов Пеллига, подчинялся не случаю. Мур полностью контролировал его. Он мог в любой момент сменить оператора, выбирая комбинации по своему усмотрению. Он был волен и сам входить в Пеллига в те моменты, когда хотел. И…
Внезапно мысли Мура сконцентрировались на одном: он заметил преследовавшего его телепата, одного из ближайших помощников Вейкмана.
Пеллиг взмыл вверх и выпустил по преследователю луч смертоносной энергии.
Произошедшее поразило Вейкмана. Он ощутил всплеск отчаяния, исходившего от человеческого разума, пытавшегося сохранить сознание своей личности после гибели телесной оболочки.
— Питер… — подобно испаряющейся жидкости разум телепата безуспешно боролся с неизбежностью рассеивания. — О, Боже!
Это было последнее, что уловил Вейкман. Дальше — тишина и смерть.
Вейкман укрылся среди камней, чтобы не попасть на глаза Пеллигу.
Убийца тем временем оглянулся кругом и довольный тем, что избавился от преследователя, направился в сторону сооружений Центра.
Проклиная себя за потерю оружия, Вейкман безуспешно пытался наладить телепатическую связь.
Никого из членов Корпуса не было поблизости и никто не мог перехватить его мысли. Смерти одного телепата оказалось достаточно, чтобы привести в негодность систему их связи. В отчаянии Вейкман рывком поднял над головой камень, и, взобравшись на вершину холма, швырнул его в синтетического человека. Здесь, на Луне, отсутствие атмосферы и малое притяжение превращали любой булыжник в не такое уж безобидное оружие.
Лицо Пеллига выразило удивление при виде летевшего в его сторону валуна. Ловким скачком он уклонился в сторону и тотчас направил на Вейкмана свой бластер.
И тут Пеллиг — тот Пеллиг, которого видел в своем сознании Вейкман, — стал быстро меняться. Черты его личности расплылись, смешались, затем вновь стали четкими.
Новый оператор, вживаясь в ситуацию, немного помедлил. Вейкман уловил мысли Пеллига и через секунду уже знал, кто перед ним. Это был Тед Бентли.
Корабль с экспедицией престонистов продолжал свой полет. Энергетическая буря, промчавшаяся по его отсекам, утихла, и сейчас капитан Гровс с надеждой вслушивался в слова, произносимые Престоном. В звучании его голоса уже не было прежней агрессивности.
— Диск Пламени еще далеко. Я проведу вас к нему.
— Вы Джон Престон? — уже не в первый раз спросил капитан.
— Я очень стар, — ответил голос. — Я здесь давно.
— Полтора века, — уточнил Гровс. — Мы увидим вас?
Ответа не последовало.
Гровс позвал Конклина. Тот явился вместе с Марией и Джерети.
— Слышали? — спросил Гровс.
— Какой он должно быть старый, — сказал Конклин. — Маленький старичок, столько лет ожидавший нашего появления в космосе.
— Я уверен, что мы все же долетим до Десятой планеты, — произнес Гровс. — Даже если они убьют Картрайта, мы достигнем Диска.
— Что слышно о Картрайте? — спросила Мария.
— Видимо, дела его плохи. По каким-то причинам Корпус телепатов бессилен защитить его. Картрайту, судя по всему, не до нас.
— Бентли, послушайте меня! — закричал во всю силу своих легких Вейкман. — Мур обманывает вас!
Но Бентли никак не отреагировал на его крик: на Луне акустической связи не существует.
Лицо телепата скривила гримаса досады. Он воспринимал мысли Бентли, читал, как по книге, что тот сейчас думает, ощущал его отвращение к Хербу Муру, но сам ничего не мог ему сообщить.
Пренебрегая опасностью, Вейкман спустился по склону к Теду Бентли. С панической поспешностью, косясь на уставленный на него бластер, Вейкман начертал на пыли: «Мур обманул вас. Операторы выбираются не случайно».
Бентли прочитал.
«Что это значит?» — подумал он и тут же сообразил, что между ним и Вейкманом возможен только односторонний обмен мыслями.
— Продолжайте, Вейкман, — отчетливо прокрутил в своем мозгу Тед. — В каком смысле он обманул меня?
Вейкман начертил: «Мур убьет вас вместе с Картрайтом».
— Но как? — изумился Бентли.
«На подходе к Картрайту Мур подключит к телу Пеллига именно вас. Осмотрите Пеллига. Вы должны найти в его оболочке бомбу. По команде Мура вы будете взорваны вместе с Картрайтом».
— Веррик знает об этом?
«Да».
— А Элеонора Стивенс?
«Да».
— Как мне удостовериться в том, что это правда?
«Повторяю: осмотрите тело Пеллига».
Припомнив технические детали, Бентли заставил Пеллига быстро обследовать самого себя. Да, что-то в конструкции было не так. Вейкман не обманул. Пеллиг, кроме всего прочего, был еще и дистанционно управляемой миной.
— Вы правы, Вейкман. Я верну Пеллига на Фарбен.
Вейкман понял Теда и в ответ радостно взмахнул рукой.
Бентли осознавал, что Мур наблюдает за ним, и поэтому, не медля, направил Пеллига к Земле.
Пеллиг успел пролететь не более километра. Произошла резкая смена оператора, и Тед Бентли очутился в Фарбене.
На инвик-экране Тед увидел, как Пеллиг вновь приблизился к поверхности Луны и стремительно подлетел к Вейкману. Тот, видимо, сразу понял, что его ожидает и, остановившись, с достоинством ожидал неотвратимой развязки. Сверкнул луч бластера. Пеллигу хватило одного выстрела, чтобы расправиться с человеком в скафандре, одиноко стоявшим посреди залитой солнцем лунной равнины.
Бентли высвободился из опутывавших его проводов и через мгновение уже стоял у выхода из своего отсека лаборатории. Дверь была заперта. Тед предвидел это. Он подошел к пульту управления приборами и оборудованием и вскоре яркая вспышка осветила отсек. Устраивая это короткое замыкание, Тед знал, что, как и положено при аварийной ситуации, дверь отсека откроется сама собой.
Выскочив в коридор, Бентли первым делом овладел оружием охранника, стоявшего у двери. Сделать это было нетрудно, поскольку тот никак не ожидал нападения.
Ворвавшись в отсек, в котором лежало безжизненное тело Херба Мура — именно он управлял сейчас Пеллигом, — Бентли, не раздумывая, выстрелил в него и выбежал в коридор. Спустившись по лестнице, он выскочил на улицу и подал знак такси-роботу.
На прогремевший на Земле выстрел Пеллиг отреагировал мгновенно. Конвульсивным прыжком он оторвался от лунной поверхности и, резко меняя траекторию, истерично заметался в безвоздушном пространстве. Наконец, спустя некоторое время, он немного пришел в себя и остановился. Недвижно, словно в раздумье, застыл он в нескольких километрах от Луны… Потом мозг Херба Мура заставил его описать широкую дугу и со все возрастающей скоростью направиться в межпланетное пространство.
То, что происходило на инвик-экране, не могло не вывести Риза Веррика из себя.
— В чем дело? — прокричал он, врываясь в лабораторию. — Кажется, Мур сошел с ума! Он уходит в космос.
Тут Веррик увидел безжизненное тело Мура.
— Вот оно что, — проговорил он, устало опускаясь в кресло.
— Доставьте меня в аэропорт, — приказал Бентли, когда такси-робот тронулся с места. — Вы знаете расписание?
— Нет, но могу воспользоваться информационной сетью.
— Не утруждайте себя.
Бентли хотел бы знать: следили ли другие члены Корпуса телепатов за его разговором с Вейкманом? Так или иначе, Луна была для него единственным прибежищем. Веррик не успокоится, пока не отомстит. В Холмы сейчас хода нет. Но неизвестно, как его, Теда Бентли, встретят теперь в Директории. Как-никак, он был сотрудником Веррика. С другой стороны, может статься, что его будут рассматривать как спасителя Картрайта. Многое зависит от того, куда сейчас направится Пеллиг.
— Питер Вейкман погиб, — доложил один из телепатов Леону Картрайту.
— Кто убил его?
— Пеллиг.
— Значит, он уже здесь…
— Наша стратегия провалилась, — сказал телепат. — Веррик прибегнул к хитрости. Полагаю, что, прежде чем умереть, Вейкман сумел постичь ее.
Подошедшая к ним Рита переспросила:
— Вейкман мертв?
— Да, Пеллиг убил его, — ответил Картрайт. — Теперь мы можем рассчитывать только на себя.
Он снова повернулся к телепату.
— Какова ситуация, только честно? Знаете ли вы достоверно, где убийца?
— С момента смерти Вейкмана мы полностью потеряли контакт с Пеллигом. Мы не знаем, где он.
— Пеллиг зашел слишком далеко, — задумчиво проговорил Картрайт. — Мы не имеем никаких шансов.
— И Вейкман руководил операцией! — гневно проронила Рита. — Вы это сделали бы гораздо лучше.
Картрайт указал ей на свое оружие.
— Вы помните этот скорчер? Много лет он лежал на заднем сиденье в моем автомобиле. У меня никогда не было случая им воспользоваться.
— Вы собираетесь этим защищаться? — глаза Риты метали молнии. — Это все, что вы собираетесь сделать?
Телепат перебил ее:
— Должен сообщить, что только что сел корабль. Прибыли майор Шеффер и оставшиеся в живых сотрудники Корпуса. С ними еще один человек. Майор хочет немедленно вас видеть.
— Прекрасно. Где он?
— Сейчас он будет здесь.
Вместе с майором Шеффером в дверь вошел аккуратно одетый брюнет чуть старше тридцати лет.
— Я позволил себе привести к вам этого человека, — объяснил Шеффер. — Думаю, вы захотите поговорить с ним. Это Тед Бентли, служащий Риза Веррика.
— Майор ошибается, — после обмена рукопожатиями сказал Бентли. — Я не служащий Веррика. Я покинул его.
— Вы нарушили клятву? — воскликнул Картрайт.
— Это он ее нарушил. Должен сказать, что с Фарбена я прибыл с некоторыми трудностями…
— Бентли убил Херба Мура, — уточнил Шеффер.
— Не совсем так, — поправил его Бентли. — Я убил его тело.
— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Рита.
Бентли коротко рассказал обо всем, что пережил в последние дни.
В конце рассказа Картрайт прервал его:
— Где Пеллиг? По последним данным, он был в двух-трех милях отсюда.
— Пеллиг в открытом пространстве. Мур больше не интересуется вами. Ему хватает своих проблем. Он покинул Луну и ушел в глубины космоса.
— В каком направлении? — спросил Картрайт.
— Не знаю.
— Это уже неважно, — нетерпеливо вступила в разговор Рита. — Главное, что он больше не преследует вас. Быть может, он сошел с ума или потерял контроль над Пеллигом.
— Возможно, — согласился Бентли. — Он не был готов к этому.
Картрайт облизнул пересохшие губы.
— Я знаю, куда он направляется.
— Кажется, и я знаю это, — после некоторого раздумья сказал Шеффер. — Владея определенной информацией, он мог отправиться на поиски Престона.
— Престона? Разве он жив? — Бентли был изумлен.
— Есть ли возможность следить за Муром? — спросил Картрайт.
— Думаю, да, — сказал Бентли. — С помощью инвик-лучей установлена постоянная связь между Пеллигом и Фарбеном. Нам, наверное, удастся подключиться к ней. Я знаю частоту, на которой она работает. Надавите на Тейта. Если вам удастся отсечь его от Веррика, он будет очень полезен. Если верить тому, что говорила мне Элеонора Стивенс, Тейту очень не нравится его компания.
Шеффер с интересом прозондировал мозг Бентли и заметил:
— Она раскрыла вам немалые тайны.
— Я хотел бы иметь возможность следить за Пеллигом, — Картрайт нервно осмотрел свой скорчер и сунул его в чемодан. — Благодаря вам, Бентли, наше положение улучшилось. Спасибо.
Рита пристально посмотрела на Теда.
— Вы не считаете себя изменником?
— Я уже говорил вам, — ответил Бентли, — Веррик освободил меня, предав первым.
Все натянуто молчали.
— Ладно, — проговорил Картрайт. — Я голоден. Пойдемте обедать или завтракать, или что там сейчас. Теперь у нас есть время. Не будем спешить.
За столом Бентли продолжил свой рассказ.
— Я убил Мура, — сказал он, — вернее, уничтожил его тело, потому что иного выхода просто не было. Несколькими секундами позже Мур переключил бы Пеллига на кого-нибудь из операторов, а сам бы вернулся в Фарбен. Пеллиг подлетел бы к укрытию, в котором находитесь вы, и последовал бы взрыв. Он нес в себе заряд, равный по мощности водородной бомбе.
— Эта бомба еще не обезврежена, — напомнил Картрайт.
— Скажите, Пеллиг был изготовлен в одном экземпляре? — спросила Рита.
— Сейчас собирается второй. Но Мур устранен, и я думаю, что только он мог довести эту штуковину до кондиции. Веррик, впрочем, был в курсе всех работ.
— А что произойдет, когда Пеллиг войдет в контакт с Престоном?
— Не знаю. Но если Престон возьмется помочь ему, то Муру придется действовать очень быстро. В космосе Пеллиг долго не продержится.
— Почему вы защитили меня? — спросил Картрайт.
— Я не думал о вас.
— Это не совсем так, — уточнил Шеффер. — Эта мысль все же была где-то на заднем плане в вашем сознании. С момента вашего психологического разрыва с Веррик ом вы, не желая того, стали могучим помощником Картрайта.
— Я и сейчас не могу ответить на некоторые вопросы, — признался Бентли. — Чем заниматься, если общество полностью прогнило? Подчиняться ли его идиотским законам? Преступление ли это — неподчинение произнесенной клятве?
— В обществе преступников, — вставил Шеффер, — невинные отправляются за решетку.
— А кто вправе решать, что общество идет по ложному пути?
— Вы, Бентли, это знаете, и этого достаточно, — улыбнулась Рита.
Бентли впервые за долгое время получил возможность высказаться, и теперь, видимо, пытался воспользоваться этой возможностью сполна.
— Вы только представьте, — сказал он, — в системе живет шесть миллиардов человек, и большинство из них думает, что все здесь совершенно. Можно ли от человека требовать, чтобы он шел против всех тех, кто его окружает?
— Скажите, Бентли, в момент принесения клятвы вы знали, что Веррик низложен?
— Нет, но он это знал.
Картрайт потер свой подбородок.
— Быть может, ваше дело правое. В вас есть что-то интересное, Бентли. Что вы станете делать теперь, когда нарушили правила Игры? Снова принесете клятву?
— Не думаю.
— Почему?
— Человек не должен быть слугой другого человека.
— Я не это имел в виду. Я говорю о клятве посту. Если хотите, я могу в качестве Ведущего Игру принять ее у вас.
— Но у Веррика хранится моя карточка.
— Да? Но это можно исправить, — Картрайт сунул руку в карман и достал потрепанный конверт. В нем была дюжина карточек — главное богатство в его прошлой жизни. Одну из карточек он протянул Бентли.
— Это стоит два доллара.
Бентли молча достал из своего бумажника два доллара, положил их на стол и сунул карточку в нагрудный карман.
В следующую минуту Бентли произнес клятву Ведущему Игру Картрайту.
— Теперь мы вместе, — объявила Рита.
Через некоторое время, когда Картрайт и Шеффер вышли, чтобы отдать распоряжения своим работникам, Рита сказала Бентли:
— Наверное, я не должна вам говорить этого. Вы и так достаточно сделали. Но все же скажу… Тед, вы сделали ошибку, не убив Веррика. Вам ничто не мешало убить его…
— Нет, этого нельзя требовать от меда. Я нарушил клятву, связывающую меня с Верриком, но я не трону его.
— Благородно. Но знаете ли вы, что сделает с вами Веррик, попадись вы ему в руки?
— Давайте, пока не будем об этом, хорошо?
— Хорошо. Но Бентли, у меня есть к вам просьба…
— Говорите.
— Я бы не хотела, чтобы вы начали руководить действиями моего дяди. Этим, к сожалению, очень любил заниматься Вейкман. Пусть Картрайт действует самостоятельно. Нужно дать ему шанс…
— Поверьте, я не очень честолюбив. Единственное, чего я хочу, — Бентли задумался, — я хочу жить, как Эл Дэвис: иметь свой уютный дом, хорошую работу, жить своей жизнью! Но как это сделать в такой гнилой системе! Я не хочу быть этим Элом Дэвисом в мире, где все продажно, где такие идиотские законы…
Рита не успела ничего ответить на этот монолог Бентли. В зал вошел Шеффер. Вслед за ним, путаясь в наполовину снятом лунном скафандре, спешила… верная сотрудница Риза Веррика — Элеонора Стивенс! Отбросив со лба растрепанную копну шикарных волос, она выдохнула:
— Бентли, я опередила его! Бегите отсюда!
Бежать, собственно, было некуда. Напротив шлюзовой камеры уже приземлился транспортный корабль. Из него вышла небольшая группа людей в скафандрах и направилась к входному люку.
Прибыл Риз Веррик.
Леон Картрайт пошел встречать прибывших.
— Вам, Бентли, лучше укрыться где-нибудь, — бросил он на ходу.
— Это бессмысленно, — возразил майор Шеффер. — Веррик знает, что Бентли здесь. Лучше попытаться раз и навсегда расставить точки над «i».
— Имеет ли Веррик право войти сюда? — нетерпеливо спросил Бентли.
— Конечно, — ответил Картрайт. — Это общественная станция, а Веррик не убийца, а обычный гражданин.
— Вы будете присутствовать при встрече? — спросил Шеффер у Бентли.
— Да, я останусь.
Прибывшие с Земли были приглашены в столовую, где роботы поспешно расставляли чашки с блюдцами.
Бентли и Рита сели как можно дальше от Веррика, который хотя и увидел Теда, но не подал вида. Шеффер, телепаты и служащие расположились вокруг Картрайта и Веррика.
— Вы в курсе, что Пеллиг улетел? — спросил Риз.
— Да, — кивнул Картрайт. — Он направился к астронефу Джона Престона.
— Полагаю, он достигнет его, — объявил Веррик. — В момент нашего отбытия из Фарбена, Пеллиг был уже на расстоянии восьмидесяти девяти астрономических единиц от нас.
Веррик жадно глотнул обжигающий кофе.
— Что, по-вашему, сделает Мур, если ему удастся овладеть открытиями Престона? — спросил Картрайт.
— Трудно сказать. Мур непредсказуем. Я снабжал его необходимыми средствами, оборудованием, но не был до конца посвящен в его проекты. Знаю только, что это необычайный, блестящий талант.
— Скажите, он единственный автор Пеллига?
— Да. Я просто санкционировал его работу. Я знал цену Муру и не пытался командовать им.
В столовую скользнула Элеонора. Постояв мгновение в нерешительности, она с испуганным видом села в самом дальнем углу.
— Я хотел бы знать, где вы были? — обратился к ней Веррик. — Я ждал вас, а вы опередили меня на… — он посмотрел на часы, — на несколько минут.
Элеонора, съежившись от страха, молчала.
— Вернется ли к вам Мур, если ему удастся достичь желаемого? — спросил Картрайт.
— Сомневаюсь. У него нет для этого достаточно серьезных оснований.
— А клятва?
— Он никогда не придавал значения такого рода вещам.
Веррик бросил взгляд на окружающих.
— Это становится своеобразной модой среди нынешних блестящих молодых людей. У меня впечатление, что клятвы больше не имеют той ценности, что раньше.
Бентли молча сидел подле чашки нетронутого кофе. Рита, с тревогой поглядывая на него, нервно курила.
— Вы собираетесь созывать второй Конветет Вызова? — спросил Картрайт Веррика.
— Не знаю. Во всяком случае, не сразу, — ответил после некоторого раздумья Веррик.
— Зачем вы прибыли сюда? — резко спросила Рита.
Веррик сжал кулаки.
— Кто это? — спросил он у Картрайта.
— Это моя племянница.
Картрайт представил их друг другу. Рита, холодно кивнув Веррику, демонстративно повернулась к Бентли.
Риз недовольно нахмурил брови.
— Не знаю, что рассказал вам Бентли, — обратился он к Картрайту, — но, надеюсь, вы понимаете мое нынешнее положение.
— То, что Бентли не рассказал мне, Шеффер сам прочел в его мозгу, — ответил Картрайт.
Веррик пристально взглянул на него.
— Стало быть, нет необходимости в моих объяснениях?
— Да, — подтвердил Картрайт.
— Я не склонен с вами обсуждать действия Херба Мура, а также то, что касается Бентли. Это дело решенное. Веррик, запустив руку в карман, вынул суперскорчер и положил его на стол напротив себя.
— Я не могу убить Бентли, пока мы сидим все вместе за столом, — он тяжело улыбнулся. — Я убью его, когда мы выйдем отсюда.
Шеффер и Картрайт переглянулись.
— Пришло время, — сказал Картрайт, — расставить точки над «i». Сейчас Бентли связан клятвой со мной. Он произнес клятву Ведущему Игру.
— Это невозможно! — взревел Веррик. — Он нарушил клятву, связывающую его со мной. Это лишает его права произнести другую клятву.
— Я не считаю, что он нарушил клятву, связывающую его с вами, — отрезал Картрайт.
— Вы предали его, — добавил Шеффер.
Веррик помотал головой.
— Я не вижу со своей стороны никакого предательства. Я выполнил все возложенные на меня обязательства.
— Это не так, — перебил его Шеффер.
Веррик сунул свой скорчер обратно в карман.
— Надо проконсультироваться, — сказал он. — Попробуйте вызвать судью Воринга.
— Это приемлемо, — согласился Картрайт и добавил: — А сейчас отдыхайте. По-моему, здесь идеальное место для отдыха.
Судья Феликс Воринг — старый ворчливый карлик — был одет в черный изъеденный молью костюм и старомодную шляпу.
Этот белобородый старик был самым почитаемым в системе юристом.
— Я знаю о вас все, — пробурчал он, глядя на Картрайта и Веррика. — Кстати, с Пеллигом что-то случилось, не так ли? — ехидная усмешка скривила губы Воринга. — Он не вызывал у меня доверия. Слишком мало мускулов.
Вместе с судьей прибыли роботы-информаторы, бюрократы Директории, служащие Холмов. Станция стала походить на гудящий улей.
Техники инвик-службы, прилетевшие на другом корабле, спешно оборудовали станцию для проведения заседания. Их работа осложнялась огромным числом праздных людей, играющих в крокет, ручной мяч, футбол и другие подвижные игры.
— Здесь хорошо, — шепнула на ухо Бентли Рита. — Мне страсть как хочется попробовать себя в какой-нибудь из игр.
Они зашли в гимнастический зал, где солдаты Директории вперемешку с остальной публикой проверяли при помощи специальных приборов свои магнитные поля, пытались ходить под искусственной гравитацией, боролись с роботами, делали различные упражнения на тренажерах…
Бентли мрачно смотрел перед собой.
— Я понимаю ваше состояние, — сказала Рита. — Господи, неужели Воринг сможет принять правильное решение, если вокруг такая суета?
Рита, сняв одежду, бросила ее роботу и улеглась в гамак. Контрполе низкой гравитации расслабило ее тело, и через несколько минут Рита почувствовала себя отдохнувшей.
— Идите сюда, — позвала она Бентли. — Посмотрите, все развлекаются, даже у роботов отличное настроение.
— Спасибо за предложение, — угрюмо сказал Бентли. — Я ограничусь созерцанием.
Рита томно потянулась, предоставив свое тело лучам искусственного солнца.
— Как хорошо, — прошептала она.
— Это идеальное место для отдыха, — сказал Бентли. — Если нет других забот.
Рита не ответила ему. Она уснула.
Засунув руки в карманы, Бентли стоял посреди бурлящего весельем зала. Неподалеку Картрайт оживленно беседовал с Гарри Тейтом, президентом Инвик-службы. Поодаль стояла Элеонора Стивенс. Перехватив взгляд Бентли, Элеонора подошла к нему.
— Вы давно знаете эту девушку? — спросила она.
— Я с ней только что познакомился.
— Она красивая, но она ведь старше меня. Ей, должно быть, лет тридцать.
— Ну, не совсем.
Элеонора пожала плечами.
— Впрочем, это неважно. Пойдемте, чего-нибудь выпьем. Здесь так душно, и еще от всех этих криков у меня разболелась голова.
— Нет, спасибо, — отказался Бентли.
Взяв у робота стакан с коктейлем, Элеонора взглянула на часы.
— Сейчас они начнут, и решать будет этот старый козел.
— Да, я знаю.
— Он совершенно не в курсе дел. Веррик заставит его плясать под свою дудку, как он это сделал с Конвететом.
Элеонору убивала сухость Бентли. Вскинув глаза, полные слез, она сказала:
— Тед, я приехала, чтобы предупредить тебя! И он это знает.
— Это ужасно, — вяло проговорил Бентли.
— Тебе это все равно?
— Почему же? Нет. Но я не могу ничего сделать.
— Ты же можешь убить Веррика! — в голосе Элеоноры послышались истерические нотки. — Ты вооружен. Убей его, пока он не убил нас обоих!
— Нет, — отрезал Бентли. — Я не стану убивать Риза Веррика. Я подожду дальнейшего развития событий. И хватит об этом.
— И со мной тоже… хватит?
— Ты знала о существовании бомбы?
— Что я могла сделать?
Обуреваемая страхом, Элеонора семенила за Тедом.
— Я ничего не могла с этим поделать… Прости, Тед!
— Ты знала об этом во время той ночи и тем не менее посоветовала мне работать с вами.
Элеонора преградила Бентли дорогу.
— Да, я знала это. Но все, что я говорила тебе той ночью, — правда.
— О Господи! — раздраженно воскликнул Тед.
— Выслушай меня! — продолжала умолять Элеонора. — Риз тоже знал. Все знали. Но кто-то ведь должен был оказаться в теле Пеллига в решающий момент, так ведь?
Бентли, попятившись от Элеоноры, чуть было не налетел на белобородого старика, мелкими шажками пересекавшего зал. Воринг, поманив за собой Бентли и войдя в соседнюю комнату, положил на стол огромный фолиант и, окинув взглядом присутствующих, начал заседание.
Их было пятеро.
Во главе стола, обложившись сводами законов и своими записями, восседал Воринг. По правую и левую руку от него сидели Веррик и Картрайт, за ними — майор Шеффер и Бентли.
— Запись ведется? — спросил Воринг.
— Да, — ответил Шеффер.
— Итак, начинаем, — провозгласил судья и, указывая на Бентли, спросил у Веррика: — Это тот самый?
— Именно из-за него я и прибыл, — подтвердил Веррик. — Но он не единственный, есть и другие, нарушившие клятву.
— Пожалуйста, расскажите все подробно, — велел Воринг.
— Бентли отказали на Холме Птицы Лиры. Он был изгнанный классифицированный, без места. Он явился ко мне в Батавию и попросил место восемь-восемь — это его класс. Я принял его, ввел в свой дом, дал ему жилье на Фарбене. В это время у меня все шло вверх дном, но я дал Бентли то, что он желал. Я включил его в группу биохимических исследований, дал ему женщину, чтобы она разделила с ним ложе, я кормил его, заботился о нем, охранял его.
Риз Веррик повысил голос:
— Он настаивал, чтобы ему была предоставлена работа на самом высоком уровне, и я доверил ему ответственный пост в проекте. А он, прибыв сюда на корабле Директории, принес клятву Ведущему Игру.
Веррик, закончив объяснение, замолчал.
Воринг дал слово Бентли, но тот только пожал плечами: все было уже сказано и ему нечего было добавить.
Тогда в разговор вступил Картрайт.
— Какова была роль Бентли в этом проекте?
Веррик заволновался.
— В сущности он делал, что и другие класса восемь-восемь.
— И различий никаких не было?
— Насколько я помню — нет.
— Это ложь, — сообщил судье Шеффер. — Веррик в курсе, что различия были.
Веррик вынужден был признаться.
— Да, — сказал он. — Бентли должен был довести проект до финальной стадии. Мы ему полностью доверяли.
— В чем заключалась финальная стадия? — спросил Воринг.
Так как Веррик молчал, ответил Картрайт:
— Смерть Бентли.
— Это правда? — острые глазки судьи впились в Веррика.
Веррик кивнул.
— Бентли знал об этом? — спросил Воринг.
— Он был новичок среди нас, ему нельзя было сразу сообщать такое… Он изменил мне, когда все узнал, — Веррик судорожно сглотнул. — Он разрушил весь проект. Он мне все испортил.
— Кто еще изменил вам? — поинтересовался Шеффер.
— Элеонора Стивенс и Херб Мур.
— Я полагаю, — хмыкнул Шеффер, — что раз Бентли убил Мура, который изменил вам, то Бентли повел себя как преданный служащий.
— Нет! — закричал Веррик. — Мур изменил мне после того, как Бентли убил его!
— Что? — вскочил судья. — Я не понимаю!
— Расскажите, в чем состоял проект, — предложил Веррику Шеффер. — Тогда судье Ворингу все станет ясно.
Веррик напоминал загнанного в угол волка.
— Мне нечего больше сказать, — он медленно поднялся. — Я опускал детали, касающиеся смерти Мура, так как они не имеют отношения к нашему разговору.
— Итак, какова ваша позиция? — спросил Картрайт.
— Бентли бежал, оставив свое рабочее место. Он покинул пост, который я доверил ему и который он получил, принеся клятву.
— Ясно, — сказал Картрайт. — Теперь я хочу кое-что добавить. Я предложил Бентли принести мне клятву, потому что я рассматривал его, как законно освобожденного от клятвы Веррику. Я считаю, что это Веррик нарушил клятву. Он послал Бентли на смерть. Покровитель не имеет права посылать своего классифицированного служащего на смерть, не получив предварительно его письменного согласия.
— Да, — ответил Веррик. — Это так. Но Бентли обязан был остаться на своем посту. Это его долг.
Судья Воринг покачал головой:
— Классифицированный служащий должен дать согласие. Покровитель может уничтожить своего классифицированного служащего, только если он нарушит клятву. В этом случае служащий теряет все свои права, он становится собственностью своего покровителя, — судья захлопнул свой фолиант. — Настоящий случай имеет два варианта. Если рассматриваемый покровитель нарушил клятву первым, то рассматриваемый служащий оправданно мог оставить работу и уйти. Но если покровитель не нарушал клятвы прежде, чем служащий сбежал, то этот последний есть изменник и заслуживает наказания смертью.
С этими словами судья Воринг покинул заседание.
— Мы будем ожидать вашего решения, — сказал вслед ему Картрайт.
На станции был «вечер». Рита и Бентли сидели в полумраке одного из баров. Единственная плазмо-свеча неровными вспышками освещала их столик.
Майор Шеффер с бокалом в руке подошел к ним.
— Я только что прозондировал Воринга, — сказал он. — Вы оправданы.
Бентли не ощутил особой радости.
— Что с вами? — изумилась Рита.
— Когда-то я полагал, что дело в Холмах, но Вейкман был прав: дело во всем обществе. Повсюду зловоние, — Бентли с яростью хлопнул ладонью по столу. — Я, разумеется, мог бы заткнуть нос и вообразить, что никакого зловония нет. Но надо что-то предпринимать! Эта структура должна быть низвергнута. Она насквозь прогнила и сама готова разрушиться. На ее месте надо построить что-то новое. И я хотел бы содействовать этому.
— Я думаю, вы на это способны, — сказала Рита.
— Но кто предоставит мне эту возможность? — воскликнул Бентли. — Я — служащий, связанный клятвой. Это навсегда.
— Вы — молоды. Мы оба молоды, и впереди у нас долгие годы, — Рита подняла бокал. — Я верю, у нас есть шанс. Через несколько минут судья объявит свое решение официально.
И только тут измученный мозг Бентли воспринял новость, с которой пришел Шеффер.
— Значит, Веррик не имеет на меня никаких прав? — все еще недоверчиво, как бы в полусне, спросил он.
— Ну, конечно же! — подтвердил Шеффер и, оставляя Риту и Бентли наедине, добавил: — Примите мои поздравления.
— Выходит, я добился, чего хотел, — пробормотал Бентли. — Я работаю на Директорию, я нанят Ведущим Игру…
— Посвятим нашу жизнь изменению хода мирового развития, — засмеялась Рита.
— Согласен, — улыбнулся Бентли. — Я пью за это.
— Но не слишком много, — предупредила Рита. — Веррик все еще здесь.
Улыбка сползла с лица Бентли.
— Мне кажется, — тихо сказала Рита, — он не вернется с пустыми руками. Это еще не все, Тед, — она серьезно посмотрела на Бентли. — Он успокоится, только если кого-нибудь убьет.
Бентли не успел ответить. Чья-то тень легла на стол. Нащупав в кармане скорчер, Бентли поднял глаза.
Перед ними стояла Элеонора Стивенс.
Помедлив, она села напротив Теда и Риты. Наигранная улыбка застыла на ее губах. В зеленых глазах вспыхивали молнии. Роскошные рыжие волосы разметались по обнаженным плечам.
— Кто вы? — спросила Рита.
— Имя. Ничего, кроме имени, — ответила Элеонора. — Никакой личности. Не правда ли, Тед?
— Вам лучше уйти, — предложил Элеоноре Бентли. — Не думаю, что Веррик одобрит ваш выбор компании.
— С момента своего прибытия сюда он не замечает меня. Да и он мне не нужен.
— Поосторожней, — предупредил ее Бентли, — вы связаны с ним клятвой.
— Быть осторожной? Зачем? — Элеонора выдохнула в их сторону облако дыма. — Я слышала окончание вашего разговора. Вы правы. Веррику нужно кого-то убить. Он бы хотел убить вас, Тед, но, возможно, удовольствуется и Картрайтом. Раньше у него был Мур, который мог все отрегулировать. Счет таков: пятьдесят очков за то, что он убьет Бентли, но сто за то, что в результате будет убит и он. Сорок очков Риз заработает, если убьет Картрайта, но потеряет шестьдесят: ведь у него отберут карточку и он не сможет снова стать Ведущим Игру. В обоих случаях Риз проигрывает.
— Так, — согласился Бентли. — Он теряет в любом случае.
— Но ведь можно убить не тебя, не Картрайта, а меня…
— Я не понимаю, о чем вы? — спросила Рита.
Бентли посмотрел на Элеонору и замер в ужасе: она кошачьим движением схватила со стола плазмо-свечу и прижала ее к лицу Риты.
Тед резко отбросил ее руку, но было поздно: Рита успела получить ожог, ее волосы обгорели, и в прокуренном воздухе бара распространился острый запах паленого.
Элеоноре этого было мало. Оторвав Ритины руки от лица, она попыталась ткнуть в глаза девушки острой шпилькой. Разъяренный Бентли с силой отбросил ее в сторону.
На шум подбежали люди. Подкативший робот начал оказывать Рите медицинскую помощь.
— Пожалуйста, Бентли, — простонала девушка, — догоните ее.
Выбежав из бара вслед за Элеонорой, Бентли остановился как вкопанный: он увидел, что в глубине коридора дорогу Элеоноре Стивенс преградил Веррик.
— Выслушайте меня! — закричала Элеонора. — Риз, поверьте мне ради Бога! Возьмите меня обратно, — девушка была близка к истерике. — Я в отчаяньи! Я больше не сделаю так! Я покинула вас, но больше этого никогда не будет! Ведь я пришла к вам не с пустыми руками…
Веррик наконец заметил Бентли. Мрачно улыбаясь, он стиснул запястье Элеоноры своей могучей лапой.
— Вот мы и снова вместе, все трое.
— Вы ошибаетесь, Риз, — обратился к нему Бентли. — Она не собиралась изменять вам. Она всегда была вам предана, Веррик.
— Я другого мнения, — сказал Риз. — Она коварна и ничтожна. Она абсолютно ничего не стоит.
— Тогда отпустите ее на все четыре стороны.
— Нет, — отрезал Веррик. — Этого не будет.
— Риз, — простонала девушка. — Умоляю…
— Хватит, — спокойно сказал Веррик. — Я уже все решил.
— Тед! — закричала Элеонора. — На помощь!
Бентли рванулся к ним, но было уже позно: Веррик оторвал девушку от пола и в три гигантских прыжка очутился у служебного люка.
Застыв от ужаса, Бентли видел, как Веррик втолкнул Элеонору в шлюзовую камеру, захлопнул за ней люк и нажал кнопку сброса. Сквозь прозрачные стены было хорошо видно, что произошло с девушкой в следующее мгновенье. Бентли отвернулся, не в силах вынести этой жуткой картины.
Все было кончено.
Бентли выхватил оружие, но выстрелить не успел: подбежавший Шеффер выбил скорчер из его рук.
— Это ничего не изменит, — крикнул он Бентли. — Она мертва.
— Да, — согласился Бентли. — Я знаю.
Шеффер нагнулся и поднял оружие.
— Надо схватить Веррика, — сказал Бентли.
Шеффер отрицательно покачал головой:
— Ничего не выйдет. Она не была классифицирована.
Тед медленно побрел назад. Позади раздались тяжелые шаги и хриплое дыхание Веррика.
— Погодите, Бентли, — сказал он. — Я пойду с вами. Хочу обговорить с Картрайтом одну маленькую сделку, которая, как я думаю, вас заинтересует.
— Как здоровье вашей племянницы? — спросил Веррик, войдя в комнату.
— Идет на поправку, — ответил Картрайт. — Она осталась жива благодаря Бентли.
— Я всегда знал, что у него голова варит. Когда надо, Бентли умеет действовать решительно. Это из-за него озлилась на вашу племянницу Элеонора?
— К счастью, ожог небольшой. Рите уже сделали пересадку кожи, и следов не будет видно.
Картрайт выжидательно посмотрел на Веррика. Он понимал, что Риз пришел сюда не для того, чтобы высказать сочувствие Рите, и потому спросил напрямик:
— Чего вы хотите?
Веррик молчал. Картрайт повернулся к судье Ворингу:
— Я не знаю цели этого собрания.
— Я тоже, — раздраженно ответил Воринг и в упор глянул на Веррика: — Итак, Риз, в чем дело?
— У меня есть предложение к Картрайту, — наконец сказал Веррик. — А вас, Воринг, прошу оценить его со всей объективностью.
С этими словами Веррик выложил на стол скорчер.
— Думаю, никто не станет отрицать, что мы зашли в тупик. Вы, Леон, не можете меня убить: я не убийца, я — ваш гость.
— Вы правы, — сухо ответил Картрайт.
— Я прибыл сюда, чтобы убить Бентли, но не могу этого сделать по известным вам причинам. Вас я тоже не могу убить.
— Продолжайте.
— А может, все-таки, я это сделаю…
— Тогда вы лишитесь карточки и навсегда будете исключены из игры в Минимакс, — объявил Воринг. — Что вы от этого выиграете?
— Удовлетворение… удовлетворение, — пробормотал Веррик.
— Были бы вы удовлетворены, если бы потеряли свою карточку?
— Нет, — ответил Веррик. — Но у меня есть Холм Фарбен, даже лишив карточки, вы его у меня не отнимете.
— Я, кажется, начинаю понимать вас, — сказал Картрайт. — Вы пытаетесь запугать меня, а вслед за этим предложите: смерть или полюбовная сделка. Я прав, Риз?
Веррик вытащил из кармана карточку:
— Я предлагаю обмен вашей карточки на мою.
— Вы станете Ведущим Игру.
— А вы останетесь в живых. Мы выйдем из тупика.
Картрайт взглянул на Шеффера, который, войдя в комнату, остановился за спиной Веррика:
— Он убьет меня, если я откажусь?
— Да, — подтвердил телепат. — Он убьет вас. Если же вы согласитесь на обмен, у него в руках окажется Бентли. В любом случае он будет иметь одного из вас. Он знает, что не может получить вас обоих.
— И кого он предпочитает? — спросил Картрайт.
— Бентли.
Картрайт, вынув из кармана свой пакетик с карточками, принялся тасовать их.
— Это будет законно? — спросил он у Воринга.
— Вы можете совершить обмен, — проворчал судья. — Люди непрерывно обменивают, покупают и продают свои карточки.
Серое лицо Бентли пошло багровыми пятнами.
— Картрайт, неужели вы… — начал он, но был остановлен Ворингом.
— Замолчите, — приказал судья. — Вы не имеете права вмешиваться.
Картрайт положил на стол карточку:
— Вот моя.
— Значит, вы согласны? — воскликнул Веррик.
— Да.
— Вы знаете, что это означает? — спросил Воринг. — Вы сразу лишитесь вашего положения.
— Знаю.
Веррик повернулся к Бентли, глаза его были грозны.
— Сделка состоялась, — сказал он.
— Картрайт! — закричал Бентли сдавленным голосом. — Ради всего святого, вы не можете… Вы знаете, что он со мной сделает!
Картрайт, не обращая внимания на Бентли, засовывал в пакет оставшиеся карточки.
— Давайте, — обратился он к Веррику, — поскорее покончим с этим. Мне нужно проведать Риту.
— Отлично, — сказал Веррик и, взяв карточку Картрайта, добавил: — Теперь я — Ведущий Игру.
Картрайт медленно вытащил руку из кармана.
Он выстрелил из своего маленького устаревшей модели скорчера прямо в сердце Веррика.
— Это законно? — спросил Картрайт судью Воринга.
— Да! — восхищенно подтвердил Воринг. — Это абсолютно законно. Только теперь вы лишаетесь всех ваших карточек.
Картрайт бросил пакетик с карточками на стол.
— Я даю себе отчет в том, что произошло. Но мне нравится эта станция. Я буду счастлив отдыхать здесь. Я старый человек и я устал. А теперь, — Картрайт повернулся к Бентли, — мы с вами, Тед, должны проведать Риту.
Войдя в лазарет, они застали Риту на ногах.
— У меня все хорошо — сообщила девушка. — Что у вас?
— Веррик мертв, — сказал Картрайт.
— Вы убили его? Что вам за это будет?
Картрайт провел рукой по обгоревшим волосам племянницы:
— Я только что лишился своих карточек.
В двух словах он поведал Рите о случившемся.
— Значит, — задумчиво сказала Рита, — сейчас нет Ведущего Игру. Им понадобится по крайней мере день, чтобы запустить механизм лотереи.
Картрайт хитро улыбнулся.
— Мы разобрались почти во всем, — тихо произнес Бентли, — за исключением Херба Мура. Ваш астронеф еще в пути, и Пеллиг его может настигнуть.
— По сообщению Инвик-службы, — сказал Картрайт, — Мур уже проник на корабль Джона Престона.
— Быть может, Престон займется им, — предположила Рита.
— Не знаю как Престон, но будущий Ведущий Игру обязан разрешить эту проблему. Мур — угроза всей нашей планетарной системе.
— Вы правы, Картрайт. Только каким он будет, следующий Ведущий Игру? Хватит ли у него сил? — сказал Бентли.
— Сил у него хватит. Это я знаю наверняка, — Картрайт улыбнулся. — Следующим Ведущим Игру будете вы, Бентли. Конечно, если у вас еще сохранилась карточка, которую вы купили у меня.
— Вы думаете, я вам поверю? — спросил Бентли, вынимая карточку из нагрудного кармана. — Почему вы считаете, что в лотерее выиграет именно она?
— К сожалению, — ответил Картрайт, — у меня нет никакой формулы. Я не знаю, как предсказывать скачки в игре. Никто этого не знает.
— И, тем не менее, вы уже во второй раз предсказываете выигрыш?
— Да, — ответил Картрайт. — Просто я проанализировал механизм выбора. Конечно, движение субатомных частиц, определяющих скачки, не может быть рассчитано людьми. В этом я вполне убедился, когда работал наладчиком электронной аппаратуры в Женеве, в учреждениях по управлению игрой. Не пытаясь разгадать тайну скачков, я придумал способ замены номеров, на которые должен упасть выигрыш. Таким образом, все находившиеся у меня карточки — выигрышные. Так что не сомневайтесь: вы купили у меня карточку Ведущего Игру.
— Честно ли это? — спросил Бентли.
— Но что делать, если игра такова, что в ней практически нельзя выиграть. Нужно создавать новые правила и следовать им. Они должны давать равные шансы для всех, чего нет в нынешней игре. Я работал над тем, чтобы выработать такие правила, а потом руководствовался ими. Это привело меня в общество престонистов. Престон, к вашему сведению, тоже понимал, что происходит. Он, как и я, мечтал о такой игре, в которой каждый имеет свой шанс.
— Что вы собираетесь делать теперь?
— Воспользоваться своей отставкой. Ни Рита, ни я никогда по-настоящему не отдыхали. Теперь я смогу расслабиться, у меня будет возможность подготовить, а затем издать свои труды по электронике.
В разговор вступила молчавшая до сих пор Рита:
— Через сутки, Тед, вы станете Ведущим Игру.
— Шеффер в курсе, — добавил Картрайт. — Мы уже все с ним обсудили. Перед вами, Бентли, стоит важная задача. Вся система должна измениться.
— Вы сможете это сделать? — спросила Рита.
— Я мечтал об этом.
— У меня новость, — сказал подошедший к ним Шеффер. — Инвик-служба передала последний рапорт по Муру.
— Последний? — переспросил Картрайт.
— Вот именно. Инвик-техники проследили за Пеллигом вплоть до момента, когда он проник на корабль Престона, а потом изображение прервалось.
— Почему?
— На корабле произошел взрыв, а это значит, что Престон, его корабль и Мур превратились в пепел.
Картрайт взглянул на свои большие карманные часы.
— Корабль капитана Гровса подлетает к цели, — сказал он. — Сегодня экспедиция высадится на Диск Пламени.
Диск Пламени был огромен. Тормозные двигатели надсадно гудели, борясь с возрастающей гравитацией.
— Странно, где же Престон? — спросил Конклин у капитана Гровса.
Поколебавшись, Гровс ответил:
— Примерно три часа назад приборы засекли термоядерный взрыв в десяти тысячах миль отсюда. С момента взрыва гравитационным индикаторам не удается больше нащупать корабль Престона.
— Великий Боже! — взглянув на экран, вскричал вошедший в отсек Джерети. — Мы у цели!
— Да, это она — наша с вами планета, — сказал Конклин. — Великий момент, не правда ли?
Техник-ракетчик Гарднер уже раздавал членам экспедиции скафандры и шлемы.
— У нас здесь будет что-то вроде колонии? — спросила Мария у Конклина.
— Конечно.
— Как это будет прекрасно, Билл! Понимаю, сначала нам придется нелегко. Но это только сначала. Жить мы будем под землей, как это делают на Уране и Нептуне. Говорят, что подземные дома очень удобны. А как ты считаешь, Билл?
— Мы очень хорошо устроимся, — поддержал ее Конклин.
Первым на поверхность планеты сошел японский рабочий-оптик.
— Все в порядке! — крикнул он. — Кажется никаких проблем с чудовищами не будет. Таковых здесь нет.
Перед ними лежала огромная равнина, излучающая зеленый свет. Мягкий, прозрачный, не дающий тени, он исходил, казалось, от самой почвы.
Престон, видимо, не случайно направил корабль экспедиции именно в этот район планеты. Неподалеку виднелась металлическая сфера с гладкой матовой поверхностью.
Бесчисленные зеленые ледяные кристаллики поблескивали вокруг людей, когда они шли к этому одиноко застывшему среди пустыни сооружению.
Первыми в металлическую сферу проникли капитан Гровс и Конклин.
— Добро пожаловать! — раздался слабый, ломкий голос.
Они обернулись на него, держа наготове оружие.
За толстым стеклом в зеленоватом прозрачном растворе светилось лицо человека с живыми, острыми глазами и малоподвижными старческими чертами.
— Я — Джон Престон, — представился старик.
У Конклина по спине пробежал холодок.
— Но ведь он сам и его корабль погибли, — прошептал Билл Гровсу.
Капитан сделал шаг вперед.
— Как давно вы находитесь здесь? — спросил он.
— Извините, — сказал Престон, — но я не могу выйти отсюда, чтобы пожать вам руки.
— Похоже, он не услышал вас, — озадаченно проговорил Конклин.
— Мы представляем Общество престонистов, — нерешительно начал Гровс. — Мы следуем вашим идеям. Мы…
— Я так долго ждал, — продолжал говорить Престон. — Столько грустных лет, столько одиноких дней!
— Престон! — завопил Конклин. — Сколько будет дважды два?
— Я ничего не знаю о вас, — бесстрастно пробубнил голос.
Конклин и Гровс обследовали оборудование сферы.
— Я начинаю понимать, — проговорил через некоторое время Конклин. — Это бакен. И во время полета мы входили в контакт не с кораблем, а с такими же бакенами, и каждый из них направлял нас к следующему. Мы прошли по всей их цепочке, вплоть до посадки. А то, что мы видим за этим стеклом, — Конклин кивнул в сторону Джона Престона, — это видеоизображение, которое объемно вычерчивается электроникой в специальном растворе.
— Поиски были долгими, — продолжал бормотать монотонный скрипучий голос, — и ничего не дали. Совсем ничего.
Гровс выглянул из сферы наружу и пригласил в нее остальных членов экспедиции.
— Мы слышали все ваши разговоры, — указал на свои наушники Джерети.
Остальные кивками подтвердили его слова.
Все зашли внутрь сферы и стали полукругом вокруг Джона Престона.
— Как вы уже слышали, это только изображение, — сказал Конклин. — Старик, по-видимому, соорудил сотни таких бакенов, а может, и больше. Они разбросаны в пространстве, чтобы привлечь астронефы и направить их к Диску Пламени.
— Значит, Престон — мертв? — спросил японский рабочий.
— Да, он давно умер. Судя по всему, он умер очень старым. Без сомнения он жил на Диске Пламени и исследовал его. Престон верил, что когда-нибудь сюда прилетят корабли. Он хотел стать их проводником.
— Старик, наверное, не знал, что на Земле основано Общество престонистов, — грустно сказала Мария.
— Но он верил в то, что мы прилетим, — сказал капитан Гровс. — Не поддавайтесь отчаянью. Мертва только физическая оболочка Джона Престона, и это не столь уж важно.
— Наверное, вы правы, — согласилась Мария.
Все умолкли.
— Не думайте, что все это случайное, нелепое движение, — снова напомнил о себе старик. Его глаза, не видя, скользили по прибывшим. Конечно, Престон не осознавал их присутствия. Но он, тем не менее, был рядом с ними, и они внимали его голосу:
— Не инстинкт делает нас столь беспокойными и неудовлетворенными. Самое возвышенное, что есть в человеке, это потребность расти, открывать новые для себя вещи, идти вперед, достигать неизведанных территорий, проводить эксперименты, жить, меняясь, эволюционируя, отбрасывая рутину, уходя от повторений. Идите вперед и никогда не останавливайтесь!