Белое Рождество. Книга 1

Глава 4

Еще никогда Эббра не была так счастлива. Льюису дали особый двухдневный отпуск, и они обвенчались в Форт-Брэгге в церкви для военных. Единственным обстоятельством, омрачившим это событие, было отсутствие Скотта. Он отбыл в тренировочный лагерь и не смог быть на свадьбе, хотя и прислал свои извинения и поздравления. Шафером пришлось стать другу Льюиса, его однокашнику по Вест-Пойнту.

После свадьбы родители Эббры уехали в Сан-Франциско, а по окончании медового месяца, длившегося всего одни сутки, новобрачная отправилась вслед за ними на поезде.

Это было очень странное чувство – так неожиданно оказаться замужней женщиной. Внешне жизнь Эббры почти не изменилась. Она по-прежнему жила с родителями на Пасифик-Хайтс и посещала занятия в колледже. Но в душе ее произошли глубокие перемены. Отныне Эббру не интересовали танцы и вечеринки. Подобные мероприятия предназначены для девушек, которые охотятся за мужчинами; Эббра более не принадлежала к их числу. Она вышла за Льюиса и не имела ни малейшего желания вести жизнь незамужней девицы.

Она все реже встречалась даже с ближайшими подругами. Показав им обручальное кольцо и выслушав завистливые поздравления, Эббра вдруг поняла, что ей больше нечего им сказать. Бесконечные пересуды о том, кто с кем встречается, более не вызывали у нее интереса, а подруг не волновало то, что занимало ее, – военная ситуация в Юго-Восточной Азии и тревога за жизнь Льюиса.

С наступлением октября Эббра все чаще задумывалась, не совершила ли она ошибку, вернувшись в Сан-Франциско. Поселившись где-нибудь на военной базе, она по крайней мере могла бы встречаться с офицерскими женами, с женщинами, которые понимали бы ее, поскольку их мужья также служили за океаном. А здесь Эббра чувствовала себя все более одинокой и заброшенной. После полугодовой службы во Вьетнаме Льюис должен был получить пятидневный отпуск. Он уже написал ей, предлагая провести это время на Гавайях. Теперь Эббра не могла и думать ни о чем другом, но, прежде чем ее мечты воплотятся в реальность, пройдут долгие месяцы, и эти месяцы ожидания казались ей столетиями.

Во второй вторник октября раздался звонок в дверь, положивший конец ее всевозраставшим тревогам. Эббра сидела в своей спальне, заканчивая письмо к Льюису, когда мать постучала в ее дверь, вошла в комнату и произнесла тоном, позволявшим заключить, что она не слишком рада тому, о чем явилась сообщить:

– Эббра, к тебе гость. Скотт.

Эббра немедленно бросила ручку и вскочила, радостно предвкушая встречу.

– Должна признать, что, будучи твоим деверем, Скотт заслуживает вежливого отношения, и все же он мне не нравится, – продолжала мать. – Он так не похож на Льюиса. Я не в силах уразуметь, что подвигло молодого, хорошо образованного человека на столь безответственный шаг. Располагая предоставленными ему возможностями, Скотт мог бы стать адвокатом либо по примеру отца и брата пойти по военной стезе.

– Стать профессиональным спортсменом – это вовсе не безответственное решение, мама, – терпеливо отозвалась Эббра, укладывая неоконченное письмо в верхний ящик стола. – Это такая же карьера, как и любая другая, причем весьма нелегкая, сопряженная с серьезной конкуренцией.

Мать покачала головой, нисколько не убежденная ее словами.

– Прости, Эббра, но я не могу с тобой согласиться. Профессиональные футболисты не относятся к числу людей, с которыми мы стремимся поддерживать близкие отношения.

– Но теперь один из них стал нашим родственником, и чем быстрее вы привыкнете к этой мысли, тем лучше, – резким тоном заявила Эббра. – Где он? В гостиной?

Мать кивнула, но ее губы крепко сжались. Льюис нравился ей, и тем не менее она не одобряла столь скоропалительную свадьбу. Она желала дочери иной судьбы. А теперь еще и это. Футболист в их доме! Она не видела в этом ничего хорошего и не собиралась позволять Скотту регулярно встречаться с Эбброй.

Эббра торопливо спустилась по лестнице, надеясь, что отец отнесся к Скотту с большей теплотой, нежели мать. Когда она, войдя в гостиную, увидела, что гость совсем один стоит у окна, ее охватило облегчение.

– Привет, – сказала она с улыбкой. – Я – Эббра.

Скотт быстро повернулся, и в его глазах отразилось восхищение. Он торопливо шагнул навстречу, мгновенно подавив пронзившее его чувство.

– Я рад встрече с вами, Эббра, – заговорил он, взяв ее за руку. – Простите, что не смог приехать на свадьбу. Это мой первый сезон как профессионала, и я не мог вырваться из лагеря даже на сутки.

– Ничего страшного, – отозвалась Эббра. – Я понимаю.

Скотт смотрел на нее сверху вниз, улыбаясь.

– Вот и славно, – сказал он. – А отец меня не понимает. Когда я получил травму в первом же матче, он заявил, что это Божья кара за то, что я ставлю тренировки выше семейных интересов. Сейчас я лечусь и отдыхаю и решил в свободное время исполнить долг перед семьей. – Он вновь улыбнулся. – В данном случае этот долг состоит в том, чтобы познакомиться с вами. Не согласитесь ли пообедать со мной, чтобы ускорить этот процесс?

– С удовольствием, – немедленно откликнулась Эббра. Для нее было очень важно установить добрые отношения с семьей Льюиса. Она знала его отца с детства, но лишь на свадьбе впервые получила возможность пообщаться с Эллисом-старшим на короткой ноге. Он произвел на Эббру хорошее впечатление, и она была уверена, что это чувство взаимно. А теперь у нее появился шанс познакомиться со Скоттом и наконец-то после долгого перерыва поговорить с кем-нибудь о Льюисе.

– Я только обуюсь и скажу матери, что уезжаю, – добавила она.

К своему удивлению, Скотт только сейчас заметил, что Эббра пришла босиком. Вкусы и характеры братьев сильно различались, он не допускал и мысли о том, что Льюис женится на девушке, которая хотя бы немного понравится ему, Скотту. Вот почему, увидев Эббру, впорхнувшую в гостиную в джинсах и рубашке с расстегнутым воротом, разглядев блестящие темные волосы, шелковистой волной обрамлявшие ее лицо с высокими скулами, Скотт был ошеломлен и на мгновение потерял дар речи. Он знал, что Эббра еще не окончила колледж, но не мог представить, что она окажется такой юной и искрометно-энергичной.

Когда они покидали дом, по вестибюлю прошла ее мать. Скотт попрощался с ней с дружелюбной теплотой, но ответом ему был лишь чопорно-вежливый кивок.

– Что я такого сказал? – полушутя спросил он у Эббры, ведя ее по гаревой площадке к своему сверкающему «форду-мустангу».

Эббра подняла на него смущенный взгляд:

– Мне очень жаль, Скотт. Дело в том, что моя мать не любит профессиональных футболистов. Она убеждена, что все спортсмены только и делают, что торчат в барах и устраивают пьяные потасовки.

Скотт распахнул перед ней дверцу, и на его лице вновь появилась улыбка.

– Могло случиться и так, что ваша мать оказалась бы права, – поддразнил он.

Эббра залилась смехом, звук которого долетел до дома. Миссис Дейл сидела в роскошной гостиной на кушетке, выпрямив спину и плотно сжав губы. Когда муж вернется домой, придется с ним серьезно поговорить. Общественное положение Скотта Эллиса не идет ни в какое сравнение с положением Льюиса, и хотя теперь он стал им родственником, миссис Дейл совсем не нравилось его легкомысленное, развязное отношение к Эббре. Нельзя допустить, чтобы знакомство переросло в дружбу. Если такое случится, одному Господу известно, какие слухи могут поползти.

Вечер только начинался, и над заливом, мостом и далекими скалами еще сиял мягкий дневной свет. Скотт ехал по Бродвею, оставляя за спиной фешенебельный район Пасифик-Хайтс. Ловко управляясь с машиной, он прокатил по Колумбус-авеню к любимому итальянскому ресторанчику Эббры.

– Привет! – крикнул ей повар, хлопотавший в открытой кухне. – Давненько не виделись.

– Я была занята, выходила замуж, – ответила Эббра, а Скотт тем временем, презрев укромные кабинки, провел ее к стойке, где они могли наслаждаться обедом, наблюдая за работой поваров. Эббра подняла средний палец левой руки, выставив напоказ сверкающее обручальное колечко.

– Поздравляю, – сказал повар, улыбаясь им обоим. – Вам очень повезло, – добавил он, обращаясь к Скотту.

Глаза Скотта изумленно округлились, а Эббра залилась румянцем.

– Это не он. Мой муж служит за океаном. Это Скотт Эллис, брат моего мужа.

Повар оставил работу и с неподдельным интересом воззрился на молодого человека.

– Слушай-ка, не тот ли ты парень, что получил травму, когда играл за «Рэмсов» первый матч сезона?

Скотт скромно кивнул.

Повар сочувственно покачал головой.

– Да, не повезло тебе. Я смотрел игру по ящику. Это была стопроцентная подножка. Парня следовало удалить с поля. Жаль, что ты не играешь за «Сорок девятых». Ты бы нам ох как пригодился!

Скотт с непринужденной изысканностью поблагодарил повара за похвалу и повернулся к Эббре.

– Я была бы не прочь убедиться, что вы разговариваете не только о футболе, – лукаво произнесла она.

– Неужели Льюис вам сказал, что мои интересы только им и ограничиваются? – спросил Скотт, наполняя ее бокал бургундским.

Что-то в его тоне напомнило Эббре о неодобрительном отношении ее мужа к профессии его брата. На щеках девушки появился румянец, как и тогда, когда повар по ошибке принял Скотта за ее мужа.

– Нет, ничего подобного, – пробормотала, она, с чувством неловкости осознавая, что если Льюис и не утверждал этого, то, во всяком случае, намекал. – Просто мне казалось, что профессиональные футболисты говорят только о спорте и ни о чем более.

– Тот, которого вы видите перед собой, способен вести беседы не только на футбольные темы, – добродушно произнес Скотт, понимая, что Эббра пытается проявить такт и что Льюис наверняка отзывался о нем с пренебрежением. – Беда лишь в том, что когда я встречаюсь с Льюисом, то не знаю, о чем еще говорить.

Эббра смотрела на него во все глаза, гадая, не шутит ли он, и вдруг с удивлением поняла, что Скотт вполне серьезен.

– Как же могло получиться, что вам не о чем больше говорить? Ведь вы братья!

Скотт усмехнулся:

– А вы – единственный ребенок в семье? – Эббра кивнула, и он продолжил: – Поверьте, Эббра, быть кровными родственниками еще не значит иметь много общего. У большинства братьев, которых я знаю, весьма различные интересы. А если говорить о нас с Льюисом, то у нас они диаметрально противоположные. Наш отец отдал жизнь военной службе и предан ей до глубины души. На мой взгляд, ему и в голову не приходило, что мы с Льюисом можем избрать иной путь. Льюис оправдал его надежды, он с детства обожал играть в солдатиков. А я терпеть не мог армейскую жизнь. Мне всегда хотелось одного – стать футболистом, и я им стал. Я ни о чем не жалею, и именно этим объясняется наша отчужденность с братом.

– Вы говорите так, словно даже не дружите с ним. – В голосе девушки явственно прозвучало разочарование.

Скотт с трудом подавил желание накрыть ее руку своей ладонью.

– Во многих отношениях вы правы. Мы не цепляемся друг за друга, но между нами существует куда более глубокая связь, чем дружба, так что не беспокойтесь о нас, Эббра. Мы – братья. Мы внушаем друг другу досаду и раздражение, но когда доходит до дела, заботимся друг о друге больше, чем о ком-либо еще. В конечном счете именно это главное.

– Он пишет вам из Вьетнама? – спросила Эббра, чувствуя, как исчезает ее смятение.

– Я получил от Люиса короткую записку в конце июля, вскоре после того как он прибыл на место. У меня создалось впечатление, что он чувствует себя там как рыба в воде, хотя мне трудно представить, как можно наслаждаться жизнью в джунглях, двадцать четыре часа в сутки рискуя напороться на пулю снайпера.

Он тут же пожалел о своих словах. Лицо девушки стало бледным, ее глаза потемнели, приобретя глубокий лиловый оттенок.

– Льюис написал вам, что он постоянно находится под прицелом?

Скотт покачал головой:

– Нет. Не тревожьтесь, Эббра. То, что я сказал, – это лишь мое представление о том, какова жизнь во Вьетнаме. Льюис сообщил мне, что он служит советником во вьетнамском пехотном батальоне, хотя, откровенно говоря, я даже не догадываюсь, что это может означать.

– Он входит в группу из пяти американских специалистов. – Теперь, когда беседа коснулась мужа, голос Эббры потеплел. – В их числе капитан, старший лейтенант и три сержанта.

– Льюис, конечно же, старший лейтенант? – спросил Скотт, заранее предугадав ответ.

– Да. – В ее голосе прозвучала затаенная гордость, от которой сердце Скотта болезненно сжалось. – Они действуют в южной части страны, на полуострове Камау. Льюис пишет, что командир вьетнамского батальона борется с коммунистами уже шесть лет и остальные офицеры примерно столько же.

– А прежде они воевали с французами, – заметил Скотт, отставив чашку и подав официанту знак принести еще кофе. – Впрочем, стоит ли об этом говорить?

– Нет, пожалуй, – согласилась Эббра, с унынием пытаясь представить, каково Льюису месяцами не видеть других соотечественников, кроме четверых членов своей группы, каково это – днями и даже неделями прочесывать джунгли в поисках вьетконговских формирований, в любую секунду рискуя угодить в засаду или попасть под неприятельский огонь. Скотт заметил тревожное выражение в ее глазах и на сей раз все-таки протянул руку и успокаивающе положил ее на ладонь Эббры.

– Не бойтесь за него, Эббра. Льюис – профессиональный солдат, он учился воевать и намерен заниматься этим всю жизнь.

Девушка смотрела на него, потрясенная до глубины души.

– Вы думаете, ему нравится воевать? Не может быть! Война никому не может нравиться!

– Пожалуй, «нравится» – не самое удачное выражение, – отозвался Скотт, едва ли веря собственным словам. – Полагаю, точнее было бы сказать, что Льюис удовлетворен работой, к которой готовился и которую успешно выполняет.

– Да, – медленно произнесла Эббра. – Вьетконг уже много лет пытается захватить район, в котором они находятся. Льюис писал мне о сотнях учителей и деревенских старост, которые поплатились жизнью за отказ сотрудничать с партизанами. И если в том районе воцарилось спокойствие, если население меньше страдает, то он действительно должен испытывать удовлетворение от того, что делает.

Скотт совсем не был уверен, что в районе «воцарилось спокойствие», но понимал: только эта мысль хоть как-то примиряет Эббру с тем, что там находится Льюис.

– Пожалуй, нам пора, – мягко произнёс он. – А то ваша мать, чего доброго, подумает, будто я вас похитил.

Было уже половина одиннадцатого. Они проговорили три часа.

Эббра неохотно поднялась. Этот вечер оказался самым приятным за все время, минувшее с той поры, когда она рассталась с мужем.

– Вы возвращаетесь в Лос-Анджелес? – спросила она, гадая, когда в следующий раз доведется встретиться со Скоттом.

Он покачал головой:

– Честно говоря, мне запретили водить машину, пока врач не даст добро. Я переночую у приятеля, а утром потихоньку поеду в Лос-Анджелес, чтобы успеть на прием к терапевту во второй половине дня.

Эббра понимающе кивнула и, не говоря ни слова, вышла вслед за ним на улицу. Скотт заметил, что ее плечи чуть заметно поникли, и ему пришло в голову, что сегодняшний вечер доставил Эббре не меньшую радость, чем ему. В Сан-Франциско у Льюиса не было друзей, а мать Эббры вряд ли склонна поддерживать беседы о муже дочери.

– Я вернусь в следующие выходные, – беззаботно заговорил он. – Если я вам не наскучил, буду очень рад, если вы согласитесь снова пообедать со мной. Сейчас я наполовину калека, и обо мне все забыли.

Это была неправда. С тех пор как Скотт стал восходящей звездой «Рэмсов», его светская жизнь была активной как никогда, и травма не внесла в нее изменений.

Эббра просияла, и Скотт обнял ее за плечи, крепко прижав к себе. Он приехал в Сан-Франциско исполнить долг вежливости по отношению к новой родственнице, с которой, как он полагал, не найдет ничего общего. Вместо этого он встретил девушку, которая могла стать ему хорошим другом и которую он был рад принять в семейный круг.

– А ведь мы едва не познакомились в тот вечер, когда я впервые встретила Льюиса. – При этом воспоминании лицо Эббры смягчилось, в глазах вспыхнул огонек. – Это было в конце мая на вечеринке, которую устроила в Сан-Франциско одна моя подруга. Ее брат позвал множество приятелей, и среди них были вы. Я танцевала с одним вашим знакомым, и он показал мне вас, когда рассказывал о том, что надеется пробиться в «Рэме» и что вы уже подписали с ними контракт.

Подойдя к машине, Скотт снял руку с плеч Эббры и, взирая с высоты своего роста, недоверчиво спросил:

– Хотите сказать, мы находились в одном помещении и я вас не заметил? Быть того не может!

Эббра рассмеялась:

– Что поделаешь! Вас окружала толпа восхищенных поклонниц.

Скотт продолжал смотреть на нее, все еще озадаченный.

– Не припомню чтобы Льюис посетил хотя бы одну вечеринку из тех, где я побывал. Уж если на то пошло, я не припомню, чтобы Льюис посетил хотя бы какую-нибудь вечеринку.

Он распахнул перед Эбброй дверцу, и она скользнула на сиденье.

– Странно, что Льюис не сказал вам. Ему дали отпуск, и он приехал на обед к моим родителям. Мать попросила его привезти меня домой.

Скотт торопливо обошел вокруг автомобиля и уселся за руль.

– Полагаю, Льюис и не подумал войти в дом и присоединиться к гостям?

Эббра покачала головой, и Скотт почувствовал едва уловимый аромат ее шампуня.

– Нет, – сказала она. – Мы уехали вдвоем и подкрепились в кафе гамбургерами и кока-колой.

Скотт сидел в темном салоне автомобиля, чувствуя, как истинный смысл ее слов начинает проникать в его сознание. Он запустил мотор и включил передачу. Господи Иисусе! Подумать только, он был так близок к тому, чтобы первым встретиться с Эбброй, познакомиться с ней и влюбиться!

Пришпорив мотор, он промчался по Колумбус-авеню и свернул на Бродвей. Его брови гневно сошлись на переносице.

– Что случилось? – озабоченно спросила Эббра. – Я чем-то огорчила вас?

– Нет. – Скотт посмотрел на нее, вынудив себя перестать хмуриться и посылая девушке беспечную улыбку, которая ничуть не отражала его настроения. – Я просто подумал, как может изменить течение нашей жизни один лишь заурядный поступок – например, войти в дом или не войти, явиться пятью минутами раньше или позже.

Эббра кивнула:

– Понимаю. Мне и самой становится страшно при одной мысли о том, что бы случилось, запрети я матери послать за мной Льюиса вместо нашего шофера. Ведь тогда мы бы не познакомились.

Скотт имел в виду нечто иное, но вряд ли решился бы признаться в этом. Он вез Эббру домой, не в силах отделаться от потрясшей его мысли: они находились в одном помещении еще до того, как Эббра встретила Льюиса. Попадись она на глаза Скотту, заметил бы он ее или нет? Разумеется, заметил бы. Но предложил бы он ей встретиться? Скотту трудно было представить, что, познакомившись с Эбброй, он не пригласил бы ее на свидание. Влюбился бы он или нет? На этот вопрос он не мог дать ответа.

Выруливая на подъездную дорожку дома родителей Эббры, Скотт печально улыбнулся. Ему было неприятно это признавать, но она скорее влюбилась бы в Льюиса, чем в него. Улыбка Скотта сменилась горькой миной. Как ему хватило нахальства даже думать о том, что Эббра могла обратить на него внимание? Он футболист, а в том мире, где обитали Эббра и ее родители, спортсмены не могли считаться завидными женихами.

– Чему вы улыбаетесь? – с любопытством спросила Эббра, как только Скотт остановил машину.

Он рассмеялся, гадая, что бы сказала девушка, признайся он в своих чувствах.

– Я лишь подумал, что Льюису чертовски повезло заполучить такую жену, как вы, – уклончиво отозвался он. – А мне повезло заиметь такую родственницу. -« Скотт обошел вокруг автомобиля и распахнул перед Эбброй дверцу, подавив желание поцеловать ее в щеку. – Я не стану заходить вместе с вами в дом. У меня такое ощущение, что на сегодня ваша мать достаточно на меня насмотрелась.

Эббра вышла из машины. Легкий ночной ветер мягко трепал ее волосы.

– Мы увидимся на следующей неделе? – спросила она.

Скотт кивнул:

– Я заеду за вами около семи. Отправимся в какое-нибудь более оживленное место. В «Золотой орел» либо в «Кичихей». Куда-нибудь, где понравилось бы Льюису.

К тому времени, когда Эббра оказалась в своей комнате, уже пробило одиннадцать, но она не стала сразу готовиться ко сну. Она уселась за стол и вынула из ящика неоконченное письмо Льюису. Ей хотелось подробно рассказать ему о приезде Скотта, и, как всегда, стоило перу оказаться в ее руке, Эббра совершенно забыла о времени. Лишь глубоко за полночь она отодвинула кресло от стола.

От того, что она написала Льюису о Скотте, у нее возникло чувство, будто бы Льюис уже не столь далеко, как казалось прежде. Три месяца, оставшиеся до встречи с ним, уже не казались тремя столетиями, скорее – тремя десятками лет. Эббра разделась и натянула ночную рубашку. После очередной встречи со Скоттом на следующей неделе срок еще сократится. Со счастливой улыбкой на губах она забралась в постель и выключила свет, представляя, что Льюис лежит рядом, обнимает ее и целует...

– Тебе не стоит снова с ним встречаться! – возмущенно воскликнула мать. – Тебе нельзя выезжать с молодыми людьми, словно незамужней девушке!

– Я и не собираюсь, мама, – ответила Эббра, мгновенно теряя терпение. – Скотт – мой родственник, а не ухажер. Это совершенно разные вещи.

Миссис Дейл вовсе не была в этом уверена, но вряд ли могла высказать свои сомнения, избежав неприличных выражений. Ее супруг не согласился с тем, что дружба Скотта и Эббры нежелательна, и, к разочарованию миссис Дейл, они продолжали встречаться. На прошлой неделе Скотт повез Эббру в Сан-Франциско, они побывали в зоопарке, катались на пароме и ужинали в морском ресторанчике в Саусалито.

– Нет, мне это совсем не нравится, – заявила миссис Дейл. – Откуда нам знать, понравится ли Льюису, что Эббра проводит столько времени с его братом? У меня сложилось впечатление, что он недолюбливает Скотта!

– Не Скотта, а его профессию, – поправил ее муж. – Я знаю об этом от их отца. Но мне кажется, виной всему молодость Скотта. Я не сомневаюсь, со временем он одумается.

Миссис Дейл поджала губы. Ей оставалось лишь вновь и вновь напоминать Эббре о своем неудовольствии и надеяться, что безотчетные страхи не воплотятся в реальность.

В ноябре врачи разрешили Скотту играть, и он был включен в список участников домашней встречи против кливлендских «Браунов».

– Ты не хотела бы приехать в Лос-Анджелес посмотреть матч? – предложил он Эббре. – Ты бы оказалась первым членом моей семьи, который увидит, как я играю.

– Обязательно приеду, – пообещала Эббра. В своих посланиях Льюис выражал радость по поводу ее дружбы со Скоттом, а в последнем письме даже поддразнил ее, спросив, не стала ли она его поклонницей и не посещает ли игры с его участием.

Когда Эббра поделилась с матерью своими планами, миссис Дейл недоверчиво покачала головой:

– Неужели ты хочешь стать похожей на тех девиц, которые разъезжают вслед за футболистами по всей стране?

– Мама, это просто смешно! – воскликнула Эббра, скрывая раздражение. – Все знают, что Скотт – брат моего мужа. Никому и в голову не придет счесть меня поклонницей, которая вешается ему на шею!

– Именно так и будет, – возразила мать. – Вдобавок ты пропускаешь слишком много занятий. Тебе следовало бы вспомнить об экзаменах и усердно заниматься, а не мчаться в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть, как «Рэмсы» играют с «Браунами»!

Эббра вздохнула, терзаясь угрызениями совести. Она твердо решила покинуть колледж по окончании семестра, хотя до сих пор не сообщала об этом родителям. В любом случае после возвращения Льюиса она бросит учебу. Ей не нужен колледж. Она хотела стать писательницей и уже начала воплощать свои мечты. Она показала Скотту свои первые работы и была воодушевлена его похвалой.

– Отправь их в дамский журнал, – сказал Скотт, прочитав рассказы. – Они намного лучше того хлама, который там публикуют.

Эббра рассмеялась.

– И когда же ты в последний раз читал дамские журналы? – лукаво спросила она.

– Пожалуй, это было давно, – согласился он, ничуть не смущенный, – и все же я абсолютно уверен: твои рассказы стоят того, чтобы их напечатали, но этого не произойдет, если ты положишь их под сукно. Девиз британских воздушных сил гласит: «Побеждает отважный». Не забывай об этом и отправь рассказы в редакцию. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Эббра вновь рассмеялась и назвала Скотта болваном, однако несколько недель спустя, в двадцатый раз перечитав рассказы, она собрала волю в кулак и послала их редактору отдела художественной прозы одного из самых известных дамских журналов.

Невзирая на неодобрение матери, Эббра отправилась в Лос-Анджелес на игру и ничуть не пожалела об этом. Она впервые увидела Скотта в привычной для него обстановке и была изумлена тем, какое внимание проявляют к нему поклонники и представители средств массовой информации.

– Ты играешь за «Рэмсов» лишь несколько недель. Как тебе удалось стать звездой? – поддразнивала она его.

– Сам не знаю, – отвечал Скотт. – Должно быть, всем нравится моя прическа.

В конце месяца, когда его команда должна была выступать в Денвере, он спросил Эббру, не хочет ли она отправиться туда на самолете и посмотреть игру в компании жен и подруг футболистов. Эббра уже успела познакомиться и подружиться со многими из них, и когда одна девушка предложила ей поселиться в одном номере, она решила принять приглашение.

– На весь уик-энд? – вскричала мать. – Это невозможно! Немыслимо!

На сей раз отец согласился с ней.

– Но, папа, я ведь замужняя женщина, – заспорила Эббра, понимая, какую ошибку совершила, вернувшись после свадьбы в родительский дом, где с ней обращались как со школьницей. – Я буду там с другими женщинами и Скоттом. Мне ничто не грозит, ни в физическом, ни в моральном смысле.

Ее аргументы не произвели на отца ни малейшего впечатления, и только своевременный звонок свекра спас Эббру от необходимости изменить свои планы или ввязаться в настоящую войну с родителями.

– Это полковник Эллис, – с ноткой почтения в голосе произнесла мать, протягивая Эббре трубку. – Он хочет побеседовать с тобой.

После свадьбы полковник каждый месяц говорил с Эбброй по телефону. Обычно он спрашивал, что слышно от Льюиса, и напоминал ей, что она в любое время может приехать к ним в Нью-Йорк погостить несколько дней. Сегодня Томас сообщил, что у него дела в Пуэбло, неподалеку от Денвера, и что он собирается приехать на матч с «Браунами». Он уже говорил об этом со Скоттом, и тот сказал ему, что Эббра тоже будет там. Он выразил надежду на скорую встречу.

Как и следовало ожидать, решение президента расширить американское военное присутствие во Вьетнаме вызвало у полковника Эллиса прилив воодушевления.

– Это единственный способ показать этим ублю... – он запнулся и продолжил: – ...показать коммунистам, что мы настроены решительно.

Они сидели в маленьком ресторанчике, куда Томас привез Скотта и Эббру после игры.

– Дай им волю – и они наводнят Гавайи прежде, чем мы успеем моргнуть! – воскликнул полковник.

– Ты преувеличиваешь, отец, – бесстрастно произнес Скотт, нанизывая на вилку брокколи. – Коммунисты хотят объединить Север и Юг Вьетнама под властью Хо Ши Мина, но уж никак не завоевывать Америку.

Увидев, как шея свекра покраснела, Эббра поняла, что полковник с трудом сдерживает себя.

– Коммунисты хотят заправлять всей планетой! – с нажимом произнес он, подавшись вперед и постукивая пальцами по столу, чтобы подчеркнуть свои слова. – Если отдать коммунистам Вьетнам, они завоюют всю Юго-Восточную Азию, после чего нанесут удар по Тихоокеанскому региону, и Штаты будут вынуждены защищать свои берега!

– А если мы будем продолжать посылать туда войска, конфликт неизбежно разрастется и закончится оккупацией Китая и ядерной войной, – отозвался Скотт, еще сильнее раздражая отца.

Ноздри полковника раздулись, лицо пошло багровыми пятнами.

– С каких это пор ты стал таким знатоком?! – рявкнул он, не обращая внимания на Эббру и прочих посетителей ресторана. – Ты ведь не учился в Вест-Пойнте! Ты футболист, а не генерал!

– Я лишь выразил свое мнение, – с напряжением в голосе ответил Скотт.

Полковник уже собирался посоветовать ему держать свое мнение при себе, но в эту секунду заметил испуганное выражение лица Эббры и жгучее любопытство в глазах окружающих, которые поворачивали головы к их столику.

Он крепко сжал губы, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и послал Эббре извиняющуюся улыбку.

– Простите, Эббра, – сказал он. – Надо было заранее предупредить вас, что мы со Скоттом придерживаемся противоположных взглядов. Я лишь хочу заметить, что уроки Второй мировой войны очень быстро забылись. Если бы мы и наши союзники выступили против нацистов раньше, чем это было сделано, ту войну можно было предотвратить. То же правило действует и в отношении коммунистов. Убедить их в серьезности наших намерений можно только путем демонстрации силы. Тогда, и только тогда, они отступят и Юг получит долгожданную свободу!

Говоря это, полковник холодно взирал на Скотта, словно вызывая его на спор. Донельзя взвинченный, Скотт едва сдержался, щадя чувства Эббры. Он знал, как взволнована она решением полковника приехать на матч с участием сына. Возникшая между отцом и сыном размолвка заставила ее мучительно страдать.

– Ладно, – сказал Скотт, подавляя раздражение и заставляя себя улыбнуться. – Мир. Давайте поговорим о чем-нибудь менее волнующем. Например, обсудим шансы «Рэмсов» в игре с чикагскими «Медведями» на следующей неделе...

В декабре президент Джонсон объявил о том, что начиная с рождественского утра бомбардировки Северного Вьетнама на неопределенный срок прекращаются. В первые дни января Эббра получила от Льюиса письмо, в котором он описывал свой праздничный обед, состоявший из утки под соусом «нуок мам», и рассказывал о том, что всю вторую половину дня он и его сослуживцы провели угощая деревенских детишек сластями из своего походного рациона.

В ту же неделю Скотт ударил товарища по команде за непристойные замечания по поводу его отношений с Эбброй.

Инцидент был скверный, но Эббра о нем так и не узнала. В тот день «Рэмсы» принимали на своем поле «Чарджеров» и уступили с крупным счетом. После матча в раздевалке вспыхнула ссора и кто-то из игроков сгоряча заявил, что между матчами команда слишком много развлекается и слишком мало тренируется.

Один из ветеранов, которого в последнее время донимала пресса, утверждавшая, будто он миновал пик спортивной формы и теперь катится вниз, бросил на Скотта свирепый взгляд и во всеуслышание произнес:

– А в первую очередь это касается тех, у кого стоит только на жен братьев. Чем вы занимаетесь по ночам, Эллис? Возносите Господу молитвы, чтобы какой-нибудь косоглазый вьетконговец побыстрее проделал дырку в башке старшего братца?

Кулак Скотта свалил остряка на пол, прежде чем слово «братец» слетело с его губ. Вслед за этим в раздевалке началась потасовка, равной которой не мог припомнить никто.

После того как их наконец разняли и взбешенный тренер пригрозил, что, если это повторится, зачинщиков драки на неделю отстранят от игр и оштрафуют, Скотт ворвался в бар, где его дожидалась Эббра, и без лишних слов заявил:

– Пойдем отсюда. Мы уезжаем.

– В чем дело? Что у тебя с лицом? Что случилось?..

– Мы уезжаем, – повторил Скотт и, схватив Эббру за руку, потащил ее к выходу. Через несколько секунд в баре поползут противоречивые слухи, которые будет объединять фраза, положившая начало драке. Скотту становилось дурно при одном воспоминании об этих словах, а мысль о том, что Эббра могла ненароком услышать их, приводила его в ярость.

Нежелание Скотта говорить о случившемся было столь очевидным, что Эббра не стала допытываться. В конце недели она должна была отправиться на Гавайи на встречу с Льюисом, и ейне хотелось обсуждать что-либо еще.

Скотт почти не слышал ее. За три месяца, миновавших с той поры, когда он впервые встретился с ней, он не назначал свиданий ни одной из своих старых подруг и не знакомился с новыми. В это было трудно поверить, но последние четыре месяца он провел без женщин. Однако и причина тому была веская.

Эббра радостно щебетала, рассказывая, какие подарки она купила Льюису, и в душе Скотта поднималась черная, мучительная ревность. Он не встречался с девушками, потому что с Эбброй ему было лучше, чем с кем бы то ни было. Он не спал с женщинами, поскольку единственной, с кем он хотел спать, была Эббра. Жена его брата. Руки Скотта, лежавшие на рулевом колесе, сжались так, что побелели костяшки пальцев. Господи! Как он мог не замечать этого прежде? Только отвратительная подначка товарища по команде, позавидовавшего его спортивным успехам, открыла ему глаза. И что ему делать теперь?

– Мне казалось, я не дождусь встречи с Льюисом, – говорила тем временем Эббра. Глаза ее сияли. – Через три дня мы снова будем вместе. Случались ли в твоей жизни такие потрясающие события, что ты не мог в них поверить?

– Да, – мрачно отозвался Скотт, сворачивая на Вествудский проезд и чувствуя, как разрывается его сердце, словно от удара ножом. – Случались, Эббра. И еще какие.