Белый карлик

И. Нечаев

Молодой инженер-химик И. Нечаев (Я. С. Пан) принадлежит к пока еще немногочисленной, но глубоко талантливой плеяде советских литераторов, которые посвятили свое творчество и яркий писательский талант науке во всем ее многообразии.

С юношеских лет, будучи еще рабфаковцем, Нечаев поставил себе целью овладеть знаниями, стать специалистом-инженером, чтобы активно участвовать в большой созидательной работе, которую проводил советский народ по великому переустройству нашей родины.

Точные науки, и особенно химия, увлекали молодого Нечаева. Он учился жадно и торопливо, а в короткие часы досуга занимался творчеством — он писал.

Наука и литература — можно ли совместить эти две обширные области человеческой деятельности? Не все сверстники Нечаева положительно отвечали на этот вопрос. Но это не смущало юного химика. Он ссылался на богатейший опыт истории, приводил в пример Фарадея, Тимирязева, которые, будучи знаменитыми учеными, были вместе с тем талантливыми популяризаторами и с помощью слова помогали народу понять всю сложность и многообразие науки.

Нечаев писал. Он писал, будучи на школьной скамье, студентом МВТУ, он продолжал писать после того, как стал инженером и работал в Химическом институте имени Карпова и в лабораториях военных заводов.

Страсть к творчеству все сильнее захватывала молодого инженера. Знания, приобретенные им за долгие годы учебы, позволяли ему говорить о науке уверенно, просто, полным голосом.

Он сотрудничал в газете «За индустриализацию», в газете «Техника», писал книги для рабочих, помогая им осваивать технику.

«Титаномагнезиты — новая победа советской науки», «Советский алюминий», «Спасай металл от ржавчины» — вот темы литературно-публицистических работ Нечаева в ранний период его творчества.

В научно-художественной литературе Нечаев проявил себя незадолго до Отечественной войны.

Его очерки и рассказы по истории науки, печатавшиеся в журналах «Знание — сила» и «Техника — молодежи», читались с захватывающим интересом.

Первая книга Нечаева, вышедшая в Детгизе, называлась «Рассказы об элементах». Эта книга имела огромный успех. Известный советский писатель М. Ильин так отозвался о ней: «Отличная книга Нечаева послужит доказательством того, что можно и должно писать о науке просто и увлекательно».

«Рассказы об элементах» замечательны тем, что писатель и инженер Нечаев языком художника и специалиста образно и глубоко раскрывает перед читателем мир великой науки химии.

Выдающиеся творцы этой науки — Менделеев, Лавуазье, Дэви, Кюри и другие — оживают в книге Нечаева, и вместе с ними живут и приобретают свой характер химические элементы: скромный газ, «газ-отшельник» — аргон, бурный и строптивый калий и т. д. Чудеса рентгеновских и радиолучей, неоновый свет, рассказы об открытиях великих ученых — таково содержание книги Нечаева, которая стала широко известной не только в нашей стране, но и за границей.

Начатая немецкими фашистами вторая мировая война определяет дальнейшее направление творчества Нечаева.

На страницах юношеских журналов он широко пропагандирует военную технику, пробуждая у юных читателей интерес к средствам современной обороны и наступления.

«Химическое оружие» — так называется следующая книга Нечаева, вышедшая в Детгизе.

В этой книге Нечаев образно рассказывает о химии выстрела, о взрывчатых веществах, иприте, противогазе.

Нечаев еще задолго до войны говорил, что в грозные для родины дни он, не колеблясь, сменит свое мирное оружие на оружие войны, перо писателя — на штык бойца.

Когда грянула Отечественная война, Нечаев одним из первых ушел добровольцем на фронт.

Писатель-патриот Нечаев страстно мечтал о великом и светлом дне победы над гитлеровской Германией.

Наука и военная техника свободолюбивых стран должны быть и будут сильнее техники германского фашизма — такова идея последнего произведения Нечаева, рассказа «Белый карлик».

Этот рассказ — научно-фантастический. Здесь герои и их поступки вымышлены. Вымыслом является также пока еще не осуществленная проблема использования внутриатомной энергии. Но этот вымысел подчеркивает вместе с тем глубоко реалистическую картину освободительного движения свободолюбивых народов против гитлеровской Германии.

Научно-фантастический рассказ «Белый карлик» показывает всю силу действительной науки — этого грозного оружия в борьбе с немецкими захватчиками.

Советская наука, на опыте которой создана могущественная боевая техника Красной армии, это неоценимый вклад советского народа в дело победы прогрессивного человечества над темными силами фашизма.

Л. Жигарев

БЕЛЫЙ КАРЛИК

Не так давно в одной из популярных зарубежных газет была напечатана статья под интригующим заголовком «Белый карлик». Автор этой статьи, английский военный корреспондент Бэдбюри, обслуживает части британских военно-воздушных сил, наносящих частые визиты немецким военно-промышленным объектам.

Читатели, привыкшие к репортажу Бэдбюри о действиях тяжелых бомбардировщиков над Германией, на этот раз были немало удивлены, так как в статье «Белый карлик» речь шла о событиях, имеющих большую давность и нисколько не связанных с операциями королевских военно-воздушных сил.

Впрочем, примечание к статье известного кембриджского физика объясняло читателям, что редакция газеты не без умысла возвращалась к истории, как бы подчеркивая важность научной проблемы, затронутой в статье «Белый карлик».

Счастливый случай свел нас с Бэдбюри и его другом — британским военным летчиком майором X. Последний уверял, что исторические откровения Бэдбюри появились в результате успешных операций английских бомбардировщиков над Эссеном. Бэдбюри лично наблюдал, как многотонные бомбы разрушали и подымали на воздух крупповские заводы, и после возвращения на аэродром имел неосторожность воскликнуть: «Ах, если бы здесь был бедняга Крейбель, он получил бы почти полное удовлетворение!»

Заинтересованный этой фразой, майор X. упорно вызывал Бэдбюри на откровенность, и наконец это ему удалось. Впоследствии майор уговорил своего друга выступить с воспоминаниями в печати.

Воспользовавшись возможностью лично побеседовать с Бэдбюри и майором X., а также руководствуясь статьей «Белый карлик», нам удалось почти во всех деталях восстановить события, свидетелем которых был Бэдбюри и которые послужили основанием для редакции английской газеты опубликовать воспоминания своего корреспондента.

Это было в тот день, когда весь мир был потрясен очередным актом чудовищной агрессии, совершенным гитлеровской Германией. Вооруженные до зубов полчища фашистов нарушили границы Чехословакии и один за другим захватывали города и села маленького свободолюбивого государства.

Буквально накануне этого мрачного в истории человечества дня Бэдбюри, так же как и другие иностранные корреспонденты, был под впечатлением трагического происшествия, глубоко взволновавшего всю общественность города П.: известный изобретатель инженер Истер, последнее время успешно работавший над повышением стойкости броневой стали, был найден мертвым в своей лаборатории.

Еще не были распутаны нити этого тяжелого преступления, как новая мрачная сенсация отодвинула на задний план все события дня. Теперь уже никто не интересовался печальной участью инженера Истера; внимание всего мира было приковано к судьбе маленького государства, ставшего жертвой разбойничьей агрессии фашистской Германии.

В полдень Бэдбюри вернулся домой. До этого он несколько часов провел на телеграфе, сообщая своей газете информацию о движении германских войск на территории Чехословакии.

На столе он увидел письмо и по почерку сразу же угадал, что оно было написано его другом, известным ученым Иосифом Крейбелем, чьи работы обычно упоминались наряду с работами великого физика Резерфорда.

Последние несколько недель Крейбель вел жизнь затворника, и Бэдбюри был очень удивлен, что его друг дал знать о себе.

Вскрыв конверт, Бэдбюри прочел лаконическую записку, в которой Крейбель настойчиво просил немедленно же приехать к нему в лабораторию.

писал Крейбель, —

Через несколько минут Бэдбюри вошел в резиденцию ученого. Помещение, в котором находилась лаборатория Крейбеля, находилось в хаотическом состоянии. Битая посуда, измерительные приборы, обрезки металла усеивали пол и столы. Среди этого разора за закрытой металлической дверью стоял Крейбель и в полном одиночестве при спущенных, шторах сжигал в вытяжном шкафу бумаги. Напротив, в углу, пылала нестерпимым жаром вертикальная электрическая печь. Огненный ручей вытекал из нее снизу по желобу и, застывая, превращался в странную смесь из стекла и металлов.

— Рад, что вы приехали, Бэдбюри, — сказал Крейбель.— Еще минута, и вы бы меня здесь уже не нашли: я собираюсь бежать. Видите, я расплавляю свои аппараты, уничтожаю следы…

Он произнес все это скороговоркой, даже не подав Бэдбюри руки. Движения его были торопливы, но лицо невозмутимо, как всегда.

Покончив с бумагами, он подошел к печи, снял огнеупорную крышку и, защищая лицо рукой, заглянул в раскаленное жерло.

— Теперь все! Едемте! — сказал он Бэдбюри, стоявшему в выжидательной позе у двери. — Мне остается еще только один короткий визит, который, впрочем, и вам, наверно, будет интересен. А затем мы сможем поговорить.

Они спустились вниз, к машинам, почти бегом. Крейбель хотя и шел налегке, неся на руке только дорожную куртку, заметно запыхался. Его ассистент, или секретарь, по его знаку бросился в лабораторию, вскоре вынес оттуда небольшой чемодан и поставил его в автомобиль своего шефа. Бэдбюри поразило, что этот сильный с виду молодой человек на ходу качался и изгибался всем телом, как будто он тащил непосильную тяжесть. Лицо его побагровело, на шее вздулись жилы.

«В чемодане — золото! — догадался Бэдбюри. — Ай да Крейбель!»

Они быстро миновали рабочие кварталы, прилегавшие к заводу, и поднялись в тихий зеленый пригород, растянувшийся на склоне огромного холма. Здесь, в парке, стоял домик Истера. Молчаливая экономка открыла им двери. Истер был холостяком, и теперь в его доме царило безмолвие могилы.

Черный труп лежал еще на том самом месте, где его обнаружили накануне. Бэдбюри стало немного не по себе, когда он увидел это искаженное мертвое лицо, судорожно сжатые кулаки… А Крейбель присел над мертвецом и стал с силой давить на его пальцы, пытаясь их разжать. Бэдбюри передернуло.

— Приходили сегодня из полиции? — спросил Крейбель экономку.

— Нет, — ответила она. — Со вчерашнего вечера никого не было. Они говорят: «Нам сейчас не до покойников. Хороните его — и дело с концом». В четыре часа его отвезут в крематорий.

Крейбель резко выпрямился.

— В крематорий?! — вскричал он. — Этого нельзя допустить никоим образом! Весь город взлетит на воздух!

Было ли это шуткой? Бэдбюри не успел даже вдуматься в смысл услышанной им нелепой фразы. Новое движение Крейбеля вдруг отвлекло его внимание в другую сторону.

Внезапно подскочив к окну, Крейбель жестом подозвал англичанина к себе. Из окна открывался вид на весь город, лежавший в котловине. По ту сторону его, на возвышенности, Бэдбюри заметил какую-то темную движущуюся массу на дороге, спускавшейся к городу.

— Немцы! — сказал Крейбель. — Германская моторизованная колонна…

Несколько секунд он молчал, о чем-то размышляя. Потом решительно отошел от окна и снова нагнулся над трупом.

— Вот что, Бэдбюри, — сказал он, — помогите-ка мне разжать ему руку. Объяснения после. Сейчас дорога каждая секунда. Поверьте, так нужно.

Преодолевая брезгливость, Бэдбюри прикоснулся к ледяной руке мертвеца. С полминуты они оба возились над ним, пытаясь раскрыть его окоченелый кулак, но это было выше человеческих сил.

— Хорошо, — произнес Крейбель, — остается один выход: повезем его с собой. Я сам его похороню, слышите? — сказал он, обращаясь к экономке. — Но никому ни слова об этом!

— Делайте так, как вы считаете нужным, — ответила женщина. — Я знаю — вы не поступите дурно с телом господина Истера.

Но труп почти невозможно было сдвинуть с места. Он был тяжел, как свинцовая глыба. Напрягая все усилия, с огромным трудом они вытащили его в переднюю. Еще труднее было завернуть его в штору, которую Крейбель сорвал с окна в коридоре. Когда они приподнимали тело, Бэдбюри показалось, что у него обрываются все внутренности.

На улице не было ни души.

— Теперь на аэродром! — сказал Крейбель, когда они втиснули мертвеца в автомобиль. — Бэдбюри, если вы полетите со мной, вы услышите величайшую сенсацию, которую когда-либо слышал журналист.

Англичанин молча кивнул головой. Его начинала интриговать эта почти кинематографическая ситуация.

На заводском аэродроме их ждал самолет, готовый к отлету. Пока механики заводили мотор и запускали пропеллер, Бэдбюри и Крейбель перетащили труп в самолет. Затем Бэдбюри пролез в кабину и уселся. Непрерывная гонка на автомобиле и эта возня с мертвецом утомили его. Он с нетерпением ожидал подъема в воздух, чтобы узнать наконец, зачем понадобился Крейбелю. «Похоже на детективный роман, — думал он. — Похищаем трупы, бежим с чемоданом золота…»

Крейбель, переодевавшийся у своего автомобиля, подозвал механика и велел ему убрать из-под колес самолета деревянные колодки. Затем он аккуратно натянул большие пилотские перчатки и сам направился к самолету. Пропеллер уже вертелся, подымая на невысокой траве аэродрома мелкие торопливые волны.

Вдруг Бэдбюри подскочил на своем сиденье и испуганно замахал рукой. Крейбель обернулся. По шоссе от завода мчалась колонна серых машин — броневик, грузовики с солдатами, несколько легковых автомобилей. Далеко вперед вырвался мотоцикл. Как пуля, проскочил он в ворота аэродрома и в мгновение ока очутился у самолета.

Мотоциклист — полный немец в черной форме со свастикой на рукаве — еще на ходу закричал, стараясь пересилить шум мотора:

— Мне нужен доктор Крейбель! Вы Крейбель?

— Я, — спокойно ответил Крейбель.

— Следуйте за мной: вы арестованы!

— Кем?

— Тайной государственной полицией Германской империи — гестапо…

— Я нахожусь на территории независимой республики,— сказал Крейбель, пожимая плечами, — и не признаю здесь никаких гестапо.

Он повернулся к немцу спиной и шагнул к самолету.

Полицейский соскочил с мотоцикла и грубо схватил доктора за рукав:

— Я приказываю вам следовать за мной!

Все, что произошло затем, промелькнуло перед Бэдбюри с потрясающей быстротой, нереально и ярко, как при вспышке молнии.

— Не валяйте дурака, господин гестапо! — сказал Крейбель и сильно толкнул немца.

Тот с перекошенным от злобы лицом выхватил маузер и, ощерясь, в упор — Бэдбюри почувствовал, как у него останавливается сердце, — выпустил все заряды в грудь доктора.

Крейбель хладнокровно смотрел, как в его, тело всаживают пули, тряхнул головой и не спеша влез в кабину. Оттуда он помахал рукой ошеломленному агенту, дал газ и поднял самолет в воздух. Видно было, как вся серая колонна машин неслась к месту взлета, где неподвижно стоял с вытаращенными глазами и разинутым ртом представитель тайной государственной полиции Германии.

Не в силах произнести ни одного слова, Бэдбюри с суеверным ужасом смотрел на доктора, управлявшего самолетом.

— Я вас предупредил, — прокричал ему Крейбель в переговорную трубку, — я вас предупредил, что вы услышите и увидите сегодня сенсационные вещи! На мне, мой милый Бэдбюри, надета броня, изобретение бедного Истера. Она не толще жести, но ее нельзя пробить даже бронебойным снарядом, а не то что пулями, которыми палил в меня этот полицейский осел. Когда Истера убили, — это дело рук немцев, гестапо, можете не сомневаться,— когда его убили, я стал ожидать своей очереди и надел броню.

— А если бы вам выстрелили в голову? — спросил Бэдбюри.

— Тогда бы я, конечно, не летел сейчас с вами, — ответил Крейбель. — Впрочем, — добавил он, — броня — это, в сущности говоря, пустяки…

Он включил автоматическое управление, расстегнул куртку и вынул из-за пазухи маленький серый шарик вроде орешка.

— Возьмите-ка, — сказал он англичанину, — подержите это, только смотрите не уроните — он тяжелый.

Бэдбюри подставил ладонь и невольно закричал: страшная тяжесть навалилась на его руку. Ее потянуло книзу, словно шарик был гирей в полцентнера весом. Напружив все мускулы, он еле-еле удерживал на своей широкой ладони маленький шарик.

— Этот орешек начинен водородом, — сказал Крейбель, — легчайшим из газов, которым наполняют воздушные шары и дирижабли, чтобы они могли подняться над землей.

— Вы смеетесь надо мной, — сказал Бэдбюри, подпирая немеющую правую руку левой. — В нем не меньше пятидесяти кило веса!

Крохотный груз давил ладонь, растягивал мышцы; еще секунда — и Бэдбюри вынужден был бы уронить его на пол. Крейбель вовремя перетащил шарик к себе и подвесил его на внутренней стороне своей куртки, в особом бронированном гнезде.

— Я нисколько не смеюсь, — сказал он. — Здесь, в свинцовой скорлупе, находится самый настоящий водород, или, вернее, почти настоящий водород. Мы с Истером назвали его «БК» — это начальные буквы слов «белый карлик». Они ничего вам не говорят?

Это странное сочетание слов показалось Бэдбюри как будто знакомым, словно он где-то однажды его уже слышал, но он не мог припомнить, где и по какому поводу.

— «Белый карлик», — продолжал Крейбель, — это звезды, сравнительно редко встречающийся тип белых, сильно раскаленных звезд. Они очень малы по своим размерам, иногда не больше нашей маленькой Земли, но обладают колоссальной массой.

Он запнулся. Серое облачко вдруг возникло у них под ногами, под стеклянным полом кабины, и одновременно такие же облачка появились по бокам самолета. Кто-то невидимым железным кулаком ударил по фюзеляжу.

— Зенитки! — вскричал Крейбель.

«Самая подходящая обстановка для того, чтобы слушать лекцию по астрономии!» — подумал Бэдбюри.

Самолет круто, рванул кверху.

— Ловкие мерзавцы! — проворчал Крейбель, маневрируя рулями. — Уже успели пустить в ход свои дрянные хлопушки! Теперь я не стану удивляться, если через пять минут нам на хвост сядет немецкий истребитель…

Они благополучно выбрались из полосы обстрела и пошли на большой высоте.

Плохо видя земные ориентиры, Крейбель вынужден был теперь непрерывно следить за приборами. Он не выпускал штурвала из рук ни на секунду и то и дело оглядывался: видимо, он опасался нового нападения. Все же он успевал время от времени, нагнувшись к трубке, прокричать англичанину несколько слов о своем «белом карлике».

Это странное вещество, которое имело какую-то связь со звездами, обладало, по его словам, громадной разрушительной силой. Крейбель утверждал, что один грамм «БК» производит такое же действие, как 150-миллиметровый фугасный снаряд. Один грамм должен быть ничтожной, почти невидимой пылинкой! Ничего не стоило начинить этими пылинками обыкновенные пули, и тогда простой пистолет мог бы заменить батарею мощных гаубиц.

Поистине «величайшая сенсация»! Следовало ли, однако, принимать это всерьез? Крейбель имел обыкновение подшучивать над своим другом-журналистом за его невежество в естественных науках. Не шутил ли он и на этот раз? Вряд ли! Хотя Бэдбюри почти ничего не понял из его отрывистых замечаний о природе «белого карлика», зато он держал это вещество в руках. Оно было в тысячу раз тяжелее железа, золота, свинца, почему же оно не могло быть в сотни тысяч раз разрушительнее нитроглицерина или аммонала?

— Представьте себе, — говорил Крейбель, — армию, имеющую в своем распоряжении мой «белый карлик». Это грозная армия, не правда ли? Каждый рядовой боец из винтовки или даже из пистолета бьет по противнику снарядами, не уступающими по своему действию шестидюймовым. Один-единственный пулеметчик заливает позиции врага дождем таких снарядов — сто, штук в минуту! А артиллерия этой армии стоит далеко в тылу и выбрасывает орешки с «БК» в стратосферу. Пролетев километров пятьсот, орешек падает где-нибудь в Эссене и одним махом стирает с лица земли какой-нибудь заводик вроде крупповского…

— Вы делали такие опыты? — недоверчиво спросил Бэдбюри. — Вы проверяли это?

— Нет, — сказал Крейбель усмехаясь. — На Круппе я, к сожалению, этого еще не проверял, а маленькие пульки с одним граммом «БК» мы испытывали… Но вам, кажется, сейчас представляется возможность лично убедиться…

Он показал пальцем направо. Бэдбюри увидел немецкий самолет, круживший в нескольких стах метрах над ними. Фашистский пилот высовывался из кабины, махал им рукой и показывал вниз, очевидно предлагая приземлиться. Чтобы не оставалось никаких сомнений, он направил на них пулемет и снова повелительным жестом указал на землю.

— Опустите-ка стекло, — сказал Крейбель англичанину.

Оба самолета стали сближаться. В каких-нибудь ста метрах от фашистского истребителя Крейбель дал резкий крен. Продолжая управлять самолетом левой рукой, он правой достал из кармана пистолет, прищурился и выстрелил.

В одно мгновение истребитель закрыло облаком бледного синеватого пламени, потом оттуда вырвался столб пылающего бензина, и книзу стремительно полетели дымящиеся обломки самолета, разорванного на мелкие куски.

— Вот! — невозмутимо сказал Крейбель, пряча пистолет. — Исследователю никогда не мешает лишний раз проверить свое открытие.

Он внимательно оглядел небо и, убедившись, что никто их больше не преследует, продолжал:

— Если хотите знать, это всего только третье испытание «белого карлика», а в воздухе — даже первая проба. Мы с Истером добились решающих результатов только в самое последнее время, когда все кругом уже кишело немецкими агентами. Они сидели в дирекции, в конструкторском отделе… Всюду они совали свой нос, атмосфера была уже отравлена, и нам приходилось всячески изворачиваться, чтобы сохранить в тайне результаты наших работ. Но они кое-что все-таки разнюхали: и про разрушительное действие «БК» и про истеровскую броню. Это они забрались к Истеру третьего дня, чтобы выманить или похитить у него эти изобретения. На Истер был не из тех, кого можно запугать или сбить с толку. Не находите ли вы, однако, что нам следовало бы приготовиться к новому визиту истребителей и надеть парашюты? Мало ли что может случиться…

Вероятно, чтобы сократить путь, Крейбель срезал угол и пошел над территорией Германии. Угроза вторичного нападения теперь была особенно велика, и Бэдбюри молча последовал примеру Крейбеля, подвязывавшего парашют. Впрочем, был ли в этом какой-нибудь смысл? Если бы им пришлось выброситься из самолета, то на земле их ждал бы не слишком хороший прием. Или, быть может, Крейбель надеялся со своим волшебным пистолетом пробиться к границе в крайнем случае пешком?

— Я не возражаю, — сказал он, покончив с парашютом, — если вы пустите теперь в большую прессу некоторый намек на то, что вы слышали и видели. Я потому и вызвал вас, когда убили Истера, что мне нужен был свидетель — благожелательный свидетель, понимаете, на всякий случай… В П. я все успел уничтожить перед бегством, там не осталось никаких следов. Кроме Истера и меня, никто ничего определенного не знал ни о «БК», ни о броне. Те немногие кило «БК», которые мы успели изготовить на лабораторной, установке, я увез. Они на мне, и вот здесь, в чемодане, и еще у него…

Он кивнул головой назад, туда, где лежал завернутый в штору труп Истера.

Так вот в чем было дело! Вот зачем надо было разжать его руки! Вот зачем они, надрываясь, похищали это мертвое тело — чтобы «белый карлик» не достался немцам…

Бэдбюри вспомнил странный разговор о кремации, который происходил утром в доме Истера: «Этого нельзя допустить никоим образом, не то город взлетит на воздух…» Теперь все разъяснялось!

Однако какое отношение ко всему этому имели звезды? И что, собственно, представлял собой этот чудовищно тяжелый «белый карлик»? Бэдбюри хорошо запомнил, но плохо понял ученую фразу Крейбеля: «Мы получали сверхмощные потоки протонов и уплотняли их с помощью новой силы, не подвластной до сих пор ни одному физику в мире. Я имею в виду внутриядерные силы сцепления…»

Крейбель уверял, что все это «очень просто». Но англичанин был на этот счет другого мнения. И, пристально вглядываясь в далекие холмы, синевшие на горизонте, он думал о том, что ему, пожалуй, и в самом деле придется скоро последовать ироническому совету Крейбеля и засесть за изучение точных наук.

— Видите ли, Бэдбюри, — сказал ученый, когда под ними замелькали заводы и шахты Рурского бассейна, — вы, конечно, никогда не предполагали, что Иосиф Крейбель романтик. Но у каждого из нас бывают критические минуты, когда мы преображаемся и на момент становимся совершенно другими людьми. Могу привести яркий пример — смерть Эдуарда Истера. Это был величайший скептик и сухарь, какой когда-либо существовал в мире. Но он умер, как романтик, как настоящий герой. У него в квартире стоял наш первый аппарат для изготовления «БК», первая несовершенная конструкция, работавшая на токе высокого напряжения, — впоследствии мы от нее отказались. Когда убийцы проникли к нему, он, очевидно, испугался, что они завладеют этим аппаратом и двумя шариками «БК», которые он хранил у себя. И он предпочел убить себя, чем отдать их фашистам… По-видимому, он первым делом схватил вещество, зажал его в кулаках, а потом грудью бросился на включенный аппарат. Он уничтожил аппарат током высокого напряжения, устроив короткое замыкание через свое собственное тело. Напишите об этом, Бэдбюри, — может быть, вы хоть немного разбередите совесть трусов…

Бэдбюри слушал съежившись и молчал. Было зверски холодно, и он совершенно окоченел. Досада охватывала его, когда он вспоминал о том, что они могли бы уже сидеть сейчас где-нибудь в кафе, в тепле и безопасности. Но все же он был доволен и испытывал глубокое профессиональное удовлетворение.

Нет, не зря гитлеровские танки и грузовики мчались от границы до П. со скоростью пожарной машины. Очевидно, фашистские главари решили, что после покушения на Истера Крейбель вздумает бежать и тогда добыча окончательно ускользнет из их рук. Бэдбюри вспомнил мотоциклиста из гестапо, пытавшегося задержать Крейбеля перед самым отлетом. Несомненно, что он ворвался в П. вместе с авангардом оккупационных войск. Вся эта колонна пронеслась через весь город не останавливаясь — и прямо на завод, а оттуда на аэродром, за Крейбелем. У них были основания торопиться.

Что последует дальше? Ясно, что история «белого карлика» только еще начиналась. «Кто знает? — размышлял Бэдбюри. — Может быть, мир станет свидетелем любопытнейших событий, если патриот Крейбель попытается использовать свое могущественное оружие против поработителей своей родины».

…Истекал третий час их воздушного путешествия. Самолет вышел наконец к морю. Впереди смутно темнела береговая линия Ютландского полуострова.

— Бензин на исходе, — озабоченно сказал Крейбель. — Надо дотянуть, дотянуть во что бы то ни стало: не падать же нам в воду в десяти километрах от берега!

— Вы дотянете, Крейбель, теперь нам нечего беспокоиться, — сказал Бэдбюри.

Странный стук неожиданно заставил их замолчать. По металлическим бокам кабины снаружи защелкал частый град. Крейбель и Бэдбюри переглянулись, пораженные одной и той же догадкой: неужели их все-таки настигли?

Над морем в боевом строю шла тройка быстроходных германских истребителей. На этот раз фашисты не делали никаких предупреждений, не угрожали — они просто расстреливали беглецов из двенадцати пулеметов.

— Чорт побери! — сказал Крейбель. — Признаюсь, у меня сейчас совсем нет настроения драться: у нас осталось бензина на пятнадцать минут. Но делать нечего! Опустите, Бэдбюри, стекло.

Он повернул самолет и с бешеной скоростью повел его прямо на врагов. Но те не приняли этой лобовой атаки. Они ускользали в стороны и, проделывая головокружительные эволюции, всё норовили зайти Крейбелю в тыл. Пули продолжали колотить по фюзеляжу, по плоскостям и в двух местах пробили стекла кабины.

— Дело дрянь! — ворчал Крейбель, работая ручкой и педалями. — К сожалению, я не тренирован для высшего пилотажа… и у меня не сверхскоростной истребитель, развивающий шестьсот километров в час… Вот что, Бэдбюри: выбрасывайтесь-ка — и поскорей! Тут все время шныряют яхты, катеры — вас подберут. Если я не сумею уйти от них, я выпрыгну вслед за вами.

Бэдбюри колебался.

— Прыгайте, прыгайте! — закричал Крейбель и с силой пожал ему руку.

Через секунду Бэдбюри уже висел в воздухе под куполом своего парашюта и медленно опускался к воде. Он не думал о страшной опасности, которой подвергался сам, а с волнением и страхом наблюдал за Крейбелем. Мотор самолета скоро замолк, и машина стала планировать по пологой линии, преследуемая истребителями. Очевидно, в баках иссяк бензин.

Вдруг под самолетом мелькнула темная фигура. Через мгновение над ней раскрылся упругий белый зонт, но сейчас же шелк сморщился и обвис на прыгающих по ветру стропах.

— Оборвался! — со стоном вскричал Бэдбюри. — Проклятье! Он слишком тяжел! Он забыл выбросить «белый карлик».

Темная фигура молнией пронеслась в воздухе и со страшной силой врезалась в волны. И почти в тот же момент над головой Бэдбюри раздался оглушительный грохот: самолет Крейбеля вспыхнул изнутри и разломался на тысячи кусков.

Бэдбюри плохо помнит, что произошло потом. Он тонул и был уже без сознания, когда его подобрал немецкий катер береговой охраны. Очнулся он в Берлине, в тюрьме, откуда его некоторое время спустя препроводили в концентрационный лагерь. Он пробыл там три месяца, три страшных месяца, которые больше научили его сочувствовать чужим страданиям и ненавидеть, чем все сорок лет его предыдущей жизни.

Чудом удалось ему выбраться из неволи и попасть на родину.

Послесловие

Редакция газеты сочла нужным дать к статье Бэдбюри небольшое примечание. Автор его — кембриджский физик, который сравнивал Иосифа Крейбеля с Резерфордом. Разумеется, в этом примечании не было и не могло быть ничего, кроме некоторых элементарных разъяснений и неопределенных догадок, но для читателя, мало знакомого с новейшей физикой, оно, возможно, представит известный интерес. Приводим его поэтому целиком.

«Белыми карликами», — писал ученый кембриджец, — современные астрономы называют звезды особого типа, обладающие сравнительно небольшой величиной и огромной массой. Плотность их вещества в десятки тысяч раз больше плотности любых, даже наиболее плотных земных веществ. Астрономы объясняют эту чудовищную плотность «белых карликов» тем, что атомы их материи разрушены под воздействием сверхвысокой звездной температуры и обломки этих атомов стиснуты внутри звезд колоссальным давлением наружных слоев.

Всякий атом, как известно, состоит из положительно заряженного тяжелого ядра, вокруг которого обращаются отрицательные маленькие электроны. По своей величине ядро в тысячи и десятки тысяч раз меньше всего атома, но почти вся масса сосредоточена именно в нем, в этом неуловимо малом центре атома. В раскаленных недрах «белых карликов» с атомов, так сказать, «ободраны» все электроны, и ядра там существуют самостоятельно. Оголенные от электронов, эти ничтожные по величине, но сравнительно тяжелые частицы могут быть в десятки тысяч раз плотнее, чем более громоздкие целые атомы. Вот почему на «белых карликах» в единице объема может быть сосредоточено в тысячи раз больше вещества, чем у нас на Земле.

В истории науки известен случай, когда новое вещество было обнаружено сначала на звезде — на Солнце, а затем уже, много лет спустя, и на Земле. Я имею в виду историю открытия благородного газа — гелия. Теперь мы видим повторение этого случая. Исследователи Иосиф Крейбель и Эдуард Истер изготовили на Земле сверхплотное звездное вещество — «белый карлик». Насколько можно судить из сообщения мистера Бэдбюри, они воспользовались для этого ядрами атомов водорода — протонами.

Сконцентрированные в небольшом объеме, протоны должны обладать колоссальной разрушительной силой. Вообразите гигантскую молнию, «упакованную» в наперсток, или «луч смерти», сдавленный, сжатый до тысячекратной плотности материального тела. Это и будет нечто похожее на «белый карлик» Иосифа Крейбеля.

Для нас, правда, остается совершенной загадкой, каким образом он мог до поры до времени удерживать это вещество в «покорном» состоянии в свинцовой оболочке. Но зато мы отлично можем себе представить, что должно произойти, когда мириады стесненных протонов внезапно выпускаются из свинцового плена. Освобожденные ядра мгновенно должны «наброситься» на окружающие целые атомы — атомы воздуха, воды, земли, домов, фортов, человеческого тела… Они будут рвать их на части, отбирать у них электроны, которых они сами раньше лишились. Произойдет грандиозное разрушение материи, распад, взрыв, катастрофа…

Для науки особенно интересно знать, каким именно способом Крейбелю удалось сконцентрировать миллиарды миллиардов протонов в небольшом объеме. На звездах ядра атомов стиснуты благодаря колоссальному давлению, которое господствует в центре этих небесных тел. Искусственно создать такое давление на Земле немыслимо. Очевидно, Крейбель и Истер нашли какие-то новые мощные силы и использовали их для уплотнения «ободранных» атомов водорода. Какие же это силы? Внутриядерные силы сцепления, сообщает нам мистер Бэдбюри со слов самого Крейбеля. Но если исследователи действительно раскрыли природу внутриядерных сил и с помощью аппаратов неизвестной нам конструкции научились управлять ими, то это открытие, несомненно, могло бы произвести величайшую революцию в науке и в технике. Овладев силами, действующими внутри атомного ядра, человечество получило бы возможность по своему произволу использовать неисчерпаемые, грандиозные запасы внутриатомной энергии. Кроме того, оно оказалось бы в состоянии создавать из составных частей ядра любые комбинации — иначе говоря, из любой глины можно было бы искусственно изготовить все бесконечное разнообразие веществ, какое существует в мире!

Потрясающие перспективы!

К сожалению, тот, кто владел этой величественной тайной, лежит теперь на дне Северного моря, храня на себе свое чудесное звездное вещество…»