Белый Орден или Новые приключения Ариэля

Глава XXI, в которой власть драконов рушится

Буквально за пару недель вооружённые силы императора выросли вдвое, составив около ста тысяч человек. Конечно, драконы по-прежнему могли выставить против белых армию, большую в разы, но качественный состав их армий был очень разный. К белым приходили только добровольцы, и пусть это были люди, не всегда владевшие военным ремеслом, но они все как один горели желанием сражаться и беспрекословно подчинялись железной военной дисциплине, хотя для многих она и была ещё довольна непривычна, тем не менее приказы командиров выполняли, как веление свыше, и переживали лишь о том, смогут ли достойно послужить общему делу. Драконья армия была плодом насильственных мобилизаций, большинство рядовых здесь не испытывало ни малейшего желания сражаться, и хотя дисциплина здесь тоже была, но она держалась исключительно на страхе. Здесь считалось высшей доблестью обмануть командира, избежав при этом наказания. Представление о том, что они служат общему делу, совершенно отсутствовало. Теперь уже почти все понимали, что их гонят на смерть за дело драконов, за дело совершенно чуждое людям. Идейные бойцы у драконов тоже были, но их насчитывалось ничтожно малое количество.

Сражаться, имея такую армию, было трудно, хотя в общем-то возможно, но тут драконы совершили роковую ошибку, объявив тотальную мобилизацию. Теперь в драконью армию гребли уже всех под метлу, люди роптали всё громче, хотя открыто выступить против драконов ещё не решались. Армия становилась всё более рыхлой и всё менее управляемой. Драконы поддались магии больших чисел. Чем больше пополнений поступало в их армию, тем в большей безопасности они себя чувствовали, сравнивая численность белых и своих войск. На деле же всё было наоборот — они резко понизили боеспособность своей армии, которая стала теперь гораздо менее управляемой. Ведь комиссаров и идейных бойцов у них не прибыло ни на одного, их приходилось распылять по вновь создаваемым полкам. От этого старые полки становились слабже, а новые пока ещё являли собой слабо организованные толпы, и вероятность того, что они выйдут из этого состояния, была весьма туманной. Армия драконов с каждым днём теряла боеспособность.

Однажды в распоряжение белых частей прибежал один красный рыцарь, который клялся, что может устроить в драконьей армии мятеж, если белые ему помогут. Император позвал Форвина, который теперь командовал всеми бывшими красными. Едва увидев перебежчика, Форвин распахнул ему навстречу объятия:

— Лонгин, брат, и ты с нами!

— Пока ещё не с вами, но если его величество позволит… Предлагаю поднять в наших частях мятеж, у нас уже тысячи бойцов ненавидят драконов, мы можем начать решающую битву прямо внутри драконьего войска, а если тем временем белые ударят во фронт, драконам конец.

— Замечательный план, — воскликнул Форвин. — Ваше величество, вы одобряете?

Но император не торопился радоваться. Не обратив внимания на вопрос Форвина, он очень сухо спросил у перебежчика:

— Скажи, Лонгин, ты пришёл к красным добровольно или по мобилизации?

— Добровольно, ваше величество.

— И что привело тебя к эти христопродавцам?

— Я поверил им, думал, драконы за народное счастье. А прежний мир всё равно рухнул, уже невозможно было служить тому, чему раньше служили.

— Значит ты решил, что народное счастье возможно, только если отречься от Бога?

— Честно скажу, я мало думал тогда о Боге, считая, что религия — не главное. Так — традиция. А в новых условиях и традиции могут быть новые. Но в последнее время начал задумываться: без Бога-то жизнь получается нечеловеческая.

— А ты не слишком медленно думаешь? Форвин давно у нас.

— Да, ваше величество, я медленно думаю. Вот совершил я ошибку, так надо ли торопиться громоздить на неё новую ошибку? Я ведь к красным не из трусости пришёл, а по убеждениям. И к вам сейчас не из трусости прибежал, а потому что убеждения изменились. Но убеждения в один день не меняются. Когда Форвин со своими ушёл, я решил, что они предатели, только что не проклял их всех. Но с того момента начал внимательнее присматриваться к своим. Многие на глазах теряли человеческий облик, тупели, становились бессмысленно жестокими. Да дело даже не в жестокости, белые тоже не сильно добрые. Но вот смотрю, у наших глаза превращаются в бессмысленные гляделки, пустота в этих глазах, и нет в них никакой правды. И в своей душе почувствовал пустоту. Постепенно начал понимать, что эту пустоту ничем, кроме Бога, заполнить невозможно.

— Понял, — по-прежнему сухо сказал император. — Надеюсь, что понял. А зелёные как?

— Зелёные — путаники. Вечно спорят меж собой, и больше ни до чего им дела нет. Некоторые из них мало отличаются от чёрных, а другие по сути — красные.

— А чем, по-твоему, чёрные отличаются от красных?

— У красных души опустели, у них нет внутри ничего, а у чёрных души уже полны бесовщиной. Но это примерно, красные ведь тоже разные, впрочем, черные — все одинаковые.

Император некоторое время молчал, глядя куда-то в сторону, потом начал говорить:

— Если вам удастся поднять мятеж, с теми красными, которые вас не поддержат, даже не возитесь, сразу атакуйте чёрных, с этими разговаривать не о чем, и в бою с ними больше всего мороки. Форвин, возьми пару человек и отправляйтесь с Лонгином, поможешь красные полки распропагандировать. Времени у вас максимум неделя. Мы выступаем через три дня. Больше суток напротив драконьего войска стоять не сможем. Как только узнаем, что у вас началось, сами ударим, без затей — в лоб. А с душами вашими я разбираться не буду, это уж вы сами, мне не известно, что у вас внутри, но можете мне поверить: вероотступничество бесследно не проходит. Бога легко покинуть, а вот вернуться у Нему труднее. Бог, конечно, простит, но легко не будет.

Всё разыгралось, как по нотам. Белый Орден, отмахав два дневных перехода, встал километрах в пяти от армии драконов, которая перекрывала дорогу на столицу. Простояли на месте совсем не долго, и вот уже со стороны драконов прибежал гонец. Едва держать на ногах, задыхаясь, он выпалил: «Наши сражаются… уже второй час… комиссаров вырезали… черные дерутся, как черти… зелёные растерялись… в стороне стоят… не вмешиваются… красные, что к нам не примкнули, тоже пока… в растерянности… но могут ещё и по нам ударить… больше двух часов мы не продержимся…».

Император сразу скомандовал: «Вперёд! За Бога!». Над всем белым станом пронеслось: «За Бога! За императора!». Шагали навстречу противнику быстро, понимая, что каждая минута на счету. В авангарде драконидов стояли красные, за ними — чёрный полк, призванный, видимо, подпирать красных, уже показавших свою ненадёжность. Драконы выстраивали свои цветные полки очень продуманно, вот только бой, вспыхнувший в самом центре их войска, смешал все карты. Красные в авангарде пытались сопротивляться, но когда первые их шеренги были смяты, они бросились бежать, да прямо на подпиравших чёрных, которые выхватили клинки, пытались остановить своих, но были затоптаны, красных было больше. Белым уже никто не сопротивлялся, в центре войска бой тоже закончился, там кричали: «Да здравствует император!». Продвигаясь вперёд, белые видели перед собой только радостные лица, их приветствовали, как братьев. Красно-белые развернусь, чтобы вместе с белыми ударить по арьергарду, где стояли ещё не принимавшие участия в сражении зелёные полки. Но зелёные вдруг побежали, так и не обнажив мечей. А некоторые остались стоять на месте: иные рыдали, иные растерянно улыбались, некоторые даже пытались выражать бурный восторг, хотя у них не очень получалось. Рубить их уже не было смысла, битва закончилась полной победой. Основную тяжесть сражения приняли на себя красно-белые мятежники, половину которых черные успели перебить.

По всему полю битвы белые прошлись, добивая раненых черных и комиссаров, легко узнаваемых по оттенку кожи. На сидящих то тут, то там на земле красных и зелёных просто не обращали внимания, пленных брать уже не имело смысла, было вполне понятно, что эти совершенно раздавленные люди больше не окажут никакого сопротивления, даже если не примкнут к белым.

Путь на столицу был открыт, до неё оставался всего один дневной переход. Покинув место сражения, белые остановились лагерем на ночлег, а поутру железной поступью пошли на Бибрик. Драконы ещё могли организовать оборону столицы, но это уже не имело решающего значения, их власть была обречена, и сами они, такие умные, конечно это понимали, так что они могли и не захотеть заниматься бессмысленными уличными боями.

Настрой белых был радостно-деловым, их железные шеренги печатали шаг, от которого дрожала земля. Они осознавали себя принадлежащими к той силе, которой ничто в мире не может противостоять. Белый Орден с мечом и терновым венцом завершал свой славный поход. Рыцари были готовы к новым сражениям, к тому чтобы страдать, проливать кровь и умирать. Но они уже победили, и все это знали.

И вдруг в безоблачном ясном небе они увидели свою смерть. Хуже, чем смерть — поражение — полное, тотальное, неизбежное. К ним летели по небу три крылатых дракона. Сначала едва различимые, по мере приближения драконы всё более отчётливо прорисовывались. Это были представители серой драконьей расы, как выяснилось, не все они превратились в людей. Теперь уже всё войско видело драконов. Люди оставались в ожидании неминуемой смерти. Защищаться от драконьего огня они не могли, бежать было бесполезно, вскоре всем им предстояло обратиться к пепел.

— Кто бы мог подумать, что наш поход так нелепо закончится, — почти жизнерадостно усмехнулся Стратоник. — Столько побед, и всё — под хвост дракону.

— Ну почему же нелепо, — спокойно парировал Марк. — Погибнуть от причин, которые носят непреодолимый характер — вовсе не позор для воина. Мы славно дрались, не запятнав своих белых плащей. Долг исполнен до конца, а это, можно считать, победа.

— Много болтаете, господа, — тихо прошептал император. — Молитесь о спасении своих душ.

Императору никто не ответил, видимо, просто выполняя его последний приказ. Воины молча стояли, как вкопанные. Никто не запаниковал, не побежал, не закричал. Люди хладнокровно готовились к смерти. «Какой славный Орден мы успели выковать, — подумал Ариэль. — Такие массовое самообладание — большая редкость. Презрение к смерти — удел единиц, а тут весь Орден встал, как на параде, и ни одного панического жеста. Да, мы умрём без позора».

Драконы между тем приближались, их отделяло от войска лишь метров двести, сейчас должны были ударить первые струи огня. И тут произошло нечто неожиданное, они услышали с неба удивительную песню без слов, или она звучала на неизвестном людям языке. Песня была очень мелодичная и вместе с тем суровая. Нежная и воинственная. Прекрасная и страшная. Вряд ли кто-нибудь из людей когда-либо слышал нечто подобное. Все невольно посмотрели туда, откуда слышалась эта необычная песня.

По небу выше серых драконов, нагоняя их, летел ещё один дракон. Он совершенно не был похож на тех, каких они видели раньше. Крупнее серых раза в полтора, этот дракон был покрыт серебристой чешуёй, казалось, он весь облит серебром. И его песня, и его мощные, изящные движения, чем-то неуловимо отличавшие его от других драконов, почему-то не позволяли верить, что это бес во плоти. От него веяло древней гармонией, которая дарила душе мир и покой.

Серые драконы, услышав песню, как-то сразу затрепетали, прервали свой полёт, зависнув, словно стрекозы, на месте. Во взмахах их крыльев чувствовалась беспомощность, даже обречённость. Наконец они повернулись к серебристому дракону, и один за другим ударили в него струями огня. От огня серых драконов серебристая чешуя немного покраснела, словно раскаленный металл, но тут же вновь приобрела свой обычный оттенок. Эта тройная атака, по видимому, не причинила серебристому дракону никакого ущерба, как будто лишь пощекотав его. И тут он сам ударил в серых драконов пламенем. Даже с земли было видно, что его пламя другое — сильнее, горячее, смертоноснее, и полыхало оно с одного выдоха гораздо дольше, чем у его серых собратьев, казавшихся по сравнению с серебристым красавцем полными ничтожествами.

Пламя серебристого дракона горело несколько бесконечных минут подряд, серые полностью в нём скрылись. Потом пламя исчезло, и одновременно с этим серые начали падать на землю. Не трудно было догадаться, что они уже мертвы, на месте их крыльев торчали обугленные кости. Горелые туши драконов шмякнулись на землю, лёгкий ветерок принёс в сторону людей отвратительный смрад. А серебристый дракон взмыл в небеса, расправив свои огромные крылья. Вновь послышалась его песня, прерванная на время скоротечного боя. Эта песня была всё такой же нежной и мелодичной, но теперь в ней уже не слышалось воинственной суровости, однако, появились нотки печали и скорби, словно от давно прошедшей боли, которая уже не разрывает сердце, но полностью не пройдёт никогда. Дракон исполнил в воздухе несколько очень красивых фигур, и Ариэль заметил, что драконы, танец которых он когда-то видел, двигались по-другому. Тот танец был хоть и красивым, но механическим, нетворческим, в нём чувствовалось что-то отталкивающее, нечеловеческое. А серебристый дракон сейчас, похоже, и не думал демонстрировать своё искусство, он лишь завершил свой полёт несколькими красивыми фигурами, может быть, он и всегда так делал, независимо от присутствия публики, но эти несколько движений, словно слились в прекрасное изысканное стихотворение, которое завораживало своей неотмирной гармонией, как музыка небесных сфер. По одному только этому фрагменту танца Ариэль сразу понял, что серебристый дракон — друг Божий.

Дракон между тем приземлился метрах в трёхстах от войска, при этом на людей он не смотрел, глядя куда-то в сторону Бибрика.

— Я пойду к нему, — задумчиво сказал император.

— Ваше величество, это очень опасно, — выпалил Стратоник. — Мы ничего не знаем об этом драконе, он может испепелить вас так же, как и своих собратьев. Вдруг он просто сумасшедший, который жгёт всех подряд, не разбирая ни своих, ни чужих?

— Не беспокойся, мой друг, — улыбнулся император. — Я тоже ничего не знаю об этом драконе, однако не сомневаюсь: он такой же слуга Божий, как и мы. Он ждёт меня. Иначе уже улетел бы.