Берег Хаоса

Нить пятнадцатая.

В последний день отдохновения перед трудовой ювекой я слёзно вымолил у матушки возможность не бродить за ней по лавкам, а дожидаться возвращения покупательниц из похода под крышей уютного трактира. Каула долго не соглашалась, но вынуждена была уступить, когда Сари сказала, что я «своей унылой физиономией» только испорчу всем настроение, а Ливин робко заметила, что мужчинам, наверное, не интересно делать покупки. Один редко побеждает двух, и хотя от матушки можно было ожидать всего, она прекратила спор, но пообещала на ушко в следующий раз оставить наедине с невестой, от чего меня передёрнуло. Так основательно, что пришлось заказать для успокоения не эль, а кружку вина.

Пока вытянутые под столом ноги согревались от близости очага, а сердце – от горячительного, трактирное общество пополнилось новыми лицами: весело щебеча, в зал впорхнули пёстрые пташки. Локка с тремя девушками, сплошь незнакомыми. Заметив меня, толстушка перестала искать свободный столик и прямиком направилась к моему.

– Как поживаешь, радость моя?

Я встал, чмокнул знакомую в губы и дал женщинам время рассесться по лавкам.

– Доброго дня, Лок, и вам, hevary. Представишь меня?

– Разумеется! Знакомьтесь, дорогие мои, это тот самый Тэйлен!

– Тот самый? – Воскликнула яркая брюнетка с густо подведёнными карими глазами. – Правда? Дайте-ка, я Вас расцелую!

И она тут же приступила к исполнению задуманного, приятно удивив ловкостью своего узкого языка. Когда же мы, наконец, оторвались друг от друга, две другие, не менее прелестные (а точнее, прелестно приукрашенные) девицы тоже последовали её примеру и увлеклись настолько, что Локке пришлось шикнуть, дабы вернуть их на места.

– А он миленький! – Вынесла вердикт первая из целовальщиц. – Зайдёте к нам как-нибудь? Я умею не только целоваться, будьте уверены!

– Благодарю за приглашение, hevary, но... Чем обязан?

Локка хохотнула:

– Да ты, можно сказать, спас их от горькой участи сгинуть в расцвете лет!

– Как это?

– Очень просто: эти девочки из того самого дома, в котором хозяйничал Стручок. А после того, как ты обвинил его в похищении и предъявил патрулю доказательства, суд был скореньким, и Полту отбыл в тюрьму. Правда, наказание особо строгим не будет, но от «бессонницы» Стручок отлучён по гроб жизни, и дом перешёл к его дальнему родичу, которого я убедила изменить установленный порядок.

– Убедила? Интересно, каким образом?

Толстушка игриво шлёпнула меня по щеке:

– А то маленький и не догадываешься?

– Он хоть тебе нравится?

Локка грустно улыбнулась:

– За что я тебя обожаю, Тэйл, так это за трогательную заботу о своей недостойной подруге.

– Почему это недостойной? Достойной из достойнейших!

– Льстец!

– Это чистая правда!

– Да уж, конечно!

Она в мгновение ока снялась со своего места и перебралась ко мне на колени.

– Раздавишь!

– Ничего-ничего, ты у нас мужчина, уж одну-то женщину на себе выдержишь!

– Одну? Да в тебе, по меньшей мере, две помещаются!

– Нахал!

Локка хотела обидеться, но передумала и подарила мне долгий и страстный поцелуй.

– В самом деле, заходи. Буду ждать.

– Слово женщины для меня – закон.

– Двух женщин, – грозно поправила толстушка.

– А мы тоже хотим! – Заверещала троица и облепила меня со всех сторон.

Я отбрыкивался, больше наигранно, чем недовольно, и в какой-то момент, когда мои глаза были свободны от созерцания надушенных растрепавшихся прядей и чрезмерно для зимней погоды открытых грудей, мне показалось, что в зале трактира мелькнула Ливин. Но когда минуту спустя, продравшись сквозь чёрные локоны, осмотрелся более внимательно, никого знакомого уже не обнаружил. А дождавшись возвращения любительниц делать покупки, уже забыл о смутном видении. До ужина, перед которым...

Ещё в дверях своей комнаты я услышал восхищённый голос Кайрена:

– Hevary, Вы сегодня выглядите особенно прекрасно! Скажите, уж не ради ли меня так принарядились?

Кого он имеет в виду?

– Вы меня смущаете, heve...

А, узнаю тихое бормотание. Ливин. Интересно, что она такого с собой сделала, что дознаватель пищит от восторга? Нет, конечно, матушкина знакомая и так девушка милая, но чтобы сподобить моего жильца на пылкое проявление чувств, нужно нечто большее, чем свежая прелесть селянки (говорю так, потому что видел возлюбленную Кайрена, из-за которой он, собственно, и поменял жильё, изгнанный ревнивым супругом милашки). Взглянуть самому?

Она стояла спиной к кухонной двери, и уже в таком положении становились заметны существенные изменения во внешнем виде моей «невесты». Талия была нещадно стянута корсажем, заставлявшим бёдра казаться шире, чем прежде, а всё прочее... Когда Ливин повернулась на звук моих шагов, я едва не ахнул: и так не самых скромных размеров, приподнятые и подпёртые, груди стали выглядеть вызывающе большими, тем более, почти выпадая из глубокого выреза. На них, как на подносе, лежала нить жемчуга, чудно контрастировавшая с румянцем, залившим всю доступную обозрению и не скрытую под краской кожу, потому что лицо... покраснеть если и могло, то под слоем пудры всё равно ничего не было бы заметно.

Волосы были подняты, уложены всей своей длиной в завитки и закреплены шпильками, украшенными крохотными жемчужинками, из-за чего казалось, что по голове ползают букашки. Но что творилось ниже... У меня создалось впечатление, что я смотрю не на живую женщину, а на тщательно нарисованную картину. Полукружья бровей были расчёсаны и подрисованы, на ресницах, некогда светлых, громоздились чуть ли не хлопья сажи или чем там их красят, контур каждого глаза был повторён чёрной же линией, из-за чего взгляд казался испуганно-пронзительным. Губы тоже были обрисованы, только чем-то густо-алым, похожим на кровь. Встретишь ночью в переулке, мало не покажется, в общем. Хотя... Выглядело всё это великолепно, можно сказать, божественно, за одним только крохотным «но»: Ливин совершенно не шла такая раскраска. Девушка мигом повзрослела лет на десять и превратилась из нежной незабудки в развратную... даже не подобрать сравнение. Нет, это не по мне. Кайрен доволен, Сари, которая явно ждёт моей реакции, тоже. Вот и пусть наслаждаются, но не заставляют меня это делать!

– Вам... нравится? – Пролепетали алые губы.

– Разве это имеет значение? Если Вам хочется выглядеть гулящей девкой, извольте: препятствовать не буду.

Она замерла, кажется, даже забыла, как дышать, потом всхлипнула и выбежала с кухни. Я пожал плечами и спросил:

– Что у нас на ужин?

Кайрен открыл рот, хотел что-то сказать, но махнул рукой и поспешил, видимо, вслед за Ливин, а Сари скрестила руки на груди и вперила в меня осуждающий взгляд:

– Дурак ты, каких свет не видел.

– Это ещё почему?

– Потому! Девушка старалась, хотела тебе понравиться, а ты... Мог хотя бы промолчать.

– Старалась? Случайно, не Вы её надоумили так «стараться»?

– Нет, её идея.

Кажется, до меня стало кое-что доходить.

– А с чего вдруг? Она не говорила?

Девчонка задумалась.

– Да не особенно... Просто сказала, что видела, какие женщины доставляют тебе удовольствие.

Видела. Что она могла видеть, кроме непотребного поведения Локки и девочек из дома свиданий?! Хаос, Вечный и Нетленный... Какая глупость!

– Вот дура... – вырвалось у меня, и Сари хмыкнула:

– Она, может, и дура, только женщинам это простительно. А ты её обидел так сильно, как и мечтать не мог. Сравнил с гулящей девкой... Тебе не стыдно?

– Почему мне должно быть стыдно?

– Вот я и говорю: дурак. А, что с тобой делать...

Она развернулась и вышла в коридор, оставляя меня на кухне одного, правда, ненадолго: вернулся Кайрен, такой же хмурый и гневный.

– Довёл девушку до слёз! И всё из-за чего? Из-за сущего пустяка! Да ты хоть понимаешь...

Вздыхаю:

– Можешь не продолжать, меня уже отчитали. Где она сейчас?

– Кажется, в саду.

– Где?! Другого места не нашлось? Она бы ещё на улицу вышла, на всеобщее обозрение! Тьфу на вас на всех!

Я надел куртку, вооружился масляным фонарём, прихватил с собой короткую шубку Ливин и отправился за смертельно обиженной. Нашёл беглянку не сразу, потому что густо падающий снег укрывал следы, но очень далеко она уйти не смогла, в длинном-то платье. Стояла, уткнувшись в ствол яблони, и то ли рыдала, то ли сморкалась. Вполне возможно, что совмещала оба занятия, потому что прогулки зимой без тёплой одежды плохо сказываются на здоровье.

Накидываю на подрагивающие плечи шубку.

– Идёмте домой, hevary.

Она мотнула головой, продолжая плакать.

– Идёмте, идёмте, а то простудитесь!

Разворачиваю Ливин к себе лицом. М-да, вот ещё одно доказательство вреда раскраски: стоило потечь слезам, и от красоты ничего не осталось, только чёрные потёки на щеках.

– Не смотрите на меня...

Совсем тихо, даже не шёпот, а одни движения губ.

– Почему?

– Я... некрасивая.

– Сейчас – да. А несколько минут назад были очень даже... красивы.

– Но Вам... Вы сказали...

– Я сказал... А, сказал то, что сказал, не буду оправдываться! Просто Ваш облик напомнил мне женщину, занимающуюся... весьма нужным, но малопочётным делом. Не думаю, что Вы, в самом деле, желаете так выглядеть.

– Я хотела...

– Я знаю, чего Вы хотели. Сари сказала.

Так, снова начинаем краснеть. Может, хватит?

– Не нужно смущаться: все мы время от времени делаем глупости.

И я не исключение: хотел успокоить и ободрить, но ресницы задрожали, готовые встретить новую порцию слёз.

– Послушайте, hevary...

Отчаянный всхлип:

– Почему Вы так меня называете? Почему не хотите назвать по имени?

– Хорошо, буду называть по имени! Так вот, Ливин, я понимаю, зачем матушка привезла Вас сюда, и ни в коем случае никого не обвиняю. Просто... Вот так сразу взять и решить свою и Вашу судьбу я не могу. Если Вы не против, давайте попробуем заново? К примеру, завтра я отпрошусь со службы пораньше, мы встретимся где-нибудь в городе и погуляем. Поговорим, поближе познакомимся друг с другом... Согласны?

– Да.

– А теперь всё же пойдём к дому!

– Я... не могу.

Что ещё за новость?

– У меня нога болит. Внизу.

Я помянул всех недобрых духов, каких знал, расстелил на снегу куртку и помог девушке сесть. Больная нога – это плохо. Только бы не что-то серьёзное...

– Зачем Вы надели сапожки с такими высокими каблуками? Вы умеете на них ходить?

Она не ответила, снова начиная розоветь, пока я стаскивал тесную обувь и чулок. А ножка вполне себе, изящная, с тоненькой щиколоткой... Которая непременно станет толстой, если я не поспешу. Надавливаю пальцами на припухшее место. Девица ойкает. Прошу пошевелить пальцами, снова надавливаю. Растяжение. Это хорошо, это лечится. Но сначала надо приложить что-нибудь холодное. Что-нибудь, чего вокруг и так в избытке. Разминаю комок снега в лепёшку и обжимаю вокруг щиколотки.

– Холодно!

– Знаю. Терпите.

Выжидаю несколько томительных минут, пока у самого пальцы не застывают почти до бесчувствия, потом туго обматываю повреждённое место чулком и кое-как приспосабливаю обратно сапог.

– Кажется, завтрашнюю прогулку придётся отложить.

– Нет, не придётся.

Ливин хоть и кусает губу, но полна решимости, и весь путь к дому старается проделать самостоятельно, почти не повисая на мне. А когда подходим к крыльцу, тихо замечает:

– У Вас хорошие руки.

– Хорошие? Чем же?

– Хозяйские.

Интересно, что она хотела этим сказать?

Увидев меня, Ксантер долго-долго всматривался в моё лицо, потом удивлённо спросил:

– Ты что, побрился?

– Это так странно выглядит? Ну, побрился, и что?

– Эй, Дарис, иди сюда! Представляешь, Тэйл побрился!

Смуглый тоймен тоже потратил время на изучение моего облика, потом пожал плечами:

– Ну, вижу. Зачем орать-то?

– Это что-то значит... Давай, признавайся, кто она?

– Какая ещё «она»?!

– Давай-давай! – Ксантер прижал меня к стене. – Нечего притворяться! Наконец-то, обзавёлся подружкой?

– Почему «наконец-то»... У меня всегда...

– Никого у тебя не было, не ври! Ну давай, не тяни!

Пришлось рассказать всё, что мне было известно о Ливин. Упоминание сиротства заставило завистливо вздохнуть Дариса, а приблизительное описание груди порадовало Ксантера, который то и дело хлопал меня ладонью по плечу, в результате отбив напрочь. Моё плечо, разумеется.

Потом пришёл Гоир, порадовал нас известием, что заказчица довольна работой и осталось только дождаться включения описания в Архив, но поскольку это должно произойти в ближайшие дни, у нас есть шанс получить жалованье ещё до Зимника. Новость ллавана была встречена c радостью, но всё же менее бурной, чем от известия о моём свидании, на которое я с лёгкостью получил разрешение. То есть, не на само свидание, а на свободное время, поскольку новых заказов пока не поступило. Поэтому оставалось только зайти к письмоводителям, встретить там же Ливин, и можно отправляться, куда душе угодно.

Она дожидалась меня, но не у Письмоводческой управы, а перед ней. Шагах эдак в пятистах.

– Почему Вы не остались в управе? Посидели бы и подождали в тепле.

– Мне не холодно.

– А Ваша нога? Она ведь всё ещё болит?

– Совсем чуть-чуть.

Но когда я подал ей руку, оказалось, не «чуть-чуть», потому что она опёрлась весьма ощутимо, и мы, степенно и медленно, как супружеская пара, двинулись по улице, душевно обрадовав Глийна, издали помахавшего мне рукой.

– Кто это? – Спросила Ливин. – Такой милый дедушка.

Да уж, милый... А надоедливый какой. Будет. После праздника, когда доберётся до личного общения.

– Сосед.

– Вы с ним дружите?

– По крайней мере, не враждуем.

– А почему он так улыбался?

А у девушки острое зрение... Это может стать проблемой, если мы всё же поженимся. Наверное. Может быть.

– Он считает, что мне пора жениться, поэтому, увидев под руку с девушкой, решил, что я последовал его совету.

Ливин ничего не сказала, но опущенная голова не успела полностью скрыть улыбку. Так-так-так, а мы совсем даже не просты! Впрочем, чего ещё можно было ожидать от матушки? Зря я рассчитывал получить в жёны тихую и скромную женщину: похоже, решительностью Ливин Кауле не уступит.

– Впрочем, оставим милого дедушку его внукам и внучкам, благо, многочисленным... Расскажите что-нибудь о себе.

– О себе? – Прозрачные глаза распахнулись широко-широко.

– Ну да. Я же ничего о Вас не знаю.

– Это так важно? Сари Вы тоже расспрашивали?

Начинаем играть в таинственность? Не самое моё любимое занятие – продираться сквозь чужие секреты. Или она пытается кокетничать? Нашла время и место... Дома надо этим заниматься. И не втягивать в игры других, пусть и только по именам.

– Причём здесь Сари? Она просто живёт в моём доме. Не больше.

– И не меньше.

Вот только ревности мне не хватало!

– Вы чем-то недовольны?

– Нет-нет, что Вы! Я просто...

– Сари рассказала, да? О доме свиданий и прочем?

Ливин снова отворачивается и бормочет в сторону:

– Вы так благородно отправились за ней и спасли, что...

Нет, так дело не пойдёт. Останавливаюсь, резкий рывок заставляет девушку повернуться и оказаться лицом к лицу со мной.

– Послушайте меня внимательно. Ещё второго дня, когда за Сари пришёл её охранник, я сказал это, а сейчас повторю. Нарочно для Вас. Я не питаю к девочке иных чувств, чем хозяин может питать к гостье. Всё понятно?

Она не отвела взгляда, а по окончании моей грозной фразы спросила, по-прежнему тихо, но уже с куда большей долей твёрдости, чем раньше:

– Но ведь и я – Ваша гостья. Значит, я вправе ожидать, по меньшей мере, той же теплоты чувств и для себя?

Я хотел было ответить, но так и застыл с приоткрытым ртом.

Ну надо же... Мы, оказывается, не просто ревнуем. Мы требуем, словно время знакомства и первой влюблённости позади, да и свадебный алтарь – тоже. Можно подумать, она уже моя жена, которой я (вот ведь негодяй!) не оказал должного почтения, боюсь думать, в какое время и в каком месте. И всё же, аглис меня задери... Почему мне это нравится?!

– Вы так и будете молчать?

К твёрдым ноткам голоса примешивается опаска: Ливин, похоже, вспомнила, что мы пока не женаты, и она поторопилась с высказыванием требований. Придётся успокаивать, а то снова сбежит, подвернёт ногу или ещё что учудит. Ищи её потом по всему городу...

– Я непременно должен ответить?

– Ради приличия, разве что.

Теперь чувствуется лёгкая шутливость и в голосе, и во взгляде. Но линия губ остаётся напряжённой.

– Меня мало волнуют приличия.

– Насколько мало?

– Сейчас вовсе не волнуют.

– И Вы могли бы прямо здесь, к примеру, уложить меня на снег и...

Молочно-белые щёки начали розоветь от разыгрывающихся в девичьем воображении картин. Ишь, размечталась!

– Мог бы. Но не буду этого делать.

– Значит, Вы всё же придерживаетесь правил.

Звучит не как обвинение, а как радостное понимание того, что мной можно управлять. Хитрунья, да ещё какая! Не иначе, как Каула её всю дорогу учила обращению со своим сыном.

– Если бы Вы были моей женой, я бы не колебался.

– Загвоздка только в этом?

– Разумеется. Супруги могут вытворять всё, что им заблагорассудится, даже в публичном месте. И отделаются только небольшой платой в казну, если уж совсем распояшутся. А вот не соединённые супружескими узами будут препровождены для разбирательств. В мои планы на день посещение «покойной управы» не входило, но если Вы настаиваете...

– Это приглашение? Или признание?

Она стоит совсем близко, согревая моё лицо своим дыханием, прерывистым и очень мягким. Юная, но не чрезмерно, свежая, полная сил. Миленькая и весьма. Пожалуй, супружество больше не кажется мне таким уж страшным делом... А что? Можно попробовать прижиться в Нэйвосе, а можно одолжить денег, прикупить домик где-нибудь поближе к Энхейму, но только ни в коем случае не в нём самом: тогда от матушкиных визитов можно будет сойти с ума за первые же полгода. Летом сдавать внуков на руки Кауле и, если дела будут идти хорошо, вдвоём отправляться на западное побережье... Ну вот, теперь размечтался я. Не рановато ли?

– Выбирайте сами.

Ливин улыбнулась.

– Можно, я не буду торопиться с ответом?

Стоит облегчённо выдохнуть.

– Конечно, не торопитесь.

А вообще, нет никакой уверенности, что согласится. Да, матушка привезла её именно за этим, но... Тот же Кайрен нашёл девушку достойной внимания. В северной столице много любителей юных селянок, и Ливин легко сможет приворожить мужчину побогаче и попривлекательнее, чем некоторые олухи. Скорее всего, она прекрасно это понимает. Потому и попросила время на ответ. А может, вопрос был задан не вовремя и не к месту? И я принял желаемое за действительное? М-да, незадача.

– Может быть, пойдём дальше?

Да, пожалуй, пойдём, а то встали посреди улицы, увлечённые друг другом и собственными фантазиями.

Снова беру Ливин под руку. Шагов пять она молчит, потом спрашивает:

– Что Вы хотите узнать обо мне?

Я хотел что-то узнать? Кажется, хотел. Всё напрочь вылетело из головы. То же мне, герой-любовник со старческими провалами в памяти... Не спорю, в некоторых случаях подобное качество очень даже полезно и приятно, но, право, не в таких.

– Матушка сказала, что Вы сирота. Ваши родители давно умерли?

– Вы меня совсем-совсем не помните?

Я должен её помнить? С какой радости?

– Правда, я была слишком маленькой...

– А сколько вам лет сейчас?

– Девятнадцать.

Да, она и должна была быть маленькой. Когда я уезжал из Энхейма, ей только-только могло исполниться одиннадцать. А когда мне было двенадцать, ей должно было быть... Уф-ф-ф! Ведь почти испугался.

– Простите, не помню.

– Я не обижаюсь: hevary Каула рассказывала, что Вы в детстве были очень рассеянным.

– А больше она ничего не рассказывала?

– Почему же... Но Вам будет неинтересно, ведь Вы же себя знаете, верно?

Я – себя? Знаю, конечно. Но не так хорошо, как хотелось бы. К тому же говорят, со стороны виднее.

– Чем жили Ваши родители?

– Тем же, чем и многие другие. Отец служил в городской управе, мать обшивала тех, кто мог заплатить... – Вдруг Ливин весело прищурилась: – Вы ещё спросите, как они выглядели!

– Это смешно?

– Нет, но... Ничего не объяснит. Вот Вы, к примеру, мало похожи и на матушку, и на своих братьев.

– Мало похож? Ну, не скажите! Цвет волос у меня и парней почти одинаковый, да и лица...

– Ах, Вы об этом? Я говорила не о наружности, а о том, как Вы её носите.

– Ношу?

Сердце приостановилось, потом начало колотиться о рёбра, как птица, жаждущая вырваться из клетки.

– Вы... Вам как будто неуютно в своём теле. Как будто оно тесное, как бывает с одеждой. Или не нравится. Или неудобно.

Или ненавистно. Но этого Ливин, пожалуй, не сможет даже предположить.

– С чего Вы взяли?

– Вы двигаетесь... неловко. Почти всегда. Но вчера вечером, в саду, когда осматривали мою ногу, эта неловкость куда-то исчезла. Ненадолго, а потом вновь появилась. Наверное, это из-за болезни?

– Болезни?

– Ваша матушка говорила, что до четырнадцати лет Вы сильно болели, даже могли умереть... Это было так опасно?

Опаснее, чем она думает. Гораздо опаснее.

– Да. Я мог умереть. Но не умер же! Давайте сменим тему на более весёлую! Но для начала позвольте мне заглянуть в управу и забрать письма, если таковые имеются.

Канта стояла за стойкой так прямо, словно проглотила палку. Нет, целый кол, ростом с себя самоё. И обычно красное лицо сегодня почему-то выглядело бледным. Кровь отлила от лица? Неужели, Гебар прислал что-то ужаснее, чем дюжина орущих пьюпов? На всякий случай вежливо улыбаюсь:

– Для меня есть что-нибудь?

– Есть, heve, – ответила служка, но не двинулась с места, вперив взгляд в точку, расположенную где-то над моим левым плечом.

Совсем женщина плохая стала. Наверное, пора переходить на менее ответственную службу. Или нянчиться с внуками. Впрочем, возможно, у неё и детей-то нет...

– Так давайте, если есть. Или Вы спите на ходу, hevary?

Она вздрогнула, посмотрела на меня, но опять же, не в глаза, а, с непонятным остервенением, на подбородок.

– Сейчас, не извольте беспокоиться.

Мешочек с письмами не выглядел особенно внушительным, не пищал и не визжал. Из-за чего же служка не в себе? Странно.

Я по привычке вывалил послания на стойку. Так, новые заметки от Гебара, письмо на имя Кайрена... Ах да, он предупреждал, что ждёт известий от своих родственников. А это что такое? Продолговатый футляр, набранный из тоненьких деревянных пластинок необычно светлого, почти белого цвета с красивым рисунком на спиле. Оплетён шёлковым шнуром и запечатан цветным воском, на котором... Или я ещё не проснулся, или это настоящие эльфийские руны. Изображающие моё имя, кстати: Гебар показывал, как представить слово «Тэйлен» посредством рунописи. Впрочем, рядом с изящными рисунками есть и именование на привычном языке. Послание для меня? Но от кого? В дружбе с эльфами, вроде бы, замечен никогда не был...

На моё левое плечо опустилась чья-то ладонь. Я было подумал, что это Ливин собирается меня поторопить, но вовремя спохватился: девушка стоит справа, и обе её руки спрятаны в складках шубки. Что за дурацкие шутки?

– Heve Тэйлен? – Спросил незнакомый голос. Спросил мягко, почти ласково, но совершенно безразлично. С таким чувством треплют по голове соседского ребёнка: глаза бы не видели, но правила приличия требуют при встрече оказать знак внимания.

– Да. Что Вам угодно?

Поворачиваюсь. С футляром в руках.

– Это письмо пришло на Ваше имя, не так ли?

Невысокий, довольно щуплый мужчина средних лет, с улыбчивым лицом и глазами доброго дядюшки. Закутан в подбитый мехом плащ, только капюшон снят и видны приглаженные к черепу редкие волосы, цветом и видом похожие на болотный мох.

– Да, на моё. Если верить надписи под печатью.

– А что написано на ней самой, можете сказать?

Он спрашивает, весь лучась искренним интересом и добродушием, но голосу всё равно не хватает тепла.

– В числе прочего, тоже моё имя.

– Вы знаете рунопись?

– Немного. Но к чему все эти вопросы?

Незнакомец оставил моё недовольство без внимания.

– Кто направил Вам это письмо?

– Откуда я знаю? Я ещё не читал.

– Но будете?

– Конечно, буду! В нём могут оказаться важные сведения.

– Важные, несомненно, важные... Вот только для кого?

– Для меня, для кого же ещё!

– Знаете, я никак не могу справиться с любопытством, а потому... Тоже хотел бы ознакомиться с содержанием письма. В Вашем присутствии, разумеется.

– Что Вы хотите...

– Я прошу Вас пройти со мной.

Рука, на несколько мгновений вынырнувшая из складок плаща, показала мне медальон, такой же, как у Кайрена, но вместо идущего по следу пса на щите узора красовался раскинувший крылья орёл. Плечо надзора. «Покойной управе» вообще не принято отказывать в просьбах, а уж столь любезным людям...

– Надеюсь, Вы не будете оказывать сопротивление? Не хотелось бы тревожить посетителей.

Одновременно с его словами двое молодцов, куда более крупных, чем их начальник, выдвинулись из углов зала ближе к дверям. Да уж, сопротивление... Я похож на идиота? Положим, похож, но не в этом смысле.

– Как пожелаете, heve. Конечно, я пройду вместе с Вами. Позвольте только сказать несколько слов этой hevary.

Он кивнул, но всё же не стал скрывать, что прислушивается, и очень внимательно. Я повернулся к Ливин.

– Мне сейчас нужно будет уйти вместе с этим человеком. По делам. А Вам лучше отправиться домой.

– Но...

– Как только освобожусь, я непременно выполню все свои обещания.

– Вы...

Она стояла, хлопала ресницами и ничего не понимала. А собственно, что могла понять девушка, приехавшая из тихого городка, почти деревни, никогда ранее не сталкивавшаяся с государственными людьми? Но если пауза затянется... И Ливин, и я лишимся шанса на благополучный исход дела.

– Домой иди... Дура!

Прозрачные глаза мгновенно наполнились слезами. Девушка всхлипнула, тряхнула головой и выбежала из управы, забыв о боли в ноге. Человек из Плеча надзора ухмыльнулся, но ничего не сказал, кивком предложив мне следовать за собой. Так мы и шли через город: впереди щуплый незнакомец, успевавший раскланиваться со встреченными знакомыми, коих оказалось великое множество, в двух шагах позади – я, а следом двое молодцов на тот случай, если наберусь смелости, а точнее, дурости попробовать сбежать. Нет уж, лучше удавиться собственноручно: и проще, и быстрее. Наверное. Может быть.