Слова Пороха о других мужчинах вызывают омерзение. До сильной тошноты.
— У меня есть мужчина. Мой Зверь — Единственный. Другого не будет!
— Рот захлопни. Не говори мне про него! — угрожает. — Я тебя за достойного выдам замуж, — продолжает Порох.
— Достойный кандидат?
Оглядываюсь на молодого мужчину. Стоит рядом. Гордо плечи расправил. Смотрит прямо в глаза. Даже не в сторону не отводит. Не стесняется ничуть.
— Этот, что ли, достойный кандидат?
Медленно смотрю на парня с ног до головы и обратно. Как я только его вишней не подавилась?!
— Тахир достойный?! — спрашиваю. — Он Зверя предал. И тебя предаст!
Порох смеётся, хлопнув себя по ляжке.
— Кого-кого он предал? Не смеши, роднуля. Сынок, помоги сесть Арине.
— Сын?
Отшатываюсь от рук парня, тянущихся ко мне жадными щупальцами.
— Ну, не совсем сын. Я к его любвеобильной маман… кхе-кхе… захаживал, когда у неё уже пацан был.
— Матвей Алексеевич мне как отец, — благоговейно отвечает Тахир, с уважением глядя на Пороха. — Он спас мне жизнь. Ещё ребёнком. Я пойду ради него на всё.
— Да-да. Молодец, сынок, — хвалит Порох. — А ты решила, что Тахир из-за тебя, что ли, предал? — громко смеётся. — Нет, роднуля. Мой Тахир давно возле Зверя трётся. Зверь думал, что он пацана облагодетельствовал, когда позволил молодняку детдомовскому к его банде примкнуть. Только всё просчитано, — жутко улыбается, постучав себя по голове. — Давно. Нужен мне был человек возле Зверя. Следить. Докладывать…
— А как же Санёк? — спрашиваю у Тахира. — Я его в деревне видела. Не тебя.
— Мне светиться нельзя было. Дурак, я, что ли? Отец научил, как надо… — опять в сторону Пороха смотрит. Как загипнотизированный. — Но и тебе спасибо, Арина. Пятый слишком подозрительный. А ты все подозрения в сторону отвела.
Во взгляде Тахира благодарность не только благодарность с радостью светится. Голод. Предвкушение…
— Тимофей был прав! Значит, я зря вмешалась. Знала бы, язык прикусила! Предатель!
— Здесь тебе будет лучше! — горячо спорит Тахир, прожигая взглядом насквозь. — Отец любит тебя.
— Так любит, что пристрелить готов.
— Ты должна его слушать. Он хочет добра. Зверь — ублюдок. Каких поискать. Он тебя силой взял!
— Это моё тело и моё дело. Уходи. Не хочу тебя видеть! Гнус… — отворачиваюсь от Тахира.
Всегда считала, что собаки плохим людям не будут верны. Однако Вулкан ему верен. Видно, Пороху дорог Тахир, если его вытащили. Вместе с дурной псиной, кувыркающейся в снегу возле этого дома.
В голове до сих пор местами пусто, а местами очень сильно гудит. Не получается картинку собрать.
— Почему я ничего не помню?! Мне что-то вкололи? Что?
Искристый взгляд Пороха подтверждает догадки.
— Да. Прыткая ты, оказывается. Удрать хотела, когда заварушка началась. Пришлось немного усмирить. Вколоть препарат. Для пользы. На время перелёта. Беспамятство — временное.
Мне вкололи снотворный препарат! Видимо, очень мощный. А я… беременна. Как же мой малыш?! Это может плохо на нём отразиться. Беременным и простой анальгин нельзя, а Порох мне неизвестно что вколол! Это мог быть даже наркотик.
Я опускаю ладонь на живот, сквозь слёзы глядя на фигуру отца. Я о нём так часто слышала. Теперь вижу перед собой! Но лучше бы никогда не видела это Зло во плоти.
— Ты беременна, — чеканит Порох. Гладит свой чистовыбритый подбородок. — Но живота ещё нет. Срок?
— Не т-т-т-твоё дело!
Порох резко выбрасывает руку вперёд и тянет кресло на себя. Вроде седой и с больной ногой, но сильный. Как спрут. Кресло легко подъезжает к нему.
— Моё дело. Ты от ублюдка понесла. Погань Алиевскую в себе носишь… — тыкает пальцем в живот. — Срок. Какой у тебя срок? Или я прямо щас из тебя эту дрянь… вырежу. Я резать хорошо умею. Зверь не рассказывал?
— Рустам мне подробности о прошлом не рассказывал! Он меня от плохого бережёт!
Пытаюсь отбить руку Пороха, но он тычет пальцем как стальным прутом. Давит. Словно насквозь хочет пронзить.
— Срок, доченька. Какой у тебя срок?
— Д-д-десятая неделя началась.
— Десятая! — тянет Порох.
— Аборт вроде уже поздно делать? — подаёт голос Тахир.
— Мне законы не указ. Поздно или рано — только я здесь решаю. Усёк? И слюни подбери. Не капай при мне на доченьку, — снова ласково стелет, но глаза холодные.
Страшные. Как куски льда без жизни. Мороз ледяной по коже продирает.
— Десятая неделя… Десятая… — повторяет Порох. — Что ж! Подождём. Немного.
— Чего?! — с паникой. В комнате жарко натоплено. Но мне холодно. Ледяной паникой тело морозит. — Что ты задумал?
— Ничего особенного. Всего лишь хочу узнать пол ребёнка. Если это будет мальчик… мне на руку!
— Почему?
Мальчик — это наследник, проносится в моей голове. Зверю был нужен наследник. Говоря, что мальчик ему на руку, Порох тем самым дал понять, что Зверь выжил и не допустит смерти своего наследника. Он будет биться насмерть. Значит, Рустам не умер, как Порох сказал мне в начале.
Улыбаюсь. Если жив, Зверь найдёт меня.
— Рано радуешься, роднуля. Я ни с кем на сделки идти не собираюсь. Тем более, с Алиевским отродьем. Если пацана носишь, я лишь сделаю вид, что готов на сделку. Но потом… — улыбается широко. — Алиев пожалеет, что чудом выжил много лет назад.