Берия

Лагеря. Голод

Для лагерного населения война сопровождалась усилением репрессий.

Оперчекисты спешили доказать свою незаменимость и создавали уголовные дела по любому поводу.

Обращаясь к истории репрессий военной поры, будем помнить, что суровые кары доставались не одним «политическим». Десять лет прошло со дня выхода в свет закона о хищении социалистической собственности от 7 августа 1932 года.

Обычное наказание — смертная казнь или 10 лет. И — никакой надежды на пересмотр дела или помилование. В сентябре 1942 года в Куйбышеве судили пятерых работников нефтебазы. Дали им за безлимитный отпуск керосина организациям (райисполкому, детскому саду и своим сотрудникам) по 10 лет каждому. Такой же срок получили директор одного сибирского лесозавода и его помощники.

Сурово карали органы юстиции по этому закону за махинации с продуктовыми талонами. К расстрелу приговорили в сорок третьем году контролера учетного бюро Наркомата торговли Каракалпакской АССР Миерхан Уфаеву. Мужа призвали в армию, осталось двое детей, один ребенок родился в тюрьме... Вместе с ней казнили экспедитора А. И. Пака, еще двоим дали по 10 лет.

В том же году в Еврейской автономной области судили работников «Золотопродснаба» — «за расхищение хлеба». Дали им тоже по 10 лет и в виде исключения двоим — по 5.

Чего проще, вместо энергичных забот о пропитании населения в тылу карать за малейшую попытку добыть кусок хлеба для осиротевших детей и престарелых родителей. Именно тогда, в пору изнурительного голода, 22 января 1943 года, ГКО издал директиву, ужесточившую карательную политику. Теперь под подозрение брали все: продуктовые посылки родным, обмен личной одежды на хлеб, сахар или спички, покупку в запас муки или мыла...

В Ярославле четырех женщин приговорили за кражу продуктов к 5 годам каждую. У одной муж погиб еще на финской войне в 1939 году, у всех оставались дети. У осужденной Д. В. Боридулиной их было пять — от 8 месяцев до 13 лет.

И еще одно дело, одно из сотен тысяч схожих. На Полтавщине вдова погибшего на фронте солдата вместе с соседками принесла с заброшенного колхозного поля полмешка мерзлого буряка. Дали троим женщинам по 2 года тюрьмы.

Не обходили стороной каратели организаторов сельского производства, в которых страна испытывала особую нужду. В одном колхозе на Тамбовщине недосчитались нескольких голов скота и 35 кур. Дали председателю правления Ф. А. Ерохину 5 лет да заведующей фермой столько же. У нее на фронте был муж, у него — сын...

Множество граждан было осуждено в годы войны за спекуляцию по статье 107 УК РСФСР. Из бесед с заключенными в лагерях под Москвой, на юге, на Волге, на Печоре и в Воркуте мне запомнилась масса невинно пострадавших. Позднее, читая решения судебных инстанций, я окончательно убедился в том, что то не случаи, а целая кампания фальсификаций уголовных дел. Кому-то нужно было утвердиться на теплых судейских местах в тылу, кому-то — пополнить запроволочный контингент рабсилы. Началось это в первые же военные месяцы. 11 августа 1941 года народный суд Куйбышевского района Омска приговорил М. Ф. Рогожина к пяти годам лагерей за создание запасов продовольствия. Нашли у него мешок муки, несколько килограммов масла. И меда...

В Киргизии после пятидневного процесса осудили на большие сроки 9 человек. Они продавали собственные носильные вещи и приобретали продукты.

В марте 1942 года народный суд Чернышевского района Читинской области приговорил двух женщин к пяти годам тюрьмы каждую по статье 107 УК. Они меняли на рынке табак на хлеб.

Такое творилось повсюду. Арестовывать, судить, отправлять в тюрьму, в лагеря — это же так просто. Куда сложнее снабдить продовольствием. Сколько лет твердили о готовности к войне, а когда она грянула, запасы истощились в первые же месяцы. Скудно питалась армия, голод сковал тыл. Надо ли называть виновников?