Берсерк (СИ)

Глава 21

— … безответственно! Подобное поведение просто недопустимо! — разорялась директор детского дома, дама преклонного возраста лет под шестьдесят, и со стальным блеском карих глаз из-под больших круглых очков. Почти полностью седые волосы были убраны в пучок на голове, а одета она была в брючный костюм серого цвета.

Кабинет у неё оказался довольно скромного размера, где-то метров пять или шесть в длину, и с три в ширину, и весьма скромно обставлен. Видавший виды стол, неожиданно довольно приличное кожаное кресло, пара стульев для посетителей, компьютер, шкаф в углу, небольшой диванчик у одной из стен, а на стенах расположились несколько полок и картин каких-то важных людей.

Уже второй раз за день мне пришлось нотации выслушивать. Сначала от Астры и вернувшейся Героики досталось, они вдвоём меня пропесочили, а теперь вот к директору вызвали, как только я вернулся.

С появлением на поле боя Громобоя дело у нас пошло намного веселее. Он оказался весьма силён, что для меня стало полной неожиданностью. Слишком уж легкомысленным он мне показался при нашей встрече, и при этом хитрым и себе на уме. В общем, не казался таким уж сильным одарённым. Но это оказалось обманчивым впечатлением, и именно с его появлением в бою наступил перелом.

Меня же с того внезапного повышения уровня накрыло основательно, и всё происходящее в дальнейшем я помнил лишь фрагментами, и когда пришёл в себя, обнаружил, что сижу на башке одного из монстров, с одним из обломков домов в руках, и с головы до ног залит какой-то слизью, от которой воняло просто неимоверно. Кое-как счистив с себя слизь, я слез с монстра, где попал в «ласковые» руки девушек. Даже Ника перестала игнорировать меня, и высказала пару крепких слов в мой адрес.

Только Громобой не лез с нравоучениями, и тихонько посмеивался в сторонке, не забывая, при этом, посматривать на появившихся тут военных, которые разделывали туши, и грузили их в огромные машины.

Он, кстати, довольно спокойно воспринял новость, что я сам рассказал о своей идее Альберту, и ничего не сказал мне по этому поводу. Либо забил, либо затаил, и я больше склонялся ко второму варианту…

— И суток ты у нас ещё не пробыл, а от тебя уже столько проблем! — продолжала она тем временем недовольно, — То с соседом дерёшься, то сбегаешь! И вот что мне с тобой делать?

— Понять и простить? — как-то само собой вырвалось у меня.

— Хорошая шутка. Я бы посмеялась, но нет настроения, — сухо произнесла она, — Боюсь, нам придётся тебя наказать.

— Ну, надо, значит, надо, — равнодушно пожал плечами я, — Помыться и переодеться только дайте, пожалуйста, и можете делать со мной что хотите.

— Да, помыться тебе не помешает, — брезгливо поморщилась она, — Ты весь бой в мусорном баке просидел, что ли?

— Ну, почти… — не стал я вдаваться в подробности.

— Хорошо хоть, что на рожон не лез, — вздохнула она, — Ладно, иди мойся. Полчаса тебе даю. Как помоешься, жду у себя. Сообщу, что решила с твоим наказанием.

— Есть! — дурашливо вытянулся я, и вышел из кабинета.

— О, потеряшка наша нашлась, наконец-то! — встретили меня удивлёнными возгласами соседи по комнате, куда я забежал за одеждой. Сумки свои я пока так и не разбирал, и очень надеюсь, что ни у каких моих вещей не выросли ноги за время моего отсутствия. Надо будет, кстати, озаботиться их сохранностью.

— Ты где пропадал-то? — подскочил рыжий Костя, — И чем от тебя так несёт? — поморщился он, отшатнувшись и зажимая нос.

— Да он, походу, от прорыва в канализации прятался! — ехидно предположил Лёха, который так неудачно разбудил меня утром, — Тоже мне, блин, герой нашёлся…

— Я не герой, я только учусь, — отмахнулся я от них, роясь в сумке, — Потом поболтаем. Я мыться убегаю, а потом, видимо, меня карцер ждёт.

— Там тебе самое место, — злорадно ухмыльнулся Лёха, — Можно было бы и не мыться. Чё зря воду переводить? Там тоже далеко не розами пахнет.

— А ты, я смотрю, хорошо знаешь, чем там пахнет? Видать, частый гость там там? Да, подобный схрон тебе пригодится, если ты и дальше стучать будешь. Что-то ты слишком осмелел, как я погляжу, — бросил я на него косой взгляд, — Что, начальство решило взять тебя под свою охрану, если ты сдашь меня? Мало того, что сам первый ко мне полез, так ещё и в стукачи решил податься?

— Да пошёл ты… — угрюмо буркнул он, и отошёл в сторону.

— Я-то пойду, — согласился я с ним, — Но я ещё вернусь. И не дай бог из моих вещей что-то пропадёт — спрашивать с тебя буду!

— Да с чего бы! — возмутился он.

— С того бы! — оборвал я его недовольный возглас, — Я предупредил. Можешь хоть целыми днями за ними присматривать, но чтобы всё на месте было!

Он что-то недовольно пробурчал себе под нос негромко, но спорить не стал.

— За вещи не переживай, мы приглядим за ними, — пообещал Костя, — Да, парни? У нас крыс нет.

Парни одобрительно что-то прогудели, и кивнули.

— Готов принять заслуженное наказание! — шутливо вытянулся я перед директриссой.

Выделенных той тридцати минут мне вполне хватило, чтобы привести себя в порядок, что изрядно повысило моё настроение, а карцер меня не пугал совершенно. Отдохну да высплюсь. Вряд ли меня туда надолго запрут.

— Паяц, — резюмировала она, строго глядя на меня, — Ну, готов так готов. Наказание стандартное. На первый раз ограничимся сутками в карцере на хлебе и воде. Надеюсь, ты сделаешь там правильные выводы, и больше подобного не повторится.

— Я тоже на это надеюсь! — ещё сильнее вытянулся я.

— Иди уже, — устало отмахнулась она, — Там в приёмной тебя наш физрук ждёт, он и отведёт.

Я не стал дальше изображать из себя клоуна, вышел из кабинета, и там меня уже встречал физрук, с которым я познакомился утром на обходе. Он молча встал с дивана при виде меня, и пошёл на выход, а я также молча двинулся за ним.

Карцер, как я и думал, оказался в подвале, и представлял собой комнату три на три метра, естественно, без окон, металлической дверью, бетонными стенами и потолком, на котором висела одинокая тусклая лампочка.

Из обстановки тут были узкая кровать с матрасом, но без подушки, кран с раковиной, и в углу, за ширмой, прятался унитаз. Нормально, в общем. Жить можно.

Физрук загремел засовом, замуровывая меня тут, а я, недолго думая, рухнул на кровать, жалобно подо мной скрипнувшую, и провалился в сон.

Не знаю, сколько я проспал, но разбудил меня всё тот же грохот металлического засова. Я нехотя приоткрыл один глаз, дабы посмотреть, кто изволил нарушить мой покой.

— С добрым утром, — ехидно произнёс физрук, заглянув в приоткрытую дверь, — На выход. Тебя директор ждёт.

— Господи, и тут мне покоя нет, — прокряхтел я, вставая. Кровать была неудобная, с пружинами, чувствовавшимися даже через матрас, и сейчас у меня вся спина ныла от неё, — И что, неужели я весь вечер и всю ночь тут продрых?

— Да щаз, — усмехнулся он, — Ты тут от силы часа два пробыл.

— Тогда зачем меня дёргают? — удивился я, — Нет уж. Сутки — значит сутки, — и я демонстративно завалился обратно на кровать.

— Э, парень, ты не шути так! — заволновался физрук, — Сказано, к директору, значит, к директору.

— Я там уже был сегодня, и мне не понравилось. Если ей что-то надо, пусть сама сюда идёт, — безмятежно отозвался я, и повернулся на другой бок.

— Не глупи! Накажут ведь! — не сдавался мужик, не предпринимая, впрочем, никаких попыток физического воздействия. Видимо, понимал, кто я, и к каким последствиям это может привести. Любого другого воспитанника, он, думаю, уже за ухо тащил бы отсюда, но со мной это не пройдёт.

— Как? Ещё на пару дней карцер продлят? Да ради бога, — беспечно отмахнулся я. Сам не знаю, какая вожжа мне под хвост попала, но вот не собирался бегать к директору по первой надобности. Честно говоря, меня сейчас всё дико бесило и выводило из себя, и я еле себя сдерживал от какой-нибудь глупости. Лучше мне сейчас к людям не выходить. Могу и вломить кому-нибудь за косой взгляд.

Физрук ещё какое-то время потоптался у двери, но в итоге ушёл, лязгнув засовом.

— Господи, да за что мне это наказание? За какие грехи? — простонала Виктория Викторовна, вот уже двадцать лет как директор детского дома, отключив телефонную связь. Она была человеком старой закалки и предпочитала обычные телефоны всем этим виртуммам, и прочим новомодным гаджетам.

— Анечка! — нажала она кнопку на селекторе.

— Да, Виктория Викторовна? — тут же отозвался селектор мелодичным голосом секретарши.

У директриссы невольно возникла в голове картинка, как та сейчас сосредоточенно морщит свой лобик, и внимательно рассматривает свои ногти в поисках дефекта маникюра.

У любого, кто в первый раз видел её секретаршу, складывалось про неё впечатление как об эталонной дурочке-блондинке, и совершенно ошибочно, за что многим потом пришлось поплатиться. За обликом недалекой девушки скрывались ум и хитрость, приправленные щедро наглостью и жёсткостью, впрочем, весьма хорошо скрытыми.

— Созвонись с Платоном Сергеевичем. Пусть он Гончарова ко мне приведёт. Срочно!

— Слушаюсь, Виктория Викторовна!

Директрисса откинулась на спинку весьма недешёвого кресла, подаренного одним из спонсоров, и устало помассировала виски. Неделя выдалась весьма тяжёлая. Дня не проходило, чтобы в порученном ей заведении чего-нибудь, да не случалось, из-за чего, по слухам, в скором времени к ней должна была нагрянуть проверка из Москвы, а тут ещё такой подарочек подкинули, с которым было совершенно непонятно, как себя вести.

Один из сыновей главы одного из самых влиятельных родов города, если не самого, пусть и изгнанный из рода, зато одарённый. Не маг, но очень сильный сверх, чья способность напрямую связана с яростью.

Нет, у неё и раньше бывало появлялись одарённые, но надолго они тут не задерживались, так как ни один из родов не упускал возможности пополнить свой состав бесхозными одарёнными, которые, к тому же, ещё дети, а значит, из них легко было вылепить надёжного слугу рода. Но тут случай был другой. Не потерпит Гончаров чтобы его отпрыск пополнил ряды другого рода, и сумасшедших, которые пошли бы против его воли, не было, а значит, ей с этим молодым человеком мучиться ещё как минимум два года, если он, конечно, сам не сбежит.

— Да где там они? — раздражённо глянула она на часы. Скоро уже гости должны были приехать, а ей ещё нужно было успеть Гончарова проинструктировать. Выждав ещё минут пять, она уже собралась было лично физруку звонить, но селектор вдруг пискнул, и секретарша сообщила, что пришёл Платон Сергеевич.

— Впусти! — скомандовала директор, недоумевая, почему тут пришёл один.

— Виктория Викторовна, не хочет этот паршивец к вам идти! Сказал, что если вам надо, то чтобы вы сами к нему и пришли! — развёл он руками, отчитавшись прямо от порога, опасаясь подойти ближе.

— Что значит, отказался, и что значит, сама? — опешила женщина, чувствуя, как бешено заколотилась у неё сердце, и как на неё одновременно накатывают ужас и ярость. Нестерпимо захотелось запустить чем-нибудь тяжёлым в эту рожу, опасающуюся подойти к ней ближе.

— Немедленно тащи его сюда! Силком, если сам не пойдёт! — рявкнула она, определившись.

— Нет уж, — неожиданно довольно решительно отказался физрук, — Я что, по-вашему, сумасшедший, что ли, силу к одарённому применять, да ещё к такому, который подвержен вспышкам ярости? Видел я в Паутине, как он в одиночку на монстров вышел, и что с ними сделал. Спасибо, но что-то не хочется. Это не входит в мои обязанности. Зовите охрану, хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что они решатся на это. Лучше сразу в полицию звонить. Ну, или спуститесь к нему сами, и попробуйте договориться, — дав на прощение совет, он вышел из кабинета.

— С-скотина… — прошипела ему вслед директор, и сам не зная, к кому из них двоих относится её ругань. К обоим, скорее всего.

Полицию вызвать? И это тогда, когда вот-вот должны были нагрянуть журналисты и репортёры, чтобы взять интервью у одного из героев дня, который, как оказалось, был одним из тех, кто справился с Прорывом, и к тому же, был самым молодым из них? А она ещё, к тому же, посадила его в карцер после этого… Да если они об этом узнают, то вылетит она из своего кресла очень быстро! А потому она вскочила со своего кресла, и помчалась к карцеру.

Я уже почти заснул, когда засов опять лязгнул, и в карцер ворвалась директор.

— Миша! Ну что же ты не сказал, что ты тоже с монстрами сражался! — восторженно произнесла она, натянув на лицо улыбку, которая вышла несколько кривоватой, — Разве бы я отправила после этого в карцер, если бы знала? Пойдём, дорогой, в мой кабинет, я распоряжусь, чтобы нам с тобой принесли чаю и чего-нибудь вкусненького, и мы с тобой спокойно поговорим. Ты уж не держи не меня зла. Я всего лишь делаю свою работу!

Я насторожился. Это явно было неспроста. Похоже, ей от меня было что-то нужно.

— Я на вас не злюсь. Вы были совершенно правы, сделав так. Я совершил проступок, и даже не один, а значит, должен был быть за него наказан, — упрямо покачал головой я, — Вы даже слишком мягко со мной поступили. По-хорошему, вы должны были дня на три меня сюда отправить, а не на сутки, ну да ничего, я сам это исправлю. Просижу тут три дня, а может, даже больше! Так будет правильно, — самоотверженно произнёс я, приняв облик мученика.

— Миша, не дури! Ну какие проступки? Мещерского ударил? Так он сам наверняка виноват! Вечно он до всех задирается, а тут сдачу, наконец, получил! И правильно! Уроком ему будет! А ты молодец, постоял за себя, — с жаром возразила женщина, — А с Прорывом ты поступил как настоящий герой, вступив в столь неравный бой. Может, это и было несколько опрометчиво, но это показало, что у тебя доброе сердце, и ты не можешь оставаться в стороне, когда городу, а значит, и людям, угрожает опасность! За что тут наказывать? А ты, к тому же, оказывается, ещё и работаешь на героев. Я, к сожалению, слишком поздно это узнала, — разливалась она соловьём.

— Скажите, что вам надо? — решил вдруг прямо спросить я, — Простите, но не верю я, что у вас вдруг совесть проснулась. Что произошло? Расскажите, и, возможно, я пойду вам навстречу.

Директор замолчала, и внимательно глянула на меня, явно опасаясь что-то сказать. Пауза затягивалась.

— Журналисты едут сюда взять у тебя интервью, и если они узнают, что я тебя в карцер посадила, то на моей карьере можно будет ставить крест, — наконец, решилась она, — Окажи мне услугу, пожалуйста. Выйди к ним, дай интервью, и не рассказывай про карцер. Лучше что-нибудь хорошее расскажи о детдоме. Пожалуйста! Я тебе этого не забуду.

— Уже оказанная услуга ничего не стоит, — всплыла у меня вдруг в памяти неожиданная мудрость, а ещё кое-какая идея осенила, — Давайте лучше так договоримся. Я выхожу, и говорю, всё что вам нужно. Всё в только положительном тоне о вас и детском доме. Вы же будете разрешать мне после обеда покидать детский дом до вечера в будние дни, и будете отпускать меня на выходные, хотя бы до отбоя. И не будете возражать против моей работы на героев. Мы договорились?

— Ну, в принципе-е-е… — задумчиво протянула она, — Ничего критичного я в твоей просьбе не вижу, и вполне могу пойти тебе на встречу в этом. Но при одном условии! Это всё не должно пойти во вред твоей учёбе! Если ты будешь плохо учиться, то отгулы в выходные будут запрещены! Иначе остальные дети меня не поймут.

— Хорошо, это справедливо, — нехотя согласился я. Не нравилось мне это условие насчёт учёбы, но я её понимал.

— Отлично! Тогда пошли скорее, они уже вот-вот должны приехать!