Бесконечная свобода

Глава 1

И почти сразу же после этих слов я услышал слабый певучий звук двух флотеров, приближавшихся с разных сторон. Через несколько секунд они стали видимы, а еще через несколько секунд проплыли над нами и опустились в парке.

Это были спортивные флотеры: один ярко-оранжевый, а другой вишневый. Их обтекаемые формы напомнили мне боевые вертолеты времен моей юности — «кобры», — да они и были похожи на кобр.

Фонари кабин скользнули назад, и из машин выбрались мужчина и женщина. Они тоже были слишком крупными, как и наш приятель, и флотеры покачнулись — казалось, с благодарностью, — освободившись от тяжести своих пассажиров.

Оба, и мужчина, и женщина, увидев нас, моментально уменьшились в размерах. Но все равно они оставляли слишком глубокие следы в траве. Я спросил себя, почему они не прибыли просто в обличье флотеров. Может быть, эти машины были слишком массивными?

Женщина была чернокожая и коренастая, а мужчина был белый и настолько невзрачный, что его лицу было бы очень трудно дать описание. Своего рода защитная окраска, предположил я. Они были закутаны в тоги из естественной необесцвеченной ткани.

Не было произнесено никаких слов приветствия. Трое Омни около минуты молча беседовали между собой, глядя друг на друга.

Потом женщина заговорила:

— Скоро сюда прибудут еще некоторые из нас. Мы тоже умираем насильственной смертью, так же, как умерла ваша подруга.

— Неназванные? — спросил я.

— Что вы можете знать о неназванных? — отозвался мужчина. — Хотя я думаю, что это они, потому что происходящее противоречит физическим законам.

— Они могут управлять физикой?

— Похоже на то, — сказал наш «священник». — Взрывающиеся люди, испаряющееся антивещество… Десять миллиардов существ, перенесенных, как вы выразились, в какую-то космическую колонию нудистов. Или братскую могилу.

— Боюсь, что это все же могила, — заметила женщина, — И мы вскоре присоединимся к ним.

Все трое уставились на меня. Первым заговорил безликий человек:

— Это сделали вы. Вы попытались покинуть галактику. Убежать из пределов, отведенных неназванными для нас.

— Это же смешно, — возразил я. — Я уже не раз покидал галактику прежде. Кампания Сад-138 проходила в Большем Магеллановом Облаке. Другие кампании были в Малом Облаке и возле звезды-карлика в созвездии Стрельца.

— Коллапсарный скачок — это не то, что полет в пространстве, — сказала женщина. — Червоточины. Это почти то же самое, что изменение квантового состояния, а затем возвращение к прежнему.

— Все равно, что прыжок с дерева с привязанной к ногам лианой, — вставил наш любитель старины.

— А вы на своем космическом корабле, — продолжала женщина, — убегали по-настоящему. Вы вошли на территорию неназванных.

— Это они вам сказали? — резко спросила Мэригей. — Вы общаетесь с неназванными?

— Нет, — ответил мужчина. — Это лишь умозаключение.

— Вы могли бы назвать это Бритвой Оккама, — добавила женщина. — Это наименее сложное из возможных объяснений.

— Значит, мы вызвали гнев бога, — подытожил я.

— Если хотите, можно сказать и так, — ответил безликий. — А вот мы сейчас пытаемся сообразить, как привлечь к себе внимание бога.

Мне хотелось закричать, но Сара смогла выразить обуревавшие меня мысли более спокойно.

— Если они такие всемогущие и вездесущие… то, похоже, они продолжают следить за нами. И даже слишком пристально.

«Священник» покачал головой.

— Нет. Это спорадическое явление. Неназванные оставляют нас одних то на несколько недель, то на несколько лет. Затем они вводят какую-то новую переменную, словно ученый или, может быть, любопытный ребенок, и смотрят, как мы на это будем реагировать.

— Убрать всех?.. — задумчиво произнесла Мэригей. — Вот это переменная!

— Нет, — сказала черная женщина. — Я думаю, что это означает завершение эксперимента. Неназванные чистят клетку.

— И что нам следует делать… — начал было безликий человек и вдруг умолк. — Моя очередь, — сказал он спустя пару секунд и тут же взорвался, но не брызгами крови, кишок и обломками костей. На его месте возник вихрь белых частиц, маленький снежный буран. Частицы попадали на землю и бесследно исчезли.

— Черт возьми! — воскликнул «священник». — Он мне очень нравился.

— Что нам следует делать, — продолжила женщина, как будто ничего не произошло, — это попытаться привлечь внимание неназванных и убедить их оставить нас в покое.

— А вы двое, — сказал «священник», указав на меня и Мэригей, — с очевидной вероятностью являетесь ключом. Это вы спровоцировали их.

Макс, все это время стоявший рядом с нами, исчез и вскоре вернулся, облаченный в боевой костюм.

— Макс, — окликнул я его, — подходи к вещам реально. Мы не можем бороться с ними таким образом.

— Мы не знаем, — глухо ответил он. — Мы не знаем ничего.

— Мы все еще не знаем, правду ли вы говорите, — вновь вмешалась Сара. — Есть неименуемые или нет, это еще на воде писано. Вы сделали это — вы уничтожили всех и каждого, а теперь играете с нами. Вы не можете доказать обратного, не так ли?

— Один из нас только что умер, — возразил «священник».

— Нет, он изменил свое состояние и исчез, — сказал я в ответ.

«Священник» улыбнулся.

— Именно так. Разве не это происходит с вами, когда вы умираете?

— Бросьте, — сказала Мэригей. — Если это дело Омни, если это они устроили такую ужасную шутку, то мы обречены независимо от того, что будем делать. Так что мы можем принять их слова за чистую монету. — Сара открыла было рот, чтобы заговорить, постояла так с секунду и закрыла его.

— Вот дерьмо, — вдруг проговорил Макс. Боекостюм покачнулся и вновь стал неподвижно.

— Ну вот, опять, — ровным голосом сказал «священник».

— Макс! — во все горло заорал я. — Ты здесь? — Молчание.

Мэригей подошла к костюму сзади: там находилась рукоять экстренного открывания.

— Я сделаю?..

— Рано или поздно придется, — ответил я. — Сара…

— Я смогу выдержать, — отозвалась она. — Я видела Аниту. — Ее и без того бледное лицо стало белым как мел.

Мэригей открыла костюм, и все оказалось именно так плохо, как я себе это представлял заранее. Там не осталось ничего, что можно было бы счесть за останки Макса. На землю, хлюпая, вытекло несколько галлонов крови и других жидкостей. Нижняя часть костюма была полна клочьями мяса и обломками костей.

Сара согнулась вдвое: ее вырвало. Я чуть не последовал ее примеру, но сохранившийся, как оказалось, старый боевой рефлекс заставил меня стиснуть зубы, сделать три очень глубоких вдоха и проглотить то, что подступало к горлу.

Макс был из тех людей, которых любишь, несмотря на то, кем он является и что делает. И они вот так запросто разделались с ним, словно смахнули с доски вышедшую из игры пешку.

— Неужели мы можем быть причастны к этому? — прокричал я. — Можем ли мы хоть что-нибудь объяснить? — Мой голос сорвался.

Звуки двух взрывов донеслись из гостиницы, и сразу же раздался истерический крик.

Мэригей застонала, ее ноги подогнулись, она потеряла сознание и растянулась на тротуаре. Сара, я думаю, даже ничего не заметила. Она стояла на коленях, захлебываясь рыданиями, обхватив себя руками, в то время как ее тело содрогалось в конвульсиях, пытаясь освободить и так совершенно пустой желудок.

Антарес-906 посмотрел на меня.

— Я готов, — медленно сказал он по-английски. — Я не хочу больше оставаться здесь. Пусть неназванные заберут меня.

Я кивнул, с трудом согнув шею, и подошел к Мэригей. Опустился на колени, приподнял ее голову и попытался платком вытереть ее лицо. Она частично очнулась и, не открывая глаз, обхватила меня рукой за талию. Ее трясло, но она молчала, лишь дышала с трудом.

Это была та близость, какую могут иметь немногие люди. Наподобие той, которую мы чувствовали иногда во время сражения или непосредственно перед боем: мы должны умереть, но мы умрем вместе.

— Забудь о неназванных, — сказал я. — Мы пользовались взятым взаймы временем с самого дня зачатия… И мы…

— Украденным временем, — поправила она все так же, не открывая глаз. — И сделали из него хорошую жизнь.

— Я люблю тебя. — Это мы произнесли одновременно.

Послышался громкий удар: боевой костюм упал. Легкий бриз, до сих пор веявший с недалекого океана, полностью переменился, превратился в сильный ветер и принялся порывами налетать на костюм. Что-то ужалило меня сзади в шею — кость или осколок кости — еще раз ужалило и со стуком упало в костюм.

Со звуком, похожим на стук пересыпаемых сухих палок, в раскрытой раковине боекостюма поднимался неполный скелет. Предплечье, локтевая кость и лучевая кости прицепились к правому локтю; на запястье выросли ладонные кости, а от них в неполную секунду отросли пальцевые фаланги.

Затем поверх таза возник комок перепутанных кишок, желудок, мочевой пузырь, все происходило быстрее и быстрее: появлялись печень, легкие, сердце, нервы и мускулы. Череп наклонился вперед на позвонках под тяжестью мозга, а потом медленно поднялся и посмотрел на меня голубыми глазами Макса. Какое-то мгновение лицо оставалось двухцветным — красным и белым, — словно медицинский препарат, с которого содрали кожу. А потом оно покрылось кожей, на голове появились волосы, сразу же кожей покрылось и все тело, а затем в нужных местах не выросли, а просто возникли волосы.

Он осторожно шагнул из костюма, и на нем появилась одежда, свободная хламида. На его лице было напряженное суровое выражение. И подошел к нам. Он или оно.

Мэригей уже сидела.

— Что происходит? — спросила она сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила обычно.

Человек (или существо) уселся перед нами, скрестив ноги.

— Вы ученый.

— Макс?

— У меня нет имени. Вы ученый.

— Вы неназванный?

Он отмахнулся от вопроса.

— Уильям Манделла. Вы ученый-естествоиспытатель.

— Меня этому учили. Сейчас я преподаватель естественных наук.

— Но вы понимаете природу исследования. Вы понимаете, что такое эксперимент?

— Конечно.

Омни подошел к нам и остановился поблизости. Он кивнул чернокожей женщине.

— Выходит, она была очень недалека от истины?

— Эксперимент окончен? — вопросительно произнесла она. — И вы приступили к забою подопытных животных?

«Макс» медленно покачал головой.

— А что я могу поделать? Сначала подопытные мыши удирают из клетки. Затем они начинают соображать, что с ними происходит. А потом требуют переговоров с экспериментатором.

— Если бы эксперимент проводил я, — сказал я, — то поговорил бы с мышами.

— Да, именно так и поступил бы человек. — Он осмотрелся с выражением непонятного раздражения.

— Так поговорите, — бросила Мэригей. Он несколько секунд смотрел на нее.

— Вы, когда были маленькой девочкой, мочились в постель. И ваши родители не соглашались отпустить вас в лагерь, пока вы не перестали это делать.

— Я забыла об этом.

— Я ничего не забываю. — Он повернулся ко мне. — Почему вы не любите фасоль?

Я не мог сообразить, к чему он клонит.

— У нас на Среднем Пальце не растет фасоль. Я даже не помню, какова она на вкус.

— Когда вам было три земных года от роду, вы засунули сухую фасолину себе в нос. И, пытаясь вытащить, пропихивали все дальше и дальше. Ваша мать наконец сообразила, почему ребенок так сильно плачет, но от ее лечения дело пошло еще хуже. Фасолина от влажности стала разбухать. Она отвела вас к знахарю, жившему в коммуне, и тот еще сильнее все испортил. Когда они в конце концов доставили вас в больницу, врачам пришлось дать вам наркоз, чтобы извлечь фасолину, а у вас довольно долго были проблемы с носовыми пазухами.

— Это вы сделали?

— Я наблюдал за этим. Я подготовил исходные параметры задолго до вашего рождения, так что, можно сказать, что да, это сделал я. Я слышу звуки взмахов крылышек каждого воробья, и ни один звук никогда не оказывается для меня неожиданным.

— Воробья?

— Не берите в голову. — Он встряхнул плечами, как будто сбрасывал ношу с плеч. — Эксперимент окончен. Я ухожу.

— Уходите? Он встал.

— Из этой галактики.

Земля неподалеку вдруг взорвалась, и пара ботинок, которые мы захоронили под пальмами, прилетели обратно, на то место, где в момент гибели стояла Анита. Над ними сконцентрировалось месиво из частиц плоти и костей, к ужасным останкам откуда-то стянулось алое облачко, и тело начало восстанавливаться.

— Думаю, что не стоит изменять условия и возобновлять эксперимент с того момента, когда его ход нарушился, — сказал он. — Я просто оставлю вас на произвол судьбы. А где-нибудь через миллион лет взгляну, что получилось.

— Только мы? — сказала Мэригей. — Вы убили десять миллиардов людей и тельциан и теперь вручаете нам пять пустых планет?

— Шесть, — поправило существо в белом, — и они не пусты. Люди и тельциане не мертвы. Просто убраны.

— Убраны, — тупо повторил я. — И куда же вы их убрали?

Существо улыбнулось мне, как будто подготовило напоследок какой-то приятный сюрприз.

— Как вы думаете, сколько места, вернее, какой объем потребуется для того, чтобы сложить десять миллиардов человек?

— Помилуй бог, я не знаю. Большой остров?

— Одна и одна треть кубической мили. Они все сложены в Карлсбадских пещерах. А теперь они проснулись, голые, холодные и голодные. — Похожее на Макса существо (пожалуй, все-таки «он») взглянуло на часы. — Ну, положим, я могу подбросить им немного еды.

— Средний Палец? — сказал я. — Они тоже живы?

— В большом элеваторе в Вендлере, — ответило существо. — Вот им по-настоящему холодно. Я кое-что сделаю для них. Готово.

— Вы можете совершать действия быстрее, чем со скоростью света?

— Естественно. Скорость света — это лишь одно из ограничений, которые я поставил для эксперимента. — Он (оно?) поскреб пальцами подбородок. — Пожалуй, я его оставлю. Иначе вы станете совать нос во все дырки вселенной.

— Луна и Марс? Небеса и Кисос? Он кивнул.

— В основном холодные и голодные. А те, кто на Небесах, горячие и голодные. Но они все, вероятно, смогут найти какую-нибудь еду прежде, чем примутся поедать друг друга.

Он смерил взглядом Мэригей и меня.

— У вас двоих особое положение, так как никто, кроме вас, не помнит столь давних времен. Я изрядно позабавился, конструируя вашу ситуацию. Ну а для меня время все равно что пол или, скажем, стол; я могу прогуляться назад, к Большому Взрыву, или вперед, к тепловой смерти вселенной. Жизнь и смерть — обратимые состояния. С моей точки зрения, тривиальные. Как вы могли видеть здесь.

Мне, наверно, не следовало это говорить, но я все же сказал:

— Значит, теперь вас забавляет то, что вы позволяете нам жить?

— Это один из способов разрешения ситуации. Или же, как вы могли бы сказать, я даю эксперименту возможность идти своим собственным путем, без корректировки. А я пройдусь на миллион лет вперед и посмотрю, что произойдет.

— Но ведь вы уже знаете будущее, — сказала Мэригей. Существо в теле Макса закатило глаза.

— Будущее — это не линия. Это стол. Существует множество видов будущего. В противном случае, зачем было бы экспериментировать?

— Не уходите! — вдруг заговорила Сара. Он нетерпеливо взглянул на нее. — Мы видим события подобными линиям, линиям причин и следствий. Но вы же видите миллионы линий на своем столе.

— Бесконечное количество линий.

— Пусть так. Есть ли во вселенной еще что-нибудь, кроме вашего стола? — Он улыбнулся. — Имеются ли другие столы? Существует ли комната, где они находятся?

— Другие столы имеются. Ну а если они находятся в комнате, то я ни разу не видел стен.

Затем он заговорил почти точно в унисон с Сарой:

— Значит, есть кто-то еще, надзирающий за всем происходящим. — Женский голос прозвучал вопросительно, а мужской утвердительно. А закончила одна Сара: — Надзирающий за вами и вашими столами?

— Сара, — ответил Макс, — на некоторых из этих бесчисленных линий ты решишь остаться живой через миллион лет, когда я вернусь. Тогда ты сможешь спросить меня. А может быть, решишь не делать этого.

— Но если нет больше никого, если вы бог…

— Что? — удивленно сказал Макс, ощупывая белую ткань. — Что здесь, черт возьми, происходит? — Он взглянул на боекостюм. — Я вдруг почувствовал ужасную боль во всем теле.

— Я тоже, — подхватила Анита. Она голышом сидела по-турецки на том самом месте, где умерла, держа одну руку на коленях, а другую прижимала к груди. — А затем я внезапно снова очутилась здесь. Но ты оказался одетым. — Она взглянула на нас, подняв брови. — Что здесь, черт возьми, происходит?

— Бог знает, — ответил я.

Глава 2

Я еще несколько секунд волновался по поводу того, что делать с десятью миллиардами людей и тельциан, брошенных голыми посреди пустыни. Но неназванный еще один, последний раз махнул своей волшебной палочкой.

Воздух вокруг нас замерцал, и мы внезапно оказались окруженными густой толпой голых мужчин, женщин и детей: многие из них рыдали.

В такой ситуации небольшая группа одетых людей, конечно, сразу привлекает к себе внимание. Люди начали осторожно приближаться к нам, и мы с Мэригей, оба, инстинктивно напряглись, готовые взять на себя руководство.

Конечно, этого не произошло. Самый старший по виду Человек направился прямо ко мне и начал громким ехидным голосом задавать вопросы. Вероятно, суть их можно было выразить словами: «Что здесь, черт возьми, происходит?»

Но я не мог понять ни слова. Я говорил на мертвом для этой планеты языке, который здесь знала лишь горстка людей-иммигрантов и ученых.

Трое Омни выступили вперед, подняли руки и что-то прокричали хором. Они заметно выделялись своим ростом, и общее внимание почти сразу же переключилось на них.

«Священник» тронул меня за плечо.

— Посмотрим, что мы сможем здесь сделать. А вы помогите своим людям.

Мэригей стояла, обнимая обнаженную Аниту. Я снял рубашку и отдал ей; она оказалась достаточно большой, чтобы кое-как прикрыть самое главное.

Вообще-то Анита выглядела в ней довольно сексуально. Одна публичная женщина когда-то сказала мне, что лучший способ привлечь к себе внимание на вечеринке состоит в том, чтобы явиться в длинном платье, когда знаешь, что остальные будут в джинсах или шортах, и наоборот. Так что, если ты попал на вечеринку, где все ходят голыми, то любая старая тряпка даст тебе выигрыш.

В конце концов нам удалось загнать всех в «Молли Мэлон». Кафетерий был забит голодными людьми, так что мы собрались в зале с надписью на дверях «Социальная история проституции» (хотя, возможно, точный перевод должен был звучать по-другому. Хотя экспонаты были совершенно недвусмысленными).

Семеро из нас были убиты и возвращены к жизни.

Мы попытались объяснить им, что случилось. Как будто сами были способны по-настоящему это понять.

«Бог убил некоторых из вас, чтобы привлечь наше внимание. Затем Он объявил, что Он нас покидает и, выходя за дверь, между делом вернул к жизни вас и еще десять миллиардов разумных существ».

Я все еще продолжал надеяться, что сплю и вскоре проснусь. Как старикан из рождественского хорала, я думал, что я, наверно, что-нибудь не то съел, и потому меня мучит кошмар.

Но все, конечно, шло своим чередом, и такая заманчивая возможность становилась все менее вероятной. А может быть, сном было все, что происходило до.

Шериф и Антарес-906 вошли в контакт со своими Деревьями и сообщили каждому о том, что, по-видимому, случилось. Омни с великим дружелюбием открыли свое существование и помогли налаживать положение. Дел оказалось несколько больше, чем просто обеспечить всех одеждой.

Понять роль, отведенную каждому, было задачей, требовавшей времени: культура людей, Человека и тельциан имела один общий основополагающий пункт, заключавшийся в понятии о неизменности физических законов. Мы не можем всего постичь, но все следует правилам, которые являются в конечном счете познаваемыми.

Теперь с этим было покончено. Мы и понятия больше не имели, какие части физики были выдуманы неназванным себе на забаву. Он мельком сообщил, что сделал постоянной и ограниченной скорость света, а это означало, между прочим, что большая часть после-ньютоновской физики была всего лишь шуткой.

Он также сказал, что собирается оставить это состояние неизменным, чтобы удержать нас в клетке. А существовали ли другие законы, постулаты, константы, которые не служили бы этой цели? Вот такие новые вопросы были поставлены теперь перед наукой, и их было необходимо выяснить.

Что интересно, с религией возникло значительно меньше сложностей. Просто изменилось несколько терминов и отпали всякие сомнения в божьем существовании. Во всяком случае, намерения бога никогда еще не были столь ясно выражены. Неназванный явил неоспоримое и неопровержимое доказательство своего существования и столько новых данных, что их должно было бы хватить на целые тысячелетия плодотворных теологических дебатов.

Моя собственная религия, если ее можно так назвать, претерпела изменение в фундаментальной предпосылке, но не в своем основном утверждении: я всегда говорил своим религиозным друзьям, что бог может существовать или не существовать, но если он все же существует, то я не хотел бы видеть его у себя за обедом. И этого тезиса я буду придерживаться до конца.

Глава 3

Спустя пару недель на Земле осталось очень мало того, что нам следовало бы сделать или узнать, и нам не терпелось отправиться в обратный путь. Омни, встретивший нас после приземления, захотел отправиться с нами, и я с удовольствием согласился. Несколько волшебных трюков должны были помочь слушателям поверить в нашу фантастическую историю.

Перелет прошел хорошо, во время скачка никто не умер, так что спустя пять месяцев мы вышли из анабиозных «гробов» и уставились в экран, на котором ослепительно сиял своими снегами, льдами и облаками Средний Палец. Нет, нам все же следовало найти себе на Земле какие-нибудь занятия, которые можно было бы растянуть на несколько лет; тогда мы возвратились бы в начале или в разгаре весны.

В космопорте никто не дежурил, но нам удалось связаться с Управлением межпланетных коммуникаций, и они отправили в космопорт диспетчера полетов. Так что для того, чтобы попасть в челнок, нам потребовалось ждать пару часов.

Облик планеты был куда более радостным, чем во время нашего предыдущего приземления: в отдаленных городах из труб поднимались радующие глаз струйки дыма; в Центрусе по белым улицам ползали машины.

В машине, подъехавшей к нашему трапу, оказались женщина, представившаяся мэром, представитель от Человека — и Билл, которому Мэригей, Сара и я уделили внимания несколько больше, чем официальным представителям. Он отрастил бороду, но в остальном мало изменился.

Кроме, возможно, его отношения ко мне. Когда мы обнялись, он расплакался, как, впрочем, и я, и с минуту не мог ничего ни сказать, ни сделать, а только тряс головой. А затем он выговорил по-английски с сильным грубым акцентом:

— Я думал, что навсегда потерял тебя, ты, упрямый старый ублюдок.

— Конечно, я упрямый, — ответил я. — Рад, что ты вернулся. Несмотря даже на то, что ты теперь горожанин.

— Вообще-то мы вернулись в Пакстон, — он покраснел, — моя жена Аурэлин и я. Чтобы приготовить дом. Рыбы пропасть… Ну а поскольку все сводилось к тому, что вы скоро вернетесь, если вернетесь вообще, так что я на прошлой неделе приехал в Центрус, чтобы дождаться вас. Что, черт возьми, случилось?

Я замялся, подыскивая слова.

— Это не так-то просто рассказать. — Мэригей изо всех сил сдерживала смех. — Тебе, наверно, будет приятно узнать, что я нашел бога.

— Что-что? На Земле?

— Но он только поздоровался, а потом сразу же попрощался и убежал. Это длинная история. — Я посмотрел на снежный барьер вдоль дороги, поднимавшийся выше окна машины. — У нас будет еще много времени на разговоры, прежде чем начнет таять и навалятся дела.

— Туда уже доставлено восемь бревен топливного дерева, — сказал Билл. — И еще десять везут.

— Хорошо. — Я попробовал вызвать в себе теплые чувства воспоминаниями о посиделках вокруг очага, но их перебили жизненные реалии. Скользкий лед под ногами, переметы с рыбой, замерзающей в воздухе, как только ее вынешь из воды. Водопровод с замерзающими трубами. И снег, который нужно разгребать, разгребать, разгребать…

Глава 4

Мы возобновили «повседневную» жизнь в смысле лова рыбы и борьбы с зимой, хотя внезапно обрели семью из пяти взрослых людей. Саре все еще предстояло закончить последнюю четверть в школе прежде, чем поступить в университет, но она получила разрешение подождать несколько месяцев, а затем приступить к занятиям с начала четверти, чтобы не подхватывать с середины и оказываться перед необходимостью догонять соучеников.

Как только люди смогли вернуться сюда, в Пакстон, из Центруса, жизнь здесь возобновилась в почти неизменном со времени нашего отлета виде. Лучшее из всех времен, выпавших на нашу долю, мы прожили вообще почти без электричества, так что привыкнуть к постоянным перебоям оказалось совсем не трудно.

Население города почти полностью восстановилось уже через несколько недель. Центрус приложил немалые усилия для того, чтобы избавиться от каждого, кто мог уехать, так как ресурсы города были ограничены и возможно было обеспечивать предметами первой необходимости лишь тех, кто обычно жил там.

Столица успокаивалась после пяти месяцев хаоса.

Брошенное без присмотра на восемь зим городское хозяйство сильно захромало, но было очевидно, что основную часть ремонтных работ придется отложить до таяния и весны. Наша группа нечаянных пионеров помогла городу организовать временный порядок существования, нацеленный на примитивное выживание. Отсутствие центральной энергетической системы погубило бы всех городских обитателей, если бы они оказались настолько глупы, чтобы разойтись по домам. Вместо этого люди собрались вместе в больших общественных зданиях, что упрощало распределение продовольствия и воды и помогало поддерживать тепло.

Я уверен, что все это происходило очень дружелюбно, но при этом был счастлив, что нахожусь в провинции с нашими поленницами дров и коробками свеч. Университет был открыт в светлое время дня, хотя начало нормальных занятий было отложено до тех пор, пока восстановление энергетической системы не позволит включить наши компьютеры, экраны и, самое главное, библиотеку. У нас имелась пара тысяч напечатанных книг, но они представляли собой беспорядочное скопище разрозненных данных.

Но среди этих книг, к счастью, оказался толстенный том по теоретической механике, так что я смог вновь обратиться к тому, что обещало стать делом всей моей оставшейся жизни. Я уже говорил об этом с некоторыми физиками-Человеками на Земле: всем нам предстояло вернуться к началу начал и выяснить, какая же часть физики осталась неповрежденной. Если вся она представляла собой лишь набор ограничений, которые неназванный устанавливал и изменял по своей прихоти, то нам надлежало выяснить, каково было нынешнее состояние этих прихотей! И еще возникла хорошая идея проводить эксперименты и на Земле, и на других планетах, чтобы посмотреть, одинаково ли законы действуют в разных местах.

Билл той зимой помогал мне работать в лабораториях, пока мы воспроизводили основные эксперименты физики восемнадцатого и девятнадцатого веков. Масса, вес и пружина. Мы имели перед своими древними предшественниками преимущество: точные атомные часы, по крайней мере мы считали их точными. Не прошло и года, как с Земли сообщили, что неназванный задал нам поистине сизифово задание — скорость света все так же оставалась конечна, но изменилась приблизительно на пять процентов. Благодаря этому все проведенные за полторы тысячи лет расчеты становились неверными, начиная, самое меньшее, с четвертого десятичного знака. Соответственно изменились все мелкие константы, такие, как заряд электрона, постоянная Планка. Раз уж ему так хотелось напоследок все поменять, то он мог хотя бы заставить число Пи — равняться ровно трем.

Но с нами все было в порядке. Мы пережидали холод в нашей теплой лаборатории, катали шары с горок под различным уклоном, измеряли движение маятников, растягивали пружины, а затем шли домой к нашим женщинам. Билл встретил Аурэлин, когда они оба намеревались присоединиться к Человеку. Они влюбились друг в друга прежде, чем им успели причинить какой-либо телесный ущерб, и возвратились сюда. Весной она собирается родить младенца.

Ну а мы тем временем откалываем лед, разгребаем снег, оттаиваем трубы, расчищаем окна. Зима в этом позабытом богом мире тянется вечно.