Бесконечная утопия

Глава 11

Охота за пасхальными яйцами намечалась на утро одного из последних дней уходящего лета – пятого для Агнес в этом лесу.

Выходили на рассвете, как и говорила Марина. Как жена фермера, Агнес уже привыкла вставать рано, но проснулась с головокружением, странно дезориентированная.

Ее искусственное тело нуждалось в пище и питье, из которых извлекало различные биохимические вещества. И оно было запрограммировано на перерывы каждую ночь, похожие на настоящий сон, заполненный искусно смоделированными сновидениями. Если бы эти особенности уже не были запрограммированы, она бы на них настаивала. Как можно даже с натяжкой считать себя человеком, если ты не ешь и не спишь? После шестнадцати лет в новом теле и различных модернизаций аппаратного и программного обеспечения она достаточно хорошо знала себя, чтобы понять: эти странные ощущения никак не связаны с ранним подъемом или непривычной пищей, которую она ела с момента прибытия, или даже с самопальным виски, которое пила на танцах. Нет, это больше походило на синдром смены часовых поясов: скверна современной жизни, к которой она всегда была чувствительна и потому избегала длинных путешествий. Или на легкую дезориентацию, которую она всегда испытывала, когда переводили на час местное время.

И еще слабое, но устойчивое чувство тревоги.

Агнес занялась обычными утренними делами. Приняла душ в гондоле – тоже очень по-человечески, оделась и наскоро позавтракала, все время стараясь игнорировать легкую тревожность. Она не желала просить Лобсанга проверить ее системы через автоматическую самодиагностику. Ведь она старалась жить как настоящий человек.

Она даже не хотела знать, который час. По крайней мере, здесь такие правила.

Это был один из принципов местной общины, о котором их поставили в известность еще до приезда, – никаких часов. По крайней мере механических, и уж точно никаких электронных… Если очень хочется, можно сделать солнечные часы. Философия заключалась в том, что если жизненные ритмы настолько близки к природным: солнечным, лунным, суточным, сезонным, то нет нужды отслеживать каждую миллисекунду. Если вы не собираетесь управлять трансконтинентальной железной дорогой или чем-то подобным, вам не нужно знать точное время. В первую очередь именно для этого, как сейчас узнала Агнес, страны вроде Америки девятнадцатого века создали упорядоченную национальную систему исчисления времени. Именно особенности такого рода и привлекли сюда Лобсанга – возврат к изначальному образу жизни. Он охотно принял эту идею. Они не взяли часов! Лобсанг даже немного отрегулировал настройки таймеров в их искусственных телах и в системах гондолы. Конечно, таймеры необходимы для поддерживающих их тела механизмов, но теперь они не могли получить к ним сознательный доступ.

Это был их выбор. Однако сейчас Агнес, которой не давало покоя странное ощущение сбоя суточных ритмов, в глубине души все-таки жаждала просто узнать точное время.

Она собрала вещи для прогулки: ботинки, сумку с едой, легкий непромокаемый плащ, фальшивый переходник. Поприветствовала соседку Энджи Клейтон, мать-одиночку, которая согласилась посидеть с еще не проснувшимся Беном несколько часов, пока продолжается «охота». Когда они вышли из гондолы, снаружи ждали Оливер Ирвин с Лобсангом. Охотников собралось около дюжины, в том числе Оливер, Марина и Никос, их смышленый, хоть и необычно скрытный двенадцатилетний сын. По-видимому, Никос в их компании был самым младшим – маленьких детей не взяли.

Похоже, в это утро больше никто не испытывал проблем, в том числе Лобсанг, – а если испытывал, то не спешил поделиться с ней. Она попыталась сосредоточиться на текущем моменте, отбросив все остальное.

Оставив гондолу, они спускались с холма к броду через ручей. Оливер Ирвин шел с Лобсангом и Агнес, обращая их внимание на пейзажи – темную зелень под сероватым рассветным небом, с затягивающим низины туманом.

– Среди нас нет основателей, но мы привыкли к названиям, которые дали они. Ваше хозяйство расположено на холме Мэннинг, здесь это самая высокая точка. Ручей называется Соулсби. Большая лесная чащоба, куда мы идем, через ручей и на север, это лес Уолдрон. Особенности ландшафта так или иначе сохраняются на несколько переходов на запад и восток. Когда вы отправляетесь исследовать Долгую Землю, ее география – штука упрямая. – Он потрепал сына по голове. – Правда, Никос?

Агнес подумала, что для такого обращения Никос слишком взрослый. Он увернулся, смущенно усмехаясь.

Агнес решила, что распознала тип Оливера. Он и его жена Марина не могли считать себя главами этой общины, сознательно не выбиравшей руководителей, но они были чем-то вроде общественного стержня, посредниками в общении с новенькими. Что ж, кто-то должен выполнять эту роль.

– Никос, так где же старый дом Паульсонов? – спросила Агнес.

Никос пристально взглянул на нее.

– Большой старый участок на дальней стороне вашего холма. Что вы о нем знаете?

– Ничего. Только то, что говорила твоя мама, – вы там временами пропадаете. Это секрет?

– Черт, нет.

– Никос, следи за языком, – беззлобно заметил его отец.

– Просто место, где мы пропадаем. Как вы и сказали.

– Ладно.

Они дошли до ручья и перебрались через неглубокий брод. Над водой висел слабый колючий туман. На другом берегу они по одному или по двое перешли на восток. Цель их «охоты» находилась недалеко в последовательных мирах. Агнес убедилась, что ее возня с переходником выглядит правдоподобно, хотя технология была встроена в ее тело. Переходы почти не прерывали беседу. Все оказалось так, как ей говорили: центром Нью-Спрингфилда всегда оставалась община на Западе-1217756, люди с легкостью перемещались между соседними мирами, если возникала такая необходимость или желание.

Когда они снова собрались вместе, Оливер сказал:

– Что касается дома Паульсонов. Мы используем его как склад-обменник. В остальное время там никого нет.

– Кроме местных призраков, если верить вашей жене.

Оливер усмехнулся.

– В каждом городе должен быть свой дом с привидениям. Даже если город едва ли можно так назвать. Полагаю, вы правильно спросили. Если ваш Бен будет расти как другие дети, он очень скоро будет там валять дурака с остальными…

Его голос стал приглушенным, когда они вошли в гущу леса. Агнес, еще стоявшей посреди открытого пространства, лес показался зеленой стеной, за которой эхом раздавались негромкое уханье и крики.

– Ладно, – сказал Оливер. – Теперь надо идти тихо, чтобы не спугнуть малюток.

Его спутники – мужчины, женщины, дети – все как один разбежались в стороны под деревья, доставая из сумок сети и силки. Без разговоров, работая почти бесшумно, они принялись устанавливать ловушки или занимать позиции под ветвями, держа в руках сачки для бабочек, как показалось Агнес. Некоторые ушли глубже в лесные дебри – видимо, проверить ловушки, поставленные раньше.

По мере того как приближался восход и становилось светлее, Агнес начала различать под деревьями подлесок, похожий на папоротники и хвощи, – густую массу кустарников и цветущих растений, над которыми жужжали ранние пчелы. Ее охватил первобытный страх перед этими дремучими зарослями.

– Вы хорошо знаете лес? – спросил ее Оливер.

– Я городская девочка. Я даже не знаю большинство этих деревьев.

Он улыбнулся.

– Ну некоторые – вариации тех, что растут на Базовой Земле. Или росли когда-то. Некоторые – нет. – Он стал показывать: – Лавр, грецкий орех, кизил. Это, я думаю, что-то вроде карликовой секвойи. Вон те с обнаженными корнями – лавры. Вьющиеся – в основном жимолость и фикусы-душители, но мы встречали и виноградные лозы…

Из переплетения лиан выскочило маленькое существо и побежало по открытому пространству – наверное, к воде. Оно не успело уйти далеко – Никос тут же набросил на него сачок.

Мальчик подобрал бьющееся маленькое животное и резким, уверенным движением свернул ему шею. Затем выудил добычу из сачка и, подняв вверх, потряс перед отцом. В длину около фута, с несоразмерно большими задними лапами, животное показалось Агнес похожим на кенгуру. Оливер улыбнулся сыну и показал большой палец.

Это будто стало сигналом к действию. Животные начали выскакивать еще, одно за другим, взбираться на деревья и бегать по веткам или по земле и даже планировать в воздухе при помощи похожих на крылья кожаных мембран. Большинство животных оставались вне досягаемости или убегали быстрее, чем реагировали охотники, но некоторые попадали в сачки и ловушки на земле.

Скоро перед Агнес выросла маленькая кучка тел, и она уставилась на странных существ. Это были местные пушистики, как называли их колонисты. Одни казались искаженными версиями знакомых ей созданий – белок и опоссумов, а другие были ни на что не похожими, будто их придумали для какого-то фильма про чудовищ. Ее поразили детали – полосатый мех, застывшие открытые глаза, каждое животное было по-своему совершенным, даже мертвое. Хорошо хоть, что добыча охотников оказалась незначительной: наверняка пушистики настолько многочисленны, что их обширной популяции не нанесено ущерба.

Из тумана на востоке вырвался столб солнечного света.

Оливер, затенив глаза ладонью, посмотрел в ту сторону.

– Солнце полностью взошло. Представление окончено. Рассвет – лучшее время, чтобы ловить этих созданий. Вы видели их: они все малютки и не слишком красивые. Полагаю, такова цена эволюции в густом лесу. Все они питаются насекомыми, а не плодами или листьями. Мы думаем, это потому, что деревья вечнозеленые и не сбрасывают листву. Листья становятся для пушистиков ядовитыми или невкусными, и они их не едят. Все пушистики выходят на охоту рано, как только вылетают насекомые, а холоднокровные существа – ящерицы, лягушки, жабы – еще вялые после ночной прохлады. А в полдень найти пушистика трудно. – Он посмотрел вверх на лесной полог над головой. – Мы не знаем, кто еще живет в лесу, в смысле, все виды. Мы только изучили их повадки, поэтому можем их ловить. А по ночам, понимаете, здесь из тьмы выходят совершенно другие создания. Мы слышим, как они ухают. Никто ничего о них не знает. Возможно все что угодно.

– И тролли, – с улыбкой произнес Лобсанг/Джордж. – Я слышал их прошлой ночью, и раньше тоже. Зов.

– Да. Хорошо знать, что они здесь, правда? А теперь идемте. К слову о больших птицах, Марина обещала вам охоту на пасхальные яйца. Надо зайти в лес чуть дальше… Эй, Никос, ты нашел это гнездо, не хочешь нас проводить?

В глубине леса оказалось не так плохо, как боялась Агнес. Самой большой трудностью было рассмотреть, куда ступать в сумраке. Землю покрывала спутанная трава, в основном не выше колен. Агнес была рада, что впереди идет Никос, опытный и молчаливый, а по бокам – Оливер и Лобсанг.

Они пришли на небольшую поляну и, присев на корточки в траве, стали смотреть и ждать. На земле, у подножия кряжистой секвойи, Агнес увидела массу из веток и почвы, назначение которых было очевидно, даже при таких размерах – футов шесть в поперечнике.

– Это птичье гнездо, – выдохнул Лобсанг.

– Какая-то чертовски большая птица, – сказала Агнес. – Не удивительно, что у них ушло столько времени. Нужно было убедиться, что матери нет поблизости.

– Точно, – ответила Шими.

Агнес вздрогнула, когда снизу раздался тихий женский голос. Она быстро огляделась: охотники находились довольно далеко, чтобы услышать, как разговаривает домашняя кошка.

– Какого черта ты тут делаешь?

– Шла по следам охотников. Я не могла не прийти сюда. Я же кошка. За исключением завезенных кур, эти крупные мамаши – единственные птицы, которых обнаружили в этом мире…

Оливер смотрел в их сторону. Он заметил кошку, но, к счастью, не слышал, как она говорит. Усмехнувшись, он тихо позвал:

– Эй, киса, так ты нашла гнездо? Что ж, это мир, в котором птицы гоняются за кошками, поэтому тебе следует поостеречься.

Лобсанг взял Шими на руки.

– О, она поостережется.

– Думаю, все чисто, папа, – сказал Никос.

Оливер некоторое время прислушивался, поворачиваясь во все стороны.

– Ладно. Быстро и осторожно.

Никос вскочил на ноги, бросился через поляну к гнезду и, в последний раз оглядевшись, обеими руками достал из гнезда яйцо. Оно было два фута в длину и наверняка тяжелое. Никос уложил его в сачок, повесил через плечо и побежал обратно к отцу.

Оливер помог сыну крепче связать яйцо и улыбнулся Лобсангу с Агнес.

– Сделаем из него классный омлет. Но мы собираем яйца не ради еды. Видите, эти птицы гнездятся на земле. Каждый раз, когда мы находим такое гнездо, это значит, что птицы бродят слишком близко от наших лагерей и охотничьих угодий. Надо держать их подальше от детей. Поэтому мы забираем яйца, и, если повезет, мать тоже уходит. Никаких проблем, разве что…

Никос пригнул голову отца и прошептал:

– Разве что птицы поймают нас.

Пригнувшись как можно ниже, Агнес заметила движение в глубине леса, между деревьями: на двух огромных ногах шло существо выше человека, с массивным туловищем, сильной шеей, мощным клювом. Переливающиеся синие перья покрывали поразительно маленькие крылья. По-видимому, птица сама была охотником, она ступала удивительно тихо, круглые глаза над грозным клювом всматривались в заросли.

– Итак, – пробормотала Агнес тихо, чтобы ее услышали только Лобсанг и Шими, – когда пушистики вылезают охотиться на насекомых, вот это выходит охотиться на пушистиков.

– Похоже на гасторниса, – негромко ответила кошка. – Хищная нелетающая птица из палеоцена…

– Тише, – сказал Лобсанг. – Не хочу узнавать о ней вот так. Вспомните, мы пришли в этот мир жить, а не изучать его.

– И тем самым отрицать реальность, – заметила Шими.

– Что отрицать? – удивилась Агнес. – Какую реальность?

– У меня тоже проблемы со сном, Агнес. Как будто день какой-то слишком короткий. И становится короче.

Агнес встрепенулась.

– Слишком короткий? Что это может означать?

Но Шими больше ничего не сказала.

Птица исчезла из виду, видимо, еще не зная, что ее гнездо разорили. Оливер с Никосом молча встали и, таща сеть с яйцом, направились обратно в лес, жестом велев Агнес и остальным идти за ними.

Лобсанг поднялся. Агнес ничего не оставалось, как последовать за ним.