Бесконечность

Светало. Первый луч, пройдя сквозь ставни,

Прокрался осторожно в мягкий сумрак

Дремавшей комнаты моей. И в миг,

Когда тонка граница сна и яви,

В тончайшем сновиденье мне предстала

Та, что была причиной горьких слез

Моих – любовью послана сначала

И после отнята. Теперь живой

Она казалась мне, но не счастливой,

И, положив мне руку на чело,

Вздохнув, «Живой? – сказала. – Не забыл

Еще о нас?» –

Откуда ты? И как

Вошла сюда? О сколько, сколько раз

Я вспоминал тебя! А ты наверно

О том не знала, и от этой мысли

Мне боль моя была еще больней.

Но не затем ли ты пришла, чтоб снова

Меня покинуть? Страшно. Говори!

Ты прежнею осталась? Что-то мучит

Тебя? –

«Ты спишь. Забвения туман

В твои проникнул мысли. Я мертва.

Меня ты видел много лун назад

В последний раз».

От голоса ее

Внутри меня всё сжалось. А она

Так продолжала: «Я ушла во цвете

Лет, когда жизнь прекрасна и душа

Доверчива – не знает ни тщеты,

Ни тлена. В сущности немного надо

Пути, чтобы она, поняв обман,

От бремени земного захотела

Освободиться. Но горька безмерно

Смерть юным нам, когда хоронит рок

Ярчайшую надежду и о том,

Что тяжек жизни путь, душа не знает,

Слепой птенец». –

О бедная моя,

Молчи, молчи, ты сердце ранишь мне!

Так значит, ты мертва, а я живой,

Любимая моя, но как поверить:

Живою болью дышат все слова

Твои, а я похож на хладный труп.

Так что же смертью мы зовем? – Быть может,

Сегодня к этой тайне приобщусь,

Склонив пред роком светлое чело?

Да молод я, но молодость моя

Во мне, как старость, чахнет, о которой

Со страхом думаю, хоть очень мало

Цвет дней моих отличен от нее. –

Она: «Для слез мы родились, и счастье

Живым не улыбнулось нам, и небо

Бедою нашей насладилось вдоволь».

Тут я решился: – Видишь, до сих пор

Оплакиваю я твою кончину

И в сердце боль храню. Молю, ответь:

Ко мне, любившему тебя, хоть раз

Испытывала ты любовь иль жалость,

Пока жила? Все дни тогда и ночи

Метался я меж страхом и надеждой,

И ныне от сомнений бесполезных

Почти без сил. Когда, хотя б однажды

Сочувствовала ты несчастной жизни

Моей, не утаи, пусть эта память

Со мной пребудет, если нашим дням

Продлиться не дано. Она в ответ:

«Утешься, бедный! И тогда, как ныне,

Ты близок был страдающей душе

Моей. Оплакивать меня не надо». –

Несчастий ради наших, и любви,

Терзающей меня, и незабвенной

Мечты, и юности, – воскликнул я, –

О дорогая, дай мне прикоснуться

К твоей руке! – Спокойно и печально

Она мне руку подала. Губами

Я прикоснулся к ней, потом прижал

К груди, дрожа от нежности и муки.

Лицо испариной покрылось, голос

Пресекся, всё плыло в моих глазах.

Тогда она, так глубоко и нежно

В них заглянув, сказала: «Что с тобой?

Забыл ты? Красота моя прошла.

И ты напрасно, от любви сгорая,

Дрожишь. Теперь прощай! И наши души,

И наши оболочки никогда

Уже не встретятся. Ты для меня

Никто отныне. И твои обеты

Разрушил рок».

И вскрикнув, как от раны,

Я весь в слезах проснулся. Но она

Еще на миг осталась и в неверных

Лучах зари стояла предо мной.