Юрий Петрович Лебедев, откинув спинку кресла, дремал, изредка открывая глаза, смотрел на проползающие за окном самолета холодные, равнодушные облака. Сидевшая рядом крепенькая толстушка беспрестанно вытирала платком лицо и рассказывала в который уже раз, как ей безумно повезло, что билет у нее был только на завтра, в последний момент оказалось свободное место. А она, хитрющая, тут как тут, а дома дела ждут и муж-забулдыга.
«Тебе бы не мешать людям отдыхать, поцеловать мне ручку и затихнуть, – размышлял лениво Юрий Петрович. – Не прикажи я убить психопата-Леньку, толклась бы ты в аэропорту до завтра. Как все в жизни интересно складывается, человека убили, а тебе удача подвалила, и ты на месте покойника сидишь».
Если бы не седина, Юрий Петрович выглядел бы значительно моложе своих шестидесяти четырех. Среднего роста, полноватый, но не жирный, одетый всегда добротно, чуть старомодно, он походил на солидного чиновника. Серые глаза Юрия Петровича смотрели на мир не испуганно и загнанно, а равнодушно, порой насмешливо и никак не выдавали внутреннего состояния «финансового магната», а с недавних пор и организатора двух убийств. Чувствовал же себя Юрий Петрович отвратительно, а когда увидел мужчину, который прошел мимо его кресла в сторону туалета, вытер ладонью покрывшийся испариной лоб.
Звали этого мужчину незатейливо – Иван. Познакомился с ним Юрий Петрович много лет назад, когда Иван, демонстрируя свое мастерство, вошел в квартиру Лебедева бесшумно, словно замки на дверях отсутствовали, и, передав привет от солидного человека, предложил услуги профессионального убийцы. Юрий Петрович тогда сдержанно отказался.
Три дня назад Иван появился в гостиничном номере, который занимал Лебедев. Дверь была заперта, ключ остался в замке, но гость не постучал, вошел тихо и спокойно, кивнув, опустился в кресло.
– Мне передали, что у вас проблемы. – Иван взял со стола бутылку коньяка, плеснул в стакан чуть-чуть, смотрел безразлично.
– Были! И очень серьезные! – взорвался Лебедев. – Вы опоздали! Несколько дней назад я был бы несказанно рад вашему визиту, а сегодня – простите.
Губы у гостя скривились в улыбке, а глаза – белые, без зрачков, пустые – смотрят и не видят, как и много лет назад.
– Занят был, – он совершенно неожиданно по-человечески, даже заразительно, рассмеялся. – Да не боись, не сидел. Такие, как я, не садятся; как минеры, в госпиталь не попадают, ошибся – и в распыл. Я работал, приятель. – Иван пригубил коньяк и пояснил: – Я когда подряд беру, адреса не оставляю. Объявился днями, нашли, о твоих заботах шепнули.
– Ох и много же я не знаю! – удивился Лебедев.
– Тебе повезло, долго жить будешь, – философски изрек Иван, катая в ладонях стакан с несколькими граммами коньяка.
Неожиданно Лебедев увидел гостя совершенно иными глазами. Взгляд упал на пальцы Ивана, зацепился: они были длинные, тонкие, с широкими плоскими ногтями, очень коротко остриженными, стерильно чистыми, какие порой бывают у врачей.
Лебедев мазнул взглядом по лицу Ивана и неожиданно понял, что первоначальное, давнишнее впечатление о рабоче-крестьянском происхождении гостя неверно. Наемный убийца был замешен на иных дрожжах, и обмануться мог только человек, желавший быть непременно обманутым. И тут Лебедев вспомнил, что совсем недавно сам представлялся Иваном Ивановичем, понял, что гость над ним давно потешается.
– Смотришь на твое лицо, словно в «Вечерке» рубрику новостей читаешь, – сказал Иван, поднимая верхнюю губу и обнажая ровные белоснежные зубы. – Очень удивительно, что ты до сих пор на свободе.
– Обмишурился, за другого тебя принял, – признался Лебедев. – Исправлюсь, ты вскоре удивляться перестанешь. Так что тебе шепнули, какая у меня проблема?
– Мавр сделал свое дело, ему следует уходить, – ответил Иван. – Имя, окраска, место пребывания.
– Леню Кружнева имеешь в виду?
– Не знаю, – Иван поморщился. – Кто-то свое дело сделал и стал не нужен.
Юрий Петрович приподнял тяжелые веки и увидел Ивана, который возвращался на свое место. Он шел по проходу, смотрел прямо перед собой и то ли напевал, то ли насвистывал.
А тогда в номере гостиницы, услышав, что Кружнев «дело сделал и стал не нужен», Лебедев сразу подумал, что за ним не только внимательно наблюдают, но и берегут. Естественно, ведь он выплатил семье арестованного главаря лишь половину и двести пятьдесят тысяч умышленно остался должен. Значит, кто-то считает Леню Кружнева, который убил Артеменко, теперь лишним, а главное, опасным. «Не будем спорить», – подвел Лебедев итог размышлениям и описал внешность Кружнева, указал гостиницу и номер.
– Ладненько, – Иван отставил стакан, поднялся. – С завтрашнего дня каждый вечер, часов с девятнадцати, находись в помещении, на людях. Думаю, я тебя не задержу.
– Может, мне лучше улететь?
– Ты что? Псих? Ты улетишь, и он улетит. Делай, как сказано. – Иван у двери оглянулся. – И, естественно, кто музыку заказывает, тот и платит.
– А я ничего не заказывал, – быстро сказал Лебедев.
– Чудной ты, – Иван рассмеялся, шагнул через порог и мягко прикрыл за собой дверь.
Через два дня около девяти вечера Леонида Кружнева обнаружили у гостиницы «Приморская» с простреленной головой.
Лебедев, выполняя указания Ивана, накануне вместе с Кружневым купил билет до Москвы.
Во Внукове, ожидая багаж, Лебедев увидел Ивана, который о чем-то весело беседовал с двумя девушками.
– А в Москве погодка лучше, – сказал он, подходя к Лебедеву. – А вот и наши чемоданчики.
Лента транспортера действительно двинулась, вокруг начали толкаться, суетиться, Иван и Юрий Петрович посторонились.
– Приготовь двадцать штук, завтра в девять утра я тебе позвоню, – сказал Иван.
Свободных такси было сколько угодно, однако водитель неохотно открыл багажник; еле волоча ноги, обошел машину; прежде чем сесть за руль, тоскливо оглянулся, словно прощался со свободой, затем, тяжело вздыхая, начал крутить ручку счетчика.
– Попутчиков брать не будем, – пресек его мучения Лебедев. – Центр.
Неожиданно задняя дверь открылась, и кто-то легко вскочил в машину.
– В центр? Прекрасно!
Водитель рванул с места, глянул на Лебедева, усмехнулся.
Несколько минут ехали молча, затем мужчина, бесцеремонно подсевший к Лебедеву, спросил:
– Юрий Петрович, что погода, так и не исправилась, все дождит?
Лебедев повернулся и увидел голубоглазого, улыбающегося подполковника Гурова.
– Василий Сергеевич, не гони, я быстрой езды не люблю, – сказал Гуров.
– Это ваша машина? – Голос у Лебедева вдруг подсел.
– На воду дуете, Юрий Петрович. – Гуров нагнулся вперед и указал на карточку водителя.
О ком только Юрий Петрович Лебедев за последние сутки не думал. О главаре преступной группы, которого ждет суд, о Володе Артеменко и Лене Кружневе, которых воспитывал не одно десятилетие, а затем убил, даже о майоре Антадзе, попавшем в ловушку и скончавшемся вчера от инфаркта, о профессиональном убийце, летевшем с ним, Лебедевым, в одном самолете, но, естественно, больше всего он думал о себе самом. Он твердо решил расплатиться с долгами, окончательно порвать с прошлым, мягко, без эксцессов, отойти от дел и жениться. Да-да, даже об очаровательной сорокалетней Верочке, обожавшей комфорт, уют и мальчиков, Лебедев тоже думал, а об этом человеке, что сидит сейчас на заднем сиденье, забыл. Юрию Петровичу казалось, что голубоглазый подполковник из МУРа привиделся ему в кошмарном сне и исчез с наступлением нового дня. Гурова оставили на перроне, выбросили за борт одинокого, беспомощного, умчались от него за горизонт. Нет, он не канул в небытие, вынырнул, казалось, с того света. Может, за Лебедевым следят неотступно и его встречу с Иваном и их последний разговор в багажном отделении тоже засекли?
Гуров хотя и продвинулся в глубь салона и мог видеть Лебедева только в профиль, однако его страх и смятение не ускользнули от внимания сыщика. Он врал лишь в случаях крайней необходимости и отлично знал: чем ложь наглее, грубее, тем она порой больше похожа на правду.
– Только не подумайте, что ради вашей персоны я притащился в такую даль, – сказал Гуров. – Провожал приятеля, увидел случайно, решил подсесть. Кружнев не мучился, умер сразу?
Оказался в аэропорту случайно? О Кружневе уже знает! Лебедев не мог сосредоточиться, восстановить свой последний разговор с подполковником и чуть слышно промямлил:
– Леня? Кошмар! В голове не укладывается… Кому мешал? Такой тихий…
– Совсем вы поплохели, Юрий Петрович, как говорится, ум за разум… Вы Кружнева знать не должны, даже не слышали о человеке. А вы Леней его называете, оскорбляете покойника, тихим обзываете. Когда вы его на Артеменко натравили, тоже тихим считали?
«А ведь действительно, – вспомнил Лебедев, – у нас с сыщиком о Кружневе разговора не было! Как же это я? Больше ни одного слова. Я запутаюсь окончательно. Не отвечать ни на один вопрос. Если у МУРа против меня что есть, так и так возьмут».
Гуров посмотрел в боковое окно, затем оглянулся. Боря Вакуров на «Жигулях» держался на почтительном расстоянии.
– Вот и столица. Вам на Воровского?
Лебедев вздрогнул, не ответил.
– Решили молчать? – Гуров усмехнулся. – Только под протокол. К сожалению, мне заниматься вами не разрешили, так что продолжения сегодня не последует. Я человек не тщеславный, кто-нибудь из моих коллег вас прищучит.
Такси остановилось на улице Воровского у нового здания музыкального училища. Лебедев расплатился, забрал чемодан. Они не сказали друг другу ни слова. Гуров уехал домой. Оглянувшись, увидел, как Борис припарковал «Жигули».
Лебедев отпер все замки, вошел в квартиру, опустил чемодан на пол, сел в кресло, не снимая пальто и шляпы, и тихо заплакал.
– И чего им всем от меня надо? – бормотал он, кулачком, по-детски, вытирая слезы. – Сколько можно, я же не двужильный.
Вскоре, приняв душ, побрившись и сменив белье, он пил кофе на кухне, своей минутной слабости не стыдился, забыл.
«Надо спокойно разобраться, – рассуждал Юрий Петрович. – Ничего у муровского молокососа против меня нет, иначе бы не подсел и разговорить бы меня не пытался, все это блеф. А может, он оказался в аэропорту действительно случайно? Если он следил за мной, то не сел бы в машину, не раскрылся. И подполковники такой работой не занимаются. Он увидел меня случайно и решил хоть как-то отыграться за то, что у него под носом убили человека. Сопляк!»
Довольный своей проницательностью, Юрий Петрович выпил рюмку коньяка и решил о встрече забыть, однако известно, что благими намерениями устлана дорога в ад. Уже через несколько минут Лебедев вновь рассуждал.
«Подполковник умный, опытный сыщик, данный факт сомнений не вызывает. И покойный Володька говорил, что Гуров ас, и сам я это почувствовал, когда он явился ко мне в гостиницу. Глупо, да и опасно себя успокаивать, не он, а я рассуждаю как кретин. Он мог оказаться в аэропорту случайно, но уж подсел ко мне, конечно, с конкретной целью. Начальство не разрешило ему заниматься моим делом! Зачем сообщил мне? Умный человек не может рассчитывать, что ему поверят. Но зачем-то он это сказал? Если он не ведет расследование, то как узнал, что вчера застрелили Леню? Ясно как день: сыщик в аэропорту встречал именно меня. И зачем сел в машину, какую цель преследовал?»
Лебедев не знал, что Гуров подбросил ему задачу, которая решения не имела. Замысел профессионального розыскника отличался удивительной простотой. Любой кроссворд, наисложнейший, разгадывается. Человек зашифровал, человек может и расшифровать. Гуров во всех своих поступках и словах решил быть непоследовательным, противоречивым, пусть преступник пытается найти к этой бессмысленности ключ.
Человек, совершивший столько преступлений, не способен, приняв из рук сыщика загадку, выбросить ее и забыть. Преступник начнет искать решение, полагая, что от него зависят свобода и жизнь. Он будет искать ключ, которого не существует, мучиться и искать, сначала лишь теоретически, потом начнет действовать.
Гуров не располагал никакими доказательствами вины Юрия Петровича Лебедева. Полковник Орлов был прав, реальных улик в природе не существует. Значит, решил Гуров, задача состоит в том, чтобы заставить преступника создать необходимые улики, затем ими овладеть. Безысходным было бы только бездействие Лебедева. Если он сумеет забыть обо всем и хотя бы несколько недель ничего не предпринимать, подполковник Гуров приступит к выполнению своих служебных обязанностей, и Лебедев может спать спокойно.
Естественно, что убийцу Леонида Кружнева ищут, но путь от Черного моря до Москвы долог, да и ни один сотрудник уголовного розыска не знает о происшедших событиях столько, сколько знает подполковник Гуров. Точнее, не знает – лишь догадывается, фантазирует, а с таким легковесным багажом в главк не пойдешь. Выслушают, конечно, но выглядеть в глазах коллег будешь крайне несерьезно.
Все это Гуров отлично понимал, но отступить и забыть происшедшее не мог. Он, как и Лебедев, находился в своей квартире, только не сидел на кухне, не пил кофе, а расхаживал по гостиной с тряпкой в руке, вытирая пыль.
Почему он отослал Риту и Ольгу из Москвы? Лев Иванович Гуров, подполковник милиции, заместитель начальника отдела МУРа, проработал столько лет в розыске, сталкивался с такими парадоксами, никак не предсказуемыми катастрофами, что давно пришел к выводу: иную ситуацию нет смысла просчитывать, определять даже ничтожную степень риска. Риск необходимо исключить полностью, создав десятикратный, даже стократный запас прочности. Лебедев не только человек умный, циничный и жестокий, он один из немногих (да и кто знает точно?) оставшихся на свободе преступников, обладавших огромной властью и деньгами. Возможно, попытка Гурова закончится ничем, столкновение не состоится. А если старого финансиста, сегодня организатора двух убийств, удастся серьезно прижать? Как-то он поведет себя, что придет ему в голову? Главное, что могут предпринять неизвестные Гурову преступники, которые стоят за Лебедевым? Когда мужчины дерутся, женщины должны находиться за горизонтом.
И Гуров не только отослал своих девочек за Урал, но и попросил начальника уголовного розыска присмотреть за ними. А майор Серов, сыщик божьей милостью, понял все с полуслова.
Девочек нет, и пыль вытирать в квартире приходится самому. Гуров любил порой заниматься механической унылой работой: вроде бы и не бездельничаешь, и думается хорошо. Он уже с минуту бессмысленно тер пепельницу, хотя в доме никто не курил, и улыбался. Загадал он Лебедеву загадку, есть над чем подумать.
Гуров не имел четкого плана действий. Главное, не позволять Лебедеву жить спокойно, заставить суетиться, а там жизнь подскажет. Продолжая глуповато улыбаться, он протер телефонный аппарат, затем снял трубку и набрал номер Лебедева; после трех гудков раздался спокойный голос:
– Алло! Вас слушают. Алло! Вас не слышно, перезвоните.
Гуров положил трубку и пробормотал:
– А может, мне к врачу обратиться?
Он бросил тряпку, прошел на кухню. Ведь каждый сумасшедший считает себя абсолютно нормальным.
Лебедев поглядывал на молчавший телефон и думал, что, возможно, его уже подключили на прослушивание. Завтра будет звонить Иван. Юрий Петрович оделся и вышел на улицу, прошел мимо здания Верховного Суда, но сегодня привычного удовлетворения не почувствовал.
Боря Вакуров отпустил Лебедева метров на сто с лишним и медленно поехал следом.
Оказавшись на Калининском проспекте, Лебедев остановился в нерешительности, оглянулся и увидел медленно катящиеся «Жигули» с частным номером. «А ты думал, что они будут за тобой следить в машине с фонарем на крыше?»
Он стоял на углу Воровского и проспекта и смотрел на машину, в которой, кроме водителя, никого не было. «Может, чудится? Как выразился голубоглазый сыщик, я уже на воду дую?»
Из «Жигулей» вышел молодой парень, снял щетки, запер машину, свернул на проспект и скрылся за декоративной церквушкой.
А ну поглядим, решил Лебедев, повернулся и пошел обратно. Он шагал медленно, не оглядываясь, лишь открывая дверь своего дома, повернулся. Мимо на большой скорости пролетели те самые «Жигули», а на другой стороне улицы остановилось такси, из которого некоторое время никто не выходил, затем, пошатываясь, выбрались двое мужчин. Лебедев наблюдал за ними открыто, теперь уже таиться поздно. Ясно, «Жигули» по рации передали сигнал, прибыло такси с «пьяными».
«Боже мой, – рассуждал Лебедев, поднимаясь в квартиру. – Хоть бы что-нибудь новенькое придумали. Как засветятся, так обязательно прикинутся пьяными. Здоровые мужики, черт знает чем занимаются, а ведь каждый больше двухсот получает, плюс машина. И сколько таких машин и „пьяных“ запущено за моей скромной персоной? И это перестройка, так они учатся хозяйствовать по-новому!»
Боря остановился у автомата, позвонил начальству, доложил.
– А не слишком грубо? – поинтересовался Гуров.
– Не знаю, – сознался Боря. – Как уж получилось, старался поинтеллигентней.
– А он тебя в лицо видел?
– Нет, Лев Иванович, – ответил оперативник. – Я проверял, когда щетки снимал; глянул на него – на таком расстоянии лица точно не разглядеть.
– Прекрасно, мы завтра данный факт используем. А сейчас, коллега, дуй в таксопарк, помни, машина была радийная, пусть диспетчер ее хоть из-под земли достанет. Если повезет, следуй по маршруту, близко не подходи, только установочные данные.
– Понял, Лев Иванович!
– Я готовлю обед и жду. Действуй.
Иван – имя его было настоящее – из Внукова приехал в гостиницу, в которой его давно знали и любили. Впервые он поселился здесь лет двадцать назад и наезжал с тех пор регулярно по два-три раза в год, случалось, и чаще. Общительного и обаятельного Ивана Николаевича Лемешева в небольшой гостинице, расположенной в самом центре столицы, знали все, от уборщицы до директора. За десятилетия и уборщицы, и буфетчицы, и директора менялись, а «инженер по холодильным установкам» Лемешев приезжал регулярно, держался с обслуживающим персоналом дружески, но без панибратства, привозил недорогие подарки, чинил постоянно ломающиеся холодильники, оставлял чаевые, слыл человеком скромным, непьющим, при деньгах. А как можно быть без денег при такой профессии? Холодильники у нас не какие-нибудь финские или японские – отечественного производства, со Знаком качества. И за ними только глаз да глаз, как за ребенком-шалуном, требуется. Если не дрожит, подпрыгивая, так «описается», а назавтра либо перегорит, либо покроется таким слоем льда, что ломом не отшибешь.
Когда Иван определял свой официальный статус, то учел, что холодильники, как и телевизоры, в обозримом будущем жить спокойно не дадут и своего мастера хлебом всегда обеспечат.
И сегодня, когда Иван подошел к барьеру, который отделяет администратора гостиницы от обыкновенных людей, и протянул паспорт, он, встретившись взглядом с давнишней знакомой, уверенно сказал:
– Здравствуйте, на меня должна быть бронь министерства.
Администратор не улыбнулась, кивнула, ответила холодно, как и другим обреченно ожидавшим своей участи:
– Здравствуйте, – и зашелестела лежавшими на столе бумажками.
Действовал давно установленный порядок: при посторонних знакомство не афишировалось, все происходило согласно протоколу. «Бронь» нашлась, администратор вложила в паспорт карточку гостиницы, положила на барьер.
– Лемешев Иван Николаевич, пожалуйста, – она укоризненно взглянула на других соискателей. – Товарищи, вы словно дети, простых вещей не понимаете. Гостиница не частная лавочка, я здесь не хозяйка.
– У меня тоже должна быть бронь! – срывающимся тенором выкрикнул гражданин, одетый не по сезону в тяжелый овчинный полушубок. – Я по вызову, летел двое суток.
Иван взял направление на этаж и вошел в лифт, так и не услышав окончания одиссеи командированного. Номер оказался, как и положено, «люкс», из брони, которую любая гостиница всегда имеет на всякий пожарный случай. Вскоре, приняв душ, побрившись и надев свежую рубашку, Иван уже созванивался с приятелями и приятельницами, которые помогали ему в Москве приобретать дефицит, сувениры, необходимые для создания нормальной среды обитания. Работники гостиницы, начальство и рядовые сотрудники конторы по ремонту холодильных установок, где он расписывался за зарплату, женщина, с которой он в настоящее время жил, и множество других нужных людей требовали внимания и расходов. Он неукоснительно придерживался принципа: никто никого просто так не любит, не уважает и не боится, чувства человеческие управляемы и должны быть должным образом обеспечены, иначе захиреют, иссякнут.
Долгие годы Иван выполнял указания хозяев: припугни, выбей, убери, мечтал найти своего «золотого теленка». Нельзя же всю жизнь ходить по звенящей от напряжения проволоке, надо взять один раз и уйти в презираемый зажиревшими руководителями, работягами и просто дураками мещанский быт. И время поджимало, подпольный бизнес если и не уничтожили, то будут долго и методично добивать. Лебедев – кандидатура во всех отношениях подходящая. Осколок от разбитой корпорации, имеет деньги, одинок, его, Ивана, боится. Только и делов осталось, что найти место хранения кассы, остальное – дело техники. У старика один, но очень серьезный недостаток – он находится в поле зрения милиции и прокуратуры. Насколько им серьезно и активно занимаются, неизвестно, но, во-первых, без риска в таком деле обойтись невозможно, во-вторых, Иван убежден, что нельзя объять необъятное. «Власти до лебедевых доберутся, но сегодня их интересуют звери покрупнее. Старика знают, но отложили на потом, мол, никуда не денется. И тут вы ошибочку допускаете, начальнички, – рассуждал убийца, – не все золото, что блестит. Партийные руководители и министры, которые рвали и тащили, они крупнее и опаснее моего мухомора. Однако мне мой Юрашечка много дороже: у него ни виллы, ни яхты, ни заводов, ни автопарков, зато пусть и не конвертируемая, но валюта, денежные знаки и золото».
Иван позвонил Лебедеву, услышал его голос; так же, как и подполковник Гуров, положил трубку.
«Завтра, родименький, завтра мы начнем с тобой последнюю партию этого затянувшегося матча».