Беспредельщик

Глава 10

Алекс вновь целует в губы. Как и Толе, они ему очень нравятся: такие пухлые и пленительные, что, глядя на них, можно думать только об одном. Об оральном сексе. Шелковистый язык входит в мой рот, и я отвечаю. Словно поймав одну мелодию, мы подстраиваемся друг под друга, находим общий ритм… Я прислушиваюсь к себе: дыхание сбито, сердце колотится… но это не возбуждение. По спине скользят льдинки страха. На ощупь Алекс отстегивает от стойки наручники, но оставляет их на руке и как кандалы, они болтаются на моем левом запястье.

Пытаюсь опуститься на колени, но он не дает.

Держит за шею, продлевая поцелуй. Мои ладони скользят по груди вверх, я глажу мощную шею, ласкаю, успокаивая, словно бешеного зверя перед соитием. Постепенно с лица Беспредельщика уходят агрессия, жестокость, и остается чистый голод. Развязные поцелуи все настойчивей. Пальцы кольцом лежат на шее, пока он терзает то так, то этак мои губы, словно хочет распробовать их сочность. В машине, когда мы прощались под моими окнами, я разорвала поцелуй, испугавшись его энергии. Теперь я не скажу «нет», и он этим наслаждается.

Наигравшись, Алекс убирает руку с горла.

– Встань на колени, – шепчет он.

Ладонь ложится на затылок. Я смотрю вниз: под серыми джинсами видно, какой мощный у него стояк. На горле, где только что были стальные пальцы, отчаянно колотится пульс. Я робко расстегиваю его рубашку, задевая грудь наручниками. Губы горят после него… но мне этих поцелуев не хватило. Алекс мне нравился, но после того, как он убил человека, я его не хочу – я его боюсь.

– Давай, Ника, – шепчет он и давит на затылок.

Горло сдавливает от страха, но я опускаюсь на холодный пол. Оставляю неровную дорожку из поцелуев на животе, языком прикасаюсь к коже над расстегнутой пряжкой ремня, и смотрю вверх.

– Постарайся, как следует, – Беспредельщик за мной наблюдает.

Из-за пояса сзади он вытаскивает пистолет, чтобы не мешал, и держит в расслабленной руке.

Я киваю и опускаю глаза.

Алекс расстегнул ремень, но не ширинку – это моя проблема. Джинсы натянуты: под тканью осталось мало места. Я глажу сексуальную дорожку волос внизу живота, захватываю верхнюю пуговицу и пытаюсь расстегнуть заедающий замок. Случайно касаюсь распертого члена – на ощупь, как камень. От волнения у меня дрожат руки. Алекс так хочет меня, что даже на малейшее прикосновение реагирует стоном, и сам, рывком расстегивает ширинку.

– Давай, куколка… – стонет он.

Алекс – мой второй мужчина. Впервые в жизни я делаю это с кем-то, кроме бывшего. Крепко сжимаю член пальцами и нахожу его губами. Чтобы побороть смущение, бесстыже лижу и сразу же глубоко беру в рот. В гараже темно, на бетонном полу стоять холодно и больно. Меня трясет, но я делаю то, что он хотел: стараюсь изо всех сил. Алекс опирается на стену спиной и глубоко дышит, запрокинув голову. Разбитой кистью накрывает мой затылок. Ему так приятно, что он ловит меня за волосы растопыренными пальцами и подается бедрами вперед, сильнее раздвигая мне губы. Алекс не дает отодвинуться. Ему нужно глубже, нужно еще… Ритмичные движения во рту продолжаются, пока я не начинаю стонать. Я кладу руку ему на живот, ощущаю, как сокращаются мышцы. Наручники раскачиваются в такт и бьют по расстегнутой пряжке. Я понимаю, что Алекс был в нескольких секундах от оргазма, только когда он кончает… Ну что ж… Хотя бы быстро.

Ноги меня не держат, и я сажусь на пол, дрожащей рукой вытирая рот. Мне безумно стыдно смотреть вверх. Беспредельщик проходит мимо, к машине, и я радуюсь, что он дает мне время прийти в себя. Привыкнуть к моему новому мужчине… На языке солоно от слез и его семени, а по зареванному лицу тихо текут слезы.

Я бы все равно ему дала. Я понимаю, к чему все идет: от такой сделки не отказываются. От своего клана меня и дочь сможет защитить только Беспредельщик. Но мне безумно тяжело перестраиваться. Привыкать к другому мужчине – незнакомому и жуткому. В «мустанге» валяется игрушка Полинки, и я думаю о ней, чтобы успокоиться, но почему-то реву еще сильнее. Мне жалко себя и дочь. Только этих говнюков не жаль. Перестреляли бы друг друга, а не нас трогали…

– Ника, – Беспредельщик возвращается за мной, а я сижу и отворачиваюсь. – Ты плачешь?

У него изменился голос: стал спокойным, приобрел глубину. Агрессия ушла, как только он удовлетворил инстинкт. Подцепив за наручник, он поднимает меня на ноги и прижимает к себе.

– Все будет хорошо, – шепчет он, целуя в шею. – Тебя не тронут, когда я на тебе женюсь.

Я смотрю ему в грудь, пока мощные руки мнут талию. Неужели этот опасный мужчина правда возьмет меня в жены? Вспоминаю, как он угрожал мне оружием и стволом сминал губы…

– Я тебя не знаю, – шепчу я, хотя правильнее сказать «я тебя боюсь».

– Узнаешь, – обещает он. – Пора ехать.

Он усаживает меня в пассажирское кресло и вновь пристегивает к ручке. К алтарю я пойду в наручниках. Алекс выжимает тормоз и смотрит в зеркало, собираясь сдавать назад. Темнота позади залита красным светом стоп-сигналов. Звонит телефон, он злится, но берет трубку:

– Что тебе опять? Я уже еду, завтра вечером или ночью буду дома, скажи отцу… Не один, – он улыбается. – Привезу невесту.

С той стороны что-то вопят, Алекс смеется, швыряет трубку на приборную панель и выруливает на дорогу. Я подбираю с пола игрушечного зайца и кладу себе на колени. Мы выбираемся обратно на трассу, «мустанг» резво разгоняется. На спидометре сто тридцать-сто сорок, но в салоне скорость не ощущается. Машина уверенно держит дорогу. Лицо Беспредельщика становится флегматичным. Похоже, он ни о чем не думает.

Через несколько часов мы останавливаемся у придорожного кафе. В стороне, на обочине, чтобы в темноте не было видно, что пассажирка прикована.

– Что тебе взять?

Я качаю головой. У меня подавленное состояние и болит спина. Свободной рукой перебираю мех на ушах зайца и смотрю на пустынную ночную дорогу. Над горизонтом темное небо переливается беззвучными молниями, обещая грозу.

Беспредельщик возвращается с двумя стаканами кофе. Перегибается через меня, отстегивает наручники и полностью снимает с рук. Я растираю запястья.

– Латте. Угадал?

Я пожимаю плечами, но с благодарностью беру стакан. После холодного гаража я еще не отогрелась. Сладкий кофе обжигает саднящие губы. Свой стакан он приканчивает в несколько глотков и заводит машину. Торопится.

– Ехать долго, – с заднего сиденья он передает свой пиджак. – Поспи.

Я допиваю латте, опускаю спинку кресла и сворачиваюсь под огромным пиджаком. Монотонно гудит дорога. Разморенная теплом и движением, я засыпаю. Просыпаюсь от резкого торможения и выглядываю из-под пиджака. Светает – часов шесть утра. Мы рядом с придорожным отелем.

– Ника, – Беспредельщик кладет ладонь на плечо и наклоняется. – Ты спишь?

У него запали и покраснели от усталости глаза. Мы гнали всю ночь.

– Передохнем пару часов. Не наделай глупостей, – говорит он. – Если убежишь, никто вам не поможет, поняла?

– Не убегу.

– Умница.

Я критически осматриваю себя в зеркало, использую влажную салфетку. На запястьях красные полосы от наручников, но их не спрятать. Надеясь на лучшее, иду с ним в гостиницу. Он уже оформляет номер, а я понимаю, что Толя знает, что меня забрал Беспредельщик и мог подать в розыск… Но сонная девушка не обращает на меня внимания и дает ключи к номеру. Я вхожу первой, Беспредельщик закрывает за мной дверь.

– Иди в душ… Я сейчас.

Номер одноместный, но с кроватью для новобрачных. Я без интереса осматриваю красное покрывало, дешевые красные шторы и иду в душ, пока Беспредельщик заказывает завтрак в номер. Душевая совсем маленькая. Сам душ отделен прозрачной стенкой, я сажусь у раковины и смотрю на себя в зеркало. Над ним светильник, оно залито ярким светом. Он ужасно выставлен: подчеркивает усталые морщинки у глаз, измученный изгиб губ и потухший взгляд.

– Соберись, – шепчу я себе. – Возьми себя в руки.

Все хорошо, от этого не умирают. За тысячи лет и вооруженных конфликтов не я первая и не я последняя иду замуж по принуждению, продавая тело в обмен на жизнь. Лгу и не верю себе. Алекс скоро придет, а я не хочу раздеваться. Не хочу идти под душ и спать с ним в той постели тоже не хочу. Я устала, у меня болит спина, я умираю в тоске по дочери. При мысли, что снова придется через себя переступать, тошно и больно. Алекс может оказаться лучше бывшего. Ведь может же, правда?

Я поднимаюсь на дрожащие от усталости ноги, включаю холодную воду и сую под струю запястья. Шиплю сквозь зубы, когда вода бьет по ссадинам, зато боль отключается сразу.

– Почему не раздеваешься? – в голос вернулись сексуальные интонации.

Я оборачиваюсь через плечо. Дверь открыта, опираясь на косяк, Алекс холодно смотрит на меня. Опускаю взгляд обратно на руки. Я подставила запястья под воду, словно вновь предлагала сковать их: держала параллельно друг другу. Беспредельщик подходит со спины и убирает волосы вперед. Целует шею, обжигая дыханием. Руки ложатся на талию, скользят по животу и ребрам вверх, а затем накрывают грудь.

– Какая ты сладкая, – он шепчет, как пьяный. Расстегивает молнию на спине, спускает с плеч бретельки, жадно лаская шею, целует выпуклый позвонок и вдруг застывает. – Ника…

Я понимаю, почему он остановился. Не знаю, как буду объяснять. Не хочу. Выключаю воду и смотрю на запястья, покрытые капельками.

– Ника… Что за хрень? – выдыхает он, пальцы скользят между лопатками, прямо по шрамам, обводят ссадины. Это щекотно и приятно, несмотря на раздраженную кожу. – Ты ведь не в детстве это получила. Ты солгала.

Он разворачивает меня к себе лицом, пытается посмотреть в глаза.

– Ты вообще всегда врешь, да? – он берет мое лицо в ладони и заставляет смотреть на себя.

Впервые после допроса в гараже мы смотрим друг на друга так близко и прямо. От голода и страха кружится голова. В темноте следы от ожогов не бросались в глаза, но теперь багровую сетку на лице и шее я могу рассмотреть в деталях. Меня начинает разбирать истерика: он о том случае, когда я оговорила его? Он винит меня за то, во что превратилось его лицо?