Задолго до этого…
Теплый ветерок дул мне в лицо, когда я увидела маленькую фигурку, сидящую под гигантской секвойей.
Джейс Ковингтон.
Все дети играли во время перемены, и только он один, как всегда, сидел в одиночестве.
Я думала, так он избегал людей, поскольку был новеньким, хотя перевелся в нашу школу довольно давно, почти в конце пятого класса. Поэтому странно, что он здесь уже почти два месяца и до сих пор ни с кем не подружился.
Не то чтобы я его осуждала. Я всю жизнь живу в Роял-Мэнор и до сих пор до конца не адаптировалась. И не уверена, что вообще когда-либо адаптируюсь.
Мой психотерапевт сказала моему отцу, что я такая закрытая и нелюдимая, потому что у меня слишком рано умерла мама. По ее словам, из-за потери близкого человека мне трудно общаться с кем-либо.
Она не права. Я прекрасно общаюсь с другими.
Ну, до тех пор, пока не начинаю сильно сближаться с кем-то.
Ведь чем меньше ты чувствуешь к человеку, тем менее болезненно сможешь пережить его уход из твоей жизни.
Мне было немного не по себе, но я все же решила подойти к нему, уже начала приближаться, но вдруг остановилась.
Может быть, мне не стоило туда идти. Ему было вполне неплохо в компании лишь самого себя, что можно понять, ведь я сама люблю одиночество.
Мое сердце сжалось. Он выглядел таким грустным. Таким одиноким среди кучи детей на детской площадке.
Надо оставить его в покое.
Но я не могла.
Было нечто опасно-загадочное в Джейсе Ковингтоне.
Он как ежик, который выставил наружу свои иголки, словно предупреждая других не подходить слишком близко.
И большинство людей действительно обходили его стороной, боясь уколоться, но я все равно хотела подойти, потому что была таким же ежиком.
Мне было интересно, какой союз сможет выйти из двух одиноких, нелюдимых ежиков.
И вот, я зашагала к нему с высоко поднятой головой. Джейс еще не знал, но ему суждено было стать моим лучшим другом.
Моим единственным другом.
– Привет.
Я скрестила руки, ожидая ответного приветствия, но так его и не услышала.
– Я Дилан.
Тишина.
Значит, я вышла из своей зоны комфорта, подошла к нему, стояла перед ним, распинаясь, а он просто игнорировал меня.
Меня это взбесило, и я топнула ногой.
– Это очень грубо с твоей стороны.
По-прежнему никакой реакции.
Я злобно посмотрела на него.
– Окей, давай попробуем сначала. Привет, меня зовут…
– Я знаю, как тебя зовут.
Его темные задумчивые глаза устремились в мою сторону, и сквозь хмурую гримасу слегка пробивалось нечто, похожее на улыбку. Господи, пожалуйста, улыбнись, наконец, а то у меня уже коленки начали трястись.
На его лице читалась некая настороженность.
– Что тебе нужно, Дилан?
Я недоумевала, что же ему ответить.
– Ничего. Можно присесть? – произнесла я, показывая на место рядом с ним.
– Нет. – Он нахмурил лицо. – Уходи.
Подойти к нему все же было ошибкой.
Я уже собиралась вернуться в свое тихое укромное местечко у забора, когда он заговорил:
– Подожди. Я передумал.
Он передумал?
Я повернулась к нему лицом.
– Поздно. Может быть, я уже не хочу сидеть с таким грубияном, как ты.
И тут произошло это.
Его лицо, наконец, расплылось в улыбке, демонстрируя миру милейшие ямочки на щечках. Мое сердечко застучало как бешеное, словно готовое вырваться из груди.
Как такой милашка может быть таким жестоким? Это же абсолютный парадокс.
– Тебе сколько, шесть? Кто вообще говорит «грубиян»?
Я села рядом с ним. Я не позволю своему новому лучшему другу издеваться надо мной.
– Ну, я говорю. – И тут я засмотрелась на непонятную тестообразную штуку, лежащую у него в ланчбоксе. – Что это?
Как по щелчку, милейшая улыбка исчезла с его лица, а взгляд снова стал задумчивым.
Мы дружим всего несколько секунд, а я уже успела облажаться.
– Ты не обязан говорить мне.
– Это качори[1].
Он сказал это так тихо, что я еле-еле его услышала.
– А что это такое?
Он пожал плечами.
– Просто какая-то штука, которую раньше готовила мне моя мама.
Использование прошедшего времени в этом предложении, должно было показаться странным, но не для меня. Мне это было до жути знакомо. Однако я не хотела думать о худшем, пока не знала наверняка.
– Почему она перестала его готовить?
Этот вопрос словно повис в воздухе между нами, и я тут же пожалела о том, что задала его.
Я по себе знаю, как это раздражает, когда люди начинают спрашивать о моей маме. Как тяжело им объяснить, что ее больше нет, что она не вернется.
Это все равно что разодрать болячку, которая никогда не заживет.
– Извини, – прошептала я. Хотя извиняться бессмысленно. Извинения никак не смогут вернуть человека обратно. – Прости, что я извинилась. Моя мама… она умерла, когда мне было восемь.
Его глаза устремились на меня.
– Со временем становится легче?
У меня в горле будто застрял комок, на мгновение я перестала дышать. Это такой трудный вопрос, и я не знала, как на него ответить, чтобы не сделать ему еще больнее.
Возможно, мне нужно было сказать ему то же самое, что мне сказал отец. Что моя мама – ангел на небесах и что она всегда будет рядом со мной, несмотря ни на что.
Но тогда я бы соврала, потому что ее нет рядом со мной.
И никогда не будет… ее больше никогда не будет рядом.
– Нет.
Он кивнул, и прежде чем я успела что-то сказать, он выбросил свой качори на землю и потоптался по нему.
– Я не понимаю, как вчера она еще была здесь, со мной, а сегодня ее уже нет. – И он снова начал топтаться по земле, превращая оставшееся от качори месиво в крошки. – Почему Бог сначала дает нам близких людей, а потом забирает их?
Я хотела бы знать ответ, но, к сожалению, не знала. Поэтому единственное, что я могла сделать, – пережить это вместе с ним. Его боль – моя боль. И даже если я не могу ему помочь, то пусть он хотя бы знает, что не одинок.
У него есть друг… нравится это ему или нет.
– Мой отец… плачет по ночам.
Я кивнула в ответ. Мой отец тоже плакал по ночам. – Он думает, я не слышу, как он плачет, но это не так. – Он замолчал и посмотрел на меня. – Как мы должны это пережить, если даже у него не получается? Не дожидаясь ответа, он вскрикнул и начал топать по земле еще сильнее. Я последовала его примеру.
Через мгновение от качори уже почти ничего не осталось.
– Тебе нравятся видеоигры? – резко спросил он.
Я пожала плечами.
– Вроде бы да.
– У меня есть приставка. Обычно я играю со своими братьями Лиамом и Коулом… но, думаю, ты можешь поиграть с нами… как-нибудь.
Я хотела принять его неожиданное предложение, но прежде мне нужно было узнать кое-что важное.
– Какая музыка тебе нравится?
Музыка для меня своего рода терапия. Если Джейс слушает какую-то ерунду, то наша дружба долго не протянет.
– Рэп.
Я расстроилась. Я могу слушать только нескольких исполнителей, а большинства великих музыкантов этого направления и вовсе уже нет в живых.
– А рок?
Он немного задумался, а затем сказал:
– Бывает, иногда слушаю.
Иногда? Я сморщилась. Все-таки хорошо, что мы теперь друзья, я направлю его на верный путь и научу слушать хорошую музыку.
Я потянулась к его руке и крепко сжала ее.
– Не беспокойся, Джейс. Все будет хорошо, я рядом. Я помогу тебе.