Без единого выстрела [сборник]

​ Содержание

Станислав Лабунский, Кирилл ЕСЬКОВ, Анастасия УСАЧЁВА:

Станислав ЛАБУНСКИЙ: Нити норн

Павел ТОРУБАРОВ: Судьба

Олег/Lego_m/ МИРОНОВ: Рассвет над Бозумом, Сталкер на все времена

Никита/Шут/МИЩЕНКО: Рассказы

Яна/Spirit/САУШИНА: Второе дыхание, Сириус

Татьяна/Catmeat/КЕТЛЕР-МЯСНИЦКАЯ: Хозяйка

Эдуард/Stedman/ СТИГАНЦОВ: Сталкер, Сектант

Владислав/РыжийШухер/МАЛЫШЕВ: Последняя встреча, миниатюры

Сергей ДОЛГОВ: Побег на двоих, Принявший Зону

Роман/Москвитянин/ДЕМЕНТЬЕВ: Хроники Зоны или Похождения Бродяги

Над сборником работали:

Организатор проекта: Станислав Лабунский

Вычитка и редактирование ошибок: Яна/Spirit/САУШИНА

Дизайн: Rainbow crit

Художник: Яна/Spirit/САУШИНА

Верстка текста: Владислав/РыжийШухер/МАЛЫШЕВ

Конвертация в форматы: Владислав/РыжийШухер/МАЛЫШЕВ

Станислав ЛАБУНСКИЙ, Кирилл ЕСЬКОВ, Анастасия УСАЧЁВА Без единого выстрела

Я сидел на берегу озера и глядел на мелкую рябь. Надо было идти дрова колоть, но и сеть без присмотра оставить нельзя. У нас с весны неприятности начались, и не видно им было конца–краю. С первой травой пришли в брошенную Покровку бродяги городские, и житья в нашем тихом уголке совсем от них не стало. Сначала их было с пяток, а сейчас уже человек тридцать. Тащат все, что плохо лежит, и что хорошо тоже. Все сараи на дрова разобрали, гадят где попало, всю деревню в помойку превратили. На вершине холма тень мелькнула. Мой единственный сосед Сеня Алкоголик бежит. У него тоже здесь бабка с дедом жили. Только он постарше меня будет, в город уже уезжал и обратно с больной печенью вернулся. Пока жив, травками спасается. В магазин он не ходит, мне список дает. Боится, что водочку

увидит — сорвется. Мне не трудно ему масло с солью купить, с тех пор как моя бабуля год назад представилась, мы с ним здесь одни остались. До асфальта восемь километров, школу я в начале лета закончил, и пойду к дороге только осенью. В Кривск поеду, в военкомат. Узнаю, нужен я Родине или можно в эстонской армии восемь месяцев отслужить. У нас, в приграничье, многие так делают.

А если экзамен по языку сдашь, могут и гражданство дать.

— Тэре, — говорю, — Сенечка, чего всполошился?

Это я с ним на эстонском языке поздоровался, для тренировки. Польский тоже немного знаю. Граница.

— Гопники из Покровки на МТС перешли, — он мне отвечает.

Вот мы с ним и приплыли. Огороды они нам потопчут, дрова разворуют и окна побьют. Управы на них нет. Для милиции это уже приграничная полоса, а для доблестных чекистов мы с Алкоголиком хуже язвы прободной. Нам здесь каждый куст знаком, неужели мы в Прибалтику не сходим? Да запросто! Поэтому не любят они нас, и защищать не будут. Поймают на границе — посадят.

— Валить их надо, как ту банду зимой, — Сенечка предлагает.

Повадились тут трое пустые дома и брошенные церкви выносить дочиста. Сейчас они в трясине с машиной лежат.

— Зарежем пятерых, остальные нас в землю втопчут, — возражаю здраво.

— Это так, только тут надо технически подойти, — улыбается мне Сенечка. — Мы, Жека, их потравим. Помнишь, одного ферзя в Лондоне полонием накормили? Вот и мы их так же. Подкинем им в подвал радиоактивных отходов, кто не сдохнет, тот навсегда по больничкам скитаться будет. Это наша земля, и пяди мы врагу не отдадим.

Родина наша загажена основательно. Мурманские лодки подводные мы сразу исключили. Там полярным днем в тундре замерзать желания не было. На Урал, к отстойнику завода «Маяк» просто далеко. А до Чернобыля на попутной машине на юг сутки–двое. Значит, мне туда дорога и лежит.

Завтра с утра на заправку и двинем. Прокачусь в честь окончания школы автостопом. Вечером мы с Сеней приступили к сборам. Оружия в доме были полные подвалы, через нас части из Прибалтики уходили, и чего только по обочинам дорог за собой не оставляли. Плюс со старой войны стволы остались, что наши, что немецкие. Однако, автомат через границу не потащишь, а от пистолета толку мало. Он для трех вещей предназначен. Безответному бойцу в морду им дать перед атакой, в салуне по пьяной лавочке пальбу устроить, и перед девчонками на танцах порисоваться, гляди, чего у меня есть. Можно еще человека на колени поставить и в затылок пальнуть. И даже не одного. Есть по нашим лесам ямки хитрые с костями человеческими. Пацаны в Камбодже мотыгами управлялись ничуть не хуже. Народу

убили немало и патроны сберегли.

Решил я в дорогу налегке идти. Куртка камуфляжная, штаны такие же, сапоги офицерские, в правый за голенище — нож армейский типа «финка», в левый — нагайка легла, там ей и место. Четыре метательных ножа на поясе, в руках посох дорожный. Пять тысяч лет люди по Европе ходят, и в руках у них палки. Моя была достойна восхищения. Продукт российской «нападалки». Многие говорят — «оборонки», это им думать лениво. Оборонялись мы за двести лет ровно два раза, от Наполеона и Гитлера. А все остальное время как–то нападали. Египет и Сирия, Эфиопия и Вьетнам, Ангола и Никарагуа, Конго и Корея, Венгрия и Чехословакия. Это навскидку. Чего забыл, извините.

Палочка моя просто волшебная. Сделана она из композитных материалов, в огне не горит, в воде не тонет. Легким движением руки превращается посох в трехметровый шест. На одном конце штык трехгранный спрятан, из второго нить пятиметровая выбрасывается с крючком стальным. Полезная штука на болотах, может жизнь спасти. Провалишься хоть по плечи, зацепишься за ближайший куст и выбирайся на сухое место из трясины. А в сложенном виде всего полтора метра и никаких вопросов не вызывает.

Фляжка армейская на ремне, ягоды и травы сушеные по карманам рассованы, сало и сухари в рюкзаке. Жека Болотник из Кольцова к походу готов. Утром до зари встали, к заправке пошли. Ворожил нам с Сенечкой дедушка леший, сразу знакомого водителя встретили. Мы его в прошлом году два раза из снежных заносов выкапывали. Он по окрестностям пробежался, в гостиницу заглянул и в столовую, бежит, руками машет.

— Нашел я вам машину. Эстонцы своим землякам творог со сливками везут, прямо в военный городок Чернобыль‑4. Через полчаса выезжают, пошли скорей!

Обнялся я с Сеней Алкоголиком, слов тратить не стали, и так все понятно — мне удачи, ему — терпенья. Ждать — тоже работа. Эстонцы на меня посмотрели мельком, и то верно, я ведь не девка голая, чего пялиться? Залез в спальник, рюкзак под голову, и затих. А проснулся уже в Украине. Шли без остановок, груз нежный, дядькам прибалтийским его сдать не терпелось.

— Мы в городке на транспортной площадке каждый четверг с десяти до двух, — мне один говорит. — Водители добро помнят, и долги отдают. Раз ты нашим товарищам помогал, можешь на поддержку рассчитывать.

А тут опять заставы замелькали, патрули и блокпосты, и понятно стало, приехали. Пропуск на машине был серьезный, поставки армейские, к нам не цеплялись. Через час я на щебенку перед КПП спрыгнул и в кусты ушел. Веточки качнулись, то ли плечом зацепил, то ли ветер колыхнул. И опять нет никого.

Если не знаешь, чего делать, не делай ничего. Переделывать не придется. Слился я с местностью, дождик мелкий меня мочит, по грунтовой дороге джипы тентом затянутые три раза проехали, откуда–то слева ветер речь казенную обрывками доносил. Мы, типа, не зону от вас охраняем, а вас от зоны. От трудностей и опасностей. Выходите из леса с поднятыми руками, иначе заложники будут расстреляны. Это раньше было и не здесь. Это маршал Тухачевский под Тамбовом орден зарабатывал в боях с крестьянами. Да, один черт.

Начальство в стране меняется изредка, а порядки — нет. Меня зовут последний поворот. Меня узнайте сами по вкусу водки и сырой земли и хлеба со слезами.

А вот и гости пожаловали. Один штук. Шучу я. Смех — он жизнь продлевает. А человечек не прост. К ограждению подкатился, заранее запасенными рогатками нижнюю проволоку поднял и под нее нырнул. Я ползком за ним следом, дядя местный, расписание патрулей должен знать. Тут дымком табачным повеяло. Еще один дурачок, думаю. На каждой пачке им пишут — не кури, вредно это, а они все не верят. Ты сходи в тубдиспансер или в областную онкологию — посмотри на больных людишек и себя на их месте представь. А потом выйди на крылечко и закури.

Мой невольный проводник к курильщику подошел. Тот на поваленном дереве сидел в черной куртке. И ясно мне стало, что я уже в Зоне. Метрах в десяти труп валялся, и никому до этого дела не было. Лежит — ну и пусть. Дальше в тумане, под мелким дождем, полусфера пузырилась. Вот к ней мне не хотелось приближаться категорически, храни меня дедушка леший.

— Вот тебе, Клещ, контейнер фарфоровый, — сказал негромко гость и рюкзак протянул. — Наберешь его полный «холодца», тут тебе и вид на жительство и квартирка в Европе и счет в банке немалый.

— Ты меня, Бизон, совсем за идиота держишь, — вяло возмутился собеседник сидящий на дереве. — Исследования запрещены полностью, как представляющие опасность для всего человечества. Это сразу гражданство, вилла на берегу теплого моря и счет очень большой.

— Принеси хабар, поторгуемся, — усмехнулся пришелец. — Вот тебе аванс и патроны.

Он положил на землю пакет.

— Тебя три страны ищут, и вовсе не для того, чтобы ордена вручить, — напомнил он Клещу. — Жду неделю в «Пьяной плоти». Время пошло.

И ушел обратно. А я здесь остался.

Курильщик стал деньги из пакета в карманы разгрузочного жилета раскладывать, когда из зарослей зверюга выпрыгнула. Хруст раздался и сразу удар. Клещ весь изогнулся и на землю уже мертвый упал и по частям. Кишки отдельно. Кабан этот жуткий тело за ногу ухватил и потащил в кусты. Дедушка мой леший, куда меня занесло? Нож мой тут не поможет явно. И штык в посохе тоже. Я считал, что после того как на танцах видел кривоногую Маринку в сиреневых колготках, меня уже ничего не напугает. Так вот, я ошибался. Сгреб с дерева разгрузку, пакет, подхватил из–за ствола поваленного рюкзак и шажками короткими от рыка и чавканья стал в сторону уходить. Пот по мне вместе с каплями дождевыми ручейком бежит, с севера гул доносится и в небе молнии сверкают. С прибытием тебя, Жека! Ты сюда сам пришел!

Минут за двадцать я до асфальтовой дороги добрался. Сбоку от нее вагончик брошенный стоял и плиты лежали. Ну и труп иссохший. К такой детали местных пейзажей я быстро привык. Бывал я в Петербурге на экскурсии, там, на Пискаревском кладбище полмиллиона покойников лежит, чего — горожане каждый день о них думают? Это вряд ли. Ну и я не стал. Спрятался от дождя в вагон и стал добычу рассматривать. А денег там оказалось полста тысяч европейскими деньгами. И сразу мне стало счастье. И патроны в пачках под «Парабеллум».

В рюкзаке, кроме контейнера, всякого добра навалом было. Консервы, бинты и шприцы одноразовые. Сижу я в уголке за ящиком, грызу шоколад трофейный и думаю, что на комнату в коммунальной квартире питерской мне случайно денег перепало. Или на квартирку в Нарве. Положил все пачки банковские в контейнер, пальцы облизал, обертку в карман убрал и опять на дождичек вылез.

Через перила моста еще один страх божий на дорогу вымахнул. Шкура клочьями, вместо глаз бельма, на ходу его мотает во все стороны. Я его одним ударом нагайки уложил. Только щелчок раздался, уродец даже не взвизгнул. Пал и лапками задергал. Нечего было тут прыгать. С северо–востока дымком пахнуло от костра. Плеть убирать не стал и на запах пошел. Кто–то что–то жарил.

Вскоре я домики увидел. Сбоку тракторная тележка стояла, у нас бы ее уже лет пять назад в металлолом бы сдали, а тут никому не нужна. Конечно, мы с Сенечкой за два года на грибах и ягодах с трудом пять тысяч накопили, а здесь я в первый день в десять раз больше сразу на дороге нашел. Кто тут будет утилем заниматься?

Мои мысли шум прервал. Там у костра кого–то крепко били.

— Пни его по почкам. Тогда он точно голос подаст!

Такие забавы я знаю. Скучно старшим пацанам, поймают мальца и начинают его лупить. Принимал участие — отрывались на мне по полной программе. Из той пятерки двое от самогонки сдохли, один замерз и один сидит. Пятого я после армии найду и с ним поиграю. Кто старое помянет — тому глаз вон. А кто забудет — тому оба долой. Так нас учит дедушка леший.

— Ладно, шашлык готов, не будем Клеща ждать, садимся. Отведите солдатика подальше, да и пристрелите его. Пошевеливайтесь!

Круто тут у них поставлено. В воротах тени мелькнули и во двор пошли. За углом направо повернули. Ну, что, Жека, делать будешь? И побежал я вдоль покосившегося заборчика в ту же сторону.

Здание длинное было и давно заброшенное. Вместо крыши одни стропила торчали, как кости в скелете ящера. Спрятался я за крайним кирпичным столбиком и стал троицу поджидать. Их хорошо было слышно, матерки и сопение. А солдатик пленный все время кашлял. Ближе, совсем рядом, все — вижу их.

Один солдата пинками вперед гонит, второй автоматчик в двух шагах позади идет. Есть у меня такой удар. Пошла плеть вперед, а я ее кистью закручиваю. Заднему прямо в лоб попал. У него вместо лица сразу маска кровавая нарисовалась. Локтем вправо дергаю, и гаечка конвойному между лопаток на излете входит. Открывает он рот, мне размахиваться некогда и вбиваю я ему в глотку кнутовище. А левой рукой нож из сапога выдергиваю и под ухо в шею. Жизнь у тебя была поганой, но недолгой. Падай, ты убит. Сразу же веревку на солдате перерезаю.

— Быстро у покойничков все ценное выгреб, и убегаем, — делаю ему предложение.

Он только этого и ждал. Быстренько у мертвецов карманы вывернул и сидит, лепечет.

— Ну, хоть бы один чинарик найти, совсем ничего нет! Эй, а у тебя закурить не найдется?

Я с трудом сообразил, что он ко мне обращается.

— Болт, завернутый в газетку, тебе заменит сигаретку, — грубо отвечаю. — Все забрал? Пошли.

Не хватало еще в этом сумраке ногу подвернуть. Тогда можно сразу вены вскрывать, чтоб не мучиться понапрасну. И пошлепали мы в неизвестность шаг за шагом, а прямо на проселке пузырилась еще одна штука странная. Мы ее обошли вдоль забора и уткнулись в черный провал. Туннель под холм уходил. Солдат мне автомат протянул, а я нагайку в сапог убрал и в обе руки свой посох дорожный взял.

— В меня не попади, Аника–воин, — говорю. — И сам под руку не лезь, а то зашибу.

Ох, и натерпелся же я страху в этом подземелье! Дождя не было, так майка от пота мокрой насквозь стала, хоть снимай и выжимай. Ветер воет, гул с севера идет, страшилки местные вслед взвизгивают, каждая железка под ноги лезет, и солдатик за спиной причитает.

— Нет, ну хоть бы один чинарик!

И только выбрались мы на асфальт, справа опять визг жуткий.

— Мутанты между собой сцепились, — солдат сразу вывод сделал. — Людей здесь немного, а кушать хочется всегда. Вот они друг друга и едят.

— Пошли, взглянем, — предлагаю.

— Патронов мало, магазин неполный, — солдатик поскучнел лицом. — Набежит стая собак, не отмашемся.

— Собак я плетью покрошу, — отвечаю. — Вот если кабан, тогда да, придется убегать.

Из зарослей уже хрипы неслись предсмертные и хлюпанье с урчанием, и мы перешли на быстрый шаг. Не понравились мне эти звуки, догадался я, что не отбиться здесь простой дубинкой. Щелкнул левым кольцом стопора, и превратился мой посох в копье два метра двадцать пять сантиметров, и штык на конце еще тридцать сантиметров стали. Подходи, кто не робкий, налетай, подешевело!

Подскочили мы вовремя. Там горилла волосатая уже собачку загрызала. Вцепилась псу в глотку и кровь пила. Во мне весу с одеждой и снаряжением килограмм под восемьдесят будет, да еще и в прыжке с места мощь есть, всадил я сосуну штык в затылок. А он как повернется, и меня на двухметровом древке от земли оторвало и по воздуху мотнуло. Только пальцы я все равно не разжал. Не для того я тридцать раз подтягиваюсь, чтоб на девчонок впечатление производить, хотя это тоже важно, а для того, чтобы сила в руках была в нужный момент. Вот он и настал. Заревела тварь и на землю рухнула. Я копье сложил обратно и на спутника своего глянул.

— Ну, этого обыскивать не надо. У него точно чинарика нет, — сказал он печально.

Ростом он с меня, волос нет, стрижка под «ноль армейский» и глаза серые. Шрам над левой бровью. С чувством юмора солдатик, подумал я.

— Жека, — сказал я и руку ему протянул.

— Чинарик, — он мне ответил.

Ну, вот и познакомились.

— Меня Андреем зовут, только я больше к прозвищу привык, — сообщил мне солдат. — Пошел за куревом к торговцу в поселок, и прямо у остановки меня скрутили.

Подставился боец по полной программе. Попал ногами в кипящий жир.

— Что делать будешь? — спрашиваю ненавязчиво.

— Для начала попробую до утра дожить, а потом до блокпоста под мостом добраться. Ох, и влетит же мне за потерю оружия! И все зря, табачком так и не разжился!

Начал он суетиться не по делу. Автоматный ствол в ухо псу засунул и зажмурился.

— Кто говорил, что патронов мало? — остановил я его. — Да и внимание ненужное выстрел привлечет. Давай лучше его перевяжем. Пока он живой — его запах будет всякую мелочь отпугивать. Нам ночевать тут безопасней будет.

— Тут!? — солдат Андрейка рот открыл.

— А какая разница, где утра ждать? Давай, дрова собирай для костра.

Пока он по кустам лазил, я пса всего забинтовал. Три пакета на него ушло. Почти маленькая лошадь, клянусь, только с зубами. И есть так хочется, словно неделю голодал. В животе у обоих урчит, непонятно у кого громче. Не стал я Чинарика дожидаться, открыл две банки тушенки, половину сам съел, полторы в пасть пса запихнул. Он их слизнул мгновенно и на меня смотрит.

— Извини, — говорю, — не понимаю. Спи, во сне к тебе придет дедушка леший, и утром ты проснешься совсем здоровым.

Пес на меня смотрит и в глазах вопрос. А нельзя ли дедушку лешего съесть? От этого пользы для здоровья больше будет. Я ему раны обколол и пошел костром заниматься. Поели мы с Андреем, банку напитка прикончили одну на двоих и на боковую. А стеречь нас пес остался.

Буду его Чапой звать.

Под утро меня визг разбудил. Наш Чапа за ночь отлежался и добрался до волосатого монстра. Одну лапу он объел тихо, а вторую решил оторвать и костью хрустнул. Тут Чинарик проснулся и заверещал.

Он криком заходится, Чапа быстро, прямо с костью лапу грызет, пока не отобрали, я на них гляжу и тихо веселюсь.

— Это твоя добыча, — говорю собачке, — не торопись, а то подавишься.

И почесал его за ушами. Он отвлекся на секунду и меня лизнул. Ну, вот и подружились. И Андрей затих.

— Ты, — говорю Чапе, — тут подкрепляйся понемногу, а мы пойдем для этого неразумного существа табак добывать. Устроим засаду на дороге, все равно, кто–нибудь да пройдет.

Был бы у Чинарика хвост, завилял бы он им от радости.

Вернулись мы с ним на асфальт разбитый. Час лежали под кустом, ничего не происходило. Андрей опять спать нацелился, будто ночью не отдыхал. Точно, солдат спит — служба идет.

Тут у меня в голове щеточка мягкая затылок погладила. Нос сотни запахов ощутил: масло оружейное, брезент промокший и кровь свежую. По дороге человек шел, раненый, но все равно опасный. Не добыча. Не стоит нападать. Я и не собирался, мелькнула мысль, и Чапа убрался из моего мозга. И стал я чуять все как обычно. Нет, ну дедушка леший, еще каждый пес будет меня учить осторожности! Куда, на фиг, катится мир!

— Приготовились, — говорю, — сейчас из тумана гость выйдет.

Солдатик мой глаза вытаращил, да поздно уже было вопросы задавать. Тень мелькнула на обочине и в человека превратилась.

— Эй, закурить не найдется?! — заорал во всю глотку гадский Чинарик.

Говорили мне пацаны, что вреден не только табак, но и разговоры о нем. Я это и сам знал. Если тебя в чужом поселке спрашивают прикурить — через секунду драка будет. Но из автомата меня в первый раз целились за такой невинный подход.

— Нет, если жалко или самому мало, ты так и скажи, чего сразу стволом махать, — говорю ему спокойно. — Тем более мы не даром просим. Можем на бинты сменять. Тебе, подранку, точно пригодятся.

— Откуда про рану знаешь? — он в ответ спрашивает.

— Чую кровь свежую и табак тоже. Во фляжке настойка на полыни.

— Точно, абсент! — тут он сел, где стоял. — Раскладывайте, что на обмен есть. Торговать будем.

У нас кучка неожиданно большой получилась. Я в сумерках и суматохе и не смотрел, что там Андрюха у бандитов накроил по мелочам. А тут гора железа нарисовалась. Два пистолета, автомат и обрез. Бинтов выложили упаковку в пленке, две аптечки. Я все патроны на куртку высыпал, наследство Клеща покойничка. Тут у прохожего–перехожего взгляд изменился.

— Разбойнички на АПК на меня кинулись, непонятно почему. Одного я точно уложил. А вы что о них знаете?

— Клещ к ним не вернется и двоих мы вчера убили, — сообщил ему я.

Пусть знает раз интересно.

— Надо бы у них мой автомат забрать, он у меня в военный билет вписан. Проблемы будут, — вздохнул Чинарик.

— Их там, на АПК, не больше пяти осталось, — прикинул наш новый знакомый. — Это банда на поставках лечебных артефактов специализируется. Есть в домиках тайник хитрый, ох, хочу в нем пошарить! — закатил он мечтательно глаза. — Для одного все равно много, а втроем мы их легко раскатаем. Давайте, парни, убавим количество бандитов в Зоне. Все поделим по–честному.

— Лучше поровну, — усмехнулся я.

— И табачком разживемся! — кто о чем, а Чинарик об зелье своем,

Дяде лет тридцать было, на мой взгляд, хотя городская жизнь нервная, людей не по годам старит. Жилист он был и вынослив, с дыркой в боку держался уверенно, совсем незаметно, что ранили недавно.

— Выбирай, что хочешь за сигареты, пусть Чинарик закурит, а то с ума сойдет, — я предлагаю.

— Меня Кость зовут люди, из «Одиночек» буду, — партнер предполагаемый сообщил.

Достал из рюкзака блок в упаковке, на куртку положил, рядом цилиндр примостил.

— Тут пять контейнеров под артефакты и «Примы» двадцать пачек, мне за это бинты, две упаковки патронов и аптечку, — предложил он.

Скромно, видать честный человек, что по нынешним временам редкость, я подумал.

— Патроны все забирай, нам без надобности, и железо тоже, — говорю. — Закуривай, Чинарик, весь уже извелся!

Тот на упаковку кинулся, как тигр на ягненка. Только обертка во все стороны полетела, и вот уже дым повалил. На роже солдатской счастье невыразимое и ничто у него этот миг не отнимет. Глядя на него, и Кость закурил.

— Банду прикончить — дело полезное, только у нас тут еще дела есть. Чапе надо мяса добыть, он обезьяну к вечеру доест, и мне изотопами радиоактивными разжиться нужно. А потом и обратно можно идти, за автоматом Андрейкиным и тайником, — говорю.

— А Чапа это у нас кто? — Кость интересуется, затягиваясь.

Тут наша собачка, почувствовав к себе интерес, из кустов и вышла. Не торопясь.

Первый раз я видел, как бычок от сигареты проглатывают. Сидят они друг напротив друга и не шевелятся.

— Дай ему чего–нибудь за ради знакомства, — предлагаю.

Кость как сидел с пачкой «Примы» в руках так ее песику и протянул. Тот недолго думая, ее с ладони слизнул и зачавкал довольно.

— Ну, вот и подружились. Кость — это Чапа, собачка наша. Чапа — Кость с нами будет. Иди сюда, бинты снимать будем.

Пес сразу ко мне направился. Повязку снимаю, когда сильно дергаю, рычит Чапа, но терпит. Понимает, для пользы дела, не просто так.

— Ходят слухи, что в подвале центрального корпуса Темной Долины в раздевалке есть склад большой. Там могут и ампулы со стронцием или калифорнием заваляться. Их после первого взрыва где только не прятали. Только крыс там тьма, опасно.

Чапа язык вывалил довольно. Где там ваши крысы? Сейчас всех съедим!

— Пошли, — говорю, — нам славянам все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с ног наповал валило.

Чинарик, гадский отморозок, уже третью сигаретку прикуривает одну за другой. Докуривает до самых губ. Как нос не обжег, не понимаю. И двинули мы всей нашей командой вслед за Костью, Где там наши ампулы радиоактивные?

Охота у нас не задалась. Чапа двух крысок чисто взял, а третья заверещала. И рванули они во все стороны. Собачка наша трофеи мигом проглотила, и полезли мы в подвал. Я дверь обломками бетона заклинил. Как представишь, что тварь какая–нибудь за тобой ее захлопнет, сразу настроение падает. А в глубине звуки страшные раздаются. Нет, у нас на болоте гораздо лучше.

На входе в подвал, сразу за углом, труп лежит. Высох весь, сморщился. Кость у него

записную книжку электронную вытащил.

— Далеко тебя жадность затащила, Ледоруб. Лучше бы ты наркотиками за периметром торговал, жил бы дольше, — произнес он надгробное слово.

Стоит могила, незнамо чья, но очень мило, что не моя. Философия народная, слова Игоря Иртеньева. В этот момент я первый раз с артефактом почти столкнулся. В нас какая–то гнида подвальная его метнула. Кость нас с Чинариком подсечкой на пол сбил, звон раздался, словно от колокольчика, а Чапа голос подал.

— Рррр! — сказала наша собачка.

Типа — догоню, убью.

— Контейнер доставай, — раненый наш говорит, — надо «Кристалл» прибрать. Вещь редкая, цены немалой.

Смотрю я в угол, а там кусочек пламени в хрустале навечно пойманный лежит. Всеми

цветами радуги переливается. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Я уже знаю. С голоду помирать буду, но свой артефактик на деньги не разменяю.

Прибрал я красавчика в стакан, крышку завинтил и в рюкзак. Чапа в пролет лестничный порыкивает, хозяев неласковых пугает. А у них уже бочка в воздухе висит, прицеливаются, как ее в нас ловчее кинуть. Чинарик ящик деревянный на щиты разобрал.

— Закрываться будем, — объясняет.

А то мы не поняли. Типа тупые. Взяли мы нашу незамысловатую защиту и двинули по ступенькам вниз. Спартанцы нас увидев, от смеху бы умерли. Чапа, завывая, по коридору пронесся, по нему бочкой и ящиком пытались попасть, да промахнулись. Дерево сухое в мелкую щепку рассыпалось, а бочки мы быстро за дверь выкинули. А пока хозяева новые каверзы обдумывали, мы кинулись их закрома обчищать. Словно революционные матросы в Зимнем дворце. Набили рюкзаки уколами от радиации и аптечками, на патроны даже смотреть не стали.

— Тяжесть неимоверная, а стоят копейки, — прокомментировал Кость, сталкер опытный.

Все артефакты из–под ног собрали. Штук восемь получилось. У нас все контейнеры уже полные, я просто так с Чапой гуляю, свернул за угол, а там полный бассейн в углу зеленой жижи. Сразу смертью пахнуло, и песик уши прижал.

— Кость! — кричу, — подойди не торопясь, совет нужен.

Они через минуту заявились, не запылились.

— На тебя капля не попала? — сталкер озаботился. — Этот «холодец» такая зараза противная. Кстати, мы под завязку нагрузились. Вот тебе твои ампулы с полонием и изотопом кобальта. Сам тащи. Можем уходить.

Я принесенные коробки взял, и головой киваю, идите мол, сложусь — догоню. Парни за угол, а у меня в руках уже контейнер фарфоровый. Деньги из него в карман внутренний сложил, колбу на край бассейна поставил и стаканом на длинной ручке студень этот зачерпнул. Хлюпнула масса разок, стакан в колбу уже ушел, на ходу крышку завинчиваю и вслед за ребятками бегом. Мы с Чапой уже в дверях были, когда в бассейне жижа плеснула. Чуть не до потолка фонтан поднялся. Задержись на секундочку — лежали бы там еще два молодых красивых трупа.

— Вы там что, вздремнуть решили? — сверху Чинарик орет.

— Нет, — отвечаю, — просто штаны у Чапы подтягивали.

И рванули к нашим со всех ног и лап. Выбрались мы за ворота без приключений.

— Давненько у меня не было такой удачной ходки, сходили — как в кладовку заглянули, — подвел итог Кость. — У нас товара тысяч на триста. По сотенке на брата. Может, не будем за автоматом к бандитам заходить? Сразу к ограждению и махнем на волю. Товар сдадим, деньги поделим и заживем счастливо. А ствол новый купим солдату. За пару красивых бумажек ему номер перепишут в документе, и все дела.

У нас возражений не было, чего в драку попусту лезть. Прошли тоннель и сразу к периметру направились. Нам обратно не возвращаться, скрытность не нужна, вырезали в «егозе» проход в полный рост, пусть саперы армейские пайку отрабатывают, дыру заплетают. Дорогу перескочили, и в городок направились, в Чернобыль. Прямо в «Пьяную плоть».

Квартала мы не дошли, как меня вбок повело. Небо в глазах перекосилось, и ноги не идут. Чапа в десяти шагах позади лежит, язык вывалил, умираем на пару. Кость с матюгами ремень с контейнерами на пса цепляет.

— Два оставь, — шепчу, — «Кристалл» и тот, который здоровье восстанавливает.

Минут через десять отпустило нас. Встали, еще водит по сторонам, но на ногах уже стоим.

— Ты что молчал до последнего? — кручу Чапе ухо.

Понимает, что за дело, терпит, пес адский. И жрать хочется, будто неделю голодал. Себе сала отрезал, грызу с сухарем, все остальное собачке в пасть сунул. Кушай, не подавись.

— Ломка у собачки, — Кость говорит, — первый раз за забор вышла. Добро пожаловать в

большой мир, Чапа!

Тут квартал кончился, и мы перед дверями встали. Вышибала у входа на нашу компанию поглядел, особенно на пса с ремнем поперек груди и в сторону шагнул молча.

Рассчитались с нами быстро. Деньги мы поделили еще быстрее.

— Еще одна такая кучка банкнот, и можно уходить на заслуженный отдых, — сказал сталкер.

— Можно прямо сейчас получить, — предлагаю.

— Хозяина грабить не будем, бесполезно, сдохнет, а казну не отдаст, — Кость насторожился.

— Нет, дело чисто торговое.

— Тогда я в доле, — сталкер соглашается.

Чинарик давно согласно кивает, весь в дыму табачном, Чапе не до нас, он на кухне вторую свиную голову догрызает. Мы сразу за три рассчитались.

— Уважаемый, — говорю хозяину, — нам бы с Бизоном без лишних глаз пообщаться.

Нас сразу в отдельную комнату проводили. Через минуту трое входят. Тесно стало.

— Кто тут Бизона ищет? — громила один спросил.

Сам Бизон в это время у него за левым плечом стоял.

— Денег полтора миллиона несите, и будет вам щастье, — предлагаю. — Сразу в город поедете, в казино пойдете, на ночь девок снимите. Тут–то вам тоска, поди?

— За что такая сумма? — громила интересуется.

Я Бизону в руки рюкзак даю аккуратно. Он внутрь посмотрел.

— Полный контейнер? — спрашивает.

— Открой, погляди, это бесплатно, — отвечаю.

— У меня только один миллион двести тысяч с собой. Могу на триста тысяч чек выписать, — предлагает.

— Договорились, — соглашаюсь.

За полчаса управились. Они первые с места снялись, и мы следом. Кость с Чинариком в Киев отправились, деньги в банк класть. Карточка — она меньше места занимает. Сунул в паспорт и все. Обменялись на прощание телефонами и адресами и разошлись в разные стороны. Парни на катер, а мне дорога на грузовой терминал. Ампулы в рюкзаке лежат, Чапа, наконец, наелся, животное ненасытное, хвостом радостно по полу стучит. Пошли, поиграем. Откусим кому–нибудь голову.

И вот я снова сижу на берегу озера. Поход мой за изотопами не к чему оказался. Вернулся, а дома пусто. Ушли и бродяги, и Сеня Алкоголик. Ни записки, ни следа. Вещи все брошены, неделю буду в одиночку прибираться. Чапе хорошо, он на пограничников охотится. Они уже со двора заставы и не выходят. Сидят у себя за забором и дрожат от страха. А он им песенки поет. На ночь. Мы им тут филиал Зоны устроили. Разруха и безлюдье здесь и раньше были, а теперь еще и мы с Чапой появились.

По–моему, кто–то должен ответить за это.

Горе тебе Вавилон, город хлебный, блудница на семи холмах разлегшаяся. Москва тоже на центр праведности не тянет. И ампулы у меня есть. С нашей властью можно говорить только стоя на коленях или поставив на них ее. Попробовать что ли?

Тут Чапа прибежал. Гости к нам едут. На большой черной машине.

Пойдем, встретим.

Станислав ЛАБУНСКИЙ Нити норн

Ползу по минному полю и радуюсь. Темно, туман, на мне накидка защитная, в инфракрасный прицел не заметят, значит — из пулемета стрелять не будут. А больше мне ничего и не надо.

Вот еще одна мина–лягушка, полторы тысячи композитных шариков, сработает — скоруюпомощь не тревожь, хоронить нечего будет. Хорошо–то как, храни меня свет Темной Звезды и Маленький Принц.

Давно я в Зоне не был. Два месяца и одиннадцать дней. Выбрался ненадолго в Киев текущие дела в банке утрясти и прямо на Владимирской попал в засаду. Вылетела из–за угла банда с рекламными листовками и затащила меня в свой офис. А там девушка красавица, не дав мне рта раскрыть, отправила меня на две недели прямиком на остров Корфу. Ты там не был, брат сталкер? Значит, тебе повезло, а мне вот — нет.

Если есть на земле филиал ада — это Корфу. Сорок градусов в тени, да и той нет нигде. Камни под ногами, идешь в резиновых тапочках, защитная обувь от игл морских ежей, гидрокостюм к телу прикипает, а в воде тебя уже ядовитые медузы ждут. А только солнце сядет и наступит ночь, на пляже включают музыку. Ритмичную такую, на второй день ты начинаешь дергаться в этом ритме сам, и так до утра. И потные костлявые англичанки и потные австрийские свинки. На четвертый день я решил в побег сорваться. Мне был нужен снег и тишина. Сел на катер до аэропорта и на мокром трапе при сходе навернулся. Перелом лодыжки в типичном месте, такие дела. Хорошо, что хоть в палате кондиционер был новый и бесшумный. С

больницей мне повезло больше, чем с отелем.

Поэтому, сразу после выписки, я домой направился. У меня до конца года над баром «Сто рентген» комната оплачена, дойду — и спать дня на три залягу. А потом буду еще неделю только в общий зал за едой выходить. Отдышусь от этого опасного внешнего мира и тогда начну планы строить.

Выполз я на безопасное место, огляделся внимательно, и вижу — прямо в кустах что–то чернеет, словно кусочек тьмы в клубок свернулся. Надеваю защитные перчатки, встаю на четвереньки и начинаю потихоньку в заросли заползать. И тут меня нога ломаная опять подвела, прошило мне ее, как гвоздем раскаленным. Дернулся я произвольно, и темноту рукой задел. И не стало их — ни темноты, ни руки моей. Опять надо мной солнце светит, словно на проклятом Черным Сталкером острове Корфу, а вместо руки кость зеленая, чисто схема из томографа, нагляделся на них в больнице! Откинул я артефакт влево, а сам вправо метнулся. Такие резкие движения в Зоне могут дорого обойтись, только деваться мне было некуда, смерть — старая подружка всех сталкеров опять игриво взяла меня прямо за яйца.

Куда ночь делась?

Слышал я о таких вещах. Прикоснешься, для тебя секунда прошла, а на самом деле сутки прочь. Как меня не сожрали мутанты, не понятно. Наверное, их артефакт отпугивал. Вон он, на траве лежит, на зеленой. НА ЗЕЛЕНОЙ!

Спокойно, сталкер, говорю сам себе. Или у тебя галлюцинация, или ты не в Зоне.

Артефакт первым делом контейнером накрыл, крышку захлопнул. Буду продавать только за очень большие деньги, твердо решил. На счетчик Гейгера посмотрел, выматерился вполголоса. Ничего из оборудования не работало. Общий канал накрылся вместе со всей связью, детектор аномалий, вообще — вся электроника отказала. Приплыл парнишка.

Тем временем рука опять нормальной стала. Пальцами пошевелил, гнутся нормально, шестой не вырос. Будем считать, проехали. Мелкие недоразумения — дело обычное. А тут и выстрел раздался.

Я не люблю лишние движения делать. Спрятался между камней, накидочкой прикрылся, и стал развития событий спокойно ждать. Минут через пять на дороге люди появились. Осторожно шли, по сторонам оглядывались, это правильно, Зона дерзких дурачков быстро успокаивает. Навсегда.

Тут у них что–то не так пошло. Засуетились охранники, и одному из группы прикладом винтовки прямо в голову засветили. Так, да ведь это не сопровождение туристов–экстремалов, это бандиты захваченную добычу в лагерь гонят. Интересненько.

Опять выстрел раздался. Добили, однако. Серьезно у них тут, по–взрослому. Пятеро с винтовками, восемь под конвоем идут. В балахонах каких–то. Тут один капюшон свалился, и копна рыжих волос рассыпалась по плечам. Девка!

Дальше я уже на рефлексах начал двигаться. То, что их пятеро, меня не смущало. С Меченым рейтингом меряться не буду, но банду Дергунчика в Темной Долине я успокоил, а было их четырнадцать стволов при двух пулеметах. Трое кучно сбоку стояли, с них пришлось и начинать. Срезал одной очередью, замыкающему конвоиру пулю в лоб всадил, и остался с последним бандитом один на один. Ему надо на меня ствол винтовки наставить, только я же на месте не стою. Шаг влево и вперед, два вправо и опять вперед. Перестал он меня выцеливать, перехватил винтовку, ждет, подпускает на штыковой выпад. Вот он, вот он, смотрит на меня в упор, и глаза покрываются мутной блевотой, словно хочет сказать, что я жулик и вор, так легко и бесстыдно сейчас обокравший кого–то. Но я в своей жизни делал вещи и похуже. И шагов с четырех всадил ему в живот три пули. Хватило бы и одной, но так получилось. Сложился он пополам, одна фигура в балахоне винтовку у него из рук выдрала и стала его с хеканьем штыком долбить.

— Эй, — пришлось сказать, — успокойся, береги силы, это еще не победа.

Тут они опять в кучку сбились, шушукаются. Опять пришлось вмешаться.

— Хватит прохлаждаться, оружие взяли, ножи, вещевые мешки и не забудьте карманы

вывернуть! Здесь все пригодится, — скомандовал.

Гляжу, маленькая фигурка первой винтовку схватила, затвором лязгнула.

Трое без оружия осталось, в том числе и рыжая красотка, с которой все и началось.

— Безоружных, ученых и ослов в середину! — переделал я слегка знаменитую фразу.

Улыбнулись мне в ответ зубки жемчужные.

— О, пан знает историческое высказывание Наполеона? — спрашивает она. — Многие поляки служили в его армии. А кого пан еще знает?

— Из поляков? — спрашиваю. — Костю Рокоссовского, командарма шестнадцатой штрафной армии и генерала Буй — Тур Комаровского, из Армии Крайовой. Ну и железного Феликса, его все знают, только многие не помнят, что он поляк. Хватит, или продолжим? Уходим с дороги!

Все за мной, след в след, места не прогулочные, опасные.

Отошли метров на двести, я заволновался — ни одной аномалии по пути не заметил.

— Стой! — шепчу, — привал. Тут нас сразу не заметишь, проверяем трофеи. Счетчик Гейгера есть там хоть один? И капюшоны снимайте, своих спутников надо знать в лицо.

И сам очки снимаю. У меня «хамелеон» — полная защита от ультрафиолета. Глаза беречь надо. Плюс от веток надежная защита.

— У вас загар нездешний, — одна девица замечает.

— Да, — говорю, — недавно по острову Корфу бегал.

Оживились они, залопотали, и понял я, что передо мной прекрасные полячки. Интуристки. До периметра рукой подать, выведу их на дорогу к заставе, и свободен от обязательств.

Смотрю на рыженькую, и сердце слегка щемит. Но это пройдет — я знаю.

Одна брюнетка на английский перешла.

— А здесь вы какое задание выполняете? — спрашивает.

Меня за военного приняла, смешно. Те в Зону в одиночку шага не сделают.

— Важное, — отвечаю, — и секретное.

— Вы должны связаться с вашим командованием, доложить о нашем освобождении, пусть за нами пришлют самолет. Наши семьи имеют достаточно связей, чтобы решить этот вопрос непосредственно с королевской семьей. Княжна, — кивнула она на блондинку, — вообще родственница британской династии.

Вот попал сталкер. Только королевских родственников мне здесь не хватало.

— Нет связи, — честно признаюсь. — Отдохнете, и ножками будем выходить. Возможно, с боями. Или заберемся в любой схрон, вы замаскируетесь, а я за помощью пойду. Но до убежища тоже надо дойти.

Так, семь девиц и паренек шустрый. Это он винтовку подобрал на дороге. А штыком вон та блондинка работала. Два бойца у меня есть, это хорошо.

Кстати, интересно, сколько времени я с артефактом потерял?

— Какое сегодня число? — интересуюсь.

— Шестнадцатое апреля, — мне отвечают. — Одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, естественно. Шестой год войны.

Я сразу поверил. Достал меня большой мир. Был у меня маленький безопасный уголок, и тот у меня украли. Стиснул я зубы, чтобы не завыть. Все, не нужен в Зоне сталкер, вот тебе твое выходное пособие. Последнее приключение до конца жизни. Кушай, не обляпайся.

— Ладно, еще Польша не сгинела, — цежу тихо, — выкрутимся. Нам во Львов пока надо, там у меня запасная связь есть.

Не вру, кстати. Много было в старой войне и гнусного, и великого, и необъяснимого. А я большой специалист по загадкам. Вот сейчас одну будем на практике разгадывать.

— Нам нужна машина. Возвращаемся к дороге.

Нам надо было спешить. Я знал последнюю явку самого удачливого террориста в мире — Кузнецова Николая, позывной «Пух», и дату восстания в Львовском гетто. У меня оставалась всего лишь неделя, чтобы из трех гнилых ниток связать спасительный канат. Хотя бы для рыженькой красотки.

Павел ТОРУБАРОВ Судьба

Говорят, в Грузии есть поверье, будто бы первое, что видит душа, попадая на Небо, это — толстая книга, в которой на каждой странице записан каждый день, прожитый душой. И душе разрешается вырвать из книги любые страницы, которых она стыдится….

Мы сидели в баре. Не в том, где почтенная публика пьет вечерний мартини и говорит о высоких материях, а в настоящем. Тут собирались настоящие люди: сталкеры. Те, кому не важен внешний лоск. Те, кому не надо доказывать, что ты крут, как вареные яйца. Те, кому плевать на грязные стены, прокуренный потолок и коптилки вместо ламп на замызганных столах. Сталкеры… Мы такие разные и, одновременно, одинаковые. Мы все тут, на Проклятой Земле, что–то ищем. И, хотя все мы говорим, что ищем богатства, — это неправда.

Мы все ищем судьбу. Кто–то, чтобы переписать, кто–то, чтобы забыть, кто–то, чтобы начать заново.

— А где ты это видел? — я посмотрел на Рендла, только что закончившего свой невеселый рассказ.

Перед нами стояла почти пустая бутылка сивухи, которую бармен гордо именовал «водка».

Несмотря на то, что пили мы вдвоем, стаканов было три. Один, налитый до половины, говорил знающему человеку: тут вспоминают ушедших. Сталкеры, кроме всего, отличаются еще и тем, что блюдут негласные правила приличия: к нам никто не подсел, никто не спросил, кого мы провожаем.

Рендл часа два как вернулся из рейда, где потерял двух товарищей и сам уцелел лишь чудом.

Чудо… В Зоне всегда есть место чуду. Успел от мутанта или пули мародера убежать — чудо. Нашел жирный хабар — чудо. Вернулся из ходки целым и невредимым, потеряв всех товарищей — расчудесное чудо.

Группа Рендла возвращалась от Рыжего леса и на подходе к холмам Янтаря столкнулась с отрядом «Наемников». В завязавшейся перестрелке погиб Спаун — один из тройки сталкеров. Быстро и глупо. Только руками взмахнул, когда пуля между лопаток попала. Тоже — судьба. Говорили ему перед ходкой, чтобы броник надел, так нет же, только руками отмахнулся — жарко, мол.

Рендл и Моня начали отступать в сторону старой деревни. Но до спасительных развалин ходокам добраться было не суждено: возле дороги, которая тянулась от деревни к Мертвому городу, «Наемники» прижали ходоков к болоту и принялись методично расстреливать. Сталкеры отбивались по мере сил. Вскоре и Моню ранило: пуля «Наемников» прошла точно над кромкой бронежилета. Шея навылет… Отплевываясь красной густой пеной, Моня прохрипел: «Отходи», — и потянулся к подсумку на правом боку. Рендл знал: там напарник хранит «счастливую» гранату. Так, по крайней мере, сам Моня говорил. Когда его спрашивали, почему граната «счастливая», сталкер обязательно доставал «Эфку» из того подсумка, любовно гладил ее ребристый бок и задумчиво усмехался в усы. И все понимали –

граната и в самом деле «счастливая».

«Эфка», действительно, оказалась счастливой, но не для Мони.

Рендл крепко сжал руку напарника и прошептал: «Спасибо, брат! Я отдам хабаром!». Потом сталкер пополз через слякоть болота, оставив за собой захлебывающегося кровью Моню. Все еще невредимый сталкер уже успел отползти на приличное расстояние, когда раздался взрыв. Рендл так и не понял: то ли «Наемники» подошли близко, то ли Моня просто разжал пальцы, найдя свою судьбу…

Рендл пополз дальше, проклиная Зону, отнимающую друзей, себя, пришедшего сюда, и людей, стреляющих в людей. А, еще, он мечтал о том, чтобы время можно было повернуть вспять, чтобы была возможность все изменить, переписать набело.

Переписывать историю не дано никому. Рендл особенно остро почувствовал это, когда его опять начали догонять «Наемники». Спасение было совсем рядом — сразу за болотом начинались старые коммуникационные туннели, где можно было, с разумной долей риска, спрятаться. Конечно, в туннелях водились мутанты, но, при определенной сноровке, встречи с ними избежать вполне реально. «Наемники» в туннели не сунутся — риск велик, а для Рендла это был шанс. Пусть крохотный, но шанс.

Сталкер вскочил и, что было сил, побежал в сторону убежища. «Наемники» его заметили, но преследовать не стали, поняв, что не успеют перехватить дичь до туннелей. А вот патронов на убегающего они не пожалели. Только чудом Рендл добрался до входа целым и невредимым. И, опять–таки чудом, невредимым выбрался на поверхность, не встретив на пути препятствий. Лишь в одной из комнат сталкер увидел нечто, напугавшее его. Как сам Рендл говорил, вроде бы ничего страшного: комната, а в ней — артефакт. Небольшой угольно–черный камень лежал на полу и светился. Вы спросите, как черный камень мог светиться? В обычном мире, конечно, не мог, но тут же Зона, в конце концов! Здесь ежесекундно происходит то, что за Периметром невозможно. Камень наполнял комнату

ровным серебристым светом, от которого шло нечто чарующее, успокаивающее,

завораживающее… Аномалии, породившей артефакт, рядом не было, что показалось Рендлу странным. Не ходить бы ему внутрь, пройти мимо! Но, нет, любопытство пересилило осторожность, и сталкер приблизился к камню.

Что случилось дальше, Рендл не сказал, отделавшись словами «я видел то, что хочу забыть».

На этом, собственно, рассказ и завершился.

— Так где, говоришь, это видел? — повторил я вопрос. — Дорогу покажешь? Добычу поровну.

Рендл уставился на меня немигающим взглядом, полным ужаса. По его глазам было видно, что за весь хабар Зоны он больше не сунется в ту комнату.

— Ты что, Декс? Я туда ни ногой! — подтвердил сталкер мои предположения. — Никогда!

— Ладно, — кивнул я. — Покажи на карте, сам схожу. Четверть добычи — твоя.

— Декс, даже не вздумай! — Рендл быстро–быстро, как–то даже истерично, замотал головой. — Не вздумай, говорю! Сгинешь!

Слышать такое от обычно спокойного и сдержанного Рендла было странно. Тем более странно было видеть страх, который владел им. Сталкера даже кровососом испугать сложно было, а тут… Что–то непонятное. И это еще больше подогревало мой интерес. А Рендл…Сломался Рендл… Не поможешь тут ничем…Жаль…

— Ну, ладно, — поднимаясь, подвел я черту под нашим разговором. — Пойду, покемарю. А завтра утречком, по туману, до Агропрома прогуляюсь. Надумаешь, присоединяйся. Буду рад! Давай, не кисни! Образуется все. — я хлопнул сталкера по плечу и направился к выходу, оставив товарища в глубокой задумчивости.

Попахивающий матрац на полу — вот, в общем–то, и все удобства, которые были тут

доступны. Но, поспав под дождем на мокрой глине, или простояв ночь по пояс в болоте, поневоле начнешь ценить даже минимальный комфорт. Тем более, когда и в караул идти не надо — охрана бара была надежной. С массированной атакой, конечно, ребята не справятся, но тревогу, случись что, поднимут обязательно.

Я, не снимая комбинезона, растянулся на матраце, закинул руки за голову и закрыл глаза.

Благодать!

— Ну и уходи! — девушка гордо тряхнула волосами и, блеснув овальными очками в свете фонарей, отвернулась от стоящего рядом парня. — Уходи, раз так!

— И уйду! — в голосе молодого человека послышались нотки обиды. — Уйду, и ты меня больше не увидишь!

— Уходи! — повторила девушка. — Уходи! Уходи! Уходи! Ненавижу тебя!

— Уйду! — теперь в голосе ее собеседника прорезалась обида.

— Уходи! — девушка повернулась к парню и зло посмотрела на него. — Уходи! Видеть тебя не могу! Ты мне противен!

— Дура!

— Сам дурак! — выкрикнула девушка и бросилась через пустырь к подъезду многоэтажки.

Парень же развернулся и с какой–то мрачной решимостью зашагал в противоположную сторону, печатая шаг, словно шел по плацу.

Отчаянный крик подруги и злобный собачий рык заставил его обернуться.

Через пустырь к девушке несся, мощно отталкиваясь лапами, стаффордшир. А она стояла, оцепенев от ужаса, и даже не пыталась бежать или как–то защищаться. Окрик хозяина сбесившейся собаки поплыл над вечерним пустырем вместе с голосом девушки, смешиваясь в какой–то будоражащий душу коктейль.

— Женька…! — закричал парень и бросился к подруге. Помочь! Спасти! Подставить себя под укус!

Собака успела первой… Рык зверя… Последний отчаянный крик жертвы… И кровь, кровь везде…

Парень подбежал к несчастной девушке, терзаемой стаффом, одновременно с владельцем собаки. Хозяин убийцы — полный мужик с пепельно–бледным даже в желтоватом свете фонарей лицом — схватил беснующегося зверя за ошейник и оторвал от добычи. Парень упал на колени перед подругой.

— Нет, Женя, нет! — шептал он и руками попытался зажать кровь, струями бьющую из

разодранного в клочья горла.

Но все это было уже бесполезно: взгляд любимой, устремленный в его глаза, медленно угасал…

Я проснулся в холодном поту. Вокруг стояла непроглядная ночь, густая и липкая, как старые чернила. Даже костры в ангаре, приспособленном под ночлежку для таких же ходоков, как я, не горели.

Сон! Этот сон! Он заставил меня вновь вспомнить все то, что, как думалось, я давно забыл. Вернее, старательно пытался забыть. Казалось, что мне это удалось. Нет, Зона тебя дери, не удалось! Рендл, мать твою! Нарассказывал мне всякой чуши!

Я, сел на матраце, вытер ладонью мокрое лицо и потянулся за сигаретами. Руки предательски дрожали, когда я прикуривал.

Табак немного успокоил меня. Я потряс головой, чтобы отогнать навязчивое видение

умирающей девушки, и тут мое внимание привлек какой–то шум, доносившийся из соседнего здания. Поняв, что заснуть все равно не удастся, я поднял с пола рюкзак и автомат. Пойду, посмотрю, что там происходит.

В небольшом кирпичном строении — бывшей подстанции — было людно. Несмотря на

непроглядную тьму вокруг, внутри домика света хватало с избытком — почти у всех

собравшихся горели налобные фонари. Сталкеры стояли, плотным кругом обступив что–то в центре помещения. Я протолкался сквозь ряды и увидел Рендла, лежащего на полу в лужице крови. Он уже умер, тут двух мнений не существовало: голова сталкера была прострелена. От увиденного у меня мороз пробежал по спине. Рендл! Ну как же так?! Ну как такое случилось?! Почему, уцелев в рейде, где по всем законам выжить невозможно, ты тут погиб?!

Что же за судьба у тебя такая глупая?!

— Кто его? — хриплым голосом спросил я соседа справа.

— Сам, — ответил мне стоящий рядом сталкер и взглядом указал на пистолет, зажатый в руке Рендла.

— Расступитесь, расступитесь! — голос бармена, донесшийся сзади, заставил собравшихся посторониться. — Чего столпились?

Хозяин заведения прошел в круг, присел возле самоубийцы и попросил подсветить. Тут же зажглось еще несколько фонарей. Бармен неторопливо и вдумчиво оглядел лежащее тело. Внимание «следователя» привлекла рука сталкера. Не та, в которой был пистолет, а другая. В кулаке самоубийца сжимал какую–то бумагу. Бармен осторожно потянул за ее уголок, боясь порвать возможную улику, вытащил из пальцев Рендла самодельный конверт и принялся внимательно осматривать находку. В доме воцарилась гробовая тишина.

— Тут написано что–то, — через некоторое время произнес бармен. — Вот… Написано…

«Дексу». Декс, это тебе! — бармен протянул мне письмо. — Читай давай, может, там

интересное что есть.

Головы окружающих разом повернулись в мою сторону. Я развернул протянутый мне

конверт, согнутый из коричневой оберточной бумаги. В нем ничего не оказалось. Только на внутренней стороне схематично был набросан план каких–то катакомб. Одна из комнат была помечена крестиком, а рядом стояла приписка: «Судьбу изменить можно, если хватит сил». Я скомкал бумагу.

— Что там? — спросил бармен.

— Завещание. — ответил я и вышел из дома. Странно, но никто не пошел следом… А утром, по туману, я отправился в рейд.

Вот и комната, отмеченная на плане, оставленным мне Рендлом. А вот и тот артефакт. Он все так же лежит на полу, освещая комнату призрачным серебристым светом. Только камень не черный, как антрацит. Нет, он зеленый, словно нефрит. Я протянул руку к артефакту.

Изменить — можно, а вот хватит ли сил?

— Ну и уходи! — девушка гордо тряхнула волосами и, блеснув овальными очками в свете фонарей, отвернулась от стоящего рядом парня. — Уходи, раз так!

— И уйду! — в голосе молодого человека послышались нотки обиды. — Уйду, и ты меня больше не увидишь!

— Уходи! — повторила девушка. — Уходи! Уходи! Уходи! Ненавижу тебя!

— Уйду! — теперь в голосе ее собеседника прорезалась обида.

— Уходи! — девушка повернулась к парню и зло посмотрела на него. — Уходи! Видеть тебя не могу! Ты мне противен!

— Дура!

— Сам дурак! — выкрикнула девушка и бросилась через пустырь к подъезду многоэтажки.

Парень же, развернулся и с какой–то мрачной решимостью зашагал в противоположную сторону, печатая шаг, словно шел по плацу.

Отчаянный крик подруги и злобный собачий рык заставил его обернуться.

Через пустырь к девушке несся, мощно отталкиваясь лапами, стаффордшир. А она стояла, оцепенев от ужаса, и даже не пыталась бежать или как–то защищаться. Окрик хозяина сбесившейся собаки поплыл над вечерним пустырем вместе с голосом девушки, смешиваясь в какой–то будоражащий душу коктейль.

— Женька…! — закричал парень и бросился к подруге. Помочь! Спасти! Подставить себя под укус!

Собака успела первой… Рык зверя… Последний отчаянный крик жертвы… Выстрел…

Кровь, кровь везде…

Парень подбежал к девушке одновременно с владельцем собаки. Хозяин пса — полный мужик с пепельно–бледным даже в желтоватом свете фонарей лицом — упал на колене возле бьющейся в агонии собаки, которой выстрелом разорвало грудь.

Парень не обратил на это внимания. Его не заботило происходящее вокруг. Он обнял

девушку, и, пока та всхлипывала у него на плече, приговаривал:

— Женька, я чуть не потерял тебя…

Если бы вновь обретшие друг друга влюбленные взглянули в сторону палисадника, то увидели, как в тени деревьев медленно истаивает, превращаясь в туман, фигура человека. А если бы они присмотрелись, то обратили бы внимание на странный наряд человека и его совсем неуместную в городе штурмовую винтовку. Но влюбленные не смотрели по сторонам.

И человек, счастливо улыбаясь, растворился в вечернем воздухе.

Олег/Lego_m/ МИРОНОВ Рассвет над Бозумом

Всем сотрудникам ВЧК, не принявшим НЭП, посвящается.

Пришла пора Ленечке по дальнейшей жизни определяться. Неделя уже прошла с тех пор, как он и еще пятеро пацанов конкретных из Зоны вышли. Деньгами их не обделили, и направились они в самый крутой местный центр, в «Пьяную плоть». С тех пор лично он потратил уже десять тысяч, словно на престижном курорте в Швейцарии. Конечно, и здесь он ел сладко, и спал мягко, и не один, стареющие дамы и девочки, жаждущие приобщиться к романтике Зоны, каждый вечер у стойки бара бедра демонстрировали, сталкеров подманивали. Только выходцев из–за периметра здесь было немного. От бравой шестерки всего двое остались. Только Вася Пономарев, как поднялся в номер, так и не выходил из него с тех пор. И не просыхал. У него проблемы начнутся, когда деньги кончатся, месяца через два. Или печень забарахлит. Это может случиться в любой момент. Трое уже нашли свой предел прочности. Два инфаркта и инсульт. Леня на похороны не ходил. Совместный рейд — не повод для печали. А четвертый его спутник на второй день сел в камеру, и, учитывая, что девица из местного стриптиза к дальнейшей работе стала непригодна, очевидно, сел надолго.

Лет на семь–восемь, где–то так.

Так что, было Ленечке о чем подумать.

За спиной каблучки простучали. Пахнуло духами и дорогой косметикой для тела.

— Я за расчетом, — произнес мелодичный голос.

— Держи, — бросил на стойку конверт бармен.

Тонкие пальцы достали несколько купюр.

— Тут и половины нет, — заметила девушка.

— Согласно договору здесь все, а о чем вы с хозяином договаривались, мне неведомо, — отозвался бармен.

— Тебе повезло, что у меня нет пистолета, — вздохнула гостья. — Но, может быть, в

следующий раз я зайду сюда с автоматом. Постарайся умереть до этого времени сам.

Она аккуратно сложила банкноты в бумажник и пошла к выходу.

— Эй, куда ты торопишься? Мы еще не закончили, — плотоядно ухмыльнулся бармен, а наперерез девице уже двигались вышибалы.

У Ленечки пистолета тоже не было, зато в тазике прямо перед ним лежал нож для колки льда. Его он в руки и взял.

— Ты чего, это из–за нее твоего дружка посадили. Сейчас мы ее к койке привяжем, рожу страшную тряпочкой она сама уже прикрыла, и будем развлекаться, пока не надоест, — пустился в пояснения бармен.

— Я понял, я умный, — сказал Ленечка, — только вы в мои планы не вписываетесь. В них только я и она. А вас там нет.

И, держа стальной штырь на излете, взял девицу под ручку и двинулся к выходу. На такой поворот любители развлечений не рассчитывали и остановились. Двери парочка миновала без приключений.

Не успели они отойти на квартал, как девушка остановилась. Развернулась лицом к

Ленечке и приподняла плотную вуаль. Свежий багровый шрам пресекал все лицо, левый глаз был практически закрыт, и разорванные губы сложились в глумливую перекошенную улыбку.

— Если все еще хочется, придумывай быстро, куда пойдем. У меня самолет в Африку через два часа, — сказала девица. — Только личико я закрывать не буду, не надейся.

— Не люблю суетиться, — ответил Ленечка. — Так когда у нас рейс и куда?

Лететь пришлось с двумя пересадками. Сначала из Киева во Франкфурт, а уже оттуда — в Бозум. Тот в последнее время стал новым центром мира. Там после переворота разрешили свободное употребление любых наркотиков, легализовали все виды проституции и азартных игр. Каждую минуту в аэропорту садилось и взлетало шесть самолетов. Любители экзотики и рабы страстей летели в новый Эдем.

Опорой нового владыки страны являлась старая элитная часть юга Африки –

антипартизанская бригада «Черная мамба». Надоело им пиво пить на задворках жизни, и взялись они опять за оружие — отвоевывать себе долю лучшую. И отвоевали. Все солдаты стали офицерами, сержанты — старшими офицерами, а бывшие командиры превратились в банкиров, владельцев казино и плантаций, министров и дипломатов. Официальной религией страны стал культ Сети. Владельцы военных передатчиков считались его жрецами. Они

могли обратиться к Духу Сети за помощью и советом из любого места и в любое время. И действительно получить поддержку. Словом, деньгами и пулеметным огнем. В Центральном Африканском Королевстве их было не больше трех тысяч, и иметь устройство связи было престижнее, чем личный самолет.

На выходе вновь прибывшим предлагали расписаться на туристическом ваучере. На этом все формальности считались законченными. Перед Ленечкой и его спутницей еще стояла небольшая компания наркоманов из Бенилюкса, когда висевший у него на шее переговорник перешел на активный режим.

— Срочное сообщение по общему каналу. Массовые беспорядки в секторе с-4. Возможна попытка прорыва в гостиничный комплекс «Пирамида». Вывожу схему на тактический экран, — сказал привычный голос оператора.

В воздухе повисла голографическая картинка. К ней подбежал начальник пропускного пункта. По привычке козырнул, а потом задал вопрос. Оператор непринужденно перевел.

— Что будем делать? Ведь мы ближе всех?

Ленечка потер лоб.

— Объясни мне на словах, что нам надо делать и зачем? И какими силами мы здесь

располагаем? — спросил он у связиста.

— Рота охраны аэродрома и пять бронетранспортеров. Помощь уже идет.

— По машинам! — скомандовал Ленечка.

Война всегда начинается неожиданно, и тут главное не теряться. Кто не успел, тот

опоздал. И, возможно, — уже навсегда.

Наличие офицерского передатчика на белом и гражданском человеке было достаточным основанием выполнять его приказы. Африканцы полезли на броню, а Ленечка потащил за собой и бывшую исполнительницу стриптиза.

— Черт его знает, что сейчас начнется, будь рядом, — пояснил он ей свои действия.

— Из изолятора вырвалась толпа носителей ВИЧ-инфекции. Рвутся к туристической зоне.

Там девки непуганые, выпивка и наркотики. Все что нужно, чтобы умереть счастливым. Их пока тысячи три, но всего вокруг города их около ста двадцати тысяч. И тысяч десять в элитных секторах, — нарисовал картину оператор.

На схеме высветился удобный для перехвата перекресток. Ленечка скинул координаты на навигатор группы.

— Возможны жалобы со стороны пострадавших, — предупредил о возможных

неприятностях сержант с пропускного пункта.

Славянин недоуменно посмотрел на него.

— Ты, что, служивый, вчера с пальмы слез? Какие пострадавшие? Там три тысячи уродов смерти ищут. И сейчас их мечта осуществится. Рота, слушай мою команду! В плен не брать, уничтожать всех. Раненых добивать, убегающих преследовать и ликвидировать. Это приказ.

Руководитель акции — Леонид Пантелеев, сталкер Зоны отчуждения. Мы не просим пощады и не даем ее.

Негритята, услышав железо в самой команде, не удивились переводу. Вот такие люди и могут общаться с Духом Сети — не знающие сомнений и жалости.

— Без команды не стрелять, подпустить ближе, еще ближе… Огонь!

Тот, кто не видел, что делает с человеком крупнокалиберная пуля, ничего о жизни и о себе пока не знает. Посмотри, рекомендую. Прислушайся к своим чувствам, когда кусок свинца расплескивает чужие мозги и внутренности по камням и песку, принюхайся к запаху сгоревшего пороха и пролитой крови, и один вопрос станет тебе ясен. Тварь ты дрожащая или право имеешь.

Толпа ни разбежаться, ни повернуть не успела. Так и легли все прямо на дороге.

— Эй, связист, — сказал сталкер, — ты решения принимать можешь, или так — подай–принеси?

— Ну, кое–какие могу — ответил ему Умник. — В основном по мелочи.

— Мне деньги нужны, жене на пластическую операцию. Ножевое ранение в лицо. У вас здесь сто двадцать тысяч живых покойников. Жрут, гадят, жалуются. Хочешь, мы с моими негритятами их за пару месяцев зачистим? Или тебе посоветоваться с кем–то надо? — предложил оператору Ленечка.

— Нет, по таким пустякам не надо. Принимай третий отдельный батальон девятого

Африканского легиона, и начинай с завтрашнего дня работать. На операцию денег не надо — медицинская страховка офицеров распространяется на всех членов их семьи. Завтра с утра заедут из штаба, отвезут ее на пункт перехода, а оттуда — в лучший в мире госпиталь. Работай спокойно, боец. Ты среди своих, о тебе позаботятся.

Над Бозумом вставал рассвет нового дня.

Сталкер на все времена

Мишаня, по хорошему подпитию собутыльников Михаил Васильевич, болел сильно. Ох, и плохо же ему было, хоть ложись и помирай! Денег на поправку не было, продать тоже было нечего, а слово «кредит» ничего, кроме легкой брезгливой усмешки у бармена не вызывало.

Зона кругом, братцы, Зона. Сегодня ты еще жив, а завтра умер. И поэтому никто и ничего тебе без предоплаты не даст. Если только в морду. Кажется, вчера так и вышло. Потрогал Мишаня рассеченную бровь и поморщился.

— Эй, выпить хочешь? — раздался ангельский голос.

Сталкер с надеждой протянул руку и вцепился в железную кружку до краев полную

живительной влагой. Выпив ее до дна мелкими глотками, Мишаня резко выдохнул. Не водка марки «Казаки» была там, но слегка разведенный медицинский спирт, напиток богов, для тех, кто понимает.

— В поход идем. Третий нужен, — сказал ангел с бутылкой спирта. — Пойдешь с нами?

— Хоть на ЧАЭС, — честно ответил Мишаня.

За литр огненной воды бледнолицые пришельцы из–за моря у краснокожих воинов Нью — Йорк купили, чего бы ему и в поход не сходить?

Второй спутник кинул в него надкусанной галетой. Мишаня сразу вцепился в нее зубами. Не ел он уже два дня. И вчера не закусывал. Нечем было.

— Куда пойдем? — поинтересовался благодетель.

Для бывалого сталкера здесь вопроса не было.

— На Милитари пойдем, через люк в подземелье спустимся, возьмем хабар знатный и

загуляем на месяц! — выдал Мишаня план.

Два новых приятеля, переглянувшись между собой, довольно заулыбались. Их вложения в бизнес могли принести замечательные дивиденды.

— У нас новые системы компьютеров, — сказал один из новых партнеров, — с встроенным переводчиком. Можно с чернобыльскими псами в переговоры вступать при необходимости.

Последняя разработка из института изучения Зоны.

Сталкер кивнул головой, он об этой новинке уже не первый раз слышал. За каждого

завербованного на службу чернобыльца платили замечательные комиссионные, можно было год на них выпивать и закусывать, и горя не знать. Только псы предпочитали жить на родной земле, слишком мало им могла предложить человеческая цивилизация.

Он прикрепил прибор к поясу, и резко встал во весь рост, одновременно потянувшись.

— А! — выдохнул он.

Подельники шарахнулись в разные стороны. Больше всего сейчас Мишаня походил на вставшего на задние лапы матерого медведя гризли. Рост метр девяносто и косая сажень в плечах. Шестьдесят килограммов снаряжения он нес не замечая.

— Решили идти, так идем! Мало работать, много отдыхать, пить и есть — вот истинная цель жизни каждого сталкера! — огласил Мишаня свой нехитрый лозунг.

— Можно обходиться и одним коктейлем в день, но пить его надо на борту собственной яхты, — приподнял слегка планку желаний один из новых знакомых.

Мишаня оценив шутку, весело захохотал.

— Главное, чтобы от девок подальше, в открытом море! Эти длинноногие существа могут человека наизнанку вывернуть не хуже аномалии! — поддержал он беседу. — А ведь мы тоже хотим жить долго и счастливо.

Голому собраться — только подпоясаться. Передернул сталкер плечами, поправил рюкзак, проверил фляжку — в ней воды наполовину. Да и ладно, не на край света собрались.

— К выходу готов, — доложил он новым напарникам.

Дали ему в руки армейский сухарь и пошли они привычной дорогой прямо за счастьем.

До Милитари добрались без приключений, а вот на самих складах уже пришлось туго. Там опять стреляли. Тут вообще редко тихо было.

Не стали они разбираться, кто и с кем сцепился, решили побыстрее под землю спрятаться. Вывел их Мишаня к ближайшему люку, сдвинули они крышку вбок, посмотрел опытный сталкер вниз, «холодец» не плещется, «электра» не искрит, гайку кинул — легла нормально. Сам вниз спрыгнул, посмотрел вокруг — у стены кусок антрацита лежит, темнее ночи.

Навидался он за свою жизнь уголька, да и сам его нарубил немало. Потянулся к нему, как к родному. И только дотронулся до него рукой, как она вдруг стала зеленой и прозрачной, и через мышцы стали косточки ладони видны. Все здесь в Зоне обман, все против человека. А где иначе?

Разжал Мишаня пальцы, а уголек словно прилип к ладони, а рука уже по локоть зеленым светом горит. Свободной рукой сталкер сорвал с пояса контейнер для артефактов и, обдирая с рук кожу до крови, засунул неизвестный артефакт точно в середину композитного цилиндра.

Сработал механизм закрывания крышки, больно рубанув вольного бродягу по ладони.

— В бога мать три погибели, и в рот и наоборот! — сказал Мишаня и встал с колен.

Рядом со свистом что–то пролетело, а два ближайших всадника в блестящих нагрудниках стали разворачивать своих коней прямо на него. Намерения у них были явно недружественные, потому что в руках они держали короткие копья.

Всего кавалеристов было шестеро. А примерно в полукилометре — еще сотни две, но те выглядели иначе. И лошадки помельче, и не в железе. Сталкер вскинул автомат и двумя короткими очередями в упор ликвидировал угрозу. Коней, конечно, жаль было, дурням достались, не за что погибли.

Четверка с темпа сбилась, а тут и вся остальная компания подоспела. Срубили блестящих прямо на скаку, притормозили тела обыскать, а пятеро не торопясь, направились к Мишане. Видели, что с торопливыми бывает.

Подъехали, главный всадник руку поднял и сказал что–то на непонятном языке.

Контролер, сука, умный попался, навел перед смертью на сталкера галлюцинацию

диковинную. Даже после литра чистого спирта Мишане так весело никогда не было.

— Сейчас, — сказал он всаднику, — подожди немного, побалакаем.

Достал из поясного кармашка два «паучка», один себе за ухо пристроил, второй в прическу всадника забросил. Включил режим выбора языка в автоматический поиск и сказал в полный голос:

— Мир вам!

Две лошади сразу обгадились. Да и всадники поежились.

— Ты, наверное, великий воин, пришелец издалека? — раздался шелест переводчика прямо в ухе.

На детекторе зеленым светом горела лампочка сектора «мертвые языки». Точно говорили люди — смерть не страшна, сейчас Мишаня бы под этим подписался. Стоило идти через всю страну в Зону, чтобы напоследок умереть так легко.

— Здесь ты угадал, друг, — ухмыльнулся сталкер. — Весит мой кулак молодецкий три фунта без оберточной бумаги и ни одна рука в мире, ни боярская, ни купеческая, мне синяк под глаз не поставила.

Переводчик возмущенно запиликал, не в силах перевести бессмертные строки Козьмы Пруткова на древний язык. И через секундную паузу выдал собственную версию похвальбы.

— Нет мне равных на этой земле и нет для меня ничего невозможного! — проверещал он всадникам.

— Я — Атаульф, предводитель всадников Алариха, великого вождя вестготов. За теми холмами великий Рим, центр мира, и мы идем за его золотом! Присоединяйся! — сказал вожак.

— Или умри! — добавил один из свиты, положив руку на рукоять меча.

Мишаня шагнул вперед и двинул дурачку кулаком в переносицу. Тот, перекувыркнувшись через голову, рухнул на землю и замер неподвижно.

— Один удар — один мертвец, — сказал сталкер. — Кто здесь еще хочет в могилу?

— Одди был глупцом, никто не станет мстить за него, — выдохнул Атаульф. — Поезжай с нами.

Добычи в Городе хватит на всех!

Последний раз Мишаня ездил на лошади в далеком детстве, у бабки в деревне. Память, однако, не подвела, и на коня он взгромоздился. Спутники оскалились насмешливо.

— Надеюсь, этот ослик подо мной не умрет, — кинул реплику ехидный сталкер.

Улыбочки исчезли.

— Нам надо подойти к Соляным воротам за час до смены стражи. Вперед! — скомандовал вестгот, и они поскакали.

Эх, подумал Мишаня, если вывернусь от контролера, жить не буду, но одного себе поймаю!

Как жить–то с ним интересно будет! Еще бы девку поймать…

На склон холма вылетели чуть впереди конной лавы и сразу стали притормаживать и

рассыпаться по склону. А степь дрожала от топота копыт надвигающегося войска готов.

— Похоже, ворота нам не откроют, — процедил сквозь зубы седой всадник с жутким шрамом на левой щеке. — Будем снова умирать под стенами, как и раньше.

В чистом поле вдоль дороги стояли кресты. И на них висели люди. Для верности с них еще содрали кожу. Смерть их была нелегкой.

— Наши лазутчики, — оторопело пояснил сталкеру военный вождь. — Всех взяли.

— Сейчас кое–кто Алариху кое–что скажет. И тому это вряд ли понравится, — оскалился скептик со шрамом.

— Надо вынести эти ворота? — уточнил задачу Мишаня. — А найдите мне две повозки

аммиачной селитры и бочонков десять нефти, — сказал он. — И я вас фейерверком–то порадую.

Будем петь и веселиться беззаботно, словно дети.

И все встали. Никому к стене не хотелось — на верную смерть.

— Ты обещал нам открытые ворота! — орали на жилистого дядьку в золотом шлеме три рыжих здоровяка.

Атаульф нервно протирал ладонь от пота о попону. Чтобы меч в руке не скользил, когда до драки дойдет, сообразил сталкер.

— Не думай о них, — успокоил он нового приятеля. — Считай они уже покойники.

И такая уверенность сквозила в его голосе, что все рядом расслабились.

— А теперь начинаем медленно лить земляное масло прямо в бочки с толченой селитрой, — дал необходимые указания Мишаня. — Работаем.

Еще через час, когда все подошло к концу, вокруг стеной стояла большая часть войска кочевников. Мишаня пристроил взрыватель к таймеру от мобильного телефона.

— Пусть с запасом будет, минуты на три, — пробормотал он себе под нос.

По взмаху руки Алариха, взявшего руководство операцией на себя, две повозки под

прикрытием двух сотен всадников рванули вперед, прямо на ворота неприступного Рима. И откатились, оставив на земле десятка три павших. Зато телеги уткнулись прямо в створки ворот.

— А за этих воинов, за их напрасную смерть, спросят их вожди, — проскрипел ветеран со шрамом.

— Ха! — гаркнул Мишаня, и щелкнул пальцами.

И повинуясь ему, у стен города вздыбился чудовищный вихрь! Обитые бронзой дубовые бревна взлетели в воздух подобно пустой соломе под порывом ветра.

— Охраняй кудесника, головой отвечаешь! — приказал занудливому ветерану Аларих. — За мной, воины! Там слава, золото за две тысячи лет, вино всего мира и женщины! На три дня город ваш! Вперед!

Жалкую цепочку стражи готы стоптали не заметив. Так пал Вечный Город.

— Не будем идти вслед за войском, — сказал Мишаня. — Обойдем кругом и займем приличный дом за рекой. Хочется ночевать с комфортом.

Ветеран согласно кивнул головой. Он не желал спорить с человеком, который так ловко умеет щелкать пальцами.

За стенами начинали подниматься редкие пока дымки первых пожаров. Сталкер перебросил автомат из–за спины под руку. По привычке. А уж о ценности человеческой жизни он представление имел ни чуть не больше, чем гот рядом. Добравшись до Аппиевых, уже широко распахнутых ворот, два спутника двинули прямо на запад, на склон Авентина.

— Вон тот дом, с садом и беседкой тебе подходит? — спросил гот, и, наклонившись, нарисовал на стене куском охры силуэт вставшей на дыбы лошади. — Пусть знают, что здесь занято, — но Мишаня его уже не слышал.

В глубине беседки затаилась девочка его мечты. Стройная фигурка, русые волосы водопадом, в глазах мысль сверкает, а не желание модную тряпку с ближнего своего стребовать. Вернул бродяга Зоны автомат за спину и пошел прямо в дом. Есть уже хотелось невероятно, последний сухарь утром сгрыз, а сейчас уж дело к ночи шло. Нашел кухню по запаху свежих лепешек, пододвинул котел с холодным рисом, ложек не нашел — свою достал и накинулся на еду, аки зверь рыкающий. Следом ветеран заявился, у того ложки не было, только он и руками неплохо справлялся, ел в два раза быстрее Мишани. А потом еще метнулся в кладовую и притащил оттуда кувшин вина и толстуху в сером балахоне.

Быстро выяснили, что досталась им кухонная рабыня. Гот обрадовался и повлек пленницу, нет, не на ложе страсти, как подумали бы молодые и горячие, а прямо в коптильню, за окороками. Тут лепешки кончились и погнали кухарку за добавкой к соседям.

— Если только слово вякнут поперек, крикни — мы сразу придем, и все отберем, — икнул Мишаня, кувшинчик тоже быстро опустел.

Куда что девается, подумал сталкер, вот так и наступит тепловая смерть Вселенной через какой–то миллиард лет.

Толстуха не одна вернулась, во главе делегации вышагивала полуголая девица в белой тунике. Ножки так и мелькали, будя воображение и поднимая настроение и не только.

— Почтенная госпожа Агриппа просит покровительства благородных вождей готов в обмен на гостеприимство. Проследуйте в соседний дом, в термах уже греют воду, — прозвучало заманчивое предложение.

— Ты иди, а я здесь останусь, — сделал выбор Мишаня.

Прошло три дня и готы, получив неслыханный выкуп, покидали город. Уже, сам не зная того, навсегда вошел в историю их вождь Аларих, бросивший на весы, на которых взвешивали золото свой меч. Когда римляне попытались возмутиться, шутник срезал их точным ответом.

Горе побежденным, сказал он им.

Авентин практически не пострадал. Художников здесь хватало, коричневая охра тоже нашлась, и весь холм у Тибра быстро покрылся изображениями вздыбленных лошадей. Их изображения отпугивали простых готов, а всадники собирали добычу в центре города, не отвлекаясь на окраины. Мишаня уже два дня спал не один, и был на вершине счастья.

— Шрам, — крикнул он ветерану, — ты точно решил остаться?!

— Да! — ответил тот с террасы соседнего дома. — Удобный дом, красивая женщина в постели, что еще нужно человеку в этой жизни? Я остаюсь здесь. Будем соседями. Посмотрим, чья женщина первой родит наследника, кудесник.

— Увидим. Только человеку надо и дело. Иди сюда. Смотри — это схемы водостоков всего города. Если мы спустимся под землю здесь, то сможем добраться до подвалов виллы Нерона.

— Говорят, это страшное место, — протянул старый гот.

— Значит, там мы возьмем богатый хабар, — ответил Мишаня. — Нам понадобятся факел, веревки и пара лопат…

Никита/Шут/МИЩЕНКО The Matrix has you…

Всем, кому не понравился «Бумеранг», посвящается…

В какой–то миг он почувствовал, как напряглись и затвердели её мышцы, как потом стало мягким и податливым тело, а затвердевшие соски расслабились.

— Не бойся, — прошептал он, — Я не причиню тебя вреда.

Прошло несколько мучительно долгих мгновений, и её лицо исказила гримаса боли и

наслаждения, она закрыла глаза, прикусила нижнюю губу до крови, и из её рта донёсся протяжный томный стон…

— Господи, ну почему существует цензура? — ругался про себя Сергей, — Почему нельзя просто написать — всунул, вышел и пошёл?

Он сидел за своим компьютером, печатал новый роман.

— Уже час ночи, а завтра нужно эту хрень ещё в издательство нести.…Всё! Закончил!

Сергей оторвался от клавиатуры, размял пальцы, выключил компьютер и, прыгнув на свою одноместную раскладушку, захрапел.

Внезапно компьютер включился, и на экране начали сами собой появляться слова.

— Проснись, Сергей…

Сергей почувствовал неладное, открыл глаза, сел за компьютер.

— Ну, всё, — резюмировал Сергей, — Уже глюки от недосыпания.

— Матрица имеет тебя…

— Хорош! — Сергей возмущённо всплеснул руками. — Меня жена уже десять лет имеет, а меня какой–то Матрицей пугают!

Фраза моментально сменилась.

— «АСТ» имеет тебя…

— А вот это уже ближе к истине, — согласился Сергей.

— Следуй за Белым кроликом…

— Нет, с кокаином я завязал, — Сергей махнул рукой.

— Тук–тук, Сергей!

Внезапно раздался стук в дверь.

— Твою мать, кому это там не спится?! — закричал Сергей на всю съемную квартиру. — Нельзя так людей пугать!

Сергей подошёл к двери.

— Кто там?

— Свои!

Сергей открыл дверь. На пороге стояли Василий Орехов, Алексей Калугин, Вячеслав

Шалыгин, Роман Глушков, Андрей Левицкий, Алексей Бобл, Андрей Ливадный, Виктор Ночкин, Сергей Вольнов, Алексей Гравицкий, Дмитрий Янковский, Алексей Степанов, Сергей Недоруб, семейная чета Зоричей.

— Привет, Серёга, — поздоровался Орехов. — Что делал?

— Тра**лся.

— Что, серьёзно? Ну, извини, что отвлекли…

— Спал. Чего пришли?

— Не хочешь с нами в ночной клуб? А то что–то ты днями не выходишь из дома…

Сергей задумался и внезапно заметил на плече у Степанова татуировку с белым кроликом в розовых пушистых наручниках.

— Боюсь я — вдруг за гомиков примут?

— А чего нам скрывать?

— Ладно, я иду.

Пьяный вдрызг Сергей кое–как пытался отплясывать ритмичные па на танцполе, чем вызывал только бурный смех местных завсегдатаев. Внезапно молодая девушка в облегающем латексном костюме схватила его и повела в угол клуба.

— Вы — Палий? — пытаясь заглянуть ему глаза, спросила она.

— Этим летом в Сочи был не я, — попытался оправдаться Сергей. — И вообще, я

предохраняюсь.

— Вас ищут.

Сергей моментально протрезвел.

— Кто?

— Морфиус.

— Какой Морфиус?

— Вы должны встретиться с ним, — продолжала она. — Вы в большой опасности.

— Милочка, однажды один индийский шейх заставил меня удовлетворять весь его гарем, иначе голову с плеч. Вот тогда я был в большой опасности!

— Вы должны мне поверить.

Сергей не ответил — он слишком увлёкся, разглядывая глубокий вырез на её костюме.

— Вы меня слушаете?

— Ага… — промямлил Сергей, не отрывая взгляд от декольте собеседницы.

— Мы можем пойти к нему прямо сейчас. Вы готовы?

Сергей грустно вздохнул, заказал себя коктейль, выпил его и весело посмотрел на девушку.

— Веди!

Морфиус оказался высоким накаченным афроамериканцем в темных очках и чёрном плаще.

— Здравствуйте, Сергей. — поприветствовал писателя Морфиус.

— Один вопрос, сударь, — заплетающимся голосом спросил Сергей. — Вы не арабский шейх?

— Нет.

— Отлично, выпьем за это, — и он отхлебнул из бутылки с джин–тоником.

— Присаживайтесь, — Морфиус указал на одно из кресел. Сергей сел.

— Я думаю, Вы пришли сюда за ответами… — начал Морфиус.

— Нет, милейший, но у Вас охренительный бар! — с этими словами Сергей откупорил бутылку коньяка.

— Я вижу, Вы не расположены к беседе, — Морфиус на некоторое время вышел из комнаты, а вернулся уже с миской. В миске лежали две пилюли.

— Это что? — Сергей брезгливо указал на миску.

— Выберите синюю таблетку — и всё это покажется Вам сном. Выберите красную — я покажу Вам, насколько глубока кроличья нора.

«Наверняка эта штука поубойнее ЛСД будет, раз он про кроличьи норы заговорил, — думал про себя Сергей. — С другой стороны, завтра в издательство идти…»

Сергей с серьёзным видом встал, залпом допил коньяк.

— У меня есть предложение лучше… — мертвецки пьяным голосом заговорил Сергей. — Тут неподалеку есть превосходнейший публичный лом. Девочки — во, у меня даже карточка постоянного клиента имеется. Ну, так как?

Морфиус встал, снял тёмные очки.

— Завтра понедельник?

— Да.

— Тогда начну жить заново, — пробурчал Морфиус. — Пойдемте.

— Вот — вот, — радостно поддакнул ему Сергей. — А таблеточки свои Глуховскому

предложите…

14.04.2010 г.

Новенькие

Счастье

— Слышь, Вась, подай энергетик.

— А сам дотянуться?

Тимохов пожал плечами и потянулся к находящейся неподалеку банке. Рука с лёгкость растянулась на несколько метров и, захватив желаемый объект, вернулась в прежнее положение.

— А чего такой горький? — Тимохов с удивлением посмотрел на банку.

— Ну, ты чудак — Вася улыбнулся — он же калибра 7.62.

— Идиот ты, Вася, — Тимохов нахмурился, — и шутки у тебя идиотские. Ещё раз подсунешь мне патроны…

— Да замолчи ты, — Вася поморщил нос, — дай посидеть в тишине.

Тимохов замолчал. Воцарилась тишина. Ветер, дувший со стороны Припяти, нёс с собой несколько сорванных многоэтажек. Где–то вдалеке жутко завыла слепая собака. Её поддержали несколько сталкеров.

— Эх, не та Зона нынче пошла… — закурив, протянул Вася, — не та…

— Скажешь тоже, — Тимохов свесил ноги в низ, сплюнул, — как будто раньше лучше было.

— Было, — Вася с серьёзным лицом повернулся к Тимохову, — вот раньше как было? Сталкеры охотились на артефакты. А теперь — наоборот.

— Они тоже жить хотят…

— Ты дальше слушай. Группировки. Раньше — как люди — прибежали на вражескую базу, поубивали там, кого смогли, и назад. А теперь? Как сбросят эти их поганые атомные бомбы — потом ходи по всей Зоне, трупы собирай…А Сидорович?

— А что Сидорович?

— Ты что, не знаешь? Он же к Монолиту пошёл — и не вернулся…

— Не, это я знаю. Он у него секретарём стал — Монолит нынче за бесплатно ничего не

исполняет.

— Бизнес, ё моё…одни мы как пни сидим…

— Вообще то, — Тимохов повернулся к Васе, — мы и есть пни.

— Были. А теперь двуногие пни.

— Сколько можно повторять? Люди мы теперь.

— Какая разница?

Снова тишина. Внизу военные устроили песни и пляски в честь бога тушёнки. Мимо

бывших пней на полном ходу пробежал кровосос, на ходу бурча — «Где я ей хлеб возьму в три часа ночи?».

— Тимоха, — Вася потушил бычок об остатки андронного коллайдера, — а мы счастливо жить будем?

— Счастливо, — подтвердил Тимохов, — но недолго.

В этот момент в небе ярко вспыхнуло, и показался огромный огненный цветок. Это уже четвёртый раз за неделю взорвался 4-ый энергоблок.

Тимохов посмотрел на летящий прямо на них с Васей метеорит, растянулся на траве, глотнул горького энергетика… и рассыпался на части…

3.06.2010 г.

На празднике

Артёму ещё никогда не попадал в руки такой артефакт. Он его внимательно осмотрел, пощупал, понюхал и даже лизнул — всё тщетно. Прозрачная круглая хреновина упорно не подавала признаков жизни.

— Надо будет у папки спросить, что за оно, — подумал Артём и засунул находку в рюкзак. Не успел он это сделать, как в голове кто–то напустил туману, ноги и руки потяжелели, и вообще он захотел спать.

— Ничего, батя рядом, ничего со мной не будет, — с этими мыслями Артём упал прямо на землю и захрапел…

Проспал он никак не меньше дня, так как по пробуждению оказалось, что вместо пасмурного утра вокруг стояла глухая ночь. Артём поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что не знает, где находится. То есть совсем.

Вместо привычных деревенских полуразрушенных хат Деревни Новичков перед ним

раскинулись лощёные многоэтажные «хрущёвки». Неподалеку оказались все признаки советского дворика — скамейки, песочница. Пока Артём стоял и тихо обалдевал, сзади его кто–то хлопнул по плечу.

— Молодой человек, что это Вы здесь делаете?

Артём обернулся. Перед ним стоял невысокий полноватый человек в милицейской форме.

— Вы почему ночью один гуляете? — повторил свой вопрос незнакомец.

— А Вы вообще кто?

— Майор Печкин, — Печкин вынул удостоверение.

— Крутая корочка, — Артём кивнул. — Мне папка тоже обещал такую сделать.

— Что Вы сказали?

— Ничего.

— А теперь предъявите свои документы.

Артём замялся.

— Документы это…нужная вещь,…а где я?

Печкин удивлённо посмотрел на Артёма.

— В городе.

— А как город–то называется?

— Припять.

Артём присвистнул.

— Эко меня вставило…

— Что Вы сказали?

— А год сейчас какой?

— 1986, — Печкин положил руку на кобуру с табельным пистолетом. — А что?

— Да так, — Артём принял невинный вид. — Просто интересно…

С минуту они разглядывали друг друга. Наконец, Артём заговорил.

— Я прибыл к Вам из будущего.

— Чего?

— С первым апреля!

— Сегодня 26 апреля. — пальцы Печника на кобуре от напряжения побелели.

— Ну, значит, с двадцать шестым. Подумаешь, двадцать пять дней разницы…

Теперь Печкин не выдержал.

— А ну–ка дыхни.

— Ась?

— Дыши!

— Куда?

— В трубку!

— Уйди, голубой, — Артём отошёл от Печкина. — Знаю я вас — «подыши в трубку,…а теперь я подышу в твою…».

— Слушай меня, торчок! — Печкин рывком вынул пистолет. — Или ты сейчас дышишь в трубку, или навсегда останешься импотентом!

Артём дыхнул. Трубка молчала.

— Трезвый, — прошептал Печкин. — Что, укололся?

— Ну, было дело, — признался Артём. — Идём как–то с батей по Рыжему лесу, и тут на нас как попрёт толпа ежей…

— Понятно, обкурился, — Печкин достал бланк ареста и принялся его заполнять. — А я сразу за приличного человека принял…

— Дяденька милиционер, отпустите меня, — спохватился Артём. — Меня если папка не увидит, сразу искать начнёт. И ведь найдёт. И отлупит. В прошлый раз так выпорол — я неделю сидеть не мог.

— Ага, так вас тут двое! — глаза Печника алчно засверкали. — Это ж какая премия светит…

— Нет тут никого. Один я. Одинешенек.

Артём принялся картинно плакать.

— Да ты не реви,…не реви, кому говорят… — Печкин смутился. — …мужик ведь, не баба…

Через полчаса оба сидели на пороге участка Печкина и хлестали пиво.

— А она мне говорит — «У меня есть другой», — проговорил заплетающимся языком пьяный в стельку Печкин.

— И что потом?

— Ушла.

— Насовсем?

— Насовсем.

— Сука.

Печкин отхлебнул из горла и повернулся к Артёму.

— А у тебя баба есть?

— Нет, только папка, — Артём допил пиво и выбросил в кусты бутылку. Из кустов послышался приглушённый мат.

— А мы с отцом поссорились…

— Из–за чего?

— Да из–за пустяка.

— Так иди, помирись.

— Да нет, у него же сейчас жена, дети…

— Пошли, — Артём встал и попытался поднять Печкина. — Потом жалеть всю жизнь будешь.

Печкин нехотя поднялся. Шатающейся походкой парочка отправилась в сторону Атомной ЧАЭС.

— Слушай, — подал голос Артём. — А вот смотрю — улицы у вас чистые, дома красивые…у вас что, праздник?

— Да у нас каждый день так…

— Каждый день праздник? Офигеть!

— Да нет, не каждый день праздник. Каждый день чисто.

Артём кивнул. Они прошли ещё немного, и в этот момент земля содрогнулась. Артём поднял голову и увидел, что на месте ЧАЭС в воздухе стоит огромный огненный цветок.

— Ну, я же говорил, что праздник, — Артём повернулся к Печкину. — Смотри, уже салют дают.

— Что, правда? — Печкин обнял Артёма. — Тогда давай споём.

— Давай.

И они запели.

27.03.2010 г.

Яна/Spirit/САУШИНА Второе дыхание

Нет больше этой жизни в вечном страхе! Короткая очередь, чернобыльский пес отлетает к противоположной стене и мешком падает на землю, издав предсмертный полухрип–полурык.

Нет больше войне! Неожиданно появляются силы, и я отбрасываю прыгнувшего на меня слева пса мощным движением, он недовольно скулит, а я посылаю ему вслед несколько пуль, точно в уродливую башку.

Нет больше одиночеству и страху получить ножом в спину! Рывок, устремляюсь к выходу, попутно ногой отшвыривая очередную тварь.

Нет больше бессмысленному существованию! Я в паре метров от заветного проема, но с ног меня сбивает слепая шавка. Невероятно сильное желание жить заставляет меня перевернуться на спину, достать нож и вспороть гадине брюхо. Еще две. Ну, давайте! Я полон решимости, я переполнен ею — никто не посмеет убить меня, никакое порождение Зоны не посмеет дотронуться.

Собаки чуют опасность, они жалобно скулят, припадают к земле и тут же срываются с места, бегут, трусы!

Нет больше Зоне в моей жизни!! С автоматом в одной руке и с окровавленным ножом в другой, я вылетаю из бывшего магазина. Я не дойду до Монолита. Я сильнее этого, я получил именно то, что хотел, я понял свою жизнь, понял, что мне от нее нужно. И я уйду из Зоны, прямо сейчас.

Площадь пустынна, никого нет. Монолитовцев наша группа уже зачистила в этом районе, а никакой мутант меня не тронет, ибо человек может превратиться в существо намного более страшное, чем эти порожденные больной фантазией Зоны.

И я заживу хорошо, осталось только выбраться, всего лишь пройти дорогу обратно,

пересечь периметр.

Я бегу по площади, назад, и пусть группа одиночек, собравшаяся помогать друг другу, к которым я недавно примкнул, думает что хочет. Они пусть просят у Монолита богатства, любви и исчезновения Зоны. Я же просто уйду, вернусь назад.

Зону потрясает Выброс, внеплановый, и, как любой внеплановый Выброс, он застает

врасплох очень многих ее обитателей. Так Зона избавляется от назойливых и надоевших ей людей, которые лезут сюда, не определившись со своими желаниями, убитые горем и полные наивных надежд, злые и черствые, непризнанные гении и просто всякий сброд, отбросы общества, безнадежные романтики или неудачники. Зона устает от таких, неопределившихся и странных, чересчур амбициозных и догадливых.

Вдох — наливаются свинцом тучи, небо приобретает немыслимые, неестественные цвета, медленно они концентрируются в центре неба над Зоной. Все окружающее приобретает странные оттенки, воздух становится плотнее, нарастает рокот…

На площади в Чернобыле стоит человек. Он смотрит в небо, и лицо его принимает

удивленное выражение. Так удивляются дети, когда узнают, что вместо Деда Мороза подарки под елочку кладет папа — обида и сожаление, смешанные с удивлением. Он бежит в сторону дома, где есть подвал, но скоро останавливается, дорогу туда преграждает непростая стена аномалий. Он бежит к другому, дальнему, дому, но и там путь закрыт ловушками, обхождение которых требует времени. Обида нарастает, но вместе с ней приходит решение. Сталкер делает глубокий судорожный вдох…

…Задержка дыхания — рокот становится мерным, а затем все замирает, готовится

разразиться страшной бурей, наступает тишина…

…которую в Чернобыле на главной площади нарушает хриплый отчаянный крик:

— Я не дамся тебе, сука!

Кричавший швыряет в сторону автомат и нож, достает пистолет, приставляет к виску,

грохот выстрела лишь на долю секунды опережает громовой раскат…

…Выдох… «Кто не спрятался, я не виновата».

07.07.10

Сириус

На пригорке сидела собака и внимательным взором оглядывала окрестности. Будучи

хозяйкой этих мест, она могла позволить себе не бояться никого и ничего и смотреть на все с той надменной гордостью, которая присуща только хозяйкам…Сильные порывы ветра колыхали ее короткую темную шерсть и доносили до ее носа множество запахов. Вон там идут сталкеры с артефактами. Они не опасные, от них пахнет страхом и усталостью — затравленные, испуганные, полные ненависти ко всему — почти животные. Где–то там, правее их затаился кровосос — ждет добычу в свои цепкие длинные лапы, сталкерам сегодня не повезло. Вон там промчались испуганные псевдоплоти. Собака недовольно фыркнула. Ночь постепенно накрывала Зону своим темным беззвездным одеялом, ветер утихал, и Зона, казалось, засыпала. Но это лишь иллюзия, Зона еще только начинала пробуждаться. Собака каким–то седьмым чувством, которое есть только у существ Зоны, почувствовала изменения в

аномалиях — некоторые из них набирали силу, некоторые становились почти безобидными, теряя свою энергию, это ведь только наивные люди думают, что у аномалий нет своей жизни.

Собака легла на землю и положила голову на лапы. Она пролежала так, вслушиваясь в звуки Зоны, почти полчаса, пока внезапный порыв холодного ветра не заставил ее недовольно поежиться, а звук приближающихся шагов встать и посмотреть в ту сторону, откуда шел друг.

Человек в длинном оборванном плаще подошел и сел на землю рядом с собакой.

— Ну, что, Лесси, что, моя умница? Кого ты чуешь? — забормотал друг, теребя своего

«питомца» за холку, — Ну ничего, придут, а у нас будет спасение, на Барже, а где же еще? Вот придет Волна мутантов, а мы одни выживем…Выживем, Лесси, главное — верить…

Собака лизнула друга в нос и засмеялась глазами — «ну что он как ребенок маленький, не будет никакой Волны, мне ль не знать?».

Ветер слегка разогнал пелену над Зоной и из–за туч выглянули звезды и тусклый

полумесяц.

Лесси встрепенулась. Вот она — Звезда. Настанет день, грянет час и станет рай собакам и волкам на земле, а звезда Сириус будет путеводной. Вот наша вера, вот наша надежда, вот наша любовь. Лесси протяжно завыла, вскинув морду к небу, забыв про Ноя, про его Баржу, её вою ответило еще несколько с разных концов Зоны. Выли слепые псы, выли псевдособаки, и даже где–то вдалеке слышался низкий и гулкий вой Чернобыльского пса.

«Верьте во что хотите, у нас — своя вера».

Зона вновь покрылась тучами, той пеленой, что скрывала ее от глаз неба, и вой мгновенно стих.

— Пошли, Лесси, пошли.

Лесси бросила еще один тоскливый взгляд наверх и пошла вслед за человеком.

Татьяна/Catmeat/КЕТЛЕР-МЯСНИЦКАЯ Хозяйка

Я не люблю просыпаться рано. Здоровый сон, правильное питание и размеренный стиль жизни — вот мои главные принципы. Очень, очень неплохие принципы. Я прекрасно себя чувствую. Ем, пью, прогуливаюсь… И никогда не спешу. А ведь многие считают это место — мой Дом — смертельно опасным. Воюют, сражаются, погибают за свои бездушные побрякушки… Эх, да что тут говорить! Просто они безнадежно глупы. Впрочем, не всем довелось родиться такой как я. Вот и приходится постоянно терпеть этих недоразвитых, терпеть и прощать. Их навязчивость, бестактность, грубая ласка — как это все утомляет!

Вообще, сталкеры напоминают мне животных. Они грязные, вечно голодные, от них плохо пахнет… Однако, другого общества здесь не имеется, поэтому приходится

довольствоваться теми, кто есть. Да, нелегко быть Хозяйкой…

Конечно, сталкеры примитивны, но в этом есть и свой плюс: в похожих ситуациях

большинство из них будут реагировать стереотипно. Нужно только подобрать к ним нужный ключ — и все, повелевай и властвуй. Что ж, мой «ключик» — всегда со мной: во–первых, внешность… и гибкость… и чистоплотность… А в дополнение — умение влиять на живых существ. Поэтому я никогда ничего не прошу. Беру лишь то, что они сами приносят и просят принять. Стоит лишь немного их подтолкнуть, а потом остается только выбирать из подарков то, что получше.

Впрочем, встречаются такие сталкеры, которые отличаются от других. Нужно тонко

чувствовать людей, чтобы это заметить. Эти бродяги не лишены такта, избегают

фамильярности и не дают волю рукам. Они бывают весьма полезны. Таких сталкеров я приближаю к себе и делаю слугами. На время, конечно. Избегаю любых длительных связей.

Последнего слугу я отослала от себя позавчера. Он был хорош — каждый день доставлял к моему жилищу свежую пищу, а еще — от него я многое узнала о том мире, из которого все сталкеры приходят сюда. Не из той ерунды, что нес слуга при моем виде, а из его размышлений. И вот какой вывод я сделала на их основе: там, за пределами Дома, — крайне неприятный мир: суматошный, опасный и бессмысленный. В нем много таких, как я…похожих на меня. Но сходство — только внешнее.

Вообще, от сталкеров я узнала много нового. И странного. Это место они называют Зоной — тем же словом, что и большой загон для наказанных людей (оказывается, есть и такое).

Почти все из встреченных мной стремятся вырваться из Зоны, хотя уже не могут без нее. Тем не менее, они собирают неказистые камушки, которые называют артефактами, именно для того, чтобы было с чем вернуться. Рискуют, глупые, и многие погибают. Не вижу во всем этом никакого смысла. Что может быть естественнее и проще наслаждения жизнью?

Однако же, без сталкеров мое существование усложнилось бы. Даже я, Хозяйка, иногда нуждаюсь в помощи. Обычные животные, мутанты, да и люди тоже — все они не представляет для меня никакой угрозы. Легко управлять теми, кто этого даже не замечает.

Однако есть в Зоне создания, которых сталкеры называют контролерами… С ними все гораздо сложнее. Моя встреча с контролером была короткой, но впечатления остались самые мерзкие. Это при том, что мы даже не видели друг друга. Однажды, отдыхая под деревом, я почувствовала нечто странное, а именно — чье–то навязчивое, давящее присутствие. Это было необычно и неприятно. Пришлось дать понять нежданному гостю, что на этот раз покомандовать ему не удастся. Мой мысленный отпор был сразу же замечен. Контролер удивился (именно так!), а потом — сосредоточился и принялся меня искать. Конечно, покорить Хозяйку было ему не под силу, однако, к сожалению, я тоже не могла заставить монстра покинуть свои владения. Контролер стремился сломать того, кто не подвластен его воле, или убить. Мне пришлось прятаться. Сидя в корнях старого дерева, я чувствовала злость и угрозу, исходящую от мутанта. Контролер рыскал в округе, скрываемый от меня

зарослями кустов и травы.

Вот тогда–то я впервые в полной мере оценила пользу сталкеров. Их всегда можно

почувствовать издалека — много эмоций, ощущений, сбивчивых мыслей. Люди вообще шумные. Поэтому я сразу заметила их появление в своем лесу. Позвать сталкеров было несложно… Уже через час монстр был мертв.

Люди послушны, и это хорошо. Они могут убить моих врагов, отогнать мутантов, а кроме того — принести вдоволь еды. Не люблю охотиться, поэтому нередко прибегаю к услугам сталкеров. Вот и сейчас я чувствую голод. Мне это не нравится. Значит — пришло время. За колючим кустарником устроился на привал человек. Его мысли спокойны и ясны. Думаю, ему можно показаться.

Гибко выскальзываю из своего укрытия и медленно, плавно выхожу на открытое

пространство. Только что сталкер огорченно разглядывал свою одежду (порвал, наверное), секунда — и вот на меня уже смотрит абсолютно черный зрачок ствола. Я знаю, что такое оружие. Но не боюсь. Они почти всегда так реагируют — сначала. Пристально гляжу ему прямо в лицо. Мне всегда нравился этот момент — момент, в который сталкер замечает меня впервые. Забавно сливаться с его сознанием и видеть себя чужими глазами. Он большой, а я — маленькая. Он белый, а я — черная. У него радужка серая, а у меня — изумрудно–зеленая. Он прикидывает, не опасна ли я. Всегда одни и те же вопросы в чужом мозгу: «Мутант, или нет? Выстрелить, или не стоит?» Я лениво отворачиваюсь и начинаю удаляться. Потом останавливаюсь — и снова смотрю на сталкера. Тот опускает оружие, его лицо смягчается.

Все как всегда.

Я многое узнала об этих людях. Многое поняла. Но вот что не подвластно моему

пониманию, так это форма приветствия, которую они используют всякий раз, когда

обращаются ко мне. Вот и сейчас сталкер опустился на корточки, нашарил в рюкзаке кусок колбасы, а потом издал странный свистящий звук:

— Кс–кс–ксс… иди сюда… иди, не бойся…

Немного подожду, а потом подойду ближе. Судя по улавливаемым эмоциям, мне

встретился еще один хороший слуга. Этот сталкер будет заботиться обо мне так, как

следует… Только сейчас он еще об этом не знает.

«Иди сюда… не бойся…» Нелепые слова. Чего мне бояться? Вот смешной.

Эдуард/Stedman/СТИГАНЦОВ СТАЛКЕР

Приближение неотвратимого зла, коснувшегося моих чувств. Чувство безысходности и все попытки пошевелить хотя бы рукой обречены заранее. Я связан. Крик, зарождаясь в груди, пытается вырваться наружу, но не находит выхода. Слышится только мычание. Кончик языка упирается в непреодолимую преграду, и я понимаю, что у меня больше нет рта. Я это настолько глубоко осознаю, что отчаяние разрушительной волной в одно мгновение окутывает моё сознание. Картина окружающего мира меняется…

Приступы резкой боли, выворачивающие меня наизнанку, сменяются краткими периодами облегчения. Боль отступает и сквозь пелену, застилающую глаза, становятся видны размытые силуэты существ … Мёртвые товарищи предлагают мне присоединится к ним. Их глухой шёпот заставляет сердце учащённо биться.

Но я ведь жив, ребята! — кричу я в ответ на их завлекающие жесты.

«Ты мёртв…» — шепчут они и мой стук сердца постепенно становится еле слышен и вскоре совсем затихает…

Я проснулся и наваждение исчезло. Но сама реальность как бы исказилась. Мозг ещё находиться во сне, путая его с явью. Я протягиваю руку за пачкой сигарет. Делаю первую затяжку. Воспоминания о кошмаре и его реалистичность начинают забываться. Пугающие яркие образы постепенно теряют свои краски и приходит облегчение, но противный осадок от увиденного во сне остаётся где — то в подсознании, вызывая некий дискомфорт. Приняв сидячее положение, я достаю пепельницу.

Кошмары начали меня мучить довольно давно. Самое интересное, что они начались

примерно через месяц после того, как я покинул Зону, оставив среди аномалий трупы убитых мародёрами друзей, и направился к Кордону. Потеряв Дэкера и Старого, я был психологически доведён до последней крайности. Полное опустошение всех моральных сил организма и мне было глубоко наплевать на всё происходящее вокруг. А Зона, словно издеваясь, отпустила меня во внешний мир, не причинив на прощание никакого вреда. Я пытался восполнить утрату алкоголем, но он не приносил облегчения. Появились кошмары, пожирающие мои моральные силы, и на горизонте ясно замаячил суицид, для которого не нужно предпринимать сверхусилий при имеющемся у меня запасе огнестрельного оружия.

Морально я был готов к смерти. Но в последнее мгновение меня остановил ЕЁ зов. Она действительно звала меня, обещая облегчить мои страдания. Она играла моими чувствами, навевая воспоминания о том времени, когда я был полноценным человеком, а не жалким, психически больным куском радиоактивного мяса, как сейчас. Светлые воспоминания моих побед над порождениями Зоны, редкие артефакты и бешеные деньги, вырученные за их продажу. Смертельные ситуации и я, своим упорством, своей несгибаемой волей преодолеваю их, смеясь над попытками врагов принести мне смерть. Мне было хорошо. Я…я был счастлив.

Она убедила меня вернуться. Я нёсся, казалось на крыльях, чтобы вдохнуть полной

грудью отравленный радиацией воздух, пропитанный угрозой и электричеством. Чтобы почувствовать вкус опасности и, пропитавшись животным страхом, с маниакальным упорством гнуть свою линию до последнего вздоха. Чтобы почувствовать, наконец, забытый вкус к жизни.

Вот он, Кордон, запретное место для людей в штатском, предбанник Зоны. Вот он,

окружённый колючей проволокой, минными полями с блокпостами, ощетинившимися

крупнокалиберными пулемётами вышками. Солдатами регулярной армии, готовыми

насмерть биться с порождениями Зоны и одновременно уничтожать всех нарушителей, пытающихся проникнуть в Периметр, либо выйти из него. Еле слышные крики, предупреждающие об открытии огня на поражение, доносятся сквозь пелену эйфории, охватившей меня на подступах к Зоне. Крохотная часть сознания предупреждает об опасности, но воспалённый мозг не обращает внимания на такие мелочи. Пальцы цепляются за ячейки металлического заграждения, мышцы рук синхронно сокращаются, выталкивая моё тело наверх. Прыжок вниз и, сгруппировавшись, смягчаю приземление кувырком. Я на земле своих лучших воспоминаний… Чувство безмерного счастья, первые шаги по заражённой территории…

Звук выстрела и пуля пробивает навылет грудь сталкера. Падение. Прохладное

прикосновение заражённой земли… Запах травы и скрюченные пальцы, беспомощно

пытающиеся набрать горсть отравленного чернозёма.

— Я люблю тебя, Зона… — шепчут обескровленные губы и сердце сталкера, получив

долгожданный покой, перестает биться.

СЕКТАНТ

Смутная, ничем не обоснованная тревога у контрактника Севрина со временем переросла в навязчивую фобию. Смена личного состава на охраняемом Периметре происходила раз в три месяца и это уже была девятая по счёту вахта старлея. И она стала последней. Причина оказалась довольно банальной. Хотелось вернуться в мир, где не нужно было ежедневно вести борьбу на выживание. Измученная душа воина желала покоя. Более полутора лет рядом с Зоной. Неисчислимое количество выбросов аномальной энергии, смягчённое дальним расстоянием от эпицентра, но оттого не ставшее менее вредным для психики…

Головная боль преследовала его уже вторую неделю после отставки из вооружённых сил. Севрин нашёл хорошо оплачиваемую работу на гражданке. Должность старшего инкассатора в коммерческой структуре, чьё имя довольно известно в СНГ и за границей. Казалось бы, чего ещё желать добровольно списанному в запас воину, чьё здоровье забрала Зона.

Проклятая Богом территория, лишившая его многих товарищей и возможности просто радоваться каждому прожитому дню на большой земле. У Севрина не осталось старых товарищей на гражданке, земле, которая ещё не подвергалась разрушительному влиянию Зоны. Он не находил общие темы для разговора с простыми людьми, которых не коснулась Зона, словно находясь с ними в разных плоскостях восприятия окружающей действительности. Все лживые маски добросердечия и отзывчивости, которые ежедневно он наблюдал, вызывали в нём только чувство отвращения к окружающим его людям.

Одиночество непреодолимо навязывало ему свою компанию, которую потихоньку принимал военный, не находя ей альтернативы. Безразличие ко всему происходящему овладело сознанием, и каждый новый день оно лишь набирало силу. Человек дошёл до края своих моральных сил и больше не в силах был терпеть приступы жуткой головной боли, ночные кошмары и преследующие его наяву галлюцинации…

Вороненый ствол автоматического пистолета системы Макарова тускло блестел в полумраке, который пыталась разогнать тускло светящая настольная лампа. Это был единственный выход, чтобы прекратить весь этот кошмар, каждодневно опустошавший его изнутри. Руки, чьи движения были доведены до автоматизма многочисленными упражнениями, умело вогнали обойму. Клацнул предохранитель и затвор, передёрнутый точным движением, вогнал патрон в ствол пистолета. Смертоносная машинка смерти на этот раз должна была принести облегчение, долгожданный покой, который не могло ему дать безразличное общество людей.

Сталь приятно холодит висок, и палец на спусковом крючке напрягается в последний раз. И вдруг старлей слышит тихий, успокаивающий шёпот…

Её слова были словно целительный бальзам, с теплотой и заботой положенный на

воспалённые раны души. Показываемые ею картины прошлой жизни Севрина, мелькавшие в воспалённом мозгу последнего, вызывали радость и тихое сожаление о прошедших днях. В том времени он был нужен. Преданный долгу и своим товарищам, каждый из которых, не задумываясь, отдал бы свою жизнь за спасение другого, он жил, наслаждаясь каждым днём.

В нём нуждалось командование, его товарищи и остальное человечество, которое он

защищал от возрастающего влияния Зоны. И каждый день на фоне многочисленных смертей он радовался, что жив и дышит отравленным воздухом Зоны.

Она предлагала ему полноценное существование, в котором будут востребованы все его навыки. Жизнь, где не будет боли, лести и предательски лживых улыбок. Он станет одним из офицеров Её армии, призванной очистить мир от царящего в нём безразличия, атмосферы наигранного благополучия и вседозволенности. Он будет вместе с ней очищать весь мир от скверны и пороков человеческих. Слишком долго они находились по разные стороны баррикад и пусть все обиды и лишения будут забыты, затерявшись в воспоминаниях о прошлой жизни.

Он согласился…

Затяжная перестрелка с отрядом сектантов шла к своему логическому завершению. Отряд военных за счёт превосходства в живой силе и грамотно выбранной тактике ведения боя перебил всех фанатиков. Бойцы майора Князева, осторожно передвигаясь среди развалин Мёртвого города, добивали раненных солдат противника. Ненависть к этим полумутантам, потерявших чувство ценности к человеческой жизни и совершающих человеческие жертвоприношения, не позволяла их взять в плен. Достаточно было раз увидеть их, не выражающие никаких эмоций, лица. Заглянуть в их бессмысленные, нечеловеческие глаза.

Увидеть то, что остаётся от человеческих тел после их чудовищных обрядов, чтобы заочно вынести им смертный приговор.

Князев, проходя мимо очередного тела сектанта, остановился. Ноги врага были придавлены крупным обломком кирпичной кладки. Простреленная в нескольких местах грудь и свистящее дыхание, вырывающееся из — под затемнённого щитка на шлеме. На месте левой руки остался лишь обрубок с торчащей наружу костью. Но при всех своих увечьях, от которых нормальный человек потерял бы сознание или умер от болевого шока, сектант был жив. И даже пытался дотянуться до валявшегося рядом оружия. Князев оттолкнул дрожащую руку противника и, присев, откинул забрало шлема фанатика. Говорят, они совсем не чувствуют боли и Князевым, который никогда не наблюдал живого сектанта рядом с собой,

двигала жажда любопытства.

На него глянули знакомые глаза его старого боевого товарища старлея Севрина, выглядевшие вполне осмысленно вопреки всем ожиданиям. Лишь где — то в глубине проскакивали искорки безумия. Майор оторопело уставился на лицо своего товарища, а ныне — врага. Сектант еле заметно усмехнулся уголками губ:

— Она позвала, Князев… Она позвала…

И затих с умиротворённым выражением на лице.

Владислав/РыжийШухер/МАЛЫШЕВ Последняя встреча

Вот уже несколько часов я сидел на полу одиночной камеры и пялился на тускло горящую лапмочку. Кроме неё здесь не на что было смотреть. Ни окна, ни нар. Лишь бронированная дверь, да лампа над ней. На двери уже тридцать три раза все заклёпки пересчитал, теперь смотрел на лампочку. Думал. Хотя думать совершенно ни о чём не хотелось. Голова раскалывалась, тело ломило. Чувствовал себя так, как будто мной в футбол играли.

Последнее, что помнил, было похоже на кадры киноплёнки.

Зависли над поляной, выбросил фал для десантирования. Мат летунов, вспышка, пол вертушки уходит из–под ног, стремительно приближается земля. Снова вспышка. Темнота.

Теперь я здесь. Где? Зачем? В двери заскрежетало. Ага, похоже сейчас всё узнаем. Два раза щёлкнул замок, лязгнул засов, и дверь камеры распахнулась.

На пороге стоял рыжеволосый охранник, одетый в так называемый «болотный» камуфляж.

Ха, славное братства Монолита. Ну вот, всё вставало на свои места. А я то гадал, кому это понадобилось брать в плен военного сталкера? Оставался, правда, вопрос «для чего?», но, похоже, и на него я скоро получу ответ. Хотя, вряд ли он будет утешительным. Монолитовец направил ствол автомата мне в живот и, отойдя на несколько шагов, произнёс:

— На выход!

Опытный, сволочь. Сразу видно, к себе не подпустит, да и от себя тоже. Ладно, будем послушными, на выход, так на выход. По выходу из камеры меня ожидали два сюрприза.

Во–первых, монолитовцев было трое. За дверью стояли ещё один конвоир и старший

офицер. Во- вторых, лицо офицера мне было до жути знакомым. Почему до жути? Да потому, что этого человека мы похоронили шесть месяцев назад. Или думали, что похоронили. Какой делаем вывод? Как говорится, либо это, либо одно из двух. На зомби он не походил, насмотрелся я на них, на духа бестелесного тоже не тянул. Значит, рано мы комбата в покойники записали.

— Командир, какого ты тут де…

Резкий удар прикладом в солнечное сплетение выбил из меня воздух вместе со словами.

— Молчать!

Так, значит диалога не получится. Быстро затянув пластиковые наручники на моих

запястьях, один из конвоиров пинком ноги задал мне направление:

— Пошёл!

Ну, ладно, рыжий. Бог даст, ещё побеседуем.

Коридор, насколько я успел рассмотреть, был тупиковым. Одна стена глухая, на другой восемь дверей, таких же, как у моей камеры. Интересно, где эта тюрьма находится?

Пока Рыжий открывал дверь коридора, я исподтишка разглядывал человека, бывшего когда–то моим другом и командиром. То, что это был именно Лосев, сомнений не вызывало. Вот только раньше я его таким никогда не видел. Потухший взгляд, слегка обрюзгшее лицо.

Тычок в бок прервал мои размышления:

— Пошёл!

Да, многословием ребята не отличаются. Эх, тёщу бы к ним, на перевоспитание.

Картина, представшая моему взору, оптимизма не внушала. Коридор выходил в зал

цилиндрической формы, по окружности которого располагалось ещё семь дверей, ведущих, скорее всего, в такие же аппендиксы. У каждой стояло по охраннику. Серьёзно у них тут всё. Хотя другого ожидать было нелепо.

Судя по тем скудным сведениям, которыми обладало командование нашего батальона, секта была прекрасно оснащена и обучена. Живыми захватить монолитовцев удавалось редко, а от тех, кто попадал к контрразведчикам, даже с помощью «сыворотки правды», мало, что удавалось добиться. Все попытки военных приблизиться к центру Зоны пресекались штурмовиками–сектантами, причём с печальными последствиями для первых.

Во время одной такой операции и погиб, вернее, как оказалось, не погиб, майор Лосев. В центре зала находилась винтовая лестница, ведущая наверх. К ней то меня и повели, ткнув стволом автомата между лопаток. Язык жестов конвоиров, довольно болезненный для моего бренного тела, начинал напрягать.

— Поласковей нельзя?

С таким же успехом я мог бы обратиться к дереву. Даже у Буратино, наверное, эмоций на лице было больше, чем у моих сопровождающих, хоть и сделан он был из полена. Рыжий шагнул ко мне, и, дабы не получить ещё один удар, я счёл за благо поскорее подняться по лестнице.

Этот этаж резко контрастировал с нижним. Зал был разделён на две части стеной из

стекло–пластиковых секций. Почти всё пространство помещения, в котором мы находились, было заставлено контейнерами и ящиками со странной маркировкой «О». За стеклом же находились какие–то приборы, весело перемигивающиеся разноцветными огоньками, а на стенах, между сплетениями кабелей, висели мониторы. Из–под куполообразного потолка лился мягкий свет.

Лосев подошёл к дверям «аквариума», вставил прямоугольник магнитного ключа в сканер, и створки раздвинулись. Проходя через дверной проём, я обратил внимание на толщину перегородки. Судя по всему, стекло было пуленепробиваемым. Помещение чем–то походило на Центр Управления Полётами. Только на экранах вместо траектории орбиты было изображение различных участков Зоны. Некоторые были сняты с высоты птичьего полёта, скорее всего с беспилотников. И, похоже, картинка шла с камер в он–лайн режиме.

Сбоку послышалось жужжание сервомоторов, и из–за стеллажа выехала коляска, в

которой сидел странного вида сморчок — старичок. Он был похож на лысую измождённую обезьянку, которую для смеха усадили в инвалидную коляску. Из–под ворота и рукавов рубахи торчали провода, уходившие в ящик, закреплённый под сидением. За спинкой коляски были установлены два прозрачных баллона, напоминавших акваланг, в которых пузырилась вязкая зелёная жидкость. Две трубки, одна шла из шеи, другая откуда–то из–за спины, соединяли сморчка с этим «аквалангом».

Лось почтительно склонил голову, а Рыжий с напарником вытянулись так, что было

слышно, как хрустнули их шейные позвонки. Чудо–юдо здесь в авторитете, похоже.

— Ну-с, здравствуйте, молодой человек.

Юморист, однако, этот старичок. Сначала в камере держат, потом бьют, почём зря. А теперь здоровья желают.

— И вам не кашлять, дедушка.

— Зовите меня Экселенц. Хочу сказать, что вам трижды повезло. Во–первых, не погибли при взрыве вертолёта. Во–вторых, ваш бывший сослуживец оказался поблизости и решил, что вы можете представлять интерес для нашей организации и доставил сюда, на станцию.

Ну, а в-третьих, он оказался прав, и ваши навыки, действительно, могут быть полезными для нас.

Сморчок дёрнул плешивой головкой, и меня потащили к креслу, стоящему у дальней

стены. Срезали наручники, усадили, пристегнув руки и ноги фиксаторами. На голову

нахлобучили дуршлаг с проводами.

Кажется, приплыл ты, майор Воронько, подумал я. Не будет ни полковничьей пенсии, ни, на худой конец, прощальных речей и салюта над могилой геройски павшего товарища.

Обидно, хотелось даже уронить скупую мужскую слезу. Да вот только вид человечка в коляске вызывал у меня приступ идиотского веселья. Реакция организма на выброс

адреналина, будь оно не ладно.

Старикашка подъехал к пульту и начал щёлкать тумблерами.

— Сейчас мы дадим кое–какие вводные вашему мозгу и проверим его ответную реакцию.

— Зачем вам всё это надо, господин смо…, простите, Экселенц?

— Вы о чём? Если о себе, объясню. В результате тщательно спланированной диверсии, были отключены излучатели на Радаре. — Он махнул рукой в сторону мониторов. — Все, кому не лень, кинулись захватывать контроль над открывшимися территориями. Мы несём потери, но это поправимо. Подключим другие ретрансляторы, наши ряды вновь пополнятся теми же членами группировок, прорвавшихся к Припяти. Но это будут рядовые бойцы. Нам же нужно

среднее командное звено. Его то мы и формируем из армейских офицеров.

— А чем обработанный мозголомкой офицер будет отличаться от обычного бойца?

— Здесь всё просто, юноша. Вы верны Родине, присяге. Для вас честь мундира не пустой звук. Мы же подменим эти понятия идеей беззаветного служения Монолиту. И все ваши знания и способности начнут приносить пользу нашему общему делу.

— Вы не станете бездумной машиной, вы будете так же самостоятельны в своих решениях.

Но все они будут подчинены главному — нашей великой идее. Для этого мы и применяем индивидуальное кодирование кандидатов.

— А остальным мы просто заменяем все желания на одно единственное — фанатичное служение Монолиту.

Сморчок смешно затряс кулачками. Ох, лучше бы он от киевского «Динамо» фанател.

— Но для чего вам эта армия, промывание мозгов? Обычно, когда говорят о великой идее, где–то рядом маячат деньги и власть.

— Слишком примитивно мыслите, юноша. Основная наша цель — изменить мир вообще.

Перед нами открываются такие перспективы, которые многим даже и не снились. Мы

получили власть над мозгом человека. Мой мозг уже бессмертен, скоро закончим работы по замедлению процесса старения тела человека. Перспективы открылись просто фантастические. Армия лишь выполняет функцию защиты от излишнего внимания власть предержащих.

— Бессмертие… А как объяснить банальному кирпичу, упавшему вам на голову с пятого этажа, что ваш мозг бессмертен?

— Утрируете, конечно, но от механических повреждений никто не застрахован. Кстати, мы закончили. Результаты просто замечательные. Сейчас уже за полночь, прощаюсь до утра. К этому времени компьютер разработает индивидуальную программу вашего перевоспитания.

— Хе–хе–кхы…

Старикашка зашёлся булькающим смехом, радуясь собственной шутке и поехал прочь.

Я снова оказался в камере. Информации для размышлений было достаточно, но вся она мало, чем могла помочь в решении главного вопроса. Как избежать промывки мозгов?

Вероятность побега была практически равна нулю. Можно было, конечно перебить охрану, захватить оружие, даже какую–нибудь тяжёлую технику. А на ней, прихватив секретную документацию, пробиться к своим. Жаль только, что я не герой боевика, а ЧАЭС не Голливуд. Ещё раз прокрутив в голове прошедшие события, я принял для себя однозначное решение. В такой ситуации главное — начать, а там уж, куда кривая выведет.

На утро меня повели знакомой уже дорогой. Правда конвоиров было всего двое, Рыжий и Лосев. Меня озадачила одна странность. Бывший майор, одевая на мои руки наручники, затянул петли не на запястьях, а выше. Что это было? Небрежность или умысел? При желании, спустив браслеты до кистей, можно было легко освободиться. Я покосился на Лосева, но его лицо не выражало ничего, кроме безразличия. Ладно, подумал я, примем, как данность.

У лестницы мы немного задержались. Охранники сбрасывали в открытый в полу люк

трупы. При этом внизу каждый раз слышался всплеск воды. Сигануть туда, что ли, мелькнула мысль. Но в этот момент в мой затылок упёрся ствол автомата. Да, Рыжий был на чеку. Господин Превосходный, потирая ладони, радостно кивнул мне как старому приятелю и произнёс:

— У вас, молодой человек, впереди большое будущее. Сейчас вам, конечно, трудно судить о всех преимуществах сотрудничества с нами, но уверяю, что нет ничего лучше, чем отдать все свои силы истинной науке. Во имя прогресса…

На этом его речь закончилась. Резко выдернув руку из захвата наручников, я рванулся к нему за спину и зажал одну из трубок — катетеров. Одновременно с этим левой рукой захватил в замок тощую шею проповедника великих идей.

— Никому не дёргаться! Я нервный, дёрну трубочку или голову оторву вашему шефу.

Для большей надёжности я просунул руку так, чтобы трубка образовала петлю на кисти.

— Так, господин бессмертный мозг. Скомандуй–ка своим псам, чтобы слушались меня, как маму с папой. Представь, что я тот кирпич, летящий тебе на голову и будь паинькой.

— Делайте, что он говорит, — просипел сморчок. — Монолит вознаградит вас.

— Рыжий, зови своих друзей с нижнего этажа. Автомат здесь брось, и они пусть оружие у лестницы оставят и поднимаются по одному сюда. Быстрее давай!

Монолитовец бросился выполнять приказ, а я обратился к Лосеву:

— Выходи в коридор, только не спеша. А мы с тобой, господин учёный, поедем следом за ним. Только не спеши и в точности выполняй мои указания, а то, ненароком, трубки оторвутся.

Я расположился так, чтобы один из контейнеров прикрывал мне спину и, дождавшись, когда последний фанатик скроется за дверями «аквариума», спросил Лосева:

— Сможешь заблокировать дверь?

Он кивнул утвердительно головой.

— Тогда давай, действуй.

То, что трюк с наручниками был не случайным, я понял по его реакции на мой «захват заложника». Вот только это никак не вязалось со словами сморчка о действенности кодировки. Видать и на старуху бывает проруха, как говорится.

— Братья, не волнуйтесь, я позабочусь о безопасности наставника. — Лось закрыл

монолитовцев в импровизированной камере и подошёл ко мне. — Что дальше?

— Не знаю, — признался я, — выход отсюда какой–нибудь есть? Что за люк внизу?

— Там коллектор. По нему вода течёт в пруд — охладитель.

— Значит нам туда, хватаем твоего наставника.

Коляска оказалась тяжеловатой, но мы всё же смогли спустить беспрерывно твердящего: —

Осторожнее, осторожнее! — старикашку ни разу его не уронив. Хотя я хотел это сделать ещё на первой ступеньке, но остановило сомнение. А вдруг разыгравшееся воображение сыграло со мной злую шутку, а Лось, в действительности, просто вынужден мне помогать, следуя приказу шефа?

Подойдя к люку, бывший майор откинул крышку и ногой подпихнул к колодцу FN

охранника.

— Давай, Ворон, хватай ствол и ныряй.

— А ты? — спросил я.

— А мне надо ещё о наставнике позаботиться.

— Так идём вместе. Кончим этого клоуна и вперёд!

— Нет, Воронок, не могу. — Лосев качнул головой, — Знаешь сколько на мне крови наших пацанов?!Сломался я тогда. Может излучателем накрыло, да ошалел немного, может ещё из–за чего, не знаю. Только, как овца покорная, дал себе мозги промыть. А тебя на Радаре увидел, и щёлкнуло что–то в голове. Чтобы не добили, сюда притащил, вдруг повезёт. Ты всегда везунчиком был. Так что это твой шанс, не мой.

— Отступник! — заверещал превосходный Экселенц, но, получив по темечку, угомонился.

Сунув руку за пазуху Лосев сорвал жетоны и протянул мне.

— На, не хочу быть без вести пропавшим.

— Да мы, вообще–то, тебя похоронили. Выскребли в БТРе всё, что смогли, разделили на пять кучек и похоронили. Там же всё выгорело.

— Тем более, воскресать мне негоже, — протянув руку, он добавил: — Я для себя всё решил, прощай!

Обняв друга, я подхватил автомат и прыгнул в открытый люк. Мощный поток подхватил меня и понёс по трубе. В этот момент, то ли послышалось, то ли на самом деле, наверху послышался взрыв. В любом случае, царство тебе небесное, брат, подумал я.

Держаться на плаву было трудновато, меня несколько раз крепко приложило о какие–то выступы. Потом я уткнулся во что–то мягкое. На ощупь, вроде бы человек. Наверняка, кто–то из тех бедолаг, что покидали сюда охранники. Покойник, видно, зацепился за что–то и теперь болтался на одном месте. Решив перевести дух, я вцепился в него мёртвой хваткой, но уже через пару вдохов раздался треск рвущейся ткани, и мы стремительно помчались дальше. С трупом, в качестве плавсредства, плыть оказалось немного легче, так что я перехватился поудобнее.

Так мы, на пару, и плюхнулись в пруд — охладитель. Вынырнув, я не увидел тела своего попутчика, зато рядом мелькнул бок какой–то здоровой твари. Не долго думая рванул к берегу, благо до него было метров семь. Очень не хотелось, вслед за сталкером, отправиться на корм здешнему обитателю водоёма.

Выбравшись на берег, я без сил опустился на землю. Пару минут на отдых, и в путь.

Впереди опять замаячила перспектива полковничьей пенсии, это радовало. Если доберусь до своих, поставлю в церкви две свечки. За упокой души Лосева и безвестного сталкера. А потом напьюсь в драбадан.

Я проверил автомат и пошёл на юг.

Жадность фраера…

Сталкер сбросил с плеч рюкзак и опустил его на землю. Рядом положил автомат, снял разгрузку и сразу почувствовал себя голым. По спине пробежал холодок, и к чувству незащищённости добавилось ощущение близкой опасности. А как иначе должен чувствовать себя человек без оружия и экипировки в центре Зоны? Риск и Зона неразделимы, и, как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Но действия сталкера сторонний наблюдатель назвал бы не риском, а идиотизмом. Сталкер это прекрасно понимал, как понимал и то, что других вариантов нет. В тридцати метрах от него лежал артефакт. Ценная отрыжка аномалии мелко подрагивала и издавала звук, похожий на звук трещотки, за что и была прозвана «гремучкой». Артефакт был редким, и, соответственно, весьма ценным. Хотя в

редкости «гремучки» сталкер мог бы усомниться, вспомнив случай, произошедший с ним год назад.

Работая по найму на мозголомов с Янтаря он частенько забредал за озеро. Места там хоть и гиблые, зато грибные. Вот во время одного такого «рандеву», в низине, заросшей густым кустарником высотой в два человеческих роста, сталкер заметил вспышку. Подгоняемый любопытством он стал спускаться в овраг. Вблизи кустарник оказался не столь непроходимым, как казалось издали, так что проламываться сквозь него не пришлось.

Примерно через полчаса сталкер добрался до приблизительного местонахождения незнамо чего, и, обойдя очередной куст, остолбенел. На него, почти упираясь в переносицу, смотрел ствол «калаша». «Калаш», естественно, имел хозяина — здоровенного детину с небритой рожей.

«И как я этого карлика не заметил?» — подумал сталкер.

Детина же отступил на пару шагов и просипел:

— Мочить я тебя не собираюсь, так что не рыпайся и всё будет тип — топ. Артефакт мой, я его первый увидел.

— Да я не спорю, тем более у тебя аргументы уж больно весомые. — ответил сталкер.

— А ты юморист, типа шутку — юмор любишь? Давай–ка, клоун, стволы, гранаты на землю и десять шагов в сторону!

Едва сталкер отошёл на достаточное расстояние, детина начал пятиться к артефакту. Ему оставалось сделать не более пяти шагов, когда ЭТО случилось. Вибрация артефакта усилилась, и он, как магнит, прилепился к автомату детины. Вслед за этим бугая стало трясти как припадочного, и через минуту он кулём рухнул на землю, а артефакт откатился к ногам сталкера.

«Трындец.» — подумал он, но ничего не происходило. Артефакт мирно трясся и трещал, не пытаясь прилепиться к человеку. И тут до сталкера дошло, что на нём не осталось практически ничего металлического. Мысленно поблагодарив своего невольного спасителя он осторожно собрал свои вещи и отправился к учёным — пусть думают, во что эту штуку упаковать.

Талисман

Борода поковырялся в густых зарослях, из–за которых получил свое прозвище, извлекая оттуда остатки вчерашней закуси. Голова гудела как колокол, во рту словно стадо коров нагадило, а тут еще срочный ремонт всякие проходимцы требуют.

— Ну что ты мне это старье приволок? Не буду я его ремонтировать. Выкинуть проще. Ты же при бабках, Грач, так чего экономишь?

— Я, Борода, не экономлю. Просто этот ПДА как талисман. Счастливый детектор,

понимаешь?

— Нет, не понимаю, он же убитый донельзя. Как он вообще у тебя работал? Купи новый, а этот талисман засунь в …, ну, хотя бы в задний карман комбеза.

— Борода, не упрямься. Припаяй на место отвалившиеся провода и все. Времени в обрез. Мне еще на Янтарь надо смотаться.

Неделя выдалась на редкость удачной. За четыре дня Грач набрал и сдал торговцу столько хабара, сколько и за месяц редко выходило. Осталось только на Янтарь для ученой братии заказ доставить, а потом на пару недель в «отпуск» уйти. Радионуклиды по–человечески вывести, расслабиться как следует. Грач невольно улыбнулся, предвкушая все прелести нормального ночлега и более–менее «домашней» еды. Эх, жизнь! Как мало человеку надо для счастья. Ладно, все это будет завтра. Скоро начнется поле с блуждающими аномалиями. Хотя название это не совсем точное. Сами по себе аномалии не перемещались, как это часто бывает на подходах к Припяти. Просто после каждого Выброса на месте «жарки» появлялась «карусель», а «жарка» перемещалась на место другой аномалии. Такие вот «пятнашки».

Грач достал свой видавший виды детектор. Хорошо, что уломал Бороду починить

машинку, но техник прав — пора бы купить новый. Несколько раз раритет уже глючил, а это звоночек.

На экране высветились красные мерцающие метки. Те, что редко пульсировали, указывали на слабенькие образования. Метки же с частой пульсацией предупреждали о мощных аномалиях, способных в несколько секунд превратить человека в фарш, или жаркое. А может и просто в кисель, смотря, что за «очаг аномальной активности», если по–научному выражаться, попадется. Чем и хорош прибор — можно заранее выбрать нужное направление, а границы аномалий определять с помощью старой доброй гайки.

Выдохнув, Грач двинулся вперед. Подобравшись к скоплению из четырех аномалий, он привычным движением достал гайку с привязанным к ней кусочком бинта. Прицелился, кинул. Гайка, прощально махнув тряпицей, исчезла где–то в вышине. Что за черт! Так только солидный «трамплин» может на предметы реагировать, промелькнуло в голове Грача. А ПДА вел себя довольно спокойно. Метка на детекторе нехотя мигала, да и счетчик радиации показывал относительно низкий фон. Странно. Отойдя в сторону, Грач бросил еще одну гайку. Та отлетела с не меньшей скоростью и ударила сталкера в ключицу, повыше «броника». Грач инстинктивно подался назад и почувствовал, что кто — то тянет его за рюкзак. Резко повернув голову, он никого не увидел, зато понял другое — этим «кто–то» была «карусель»…

Борода повертел в руках ПДА старого образца, бросил его в кучу такого же хлама.

— Что вы сегодня со старьем зачастили? Ты–то ладно, на запчасти принес, а Грач утром чуть ли не с ножом к горлу — ремонтируй и все. Держи пятьдесят, больше не дам.

— Хоть полтинник, и то навар, — сталкер сунул деньги в карман. — Да, новость последнюю слышал? Накрылся Грач, «похоронка» пришла. В «карусель» попал.

Когда сталкер вышел, Борода, огорченно вздохнув, повертел один из детекторов, снял крышку корпуса и побледнел. Отбросив прибор в сторону, схватил другой, потом третий…

В Баре, за столиком в углу зала, сидела компания сталкеров и поминала бродягу Грача.

— Да, парень из преисподней мог выбраться, а тут какая–то «карусель»…

— Борода уже третий день горькую глушит. Видать крепко зацепило мужика. Все бормочет:

Грач, как же так…

Откуда им было знать, что техник в спешке перепутал контакты шлейфа, нарушив работу определителя мощности аномальной активности. А сам Борода об этом не расскажет, у каждого есть свои секреты.

Сергей ДОЛГОВ Побег на двоих

Роман/Москвитянин/ДЕМЕНТЬЕВ Хроники Зоны или Похождения Бродяги