Снег обманчив. Выпадая, он дарит совершенно иррациональную надежду на то, что город наконец-то вырвался из бесконечной осени, но проходит день-другой – и с неба вновь начинает сыпаться мелкий противный дождь.
«По сути, от снега одна только грязь. Грязь и обманутые надежды», – так думал я, стоя на крыльце полицейского управления.
Впрочем, то же самое можно сказать и о нашей работе. Грязь и обманутые надежды.
Я последний раз затянулся и выкинул окурок в урну, но входить в здание не стал. Вместо этого достал портсигар и снова закурил. Во рту стояла нестерпимая горечь табака, но курение позволяло хоть как-то успокоить расшалившиеся нервы.
Мимо спешили коллеги, изредка кто-то из знакомых кивал на ходу, большинство торопливо пробегало мимо; подойти и поздороваться не решился ни один.
Оно и понятно – обстоятельства моего отстранения от службы были таковы, что предсказать, чем именно закончится внутреннее расследование, не мог никто. Вот и шарахаются, будто от чумного. Не страшно. Скоро все закончится.
Я задрал рукав плаща, взглянул на серебряный хронометр и кивнул. Совсем скоро.
Заседание дисциплинарной комиссии было назначено на полдень, обе стрелки уже почти вплотную подобрались к золотистой циферке «двенадцать», но подниматься к капитану я не спешил, стоял на крыльце и курил.
Меня оправдают – в этом сомневаться не приходилось; да я и не сомневался. Просто душу точило сомнение, стоило ли плясать под чужую дудку и скрывать следы преступления. Пусть я и повидал немало смертей, но убийство молоденькой девчонки неожиданно сильно зацепило за живое. Почему ее застрелили? Зачем? Неужели лишь для того, чтобы подставить мэра? Или все не так просто?
Быть может, зря я ему поверил? Но нет – все указывало на то, что Гарольд Ллойд к убийству отношения не имеет. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить. От мысли, что я покрываю убийцу, делалось откровенно не по себе.
Поэтому я и стоял на крыльце, курил и собирался с духом. Пусть и раньше оказывал нужным людям разного рода услуги, но ощущать себя продажным полицейским было чертовски неприятно. Будто в грязи извалялся. Грязь, кругом одна грязь.
Снег растает, грязь останется.
Я раздраженно выкинул окурок в урну, в очередной раз взглянул на часы и распахнул входную дверь. Спокойно миновал дежурного, прошел мимо толпившихся перед лифтами коллег и свернул к лестнице.
В отстранении от службы был один несомненный плюс – вновь появилось время на посещение боксерского клуба, поэтому на восьмой этаж я поднялся, ни капельки не запыхавшись.
– Виктор Грай! – всплеснула руками при моем появлении секретарша капитана. – Ты совсем забыл про нас, плохой мальчик!
– Тебя невозможно забыть, Белла, – улыбнулся я, снял плащ и убрал его на стоявшую в углу вешалку, сверху накинул шляпу. – Меня уже ждут?
– Вызовут, – сообщила секретарша и оправила кофточку с провокационно расстегнутой верхней пуговкой. – Ты и в самом деле вспоминал обо мне? – обворожительно улыбнулась она.
Встав у зеркала, я достал расческу, пригладил растрепавшиеся волосы и подтвердил:
– Ежечасно.
– Гадкий лгунишка, – обиделась Белла.
Портить отношения с дамочкой, державшей в ежовых рукавицах канцелярию полицейского управления, было совсем не с руки, но изнутри будто что-то подтолкнуло. Я обернулся, скользнул взглядом по пышному бюсту секретарши и улыбнулся.
– Чистая правда! И эта расстегнутая пуговка… Если расстегнешь вторую, я не сдержусь и наброшусь на тебя прямо здесь…
Белла от такого заявления ничуть не смутилась, а если ее щеки и тронул румянец, то его с легкостью скрыл яркий макияж.
– Овладеешь прямо на столе? – с придыханием спросила она.
– Именно.
Секретарша задумчиво прищурилась, провела по верхней губе кончиком языка и вдруг выдала:
– Виктор! Для человека, вызванного на заседание дисциплинарной комиссии, ты слишком… уверен в себе. Неужели результат известен заранее?
Вот и флиртуй после этого с крокодилом! Зарекался ведь…
От необходимости отвечать избавил задребезжавший телефон. Белла подняла трубку, выслушала сообщение и ответила:
– Да, он здесь, – потом прикрыла ладонью микрофон и негромко произнесла: – Проходи.
Я кивнул и уверенно распахнул дверь.
– Разрешите? – проформы ради поинтересовался, уже переступив через порог.
– Присаживайся! – пробурчал капитан. Массивным сложением и густыми усищами он напоминал раздраженного всем и вся моржа.
– Благодарю, – кивнул я, опустился на отставленный в сторону стул и улыбнулся членам дисциплинарной комиссии. – Добрый день, дамы и господа.
Вообще, дама здесь присутствовала только одна.
Аманда Грант смерила меня безразличным взглядом и вернулась к изучению подшитых в папку бумаг. С коротко стриженными каштановыми волосами и худенькой, почти мальчишеской фигурой, она напоминала серую мышку, но недооценивать первую женщину, назначенную на должность заместителя городского прокурора, точно не стоило.
Проглотит и не подавится.
И не только она. Неразлучная парочка детективов дивизиона внутренних расследований, Шульц и Шульц, давно точили на меня зуб и с превеликим удовольствием засадили бы за решетку. Но сейчас от их мнения ничего не зависело, поэтому выглядели они, будто два кладбищенских падальщика на кремации.
– Здравствуй, Виктор, – единственный ответил на приветствие Ян Навин.
На днях его утвердили в должности главы специального дивизиона, и присутствовал он сегодня здесь в роли моего непосредственного руководителя. Честно говоря, я и сам рассчитывал на это место, но в обиде на него не был. Так карты легли, ничего не попишешь. А человек он неплохой.
Правда, не без странностей – в своем приталенном светлом пиджаке, будто намеренно подобранном к замшевой перчатке на правой руке, он смотрелся на фоне коллег форменной белой вороной. Розовая сорочка и перламутрового отлива галстук тоже дорогого стоили.
– Может, приступим? – прервала затянувшееся молчание Аманда Грант.
Капитан откашлялся и кивнул:
– Приступим, – потом зачем-то передвинул несколько лежавших перед собой бумаг, снова откашлялся и объявил: – Виктор! Рассмотрев все обстоятельства дела, комиссия пришла к выводу, что твои действия укладываются в рамки закона и полностью соответствуют служебной этике. Ты восстановлен на службе с сегодняшнего дня. Господа…
Шульц и Шульц выскочили из кабинета чуть ли не опрометью; Ян Навин протянул мне левую руку и улыбнулся.
– Поздравляю!
– И тебя, – пожал я его ладонь, – с назначением…
Ян кивнул и предупредил:
– Ночное дежурство твое.
– Вот так сразу?
– У нас аврал.
– С чего это?
– Газеты читать надо, – посоветовал Навин и отправился на выход, но его неожиданно окликнула заместитель прокурора.
– Дивизионный комиссар! – произнесла Аманда Грант. – У нас осталось одно незаконченное дело…
Навин взглянул на часы и предложил:
– Обсудим его за обедом?
– Превосходно!
Они вышли в приемную, тогда я повернулся к капитану и спросил:
– И что теперь?
– Виктор, я отношусь к тебе как к сыну, – вздохнул шеф, – но считаю, что с твоим восстановлением стоило бы повременить. Полицейские не любят, когда убивают своих.
– В чем тогда дело?
– На меня надавили из мэрии, – нахмурился капитан, взял химический карандаш и повертел его в пальцах.
– Вы ведь не думаете, будто я…
– Нет! – отмахнулся шеф. – Уверен, тебе бы хватило ума не связываться с делом, которое потребовали тебе поручить…
– Какое еще дело? – насторожился я.
– Убийство, – вздохнул капитан, снял трубку с телефонного аппарата и три раза крутанул диск. – Раевски уже подошел? – спросил он у секретарши, выслушал ответ и распорядился: – Пусть зайдет.
Миг спустя распахнулась дверь, и к нам присоединился Филипп Раевски – высоченный широкоплечий детектив дивизиона по борьбе с организованной преступностью, не так давно назначенный на должность инспектора криминальной полиции.
Мы поздоровались, и капитан попросил:
– Введи Виктора в курс дела.
Филипп уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
– Шарлотта Ли, восемнадцати лет отроду, была убита выстрелом в голову из крупнокалиберного штуцера в ночь с тридцать первого на первое. Точное время смерти не установлено, последний раз ее видели незадолго до часа ночи, когда она уходила с новогодней вечеринки. Место преступления неизвестно, тело было обнаружено в нашем морге.
– Прости? – произнес я, поскольку должен был это произнести.
– Тело обнаружено в морге при полицейском управлении, однако никаких записей о том, кто и откуда его доставил, нет.
– Бардак! – выругался капитан.
– Бардак, – согласился я, хотя считал идею оставить убитую в морге если не гениальной, то очень близкой к тому. – Но это не объясняет, почему расследование отходит специальному дивизиону.
– Помимо алкоголя и кокаина в крови обнаружены остаточные следы вечности, – пояснил Филипп.
– Понятно, – кивнул я, перевел взгляд на капитана и уже на полном серьезе спросил: – Если я правильно вас понял, расследование взяла под контроль мэрия. Почему?
– Советник Ли, – скривился шеф. – Убитая – его племянница.
– Вот как? – неприятно поразился я.
Вильям Ли являлся ближайшим сподвижником мэра и по уровню влияния в городском совете мог поспорить с советником Гардиным, не говоря уже о проигравшем минувшие выборы Ланфорде. С учетом этого обстоятельства браться за расследование подобного преступления и в самом деле было в высшей степени опрометчиво. Имейся у меня выбор…
Но выбора не было.
– Я же говорил, – вздохнул капитан, – расследование предстоит не из приятных, но на него просили поставить именно тебя.
– Предполагалось, что это будет совместное расследование, – напомнил Филипп Раевски.
– Это совместное расследование, – подтвердил шеф, – но старший – специальный комиссар Грай. А теперь идите и найдите убийцу, прежде чем о подробностях пронюхают газетчики! Вперед!
Мы вышли в приемную, и там я спросил у Филиппа:
– Ты ведь не сам будешь вести это дело?
– Нет, разумеется. Пришлю к тебе детектива со всеми материалами, – пообещал инспектор и отправился по делам.
Я снял с вешалки плащ и перекинул его через руку, а секретарша шефа откинулась в кресле и завела руки за голову.
– Так тебя можно поздравить, Виктор? – очаровательно улыбнулась она.
– Можно, – подтвердил я и выскочил в коридор, прежде чем мне припомнили сгоряча сказанные перед заседанием комиссии слова.
На туго обтягивавшей бюст секретарши кофточке теперь были расстегнуты две пуговки, и не могу сказать, будто это зрелище оставило меня совсем уж безучастным. Скорее наоборот…
В рабочем кабинете за прошедшие два месяца ничего особо не изменилось. Все та же пара столов с пишущими машинками и телефонными аппаратами, вешалки, оружейный шкафчик. Разве что слишком чисто, и папки с делами на подоконнике больше не возвышаются.
Все верно – Ян Навин перебрался в кабинет дивизионного комиссара, а на его место пока никого не приняли.
Кинув плащ на спинку стула для посетителей, я закурил, сделал несколько глубоких затяжек, стряхнул пепел в пепельницу и выдвинул нижний ящик стола. Выставил перед собой коробку с набором для снятия отпечатков пальцев, обработал невесомым порошком стреляную гильзу из штуцера мэра и без особого удивления убедился, что убийца не забыл ее протереть. Второй патрон так же оказался без единого отпечатка.
Досадно, но ожидаемо.
Гильзу я сунул в бумажный конверт для улик, смазал клапан канцелярским клеем, запечатал и кинул в верхний ящик стола. Хотел кинуть туда же и патрон, но передумал и убрал его обратно в карман. Толку от него – ноль.
Потом развернул свежий номер «Осеннего вестника» и первым делом просмотрел криминальную хронику, но ничего из ряда вон там не обнаружил. Передовица была посвящена грядущим выборам городского прокурора, и лишь на второй полосе отыскалось нечто интересное.
«Убийцы в белых халатах», – гласил броский заголовок статьи о скандале в медицинской академии города Ангелов. Два профессора и добрый десяток младших научных сотрудников подозревались в организации целого ряда похищений и заказных убийств.
Впрочем, на мой взгляд, газетчики в очередной раз делали из мухи слона. Формально опыты на тронутых не противоречили действующему законодательству, тем более что медики пытались отыскать способ возвращения их к нормальной жизни.
Эскулапы прокололись в другом – для экспериментов им требовались люди, лишь недавно подвергшиеся воздействию Вечности, и они не нашли ничего лучше, как обратиться за помощью к гангстерам. А те с присущей им предприимчивостью создали настоящий конвейер по организации несчастных случаев, на чем и погорели.
Глупость и жадность – и не более, но теперь специальный дивизион в полном составе проверяет медицинские учреждения города на предмет аналогичных нарушений. Смысла в этом никакого, но начальству, как обычно, видней…
Тут задребезжал телефонный аппарат, я снял трубку и привычно произнес:
– Специальный комиссар Грай на линии.
– Это Ян, – отозвался Навин. – Твой значок в канцелярии, забери.
– Хорошо. Револьвер – в оружейной комнате?
– Да, – произнес дивизионный комиссар и отключился.
Я кинул трубку на рычажки и вновь достал портсигар, но закуривать не стал, вместо этого взял линейку и химический карандаш. Начал отменять четверть длины от фильтра, и тут в кабинет заглянул детектив, весь какой-то взъерошенный и не выспавшийся.
– Комиссар Грай? – уточнил он. – Можно?
– Проходите, – разрешил я, озадаченно разглядывая посетителя.
Высокий, слегка сутулый, с трехдневной щетиной и неровно подстриженными усами. На вид – лет тридцати. Костюм поношенный, сорочка плохо выглажена, узел на галстуке засален, словно его как один раз затянули, так больше и не развязывали. Встретишь такого на улице – внимания не обратишь.
– Алан Портер, – представился детектив, протягивая руку, и зачем-то добавил: – Портер, как пиво…
Я приподнялся со стула, отвечая на рукопожатие, и спросил:
– Чем обязан?
– Дело Шарлотты Ли, – пояснил Алан. – Я веду его.
– И как успехи?
Портер выложил на стол тоненькую папку и передвинул ее мне, сам уселся на стул.
– Это все, что удалось собрать за сегодняшнее утро, – сообщил он.
Я открыл скоросшиватель, мельком просмотрел первый лист и уточнил:
– Тело опознали только вчера вечером?
– Да, – подтвердил Алан. – По большому счету, кроме имени и причины смерти у нас ничего нет. Ни орудия убийства, ни места преступления, ни свидетелей, ни мотивов. Ничего.
– Что с кокаином?
– С кокаином все непросто, – вздохнул Портер и подсказал: – Вторая страница.
– Уже экспертизу волос провели? – удивился я.
– Объявлять наркоманкой племянницу члена городского совета чревато серьезными неприятностями, – усмехнулся Алан. – Эксперты работали всю ночь.
Я кивнул и откинулся на спинку кресла:
– Получается, Шарлотта не употребляла кокаин… на регулярной основе. Что нам это дает?
– Ровным счетом ничего. Разумеется, ее могли накачать алкоголем и наркотиками, но…
– Но на новогодних вечеринках чего только не случается, – закончил я мысль детектива. – Вот и девственницей она не была…
– Еще один факт, который просили не афишировать.
– Разумеется! – поморщился я, закрыл папку и вернул ее Алану. – Известно, куда она отправилась после новогодней вечеринки?
– Нет. Но на квартиру Шарлотта больше не возвращалась, – сообщил Портер и, в свою очередь, спросил: – Как думаешь, откуда взялись следы вечности?
– Возможно, ее держали в хранилище, – ответил я и вновь взялся за линейку и карандаш.
Алан какое-то время молча наблюдал за моими манипуляциями, потом не выдержал и спросил:
– Могу поинтересоваться, что ты делаешь?
– Слишком много курю, – пояснил я. – Решил себя ограничить.
– А просто курить реже?
Я кинул карандаш и линейку в ящик, закрыл портсигар и спрятал его во внутренний карман пиджака.
– Не вариант.
– Как скажешь.
– Какие были планы на сегодня?
– Сейчас еду переговорить с родителями, заодно осмотрю комнату, – ответил Алан. – Ты со мной?
– Конечно! А что с друзьями и персоналом с новогодней вечеринки?
– Вызваны на три часа.
– Отлично. – Я поднялся из-за стола, но тут задребезжал телефонный аппарат. – Специальный комиссар Грай на линии…
– Привет, Виктор, – послышался в трубке голос Алекса Брига. – Надо поговорить.
– Сейчас не могу.
– Уж постарайся выкроить время.
– У меня расследование.
– Ну так и я тебя не из-за пустяков отвлекаю. Подъезжай в «Гранд».
– Нет! – отказался я ехать в ресторан. – Встретимся в «Чернильнице», – глянул на хронометр и решил: – через десять минут.
– Упрямый осел! – выругался Бриг и кинул трубку.
А я посмотрел на Алана и развел руками:
– Извини, дела. Поговори с родителями сам, к трем я уже вернусь.
– Не проблема, – не стал Портер делать из мухи слона, забрал папку и отправился на выезд.
Я вслед за новоявленным напарником покинул кабинет и запер дверь. Для начала спустился в канцелярию и получил там служебный значок, затем заглянул в оружейную комнату. Неизменно сонный сержант выдал табельный револьвер и дюжину патронов; я расписался в замусоленном журнале, отошел к тянувшейся вдоль стены полке и откинул барабан револьвера. Самыми кончиками пальцев выудил патрон, аккуратно опустил в камору, тряхнул занемевшей с непривычки кистью и повторил операцию – раз, другой, третий…
От близости заточенных в мельхиоровые гильзы сущностей заломило ладонь, но стоило только защелкнуть барабан, как неприятные ощущения прошли сами собой. Кобуру из дома я прихватить не догадался, поэтому попросту сунул револьвер в правый карман пиджака, снаряженный второй полудюжиной патронов увесистый спидлоадер – по сути, тот же самый барабан – убрал в левый и отправился на встречу с медиатором.
На улице к этому времени заметно потеплело, и выпавший за ночь снежок большей частью уже превратился в грязную кашицу, но теплое дыхание по-прежнему вырывалось изо рта белыми облачками пара, а гулявший меж высотками пронзительный ветерок так и норовил забраться под пиджак. Пока шел до «Чернильницы», даже пожалел, что оставил плащ в управлении.
Когда я зашел в кафе, Алекс Бриг сидел за угловым столиком, лениво ковырял вилкой салат и с унылым видом поглядывал в окно. Я выложил шляпу на угол стола, уселся напротив и попросил официантку принести двойной капучино и яичницу с беконом.
– И это твой обед? – удивился медиатор.
– Еще не завтракал, – ответил я, расстегивая пиджак.
– Испортишь желудок.
– Ты о моем здоровье пришел поговорить?
– Нет, поздравить с восстановлением на службе.
Я достал портсигар и усмехнулся:
– Приятно осознавать, что наш мэр оказался порядочным человеком и сдержал слово. – Я закурил, выдохнул дым и спросил: – Он сильно расстроился из-за пожара?
– Тебе лучше не знать, – поморщился Алекс, с раздражением отодвинув от себя тарелку. – И на это я променял обед в «Гранде»? – горестно вздохнул он.
– Как выкрутился?
– С пожаром-то? – уточнил медиатор, дождался, пока отойдет принесшая мой заказ официантка, и пожал плечами: – Алхимический реагент, испарение, звонок в дверь, искра, воспламенение. Мы с тобой чуть не сгорели, друг мой. Мы – герои.
– Складная байка.
– Это чистая правда, Виктор, – мрачно уставился на меня Бриг. – Это даже больше, чем правда, это непреложная истина. Не забывай об этом.
– Не забуду.
Алекс поправил золотой зажим галстука, повертел шеей и скривился, будто раздраженный излишне жестким воротничком. Но причина для недовольства у медиатора была совсем иная.
– Гарри хочет их достать, – объявил вдруг он.
– Что, прости? – не понял я и отложил сигарету на пепельницу.
– Он хочет выяснить, кто именно вознамерился спихнуть его с трона, – пояснил Бриг. – Ты ведь не думаешь, что девчонку оставили в его доме случайно?
– Ни в коем случае.
– Одним ударом кто-то хотел вывести из игры мэра и его ближайшего соратника, – продолжил Алекс. – Связь мэра с несовершеннолетней племянницей советника! Газетчики закатили бы настоящую истерику о падении нравов.
– Шарлотте восемнадцать, – поправил я медиатора, пригляделся к недокуренной до конца сигарете и затушил ее о пепельницу.
– Бросаешь? – догадался Алекс, заметив прочерченную карандашом черту.
– Ограничиваю себя.
– Это дело, – одобрительно кивнул Бриг и вернулся к убийству: – Восемнадцать Шарлотте исполнилось на днях, а тема нравственности сейчас чрезвычайно актуальна. Сначала выборы мэра с публичным перетряхиванием грязного белья, теперь на очереди – назначение городского прокурора…
– Ты ведь понимаешь, что по объективным, – тоном выделил я последнее слово, – обстоятельствам до суда дело мы довести не сможем. Скажи, что ты понимаешь это, Алекс!
Бриг насупился, но сбить себя с толку не дал.
– Никто ничего не говорит о суде. Ты просто должен отыскать эту подколодную змею.
– Должен? – приподнял я одну бровь. – Я оставил за собой право заняться этим делом, но не давал никаких обязательств.
– Гарри считает иначе.
– И ты не стал его в этом заблуждении разубеждать?
– Не стал.
– Подхалим.
– Политик. С чего планируешь начать?
Я отставил на край стола пустую тарелку, пригубил кофе и пожал плечами:
– С чего обычно начинается любое расследование? Как сказал бы мой нынешний шеф, cui prodest?
– Кому выгодно? – задумчиво протянул Бриг. – Видишь ли, Виктор, политика – дело грязное, очень многие заинтересованы в отставке мэра.
– Отставке мэра и дискредитации вероятного фаворита на досрочных выборах.
– К чему ты ведешь?
– Занять пост мэра реально могут рассчитывать только советники Гардин и Ланфорд.
Алекс понимающе усмехнулся.
– Тебе бы хотелось, чтобы убийцей оказался Гардин? – поддел меня он.
Советник Гардин был той еще сволочью, и у него имелся очень весомый повод влезть в кресло мэра помимо власти, которую дает этот пост. Поэтому я лишь усмехнулся и ничего говорить не стал.
– Нам понадобятся неоспоримые доказательства, – заявил медиатор, строго глянул на меня и предупредил: – Пусть до суда дело и не дойдет, но одних голословных обвинений будет недостаточно.
– Приложу все усилия, – осклабился я в ответ.
– Рассмотри и другие возможности, – счел нужным напомнить Алекс Бриг.
– Я же профессионал!
– На это и рассчитываю. – Медиатор достал из бумажника пятерку и кинул ее перед собой, но подниматься из-за стола не стал. – А теперь о хорошем, – произнес вдруг он.
– А есть и хорошее?
– Твой несостоявшийся тесть предложил конвертировать комиссионные платежи в недвижимость.
– Что он пытается нам впарить? – поморщился я. Не так давно мы с Алексом организовали Томасу Соркину одну весьма выгодную сделку, в ответ тот обязался проводить платежи по ней через нашу контору. И вот двух месяцев не прошло, как ушлый промышленник пытается пересмотреть условия сотрудничества.
– Он предлагает нам одну из фабрик.
– Надеюсь, ты отказался?
– Ее реальную стоимость мы комиссией и за четверть века не перекроем.
– Она не стоит ничего! Ты хоть представляешь, как загажены вечностью производственные цеха?
Основным сырьем на заводах являлась обогащенная вечность, а ее отходы были не только токсичны, но и накапливались и пропитывали собой все вокруг. Насколько мне было известно, Томас Соркин не имел обыкновения тратиться на очистные сооружения.
– Нам хватит и одного административного здания, – отрезал Бриг. – Казино и клуб внизу, лофт-апартаменты наверху, посередине – номера. Мы с тобой озолотимся.
– Сомневаюсь.
– Завтра вечером съездим туда, сам все увидишь.
– Как скажешь, – решил я не спорить с медиатором, отдавая должное его деловой хватке.
– Еще понадобится человек, который не позволит ободрать нас строителям.
– Сол Коган? – навскидку предложил я кандидатуру знакомого гангстера.
– Сгодится, – решил Алекс и поднялся из-за стола. – Ты идешь?
Я нахлобучил шляпу и вслед за приятелем покинул кафе. Рядом немедленно остановился мягко урчащий мощным движком лимузин.
– Тебя подвезти? – предложил Бриг.
– Пройдусь, – отказался я и зашагал по тротуару.
На душе было неспокойно. Даже подумалось вдруг, что оплачиваемый отпуск не такая уж плохая штука по сравнению с предстоящим расследованием.
Впрочем, теперь-то что толку сокрушаться? Ставки сделаны, ставок больше нет.
В кабинете я первым делом распахнул шкаф с документами и выудил из-за стоявших на полке папок початую бутылку виски. Плеснул немного на донышко кружки, выпил, выдохнул и задумчиво глянул на телефонный аппарат.
Звонить или не звонить? Вот в чем вопрос.
Но выбора особого не было, поэтому я уселся за стол, выложил перед собой блокнот и снял трубку. Привычно набрал знакомый номер, и почти сразу длинные гудки в динамике сменились голосом Филиппа:
– Инспектор Раевски на проводе!
– Привет, Филипп, – произнес я тогда, – есть минутка?
– Слушаю тебя, Виктор.
Я покрутил головой, подбирая слова, потом решил ничего не выдумывать и выложить все как есть.
– Слышал о пожаре в доме мэра? – спросил собеседника.
– Ну? – озадаченно отозвался инспектор.
– Говорят, это был поджог.
– И?
– Мэр в бешенстве.
– Виктор, к чему ты клонишь? – тяжело вздохнул Раевски.
– Меня попросили неофициально покопаться в этом деле.
– Так ты теперь работаешь на мэрию?
– Полагаешь, в моем положении подобную просьбу можно проигнорировать?
Инспектор подавился смешком и уже на полном серьезе спросил:
– Что ты хочешь?
– По моим данным, первой на пожар приехала патрульная машина… – Я нашел переписанный в блокнот номер, продиктовал его инспектору и уточнил: – Правильно?
– Так и есть, – подтвердил Филипп. – Сержант Сэм Варниц и патрульный Грег Брод. Это они вызвали пожарную команду.
– Так понимаю, это дело на контроле не у меня одного? – ехидно поинтересовался я.
Раевски на подначку никак не прореагировал.
– Хочешь с ними поговорить? – уточнил он.
– Было бы неплохо, – подтвердил я. – Пришлешь их ко мне?
– Не проблема.
– Да, кстати, а что они вообще там делали?
– Патрулировали район.
– На постоянной основе?
– Да, эта машина приписана к Старому Берегу.
– Понятно. Так я их жду?
– Будь на месте, сегодня после смены зайдут.
Я положил трубку и только переписал в блокнот имена полицейских, как в кабинет заглянул Алан Портер.
– Собираюсь знакомых убитой опрашивать, ты идешь?
– Да, разумеется. Одну минуту!
Сделав звонок в пожарную инспекцию, я попросил прислать мне копию отчета о пожаре в доме мэра, затем прихватил с собой блокнот и вышел в коридор.
– Как съездил? – спросил у детектива, запирая дверь:
– Никак, – поморщился в ответ Алан.
– Серьезно? – удивился я, обернувшись к напарнику.
Выглядел тот, надо сказать, еще потрепанней и пришибленней, чем утром.
– Для родителей она до сих пор маленькая девочка, – вздохнул Портер, направляясь к лифту. – Поверить не могли, что их ангелочек уже интересовалась мальчиками. Твердили об изнасиловании.
– Ты в это не веришь?
– В это не верит коронер, – резонно заметил Алан.
– Аргумент, – признал я. – А дневник? У каждой уважающей себя девушки должен быть дневник.
– Пустышка, – вздохнул Портер. – Забросила его год назад, сразу после поступления в университет. Ничего полезного, но можешь посмотреть, если есть желание.
– Больше года дневник не вела? Досадно.
Мы спустились на третий этаж и прошли в комнату для допросов. Там Портер попросил дежурного:
– Запускайте по списку! – потом уточнил у стенографистки: – Вы готовы?
– Да, – ответила дамочка средних лет, подравнивая стопку чистых листов писчей бумаги.
Первой дежурный завел девицу с выбивавшимися из-под модной шляпки локонами черных волос, покрасневшими глазами, потеками туши на лице и припухшим носиком.
– Можно воды? – сразу попросила она.
– Разумеется, – разрешил Алан и наполнил стакан.
Девчонка вцепилась в него, будто в спасательный круг, и я обратил внимание, сколь сильно дрожат у нее руки.
Похмельный тремор? Ох уж эта золотая молодежь…
– Жанна Риг? – уточнил Портер, делая отметку в своем списке.
– Да, – подтвердила девушка, отставив ополовиненный стакан.
– Вы хорошо знали Шарлотту Ли?
– Чарли была моей лучшей подругой.
– Чарли? – озадачился я.
– Так звали ее друзья, – пояснила Жанна.
Алан сделал у себя еще одну отметку и продолжил расспросы:
– Жанна, когда вы видели ее последний раз?
– На вечеринке. Она ушла сразу после двенадцати.
– Одна?
– Да.
– Ночью? – удивился я.
– Сказала, что ее ждет машина, хотя я не помню, чтобы она вызывала такси.
– Вот как? – вновь перехватил инициативу Алан. – А Шарлотта не сказала, куда собирается?
– Нет.
– А вы спрашивали?
– Спрашивала, – подтвердила девушка и шмыгнула носом. – Чарли только отшутилась, что скоро все об этом узнают. Мы даже немного повздорили. В последнее время она стала не такой открытой, как раньше.
Портер кинул на меня многозначительный взгляд и уточнил:
– Вы не знаете, с чем это было связано?
– Полагаю, у нее появился мужчина, – предположила Жанна, покраснела, но все же продолжила: – Женатый мужчина…
– Не знаете, кто бы это мог быть? – ухватился я за ниточку.
– Нет, – ответила девушка, но как-то не совсем уверенно.
– Никаких предположений? – почувствовав недосказанность, надавил на свидетельницу Портер. – Быть может, есть какие-то догадки?
– Нет.
– Как давно начались изменения? – тогда поинтересовался я, решив вернуться к этому вопросу немного позже.
Жанна лишь пожала плечами.
– Точно не помню, – покачала она головой.
– А если подумать?
Девушка насупилась, явно собираясь сказать, будто не помнит, но неожиданно встрепенулась.
– В конце ноября или начале декабря, – произнесла Жанна, нервно теребя платочек. – Да! Именно! В начале прошлого месяца Чарли перекрасилась в блондинку.
– Быть может, ей просто захотелось? – предположил Портер.
– Просто захотелось? Вы не знаете ее родителей!
Какое-то время мы еще пытались вытянуть из Жанны подробности, но больше ничего полезного та сообщить нам не смогла. Твердила о примерке нового платья, походе в кино, потекшей ручке и прочей ерунде, коей запомнился ей последний день с подругой, а под конец окончательно расклеилась, беспрестанно шмыгала носом, терла платочком глаза и хваталась за стакан с водой.
– Жанна, – мягко произнес я, устав от слез, – у Шарлотты были враги? Кто-то мог желать ей смерти?
– Нет, – категорично мотнула головой девушка, зябко поежилась и закусила губу. – Нет, ее все любили.
– Быть может, она с кем-то ссорилась, – тут же подхватил мою мысль Алан, – плохо о ком-то отзывалась? Вы ведь были подругами…
– Ее парень, – выдала вдруг Жанна.
– Парень? – переспросил Портер.
– Бывший парень. Они расстались еще осенью, но он не давал ей проходу.
– Как его зовут? Где живет? – зачастил Алан. – Он был на вечеринке?
Девушка озадаченно захлопала глазами, потом покачала головой:
– Нет, Валентина не приглашали.
– Валентин, а фамилия? – поторопил Жанну мой напарник.
– Не помню, но у меня записано. – Девица раскрыла выставленную на стол сумочку, достала записную книжку и, отыскав нужную страницу, прочитала: – Валентин Лански, домашний телефон…
– Вы позволите? – Алан забрал у нее блокнот и переписал телефонный номер. – Спасибо!
– На этом все, – улыбнулся я тогда Жанне, – но вам придется немного подождать, пока не напечатают протокол. – Я вызвал дежурного и предупредил: – Следующего свидетеля запускайте через пять минут.
– Думаешь, она могла предупредить его? – удивился Портер, когда девушку вывели за дверь.
– Лучше подстраховаться, – решил я. – Алан, выясни адрес и пошли за этим Валентином машину, – потом попросил стенографистку: – Отнесите протокол машинистке и сразу возвращайтесь. – Я достал визитку, написал на ней свой домашний телефонный номер и вышел в комнату ожидания.
– Жанна, – склонился я к ссутулившейся девушке, – если вы что-нибудь вспомните, сразу звоните. Поверьте, для расследования важна любая информация. Особенно о человеке, с которым встречалась Шарлотта. Возможно, именно он причастен к ее гибели. Подумайте об этом. Насчет огласки не беспокойтесь, мы сможем поговорить наедине, без свидетелей. Без протокола.
Девушка какое-то время смотрела на протянутую визитку, затем приняла ее и спрятала в сумочку.
– Я позвоню, – пообещала она и скрестила руки, пытаясь сдержать бившую ее дрожь. – Если что-нибудь вспомню…
– Шарлотта была вашей подругой. Ее убийца не должен остаться безнаказанным, – напомнил я и ушел в комнату для допросов.
Вскоре вернулись Алан Портер и стенографистка, и мы продолжили опрашивать приглашенную на вечеринку молодежь. Гуляла на новогоднем празднике компания человек в тридцать, но никто не знал, куда Шарлотта собиралась после вечеринки, не провожал ее до машины и не видел, чтобы это делал кто-то другой.
Затем мы побеседовали с обслуживающим персоналом и приглашенными музыкантами, но лишь впустую потратили свое время.
Никто ничего не видел, не слышал, не знал. Все как всегда.
Сделав небольшой перерыв, приступили к опросу друзей и знакомых Шарлотты, ее университетских одногруппников, но ничего полезного не добились и от них. О разрыве с прежним воздыхателем знали все, о новом – даже слухов не ходило. И это было просто удивительно: юные девицы – те еще сплетницы, и перипетии личной жизни подруги просто не могли не привлечь их внимания.
– Ни у кого ни судимостей, ни приводов, – сообщил Алан Портер, когда мы закончили, и принялся массировать виски. – Даже с травкой не попадались.
– Это еще ни о чем не говорит, – вздохнул я. – Золотая молодежь, у каждого – по персональному адвокату.
Алан кивнул, соглашаясь с моими словами, и спросил:
– Как выстроим беседу с бывшим дружком?
– Надави на него, – предложил я.
Детектив удивился:
– Почему я?
– Ты большой, небритый и мрачный. Тебя он воспримет всерьез. И не спрашивай – зачем, спрашивай – где. В отношении самого факта сомнений быть не должно.
– Как скажешь, – кивнул Алан.
Я налил себе воды и выпил; от бесконечных разговоров пересохло в горле.
Тут приоткрылась дверь, и к нам заглянул дежурный.
– Привезли Лански, – сообщил он. – Заводить?
– Давайте.
Двое дюжих патрульных завели внутрь худощавого паренька, усадили его на стул и встали по бокам.
– Свободны, господа, – отпустил я их.
– Что происходит? – потребовал объяснений Валентин, нервно сцепив тонкие пальцы.
В глаза мне бросились усыпанные бриллиантами запонки, да и костюм был приобретен точно не в магазине готового платья, а шелковый галстук стоил никак не меньше двух сотен.
– Что вы на меня смотрите?! – сорвался на крик Лански, не дождавшись ответа, и повторил: – Что происходит?!
Алан Портер молча поднялся из-за стола, зашел пареньку за спину и вдруг прорычал:
– Где ты убил Шарлотту?
– Что?! – Лански вскинулся, но тотчас плюхнулся обратно, когда ему на плечо легла тяжелая рука детектива.
– Где ты ее убил? – повторил Портер вопрос.
– Я никого не убивал! – тоненько взвизгнул Валентин.
– Рассказывай! – осклабился Алан. – Нам все известно!
– Мне нужен адвокат! – неожиданно выдал Лански. – Мой отец юрист, я знаю свои права!
Я едва удержался от того, чтобы не прищелкнуть пальцами. Лански! Ну конечно же! Юридическое бюро «Лански, Гор и партнеры».
Портер реплику паренька проигнорировал, склонился к нему и прямо в ухо проорал:
– У тебя нет никаких прав!
Валентин брезгливо поморщился, но не произнес ни слова.
– Алан, – негромко произнес я, – не дави на него, присаживайся.
– В самом деле? – удивился Портер.
– Садись, – подтвердил я и спросил: – Валентин, как давно ты знаком с Шарлоттой Ли?
– Мне нужен адвокат, – заявил в ответ паренек. – Я знаю свои права, мне нужен адвокат. Я ничего не буду говорить без своего адвоката!
– Никто тебя ни в чем не обвиняет. Произошло небольшое недоразумение.
– Мне нужен адвокат.
Захотелось, подойти и отвесить ему подзатыльник, но я сдержался и вместо этого спокойно улыбнулся:
– Если ты не начнешь отвечать на вопросы, мы задержим тебя и объявим главным подозреваемым в убийстве Шарлотты. Да, все это шито белыми нитками и любой мало-мальски опытный адвокат легко добьется твоего освобождения под залог, а дело за неимением улик рассыплется само собой, но советник Ли вряд ли будет спокойно смотреть, как убийца его племянницы спокойно разгуливает на свободе. Не сможет добиться уголовного преследования – раздавит с помощью общественного мнения.
– Я ее не убивал! – выкрикнул Валентин. – Не убивал, ясно вам?
– Ты ее любил? – спросил Алан.
– Да!
– Она тебя бросила?
– И что с того?
– Вы с ней ссорились, и ты продолжал ее преследовать?
– Я хотел ее вернуть!
– Разозлился и убил в припадке ярости, – подытожил Портер. – Непредумышленное убийство на почве страсти, получишь лет десять, выйдешь через пять.
– Зачем вы это говорите? – паренька передернуло от омерзения. – Зачем вы все так извращаете?
– Где ты был во время убийства, Валентин? – спросил я тогда.
– Не знаю, – пожал плечами подозреваемый. – На приеме у Бартонов, наверное. А какое именно время вас интересует?
– С полуночи до восьми утра первого числа, – подсказал я, намеренно очертив больший интервал времени, чем требовалось.
– До шести утра мы были на приеме, потом поехали домой.
– Ты был с родителями? – вновь взял Алан подозреваемого в оборот.
– Да.
– Никуда не отлучался?
– Нет.
– Кто это может подтвердить?
– Да кто угодно! Мои родители, Бартоны, шофер…
Алан выдернул из стопки писчей бумаги чистый лист и придвинул его и карандаш к пареньку.
– Пиши.
Валентин принялся перечислять имена; я какое-то время наблюдал за ним, потом спросил:
– Как давно ты знаешь Шарлотту?
– С первого курса.
– Год?
– Полтора.
– Ты ее хорошо знал?
Валентин оторвался от листа, с подозрением глянул на меня и осторожно подтвердил:
– Достаточно.
– Вы были близки?
Лицо паренька налилось краской, он стрельнул глазами в сторону стенографистки и выдавил из себя:
– Нет, – и сразу перешел в наступление: – К чему эти вопросы?!
Я только пожал плечами.
– Мы просто беседуем. Так почему вы расстались?
– Это была не моя идея, – пробурчал Валентин, дописал имена и вернул листок.
– У Шарлотты появился кто-то другой?
– Я не знаю!
– Вы поэтому расстались?
– Я не знаю!
– Но тогда почему?
– Не знаю!
– Валентин, ты меня разочаровываешь, – мягко произнес я. – Утверждаешь, будто любил Шарлотту, но не хочешь помочь нам отыскать убийцу. Как так?
– Вы думаете, это я ее убил!
– Если не ты, то кто? – хмыкнул Алан.
– Я ничего не знаю!
– Почему вы расстались? – вновь спросил я.
Валентин обреченно вздохнул и ссутулился.
– У Шарлотты появился кто-то другой, – глухо признал он.
– Кто?
– Не знаю, она не говорила.
– Ты не пытался проследить за ней? – удивился Портер.
Паренек глянул на детектива, будто первый раз увидел, и, не скрывая презрения, выдал:
– Отношения должны быть основаны на доверии!
– Все так, – кивнул я, – но ты точно не знаешь, кто именно вскружил ей голову?
– Думаю, кто-то много старше ее, – вздохнул Валентин.
– Почему ты так решил?
– Когда мы расставались, Шарлотта сказала, что ей нужен кто-то более зрелый. Более опытный. За кем она сможет чувствовать себя, как за каменной стеной.
– Имени не назвала?
– Нет.
– Когда ты последний раз видел Шарлотту? – спросил я, решив завершать допрос.
– Не помню, – поежился паренек. – Она меня избегала.
– Примерно.
– В конце семестра, – неуверенно произнес Валентин.
– Даже не поздравил с праздниками? – удивился Алан.
– Я пытался! Хотел увидеть ее. Подарок приготовил! Позвонил, предложил встретиться, но она отказалась. Сказала, что у нее примерка платья. Примерка платья, подумать только!
– Когда это было?
– Тридцать первого.
– Больше ты с ней не разговаривал?
– Нет.
Я вызвал караульного и велел отвести паренька в дежурную часть. Потом спросил у Алана:
– Проверишь его алиби? Мне надо разобраться с бумагами.
– Не вопрос, – согласился взять это на себя Портер. – Так думаешь, это не он?
– Думаю, нет, – вздохнул я.
– Знаешь, – произнес вдруг детектив, – мы совершенно упускаем тот факт, что тело было обнаружено в морге! Надо опросить санитаров и помощников коронера, вдруг кто-то поможет установить место преступления. Не могло же тело взяться из воздуха!
– Вот и займись этим. И заодно проверь таксомоторные парки. Вдруг Шарлотта все же уехала на такси.
Алан досадливо поморщился.
– Инициатива наказуема, так? – спросил он, не скрывая раздражения.
– Воистину так! – похлопал я детектива по плечу и вышел в коридор.
После душной комнаты для допросов невыносимо разболелась голова, захотелось просто развалиться в кресле и перевести дух, но сначала пришлось зайти в дежурную часть, где меня дожидался пакет из пожарной инспекции, а когда я поднялся на седьмой этаж, у двери кабинета уже маячили двое полицейских в форме. Оба подтянутые, высоченные, плечистые, словно только-только сошедшие с рекламного плаката.
Один из них снял с головы фуражку и уточнил:
– Специальный комиссар Грай?
– Он самый, – кивнул я.
– Сержант Сэм Варниц, патрульный Грег Брод, – представился бугай с сержантскими нашивками. – Инспектор сказал, вы хотели нас видеть.
– Хотел. Проходите.
Я отпер дверь и первым зашел в кабинет. Уселся за стол, жестом пригласил полицейских присаживаться и принялся просматривать содержимое переданного из пожарной инспекции пакета.
– Слушаем вас, комиссар, – не выдержал Варниц. – О чем вы хотели поговорить?
– О пожаре, – подсказал я. – О пожаре в доме мэра. Вы ведь первыми там оказались, не так ли?
Сержант нахмурил лоб и пробурчал:
– Мы уже разговаривали с пожарным инспектором и парнями из дивизиона алхимической безопасности…
– Ну а теперь поговорите со мной.
– Нас в чем-то подозревают? – разнервничался Брод.
– А есть в чем? – спросил я, не дождался ответа и вздохнул: – Никто вас ни в чем не подозревает, но поджог дома мэра наделал много шума, поэтому меня попросили неофициально взять расследование под свой контроль.
– Поджог? – озадачился сержант Варниц. – Нам ничего об этом не известно!
– В одной из комнат были обнаружены следы алхимического реагента, – поведал я. – Так что это был поджог, никаких сомнений.
– Мы ничего об этом не знаем.
– Как вы вообще там оказались?
– Патрулировали район, – пояснил сержант, – получили вызов от диспетчера о возможном выстреле, а когда приехали, дом мэра уже горел.
– Получается, вы просто оказались ближе всех к этому месту?
– А разве непонятно? – вырвалось у патрульного.
Сержант ожег его недобрым взглядом и подтвердил:
– Да! Мы просто оказались ближе всех.
– Что вам сообщил дежурный? – уточнил я.
– Было сообщение о шуме по этому адресу. Кому-то почудился выстрел. Скорее всего, это была петарда, но ехать в любом случае пришлось.
– Звонивший представился?
– Мне об этом ничего не известно.
– Видели кого-нибудь в округе? Прохожих, подозрительные машины?
– Нет.
– Понятно. – Я пожал плечами и отпустил полицейских: – Что ж, можете быть свободны.
Громилы поднялись на ноги, нахлобучили фуражки и отправились восвояси.
Я какое-то время задумчиво вертел в руках карандаш, потом кинул на его стол и помассировал подушечками пальцев сомкнутые веки.
Сержант был спокоен как удав, а вот его напарник откровенно нервничал.
Почему? Из-за одного лишь внимания старшего по званию, или ему есть что скрывать? Непонятно. Но в любом случае связывать эту парочку с убийством Шарлотты нет никаких оснований; их автомобиль и в самом деле мог просто оказаться ближе других.
Я позвонил в дежурную часть и попросил поднять журнал регистрации. Как и предполагал, сообщение о шуме в доме мэра оказалось анонимным, более того – на момент звонка мы с Алексом уже давно находились внутри.
Звонил убийца – сомнений в этом быть не могло. Но вот замешан ли в преступлении экипаж патрульной машины?
Вовсе не факт. На самом деле лишние свидетели преступнику ни к чему. «Анонимный звонок с легкостью привлек внимание полиции к дому мэра», – решил я, и тут под ногами дрогнул пол. Задребезжали оконные стекла, посыпалась с потолка пыль, принялась раскачиваться люстра.
Я передвинул к себе телефон, намереваясь позвонить дежурному и выяснить, что стряслось, но только крутанул диск аппарата, как по этажу прокатился пронзительный гудок тревожной сигнализации.
Мешкать не стал – подскочил к оружейному шкафчику, отпер его и достал винтовку. Взвел пружину, предназначенную после каждого выстрела проворачивать массивный барабан, и вытащил тяжеленную сумку с запасным боекомплектом. На всякий случай заглянул внутрь – во всех гнездах двух толстенных металлических блинов серебрились донца нестреляных патронов, линии пентаграмм в штатном режиме светились едва заметным сиянием.
Закинув на плечо ремень сумки, я с винтовкой наперевес метнулся из кабинета. Обгоняя встревоженных сослуживцев, сбежал по лестнице на первый этаж, выскочил на служебную парковку и сразу заметил Яна Навина, распределявшего подчиненных по машинам.
– Виктор! Едешь со мной! – приказал дивизионный комиссар и указал на ближайший патрульный автомобиль. – Быстрее!
Мы погрузились на заднее сиденье, и водитель утопил педель газа, впрыскивая в движок алхимический реагент. Сущность взревела, машина резко сорвалась с места и стремительно вылетела на проезжую часть.
– Что происходит? – спросил я, заметив, как вслед за нами выворачивают со стоянки фургоны дивизиона алхимической безопасности – один, другой, третий.
– Взрыв на стройке, – объяснил Ян, стягивая пиджак. – Поступил сигнал о прорыве безвременья.
– Серьезно? – удивился я. – Что же там могло так рвануть?
– Не знаю, – пожал плечами дивизионный комиссар, даже не пытаясь придумать правдоподобного объяснения происходящему.
– Обычная стройка? Откуда там прорыв?
Навин прицепил на пояс чехол со служебным ножом, проверил револьвер и лишь после этого соизволил сообщить:
– Возводят очередную высотку. Представляешь, на какую глубину уходят сваи? Если взрывом полностью разворотило фундамент…
– Внизу, случаем, не линия подземки проходит?
– Нет, иначе строительство бы не согласовали.
– Тогда все это неспроста.
Вечность окружала города со всех сторон, но технологии защиты были давно отработаны до совершенства, и обычный взрыв никак не мог послужить причиной прорыва безвременья. Сбой мог произойти лишь из-за чьего-то намеренного вмешательства.
– Бомбисты? – предположил я.
– Возможно, – поморщился Навин. – Но что им делать на стройке?
Послышался вой сирен, водитель сильнее надавил на педаль газа и вывернул руль. Машина выскочила на полосу встречного движения, обогнала пожарный автомобиль и сразу юркнула обратно. Я глянул в лобовое стекло и увидел, как по направлению движения над крышами домов поднимаются к небу клубы серого дыма.
– Подъезжаем, – предупредил нас полицейский водитель и сбросил скорость, тормозя перед оцеплением.
Мы выбрались из машины, и в нос сразу ударила резкая вонь алхимических реагентов, хлора, сероводорода и еще чего-то даже более отвратительного. На глаза навернулись слезы, я прикрыл низ лица шляпой и попытался оценить обстановку, но клубившийся по земле едкий черный дым почти полностью перекрывал обзор. Видно было лишь поваленную при взрыве ограду стройки, да груду развалин, оставшихся от возводимого здания.
Всюду стояли пожарные машины; взмыленные огнеборцы качали помпы, пытаясь залить реагентами расползавшееся от руин безвременье, но напор Вечности был слишком силен, и люди шаг за шагом пятились и отступали.
– Комиссар! – подскочил к нам лейтенант дивизиона алхимической безопасности. Он сорвал с лица резиновую маску с запотевшими окулярами, жадно глотнул воздух и вытер раскрасневшееся лицо. – Комиссар, мы долго не продержимся!
– Что происходит? – потребовал объяснений Ян Навин.
– Слишком интенсивный напор, реагенты на исходе, а новые машины только выезжают со станции!
– В чем проблема?
– Мешают обломки, мы не можем подобраться к провалу, чтобы заблокировать его!
– Вот черт! – выругался я, сразу сообразив, чем закончится дело.
– Мы можем помочь? – спросил Ян.
– Нужно подорвать развалины, но мои люди до них просто не дойдут.
– Хорошо, сделаем, – пообещал Навин, подскочил к затормозившей поблизости машине и принялся отдавать распоряжения сотрудникам специального дивизиона.
Лейтенант с облегчением перевел дух и махнул рукой подчиненному:
– Тащи сюда!
Я расстегнул пиджак, аккуратно свернул его и убрал на сиденье. Кинул сверху галстук и шагнул навстречу спешившему к автомобилю Навину.
– Ты с ума сошел, – перехватив его, я указал на руины, – туда лезть?
– Успокойся!
– Что значит – успокойся? Это самоубийство!
– Прекрати истерику, Виктор! – потребовал Ян, вслед за мной избавляясь от пиджака.
– Выслужиться за чужой счет хочешь?
– Сам пойду.
– Псих!
– Приказывать не стану, не хочешь – не иди.
– Вечно все через задницу! – выдохнул я, перекинул через плечо ремень сумки с запасным боекомплектом и проверил барабанный карабин. – Господи, почему это не случилось вчера?!
– Хватит ныть! – одернул меня дивизионный комиссар. – У меня есть план!
– Этого я и боялся…
Навин только отмахнулся, распахнул багажник полицейского автомобиля и вытащил оттуда обшитый брезентом чемодан. Аккуратно выложил его на пыльный асфальт, откинул крышку, и я даже охнул от удивления.
Пара баллонов, ремни, гофрированный шланг с форсункой, убранная в отдельную нишу жестянка с керосином. Огнемет!
– Ты возишь с собой огнемет?! – опешил я.
– Жизнь нынче неспокойная, – констатировал Ян, сноровисто подгоняя под себя сбрую.
– Аккуратней с керосином, – предупредил я, когда он затянул ремни и вынул из ящика жестяную банку с выпуклыми алхимическими формулами на боках.
Три унции керосина – это немало; в случае нарушения герметичности жахнет так, что нас с асфальта сметать придется. Керосин наряду с бензином – один из наиболее нестабильных реагентов, и в качестве катализатора вызывает незамедлительное воспламенение большинства созданных с помощью алхимии материалов.
Ян уверенным движением подсоединил жестянку к огнемету и ухмыльнулся:
– То, что баллоны наполнены концентрированной вечностью, тебя не беспокоит?
– Состояние твоего психического здоровья меня беспокоит, – пробурчал я в ответ.
– Виктор, да что с тобой такое? Мне позвать кого-то другого?
– Забудь. – Я повернулся к лейтенанту дивизиона алхимической безопасности, который принимал у подчиненного увесистый ранец. – Что там у вас?
– Галлон чистого бензина.
– Что надо делать?
– Доставьте на место, выставьте таймер и убирайтесь оттуда.
– Как у вас все просто, – хмыкнул я, продевая руки в лямки ранца.
Навин моего пессимизма не разделял и только деловито поинтересовался:
– На сколько рассчитан таймер?
– Максимум на пять минут, – проинформировал нас лейтенант и забеспокоился: – Точно успеете выбраться?
– Легко, – сходу отмел Навин его сомнения.
Того уверенный тон нисколько не убедил. Меня тоже.
Проклятье!
Я прекрасно знал, сколь своеобразно начинает течь время при прорывах Вечности. Бездушному механизму хоть бы что – тикает себе и тикает, а человек залипает, будто муравей в сосновой смоле, и способен простоять в полной неподвижности хоть месяц, хоть два, при этом, по его внутренним ощущениям, пройдет лишь краткий миг.
Впрочем, в специальный дивизион берут лишь полицейских с талантом противостоять безвременью. Растворенное в нашей крови время позволяет беспрепятственно перемещаться в Вечности и не поддаваться ментальному воздействию обитавших в ней сущностей.
– Внимание! Прикрывайте нас! – отдал Ян команду подчиненным, нацепил на лицо защитные очки и первым двинулся к затянутым едким дымом руинам. – Виктор, стреляй только в крайнем случае, береги патроны.
– Понял, – отозвался я и поспешил следом. Ступил в пенившийся на асфальте алхимический реагент и мысленно попрощался с почти новыми туфлями. Быстро перепрыгнул на поваленное дощатое ограждение стройплощадки, глянул на Яна и только сейчас обратил внимание, что тот невесть когда успел натянуть поверх модных полуботинок резиновые калоши.
И непонятно с чего эта мелочь враз вывела из себя. Всколыхнулась злость, задергалось левое веко, перехватило дыхание. Стало очень-очень плохо, мерзко и гадко. Захотелось кого-нибудь убить.
– Виктор? – обернулся ко мне Навин.
Я убрал палец со спускового крючка и растянул губы в механической улыбке:
– Зацепило.
– Соберись! – потребовал дивизионный комиссар.
– Отстань! – отмахнулся я и с болью в сердце ступил с доски прямиком в раскисшую глину стройплощадки.
И сразу – тьма и тишина. Будто ушел под воду с мешком на голове.
Тьма и тишина.
Миг спустя сквозь толщу безвременья вновь прорвались отблески проблесковых маячков и вой сирен; сердце зашлось в безумном стуке, и в такт пульсу, как в мельтешении стробоскопа, принялись сменять друг друга свет и тьма, крики и тишина. А потом по крови растеклось мое собственное время, я окончательно провалился в другой мир, и голову заполонили призрачные шепотки.
Голоса, голоса, голоса. Безмолвные голоса обитавших в Вечности сущностей. Именно сущности завладели сейчас этим местом, именно они представляли настоящую опасность. Подобно кружащим в толще воды акулам, эти создания жаждали только одного – ворваться в человеческое тело и перекроить его под себя.
Провалишься в Вечность – назад уже не вернешься; вернется завладевшая твоим созданием тварь. А успеют вовремя выдернуть – тоже хорошего мало: обычно шок оказывался слишком силен и люди превращались в тронутых. В бедолаг, навсегда застрявших между жизнью и смертью, навсегда потерявшихся в заполонившем голову безвременье.
Но мы-то – другое дело…
Я оскалился, переборол накатившую апатию и шагнул вперед.
Окружающая действительность превратилась в статическую картинку удивительно четкого фотоснимка; дым неподвижным облаком замер над землей, языки пламени венчали руины жуткой оранжевой короной, и возникло даже ощущение, будто все это – лишь ширма, скрывающая гигантский часовой механизм, в котором кончился завод.
– Прорыв сильнее, чем я думал! – крикнул Ян, настороженно продвигаясь к завалу. – До окраины рукой подать, но все равно так быть не должно!
– Не отвлекайся, – потребовал я, озираясь по сторонам.
Неким противоестественным образом стройплощадка увеличилась в размерах, дальние края ее терялись в сером мареве, и на эту туманную дымку власть безвременья уже не распространялась, она беспрестанно колыхалась, плыла, меняла очертания. И потому помешала вовремя заметить медленно дрейфовавшее в нашу сторону нечто, лишь самую малость более материальное, чем дым.
За спиной приглушенно хлопнуло, ослепительным росчерком пронзила пространство винтовочная пуля, но сил разогнавшей ее сущности, заточенной в патроне, надолго не хватило, и остроконечный кусочек серебра впустую завис среди столь же неподвижных клубов дыма.
– Ян! – окликнул я дивизионного комиссара.
– Вижу, – отозвался тот, направил раструб огнемета в сторону плывшего к нам марева и открыл вентиль. Из форсунки вырвалась струя бесцветного пламени, жгучая смесь обогащенной вечности и керосина окатила сущность и в мгновение ока спалила ее дотла.
В лицо повеяло нестерпимым жаром; я прикрыл глаза ладонью и едва не пропустил движение у перевернутого строительного крана. Но не пропустил – и когда обитатель Вечности бросился в атаку, поймал его на мушку и потянул спусковой крючок.
Серебряная пуля перехватила сущность в прыжке; взведенная пружина с мягким клацаньем провернула барабан, и я выстрелил второй раз, хотя этого, в общем-то, и не требовалось – первое попадание разметало нематериальное создание в клочья.
– Идем! – позвал меня Ян, заворачивая вентиль.
Мы двинулись дальше, но теперь то и дело приходилось перебираться через поваленные бетонные сваи и выжигать скопления слишком уж уплотнившейся Вечности. Голоса в голове звучали все отчетливей, и даже начало казаться, будто они звучат вовсе не в голове, будто призрачный хор завывает где-то внизу, там, откуда в город течет безвременье.
В аду? Черт! Какая только чушь в голову не лезет…
Навин, судя по всему, тоже ощущал некую неправильность. Движения дивизионного комиссара становились все более нервными и резкими; он откровенно спешил и расходовал горючую смесь огнемета там, где без этого вполне можно было обойтись.
– Быстрее! – заторопился Ян, стоило мне остановиться, разглядывая покосившийся штабель пустых поддонов. – Виктор!
– Иду! – отозвался я, но только двинулся к нему, как от досок отлипла плоская чернильная тень.
Я выстрелил; серебряный комочек угодил в центр человекоподобной фигуры, вырвал клок призрачной плоти, расплескал его беспросветно-черными брызгами, но движение сущности не остановил. Барабан провернулся, сразу грохнул второй выстрел. И – промах! Тварь стремительно скакнула вперед, пуля впустую прошла над ней и засела в поддоне.
Убегать я не стал, тратить последний патрон – тоже. Просто шагнул навстречу и встретил сущность резким взмахом служебного ножа. Клинок с зеркальным алхимическим покрытием прошел через порождение Вечности без малейшего сопротивления, и оно распалось на две неровных части. На миг замерло в воздухе, затем растеклось по земле и зашипело, разъедая подошвы туфель.
Вновь взревел огнемет; я развернулся и увидел, как к нам мчится объятая пламенем фигура, по земле за которой тянулись отметины огненных следов. Я быстро перехватил болтавшийся на ремне карабин, вскинул его и скомандовал Яну:
– В сторону!
Тот послушно шагнул вбок, струя огнемета качнулась, мазнула по деревянным поддонам и воспламенила их, прежде чем Навин успел перекрыть вентиль. Взметнулось пламя, накатила резкая вонь алхимических реагентов, и все же я не сдвинулся с места, выгадывая нужный момент. Сгоравшая сущность распласталась в неразличимом глазу прыжке, но вырвавшаяся из граненого ствола пуля отбросила ее на пару шагов назад, а миг спустя тварь взорвалась, расплескавшись бесцветным жидким пламенем.
– Быстрее! – крикнул Ян, рукавом вытирая перепачканные гарью и сажей очки.
Земля под ногами тряслась все сильнее и сильнее, из глубины к нам рвалось нечто абсолютно чуждое этому миру, и, тем не менее, торопиться я не стал, вместо этого спокойно опустился на одно колено и расстегнул сумку с запасным боекомплектом.
Без винтовки нам здесь долго не продержаться; револьверы в безвременье почти полностью бесполезны – поражающими элементами в маломощных патронах выступали не серебряные пули, а сами заточенные в них сущности. Стрельнешь в Вечности – вмиг развеются.
– Нельзя терять время! – заорал на меня Навин.
Я только отмахнулся, избавляясь от стреляных гильз. После выдернул из гнезда запасного пентакля новый патрон, и остроконечная серебряная пуля засияла маленьким рукотворным солнцем. Вставил его в камору, провернул барабан, и только взялся за следующий, как по руке начало расходиться противоестественное оцепенение, а пальцы пронзило острой болью. Но ничего, справлюсь…
– Виктор, быстрее!
– Отстань! – раздраженно рыкнул я, задвинул шторку барабана и, взведя пружину, поднялся с колен. – Давай за мной! – крикнул Яну и первым побежал к развалинам.
Обогнув объятые огнем поддоны, мы перебрались через бетонные обломки, и сверху немедленно спикировала затаившаяся среди покосившихся свай сущность. Вскинув винтовку, я сбил ее в прыжке, а когда покатившаяся по земле тварь поднялась на ноги, на всякий случай влепил в нее еще пару пуль.
– Быстрее! – вновь поторопил меня Навин. – Быстрее! – Он до упора вывернул кран огнемета и направил струю огня на пролом, в котором клубилась серая хмарь безвременья. – Туда!
Скинув ранец, я вытащил из него жестяную канистру, выкрутил прикрепленное на боковину реле и прислонил ее к бетонному обломку неподалеку от пролома.
– Уходим! – тотчас скомандовал Ян и попятился от руин.
Я побежал следом, но обернулся, стоило вздрогнуть под ногами земле. Выжженный напарником провал вновь заволокла серая пелена безвременья, и почудилось, будто из Вечности через него рвется нечто безмерное, то, чему нет места в реальном мире.
– Что за черт? – охнул Навин.
– Бежим! – Я дернул его за собой, и мы бросились прочь. С ходу проскочили догоравшие поддоны, а потом раздался оглушительный треск, резкий толчок в спину сшиб с ног, и мы кубарем покатились по земле.
Я обернулся. Руины зашевелились, посыпались обломками, заскрежетали перекрученным железом.
– Пять минут – слишком много, – заявил вдруг Ян. – Безвременье прорвется раньше.
– Беги.
– Что?!
– Беги, – повторил я, поднимаясь с земли, и подтянул к себе карабин.
– Ох, черт… – охнул Навин, вскочил на ноги и бросился наутек.
А я спокойно прицелился в жестяную канистру с галлоном чистого бензина и потянул спусковой крючок. Приклад толкнулся в плечо, полыхнула серебристая вспышка, и поначалу даже показалось, будто я промахнулся, но миг спустя взрывная волна подхватила меня и отшвырнула прочь.
Четверть часа спустя я сидел на подножке патрульного автомобиля и наблюдал, как бойцы дивизиона алхимической безопасности заливают реагентами оставшийся от развалин котлован. Полыхни такое количество бензина в реальном мире, от нас с Яном только пепел бы и остался, но у безвременья свои законы, и взрыв оказался не столь силен. На то и был расчет.
Я вытянул ноги, оглядел вымаранные в глине и масляных пятнах брюки, но вслух выражать свое недовольство не стал. Просто затянулся табачным дымом и покосился на перепачканного с головы до ног Яна, который сидел рядом.
– Ну и сильно тебе галоши помогли? – с усмешкой поинтересовался у него.
Навин приложился к серебряной фляжке и запустил руку в мой портсигар.
– Бросаешь? – уточнил он, заметив карандашные отметины.
– Один-один, – хрипло рассмеялся я, забрал фляжку и глотнул обжигающе крепкого абсента.
– Нет, жизнь все же – хорошая штука, – глубокомысленно заметил Ян, закуривая. Потом посмотрел на безнадежно испорченную сорочку и брюки и добавил: – Несмотря на…
– Бывает…
– Выпьем вечером? – предложил дивизионный комиссар, но сразу махнул рукой: – А, ты ж дежуришь!
– Шеф приехал, – подсказал я и не остался в долгу: – Лучше в ночь дежурить, чем на ковре отдуваться…
– Да ну тебя, – скривился посмурневший Навин, поднялся с подножки и приказал водителю: – Отвези комиссара в управление и возвращайся.
Я последний раз хлебнул абсента, вернул фляжку хозяину и уселся на пассажирское место. Водитель повернул ключ в замке зажигания, по корпусу автомобиля пробежала короткая дрожь, но алхимические формулы удержали взбодренную впрыском реагента сущность, и машина резво покатила по дороге.
На парковке я выбрался из автомобиля, достал с заднего сиденья пиджак и прошел в управление через служебный ход. Не обращая внимания на удивленные взгляды коллег и посетителей, с невозмутимым видом дождался лифта, поднялся в кабинет и без сил повалился в кресло.
Болело все; такое впечатление, что двенадцать раундов против Эдди Кука продержался. Но ничего не попишешь, такая работа. Бывает.
Я выложил из кармана табельный револьвер, закурил и пододвинул к себе пепельницу. Только выдохнул табачный дым, как задребезжал телефонный аппарат.
– Специальный комиссар Грай на линии.
– Виктор! – послышался в трубке голос владельца ювелирного салона «Двадцать четыре карата» – лысого старикашки с совершенно непроизносимой фамилией. – Уж и не чаял тебя застать!
– Что-то случилось?
– Ты, помнится, интересовался двуствольным пистолетом…
И в самом деле – интересовался. У револьверов был один существенный недостаток: к ним подходили лишь маломощные патроны с ослабленными сущностями, которые не могли разогнать пулю по нарезам ствола. Попытки модернизировать эти боеприпасы предпринимались неоднократно, но либо из-за увеличения барабана оружие получалось слишком громоздким и тяжелым, либо в нем попросту детонировали заряды.
Двуствольные пистолеты оказались компромиссом между многозарядностью и возможностью использовать пулевые патроны, вот только к нам в город их если и завозили, то исключительно контрабандой. И потому в открытую говорить о подобных вещах по служебному телефону не стоило.
– Виктор, ты на линии? Виктор? – зачастил в трубку обеспокоенный моим долгим молчанием ювелир.
– Какое обстоятельство, – произнес я, тщательно подбирая слова, – побудило тебя позвонить мне на работу?
– Нужна твоя помощь, – прямо заявил настырный старикан. – Перезвони, как освободишься.
– Хорошо, – сказал я и повесил трубку.
Всем, решительно всем нужна моя помощь.
Кто бы помог мне самому?