Глава 8

Маша дослушала хрустящий треск будильника, посидела, сгорбившись, пять минут на краю кровати, встала и пошла в душ. Простояла под горячей водой дольше обычного. Спешить не было необходимости: ее смена начиналась в десять. Мария Яковлевна заступала с открытия и уходила сегодня пораньше. У нее к новогоднему столу еще не все было приготовлено. Планировались гости.

У Маши гостей не будет. И сама она в гости не пойдет. В детском доме карантин. Все визиты запрещены.

– Прости, милая, никак не могу, – извинялась вчера вечером по телефону ее бывшая воспитательница. – Сейчас все так строго! Посидите с Танюшкой вдвоем. Пригласите друзей. К нам тогда на двадцать третье февраля, если все будет нормально. Пока, милая. Тане привет…

Она выслушала свою бывшую воспитательницу с кислым лицом и не стала рассказывать ей про то, что Таня куда-то подевалась – Инна Витальна тут же начнет причитать и вспоминать все прошлые Танькины прегрешения и бегства.

И про то, как ей захотелось на электричке покататься, и она укатила в соседнюю область, откуда ее доставили в полицейском «уазике». И про то, как решила наказать всех воспитателей детского дома, спряталась в соседнем ангаре и не выходила до тех пор, пока ее с собаками не стали искать волонтеры и полиция. И про то, как она высыпала пачку соли в огромную кастрюлю с компотом, оставив без него всех детей в полдник.

Много было прегрешений у Тани. От нее всегда можно было ждать сюрпризов. И волнуясь за нее поначалу, Маша мало-помалу успокоилась.

Явится! Может прямо под бой курантов ввалиться к ней с опухшим лицом от двухнедельного загула с каким-нибудь знакомым. Может на Рождество объявиться с подарками или без них. Не в ней было дело. Плевать!

Ей-то что делать сегодня после работы? Куда податься? Привычной встречи Нового года с чаем и пирогами, песнями и викторинами не будет. Придется сидеть одной в пустой квартире, а она даже елку не купила, сочтя это экономически нецелесообразным.

Это выражение было любимым у Игорька, вернее, стало им с некоторых пор. Где-то подхватил, не иначе, и втискивал теперь без особой нужды в разговор. А Маша позаимствовала.

Она вошла на кухню, включила радио – старенькое, но горластое – подарок покойной няни Сони. Поставила молоко в ковше на огонь, решив сварить себе каши на завтрак. Крупы было много. Она покупала только крупы, решив навсегда избавить себя от макарон. Хватило в детстве!

Она помешивала ложкой гречку быстрого приготовления, которая была особенно вкусна на молоке. В черном квадрате окна отражалась ее маленькая кухонька с мебелью, купленной на распродажах, большой календарь с котятами над обеденным столом и сама она – заспанная, растрепанная, недовольная. И никому не нужная, добавила она штрих к своему утреннему портрету.

– По только что поступившей к нам информации… – заговорило радио голосом ведущего утренних новостей, – подозреваемый в жестоком убийстве девушки в парковой зоне поселка Выхино задержан.

Маша удовлетворенно улыбнулась и послала приемнику воздушный поцелуй. Не без ее участия подозреваемый задержан. А ведущий об этом даже не знает. Обидно! Рассказывает о том, о чем не имеет ни малейшего представления. Рисует картинку убийства, называет даты. По бумажке считывает, а вот она!..

Маша выключила газ и переложила кашу в симпатичную бульонницу, доставшуюся ей даром. В отделе посуды, напротив ее гардеробной, была распродажа. Народу набилось! Эту бульонницу уронили и откололи краешек. Совсем незаметно, а покупать никто не захотел. Товар списали за неликвидностью, а она забрала. Симпатичная такая посудина, пузатая, из хорошего фарфора с двумя ручками, с нежной росписью золотом по белоснежным бокам.

– Напоминаем, что данная информация до сих пор проверяется сотрудниками правоохранительных органов, – отвлек ее голос ведущего. – Тело девушки, найденное в конце декабря, а точнее…

Маша замерла. Встала столбом возле стола с посудиной горячей каши в руках, уставившись на большой календарь с милыми, играющими шерстяными клубками, котятами.

– Когда-когда?! – Ее глаза расширились от непонимания и невозможности поверить в то, что наговорил ведущий. – Ты что, дурак, что ли?! Какого, какого декабря?

Она швырнула бульонницу с кашей на стол, метнулась к приемнику, покрутила ручку громкости.

– Переходим к другим новостям, – разочаровал ее ведущий, заговорив об изменениях в расписании городского транспорта в грядущие праздники.

– Блин, блин, блин… – застонала она, закатывая глаза. – Этого не может быть! Это не так…

Маша покусала кулак – привычка, выпестованная сиротским детством. Она так делала, чтобы не заплакать, на радость обидчикам.

Она покосилась на мобильник. Тот лежал на подоконнике, матово поблескивая под стершимися ребрами. Ей надо было срочно позвонить и все проверить. Он ошибся, этот малый, голос которого ей всегда был неприятен. Он ошибся, а не она! И то, что полиция задержала подозреваемого – высокого симпатичного парня с фигурой атлета – никакая не ошибка. Это торжество справедливости – вот! И чуть позже она позвонит по телефону, который оставил ей мудрый майор Горелов. Сверит с ним даты, и в новом году – а он уже завтра – проснется с чистой совестью и чувством выполненного долга.

Инна Витальна всегда утверждала, что это главные критерии человеческого счастья – чистая совесть и чувство выполненного долга.

Маша поглотала кашу, даже не почувствовав вкуса, быстро оделась и на работу явилась вместе с Марией Яковлевной, столкнувшись с ней у служебного входа.

– Ты чего это? – ахнула пожилая женщина. – Обещала же, что останешься вечером!

– Я и останусь, – подергала Маша плечами.

– А чего тогда в такую рань приперлась? – нахмурила брови та.

– Дома не сиделось, – соврала Маша.

На самом деле, визитка с телефоном Горелова осталась у нее в шкафчике. Забегалась и забыла забить его номер в телефонную книгу.

Загрузка...