Я отрешенно наблюдал за матерью, пока она открывала один из стеклянных шкафов. Пикнул электронный замок сейфа, и мама достала оттуда папку. Развернувшись, она подошла к столику и бросила ее.
– Вот здесь вся информация по делам, отчеты и выписки. Делай с ними что хочешь, – спокойно произнесла она.
– Что ты натворила?.. – с болью в голосе прошептал я.
– Это ты натворил, Гранд. А я просто устала от твоего отца, который был чудовищем. И ты превратился в такого же монстра. Ты потерял уважение всех. Но самое главное, что ты так ничего и не понял. И мне никогда не удавалось достучаться до тебя, как ей. Это обидно, потому что я растила тебя, отдавала тебе самое лучшее, что у меня было. А ты унизил меня. Нет, не Оливию, не Хью, а именно меня. Больше не желаю слушать тебя, а тем более видеть. Мне отвратительно осознавать, что я ошиблась в тебе. Ты никого никогда не любил, даже себя. Подавай в суд, трать деньги, которые теперь стали ничем, меня это не волнует. Добивайся справедливости, только ты не там ее будешь искать. – Она с презрением посмотрела на меня, а я, скривившись, не мог поверить, что это моя нежная мама предстала передо мной в истинном обличье.
– Как ты могла так со мной поступить? – закричал я, вскакивая с места. – Ты… моя мать, предала меня…
– Нет, я не предавала, – возразила она, перебив меня. – Ты сам себя предал, ты не послушал зов сердца. Как твой отец, ты решил рубить и уничтожать кардинальными мерами. Ты, как и он, приносишь только боль и отчаяние. На тебе его печать одиночества и страха. Я не смогла тебе помочь, а вот Оливия… У нее для этого было достаточно силы и любви. Но ты отвернулся от нее, а теперь от тебя отвернулись все. Беги, как ты это обычно делаешь. Ты не вырос мужчиной, ты остался мальчиком, которого я потеряла, и мне стыдно. Но сейчас предупреждаю тебя, ты не сделаешь больше ни шага в сторону Оливии. Она уехала, и слава богу. Хотя, думаю, она надеялась до последнего увидеть тебя, искала глазами в аэропорту. Но такое никогда не прощается. Она была твоим спасением, а теперь тебе никто не поможет. Я была когда-то на ее месте, но поступила совершенно по-другому. На меня тоже спорили, меня тоже прилюдно унизили. И я бы в отличие от нее начала мстить, и она ведь приехала с этой целью – уничтожить тебя. Корина мне рассказала о некоторых планах этого приезда. Ты написал письмо, которое они хотели получить. На которое спорили, которое должны были прилюдно прочесть, а потом просто высмеять тебя.
– Что?.. – выдохнул я.
– Да, – усмехнулась мама. – Неприятно, правда? Но у Оливии есть определенные нравственные принципы и достоинство. А у тебя – нет. Она любила, а ты играл. Она предлагала тебе себя всю без остатка, а ты посмеялся. Она защищала тебя, дурака. Маргарет ей проговорилась, и она поругалась с Хью. Поэтому она не ночевала дома, поэтому дала тебе новый шанс. Она пыталась уберечь тебя от правды, чтобы ты не пережил боль, чтобы хоть как-то смягчить удар. Об этом шел разговор в ее спальне, а не о том, что ты себе надумал. Она боялась в первую очередь за тебя, а не за кого-то еще. А ты не понял, потому что не любил. Оливия единственная могла быть с тобой, ни одна больше не вытерпит твоего характера и замашек отца. Ни одна. К сожалению, в свое время я должна была тебя остановить, но не сделала этого. Слишком любила и потакала тебе. Верила в то, что любовь меняет людей. Надо было обрубить эту связь на корню, но я думала, что ты изменился и выберешь другую дорогу. Но увы.
– Она никогда не защищала меня. Меня никто не защищал! Она не любила, и она, сука, спорила на меня! – вырвал я из монолога самые болезненные вещи, мозг отказывался принимать услышанное.
– Открой глаза, Гранд! – резко сказала мама. – Открой их и осмотрись. Что ты видишь? Пустоту, мрак и одиночество. Верно? А теперь вспомни, как этот дом выглядел для тебя, когда она была здесь. Тогда ты почувствуешь разницу, потому что ты сам знаешь, что я права. Но уже поздно, слишком поздно что-то менять.
– Я… – замялся я и облизал пересохшие губы. – Я доверял ей, а она предала меня!
– Ты постоянно повторяешь слово «предала». Потому что это твой грех, а не ее. Ты пытаешься обосновать свою трусость, но для нее нет оправданий. Оливия взяла со всех обещание, что никто никогда не заговорит о тебе и все забудут об этом. Только никто не забудет. У всех перед глазами будет стоять та отвратительная сцена, когда она уговаривала тебя, наплевав на гордость, потому что ты был для нее родным. До тебя не дошло, что единственный человек, которому ты был нужен, это она, та девочка, которую ты унижал уйму раз, пользовался ею и тайно любил. Но от любви до ненависти один шаг, и ты сделал его. Я могу заверить тебя, что она до сих пор любит тебя и будет это делать. Прошла через это с Хью, и я не хотела для тебя такой участи. Но ты выбрал свой путь, не стану тебе мешать, однако и молчать тоже не буду. Ты считаешь, что сейчас главное – это та давняя история, но нет. Ты снова ошибаешься, сейчас главное, кем ты стал, Гранд. Кем ты будешь завтра, когда до тебя дойдут мои слова и вся ярость спадет. Когда ты наконец-то поймешь все. Поймешь, какую глупость ты совершил. И никто не поможет, друзья от тебя отвернулись, как и я. Мы вывезли все наши вещи из этого дома, который ты купил. А теперь вспомни, почему ты так его захотел? Не из-за моей просьбы, я лишь показала. Потому что ты подсознательно желал жить тут с ней. И про сад я помню, когда ты болел, в бреду говорил об этом и встречах в ночи с Оливией. Но все рухнуло, ничего больше нет. И ты остаешься здесь один. Я не знаю, как до тебя достучаться. Больше не знаю.
– Но я твой сын… – прошептал я.
– Да, и я сочувствую себе, – горько вздохнула мама. – И еще одно тебе на раздумья. На свадьбе ты встал позади Оливии. Почему? Ты держался из последних сил, но стоял и смотрел на все. Она твой кнут. Мне очень жаль, что твоя история окончилась на этой ноте. Я не знаю, когда уйдет боль из груди, но видеть тебя в ближайшее время не желаю. Прощай, Гранд.
Она развернулась и вышла из гостиной. Послышался хлопок входной двери, и меня как будто сильно ударили по голове. Я стоял в шоке, оглушенный отчаянием и паникой.
– Мама! – закричал я.
Нет. Это невозможно! Такое не может произойти со мной! Только не со мной!
Я выбежал в холл. Пуст. Столовая. Никого.
– Ливи… – По щекам покатились слезы, я, шатаясь, выскочил из столовой и ринулся наверх.
Открыв дверь спальни, включил свет и, озираясь, начал искать хоть одно подтверждение, что она тут. Она сейчас приедет.
До моего затуманенного мозга дошло, что я один. Суки, я совершенно один. Боль скрутила все внутренности, словно разрывая их когтями, я сполз спиной по стене на пол и завыл, обхватив плечи руками. Виноват. Полный мудак. Всеми брошен и забыт.
– Ты обещала! – заорал я. – Обещала!
Но нет ответа, только слова над постелью… нашей постелью усмехались над моим горем.
«Укради мое сердце этой ночью», – гласили они. Она украла и уехала, забрала его с собой.
Горькое осознание потери встало на первый план. Гордость разбилась вдребезги. Один. Один. Никому не нужный медвежонок Гранд, не понимающий, в каком гадком мире он проснулся и что делать ему дальше. Как чертовски гадко его подставили, а он никогда не научится доверять, даже если любит.
Я вскочил на ноги и стал переворачивать все вверх дном, стараясь найти хоть какую-то подсказку. Должна была оставить. Должна.
Разорванные листы сложил воедино, и боль снова пронзила все тело. Оставила. Прошлое. Сжимая в руках это последнее, что от нее у меня сохранилось, я просто скулил от невыносимых терзаний. Хотелось орать во всю глотку, звать на помощь. Только никто не придет.
Но разум тоже знал, что делать, и повелевал руками, чтобы достать из кармана джинсов телефон и набрать номер.
– Да, Кин, неужели соскучился? Или на свадьбу зовешь? – съязвил абонент.
Я ничего не смог сказать, только пытался отдышаться.
– Гранд, что за хрень? Ты что там, ревешь? Что случилось? – раздался в трубке уже обеспокоенный голос.
– Рита… я один, – выдавил, глотая комки в горле. – Я все испортил… отец мертв… мать бросила. Она предала меня… нет… это я мудак. Не знаю, как дальше… хочется подохнуть.
– Так, а ну-ка взять себя в руки! – рявкнула подруга.
А мне стало еще хуже от осознания того, что я, мужик, вою, как маленькая девочка, растирая сопли и слезы по лицу.
– Ты где? – спросила она.
– Там же.
– Сейчас буду, оставайся на месте, – моментально ответила Рита и оборвала связь.
– Вот это я понимаю – приплыли, – раздался знакомый голос.
Я вздрогнул и поднял голову. На пороге спальни стояла Рита.
– Чего у тебя входная дверь-то открыта? Я стучала, кстати, – хмуро проговорила она и, не дождавшись ответа, села рядом со мной на кровать. – Твой психотерапевт весь во внимании.
И я начал рассказывать все с самого начала, иногда срываясь на крик или на постыдный сиплый стон. Сдержанность явно не мой конек, в небесной канцелярии меня наградили только идиотизмом, и все. Суки!
– Охренеть, только я тебя оставила, и ты сразу влип, парень, – пробормотала Рита и выдохнула, сложив губы трубочкой.
– Понимаешь, все бросили меня. – На глаза снова навернулись позорные слезы.
– Я бы тебе врезала, да не могу. Ты типа мой друг, и тебе нужна поддержка, иначе суицид или психбольница, – цокнула Рита.
– Скажи, это конец? – с надеждой на отрицательный ответ спросил ее.
– Ты будешь поднимать это дело? – поинтересовалась она.
– Я не смогу этого сделать, и не потому, что мне жаль кого-то из этой истории, а потому, что я должен поступить правильно, реабилитироваться в ее глазах. Только в ее, а на остальных мне насрать.
– Поняла, – вздохнула Рита снова. – Самое последнее – это ехать к Лив и говорить, какой ты мудак. Она это и так знает. Дай время ей и себе, подумай, выстрой план, если тебе она действительно нужна.
– Да бред это, – мотнул я головой, зная, что это конец для меня. Никогда больше никакого счастья, лишь пропасть с острыми камнями на дне, на которые буду падать каждую ночь, просыпаясь в холодном поту.
– До сих пор не могу поверить, что ты так поступил! – неожиданно крикнула Рита и поднялась с кровати. – Не могу! Какой ты дебил, Кин. Мне ее безумно жаль, она ведь такая…
– Заткнись! – рявкнул я. – И так хреново, а еще ты!..
– Тогда зачем ты мне позвонил, если твои нежные ушки не хотят слышать правды? – с сарказмом парировала она.
– Потому что я растерян, Рита. Меня бесит то, что сижу тут, сжимая в руках ее признание пятилетней давности, и реву, как ребенок, у которого игрушку отобрали. Я ненавижу себя за такую слабость. Но мне ничего больше не надо. Не хочу ничем заниматься, буквально ничем. Просто подохнуть здесь в одиночестве. Я постоянно отвергал людей, которые стремились мне помочь, хотели быть рядом со мной. И что в итоге от меня осталось? Я разбит, загнан в тупик, из которого нет выхода. И ее мне уже не вернуть, никогда.
– Тогда пришло время менять не местоположение, а себя, – спокойно ответила Рита. – Начни новую жизнь без маски, которую ты носишь. Она тебе больше не нужна, потому что не помогла, а лишь убила все лучшее в тебе. Стань самим собой, двигайся дальше, шаг за шагом, и вскоре ты поймешь, что для тебя важнее. У тебя появится шанс отвоевать свое место под солнцем. Ведь оно не дается за красивые кудри и зеленые глаза, за это надо биться. До крови.
– А если она не захочет меня видеть? – прошептал я, боясь, что мой гребаный сценарист услышит эту подсказку и непременно впишет в мою жизнь.
– Ты мужик или где? – недовольно спросила Рита и уперла руки в боки.
– Или где.
– Так, трансвестит, поднимай свою тощую задницу и прибери здесь все. Завтра решим, что делать, – цокнула Рита, осматривая спальню. – И да, мои услуги оплачиваются по двойному тарифу. Я, знаешь ли, теперь гордость отделения.
– Да пошла ты, – слабо улыбнулся я.
– Непременно, только без меня ты загнешься, Кин, – пожала она плечами и пнула разбитый стул. – Нет, ты дурень, это точно. Надо бы внести в паспорт отдельную строчку для всех, чтобы люди понимали, с кем имеют дело. Так вот, в твоем случае в графе «сущность» было бы написано: «Глубоко тронутый мудак с аффектом Халка».
– Это больно, Рита, падать вниз, – тихо произнес я.
– Еще бы, – ухмыльнулась она. – Но мы подлатаем твою душонку и поставим тебя на ноги. Вот черт, думала, отдохну от тебя, но не тут-то было. Если бы не знала, что ты полоумный наркоман, помешанный на чувстве собственничества к своей малышке, то подумала бы, что решил привязать меня на всю жизнь.
– О, да отвали. Сейчас мне не до смеха, – фыркнул я.
– Ну, поплачь, у тебя еще не вся майка в соплях, потом вывешу ее у себя в отделении как показатель того, какие мужики тупые ослы, – хохотнула Рита, а я запустил в нее абажур от разбитого ночника.
– Меткостью тебя боженька тоже обделил, – рассмеялась она, ловко увернувшись. – Давай, мудаковатый больной, вставай и начни новую жизнь за пределами этой богадельни. Хотя можешь переписать дом на меня как оплату моих трудов.
– Черт, с кем я связался?.. – закатив глаза, я откинулся спиной на постель.
– Я об этом спрашиваю Всевышнего каждый день, как только встретила тебя. Но он упорно молчит, – ответила она.
– Не хочу существовать без нее и в то же время не могу быть рядом, – выдохнул я.
– Хватит, Кин! – повысила голос Рита. – Ты хоть одно слово услышал? И чего я тут распинаюсь? Быстро вставай, задолбал!
– Потом, – отозвался я, перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку, которая еще хранила едва уловимый запах. Ее аромат.
– Спокойной ночи, Фиона. До завтра, – рассмеялась Рита, щелкнула выключателем и вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
Да, она полностью права. Нужно собрать все силы, чтобы последний раз попытать счастья в рулетке под названием «жизнь».
– Прошу, только помни меня, не забывай. Впусти меня, и я обещаю, что никогда больше не брошу тебя, малышка. Я твой мудак, ты сама говорила об этом. Так прими меня обратно, вылечи меня, – прошептал я в темноту, и по моей щеке скатилась последняя слеза.