Без права на смерть

Глава 23

Светлые глаза смотрели из прорезей полумаски печально и строго. Лоцман со вкусом живописал Хозяйке все подробности — и как они с Таи отделывались от привлеченной необычным видом «дракона» дорожной полиции; и как гонялись от писателя к писателю по всему побережью и в глубь страны, и даже за рубеж; и то, как замечательно Таи программировал; и как в конце концов на Ителя обрушился шквал звонков и телеграмм: авторы отказывались от подписанных с ним контрактов и готовы были платить неустойку. Лоцман изображал всё это в красках и лицах, однако Хозяйка ни разу не улыбнулась.

Они сидели на Львиной галерее, за столиком, который Лоцман сотворил вместе с угощением: вино, фрукты и сласти. За всё время, что он развлекал Хозяйку рассказами, она лишь раз пригубила вино и больше ни к чему не притронулась.

— Итель был в шоке, — повествовал Лоцман. — Поначалу злился, ругался, потом визжал и крушил мебель — и вдруг стал тихий, вежливый. «Спасибо вам» да «Будьте добры», да «Не сочтете ли возможным позвонить»… Я, конечно, понимаю: издатель — существо непотопляемое. Не романы, так справочники — но издавать он будет, и будет грести свои деньги.. Поэтому мы с Таи прикинули… короче, Таи запрограммировал Ителя так, чтобы вызвать отвращение к издательской деятельности. Пусть теперь поскачет и покрутится, найдет себя в ином деле.

— Он-то найдет, — задумчиво промолвила Хозяйка. — А Анну вы не программировали.

— После всех потрясений она и так чувствует свою вину и испытывает угрызения совести. Но ты-то отчего грустишь?

— Анна примется писать своих «Пленников», а Мария засядет за «Дарханца».

— Правильно. Я взял с них слово, что Анна станет работать по утрам, а Мария — вечерами. Чтобы мне туда-сюда поспеть.

В глазах у Хозяйки неожиданно блеснули слезы.

— Ты как был наивным мальчишкой, так и остался. Несмотря на все свои подвиги. — Красавица вымученно улыбнулась и накрыла ладошками его пальцы. — Мой Лоцман… мой бывший Лоцман.

— Что такое? Опять «бывший»?

Она резко поднялась, опрокинув легкий стул:

— Представь себе. — Он тоже вскочил:

— Хозяйка!

Она исчезла. Вот только что стояла здесь — и уже нет ее, лежат одни каменные львы, приподняв встревоженные морды. Лоцман обвел взглядом свой мир. Замок бодро пел, переливал веселые трели; солнце светило из ореола новорожденных облачков, каких раньше здесь и не видывали; горы стояли далеко на горизонте, сливались с небом. Да что Хозяйка — умом тронулась? Отчего это он — «бывший»?

Лоцман сотворил два полотняных мешка и сложил туда фрукты и сласти — не пропадать же добру, пусть Эстелла с Лусией порадуются. Затем он убрал с галереи столик и стулья. Получилось необыкновенно легко: всего лишь прищурился, и их не стало. С мешками в руках Лоцман двинулся в столовую. Наверняка у актеров уже брюхо от голода подвело, пока они дожидаются охранителя мира к завтраку.

— С добрым утром. — Он вошел в столовую. Привычного золотисто-розового света витражей не было. Высокие окна были распахнуты настежь, в них с любопытством заглядывала белая башня. Стол был накрыт не по обычаю скромно, на простой льняной скатерти сиротливо ютились стоящие перед актерами тарелки и два блюда с не слишком аппетитной едой. В кувшине прозрачного стекла содержалось нечто розовое, видом своим говорившее, что оно не благородное вино, а какой-нибудь клюквенный морс. Ингмар, Эстелла, Рафаэль и Лусия жевали в гробовом молчании, не подымая глаз. А во главе стола, на месте охранителя мира, сидела какая-то новая актриса с высокомерным и колючим лицом. Нахалка, однако.

— Доброе утро, — повторил Лоцман и положил на стол свои мешки. — Кого хороним?

Ответом было молчание и неловкие, убегающие взгляды. Только новая актриса смотрела на него прямо, и он не мог понять выражения ее лица. Затем понял.

— Не больно-то вы сегодня приветливы. — Лоцман постарался, чтобы голос не выдал внутреннюю дрожь. — Угощайтесь. — Он сотворил фруктовую вазу, в которую переложил персики и янтарный виноград, и золоченое блюдо, куда пересыпал сласти. Фрукты поставил перед Эстеллой — она соблюдает фигуру, а сладкое подвинул к Лусии — она известная сластена.

— Вы опоздали, — сказала незнакомка.

«К завтраку или вообще?» — хотел спросить Лоцман, но смолчал.

— Свое угощение можете есть сами, — добавила она. Охранитель мира уселся в торце стола напротив нее.

Сотворил графин с рубиново-красным вином, бросившим на скатерть кровавые блики, и шесть хрустальных бокалов.

— Ну что ж. Давайте выпьем за перемены в мире. — Он налил вино в первый бокал. Остальные внезапно исчезли, и он едва не плеснул вино на скатерть.

— Нечего спаивать моих актеров, — непререкаемо объявила девица, похожая — теперь он ее рассмотрел — на Анну. — Я не позволю пить с утра всякую дрянь.

— Не груби Лоцману. — Ингмар поднял свои льдистые глаза

Девица обидно расхохоталась.

— Может, этот господин и Лоцман — но только не в Поющем Замке.

Он подавил желание сотворить что-нибудь такое, от чего обвалится потолок, рухнут стены или провалится пол под этой хамкой. Пригубил вино — оно было кисло-сладким и нежным. Сейчас бы хлебнуть чего покрепче…

— Мне очень жаль, — охранитель мира в упор посмотрел на девицу, — что вы начинаете свою жизнь здесь… так. Прощайте, Лоцман Поющего Замка. — Он поднялся, оглядел потупившихся актеров. — Право же, мне очень жаль. Прощайте.

Северянин встал, с грохотом отодвинув стул.

— Я провожу тебя… мой Лоцман, — выговорил он отчетливо.

Сорвался с места Рафаэль, и вскочила Эстелла. Одна Лусия осталась сидеть, взяла с блюда и задумчиво положила в рот горстку засахаренного миндаля.

— Лу, — окликнул виконт. Актриса как будто не слышала.

За дверью Эстелла потянулась к Лоцману, положила руки ему на грудь.

— Спасибо за всё. — Ее свежие губы побледнели и вздрагивали. — Ты был… ты самый лучший Лоцман… о каком могут мечтать актеры.

Он поцеловал ее в волосы, улыбнулся:

— Вашу новую Лоцманку надо воспитывать. Спуску ей не давай.

— Прости нас, — горько вымолвил Рафаэль. — За всё.

Охранитель мира снова через силу улыбнулся:

— Кто прошлое помянет — тому глаз вон. Инг, — он повернулся к другу, — честное слово, я не ожидал, что так выйдет.

— Могло быть и хуже. Ах, Великий Змей… — Северянин притиснул Лоцмана к груди. — Скверно, что Лоцман забывает свои прежние миры.

— Ну, вас-то я не забуду. — Ингмар выпустил его из объятий:

— Беги. Мария заберет тебя к себе. Беги скорей.

Охранитель мира пустился бежать. По коридорам дворца, мимо скульптур и бронзовых канделябров, которые, наверно, так никогда и не зажгутся к ночи, сквозь резные двустворчатые двери, которые захлопывались за спиной и словно отсекали прежнюю жизнь. Страшно оставлять свой мир в чужих руках. Как-то актеры здесь будут без него?..

Он выбежал на главную лестницу дворца, остановился на террасе. А теперь куда? Было обещано, что Мария востребует его в мир Последнего Дарханца. И когда это будет, позвольте спросить?

Из солнца вынырнул вертолет, скрылся в пушистом, словно из раздерганной ваты, облаке, снова появился, ближе. Снизился, наполняя Замок гулом и рокотом, приземлился у нижних ступеней главной лестницы. Из кабины выпрыгнули двое. Охранитель мира не поверил своим глазам — два Шестнадцатых пилота, только один из них почему-то не в летной форме, а в зеленом свитере и черных штанах, и в черной же расстегнутой куртке, точно второй здешний Лоцман.

Не чуя под собой ног, он помчался вниз. Пилоты радостно заорали и замахали руками.

— Привет, командир. — Летчик в форме — Особый Первый, из эскадрильи военной авиации, — улыбаясь, отдал честь.

Шестнадцатый в штатской одежде, когда-то сотворенной, чтобы обмануть засевшего в Замке армейского офицера, сгреб Лоцмана в объятия, сжал, приподнял над землей и, полузадушенного, поставил.

— Весь Кинолетный кричит тебе «ура». Война закончилась, солдат осталось — какой-нибудь жалкий взвод. Ведут себя тише воды ниже травы, — отчитался летчик.

— А ты что? Где форму потерял?

— Меня от полетов отстранили. Можно сказать, уволили без права ношения.

— Что-о?! После всего, что мы с тобой сделали для Кинолетного? Я спрашиваю: где справедливость?

— Вот именно: где ты ее видал, ту справедливость? — Шестнадцатый усмехнулся, однако усмешка вышла невеселой. — Короче, я решил у тебя жить. Глядишь, еще и роль сыграю где-нибудь в массовке.

— А я буду к вам возить кино, — подхватил Особый Первый. — Раз военная авиация сидит без дела. Я уж договорился.

— А сейчас летим на Дархан. — Шестнадцатый открыл дверь салона. — Залазь.

— Нет, погоди. — Лоцман отступил от вертолета.

— Давай, лезь без разговоров. Новая Лоцманка уже тут? Вот видишь. Мир становится не твоим, и чем дальше, тем больше. Проканителимся тут — и сгоришь.

Лоцман обвел взглядом возвышающийся над ним дворец и зубчатые Замковые стены. «Хозяйка!» Молчание.

— Хозя-айка-а!

Эхо закричало вместе с ним. Красавица не могла не услышать.

— Я сейчас. — Он метнулся на лестницу.

— Скорей! — крикнул вдогонку Шестнадцатый. Лоцман взбежал на два марша, свернул на боковую галерею, промчался мимо скульптур каких-то диковинных зверей, которых раньше не было. Наверное, тут летчикам ее не увидать.

— Хозяйка!

— Слушаю тебя, малыш. — Красавица появилась у него за спиной. Облако светлых волос было схвачено новой диадемой: на этот раз в ней переливались не кровавые рубины, а небесно-голубые топазы с бриллиантами.

— Мы улетаем на Дархан.

— Кто это — «мы»?

— Ты и я. Пошли в вертолет. — Красавица отодвинулась:

— Ты сошел с ума. Я — Хозяйка Замка.

— Будешь Хозяйкой Дархана. Идем!

— Это безумие.

— Ты моя Хозяйка и будешь со мной. С этой дурехой, — он бы выразился и покрепче, да пощадил Хозяйкины уши, — я тебя не оставлю. — Лоцман взял ее за руку и потянул за собой.

Красавица сделала два шага и остановилась.

— Я не могу. — Ее голос упал до шепота. — Хозяйки не летают на вертолетах…

— Лоцманы раньше тоже в Большой мир не ходили. Идем же!

Хозяйкина рука внезапно выскользнула у него из пальцев, и красавица оказалась в трех метрах от охранителя мира, возле изваяния кошки с совиной головой.

— Беги, малыш. Тебя зовут.

— Лоцман! — донесся крик Шестнадцатого. — Время!

Он вдруг ощутил, как пощипывает кожу, — мир стремительно становился чужим, отторгал его.

— Командир, сгоришь! — тревожился Особый Первый.

— Пойдем со мной, — сказал Лоцман. Хозяйка не двинулась.

— Ты не можешь или не хочешь? Если не хочешь, если я тебе не нужен — так и скажи. Ну?

— Я не хочу… чтоб ты сгорел. Улетай.

— Лоцман! — заорал Шестнадцатый. — Нам твой труп горелый увозить или как? Давай бегом!

Он повернулся и медленно пошел по галерее. Ноги едва слушались. Кожу рук и лица больно жгло, но еще больнее было внутри, в груди под горлом. Не любит… не нужен…

У лестницы он оглянулся. Хозяйка стояла, обняв фигуру каменной полусовы-полукошки, и смотрела на него.

— Я знаю, кто ты! — крикнул Лоцман. — И я люблю тебя!

«Люблю тебя! — подхватило услужливое эхо. — Тебя, тебя, тебя!..»

Он стал спускаться по лестнице. Кожа горела огнем, казалось, ее натерли ядом.

— Да шевелись же! — Взбежавший по ступеням Шестнадцатый поволок его вниз. — Сдохнешь!

Особый Первый сидел в кабине, вертолет разгонял сверкающий на солнце винт. Дверь салона была открыта.

— Давай внутрь. — Шестнадцатый думал подсадить Лоцмана в салон, однако тот уперся в порожек руками, в последний раз оглянулся на Замок.

В глазах темнело, и он почти ничего не увидел — одно только размытое зеленое пятно за спиной у летчика. Охранитель мира рванулся, схватил ее за руки.

— Хозяйка!

— Я с тобой, — вымолвила она дрожащим голосом, и сквозь рокот винта он не услышал ее слов — угадал.

Шестнадцатый на мгновение опешил, оттолкнул Хозяйку от Лоцмана.

— Рехнулись?! Она ж сгорит!

Лоцман отчаянно замотал головой. Хозяйка прижала к щекам ладони, испуганно попятилась. Объяснять, что пилот ошибается, было некогда: мир сжигал его, не давая лишней секунды. Охранитель мира прыгнул к Хозяйке, сорвал ее полумаску, схватил за волосы — и сдернул светлый парик вместе с державшей его диадемой. По плечам красавицы рассыпались смоляные кудри.

— Видишь?! — крикнул он Шестнадцатому. — Она мне сестра!..

Очнулся он в вертолете, при скудном аварийном освещении. Затем открылись щитки на стеклах и впустили в салон ясную синь неба, белизну облаков с жемчужно-серой бахромой. Собственного тела Лоцман не чувствовал, словно в кресле поместилась одна его упрямая душа, не пожелавшая распрощаться со своими мирами. Рядом ворчал и беззлобно бранился Шестнадцатый — кажется, уговаривал кого-то остаться. Лоцман вслушался: так и есть.

— Да ты прикинь: он очухается, а тебя нет. Что я ему скажу?

— Хозяйка, — позвал Лоцман. Сам себя едва услышал, однако дозвался.

Перед ним появилось ее лицо. Почти его собственное, но женственней и нежнее. Те же, будто вырезанные из камня, черты, те же глаза — серые, мягкие, словно залитый талой водой седой пепел; а длинная густая грива — совсем черная, без проседи. Хозяйка несмело улыбнулась:

— Как ты?

— Замечательно, — соврал он. Не было сил даже обрадоваться, что она здесь.

Хозяйка коснулась его руки. Онемевшая кожа не ощутила ни тепла ее пальцев, ни прохлады.

— Я боялась. Думала, ты не захочешь… со мной знаться, когда поймешь.

— Что пойму?

— Что мы — брат и сестра.

«Я не видел женщины глупее, — сказал он мысленно, чтобы не услышал Шестнадцатый. — Лусия — и та сообразительней». И договорил вслух:

— Рожденные одной матерью дети — совсем не то, что порожденные двумя Богинями и Богом Лоцман и Хозяйка.

У нее порозовели щеки.

— Тогда скажи, мой умный и догадливый Лоцман: кто такая Хозяйка? А? Не знаешь?

— Это авторское подсознание. Которое старается укрыться от актеров и страшится подойти к Лоцману — однако присутствует везде и выглядывает изо всех щелей.

Красавица отодвинулась, села в кресло через проход и отвернулась. Вертолет заходил на посадку, бахромистые облака хороводом уплывали назад и вверх.

Подошел Шестнадцатый, пощупал Лоцману пульс.

— Твое счастье, что успел управиться. Еще бы чуть-чуть — и каюк. — Он бросил озабоченный взгляд на Хозяйку. — И всё-таки те, прошлые, книги писала Анна. Это ее подсознание, а не Марии.

— Удивляешься, почему она не сгорает в этом мире? — Красавица повернула голову. В серых глазах, таких непривычных без полумаски, читался тот же вопрос.

— Хозяйка будет жить здесь, потому что я так хочу. Я — охранитель мира или кто?

— Охранитель, — согласился летчик. — Но это не объясняет, отчего тебе позволено нарушать законы мироздания.

— Оттого, что мы о них слишком мало знаем. Наши миры созданы Богами и Богинями — но не без нашего участия. Мы тоже их создаем, изменяем и поддерживаем. Если б ты не сказал, что мир меня сожжет, — может, ничего бы и не было… Хозяйка!

Она исчезла — кресло было пусто. Вертолет сел на дорогу метрах в ста от поселка.

— Хоть тресни, она актерам не покажется, — сказал Шестнадцатый, успокаивая вскинувшегося охранителя мира. — Потом придет. Ну и где твои дарханские орлы? Встречать бы надо своего Лоцмана.

Из ворот поселка выбежала одна Кис. Лоцман смотрел на ее приближающуюся фигурку и собирался с силами, чтобы подняться из кресла. В душе шевельнулась тревога. Что тут стряслось? Почему Кис одна?

— Помоги-ка встать, — попросил он летчика.

Шестнадцатый подтащил его к двери и сдал на руки Особому Первому, который уже ждал на земле. На свежем воздухе Лоцман почувствовал себя лучше и стоял на ногах довольно крепко, ожидая подбегавшую актрису. На последних десятках метров она, похоже, выдохлась, перешла на шаг — и подходила всё медленней. По ее убитому лицу охранитель мира видел: что-то и впрямь неладно.

— Что тут у вас? Где все?

— Здравствуй, — сказала Кис. — Здравствуйте, — шепнула она пилотам. — Всё хорошо. Они уехали поглядеть мир. А я осталась. — Она стояла перед Лоцманом с несчастным видом.

— Кто тебя обидел?

— Светлоликая… — Кис качнулась к нему, обняла за шею, прижалась лицом к плечу.

— Что стряслось? — Охранитель мира гладил ее теплые волосы, мысленно перебирая немногочисленное население Дархана. Кто посмел обидеть актрису? Неужто мерзавец Инго? Но не настолько же он безголовый. Или… — Таи? — жестко выговорил Лоцман.

— Да. Ты не представляешь! Она… не скажу дурного про Богиню. Но… Почему она меня не спросила?! — горестно вскричала лайамка.

Летчики озадаченно глядели на охранителя мира. До него начинало доходить, и непрошеная, совсем не уместная усмешка кривила губы. Актриса вздрагивала у него в руках.

— Она сделала тебя женой Таи?

— Да… вместо Дау. А я… я буду ему хорошей женой… и он чудный, замечательный… Но почему она меня не спросила?!

Охранитель мира молчал, стараясь не показать, как он рад за Ловца. С его точки зрения, Таи получил награду по заслугам.

— Ну почему она так? — всхлипнула Кис.

— Видишь ли… Даже самые лучшие Богини редко интересуются мнением своих актеров.

1997-1999 гг.