Тринадцатого января к нам за столик сел худой парень с длинными чёрными волосами и с усами, как у клоуна. На нём были: серый спортивный костюм и стильные кроссовки. Через широко распахнутый ворот кофты выглядывали синие полоски тельняшки. Он положил перед собой пистолет и улыбнулся.
– Может, мне кто-нибудь нальёт?
В баре играла тихая ненавязчивая музыка. За стойкой весело щебетали бармен и официантка. Все столики были заняты. Люди праздновали последний праздник января.
В нашей компании не было принято собираться именно в канун старого Нового года. Просто так повелось, что мы частенько сбегали из уютных домов для того, чтобы поболтать о жизни за бокалом пенного пива.
Я давно уже не видел так близко настоящего пистолета. Для меня и четверых моих друзей это был уважительный аргумент для того, чтоб замолчать.
Я подвинул бокал к парню и тихо произнёс:
– Ты это… убери свою игрушку…
– Пасть закрой! – гаркнул засранец.
– Чего вам надо?! – взвизгнул Витька Еремейчик, самый младший из нас. Ему в прошлом месяце сорок два стукнуло. Смелостью он никогда не выделялся. А тут на тебе – даже что-то пропищал, поразив остальных неожиданной храбростью.
– Гнидой буду! – прошептал парень. – Ещё кто чё скажет, палить без предупреждения начну.
– Эй! Эй! – ожил Моряев Степан. – Видали таких! Забирай свою цацку…
Даже секунды не прошло, как пистолет уставился в лоб Степану. Рука, которая держала оружие, не дрожала. По-видимому, ей было знакомо это ощущение превосходства.
«Он псих», – пронеслась мысль в голове. Самый обыкновенный.
– Молчать! Говорить буду я! – вскрикнул ненормальный с пистолетом в руке. – Я вам даю ровно два часа для того, чтоб вы попрощались со своими семьями. Затем убью каждого из вас. Пиф-паф и готово.
Парень взял мой бокал и выпил всё, что находилось в нём.
– Пиво вкусное, – похвалил он и удалился с глаз долой.
Тишина за столом длилась секунд десять.
– Гы…Оригинальный способ попить пивка нахаляву, – прервал тишину Максим Зацепин.
– Наверное, только входит в моду, – произнес с кислым выражением лица Бочаров Вадим. – Блин, всё говно! Всё пропало! Засрал нам весь вечер.
Максим Зацепин разволновался не на шутку. Он вошёл в свой подъезд и нажал на кнопку вызова лифта. Но вместо равномерного гула опускающейся вниз кабины резко погас свет. Зацепин тихонечко выругался и стал прислушиваться к подозрительным звукам.
Услышав шорох чей-то одежды, Максим тут же вскрикнул:
– Кто здесь?
Ему никто не ответил. «Мне просто страшно, – принялся он убеждать себя, – и поэтому слышатся всякие звуки». В ответ скрипнула входная дверь и задребезжало оконное стекло, располагающееся почти под самым потолком.
Если б не этот сегодняшний чудик с пистолетом, он бы ничего не боялся. Зря он с друзьями не позвонил в милицию. Таких дураков надо сразу сдавать, пока они не грохнули кого-нибудь на самом деле.
Подниматься на девятый этаж в темноте – совсем невесёлое дело. Зацепин достал из кармана мобильник и воспользовался им как фонариком. Освещая ступеньки, стал медленно продвигаться вверх. Ощущение, что он находится здесь не один, щекотало нервы. Когда он очутился на втором этаже, то услышал где-то внизу странный мальчишеский голос.
– Ля-ля-ля, – пел ребёнок внизу, и было слышно, как он шаркает ногами по ступеням.
Удивительный ребёнок – ничего не боится в темноте. Видимо, мало его родители пугали лешими и бабами Ёжками. Плохо работали с ним на тему, что одному в два часа ночи не стоит прогуливаться по тёмным подъездам.
Максим преодолел ещё несколько пролётов и остановился, чтоб отдышаться. Сердцу не нравился этот подъём, и оно громыхало внутри грудной клетки, как старый перегревшийся от тяжёлой нагрузки двигатель, замирая на секунды и вновь бросаясь в работу. Всему виной был пивной живот, из-за которого приходилось страдать давлением и аритмией.
«Ля-ля-ля» снизу не прекращалось. Поющий медленно следовал за Зацепиным, и Максим уже хотел прикрикнуть на него, чтоб тот заткнулся. Уже не столько пугало, сколько раздражало это бестолковое дитячье пение.
Зацепин перегнулся через перила и тут же услышал ещё один детский голос, поющий «Ля-ля-ля», и шаги спускающегося откуда-то сверху человечка.
«Это не дети», – пронзила жуткая мысль Максима. Это явно взрослые люди, выдающие себя за детей.
Пятнадцать лет назад я продал квартиру родителей и выкупил у одного знакомого МАЗ-двадцатитонник. Благодаря этой колымаге я заработал немало денег и купил роскошный двухэтажный дом на окраине города с прилегающим к нему большим участком. Именно тогда моя мечта и сбылась. Я приобрёл то, чему мог бесконечно отдаваться сердцем и душой.
Перед моим домом располагался яблоневый сад: не две-три убогих яблоньки, а целый лес чудесных деревьев, которые в мае поблёскивали от росы на солнце душистыми соцветиями белого и бледно-розового цвета, а в августе полностью пропитывали воздух запахом созревших яблок.
Я тихонечко открыл калитку и пошёл по выложенной плиткой дорожке к скамеечкам возле входа в дом. Душа пела оттого, что завтра мне никуда не надо торопиться, что я могу себе сделать выходной. Просто так, потому что этого хочу.
Фонари хорошо освещали двор, да и небо не скупилось на яркие звёзды. Я сел на одну из скамеек и случайно заметил следы от мужских ботинок, непонятно куда ведущие. Они прорезали дорожку и утопали в снегу возле дома. Я двинулся по следам, и те вывели меня к окну спальни дочери. Моё сердце предательски застучало. Я поднялся на цыпочки и увидел Жанку, спящую на большой кровати. Я облегчённо вздохнул, и тут же в кармане куртки зазвонил мобильный телефон. Я отошёл от окна и поднёс мобильник к уху.
– Кому ещё не спится? – зевнул я в трубку. – С Новым годом вас, что ли.
– Я долго думал, стоит ли убивать ваших детей и жён, – узнал я голос того самого парня, который подсел к нам в баре за столик с пистолетом в руке.
Меня вмиг всего передёрнуло. Я отрезвел в считанные секунды.
– Слышишь, мудак, чего ты хочешь?! – заорал я в трубку. – Чего тебе от нас всех надо?!
В ответ – выжидающая тишина. Очень-очень неприятная.
– Слышишь меня, чего тебе надо?! Чего ты прицепился, урод?!
– Чё надо? – усмехнулся парень. – Мне надо убить минимум двенадцать человек. И поверь мне, я это сделаю.
Максим Зацепин понял, что надо быстро искать выход из создавшегося положения. Он осторожно двинулся на площадку к квартирным дверям.
Итак, он на четвёртом этаже – никто из его знакомых здесь не живёт. Перед ним три двери, ведущие в квартиры, и одна – к мусоропроводу. Одна из дверей старенькая, ненадёжная.
Максим разогнался и со всей силы ударил по ненадёжной двери ногой, та сразу же повалилась на пол вместе с вырванными петлями и замком, словно её вообще по-настоящему ничего не держало.
Пробежав несколько шагов по коридору, Зацепин обернулся и увидел на входе незнакомого типа. Тот улыбнулся и направил на него пистолет с глушителем. «Ту-ту-ту», – раздалось три приглушённых выстрела.
Максим нырнул на кухню. Он потянул на себя две узенькие двери и выскочил на застеклённый балкон. Всё – тупик. Ни пожарной лестницы, ничего, что могло бы послужить для его спасения.
И тут загремел пистолет без глушителя.
– Убью козлов! – заорал какой-то старик. – Только попадись мне кто!
Максим осторожно выглянул с балкона и увидел в коридоре напротив кухни грозного старика в семейных трусах. Он стоял с пистолетом в руках. Затем резко развернулся и шагнул на кухню.
– Только не убивайте меня, – заорал Максим. – Я ни в чём не виноват.
Максим позвонил мне через два часа после того, как мы с ним расстались. Он рыдал прямо в трубку. Я в это время пил кофе на кухне и думал о парне с пистолетом.
– Они подонки! Они суки! Они козлы грёбанные!
– Что стряслось? – спросил я.
– Они били её… беременную. Лупили по всему телу. На ней нет живого места.
– Марину били? Жену твою?
– Да! Да! Да! Ё-моё! Я убью этих тварей!
– Ты скорую вызвал?
– Какую нахрен скорую? – впал в истерику Зацепин. – Она мертва! Мертва!
– Сиди дома, – крикнул я. – Я сейчас буду.
Когда я приехал к Максиму, у него в квартире работала бригада оперативников из убойного отдела и мне не разрешили даже войти. Старший опер выслушал, кто я такой, записал мою фамилию и адрес проживания. И приказал мне ждать во дворе на скамейке.
Во дворе стояли четыре милицейских машины и дежурили три омоновца с автоматами в руках. Я сел на скамейку и уставился на газету, торчащую из урны. Она была скомкана. Мне показалось, что в неё что-то завернули, прежде чем выкинуть. И меня пробрало любопытство. Я пододвинулся поближе к урне и вытянул скомканную газету.
Как только я её развернул, то сразу же пожалел об этом. Внутри неё оказалось что-то вроде смеси крови со слизью. Причём всё выглядело так отвратительно, что я чуть не добавил к смеси собственную блевотину.
Я вернул газету на место и поднялся со скамейки. И в это же время из арки соседнего дома вышел Моряев Степан, он пересёк детскую площадку и остановился возле меня.
– Давно приехал? – спросил он.
– Не больше двадцати минут назад.
– Ясненько. Ты мне объясни, что творится? Псих этот, я вижу, серьёзно настроен. От слов сразу к делу перешёл.
– Я тоже ничего пока не понимаю, – произнёс я. – Видимо, сами того не зная, мы кому-то серьёзно навредили. Вспоминай, кому не угодил.
– Пальцев не хватит, если начну перечислять.
– Я тебе свои одолжу, если понадобится.
Моряев нажал несколько кнопок на мобильнике и приложил его к уху.
– Вадиму я дозвонился, сейчас он тут тоже появится, – сообщил Степан, слушая гудки в трубке. – А вот Еремейчик не отвечает. Хреново это как-то.
Я вытащил из кармана куртки брелок с ключом от машины и предложил:
– Поехали к нему, что ли. Может, что случилось, раз не отвечает.
Степан кивнул и двинулся вслед за мной к серому «Форду».
У меня было какое-то приглушённое состояние. Я не ощущал явного страха. Просто чувствовал, что делаю что-то не так и упускаю нечто важное.
Вадим злился и на себя, и на своих товарищей. Ещё вчера можно было предотвратить весь этот беспредел. Надо было сразу звонить в милицию, как только придурок с пистолетом вышел из бара. А они что? Заказали себе ещё пива и поприкалывались над тем, что произошло.
– Да, развёл этот козёл нас на бокал пива, – убеждал всех Степан.
– Я завтра так попробую похмелиться, – смеялся Максим. – Зачем постоянно тратиться на пойло, когда один раз можно купить пистолет.
– Отстаём от жизни, – бубнил смешавший пиво с водкой Еремейчик. – Сейчас так модно. Нас как лохов поимели.
«Увижу где ещё этого засранца, – вспомнил свою реплику Вадим, – не поленюсь, засуну ему в жопу его же пистолет».
Вадим Бочаров был крепко сбитым малым: невысокий, с короткой и мускулистой шеей, с сильными жёсткими руками. Большую часть своей жизни он отдал службе в армии и в реальности видел, что способно натворить оружие, находящиеся в руках безумца. Однако, вспоминая минувшую староновогоднюю ночь, он удивлялся, что его больше беспокоило не это обстоятельство, а то, что в их душевные посиделки вдруг вторгся какой-то моральный урод и засрал им весь вечер.
Вадим не стал вызывать такси. Он быстро оделся и двинулся к Зацепину. Голова шумела, да и в целом ощущалась какая-то слабость. Чуток подташнивало. Как любил говорить его друг прапорщик Синицын: вчера опять попалось испорченное пиво.
Ему предстояло пересечь Румлёвский парк, миновать Левонабережную, пройтись по мосту и, считай, он на месте. Погода стояла тихая, безветренная, и мороз практически не ощущался.
В гудящей голове Бочарова пытались шевелиться мысли. В задумчивости он не заметил, как от угла дома отделилась тень худого человека и переметнулась к углу соседнего.
С каждым шагом раздражение Вадима росло. Вместо того чтобы лежать дома под тёплым одеялом ещё хороших полчаса, ему приходится нестись через часть города навстречу незапланированным проблемам. А ведь времени у него на всё про всё не больше часа, а там и на работу надо двигать. Хочешь не хочешь, а обязательно надо.
Вадим стремительно удалялся от дома. Привычка ходить быстро выработалась у него с годами. Он мог даже точно сказать, сколько ему понадобится времени для того, чтобы добраться до Зацепина. Пятнадцать минут. Если б он вызвал такси, то добирался бы гораздо дольше. Оно бы приехало через десять минут, не раньше. Это в лучшем случае. В худшем – через полчаса.
– Извините, – раздался женский голос за его спиной.
Вадим обернулся и увидел высокую эффектную брюнетку в дорогой шубе. Лёгкий морозец чуть нарумянил её щёки. От одного вида её стройных ног у него чуть не сбилось дыхание. Ходят же такие мамзели-газели сами по себе и ничего не боятся.
– Чего тебе? – грубо спросил Вадим.
Брюнетка приблизилась к нему и, обернувшись, показала в сторону деревьев, за которыми располагался овраг.
– Там какой-то мужчина крадётся, – произнесла она. – Не могли бы вы меня проводить до моего подъезда. Что-то он не нравится мне.
– Прямо-таки крадётся, – ухмыльнулся Вадим и взглянул за плечо красавицы. Может быть, кто-нибудь там за деревьями и прятался, но он никого не увидел.
– А ты-то чего так разоделась? Приключений на свою задницу ищешь? – язвительно поинтересовался Вадим. – Нет там вроде никого. Иди себе спокойно.
– Ладно, ладно. Извините.
Вадим прикинул, что этой бестолковой красавице лет двадцать пять, не больше.
– Где твой подъезд?
– Вон там! – показала брюнетка своими тоненькими пальчиками. – Главное, через арку проскочить. И я дома.
– Иди уже, – буркнул Вадим. – Я посмотрю, чтоб за тобой никто не шёл.
– Спасибо, – выкрикнула она и ринулась к арке.
Бочаров наконец-то увидел того, про кого она говорила. Неприятный малый сам вышел из-за деревьев. Вадим сплюнул под ноги и зашагал к нему навстречу. Их разделяла узкая автомобильная дорога. Этот парень был чем-то похож на того, которого он видел в баре. Правда, у того были длинные волосы, а у этого на голове красовалась вязаная шапка, под которой навряд ли могли быть такие же. Вадим наблюдал за реакцией парня. Что же он будет делать дальше?
Парень улыбнулся и стал расстёгивать пуговицы зимнего пальто. Вадим рванул к нему. Парень успел вытянуть из-за пояса или с чего-то прикреплённого к нему то, что хотел, но не успел этим воспользоваться. Вадим налетел на него, и они вместе рухнули на снег.
– Что вы творите? – заорал парень, и Вадим увидел в его руке мобильный телефон.
– Твою мать! – выругался Вадим. – Ты чего здесь лазишь?!
– Нельзя, что ли? – с испуганным видом спросил пацан и кашлянул. Из его рта брызнули капельки крови.
Вадим ощутил их на своём лице.
– Что с тобой? – спросил Вадим, вскочивший на ноги и увидевший на губах парня кровь. – Я тебе повредил что-то?
– Не знаю, – пробормотал парень.
Теперь Вадим отчётливо видел, что он не похож на того, что подсел к ним в баре. Или всё-таки похож? Улыбка. Эта наглая улыбка. Бочаров её уже видел раньше. Вадим протянул левую руку парню, так как в правой руке у того был мобильник. Подозрительный типчик воспользовался предложенной помощью и поднялся на ноги. Стал стряхивать с пальто снег.
– Извини, – сказал ему Вадим. – Я подумал, что ты псих какой-то.
– Ясно, – хохотнул парень, опустив телефон в карман пальто, – я про вас то же самое подумал.
Вадим развернулся и уже собирался двигаться дальше. Из кармана пальто парня вынырнула рука со шприцом и воткнула иголку ему прямо в шею, ловко впрыснув в неё всё содержимое.
Почувствовав резкую боль в шее, Вадим локтём с разворота влепил парню по носу. Они упали оба одновременно: Вадим на дорогу, парень головой в сторону деревьев. Ещё какое-то мгновение Бочаров что-то ещё видел и соображал, но пошевелить ни руками, ни ногами не мог. А затем всё вокруг поплыло и следом потемнело.
Мы проехали гипермаркет «Алми». Миновали кольцо. Повернули в сторону проспекта «Независимости». В окнах многоэтажных домов стал появляться свет. Люди просыпались. Многим пора было уже собираться на работу. Но дорога ещё не могла похвастаться оживлённостью. Встречных машин попадалось мало.
– Еремейчик долбаный! – ругался в мобильник Степан. – Ответь ты уже!
– Я вот тут подумал, – произнёс я. – Может, это отголосок прошлого.
– Не понял тебя? – повернулся ко мне Моряев и спрятал мобильник в карман. На лице его читалось удивление.
– Да-да, Степан, – грустно улыбнулся я. – Далёкого бравого прошлого.
– Да ну! Глупость какая-то! Сколько лет уже прошло. Сопляку, который нам угрожал, столько не будет.
– Почему нет? Лет пять после тех событий я просыпался в холодном поту. Снилось всё, что они врываются в квартиру, на колени ставят и на глазах матери и отца пулю в голову пускают. Ба-бах! И готово!
– Я говорю, – в голосе Степана появились нотки гнева, – какое отношение этот малый может иметь к нашему прошлому? Его ещё тогда на свете не было.
– Наняли его! Что тут непонятного!
Я случайно заметил в зеркале заднего вида, что нас догоняет «Ауди». Видимо, спешит куда-то. Сейчас пойдёт на обгон. Я чуток прибавил скорости. Мне не понравилось, что она так близко пристроилась к заднице моей машины, словно готовилась её поцеловать. В любое другое время – пожалуйста. Но не сейчас. У меня не было никакого желания дожидаться дорожную автоинспекцию только из-за того, что какой-то баран не соблюдает безопасное расстояние.
И всё-таки баран оказался настырным. Он сам меня нагнал и влупил рогами в задницу.
– Вот урод! – выругался я, поворачивая к бордюру.
В это время баран ухитрился зайти сбоку и долбанул в заднюю дверцу. Мой «Форд» хорошенько развернуло. Я с ужасом уставился на вытянутую через открытое окно дверцы «Ауди» руку с пистолетом-пулемётом.
– Твою мать! – заорал Степан и рванул меня за шею в свою сторону. Это было больно, но это спасло мою жизнь. Очередь из пуль разнесла лобовое стекло вдребезги.
Моряев распахнул дверцу, и мы оба выскочили из машины. Беспредельщик с пистолетом-пулемётом в руке тем временем тоже покинул свою «Ауди».
Мы, пригнув головы, бросились в тёмный проулок, проскочили несколько пятиэтажных домов, нырнули в арку. Обогнули угол ещё одного дома и оказались в тупике, на стыке двух других домов. Нарочно не придумаешь.
Показался преследователь. Это был парень лет двадцати. Может, даже чуть старше. Но зато умел ловко обращаться с оружием. Он с ходу безжалостно расстрелял ноги Степана. Разнёс в клочья его колени. Использовал всё до последнего патрона.
– Сегодня будет очень жарко, – сказал он и зашагал прочь.
А я так и остался стоять с открытым ртом, не в состоянии вымолвить ни слова.
Молодой мужчина (парень лет двадцати, может, чуть старше) зашёл во двор через открытую калитку. Медленно прошёлся по дорожке, разделяющей яблоневый сад на две половины. И закурил.
Ни в одном окне двухэтажного дома не горел свет. Он специально прибыл пораньше с надеждой увидеть её ещё в постели: длинные каштановые волосы, беспорядочно разметавшиеся на подушке, шею, плечи, красивые руки – всю ту прелесть, что заставляла трепетать его сердце. Тихонечко ступая по скрипучему снегу, он двинулся к её окну.
Он несколько минут наблюдал за тем, как она просыпалась. Как тянула кверху руки и зевала. Одеяло как будто специально для него слегка соскользнуло в сторону, открывая его взгляду девичьи груди. Небольшие, но красивые. Ей семнадцать лет, он об этом знал. Так же как, например, знал о том, что она любит спать голышом.
В его кармане завибрировал мобильник. Он поднёс его к уху и произнёс:
– Да, я на месте. Можно начинать.
После чего молодой мужчина достал из кармана красный маркер, нарисовал на стекле сердечко, а внутри его мишень.
Он и она встретились взглядами. Он поднёс указательный палец к губам, помахал ей рукой и удалился от окна.
В половине девятого утра в квартире Максима Зацепина появилась Раецкая Лариса Константиновна – высокая женщина спортивного телосложения с рабочим портфелем в руках. Она была в синем брючном костюме, на шее красовался лёгкий шифоновый шарфик.
Лариса Константиновна показала удостоверение следователя и, взглянув на тело жены Максима, спросила, где он сам. Старший оперативный сотрудник Климов доложил, что Зацепин во избежание дальнейшего травмирования психики сидит на кухне у своих соседей.
– Ярко выраженная агрессия, – сделала вывод Раецкая. – Очень похоже на выбивание долгов. Я с подобной жестокостью встречалась два года назад. Исчерпав все виды угроз, кредитор перешёл к крайним мерам.
– Тут другое, – сообщил Климов. – Муж убитой говорит, что какой-то больной на голову парень устроил охоту на них. Предупредил, что через два часа начнёт всех убивать, и начал свой беспредел.
– Понятно, результаты всех экспертиз должны поступить ко мне как можно раньше. Проследите, чтоб не было никаких задержек.
– Будет сделано, Лариса Константиновна. Что-нибудь ещё?
– Пока ничего, Антон. Пойду пообщаюсь с мужем убитой. И готовься, я тебя включу в следственную группу по этому делу. Короче, чем больше нароешь, тем быстрее со всем этим покончим. Давай-давай, дружок, не хлопай ресницами – работай.
Я был в таком шоке, что ничего не соображал. Степан орал во всю глотку и на моих глазах истекал кровью, а я, вместо того чтоб перетянуть его ноги выше колен ремнями, бегал вокруг него с мобильником у уха и кричал в него:
– Я не знаю, где мы находимся! Какая улица?! Какой дом?! Что вы от меня хотите, приезжайте быстрее! Я же вам сказал, человек истекает кровью!
Немного успокоившись, я сообразил, что мой собеседник, хочет узнать адрес, по которому надо приехать.
– Не могли бы вы ответить, куда я позвонил? В скорую или в милицию?
– Успокойтесь, пожалуйста, – нажимал на меня мужчина. – Наберите глубоко в грудь воздух и выдохните. А затем отвечайте на мои вопросы. Чем быстрее ответите, тем быстрее дождётесь помощи.
– Дом двадцать один. Вы слышите меня, дом двадцать один.
– А улица?
– Улица?! Разве я вам не сказал?! Улица Пушкина. Тут дома на стыке.
– Как вас зовут? Назовите свою фамилию и имя.
– Да пошли вы в жопу со своей помощью! Приезжайте быстрей! – прокричал я в мобильник и дрожащей рукой опустил его в карман куртки. После чего бросился к Степану:
– Стёпа, что мне делать?
– Я не знаю, – завыл он в ответ. – Что я этой падле сделал, что он так со мной?
– Надо кровь остановить, – родил я умную мысль и стал соображать, как это сделать. И вот тогда мне пришла мысль пережать ноги ремнями выше колен.
Стянув с джинсов Степана ремень, я перетянул его правую ногу. А левую ногу я перетянул своим ремнём. К тому времени Степан отключился.
Предположив, что он просто потерял сознание, я ударил несколько раз ладонью по его щекам, но это не дало никакого результата. Зазвонил мой мобильник, и я приложил его к уху.
– Папа! Папочка! – раздался в телефоне голос Жанки. – Какой-то мужик нарисовал на моём окне сердечко с мишенью.
– Где он? – заорал я в трубку.
– Не знаю, его не видно, – ответила перепуганная дочь.
– Милицию вызывайте!
– Мама уже вызвала.
Вскочив на ноги, я стал метаться из стороны в сторону, соображая, что же делать. В том состоянии, в котором я находился, ничего толкового в голову не приходило.
– Хорошо! Хорошо! – захрипел в трубку я. – Главное не паникуйте и не выходите никуда! Я скоро буду!
– Папа, что-то не так, да?
Я ещё несколько секунд потоптался на одном месте. И, ничего не сказав, рванул со всех ног назад к дороге – к своей машине, надеясь, что она не повреждена до такого состояния, что не сможет тронуться с места.
Пробежав метров тридцать, я понял, что поступаю очень хреново. Что нельзя бросать Степана здесь одного, пока не прибудет помощь. И я вернулся назад. Я бил по щекам Степана, затем щупал его пульс и по его отсутствию понял, что сердце моего друга остановилось. Дальше попытался сделать ему непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Если б я был в адекватном состоянии и делал всё вовремя и правильно, возможно, мне бы удалось спасти жизнь Степана. Но, увы, я этого не сделал.
Максим Зацепин Раецкой не понравился сразу. За свои двадцать лет службы в правоохранительных органах она встречала разных по характеру людей. И даже разделяла их на категории. Ей не нравились мужчины, которые с женщинами разговаривали грубовато, считая, что так они выглядят круче.
Для себя она быстро составила психологический портрет Зацепина и отнесла его к категории «лежачий камень». Такие, как он, чаще всего излишне злоупотребляли пивом и от этого потихоньку деградировали. Они не следили за своим внешним видом. Физическая нагрузка для таких мужиков была чем-то из области фантастики. Их устраивало всё как есть, и они не стремились изменить жизнь к лучшему.
Ожиревшее лицо с двумя подбородками указывало на то, что Зацепин любит хорошо покушать и в силу своей слабохарактерности не пробует себе в чём-то отказывать.
Он сидел за столом на кухне у соседки Клавдии Ивановны – пожилой женщины. В воздухе висел резкий запах валерьянки. Было понятно, что Клавдия Ивановна напоила Максима ударной дозой успокоительного средства. Ничего покрепче она ему не предложила, считая это излишним.
Задав несколько вопросов и получив на них ответы, Лариса Константиновна попросила женщину оставить их с Максимом вдвоём. Села напротив Зацепина и достала из рабочего портфеля записную книжку.
– Так вы говорите, что вас было пятеро и вы просто собрались немножко попить пива. Как часто вы так собираетесь с друзьями?
– Раз в два месяца точно. Бывает и чаще.
– Одной и той же компанией?
– Как когда получается. В этот раз собрались все – впятером.
– Был повод какой-то?
– Да, нет же, я говорю! Так получилось.
– Большая у вас компания. Сколько лет вы так дружите?
– Какая тебе разница?!
Лариса Константиновна зло сверкнула зелёными глазами.
– Я задала вопрос, – повысила она голос. – И попрошу вас мне не тыкать.
– Да чуть ли не с детства, – взглянул на неё Максим и заметил на левой скуле тонкую нитку шрама в виде слегка наклоненной буквы «Z». – Мы все в одной деревне выросли. А затем Степан женился на городской и в город Андрюху перетащил. Позвал работать, помог с общагой. Андрюха меня вытянул, а я остальных по цепочке.
– Значит, крепкая у вас дружба.
– Есть чему позавидовать. Мы всегда друг за друга горой.
– Похвально! Не так часто такую крепкую дружбу встретишь. Там один два человека, это понятно. А вот когда дружат сразу пять мужиков – это много стоит. Это круто!
– Спасибо на добром слове, но мне от этого не легче.
– Я вас понимаю. Могли бы вы мне описать парня, который сел к вам за столик с пистолетом в руках и стал вам угрожать?
– Попробую, конечно, но моё описание вам ничего не даст. Он хорошенько поработал над своей внешностью. Нацепил усы, как у клоуна, и волосы длиннющие тоже явно были не его, ненастоящие. Я уверен почти на сто процентов, что урод этот грёбаный парик на себя напялил.
Ольга – жена Андрея Осиповича – поднялась на второй этаж с целью посмотреть в окна. Через окна второго этажа хорошо просматривался не только двор, но и окружающая их участок территория. Однако глянула только в одно окно, что находилось в их с мужем спальне. Ничего подозрительного она не увидела, зато услышала, как кто-то ходит по крыше.
Мурашки тут же побежали по её коже. С крыши можно забраться внутрь дома. С чердака был сделан выход на крышу – для того чтоб зимой её можно было чистить от снега.
Ольга не помнила, закрыты ли дверцы на чердаке на защёлку или просто прикрыты. Осиповичи их редко закрывали, дверцы и без защёлки плотно между собой держались. Стиснув зубы, Ольга решила опередить незваного гостя, гуляющего по их крыше в девять часов утра. Она быстро поднялась по лестнице на чердак и ещё издалека увидела, что дверцы на защёлку не закрыты и что ручка дверцы наклонилась вниз.
Ольга ринулась к дверце и в тот момент, когда та началась открываться, налегла на неё плечом и закрыла на защёлку.
– Смешно, правда, – раздался снаружи мужской голос. – Мне двери эти ничего не стоит выбить ногой.
– А мне ничего не стоит тебе по голове топором дать, – тут же выпалила Ольга и стала искать взглядом что-нибудь, чем можно хорошенько треснуть по башке, но ничего подходящего для себя не увидела. – Хочешь попытать удачу? Давай! Может, тебе и повезёт.
– Спасибо за предложение, но я не буду испытывать судьбу. Вижу, вон милиция подъезжает. Передай мужу, что я объявляю временный перерыв. Но я обязательно вернусь, вот увидишь.
– Будем с нетерпением ждать.
За дверцами раздался смешок.
– Ждите.
Вадим Бочаров открыл глаза и не смог понять, что с ним. Ни руками, ни ногами пошевелить он не мог. И голову повернуть тоже не получалось. Он попытался спросить, что происходит. Но ни язык, ни губы его не слушались. Он что-то еле промычал.
– Да, я случайно его увидела, – услышал Вадим женский голос. – Вышла из подъезда, направилась на остановку, смотрю, мужик лежит какой-то. Поняла, что что-то не так.
– Инфаркт, наверное, или инсульт, – раздался голос старушенции. – Молодой ещё совсем мужик-то, а уже к богу просится.
– Руки какие здоровые, не руки, а лапищи. И шея накачанная. Качок видать.
По разговорам Вадим понял, что недалеко от него стоят и рассуждают женщины. Одна совсем старушка, другая – помоложе. Ни одну, ни другую он не видел, как и ничего не ощущал: ни холода, ни боли. Практически полный паралич. Что ж ему такое этот мудак вколол и зачем? Чего он хотел этим добиться?
– Вон уже и скорая едет. Может, ещё всё обойдётся. Дышит же.
– Они, эти качки, сами виноваты. Колют себе всякую фигню, а потом за сердце хватаются.
Скрипнула тормозами машина скорой помощи. Хлопнула дверца. И Вадим увидел, как над ним склоняется мужчина средних лет в белом халате.
– Привет, бродяга, давно загораешь?
Вадим в ответ усиленно заморгал.
– Ну, что, милые женщины, кто отдыхающего обнаружил? – раздался голос второго фельдшера.
– Я, – подала голос женщина помоложе, – вышла из подъезда, смотрю мужчина лежит, ну я скорую и вызвала.
– У него инсульт, наверно. Или инфаркт. Точно инфаркт. Я их скоко на своём веку перевидала, – подключилась к разговору старушка.
– А вас, как обычно, хрен дождёшься, – раздался ещё один старческий женский голос. – Конечно, праздники на носу, вам же не до людей. Понакупляют дипломов-то и туда же людей лечить, я вот тритева дня скорую вызвала, так два часа ждала, – всё больше и больше заводилась бабка, непонятно откуда нарисовавшаяся. Видимо, вышла из подъезда, увидела скорую помощь и со всех ног рванула к месту происшествия. – Сказали, загруженность бригад большая. А я-то знаю, спали, поди!
– Бабушка, успокойтесь, – тут же отреагировал второй фельдшер. – Лучше идите домой к телевизору, а то, не ровен час, и вас инфаркт хапнет. Хотя у мумий нет сердца, оно, забальзамированное, в чулане на полочке стоит.
Непонятно откуда нарисовавшаяся бабушка зло сверкнула глазами.
– Я на вас жаловаться буду! К прокурору пойду! – выкрикнула она и, гордо развернувшись, потопала к своему подъезду.
Вся эта перепалка заняла несколько секунд, но Вадим думал, что прошла вечность. Мужчина, что склонился над ним, тормошил его за плечи, тёр мочки ушей, спрашивал, как его зовут:
– Мужчина, вы меня слышите?! Имя назвать можете? Где находитесь, понимаете?
«Какой же он олух, – подумал Вадим. – Да, если б я смог, то разве бы ему не ответил?»
– Как он? – второй фельдшер из бригады обратился к первому.
– Да, походу обдолбанный. Глазами маячит, а так овощ.
– Зрачки как?
– Да, зрачки вроде норм. На свет реакция живая, но овощ.
– Химия, наверно, – произнёс второй фельдшер, улыбнувшись Вадиму. – Эй, Герасим, ты спайсиков дунул?
– А почему Герасим? – поинтересовался первый.
– А потому что немой, – захохотал второй.
Вадим не разделял веселости медиков, внутри его всего колотило от злости на себя, на того парня и на весь мир в целом. Он вдруг почувствовал, как дёрнулась рука.
– О, смотри, кадавр зашевелился, – заметил второй фельдшер. – С давлением что?
– Всё, работаем, – откликнулся первый и начал освобождать правую руку Вадима от пальто. – Давление сто двадцать на восемьдесят, – сообщил он после того, как измерил. Сахар глянь.
Вадим вдруг почувствовал, как что-то укололо его палец. «Почувствовал, – пронеслось у него в мозгу. – Почувствовал!!! Значит, не всё ещё потеряно».
– Сахар два и шесть, – сообщил второй фельдшер.
– Маловато, но не смертельно. Ладно, закалываемся и везём.
Вадим снова почувствовал укол, теперь уже в предплечье.
– Сатурация где? – произнёс второй фельдшер. Судя по звукам, он рылся в какой-то сумке.
– Вот, в кармане, – первый что-то нацепил Вадиму на указательный палец, чувствительность возвращалась.
«Что же он мне вколол?» – подумал Вадим.
– Сатурация девяносто восемь процентов.
– Нормуль, грузим, – сказал второй фельдшер и закричал в сторону работающей машины: – Санёк, тащи «носки»!
Послышался звук раскрывающейся дверцы и металлический лязг.
– Смотри, кровь на снегу, да и локоть у товарища в кровищи, – обратил внимание первый фельдшер и поднял руку Вадима за рукав пальто. – Интересно, кровь его? Морда вроде чистая, пальтишко спереди тоже. Голову я смотрел, ран нет.
– Может, не закрытый, а открытый перелом, – заржал второй.
– Да нет, я смотрел, все кости вроде целы.
– Так и запишем, при падении зачепился локтевым суставом за носовой воздухозаборник прохожего, – всё юморил второй фельдшер.
А Вадим почувствовал покалывание в икре, как будто её отлежал. Чувствительность возвращалась. Подошёл третий с носилками. Вадима подхватили за плечи, за таз и за ноги. Он чувствовал эти прикосновения. Носилки, скрипнув полозьями, въехали в раскрывшееся нутро скорой помощи. Остро запахло хлоркой и ещё чем-то неуловимо знакомым.
– Заберите, доктор, – раздался голос женщины помоложе. – Смартфон тут его на снегу лежал.
– В карман ему положите.
«Какой ещё, к чёрту, смартфон?! – зароились мысли в голове Вадима. – У меня старенькая противоударная «Нокиа». Не надо мне ничего чужого».
– Смотрите, у него в кармане ещё один телефон. Ого, лопата какая.
– Что вы делаете? Положите на место и выходите из машины.
– Давайте я его жене позвоню.
– Не надо. Мы сами позвоним.
– Сейчас… сейчас… Я уже набрала… Не отвечает что-то никто. Не слышит, наверное.
– Санёк, люстру включай, и поскакали, – крикнул внутрь салона первый фельдшер.
– Куда катим? – спросил Санёк.
– В центральную.
Через прозрачный люк на крыше машины Вадим увидел бледно-синие всполохи, и в этот же момент в уши ударил надсадный рёв сирены.
Машина скорой помощи тронулась и, подняв за собой снежную муть, стала удаляться.
Первым на место происшествия прилетел милицейский «уазик». Из него с автоматами выскочили сотрудники патрульно-постовой службы. Три крепких парня.
– Что, мёртв? – спросил один из них.
– Наверное, – ответил я.
– Отойди от него, не трогай ничего.
– Товарищ милиционер, мне домой срочно надо. Моей семье угрожает опасность.
– Успеешь.
– Я не могу ждать, – произнёс я. – Если хотите, давайте я вам оставлю свои координаты.
Он окинул меня презрительным взглядом и достал рацию. Дождавшись, когда прекратится шипение в динамике, рявкнул в микрофон:
– Семёныч, оперативников срочно. Пушкина двадцать один. Тут труп мужчины. Огнестрел.
– Выехали уже, ждите, – раздался ответ в рации.
– Товарищ милиционер, вы меня отпустите? Мне надо.
– Нет. Не могу. Рассказывай, что случилось.
Ольга услышала, как напугавший её урод удаляется от входа на чердак по крыше. Он довольно громко ступал по жести. И она тоже попятилась назад, думая, что надо срочно посмотреть на него через окно: запомнить, как он выглядит и в какую сторону даёт дёру.
Звуки его шагов как-то резко затихли. И она слишком поздно поняла, что что-то не так. Молодой мужчина с короткой стрижкой и с раскрасневшимися от мороза щеками одним ударом ноги выбил дверцу и проскочил на чердак. Ольга встретилась с ним взглядом, и он в ответ неприятно ей улыбнулся.
– Как ты думаешь, почему я не скрываю своего лица? – спросил коротко стриженый подонок.
– Что тебе надо! – закричала Ольга, отступая к лестнице. – Вали отсюда! Ты же видел, там милиция приехала.
– Наивная! – произнёс мужчина и достал из-за пояса пистолет. – Милиция так быстро не приезжает.
Ольга изменилась в лице. От страха душа у неё рухнула в низ живота, а затем и вовсе ушла в пятки. Она сделала несколько быстрых шагов назад, уставившись в дуло пистолета.
– Ты хотя бы спроси за что? – произнёс коротко стриженый, готовясь нажать на спусковой крючок.
– За что?
– А ни за что. Просто так. Без какой-либо на то причины.
– Пройдёмте в машину, – потянул меня за рукав куртки сотрудник патрульно-постовой службы. Я двинулся вместе с ним к «уазику», и тут же в моём кармане зазвонил мобильный телефон. Я поднёс его к уху.
– Папа! Папка! – раздался рёв Жанки в мобильнике.
– Что случилось? – закричал я, чувствуя беду.
– Папа! На чердаке выстрел раздался.
– А где мама?
– Я не знаю. Может, там, на чердаке. Я поднялась на второй этаж. Её хотела найти, и прогремел выстрел.
– Доча, беги! – завопил я в мобильник и рванул в сторону. – Ни о чём не думай! Беги!
– Куда?! Стоять! – заорал милиционер мне вдогонку.
Но я даже не обернулся и со всех ног бросился прочь от милицейского «уазика». У меня была только одна мысль – как можно быстрее добраться до своего дома.
Я довольно удачно оторвался от милиционера, который бросился вслед за мной. Обогнув угол дома, я нырнул в арку. Когда я выбежал к дороге, за моей спиной появился милицейский «уазик».
– Эй, шальной! – закричал, открыв дверцу, один из сотрудников патрульно-постовой службы. Их в машине было двое. Он и водитель. Третий, видимо, остался на месте преступления. – Давай подвезём!
– Куда?
– Как куда? Туда, куда ты торопишься.
Раецкая записала имена и фамилии друзей Максима Зацепина. И на какое-то время о чём-то задумалась. Максим с раздражённым выражением лица наблюдал за ней. Сделав кое-какие пометки в своей записной книжке, она задала очередной вопрос Зацепину:
– Подумайте хорошенько, Максим, кому вы все впятером могли перейти дорогу?
– Почему именно впятером?
– Потому что он угрожал вам всем? А не кому-то одному.
– Как-то вы очень глубоко копнули, – тут же отреагировал Максим. – Я даже про это не подумал.
– Не поняла вас. Вы это сейчас о чём?
– Есть в вашем предположении зерно истины.
– Ну, так давайте рассказывайте. Чего тяните?
– Знаете, если подумать хорошенько, то наша крепкая дружба именно с этого и началась. До этого мы были просто парни из одной деревни. Общались там периодически, на дискотеки в соседнюю деревню вместе ходили.
– Давайте ближе к делу.
– Всё это произошло в девяностые. Мне уже тогда было двадцать лет. Как раз столько, блин, сколько этому сопляку, который присел к нам за столик с пистолетом в руках.
В сумочке Раецкой заиграла мелодия. Она вытянула из неё смартфон.
– Минуточку, – попросила Максима замолчать Лариса Константиновна и встала из-за стола. – Слушаю, Антон, – ответила она на вызов. – Что?! Когда?! А ты откуда это узнал? Понятно… Нет, я поеду на своей машине.
– Что-то случилось? – спросил Зацепин после того, как Раецкая опустила смартфон в сумочку.
– Случилось. Убили одного из вашей пятёрки.
– Кого? – вскрикнул Максим и его глаза наполнились ужасом.
– Степана Моряева.
Пуля зацепила щеку Ольги, оставив после себя кровавый след. Широко раскрытыми глазами женщина смотрела на того, кто собирался её убить.
– Чего тебе надо? – прошептала она голосом, в котором не осталось ни капли той смелости, с которой она изначально встретила опасность. – Я тебя прошу, пожалуйста, не надо. Не убивай.
– Вот это мне больше нравится, – заулыбался молодой мужчина, и его внезапно одолел нехороший кашель. Вытянув из кармана вязаную шапку, он прислонил её к своему рту.
– Вы больны! – вскрикнула Ольга. – Вам нужна помощь!
– Вот парадокс, ты была бы для меня хорошей тёщей.
– Возможно, – произнесла женщина и шагнула назад.
– Стой, где стоишь! Или я тебя убью. Знаешь, сколько мне годков?
– Сколько?
– Двадцать один.
– И что это должно значить?
Коротко стриженый приблизился к женщине и всю кровавую дрянь, что осталась на шапке, растёр по её лицу.
– Думай, дура. Это тебе ещё одна дополнительная информация для того, чтоб ты поломала мозг. Я специально пришёл без парика и грима, чтоб ты хорошенько запомнила того, кто тебя убьёт.
– Значит, ты даёшь мне время подумать? Я правильно поняла?
– Всё верно, – сказал молодой мужчина и зашагал к выходу на крышу.
Ольга проглотила подступивший к горлу ком.
– Раз ты показал своё лицо, может, ты мне скажешь, как тебя зовут?
Он обернулся.
– Придёт время, я обязательно тебе скажу. А пока что называй меня Мистер Смерть.
– И откуда ты взялся, Мистер Смерть?
– Из прошлого.
Лицо Зацепина стало белее мела.
– Это всё, это конец, – произнёс он дрожащим голосом. – Они убьют и меня.
– Кто они? – тут же спросила Раецкая.
– Я не знаю.
– Согласна. Если будете тормозить, убьют! У вас на всё про всё пять минут. Рассказывайте мне то, что вы хотели рассказать. Коротко и доступно.
– В девяностые года мы обезвредили банду грабителей электричек. В дни зарплаты четыре подонка на станциях в деревнях, в тёмных проулках и в самих электричках караулили людей, возвращающихся из города с работы. И, угрожая ножами, грабили их. Разбой в чистом виде. Они не боялись ни чёрта, ни бога. Крутые, короче, были ребята.
– И вы сами решились их обезвредить?
– У нас практически у всех работали родители в городе. И мы за них очень боялись. Да и мы сами уже работали. Кто в деревне, кто в городе. Так вот, когда мать Еремейчика ограбили и избили так, что она чуть богу душу не отдала, мы поняли, что дальше так продолжаться не может.
– Интересная история. Вы мне можете назвать фамилии грабителей, которых вы обезвредили?
– Я помню фамилию и имя только одного из них. Синявский. Ещё тот отморозок. Я думал, он убьёт Андрюху. Между ними тогда разыгрался бой не на жизнь, а на смерть.
– Хорошо, для начала мне этой информации хватит. Часика через два мы продолжим с вами беседу.
– Часика через два меня может уже и не быть. Приставьте ко мне кого-нибудь, кто будет меня охранять.
– Это не ко мне. Я охраной частных лиц не занимаюсь. Хотите выжить, без дела на улицу не суйтесь. Квартира ваша будет опечатана. Поэтому всё, чем я могу вам помочь, это отвезти туда, куда вы скажете.
– Отвезите меня домой к Андрюхе Осиповичу. Двоим нам там будет спокойней.
– Вы так думаете?
– Вам, бабам, этого не понять! Нельзя нам сейчас быть самим по себе. И Бочаров, и Еремейчик к нему тоже подтянутся. Я в этом уверен.
– Хорошо, в любом случае мне тоже его надо увидеть. Собирайтесь, я вас подвезу.
Вадима Бочарова на каталке завезли в бокс номер один приёмного отделения центральной городской больницы. К этому времени он уже неплохо шевелил губами.
– Можете говорить? – спросила дежурный врач приёмного отделения.
– Мо…гу, – еле выдавил из себя Вадим. – Мне вко…гоги сто-то… в ше…ю.
– Кто? Зачем?
– Мы-ы-ы.
– Болит что-то? Успокойтесь пока. Мы сейчас анализ крови и анализ мочи у вас возьмём на токсикологию. Если понадобится, сделаем кардиограмму. Вы поняли меня?
– Мы-гы-ы.
Когда я вместе с двумя сотрудниками патрульно-постовой службы ворвался на кухню и застал там дочку, успокаивающую жену, этого урода в доме уже не было.
– Я ничего не могу понять, – давясь слезами, возмущалась Ольга. – Я по домашнему телефону вызвала милицию. А она так и не приехала.
– Я бы на вашем месте установил в доме кнопку вызова спецназа, – посоветовал один из милиционеров. – Это, конечно, недёшево. Но ребята свои деньги отрабатывают чётко. Есть такая частная охранная контора «Ремиус», обращайтесь, не пожалеете.
– Я собаку у него допроситься не могу, а вы говорите – охранную контору.
– У вас нет собаки?
– Фобия у мужа на собак. Покусала его одна овчарка, с тех пор шарахается от любой шавки.
– Куплю собаку! – пообещал я. – И в охранную контору тоже обращусь. Не дам я этим падлам над нами издеваться.
– Вы думаете, что здесь действует не один человек?
– Я не думаю, я уверен в этом.
Жанка кинула на меня молящий взгляд.
– Папа, объясни мне, почему нас хотят убить?
Я пожал плечами.
– Я пока ничего не могу сказать тебе определённого. Мне надо во всём основательно разобраться.
– Нет у нас на это времени, – взвизгнула Ольга. – Он обещал вернуться.
– Если он не дурак, то должен понимать, что дальше так нагло и открыто действовать не сможет, – возразил я. – Думаю, он будет выжидать, когда у него появится следующая возможность заявить о себе.
– Он отморозок. Это почти то же самое, что и дурак.
– Нет, это не то же самое. Он довольно всё чётко спланировал. И тебя он не убил только потому, что это было частью его плана. Он нам дал время на размышление и этим временем мы должны воспользоваться, но не так, как он хочет, чтоб мы им воспользовались.
– А ты знаешь то, что он хочет? – усмехнулась Ольга. – Чесать языком можно, что угодно. А на самом деле ты так же, как и я, не знаешь, что делать.
Вадима положили в шестую палату терапевтического отделения. Врачи пытались разобраться, что конкретно ему вкололи. К трём часам дня он свободно мог уже говорить, шевелить руками и ногами. И даже попытался встать с кровати.
Его основательно шатнуло. Перед глазами тут же замелькали звёздочки, и он решил ещё немного отлежаться. Ни жена, ни сын не отвечали на его звонки, и это его бесило.
В палате кроме него лежал бородатый мужичок и читал газету. В какой-то момент он решил утолить своё любопытство.
– С чем поступили? Давление? Сердце?
– С чего ты взял? – буркнул Вадим.
– Да врачи носятся с вами, как с сердечником.
– Нет, я не из этой оперы. Извини, мужик, но мне сейчас не до тебя. Читай свою газетку и меня не трогай.
– Как скажете, – усмехнулся мужичок и отвернулся от Вадима.
Вадим достал из кармана больничных брюк белый смартфон и стал его разглядывать.
– Хм, – произнёс он вслух. – А я этому уроду основательно врезал. Он даже не заметил, что обронил свою цацку.
– Простите, вы что-то сказали? – повернулся к нему бородатый мужик.
– Нет. Ничего. Просто хочу узнать, что есть интересного в этом телефоне.
– А это не ваш?
– Нет, не мой, – ответил Вадим и стал водить пальцем по экрану смартфона. – Но как им пользоваться, я знаю. У сына похожий.
После того, как сотрудники патрульно-постовой службы покинули мой дом, я сразу же набрал номер мобильника Вадима Бочарова.
– Вадим, дружище, Степана убили. Прямо на моих глазах.
– Суки! Падлы! – завыл он в трубку, как раненный волк. – Убью каждого говноеда! Собственное дерьмо заставлю жрать.
– Вадим, совсем всё плохо. Что делать будем?
– Не знаю, – сдавленным голосом пробормотал он. – Мне тоже досталось.
– Не понял! А чего молчишь? Почему не звонишь?
– Потому что всё в говне, – буркнул он. – И нет никакого просвета.
– Я считаю, что нам надо срочно собраться всем вместе. У меня дома.
– Давай соберёмся.
– Мы со Степаном к Еремейчику ехали. Он чего-то не отвечает. Можешь, как будешь ко мне ехать, за ним заскочить?
– Хорошо, заскочу за этим дятлом. Видать, похмелился с утра удачно. Он любитель на шее у жены посидеть. Она на работу, он за бутылку.
– И ещё… Где бы раздобыть оружие какое-нибудь?
– Есть у меня стволы. Не переживай.
Поговорив с Бочаровым, я набрал Зацепина.
– Макс, ты где? Поговорить надо. Можешь ко мне приехать.
– Считай, я уже у тебя. Только я не один. Иди нас встречай. Мы уже к тебе заходим.
– С кем ты там?
– Сейчас всё узнаешь. Не боись.
– Я за себя не боюсь. Просто у меня двор такой: кто хочет заходит, кто хочет выходит. Начну скоро всех валить, кто без спроса это делает.
– На замок двери в воротах не пробовал закрывать? Говорят, помогает.
Вадим Бочаров вызвал такси через час после того, как вернулся домой из больницы. Его состояние можно было назвать критическим. За пятнадцать минут на такси он добрался до второго подъезда дома тридцать семь на улице Соломовой. Тяжело ступая и хватаясь рукой за перила, он поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру Еремейчика.
Не получив никакого результата, он сильно ударил кулаком по двери. После чего нажал на ручку, но дверь не открылась. Сдаваться он не собирался и поэтому вновь вдавил кнопку звонка и долго её удерживал.
– Ну, кто там ещё? – раздался за дверью пьяный голос Витьки. – Какого чёрта, кому чё надо?
– Открывай, контуженный! Это я – Вадим!
Витька слегка приоткрыл дверь.
– Вадим? Привет. Не ждал.
Бочаров помог другу открыть дверь до конца, резко потянув её на себя. Он зашёл в квартиру и рявкнул на Еремейчика:
– Чайник иди ставь! Чай пить будем. Разговор есть.
– Понял, а ты печенье принёс?
– Принёс, – ответил Бочаров и, достав из внутреннего кармана пальто бутылку водки, протянул её Еремейчику. – Жрите, пожалуйста.
– Спасибочки. Ты настоящий друг, – пробормотал Витька и двинулся с бутылкой по коридору в сторону кухни. – Ты какой будешь, синий или зелёный?
– Гранёный, – ответил Вадим Бочаров и поинтересовался: – А Анька твоя на работе?
– Ага, – кивнул Витька.
– И когда она вернётся?
– Не переживай. Не раньше, чем через два часа.
– Тогда прости меня, друг, – произнёс Вадим, достав из-за пояса брюк пистолет.
– Не понял… за что «прости»? – удивился Еремейчик и обернулся.
– Теперь тебе это уже не важно, – сказал Бочаров дрогнувшим голосом и нажал на курок. Прогремел выстрел. И Витька вместе с бутылкой полетел на пол, не успев понять, за что схлопотал смертельную пулю. Падал он чётко, прижав двумя руками к груди бутылку.