Без возврата (Негерой нашего времени)

XVII

… Прошел год. Каркун всё лето прожил на балконе, встал на ноги, научился очень быстро бегать и прыгать — но так и не научился летать. Наверное, он родился с какими-то отклонениями в генах. Осенью Андрей Иванович соорудил ему клетку и поселил в своей комнате.

Лариса с Настей не вернулись. В конце лета Лариса подала на развод и почти сразу же вышла замуж. Андрей Иванович так и не узнал, кто ее новый муж и давно ли они знакомы. Впрочем, ему уже всё равно. Два раза в месяц он забирает Настю из школы; они приходят домой, обедают, а потом гуляют по парку или окрестным дворам. Куда-либо ездить Андрей Иванович не любит, потому что вообще не любит Москвы; кроме того, в центре Настя всегда просит что-нибудь ей купить, а у Андрея Ивановича нет денег. Три раза они были в музеях — Зоологическом, Историческом и Васнецова — и один раз в Зоопарке.

Андрей Иванович работает охранников в детской поликлинике, неподалеку от дома: в темно-синей униформе с красивым гербом он сидит за столиком перед регистратурой и читает какую-нибудь книгу. Работа спокойная, но платят за нее очень мало — хотя и больше, чем в институте; впрочем, иногда он прихватывает лишние смены, да и потребности его невелики, и ему хватает на первую жизнь. Изредка он даже позволяет себе купить недорогую модель самолета; чтобы подольше ее собирать, он придумывает разные усовершенствования: выпиливает в крыле элероны, делает поворотными рули высоты, устанавливает в кабине лампочку для подсветки и т.п.

С Каркуном — или Каркушей, потому что Андрей Иванович не знает, мальчик у него или девочка, — они живут дружно. Называет он его — или ее — то так, то этак: если ласково и просительно, то Каркуша, если строго или просто обыденно, то Каркун. Клетку Андрей Иванович сделал из найденного на помойке ящика от письменного стола и кроличьей сетки, которую привез Евдокимов. Клетка получилась большой, почти метр в высоту; Каркун прыгает в ней по жердочкам, а чтобы у него не сводило пальцы и было где полежать отдохнуть (до этого Андрей Иванович додумался сам и очень этим гордился), вместо одной из жердочек установлена ящичная дощечка. Каркуну нравится опрокидывать миски и рвать бумагу, поэтому обе его миски, с едой и водой, придавлены тяжелыми камнями, а застеленный газетой поддон защищает решетка. Каркун очень любит поесть, ест много и практически всё: мясо, рыбу, хлеб, яйца, картошку, сыр, колбасу, макароны, грибы, гречневую кашу, перловую крупу… — но равнодушен к сладкому. Больше всего, — на порядок больше, говорит бывший математик Андрей Иванович, — он любит сырое мясо и рыбу; поэтому утром ему дают то, что он любит меньше или вовсе не любит — например, гречневую кашу или картошку, — а рыбу или мясо, если они есть, он получает на ужин. Каркун удивительно разумен: он знает, что для его костей нужен кальций, поэтому охотно ест яичную скорлупу. Андрея Ивановича Каркун совсем не боится, любит, когда его чешут за ухом, — но слушается: если он начинает себя плохо вести — каркать или долбить клювом жерди, Андрей Иванович достает и показывает ему выломанную из веника хворостину. Каркун втягивает голову в плечи и затихает.

Жизнь Андрей Иванович ведет затворническую, тихую, неторопливую; по телефону ни с кем, кроме родителей, не разговаривает, новостей не смотрит, газет не читает, ничего не знает… да и не хочет знать. Иногда Андрей Иванович думает о смерти, но совершенно спокойно: он не боится ее. Единственное, его беспокоит судьба Каркуши: в “Жизни животных” он прочитал, что вороны живут до сорока лет.

Примерно раз в месяц к нему приезжает Евдокимов, привозит видеокассеты и берет у Андрея Ивановича какую-нибудь философскую книжку, — которых у Андрея Ивановича осталось много с прошлых времен и которые он давно не читает. Встречи их происходят довольно странно: Андрей Иванович сидит в своем кресле, покуривает и смотрит привезенный Евдокимовым фильм (он любит хорошие, профессиональные фильмы про чудовищ, акул, космические путешествия — там, где мало людей), а Евдокимов сидит на диване напротив него и листает книжки; иногда они обмениваются незначительными замечаниями. Недавно Андрей Иванович договорился, что если что, Каркуна возьмет Евдокимов, и теперь на душе у него совершенно спокойно. Кроме видеокассет, Евдокимов неизменно привозит полукилограммовое пластмассовое корытце бескостного мяса для Каркуна и кормит его из рук. Мясо Каркун ест с жадностью, но при этом норовит клюнуть Евдокимова. Андрей Иванович страшно доволен.

Надо сказать, что в последнее время Андрей Иванович пристрастился к рюмочке — впрочем, в разумных пределах. В свободные от дежурства в поликлинике дни он часто покупает косушку дешевой водки и идет в лесопарк. В лесопарке тихо, покойно, красиво и мало людей; время от времени Андрей Иванович усаживается на скамью (у него уже выработался маршрут и есть свои, знакомые, уютно расположенные скамейки), наливает в пластмассовый стаканчик на донышке, выпивает и закусывает сухариком бородинского хлеба. На душе светлеет, теплеет; Андрей Иванович встает и неторопливо идет дальше, пустынными желтыми, зелеными или черно-белыми — в зависимости от времени года — аллеями, и медленно, с удовольствием, часто возвращаясь в мыслях назад, мечтает о том, как он разрешит то или иное неподдающееся уравнение и будет признан великим математиком — и как, какими людьми и в какой обстановке это признание произойдет… Впрочем, математикой он не занимается и не тяготится этим — просто ему приятно мечтать. Однажды Андрей Иванович встретился с так же одиноко гуляющей женщиной; женщина спросила спички, и они познакомились. Они встречались еще несколько раз, и Андрей Иванович пригласил ее в гости; но женщина смотрела на Каркушу с брезгливостью, которую не могла скрыть, а Каркуша стал(а) прыгать и злобно орать, и у них ничего не вышло. Теперь Андрей Иванович опять гуляет один. Эти свои прогулки с четвертинкой в кармане он называет “я и осень”, “я и лето”, “я и весна”…

Но больше всего Андрей Иванович любит зиму. Морозными вечерами, когда за окном не видно ничего, кроме серебристых по черному льдистых кружев, Андрей Иванович заваривает себе крепкого чая, берет блюдце с сухариками и садится в свое глубокое, мягкое, теплое кресло между журнальным столиком и Каркуном. Андрей Иванович неторопливо пьет чай, покуривает, смотрит приключенческий видеофильм, или читает классический детектив, или клеит модель самолета, — а Каркун совершает вечерний туалет: ерошит перья, трясет головой, роется клювом под мышками и ожесточенно, с фырканьем вентилятора, чешет себя за ушами, поочередно перекидывая через крыло то одну, то другую когтистую лапу. Время от времени Андрей Иванович отрывается от своих дел и ласково говорит:

— Ну что, Каркуша? Опять кушать хочешь?

— Кар-р-р!… — отвечает Каркун.

И получает сухарик.

Конец.

1999-2000