Бездушный принц

Аида

Мои братья в шоке от безумного плана отца.

Данте не сказал ни слова по пути домой, но я слышала, как он несколько часов спорил с papa за закрытой дверью кабинета.

Все было бесполезно. Papa упрям как осел. Сицилийский осел, который ест только чертополох и дает по зубам любому, кто подходит слишком близко. Если он принял решение, то даже трубный глас его не переубедит.

Честно говоря, лучше уж Апокалипсис, чем то, что должно случиться.

В первый же день после заключения сделки я получила сообщение от Имоджен Гриффин, в котором говорилось о какой-то вечеринке в честь помолвки в среду вечером. Вечеринка в честь помолвки! Словно это повод для праздника, а не приближающаяся катастрофа.

А еще она отправила мне коробку с кольцом.

Разумеется, я его ненавижу. Это огромный старинный бриллиант квадратной формы в ослепляющей оправе, настолько массивный, что задевает все подряд при любом удобном случае. Я держу его на прикроватном столике и не собираюсь надевать до тех пор, пока не наступит день, когда меня не останется выбора.

Единственная ложка меда во всей этой огромной бочке дерьма – это то, что Себастиану стало немного лучше. Ему пришлось перенести операцию по восстановлению передней крестообразной связки колена, но мы наняли лучшего врача в городе – того самого, что вылечил колено Деррика Роуза[25]. Так что надеемся, что он скоро снова встанет на ноги.

Тем временем я навещаю Себа каждый день и привожу все его любимые вкусняшки – шоколадные конфеты с арахисовой пастой, сыр-косичку и соленый кешью, – а также его учебники.

– Ты их хоть раз открывал? – поддразниваю я брата, складывая книги на прикроватный столик.

– Раз или два, – ухмыляется он мне с больничной койки.

Миленькая ночнушка, которую выдали Себастиану, выглядит нелепой и крошечной на его гигантском теле, едва прикрывая длиннющие ноги. Забинтованное колено покоится на подушке.

– Ты же не разгуливаешь в этом по коридорам? – спрашиваю я.

– Только если дежурят хорошенькие медсестры, – подмигивает брат.

– Фу.

– Лучше привыкай ко всем этим романтическим штучкам, – говорит Себ, – раз уж тебе скоро быть стыдливой невестой…

– Даже не вздумай шутить об этом, – рявкаю я.

Себастиан бросает на меня сочувствующий взгляд.

– Волнуешься? – спрашивает он.

– Нет! – быстро отвечаю я, хоть это и полнейшая ложь. – Это им стоит волноваться. Особенно Кэлламу. Я собираюсь задушить его во сне при первой же возможности.

– Не делай глупостей, – предупреждает меня Себ. – Все серьезно, Аида. Это тебе не семестр в Испании и не стажировка в «Пепси». Ты не сможешь все бросить, просто потому что тебе не понравится.

– Я знаю, – отвечаю я. – Я прекрасно понимаю, насколько сильно влипла.

Себастиан хмурится – он не любит, когда я расстраиваюсь.

– Ты говорила с papa? Может, если скажешь ему…

– Это бесполезно, – перебиваю я. – Данте спорил с ним всю ночь. Отец не станет меня слушать.

Я смотрю на колено брата, которое кажется вдвое больше обычного под бинтами, и на синяки, расползающиеся по всему бедру.

– В любом случае, – говоря я тихо, – я сама навлекла это на себя. Papa прав – я заварила эту кашу, мне ее и расхлебывать.

– Не надо становиться мученицей только потому, что моему колену каюк. Твой брак с психопатом его не излечит.

– Может, он и не излечит твое колено, но сможет предотвратить последующие события.

Мы на минуту умолкаем, а затем я говорю:

– Мне действительно жаль, что…

– Не надо снова извиняться. Правда. Во-первых, это не твоя вина.

– Нет, моя.

– Нет, не твоя. Мы все решили отправиться на вечеринку. Ты не заставляла того тупицу топтаться по мне. И, во-вторых, даже если бы это была твоя вина, мне плевать. У меня два колена и лишь одна сестра.

Не могу удержаться от всхлипа:

– Это так мило, Себ.

– Это правда.

Я придвигаюсь ближе к койке, чтобы мы могли обняться. Кладу свой подбородок ему на макушку – волосы брата стали еще кудрявее и растрепаннее, чем обычно, – я словно прикасаюсь к овчине.

– Хватит грызть себя из-за этого. Со мной все будет в порядке. Твоя задача – разобраться, как поладить с Гриффинами. Ты только все усложнишь, если настроишься на войну.

Но это единственный способ, который я знаю – надеть броню и пригнуть голову. Я все воспринимаю как борьбу.

– Когда ты сможешь выйти? – спрашиваю я Себастиана. – Похоже, завтра вечером у меня вечеринка в честь помолвки…

– Хотел бы я там быть, – с сожалением говорит он. – Я бы посмотрел на то, как нашим семьям придется нарядиться и вести друг с другом светские беседы. Сфоткай это для меня.

– Я не уверена, что эта горстка кровожадных вампиров проявится на фото.

Себастиан лишь качает головой.

– Хочешь воды или чего-нибудь, пока я не ушла? – спрашиваю я.

– Не, – отвечает он. – Но если рыженькая медсестра где-то поблизости, скажи ей, что я бледный и мокрый, и меня не помешает обтереть.

– Ни за что. И, кстати, – фу!

– Попытка не пытка, – говорит Себ, откидываясь на подушку и складывая руки за головой.

Время дурацкой вечеринки наступает слишком быстро. Кажется, эти люди закатили бы торжественный прием даже в честь открытия конверта. Сплошная нелепость и показуха.

Впрочем, я понимаю, что должна вести себя соответствующе и держать лицо. Первое испытание моей покладистости.

Жаль, некому помочь мне с подготовкой. Расти с братьями было здорово, но порой, в ситуациях как эта, женской компании мне не хватает.

Мне бы не помешало сейчас услышать, что я не похожа на растаявший щербет в том идиотском платье, которое купила. Оно желтое и украшено снизу фестонами. Наряд хорошо смотрелся на манекене, но теперь, примеряя его дома, я чувствую себя ребенком, разодевшимся к Пасхе. Не хватает только соломенной корзинки в руках.

По крайней мере, papa одобрительно кивает при виде меня.

– Хорошо, – говорит он.

Отец надел костюм. На Данте черная футболка и джинсы, а Неро предпочел кожаную куртку.

Мои братья отказались наряжаться из принципа. Молчаливый протест. Жаль, я не могу себе его позволить.

Мы вместе подъезжаем к ресторану «Литораль», который Гриффины сняли для празднования. Там уже полно гостей – многих из них я даже знаю, вопреки своим ожиданиям. Наши семьи вращаются в один кругах, а с Нессой и Рионой я ходила в одну школу, но в разные классы из-за разницы в возрасте.

На секунду я задумываюсь, не ходил ли туда и Кэллам, но быстро пресекаю эту мысль. Мне нет дела, куда ходил Кэллам. Мне нет дела до него вообще.

Наша предстоящая свадьба вообще не кажется мне реальной. Словно вся эта подготовка и есть наказание, все лишь делают вид, что это случится на самом деле. Очевидно, что в последнюю минуту кто-то из нас – или обе наши семьи – отменит помолвку, когда увидит, что мы усвоили урок.

Пока этого не случилось, мне остается лишь улыбаться и терпеть. Изображать командную работу, чтобы дать понять, что наказание пошло впрок.

Сил придает забавная мысль, что Кэлламу Гриффину придется притворяться, будто он без ума от меня – впрочем, как и мне.

Мне-то смешно, но могу себе представить, какой пыткой это будет для такого чванливого ублюдка, как он, привыкшего во всем следить за своим имиджем. Кэллам, небось, рассчитывал, что женится на какой-нибудь идеальной и жеманной наследнице Хилтонов или Рокфеллеров. А придется изображать страсть со мной, мечтая тем временем свернуть мне шею.

Кстати, отличная возможность его поизводить – Гриффин не сможет мне ничего сделать, пока все эти люди на нас смотрят. Стоит проверить, надолго ли его хватит.

Чтобы пережить весь этот спектакль, для начала мне стоит освежиться.

Я оставляю отца и братьев и направляюсь прямиком к бару. «Литораль», конечно, немного снобский ресторан, но здесь царит веселая курортная атмосфера и подаются отличные летние коктейли. Особенно «Поцелуй Кентукки» – бурбон, лимон, пюре из свежей клубники, капелька кленового сиропа, лед и дурацкий маленький бумажный зонтик сверху.

Но когда я заказываю его, бармен лишь с сожалением качает головой.

– Простите, но «Поцелуя Кентукки» нет.

– А как насчет клубничного дайкири?

– Нет. Мы не можем сделать коктейли с клубникой.

– Ваших поставщиков ограбили по пути из Мексики?

– Не-а. – Он наполняет шейкер льдом и начинает делать кому-то мартини, пока я изучаю коктейльную карту. – Только на этой вечеринке. Кажется, у чувака аллергия.

– У какого чувака?

– У того, который женится.

От любопытства я откладываю карту.

– Вот как?

– Да, его мать развела целую историю. Запретила всю клубнику. Можно подумать, кто-то тайком подложит ее ему в напиток.

Что ж, может и подложит…

– Как интересно, – говорю я. – Пожалуй, возьму тогда один из этих мартини.

Он наливает охлажденную водку в стакан и пододвигает его ко мне.

– Вот, держите этот. Сделаю еще один.

– Спасибо, – говорю я и приветственно поднимаю бокал.

Оставляю бармену пять долларов на чай и ухожу, забавляясь мыслью, что у робота-политика все-таки есть слабое место. Сияющий красный криптонит. Будет чем его подколоть.

Так я думаю, пока не натыкаюсь на Кэллама.

Он и вправду похож на вампира. Худощавый, бледный, в темном костюме, с глазами неестественного голубого цвета. Взгляд одновременно проницательный и презрительный. Нелегко ему, должно быть, казаться обаятельным во время работы. Интересно, Гриффин пытается подражать поведению нормальных людей? Если так, то ему это катастрофически не удается. Все вокруг него болтают и смеются, а мой суженый сжимает свой напиток так, словно хочет его раздавить. У него большие руки и тонкие, длинные пальцы.

При виде меня Кэллам, наконец-то, выдает эмоцию – чистую, неподдельную ненависть. Она изливается из него прямо на меня.

Я смело и уверенно подхожу к своему жениху, чтобы дать понять, что ему меня не запугать.

– Следи за собой, любовь моя, – шепчу я ему. – Мы должны праздновать нашу помолвку. Ты выглядишь слишком несчастным.

– Аида Галло, – шипит он мне в ответ. – Рад, что тебе все же известно, как надо одеваться на вечеринки, хоть этот наряд и оставляет желать лучшего.

Я продолжаю улыбаться, чтобы этот мерзавец не понял, что задел меня. Я не отдавала себе отчет в том, насколько он выше меня, пока не встала рядом – и это несмотря на идиотские шпильки. Не стоило подходить так близко – впрочем, теперь я не собираюсь давать слабину и отступать.

Кроме того, благодаря братьям я привыкла к устрашающим мужчинам. А у Кэллама Гриффина нет ни шрамов, ни выпуклых костяшек, намекающих на то, чем занимаются мои братья. Его руки идеально гладкие. Кэллам всего лишь богатенький сынок, и мне не стоит забывать это.

Его глаза перемещаются на кольцо на моей левой руке. Сегодня вечером я впервые надела его и уже чувствую, как кольцо давит на меня. Я ненавижу то, что оно воплощает, ненавижу внимание, которое оно привлекает. При взгляде на украшение губы Кэллама бледнеют и почти сливаются с цветом лица. Кажется, моего жениха сейчас стошнит.

Что ж, хорошо. Я рада, что он тоже страдает.

Без предупреждения Кэллам хватает меня за талию и притягивает к себе. Все происходит так неожиданно, что я почти заношу руку, чтобы врезать ему, ожидая нападения. Но тут к нам подлетает визгливая блондинка, и я понимаю, к чему все это.

Она невысокого роста и одета в розовый сарафан, идеально сочетающийся с шелковым шарфом на шее. Блондинку сопровождает бородатый мужчина с гигантской сумочкой Hermès, которая, как я предполагаю, принадлежит не ему и не вполне сочетается с его рубашкой поло.

– Кэл! – кричит она и хватает того под руку, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку.

Для «Литораля» это в порядке вещей, но вот реакция Кэллама меня поражает.

Его холодное лицо преображается, с очаровательной улыбкой он произносит:

– А вот и они! Мои любимые молодожены! Какие-то советы для тех, кто пока по эту сторону замужества?

Просто невероятно, как легко надевает он маску политика на свое красивое лицо. Она кажется абсолютно естественной – разве что улыбка выглядит жесткой. Я и не представляла, как хорош в этом Гриффин.

Пожалуй, это имеет смысл. Но мне не по себе видеть, как легко он изображает радушие и очарование. Никогда не видела подобного.

Женщина смеется, легонько положив ладонь на руку Кэллама, и я могу рассмотреть обручальное кольцо – кажется, ее руку слегка кренит под весом этого камня. Боже, похоже, я обнаружила айсберг, потопивший «Титаник».

– Ох, Кэл! – говорит она с щебечущим смехом. – Прошел всего месяц, так что пока я узнала только, что не стоит регистрироваться на сайте Kneen & Co![26] Если вы перехотели что-то покупать, то пытаться вернуть товар – это настоящий кошмар. Я заказала новую посуду Marie Daage, но пожалела об этом, как только увидела узор. Конечно, тебя это вряд ли заинтересует – наверное, оставишь все на усмотрение невесты.

С этими словами блондинка бросает взгляд на меня, и между ее бровей пытаются проявиться складки, доблестно сражающиеся с огромным количеством ботокса, старательно заглаживающим их обратно.

– Кажется, мы не встречались, – говорит она. – Я Кристина Хантли-Харт. Это мой муж, Джоффри Харт.

Женщина вяло протягивает мне руку, и я борюсь с желанием наклониться и поцеловать ее, словно какой-то граф из старого фильма. Вместо этого я неловко жамкаю протянутую ладонь и отпускаю ее как можно скорее.

– Аида, – отвечаю я.

– Аида…?

– Аида Галло, – вставляет Кэллам.

На лбу Кристины снова пытаются появиться полоски.

– Не уверена, что слышала про Галло… – говорит она. – Вы состоите в Норт-Шор Кантри-клаб?[27]

– Нет! – отвечаю я, подражая ее интонациям. – Думаете, стоит вступить? Боюсь, в последнее время моя игра в теннис оставляла желать лучшего…

Блондинка смотрит на меня так, словно подозревает, что я потешаюсь над ней, но не может в это поверить.

Рука Кэллама больнее обхватывает мою талию. Мне с трудом удается не поморщиться.

– Аида любит теннис, – говорит он. – Она очень спортивная.

Кристина неуверенно улыбается.

– Я тоже, – отвечает она. Затем возвращается к Кэлламу. – Помнишь, как мы вместе играли во Флоренции? Ты был моим любимым партнером в той поездке.

Прекрасно. Мне глубоко насрать на то, что Кристина Хантли-Харт хочет пофлиртовать с Кэлламом. Пусть бы у них даже был секс на той неделе. Но делать это на моих глазах – это гребаное неуважение.

Я смотрю на беднягу Джоффри Харта, чтобы узнать, что он думает обо всем этом. Тот до сих пор не произнес ни слова. Мужчина уставился в телек над барной стойкой, где показывают основные моменты прошедшего матча «Чикаго Кабс»[28]. Он держит сумочку Кристины обеими руками с таким выражением лица, будто этот месяц брака воплотил собой самые длинные тридцать дней в его жизни.

– Эй, Джофф, – обращаюсь я к нему. – Они взяли тебя поиграть, или ты только носил ракетки?

Джеффри приподнимает бровь и издает смешок:

– В той поездке меня не было.

– Хмм, – говорю я. – Как жаль. Ты пропустил, как Кэл и Кристина обменивались мячами.

Теперь Кристина точно в бешенстве. Она прищуривается, глядя на меня, и ее ноздри раздуваются.

– Что ж, – сухо говорит она. – Еще раз поздравляю. Похоже, тебе крупно повезло, Кэл.

Она разворачивается и быстро уходит прочь, увлекая за собой Джоффри. Кэллам отпускает мою талию и хватает меня за руку, крепко впиваясь пальцами.

– Какого хрена ты творишь? – рычит он.

– Это действительно твои друзья? – спрашиваю я. – Ей стоило завести одну из этих маленьких карманных собачек. Джофф довольно громоздкий аксессуар…

– Повзрослей, – говорит Кэллам, с отвращением качая головой. – Хантли организовали значительный сбор средств для моей кампании в том году. Я знаю Кристину с начальной школы.

– Знаешь ее? – повторяю я. – Или трахаешь? Если ты до сих пор этого не сделал, стоит поторопиться, пока она не начала прилюдно тереться о твою ногу.

– Боже мой, – говорит Кэллам, складывая пальцы на переносице. – Поверить не могу. Я женюсь на ребенке. И не на обычном ребенке, а на дьявольском отродье типа Чаки или детей кукурузы…

Я пытаюсь отдернуть руку, но хватка у него тверже стали. Чтобы освободиться, мне придется устроить настоящую сцену, а я пока не готова послать все к чертям.

Так что вместо этого я подзываю ближайшего официанта и беру с его подноса шампанское. Затем я делаю глоток и тихо и спокойно говорю Кэлламу:

– Если ты не отпустишь меня, я выплесну свой напиток тебе в лицо.

Он отпускает меня, от гнева его лицо становится еще бледнее.

Мой жених наклоняется к моему лицу и произносит:

– Думаешь, только ты можешь ставить мне палки в колеса? Не забывай, что ты будешь жить в моем доме. Я могу превратить твою жизнь в кошмар наяву – с утра и до тех пор, пока я не позволю тебе лечь спать. Не думаю, что ты захочешь начинать эту войну.

У меня руки чешутся плеснуть шампанским прямо ему в лицо, чтобы показать, что именно я об этом думаю.

Но мне удается сдержать себя. С трудом.

Я ограничиваюсь тем, что улыбаюсь ему и говорю:

– Посреди хаоса есть еще и возможность.

Кэллам смотрит на меня с непониманием.

– Что… что ты несешь? Хочешь сказать, что попытаешься извлечь пользу из происходящего?

– Конечно, – отвечаю я. – А что еще мне остается?

На самом деле, это цитата из «Искусства войны». Вот еще одна моя любимая:

«Пусть ваши планы пребывают во тьме, непроницаемые, словно ночь, чтобы, когда вы начали действовать, они обрушились подобно молнии».