Николай Шмелёв Безмолвие полной Луны

Пролог

Неопределённое время в истории Земли.

Стремительно, словно молния, дискообразный аппарат оторвался от земли и, в ту же секунду, растворился в небе. Ещё не успели осесть клубы поднятой пыли, как «Виман» сделал полный виток вокруг планеты. Пилот проверял летательный аппарат во всех режимах: то резко снижал скорость, до полной остановки, то также резко набирал её. В запредельных, для современного понимания, режимах, он неожиданно менял углы атаки, внезапно уходя в сторону. Испытания шли по обычному графику, как вдруг что-то пошло не так: сорвавшись в крутое пике, «Виман» на полной скорости врезался в землю, зарывшись в неё на несколько метров.

Советское время.

Середина шестидесятых годов XX — го века. НИИ ядерной физики при секретной военной базе.

Институт построили прямо на месте неординарной находки. Интересовались учёные, не только ядерными проблемами. Как сказал руководитель проекта: «Всё имеет ядерную природу» и поэтому, НИИ бы стоило назвать университетом, так как не было, казалось, науки, которой бы не касались крутолобые учёные, в его стенах.

Седовласый профессор уже продолжительное время занимался изучением индийского эпоса в оригинале, для чего, ему даже пришлось усвоить санскрит. Он не раз жаловался на то, что это обучение стоило ему нескольких лет жизни, но генерала, курирующего проект, этим не прошибёшь. Военный, есть военный. Приказ, есть приказ. Первоисточники любезно предоставила Индира Ганди и, как сказал, один осведомлённый дипломат, вместе с эпосом втюхала целую кучу индийских фильмов. Не безвозмездно, конечно же. Плюс, на индусских чайных фабриках стали усерднее мести полы, чтобы полки советских магазинов не пустовали. Профессор штудировал рукописи, генерал орал на медлительность работ, а рядовые сотрудники НИИ потихоньку закладывали за воротник. Руководство не отставало.

Каких только схем летательных аппаратов в эпосе не было: Трипура, Шакуна, Рукма, Сундара — голова пухла у бедного учёного. Но самое обидное было то, что язык профессор худо-бедно освоил, а вот найденный аппарат не подходил ни под одно из описаний, подробно изложенных в древних манускриптах. И на счёт чертежей, профессор испытывал некоторое смятение. Его смущал футуристический вид отдельных образцов: или они изначально так конструировались, или их так изобразил древний художник, руководствуясь своими зрительными образами, основанными на видимой им действительности — окружающей летописца картине бытия. Как сказал один коллега профессора: «Если самолёт можно сравнить с птицей, то этак и ракету можно сравнить с…».

Наступило время первых испытаний. Предусмотрели, казалось бы всё, но, не учли главного: ни ускорение, ни гравитацию. Стремительным вихрем взлетев в небо, виман вернулся неуправляемым, на полном ходу врезавшись в землю. Закопавшись в неё на несколько метров, он теперь покоился на территории союзной республики, мирные граждане, которой, даже не подозревали об инциденте. Лётчики-испытатели погибли ещё в первую секунду полёта, не выдержав колоссальную пиковую перегрузку. Их буквально размазало по стенкам, как при мощном взрыве.

Союзная республика. 1970 год.

Прямо над воронкой возвели НИИ. Неподалёку построили атомную электростанцию. Профессора перевели сюда же, а курировавшего проект генерала — на север: настолько далеко, насколько позволяли тогдашние снежные границы. Важные правительственные задания всегда чреваты, как стремительным взлётом, так и сокрушительным падением. Профессора перевели в союзную республику потому, что заменить его было просто некем. Во-первых, он долго и нудно обучался специфическим научным дисциплинам, а во-вторых, он знал санскрит. Не выписывать же из-за границы тамошнего профессора! Русскому языку его уже, скорее всего — не обучишь. Тамошняя профессура поголовно штудировала английский и то — кое-как. Нужен переводчик, а это лишние уши. Тем более, что ни тот, ни другой не являлись носителями языка, а это создавало известный барьер. Вроде бы говорят одинаково, но, не понимают друг друга. И, наконец, в-третьих — это согласуется со вторым пунктом: чем меньше народа знает о проекте, тем надёжнее скрыта тайна.

В связи с международной обстановкой, такой летательный аппарат государству был просто необходим. Он давал фору не только истребителям четвёртого поколения с двумя плюсами — пятое поколение выглядит детской игрушкой, необструганной и необработанной напильником, хоть ни того, ни другого ещё и в конструкторских проектах немногочисленных КБ ещё не было. Как сказал один учёный в стенах секретного НИИ, такой «Виман» может один обеспечить электроэнергией целый город…

При испытаниях 1986 года, перегрев реактора «Вимана» спровоцировал обратную связь, вызвав в реакторе станции аварийную ситуацию, что привело к катастрофе.


Вскоре, после этих событий, умер профессор. Прошло ещё немного времени и его могилу позабыли. Этому способствовала, к тому же, особенность мёртвого города. Это — в частности, а обширная зона отчуждения — в целом. Записи пропали и тайну их исчезновения, профессор унёс с собой в могилу. Знающие люди говорят, что не только тайну — он ещё, кое-что, забрал в мир иной: в прямом и переносном смысле. Памятник профессор заказал себе заранее… Покоится учёный на одном из заброшенных кладбищ. Весь гранит и мрамор, с дореволюционных погостов, благодарные потомки растащили на строительство новой жизни. Теперь взялись за новые погребения, образованные до развала СССР и где теперь лежит гранит с могилы учёного — никто не знает. Может быть, он лёг в фундамент новомодного особняка или покосившегося сарая, а может — затыкает какую-нибудь дыру, в полуразвалившейся стене. Не исключено, так же, что стоит гранитный обелиск на другой могиле, с перебитыми данными, которые классифицируют нового владельца по всем правилам кладбищенского искусства. Практика не нова. Ещё древние египтяне прибегали к подобным манипуляциям, а уж фараоны, просто соревновались, друг с другом, в количестве и качестве приписок. Остаётся только удивляться тому, что до нашего времени дошли сведения о царственных особах, живших в период древнего царства. Видимо, гранит настолько крепок, что медным зубилом не стешешь такое количество информации, за здорово живёшь. Пока правил фараон, резчики и художники украшали стены дворцов и храмов, сюжетами и описаниями из его жизни. Следовательно — последующему царю нужно примерно столько же времени, чтобы уничтожить эти творения. А о себе когда писать?

Две тощих вороны, дерясь и перекликаясь между собой, взлетели с незаметного кладбищенского бугорка и взяли курс на юг. Одна предлагала подруге лететь на север, но та отказалась, по неизвестной причине. Кое-как придя к компромиссу, вороны полетели на восток. С противным карканьем, они скрылись из вида.

Наши дни. Неопределённое место средней полосы России.

Со стороны реки дул промозглый ветер. Ворон ёжился от холода, кутаясь в поношенную куртку и смотрел в ночное небо, на котором сияла полная Луна. Своим сиянием она заглушала близлежащие звёзды, но, одна из них играла переменным блеском, ничуть его не потеряв, несмотря на близость спутника Земли. Сзади подошли Лис со Шмелём, неся в своих карманах бутылки с согревающей жидкостью. Ворон имел классическую внешность, не оставляющую возможность на ошибку в определение его принадлежности к этому отряду пернатых. Тёмные волосы и в меру горбатый нос, подчёркивали это сходство ещё больше. Лис был просто рыжим, но не это дало определение его кличке — он был потрясающе схож со сказочной «Лисой Патрикеевной», включая острый нос. Кто-то настаивал, в своё время, именовать его Буратино, но, это предложение не прижилось. У третьего просто фамилия такая…

— Где будем употреблять, — спросил Ворон Лиса, — а, Константин Петрович?

— У Шмеля спроси — он всё знает…

Шмель пожал плечами и равнодушно ответил на вызов:

— Ну, всё не всё, а вот здесь культурно отдыхать негде. Сидеть на холодном бетоне чревато для здоровья.

— Никуда тащиться неохота, — возразил Ворон. — Может быть, просто — выпьем стоя?

По ледяному насту, укрывшего промёрзшую бетонную набережную, ветер гнал снежную позёмку. Причудливо завихряясь, белые ленты, как змеи, уносились вдаль, тут же заменяясь новыми. Их задувало под штаны, что являлось самым неприятным событием сегодняшнего вечера. Поднятый вверх, снег слепил глаза и опрокидывал пустые пластиковые стаканы. Устав ловить посуду, Лис предложил:

— Полный дискомфорт, а стаканы необходимо утяжелить, а то улетят.

— Кинь камешки на дно, — равнодушно посоветовал Шмель.

— Фантазёр — такую идиллию разрушил! — недовольно отозвался Костя. — Я имел ввиду жидкий утяжелитель.

— Какие мы брезгливые.

— Скорее — неторопливые, — поправил товарища Ворон.

После получаса зимнего стояния на открытом пространстве, продуваемого всеми ветрами, Лис не выдержал и в сердцах сказал:

— Ты был прав, насчёт неуютности пространства зимней набережной. Хуже — только на крыше, а у вас носы красные, как огурцы: то ли от мороза, то ли от злоупотреблений…

Шмель усмехнулся и рассказал коротенькую историю про настоящего Карлсона:

— Зимой — да, на крыше не посидишь, но, я знаю одного «Плюшкина» современного разлива. Одно время, он всё лето жил в палатке, поставленной на крыше гаража.

— Бомж? — уточнил Ворон.

— В том-то и дело, что нет. Он домой тащит всякое дерьмо и соседи уже настроены решительно дать отпор антисанитарному режиму, а сам он говорит, что его тараканы из дома выгнали. Продукты требуют холода, для своего хранения. Но не это забавно. Разносил он как-то чай и бутерброды с лососем, которые у местных торговцев сувенирами, пользовались известной долей популярности, пока не выяснилось происхождение их появления в сфере услуг коробейника.

— Подкараулили на свалке? — засмеялся Лис.

— Проще, — махнул рукой Шмель. — Совсем просто. Один раз, на помойку случился слишком большой выброс красной рыбы: то ли просроченной, то ли контрафактной, но — очень много. Лето. Без холодильника всё хранить просто немыслимо, а в него, всё — просто не умещается. А жаба душит… Забили они с товарищем гараж, по самый не балуй! Запашок, из ненавязчивого, постепенно перерастал в назойливый и один любопытный проверил, в чём, собственно, дело. А дело пахло тухлятиной. Не знаю, чем они обрабатывали рыбу, прежде чем подать её к столу царственных особ от сувенирного бизнеса, но, до этого случая, никто не жаловался на качество обслуживания и самого товара. Кроме меня, когда я появлялся в тех местах. Я настаивал на разносе более качественного чая, а он и тот, что приносил, видимо, находил там же — на свалке.

— Ну, а дальше что было? — поинтересовался Ворон.

— Да ничего особенного. Пришлось добровольному проверяющему донести факты до потребителей. Не знаю, сколько долго Плюшкин не появлялся на глаза потерпевшим клиентам… Умолчали они и о том, сколько долго его били и били ли вообще… Вот, собственно и всё…

Вскоре подошли остальные — нежданные, но, вполне предсказуемые товарищи: Бегемот, Чингачгук, Кот, Жук и Крот. Пришла и Барбариска, которая по паспорту именовалась Лариса. Она же — Карамелька, в зависимости от настроения компании. В руках она держала какой-то свёрток, смахивающий на старую карту.

— Что приволокла-то, Ларисонька? — не удержался от едкого вопроса Ворон.

— Карта, где нанесена информация о местонахождении разбитого «Вимана», — ответила Барбариска, ничуть не смутившись, от насмешливого тона вопрошающего.

— Ну, и где он покоится? — усмехнулся Шмель, обалдев от неожиданного поворота событий.

— В Припяти. Под зданием КБО.

— Чего? — скривился в недоверчивой улыбке Лис и обращаясь к Ворону, окончательно рассмеялся. — Ты слышал, Владимир Кузьмич?

— Не глухой, — в свою очередь засмеялся тот, радуясь неожиданно пришедшему маразму со стороны.

Лариса нахмурилась и обиженно парировала нападки товарищей:

— КБО специально выстроили над найденным летательным аппаратом.

— Тогда — на хрена нужна карта? — недовольно проворчал Шмель. — Где находится это КБО и так все знают.

Частично, идиллия таинственности была разрушена, но, Ларису это не смутило.

— Тут есть ещё одни сведения — о другом объекте, — добавила она к сказанному.

Подошедшие товарищи, видимо, уже будучи ознакомленные с манускриптом, в полемику пока не вступали, предпочитая слушать перебранку, но Лис был несогласен оставаться в неведении и спросил:

— О каком?

— О большом, который сейчас находится под стройкой, — ответила Барбариска. — Правда, он совсем огромный космический объект, судя по данным записей в карте, зато находится на территории нашей страны. Им можно заняться немедленно, в отличие от «Вимана», поход к которому лучше отложить до весны.

Друзья переглянулись и схватились руками за головы, а Ворон со стоном спросил возмутительницу спокойствия:

— И ты веришь этим каракулям?

— Верю! — зло отозвалась Лариса. — Если бы ты знал, чего мне стоило их раздобыть. Посмотри, какая бумага старая…

Ворон только пожал плечами, а Шмель лениво взглянув на свёрнутый рулон, назидательно сказал:

— Карта старится очень просто и имеется множество способов придать бумаге древность, даже не имея никаких художественных навыков. Только с помощью подручных средств, имеющихся дома у каждого. Самый простой — это вымачивание свеженарисованной карты в крепком растворе чая. Бумага получается изумительного жёлто-коричневого цвета. Лист может предварительно измяться или быть сложен в несколько раз. В последнем случае, имеет смысл слегка прожечь измятости над огнём зажигалки.

— Обязательно зажигалкой? — уточнил Чингачгук.

— Нет, Лейб Львович — не обязательно! А вообще — не умничай. Можешь палить края, хоть над горящей спичкой, хоть над свечкой, хоть над газовой конфоркой.

— А запах тлена? — вмешался Бегемот, почёсывая внушительный живот.

— Ну, Мотя, с этим конечно сложнее, но и в этом случае у профессионалов имеются свои рецепты. Ещё лучше — взять прогнившую бумагу на заброшенном складе. Да она и сама, после определённого времени хранения в земле, будет иметь роскошный запах. Это недолго. Кстати, примерно по таким рецептам старят картины — подделки. Я это в журнале вычитал. Берётся просто старая картина, но, не имеющая никакой ценности. Ну, и так далее…

Тут уже напрягся Крот, имевший скрытный и молчаливый характер. Он не остался в стороне от охвативших всех сомнений. Почесав рукой затылок, Виктор тихо спросил:

— А собственно, кто сказал про то, что карта обязательно должна быть старой? Речь идёт о событиях, имевших место в не таком далёком прошлом. Если они вообще имели место…

Про Бегемота стоит сказать отдельно. При виде его, у народа перед глазами сразу же встаёт сумбур, состоящий из дурацких мыслеформ: кому мерещится неминуемая продразвёрстка, кому провалившаяся продовольственная программа, касающаяся половины страны, а кому плачевная судьба унитаза. Белый фаянс безразличен к стонам народа, как и презренный металл, который необходим для того, чтобы прокормить такую морду.

Народ гудел, переваривая информацию. Самое главное, в любом деле, если хочешь убедить соратников в своей правоте, так это посеять в их душах зёрна сомнения. Похоже, Ларисе это удалось и уже никто не был твёрдо уверен в том, что это чистой воды вымысел. Мысли у нетрезвого люда накатывались одна на другую, переплетаясь между собой и окончательно запутались, как рыба в сетях. Барбариска торжествовала, чем вывела из себя Ворона. Применив все приёмы нецензурной брани, он смешал стили разных народов, в результате чего положил начало международному языку. Во всяком случае, внёс свой вклад в, так и не состоявшийся, эсперанто. Так как этому языку никто обучаться не желал, можно было считать эсперанто умершим, а язык Владимира Кузьмича — рождением нового. Тем более, что серьёзного обучения он не требовал. Так, пара десятков слов и все всё поймут. Это даже меньше, чем у знаменитой Эллочки Людоедочки Ильфа и Петрова. Тут уже не выдержал Шмель:

— Я смотрю, у вас проскальзывает тупая уверенность в успехе там, где должны рождаться тени сомнения. Вместо проблесков сознания появилось безудержное безрассудство, граничащее с необузданной удалью и всё вместе — питаемое винными парами.

Тут уже взвинтилась Барбариска, вереща, как торговка в базарный день. Она и без нервотрёпки имела неуравновешенный характер и в отношении настроения, являла собой прообраз переменного тока. Отрицательные эмоции сменялись положительными, так же неожиданно, как погода в Альпах. Затем всё происходило в обратном порядке и таким образом — несколько циклов за день. Ворон давно бы звал её дросселем, но, это было мужское имя, если подобное сравнение применимо к человеку и электротехнической принадлежности. Жук тоже гудел, как трансформатор, за что и получил своё прозвище. Бегемот пыхтел, как самовар и, вовсе даже не электрический:

— Так и начинаются подобные авантюры.

Понемногу страсти улеглись и все потихоньку успокоились. Товарищи понимали: чтобы подтвердить или опровергнуть правдивость манускрипта, необходимо проверить стройку, на предмет наличия под ней секретного объекта. Это можно было сделать, не дожидаясь весны, так как стройка находилась на родной территории. Торопиться некуда и тащить большое количество барахла на себе — не обязательно. Разведка — не марш-бросок, с полной выкладкой.

* * *

В эту ночь Ворону снился необычный сон. В своих сновидениях он просматривал картинки изгнания тараканами современного Плюшкина. Рыжая толпа набросилась на него и посредством избиения пыталась выселить из квартиры. В битве, на стороне тараканов, приняли участие клопы и помогали соседям, как могли. На помощь своим родственникам пришли даже мадагаскарские товарищи из близлежащего зоомагазина. Изгнание из родных пенатов проходило под бравурные крики и нецензурные выражения. Тащили хозяина квартиры на аркане, размахивая усами и надавав ему тумаков, выволокли на лестничную клетку, где, надавав пинков, спустили с лестничного марша.

Как отмечали одни невольные свидетели, из числа соседей Плюшкина, даже не подумавших вступиться на его защиту, в драке были замечены крысы с мышами. Другие их поправили, утверждая то, что эти грызуны вместе не живут — у них одинаковая пищевая ниша. Первые возражали: «Почему тогда клопы соседствуют с тараканами?» Им отвечали: «Потому что кулинарные пристрастия разные! Тараканы хотя и обзывают клопов кровососами, но терпят их присутствие. Последние, в свою очередь, называют усатых падальщиками, однако, в открытую конфронтацию не вступают».

Тараканы обиделись на неблагозвучный термин, назвав себя ассенизаторами — борцами за чистоту, а клопы считали себя дальними родственниками орлов, только сильно измельчавшими. Самый главный из них, так вообще, назвал своей родиной Трансильванию. Половина соседей намекнула, что таких графьёв, на болоте — целая туча. Другая возразила: «Не графьёв, а графинь!» «Демагогия! — ответил голос, откуда-то издалека. — И вообще — кто сказал, что орлы пьют одну кровь?»

Загрузка...