Безмолвие полной Луны (СИ)

Глава восемнадцатая Колыбельная или блюз оранжевых фуфаек

Согласившись с тем, что риск, конечно, дело благородное — всё-таки, рисковать не стали. Выполнять протокол режима «Дельта», с выходом в открытое космическое пространство, Акакия отправили одного. Пока робот проверял аппарат во всех режимах, сами сталкеры отправились по памятным местам, в уже знакомый городок. Ворон забеспокоился и, чтобы разогнать терзающие его сомнения, спросил Барбариску:

— А как Акакий нас найдёт?

— Не волнуйся, — успокоила его предводительница. — Он — найдёт.

— А мы его? — засмеялся Шмель.

Лариса ничего не ответила, а только, покачав головой, устало вздохнула. Остальные проделали то же самое. Барбариска, в сердцах, сплюнула.

На небольшом привале разрабатывался план похода. Ларисе нетерпелось разжиться свежими овощами и, по возможности, фруктами, поэтому дальнейший маршрут проходил по памятным местам. Синее небо манило к себе романтической синевой, а где-то за его пределами, Акакий выводил виман в межзвёздный режим полёта. Жук потянулся и лениво спросил Крота:

— А тебе матушка в детстве колыбельную пела?

— Нет. У неё не было пистолета с глушителем.

Жора продолжал предаваться воспоминаниям, будто ничего не слышал, а если и слышал, то только себя:

— А мне пела. Надрывно, так…

— Что — с двух рук? — удивился Ворон.

— Чего — с двух рук? — очнулся Жук, спускаясь на поляну из сладких грёз детства.

Вова, в ответ, только махнул рукой, давая понять, что проехали…

Разговор не клеился, постоянно скатываясь к известной теме, от которой Барбариску плющило, морщило и скукоживало, как определил Ворон характер её состояния. Кот, в своих воспоминаниях, опять вернулся к путешествию в страну пирамид. Он поделился своими наблюдениями, отметив, что некоторые строения, служащие откровенными сортирами, имеют циклопическую кладку:

— Это противоречит здравому смыслу, так как заложенный в них потенциал живучести, по мощности — явно превышает их назначение. Можно было построить поскромнее. И даже со вкусом…

Шмель почесал затылок и высказал свою точку зрения:

— Согласно Библии, все допотопные обитатели планеты были долгожители. Житие, около тысячи лет, накладывает свой отпечаток на сознание и создание, служащих тебе, предметов. Человек всегда подсознательно стремится ничего не терять: от жилья до бытовых мелочей. Возможно, по совокупности этих факторов, атланты пошли не по пути синтеза недолговечных материалов, таких, как всевозможные пластики и силиконы, а обратились к камню и силикату. Камень, он и в Африке камень… Кстати, как утверждают экологи, разложение стекла в земле происходит за период в тысячу лет…

— В чём я, лично, сильно сомневаюсь, — высказался Кот. — Кто проверял? Да и стекло — это расплавленный и застывший кварц. Или что-то в этом духе… Природный материал.

Спорить никто не стал, так как в музеях, действительно, содержится много интересных вещей, выполненных из подобия стекла, переживших не только фараонов всех династий, но и Великий Потоп. Если заглянуть в запасники и секретные хранилища, то у простого обывателя сразу же возникнет много вопросов. Официальную историю придётся переписывать заново. С подобными мыслями Крот долго приставал к Жуку, но тому было некогда. К тому же, Жора был не в духе и поэтому, дружеское послание услышали даже на стройке, которая находилась в значительном удалении.

— Жорж, как тебе не стыдно! — одёрнула его Барбариска.

— А чего? Я его просто послал…

— На хрен? — умилился Лис.

— Ну, нет! — махнул рукой Жук. — Там слово попроще было и не такое длинное — всего из трёх букв…

Возвращение на рынок означало возвращение и на вернисаж. В пыльном воздухе всё перемешалось и, кто чем торгует, зачастую не совсем было ясно. Как только сталкеры вступили на торговую площадь, к Ворону тут же пристала торговка цветами:

— Купите жене цветы!

Вова пристально посмотрел на источник предложения и презрительно хмыкнув, пояснил причину своего категорического отказа:

— Я, конечно, стукался пару раз головой, но, видимо, не до такой степени…

— Какой? — растерялась продавщица.

— Чтобы собственноручно цветы дарить.

Неподалёку, стояли самобытные художники. Они продолжали жить самостоятельной жизнью, повинуясь, раз и навсегда, заведённым правилам данного конгломерата, в котором они и варились. Ютясь около точки базирования, они ожидали чуда и выпивки. Пока не было: ни того, ни другого. Оставалось только предаваться болтовне, что старый художник и делал. Он долго распинался насчёт рыбной ловли, плавно перейдя на неё с охоты. Вспомнил про спиннинг. Рассказ о том, как он с пятидесяти метров блесной попадал в спичечный коробок, всех рассмешил.

— Можно сразу идти в сборную России, по этому виду спорта, — посоветовал ему долговязый коллега.

— Да, Петрович, помню — судака блесной в глаз бил, — ехидно высказался тощий.

Толстый художник имел более критическую точку зрения:

— Да он к снасти-то, поди, не знает, с какой стороны подойти.

Ни к чему не обязывающий разговор прервался приходом покупателей. Пока старый спортсмен брызгал слюной, доказывая реальность спортивных достижений, его соратники, по кисти, заняли выжидательные позиции около своих работ. Его уже давно никто не слушал. а старик всё продолжал убеждать пустоту в своей правоте.

Покупателей заинтересовала работа тощего художника, но она была без рамы. Он их успокоил, что всё будет, как учили и рамами торгуют напротив. Сторговавшись и подобрав нужное оформление, осталось только закрепить картину в раме и отдать деньги счастливчику. Гвоздики, у везунчика, кое-как нашлись, а вот с верёвкой вышел напряг. Тощий, не долго смущаясь, деловито наклонился и резким движением руки, выдернул кусок полипропиленового шпагата из придорожной грязи, валявшегося тут же — под ногами, Протянув её между двумя пальцами, он таким образом, освободил верёвку от посторонних наслоений и деловито стал приколачивать к подрамнику. Грязный, местами ржавого цвета, полипропилен — умилил покупателя. Когда отоварившиеся клиенты ушли, Толстый сказал:

— Богата наша земля на приобретения…

— Трофеи под ногами валяются, — подтвердил долговязый.

Из-за угла вывернула троица, потрёпанный вид, которых, не оставлял сомнений в том, что они уже не первый день балуются алкогольными напитками.

— Вот и трофейная команда, — угрюмо сказал толстый. — Грязные верёвки им не нужны, а вот спиртом, халявщики — не брезгуют. У нас ничего нет!

Как не приставали прилипалы к художникам, те решительно сбросили их с хвоста. Мотив простой — денег нет и не предвидится. Когда они ушли, тощий облегчённо вздохнул и сказал толстому:

— Не водки жалко! Налей хоть один раз и трындец — хвосты отсюда не уйдут никогда. Такими пропитыми мордами впору танки пугать, а что тогда говорить про клиентов — разбегутся, как от африканской чумы…

— И приходить будут — каждый день, — подтвердил долговязый. — Да один запах изо-рта чего стоит…

Глядя на эту картину, Крот обратился к Жуку:

— Кстати, о птичках…

— Да наслышаны мы про этих пташек, — недовольно воскликнул Жора, до сих пор пребывая в плохом настроении и раздвинув, на всю длину, руки в стороны. — У нашего Бегемота такая же. Во! И ни одного пёрышка…

— Если не заткнётесь, у вас у обоих будет такая же! — предупредил говорунов Мотя.

Старый художник, не дожидаясь официального открытия банкета, топтался рядом с неофициальной точкой распития, уже осчастливленный горячительными напитками. Три стограммовых стаканчика. Как сказал один из старожилов, цифра три не случайна: в связи со слабым зрением старичка, два стаканчика необходимы для полноты ощущения и чёткости обзора — по одному на глаз. Третий необходим для равновесия — сбалансировать первые две дозы, сфокусировав разбегающиеся глаза в одной точке, по центру.

Осчастливленные художники партизанили, наливая из-под полы. Морщились, так же, в подкладку, тщательно скрывая мимикрию от окружающих. Выдыхали в рукав… Занюхивали волосами, на голове товарища. Мимо пробежал Робин Гуд, как его здесь называли. Он постоянно стрелял сигареты и приставал к каждому живописцу и не только, с двумя вопросами: дай закурить и дай двадцать рублей. Вечно пьяный, вольный стрелок другими словами старался не разбрасываться. Его лексикон сузился до этих фраз, обеспечивающих ему достаточное общение с вольными художниками и остальными работниками торговли.

Масть пошла и уже от толстого ушли покупатели, обременённые покупкой. Скромный банкетик постепенно переходил в разнузданное застолье. База переместилась в будку торговца сувенирами. Окружающие её давно окрестили чебуречной, а кое-кто добавил и название: «Чёрная дыра». В ней пропадало всё… Мечты, заработки и трезвый образ жизни. Старый, с двух попыток, не сумел попасть внутрь, так как дверь была закрыта. Он готовился к третьей. Неожиданно, узкая калитка открылась и появившийся, в проёме, толстый художник, спросил:

— Турникет ищите?

Старый ничего не ответил. Дверь была открыта и препятствие ликвидировано. Не говоря ни слова, старик исчез за горизонтом событий. В это время группа туристов заинтересовалась сувенирами, желая приобрести на память что-нибудь экзотическое. На их призыв, из «чебуречной» выглянуло жующее лицо, неприлично больших размеров. «Отец Виталий» продавал среди прочего товара глиняные и пластмассовые свистульки, работающие только на воде. Они то и заинтересовали покупателей. Чтобы игрушка издала пронзительную трель, в её нутро необходимо было налить воды. Перепутав стакан с водой и водкой, он по ошибке плеснул второй ингредиент. Ребёнок свистнул и поперхнулся. От этого он втянул ртом содержимое в рот и собрал глаза в кучу. Дикий рёв, переходящий в плач, разразился на всю торговую площадь.

— Ты ему что — тормозухи плеснул? — испугался толстый, ретируясь из каморки и пытаясь протиснуться в узкий лаз.

— Да нет — водка наверное. Ошибочка вышла…

— Ну я и говорю — тормозуха. После употребления водки почти все такими тормозами становятся…

— Нет — просто пьяный трезвому не товарищ, — не согласился тощий. — На разных языках общаются.

Продолжив банкет на старой стоянке, художники терзали скудную закуску. Ей являлась единственная конфетка, пережившая не одно застолье. Сколько она выдержала подходов, с последующим обнюхиванием карамельки — не мог сказать никто, но, конфетка до сих пор не утеряла своего фруктового аромата. Подошедший ребёнок пристально уставился на кондитерское изделие и тощий не выдержал, сказав толстому:

— Не позорься — отдай конфетку ребёнку. Вон как жалостливо смотрит.

— Ты чё — это же последняя закуска! — оторопел товарищ.

— Ему тоже закусить надо! — не сдавался доброхот. — Да я тебе, за свои носки, их сейчас кило принесу.

— Кто это тебе за твою рвань хоть фантик даст? — не поверил толстый.

— Элементарно! Я носки над дверью магазина повешу с требованием выкупа — сами прибегут…

— Как-будто продавцы их сами снять не смогут…

— Не всё так просто… Некоторые жёны своим мужьям стесняются носки постирать, а тут такой гостинец… К тому же, яд проникает через кожу…

— А как они тебе в них конфеты насыпать будут? — с подвохом, спросил старик.

— Блин! — разозлился тощий. — Через каминную трубу…

Страсти вокруг чебуречной улеглись и можно было возвращаться в элитную распивочную подальше от посторонних глаз и назойливых хвостов. Отец Виталий выглянул из будки и громко крикнул:

— Ну, вы идёте, что ли?!

— Когда вы будете знать текст, скотина?! — сурово спросил его долговязый.

— А это как? — растерялся владелец распивочной.

— Ну, это же так просто! — пояснил визави. — Неужели трудно сказать: «Кушать подано!»

— Да пошли вы!

— Грубо, — сказал старый и опять исчез за горизонтом событий.

Из утробы вместительного деревянного ящика донеслась фраза отца Виталия: «Эта бутылка вбила в мою голову назойливую мысль о том, что в ней плещется жидкость для клизм».

Из овощных рядов вернулась Барбариска с полной авоськой овощей и фруктов. Она долго и нудно пилила Ворона, который её сопровождал и нёс самую значительную часть покупок. Барбариска на что-то злилась, а Вова крутил головой по сторонам, как-будто что-то выискивая.

— Что высматриваешь? — спросил его Шмель.

— Ищу место послания.

— Чего?

Ворон вздохнул и пояснил:

— Ну, где тут у них место, в котором можно послать, куда подальше?

— Почему тебя заботят эти координаты? — равнодушно спросил Шмель. — Разве нельзя этот вопрос решить прямо на месте?

— Ну, как же… Всё должно быть культурно! Есть же отхожие места, места для курения, так должно быть и место, где можно, на законных основаниях, излить душу собеседнику… К тому же, здесь слишком много посторонних ушей. А вдруг женщины примут это на свой счёт? Тут может такое начаться…

— Это точно…

— Да у него одно на уме! — встряла в разговор Лариса. — Неистребимое желание.

— Желание чего? — спросил Шмель, теряясь в догадках — или, или…

— Одно неистребимое желание выпить, а других грёз, практически, не возникает. Всё, что ни делается, это только побочные поступки, замыкающиеся на основном приобретённом инстинкте.

— Есть контакт! — обречённо произнёс Ворон.

— Не путай контакт с конфликтом, выдавая последний за первый, — недовольно огрызнулась Барбариска.

Она оставила Ворона на попечение компании, а сама опять удалилась в глубину торговых рядов, порешив, что толку от Вовы, как от козла молока…

Пока происходил этот внутриведомственный конфликт, Мастодонт с Диплодоком порядочно заскучали. Желание выпить стало назойливым. Насмотревшись на местную богему, которая, как правило, оправдывала своё название — всюду грязь и нищета, сталкеры сами стали искать стаканы.

— Ни одной мишени, — констатировал печальный факт Мастодонт.

— Чего? — не понял Диплодок, с подозрением косясь на товарища.

— Стаканы, я имел ввиду.

— При чём тут мишени?

— А куда ты из бутылки целиться будешь? — не выдержал Фёдор.

Остальных компаньонов уговаривать не пришлось, но, памятуя прецеденты, пришлось применять конспиративную тактику. Разговаривать, с местной пьянью, ни в чьи планы не входило. Конспирация, конспирация и ещё раз конспирация… Хвосты чуют запах спиртного на таком расстоянии, что ещё акула позавидует. Речь не идёт о километрах. Тут другое восприятие, перед которыми блекнут возможности нательных датчиков управления виманом, с его пси-сенсорным восприятием. Тут телепатия высшего порядка. При полном отсутствии запаха спиртного, оно воспринимается. Такие вопросы, как: кто, где и какое количество — начальный процесс обучения невольных экстрасенсов.

Сомнительные лица, помятые в борьбе с зелёным змием, мелькали с поразительной частотой, как партизаны — появляясь ниоткуда и исчезая в никуда. В данном случае, их смущали абсолютно незнакомые лица, к тому же, не желающие идти на контакт третьего рода. Наши герои тоже телепаты и посылали молча, на общем — открытом канале телепатической связи. Ожидалось, что Робин Гуд навернётся с дерева, где он сидит в засаде, в ожидании прокола со стороны художников. Одно неосторожное движение; только самый краешек стеклянного тела из рукава гонца, при его неосторожном движении — всё! От зоркого глаза вольного стрелка ещё ничего не ускользало… Прикончив пару бутылок, сталкеры, тем самым, положили конец блужданиям смурных личностей, без определённого рода занятий. Художники, тоже, временно угомонились, переваривая полученную информацию в жидкой форме.

Мимо прошла стройная девушка в платье, подражающем школьной моде восьмидесятых годов прошлого века, то есть в школьной форме.

— Почему в спецовке? — с недоумением спросил тощий толстого.

— С чего ты решил, что это спецодежда?

— Да уж больно похоже на вызов по адресу… «Школьницу вызывали?»

— Ха! — обрадовался толстый. — И правда — похоже.

Этот проулок вёл, вероятнее всего, на какие-то курсы, потому что стройные девушки сновали по нему взад-вперёд. То, что это не покупатели, пришедшие на рынок, было ясно с первого взгляда. Они шли не оглядываясь по сторонам — старой привычной дорогой. Мимо продефилировала престарелая мадам, с лыжными палками в руках. Шла на них она, как на лыжах, но в одних ботинках.

— Скандинавская ходьба, — просветил друзей долговязый. — Прямо поветрие пошло какое-то. Бегают с лыжными палками наперевес…

— Так лыжи, может быть, просто свистнули? — предположил старик, уже плохо что-либо соображая.

— А на палки никто не позарился? — усмехнулся толстый. — Сейчас лето!

— Ну и что? — не сдавался старик. — Есть лыжи с колёсиками — тренируйся — не хочу!

В ту же сторону прошла ещё одна особа неопределённого возраста и невысокого роста. В короткой юбчонке ярко-жёлтого цвета, она напомнила художникам канарейку. От неё за версту разило контрафактными духами, которые парфюмерные магазины выдают за французские. Все машинально заткнули носы, но запах, казалось, проникает в уши…

— Тонкий запах загадочности, — задумчиво промычал тощий, не решаясь разжать пальцы, тисками сдавившие нос.

— Гарны вонявки! — согласился толстый. — Аж глаза заслезились… А в зобу дыханье спёрло…

— Блин! — возмутился долговязый. — Зачем же в них купаться?

Одному старику было до фени.

— У меня нос будет синий! — пожаловался тощий. — Кстати, а куда подевался Контуженный?

— Он сейчас выполняет роль трассера, — ответил долговязый.

— Чего? — насторожились остальные, хором выразив крайнее недоумение.

— Ну — трассер. Пуля такая — светящаяся. Не знаете, что ли?

— При чём тут пуля? — зло спросил толстый.

— Он, подвизаясь на два фронта, ещё утром попал в обойму жаждущих спиртного, с той стороны забора. Последний раз Контуженный пронёсся мимо нашей толпы в магазин, практически светясь красно-оранжевым светом, от разогрева об атмосферу. Рожа красная, нос ещё краснее. О глазах и говорить нечего — как у лича, после страшной попойки…

Как говорится, вспомни о… и всё у тебя будет. Контуженный, в дальнем конце вернисажа, лежал в придорожной пыли ничком. Он, вероятней всего, страдал от тяжёлого ранения в голову спиртосодержащей жидкостью, но, не прекращал попытки идти в атаку. Раненый повернулся и подняв правую руку вверх, попытался что-то крикнуть. Получилось несвязное мычание. Долговязый скептически поглядел на поверженного бойца и вежливо спросил:

— Ты определись, что тебе нужно: рому или патронов.

Пока сталкеры ждали возвращение предводительницы, Ворон разглядывал обнажённую натуру, вылившуюся на полотно, вместе со всеми природными недостатками. Личное неумение художника, в связи с этими фактами, оставалось неопределённым.

— Ню, — сказал подошедший Шмель. — Голая баба.

— Я знаю, как называется эта картина, — заявил Вова, внимательно осмотрев неприкрытый зад натурщицы.

— Как?

— Ни концов, ни кольцов — полна… эта… огурцов.

— Дешёвая шутка, — вяло отреагировал присоединившийся, к просмотру, Лис.

— А что, — возразил Ворон. — Колец — не видно? Нет. Концов тоже не видать. Остаётся эта… Ну, а уж её содержимое просто не разглядеть, в силу непрозрачности естественного материала.

— Интересно, — усмехнулся Шмель, — огурцы свежие или солёные?

Лис захихикал и высказал свои соображения:

— Ну, свежими они уже по определению быть не могут, да и для засолки, место неподходящее.

— Тогда замаринованные, — решительно заявил Вова. — Для них точно закрытая тара нужна, для пущей консервации.

— А доставать как? — подал голос Бегемот. — Ножницами, что ли?

— Лучше штопором! — авторитетно заявил Кот.

Чингачгук махнул рукой и равнодушно заявил:

— Да ладно — так выйдут, естественным, так сказать путём…

— Правильно, — весело согласился Лис. — Нужно было художнику огурцы друзой поместить — жопками наружу.

Он ещё посмеялся некоторое время и спросил Ворона:

— Чего это тебя Лариска отчитывала?

За него ответил Шмель, подло ухмыляясь:

— У Володи, какая-то треугольная фигня вырисовывается…

— Чего? — опешил Константин, соображая, кто из их компании мог стать заместителем Ворона.

— Ну — любовный треугольник.

— Это я понял! — согласно кивнул Лис. — Между кем и кем?

— Между Вороном, Барбариской и бутылкой.

— А-а-а! — понятливо и хором, радостно и слаженно, протянули сталкеры.

— А если в этой геометрической какофонии есть любовник? — задал Кот провокационный вопрос.

Шмель на секунду задумался и высказал свои соображения, по этому поводу:

— Ну, это уже квартет получается и ещё неизвестно, за что на ринге схватка яростнее происходить будет — за бутылку или за бабу…

— Точно! — согласился Бегемот. — Глаза хитрые-хитрые…

— Чего? — напрягся Чингачгук.

— Анекдот не помнишь, что ли, про то, как жена с любовником в постели лежат? Я к заначке… Так и есть — всю брагу выпили!

— Ох уж мне эта любовь! — поморщился Кот. — Вот где сидит!

Он показал рукой на горло, а Шмель ему дал ценный совет:

— В этом случае поможет сказка про любовь и мины.

— Как это? — заинтересовался Василий, на всякий случай внимательно слушая, а вдруг — пригодится.

— Просто, — продолжил учитель. — Пристаёт с любовью? Скажи ей, что ты во Вьетнаме на мину-лягушку уселся. Джон наступил, а ты просто сел, а когда вставал, то только и увидел, как мимо хари собственные причиндалы пролетели… Отголоски чужой войны…

Вернулась Барбариска и сталкеры гуськом потянулись к выходу и, как кому-то показалось — на свежий воздух. Позади остались огурцы, неприличные картинки и прочие баклажаны — нарисованные и настоящие. Вдоль дороги потянулись ангары, в которых разместились склады. От остального мира их отгораживал бледно-серый забор, со следами былой покраски. Исходя их этого, хозяева складов размещали вывески, рекламирующие их продукцию, прямо на крышах ангаров. Чем выше — тем лучше. Этому способствовали длинные деревянные шесты, на которых крепился рекламный плакат. Как правило, шесты ограничивались шестиметровой длиной. Некоторые владельцы были несогласны с ограничением и делали несущую конструкцию составной, но, до первого сильного ветра и так по-новой, в извечном круговороте бытия. В одном ангаре работали, видимо, остряки. На вывеске имелась надпись: «Склад ╧13», а рядом был нарисован весёлый цыплёнок. Под ним, оформитель написал крупными буквами: «Ваши яйца здесь».

— Категорически не согласен! — возразил Бегемот. — Я их уже съел, а те, что хранятся на складе — не мои.

— И мои на месте! — подтвердил Кот.

— Надо сменить название на «Клиника пластической трансплантологии», — предложил Чингачгук.

— Ты там будешь, конечно же — главврачом? — засмеялся Лис.

Выйдя на центральную улицу, сталкеры окунулись в местную толчею. Все куда-то торопились, суетились и смотрели только себе под ноги. Этому способствовали раздатчики всевозможных бумажек, от которых не стало продыха во всех городах. Это ещё одно поветрие, с которым власти бороться были не в состоянии. Играли музыканты, с детства воспитывающиеся вместе с медведями, мычали не менее талантливые певцы. Талант заключался в том, что при полном отсутствии голоса и музыкального слуха, они не стеснялись побираться на центральной улице города. Наглость — второе счастье… И тем не менее, даже у таких талантов находятся пьяные поклонники. Трезвые, видимо, трезво оценивают музыкантов. На эти высказывания, со стороны Ворона, Мастодонт позволил себе возразить:

— Это таланту важно, чтобы его слушатели имели музыкальный слух. В противном случае — кто оценит? А вот бездарю — наоборот. Он входит в эмоциональный контакт со своими слушателями, которые по уровню интеллекта, стоят с исполнителем на одной ступени. Соответственно, воспринимают действительность на одной волне…

Мастодонт устал и равнодушно махнул рукой, в гипотетическую сторону, где одни наяривали на музыкальных инструментах, которые видели второй раз в жизни, а другие их слушали, пуская пьяную слезу.

Направо, в ряде стеклянных витрин, промелькнула странная вывеска. Кто-то решил проявить эрудицию и назвал магазин «Колониальные товары», не совсем ясно представляя себе, что это такое.

— А что это за товары? — изумилась Лариса, и не мудрено, так как владеть заморскими колониями, Россия закончила, аккуратно после Октябрьской революции.

Ворон улыбнулся и, хитро прищурившись, пояснил подруге характерные черты вещей, поступающих из далёких и, не очень, колоний:

— Шахматные фигуры, там, из хлебного мякиша — покрашенные табачным пеплом. Если они изготовлены из чёрного хлеба, то и красить не надо. Из белого — дороже. Батон, всё-таки… Ну, что ещё? Рукавицы, лифчики, несуразных размеров — от мечтателей, ну и так далее… Да — про лес, чуть не забыл: брёвна, тёс и доски, вместе с брусом…

— Да ну тебя, — вяло выговорила Лариса, уже устав напрягать мозговые извилины.

— Что такое? — обнял её Ворон. — Это правда, а то, что написано на магазине, от скудоумия. Я-то, тут, при чём?

— Это что, — зевнул Шмель. — Вот, в одном месте дали название магазину — Нью-Йорк! Я понимаю, когда крепятся вывески, типа: «Эльдорадо», «Клондайк» — тут всё понятно. Символы супербогатого американского края, но, магазин «Нью-Йорк» в глухом селе Косорылово — это ни в какие ворота не лезет.

— Это, наверное, ответ на америкосовские штучки, — догадался Чингачгук.

— Почему ты так решил? — спросил его Бегемот.

— Потому, — ответил Лейб. — Представь себе, что стоит в пустыне три с половиной дома и это, считается не деревня, а город. Там и деревень-то нет. Называется это поселение просто: «Москва». И таких там несколько. Несколько Парижей и так далее, и тому подобное.

— Действительно — ущербные, — согласился Лис.

На зелёной делянке, какой-то грамотей поставил табличку, приколоченную к небольшому шесту. Надпись лаконично гласила: «Газон засиян», вероятно для того, чтобы на него не ступала нога человека. Ходить не ходили, но, пьяные падали — регулярно.

Крот посмотрел на этот шедевр и спросил сопровождающих его лиц:

— Почему на памятной табличке нет даты рождения. Дата смерти, так же, отсутствует и фамилия написана с маленькой буквы.

По пути попался магазин, на котором, красными буквами, с непонятно-загадочным намёком, красовалось название: «Умная игрушка». Снизу, чуть помельче, было написано: «Чип на 30000 слов в словаре игрушки, несколько сотен энциклопедий и прочая, прочая, прочая»…

— Знаю я такие игрушки, — засмеялся Жук. — У меня знакомый есть, так он купил сыну подобную штучку. Сын остался не у дел, потому что его мать первая решила опробовать изделие на себе. Так сказать — ходовые испытания… Уж время за полночь, а полемика между женой знакомого и умной игрушкой не прекращалась. Наговорив игрушке всяких глупостей, с три короба, женщина обиделась и поджав губы, ушла спать.

Сталкеры порядком повеселились, представив себе эту картину. Они уже начали уставать от провинциальной непосредственности и стремились побыстрее выбраться отсюда подальше. Терминатор обратил внимание на маленькую студию, которая гордо именовалась: «Студия звукозаписи». Лектор критически оценил заведение, выдав собственную резолюцию:

— То ли в гараже, то ли в сарае…

Мастодонт спросил его, хитро улыбаясь:

— Что самое главное для человека за ударными инструментами, во время исполнения оркестром композиции в тесном помещении?

— ?

— Не перепутать литавры с головой первой скрипки.

— Да, прима будет недовольна, — согласился Диплодок.

— Тёмные вы люди, — вмешался Чингачгук. — Эта одна из студий, где ты можешь записать песню, в собственном исполнении, на лазерный диск и подарить любимой маме на день рождения.

— Я и сам могу! — возразил Фёдор, недоумённо пожав плечами.

— Это понятно, — согласился Лейб. — Но! Тут, какие-никакие, а всё-таки, профессионалы. Пока ты сам всё смикшируешь — опупеешь! Согласен, раньше интересней было. Но, это опять касается, в первую очередь, только Америку или западные страны. Сам Элвис Пресли пришёл в такую студию, где намеревался записать на синюю и гибкую виниловую пластинку свой голос, чтобы преподнести её на память маме. Там его и повязали…

— Меня бы так поймали, — грустно вздохнул Кот.

Барбариска опять пристала к Ворону, напомнив остальным сталкерам лобзик или циркулярная пилу.

Шмель устало вздохнул и шепнул Лису на ухо:

— Что бы ты не сделал, тебя как пилили, так и впредь будут пилить. Органика, лишённая разума — ненасытна.

Наконец-то, центральная улица закончилась и товарищи, сразу же вышли на окраину городка. Вот так…

Как в кино, мелькали оздоровительные комплексы, которым не нашлось места на центральной улице. Грязевые ванны и солярий. Как сказал Бегемот: «Я бы прыгнул в ванну с коптильной жидкостью… Отмочился, обмочился и в солярий… Салон красоты существовал при комплексе, и в него, худо-бедно, всегда имелась очередь. Из открытого окна доносились обрывки разговора, происходившего на повышенных нотах. Кто-то кого-то успокаивал, а кое-кто и обвинял: «За что тебя увольнять? Ты же ничего плохого не делаешь!» «А она вообще ничего не делает! «Слушай, Зин — не успеваем. Сейчас ногти белой краской зафигачим и сделаем хотя бы пару ногтей. Синяя краска вот…

— Зачем такие сложности? — крикнул Кот в открытое окно. — Пару раз промахнулся молотком мимо гвоздя и порядок! Экономия времени на лицо…

Мимо проходили два выходца из Средней Азии. Самый молодой подошёл к сталкерам и задал, вполне безобидный вопрос:

— А где здесь офис дворников?

В ответ, ему махнули рукой в неопределённую сторону, а Шмель шумно вздохнул:

— Вот отстой! Веяние времени… Раньше такие комнатухи, заставленные мётлами и лопатами, назывались просто: дворницкие, кандейки, подсобки, на худой конец. Теперь — офис. Само по себе — маразм. Офис переводится, как — контора. Теперь озвучим вопрос по-русски: «А где здесь контора дворников?» Бред да и только… Контора пишет. Там: бумага, бумага, бумага… Всё пропахло штемпельной краской, а не старыми валенками Тихона.

За бесцельными разговорами, вышли к месту приземления вимана. День был в самом разгаре и поводов, для паники, пока не было. Пронзительное небо синело манящей бездной и Ворон, лёжа на траве, смотрел на проплывающие редкие облака. Наблюдая за тем, как они величаво шествуют по небесному своду, он пленился их белизной и гипнотической хваткой, которая способна обратить внимание наблюдателя на суетность бытия.

Шмель без конца жаловался на спартанский образ жизни, который ему до смерти надоел. Жук, прослушав по второму разу его стенания, неожиданно сказал:

— Что-то я не помню того момента, откуда спартанцы пацанов брали. Жили-то они, в чисто мужском коллективе.

— По принципу и под девизом: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища!» — добавил Кот.

— Пошляки! — возмутилась Лариса.

— Что такое, Ларисонька? — подсуетился Ворон. — Это достоверно установленный факт.

— Я думаю, что раз в год они с амазонками совокуплялись, — вмешался Чингачгук. — Тем нужны только девочки, а Спарте — только мальчики. Полное взаимопонимание. Отбраковку — со скалы…

— Установлен факт чего, — зло переспросила Лариса, — того, что они с амазонками скрещивались?

— Нет — про содержание голубятни, — уточнил Вова.

— Интересно — как определить, в первые месяцы жизни, потенциал малыша и его последующее развитие? — спросил Шмель. — Полная чушь!

— В общем-то, переживать не о чем, — равнодушно подвёл итог Лис. — Спарта, как общество, доказала свою несостоятельность.

— Почему? — не понял Бегемот.

— Потому! Где они сейчас? Сгнили давно, разве что память осталась, да и то, зачастую — недобрая.

Шмель согласно кивнул головой и добавил, к сказанному:

— И вообще, когда я родился меня пристрелить посоветовали… Нестандарт, сплошной… Конечно, времена не те и совет носил чисто рекомендательный характер. То грудь одна другой больше, то ещё какие напасти… Сетки йодовые, компрессы… Потом всё это надоело и на процедуры, просто-напросто, забили. Да, ещё родимое пятно, в форме листа на груди — тоже не понравилось врачихе…

— Где родимое пятно? — спросил Ворон.

— На груди — под свитером.

— У тебя там рубашка…

— Под волосами!

— А-а-а…

Вернувшийся из кустов Терминатор, пропустивший весь разговор, довольно улыбаясь, делал гимнастику. При словах: «Веду спартанский образ жизни!», толпа заржала. Он долго не понимал причину столь бурного веселья, пока Лектор не посвятил его в курс дела.

— Воин должен хорошо питаться, — заметил Бегемот.

— Мы знаем, — глядя на его внушительных размеров живот, ответил Лис.

— Интересно, — размышлял Крот, — пайки всех военных ведомств существуют, а вот есть ли паёк сталкера?

Шмель снисходительно посмотрел на возмутителя спокойствия и сказал, покрутив пальцем у виска:

— Откуда? Я бы порекомендовал пользоваться корабельным НЗ, то есть — неприкосновенным запасом. Там всё самое-самое!

— А где взять? — уточнил Ворон.

— А хрен его знает… Есть одна мысль — вполне реальная. Спасательные плоты на кораблях и судах флота снабжены контейнерами с едой и водой, упакованными в водонепроницаемый прорезиненный материал. В комплектацию входят высококалорийные сухари противного тёмно-коричневого цвета и, примерно, такого же вкуса. Вода питьевая консервированная в банках по двести грамм.

— Для утопающих? — уточнил Жук.

— Для терпящих кораблекрушение, идиот! Для утопающих, как правило, вода на хрен не нужна, особенно в пресных водоёмах. Им не до питья, не до еды… А вот когда заберётся на плот…

— Морскую воду пить нельзя ни в коем случае, — заявил Чингачгук.

— Да ты и не сможешь! — хмыкнул Крот.

— Сможешь… Но, подсчитали погибших при известных кораблекрушениях и выяснилась любопытная деталь — потерь среди потерпевших было больше именно среди тех, кто время от времени отхлёбывал морскую воду, не в силах терпеть жажду. Вот такая вот статистика… Только я не въехал, когда они помирали…

— Не отвлекайся от генеральной темы, — одёрнула его Лариса.

— А что такое? — вздрогнул Лейб.

— Вдруг что-нибудь новенькое скажешь.

— А-а-а, — вяло отмахнулся Чингачгук. — Как известно: всё новое — хорошо забытое старое.

— Ну, что ещё в набор входит? — спросил Ворон Шмеля.

— Естественно — шоколад. Он уже состоялся и не требует доработок по насыщению калориями, как сухари. Гораздо интереснее собирать собственные рецепты, рассказанные людьми, далёкими от сталкерских похождений.

— Например?

— Например — сало.

— Ну, этот продукт тоже состоялся и не требует дополнительных доработок, — разочарованно протянул Мастодонт.

— Это как сказать! — возразил Шмель. — А если человек беззубый?

— Пусть сосёт! — обрадовался Кот.

— Соси его! — радостно подхватил Лис.

— Можно и проще, — пояснил Шмель. — Провернул через мелкую мясорубку и порядок. Эту пасту мажь куда хочешь. Хочешь на хлеб, хочешь — на… Можешь просто ложками трескать… Кстати, для этого рецепта подойдёт любая копчёная колбаса, даже самой крепкой засушки, типа татарского «казе».

Наконец-то прилетел долгожданный виман. Акакий вылез наружу и доложил Барбариске о полном порядке на борту. Все облегчённо вздохнули и полезли внутрь. Каждый, забравшись на своё место, ещё раз осознал тот факт, что внутри летательного аппарата значительно комфортнее, чем снаружи. Пролетая над небольшой речкой в режиме «стелс», сталкеры увидели импровизированный дикий пляж. В настоящее время он был почти пуст. Только два голых женских тела обезображивали природную красоту. Спустившись ниже, можно было послушать, о чём они разговаривают. Усилитель звука позволял проделать этот фокус и на более дальних дистанциях. Кот, для самообразования, во что бы то ни стало, хотел послушать разговор двух дам бальзаковского возраста. Валяясь на песке, возле вонючей речки, они разочаровали Василия.

— Хочу купить для Тотошеньки кошачий туалет с подогревом, — сказала одна другой дребезжаще-писклявым голосом.

Виман повис невысоко над пляжем. Через могучий репродуктор, усиливающий звук до таких пределов, что услышат на Луне, раздался суровый голос Кота:

— Прокладки ему купи, с крылышками, чтобы он мог летать — дура старая!

На пустынном диком пляже запахло. Теперь стало непонятно, откуда больше воняет: от реки или от песка.

Виман держал курс в стратосферу.

— Кошачий рундук с подогревом? — ржал Чингачгук. — Это весело! Насыпаешь в лоток наполнитель и кот, усевшись в него, чувствует себя в пустыне Сахара. Нежный запах ароматизатора, вместе с разогретой мочой, слегка отдаёт палёной шерстью. Ещё неизвестно, что смердит больше…

— Весь мир сошёл с ума, — задумчиво молвил Шмель и оглянувшись на бандершу, спросил: — Ну, куда летим?

Где-то в районе обильных снегов, где сугробы достигают второго этажа панельного дома, рабочие гребли снег лопатами, большими скребками и прочими приспособлениями. Основную нагрузку на себе несла снегоуборочная техника и, хоть иногда, можно было расслабиться. Дворничиха Клавка и расслабилась, устроив стриптиз по-рабочему. Она воткнула совковую лопату в сугроб и держась за неё вытянутыми руками, встала в театральную позу. Запрокинутая назад голова сладострастно промычала что-то протяжное, выдавливая из себя неопределённые звуки. Трактор заглох, а коллеги по снегоуборочному цеху томно вздохнули. Подошедший бригадир, только и смог сказать: «О-о-о!» Прибежавший начальник участка сказал проще: «Санта-Барбара оранжевых фуфаек… вступает в новую фазу рабоче-сексуальных отношений». Вскоре, к подножию шеста полетела красная жилетка, затем синяя фуфайка и свитер. Лифчик упал под ноги бригадиру. От этого зрелища, тюбетейки гастарбайтеров нагрелись. Масса свалившейся на них зрительной информации, оказалась критической для мозгов аборигенов песчаных дюн. Цепная реакция мозговых нейронов перегорела, введя последних в состояние паралича.