Безумная психиатрия

О ТОМ, КАК ВЛАСТИ ОБЕСПОКОИЛИСЬ МАССОВЫМ «СУМАСШЕСТВИЕМ НАСЕЛЕНИЯ», И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО…

Органы государственной безопасности, с усердием, как говорится, достойным лучшего применения, продолжали дотошно отслеживать политические настроения в советском обществе постхрущевского периода и пришли к неутешительным выводам, нашедшим свое отражение в совместной записке руководителей КГБ, МВД, Генеральной прокуратуры и Минздрава СССР, направленной в ЦК КПСС 31 августа 1967 года.

Чем же были обескуражены подписанты Андропов, Данилов, Руденко и Щелоков?

Из докладной записки в ЦК КПСС от 31 августа 1967 года:

«Число общественно опасных проявлений и уголовных преступлений, совершаемых психически больными, из года в год растет. За последние два года в Москве зарегистрировано 388 тяжких уголовных преступлений, исполнителями которых являлись психически больные. В ленинградский психиатрический приемник в 1965 г. было помещено 170 убийц с больной психикой. В 1966–1967 гг. в Ленинграде психически больные совершили семнадцать убийств, в девятнадцати случаях оказались причастными к распространению антисоветских листовок и анонимных документов, двенадцать раз пытались нелегально перейти государственную границу. Аналогичное положение наблюдается на Украине и в ряде других регионов страны.

Особую опасность вызывают приезжие в большом числе в Москву лица, страдающие манией посещения в большом числе государственных учреждений, встреч с руководителями партии и правительства, бредящие антисоветскими идеями.

Известен недавний случай с Крысенковым, прибывшим из Вильнюса и взорвавшим себя с помощью самодельного взрывного устройства на Красной площади. Ранее имел место факт, когда душевнобольной проник в Мавзолей В. И. Ленина и пытался молотком разбить саркофаг.

В мае 1966 года некто Дедюк, одержимый поисками «правды», совершил акт самосожжения на площади им. Дзержинского. В декабре этого же года в Москве задержан и госпитализирован житель Уфы Гуськов, намеревавшийся «убить тридцать человек» из изъятых у него двух пистолетов.

Всего из приемных центральных учреждений и ведомств в 1966–1967 г.г. были доставлены в больницы свыше 1800 психически больных, склонных к общественно опасным действиям.

Анализ показывает, что рост общественно опасных проявлений и уголовных преступлений, совершенных психически больными, является следствием крайне ограниченных возможностей своевременной госпитализации и проведения необходимого курса лечения этой категории больных в стационарных условиях. В стране после Октябрьской революции было построено только 6 специальных психиатрических учреждений.

В результате расширения старых площадей, перестройки не приспособленных для этих целей помещений, реконструкции больничных учреждений удалось создать к настоящему времени 1500 психиатрических учреждений с общим числом коек в них — 215 462. Это составляет всего лишь 0,93 койки на тысячу человек населения. В США и Англии на это число приходится 4,3 койки, в Финляндии 3,7, в Скандинавских странах — 6,0.

Минимальная потребность в стационарной психиатрической сети по Союзу определяется в 2,5 койки на тысячу человек, т. е. существующая сеть должна быть увеличена в 2,8 раза.

Отсутствие необходимых условий для организации широкой профилактической работы, острый недостаток психиатрических учреждений для стационарного лечения ведет к накоплению психически больных в населении. По данным Минздрава СССР, в 1965 г. по Союзу было учтено 2 212 198 психически больных, что составляет 9,54 человека на тысячу населения. Однако результаты проведенных сплошных обследований жителей ряда городов, областей и республик свидетельствует, что фактически количество людей, страдающих психическими заболеваниями и нуждающимися в стационарном лечении, значительно больше».

Заявители внесли в ЦК КПСС два предложения: в 1968–1970 годах изыскать дополнительные капитальные вложения для строительства новых и расширения имеющихся психиатрических больниц, а также решить вопрос о госпитализации до 15 октября 1967 года проживающих в Москве, Ленинграде и Киеве психически опасных граждан, «со стороны которых возможны общественно опасные проявления и действия».

Руководящие вассалы ЦК КПСС из всевозможных министерств и ведомств были искусными дозиметристами по части лжи и правды, когда требовалось докладывать «наверх» о положении в стране и обществе. Все составленные ими докладные записки, как правило, заканчивались предложениями по ужесточению государственного отношения ко всем проявлениям антисоветского толка и инакомыслия, гражданской принципиальности, имевшие одну незамысловатую цель — укрепление большевистско-тоталитарной цитадели и продление их служебного и личного благополучия.

Иной читатель по поводу вышеприведенной докладной записки резонно скажет, что она разумна и что действительно общество следует ограждать от опасных психически больных.

Все так. Но заметьте, Андропов и K° с маниакальной настойчивостью, как и их предшественники и единомышленники, в одну категорию «уголовные преступления» причисляют и душегубов, и сочинителей, и распространителей антисоветских листовок.

Нужно ведь было «докатиться» до такой жизни, чтобы желание рядовых граждан посетить чиновников государственных учреждений расценивать как серьезное «умопомрачение». А уж факты принародного самосожжения, попытки расколотить молотком саркофаг «Ильича» по большевистской логике — откровенное сумасшествие, не требующее доказательства.

Товарищам Андропову, Данилову, Руденко и Щелокову совсем несподручно было объяснять руководителям партии, отчего это в «советском раю» год от года с пугающей скоростью возрастало число психически больных и все с агрессивным уклоном. Как это так сложилось, что каждой тысяче нормальных советских граждан угрожали шнырявшие между ними 10–15 опасных психопатов. И почему для их изоляции мало было имевшихся 1500 психиатрических заведений. И почему ревнители морально здорового советского общества предлагали один-единственный выход из создавшегося кошмарного положения: строительство все большего числа психиатрических больниц. А вот почему. И старшие и младшие по рангу руководители партии и страны прекрасно знали, что в СССР никогда не прекращалось сопротивление народа, в самых разнообразных проявлениях, жестокому кровавому режиму большевиков, поправшему его право на нормальную созидательную жизнь.

Репрессии, калечившие нравственное начало, сопровождали народы СССР во все времена. Это репрессии 1917–1921 годов против казачества, церковнослужителей, представителей политических партий, буржуазии; это репрессии 1922–1935 годов (раскулачивание, добивание «бывших», экономико-политические репрессии); большой террор 1935–1941 годов (репрессии военного времени, борьба со «шпионажем», репрессии против репатриированных советских граждан, «власовцев», опять же казаков, выданных англичанами Сталину); послевоенный политический террор 1946–1953 годов (подавление вооруженного национального сопротивления в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии, репрессии против молодежных антисталинских организаций, подавление армейского и ГУЛАГовского недовольства); политические репрессии 1954–1964 годов против молодежных групп, «контрреволюционеров», вернувшихся из ссылок; репрессии 1965–1987 годов против инакомыслящих и правозащитников.

Государственное насилие вызывало ответные действия, которые хотя и носили разрозненный, эпизодический характер, но не прекращались никогда. И это не досужая выдумка.

Будучи в 1992 году директором бывшего партийного архива, что на Старой площади, изучив знаменитую — и «страшно» секретную картотеку «Особая папка», я составил по донесениям в ЦК КПСС всех министерств и ведомств своеобразный тематический каталог из двух частей: «Виды и способы сопротивления тоталитарному режиму в СССР» и «Нарушение прав человека в СССР», насчитывающий 58 рубрик.

Ничто не удерживало людей от активного или пассивного сопротивления ненавистному режиму: ни угроза расстрела, ни перспектива оказаться в ГУЛАГе или в психиатрической тюремной больнице.

Вот о чем говорят эти картотеки. Неоднократно экипажи малых военных кораблей устремлялись «в бега» к свободным иностранным берегам, туда же стремились некоторые советские воздушные асы, солдаты группами убегали в буржуазную Германию из частей, расквартированных на территории бывшей ГДР, а также из дальневосточных частей в Маньчжурию.

Измена родине была настолько жизнестойка и обыденна, что Верховный суд СССР вынужден был составлять ежегодные справки и разработки по этому вопросу.

Колхозники вопреки официальному запрету бросали деревни, стремились в города на производство.

КПСС вызывала у некоторых граждан такое озлобление, что здания райкомов обстреливались с военных самолетов и наземным огнем из автоматов.

И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тысячи и тысячи замордованных властью людей, каждый в силу своего характера, убеждений и многих других слагаемых, составляющих неординарную личность человека, будут или мстить этой власти, или искать у нее защиты и правды, или по слабости души спиваться, психически деградировать. Именно по этим и другим причинам действовали упомянутые в записке Андропова Крысенков, Дедюк, а сотни других в совершенно здравом уме обивали «парадное крыльцо» чиновничьих дворцов.

Будь на дворе 1937 год, проблем с такого рода смутьянами не возникло бы; все случилось бы по известному правилу: нет человека — нет проблемы. Но в 1967 году легче и удобнее было таких бунтарей назвать психически больными, умышленно перемешивая их с настоящими душевнобольными, и получить добро от ЦК КПСС на заключение их в психиатрические больницы. И ведь в виду имелись не только политически инакомыслящие граждане, но и те, кто сражался просто за справедливость в обычной жизни против самодуров — руководителей предприятий, организаций и т. п. и кого они при поддержке угодливой «общественности» загоняли в психушки. Но об этой народной трагедии речь еще впереди.

Я полагаю, что в холодной и рассудительной голове Андропова, этого достойного наследника Дзержинского, вызревала безумная планетарная идея, в соответственно меняющейся политической, экономической и социальной обстановке в СССР, «цивилизовать» расправу над инакомыслящими, заменив оскандалившийся нравственно на весь мир громоздкий, ставший экономически убыточным, политический ГУЛАГ компактным, тихим и почти незаметным обществу ГУЛАГом психиатрическим.

Предложенная идея «четверки» о развитии сети психиатрических учреждений пришлась по душе ЦК КПСС. 6 октября 1967 года секретариат ЦК КПСС, на котором присутствовали Суслов, Устинов, Кулаков, Пельше, Капитонов и Данилов, рассмотрел записку Андропова. В выписке из протокола № 35/13с заседания секретариата ЦК значилось:

«1. Поручить Госплану СССР подготовить и в двухмесячный срок внести в СМ СССР предложение о дополнительных капитальных вложениях на 1968–1970 гг. для строительства новых и расширении имеющихся психиатрических больниц…

2. Поручить Советам министров РСФСР и УССР, Моссовету, исполкомам Ленинградского и Киевского областных и городских советов депутатов трудящихся изыскать дополнительные площади для переоборудования их под специальные психиатрические учреждения (имеются в виду тюремные психиатрические больницы МВД СССР) и безотлагательно решить вопрос о госпитализации проживающих в Москве, Ленинграде и Киеве психически больных граждан, со стороны которых возможны общественно опасные действия (выражаясь языком современных силовых министров, предполагалась «зачистка» этих граждан, дабы они не портили репутацию искусственно созданных городов — «визитных карточек» СССР)».

В подписном протоколе первым «за» расписался М. Суслов.

Данное постановление в определенной степени было реализовано, хотя МВД СССР, как и многие другие ведомства в советское время, испытывало немало трудностей с капитальным строительством.

В результате приступили к разработке проектно-сметной документации на строительство крупной больницы специального типа в Новосибирске. При изоляторе тюрьмы в Орле к 1970 году организовали психиатрическую больницу на 320 коек, еще две такие же больницы в Костроме и в Кировской области, а также психиатрическое отделение при Ухтинской больнице УВД КомиАССР.

Таким образом, к 1970 году количество коек для содержания душевнобольных в тюремных психиатрических больницах МВД СССР увеличилось на 595 и составило 5425.

Психиатрический ГУЛАГ, словно раковая опухоль, начинал медленно разрастаться.

Госпитализация же так называемых психически больных граждан в трех крупнейших городах страны до 15 октября 1967 года означала изоляцию от общества наиболее активного слоя бунтовавшей интеллигенции. Именно начиная с этого года и далее, по свидетельству В. Буковского, в психиатрические больницы заточается большое число его друзей и единомышленников, и среди них Григоренко, Файнберг, Горбаневская и др. (см.: Русская мысль. 1996. № 4108. 11–17 янв.).