Безумный мир

13

По адресу, указанному в телефонной книге находился особняк в колониальном стиле, окруженный высоченной стеной. По гребню стены тянулась колючая проволока, к которой был подведен электрический ток. Позади ворот со сторожевой будкой лениво прохаживались несколько широкоплечих парней. Похоже, сенатор Вомерсли в самом деле являлся важной персоной.

О том, чтобы проникнуть в эту крепость без спроса, не могло быть и речи. Не стоило и пытаться, если он не хотел нарваться на свинцовую пилюлю. Тут нужна хитрость…

— Спокойнее, спокойнее, держись наглее! — твердил себе Армстронг, приближаясь к воротам.

Заметив его, охрана насторожилась. Он придал лицу глуповатое и в то же время заискивающее выражение. В ответ на его взгляд один из громил презрительно плюнул — точнехонько в муху, сидящую на стене.

Просунув визитную карточку сквозь толстые прутья, Армстронг заговорил как можно более вежливо:

— Не будете ли вы любезны узнать, примет ли меня сенатор Вомерсли?

Выдернув карточку из его пальцев, охранник взглянул на нее и требовательно спросил:

— Вам назначено?

— Нет.

— По какому поводу вы хотите видеть сенатора?

— По делу, которое поручил мне сенатор Линдл.

— О'кей. — Он повернулся к Армстронгу спиной. — Ждите здесь.

Ждать пришлось полчаса, и все это время Армстронг нетерпеливо топтался у ворот, удивляясь, почему так долго решается простейший вопрос. Наконец охранник вернулся и угрюмо отпер ворота.

— Сенатор примет вас сейчас.

Войдя, Армстронг в сопровождении охранника направился к дому. За спиной лязгнул запор ворот; звук был угрожающий, недобрый, словно возвещавший начало двадцатилетнего срока в Синг-Синге. Еще один охранник пересек им дорогу; его тащила за собой на цепи, напоминающей якорную, собака величиной с жеребенка.

Войдя в дом, они еще минут пять ждали в мрачном холле, облицованном дубовыми панелями, с одной стены которого на них смотрела поеденная молью лосиная голова. В холле находились еще четверо охранников, все они выглядели так, словно на них подействовало долгое общение с лосиной головой.

Наконец Армстронга провели в лоджию, где у французского окна принял картинную позу Вомерсли. Сенатор повернулся, чтобы рассмотреть неожиданного визитера; сам он казался довольно напыщенным типом с румяными щеками и длинными белыми волосами.

— Итак, мистер Армстронг? — провозгласил он елейным тоном архиерея. Выбрав кресло с высокой спинкой, он осторожно и со значением уселся, словно собираясь объявить, что заседание можно считать открытым. — Чем могу быть полезен? — Слегка постукивая по зубам серебряной авторучкой, он с легким оттенком покровительства смотрел на визитера.

— Не так давно наш общий друг Рэндольф Линдл познакомил меня с психотроном. — Армстронг бросил на Вомерсли острый взгляд. — Вам это, конечно, известно?

Вомерсли чуть улыбнулся и продолжал постукивать. Затем произнес:

— Продолжайте, прошу вас.

— Не хотите отвечать? — Армстронг пожал плечами. — Ладно. Собственно, это не имеет значения. Потому что вы должны знать…

— Меня интересуют только факты, — заметил Вомерсли. — Ваши предположения меня отнюдь не развлекают.

— Меня также интересуют факты — особенно тот факт, что вы и Линдл, по-видимому, являетесь руководством «Норман-клуба» в этой стране.

Продолжая поигрывать авторучкой, Вомерсли снова улыбнулся и ничего не ответил.

— "Норман-клуб" нашел меня «нормальным», — продолжал Армстронг. — Прогнав через психотрон, они уверили меня, что я вернусь к ним добровольно, по зову разума. В конце концов, я просто обречен мыслить так, как мыслят они, потому что все незаурядные умы мыслят похоже. — Он в задумчивости остановился. — Тогда я не согласился с ними, я был уверен, что никогда не смогу смотреть на мир их глазами, живи я еще хоть миллион лет. Но я оказался не прав.

— А! — Вомерсли вколотил авторучку в карман, как гвоздь, и на лице его появилось выражение, которое означало: «Так я и думал!»

— Они оказались правы, а я — нет. — Армстронг открыто взглянул на сенатора. — Не то чтобы я так уж много размышлял; скорее, меня подстегнули события. В частности, банда рыжего.

— Рыжего? — озадаченно переспросил Вомерсли.

— Да. Какие-то безумцы, заявляющие, что их недавно депортировали с Марса, устроили за мной настоящую охоту…

— Гуманы, — изрек Вомерсли, прищелкнув языком. — Свою немногочисленность они компенсируют наглостью и жестокостью. Мое жилище так усиленно охраняется потому, что не только до вас они хотят добраться.

— Короче говоря, они убедили меня в том, в чем не сумел Линдл. И я вернулся.

Вомерсли несколько секунд молча смотрел на него, затем повернулся в кресле и переключил маленький рычажок в стене.

Только сейчас Армстронг заметил решетку маленьких отверстий, а выше его — несколько крохотных линз.

— Ну? — сказал Вомерсли в стену.

— С ним все в порядке, — подтвердил тонкий голосок из перфорированной стены.

— Спасибо. — Вернув рычажок в прежнее положение, сенатор повернулся лицом к гостю.

— Идентификация? — спросил Армстронг.

— Конечно. — Созерцая потолок, Вомерсли продолжил: — Психотрон устанавливает нормальность. Но не более. Он не классифицирует убеждения. Даже нормальные могут придерживаться разных убеждений — хотя и не тех, какие свойственны ненормальным. Вы это, конечно, понимаете?

— Да.

— Тогда вам должно быть ясно, что вы не можете вдруг взять и прыгнуть в лодку в тот самый миг, когда вы решили, что у вас есть на это право. Тут недостаточно простых деклараций. Далеко не достаточно.

— Я это предвидел, — сказал Армстронг. — Вам нужны доказательства, что мое мышление соответствует образцу… Какое поручение вы собираетесь мне предложить? Убить президента США?

— Вы не лишены проницательности, — заметил Вомерсли. — Впрочем, это естественно для того, кто по натуре норман. Но вы правы, мы должны выяснить, норман ли вы по наклонностям. Подходящую задачу мы подберем.

— Не трудитесь, — быстро вставил Армстронг. — У меня есть на примете одно дельце. Доказательство — лучше не надо.

Глаза Вомерсли вспыхнули, а голос потерял всякую обходительность.

— Позвольте уж нам решать, что является доказательством, а что нет!

— Ваше право, конечно. Но вам придется принять мое предложение, хотите вы этого или нет. Потому что вы не позволите себе пустить такое дело на самотек. Это было бы неестественно для нормана.

Поднявшись из кресла с оскорбленным видом, Вомерсли бросил:

— Поосторожней в формулировках!

— Корабль номер восемнадцать строится в Нью-Мехико. Это — сыр в мышеловке для тех, кто ищет корабли девятнадцатый и двадцатый…

— Ваши секреты не первой свежести, мистер Армстронг.

— …но я утверждаю, что все три ракеты вполне можно выбросить на свалку металлолома.

— Все? — процедил сенатор ледяным тоном. Армстронг таинственно улыбнулся:

— Вы торопитесь с предположениями! Я хочу сказать вам, что дело не в способности «Норман-клуба» уничтожить эти ракеты в тот момент, когда он сочтет нужным. Они — металлолом, потому что безнадежно устарели.

— То есть? — Вомерсли тяжело задышал. — Что вы имеете в виду?

— Некоторым образом… не знаю, как… один из тех марсианских психов при депортации сумел прихватить с собой кое-какие чертежи. — Армстронг с удовольствием наблюдал, как наливалось кровью лицо сенатора. — Вы понимаете, почему он это сделал; ведь все они жаждут вернуться домой. Эта штучка рассчитана на экипаж в семь человек, и она на много веков опережает все, что есть у нас. Этот марсианин заявил, что ее можно построить за десять недель, нужно только оборудование. И тогда земляне окажутся на Марсе раньше, чем вы успеете что-то предпринять…

Лицо Вомерсли стало багровым, дыхание хриплым. Армстронг, наоборот, почти откровенно забавлялся.

С усилием взяв себя в руки, сенатор проскрежетал:

— Где вы все это откопали?

— Мне рассказали об этом по двум причинам: во-первых, известно, что у меня безумная страсть к перемене мест; во-вторых, этот человек считает, что я могу привести в действие достаточно много скрытых пружин, чтобы заполучить необходимое для постройки корабля оборудование. Если бы я не мог или не захотел, беженцы предприняли бы эту попытку в Англии, Франции или России, в любом месте, где они могли бы рассчитывать на сотрудничество.

— Дальше, — мрачно потребовал Вомерсли.

— Этот человек предал свою организацию — шайку рыжего. Причины мне неизвестны, но сути это не меняет. Он заботится прежде всего о себе. Ему нужна помощь в постройке корабля. У него есть чертежи — и он назначил за них цену.

— Какую?.

— Он должен иметь твердую гарантию, что его возьмут на Марс, немедленно отпустят по прибытии туда и не сообщат о нем марсианским властям. — Армстронг развел руками: — Парень-то гуман.

— Где сейчас эти чертежи?

— Он не расстается с ними.

Пристально глядя Армстронгу прямо в глаза, Вомерсли процедил:

— Может быть, вы и не врете. Тем более что я кое-что знаю. Но мне по-прежнему непонятно, почему после столь долгого и упорного сопротивления вы явились к нам чуть ли не бегом.

— Видите ли, я отгонял саму мысль о «Норман-клубе», потому что не верил в весь этот вздор о марсианском происхождении. Это противоречило всему, что я изучал, всему, что я знал. — Армстронг встал, засунув руки в карманы. — Но теперь я знаю гораздо больше. В меня стреляли из засады, за мной охотятся и сейчас, и для меня это уже не вопрос истины и лжи, а скорее — жизни и смерти.

— Да, но…

— Я должен убедить этого человека с чертежами, что в моих силах осуществить постройку его корабля даже вдвое быстрее. Если мне не удастся его убедить, чертежи исчезнут Бог знает куда и уж, конечно, кто-нибудь ими воспользуется. Вот во что вы ввязались.

— Я?

— Да. Он знает вас как весьма влиятельную фигуру в Вашингтоне. О «Норман-клубе» он не знает, тем более о вашей с ним связи. Поставив на меня, он одновременно поставит на стоящего за мной достаточно крупного политического деятеля. Вы должны пообещать ему, что раздобудете сто миллионов долларов для строительства ракеты. Вы должны убедить его передать эти чертежи.

Противоречивые эмоции отражались на круглом лице сенатора. Несколько раз он прошагал по комнате взад и вперед, потом наконец заговорил:

— Где вы собираетесь встретиться с этим человеком?

— Он должен позвонить мне в Нью-Йорк на квартиру завтра, в двенадцать часов.

— Ваша квартира сгорела дотла.

«О, так тебе это известно?» — подумал Армстронг и сказал вслух:

— У меня есть еще одна. Не думаете же вы, что я ночую под открытым небом?

— Что, если он позвонит, а вас не будет?

— Значит, перезвонит позже. Но к тому времени лучше быть уже там. Конечно, можно обратиться к сенатору Линдлу — мне все равно, вы или он. Но вы — самая верная приманка…

— Армстронг! — внезапно решившись, сказал Вомерсли. — Я достаточно заметная фигура, чтобы меня могли безнаказанно обманывать. Кое-кто пытался — и раскаяние мучает их ежечасно. — Он выпятил грудь, словно охотник, убивший огромного тигра. — Посему имейте в виду — любое не совсем чистое дело бумерангом ударит по вам! Я поеду на эту встречу, но не потому, что полностью поверил вам, а исключительно потому, что если ваш рассказ — правда, она слишком важна, чтобы ее проигнорировать.

— Именно на это я и рассчитывал.

— А я знаю, что вы именно на это и рассчитывали! — парировал Вомерсли. — Поэтому я иду своей дорогой, не вашей! Если окажется, что вы состряпали эту историю, чтобы зачем-то меня обмануть, — он остановился, и лицо его посуровело, — это будет ваша последняя афера в этом мире, да и в любом ином тоже.

— А если это не афера, если все окажется правдой, «Норман-клуб» примет меня в свое лоно?

— Да. — Позвонив, Вомерсли сказал появившемуся охраннику: — Пусть Мерсер подает автомобиль. Джексон, Хардакр и Уилс едут со мной в Нью-Йорк прямо сейчас. — Он подождал, пока охранник выйдет, и сказал Армстронгу: — Мои ребята начинают стрелять, даже если кто-то просто заскрипит зубами. Не забудьте об этом!

— Не забуду, — пообещал Армстронг. Он снова сел, наблюдая, как Вомерсли готовится к отъезду, и на его широком тяжелом лице застыло голодное выражение. Он достиг своей цели и ощущал себя крокодилом, которому удалось притвориться корягой.

Сенатор, как выяснилось, ездил в большом серебристо-сером «кадиллаке». Мерсер сел за руль, с ним рядом устроился Джексон. Армстронг оккупировал среднее сиденье сзади, оказавшись между Вомерсли и Уилсом, а складное сиденье, расположенное прямо перед ними, занял Хардакр, квадратный тип, который, видимо, считал свою позицию стратегической и смотрел на Армстронга вызывающим взглядом. Но ответа он не дождался — пару раз глянув на громилу, Армстронг фыркнул, а затем чихнул.

Выехав из напоминающей крепость виллы, мощная машина понеслась на север. И тут Армстронга одолел насморк; он почти непрерывно чихал, вытирая ладонью слезящиеся глаза. Сидящий рядом Вомерсли брезгливо отодвинулся, но ничего не сказал. Хардакр по-прежнему не отрывал взгляда от Армстронга, как будто усматривая в непроизвольном разносе инфекции преднамеренный акт.

— Наверное, простыл в грозу, — ни к кому не обращаясь, посетовал Армстронг. — Эдак я помру от пневмонии раньше, чем мы доедем… Апчхи! — Он судорожно дернулся, склонился к Уилсу и начал искать в правом кармане носовой платок. Хардакр подался вперед. Наверное, он очень хотел, чтобы простуженный пассажир дал повод себя укокошить, вытащив из кармана что угодно, только не платок. Раздраженно заворчав, Вомерсли отодвинулся, и довольный Армстронг, уткнувшись в платок, яростно затрубил носом. В тот же миг крохотный металлический цилиндр оказался у него в правой ноздре.

Миль через десять он повторил операцию и в промежутках между очередными «апчхи» втянул цилиндрик в левую ноздрю.

Выждав еще несколько минут, он снова закашлялся и наклонился к Вомерсли, стараясь достать что-то теперь уже из левого кармана. Хардакр бросил Уилсу:

— Мне не нравятся эти песни и эти танцы. Глянь-ка, что ему нужно теперь.

Поднявшись в покачивающемся на рессорах автомобиле, Уилс запустил волосатую руку в карман Армстронга и вытащил еще один платок и связку ключей. На лице Хардакра появилось разочарование.

— Спасибо! — хрипло пробурчал Армстронг; он вытер нос вторым платком, звякнул ключами и широко улыбнулся Хардакру. Тот нахмурился, наконец отвел глаза и уставился в окно.

Армстронг, вздыхая, начал почесывать колени. Он делал это с отсутствующим видом, периодически сопя и чихая, в то время как остальные продолжали подчеркнуто его игнорировать. Пальцы скребли, постукивали, нервно дергались, пока наконец он не высвободил стеклянный пузырек из подколенного ремня и не почувствовал, как тот скользнул по ноге вниз. Маленькая ампула тихо упала на мягкий ковролиновый пол, и никто не услышал ни звука, когда каблук Армстронга раздробил ее на кусочки.

«Кадиллак» мчался вперед и за девять минут покрыл еще восемь миль, когда в салоне начали происходить странные события. Вомерсли внезапно громко булькнул сквозь сжатые губы, дернулся и затих. У иле обмяк и беспомощно мотал головой в такт покачиванию автомобиля.

Резко вильнув, машина на большой скорости начала выписывать синусоиду. Силясь стряхнуть дремоту, Хардакр пытался прийти в себя и сделать хоть что-нибудь, но Армстронг впечатал огромный ботинок ему в живот, и охранник повалился на пол, хватая ртом воздух. Газ, выделявшийся из кристаллов, заполнил его легкие.

Армстронг схватил руль и выровнял машину. У «кадиллака» была автоматическая коробка передач, и, если не давить на педаль газа, рычаг переключения скоростей автоматически переходил на «нейтраль». Машина замедлила ход. Армстронг почувствовал, как Джексон в полубессознательном состоянии дергает его за руку, и, не отпуская руля, локтем правой ударил головореза в ухо.

Наконец «кадиллак» остановился. Поставив машину на ручной тормоз, Армстронг вышел, захлопнул дверцу, сел на скамейку у дороги, вынул фильтры из носа и с наслаждением затянулся сигаретой, предоставив остальным пятерым пассажирам дышать газом. Пять минут спустя все они лежали как трупы.

Открыв все дверцы, чтобы проветрить машину, Армстронг вымел несколько нерастаявших кристалликов, быстро перенес всех, кроме Вомерсли, на скамейку, стараясь, чтобы их не увидели с дороги. У него даже мелькнула мысль вложить в руку Хардакру цветок. Вернувшись к автомобилю, Армстронг положил Вомерсли на пол, запер задние дверцы, сел за руль и на предельной скорости устремился вперед.

Эта сумасшедшая езда наверняка заинтересовала бы полицию, если бы он дважды предусмотрительно не сбрасывал скорость. Армстронг гнал «кадиллак» так, словно каждая секунда промедления обходилась ему в тысячу долларов. Три раза он останавливался: один раз для заправки, второй — чтобы послать сообщение об отсрочке назначенной генералом встречи, и третий — чтобы успокоить понемногу приходящего в себя пассажира. Армстронгу пришлось цыкнуть на развязного заправщика. Любопытному телеграфисту он наплел байку о большой попойке. Что касается последней остановки, то слабые признаки жизни, которые стал проявлять Вомерсли, означали, что одураченные охранники точно так же начинают приходить в себя, и как только они оклемаются, то моментально устремятся в погоню.

После повторной дозы наркотика Вомерсли успокоился. Этого должно было хватить на большую часть ночи. Остаток пути прошел без приключений, и Армстронг, промчавшись через весь штат Нью-Джерси, наконец подъехал к дому Дрейка со спокойной уверенностью.

Эд Дрейк открыл дверь, взглянул и воскликнул:

— Боже мой! Я думал, ты сгорел!

— У меня проблемы, Эд. Нужна твоя помощь.

— Что за беда? — Взгляд Дрейка наткнулся на Вомерсли, вновь водруженного на заднее сиденье автомобиля. Лицо сенатора было мертвенно-бледным. — Эй, ты что, перевозишь покойников?

— Не волнуйся, он оживет. Я бы хотел сдать его тебе на хранение. Ненадолго. — Отперев заднюю дверцу, Армстронг выволок сенатора из автомобиля. И всучил тело удивленному Дрейку, словно предлагая подарок. — Брось его на кровать и не тормоши, пока я не вернусь. Я обернусь в два счета — тогда все и объясню.

Придерживая безвольное тело сенатора, Дрейк сказал без особой радости:

— Надеюсь, тут все чисто? — Успокойся, тебе ничего не грозит. Ты меня знаешь.

— Да-а, я тебя знаю — именно это-то меня и тревожит. — Дрейк направился в дом, таща за собой сенатора.

Взвизгнув покрышками, «кадиллак» рванулся с места. Эд Дрейк кисло посмотрел вслед уносящемуся автомобилю, потом пожал плечами, запер дверь и поволок своего бесчувственного гостя наверх.

Армстронг появился через четыре часа и двадцать минут. Усталый, тяжело ступая, он ввалился в дом и поставил на пол большой черный ящик. На часах было четыре утра.

— Он еще не ожил?

Дрейк покачал головой:

— Спит, как после пьянки.

— Вот именно, что после пьянки.

— А? — Дрейк оттопырил губу. — Кто его напоил?

— Я. — Армстронг улыбнулся, увидев реакцию приятеля. — Пришлось пойти на это, чтобы его заполучить. — Он вздохнул и снова посмотрел на часы. — Я бы вернулся на час раньше, но нужно было забросить ту машину в Нью-Йорк, пусть ее найдут там. На обратном пути пришлось попрыгать из такси в такси.

— Ты бросил его автомобиль? — Голос Дрейка поднялся до самой верхней ноты. — Он что, меченый? Ты похитил этого человека? Что за чертовщина тут творится?

— Все очень просто, Эд. Этот джентльмен — сенатор Вомерсли, и он нанес нам визит против своей воли.

Дрейк подскочил:

— Вомерсли? То-то я думал, откуда мне знакома эта толстая рожа! — Он всплеснул руками. — Клянусь адом, Джон, за это тебе дадут прикурить! Какой черт надоумил тебя похищать такого человека? И зачем ты впутал сюда меня?

— Увидишь. — Армстронг пнул ногой тяжелый ящик, который привез с собой. — Это — один из десяти существующих на белом свете усовершенствованных детекторов лжи. Я позаимствовал его у старого профессора Шоубери из Колумбийского университета. В моей лаборатории в Хартфорде тоже есть опытный экземпляр, но я не могу сейчас там появляться.

— Почему?

— Потому что всюду, где я могу показаться, меня ждет засада. Это одна из причин, почему мне пришлось явиться к тебе. За последние семь лет мы встречались раза четыре, а в твоем доме я вообще был два раза. — Он пристально посмотрел на озадаченного Дрейка: — Хочешь узнать другую причину? Видишь ли, я немного подумал и решил, что тебе можно довериться… Насколько вообще можно довериться кому-либо в наше безумное время.

— Замечательно! Просто великолепно! Как приятно после двадцати лет знакомства вдруг узнать, что ты мне доверяешь!

Армстронг резко ответил:

— Эд, если я не докопаюсь до сути дела, то ни ты, ни я, ни миллионы других двадцать лет не протянут. — Он сделал нетерпеливый жест. — Где этот мерзавец?

— Наверху, на кровати.

Дрейк с мрачным видом помог перенести сенатора вниз и, не скрывая неудовольствия, стал наблюдать, как Армстронг привязывает жертву к креслу.

Без суеты и спешки Армстронг открыл ящик и достал небольшой прибор, напоминавший портативный энцефалоскоп.

Водрузив контакты на голову Вомерсли, он тщательно настроил прибор по нескольким шкалам, выключил из сети и, плюхнувшись в кресло, посмотрел на бесчувственного сенатора.

— Теперь будем ждать, пока этот толстый интриган проснется. Ничего другого нам не остается.

Дрейк пододвинул себе другое кресло. — По-моему, ты слишком часто говоришь «мы». Это твоя игра, не моя. — Он созерцал аппарат, покусывая нижнюю губу. — Что это за пыточный агрегат?

— Больно ему не будет. Я просто следую принципу «око за око». Его компания запихала меня в устройство, называемое психотрон. Но и у меня нашлось чем ответить, как видишь. Посмотрим, кто кого.

— Все-таки что это за штука? — не отставал Дрейк.

— Детектор лжи, но особенный. Он генерирует шумовые сигналы в полосе излучения человеческого мозга. Ты знаешь, что у мыслей электромагнитная природа, а?

Дрейк кивнул.

— Этот приборчик — генератор помех. И прелесть его в том, что он нарушает только рациональное мышление, не трогая рефлексы, память и прочее.

— Ты хочешь замучить толстяка судорогами и конвульсиями? Зачем?

— Я же тебе говорю — судорог не будет. И похмелья тоже. Это устройство просто в десять раз улучшенный детектор лжи. Когда человеку, к которому подключен наш прибор, задают вопрос, он совершенно не способен врать или молчать. Если он знает, о чем идет речь, то обязательно скажет правду. Это своего рода «сыворотка правды», только без химии и безо всяких последствий. — Армстронг успокаивающе махнул рукой. — Худшее, что может случиться с этим политическим крокодилом, — он выболтает нам некоторые щекотливые факты. Но мы это переживем, верно?

— Он с тебя семь шкур спустит. И постарается, чтобы тебя прикончили при первом же удобном случае. — Глядя на сенатора, Дрейк опять начал кусать губу. Глаза его вдруг округлились. — Смотри, он просыпается!

Подойдя к креслу, Армстронг довольно невежливо похлопал Вомерсли по щекам. Сенатор запыхтел, забормотал что-то, приоткрыл глаза, закрыл их и снова открыл. Армстронг энергично потер ему ладони. Вомерсли судорожно глотнул, зевнул и попытался пошевелиться. Увидев, что связан, он застыл, потом дернулся и проворчал: — Где… я? Что такое?..

Включив аппарат, Армстронг внимательно посмотрел на сенатора. Лицо Дрейка приняло озабоченное выражение.

Вомерсли высунул язык, снова спрятал его, широко раскрыл рот, повел вокруг изумленными глазами, попытался поднять руки, и через несколько секунд его взгляд стал похож на взгляд деревенского дурачка.

Громким, ясным голосом Армстронг задал первый вопрос, словно стеганул кнутом:

— Кто убил Амброза Фазергила?

После секундной заминки Вомерсли прокаркал:

— Мюллер.

— По чьему приказу?

Мычание. Казалось, Вомерсли яростно борется с самим собой, хотя на самом деле интеллект политика медленно отступал под действием генератора помех…

— Моему, — произнес он наконец. — Моему… моему!

— О небо! — выдохнул Дрейк.

Армстронг суровым голосом продолжал:

— Тогда почему Джордж Куин пустился в бега? Его обвинили? Он понял, что его обвинили?

Вомерсли не отвечал.

Решив зайти с другой стороны, Армстронг спросил:

— Вы отдавали какие-нибудь приказания насчет Куина?

— Да.

— Какие?

— Чтобы его убрали…

— Кто? Мюллер?

— Мюллер, Хили и Джескус.

— Все это ужасно нудно, — заметил Армстронг, обращаясь к Дрейку. — Он в состоянии отвечать только на прямые вопросы и не может добавить ничего от себя. Придется вытаскивать из него информацию по кусочкам. — Он снова повернулся к Вомерсли: — Почему вы приказали убрать Куина?

— Чтобы сделать два дела сразу.

— Какие?

— Все подумали бы, что Куин спешно унес ноги, потому что виновен… Мы довольны, и полиция тоже — она знает имя убийцы.

— Зачем вам понадобилось избавиться от Куина?

— Он был официально назначен пилотом.

— В какое место его увезли?

Твердый взгляд Армстронга не отрывался от лица сенатора. Никакого отклика.

— Вы не знаете?

— Нет.

Глубоко вздохнув, Армстронг спросил иначе:

— К кому его доставили?

— К Синглтону.

— Кто такой Синглтон?

— Президент «Норман-клуба» в Канзас-Сити, — проговорил Вомерсли. Голова его качнулась вперед и медленно вернулась в прежнее положение.

— Вы знаете, где Синглтон прячет Куина?

— Нет.

— Вы знаете, жив Куин или мертв?

— Нет.

— Почему вы приговорили Фазергила?

— Он был один из нас — норман. Но у него не хватило мужества. Он подвел нас.

— И?..

Вомерсли не ответил. Казалось, его одолевает дремота. Армстронг стиснул зубы.

— Ладно. Пойдем дальше. Где Клэр Мэндл? — спросил он громко.

— Не знаю.

— "Норман-клуб" причастен к ее исчезновению?

— Не знаю.

Скрыв удивление, Армстронг продолжал:

— Вас поставили бы в известность, если бы ее захватила нью-йоркская команда?

— Необязательно.

Нахмурившись, Армстронг сказал Дрейку:

— Кое-что мы узнали даже из отрицательных ответов. Он не знает, что Синглтон сделал с Куином и что замышляет банда Линдла в Нью-Йорке. Он довольно крупная лягушка в здешнем нормановском болоте, но обо всем подряд его не информируют. Хоть он и велик, но он не Большой Босс. Кто-то сидит еще выше?

— Спроси его, — предложил Дрейк. — Кто председатель «Норман-клуба» в Соединенных Штатах?

Вомерсли обмяк в кресле, не реагируя, как глухонемой.

— Подкрути прибор, — предложил Дрейк. — Дай ему прикурить, тогда он расколется.

— Прибор не заставит его сказать то, чего он не знает, — возразил Армстронг и спросил иначе: — Есть руководитель «Норман-клуба» в этой стране?

— Нет.

Армстронг наградил Дрейка взглядом: «А что я говорил?»

— Кто босс «Норман-клуба» в Вашингтоне?

— Я.

— А в Нью-Йорке?

— Линдл.

— А Синглтон — босс в Канзас-Сити?

— Да.

— Кто босс в Чикаго?

— Не знаю.

— Он не знает, — повторил Армстронг. — Ты понимаешь, что это значит? Это метод ячеек? Босс каждой ячейки поддерживает связь с двумя-тремя другими. Остальные ему неизвестны. Он может выдать только своих людей — и тех, кого он знает, после чего оставшиеся ему отомстят. Все старо как мир — дисциплина поддерживается страхом наказания. — Армстронг прошелся по комнате. — Это означает, что где-то «Норман-клуб» не действует открыто, а маскируется под разными личинами, какими-нибудь религиозными культами… Я имею дело с армией, Эд, с самой настоящей армией!

— По-моему, ты пытаешься откусить больше, чем в состоянии прожевать.

— Да, но я уже зашел слишком далеко, чтобы отступать. Как питон, который сомкнул челюсти на антилопе в десять раз крупнее, чем он может заглотить, — я должен продолжать, даже если лопну! — Он озабоченно ходил взад-вперед. — Допустим, каким-то чудом я выключу из игры этого циничного старикашку и всех его бандитов и единомышленников в Вашингтоне — что тогда? Линдл с братией подхватят эстафету. И сотни, если не больше, подобных ячеек, разбросанных по стране. И тысячи, если не больше, по всему миру. — Он ударил кулаком по ладони. — Это все равно что пытаться искоренить буддизм за неделю. Это невозможно, но это должно быть сделано!

— Чего-то я тебя не понимаю. — Дрейк хмуро посмотрел сначала на безвольного, сенатора, потом на прибор, потом на часы. Подавив зевок, он сказал: — Если тебе некуда девать энергию, может, лучше жениться?

— Это не смешно, Эд. Это так же не смешно, как самонаводящаяся ракета или атомная бомба. Как бактериологическое оружие, голод, эпидемии и крах цивилизации. — Он умолк, выразительно глядя на Дрейка, который немного сконфузился. — Если ты не веришь мне, вот тебе доказательство! — Повернувшись к сенатору, Армстронг резким голосом произнес: — Вомерсли, старается ли «Норман-клуб» подтолкнуть мир к глобальной войне?

— Да. — Голос был механический, бесцветный, по лицу сенатора разлилась бледность.

— Зачем?

— Мы у последней черты…

— Объясните.

— Они доберутся… они доберутся до своего Марса… — забормотал Вомерсли. — Маньяки… вырвавшиеся в космос… врожденные маньяки… стремящиеся к звездам… Мы должны перебить их… всех до единого… — Он судорожно хватанул ртом воздух, голова его упала набок.

Армстронг бросился вперед и "выключил генератор.

— Переутомление мозга, — объяснил он встревоженному Дрейку. — Ничего страшного, он скоро придет в себя. — Сняв контакты с головы пленника, Армстронг подложил ему под голову подушку. — Пусть немного поспит.

— Что это за болтовня о «Норман-клубе»? — осведомился Дрейк.

Армстронг вкратце пересказал ему свои похождения и закончил словами:

— Пока у них нет абсолютной власти в этой стране. Но при удачном стечении обстоятельств они заполучат ее в любой момент. Сейчас они — всего лишь коварное и опасное меньшинство, но у них Достаточно сил, чтобы влиять на нашу судьбу. Их ставленники сидят на ключевых федеральных постах и в отдельных штатах… Пойми, Эд, эти норманы-фанатики могут быть демократами, республиканцами, хоть тибетскими ламами; они могут действовать под самыми диковинными вывесками, но всегда, во все времена, они — норманы, высшие по отношению к гуманам!

— Дерьмо! — презрительно заявил Дрейк. — Этого недостаточно, чтобы развязывать мировые войны.

— Не обманывай сам себя! Мы не одиноки в этом свихнувшемся мире. Есть другие народы, другие люди, которых воодушевляют совсем другие идеи. В одних странах норманы могут иметь меньше власти, в других — больше. Достаточно, чтобы войну начала только одна. Этого хватит, уверяю тебя. В свое время это сделал Гитлер — и наверняка у истоков там стоял кто-нибудь вроде этого толстого чурбана. Германия отправилась в преисподнюю, потащив с собой полмира, — и все во имя их навязчивой идеи.

— Но…

— Послушай, Эд, представь, что германский нацизм просуществовал бы не тринадцать лет, а больше, гораздо больше, что фашисты захватили бы власть не только в Европе, но и во всем мире… Как ты думаешь, в этом случае они выиграли бы свою войну?

— Никогда, — без колебаний заявил Дрейк.

— Может, и так, но это продолжалось бы черт знает насколько дольше, и мир заплатил бы гораздо большую цену. Впрочем, не в этом дело. — Армстронг легонько похлопал по руке Дрейка, чтобы подчеркнуть свои слова, — Дело в том, что эти норманы-психи не могут проиграть войну.

— Они не могут… — яростно начал Дрейк, но Армстронг перебил:

— Азиаты проиграли последнюю войну?

— Глупый вопрос. Это была война с фашизмом!

— Да, китайцы сражались на нашей стороне, японцы — против нас. Азиаты были с обеих сторон, и, если рассматривать их как целое, они не проиграли войну! — Армстронг понизил голос. — Пойми наконец, Эд, эти норманы-проповедники лишены национального чувства совершенно. Их цель — развязать войну покруче, чтобы поставить заслон тому, что они расценивают как нежелательную форму прогресса. Какая сторона победит в войне, а какая потерпит поражение — им наплевать, ибо всеобщая разруха способствует их целям. Чего ради им заботиться о том, кто будет разбит в пух и прах, а кто победит, если они — по обе стороны фронта!

— Мне кажется, ты их переоцениваешь. И недооцениваешь людей. Не думаю, что они начнут миллионами бросаться под танки только потому, что какая-то банда психопатов этого захочет.

— Не думаешь? — Улыбка Армстронга была кривой и мрачной. — Ты просто наивен, Эд. Людей можно заставить. Это элементарно — нужно всего лишь придумать дьявола, а потом запустить на всю катушку пропаганду, дабы убедить их, что означенный дьявол существует, что он ужасен и что их ожидает судьба хуже самой смерти, если они не начнут бороться с ним всеми подручными средствами. — Он прищелкнул языком. — Увидишь — они будут драться, как дикие кошки!

Дрейк возмутился:

— Ты считаешь, что в последней войне наши парни сражались и умирали ни за что?

— Боже сохрани! Как раз наоборот! Но за что Дралась противная сторона?

Дрейк молчал, задумавшись.

— Вот я и говорю, — продолжал гнуть свое Армстронг, — нам хватит, даже если начнет одна страна. Другие будут вынуждены драться, чтобы остановить агрессора. Так начинались все войны. Немцев отчаянно одолевал демон «жажды жизненного пространства». Русские больше полувека готовились воевать с извергом по имени капитализм. Было время, когда христиане вели кровавые войны с исламом. И если сегодня во всем мире газеты, радио и телевидение вдруг объявят, что на Землю высадились агрессоры с альфы Центавра, тысячи легковерных схватятся за оружие. Помнишь Свифта? Его лилипуты готовы были перебить друг друга из-за вопроса, с какого конца разбивать яйцо!

— Заткнись! — разозлился Дрейк. — Ты действуешь мне на психику. Ты рассуждаешь как норман — говоришь, что мы все спятили?

— А вдруг так и есть? Может быть, норманы правы, и наш мир — вселенский сумасшедший дом, пристанище для идиотов со всей Солнечной системы? Но кто сказал, что обитатели этого дома должны сидеть в уголке и дуться на весь белый свет? Пусть земляне на девяносто процентов кретины — по норманским меркам, но кто сказал, что мы не имеем права хотя бы попытаться вырваться из клетки?! — Он подумал несколько секунд и добавил: — Как бы то ни было, меня не устраивает определение нормальности, которое дает какая-то машина, пусть она хоть трижды называется психотроном. И я сомневаюсь, что марсиане, венериане и меркуриане — если они действительно существуют — такие уж образчики добродетели по сравнению с нами.

— Ты меня уговорил. Что дальше?

— А дальше, Эд, ты должен помочь мне.

— Каким, интересно, образом?

— Я должен выжать из этого седовласого чудовища все, что он знает. Все до последней капли, пусть он хоть окочурится десять раз за сеанс. Мне нужно связаться с друзьями, которые залегли на дно в Нью-Йорке, мне нужно выяснить, что случилось с Клэр Мэндл, и придумать, как избавить от неприятностей Джорджа Куина. И это не все, по сути, это лишь начало; я должен еще найти способ стряхнуть со своего хвоста полицию и ФБР, и наконец, если это вообще возможно, я должен уничтожить международный «Норман-клуб», пока он не уничтожил весь мир.

— Ты не сделаешь и четвертой части, — уверенно заявил Дрейк. — Советую тебе расслабиться, и пусть события идут своим чередом.

— Нет. Пока я еще держусь! — Армстронг внимательно посмотрел на Вомерсли, который вдруг начал храпеть. — Ничего, оклемается. Я хочу, чтобы ты подержал его у себя, Эд. Удержи его любой ценой хотя бы двадцать четыре часа. Не дай ему уйти, даже если тебе придется вышибить из него мозги!

— Снова исчезаешь?

— Нужно съездить за подкреплением. Дашь мне машину?

— "Линкольн". Там, за домом. — Дрейк мрачно посмотрел на спящего пленника. — О, судьба! Нужно проверять его карманы? Вдруг ему захочется выкинуть какой-нибудь фортель?..

— Я его обыскал еще по дороге. Ничего у него нет. Если он проснется и начнет орать про свою неприкосновенность, стукни его по башке!

Завернув за угол, Армстронг обнаружил «линкольн», сел за руль, и машина рванулась к Гудзону. «Ты сделаешь не больше четверти», — сказал Дрейк. Бедняга Дрейк! Неудача с девятым кораблем, видно, здорово его подкосила! Ибо человечество издревле знало истину, которую он умудрился забыть: ничего нет невозможного. И в том числе — вырваться из вселенской резервации!