14. Домишко из 1953 года

В городе Фредерик, штат Мэриленд, есть домишко, который не подновлялся с 1953 года. Он напоминает обнищавший музей времен «холодной войны». Некогда яркие столы и стулья из пластика «формайка», веселенькие китчевые штучки на кухне — символы американского оптимизма пятидесятых — все они не выдержали проверку временем.

Жилищу Эрика Олсона — и Эрик первым согласился бы с этим утверждением — не помешало бы сменить интерьер.

Здесь Эрик появился на свет, но ему никогда не нравился городок Фредерик и даже родной дом. После окончания школы он сразу покинул его, переехав в Огайо, затем в Индиану, а потом в Нью-Йорк, Массачусетс, оттуда вновь во Фредерик; некоторое время пожил в Стокгольме и Калифорнии, но в 1993-м он решил, что побудет здесь несколько месяцев… а затем пролетело десять лет, но за весь этот период он ни разу не менял обстановку в доме, что объясняется тремя причинами:

1. У него нет на это денег.

2. Голова занята другими проблемами.

3. И если уж смотреть правде в глаза, вся его жизнь внезапно замерла 28 ноября 1953 года, причем если предположить, что бытовая среда отражает внутреннее состояние человека, то дом Эрика отлично справляется с этой задачей. Его жилище является вечным напоминанием о том моменте, когда застыла жизнь Эрика. Он говорит, что если наступит такое время, когда он забудет об этом, то тогда хватит окинуть взглядом собственный дом, чтобы события 53-го года вновь хлынули перед глазами неудержимой лавиной.

Эрик считает, что 1953-й был, пожалуй, самой важной вехой в новейшей истории человечества. По его мнению, мы все застыли в пятьдесят третьем, потому как события того года до сих пор глубочайшим образом влияют на нашу жизнь. Он способен их перечислить без запинки. В 1953-м был покорен Эверест. Джеймс Уотсон и Френсис Крик опубликовали в журнале «Нейчер» ныне знаменитое изображение двойной спирали ДНК. Элвис в первый раз заглянул в студию звукозаписи, а композиция «Rock Around the Clock» Билла Хейли подарила миру рок-н-ролл и, как следствие, тинейджера. Президент Трумэн объявил, что Соединенные Штаты создали водородную бомбу. Была изобретена вакцина от полиомиелита, а также цветное телевидение. А тогдашний директор ЦРУ Аллен Даллес выступил перед выпускниками Принстона с речью, в которой заявил: «Сражение за умы является величайшей битвой „холодной войны“, и мы обязаны сделать все, чтобы ее выиграть».

Поздним вечером 28 ноября 1953 года беззаботный девятилетний Эрик, как обычно, лег спать. Дом был построен тремя годами ранее, и Фрэнк, отец семейства, до сих пор возился с мелкими косметическими работами, хотя конкретно в тот период находился по делам в Нью-Иорке. Элис, мать Эрика, спала в супружеской спальне чуть дальше по коридору. У младших детей, Нильса и Лайзы, была своя комната.

Так вот, ближе к восходу солнца Эрика вдруг разбудили.

«Стоял еще темный, предрассветный час», — вспоминает Эрик.

Его подняла мать и заставила спуститься на первый этаж, даже не дав времени переодеться из ночной пижамы. Эрик оказался в гостиной — той самой гостиной, в которой сейчас сидели мы вдвоем, в тех же самых креслах.

В гостиной Эрик увидел семейного доктора.

— И еще, — сказал он, — там находились… эти… — Он запнулся, подбирая наиболее подходящее слово. — Эти двое… Они тоже там сидели.

Незнакомцы принесли весть о том, что отец Эрика скончался.

— То есть? — хмуро спросил их Эрик.

— С ним приключился несчастный случай, — пояснил один из незнакомых мужчин. — Он выпал или выпрыгнул из окна.

— Что? — переспросил Эрик. — Он сделал… что?

— Он выпал или выпрыгнул в Нью-Йорке из окна.

— А как это? — спросил мальчик.

Вопрос был встречен всеобщим молчанием. Эрик взглянул на мать и увидел, что она замерла, уставившись в никуда пустыми глазами.

— Как можно выпасть из окна? — вновь спросил Эрик. — Что это значит? Почему? Зачем? Что значит: то ли «выпал», то ли «выпрыгнул»?

— Мы не знаем, как это вышло, — ответил один из мужчин. — Он мог выпасть. А мог и выпрыгнуть.

Рыбкой? — спросил Эрик.

— Главное, — сказал второй мужчина, — это был несчастный случай.

— Он вылез на карниз и прыгнул? — продолжал допытываться Эрик.

— Несчастный случай в связи с работой, — сказал мужчина.

— То есть как? — спросил Эрик. — Он выпал из окна, и это связано с работой? Почему?

Он обернулся к матери.

— Мам? — сказал он. — А разве у папы такая работа?

До сих пор мальчик считал, что его отец был гражданским специалистом, который работал с какими-то химическими веществами на соседней военной базе Форт-Детрик.

Эрик сказал мне:

— Эта тема мгновенно стала источником невероятной взвинченности в доме, потому что я все время приставал к матери: «А куда папа все-таки ездил? Расскажи мне опять». И она тут же принимала усталый вид: «Послушай, эту историю тебе пересказывали тысячу раз». А я ей отвечал: «Так-то оно так, но я до сих пор не понимаю».

Мать семейства создала — на основе тех же самых скудных сведений, которыми обладал и сам Эрик — следующий сценарий: Фрэнк Олсон был в Нью-Йорке. Он остановился на десятом этаже «Статлер-отеля» (ныне «Пенсильвания-отель»), что расположен напротив манхэттенского Мэдисон-сквер-гарден. Ему приснился кошмар. Он проснулся в панике и, не зажигая свет, пошел в ванную. Потерял ориентацию и выпал из окна.

В два часа ночи.

Эрики его младший брат Нильс передали своим школьным товарищам, что отец умер в результате «фатального нервного срыва», хотя и сами не понимали, что это значит.

Жизнь городка целиком вращалась вокруг военной базы Форт-Детрик. Отцы всех их друзей там работали. Членов семейства Олсон по-прежнему приглашали на соседские пикники и прочие мероприятия, однако настоящих причин для появления там уже не осталось.

Когда Эрику исполнилось шестнадцать, они на пару с двенадцатилетним Нильсом решили на своих велосипедах добраться до Сан-Франциско. Даже в том юном возрасте Эрик воспринимал это 2415-мильное путешествие как метафору. Ему хотелось с головой окунуться в неизведанную Америку, ту загадочную Америку, которая по какой-то непостижимой причине отняла у него отца. Итак, они с Нильсом «достигнут цели» — Сан-Франциско — путем «небольших постоянных приращений момента движения вдоль непрерывной кривой». Кроме того, для Эрика это был «тестовый прогон» на пути к еще одной цели, которую он когда-нибудь достигнет столь же упорной работой: найдет ключ к тайне ночного происшествия в нью-йоркской гостинице.

Я много времени провел у Эрика в гостях, читая документы, перелистывая фотоальбомы и просматривая домашнюю кинохронику. Например, с одной фотографии на меня смотрели два улыбчивых подростка, стоявших возле своих велосипедов. Этот снимок Эрик снабдил подписью: «Счастливые путешественники». Имелась бобина 8-мм кинопленки, запечатлевшей несколько минут, когда Фрэнк Олсон играл со своими детьми в саду. Кроме того, сохранились и те сюжеты, которые Фрэнк снимал сам во время поездки в Европу за несколько месяцев до собственной гибели. Там были «Биг-Бен» и смена гвардейского караула. Там были берлинские Бранденбургские ворота. Там была Эйфелева башня. Ни дать ни взять хроника семейного вояжа по заграницам — с той только разницей, что семьи там никакой не было. Порой на этих 8-мм бобинах удавалось заметить лица спутников Фрэнка Олсона: трое мужчин в длинных черных пальто и мягких фетровых шляпах сидят за столиками уличных парижских кафе, разглядывают девушек.

Я, в свою очередь, разглядывал их, а затем Эрик показал мне домашнее видео, которое снял его приятель 2 июня 1994 года, когда эксгумировали тело Фрэнка Олсона.

Небольшой экскаватор раскапывает землю на кладбище.

А вот журналистка местной газеты обращается к Эрику, силясь перекричать шум: «Вы не передумали?»

— Ха! — отвечает Эрик.

— А я все время жду, что вы вот-вот передумаете! — кричит журналистка.

А вот и сам Фрэнк Олсон, сморщенный и бурый, лежит на мраморном столе патологоанатомической лаборатории при Джорджтаунском университете, штат Вашингтон, со сломанной ногой и проломленным черепом.

Новые кадры: Эрик вновь дома, возбужденно разговаривает по телефону с Нильсом: «Я сегодня отца видел!»

Когда Эрик положил трубку, он рассказал своему другу с видеокамерой историю велосипедного вояжа, который вместе с Нильсом он совершил в 1961 году: прямиком от дома до самого Сан-Франциско.

— Однажды в журнале для бойскаутов я прочитал заметку о четырнадцатилетием парнишке, который на своем велосипеде добрался из Коннектикута до Калифорнии, — сказал Эрик, — и я подумал: «Мне сейчас шестнадцать, брату двенадцать, в среднем как раз четырнадцать, так что и мы могли бы это проделать». В общем, мы раздобыли пару ужасно тяжелых, двухскоростных велосипедов — и поехали. Просто взяли и отправились, потому что слышали, что дорога приведет нас к океану. Так оно и вышло.

— Быть не может! — воскликнул товарищ Эрика.

— А вот и может, — ответил тот. — Пересекли всю страну.

— Никогда не поверю!

— Да, это невероятная история, — кивнул Эрик. — Кстати, я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь парнишка моложе моего брата смог на двух колесах пересечь Соединенные Штаты. Если задуматься… двенадцать лет! Вдвоем! Масса приключений по дороге!

— А как же вы ночевали?

— Под открытым небом. Или фермеры приглашали к себе. А в Канзас-Сити нас забрали в полицию, потому что подумали, будто мы убежали из дому. Когда все выяснилось, они разрешили нам переночевать у них в каталажке.

— И все это с разрешения вашей матери?

— Ну да. Я же говорю: невероятная история.

(Элис, мать Эрика, умерла в 1994-м. Она превратилась в тихую алкоголичку еще в шестидесятых; запиралась в ванной и потом выходила оттуда злая и растерянная. При ее жизни Эрик никогда бы не решился на эксгумацию останков. Его сестры Лайзы тоже нет на свете. Она погибла вместе с мужем и двухлетним сыном. Вся их семья летела в Адирондакские горы, где они собирал ись вложить деньги в лесопилку. Самолет потерпел крушение; погибли все, кто находился на борту.)

— Да-а, — продолжал Эрик, — трудно понять, почему она нам это разрешила. Впрочем, мы звонили домой два раза в неделю, из самых разных мест, а наша местная газета также дважды в неделю публиковала сообщения, например, «Олсоны достигли Сент-Луиса!». В ту пору по всей стране вдоль дорог стояли рекламные щиты одного казино в Рино. Называлось оно «Харолдс-клаб». Крупнейший игорный дом мира. Их девиз звучал так: «ИЛИ ХАРОЛДС-КЛАБ, ИЛИ НИЧЕГО!» Вся наша поездка, можно сказать, прошла под этим девизом. Но когда мы приехали в Рино, то выяснили, что нас в «Харолдс-клаб» не пустят: маленькие еще. Тогда мы придумали одну штуку: надо сделать плакатики с этим девизом, привязать их к багажникам, а потом прийти в казино и заявить этому Харолду, или кто там у них заправляет, что мы с этими плакатами проехали по всей стране и просто умираем от желания посмотреть на «Харолдс-клаб». Ну вот, зашли мы в аптекарский магазинчик, попросили у них ненужную картонную коробку, купили цветные карандаши и принялись за дело. Хозяйка, продавшая нам карандаши, поинтересовалась: «Ребята, а что это вы затеяли?»

Мы ей ответили: «Рисуем плакаты с надписью „Или „Харолдс-клаб“, или ничего!“. Потом пойдем к ним и скажем, что ехали с ними всю дорогу из…»

Она сказала: «Ну уж нет, эти люди очень умные. Они ни за что не попадутся на такую уловку».

В общем, нарисовали мы плакаты, вышли на улицу, немножко поваляли картонки в грязи, прикрутили их проволокой к багажникам, доехали до казино — невероятно громадное! в буквальном смысле самое большое казино мира! — и наткнулись на охранника.

Он нас спрашивает: «Чего надо?»

— Хотим поговорить с Харолдом, — отвечаем мы.

— Харолда здесь нет…

— А кто здесь есть?

— Харолд-младший.

— Годится. Сойдет и Харолд-младший.

— Ладно, схожу посмотрю.

Довольно скоро появился такой дядька в карнавальном ковбойском костюме. Картинка, а не человек. Короче, выходит он, смотрит на наши байки и спрашивает: «Вы чем здесь занимаетесь?»

Мы ему объясняем: «Уважаемый Харолд. Мы пересекли на этих велосипедах все Соединенные Штаты, потому что очень хотели посмотреть на „Харолдс-клаб“. Даже когда ехали по пустыне, тоже хотели».

А он говорит: «Ого! тогда заходите!»

Ну, мы у них провели целую неделю. Он катал нас на вертолете вокруг Рино, поселил в отличном отеле. А когда мы уже собрались обратно, он нас спрашивает: «А что, ребята, вам, наверное, и Диснейленд хочется посмотреть? А давайте я прямо сейчас позвоню моему другу Диснею!»

Набрал он номер Уолта Диснея, но — величайшее разочарование всей моей жизни — того не оказалось дома.


Я не переставал задаваться вопросом: почему вечером того дня, когда Эрик эксгумировал останки своего отца, он тратил время, рассказывая другу историю насчет девиза «Или „Харолдс-клаб, или ничего!“». Возможно, оттого, что во взрослой жизни Эрик мало видел добра от незнакомых людей, ничего не получил от пресловутой «американской мечты» — но вот в тот день, когда тело Фрэнка Олсона лежало на мраморе в лаборатории патологоанатома, появилась надежда, что дела повернутся в лучшую сторону. Может, объявится какой-нибудь еще «Харолд-младший» и любезно раскроет все ответы.


В 1970 году Эрик поступил в Гарвард. Он приезжал домой каждый День благодарения, а поскольку в пятьдесят третьем Фрэнк Олсон выпал из окна именно на праздник Дня благодарения, Эрик всякий раз просил мать: «Расскажи опять эту историю».

В 1974-м мать Эрика, как всегда, ответила ему: «Я тебе ее рассказывала тысячу раз. Тысячу раз».

Эрик настаивал: «Расскажи опять».

Мать вздохнула и уступила просьбе.

Начало выходных Фрэнк Олсон провел в охотничьем домике-пансионате, к которому была прикреплена их лаборатория. Пансионат назывался «Глубокий ручей» и располагался где-то в лесной глуши Мэриленда. Домой он вернулся непривычно встревоженным.

Своей жене он сказал: «Я совершил ужасную ошибку, но расскажу тебе о ней, когда дети лягут спать».

Увы, разговор так и не состоялся.

Все выходные Фрэнк продолжал нервничать. Жене он признался, что хочет бросить свою работу и стать дантистом. Воскресным вечером Элис попробовала поднять ему настроение, уговорив сходить в местный кинотеатр. В тот вечер давали новый фильм «Мартин Лютер».

Это была повесть о моральном кризисе, который переживал Лютер из-за продажности и алчности католической церкви в шестнадцатом столетии, когда теологи заявляли, что Церковь не может совершать неблагие поступки, по той простой причине, что именно она определяет этические стандарты. В конце концов, шла война с дьяволом. В кульминационной сцене Лютер заявляет: «Нет! Вот моя позиция, и я с нее не сойду!» Мораль фильма заключалась в том, что индивидуум не имеет права прятаться за социальным институтом.

(В базе данных сайта «TV Guide» рецензия на этот фильм дает ему только две звездочки из пяти и добавляет, что он «не является „развлечением“ в привычном смысле этого слова […] жаль, что сценарий оказался очень скупым на юмор, поскольку главный герой смог бы тогда больше походить на реального человека. Картина поставлена и снята с таким уважением, что создает гнетущую атмосферу, хотя должна была бы прозвучать жизнеутверждающе».)

И действительно, поход в кино не поднял Фрэнку настроение, и на следующий день кто-то из коллег посоветовал ему съездить в Нью-Йорк, поговорить с психотерапевтом. Элис отвезла Фрэнка в Вашингтон и рассталась с ним возле офисного здания, где он должен был встретиться с людьми, в чьей компании планировал лететь в Нью-Йорк.

Больше она своего мужа живым не видела.

И тут Эрику пришел в голову вопрос, который он никогда раньше не задавал: «А ты могла бы описать то офисное здание, где вы с ним расстались?»

И мать ему рассказала.

— Господи, — воскликнул Эрик, — да ведь это похоже на штаб-квартиру ЦРУ!

Вот когда Элис зашлась в истерике.

Она кричала: «Ты никогда не узнаешь, что случилось в том гостиничном номере!»

Эрик сказал: «Как только закончу Гарвард, я вернусь домой и не успокоюсь, пока не доберусь до правды».


Прорыва ждать пришлось не так долго. Утром 11 июня 1975 года ему позвонил старинный друг семьи: «Ты уже читал сегодняшний выпуск „Вашингтон пост“? Советую взглянуть».

Новость была напечатана на первой полосе. Заголовок гласил:

САМОУБИЙСТВО РАСКРЫТО

Гражданский специалист, работавший по контракту с Департаментом Сухопутных войск министерства обороны, без личного ведома и согласия получил дозу ЛСД в ходе организованного силами ЦРУ эксперимента, и менее чем через неделю выпрыгнул с 10-го этажа, сообщает опубликованный вчера отчет Рокфеллеровской комиссии.

(Рокфеллеровская комиссия была создана после Уотергейтского скандала в целях расследования деятельности ЦРУ.)

Мужчине подсыпали наркотик на совещании с сотрудниками ЦРУ, на котором обсуждался проект применения психотропных веществ к ничего не подозревающим американским гражданам.

Данный индивидуум был поставлен в известность постфактум, через 20 минут после приема ЛСД, утверждает Комиссия. У него развились серьезные побочные эффекты, и он был перевезен в Нью-Йорк под эскортом ЦРУ для последующего психиатрического лечения. Несколько дней спустя он выпрыгнул из окна своего номера на десятом этаже и разбился насмерть.

Практика использования наркотиков на ничего не подозревающих людях длилась с 1953 по 1963 год, после чего о ней стало известно Генеральному инспектору ЦРУ, и, как следствие, эта программа была прекращена, сообщает Комиссия.


«А что, если это мой отец?» — подумал Эрик.

Газетный заголовок вводил в заблуждение. Статья мало чего «раскрывала» — даже имя жертвы не было указано.

«Уж не это ли произошло в „Глубоком ручье“? — размышлял Эрик. — Они подсыпали ему ЛСД? Да-да, наверняка речь идет о моем отце. А сколько еще ученых выпрыгнули из нью-йоркских окон в 1953-м?»

В целом американская общественность отреагировала на инцидент с Фрэнком Олсоном примерно в том же ключе, как и полвека спустя, когда стало известно о роли динозаврика Барни в пытках, которым подвергались иракские заключенные. Слово «ужас» здесь не годится. Народ озадаченно похмыкал, поудивлялся — и все. Кстати, в случае с Барни, как мне кажется, такой отклик был обусловлен сюрреалистическим, сбивающим с толку сочетанием темных шпионских секретов и поп-культуры.

«В глазах Америки это было сенсацией, — заметил Эрик, — но экзотической».

Олсонов пригласили в Белый дом, чтобы президент Форд смог принести им личные извинения («Он очень, очень сожалел», — сказал Эрик), и на фотоснимках, сделанных в тот день, можно видеть улыбающееся, завороженное семейство в интерьере Овального кабинета.

— А сейчас, когда вы смотрите на эти фотографии, — спросил я Эрика, — о чем они вам говорят?

— Они говорят о том, что Овальный кабинет обладает колоссальной способностью соблазнять, — ответил он, — как нам теперь известно благодаря Клинтону. Ты заходишь в святая святых — тот самый Овал — и оказываешься в каком-то поистине колдовском кругу, не можешь мыслить здраво. Это работает. В самом деле работает.

Покинув Белый дом после семнадцатиминутной беседы с президентом Фордом, Элис Олсон выступила с заявлением для прессы.

«Я считаю, — сказала она, — что следует особо подчеркнуть, что простая американская семья всегда может рассчитывать на общение с президентом Соединенных Штатов. Я считаю, что это огромное достоинство нашей страны».

— Мать прямо сама не своя была от этой встречи с Джералдом Фордом, — заметил Эрик. — Они вместе смеялись, шутили и так далее.

Президент обещал Олсонам полное раскрытие документов, и ЦРУ завалило семью ворохом подробностей, одна другой сногсшибательнее.

Итак, ЦРУ подсыпало ЛСД в апельсиновый ликер «Куантро» Фрэнка Олсона, когда тот находился в служебном пансионате «Глубокий ручей». Данный проект числился под кодовым названием «МК-УЛЬТРА» и, как они объяснили, осуществлялся потому, что ЦРУ хотело узнать, сможет ли профессиональный химик и ученый справиться с действием психотропного наркотика. А что, если у него от этого язык развяжется, и он начнет выдавать государственные тайны? С другой стороны, будет ли такая информация внятной и разборчивой? Нельзя ли использовать ЛСД в качестве «сыворотки правды» на допросах?

Имелась и другая причина. Позднее ЦРУ признало, что им очень понравились параноидальные триллеры вроде «Маньчжурского кандидата», а посему хотелось узнать, возможно ли на самом деле создавать «зомбированных» убийц с помощью ЛСД. Наркотический «приход» Фрэнка Олсона, однако, выдался неудачным, и, возможно, именно отсюда пошла легенда, что от ЛСД начинает казаться, будто ты умеешь летать, и вот почему, собственно, люди вываливаются из окон.

Социологи и политические сатирики немедленно пришпилили этим событиям ярлык «великой исторической иронии», и Эрик не раз повторял мне эти слова сквозь зубы, потому что не мог смириться с тем фактом, что смерть его отца явилась неким фрагментом какой-то там иронии.

«Великая историческая ирония, — говорил Эрик, — состоит как раз в том, что ЛСД начал свое шествие по Америке благодаря ЦРУ. Это было своего рода откровение, давшее начало новому уровню политического сознания. Они сами посеяли семена собственного позора, просветив общественность в таких вопросах. Очень благодатная тема, ставшая мотивом целой лавины книг».

Продолжали поступать все новые сообщения, причем в таком количестве и качестве, что сама фигура Фрэнка Олсона терялась на фоне этих живописных и колоритных подробностей. ЦРУ призналось, например, что в 1953 году в рамках проекта «МК-УЛЬТРА» они организовали — ни много ни мало — публичный дом в Нью-Йорке, где ЛСД подсыпали клиентам в выпивку. Мало того: агент по имени Джордж Уайт прятался за односторонним зеркалом и сгибал из проволоки небольшие фигурки, которые затем передавал вверх по инстанции. Эти фигурки представляли собой интимные позы, которые, по мнению наблюдательного Джорджа Уайта, были наиболее эффективны для извлечения потока информации.

Когда Уайт покинул ЦРУ, в его заявлении об увольнении по собственному желанию было написано, в частности, вот что: «Я трудился с искренним воодушевлением, потому что моя работа была очень, очень, очень увлекательной… В какой еще профессии обычный американский парень мог бы лгать, убивать, обманывать, воровать, насиловать и мародерствовать с полного одобрения и благословения самых высоких эшелонов власти?»

Это заявление Джордж Уайт адресовал на имя своего шефа, того самого сотрудника ЦРУ, который лично подсыпал ЛСД Фрэнку Олсону, а именно — помешанному на экологии буддисту по имени Сидни Готтлиб.

Ловкости рук Готтлиб научился у бродвейского фокусника Джона Малхолланда. Сегодня Маллхоланд практически позабыт, однако в ту пору он был настоящей звездой, тогдашним Дэвидом Копперфилдом. Впрочем, в 1953 году он неожиданно прекратил сценическую карьеру, объяснив это плохим состоянием здоровья, хотя в действительности его завербовал Сидни Готтлиб, чтобы он обучал агентов, как подсыпать ЛСД в выпивку. Кроме того, Малхолланд показал Готтлибу, как следует добавлять биотоксины в зубную пасту и сигары зарубежных врагов Америки.

Именно Готтлиб был направлен в Конго для убийства первого демократически избранного премьер-министра Патриса Лумумбы; ему поручили «заправить» токсином зубную пасту (операция не удалась: другие люди, не американцы, успели добраться до Лумумбы первыми). Именно Готтлиб направил иракскому полковнику Абдель Керим Касему письмо, куда вложил носовой платок с монограммой… и вирусом бруцеллеза. Касем выжил. И опять-таки именно Готтлиба направили на Кубу, чтобы он отравил сигары и водолазный костюм Фиделя Кастро. Кастро выжил.

Ни дать ни взять комедийные скетчи — «Цирк шпионов-убийц имени братьев Маркс», — но вот семье Эрика было совсем не смешно.

— Нам предъявили образ группы людей, — сказал Эрик, — которые напоминали шкодливых студентов, помешанных на розыгрышах с больным чувством юмора. «Да, мы испробовали разные сумасшедшие штуки, однако немножко переборщили. Да, мы подкладывали яды в сигары Фиделя, но из этого ничего не вышло. А потом мы решили, что на такие вещи нам просто не хватает квалификации».

— Заплечных дел клоуны, — сказал я.

— Заплечных дел клоуны, — кивнул Эрик. — Неумехи. «Мы подсыпали немножко наркотиков, а люди вдруг стали выпрыгивать в окна. Мы пытались кое-кого убить, но поспевали только к шапочному разбору. И вообще мы никого так и не прикончили».

Эрик помолчал.

— Причем кругом один лишь Готтлиб! — затем сказал он. — Он что, в одиночку там работал? От начала до конца — и все своими руками? — Эрик горько рассмеялся. — Это еще моя мать подметила, когда разговаривала с Готтлибом. Она ему заявила: «Как вы только решились на столь дикий „научный эксперимент“? Почему без врачебного надзора? Где контрольная группа? И такое вы называете наукой?» А Готтлиб, по сути дела, на все это отвечал: «Ну да, недосмотрели. Нам очень жаль».

Пока я сидел в доме Эрика Олсона и слушал его рассказ, мне все время казалось, что я уже встречал имя Сидни Готтлиба, хотя и в ином контексте. И тут я вспомнил. До генерала Стабблбайна у секретных экстрасенсорных шпионов был другой администратор: некий Сидни Готтлиб.

Память сработала не сразу, потому что такая связь представлялась крайне маловероятной. Спрашивается: что именно Сидни Готтлиб — отравитель, убийца (пусть и не очень удачливый), человек, косвенно повинный в смерти Фрэнка Олсона — мог делать в самом центре другой, странной и паранормальной истории? Меня неприятно поразило, что организационный зазор, существующий в мире разведслужб между светлой стороной (супермены-экстрасенсы) и темной стороной (сверхзасекреченные заказные убийства) может быть столь узким. Впрочем, насколько узким этот зазор является в действительности, я отчетливо понял лишь после того, как Эрик показал мне письмо, которое его мать получила от совершенно незнакомых людей 13 июля 1975 года. Это письмо пришло из мотеля «Дипломат», что расположен в городке Оушн-Сити, штат Мэриленд. Вот его содержание:

Уважаемая миссис Олсон!

Прочитав в газетах историю о трагической гибели вашего супруга, я понял, что просто обязан написать вам.

В то время я работал помощником ночного портье в «Статлер-отеле» в Нью-Йорке и выбежал на улицу практически сразу после падения вашего супруга. Он пытался что-то сказать, но речь его была неразборчива. Мы вызвали священника, и он успел соборовать мистера Олсона.

Вот уже 36 лет я работаю в гостиничном бизнесе и за это время стал свидетелем неисчислимых несчастных случаев, но смерть вашего супруга задела меня очень сильно вследствие ряда чрезвычайно необычных обстоятельств, о которых вам стало теперь известно.

Если я могу чем-то помочь, пожалуйста, без стеснения обращайтесь ко мне.

Примите мои искренние соболезнования вам лично и вашей семье.

С уважением,

Армонд Д. Пастори,

Генеральный управляющий.

Олсоны позвонили Армонду Пастори, чтобы поблагодарить за письмо, и вот тут-то Пастори сообщил им, что еще произошло после того, как Фрэнк умер у него на руках, на улице в два часа ночи.

Пастори сказал, что он вернулся в гостиницу и спросил телефонистку, не было ли каких-нибудь звонков из номера Фрэнка Олсона.

Девушка ответила, что звонили только один раз и что весь чрезвычайно короткий разговор она слышала собственными ушами. Причем соединение телефонистка сделала сразу после падения Фрэнка из окна.

Какой-то мужчина, находившийся в номере Олсона, сказал: «Все, он ушел».

Голос на том конце провода отозвался: «А жаль».

И на этом оба повесили трубки.

Загрузка...