Битва при Наци-Туци

Мы с вами живем в очень занятном мире. Начнем с того, что их не один, а два. (Миров, то есть.)

Раньше был один: тот, который мы видим, слышим, трогаем, обоняем и т. д. и т. п.

Правда, еще был (и остался) мир, который существует в книгах, картинах, фильмах и музыке — воображаемый мир. В нем жили и живут Андрей Болконский, Ромео с Джульеттой, Бэтмэн, Иванушка-дурачок, Зевс с компанией богов, Человек-Паук и много, много других интересных жителей — наверно, не меньше, чем в настоящем, всамделишном мире.

Тот мир похож на наш, настоящий, и отличается от него только тем, что его нет. (По этой причине я не уверен, правильно ли говорить о нем «был», «есть» и так далее. Он-то, конечно, был и есть, но как-то по-другому, не так, как наш первый, всамделишний мир. Чтобы не запутаться, будем так и говорить о всамделишном — «мир № 1»).

Во всяком случае, ни у кого, кажется, не возникало колебаний в том, что придуманный мир придуман. Никто в этом не сомневался — до тех самых пор, пока…

Стоп. Давайте вначале разберемся, а может ли такое вообще быть — чтобы кто-то поверил в то, что придуманный мир не придуман, а есть на самом деле. (Малышню, которая верит в Бабая с Дедом Морозом, в расчет не берем.)

Ну, например, в придуманном мире живут не только придуманные жители. Не только Андрей Болконский и Пьер Безухов, но и Кутузов, Наполеон, Александр I. А также много-много других настоящих, взаправдашних жителей мира № 1 — королей, императоров, поэтов, художников, ученых и прочих людей, которым посчастливилось прославиться. (Первое место среди них занимают политики и полководцы — недаром они такие пробивные.)

Коварный вопрос: попадая в книжки, фильмы и картины, они остаются при этом жителями мира № 1, или превращаются в каких-то других людей, которые просто носят те же имена?

Знаю — вы не клюнете на мою удочку и уверенно скажете, что, конечно же, не остаются и превращаются. Во-первых, они там часто делают то, чего не делали их прототипы (недаром и слово такое есть: «прототип»). Пушкинский Сальери травит Моцарта, хоть настоящий Сальери Моцарта не травил. Цари и полководцы во всяких подхалимских книжках белые и пушистые, хоть на самом деле были ого-го какие — палец в рот не клади. И так далее.

Во-вторых, даже если герой, переселившись в книжку или фильм, делает то же самое, что делал в мире № 1 — все равно он не делает ВСЕГО того же. Иначе фильм длился бы столько, сколько длилась его жизнь, а книжка… ну, с книжкой еще сложнее.

В общем, вопрос ясен: жители реального мира, попадая в придуманный, превращаются там в совершенно других людей, и иначе просто не может быть.

А может быть так, чтобы мы не смогли отличить придуманного героя от настоящего? Придуманное событие от реального? Придуманный мир от мира № 1?

Понимаю — очень хочется сказать «не может»:

— Мы, может, и не можем, а какой-нибудь умный профессор или доктор наук, который все про всех знает, наверняка сможет.

Но я не о том. Может ли быть так, чтобы вообще нельзя было отличить придуманное от настоящего? Чтобы даже умный профессор не смог?

А ведь для этого нужно совсем немного.

Нужно, во-первых, чтобы мы не видели, Как На Самом Деле. А мир № 1 такой огромный, что мы почти ничего и не видим из того, что попадает оттуда в придуманный мир. Не хочет никто книжки писать ни про нас, ни про наших друзей.

А во-вторых, нужно, чтобы придуманный мир обладал одним хитрым свойством, которое появилось в прошлом веке — интерактивностью.

Что это за зверь такой? Это когда текст или картинка не ждут, пока мы обратим на них внимание, а общаются с нами как равноправные собеседники. Как бы общаются, конечно, — но мы об этом забываем.

Само строение слова «интерактивный» показывает, что оно значит: «интер»-(«между»)-«активный» — «активный с двух сторон сразу, а не только со стороны читателя-зрителя». Особенно наглядна интерактивность в компьютерных играх, чья главная задача — стать интерактивнее (правдоподобнее, увлекательнее) реальности. Фильмы тоже норовят вырядиться «под интерактивность»: небывалые зрелища и катастрофы, вызывающие у зрителя 99-процентный «эффект присутствия», заполнили современное кино настолько, что, кроме них, в нем почти ничего не осталось.

На самом деле интерактивного кино не бывает: как его отсняли — таким оно уже и будет, и на «ту сторону» экрана мы никак не повлияем.

Проще говоря, интерактивность — это когда придуманное реагирует на наши действия, «как живое». Когда оно старается стать неотличимым от мира № 1 (хотя бы «на первый взгляд»). Мир № 1 общается с нами «от своего имени», и интерактивность тоже старается делать вид, что ее текст (или звук, или картинка) общается с нами «от своего имени», как самая настоящая реальность.

Конечно, правдоподобность интерактивного мира — иллюзия. Там, за экраном, нет никаких зрелищ и катастроф, — это все компьютерная графика, состряпанная дизайнером в 3D-редакторе. И телевизор говорит с нами не сам по себе, а просто там, за тем же экраном, обыкновенные люди нажимают обыкновенные кнопки.

Все это мы прекрасно знаем (и, скажете вы, чтобы лишний раз об этом напомнить, вовсе не обязательно было писать книжку на 40 с гаком страниц). Ровно та же история и в обычных, «живых» коммуникациях — например, в театре. Мы знаем: Джульетта на сцене — наша любимая актриса Катя Иванова, и балкон, на котором она стоит, прикреплен не к дворцу Капулети, а к пыльной декорации. Но мы как бы верим, что Джульетта — это Джульетта, а не Катя, и балкон — это балкон, а не деревянная нахлобучка. Верим, по крайней мере, в этот момент — когда смотрим спектакль. Потом зрители зааплодируют, живая и невредимая Катя выйдет на поклон (уже как Катя, а не как Джульетта), и магия театра рассеется, оставив после себя щемящий осадок.

То же — и в кино: здесь Катя хоть и не выйдет на поклон, но — пойдут титры, включится свет, и зрители побредут, обнявшись, к выходу.

А вот в интерактивной коммуникации, хоть мы все это знаем и про нее, сохраняется одна любопытная возможность.

И хитрые люди, которые норовят из всего извлечь выгоду, сообразили, что ее можно использовать незаметно для нас с вами.

Вы уже догадались, в чем дело, да?..

В интерактивной коммуникации есть возможность сделать вид, будто «та сторона» существует постоянно и непрерывно, сама по себе, как мир № 1. Если не напоминать нам, что балкон интерактивной Джульетты — деревянная нахлобучка, а сама Джульетта — Катя Иванова, если она не выйдет на поклон, если не включат свет, и по всему будет казаться, что за закрытым занавесом продолжает жить всамделишная Верона, — может, мы и не вспомним о том, что все это понарошку?

Мы ведь — народ забывчивый, если смотреть правде в глаза.

Как только мы забываем это — происходит удивительная вещь: придуманный мир становится реальным.

Это уже не тот мир, в котором живут Джульетта, Андрей Болконский и Сальери, отравивший Моцарта.

Этот мир реален для нас точно так же, как и мир № 1.

Добро пожаловать в мир виртуальной реальности — мир № 2.